Часть II. ДО САМОГО ЧЕРНОГО МОРЯ


Глава 1. Начало пути

Первая неожиданность. В устье Тосны. Разрешенная загадка. Старая крепость и Морозовский поселок.

Этого ясного июньского дня ждали с нетерпением почти два года.

С десяти утра на пристани яхт-клуба царило праздничное оживление. Проводить участников похода приехали друзья и родные, члены организованной в институте секции водного туризма и, конечно же, Георгий Алексеевич. Он должен был встретиться с группой в Запорожье, к концу путешествия. Все были взволнованны и торжественны.



В дальний путь отправлялось восемь человек — по четыре в каждом ушкуе.

В первом, флагманском, разместились Володя Громов, единогласно избранный командиром отряда, Саша Трофимов и Нина Николаевна, отважившаяся пуститься в этот необычный поход вместе со студентами. Четвертым членом экипажа судна стала… — как вы думаете кто? — Маша Девина из яхт-клуба. Подружившись за время постройки судов со своими сверстниками, она твердо решила провести свой летний отпуск вместе с ними на борту ушкуев. И для этого у нее имелись все основания. Проворная и сообразительная, с крепкой спортивной закалкой, полученной в яхт-клубе, Маша единственная из всей женской половины команды немного умела управляться с парусами и исполнять обязанности рулевого. Словом, на нее вполне можно было положиться.

— Будешь нашим представителем в экспедиции. Смотри не урони чести клуба, — напутствовал Машу Вадим Евгеньевич.

Экипаж второго судна составили Сережа Жарковский, назначенный за старшего, неугомонный Женя Журкин, Таня Леонова и Алла Урусова.

Ушкуи привлекали к себе всеобщее внимание. На носу каждого из них красовалась вырезанная по Таниному эскизу из многослойной фанеры фантастическая звериная голова с раскрытой пастью и нарисованными светящейся краской глазами.

— Итак, — сказал на прощанье Вадим Евгеньевич, — первую часть вашего плана — постройку ушкуев — вы выполнили успешно. Пусть же и сам поход пройдет на «отлично». Счастливого плаванья!

Последние рукопожатия, пожелания, советы; и вот уже изогнутые ладьи, подняв паруса, плавно вышли на середину реки. С пристани энергично махали платками и косынками, что-то неразборчиво кричали.

Эскортируемые клубными моторками ушкуи уверенно взяли курс вверх по течению и вскоре скрылись за поворотом реки у Каменного острова.

Поход начался.

* * *

Попутный ветер бодро подгонял суда. Их необычный вид — расписные паруса, оскаленные звериные морды на носу и цветные тенты посреди палубы, — к удовольствию ребят, вызывали неизменное удивление пассажиров встречных теплоходов и людей на берегах Невы. Многие приветственно махали руками и выкрикивали путешественникам дружеские напутствия.

Миновали легендарный крейсер «Аврора». Новый поворот реки, и за густой зеленью листвы показался Смольный — штаб Октябрьской революции.

Когда прошли под Охотинским мостом, моторки сделали прощальный круг и легли на обратный курс.

Путешественники остались одни.

— Теперь не мешало бы и закусить, — заметил Женя.

— Прекрасная мысль! — Таня достала термос с горячим чаем и бутерброды. Аналогичные припасы имелись и на борту флагманского судна.

Не успели, однако, сделать первый глоток, как из-за поворота реки вылетела встречная «Ракета». Увидя перед собой сказочные ладьи, пассажиры высыпали на палубу. Один из них с капитанского мостика начал лихорадочно снимать ушкуи.

В считанные секунды белый корпус «Ракеты» пронесся рядом с ушкуями, и поднятая им волна со всего маха ударила в борта обоих судов, не сумевших вовремя увернуться от нее. Ушкуи сильно качнуло, и всех сидящих в них неожиданно обдало брызгами воды. Потерявшая равновесие Алла, вскрикнув, упала на дно судна. Упал и Женя, ошпарив руку горячим чаем. В головной ладье крепко ушибла локоть Маша, но она быстро поднялась и, схватившись за борт, удержалась на ногах при ударе второй волны. Сережа Жарковский тоже не растерялся и сразу же ловко повернул судно наперерез следующей волне.

Этот небольшой инцидент, встреченный смехом и шутками, не испортил общего хорошего настроения.

— Надо, видимо, держаться ближе к берегу, — сказал Володя Громов.

— И не воображать, что встречные теплоходы будут уступать нам дорогу, — добавила с улыбкой Нина Николаевна.

Вскоре на правом берегу Невы показался высокий холм. По мере того как суда приближались к нему, он приобретал очертания огромной четырехгранной пирамиды.

— Холм Славы! — сложив ладони рупором, крикнул Сережа находившимся в первом ушкуе. — Предлагаем осмотреть.

В ответ Володя утвердительно кивнул и повернул ладью к берегу.

С трудом пробравшись через полузаросшие землянки, окопы, воронки авиабомб и снарядов, утыканные хаотично торчащими кольями с остатками колючей проволоки — память отгремевших здесь некогда боев, — поднялись по каменной лестнице на маленькую площадку, обрамленную ребристыми выступами.

Бронзовое дерево Славы, которому скульптор придал символический облик молодой женщины с гордо закинутой головой и взметнувшимися вверх руками, переходящими в широко раскинувшуюся крону ветвей, а позади несокрушимым строем сомкнулись высеченные в камне бойцы…

Молча постояли, обнажив головы, на вершине холма, потом подошли к краю смотровой площадки. Сверкая тысячами солнечных бликов, Нева привольно разливалась впереди чуть ли не на километр. Прямо напротив холма Славы виднелось устье ее притока — реки Тосны. Вправо проглядывали между деревьями домики Усть-Тосны, рядом с ними темнела роща военного кладбища. Блестел на солнце лавровый венок строгого обелиска с вплетенными в него серпом и молотом. А еще дальше громоздились портальные краны судоремонтных мастерских Ивановска и убегали к горизонту городские крыши.

— Тут в Отечественную войну фронт был, — ни к кому не обращаясь, сказал Женя, кивнув на устье Тосны.

— Ты что, читал об этом? — спросила Таня.

— Нет, отец мой здесь воевал.

— А он жив?

— Жив… Только ногу тогда потерял. Инвалид он теперь… Когда мы с ним на рыбалку сюда приезжали, он мне много рассказывал. Вспоминал и об этих местах. Здесь в войну отличились четверо связистов. Они засели в подвале одного из домов и по радио корректировали огонь. Так продолжалось три дня. Когда же кончились патроны и они были окружены, то вызвали огонь на себя. Один из связистов погиб. Всем четверым присвоено звание Героя Советского Союза.

Вниз по реке, в сторону Ленинграда, прошла тяжело груженная стройматериалами баржа-самоходка. Навстречу ей работяга буксир тащил плавучий подъемный кран. Вот они поравнялись с холмом, и над водой раскатились протяжные пароходные гудки.

— Зачем это? — полюбопытствовала Маша.

— Традиция! — пояснил Женя. — Все проходящие мимо суда отдают всякий раз долг вечной памяти павшим в Великой Отечественной войне.

Не успел Журкин договорить, как из-за поворота под звуки музыки выплыл небольшой прогулочный теплоход, возвращавшийся в Ленинград.

Едва он приблизился к холму Славы, музыка смолкла и торжественный сигнал разорвал речную тишину.

— Как это здорово! — воскликнула Алла. — Прямо не хочется уходить отсюда. Здесь так хорошо.

— У меня предложение. — Володя посмотрел на часы. — Уже третий час. В первый день похода обычно делают привал пораньше. Давайте разобьем лагерь, пообедаем, переночуем, а завтра с утра отправимся дальше.

На том и порешили. Вскоре в уютной ложбинке у подножия холма уже потрескивал костер и перекликались молодые голоса. Маша ко всему прочему оказалась неплохой поварихой и с помощью Аллы приготовила вкусный обед.

До вечера надумали еще выгрести на одном из ушкуев к устью Тосны и осмотреть места былых боев, где воевал Женин отец. Возвратились уже затемно. На слегка порозовевшем небе взошел бледный молодой месяц, и через реку от него протянулась серебристая лунная дорожка. А на другом берегу реки вырисовывался на фоне застывшей темной рощи чеканный контур обелиска.

* * *

Утро выдалось пасмурным. Поеживаясь от рассветного холода, участники экспедиции вылезали из спальных мешков. Вскоре, однако, тепло походного костра разогнало по жилам кровь и вернуло всем бодрое настроение. Раздались шутки, зазвучал смех.

Невская даль властно манила вперед. И вот уже ушкуи отчалили и один за другим двинулись вверх по течению. Свежий западный ветер наполнял паруса, и послушные рулю суда быстро шли вдоль правого берега.

За мысом Святки их обогнал большой пассажирский теплоход. «Попутного ветра! — крикнул в мегафон капитан теплохода, в то время как сгрудившиеся у поручней пассажиры махали путешественникам шляпами и фотографировали ушкуи. — Привет Черному морю!..»

Теплоход растаял вдали.

— Откуда им известно про нашу экспедицию? — изумился Женя. Остальные в ответ лишь недоуменно пожимали плечами.

Через час увидели по курсу здания и высокие трубы мощной электростанции. Это был город Кировск. Вдоль отвесного левого берега потянулись домики окраины.

— Пушка! Смотрите, пушка! — крикнул Сережа, указывая на установленное между домами орудие. — Это же знаменитый «Невский пятачок».

Не сговариваясь, повернули к берегу. Вытащить ушкуи из воды и взобраться по обрыву было делом двух-трех минут. И тут перед путешественниками открылось широкое поле, усеянное рытвинами, воронками и обвалившимися окопами. Среди этой мертвой земли бросался в глаза тяжелый танк КВ на постаменте и скромный обелиск, а за ними массивный гранитный куб с надписью: «Рубежный камень». На боковых гранях его были высечены полные отваги и решимости лица военных моряков и пехотинцев.

Земля бесстрашия — так окрестили «Невский пятачок» в годы войны. Об этом напоминали и выбитые на памятнике строки стихотворения Александра Прокофьева:

Вы,

Живые, знайте,

Что с этой земли

Мы уйти не хотели

И не ушли.

Мы стояли насмерть

У темной Невы.

Мы погибли,

Чтоб жили вы!

У городской пристани Кировска путешественников сразу же окружили ребятишки и взрослые.

— Это вы из Ленинграда плывете варяжским путем? — спросил, проталкиваясь к ним, курчавый парень.

— Да, мы. А откуда вы про нас знаете?

— Так во вчерашней «Вечерке» все написано. Вон на доске… И фото есть.

«Сегодня, — сообщал корреспондент, — от причала старейшего яхт-клуба на Крестовском острове взяла старт группа учащихся Ленинградского электротехнического института имени В. И. Ленина. На самостоятельно построенных ими по старинному образцу ушкуях молодые путешественники собираются пройти древним торговым путем „из варяг в греки“ и закончить свой необычный поход на берегу Черного моря».

— Вот так сюрприз! — присвистнул Володя. — И кто это успел нас сфотографировать?

— Да скорее всего тот, на капитанском мостике «Ракеты», которая нас волной окатила, — сказал Сережа.

— А как же он догадался, что мы — это мы?

— Так ведь у нас на парусах эмблема Балтийского морского пароходства вышита.

— Верно! Я и не подумал.

Все рассмеялись.

* * *

Переход до истока Невы прошел без приключений. Когда впереди возник остров Ореховый с высящимися на нем мрачными стенами Шлиссельбургской крепости, Таня указала спутникам на остроконечную иглу светлокаменного монумента слева по борту.

— Вова! — окликнул командира со второго ушкуя Сережа Жарковский. — Осмотрим памятник?

Громов обернулся и сделал знак Саше, чтобы тот замедлил скорость головного судна. Оба ушкуя сблизились, и Вова предложил:

— Давайте сначала осмотрим крепость, а потом переправимся к памятнику и разобьем там лагерь.

До острова оставалось не более километра, но чем дальше продвигались ушкуи, тем сильнее становилось встречное течение. Оно вырывалось из Ладожского озера и стремительно огибало остров с обеих сторон. Запустив на полную мощность подвесные моторы, путешественники с трудом приблизились к западной оконечности острова. Когда наконец ступили на пристань, у всех невольно вырвался вздох облегчения.

Крепостные стены и башни возвышались у самого берега. Даже исковерканные во время войны фашистскими снарядами, они производили внушительное впечатление.

Считалось, что древний Орешек утратил свое военное значение еще в петровскую эпоху, так как после присоединения Прибалтики к России грозная сторожевая крепость оказалась далеко от пограничных рубежей. Однако в 1941 году ее героический гарнизон пятьсот дней и ночей отбивал наседавшего врага и выстоял…

Пройдя через Воротную башню на крепостной двор, путешественники увидели страшные следы разрушения. Казалось, здесь не осталось ни одного клочка земли, который не был бы перепахан смертоносным огнем. Посреди двора угрюмо чернели развалины бывшей крепостной церкви.

Осматривая их, участники экспедиции вышли к месту, где производились археологические раскопки. Возле вскрытой кладки из валунов трудилось несколько молодых ребят. Ими руководил худощавый мужчина в кожаной куртке.

Завязался разговор. Студенты рассказали о своем походе и прошлогодних раскопках на могильном кургане под Торопцом, а археологи — о своей работе.

— К XIV веку, то есть ко времени постройки на Ореховом острове крепости, — объяснил их научный руководитель, известный ленинградский ученый Анатолий Николаевич Кирпичников, — каменных крепостей на Руси было еще очень мало. Новгород, Псков, Ладога, Изборск, Капорье… вот, пожалуй, и все. Можете себе поэтому представить наше волнение когда мы обнаружили здесь остатки каменных стен. Та первоначальная крепость занимала лишь северо-восточный угол острова и отделялась от остальной его части протокой. В конце XV века старую крепость заменили новой, которая охватывала своими стенами весь остров. В ней возвели цитадель, а протоку превратили в ров. Его потом расширили, и получилась внутрикрепостная гавань. В стене устроили «водяные ворота», через которые суда могли заходить из северного рукава Невы.

Среди наших находок оказались войлочная шапка, топор, деревяные чашки, берестяные короба, стеклянные и янтарные украшения. Благодаря им удается лучше узнать быт средневековых людей, составить представление о том, как одевался городской ремесленник.

Прощаясь с археологами у широкого сводчатого проема в крепостной стене, служившего в давние времена «водяными воротами», ушкуйники условились непременно встретиться по возвращении в Ленинграде и рассказать о походе.

Переправа через Неву не заняла много времени. Правда, несмотря на все усилия, сильное течение отнесло суда чуть ли не на километр в сторону, и потом пришлось выгребать назад вдоль берега к памятнику.

«Монумент воздвигнут павшим воинам 1-й понтонно-мостовой бригады в честь ратных подвигов однополчан. 1943 год».

— Сорок третий… это ведь год прорыва блокады Ленинграда, — сказала Нина Николаевна.

— Да, да. Надо завтра разузнать в поселке обо всем поподробней, — предложил Володя.

От поля к реке вел пологий спуск и, используя его, вытянули ушкуи на берег. У опушки леса Володя и Саша поставили палатки, а Сережа и Таня занялись костром. Алла готовила обед, а Маша, заметив, что хлеба маловато, побежала в поселковый продмаг. Примерно через полчаса она вернулась, но не одна, а с учителем местной школы Иваном Дмитриевичем Александровым и двумя его учениками, которые тащили авоську с продуктами.

— Вот узнали у вашей спутницы, какое интересное путешествие вы задумали, — сказал, поздоровавшись с сидящими у костра студентами, Иван Дмитриевич, — и хотим просить вас выступить у нас в школе.

— Ну что ж, мы не против, — ответил, переглянувшись с товарищами, Володя Громов.

Обрадованные школьники кинулись обратно в поселок, а учитель, присев у костра, рассказал ребятам историю памятника.

— Тогда, в сорок третьем, нужно было не только отбросить врага, но и как можно быстрее навести переправу через Неву и соединить железной дорогой Ленинград с Большой землей. Эту трудную задачу и выполнили в кратчайшие сроки те самые саперные части, названия которых увековечены на обелиске.

Иван Дмитриевич помолчал, всматриваясь в даль окрестных полей.

— Я тут родился. Помню, как горел наш поселок и как моя мать со мной и сестренкой, спасаясь от налетов, бежала отсюда в Борисову Гриву. А когда вернулись мы потом, ни одного дома в деревне не уцелело…

После обеда все вместе отправились в школу.

Народу собралось много. После рассказа Громова ребята засыпали вопросами. Вечер закончился торжественно: хор школьников спел песню «Дорога жизни», музыку к которой на слова Шумилина написал в бомбоубежище блокадного Ленинграда Виталий Запольский:

Мой Ленинград спасла «Дорога жизни».

И не тускнеет в памяти моей

Бессмертный подвиг мужественных дней.

А за темной Невой приземистой громадой виднелась крепость, и на ее фоне светлел, отражая лучи полночного солнца, высокий обелиск.



Глава 2. Коварное озеро

Там, где проходила «Дорога жизни». На Морьеном носу. Первые испытания. Остров Сухо. Впереди Волхов. Свидание с Суворовым.

Итак, каким маршрутом мы двинемся дальше? — спросил на следующее утро за завтраком Громов, держа на коленях карту. — Возможны два варианта: один — выйти в озеро и плыть по нему до устья Волхова; другой — каналом в обход. Какие будут предложения?

— Надо стараться в точности следовать путем «из варяг в греки», — уверенно ответила Алла.

— В те времена суда плыли только через озеро? — спросила Маша.

— Да.



— Тогда и нам нужно плыть по нему. Это же интересней.

— А что дальше? — осведомилась Таня.

— Расстояние примерно одинаковое — 120–130 километров.

— Ну вот видите?

— Надо идти озером, — уверенно заявил Женя.

— А вы как считаете, Нина Николаевна? — повернулся к преподавательнице Володя.

— Я как все. И, по-моему, раз уж мы решили следовать маршрутом древних ушкуйников, то не должны отступать от него без крайней необходимости.

— Хорошо, — подвел итог Володя, — идем озером. Наведаюсь-ка я пока на пристань и посоветуюсь с местными рыбаками, каким курсом лучше плыть через озеро.

Они с Трофимовым ушли, а остальные стали готовиться к отплытию.

На реке было тихо. Солнечные блики плавно колыхались на воде, скользили по бортам рыбачьих лодок. Время от времени кто-либо из рыболовов резко подсекал крючок, и трепещущая серебристой чешуей плотвичка, взлетев в воздух, плюхалась на дно лодки. У некоторых не клевало, и они, с досадой проверив наживку, вновь широким движением забрасывали леску в надежде, что им наконец повезет.

На Морозовской пристани было многолюдно. Только что к ней пришвартовался речной трамвай, доставивший с противоположного берега Невы большую группу пассажиров. Еще один прогулочный катер приближался со стороны крепости.

— Вы что же хотите до Волхова озером дойти? — переспросил начальник пристани. — Не советую.

— Почему так?

— Беспокойное у нас озеро-то, ручаться за него никак нельзя.

— Но нам говорили, что в это время штормы здесь редко бывают.

— Так-то оно так, а все же не советую. Уж больно капризное оно…

— А как же рыбаки?

— Так то рыбаки… У них свои приметы. Вот вы, кстати, с ними и посоветуйтесь. Может, подскажут чего дельное. С Никоновым, например. Он тут, можно сказать, всю жизнь на воде провел.

— Спасибо. А где его найти?

— Вообще-то его лодка вон на берегу… Постойте, да он никак сам сюда идет…

Уверенной, слегка враскачку походкой по берегу направлялся к пристани кряжистый бородатый мужчина в выцветшей полосатой тельняшке. Когда он подошел ближе, стали видны глубокие бороздки морщин на его обветренном красноватом лице, под слегка прищуренными глазами.

— Сейчас озером, пожалуй, можно проплыть, только глядеть надо в оба, — сказал он, узнав о планах путешественников. — А лодки-то у вас какие? — спросил он.

— Ушкуи.

— Ушкуи?! — удивился рыбак. — Это на каких в старину плавали? И где же вы их достали?

— Сами построили.

— Ну коли так, лучше в два-три перехода идти. Если еще и моторы имеются, думаю, справитесь. И все же здорово рискуете…

Трофимов развернул было карту, но Никонов отмахнулся.

— Вы, ежели вам удобнее, по ней следите, а я вам так все объясню. Отсюда, как в озеро выйдете, держитесь левого берега. Потом, подальше, впереди, маяк увидите — Осиновец это. Пирсы там еще остались от «Дороги жизни», она оттуда на Кабону шла. А за Осиновцем деревня Морье, и около нее мыс, Морьин нос называется. От него берите напрямик через озеро, километров тридцать с небольшим будет. Если не собьетесь, на Песоцкий нос в деревню Черную попадете. Место для ночлега лучше не придумаешь. Песок, лес. Ну а дальше известное дело — вдоль берега идти надобно.

Володя с Сашей старательно нанесли указанный маршрут на карту, и Никонов энергично зашагал к своей лодке. Ребята вернулись в лагерь.

* * *

Развернув разноцветные паруса, ушкуи вышли в озеро. Остались позади старинная крепость и Морозовский поселок, впереди — бескрайняя ладожская даль. По берегу потянулся сплошной сосновый лес, из которого доносится смолистый аромат хвои.

— Впереди маяк! — крикнул с первого ушкуя Женя.

— Это Осиновец, — подтвердил Володя, вглядываясь в белевшую за береговым изгибом высокую башню. — Берите ближе к берегу, чтобы не пропустить памятник. Где-то здесь начиналась «Дорога жизни».

— Я слышала, тут и музей есть, — сказала Нина Николаевна.

До маяка оставалось еще довольно далеко, когда в просвете между деревьями мелькнуло какое-то сооружение. Им оказался необычный памятник в форме разорванной дуги — символ прорванной Ленинградской блокады. Это часть прекрасного комплекса — мемориала, посвященного «Дороге жизни». Он начинается у Финляндского вокзала в Ленинграде, где установлен первый из сорока пяти каменных столбов с пятиконечной звездой. На гранитной плите высечены стихи. Кежуня:

Потомок, знай! В суровые годы

Верны народу, долгу и Отчизне

Через торосы ладожского льда

Отсюда мы вели дорогу жизни,

Чтоб жизнь не умирала никогда!

Летом и зимой, днем и ночью под артобстрелом и бомбами врага, бесперебойно шли по этой дороге продовольствие и медикаменты осажденному Ленинграду, на дне озера были проложены бензопровод и кабель.

У входа в музей «Дорога жизни» на специальной площадке установлены старенькие грузовики, доставлявшие все необходимое героическим защитникам города в дни блокады.

Когда вышли из музея, время уже перевалило за полдень. Пора было двигаться дальше.

Отчалив от берега, взяли курс на Морьин нос, где рядом с глубоко вдающимся в полуостров заливом приютилась деревня Морье. Оттуда следовало повернуть на восток и пересечь Шлиссельбургскую губу.

За дни, пролетевшие с начала похода, все члены экипажа обоих ушкуев понемногу освоили хитрую науку хождения под парусами, научились ориентироваться на воде, держать направление по компасу и неплохо управляться с веслами. Первые теоретические и практические уроки они брали еще в клубе на Крестовском, когда строили свои суда. И занимались с ними опытные яхтсмены. Однако настоящие навыки приходили только сейчас, в плавании.

— Выходим в открытое озеро, — громко объявил Володя, делая знак лечь на другой галс.

Рулевые на корме четко выполнили разворот, свежий ветер захлопал вздувшимися парусами, и ушкуи начали быстро удаляться от берега. Вскоре он совсем исчез из виду.

— До чего же хорошо! — воскликнула Алла, широко раскинув руки и подставив лицо под пенистые брызги, взлетавшие за бортом.

Настроение безмятежного покоя овладело путешественниками. Полуденное солнце искристыми зайчиками играло в изломах легкой зыби, слепя глаза. От воды подымались испарения, пропитанные запахом рыбы и тины. Резкие крики низко паривших чаек оглашали воздух.

Но вскоре как-то незаметно ветер изменил направление, стал крепчать, горизонт заволокла лиловая туча. Ушкуи начало сносить к северу. Поверхность воды потемнела… Внезапно налетел сильный порыв ветра. За ним второй, третий. В минуту озеро покрылось белыми барашками. Прогрохотал отдаленный раскат грома.

— Убрать паруса! — прокричал сквозь шум ветра Володя и вместе с Сашей Трофимовым бросился к мачте. Но было уже поздно. Под яростным напором шквала полотнище с громким треском лопнуло. Саша, поскользнувшись, грохнулся на спину, и его накрыло перехлестнувшей через борт волной. Кинувшуюся было на помощь Машу сбило с ног новой волной. Расколовший в этот момент тучу слепящий зигзаг молнии сопровождался оглушительным ударом грома, и в ответ ему из-под тента на палубе донесся плач перепуганной Аллы.

— Держи руль, — еле разобрал Саша Володин голос. — Запускай мотор!

Однако Саша и без того тщетно пытался сделать это, а упрямый мотор никак не хотел заводиться. Ливень окончательно скрыл за кормой второй ушкуй.

О курсе нечего было и думать — судно вертело на волнах и несло в неизвестном направлении. Промокшие до нитки ребята изо всех сил вычерпывали воду, пробовали грести. Между тем второй ушкуй отогнало далеко к северу. Волны здесь были еще выше, в любую секунду грозя перевернуть судно. Сережа с Таней, не разгибаясь, вычерпывали воду ведерком и какой-то подвернувшейся под руку кастрюлей. Женя на руле по мере возможности ставил ушкуй наперерез волне. Алла не подавала признаков жизни…

Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Вспышки молнии и раскаты грома постепенно смещались к северу. Небо светлело, и наконец из растрепанных туч вынырнуло солнце.

Оглядевшись по сторонам, Володя убедился, что второго ушкуя нигде нет.

— Смотрите! Нас вынесло к маяку.

Белая башня маяка словно поднималась из воды. Сверившись по карте, Саша объявил, что перед ними остров Сухо.

Он не ошибся. Это был клочок суши, созданный в свое время по приказу Петра Первого. В ту пору здесь на отмели часто терпели аварию корабли. Петр повелел засыпать отмель, «чтобы всегда было сухо». Потянулись к песчаной отмели тяжело груженные барки, и возник посреди беспокойной Ладоги искусственный островок, на котором позднее установили маяк.

— Всем на весла! — скомандовал Громов. — Будем пробиваться к маяку.

Однако это оказалось трудным делом. Попытки завести мотор ни к чему не привели — очевидно, во время шторма вода попала в карбюратор и залила свечи зажигания. Суденышко продолжало швырять из стороны в сторону, оно едва слушалось руля. Весла поминутно зарывались в кипящие волны.

— Ой, нас тащит мимо! — крикнула Маша.

— Загребать правым! — Голос Володи дрожал от напряжения.

Мощное течение и ветер несли ушкуй вдоль отлогого берега. Гребцы прилагали максимум усилий, чтобы приблизиться к острову. Еще один отчаянный рывок, и вот узкая полоска прибрежного песка начала медленно надвигаться. Когда до берега осталось двадцать-тридцать метров, Володя и Саша спрыгнули в воду. Она доходила им до пояса. Продрогшие и измученные ребята с трудом вытащили свою ладью на песок и бессильно повалились рядом.

— Надо идти к маяку, — сказала Маша, — там, наверно, кто-нибудь есть.

Через несколько минут они добрались до железной двери.

— Кого там еще принесло? — послышался хриплый мужской голос.

Дверь отворилась, и на пороге появился пожилой человек в брезентовой штормовке и резиновых сапогах.

— Э-э… Да вы никак из города, — протянул он, оглядев прибывших.

— Ага. У нас товарищи на озере во время грозы потерялись, — быстро заговорил Володя. — Может, с маяка удастся их увидеть?

— С маяка? Ну что ж, попробуйте, — разрешил смотритель.

Вслед за ним ребята поднялись по узкой винтовой лестнице на обзорную площадку, с которой все озеро было как на ладони.

— Вот они! — Старик указал на то появлявшуюся, то исчезавшую в волнах еле заметную точку, рассмотреть которую мог только его острый, привычный глаз.

— Как бы подать им сигнал? — повернулся к смотрителю Володя.

— Сейчас запустим ракету, — спокойно сказал тот.

В следующий момент в небо взлетела красная ракета, за ней зеленая, потом еще красная.

— По-моему, они повернули сюда. — Смотритель протянул Громову бинокль. — Вот, гляньте.

Только в бинокль, да и то не сразу, смог Володя различить среди белых гребешков прикрученный к мачте парус второго ушкуя. Было заметно, что он держится довольно устойчиво.

— На моторе идут, — обронил стоявший рядом смотритель. — Через полчасика будут здесь.

— Только бы мимо не проскочили.

— Не должны. Прямо на нас курс держат.

В ожидании товарищей спустились в нижнее помещение, где жил смотритель маяка, и с удовольствием выпили горячего чая, любезно предложенного хозяином. Звали его Геннадий Борисович, и оказался он совсем не таким суровым и нелюдимым, как на первый взгляд, а в интересующих ребят вопросах он проявил завидную осведомленность.

— Невский-то, конечно, по нашему озеру ходил, — рассказывал Геннадий Борисович, ставя на огонь второй чайник. — Но ведь суда у него, сами знаете, попрочнее ваших были. Вам еще повезло, что волна сегодня небольшая, а то бы несдобровать… Рискованный это путь, очень рискованный.

— Я читал, в Великую Отечественную войну за этот остров бой был упорный, — сказал Саша.

— Ну как же, еще и сейчас осколки находят. Меня тоже порядком посекли. Я тогда на морском охотнике служил. Подняли нас по тревоге и полным ходом сюда, к Сухо. А бой уже завязался. Фашисты десант под прикрытием авиации высадили. Батарею, что на острове была расположена, окружили. Наши корабли и самолеты тоже в долгу не остались… Мы в самый раз подоспели…

Тут старый солдат бросил взгляд в окно и поднялся.

— Кажись, ваши, — сказал он.

— Подходят! — обрадовалась Нина Николаевна.

Второй ушкуй медленно приближался к острову. С обеих сторон раздались крики «ура!».

Зайдя в воду, ребята помогли товарищам выбраться на берег. Аллу пришлось вынести на руках, Таня держалась молодцом и даже пробовала шутить. О Сереже с Женей нечего было и говорить. На их долю выпала основная тяжесть.

— Спасибо, выручил мотор, который все время действовал исправно. Ракеты с маяка указали нужное направление, хотя ни маяка, ни острова еще не было видно, — торопливо и сбивчиво рассказывал Женя. — Но уже стало ясно, что впереди — спасение.

Когда вновь прибывшие немного успокоились и согрелись, все еще бледная как смерть Алла с дрожащей улыбкой на губах попыталась как-то объяснить свое состояние.

— Ничего, ничего, со всяким бывает, — утешала ее Нина Николаевна.

— Нет, я для такого похода не гожусь, — твердила девушка. — Какой из меня матрос? Как только доберемся до Волхова, я сойду на берег.

Товарищи пытались разубедить ее, но все было напрасно. Алла стояла на своем.

— Ты даже представить себе не можешь, как мне было плохо, — призналась она Маше. — Больше я этого не выдержу.

Прозрачная белая ночь опустилась на тихий озерный островок. Волны улеглись и лишь изредка лениво плескались о берег. Трудно было поверить, что всего пару часов назад здесь по-настоящему штормило.

Геннадий Борисович предложил ушкуйникам переночевать на маяке.

Отказавшись от ужина, они тут же воспользовались предложением, и никакая гроза не могла бы разбудить их.

* * *

Раннее ясное утро застало ребят за сборами в дорогу. Вещи и продукты более-менее просохли, но нужно было еще исправить мотор на первом ушкуе и починить парус. С помощью Геннадия Борисовича, который разыскал в своем хозяйстве куски просмоленной парусины, специальную иглу огромных размеров и толстенные нитки, разрывы ликвидировали, и парус приобрел пусть и не прежний нарядный, но все же вполне сносный вид. Женя с Сашей справились с мотором только к обеду.

Подзаправившись на дорогу, путешественники в последний раз крепко пожали руку смотрителю и, подарив ему на память значок яхт-клуба, заняли свои места в ушкуях. Отчалили от берега, держа курс на устье Волхова.

Озерные духи решили, вероятно, вознаградить ушкуйников за вчерашние испытания. Погода стояла безоблачная, и плавание на сей раз прошло без происшествий. Только когда на горизонте показался мыс Воронов, а за ним и весь остров Птинов, откуда начиналась Волховская губа, подул свежий западный ветер. Он вызвал небольшую качку, которая, впрочем, не доставила экипажам обоих судов особых хлопот.

Постепенно берега разошлись, блеснуло широкое русло реки. Это был Волхов.

Ладожское озеро осталось позади!

Справа появился Новоладожский канал. Туда как раз входил караван из нескольких барж с песком. Его вел маленький, нещадно дымивший буксир.

— И все-таки правильно, что мы не пошли каналом, — заметил неисправимый Женя. — Тащились бы вот так целый день за баржами. Никакой романтики!

— Да, романтики нам хватило, — усмехнулся Володя. — Теперь будем осторожнее.

Окруженные палисадниками дома Новой Ладоги манили к себе, но идти в город не было уже сил. После небольшого совещания решили переночевать в сосновой роще на берегу Волхова, а осмотр города отложить на следующий день. На мелководье солнце прогрело реку до самого дна, и все с удовольствием искупались.

Отыскав укромный заливчик, поросший камышом, Женя стал приводить в порядок удочки.

— Под вечер тут должен быть хороший клев, — авторитетно заявил он. К нему присоединился и Саша.

Рыба впрямь клевала здорово, и на ужин была отличная уха.

* * *

— Итак, до Волхова мы добрались, — сказал на следующее утро за завтраком Володя Громов. — Но мы пока еще познакомились только с устьем реки.

— Совершенно верно, — поддержала его Нина Николаевна. — В среднем течении могут быть совсем иные условия, нежели в устье. Например…

Громкие гудки встречных буксиров помешали ей развить свою мысль. Большая партия судов скапливалась у входа в канал и грозила надолго задержать ушкуйников.

— По местам! — отрывисто скомандовал Громов. — Курс на Новую Ладогу!

Пересечь реку было делом десяти минут. Пришвартовавшись у городской пристани, поднялись на берег.

Основанная подле старинного Никольско-Медведского монастыря, Новая Ладога начала бурно развиваться при Петре. Во время Северной войны, опасаясь вторжения шведов через Ладожское озеро, Петр приказал обнести монастырь и возникший у его стен посад земляным валом со рвом. Позднее сюда были переселены тысячи крестьян из центральных областей России, которым по царскому указу предстояло рыть канал в обход неспокойного озера.

Город гордится тем, что история его связана с именем Александра Васильевича Суворова, командовавшего здесь Суздальским пехотным полком. Казармы полка сохранились по сей день. Перед ними на невысоком постаменте установлен памятник великому русскому полководцу. Неподалеку находится его небольшой мемориальный музей.

Там путешественники узнали, как, следуя своему неизменному правилу: «Тяжело в учении, легко в бою», Суворов обучал своих чудо-богатырей штурмовать крепостные стены. Для этого он воспользовался древними укреплениями Старой Ладоги. Тренируя солдат и офицеров, Суворов неустанно стремился развивать в них находчивость, смекалку.

— На этот счет известно много историй, — рассказывал ребятам отставной военный, заведующий музеем. — Вот, например, одна из них. Однажды в полк прибыл из столицы для дальнейшего прохождения службы франтоватый молодой офицер. Александр Васильевич подобных «шаркунов», как он их величал, не переваривал. Выслушав рапорт, Суворов критически оглядел прибывшего и неожиданно спросил:

— А скажи-ка, любезнейший, что такое ретирада?

— Не могу знать, — последовал ответ.

— Это еще что за слова! — рассердился Суворов, называвший «немогузнайками» тех, кто так отвечал. — Что значит «не могу знать»?!

— Так точно, — ничуть не смутившись, доложил офицер. — В полку, где я служил, подобным словам не обучали.

— А вот за это молодец! — Суворов сразу сменил гнев на милость. — Это ответ достойный…

Суворов частенько сам проверял у себя в полку караулы и любил задавать солдатам неожиданные вопросы. Как-то раз в ясную зимнюю ночь он подошел к часовому и, взглянув на звездное небо, спросил:

— А ну-ка скажи, служивый, сколько звезд на небе?

— Пять тысяч семьсот восемьдесят пять, ваше высокоблагородие, — не моргнув глазом, выпалил солдат.

— Врешь! — не спуская с него взгляда, сказал Суворов.

— Коли не верите, извольте сами сосчитать, ваше высокоблагородие!

— Молодец! Хвалю! Быть тебе у меня в полку унтер-офицером.

Походив по музею, студенты решили перекусить в соседней столовой, с веранды которой открывался живописный вид на речные дали. Во время обеда разговор то и дело возвращался к предстоящему плаванию по Волхову.

— Чего только не повидали эти берега, — задумчиво произнесла Нина Николаевна. — Ведь Волхов служил главной торговой магистралью Господина Великого Новгорода, связывая Русь с Балтийским морем и городами Ганзейского союза, в состав которого входил Новгород.

Наступал вечер, а движение на реке не ослабевало: сновали вверх и вниз юркие катера и буксиры, тянулись пустые и до отказа груженные барки, бороздили воду рыбачьи лодки. Величаво, один за другим, проходили фарватером трехпалубные теплоходы…



Глава 3. Волховские встречи

Старая Ладога. Первенец ГОЭЛРО. Свидание с лосями. Непредвиденная авария. Новый пассажир. На могиле Володи Падорина.

Четырнадцать километров — расстояние от Новой Ладоги до Старой — прошли незаметно. Не успели еще путешественники проголодаться, как город и древняя крепость появились за поворотом реки. Мощные крепостные стены, возведенные, по свидетельству летописцев, в начале XIII века, подступают к самой воде. Над ними возносится к небу белокаменная колокольня Георгиевской церкви, построенной примерно в то же время.



На заре средневековья обосновались здесь, на мысу, образуемом Волховом и впадающей в него речкой Ладожкой, первые славянские поселенцы. Очевидно, им по душе пришлись эти окрестности, и они дали своему городищу название, происходящее от слова «ладый», что означает, согласно словарю Даля, ладное, полюбившееся место.

Спустя столетия пролегли тут торговые пути в Переднюю Азию, Западную Европу, Византию и Средиземноморье. Сложился великий торговый путь «из варяг в греки». И вырос на Волхове город-порт. Об этом периоде истории Старой Ладоги помогают узнать многочисленные находки археологов. Староладожская земля сохранила до наших дней предметы быта и орудия труда здешних мастеров, изделия, привезенные из заморских стран: украшения из бронзы, кости и рога, разнообразные стеклянные бусы, янтарные поделки, парчу, амфоры и многие другие вещи, свидетельствующие о широких торговых связях города. Он и сам славился своими искусными ремесленниками — кузнецами, строителями, резчиками по дереву и кости. Не только отдельные изделия и инструменты, но даже целые мастерские открылись тут взгляду археологов в результате раскопок.

Все эти богатые находки дополняют интересные исследования в области топонимики. Такие местные названия, как Победище, Кровавый ручей и ряд других, доносят до нас отзвуки вооруженной борьбы поселенцев за новые территории. Легенды упоминают и о пушкинском «вещем Олеге». Старожилы уверяют, что один из огромных курганов, высящихся над Волховом севернее города, — место его захоронения.

На крепостном дворе в окружении молодых березок стояла маленькая деревянная церковь Дмитрия Солунского, будто сошедшая с полотен Нестерова. Ее чешуйчатый купол оканчивался потемневшим от времени деревянным крестом. Церковь выглядела игрушечной на фоне полуразрушенных, но все еще грозных крепостных стен, сложенных из тесаного камня.

Таня сразу раскрыла этюдник, с которым не расставалась. Женя и Саша занялись поисками входа в подземелье, о котором были наслышаны ранее.

— А вдруг мы его найдем, — твердил на все уговоры Володи бросить это бесполезное занятие Женя. — Ведь говорят, что из крепости под Волховом был прорыт подземный ход.

Подземелья они, однако, так и не нашли и вскоре присоединились к своим спутникам, отправившись вместе с ними на второй этаж башни, где помещался небольшой музей. Его экспозиция знакомила посетителей с историей Старой Ладоги и южного Приладожья.

Экскурсию закончили возле курганов. Всем, конечно, захотелось влезть на тот, под которым якобы был похоронен «вещий Олег». В предании говорилось, что его курган самый высокий. Но определить на глаз, какой из них выше, не удалось — все курганы были очень велики. Так что в конце концов решили просто отдохнуть на первом попавшемся.

Любуясь сверху завораживающей панорамой, Нина Николаевна спросила Аллу:

— Неужели ты все-таки собираешься с нами завтра расстаться?

— А что мне еще остается делать? — заколебалась Алла. — Ведь я не могу переносить качку.

— Ничего, привыкнешь, — обняла ее за плечи Таня. — Надо проявить характер и не сдаваться. Мы тебе поможем.

— Хорошо, я еще подумаю. Спасибо вам всем за поддержку. Мне и самой страшно не хочется покидать вас.

— Где будем устраивать лагерь? — перевел разговор на другую тему Сережа.

— Чего тут выбирать, — как всегда, заторопился Женя. — Давайте прямо здесь, ведь красотища какая!

— Красотища-то красотища, — резонно возразил Володя, — а где мы возьмем дрова для костра? Да и ушкуи нам сюда, наверх, не втащить.

— Лучше переправиться через Волхов. Смотрите, вон и берег там низкий, и дрова в избытке, — сказала Маша.

Через полчаса путешественники высадились на восточном берегу Волхова, как раз напротив крепости. Привычно разбили лагерь, развели костер. В ярком свете его надвигающиеся сумерки уже не казались такими мрачными. А когда Женя включил транзистор и из него полились звуки популярной песни о белом пароходе, сначала Маша, а за ней и остальные начали весело подпевать. И долго еще звучали над притихшим берегом реки звонкие молодые голоса.

* * *

Утром Алла твердым голосом объявила товарищам, что решила остаться. У всех словно камень свалился с сердца.

— Вот и молодчина! — похлопал ее по плечу Володя. — Вместе, так уж до конца.

На ушкуи грузились в приподнятом настроении. Всем было приятно, что Алла не смалодушничала и, как говорят спортсмены, не сошла с дистанции.

Подняв залатанные паруса, ушкуи вышли на середину реки и, подгоняемые попутным северным ветром, направились вверх по течению.

Постепенно берега становились все выше и обрывистей. Показались первые дома, а затем и весь город. Дальше путь преграждала мощная плотина первенца ленинского плана ГОЭЛРО — Волховской гидроэлектростанции. Предстояло шлюзование. А пока готовились к нему, студенты обошли кругом здание исторической электростанции.

Ее предлагали соорудить еще в конце XIX — начале XX века, но царское правительство равнодушно отнеслось к этой передовой идее. Владельцы же существовавших тогда в России маломощных тепловых электростанций испугались конкуренции и постарались сделать все от них зависящее, чтобы похоронить проект создания Волховской гидроэлектростанции. Возродил его Владимир Ильич Ленин, который в 1918 году дал указание срочно приступить к строительству ГЭС. А ведь шла гражданская война, в стране царили голод и разруха. Недаром знаменитый английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, побывавший в 1920 году в Москве и беседовавший с Лениным, назвал его «кремлевским мечтателем» и не поверил в возможность осуществления в нищей, голодной, разоренной России подобного проекта. Однако прав оказался не он, а Ленин, и Волховская ГЭС наперекор всему была построена, положив начало электрификации всей страны.

— Володя! — окликнул Громова со второго ушкуя Сережа Жарковский. — Смотри, в шлюз самоходка заходит. Давай попробуем к ней пристроиться.

С этими словами он направил свое судно к воротам шлюза. То же сделал и Володя. Они успели в самый раз.

Внутренние стены шлюза были покрыты влажными длинными водорослями, и, когда ворота закрылись, ребят окружил какой-то зеленоватый полумрак, лишь над головой виднелся квадратик неба.

Так продолжалось недолго. Сперва показалось, что стены шлюзовой камеры начали оседать — это поднималась вода в шлюзе. Становилось все светлей. И вот наконец порота впереди раздвинулись и блеснула поверхность реки. Ушкуи были уже по другую сторону плотины…

За Гостинопольем, в русле реки, возникли два живописных островка. К ним и повернули на ночлег.

Пристали у второго острова, в южной оконечности которого нашлась подходящая для лагеря поляна. Когда запылал костер, все почувствовали, что очень устали.

— А что, ребята, не устроить ли нам здесь дневку? — спросила Нина Николаевна.

Предложение было встречено с воодушевлением.

— И вообще, я думаю, надо через каждые пять-шесть дней похода останавливаться на отдых, — заметил Громов.

В походе обязанности членов экспедиции определились довольно четко. Устройство лагеря и заготовку дров для костра взяли на себя мужчины, а приготовление пищи и ведение хозяйства — женщины. Накрывать на стол и мыть посуду должны были дежурные — по два человека каждый день. Они же должны были убирать мусор и проверять лагерную стоянку, перед тем как тронуться в путь. Такой раз и навсегда заведенный порядок соблюдался всеми без исключения и сейчас.

На следующий день, хотя и был объявлен отдых, дел у каждого нашлось достаточно. Надо было написать письма домой, а Володе еще и в яхт-клуб, как обещал. Нина Николаевна раскрыла походный дневник, Таня с Сережей возились с кино- и фотоаппаратурой, Алла и Маша чистили наловленную Сашей и Женей рыбу. Кроме того, каждому надо было выкроить часок, чтобы постирать… В результате едва осталось время, чтобы искупаться и немного поваляться на песке. И все же к концу дня все выглядели отдохнувшими и были готовы продолжать плавание.

* * *

Солнечные лучи быстро рассеяли рассветный туман, и умытая росой листва засверкала жемчужными каплями. В лесу стоял птичий гомон. Короткая, отрывистая трель зяблика сменилась воркованием дикого голубя. Где-то вдалеке закуковала кукушка. Мелькнул над водой нарядным оперением зимородок.

Поймав попутный ветер, ушкуи шли под парусами. Встречных судов попадалось немного, да и то большей частью буксиры, ведущие караваны барж и плотов. Волна от них поднималась небольшая.

Справа по борту показалась маленькая плавучая пристань «Городище». Чем-то былинным повеяло от этого названия, под стать окрестным волховским деревням, насчитывающим сотни, а то и добрую тысячу лет. Многие из них — ровесницы Старой Ладоги. Во время войны, когда придвинулся фронт, немало их было дотла сожжено. Потом деревни отстроились заново, сохранив прежние названия: Вындино, Пчева, Тухань и другие. К ним же относится и Городище. Что и говорить — древнейший край, помнящий еще времена зарождения Руси.

— Ой! Кто это там плывет? — удивился Саша.

Далеко впереди на поверхности воды появились темные предметы, быстро плывшие поперек течения. Когда ушкуи сблизились с ними, ребята увидели увенчанные рогами головы каких-то крупных животных.

— Олени?! — удивилась Маша.

— Нет, — уточнил Саша, — это лоси. Стадо лосей.

Один из них, с широкими рогами-лопатами, очевидно вожак, угрожающе фыркал, кося налитым кровью глазом на ушкуи галдящих ребят. Стараясь получше рассмотреть его, Маша перегнулась через борт и, потеряв равновесие, наверняка свалилась бы в воду, не подхвати ее вовремя Саша. Она даже не успела испугаться и вместе со всеми рассмеялась.

Берега между тем постепенно менялись, делаясь все более илистыми и топкими. Густой лес подступал к самой воде, и лишь изредка попадались небольшие прогалины.

У одной из них высадились, чтобы сварить обед. Однако стоило пошевелить ветки прибрежного кустарника, как отовсюду налетели тучи комаров и мелкой мошкары — гнуса. Пришлось двинуться дальше. Как бы то ни было, но перспектива остаться без обеда никак не устраивала путешественников. Поэтому, миновав крутую излучину Волхова у деревни Пчево, они решили сделать привал в устье небольшой речушки, впадающей в Волхов. Лес там несколько отступал от воды, обнажая длинную песчаную косу. Можно было надеяться, что комаров тут будет поменьше.

Расчеты эти оправдались только отчасти. Комаров и здесь хватало в избытке, однако ребята быстро развели два костра, подложили побольше сырых веток, и, хотя густой дым нещадно ел глаза, зато комары теперь были не страшны, и обед «с дымком» удался на славу. Даже Алла, которая непрерывно вытирала слезившиеся глаза, убирая «со стола» — она в тот день дежурила, — заявила, что в этом есть какая-то экзотика.

Но все же, отчалив от берега, все вздохнули с облегчением. До чего хорошо было оставить за кормой и полчища ненасытных комаров, и спасительный, но такой едкий дым костров. Когда же впереди показались перекинутый через реку железнодорожный мост, дома и трубы Киришей, на душе у путешественников стало еще веселее — почти половина пути до Новгорода была пройдена.

У пассажирской пристани готовилась к отправлению «Ракета». Как всегда в таких случаях, по сходням сновало много людей, и прибытие ушкуйников не прошло незамеченным.

— Не вижу, куда бы нам лучше пристать, — беспокоился Саша.

Володя, выпрямившись во весь рост, сложил ладони рупором и крикнул:

— Эй, на пристани! Где нам ошвартоваться?

— А вы кто такие? — повернулся к ним от трапа молодой речник в форменной фуражке.

— Туристы из Ленинграда.

— Тогда вам, пожалуй, надо на водную базу. Вон туда, — показал он на каменное строение неподалеку от пристани, у причала которого покачивались на волне несколько моторных лодок и катеров.

Там путешественников встретил плечистый загорелый мужчина в тельняшке, начальник турбазы. Ленинградцам отвели два вместительных «кубрика», тут же находился и «камбуз», где проголодавшиеся студенты приготовили отличный ужин…

* * *

Утром ленинградцев заглянул проведать начальник турбазы.

— До чего же у вас тут красиво! — сказала ему Нина Николаевна.

— Что верно, то верно, — отвечал он. — А вот в сорок третьем, когда прогнали фашистов, здесь были одни развалины. Думали, не подняться уже больше городу… Да вот, если хотите, я вам после завтрака покажу наши достопримечательности.

С берега в город вела длинная, крутая лестница. За ней в просветах домов высились силуэты подъемных кранов.

— Строимся, как видите, — заметил моряк. — Город у нас совсем еще молодой, не все пока налажено…

Начальник турбазы явно скромничал. Новый центр нефтеперерабатывающей промышленности, выросший на перекрестке водной и стальной магистралей, уже успел приобрести настоящий городской облик.

— Ничего себе деревня! — хмыкнул Женя.

— А с чего ты взял, что Кириши деревня? — удивилась Таня.

— На карте так обозначено.

— В наши дни, — рассудительно промолвила Нина Николаевна, — карты порой не поспевают за жизнью.

* * *

На следующий день погода испортилась. Небо затянули дождевые облака. Подул встречный ветер. Задерживаться с отправлением все-таки не стали. Прикрутили паруса к мачтам, завели моторы и покинули гостеприимную турбазу. Прощайте, Кириши!

Вскоре потянулись низкие, поросшие лесом, однообразные берега. Да и они почти совсем скрылись за сеткой мелкого, нудного дождика. Натянув на голову плащи и целлофановую пленку, девушки с Ниной Николаевной забились под тент, а ребята остались на корме.

Из-за дождя никто не заметил, как второй ушкуй отклонился от обозначенного бакенами фарватера. И надо же было так случиться, что именно на этом участке русло реки делало неожиданный поворот, образуя скрытую мель.

Ушкуй резко тряхнуло, он накренился на левый борт.

— Все на правый борт! — закричал Сережа.

Девушки, с визгом выскочив из-под тента, подхватили, спасая от воды, первые попавшиеся вещи, фотоаппарат, кинокамеру и затем, навалившись дружно на правый борт, немного выровняли ушкуй, плотно врезавшийся килем в речной грунт.

Сдвинуть его самим с мели оказалось не под силу. На выручку потерпевшим уже спешил флагман. Бросив якорь, Володя и Саша спрыгнули за борт.

— Снимай мотор, — распорядился Трофимов, — а то еще погнем винт, да и руль тоже.

Чтобы облегчить застрявшее судно, девушки перешли на флагман. Туда же перенесли снятый мотор и часть багажа. После этого ушкуй удалось столкнуть с мели. Со всеми предосторожностями его отвели на более глубокое место.

Операция по спасению заняла около часа. Все промокли и изрядно замерзли. Надо было срочно искать подходящую стоянку. Экономя время, решили пока взять второй ушкуй на буксир. Незадачливая команда его села на весла, и суда хоть и медленно, но двинулись вперед.

К счастью, дождь прекратился и выглянуло солнце. Свернув в устье речки Оскуй, выбрали удобное место и пристали к отлогому песчаному берегу.

Купленный в Киришах антикомарин оправдал возлагавшиеся на него надежды лишь отчасти, однако это уже никого не смущало, главное — выбрались благополучно.

Неизменный костер быстро вернул всем присутствие духа, а горячая пшенка с салом и печеная картошка — хорошее настроение. После того как поставили палатки и немного обсушились, ребята даже «постучали» в волейбол.

…И вновь чудная белая ночь окутала своим призрачным покровом реку и деревья. Здесь, на Волхове, она, конечно, не была такой светлой, как в Ленинграде, но все же вполне могла считаться белой.

— Я как-то раз летел в прошлом году из Москвы в Ленинград, — сказал Сережа. — Примерно в это же время. В Москве был уже вечер. Солнце село, наступили сумерки. Летим. Смотрю, небо как будто светлеет. Сперва немного, потом больше. А когда подлетали к Ленинграду, показалось солнце. Словно ранним утром, только не на востоке, на западе. И в Пулкове еще стоял солнечный день…

— Да-a, как там сейчас, в Ленинграде? — вздохнула Таня. Остальные на минуту погрустнели, подумав о доме.

— Ну-ну, не раскисать! — прикрикнул на них Громов. — Тоже мне путешественники. Не успели отъехать, уже домой захотелось.

Ребята смущенно засмеялись.

— Ты нас неправильно понял, Володя, — вступилась за них Нина Николаевна. — Просто немного заскучали по Ленинграду. Что же в этом плохого?

— Ладно, ладно, знаю я их, — шутливо проворчал командир. Минутная грусть рассеялась, и все занялись обычными делами.

— Мы за червяками для утренней рыбалки, — поднялись с мест Женя и Саша.

— Подождите! Я с вами, — крикнула им Маша.

Дежурные Сережа и Таня отправились за водой. Нина Николаевна достала походный дневник…

* * *

Под утро все проснулись от страшного рычания и неистового собачьего лая. На поляне здоровенный бурый медведь запустил лапу в кастрюлю с кашей. Рядом вертелась неизвестно откуда взявшаяся дворняжка. Она норовила вцепиться медведю в бок, а тот, не выпуская вожделенную кастрюлю, отмахивался от собаки и свирепо рычал.

Оторопевшие ребята замерли на месте. Собака же, улучив удобный момент, тяпнула-таки медведя, и он, бросив наконец кастрюлю, с глухим ворчанием затрусил к лесу.

— Ну и гость пожаловал! — перевел дух Саша.

— С таким в лесу встретишься, не поздоровится!

— Они на человека не нападают.

— Ну да! А если голодные?..

Студенты возбужденно переговаривались, стараясь унять противную дрожь в теле.

— Я чуть не умерла от страха, — сказала Алла.

— А мне он показался таким забавным. Особенно когда убегал, — храбрилась Таня. — Настоящий плюшевый мишка.

— Ничего себе мишка!

Тут все обратили внимание на собаку, которая, виляя закрученным в колечко хвостом, уселась у костра, поводя умными карими глазами.

— Какой милый песик, — сказала Нина Николаевна. — Он, наверно, бездомный.

Маша опустилась перед дворняжкой на корточки и погладила по голове. Та лизнула ей руку и еще пуще завиляла хвостом.

— Она голодная. — Сережа бросил собаке кусок булки, и она вмиг проглотила его.

— Давайте возьмем ее с собой, — предложила Таня. — Смотрите, какая умница. И завтрак наш спасла. Вот и будет у нас в походе надежный сторож.

— А как мы ее назовем? — осведомился Женя.

— Дружок.

Так появился новый участник экспедиции.

Было еще рано, но спать больше никому не хотелось. Рыболовы отправились взглянуть на заброшенные на ночь донки, остальные занялись приготовлением завтрака и сборами в дорогу.

Дружок быстро освоился, первым смело прыгнул в Танин ушкуй и свернулся калачиком на носу.

Миновали Грузино, потом деревню Высокое. За ней, на берегу реки, росла старая раскидистая береза, под которой был насыпан аккуратный могильный холмик. На стволе дерева была прикреплена доска с надписью.

— Пристанем на минутку? — крикнул Женя. Громов согласно кивнул.

У небольшого свежепокрашенного обелиска с красной звездой чья-то заботливая рука положила на могилу полевые цветы. Володя прочел вслух надпись:


«На этом дереве в 1942 году гитлеровскими извергами был повешен за связь с партизанами комсомолец Владимир Падорин».


Не сговариваясь, ребята молча разбрелись по пригорку и, нарвав пышный букет ромашек и незабудок, присоединили его к другим цветам на могиле.

— Хорошо бы узнать, кто был этот Володя Падорин и как он воевал, — сказала на обратном пути Нина Николаевна.

— Непременно узнаем, — ответил Саша. — В окрестных деревнях о нем, должно быть, многое известно.

Снявшись с якоря, путешественники отправились дальше.



Глава 4. В Новгороде

У аракчеевских застенков. Новые знакомства. В древнем кремле. В гостях у «Новгородской правды». На Перунье. Маршрутами новгородской старины.

После аварии на мели капитаны ушкуев глядят в оба и идут строго по курсу один за другим. На каждом судне периодически сменяются вахтенные, следящие за речной обстановкой и вехами бакенов.

За деревней Высокое, на правом берегу Волхова, почти до самого Новгорода тянутся остатки печально известных аракчеевских военных поселений. Недобрая память сохранилась о них в народе, солдатскими застенками окрестили в России эти казармы из обожженного кирпича с белокаменными колоннами у входных дверей. Не одно поколение крестьян было до смерти замучено здесь бессмысленной муштрой и жесточайшей палочной дисциплиной.



Первую остановку сделали у деревни Муравьи. Не успели путешественники пристать к берегу, как их сразу же окружила местная детвора. Подошли и взрослые.

— Далеко ли на таких судах путь держите? — спросил коренастый мужчина в черном кителе.

Студенты привычно поведали собравшимся о своем походе. Их слушали с большим интересом.

— А вы здесь во время войны были? — в свою очередь, обратились они к пожилому мужчине в кителе.

— Да. Как оправился от ранений, так сюда и подался, — ответил тот.

— А при немцах где жили? В деревне?

— Какая там деревня! В лес мы ушли, к партизанам. А дома наши немец спалил…

— Скажите, вам о Володе Падорине что-нибудь известно? Мы по пути его могилу видели.

— Как же! Он в соседнем отряде был. Встречались. Однажды над Порожками совсем низко немецкий самолет пролетал. Володя обстрелял его. Самолет загорелся и упал в лес. Ну а в деревне нашелся предатель, Федор Кузьмин, который донес на Падорина коменданту. В Порожки сразу же прибыл отряд карателей. Володю схватили и повесили, а деревню, известное дело, сожгли.

— А предатель? Неужели этому гаду удалось потом скрыться?!

— Нет, не ушел, мерзавец, от нашего партизанского суда. Он ведь за время оккупации не одного Володю выдал…

Студенты пригласили старого партизана отобедать вместе с ними у походного костра, но он отказался, сославшись на дела.

— Не удалось мне в свое время так вот поплавать, хоть и всю жизнь на реке. Война помешала. А потом уже поздно было, да и здоровье после ранений стало не то, — сказал он на прощанье. — Давайте теперь вы за нас наверстывайте. Счастливого вам пути!

…И снова вьется меж зеленеющих холмов широкая водная дорога. Идут ушкуи вверх по Волхову. Германово, Уголки, Катовицы… Скоро Новгород.

В семь часов вечера миновали Кречевицы. Очень красиво устье впадающей здесь в Волхов реки Мсты с развалинами старинного Хутынского монастыря, разрушенного фашистами в годы войны. Тут и решили заночевать, а в город отправиться поутру и, не торопясь, подыскать место для лагеря.

Первым на берег выскочил засидевшийся в ушкуе Дружок, отряхнулся и с радостным лаем принялся носиться кругами по песку, распугивая ковылявших вдоль кромки берега чаек.

Не прошло и получаса, как к вечернему небу потянулась голубоватая струйка дыма и у костра вкусно запахло жареной рыбой и картошкой.

А речную гладь между тем продолжали бороздить моторки и прогулочные катера — новгородцы, большие любители водного туризма, выбирались после работы отдохнуть на Волхов или полюбоваться закатами на озере Ильмень. В пору белых ночей они здесь особенно красивы.

Пока путешественники ужинали, одна моторная лодка несколько раз прошла вблизи лагеря и затем, заложив крутой вираж, пристала рядом с ушкуями. Подъехавшие, а их было трое: высокий немолодой мужчина, проворный парень лет двадцати и молодая девушка — с любопытством осмотрели диковинные ладьи и подошли к костру.

Старший из них вежливо поздоровался и задал традиционный вопрос:

— Откуда плывете?

— Из Ленинграда, — ответил Володя.

— Ого! И как долго?

— Сегодня десятый день.

— А куда направляетесь?

— Хотим пройти древним торговым путем «из варяг в греки».

— Как?! До самого Черного моря?

— Вот именно.

— Ну, орлы. И суда у вас той эпохи. Ушкуи, кажется, назывались. Где же вы их достали?

Понемногу разговорились и познакомились. Гости, сотрудники газеты «Новгородская правда», очень заинтересовались экспедицией студентов и предложили им зайти по прибытии в Новгород к ним в редакцию, чтобы повторить свой рассказ их коллегам. «Обязательно напишем о вас в газете», — обещали журналисты.

* * *

Новгород возник внезапно. Показались Антониев монастырь и развалины Зверина монастыря на берегах Волхова. Потом на горе появилась ажурная радиомачта, забелела старинная церковь Иоанна Богослова на Витке, окруженная палисадниками. Ее сменили судоремонтные мастерские, товарная пристань с баржами и буксирами.

Впереди повис над рекой шоссейный мост. За ним вытянулись вдоль берега могучие стены и башни Новгородского кремля. Высоко в небо устремила свой шпиль белокаменная звонница, и золотился в лучах солнца купол Софийского собора.

Это о нем, древнем Новгороде, слагались сказания и легенды. В нем, по преданию, жил Садко.

За кремлем возвышался памятник 1100-летия Новгорода — бронзовая ладья на каменном постаменте, а скачущий воин возвещает об одержанных победах.

Пока плыли к пристани, Нина Николаевна рассказывала ребятам о новгородской земле.

Тысячу сто лет назад Новгород впервые был упомянут в летописях. В IX веке это уже небольшая «крепостца», передовой форпост киевских князей на севере — «Новый город». Возник торговый путь «из варяг в греки», и Новгород стал быстро расти и богатеть. В XI веке он один из крупнейших городов Северной Европы. Предприимчивые новгородские купцы — частые гости в городах Ганзейского союза на Балтике, в Киеве, в Византии, а отряды новгородских ушкуйников проникают вплоть до Студеного моря и Новой Земли, доходят до Каменного пояса, как тогда называли Урал.

Гордая и сильная феодальная республика — Новгород поражал чужестранцев передовой для своего времени культурой, о которой можно судить по сохранившимся шедеврам средневекового зодчества, фрескам, иконописи, литературе, в том числе пользующимся ныне мировой известностью берестяным грамотам.

Сохранились в Новгороде и следы бурных событий его истории, когда вольнолюбивые горожане около 80 раз восставали против местных и чужеземных поработителей. В XIII–XIV веках они успешно отразили агрессию шведских феодалов и Ливонского ордена. Даже татарам не удалось окончательно лишить Новгород его независимости. Только в результате походов Ивана III он был присоединен к Русскому государству.

Современное машиностроение, химия, высокоразвитое земледелие и животноводство — вот что такое Озерный край в советское время. Из стен его вузов и техникумов выходят квалифицированные специалисты различных отраслей народного хозяйства, на сценах театров и концертных залов выступают талантливые артисты.

Война не пощадила Новгород, но благодаря самоотверженным усилиям жителей он восстал из руин и пепла еще краше. Художники и архитекторы, трудившиеся над планами его возрождения, сумели сохранить неповторимый колорит старины и вместе с тем придать городу новый, прекрасный облик. Немало замечательных трудовых свершений на счету новгородцев. В 1967 году за успехи в социалистическом строительстве Новгородская область была награждена орденом Ленина.

* * *

От пристани тропинка привела путешественников прямо к кремлю. Те из них, кто уже побывал здесь год назад, почувствовали вновь не меньшее волнение, чем их товарищи, впервые входившие в ворота Господина Великого Новгорода. Только тогда стояла ранняя осень, и желтая листва деревьев устилала вымощенную плитами мостовую, а сейчас лучи летнего солнца заливали цветущие кусты сирени. Но и тогда и теперь гордые контуры кремлевских башен завораживали взгляд.

Долго бродили наши студенты в толпе туристов по уникальному архитектурному музею-заповеднику, а потом решили наведаться к знакомым в редакцию «Новгородской правды», благо она находилась поблизости, на площади Победы.

В редакции их приняли очень радушно и даже угостили фирменным новгородским сбитнем с калачами. Главный редактор газеты Владимир Никитич Попов, собрав в своем кабинете сотрудников, попросил студентов сделать краткое сообщение о предпринятом ими походе.

— Обязательно порекомендуем нашим местным туристам-краеведам взять с вас пример, — сказал главный редактор после Володиного выступления.

Каждому члену экспедиции подарили памятные значки «Новгородской правды» и набор открыток с видами города.

— Для лагеря уже выбрали место? — спросил, прощаясь с ними, Владимир Никитич.

— Нет еще. А что вы можете посоветовать?

— Пожалуй, лучше всего на Перунье. Обедать сможете приезжать в город. Это совсем рядом. Утречком подошлю к вам кого-нибудь из корреспондентов…

До Перуньи действительно добрались быстро и разбили палатки под ветвистыми соснами, рядом с бывшей линией окопов. Они были еще отчетливо видны, хоть и заросли сплошь травой и одуванчиками.

Нина Николаевна подготовила небольшой доклад о прошлом Перуньи, и, отужинав, все примостились у костра, готовые слушать.

— В языческие времена, когда дремучие леса окружали первые славянские поселения на Волхове и вокруг Ильменя, — начала рассказ Нина Николаевна, — в глухом лесу, на одном приозерном холме, на котором мы находимся, возникло святилище Перуна — грозного божества, внушавшего людям священный трепет. В центре расчищенной от деревьев площадки стоял огромный, грубо вырубленный из ствола старого дуба истукан. Наши далекие предки верили, что каждую весну он посылает на землю дождь, повелевает громом и молниями. Перуну поклонялись, ему приносили жертвы.

— И куда же потом делся деревянный Перун? — спросила Маша.

— Его повалили и сбросили в Волхов после введения христианства, а на том же месте построили церковь, — сказала Нина Николаевна.

Белая ночь уже полностью вступила в свои права. Из леса наползал сырой туман, и отрывисто ухал филин.

— А к нам никто ночью не подберется? — испуганно прошептала Алла.

— Ну что ты, трусиха, — успокоила ее Маша, — ведь нас сторожит Дружок.

— Да-а, он все к Тане в палатку норовит забраться.

— Все равно он учует любого постороннего.

— Тут вроде плавни за островами. Наверно, клюет хорошо, — включился в разговор Женя.

— Вот завтра и проверим, — спокойно ответил ему Саша.

— А что мы завтра будем делать в городе? — спросила Маша.

— Во-первых, надо сходить в исторический музей, — сказал Володя Громов, — во-вторых…

— Телеграмму Георгию Алексеевичу послать, что мы уже в Новгороде, — перебила его Нина Николаевна. — Забыли?

— Верно, — спохватился Володя.

— И Вадиму Евгеньевичу, как обещали, — напомнила оправившаяся от ночных страхов Алла.

— Ну вот, — подытожила Нина Николаевна. — А теперь спать.

* * *

Следующие два дня пролетели незаметно. Впечатлений было хоть отбавляй. Утром в лагерь приехал корреспондент газеты и повез всех осматривать город. В тот день наметили возложить цветы на братскую могилу защитников Новгорода у кремлевской стены, побывать в грановитой палате кремля и в помещающемся там же историческом музее, а после обеда посетить Земляной вал — некогда мощное наружное укрепление древнего Новгорода.

В котловане на Суворовской улице им показали найденные на глубине шести с лишним метров остатки ювелирной мастерской. Из нее извлекли некоторые инструменты, женские украшения. Нашли и новые берестяные грамоты. «Будь субботу к реже или весть вдай», — с трудом можно было разобрать на одной из них. Речь в ней, видимо, шла о назначенной встрече у «режи» — сруба крепостной стены или башни.

На Ярославовом дворище и бывшей вечевой площади повстречали шумную группу москвичей, вместе с которыми спустились к каменным аркадам старинного новгородского гостиного двора на берегу Волхова. Здесь некогда кипел знаменитый новгородский торг, здесь жестоко расправлялись с горожанами опричники Ивана Грозного, отсюда советские воины погнали вспять гитлеровские полчища.

На обратном пути в лагерь осмотрели Юрьев монастырь и его Георгиевский собор с фресками XII века. Таня и Сережа так увлеклись фотографированием, что остались в соборе до самого вечера.

При такой насыщенной программе неразлучная пара рыболовов умудрялась еще «посидеть зорьку». Они заверяли товарищей, что нашли заводь, в которой «рыбу чуть ли не руками брать можно». Рыбаки, как известно, любят прихвастнуть, но так или иначе, а прекрасная двойная уха оба вечера не сходила со стола.

Наступило третье утро. Всем хотелось бы задержаться в Новгороде, но пора было двигаться дальше — до Черного моря предстоял еще долгий и сложный путь.

Хотя поднялись рано, сборы затянулись, и только к десяти часам путешественники позавтракали и свернули лагерь.

Следом за шустрым Дружком члены экипажей заняли свои места в ушкуях. Надулись паруса, затрепетали на ветру кормовые флаги, и вскоре древний Новгород остался за кормой.



Глава 5. Страницы походного дневника

Через Ильмень-озеро. Откуда взялось слово «варяг». Алла, щука и Дружок. Встреча с Холмом. На Сереже. Волоком по асфальту. Торопец и Торопа. По Западной Двине. Каспля ведет дальше. Неожиданные препятствия. Сквозь Катынские заросли к Днепру.

С каждым днем похода все новые записи заполняли толстую клеенчатую тетрадь Нины Николаевны. Летопись экспедиции разрасталась, и чтение ее вслух на привале, у вечернего костра стало традицией.

Послушаем и мы некоторые главы этой летописи.


15.6. Устье Полисти


Совершили переход через Ильменское озеро. Перунью покинули еще до полудня. Погода отличная, солнечная. С попутным ветром пересекли озеро под парусами. После Ладожского озера ожидали, что и тут с нами приключатся какие-нибудь неприятности. Все были даже несколько разочарованы, когда ничего не произошло.

Встретили два огромных плота с лесом, а неподалеку от устья Ловати нас обогнала «Ракета», державшая курс на Старую Руссу.

Дельта Ловати — низменная, берега поросли ивняком, кое-где попадаются тростниковые заросли. Из-под весел то и дело прыскают по воде утиные выводки. Досаждают комары. Нашим рыболовам здесь раздолье, рыбы уйма, и сегодня вечером к привычной уже ухе прибавились на ужин аппетитные жареные подлещики с хрустящей корочкой.



16.6. Кобылкино


Прошли дельту Ловати, миновав железную дорогу из Старой Руссы. В город решили не заходить, так как были в нем год назад, а время подгоняет. Берега к концу дня стали выше, появился лес.

Слово «варяг» обязано своим происхождением здешним местам. Некогда в них обитали славянские племена — кривичи, древляне. Они открыли в окрестных лесах соляные месторождения и научились варить отменную соль, превосходившую качеством таврическую из Сиваша. За так называемой «русской» солью потянулись скупщики с севера и с юга. Она стала известна и в Византии.

Варницы — специальные сосуды, в которых вываривали пищевую соль (их подчас находят при археологических раскопках), и породили прозвище для людей, занимавшихся этим промыслом, — «варяги». Характерно, что слова «варяг» ни в одном из скандинавских языков нет, значит, происхождение его славянское.

Вот почему торговый путь, которым соль из Приильменья везли к Черному морю, получил название «из варяг в греки». Впоследствии купеческие караваны начали перевозить так же пушнину, воск, лен и многие другие товары.

Вдоль всего торгового пути возникли селения и города. У соляных копей основали Старую Руссу, а в местах солеварения — город Сольцы.


18.6. Влазниха-Городня


Сегодня в конце перехода произошел забавный случай, переполошивший экипаж второго ушкуя.

Когда плыли под парусом вверх по Ловати, Женя попробовал забросить с борта блесну. Рыба брала, что называется, с лета, и он сразу вытащил двух крупных окуней. Затем на подходе к Влазнихе блесну схватила большая щука. Легли в дрейф, Женя, улучив нужный момент, ловким движением подхватил сачком добычу, и щука перелетела в ушкуй, упав на колени к Алле. Та, вскрикнув, вскочила. Рыбина шлепнулась на лапу мирно дремавшего Дружка, который взвизгнул и вцепился в нее. На помощь подоспел Женя и оглушил щуку веслом.


19.6. Холм


Весь день лил противный мелкий дождь. Плащи еще кое-как спасали, однако все изрядно продрогли. Ветер прекратился, и пришлось спустить намокшие, тяжелые паруса. Завели моторы.

В Холме зашли в школу к Вере Петровне Башкирцевой. Она приняла нас как родных, напоила чаем со сдобами собственной выпечки и оставила ночевать.


20.6. Устье Сережи


Подошли к месту слияния Ловати с Куньей у городища, где проезжали на автобусе в прошлом году. Тогда мы приехали со стороны города, а сейчас приплыли по реке, как некогда чужеземные гости. Снизу, с реки, городище на высоком берегу кажется совершенно неприступным. В древности его окружали еще и прочные бревенчатые стены, у реки стояла дозорная башня, а со стороны суши, вероятно, надворотная. Не от этих ли окрестных высот и получило городище свое название — Холм?

Сразу за Холмом в Ловать впадает Кунья. Говорят, что в старину по берегам этой речки водилось много куниц, вот почему ее так и прозвали. Дальше плывем по Кунье. Ветра снова нет. Из-за мелководья идем на веслах. Кое-где приходится отталкиваться шестами. В устье Сережи добрались только к вечеру.


21.6. Деревня Волок (на некоторых картах — Плоскошь)


Продвижение по Сереже затруднительно. Правда, глубина достаточная, но река течет между обрывистыми берегами, из которых она вымывает в весеннее половодье валуны. Плыть можно, лишь отталкиваясь шестами, да и то крайне осторожно.

Наконец добрались до поселка, откуда в старину тянулся волок до Торопца. Сейчас на его месте тридцатикилометровое шоссе. В свое время предки здешних жителей обеспечивали переброску судов и товаров по волоку в Торопу. Их так и звали — «волочане».

В правлении колхоза сперва категорически отказались выделить нам две полуторки, но, когда мы рассказали о целях нашего похода, согласились и даже помогли погрузить ушкуи и закрепить их в кузове грузовиков. На это ушел весь остаток вечера.


22.6. Спортивный островок


Встали рано и быстро позавтракали. В начале девятого выехали в Торопец. Экипажи поместились каждый со своим судном. С ушкуев сняли моторы и рули. Паруса развернули, чтобы они просохли дорогой, благо выглянуло солнышко.

Остановку сделали только одну — в Шейнове, чтобы немного размяться, а затем покатили прямо в Торопец, где хотели зайти в музей. Вот и долгожданное озеро. Чтобы не задерживать машины, сразу же спустили ушкуи на воду, пришвартовали их у сходней и отправились в музей.

Таисия Андреевна нам очень обрадовалась и посоветовала разбить лагерь на Спортивном острове. Там оказался отличный песчаный пляж с удобной пристанью и волейбольная площадка, которой мы с удовольствием воспользовались.


23.6. Торопец


Сегодня у нас был день отдыха. Познакомились с работниками спортотдела горисполкома, приезжавшими на остров. Они пригласили нас вечером на концерт в городской Дворец культуры. После обеда сыграли в волейбол с командой лодочной станции и победили! К вечеру все привели себя в порядок, переоделись и пошли на концерт. Потом еще немного потанцевали на открытой веранде.


24.6. Деревня Устье


Торопец покидали рано. Таисия Андреевна пришла нас проводить.

Миновали городище Кривит и вошли в Торопу. Плыть по течению гораздо легче, однако все время приходится быть настороже, так как до пересечения с железной дорогой русло реки извилистое и изобилует отмелями.

На берегах видны остатки древних городищ и могильные курганы времен торгового пути «из варяг в греки», а возможно, и еще более ранних.

К пяти часам дня увидели домики деревни Устье. Тут, собственно, два речных устья — Торопы и Жижицы, вытекающей из Жижецкого озера. Как раз между ними и расположилась деревня с этим названием. Отсюда уже рукой подать до Западной Двины.

Через час мы достигли ее и разбили на берегу лагерь. Ура!


26.6. По Западной Двине


За день одолели большой порожистый участок реки. Шли, сняв моторы, со спущенными парусами, только на веслах. Пристроились метрах в ста за огромным плотом, держа наготове шесты, чтобы отталкиваться от торчащих из воды камней. Девушки по двое сидят на руле. Такой способ передвижения предложил Сережа, и он себя оправдал, пороги прошли благополучно. Помогло, конечно, и то, что вода еще держится выше обычного летнего уровня.

Лагерем стали к югу от деревни Устье. Отсюда можно спокойно спуститься вниз до Суража, где в Двину впадает речка Каспля.


27.6. Бойцово


Весь день плыли вниз по Западной Двине под парусами. Река становится шире. Около двенадцати часов миновали Велиж. Это уже Смоленская область. Дома утопают в зелени садов.

Пристань. Много разных судов. Вовсю идет погрузка и разгрузка. С реки видны городские новостройки. От Велижа по Западной Двине начинается движение пассажирских теплоходов.

Бойцово на правом берегу. У пристани только что ошвартовался теплоход из Витебска. Наши ушкуи вызывают всеобщее любопытство. Подошли два пассажира, тоже студенты. Обменялись адресами. Они хотят по нашему примеру организовать поход будущим летом.

Почему-то здесь, на Западной Двине, очень много летучих мышей.


28.6. Берег р. Каспли к югу от Суража


Сураж — небольшой городок. Неподалеку от пристани, на шоссе, ведущем в Витебск, светится неоновая вывеска автозаправочной станции. Тут наше плавание по Двине заканчивалось. Мы прошли под мостом в Касплю. Здесь сливаются все оптимальные направления пути «из варяг в греки»: из озера Ильмень по Ловати, Кунье, Торопе и Поле. Каспля как бы вбирает их в себя, и далее мы поплывем только по ней.

Хотя лагерь разбили километрах в двух от города, местные мальчишки тут же проведали о нашем прибытии и заявились в лагерь. Ужасно любознательный народ. Все-то им надо выяснить. Впрочем, не только им. Наведались в гости на огонек костра и оказавшиеся в этот час на реке рыболовы…


29.6. Демидов


Райцентр. Подплыли к нему около шести вечера. Шли под парусами. Сильно мешал боковой ветер — валил ушкуи на левый борт, так что все время приходилось работать веслами. Под конец изрядно взмокли.

Каспля — полноводная река. Остановились там, где в нее впадает приток Гобза. Едва успели развести костер, как залаял Дружок. С таким сторожем никто не может подойти к лагерю незамеченным. На сей раз это была молодая женщина, заведующая местной библиотекой. Наши необычные суда ее изрядно удивили. Она разыскала для нас любопытную заметку здешнего краеведа Целишевского «Течет река Каспля», опубликованную в газете «Сельская правда».

В заметке говорилось, что Каспля связана с Днепром четырьмя протоками. Сведения оказались очень ценными: ведь об этом отрезке маршрута мы почти ничего не знали. Привожу выдержку из заметки:

«Еще 2400 лет назад отец истории, великий грек Геродот, писал о существовании водного пути с юга на север по Берисфену (Днепру). Этим путем греки получали янтарь с берегов Балтики. Путь проходил через Днепр, по небольшим речкам и волокам, включал в себя Касплю, а затем поворачивал к Западной Двине. Вариантов маршрута могло быть несколько, но все они в конечном счете приводили к Каспле: Днепр — Хмость — Жереспля — Каспля; Днепр — Катынка — Удра — Каспля; Днепр — Вопь — Встря — Гобза — Каспля; Днепр — М. Березина — Рутавечь — Каспля…»

Сверившись с картой, мы увидели, что на любом из четырех вариантов маршрута нас ждет новый волок. Решили выбрать самое короткое, как нам казалось, направление — Каспля — Удра — Катынка — Днепр. Оно позволяло максимально долго двигаться по Каспле, вплоть до ее истока из озера Касплинского.


30.6. Пионерлагерь на Касплинском озере


Ветер попутный, и озеро пересекаем под парусами. Несмотря на приличную качку и летящие из-за борта брызги, Таня что-то усердно рисует, а Сережа проверяет кинофотоаппаратуру. Алла уже притерпелась и не так страдает от морской болезни.

Вдруг от берега отделилась моторка и стала нас догонять. В ней сидели двое ребят в пионерских галстуках и их вожатая.

Оказалось, в сосновом лесу на берегу озера раскинулся пионерлагерь и нас приглашали туда в гости. Отказаться было просто невозможно.


2.7. Волоковая


Отдохнув весь остаток дня в пионерском лагере, продолжили на следующее утро наше плавание. Провожать нас отряды вышли на лодках и байдарках. Получилась целая флотилия. Остальные отправились по берегу на высокий курган в узкой горловине озера и оттуда долго еще махали нам.

У южной оконечности озера вошли в устье реки. На одних картах она обозначена как верховье Каспли, на других — речкой Клец. Привал сделали неподалеку от деревни Волоковая, чье название лишний раз подтверждает, что некогда здесь был волок на пути «из варяг в греки».


3.7. Устье Катыни


В Волоковой нам сообщили, что в Клец впадает речка Удра. По ней мы сможем добраться до Днепра. Однако через несколько километров путь преградил низкий мост, под которым наши ушкуи пройти не могли. Пришлось разгружать их, снимать моторы и перетаскивать суда на руках по берегу.

В ближайшей деревне выяснилось, что мы плывем не по Удре, а по Лелевке. Дальше стало совсем мелко. На веслах идти невозможно, моторы вновь пришлось снять. Взялись за шесты. В час делаем не больше километра. Совсем выбились из сил. А потом Лелевка и вовсе превратилась в ручей, заросший осокой и кустарником.

Еле добрались до небольшого болота, из которого она вытекает, и подумали было, что дальше ушкуи придется тащить волоком. Однако в соседней деревне узнали, что в болотце этом берет начало речка Купринка, по которой можно попасть в Днепр. Протащили ушкуи, куда нам показали, и действительно обнаружили там маленький ручей, текущий на юг.

Пошли по воде как бурлаки, волоча за собой ушкуи. Остановимся передохнуть — и снова вперед. Когда силы уже были на исходе, неожиданно заметили носившихся над берегом чаек, и вскоре сквозь высокие тростниковые заросли блеснула водная гладь. Но это был еще не Днепр, а внушительных размеров озеро Купринское, из которого вытекает впадающая в Днепр речка Катынь. Мы оказались почти у цели. От этого у всех словно прибавилось сил, и, наспех перекусив, мы «пошли бечевой» дальше.

Катынь невелика, всего-то около десяти километров, но сплошь поросла ольховником. Чего нам стоило до вечера продираться к Днепру сквозь эти заросли — не описать словами…

Уже в сумерках мы наконец вышли к Днепру. Самая трудная часть похода была позади.

Радости нашей не было границ!



Глава 6. Два дня в Смоленске

Западный форпост Московского государства. Памятник полководцу и его история. Подвиг Н. И. Куриленко. В историческом музее.

На следующее утро ушкуйники по светлой днепровской воде плыли к Смоленску. Забыв о ссадинах и царапинах, полученных в колючих зарослях Катыни, о порванных рубашках и ноющих плечах, они любовались живописными берегами, мимо которых несли их тугие паруса.

— Странно, что не видно буев, — заметил первым Саша.

— Почему странно? — откликнулся со второго ушкуя Женя. — Не видишь разве, здесь и судоходства никакого нет.

— Ой, ребята, верно, — воскликнула Таня. — Не сесть бы нам тут еще раз на мель…



Опасение было нелишним. Днепр тут совсем не походил на ту могучую, величественную реку, о которой писали Гоголь и Тарас Шевченко. Суда здесь из-за мелководья не ходят, и у берегов много песчаных кос и отмелей. Решили плыть по середине реки, держась один за другим и предварительно проверяя дно шестами.

Так, «на ощупь», добрались до большого моста, за которым начинались пригороды Смоленска.

С реки города почти не было видно. Буйная зелень тополей подымалась на косогорах, и лишь кое-где проглядывали крыши домов. Через некоторое время справа показалась каменная стена Смоленского кремля. На другом берегу реки дымили фабричные трубы.

Прошли еще под одним мостом, уже в центре города, и пристали к тихому песчаному пляжу под самой стеной Кремля. Небольшая поляна среди зарослей кустарника и невысоких березок была как будто специально предназначена для лагеря.

Обосновавшись на новом месте, путешественники поспешили к кремлю.

У широкого проема стены мемориальная доска:

СМОЛЕНСКАЯ

крепостная стена

выдающееся военно-оборонительное

и архитектурное сооружение

Московского государства (1596–1602).

Исторический и архитектурный памятник

Зодчий Федор Конь

имеет 38 башен, протяженность 5,5 км,

высоту стен 10–12 м, ширину 10,5 м.

— Подумать только, — поразился Женя, — десять с половиной метров толщины… По ней и на грузовике свободно можно проехать.

Вышли на мост.

— Интересно, как он называется? — спросил Володя. — Нигде нет таблички с названием… Вы не знаете, что это за мост? — обратился он к проходившему мимо молодому человеку с перекинутой через плечо спортивной сумкой.

— Понятия не имею, — ответил тот.

— Как же так? — удивилась Алла. — Живете здесь и не знаете названия старинного моста через Днепр.

— Да я тут, собственно, недавно, — смутился парень. — Приехал учиться…

Следующий прохожий оказался более осведомленным.

— Верно-верно, надо бы обязательно прибить табличку с названием. Это ведь самый первый построенный в городе мост, и зовется он поэтому Старо-Днепровский. Есть еще один, ниже по течению, — Ново-Днепровский. А сейчас строится третий, выше по течению.

Открывающейся с моста панорамой Днепра и древнего города на его берегах можно было любоваться часами: круглые и четырехугольные крепостные башни, соединенные зубчатой линией стен, возвышались над морем зелени; дальше, насколько хватал глаз, разбегались во все стороны городские кровли. Золоченые маковки церковных куполов дрожали и переливались в полуденном мареве, а внизу под ними неслись по широким проспектам, мимо тенистых бульваров и скверов разноцветные потоки машин, неторопливо прокладывали себе путь троллейбусы, и текла, переполняя тротуары, вдоль нарядных витрин оживленная толпа смолян и приезжих.

В нее-то и влились наши путешественники. На каждом шагу их ждали открытия, каждая улица таила в себе что-то интересное, необычное. Вот здесь, к примеру, археологи раскопали древнейшее поселение кривичей, относящееся к VI веку, в другом месте были обнаружены остатки деревянных мостовых, которые проложили в Смоленске еще в X веке. Немногим позднее здесь получили распространение берестяные грамоты. Впервые Смоленск был упомянут в летописи в 865 году.

Начало его богатой и славной истории тесно связано с варяжским торговым путем. Недаром гордый византийский император Константин Багрянородный из всех перевалочных пунктов этого столь протяженного пути особо выделял Смоленск. Сделав город столицей Смоленского княжества, князь Ростислав обнес его бревенчатой крепостной стеной, замененной на рубеже XV–XVI веков каменной.

Здесь, в верховьях Днепра и Западной Двины, на пути из Западной Европы в Москву, не раз терпели поражение нападавшие на русскую землю. Дорогой ценой заплатил за Смоленск Лжедимитрий, в 1609 году вторгшийся с польским войском в Россию. Обескровил Смоленск и «великую армию» Наполеона в 1812 году, что во многом предопределило победу русских войск при Бородине. В результате героической обороны Смоленска в первые месяцы Великой Отечественной войны фашистские дивизии оказались под Москвой значительно позже, чем рассчитывали, и это позволило нашему командованию сосредоточить силы для сокрушительного ответного удара.

В историческом музее на стенах специальной экспозиции фотографии знатных людей Смоленщины. Тут портреты космонавтов и авиаторов, путешественников и ученых, музыкантов и военачальников. П. К. Козлов, Н. М. Пржевальский, М. И. Глийка, О. А. Лавочкин, М. Н. Тухачевский, Ю. А. Гагарин… под стеклом лежали их личные вещи, печатные труды, письма.

Большая Советская улица вывела путешественников к центру города. Когда пересекали площадь, Володя обратил внимание на памятник Кутузову и позвал товарищей. Памятник отличался той благородной простотой, которая была присуща самому Михаилу Илларионовичу. Прославленный полководец задумчиво, как бы с надеждой взирает с высокого постамента на город и его новую жизнь, спокойная поза исполнена большого достоинства и внутренней силы.

Пенсионер, сидевший на скамейке, рассказал ребятам, что, когда фашисты захватили Смоленск, они свалили монумент с пьедестала и вместе с другим «металлоломом» отправили на переплавку в Германию. Эшелон этот, однако, не далеко ушел от Смоленска. В окрестных лесах действовали партизаны. Во главе одного из партизанских отрядов стоял комсомолец Владимир Куриленко. Вместе со своими боевыми товарищами он пустил под откос не один вражеский поезд. Та же участь постигла и эшелон, в котором везли памятник Кутузову. До конца войны состав так и пролежал под откосом. Затем его нашли и памятник вернули на прежнее место.

— А сам Володя Куриленко остался жив? — спросила Маша.

— Увы, нет. Во время одной из перестрелок он был смертельно ранен. После войны ему поставлен у нас памятник.

Перед высоким зданием гостиницы «Смоленск», от которой поминутно отъезжали автобусы с экскурсантами, студенты задержались у мемориальной доски с надписью:

На этом здании 25 сентября 1943 года воинами 931-й Смоленской стрелковой дивизии было водружено знамя освобождения г. Смоленска от немецко-фашистских захватчиков.

— Оказывается, здание-то историческое, — сказала Нина Николаевна и сделала пометку в походном дневнике.

* * *

Оставшись надолго один в лагере, Дружок заскучал и еще издали приветствовал своих друзей громким лаем. Таню он, подпрыгнув, лизнул прямо в лицо, прежде чем та успела увернуться.

На закате ребята, вытащив ушкуи на берег, занялись их осмотром. Днище обоих судов во многих местах оказалось сильно поцарапано. Кое-где облезла краска.

— Требуется небольшой текущий ремонт: ошкурить и заново прокрасить, — сказал товарищам Володя. — Давайте сразу примемся за дело, чтобы краска успела высохнуть до утра.

— А знаете, — сказала Нина Николаевна, — настоящие ушкуйники в старину тоже именно в Смоленске чинили и смолили свои суда. Отсюда и название города.

Вечером, перелистывая дневник, Нина Николаевна вдруг подсчитала, что они уже в пути ровно месяц.

— Володя! Зови всех сюда! — крикнула она Громову.

Знаменательное событие решено было отметить праздничным ужином.

В сгустившихся сумерках все уселись вокруг костра с кружками в руках, и Алла первая затянула:

Там, вдали, за рекой,

Загорались огни,

В небе ярком заря догорала…

Остальные тихонько подхватили припев.



Глава 7. На белорусской земле

Вниз по Днепру. Дачники из Дубровны. В Орше. Легендарная «Катюша». Юные помощники. У кургана Бессмертия. Могилевские предания. Новь старого города.

И вновь разматываются под килем судов водные версты. Древняя речная дорога ведет ушкуи все дальше на юг.

После Смоленска первый переход решили сделать до устья Катыни и заночевать на знакомом месте.

Дошли без приключений. Высокие днепровские берега надежно защищали костер от ветра, и пламя ровным столбом подымалось вверх.



Сережа напомнил товарищам, как они продирались тут через заросли к Днепру.

— Стоило попотеть, — обронил Саша, снимая с жерди над костром закипевший чайник.

— Ну теперь, слава богу, все испытания позади, — облегченно вздохнула Алла. — Волоки кончились, впереди большая вода.

— Волоков и вправду больше не будет, — согласился Володя, — но праздновать победу еще рано. Путь нам предстоит дальний, и случиться может всякое.

С этими словами Громов достал из рюкзака карту и стал измерять по ней курвиметром расстояние до Киева.

— Да, теперь плыть, вероятно, будет легче, — сказал он, подняв голову, — поэтому предлагаю с завтрашнего дня увеличить дневные переходы в среднем до семидесяти километров.

— А что, дело, — поддержал его Сережа. — Вниз по течению, под парусами, это вполне реально.

— В первой половине дня пятьдесят километров и после обеда еще двадцать-тридцать, — прикинул Саша.

На том и порешили, и Трофимову было поручено ежедневно производить расчет пройденного расстояния и намечать график движения на следующий переход.

* * *

Спать легли рано, и на другое утро первые лучи солнца, прорезавшие редеющий сырой туман, застали ушкуи уже в пути. Быстро скрылось за поворотом Днепра устье Катыни, и впереди распахнулись новые дали.

— Смотрите-ка, что это там?. — крикнул с носа флагмана Саша, указывая на правый берег реки.

У самой воды виднелись какие-то мохнатые животные.

— Кабаны! — воскликнул Женя, когда ушкуи подошли поближе.

Действительно, это были они. Завидя подплывающие суда с людьми, лесное семейство прервало водопой и мгновенно исчезло в прибрежном кустарнике. Только матерый секач на секунду задержался у зарослей, оглядываясь через плечо, а затем, недовольно хрюкнув, скрылся следом за остальными, с треском ломая на ходу сухие ветви.

— Ну надо же! И здесь кабаны. Совсем как в прошлом году под Холмом, — изумился Женя.

Временами лес уступал место обработанным полям и зеленеющим лугам. То на одном, то на другом берегу реки появлялись деревни, и тогда отовсюду сбегались босоногие ребятишки поглядеть на необычные суда.

Во второй половине дня 15 июля слева по борту показалась деревня. С берега путешественникам энергично замахали трое людей, а один из них сел в лодку и, запустив мотор, направился наперерез ушкуям.

— Вы из Ленинграда, студенты? — крикнул он, когда суда сблизились.

— Студенты. Плывем по пути «из варяг в греки», — отвечали ребята, предупреждая дальнейшие расспросы.

— Знаю, знаю. Мы тут о вас в газете читали и по радио слышали. Очень рад познакомиться. Меня зовут Петров Алексей Иванович. Работаю в Орше на заводе, а в Дубровне у нас дом прямо на берегу Днепра. Давайте ко мне в гости. Повечеряем вместе, переночуете, места хватит.

— Спасибо, — откликнулся Володя. — А сколько еще до Дубровны?

— Да километров тридцать, не больше:

— Ну что ж, если мы вас не стесним…

— Да чего там стесните, скажете тоже! — не дал ему закончить Петров и решительно прибавил: — Поплыли!.. Сейчас только ребят заберу.

Алексей Иванович скоро вернулся с русоволосой девушкой в широкополой соломенной шляпе и веснушчатым пацаном лет четырнадцати с едва пробивающимся пушком над верхней губой. Махнув рукой, он дал команду трогаться следом за ним.

Ветер стих, поэтому включили моторы, и не прошло и часа, как новый знакомый свернул к маленькой дощатой пристани у выглядывавших из-за садовых деревьев дачных коттеджей.

— Вот и приехали, — весело объявил Алексей Иванович, зацепляя багром увесистое железное кольцо на наружной свае. — Швартуйтесь, друзья!

Дом Петровых был крайний. Дружок первым ворвался в сад. Алексей Иванович провел гостей на увитую плющом веранду. Симпатичная полная женщина перебирала спелую клубнику на покрытом полосатой клеенкой обеденном столе.

— Вот, Маша, те самые студенты-путешественники из Ленинграда, что решили переплюнуть Тура Хейердала, — шутливо представил ребят Алексей Иванович. — Будут у нас ночевать.

— Очень рада, — отозвалась его супруга. — Только где же мы их всех разместим?

— А у них палатки. Прямо в саду и поставят, — сказал муж.

Спустя короткое время в дальнем углу сада уже был разбит лагерь.

На веранду явились, прихватив свои припасы и посуду. Пока девочки помогали Марье Дмитриевне готовить ужин, мужчины принесли из сада плетеные стулья и раздвинули стол.

Чай пили из пузатого электрического самовара, составлявшего предмет особой гордости хозяев. Разговор шел о водных походах. Петровы, и старшие и младшие, были заядлыми туристами, ежегодно проводившими летний отпуск на речных маршрутах. В будущем году они собирались в Ленинград и пользовались сейчас случаем разузнать все поподробнее. В свою очередь, студенты советовались с Алексеем Ивановичем относительно предстоявшего им пути до Орши и получили от него немало ценных указаний.

Наутро, поблагодарив гостеприимных хозяев и обменявшись адресами и телефонами, ушкуйники продолжили путь вниз по Днепру.

Чем ближе к Орше, тем полноводнее становился Днепр, но для судоходства все же еще не годился. Поэтому навстречу попадались только рыбачьи моторки да прогулочные катера.

К полудню достигли городского предместья. Итак, еще один перевалочный пункт на пути «из варяг в греки» между Смоленском и Киевом.

Слева за мостом показалась застывшая на постаменте «катюша», память о первом залпе реактивных гвардейских минометов 14 июля 1941 года.

Остался за кормой городской парк с курганом Бессмертия и Вечным огнем у памятника воинам, павшим в боях за освобождение Орши. Впереди по курсу Могилев.

Солнце ласково пригревает спину, в поднятых парусах шумит попутный ветер, исправно тарахтят на поворотах моторы. Женя, укоротив блесну, удит рыбу с кормы и время от времени вытаскивает под одобрительные возгласы неосторожную щучку или окунька.

— Вот так бы до самого Киева плыть и плыть, — мечтательно говорит Алла, опустив руку за борт и перебирая в воде пальцами.

— И даже еще дальше, — весело подхватила Маша.

Однако долгие часы пути давали себя знать, и, когда вдали стала вырисовываться узкая полоска леса, всех потянуло на отдых.

— Володя! Сколько мы прошли от Орши? — окликнул Громова со второго ушкуя Сережа Жарковский.

— Километров пятнадцать.

— Ну и хватит на сегодня. Вон лесок какой симпатичный. Давайте в нем и остановимся.

Никто не возражал, и ушкуи повернули к прибрежной лощине.

Едва успели поставить палатки, как по туго натянутому брезенту забарабанили крупные капли дождя. Пришлось обойтись без костра. Поужинав всухомятку, притомившиеся за день путешественники влезли в спальные мешки, и даже разразившаяся ночью сильная гроза с ливнем и яростными порывами ветра не смогла разбудить их.

Наутро первым выглянул из палатки Саша. Солнце уже взошло, и омытая дождем листва искрилась алмазными каплями. В лесу на разные голоса перекликались птицы и раздавался дробный перестук дятла.

Спустившись к реке умыться, Саша ахнул: второго ушкуя не было..

— Вова! Женя! — с криком бросился он обратно в лагерь. — Ушкуй пропал!

Все выскочили из палаток, спросонья протирая глаза. Первым пришел в себя Громов.

— Сережа! Заводи мотор! — быстро скомандовал он. — Мы его догоним.

Через несколько минут ушкуй на полном ходу устремился вниз по течению. Беглеца заметили еще издали. К счастью, носовой конец с сорванным во время грозы колышком зацепился за торчащую из воды корягу. Ушкуй взяли на буксир и доставили в лагерь.

* * *

У Могилева Днепр капризно меняет направление своего русла, образуя гигантскую петлю вокруг раскинувшегося на высоком прибрежном склоне городского парка.

Пройдя под мостом, путешественники миновали старенькую пристань, у которой покачивались несколько катеров и облезлая, ржавая баржа. С борта ее скучающий матрос в надвинутой на глаза кепке ловил рыбу.

На этот раз, вытащив ушкуи на берег, ребята надежно привязали их к деревьям.

Могилев — город древний, но, когда он возник, никто точно не знает. Существует предание, что на месте этом некогда шумел дремучий бор. И жил в нем человек по прозвищу Могучий Машеко. Он был силен как лев. И вот полюбил Машеко красавицу деву, и та ответила ему взаимностью. Счастливый ходил Машеко. Но затем избранница его сбежала к богачу. И тогда убил Машеко изменницу и себя самого. Схоронили его в том лесу, где он жил, и назвали это место Могилою Льва. Отсюда якобы и произошло название города на торговом пути «из варяг в греки» — Могилев.

А приключилась эта история в 1267 году.

Есть, однако, и другая легенда, связывающая возникновение Могилева с князем Львом Даниловичем Могием, который построил здесь, высоко над Днепром, свой замок. Рядом с ним стали селиться крестьяне и ремесленники. Пошли по Днепру купеческие караваны «из варяг в греки», под крутым берегом начали останавливаться ладьи. Возник торг. И постепенно превратилось поселение в город. А поблизости вырос большой курганный могильник.

Не раз захватывали Могилев то литовцы, то поляки, лишь к началу XVIII века он был окончательно присоединен к России, сделавшись крупным экономическим и культурным центром.

В годы Великой Отечественной войны фашисты разрушили город до основания. Но прошли десятилетия, и Могилев перешагнул свои довоенные границы.

Пригород Могилева, Буиничи, встретил путешественников сплошной пеленой дождя.

— В такую погоду рыба хорошо клюет, — попытался утешить до нитки вымокших спутников Женя. Но его никто не поддержал.

— Обошлись бы и без клева, — бросил Сережа.

Девочки, у которых зуб за зуб не попадал, согласно кивнули и укоризненно посмотрели на Журкина.



Глава 8. Выдержки из письма

Испытание характера. Болезнь Маши. Целлофан и спальные мешки. Море, которого нет на карте. Неунывающие рыболовы. Снова солнце.

Это письмо одного из членов экспедиции было отправлено домой на сороковой день пути.

«Не знаю даже, как описать вам, дорогие, все то, что пришлось пережить нам на Днепре между Могилевом и Киевом. Если вы подумаете, что была сильная буря или вдруг развалились наши ушкуи и мы тонули, то вы ошибетесь. Ничего подобного с нами, слава богу, не произошло. Ничего такого, что принято называть катастрофой. И тем не менее нам здорово досталось…

Вообразите унылое, серое небо, из которого непрестанно сыплется, временами то ослабевая, то, напротив, усиливаясь, мелкая водяная крупа. Все мы насквозь мокрые. Вода кругом, от нее нет спасения. Она, сколько ее ни вычерпывай, собирается на дне ушкуев, проникает в тщательно зашнурованные и обернутые еще сверху брезентом рюкзаки с продуктами и походным снаряжением, нашими вещами. Разумеется, не спасает от воды и натянутый посреди палубы тент, хоть женщины по очереди и прячутся под ним… Только теперь понимаешь, что значит пускаться в плавание без надежной крыши над головой. Плащи хоть выжимай, в кедах хлюпает… Неприятное ощущение. А продукты! Особенно хлеб. Он совсем размяк, превратился в полужидкую кашу. И самое главное — обсушиться негде. На берегу не успеваешь сделать несколько шагов, как мокрая трава и кусты обдают тебя холодным душем… И добро бы, это продолжалось день-два, а то ведь льет почти целую неделю!

Намокшие паруса отяжелели и сделались практически неуправляемыми. Вдобавок с них постоянно стекают струйки воды. Правда, и ветра нет, так что толку от парусов все равно никакого. Грести тоже почти невозможно, поскольку от мокрых рукояток весел быстро натираешь на ладонях болезненные волдыри. Нам оставалось либо целиком довериться течению, либо же воспользоваться моторами. Естественно, мы предпочли последнее, справедливо рассудив, что в подобных обстоятельствах прибегнуть на время к их помощи вполне допустимо. Не удлинять же еще эту пытку дождем!..

Привычный стук моторок как-то приободрил нас. К несчастью, мотор у Трофимова на первом ушкуе вскоре заглох, а потом забарахлил и наш, сколько Журкин ни пытался вернуть его к жизни. Исправить их на ходу под дождем не представлялось возможным. Хорошо еще, это произошло всего в тридцати километрах от Рогачева. Зато в Рогачеве нам повезло: на пристани моторы мигом привели в порядок и заправили баки горючим. Дальше мы двигались в приличном темпе.

Сложившаяся ситуация вынуждала приспосабливаться к погодным условиям. И тут пригодился опыт геологических экспедиций Сережи Жарковского. По его указаниям стоянки для обеда и ночлег мы теперь делали там, где был высокий берег и хвойный лес, который, как известно, растет на песчаной, быстро высыхающей почве. Таким образом, хотя суточные переходы и получались теперь то больше, то меньше, в лагере нам удавалось создать относительные удобства для отдыха.

Пожалуй, единственные, кто все эти дождливые дни не терял присутствия духа, были наши рыболовы. Удачный клев, казалось, заставлял их забыть про мокрую одежду. Они исправно снабжали нас свежей рыбой, которая заменяла подмоченную крупу.

Маша сильно простудилась. У нее поднялась температура, и мы уже решили было, что она не сможет продолжать плавание. Однако Маша ни за что не хотела расставаться с нами, и теплые вещи, которые мы ей собрали, а также таблетки аспирина поставили ее на ноги.

На пятый день непогоды обнаружилась досадная оплошность, которая могла бы иметь серьезные последствия. Еще в Ленинграде, готовясь к походу, мы по настоянию Георгия Алексеевича запаслись для наших спальных мешков целлофановыми чехлами и, всякий раз устраиваясь на ночлег, довольно долго распаковывали спальники, что раздражало самых нетерпеливых. Теперь же все по достоинству оценили эту предусмотрительность. В особенности когда целлофановый чехол Жени порвался. Мы пытались высушить его спальник над костром, но при таком дожде это было невозможно. Так и пришлось бедняге ложиться в мокрый мешок. Спасибо, помогла спортивная закалка, и все обошлось благополучно. Этот случай вновь доказал, что в таком дальнем походе мелочей не бывает.

…А дождь все идет и идет… В ушкуях и на берегу у костра сидим, закутавшись в плащи, под зонтиками. Впервые со времени выступления в поход мы почувствовали, каково порой приходится настоящим путешественникам, о которых читаешь в книгах. Даже наш памятный марш-бросок сквозь заросли к Днепру не идет с этим ни в какое сравнение. Зато испытание дождем еще больше сблизило нас всех, укрепило дух товарищества и взаимовыручки.

На седьмые сутки мы остановились на ночлег за деревней Комарин, в дубовой роще. Заснули, как и все эти дни, под монотонный шум дождя. А утром, выбравшись из мокрых палаток, увидели над головой чистое голубое небо в розоватой дымке восходящего солнца.

Проклятый дождь наконец-то кончился!

И вот над Днепром растаял утренний туман, на поверхности воды заиграли солнечные блики, а в ожившем лесу зазвенели птичьи голоса. Право, нам казалось тогда, что лучшего места не сыскать на свете…

Чтобы как следует просушиться и отдохнуть, решили остаться здесь еще на день.

До Киева не больше двух переходов!»



Глава 9. В стольном граде Киеве

Лагерь под Комарином. Встреча с «Ракетой». Новое знакомство. Через Московское море. Золотые купола Софии. На Трухановом острове. В зеркале современности. Дальше в путь.

Дни установились теплые и солнечные, порой даже жаркие, и на ушкуях вновь зазвучали веселые голоса и смех.

Вблизи Комарина Днепр особенно красив. Разбегающиеся в разные стороны извилистые рукава реки охватывают большие и малые острова, поросшие ивняком и ольхой. Главное русло то и дело петляет, образуя причудливые заливы и мысы. Во всех направлениях водную гладь бороздит множество моторных лодок, а по берегам все чаще мелькают разноцветные туристские палатки.



Пролетели два дня, и наши путешественники с некоторым даже сожалением начали готовиться в дорогу. Пораньше позавтракав, они уже ставили паруса, когда, оставляя за кормой пенный след, мимо пронеслась «Ракета». С палубы ее приветственно замахали, и над рекой раздался протяжный низкий гудок.

На втором ушкуе команда отсалютовала «Ракете» веслами, а Володя со своего ушкуя, словно заправский моряк, просигналил ей флажками благодарность.

Когда миновали устье Припяти, их догнала идущая обратным рейсом в Киев та же «Ракета». Совсем еще молодой капитан весело помахал им с мостика и, сбавив ход, осведомился в мегафон, куда они направляются. Узнав, что путешественники собираются пробыть в Киеве несколько дней, он посоветовал им разбить лагерь на Трухановом острове.

— Там, за пешеходным мостом через Днепр, на южной оконечности острова, есть глубокий залив. На него и держите курс. Я к вам туда загляну.

— Приезжайте, будем очень рады, — отозвались ребята.

— Тогда до скорой встречи! — И «Ракета», набрав скорость, скрылась вдали.

Чем ближе подплывали к матери городов русских, тем шире и судоходнее становился Днепр. Навстречу попадалось все больше пассажирских теплоходов и самоходных барж, и приходилось постоянно быть начеку.

— Пожалуй, нам сегодня до Киева не дотянуть, — сверившись с картой, объявил Саша. — Еще километров семьдесят останется.

— Надо подыскивать подходящее место для ночлега, — согласился Володя. — Только такое, чтобы не забираться в боковые протоки.

— А вон как раз подходящий пляж впереди! — воскликнула Маша.

Место и впрямь оказалось очень удобным, и вскоре ребята уже разгружали и вытаскивали на берег свои ушкуи.

В тот вечер развели особенно большой костер, и его высокое пламя заслоняло взошедшую на небе «Вечерницу». Сережа с Таней затеяли игру в пятнашки. К ним присоединились и остальные. Даже сдержанная обычно Нина Николаевна поддалась общему настроению и азартно носилась вместе с ребятами вокруг костра.

Потом, отдышавшись, устроились на сухом валежнике у огня и долго еще обсуждали предстоящие дни в Киеве.

— А мы еще до Киева будем останавливаться? — спросила Алла.

— Наверно, — ответил Володя.

— Чего это ты вдруг так остановками интересуешься? — ехидно заметил Женя.

— А что здесь такого, — защищалась Алла, — надо ведь переодеться, прежде чем в город идти.

— Это она к встрече с капитаном готовится, — продолжал поддразнивать ее Журкин.

— Да ну тебя, — отмахнулась чуть ли не до слез покрасневшая девушка. — Вечно ты что-нибудь придумаешь.

— А даже если и так? — заступилась за нее Таня. — Тебе-то что за дело?

— Вот именно, — обрадованно подхватила Алла и поспешила к своей палатке.

* * *

Приняв воды Припяти, Тетерева, Ирпени и других притоков, Днепр разливался все шире и шире. Давно остались позади пустынные острова, поросшие кустарником. Пансионаты, кемпинги и турбазы сменяли на берегах друг друга. Потом и их не стало видно — кругом, куда ни кинешь взгляд, бескрайняя водная гладь.

— Ничего не понимаю, — развел руками Саша, — по карте должен быть Днепр, а тут вроде как море…

— Видать, отстает твоя карта от жизни, — сказала Таня.

Показались и исчезли островки с туристскими палатками и высоким флагштоком, а дальше, до самого горизонта, ходили волны. В какой стороне Киев? Куда плыть?

— Давайте спросим у туристов, — предложил Сережа, и ушкуи повернули к берегу ближайшего островка.

Их встретила шумная ватага киевских студентов, которые возвращались домой из двухнедельного водного похода и охотно взялись провести за собой ленинградцев через Киевское водохранилище. Пообедав вместе на острове, обе группы вышли в открытое море. Впереди шли моторки киевлян, за ними с распущенными парусами ушкуи. Солнце припекало, и парившие над водой чайки почти сливались с белесой зыбью невысокой волны.

Курс держали по бакенам вдоль правого берега водохранилища, которые указывали еще прежнее днепровское русло. Встречных судов было много, и наши путешественники всякий раз обменивались с ними традиционными морскими приветствиями. С борта одной баржи им даже перебросили щедрую связку золотистых вяленых лещей.

Прошли подымавшийся прямо из воды маяк. Затем слева возникли ажурные силуэты башенных кранов. Вскоре приблизился и правый берег. Вот и шлюз!

У входа в него стояли две самоходные баржи и трехпалубный теплоход.

Дождавшись своей очереди, студенческая флотилии вошла в шлюзовую камеру, и повторилась та же процедура, что и в Волхове. Только там они сперва поднимались, а потом опускались. Здесь же все было наоборот.

Через час показались первые дома Оболони. За круто вдающимся в Днепр Рыбальским полуостровом развернулась живописная панорама Подола.

Это был Киев.

Город, вернее центральная его часть, расположен на высоком правом берегу Днепра. Уступчатыми террасами спускаются к реке цветущие сады и парки. Каштановые аллеи тянутся к просторным улицам и площадям.

У речного вокзала с многочисленными причалами моторки киевлян замедлили ход.

— Нам на Подол, — прокричали оттуда. — А вы держите прямо на остров. Желаем хорошего отдыха и счастливого пути!

— Спасибо! — хором откликнулись ушкуйники. И группы расстались.

Южная оконечность Труханова острова надвинулась внезапно. Поворот вправо, потом влево, и путешественники оказались в тихом заливчике, где и бросили якорь.

* * *

Поначалу в Киеве решили пробыть два дня. Затем к ним прибавились еще два и под конец еще один… Оно и понятно. Трудно оторваться от этого города с его многовековой историей, неповторимой архитектурой, щедрым изобилием колоритного южного базара… А знаменитые киевские музеи, театры, старинный университет. И рядом стремительные магистрали, четкие контуры современных многоэтажных зданий. Слияние старого и нового в пленительном облике Киева придает ему особое своеобразие.

Само название города уводит в далекое прошлое, к легендарным временам первых славянских поселений на берегах Днепра. В ту пору, говорит предание, на окрестных холмах обосновались братья Кий, Щек и Хорив со своею красавицей сестрой Лыбедью. Кий поселился там, где позднее пролег Боричев взвоз. Щек — неподалеку от него, на возвышенности, так и названной потом Щековицей, а Хорив избрал себе место, получившее впоследствии название Вышгород. Лыбедь же стала жить к юго-западу от Кия, на берегу небольшой речки, которую окрестили затем Лыбедью. С течением времени поселения объединились и стали городом, получившим имя Киев.

Немало интересного рассказал ребятам о Киеве навестивший их на следующее утро, как и обещал, молодой капитан «Ракеты». Звали его Андрей Павлович. Свой родной город он знал прекрасно и показал все достопримечательности украинской столицы.

Начали с памятника князю Владимиру, крестившему Русь, на Владимирской горке. Половецкая улица, Золотоворотская, Нижний вал, Печерская площадь, площадь Богдана Хмельницкого с конной статуей гетмана в центре, Тарас Шевченко в парке, носящем его имя… Все это живые страницы летописи Киева.

Сюда, к подножию прибрежных холмов, на которых вырос город, приставали шедшие торговым путем «из варяг в греки» струги и ладьи. Тут и был торг. С севера, из Новгорода, и с юга, из далекой Византии, спешили в стольный град Киев купеческие караваны с редкими товарами. По традиции здесь же впоследствии построили центральную пароходную пристань, которую сменил теперь городской речной вокзал.

* * *

Только на шестой день путешественники покинули Киев. Во втором ушкуе был пассажир — Андрей Павлович провожал ребят до южной окраины города. За эти дни, в которые он был свободен от рейсов, все очень подружились с ним, и в особенности Алла, тем более что разница в возрасте у них была совсем невелика. Андрей, как запросто стали называть его вскоре студенты, приглашал девушку вечерами в театр и на концерты. После окончания летней навигации молодой капитан собирался приехать в отпуск в Ленинград.

На воду ложится решетчатая тень арки железнодорожного моста. Кокетливо выглядывает из-за деревьев парка ресторан «Курени». Проплывают за кормой колокольни и купола Киево-Печерской лавры. Далеко в стороне остались обелиски участникам обороны Киева, памятник героям-танкистам, освободившим город в 1943 году.

Огромный зеленый массив Центрального ботанического сада сменяет пригородный район Осокорин, откуда в декабре 1919 года бойцы Богунского полка переправились через Днепр и внезапным смелым ударом выбили из Киева белополяков и петлюровцев.

— Ну вот здесь я вас должен покинуть, — говорит Андрей Павлович.

Капитана высаживают у маленькой лодочной пристани и тепло прощаются с ним.

— Как же вы теперь доберетесь до дому? — спрашивает Володя.

— Не беспокойтесь, тут ходит рейсовый автобус. Напишите, как у вас проходит поход. Мой адрес у Аллы.

— Непременно! — кричат ребята. — Не забывайте нас!

— До встречи в Ленинграде! — машет им вслед Андрей. — Попутного ветра!



Глава 10. По днепровским морям

Морем без карты. К могиле поэта на Тарасову гору. Морские шлюзы. Кременчуг-город. У бывшего концлагеря.

Переход от Киева до Кременчуга занял семь дней.

Погода благоприятствовала плаванию, однако большое встречное движение судов заставляло путешественников все время держаться ближе к берегу, пропускать тяжело груженные баржи, плавучие землечерпалки и пассажирские теплоходы. Досаждали и неугомонные моторки, проносившиеся во все стороны. Приходилось постоянно следить за тем, чтобы ненароком не столкнуться с каким-нибудь речным лихачом. Так что к концу дневного перехода все чувствовали себя изрядно усталыми.

Часто попадались полузатопленные островки и длинные песчаные отмели, которые надо было осторожно обходить, затрачивая на это много сил и времени. С благодарностью вспоминали Андрея Павловича, хорошо знавшего нижний фарватер реки и объяснившего ребятам, как лучше преодолевать наиболее сложные отрезки пути.

Мало-помалу левый низменный берег Днепра стал отступать все дальше и дальше, пока совсем не исчез за горизонтом.

— Что это? — спросила Сашу Нина Николаевна. — Неужели опять «море»?

— Ничего не могу понять, у меня на карте здесь никакого моря опять нет, — смущенно ответил он.

— Твоей картой только костер растапливать, — досадливо бросил Володя. — Держитесь буйков. Потом разберемся что к чему.



Буйки были хорошо видны: справа — красные, слева — черные. Вскоре скрылся из глаз и правый берег. Ветер свежел и туго выгибал паруса, мачты поскрипывали.

Ребята тревожно вглядывались вперед. Пошел уже третий час, как они вышли в открытое море, — и нигде никакого ориентира. Одинокими и потерянными чувствовали они себя среди этой необозримой водной стихии.

Так продолжалось еще около часа. Наконец появилась долгожданная башня маяка.

— Ну слава богу, — облегченно вздохнул Володя.

— Мы как мореплаватели прошлого, — заметила Нина Николаевна. — Они так же вот радовались, завидев на горизонте землю.

— Ну у них-то было посерьезней, — возразил Саша. — А впрочем, известное сходство есть.

К ребятам вернулось хорошее настроение. Недавние томительные предчувствия и опасения разом улетучились. Сережа Жарковский даже стал напевать: «Капитан, капитан, улыбнитесь…»

Берег вырастал прямо на глазах. Уже видно было большое село с пристанью.

— Впереди шлюз! Нам дают зеленый свет, — сказал Саша, опуская бинокль.

Они успели как раз вовремя — массивные створки ворот начали сходиться за караваном барж со щебенкой и тянувшим их буксиром по имени «Быстрый».

* * *

Сразу по выходе из шлюза на плавно забирающем вверх правом берегу Днепра открылся старинный Канев. Его Успенский собор, построенный еще в первой половине XII века, окружен теперь многоэтажными жилыми кварталами.

Сережа присмотрел на левом берегу удобное местечко для лагеря на песчаной косе в мелколесье, где можно было всласть купаться и не ходить далеко за сухим валежником.

Только начали вытаскивать ушкуи из воды, как Саша позвал товарищей:

— Глядите, ребята! Там, на горе, могила Тараса Шевченко.

Освещенный косыми лучами заходящего солнца памятник великому украинскому поэту над днепровской кручей выглядел особенно впечатляющим.

— И впрямь, до чего красиво стоит! — сказала Нина Николаевна. — Помните, Тарас Шевченко писал в своем завещании:

…Чтоб лежать мне на кургане,

Над рекой могучей,

Чтобы слышать, как бушует

Старый Днепр под кручей…

— Устроим завтра дневку и сходим к нему на могилу, — предложила Таня.

— Не возражаю, — кивнул Володя. — К тому же, я слышал, в Каневе похоронен и Аркадий Гайдар.

На Тарасову гору, раньше называвшуюся Чернечьей, они поднялись еще до полудня и долго любовались с ее вершины окрестными полями и серебристой лентой Днепра, огибающей Канев. У памятника Тарасу Шевченко все сфотографировались на память. Поэт вглядывается в милые его сердцу днепровские дали, слегка наклонив голову, словно прислушиваясь к неумолкающему плеску волн и думая свою думу.

В городском парке Володя первым заметил на берегу Днепра могилу Аркадия Гайдара. Автор «Чука и Гека», «Тимура и его команды» и многих других замечательных детских книг, в шестнадцать лет уже командовавший полком на фронтах гражданской войны, в 41-м году стал военным корреспондентом газеты «Красная звезда». Прорываясь из окружения под Киевом, он сменил перо на автомат и, оставшись в партизанском отряде, пал смертью храбрых 26 октября в ночном бою…

В лагерь вернулись берегом Днепра. Синий июльский вечер рассыпал над темной рощей крупные яркие звезды. Искры костра взлетали в небо и гасли, подхваченные легким ветерком. Одна, самая большая, оранжевым светляком унеслась над рекой. И казалось, это летит в островерхой буденовке на горячем коне Гайдар — Всадник, скачущий впереди.

* * *

Утром не успели ушкуйники поднять паруса, как течение подхватило их, и вскоре Канев с Тарасовой горой скрылись за поворотом реки.

Привольная речная дорога Днепра продолжала виться между холмистыми зелеными берегами, плавно омывая большие и малые острова.

Сфотографировали на ходу пристань «Тубельцы» с громадным одиноким тополем на пригорке. Но вот обрывистый правый берег ушел в сторону, вскоре исчез и левый.

— Подумайте, снова море! — изумилась Маша.

— Да, похоже на то, — сказал Володя.

Через некоторое время берега вернулись на свои места, и между ними повисла стальная арка моста. За ней виднелся шпиль телевизионной башни. Прямо по курсу ушкуи поджидали два маяка с узким проходом между ними.

— Что это? Шлюз? Вроде бы рановато, — недоумевал Сережа.

Тем не менее повернули в канал между маяками, но вскоре поняли, что очутились в гавани города Черкассы. Высокая бетонная стенка причала, отлично приспособленная для приема больших кораблей, совершенно не устраивала наших ушкуйников. Надо было как-то выбираться. Однако сделать это оказалось непросто. Суда очутились в своеобразной ловушке. Едва путешественники попытались развернуться, как дорогу им преградил белоснежный красавец теплоход, идущий на швартовку. Чтобы не столкнуться, пришлось прижаться бортами ушкуев почти вплотную к дамбе. Когда опасность миновала, ребята поспешили задним ходом выбраться из коварного канала.

И вновь цепочка бакенов ведет ушкуи через безбрежный простор водохранилища. Ветер совсем стих, и паруса беспомощно обвисли. Течения почти не ощущается. Моторы и весла, моторы и весла.

Так миновали Адамовку, Светловодск…

Уже сгущались короткие южные сумерки, когда далеко впереди замигал наконец прожектор шлюзового маяка. Еще одно, пожалуй самое большое, море было пройдено.

* * *

Лишь к вечеру следующего дня участники экспедиции подошли к Кременчугу. Сразу за деревянной пристанью с каменной пристройкой — столовой и кассами начинался нескончаемый парк.

Название города, возможно, связано с днепровскими порогами: впередсмотрящий на носу головной ладьи, завидя порог, громко кричал: «Кремень — чуй!», что означало: «Порог! Будь бдителен». Так и стали называть потом город — Кременчуг.

А можно происхождение этого названия объяснять и по-другому. Частые нападения соседних кочевых племен, а затем татар и турок отразились в героических сказаниях и легендах. Одна из легенд рассказывает, как однажды несметное татарское войско окружило у Днепра отряд казаков.

«Сдавайтесь!» — кричали казакам враги. Но, даже раненые и те продолжали мужественно сражаться. Сам седой Днепр-Славутич подивился их отваге. И покрыл лихих воинов своей водой. В кремень превратились они. Неслыханное дело: рубят татары казаков саблями, а сабли зазубриваются; колют пиками, пики ломаются… Испугались враги и бросились бежать. С тех пор окаменевшие казаки остались на том месте вечными стражами славянской земли.

— А где же сам город? — недоумевала Маша, когда путешественники вышли по парковой аллее к пустынной автобусной остановке.

— В самом деле, странно, — сказал Володя.

Пожилая женщина с хозяйственной сумкой, стоявшая на остановке, рассмеялась.

— Город у нас подальше, — сказала она. — Автобусом быстро доберетесь.

И впрямь, через четверть часа они уже катили по утопающим в зелени улицам Кременчуга, мимо новостроек и мемориального комплекса «Вечно живым», где в годы войны фашисты устроили концентрационный лагерь, в котором погибли 97 тысяч военнопленных и местных жителей.

Мемориальный комплекс создан на средства, заработанные трудящимися города в субботники и воскресники. И каждый час здесь звучит торжественная и печальная мелодия реквиема.


* * *

Следующий день был объявлен выходным. Саша, Женя и Маша с утра пораньше отправились с удочками к устью Псела. Таня с Сережей и Володей поехали в близлежащую Полтаву, в музей исторической Полтавской битвы. Нина Николаевна и Алла остались дежурными по лагерю, посвятив день хозяйственным заботам. Компанию им составил Дружок.

Время близилось к полудню, когда в лагерь заглянул невысокий кряжистый мужчина лет пятидесяти с обветренным морщинистым лицом.

— Ваши? — спросил он, кивнув на вытащенные из воды ушкуи.

— Да. Мы туристы из Ленинграда. Плывем по древнему торговому пути «из варяг в греки», — ответила возившаяся у костра Алла.

— Что ж, дело доброе и интересное весьма, — заметил незнакомец, доставая из пачки сигарету и поудобнее устраиваясь на бревне. — Я вот тоже люблю путешествовать. Сейчас возвращаюсь в Киев после поездки по притокам Днепра — речкам Самаре и Волчьей.

— Позвольте, — удивилась подошедшая Нина Николаевна. — Ведь Самара — приток Волги.

— Верно, — улыбнулся мужчина. — Только у нас, в Приднепровье, своя Самара имеется. И по берегам ее вековые дубравы голубого леса растут.

— Голубого? — переспросила Алла.

— А как же. В нем осокорь, ива, верба. От них и голубой оттенок. И деревня, что там стоит, Голубовкой зовется… В 1187 году киевские князья туда походом против половцев хаживали… Да-а, велик наш Днепр. Колыбель культуры отечественной, — продолжал задумчиво мужчина. — Вот, к примеру, вы Черкассы прошли, так? А ведь, наверно, и не ведаете, что в далеком прошлом на месте города был огромный остров…

Энтузиаст водного туризма посмотрел в сторону пристани, затем перевел взгляд на наручные часы.

— Да уж ладно, времени у меня малость есть, и коли вы стариной интересуетесь и даже по варяжскому торговому пути пустились, расскажу я вам, пожалуй, одну занятную историю, имеющую к этому самому пути прямое отношение.

Нина Николаевна присела рядом с Аллой и приготовилась внимательно слушать.

— Так вот, — начал турист, — имеются сведения, — что где-то здесь, на Днепре, находился большой остров «в три дня пути». Он служил местом сбора княжеских дружин, когда им предстояло, выступить в поход на врага.

Ученые тщетно пытались обнаружить этот остров. Решили уже, что он существовал только в легендах. Однако в последние годы розысками его занялись местные краеведы. И представьте себе, таинственный остров нашелся. Обследуя окрестности, краеведы натолкнулись на следы второго рукава Днепра. Сейчас это речки Ирдынь и Тясмин, которые берут начало из Ирдынского болота. В прошлом уровень воды в Днепре был гораздо выше нынешнего, и они, сливаясь в своих верховьях, образовывали этот рукав. А между ним и основным руслом Днепра как раз и лежал тот самый остров.

Он не имел названия, но был обширен — до 130 километров в длину. Останавливались на нем со своими «воями» Олег и Святослав, Владимир и Игорь. Приставали к острову и плывшие вверх и вниз по Днепру купеческие караваны.

Оживали тогда угрюмые берега. Среди вытащенных на мокрый песок стругов и ладей слышалась разноязыкая речь, раздавалось пронзительное конское ржание, звучала удалая песня. При свете костров чинили дорожную утварь и снаряжение, торговали.

С севера везли в Византию балтийский янтарь и поморский жемчуг, пушистые мягкие меха, «чистейшую» приильменскую соль, воск, тонкие льняные ткани. Поднимавшиеся же с юга по Днепру суда доставляли в Киев предметы роскоши из средиземноморских стран. Были тут и узорчатая, расшитая золотой нитью парча, и тяжелый шелк, запечатанные амфоры с вином и благовониями. В кованых сундуках покоились золотые и серебряные изделия, драгоценные камни, разноцветный бисер, сафьян, финикийское цветное стекло…

Тогда-то, а возможно и раньше, возникло здесь селение Черкассы, что означает «ратные люди». Название это, по всей видимости, связано с походами киевских князей: в северо-западной части острова располагались на отдых отряды пешей рати, двигавшиеся обычно водой, в боевых ладьях. А расположенное к югу от Черкасс, вблизи второго рукава Днепра, селение Славянская поляна наводит на мысль о том, что в глубине острова были пастбища и конные дружинники разбивали там свои походные шатры.

Остальная часть острова, судя по названию села Боровица, была покрыта лесом и неудобна для размещения войска. Отдохнувшие ратники грузились у Черкасс в ладьи, а конница у южной оконечности острова переправлялась вброд через второй рукав Днепра, напротив поселка Чигирин («выход»). Дальше она двигалась берегом, вдоль основного днепровского русла, по которому плыли ладьи с пешей ратью.

Вот такая история. Ну как, интересно? — закончил свой рассказ неожиданный гость.

— Еще бы! Спасибо вам большое.

— Что ж, очень рад. А теперь мне пора. Вон моя «Ракета» подходит. Желаю счастливого пути!

* * *

К вечеру, когда все собрались, Нина Николаевна пересказала ребятам то, что они с Аллой услышали от местного туриста.

— Жаль, не знали об этом раньше, — сказал Саша. — Могли бы увидеть все своими глазами.

— Да, а теперь уже поздно, — вздохнул Сережа.

— Ничего, зато эта история останется в нашем походном дневнике, — утешила их Нина Николаевна, — в будущем древний остров может явиться целью нового интересного путешествия.

Потом Сережа рассказал о Полтаве.

— Вы знаете, там сохранилась масса достопримечательностей. Я проверял по карте, мы будем плыть мимо того места, откуда Карл XII после поражения бежал за Днепр в Турцию. Тогда ведь граница России проходила по Днепру.

— В Кишенках и специальный музей есть, — добавила Таня.

— Что это еще за Кишенки?

— Деревня у Переволочной, там, где когда-то переправа была. Обязательно надо остановиться.

— Сейчас посмотрим, — потянулся к сумке Саша, не очень, впрочем, доверяя уже своей карте. — Это старое название, может, оно сохранилось… Как ты сказала, Переволочная?.. Да, она тут есть. Вот, за устьем Ворсклы. Примерно около сотни километров будет. С попутным ветром за день, пожалуй, дойдем…

— Между прочим, утверждают, что название реки еще от Петра пошло, — сообщила Нина Николаевна.

— Как так?

— А очень просто. Когда Петр I плыл по этой реке, он рассматривал в подзорную трубу ее берега и вдруг, оступившись, уронил трубу в воду. Она сразу пошла ко дну. Петр рассердился и назвал реку воровкой. С тех пор ее так и прозвали — Ворскла.

— Совсем как Охта в Ленинграде, — вспомнил Женя. — Название это тоже с Петром связывают. В устье Охты, впадающей в Неву, шведы построили крепость Ниеншанц. Во время Северной войны под ее стенами полегло много русских, но в конце концов она была взята Шереметьевым. Тогда-то Петр покачал головой и произнес: «Ох, та сторона». Так и закрепилось за рекой и пригородом столицы прозвище Охта.

…Долго бы еще судачили ребята, но Володя решительно разогнал всех по палаткам. Из транзистора доносился полночный бой кремлевских курантов.



Глава 11. На юг, к Днепропетровску

Новое море! Встреча с шаровой молнией. Музей в Кишенках. Здравствуй, Переволочное! Днепропетровский музей. У диорамы. Судьба монумента.

Все дальше и дальше на юг плывут по днепровской воде ушкуи. Все короче становится голубая прожилка на карте, ведущая к Черному морю, все ближе конец долгого пути.

Впереди Днепропетровск. А пока по левому берегу встают многоэтажные корпуса, заводские трубы и линии электропередачи молодого города Комсомольска. Днепр здесь вновь разливается до самого горизонта и усеян множеством больших и малых островов.



Возле камышей важно вышагивает голенастая цапля, время от времени опуская свой длинный клюв в воду. Рядом неспешно прогуливается другая.

Попросив Женю, сидевшего на руле, направить ушкуй ближе к острову, Сережа схватил кинокамеру. Но только он вскочил со скамьи, птицы плавно взмахнули широкими крыльями и поднялись в воздух.

Сережа чуть не заплакал от досады.

— Не расстраивайся, еще встретим, — утешала его Таня. — Надо просто спокойно себя вести, не делать резких движений, вскакивать. А ты их распугал.

Шел уже первый час. Левый берег, заметно понизился и стал отступать в сторону. Правый давно скрылся из виду.

— Похоже, новое море, — сказал Саша. — Надо бы остановиться и пообедать. Дальше, может, и пристать будет негде.

Довод признали резонным, и вскоре на мысу под деревьями запылал походный костер.

Ничто, казалось бы, не предвещало неприятностей, но вдруг неизвестно откуда взявшиеся тучи наползли на солнце. Сразу потемнело. Оглушительный раскат грома заставил девушек испуганно вздрогнуть и невольно прижаться друг к другу. Прямо над головой темноту распорол ослепительный зигзаг молнии. Внезапный порыв ветра опрокинул стоявшую на поляне пустую канистру из-под бензина, и она с дребезжанием покатилась к воде. Со второго ушкуя сорвало кормовой флаг, который повис на ветвях ближнего дерева. В следующую минуту на путешественников обрушился тропический ливень.

В мгновение ока все вымокли до нитки, но, не обращая на это внимания, кинулись к разложенным на берегу вещам и продуктам. Новые вспышки молнии в сопровождении раскатов грома следовали одна за другой. Костер потух, расстеленный вместо скатерти брезент можно было выжимать, бумага и пустые целлофановые пакеты разлетелись по всей поляне…

Гроза кончилась так же неожиданно, как началась. Тучи снесло к северу, небо прояснилось, выглянуло солнце. Ветер стих. Ливень сменился мелким дождиком, который тоже быстро иссякал. Отдаленные раскаты грома слышались все реже и реже, и наступившую тишину нарушал лишь шорох редких капель по мокрой листве.

— Смотрите, что это там светится?! — вдруг крикнула Маша.

Все повернулись и остолбенели. Прямо на них низко над землей плыл яркий огненный шар.

— Ложись! Не шевелиться! — закричала Нина Николаевна. — Это шаровая молния!

Дважды повторять не пришлось. Распластавшись на сыром песке и стараясь не дышать, ребята с ужасом следили за приближением шаровой молнии, о которой им доводилось читать и которую они впервые увидели воочию. Между тем страшный светящийся шар с каким-то леденящим душу шипением пронесся над лагерем и исчез за пригорком, откуда вскоре раздался глухой грохот.

— Вот это да! — чуть слышно выдохнул Женя. Остальные потихоньку зашевелились и осторожно начали подниматься с земли.

— До чего же я испугалась, — прошептала Алла.

— Не ты одна, — буркнул изменившийся в лице Женя.

— Будем считать, что нам повезло, — произнесла, стряхивая песок, Нина Николаевна. — Задень она за что-нибудь, все могло кончиться куда как скверно…

Урон, нанесенный грозой, быстро привел всех в чувство. Вещи и продукты насквозь мокрые, ушкуи полны воды, котел с супом опрокинулся во влажную золу.

О немедленном продолжении пути нечего было и думать. Ребята стали наводить порядок, а Маша с Аллой вновь занялись обедом.

Жизнь в лагере постепенно вернулась в нормальную колею, и забившийся во время грозы в кусты Дружок, виляя хвостом, принюхивался у костра к вкусному запаху фасолевого супа. Юноши и девушки в плавках и купальниках гонялись друг за другом по берегу, чтобы согреться, и боролись на песке. Потом, накинув подсохшую одежду, уселись с мисками к «столу» и со смехом принялись переживать недавнее приключение.

Вечером, собравшись занести в дневник это происшествие, Нина Николаевна убедилась, что каждый запомнил его по-своему и даже о размерах шаровой молнии не было двух одинаковых мнений.

* * *

К пристани Светлогорск — в прошлом Переволочная — подошли только в середине следующего дня. Отсюда начиналось Днепропетровское море.

Остановились, как обычно, в прибрежном лесу.

Володя с Сашей наведались в поселок и возвратились с рослым мужчиной в пестрой рубашке, учителем истории Вениамином Александровичем Шабуцким. Худощавое подвижное лицо, в глазах добродушная усмешка. Вместе с учениками Шабуцкий создал в поселке настоящий исторический музей.

Ушкуи с расписными парусами и сказочными фигурами на носу, успевшие, правда, уже несколько утратить яркость красок, привели его в восторг.

— Надо обязательно показать их моим ребятам. Пусть посмотрят, на чем плавали в старину их предки, — сказал Вениамин Александрович. — Да и о маршруте вашей экспедиции им будет интересно узнать. Я-то на уроках рассказывал о великом торговом пути «из варяг в греки», а вот современных ушкуйников мы еще не видели.

Школьники встретили путешественников восторженно и долго не хотели отпускать, расспрашивая обо всех подробностях похода. Потом повели смотреть музей.

Он помещался в двух комнатах Кишенского сельсовета, однако коллекция его была весьма обширной, подобранной любовно, со знанием дела. Главное место занимали материалы, связанные с Полтавской баталией. Кое-что юные следопыты разыскали сами, а некоторыми любопытными экспонатами поделился с ними Полтавский исторический музей. Они позволяли представить то, что произошло здесь, на Переволочной, в 1709 году.

Переволочная была тогда не просто селением на берегу Днепра, а заставой на границе с Турцией. Она имела укрепление с валом и деревянными стенами. На одном из стендов музейной экспозиции ленинградцы увидели большую фотопанораму тогдашнего сторожевого укрепления, затопленного ныне днепровской водой. Через него и шел в ту пору прямой шлях в Турцию. Именно этот путь указал гетман Мазепа Карлу XII с остатками его разбитого войска.

У переправы через Днепр сосредоточились тогда около шестнадцати тысяч шведов, обозы, тыловые интендантства и двор Карла. О том, как развернулись дальнейшие события, можно прочесть в донесении князя Меншикова Петру. Копия этого донесения есть в музее.

«…Мы неприятеля сего числа здесь, при Переволочне, настигли, который уже начал перебираца, а именно сам король з драбанты и с Мазепою перебрался прошедшей ночию, а на сей стороне остался Левенгаупт, который против нас в ордер де баталии построился. И как мы усмотрели, что не в малом числе обретаетца… того ради разсудили, что ежели с таким не безсильным и весьма отчаянным неприятелем в бой вступить, то не без великого урону у нас было. И для того построя я своих людей… в ордере баталию, послал к нему, Левенгаупту, своего генерала атъютанта с таким предложением, что понеже они к спасанию своему никакова иного способа не имеют, то хотят ли на окорд сдатца или нет, на что с отповедью прислан к нам генерал Крейц… и тот окорд вчинен и всех их, как генералов, так и протчих офицеров и рядовых, со всею амунициею чрез тот окорд мы приняли…»

О размерах доставшихся русской армии трофеев можно судить по письменному запросу Шереметева, просившего пятьсот подвод для их перевозки.

* * *

Днепропетровск. В конце XVIII века на высоком правом берегу Днепра возник небольшой городок, быстро превратившийся в крупный торговый центр. Спустя сто лет, в 1884 году, в Днепропетровске была построена железная дорога, соединившая Криворожье с Донбассом. Молодой город оказался на перекрестье водных и стальных магистралей. Здесь начала развиваться металлургическая промышленность.

Сегодня Днепропетровск — город с миллионным населением. От пристани рейсовый автобус доставил наших путешественников на проспект Карла Маркса, где их сразу окружила суматошная городская жизнь.

Толпы прохожих на тротуарах, потоки машин, нарядные витрины магазинов, дорожные рабочие в ярко-желтых жилетах, укатывающие посреди мостовой дымящийся асфальт… Все гудело, двигалось, спешило. В первые минуты ребята даже немного оторопели: успели отвыкнуть за последние недели от городской толчеи.

Найти исторический музей, с которого по установившейся традиции они начинали осмотр нового города, оказалось нетрудно. Его издалека можно было узнать по десяткам внушительных изваяний каменных баб, выставленных около входа. Из вестибюля широкая мраморная лестница вела на второй этаж с мозаичными панно на стенах и лепными барельефами на высоких сводчатых потолках.

— Прямо как во дворце, — удивился Сережа.

— Верно, Эрмитаж, да и только, — согласилась Алла.

— А вы что, товарищи, из Ленинграда? — обратилась к ним проходившая мимо сотрудница музея.

— Именно, — ответила Нина Николаевна. — Туристы. Идем на ушкуях великим водным путем «из варяг в греки».

— Что вы говорите, — заинтересовалась сотрудница. — Это замечательная идея. Пойдемте со мной, поговорим, а потом я вам покажу музей.

Людмила Петровна Крылова начала экскурсию с каменных баб.

— Они до сих пор еще встречаются в наших степях. Эти изваяния оставили половцы, кочевавшие в Приднепровье с IX века. Обратите внимание. Фигуры не только мужские, но и женские. По обычаям общинно-племенного строя глава рода и его жена становились после смерти духами — покровителями своего семейного клана.

Остановившись у одного из стендов, Людмила Петровна неожиданно спросила:

— А вы знаете, что князь Святослав погиб в наших краях, недалеко от Днепропетровска?

— Но ведь он, кажется, погиб на острове, возвращаясь из похода на Византию, — сказала Алла.

— Так написано в учебниках, — улыбнулась Крылова. — И все же могила его здесь, на правом берегу Днепра. Там и памятник стоит.

— Вот бы и нам туда съездить, — оживился Володя. — Как лучше добраться до этого места?

— Можете на ваших ладьях, это недалеко.

— А памятник на самом берегу?

— Не совсем… Знаете что, пожалуй, я поеду с вами и сама все покажу.

— Большое спасибо! — обрадовался Володя. — Скажите, какое время вам удобно, и мы заберем вас на пристани речного вокзала.

— Давайте завтра в десять, — подумав, ответила Людмила Петровна. — А сейчас советую вам посмотреть нашу диораму «Битва за Днепр».

На диораме был изображен один из ключевых эпизодов битвы — захват советскими войсками плацдарма на правом берегу Днепра, южнее Днепропетровска. Даже такое громадное полотно не могло дать полного представления о масштабе сражения, развернувшегося в сентябре — октябре 1943 года на фронте от устья Березины до Запорожья. Однако художникам удалось передать динамику напряженного боя при переправе наших бойцов через Днепр.

— Диорама вся построена на фактическом материале, — рассказывала девушка-экскурсовод, выводя группу на смотровую площадку. — Каждая батальная сцена, которую вы здесь видите, строго документирована.

— Ну а вот этот эпизод? — Володя показал на передний план картины.

— Это гвардии капитан Василий Древаль, заместитель командира батальона. В решительный момент он бросился вперед и увлек своих гвардейцев на штурм высоты. Ему присвоено звание Героя Советского Союза.

— А как собрали все эти данные? — вглядываясь в лица участников битвы, спросила Таня.

— Художники несколько лет работали в архивах, опрашивали очевидцев, вместе с ними выезжали на место переправы. Так что подготовительная работа была проделана очень большая…

На улице Сережа сказал:

— Слушайте, а ведь мы завтра поплывем мимо тех самых мест, где происходило это сражение. Может, стоит сделать дневку там?

Так и решили.

* * *

Обедали в этот день в городе, а потом, по совету Людмилы Петровны, зашли в сквер напротив Дворца культуры металлургов. Там установлена бронеплощадка времен гражданской войны. Свой боевой путь она начала в 1918 году. Ее пушки и пулеметы верно служили красногвардейскому экипажу, который прошел сотни огненных верст, громя врагов революции.

Возле необычного памятника на гранитной плите выбиты строки стихотворения Михаила Светлова:

Мы — мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути.

Смеркалось. Из дверей Дворца культуры после кино начал расходиться народ. Поравнявшись с ребятами, двое мужчин замедлили шаг.

— Старушку нашу рассматриваете?

— Да, — отозвался Володя. — Интересный памятник. Мы такого нигде не встречали, а городов на пути повидали немало.

— Туристы, значит, — догадался мужчина. — А в Днепродзержинске были?

— Проплывали вчера.

— Вам бы Прометея там поглядеть.

— Прометея?!

И вот что они узнали.

Монумент этот установили по инициативе рабочих в 1923 году. Он олицетворяет извечное стремление человека к свободе, к свету. В 1941 году гитлеровцы, разрушив город, сломали памятник, а статую Прометея погрузили на платформу, чтобы отправить на переплавку в Германию. Однако ночью рабочие трамвайного депо, рискуя жизнью, угнали платформу и зарыли статую. Не помогли ни массовые аресты, ни обыски — фашистам так и не удалось найти Прометея. После освобождения города монумент был восстановлен.

После такого рассказа все загорелись желанием тут же, не откладывая, съездить на автобусе в Днепродзержинск. Через два часа путешественники уже были на месте. Прометей в одной руке высоко держал зажженный факел, в другой — разорванную цепь. Здесь же, у Вечного огня, — мемориальные плиты с именами подпольщиков и воинов Советской Армии, павших в боях с гитлеровскими захватчиками.

— Какая прекрасная мысль — воплотить в образе героя-борца память тех, кому мы обязаны нашей свободой и счастьем, — тихо сказала Нина Николаевна.



Глава 12. Последние страницы дневника

Остановка в Войсковом. Запорожское море и Днепрогэс. Новое о Святославе. Каховка, Каховка… Славный город корабелов. У самого Черного моря.

2.8. Войсковое


Утром, как и условились, встретились с Людмилой Петровной у речного вокзала. Побаиваясь Дружка, она предпочла сесть в флагманский ушкуй к Громову.

Не прошло и часа, как мы были на месте. Следом за Людмилой Петровной поднялись на крутой холм и подошли к массивной каменной глыбе с надписью:

«В 892 году у Днепровских порогов пал в неравном бою с печенегами русский витязь князь Святослав Игоревич».

Спустившись к реке, Людмила Петровна показала нам, где предположительно это произошло. Она рассказывала обо всем так живо и убедительно, как будто сама присутствовала при последней битве князя.

— Ну теперь порогов больше нет, их затопило Запорожское море, и вы спокойно сможете продолжать по нему ваше путешествие, — сказала она нам на прощанье.



Не так было в прошлом, когда от Кременчуга до Запорожья насчитывалось около десятка опасных порогов. Первый, у крепости Козак, назывался Койзацким. Но у него было и другое прозвище — «Не спи». Острые камни, а то и целые скалы громоздились в русле реки, и, прорываясь к морю, Днепр здесь ревел и клокотал. Тут уж было действительно не до сна. Приходилось на канатах, орудуя шестами, осторожно спускать вниз по течению тяжело груженные ладьи и насады.

Второй порог назывался Сурский или Островский. Суда перед ним разгружали и тащили волоком в обход. То же было и на третьем пороге, прозванном Шум-порогом или Звонецким.

Четвертый, самый страшный порог — Ненасытицкий. С каменной террасы высотой в пять метров вода падала вниз. Тут вновь приходилось перетаскивать суда и грузы по берегу. Этим пользовались печенеги, которые устраивали здесь засады. Торговые караваны могли благополучно миновать это место только под защитой сильных, вооруженных отрядов.

Поблизости от Ненасытицкого порога и погиб, по преданию, князь Святослав. Преодолевая низовые пороги Гадючий, Лишний, Будило и Волнигский, струги княжеской дружины получили серьезные повреждения, и их предстояло латать и чинить. А была уже поздняя осень. Так что зимовать пришлось в этих безлюдных краях. Продовольствия не хватало, и князь послал своего воеводу Свенельда с конным отрядом в Киев за подмогой. Однако время шло, а помощь все не приходила. Начали резать лошадей… Тут-то и напали на киевлян внезапно подкравшиеся темной ночью печенеги. В схватке с ними Святослав был убит.

Балки Кривая, Мертвая, Осокоровка на правом берегу Днепра — места уже иных сражений… Они изображены на диораме в Днепропетровском музее.

Женя откопал в песке большой рог — не то зубра, не то буйвола, по виду очень старый. Надо будет показать в музее, может быть, это даже украшение какого-нибудь доисторического животного…

Все так увлеклись «археологическими раскопками», что забыли про обед, и лагерь мы разбили только к вечеру.


3.8. На излучине Днепра


За день прошли не так уж много — если верить Сашиной карте, километров шестьдесят. Днепр в этих местах образует крутую излучину вроде гигантского колена, одна сторона которого обращена на запад, а другая — на юг. Показываются многочисленные мысы и островки — остатки затопленных при постройке Днепрогэса порогов.

Правый берег довольно высокий, изрезан оврагами. Левый — песчаный, на нем растут сосны. Под ними и разбили лагерь. Когда начали разводить костер, над головой пролетела стая диких гусей и уселась на воду за поворотом реки. Сережа с Таней, схватив фотоаппарат и кинокамеру, бросились туда. Им удалось заснять отличные кадры.


4.8. Запорожье ниже Днепрогэса


Мы в Запорожье, вернее, у южной его окраины. Сегодня прошли шлюз Днепрогэса. Перепад уровней воды тридцать шесть метров!

Запорожье почти заново отстроено. В прошлом пыльный уездный городишко при Мокрой Московке, в двух верстах от Днепра, ныне областной центр, раскинувшийся по обоим берегам Днепра. Днепрогэсу здорово досталось во время войны. Один из быков плотины сохранили таким, как в годы войны, — иссеченный пулями, осколками снарядов и бомб.


6.8. Хортица


Весь день провели в Хортице, некогда центре буйной Запорожской Сечи. От острова к городу переброшен мост. Побывали на северной оконечности острова, названной Черная Скала. Там стоит столб с надписью, сообщающей, что на этом месте погиб князь Святослав.

— Вот так так, — удивился Женя. — А как же могила под Днепропетровском?

— Ладно, в музее спросим, — сказал Володя.

Директор краеведческого музея Иван Георгиевич Шаповалов поведал нам третью версию о гибели Святослава, связанную с так называемым Вознесенским кладом.

Оказывается, в результате раскопок было обнаружено место битвы славян с печенегами, и некоторые ученые предполагают, что Святослав погиб именно здесь. Судя по находкам, русское войско занимало наспех построенное укрепление. Не исключено, что его возвели, когда дружину князя окружили кочевники. Археологи нашли скелеты в воинских доспехах, золотые и серебряные украшения византийского происхождения, большое количество лошадиных костей и черепков.

Однако и третья версия гибели Святослава требует, по словам директора музея, дополнительного изучения. Поэтому делать окончательные выводы пока рано.


7.8. Правый берег Днепра западнее деревни Вышетарасовка


Утром двинулись дальше. Небо заволокло тучами, но ветер попутный, и ушкуи идут под парусами. Вдруг на колени Маше упал какой-то мягкий комочек. Смотрим — птенец чайки. Ноги у него еще очень короткие, слабые, и самостоятельно взлететь он не смог. Саша поднял птенца на раскрытых ладонях и подбросил в воздух. Птенец сделал несколько неуверенных взмахов крыльями и полетел…

Низкий левый берег исчезает за горизонтом. На карте Саши тут обозначены плавни. Они, видимо, затоплены. Значит, уже близко Каховское море, о котором нам говорили в Запорожье.

Остановились на ночлег недалеко от Вышетарасовки. На огонь костра подошел старый дед с двумя подростками. Поздоровавшись, пригласили их к нашему костру. Разговорились, и он, поглаживая свою седую бороду, рассказал нам, мешая русские и украинские слова, бытующую у них тут, на Днепре, старинную легенду. Я записала ее почти дословно:

— Есть на Днепре остров Хортица, а на том острове Запорожская сечь была. Давненько это было… Пришел туда молодой хлопец, лихой был рубака. Песню ли спеть, сплясать ли, в набег ли — наперед первых был. Только заприметили, что стал он задумчив, а сделалось с ним оттого, что высмотрел он, когда дело к лету пошло, как из Днепра выходит в полнолунье красуля-русалка. Влюбился он и замыслил уговорить ее бежать с ним. И признался ей в любви своей. И так он ласков был, что дрогнуло девичье сердце. И с той поры каждое новолунье выходила она к нему на свидание. Но вот лето к концу подходить стало. Холодом осенним потянуло от днепровых вод. И сговорились они, что в следующее полнолуние увезет он ее с собой. И совсем они уже собрались бежать, как вдруг загрохотал гром, сверкнула молния и ударила в них, превратив молодого запорожца в камень. Так он и по сей день стоит там, на Хортице, а в каждое полнолунье, в полночь, можно слышать, как плачет около него красуля-русалочка по своему коханому…

— Где же он там стоит, дедушка? — спросила Маша.

— А это, красавица, сказать тебе не могу, — хитровато улыбнулся он ей. — Да и показывается-то он не каждому, а только тому, кому по сердечному делу пособить надо.

Дед умолк, а на нас так и повеяло старой Запорожской сечью времен гоголевского Тараса Бульбы.


8.8. Западнее Никополя


Сразу по выходе из Каховского моря открылся Никополь. У портового мола мощные башенные краны разгружали самоходку «А. В. Полупанов». Вскоре подошел и пассажирский теплоход «Генерал Лукач».

После пристани Бабино на обоих берегах появился густой лес. Тут мы и заночевали.


9.8. Первомаевка


Утром проснулись от лая Дружка. Выскочили из палаток и увидели мелькнувшее на опушке рыжее пятно — лиса! Дружок, как полагается, погнался за ней, но, разумеется, вернулся ни с чем и, весело помахивая хвостом, стал ласкаться к Тане.

Большую часть пути идем под парусами. Они у нас хоть и залатанные, но служат исправно.

К обеду добрались до пристани Горностаевка. На импровизированном футбольном поле азартно гоняли мяч местные мальчишки. Наши ребята не утерпели и приняли участие в игре. Сережа подвернул ногу и потом еще долго прихрамывал.


10.8. Новая Каховка


На курс легли в 9.00 и к двенадцати часам были уже в воротах шлюза.

Слева потянулись портовые причалы. Над водой висит плотный туман, и с маяка у входа в шлюз гудит сирена.

Шлюзование затянулось, и в Днепр мы попали только к четырем часам. Вот и легендарная Каховка, о которой поется в песне.

Завтра должен приехать Георгий Алексеевич, известивший нас телеграммой, и мы решили дожидаться его в городе. Держимся ближе к левому берегу, поросшему деревьями и кустарником. Миновали спасательную станцию, Новокаховский речной вокзал и хорошо видные с реки кинотеатр и гостиницу. Причалили у лодочной пристани в парке и немедленно отправились в город. Устроились на ночь в кемпинге со всеми удобствами.


11.8. Встреча


Дожидаемся Георгия Алексеевича. Обедали в кафе. До чего же приятно, когда не надо готовить!..

Днем гуляли по городу, лакомились сочными сливами, купленными на рынке. Приобрели в киосках кучу памятных значков и сувениров.

К вечеру приехал Георгий Алексеевич. Его «Метеор» прибыл чуть раньше расписания, и мы едва не разминулись.

Георгий Алексеевич привез всем письма из дома, приветы и большую коробку ленинградских конфет. Он передал нам привет от институтских друзей, работников яхт-клуба и сообщил, что в Ленинградском областном совете по туризму очень заинтересовались нашей экспедицией.

Завтра с Георгием Алексеевичем совершим экскурсию по местам былых боев, а затем все вместе отплывем в Херсон.


13.8. На Каховском плацдарме


За городской окраиной дорога пересекает Северо-Крымский канал и забирает вправо. Дальше начинаются возделанные поля. А ведь когда-то здесь была засушливая степь.

У бронзового изваяния мчащейся тачанки, установленной на высшей точке обороны бывшего Каховского плацдарма, Георгий Алексеевич рассказал нам о событиях далекого 1920 года, очевидцем и участником которых ему, работнику штаба 13-й армии, довелось быть. Вспомнил он, как по заданию летал сюда на разведку с молодым командиром Владимиром Саблиным, чтобы выбрать место для переправы и Каховского плацдарма. Их аэроплан тогда обстреляли белые, и они едва дотянули до своих…

Бои были ожесточенные… Раз за разом отражали красноармейцы атаки белых. Тогда те пустили в ход свой последний козырь — французские танки «рикардо», которые должны были прорвать проволочные заграждения и проложить путь наступавшей под их прикрытием пехоте. Однако красные бойцы не растерялись и метким огнем отсекли белогвардейские цепи от танков, а когда стальные чудовища ворвались на наши позиции, окружили их и взяли в плен.

Рассказывая об этом, Георгий Алексеевич не переставал всматриваться в окружающую местность и не узнавал ее. Он ведь помнил эту степь в рубцах окопов, в воронках от снарядов, в глубоких следах от гусениц белогвардейских танков «рикардо». Теперь это цветущий край с фруктовыми садами и возделанными полями. Как хотелось бы, чтобы никогда не повторились ужасы, которые приносит людям война!

Вечером мы угощали Георгия Алексеевича наваристой ухой и хором пели: «Каховка, Каховка, родная винтовка, горячее сердце в груди…»

Только отзвучал последний куплет, из темноты послышалось: «Здравствуйте!» — и в круг света от костра ступил смуглый узкоглазый парень в тюбетейке. Следом подошли еще несколько черноволосых юношей и девушек. Мы познакомились. Это были туристы из туркменского города Небит-Дага, побратима Новой Каховки. Ребята подвинулись, давая им место у костра, и запели «Тачанку». Гости дружно подхватывали каждый куплет. Потом мы обменялись адресами и по-братски разделили сладкие каховские дыни и арбузы.


14.8. Херсон (северная окраина)


На следующее утро Георгий Алексеевич занял место в головном ушкуе, и мы продолжили путь.

Ближе к Херсону Днепр становится шире, и от обилия встречных судов буквально рябит в глазах. Запомнилось забавное название одной прогулочной яхты — «Белый клык».

Прямо по борту показались пригороды Херсона.

Окруженные садами домики сменили доки херсонских судоверфей, причалы городского порта. На открытом рейде выстроились мощные сухогрузы, меж которыми курсируют буксиры и катера.

Мы бросили якорь у небольшой песчаной косы за парком и успели разбить лагерь до темноты.

Вечером провожали на ялтинский теплоход Георгия Алексеевича — он едет в санаторий и просил обязательно написать ему по окончании похода.

Будем встречать его осенью в Ленинграде.


15.8. Херсон


Первое, что мы увидели утром, был золотившийся в лучах солнца бронзовый бриг с распущенными парусами. Внизу на пьедестале надпись:

Здесь в 1788 году построен первый 66-пушечный линейный корабль Черноморского флота «Слава Екатерины».

Херсон основан при Екатерине II, и ее указ гласит:

«…В месте к сему удобном, назначивая оное по соображению выгод морских и сухопутных, построить крепость и соорудить верфь… Место сие повелеваем наименовать Херсоном».

Большой современный город давно поглотил построенную здесь некогда крепость, от тех времен сохранились только инженерные чертежи и планы, хранящиеся в историко-краеведческом музее. Город помнит адмирала Ушакова, которому установлен памятник на улице, носящей его имя, а на улице Суворова мы увидели бюст великого полководца. Тут же, рядом, дом, в котором он лечился от полученных под Очаковом, на Киндурской косе ран.

Завтра отплываем в Очаков — конечный пункт нашего похода.


16.8. Порт Очаков


Из Херсона вышли пораньше, чтобы добраться до Очакова засветло.

Лавируем между бесчисленными судами и суденышками. У Потемкинского острова второй ушкуй едва не столкнулся с нефтеналивным танкером — Женя на руле зазевался… Только успели отвернуть от танкера, как почти впритирку к первому ушкую пронеслась «Ракета». С нее нам что-то сердито прокричали. Да, навигаторского опыта нашим капитанам и рулевым пока еще недостает. И все же молодцы, что сумели успешно одолеть такой долгий и сложный путь по рекам и озерам. В следующем плавании они наверняка будут чувствовать себя гораздо уверенней.

Наконец миновали череду островов и вышли в Днепровский лиман. Все вздохнули с облегчением.

Слева тянется, то удаляясь, то вновь приближаясь, полоска низкого берега. Там находится Черноморский заповедник. Справа — крутые обрывы. Вскоре пересекли слияние Днепровского и Бугского лиманов. Из последнего наперерез нам выскочил быстроходный катерок «Азовец». Опять едва разминулись…

На короткое время берег совсем исчез. Впечатление такое, будто мы вышли в открытое море. Однако справа по борту вскоре вновь появились отвесные обрывы с песчаными пляжами под ними. На горизонте показались селения. Это пригороды Очакова.

Ложимся на левый галс, оставляя в стороне Березань, остров, где был казнен лейтенант Шмидт, поднявший со своими товарищами знамя восстания на крейсере «Очаков». Потянулась низкая Кинбурнская коса. Еще один поворот руля — и вот он, широкий залив Очакова. Держим курс на пристань.

Бросили причальный конец на дощатые сходни и выключили моторы. Поход завершен! Мы в Очакове!

Загрузка...