На кругах времен (Сборник)

Глава вторая

Когда Иван нажал кнопку включателя, ему показалось, что по ошибке он ткнул пальцем мимо. На какой-то миг у него потемнело в глазах — от досады, наверное. Но, мгновенно взяв себя в руки, он нацелился пальцем в кнопку, и тут… Туг взгляд его уперся в круглый циферблат хроноспидометра. В узкой прорези стояло число «25 февраля 1961 года». Жуков огляделся по сторонам. Знакомая каморка -все как прежде. Стоп! Не все — механически отметил мозг. Нет раскладушки. В шестьдесят первом году ее и не могло быть- Иван устроил себе постель здесь всего три месяца назад, когда прочно установилась теплая погода. Из выбитого окна сильно тянуло холодом. Оно и понятно — на дворе февраль. Иван не помнил, какой была зима шестьдесят первого года, по февраль — это все равно февраль. Жуков поежился и ругнулся вполголоса — все вроде подготовил, деньги на всякий случай держал при себе, а вот запастись чем-нибудь теплым не догадался. Начисто позабыл, что предстоит ему из душного июльского лета махнуть прямиком в февраль. «Ладно, перезимуем», — подумал Иван, продолжая осматриваться.

В углу груда битого кирпича и обломки какой-то ржави. Но, главное, тишина, глубокая ночная тишина. Иван представил себе, как там, в будущем, сейчас разваливается под ударами участкового эта самая дверь и как наяву увидел ошарашенные физиономии непрошеных гостей, непонимающе разглядывающих пустую каморку. Ему стало весело. А поразмыслив, он развеселился еще больше: выходит, перемещение во времени занимает неуловимое мгновение. А это значит, что он спокойно дождется утра, обменяет свои денежки и успеет вернуться в ту самую секунду, когда участковый только начнет колотить в дверь. Ничего недозволенного он не делал в «складе», денежки будут при нем, так что гостям придется убираться несолоно хлебавши! Больше того — он может вернуться на час раньше, и тогда вообще ничего не произойдет — никто не обратит внимания на свет в окошке «склада», Вася еще будет на своей танцплощадке или шинке, где там он был, черт его знает. И все случится и закончится безо всякого шума.

Поскольку делать было нечего, Жуков выбрал местечко почище, снял пиджак, постелил, в изголовье положил свою пачку и завалился спать, нисколько не задумываясь над тем, что он совершил то, над чем тщетно бились до него легионы изобретателей.

Выспаться как следует не удалось — из окна дуло. Иван вертелся с боку на бок, натягивал пиджак то на голову, то на ноги. Так и перекантовался в полудреме до утра.

Проснувшись в девятом часу, Иван не стал непонимающе оглядываться, быстро поднялся, встряхнул пиджак и, скрипнув дверью, вышел в заросший чертополохом двор. За машину свою он не боялся — кому придет в голову совать нос в заброшенную развалюху. Свернув за угол маслобойки, он натолкнулся на сторожа. Тот равнодушно отвел взгляд. Иван здороваться не стал — в шестьдесят первом они еще не были знакомы.

Жук шагал по знакомой улице. Пронимало довольно сильно, но Иван не огорчался — мерзнуть ему оставалось какой-нибудь час, а там домой — в жару июля, прощай, февраль.

Дойдя, до столовой, он было решил, что не мешает перекусить. Но на дверях столовой висела писанная золотом по черному табличка «Закрыто на завтрак». «И ладно, — подумал Жук, — денежки целее будут.» И тут ему пришла мысль, от которой он невольно поежился — а вдруг хроноспидометр врет? Вдруг занесло его в какое-то совсем другое время? Проверить это предположение нужно было немедленно. Иван метнулся к газетному киоску., Киоск, конечно, был закрыт. Но Иван, npиникнув к мутноватому стеклу, увидел газеты, аккуратно разложенные на узеньком прилавке. Газеты лежали так, что числа было не разглядеть. Но Ивану все-таки повезло — одна газетка выбилась чуть в сторону и он исхитрился-таки прочесть «30 февраля 1961 года». Убедившись, что спидометр ошибся всего на пяток дней, Иван обрадовался, и тут только до него дошло — «30 февраля»… Пока он вытанцовывал, разглядывая газеты, грюкнул замок и за стеклом появился киоскер, мордастый парень, Ивану незнакомый. Откинув раму, киоскер радостно ухмыльнулся и спросил:

— Чего желаете? Что выбираете?

— Да так, ничего.

— Подтяжки хорошие к дамским калошам, — не обратив внимания на ответ Ивана, затараторил продавец. Есть кортики солхатские, пряники семиградские, сельдь в банках, прямые пружанки. А может, сугрессоны из Коты? Есть хорошие, с позолотой…

— Да нет, — сказал Иван, мельком отметив странный ассортимент в газетном киоске, но, постеснявшись спросить, что это еще за «пружанки» и «сугрессоны», добавил: — Тут у вас опечатка имеется…

— Какая опечатка? Где? — забеспокоился, перейдя на прозу, продавец.

— Да вот, ,в газете. «Тридцатое февраля» — написано. Тридцатого февраля же не бывает…

— Похмеляться надо вовремя, — обозлился киоскер, — тридцатого февраля не бывает! А какое же сегодня? — и, уткнувшись в какие-то бумаги, пробубнил: Ходят, бродят, брагу пьют, деткам спати не дают…

«Это тебе похмелиться не мешало бы», — подумал Иван, но спорить не стал и зашагал дальше.

Свернув к Соборной площади, Иван неожиданно налетел на группу странно одетых бородатых мужчин.

— С дороги, смерд! — рявкнул шедший впереди, замахиваясь длинной резной палкой. Иван отскочил в сторону. Они прошли совсем близко, метя полами длинных шуб и меся февральскую слякоть красными сапогами с загнутыми носами. В воздухе повис кислый запах овчины.

«Карнавал у них, что ли?» — подумал Иван. — «А может, актеры заезжие». Вполне удовлетворившись этим предположением, поскольку истинное объяснение ему и не могло прийти в голову, Жуков взглянул на часы и зашагал дальше, старательно выбирая на тротуаре места посуше. В этом был и второй смысл прыгая через слякотные лужи, Иван не то чтобы согрелся, но мерз все-таки меньше.

Жуков рассчитал точно — к сберкассе он подошел, когда часы на бывшей соборной колокольне уронили девятый удар. Иван толкнул дверь. В небольшом зальце народу не было. Уборщица, откинув дверцу голландки, ловко забрасывала в красный зев крупные куски антрацита. Ивану с холода показалось, что тепло от печки исходит упругими волнами, и он сразу согрелся.

За барьером у окошка с надписью «Кассир» сидел, склонив голову к бумагам, Павел Захарович, Ивану хорошо знакомый. Павел Захарович, с которым Ивану не раз случалось пропустить чарочку, был при исполнении и поэтому, кивком ответив на Иванове «Здравствуйте», вежливо сказал:

— Слушаю вас.

Иван вытащил из-за пазухи свою пачку, но на всякий случай спросил:

— Деньги меняете?

— Меняем, — ответил Павел Захарович и, приподнявшись, показал пальцем на объявление, прикнопленное к большой черной доске на стене. Иван, недоумевая, шагнул к доске и прочитал: «Курс по состоянию на 30 февраля». «Да что они — с ума все посходили? — изумился Иван. — И тут 30 февраля!» Он оглянулся, но над барьером виднелась только плешь Павла Захаровича, слышался стук костяшек кассир что-то подбивал на счетах.

Иван вздохнул и принялся читать «Курс по состоянию». Он читал, и изумление его росло от строчки к строчке: «…за один денарий — четыре тетрадрахмы полторы гривны киевские — семь рублей сорок седьмого — три пиастра…» «…за сестерций золотой — пять копеек — три дублона — одна денга серебром…» «…за один рубль — два ефимка — полгривны псковской — два обола — семь ассов — три экю серебряные — сто копеек медью…»

Иван перескочил несколько строк и трижды перечитал приписку, сделанную внизу от руки: «К сведению клиентов: талеры Лжедмитрия Пятого временно к обмену не принимаются до получения известия об исходе битвы под Суздалем».

Жукова нелегко было сбить с ног, но тут в голове у него загудело, как от хорошего апперкота. Он повернулся к барьеру и встретил вежливо-внимательный взгляд Павла Захаровича:

— Ну что — выбрали? Прошу вас. Иван протянул свою пачку. Кассир взвесил ее на ладони и удовлетворенно сказал:

— Пять тысяч сорок седьмого.

— Точно! — поразился Иван, и еще больше удивился тому, что еще способен удивляться.

— На что менять будем? — спросил кассир и ловко, не глядя, бросил пачку за спину прямо в открытую пасть сейфа.

Вместо того, чтобы ответить, Иван спросил:

— А пересчитывать не будете?

— Что пересчитывать?-удивился кассир.

— Да деньги мои!

— Так пять же тысяч ровно. Вы что думаете, если я их пересчитаю — их больше станет? — снова удивился кассир. — Так какими брать будете — ассами, оболами или еще чем?

— Мне бы новыми, — каким-то жалобным тоном, не узнавая собственного голоса, попросил Иван. — По новому курсу…

— Курс у нас каждый день новый, — наставительно сказал кассир. — У нас тут не столовка, где меню вчерашнее, а то и позавчерашнее. В общем так, советую половину взять гривнами, а половину мелочью. Ну, скажем, деньгами, серебром. И те и другие совсем новенькие, раз уж вам так хочется…

Иван обалдело смотрел, как Павел Захарович, деловито пощелкивая на счетах, ссыпал в полиэтиленовый мешочек сначала тусклые металлические брусочки, потом совком полез в большой мешок и отсыпал Ивану с две пригоршни блестящих, неправильной формы монеток.

Оказавшись за дверями сберкассы, Иван ошалело уставился на зажатый в кулаке мешочек, и вдруг со всех ног пустился бежать, не разбирая дороги. Добежав в одну минуту до маслобойки, он махнул через забор в заснеженный двор, споткнулся о кирпич и, отшвырнув дверь, влетел в «склад». Машина стояла на месте. Он, не раздумывая, вскочил в седло, крутнул диск набора времени, установил его на нужный день и нажал кнопку возврата…

Он нажимал кнопку пальцем, колотил по ней кулаком. Пока, наконец, понял, машина не работает.

И тогда Иван Жуков заплакал.