С раннего утра двадцать первого сентября, на второй день поисков в них уже участвовало около сотни добровольцев, три самолета, принадлежащие полиции штата Миннесота, два патрульных судна от полиции провинции Онтарио и самолет пограничной охраны США, оснащенный аппаратурой для аэрофотосъемки и инфракрасным тепловым индикатором фирмы «Дженерал электрик». На озере было более тридцати частных лодок; из Уоррода и Бодетт подтягивались новые. Зона поиска составляла шестьсот с лишним квадратных миль леса и воды.
Не обнаружили ничего.
Ни лодки, ни человека.
Джон Уэйд почти все утро провел у телефона. Хотя Клод и Рут Расмуссены по очереди исполняли секретарские функции, отфильтровывая хищных репортеров, все равно Уэйду то и дело приходилось что-то мямлить в трубку людям, чьих лиц он припомнить не мог. Он чувствовал себя усталым и беспомощным. Незадолго до полудня из Интернэшнл-Фоле позвонила сестра Кэти и сообщила, что прилетит в час гидросамолетом.
Ее голос звучал резко, почти грубо.
– Подъедешь заберешь меня, – сказала она. – Если тебе не трудно, конечно.
– К часу подъеду.
– Новое есть что-нибудь?
– Ничего. Они все время говорят, что надо потерпеть.
Треск на линии; потом Пат сказала: «О господи» – и повесила трубку.
Уэйд принял душ, переоделся в чистое и за двадцать минут доехал до поселка. Еще один ослепительный день, почти жаркий; деревья вдоль дороги пламенели желтой и красной листвой. С правой стороны то и дело мелькало озеро, и тогда в памяти возникало лицо Кэти, но он каждый раз обрывал эти воспоминания. От мыслей толку не будет. Ни ему ни кому бы то ни было. Выехав на открытую местность, Уэйд постарался подготовиться к встрече с Пат. В их отношениях всегда чувствовалось напряжение, которое ничем нельзя было снять. В лучшем случае – холодная вежливость. С самого начала, еще со студенческих лет, Пат смотрела на него жестким оценивающим взглядом, выискивала недостатки, прожигала его насквозь своими ярко-синими глазами. Отчасти тут было недоверие к мужчинам вообще. Два развода, длинная череда сожителей. Четыре года назад она сошлась с тренером из фешенебельного спортивного зала в Сент-Поле. Они давно расстались, но Пат прибрала к рукам и этот зал, и еще три других в пригородах. Эта связь одна из всех пошла ей на пользу: процветающий бизнес и безупречное тело. Непростой случай, подумал Уэйд. Фокус тут будет избегать столкновений; вежливость, но дистанция и еще раз дистанция.
Он въехал на посыпанную щебенкой площадку позади бензоколонки Пирсона. Остановился, вошел в помещение. Там сидел Арт Лакс с двумя морскими рациями.
Шериф встал, налил кофе в кружку-термос и подал ее Уэйду.
– Не сказать, чтоб вагон новостей. Но дело идет, и еще до хрена где смотреть. – Рации у него за спиной беспрерывно трещали. – Ну как, сэр, отдохнули чуток?
– Да, слегка. Какой теперь план?
– Обычный, какой. Искать, и все тут.—Лакс показал на приколотую к стене большую карту. – Вот эту площадь, мы ее покрываем надежно. Курорты обследовали. Все уже закрылись, сезон кончился, нигде ничего. Главная для нас неизвестная величина – бензин. Сколько она его взяла, как расходует. Этот маленький «эвинруд», засранец, на столовой ложке хрен знает куда увезет.
Уэйд кивнул. Лакс налил себе полчашки кофе и опять уселся перед рациями. Он по-прежнему был одет как фермер-скотовод – серое плюс серое да на макушке зеленая кепочка с надписью «Каргилл».[24]
– Ну как, сэр, держимся?
– Ничего. В час ее сестра прилетает.
Лакс одобрительно улыбнулся.
– Рад слышать. Всё легче, когда кто-то рядом.
– Верно, но это ведь не ускорит».
– Вы уж извините за откровенность: такое вот происшествие, оно все остальное помогает рассортировать. Что важно, что нет. Политика там и прочее. – Лакс взглянул на рации, потом на цементный пол. – Это, конечно, к делу не относится, но я за вас голосовал. Большой жирный крест против вашей фамилии. Уэйд передернул плечами.
– Значит, нас двое.
– Нехорошо с вами обошлись.
Они посмотрели друг на друга с некоторым любопытством. И не дружелюбно, и не враждебно. Лакс завел за голову руки со сплетенными пальцами, откинулся на спинку стула.
– Скажу вам совершенно прямо. Винни Пирсон, он думает, что вы… как лучше выразиться-то… Он думает, что вы не все до конца объясняете.
– Винни ошибается.
– Точно?
– Да, – сказал Уэйд. – Я люблю жену.
– Конечно. Еще бы. Только вот Винни-то что говорит: вам бы сейчас искать ее полагалось. Заладил просто: «Муж, а не ищет даже». Так вот и говорит.
– Именно такими словами?
– Да, сэр.
– Тогда, – сказал Уэйд, – передайте ему, чтоб убирался на хер. Именно такими словами.
Шериф усмехнулся.
– Класс. Потому-то я за вас и голосовал. Живчик. Но все-таки маленький совет: почему бы вам не подышать свежим озерным воздухом.
– Согласен. Так я и сделаю.
Уэйд посмотрел на часы и повернулся к выходу.
– Одно только еще, – сказал Лакс. – Будет случай, пришлите ко мне ее сестру. Есть пара вопросов.
Когда Уэйд вышел, было без нескольких минут час. Миновав почту, он повернул к лодочным мастерским, что позади арндалевского «мини-марта». Берег был завален ржавой колючей проволокой и трухлявыми досками; рядом лежали старые лодки на разных стадиях гниения – всего с дюжину, наверно. У самой воды красовалась надпись, выведенная от руки желтой краской: ГОРОДСКАЯ ПРИСТАНЬ. Все как вымерло: ни людей, ни машин.
Уэйд ступил на один из деревянных причалов, подошел к воде и стал смотреть через залив – туда, где вдоль горизонта тянулась почти черная полоса леса. Опять заболела голова. Нельзя столько пить. Пора, решил он, внести коррективы. Нужен положительный взгляд на вещи. Покончить со спиртным, вообще собраться.
Начну завтра же, подумал он. Никаких сомнений.
В час пятнадцать прилетел гидросамолет, сел на поплавки и подрулил к причалам. Пат вышла первая. Ошибиться невозможно: вторая Кэти, но выше, мускулистей. На ней были красная куртка-безрукавка, черные джинсы, высокие белые кроссовки. Даже на таком расстоянии было видно, как мощно сияют ее руки – точь-в-точь начищенные медные трубы.
Когда они коснулись друг друга щеками, Уэйд странно оробел.
– Пока ничего, – сказал он. – Дай помогу.
Он взял ее чемодан и пошел с ней к машине, торопливо рассказывая, какие меры принял Лаке, чувствовал он себя неловко, слова подбирал с трудом.
Пат выглядела рассеянной.
– Значит, никаких следов?
– Нет. Пока нет.
– А сколько времени прошло?
– Два дня. Чуть больше. – Он попытался улыбнуться. – Хорошо, погода держится, с этой стороны тревожиться не о чем. Можно надеяться, что Кэти в порядке.
– Черт.
– Почти наверняка в порядке.
Пат села в машину, пристегнула ремень, крепко обхватила себя руками. Первую милю или две смотрела прямо перед собой.
– Два дня, – сказала она наконец. – Мог бы и пораньше позвонить. Узнать обо всем по телевизору – удовольствие ниже среднего.
– Я не знал, стоит ли… Думал, она вот-вот вернется.
– Родная ведь сестра
– Прости. Ты совершенно права.
– Права, черт, права, а проку-то…
Пат нервно пошевелилась. Дальше ехали молча.
Уэйд остановился у веранды коттеджа, внес внутрь ее чемодан. В помещении стоял затхлый, сырой, нежилой дух. На кухонном столе лежала записка от Клода и Рут: они поехали кое-что взять, вернутся через час.
Пат понюхала воздух, скинула кроссовки.
– Я душ приму, – сказала она, – потом поговорим.
– Есть хочешь?
– Немножко.
Уэйд провел ее по коридору в свободную спальню, отыскал чистое полотенце, потом вернулся на кухню и открыл банку овощного супа с мясом. Попытался представить себе счастливую развязку. Вот звонит Лакс. Вот открывается дверь, входит Кэти. Улыбается ему, спрашивает, что на обед.
Нет, от фантазий легче не становится.
Он вылил суп в кастрюлю, достал хлеб и масло. Из ванной послышался звук льющейся воды.
Сейчас, сказал он себе, главное – осторожность. Почти наверняка Кэти рассказала Пат о каких-то вещах. Из-за чего могут возникнуть трудности. Уже чувствуется неприязнь во взгляде, подозрение или что там.
Он помешал суп.
Несколько минут постоял неподвижно, скользя туда-сюда. Слишком много разрывов, слишком много в голове теней и затмений. Взгляд упал на железный чайник. Импульсивно он взял его, вынес за дверь и кинул в мусорный бак.
Когда вернулся, Пат уже сидела в кухне за столом. На ней были широкие синие шорты и фуфайка с надписью «Университет Миннесоты». Волосы были гладко зачесаны назад.
Уэйд налил две тарелки супа.
– Так, ладно, – сказала она. – Рассказывай.
Главным образом ее интересовали практические вопросы – здоровье Кэти, ход поисков, состояние лодки, – и в последующие полчаса Уэйд как мог старался давать короткие, дельные ответы.
Лодка, сказал он, прекрасно управляема. Никаких проблем со здоровьем. Поиски ведутся профессионально.
Неплохо пока, подумал он, но не расслабляться.
Временами он замечал, как в ее глазах возникает сомнение – все эти личные вопросы, – и он с облегчением вздохнул, когда она встала и попросила показать ей лодочный сарай. Он провел ее вниз по склону, открыл двустворчатую дверь и постоял в сторонке, пока она разглядывала земляной пол. Некоторое время она молчала.
– Ничего не понимаю, – сказала она наконец. – Смысла не вижу
– Смысла?
– В тот день. Куда она отправилась?
Уэйд отвел взгляд.
– Трудно сказать. Скорее всего, в город. Или, может быть – ну, не знаю, – покататься.
– Покататься?
– Может быть.
– Просто так, ни с того ни с сего?
Уэйд пожал плечами.
– А ей и не нужно было никаких причин. Иногда она срывалась с места без всяких… Брала и исчезала.
– Верно, да не совсем. Причины-то у нее как раз были – еще какие.
– Я что-то не…
– Слишком даже много причин.
Пат повернулась, вышла из сарая и встала, обвив себя руками, у самой воды. Подождав несколько минут, Уэйд подошел к ней.
– Все будет в порядке, – сказал он. – Образуется.
– У меня какое-то чувство…
– Вот как мы сделаем: на завтра я организую лодку. Выйдем на озеро и включимся в поиски. Все лучше, чем сидеть и ждать.
– Да, лучше, – согласилась она.
Еще постояли, посмотрели на озеро. Пат нагнулась, зачерпнула воды, плеснула себе в лицо.
– Господи, – сказала она. – Как мне страшно.
– Да.
– В последний раз, когда мы с ней говорили… У нее был какой-то, не знаю, счастливый, что ли, голос. Словно она может наконец расслабиться и зажить настоящей жизнью.
– Счастливый? – переспросил Уэйд.
– Из-за того, что все это кончилось. Вся политика.
– Я этого не знал.
– А должен бы знать.
Пат помедлила секунду, потом вздохнула и взяла его под руку. От неожиданности он слегка вздрогнул.
– Тебе неприятно? – спросила она. – Телесный контакт?
– Просто не ожидал.
– А, ну еще бы. Давай пройдемся. Ноги размять не помешает.
Они прошли с четверть мили по фунтовой дороге, потом свернули на юг, на тропинку, которая, извиваясь, шла через густой лес к пожарной башне. В воздухе чувствовался осенний лиственный дух, насыщенный и терпкий, но день стоял мягкий, шелковистый, почти летний. Они миновали старый пешеходный мостик и двинулись вдоль ручья, который журчал с левой стороны. Уэйд невольно все время вглядывался в кусты. Кэти ходила по этой тропинке чуть ли не каждый день с тех пор, как они сюда приехали, вот по этой самой мшистой земле, и он вдруг остро почувствовал, что она где-то совсем близко. Может, подсматривает из-за какой-нибудь сосны. Играет с ним в недобрую, призрачную игру.
Минут через двадцать они подошли к пожарной башне. Зеленый с белым знак Службы охраны лесов предупреждал, что посторонним вход воспрещен.
– Роскошные места, – сказала Пат. – Дикая природа.
Она села на солнышке, секунду посмотрела на Уэйда, потом зевнула и запрокинула лицо к небу.
– Устала я, – сказала она. – До смерти, до смерти устала.
– Можно вернуться.
– Погоди. Скоро вернемся.
Уэйд лег на спину в тени. Лес словно наплывал на него во всей своей текучей пышности; он закрыл глаза и дал потоку увлечь себя. Ощущение бабочки. Может, мягкий осенний воздух подействовал, может – сосновый запах, но почему-то ему вдруг стало легче дышать. Пришли приятные воспоминания. Ее смех. Как она спала на боку, придвинув к носу большой палец. Как поглощала за день пять или шесть пачек «спасательных кружков». Масса всего. Масса хорошего. Он вспомнил, как они в колледже ходили танцевать, как она на него смотрела – он сам не свой делался от радости, совершенно полый, совершенно наполненный.
Радость. Было ведь.
Теперь все по-другому. Амбиции и растраченные годы. Все хорошее исчезло, выветрилось.
На какое-то время он дал чувству вины власть над собой; потом услышал, как Пат села, кашлянула. В лесных зарослях позади них стучал дятел.
– Джон.
– Да?
– Нет, ничего. Не обращай внимания. – Прошло еще несколько минут. – Знаешь, о чем я все это время думала? Я думала, какая она все-таки хорошая. Просто золото.
– Конечно.
– И в любви, среди прочего. Она души в тебе не чает.
– Я в ней тоже.
Пат покачала головой.
– Прямо как маленькая девочка, вся по рукам и ногам опутана. Ничего своего, а только: Джон то, Джон се. Я прямо на стенку лезла.
– Я могу это понять.
– Можешь?
–Да. Думаю, что могу.
Пат смахнула налипшие на руку сосновые иглы. В лучах солнца ее волосы казались почти седыми.
– Я что хочу сказать, – вновь заговорила она. – Что Кэти как бы… понимаешь… себя, что ли, потеряла с тобой. Всё твоя карьера, твои проблемы.
– Если не считать дантиста, – сказал Уэйд.
– Это пустяк
– Так мне было сказано. Но мне это пустяком не показалось.
– Перестань. Дантист – это ходячая красная кнопка была, сигнал тревоги, чтобы ты проснулся. У этой глупой затеи была одна-единственная цель – заставить тебя увидеть, что ты можешь потерять. К тому же сам-то ты что, безгрешен?
– В этом смысле безгрешен. Я ей не изменял.
– Как же, не изменял. – Пат в сердцах отмахнулась. – А с милашкой этой, с мисс Политикой? День и ночь ведь за ней бегал. Если это не измена, то я лилейная девственница.
Уэйд поднял на нее глаза.
– У меня были планы на будущее, У Кэти – тоже. Это нас с ней объединяло.
– Ты серьезно?
– Вполне.
– Ты что, совсем ничего о ней не знаешь? Да ненавидела она все это. Каждую дерьмовую минуту. Жена политика – так изволь налепить улыбочку и демонстрировать преданность. Тебе это не кажется унизительным?
– Но мы же…
–Джон, послушай меня. Помолчи, послушай. Ненавидела – это еще будет мягко сказано. Ей же плохо делалось на публике, это бросалось в глаза – она вся как замороженная становилась. Совершенно очевидно было. Для тех, кто смотрел.
– Я не смотрел разве?
– Смотрел, да не туда. Тоже, кстати, тема для обсуждения. Детектив ты наш.
Уэйд покачал головой.
– Без проблем, конечно, не обходилось, но разве мы совсем на поперечных курсах шли? Я чего-то хотел, она чего-то хотела.
– Ты сказал «хотела»?
– Хочет. И сейчас хочет.
– Не буду с тобой спорить.
– Пат, тут спорить совершенно не о чем.
Она немного еще посидела, чуть покачиваясь и поигрывая массивным серебряным браслетом; потом передернула плечами, словно отделываясь от чего-то.
– Пора идти.
– Хорошо, пойдем, – сказал Уэйд. – Хочу только, чтобы ты поняла: было, было у нас с Кэти общее. Не так все ужасно.
– Суть не в этом.
– А в чем?
Пат заколебалась:
– Не хочу развивать эту тему.
– В чем суть?
– Слушай, давай…
– Нет уж ты скажи. Что это за такая таинственная суть?
Они смотрели друг на друга, зная, что подошли к пределу допустимого. Пат стояла и стряхивала с себя иголки.
– Ладно, если уж ты хочешь всю правду. Кэти иногда довольно страшно становилось. Из-за соглядатайства твоего. Из-за того, что ты во сне выкрикивал. Она просто с ума сходила от страха.
– Это она тебе говорила?
– Незачем было и говорить. И потом, эти заголовки. Проснуться однажды и увидеть всю эту мерзость на первых страницах. Что ж, выходит, она связалась с военным преступником?
– Чепуха, – сказал Уэйд. – Слишком упрощаешь.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Все равно. Она же твоя жена. Ты мог поговорить начистоту, объяснить все толком.
Уэйд разглядывал свои ладони. Ничего мало-мальски убедительного в голову не приходило.
– Звучит разумно, но это нельзя вот так сесть и объяснить. Что я мог ей сказать? Господи, я едва… Сейчас все подается либо черным, либо белым – вот ведь как просто, – а там были сумасшедшие краски. Никаких четких границ. Ослепительный свет. Это был кошмар, единственное потом желание – забыть. Главное – все казалось совершенно нереальным.
– И убитые тоже?
– Слушай, я не могу…
– Для них-то все было очень даже реально. – Пат повернулась и взглянула на него в упор. – Ты ничего сам не сделал?
– Что значит «сделал»?
Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю.
Она держала взгляд несколько секунд. Щебетали птицы, дрожали солнечные блики.
– Нет, – сказал Уэйд. – Не сделал я ничего.
– Я просто…
– Все нормально. Естественный вопрос.
В доме их ждали Рут и Клод. Уэйд познакомил их с Пат, потом извинился и отошел позвонить Лаксу. Голос шерифа звучал глухо и очень отдаленно. «Пока ничего, – сказал он, – очень жаль», и после короткой паузы хмыкнул, что могло означать сочувствие, а могло и досаду.
Повесив трубку, Уэйд посмотрел на часы над кухонной раковиной. Час коктейлей; ладно, коррективы могут и подождать. Он сделал четыре крепких коктейля из водки с апельсиновым соком, достал коробку крекеров и понес все на подносе в гостиную. Клод и Рут тихо разговаривали с Пат, которая сидела на диване закинув ногу на ногу.
Старик вопросительно поднял брови.
– Ничего, – сказал Уэйд. Он раздал бокалы. – Я хочу завтра взять лодку. Может быть, на весь день.
Клод кивнул.
– Ровно в шесть тридцать. Как штык.
– Отлично, но тебе-то самому необязательно.
– Черта с два необязательно. Не хватало мне, чтобы еще двое жильцов потерялись. Хорошенькая будет реклама.
Уэйд пожал плечами.
– Ладно, спасибо.
– Не за что. Значит, в шесть тридцать.
Через четверть часа Пат ушла в спальню. Клод и Рут задержались и выпили еще по бокалу; потом Уэйд проводил их к пикапу. Когда они уехали, он вернулся в гостиную, развел огонь в камине, налил себе еще выпить и развернул «Стар трибюн», которую Клод привез из города. Про Кэти было на второй странице. Он скользил глазами по тексту, едва вникая в смысл. Приводились высказывания Тони Карбо, который выражал беспокойство, губернатора штата, председателя партии и двух сослуживиц Кэти по университету. Внизу, под сгибом, была помещена зернистая фотография, сделанная вечером в день первичных выборов. Кэти стояла обхватив Уэйда одной рукой за талию, другую подняла, словно защищаясь от яркого света. Глаза слегка не попали в фокус, но хорошо было видно, как сияет ее лицо, какую радость излучает.
Уэйд положил газету. Несколько минут сидел, глядя в огонь.
– Ох Кэт, – сказал он.
Допил свой бокал и пошел на кухню за новой порцией.
Дрянная была ночь. Слишком много водки. Он все время опрокидывался внутрь себя, наполовину спал, наполовину бодрствовал, и его сновидения крутились вокруг темы вины – вокруг того, что он помнил, и того, что помнить не мог.
Около полуночи он встал.
Надел джинсы и куртку, отыскал фонарик и двинулся к лодочному сараю.
Он не очень хорошо понимал, что его туда толкает. То ли эти сны, то ли желание знать.
Он открыл дверь и вошел внутрь; стал высвечивать фонариком и поднимать разные случайные предметы: якорь, ржавую коробку с рыболовными снастями, связку блесен. Его омывал поток первопамяти. Что здесь произошло. Что было сказано, что сделано. Он сел на корточки, провел рукой по земляному полу, поднес ее к носу. Запах заставил его отключиться. На мгновение он увидел себя с высоты, словно бы в объектив фотоаппарата. Бывший Кудесник, бывший кандидат в сенат Соединенных Штатов. А ныне – несчастный надравшийся мудак без единого фокуса в мешке.
Он опять понюхал ладонь; покачал головой. Запах сырости вызвал к жизни факты, которые ему не хотелось ворошить.
Железный чайник, к примеру, – это ведь факт. Христа прикончить – тоже факт. И поражение – факт. И ярость – факт. И пар, и погубленная герань – факты, факты. Другое вырисовывалось не так явственно. Вот, скажем, почти наверняка факт, но все же нет полной уверенности в том, что он прошел в ту ночь по коридору в их спальню и там какое-то время смотрел на спящую Кэти, любуясь ее полными губами и загаром на шее и плечах, умиляясь тому, как ее согнутый большой палец лежит на подушке у самого носа. В какой-то миг, припомнилось ему, она открыла глаза.
Чуть еще постоял. Ветер, казалось, приподнял крышу сарая, подержал мгновение и с грохотом швырнул на место. В слабом свете фонарика Уэйд различал след от лодки, которую проволокли к воде. Он постарался представить себе, как Кэти делала это одна, а потом управлялась с «эвинрудом», но не смог выстроить убедительную цепочку образов. Не то чтобы невозможно, но и не очень-то вероятно, остается пространство для версий.
С фактами, подумал он, вот какая штука: они все разных размеров. Примеряешь и смотришь, какой впору, какой нет. Вопрос в повестке дня – его ответственность. Он не мог избавиться от жгучего чувства вины. Сколько времени потерял. Максимум выгоды извлек из дефектов памяти.
Он вышел из сарая, закрыл за собой дверь, выключил фонарик и поднялся к дому.
Пат сидела на веранде, поджидала его.
– Вышел подышать? – спросила она.