На перекрестках фэнтези

Андрей Уланов

Это была идея Марнея – вести летопись нашего «великого» похода. Дурацкая, на мой взгляд, мысль, хотя чего разумного можно ожидать от рыцаря? Ну а от того, что заведовать этими, с позволения сказать, анналами, поручили мне, она стала дурацкой вдвойне. Пусть даже у меня лучший почерк, похожий, как не преминула заметить Шейла, на «вышивку хозяйки борделя»,- это еще не повод…

Впрочем, ладно. С дырявой шлюпки – хоть медный грош, так, бывало, говорил мой первый шкипер, Йорг Едо. Благодаря этому занятию я сумел отвертеться от очереди в помывке посуды, а скрести пером по бумаге все же приятнее, чем песком по плошке. И, кстати, начать повествование можно с себя, любимого – благо повод имеется. Ведь, если не считать самого Марнея, именно я удостоился чести стать первым Избранным…

В этом паршивом, проклятом и забытом большинством мало-мальски уважающих себя богов городишке погода почти всегда была отвратная, а сегодня она была отвратна вдвойне. Не то осень, не то зима, серый снег, лениво падающий из серых же туч над головой в серую жижу под ногами… Если так начинается утро понедельника, прикидываю, какой дрянью окажется остальная неделька. Но меня это уже не волнует – мне даже возвращаться по этой грязи не придется, в отличие от собравшейся вокруг эшафота толпы!

Я должен был стать первым номером сегодняшнего представления – так, обычное повешенье, сольный номер для разогрева публики. За моей спиной, позванивая кандалами, зябко переминались куда более интересные – с точки зрения жаднойдо кровавых зрелищ толпы – экземпляры. Два усекновения головы, два четвертования, колесование… звероподобному же громиле через три головы от меня предстояло вволю, походить на привязи из собственных кишок. Мерзко, а что поделаешь – жители этой дыры мнят себя цивилизованными и в таковом качестве ни в чем не желают уступать людоедам с Жемчужных островов.

– Па-ашел!

Получив в плечо тычок древком пики, я качнулся вперед, кое-как удержался на ногах и, осторожно ступая по начавшим подгнивать ступенькам, вскарабкался на эшафот. Здесь меня с нетерпением уже поджидала комиссия по проводам в иной мир – палач в красной рубахе, двое его подручных, зябко кутавшийся в черный с меховой оторочкой плащ «ворона» из ратуши и жирный лысый жрец с деревянным «солнышком» на пузе.

Увидев меня, «ворона» звучно прокашлялся и, поправив съехавшие было на нос очки, развернул свиток.

– Осужденный Алан Аргнейл, – хрипло проорал он. – Советом Вольного Города Шиийла… – Тут он осекся и вновь раскашлялся.

– Аллан Аргнейл,- сказал я.- Мое имя произносится и пишется с двумя «л», скотина ты безграмотная.

– Да ладно тебе, капитан, – пробасил палач. – Ты ж не хочешь заработать еще и пяток ударов кнутом за оскорбление чиновника, находящегося при исполнении?

– Советом Вольного Города Шиийла приговоренного к смерти посредством подвешивания за шею после того, как была неопровержимо доказана вина его в преступлениях нижеследующих: в бытность свою капитаном брига «Скользкий счастливчик» помянутый Аргнейл чинил разбой и разорение на суше и на воде…

Дальше я слушать не стал, ибо список этот мне зачитывали таким же нудным канцелярским тоном уже раз восемь. В общем, там все было верно, если не считать пункта о лишении чести благородной девицы – эту жирную крикливую дуру, дочь маркграфа, я и пальцем не тронул, передав с рук на руки людям Ворроса Таго. Эти на слово не верят, и будь что с благородной девицей не так, полагающийся мне процент выкупа мигом упал бы ниже киля. Но кроме ребят Таго мои слова могла подтвердить лишь черноглазая служаночка маркграфини, с которой мы весело прокувыркались всю дорогу до порта,- да где ж ее сыщешь теперь?

– …и милосердные постановили: повесить оного Алана Ар-гнейла за шею, дабы висел он, пока не умрет! Писано в шестой день месяца Коррей года 654 от явления Солнцеликого.

Здесь, на эшафоте, ветер был сильнее, чем внизу, и потому куда ловчее находил прорехи в камзоле. Ну а я, проведя последние три года в Южных морях, здорово отвык от здешних холодов и сейчас начинал потихоньку замерзать.

– Карту, капитан! – заорал кто-то из толпы.- Дай карту!

– Дай! – подхватили еще несколько голосов.- Зачем тебе золото на том свете, пират? Дай его нам!

– Я помолюсь за твою душу!

– Карту!

Вот идиоты! Они что, не знают, какие порядки заведены в их собственной тюрьме? Где я, по их мнению, должен был хранить эту карту? В собственном заду? Ага, как же… после первых трех дней я всерьез заподозревал своего тюремщика в противоестественных наклонностях.

«Ворона», завершив, наконец свое чтение, отошел на край эшафота, а его место занял жрец.

– Несчастный! – взвыл он, тряся сразу всей дюжиной подбородков и картинно вздымая руки к небу – точнее, пытаясь это делать, ибо поднять пухлые ладони выше собственных ушей у него не получалось.- Ты стоишь перед лицом смерти – так отрекись же от лжебогов и найди свет утешения в единственно истинной вере!

Мне стало противно.

– Убери его,- сказал я, глядя в прорези кожаного колпака. – А то ведь зашибу… ненароком!

Палач понимающе кивнул и, подойдя сзади к жрецу, тронул его за плечо – доски эшафота под сандалиями жреца при этом явственно скрипнули.

– Шли бы отсюда, святой отец,- пробасил он.- Слепому ж видать: не ваш это клиент.

– А ты, капитан,- повернулся палач ко мне,- ничего мужик. Другие за этим слизняком по всему эшафоту ползали, за рясу хватаясь,- лишь бы еще чуток на этой стороне задержаться. Давай руки! – скомандовал он, поднимая прислоненную к чурбану здоровенную кувалду.

– Это еще зачем?- А ты думал, тебя так с кандалами и вздернут? Это ж городское достояние, попользовался сам,- палач гулко хохотнул,- отдай другим.

Отчего-то я подумал, что сию печальную сентенцию наверняка изрек кто-то из моих предшественников.

– Без шуток, капитан, нравишься ты мне. – Почти не примериваясь, палач взмахнул кувалдой – и сбитая заклепка отлетела прочь. – И одет ты не в пример прочей рвани… сапоги добротные… кафтанчик хоть и подрали свиньи тюремные, ну да настоящее сукно сразу видать…

– Ремень не забудь, – посоветовал я.

– Не забудем,- пообещал палач. – А ввечеру, как обычаем дедовским положено, выпьем за клиента хорошего. По нынешним нашим жалким временам, скажу тебе, капитан, такие, как ты, редкость, а то все больше мразь подзаборная – ни тела, ни достоинства. Рази ж на ней искусность покажешь? Народишко подлейший, так и норовит помереть с одного удару!

– Сочувствую…

– Жаль, право,- вздохнул палач, небрежно отшвыривая кандалы в сторону,- что тебя к «Конопляной Женушке» приговорили. Висельниками-то мой подмастерье занимается,- палач кивнул через плечо на неуверенно мнущуюся возле столба худощавую фигуру,- там всей работы в самый раз для такого сопляка, как Кевин.

– Может, в другой раз? – предположил я, с наслаждением растирая запястья.

– Это как?

– Ну, в следующей жизни.

– А-а… понятно.

– П-прошу вас, сударь.- Голос помощника палача был такой же неуверенный, как и его поведение.- В-вот на этот чурбак… станьте, пожалуйста.

– А почему веревка такая колючая? -строго вопросил я, хватаясь за петлю. – Неудобно же!

– Простите, сударь.- Юнец смутился окончательно. – М-магистрат не в-выделяет достаточно денег.

– Ладно уж,- смилостивился я, протискивая голову.- Как-нибудь пережи… тьфу, потерплю.

– Готовы, сударь? – озабоченно осведомился подмастерье. Он бы еще спросил, не жмет ли мне веревка, ядовито подумал я, но ограничился лишь коротким кивком и, чуть повернув голову, уставился в проулок меж домами, где на свин-цово-серой глади гавани чернели силуэты кораблей.

– Давай!

Удар по чурбану заставил деревяшку противно скрипнуть по доскам, но большая часть подошв моих сапог все же сохранила опору под ногами. В толпе разочарованно засвистели.

– Простите, сударь,- пробормотал подмастерье.- Я с-сей-час…

– Стойте!

Крик хлестнул по площади, словно картечный залп. Скосив глаза, я увидел, как толпа шарахается в стороны, освобождая проход… лопни мои глаза, для самого что ни на есть натурального храмовника. Конь, закутанный белой попоной, серебряно отблескивающий доспех и всюду, где только можно, красный круг солнца на белом квадрате.

– Именем Храма и Короля, остановитесь!

Сдается мне, вполне хватило бы и первого – доблестных рыцарей в этих краях опасались куда больше, чем сопливого пока еще монарха. Интересно, какого морского змея ему надо? Неужели кто-то из моих товарищей по цепи оказался любимым незаконным ублюдком командора Ордена?

– Что вам угодно, сэр рыцарь? – почтительно осведомился «ворона», дождавшись, пока храмовник окажется рядом с эшафотом. – Здесь вершится правый суд, согласно привилегиям, полученным нашим городом…

– Вы уже успели казнить кого-нибудь? – перебил его рыцарь.

– Нет, – недоуменно отозвался «ворона». – Этот первый. Пират, грабитель, богохульник…

– Хвала Солнцу! – Даже в искаженном забралом голосе явственно слышалось облегчение. -Я забираю его!

– Но… по какому праву?

«Ворона» явно не привык, чтобы его добычу так нагло выдирали, из когтей, подумал я, раз осмелился задать подобный вопрос рыцарю Храма. Эти бронированные ребята признают только одно право – то, которое находится на кончике их меча.

Рука рыцаря и в самом деле скользнула под плащ, однако вместо ожидаемого мною двуручника он извлек всего лишь перетянутый трехцветной лентой свиток, который небрежно швырнул на эшафот, под ноги «вороне».

– Чтите!

«Ворона», нагнувшись, осторожно поднял свиток, дрожащей рукой поправил очки, вгляделся в украшавшие ленту, печати и затрясся еще больше.

– Но, сэр рыцарь… эти печати… я не смею!

– Тогда внимайте моим словам! – Рыцарь поднял руку, заставив и без того замерших в тишине людей обратиться в каменные столбы.- Я, сэр Марией Файг, рыцарь Храма Солнца, Избранный, согласно пророчеству должен был в день сей обрести на площади сей двух спутников своих. И сказано было: «Не суждено умереть тому, коему умереть назначено было первым, ибо ждет его иная судьба!» Именем Храма и Короля, освободите этого человека. Избранный он отныне именуется.

Собственно, петлю я снял еще полминуты назад, здраво рассудив, что тягомотина с храмовником может продлиться неизвестно сколько, а веревка была и в самом деле зверски кусачая. Но вот такого оборота… А ведь говорила мне гадалка тогда, пять лет назад, что не суждено мне быть ни повешенным, ни утопленным – не далее как нынче утром вспоминал и сокрушался, что на выпивку тот сребреник не потратил.

– Как же…- каркнул «ворона»,- он ведь пират…

– Сгинь, чахоточный,- скомандовал я, выдергивая свиток из его трясущихся лапок.- У меня вопрос поинтереснее. Вы, сэр рыцарь, сказали, что вам суждено на этой площади обрести двоих спутников. А кто второй-то?

Палец в бронированной перчатке описал медленную дугу и остановился на том самом подмастерье, который только что так и не сумел спровадить меня на тот свет.

– Он – второй!

Паренек сдавленно ойкнул и, покачнувшись, схватился за виселицу.

– Впервые в жизни сижу в столь роскошном помещении,- жалобно сказал Кевин.

Бывший – теперь уже – подмастерье городского палача сидел на краю кресла с таким видом, будто под его тощую задницу подсунули горсть тлеющих углей, а не обтянутую ликеарнским атласом набивку. Да еще заставили предварительно заглотнуть хороший, длинный вертел.

– Ну, лично мне,- отозвался я, задумчиво вертя в руке кубок с вермутом,- доводилось видеть комнатушки, обставленные и побогаче. Не говоря уж о том, что общество в них было куда более приятным.

– И какой же граф удостоил вас приемом? – Раздавшийся позади голос едва не заставил меня подскочить.- Или это был барон?

Проклятие, как этот проклятый храмовник, навесив на себя столько железяк, ухитряется так тихо передвигаться? Одна кольчуга с наплечниками, по идее, должна была бы грохотать не хуже якорной цепи.

– Баронов, любезнейший, – раздраженно отозвался я, – в количестве аж двух штук мне посчастливилось лицезреть в бытность помощником штурмана у Черного Джейми. Собеседники из них были не очень, но, когда пришла пора, пузыри от них, что характерно, были точь-в-точь такие же, как от простолюдинов. Говоря же про более приятное общество, я имел в виду бордели.

– Женщины не допускаются в обители Ордена. – Подойдя к камину, рыцарь поправил массивную бронзовую решетку и замер, словно статуя командора, вглядываясь в пляшущее на поленьях пламя.

– Как же, как же…- хмыкнул я.- То-то ваша добродетель вошла даже в анекдоты. «Сколько у настоящих рыцарей Храма забрал? Два – на шлеме и на гульфике!»

– Похоже, вы, сударь, не питаете к Ордену особого почтения? – вкрадчиво заметил Марией.

Надо же, какая наблюдательность!

– Ну почему же,- весело отозвался я.- Еще как питаю! Вы, ребята, сумели очень здорово устроиться – вкусно,- кивок на поднос,- жрете, сладко спите, шарите в казне Святой Церкви, как в собственном кошеле, и хозяйничаете в Семи Королевствах не хуже браконьера в заповедном лесу. Как тут не позавидовать бедному моряку?

– Бедному пирату,- насмешливо уточнил храмовник.

– Да ладно вам,- отмахнулся я.- Уверен, годовая добыча всех пиратов моря Кейры выглядит бледно рядом с графой дохода самого захудалого командорства Ордена.

Бедолага подмастерье наблюдал за нашей ленивой перебранкой с отвисшей едва ли не до подлокотника челюстью. Не думаю, чтобы парнишка до сего дня мог хотя бы помыслитьо подобном обращении к храмовнику, а теперь, должно быть, с ужасом ждет того мига, когда разгневавшийся рыцарь хлопнет в ладоши и троллеподобные послушники поволокут меня, а заодно и его, ставшего невольным свидетелем изрекаемой мной хулы, в подвал башни. Слава у местных подвалов хорошая, и наверняка бывший наставник Кевина не раз ставил тому в пример здешних умельцев.

– Рот закрой,- посоветовал я,- а то улитки заползут.

– Жаль, право,- задумчиво произнес Марией, – что Звез-доокая начертала вам столь извилистый земной путь. Сложись небесный узор иначе – и вы, Аллан, могли бы занять не последнее место в иерархии.

Признаюсь, на какой-то миг он меня уел. Я все же ожидал от этого любителя железяк несколько иной реакции на мои слова. Не приказа волочить на подвальную жаровню, разумеется,- ради этого не стоило выдергивать меня из магистратской петли. Но раз уж я настолько позарез потребовался этим бронированным парням, что они авансом выдают нам такую уйму пряников… неплохо бы выяснить также размеры кнута.

Я потому-то и взял столь наглый тон, почти что в открытую нарываясь, а залп-то, как оказалось, лег мимо цели. Храмовник с чувством юмора – подумать только?! Чудо природы почище белого дракона, по крайней мере, о последних народец после третьей кружки принимается рассуждать, а вот баек о веселом храмовнике мне слышать покуда не доводилось.

– Полагаю,- спокойно сказал рыцарь,- вам не терпится узнать причину, приведшую вас под эти своды.

– Отнюдь,- снова попытался я продолжать в прежнем тоне.- Лично я спокойно могу обождать недельку-другую… особенно если это не скажется на уровне гостеприимства!

– Несколько лет назад,- Марией словно бы не услышал моей реплики,- брат-рыцарь, трудившийся в библиотеке одного из отдаленных замков Ордена, обнаружил свиток. Обычный с виду пергаментный свиток, на полях которого были хозяйственные записи за 542-й год, однако бывший на два века древнее. Тогдашние монахи не смогли оценить значение таинственных для них знаков, но моему ученому собрату они показались знакомыми… в особенности его заинтриговали символы в заглавии: перечеркнутая двойная петля и три летящие птицы…

– О нет,- простонал я.- Только не это… только не Ариграй.

– Ваши познания достойны восхищения. – На этот раз рыцарь счел возможным услышать меня.- Это был именно Ариграй, легендарный «третий свиток» его пророчеств. Свиток изучали лучшие маги Ордена, и их вердикт был единодушным – это подлинник, писанный рукой самого…

– За триста лет его находили уже раз пятьдесят,- сказал я.- Каждый раз во всеуслышание объявляя наиподлиннейшим и единственно истинным. Я уж не говорю про то, что те непонятные каракули, которые этот свихнувшийся старикан на-корябал в миг обострения слабоумия, последний уличный гадальщик толкует по-своему.

– Однако,- мягко возразил храмовник,- думаю, даже вы, Аллан, не станете спорить с тем, что все пророчества из двух первых свитков исполнились.

– Угу,- кивнул я.- Только вот окончательно понятно, которое из толкований очередного двенадцатистишья считать верным, становилось лишь после того, как предсказанное в нем событие сбывалось во всей своей красе. Да и то – не знай, к примеру, Рригар Восьмой об этих бреднях, наверняка отважился бы сразиться с вогаями на равнине Кулы и, очень даже может быть, размазал бы их своей панцирной конницей, а не сидел сиднем за стенами Ниенне, пока его доблестное рыцарство не доело последних коней. Зато теперь всем ясно, о чем идет речь в стихе о старом вороне и молодой лисице.

– Могу вас утешить, Аллан.- Впервые за весь разговор Марией соизволил отвернуться от камина.- Третий свиток не содержит столь не любимых вами двенадцатистиший. Он написан «низким стилем».

– Тогда это не Ариграй,- уверенно заявил я.- Потому как он уже к середине жизни разучился говорить по-человечески.

– Возможно,- холодно отозвался рыцарь,- зрелище увиденного им грядущего настолько потрясло его, что к нему вернулся сей дар…

– И что ж он углядел там такого страшного? – усмехнулся я.- Ведь и его собственное время не отличалось особенным благополучием. Ондорская чума, мятеж Дайера, война Белых Волков – это то, что вспоминается с ходу, а уж…

– В третьем свитке,- перебил меня храмовник,- прорицатель описывает гибель нашего мира.

– Что, всего? – испуганно воскликнул Кевин.

Я не торопясь налил себе новый бокал вермута.- Нет,- медленно отозвался Марией.- Лишь той его части, что именуется человеческой цивилизацией.

– О, это здорово меняет дело,- заметил я.- И на когда же назначен Последний Восход?

– Что вам известно о Забарре? – задал встречный вопрос храмовник.

– Ну,- неуверенно начал Кевин,- это страна, точнее,- поспешно поправился он, услышав мой презрительный хмык, – провинция империи Дайр за Поднебесными горами, а за пределами ее живет лишь дикая нелюдь, не ведающая слов об истинном Боге, донесенных до нас Солнцели…

Я хмыкнул еще раз, и мальчишка, смутившись, замолчал.

– Полагаю,- испытующе глянул на меня Марией,- вам, Аллан, есть что добавить к словам юноши.

– Немного,- сказал я.- Мало интересовался землями, к берегам которых нельзя причалить. Провинция захудалая… живут там в основном ссыльные да каторжные – из числа тех, кто сумел не подохнуть на имперских рудниках. Ну и идиоты, поверившие в сказки о свободных землях… ее там и вправду много, надо только суметь не подохнуть от тамошней зимы да не схлопотать гоблинскую стрелу или орочье копье во время набега. Тамошние кочевники из-за Ави не чета нашим «домашним» зеленошкурым, за девять веков загнанным в самую глушь Великого леса, и если бы они не тратили столько сил на грызню между собой…

– … они обрушатся на Забарр, подобно волне.- Взгляд храмовника потерял цепкость, став… отрешенным? – И цветущая земля обратится в пустыню, где лишь пепел да груды костей напомнят о людях, живших там. Как только на древе хурра распустится первая листва, пройдут они горы и…

– И тут-то им и придет конец,- усмехнулся я.- Империя дикарям не по зубам.

– Империя Дайр падет. – Голос рыцаря живо напомнил мне погребальный гонг. – Города ее будут гореть, подобно факелам в ночи, и крики убиваемых не смогут заглушить песню огня. Но клинки пришельцев из-за края мира не напоятся кровью, и, едва пожелтеет первый лист, королевство Голла разделит участь шести других…

– Бред,- неуверенно сказал я.- В Империи народу больше, чем золотых в казне Голоса Солнцеликого. И легионов у нее тоже хватает.

– Империя Дайр велика,- печально вздохнул Марией.- И потому ее легионы подобны будут растопыренным пальцам – их не соберут в единый кулак. Простые же люди слишком долго вкушали мир и покой за спинами воинов. Они будут лишь поживой для варварских мечей.

– Когда это случится? – хрипло спросил Кевин.

– Скоро. Тот, кого нарекут Пожирателем Черепов, уже собирает племена. Маги Воздуха обещают холодную зиму, и, как только Ави покроется льдом, они перейдут границу.

После этих слов храмовника в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием дров в камине.

Должен заметить: впечатление этот железный парень произвел даже на меня. Не то чтобы я воспринял эти ужасы о конце человечества совсем уж всерьез, но, если среди кочевников и впрямь нашелся мужик с задницей, достаточно широкой, чтобы подмять ею все кланы Степи, имперцам и впрямь придется несладко. Орки из-за Ави – ребята суровые…

Кевин же, судя по его позеленевшему лицу, уже воочию воображал, как истекающий слюной гоблин потрошит его обезглавленный труп, в то время как его соплеменники разводят огонь под вертелом.

– И что же,- тихо произнес он,- нет никакого шанса?

– Шанс есть,- так же тихо сказал Марией и, вновь развернувшись к камину, после недолгой паузы добавил: – Шанс этот – мы!

Ну вот!

– Не знаю, как вы, мессир рыцарь,- заметил я,- но что касаемо меня… если какой-нибудь мир решит избрать меня своим последним шансом, то лично я не поставлю за него и позеленевшего гроша!

– Шестеро Избранных. – Храмовник в очередной раз решил проигнорировать мою реплику. – Единственный проблеск Света среди Вечной Тьмы. Ручеек Надежды в пустыне Отчаяния.

– Ну-ну,- скептически протянул я.- И все же, уж простите меня, мессир, но находящаяся в этой комнате часть команды особого спокойствия за судьбу мира как-то не внушает. Возможно, с оставшимися дело будет обстоять получше… кстати, кто они?- Не знаю,- безмятежно отозвался Марней. Глядя на мое изумленное лицо, с усмешкой уточнил: – Не имею ни малейшего представления!

– У-у…- только и сумел озадаченно побулькать я.- Как же тогда… пророчество…

– Пророчество,- все с той же усмешкой сказал рыцарь,- подсказывает, где, когда и кого, но ни полслова не говорит о том, кто это будет. Так я нашел вас… а следующего Избранного должны будете встретить вы, Аллан.

– Замечательно! – выдохнул я.- Ну и где же должна состояться сия историческая встреча? Через год в спальне короля Вейса Пятого? В…- Я осекся, заметив, что храмовник не обращает на меня ни малейшего внимания, вслушиваясь в доносящиеся снаружи гулкие удары храмового гонга. Дождавшись последнего, десятого удара, он удовлетворенно кивнул и развернулся ко мне.

– Нам пора, Аллан,- буднично произнес он.- Захватите плащ – нынче на улице прескверно.

– Так кто же, Шайр вас поглоти, должен стать нашим четвертым? – взорвался я.

– Первый,- невозмутимо отозвался храмовник,- кого вы, Аллан, встретите, выйдя из башни.

Снаружи царила тьма, которую теплившиеся за узкими оконцами редкие огоньки делали лишь более непроглядной. Вдобавок недовольные боги щедро сыпали с небес что-то среднее между подмороженным дождем и мокрым снегом. Получив в лицо горсть этого ледяного крошева уже на втором шаге и провалившись почти по голенище сапога в какую-то яму, я озлился всерьез.

– Бред,- бормотал я, кутаясь в плащ.- Кого можно встретить на улице в это время? Шелудивого пса? Пару бродячих кошек? Так ведь в такую погоду даже самая последняя тварь постарается устроиться поближе к теплому очагу!

– Нам лучше направить свои стопы в квартал за цитаделью, Аллан,- спокойно сказал храмовник.- Там множество кабаков и иных злачных мест, чьи двери распахнуты до рассвета.

– Надо же,- пробормотал я.- Храмовник, а соображает. Воистину чудо.

– Я же рыцарь,- усмехнулся Марией,- а не идиот.

– Благородные господа! – В первый момент я даже не понял, откуда доносится этот придушенный писк, и, лишь повертев головой, сообразил, что его источником служит груда тряпья, поначалу принятая мной за облитый помоями сугроб.- Не желаете ли скрасить себе остаток ночи? Всего лишь пять красноперок,- закутанное в лохмотья создание жалобно хлюпнуло носом и утерло уже начавшую было подмерзать соплю,- и клянусь, вы будете удивлены, познав, как много я умею.

На вид ей было не больше четырнадцати. Тела под тряпьем не разобрать, но, судя по росточку, эти тряпки скрывают разве что слегка обтянутый кожей скелет. Не мой вкус. Я все же предпочитаю, чтобы моя партнерша больше походила на женщину, чем на бесполое дитя… хотя если эту крошку отогреть и заставить принять ванну… Вспомнив, куда и, главное, с кем я иду, я очнулся от своих мечтаний и отрицательно качнул головой.

– Прости, крошка! – Я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно более грубовато. – Но у нас с приятелем дела.

И шагнул вперед, но опустившаяся мне на плечо рука храмовника припечатала меня к месту не хуже корабельного якоря.

– Сэр Аллан,- укоризненно качнул головой Марией. – Вы очень невнимательный человек.

Я изумленно воззрился на него, затем перевел взгляд на скрючившийся у стены ворох – и обратно.

– Она?! Эта маленькая шлюха – Избранная?!

– Право, сэр Аллан,- невозмутимо произнес рыцарь. – Не вижу, чем блудница хуже, скажем, пирата.