На исходе последнего часа

День лесоруба

— Ну что, Осколков, а вот лично у вас есть какие-нибудь версии по поводу происшедшего?

Капитан милиции Журавлев пытался напустить на себя строгий вид — допрос свидетеля все-таки. Но это получалось плохо — Петю Осколкова он знал с малых лет, так как тридцать лет назад приехал в строящийся поселок Февральский по комсомольской путевке вместе с отцом Пети.

— Ну что вы, дядь Саша, какие могут быть предположения…

— Я тебе сколько раз говорил: при исполнении называть меня «товарищ капитан».

— Да уж товарищей-то давно нет. Господин капитан!

— Не важно. Все должно быть по форме, по уставу.

Журавлев нервничал: прибывшая из Москвы для расследования причин пропажи вертолета следственная бригада рьяно принялась за работу, и он боялся, что столичные сыщики начнут совать свои носы и в другие дела — нераскрытые, например, или прекращенные без соблюдения надлежащих процессуальных норм. А таких у него было предостаточно.

— Ну рассказывай, как дело было.

— А чего рассказывать? — Петя нервно теребил массивный замок «молнии» на своей летной куртке. — Не мог я в этот день полететь, ну и попросил Серого меня заменить…

— «Попросил»?! — грозно сверкнул глазами Журавлев. — Не вздумай об этом московским следователям болтать. Мигом упекут за нарушение правил полетов. А почему полететь-то не мог?

Петя застенчиво улыбнулся:

— Ну знамо дело почему. Раздавили с ребятами вечером по полбанки, какие уж с утра полеты.

Капитан вконец разозлился:

— Балбес ты, Петя. Ну кто же о таких вещах в милиции говорит? У тебя соображалка работает? Я же должен твои показания в протокол допроса занести. Что ты мне тут мелешь?

— Ну, дядь Саш, вы же записывать не станете. А то меня с работы уволить могут.

— Так я о чем тебе и толкую! — Журавлев понизил голос. — Не болтай лишнего. «Дядь Саш»! Здесь дядьев нету. Здесь правоохранительный орган!

Он достал из ящика стола чистый бланк.

— Значит, так и запишем: гражданин Осколков шестого сентября был нездоров. Поэтому в рейс на Златоустовск полетел Дегтярев. Небось тоже выпимши был.

Петя протестующе замахал руками:

— Да что вы, дядь Саш. Он спиртного в рот не брал, а тем более перед полетом.

Капитан продолжал корпеть над протоколом:

— Согласно показаниям Петра Осколкова, вертолет был в полном порядке… Да?

Петя вздохнул:

— Ну это если не считать того, что движок последний раз два года назад ремонтировали, шасси на ладан дышит, и в салоне отопление не работает.

Журавлев грозно сдвинул брови:

— Ты только гляди, об этом не распространяйся! А то Дмитрия Борисовича, твоего начальника, подведем. Он же не виноват, что фонды не отпускают. Пишу: вертолет был в полном порядке…

— А что там слышно, дядь Саш, никаких следов не нашли?

— Нет. Хоть бы обломок какой или «черный ящик».

Петя беспокойно заерзал на стуле.

— Я вам по секрету скажу. — Он наклонился к капитану и зашептал: — Мы этот «черный ящик» того…

— Чего — того, — насторожился Журавлев.

— Ну-у, в общем… отключили мы его.

Тот закрыл лицо руками:

— Зачем?!

— А эта бандура только место занимает. Я на его место магнитофон вставил. И потом, в хвостовой части еще один есть, правда, он не работает…

— Как тебе это удалось? Вертолет же без «черного ящика» не полетит?

— А я Гришу попросил, механика с трансформаторной. Он в этих делах сечет.

— Ты хоть понимаешь, что за это и посадить могут?!

— Дядь Саш, но вы ведь никому не скажете? А?

Журавлев покачал головой:

— Час от часу не легче. Ладно, пишем дальше. «…Был в полном порядке».

Петя разглядывал свои ногти. Были они, мягко говоря, не очень чистые.

— Серегу жалко. Мы ведь с ним вместе в летное поступали. И учились вместе. А тут вон какое дело. А может, он жив, как вы думаете?

— Куда ж он подевался? В Китай, что ли, слетать решил?

— А может, он раненый где-нибудь лежит?

— Не думаю. Хотя… Уж, поди, три дня ищут.

Петя задумался. В кабинете участкового инспектора начальника милиции поселка Февральский раздавалось лишь пыхтенье капитана Журавлева, сочиняющего протокол.

— Нет, — наконец проговорил Петя, — не мог наш «Миша» просто так взять и в тайгу свалиться. Я на нем уже почти пять годков летаю. Ну да, мелкие неисправности были. Но чтобы лететь отказывался — такого не было.

Журавлев продолжал строчить.

— А что он вез-то? Спецгруз с приисков, как обычно.

— Я вот тебе дам «спецгруз»! Это секретная информация!

— Да ладно вам, дядь Саша. Об этой «секретной информации» каждая собака в Февральском знает.

— Скажу тебе по секрету, — покосившись на дверь и прикрыв рот ладонью, прошептал Журавлев, — скорее всего, из-за этого груза вертолет и пропал.

— Ну, — отмахнулся Петя, — это и так всем ясно. А много там золота-то было?

— Килограмм сорок песку и полтора — в самородках.

Петя присвистнул:

— Порядочно… А кто грузы проверял?

— Фомин, Коля.

Выйдя из милиции, Петя сразу же отправился на грузовой терминал аэродрома. «Поспрашиваю-ка я у этого Фомина, мать его за ногу. Может, следок какой покажется».

Поселок Февральский можно было пройти из конца в конец максимум за полчаса. Это был типичный таежный городок, построенный в середине шестидесятых и с тех пор почти не изменившийся. Площадь, с серым кубом здания городской администрации, бывшего поссовета, да черная статуя вождя мирового пролетариата, указывающего путь в светлое будущее, были, пожалуй, единственными его достопримечательностями. Все остальные постройки представляли собой ветхие, давно отжившие свой век хрущевки барачного типа, в тесных комнатушках которых ютились неизвестно зачем свезенные сюда со всех концов Советского Союза люди, их дети и внуки. Петя был коренным февральчанином. Он здесь родился, ходил в школу, теперь водил вертолет по окрестным населенным пунктам — в большинстве почти не отличавшимся от Февральского. Три года, проведенные им во Владивостоке, в летном училище, были единственным временем, когда он жил вне родного города.

По дороге Петя зашел в продмаг и приобрел бутылочку «Русской» — не с пустыми же руками идти.

Фомина он знал давно. Когда в начале девяностых Петя пришел работать на «Мишу» — так любовно пилоты называли вертолеты «Ми-8», — он уже был инспектором по полетам. Мужик он был свойский, выпить не дурак, так что в пропаже вертолета был вряд ли замешан. В его обязанности входило проверять грузы и следить за тем, чтобы на борту не было чего-нибудь легковоспламеняющегося и взрывоопасного.

Фомин, как обычно, сидел в своей каптерке и попивал чаек.

— А, Петюня, заходи, — ногой выдвинув табуретку из-под стола, сказал он. — Садись, сейчас чаю хлебнем.

— У меня кое-что получше есть.

Петя достал из брючного кармана бутылку и со стуком поставил ее на стол.

— О-о! — потирая руки, воскликнул Коля. — По какому случаю?

— День лесоруба. Отметить надо.

— Это точно.

Фомин достал из тумбочки два граненых стопарика, полбуханки хлеба, кусок колбасы и консерву — «Камбала в томатном соусе».

— Это ты хорошо придумал.

Настрогав колбасу и открыв банку с камбалой, Фомин разлил водку по стопкам:

— Ну, давай.

Будучи человеком таежным, Фомин ничуть не удивился неожиданному визиту Пети Осколкова, с которым его особые дружеские отношения не связывали. Пришел — значит, есть дело. Надо будет — сам расскажет, а не расскажет, тоже хорошо.

— Да-а, — сказал Петя после третьей, — Серегу пока не нашли. И главное, следов никаких.

— Значит, ты сейчас вроде как без работы?

— Да вроде как. Интересно, что с машиной могло произойти? Все было нормально. Движок в порядке. Голову даю на отсечение, что просто так вертолет отказать не мог.

Как обычно свойственно людям, приверженным к алкоголю, Фомин быстро опьянел. И теперь говорил мало, а по большей части молча смотрел на Петю затуманившимся взором.

— Я уж грешным делом думаю, а не свалил ли Серый с золотом?

Коля пожал плечами.

— Этого же на всю жизнь хватит. И еще внукам останется. А вертолет можно в озере каком-нибудь таежном затопить. Вовек не найдут. Как считаешь?

Фомин вздохнул и налил себе еще.

— Не думаю я, Петюня, что Серега на это способен. Он же был простой парень, трудяга. Кроме того, у него жена с дочкой остались. Неужели бы он их кинул? И потом, охранники…

Петя почесал в затылке:

— Тоже верно… Так что же, значит, он погиб?

— Видимо.

— Значит, это из-за золота. Кто-то специально испортил какую-нибудь деталь вертолета, ну, например, тот же стартер, он упал в тайгу, а они спокойненько забрали ящики с золотом и тю-тю.

Вместо ответа Фомин подлил в Петину стопку:

— Чего уж теперь говорить? Давай. За Серегу.

Выпили. С трудом поддев на вилку кусок колбасы, Фомин отправил ее в рот.

— Я тебе вот что скажу, Петя. Только смотри, об этом никому. Пока, во всяком случае.

Он неторопливо закурил «беломорину» и наклонился к Пете:

— Никакого золота на вертолете не было.

Осколков вмиг протрезвел.

— Как это?…

Фомин откинулся на стуле, любуясь произведенным эффектом.

— Я тебе говорю. Думаешь, я пьяный?

— Ага, — кивнул Петя.

Фомин помолчал, тяжело дыша и разглядывая пустую бутылку.

— Тогда иди за водкой.

— А может, хватит, Коля? День лесоруба мы уже отметили…

— Хорошо. Ну скажи, ты мне веришь? Не было там никакого золота. И никто об этом не знает, кроме меня. А если узнают — тоже не поверят. Да я и сам сначала не поверил.

Скорее всего, это был бред пьяницы. Но Фомин говорил об этом с такой убежденностью, что Петя на всякий случай попытался его расспросить. Но Фомин уже нес всякую околесицу:

— Не было там золота. Глупости это все. «Лю-удей так мно-ого на земле и ра-азных су-удеб. На-адежду дарит на за-а-аре паромщик лю-удям…»

Вдруг он уронил голову на стол и заплакал.

— Все этот грузин. Все он…

Петя прислушался.

— Эй, Коляныч, что за грузин?

Он попытался растолкать Фомина, но тот уже был в совершенно бессознательном состоянии. Последняя фраза, которую он выдал, перед тем как уснуть мертвым сном, была:

— Контейнер. Железный контейнер.

Оказалось потом, что это были, может быть, последние слова в его жизни.

На следующее утро Петя узнал, что Фомина нашли повесившимся прямо в каптерке.