На крыше мира

ЧЕРЕЗ ГОРЫ. НАХОДКА

На рассвете, едва начало сереть небо. Бакир, провожаемый мастером Розамамаевым, покидал его гостеприимный дом. Надо было собираться в обратный путь.

Здесь, в долине, еще стояла темная ночь, но очертания окружающих гор уже стали вырисовываться отчетливее-

— Счастливый путь, аксакал! — крепко пожимая руку Бакиру, прощался дорожный мастер. — Сто лет жизни тебе, смелый ты человек! Будь осторожен и осмотрителен. Как бы метель не налетела. Тучи что-то закрыли вершины…

— Спасибо на добром слове, Розамамаев! Прощай! Будешь в Сарыташе — в гости заходи! — И старик, поправив лыжу, заскользил по дороге в горы.

Километра два Бакир шел по тракту, потом свернул влево, на нетронутый снежный покров долины.

Он шел с чувством большой радости. Сегодня на серпантинах Талдыка зашумят машины с людьми. Много людей… Обвал будет расчищен вовремя. И этому помог он, Бакир.

Старик взглянул направо, туда, где в бледном свете наступающего утра четко выделялся на фоне гор заснеженный, напоминающий гигантскую сахарную голову — Талдык. Над вершиной его клубились тяжелые тучи и ветер гнал им навстречу снежную пыль.

«Большая работа, — думал Бакир. — Трудная. Дорожный мастер говорил, что его рабочие уже до седьмой серпантины добрались. Нели сегодня с людьми из Оша дружно возьмутся за расчистку-завтра до обвала дойдут.

Долина кончилась. Перед Бакиром выросло подножье крутой горы. Он стал с силой опираться на палки. Начинался подъем.

Утро застало Бакира на перевале. Ветер рвал полы его тулупа. Старые, выезженные лыжи скользили легко. Днем снег таял под горячими лучами солнца, а ночью застывал твердой коркой от сильного мороза. Местами такая корка гудела под лыжами Бакира, выдавая пустоту под собой. Свежего снега здесь выпало немного и его легко сдувало ветром. Старик зорко смотрел перед собой, выбирая удобную дорогу.

Давно Бакир не был в этих местах. Лег тридцать наверно. Не забыл ли пути? Нет, не забыл. Вон за тем горбатым валуном начинается спуск. Потом пойдет подъем еще на один перевал, а там снова спуск, опасный, крутой…

Память сохранила каждый поворот у обрыва в пропасть, узкую тропку над ней, где надо пройти шагов пятьдесят, сняв лыжи. Неосторожное движение — и можно сорваться в бездну. Там стоит острый и черный выступ скалы. Снег не держится на нем. Выступ стоит один среди облаков и снежного простора, как верный страж, охраняя пропасть, уходящую с правой стороны в глубокое, черное ущелье.

Бакир устал. Да не те уже годы! Вспомнил он Красную Армию, опасные задания в тыл врага, участие в борьбе с басмачами. Он помнит, как однажды встретился один на один с сыном бая, у которого пас когда-то овец. Встреча была короткая. Бакир был сильнее своего врага… Давно это было! А сейчас вот снова война. Исмаил ушел в армию. Тоскует Фатима по нем, ох, тоскует.

Бакир взглянул на небо. Оно было серое, плотное, как платок старухи Усманбаевой. Солнца сегодня не будет. Время? Часа два, наверно…

Он задумался и не заметил присыпанной снегом расщелины. Правая нога его куда-то провалилась. Бакир ударился коленом о что-то острое и упал в сухой и колючий снег.

Первое, о чем подумал он, — это лыжи! Старик облегченно вздохнул — лыжи были целы. Но палки, палки одной не было. Вероятно, она ускользнула куда-нибудь по склону горы. Это было неприятно. Шаря рукой вокруг себя, Бакир вдруг наткнулся на какой-то мягкий предмет. Стряхнул с него снег и удивленно раскрыл глаза. Это была рукавица. Обыкновенная рукавица, мехом внутрь, с краями, обшитыми синим сукном. Рукавицы Бакира были у него на руках.

«Вот чудеса, — подумал Бакир. — Откуда она тут взялась? Совсем новенькая рукавица. Кто-то потерял. Потерял человек, который недавно прошел этим глухим и опасным путем! Кто этот смельчак?»

Прикрепляя к ногам лыжи, Бакир ощутил сильную боль в колене. Остаток пути был по менее тяжел и опасен, чем уже пройденный. На уцелевшую палку пришлось больше опираться, чем отталкиваться ею, так как боль в ноге не унималась.

Много времени прошло, пока Бакир наконец подошел к пропасти, над которой повисла опасная, узкая тропа. Здесь надо было пройти без лыж. Старик присел передохнуть.

Да… В молодые годы много раз приходилось здесь проходить. И каждый раз Бакир ощущал, будто за спиной у него вырастают крылья и он летит над бездной: захватывало дух, еле различимое глазом, виднелось дно пропасти.

Бакир поднялся, привязал за спину лыжи. Он старался не смотреть вниз, выискивая в присыпанной снегом скале уступы, малейшие трещинку, куда можно было бы поставить ногу, чтобы лучше удержаться. Вперед подвигался медленно, пробуя, куда ступить, и опасаясь поскользнуться.

Порыв ветра взметнул облачко снежинок и обдал ими Бакира, засыпая лицо, забивая дыхание. Он остановился, закрыл глаза, прижался к скале. Так хотелось постоять с закрытыми глазами, отдохнуть, но отдыхать нельзя было, чуть ослабнут мышцы и… тогда неминуемо сорвешься.

Как прошел он эти пятьдесят метров над пропастью, которая уходила из-под его ног куда-то вниз бесконечной белой пеленой, сливающейся с облаками, как добрался до последнего перевала, Бакир потом вспомнить не мог. Какая-то неведомая сила перенесла его через весь остаток пути. Далеко внизу замелькали огоньки Сарыташа. Теперь пойдет спуск по знакомой тропке, по которой взбираются на гору кутасы Джабара искать себе под снегом корм, и… он дома!

«Что-то очень тихо и тучи жмутся к горе. Как бы и в самом деле не застигла метель!..» — подумал старик.

Он нащупал привязанный к поясу узелок с хлебом и куском жареного мяса, которые Розамамаев дал ему на дорогу. Захотелось есть. Воткнул палку в снег, присел рядом и принялся за еду. Понемногу к нему возвращались силы.

Как быстро пробежала жизнь! И как всё переменилось! В долинах выросли города, а в них школы, театры, красивые дома с большими окнами. А когда-то в кибитке отца было одно крохотное оконце и то не застекленное… На машинах стали ездить люди. Вспомнил, как давным-давно он сопровождал караван бая. Больше месяца шли верблюды к границе Афганистана, к тому месту, где сейчас стоит город Хорог. А теперь машиной туда можно доехать за четыре дня. Ай-ай! Чего не придумают умные люди!..

Вдруг будто кто-то вздохнул в горах, старика обдало мельчайшими снежинками, острыми и твердыми, как песок. От густых облаков стали отделяться длинные, извивающиеся клочья. Они заплясали перед одиноким пут-ником, сильный порыв ветра подхватил их, завыл, бросился на человека, стараясь сорвать с него одежду, сбить с ног…

Как всегда в горах, метель началась внезапно.

Бакир торопливо собрал узелок, привязал к поясу, укрепил на ногах лыжи.

— Нехорошо, — сказал он себе. — У самого дома быть застигнутым злой метелью-обидно.

А ветер крепчал и скоро забесновался. Словно издеваясь над одиноким, беззащитным человеком, он то закидывал его снегом, то силился свалить в пропасть, то кружил вокруг с присвистом и завыванием, то затихал на миг, чтобы с новой силой наброситься на свою жертву…

Бакир изнемогал. Но жажда жизни не покидала его. Он вдруг почувствовал, что умирать совсем не хочет, рано еще! Зачем умирать, когда жить стало так хорошо. Столько нового появилось в родных горах. И сам Бакир новый, другой человек стал, со всеми равный. А Фатима… Нет, он не должен погибнуть так рано…

Эта мысль прибавляла ему сил.

Было два часа ночи, когда Савченко возвращался с Хатынарта. Метель улеглась. Сквозь просветы между тучами пробивалась глубокая синева с крупными, мигающими звездами. Снег искрился, отсвечивая тысячами маленьких. зеленоватых звездочек. Казалось, нет конца пути в этой молчаливой ночи, укрывшей громады гор. Савченко любил такие минуты, когда можно побыть одному. Но сегодня он шел на лыжах с невеселыми мыслями. Работа в ущелье, как ни трудились люди, была совсем незначительная по сравнению с тем, что еще предстояло сделать. Пулат уехал в Мургаб и сквозь землю провалился, сколько дней ничего о нем не слышно. Бакир до сих пор не возвратился. Вдруг погиб старик! Что предпринять, если Бакир не добрался до Розамамаева? Какие бы трудности ни были, а колонне нужно очистить путь.

Савченко с маху ударил палками по насту и заскользил быстрее, подставляя ветру разгоряченное лицо. Еще издали он увидел в конторе, в кабинете Чернова свет. Не отдыхает начальник. Кажется, все за последние дни разучились спать.

Савченко вошел к Чернову с самыми невеселыми мыслями и от неожиданности застыл на пороге. За столом, напротив Владимира Константиновича сидел Бакир… В руке старика дымилась чашка чаю, оп жадно отхлебывал из нее и в промежутках о чем-то с трудом говорил. Лицо у него было изможденное, крайне усталое.

— Бакир! Ты вернулся? — Савченко подбежал, схватил старика за плечи.

— Вернулся, товарищ парторг. — Слабая улыбка сморщила лицо Бакира.

— Подожди, Василий Иванович, не тряси человека, — остановил Чернов. — Дай отдохнуть ему. Он только-что пришел, еле на ногах держится.

Савченко сел, не отрывая глаз от Бакира, с трудом удерживаясь от расспросов.

— Дошел ведь! Дошел до Розамамаева! — весело крикнул Чернов-

— Дошел?!

— На второй день был у Розамамаева, — слабым голосом пояснил Бакир. — Письмо в руки отдал. Мастер сразу по телефону звонить стал. В Суфи-курган. Ночью сам начальник из Оша с Розамамаевым говорил. Людей обещал утром машинами доставить. Прямо на Талдык.

— Ну, спасибо, отец. — Владимир Константинович крепко пожал руку старику. — А теперь, иди, отдохни! Ты сделал большое дело, Бакир! Постой! У меня тут, кажется, завтрак остался.

Чернов достал из кармана куртки сверток, развернул его и положил на стол два ломтика хлеба с маслом и кусок жареного мяса.

— Ешь, Бакир! Ешь, пожалуйста! — Владимир Константинович не знал как отблагодарить старика.

Бакир не стал отказываться. За эти двое суток он мало ел, больше глотал снег. Но теперь всё позади. Он дома.

И Бакир не спеша прихлебывал чай.

— Ну, товарищи, — сказал Чернов, — а теперь по домам- Уже третий час. Завтра с новыми силами за работу. А тебе, Бакир, мой приказ: отдыхать, пока не почувствуешь себя хорошо.

Они вышли из конторы.

Савченко помог Бакиру дойти до сторожки. Старик сильно хромал.

В сторожке было холодно. С того дня, как Бакир ушел в горы, сторожка оставалась не-топленной. Фатима неотрывно находилась в ущелье.

— Ты, Бакир, устраивайся, ложись! Я сам затоплю печь.

Старик лег на топчан и укрылся тулупом. Савченко разжег дрова — огонь весело заметался по сухой сосновой коре.

— Скажи, Бакир, ты сильно расшиб ногу? Может быть, позвать врача? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, спасибо, бригадир. Нога пройдет. Не надо врача. Метель на вершине сильная была. Очень устал…

Савченко подбросил в печь дров. Ему очень хотелось еще раз услышать радостные вести.

— Значит, Розамамаев разговаривал по телефону с Ошем?

— Разговаривал.

И там обещали выслать утром людей?

Обещали. Обещали много людей.

Значит, в четверг или пятницу они могут быть п ущелье… — вслух размышлял Савченко.

— Да, вот еще. Совсем забыл. — Старик достал и подал ему рукавицу, — Нашел на склонах Талдыка, Зачем ей там быть? Где шел Бакир — там проходимой дороги нет-.. Кто-то торопился на лыжах, потерял.

— Савченко взял в руки рукавицу и вдруг до хруста в пальцах сжал кулаки.

— Где ты ее нашел? — глухо спросил он.

— Говорю же, на Талдыке. Может, не заметил бы, да как раз там упал, палку потерял, стал искать…

Но Савченко уже не слушал его. Он выбежал из сторожки и через несколько минут уже стучался в дом к Чернову. Тот еще не. успел улечься в кровать.

— Что, что случилось, Василий Иванович? — настороженно спросил он.

— А то, Владимир Константинович, что мои подозрения оправдываются. Вот Бакир нашел на Талдыке. — И он подал Чернову рукавицу.

— Извини, Василь Иваныч, но я что-то не понимаю тебя.

Рукавица-то Быкова, начальник. Я знаю это абсолютно точно. Не раз видел у него на руках. И в последний раз, когда на Хатынарг он отправлялся, стояли рядом, прикуривали. Тоже видел. У меня-то паршивенькие, еще, помню, позавидовал малость. А теперь она оказалась на Талдыке.

— Значит?

— Значит, Быков не погиб во время обвала!..