Записка приколота кнопкой к стене в прихожей. Анна заметила ее сразу, как только открыла дверь ключом. Мамин размашистый почерк - фломастером на листке из старой тетрадки: «Сегодня приду позже. Не скучай, будь умницей! Ветчина и булочки в кухне на столе. Не забудь про контрольную по английскому! (Подчеркнуто жирной чертой.) Счастливо. Целую. Твоя… (Почти стерто.)».
В понедельник, в среду и сегодня… «Не скучай, будь умницей!… Целую…» И на прошлой неделе тоже. И вообще это уже давно. С тех пор, как мама опять работает в книжном магазине. Конец рабочего дня там в шесть тридцать, а потом ее иногда приглашает на концерт один знакомый, ну, тот, что по субботам играет в теннис и говорит, что мама тоже имеет право на свою личную жизнь. А еще мама изредка заходит после работы поужинать в кафе с той самой приятельницей, про которую так любит рассказывать. И на стене в прихожей всякий раз записка, приколотая кнопкой. Ну да, это давно уже так, с тех пор, как они сюда переехали и Анна стала ходить в новую школу и поздно, иногда даже в сумерки, возвращаться домой.
Когда она идет по аллее, в городском саду - «Сити-парке» - царит оживление. Особенно шумно возле киоска «Мороженое». Тут место встречи сити-шпаны - ребят и девчонок, вечно толкущихся в парке, - ситяг, как их прозвал хозяин киоска, а за ним и другие. Драка ли, скандал ли ночью - всегда и во всем виноваты ситяги. Их провожают косыми взглядами, шепотком. О них ходят всякие слухи…
Анна проходит мимо киоска, не подымая глаз. И так каждый день. Иногда кто-нибудь из ситяг свистнет ей вслед. Но это просто от скуки - внешность ее ничем не примечательна. Солнце уже спускается за высотные дома, но раскаленный асфальт еще не остыл. Порыв ветра то и дело взметает мусор возле контейнеров и гонит его по аллеям и вытоптанным газонам парка…
Бросив на пол сумку с книгами, Анна открывает холодильник и жадно отпивает из бутылки несколько глотков пепси-колы. Сняв майку, бросает ее на стул возле окна. С куском ветчины в одной руке и булочкой в другой забирается с ногами в старое кресло. Начинает есть, отщипывая по кусочку то от ветчины, то от булочки. Но тут же вскакивает, включает телевизор, снова достает из холодильника бутылку пепси.
По телевизору рекламное обозрение - «Выше голову! Улыбка обнажит ваши белые зубы!» Молодой человек и девушка спешат навстречу друг другу, потом, взявшись за руки, идут вместе. Как Райнер и Сильвия сегодня после урока рисования. Сильвия живет в двух шагах от школы, в одном из новых стандартных домов, что стоят там позади, выстроившись в шеренгу. По воскресеньям отец Сильвии возит их с Райнером за город и учит водить машину. Вообще к Сильвии можно приходить, кто когда захочет. Почти каждое воскресенье по вечерам там толчется чуть ли не полкласса. У них ведь настоящий пивной бар - даже стенки деревом отделаны. Ящик пепси, а то и остатки пива со дна бочонка - это уж обязательно. А иногда мама Сильвии наготовит еще маленьких бутербродов с сыром - на всех.
Ута и Сусанна влюблены в отца Сильвии. А когда Райнер говорит матери Сильвии: «Вы прямо как будто ее сестра!», та, смеясь, грозит ему пальцем и поправляет прическу.
Анна встает, скомкав замасленную бумажку от ветчины и стряхнув крошки с джинсов. Нет, там у них ей всегда как-то не по себе. Словно она тут для декорации, а Сильвия и ее родители - главные действующие лица. Райнер когда-то давно ей сказал: «Ну и что тут такого, если твой отец не живет с вами! Так очень часто бывает». Тогда она помогала ему решать задачи по математике. Когда он так говорил, казалось, что все очень просто. Вот бы и в жизни все было так просто, как в задачках по математике или в сказках: ответишь на три вопроса - и дело с концом. Уравнения решаются, параллельные прямые все время бегут рядышком в бесконечность, никто не перебегает им дорогу, не становится поперек пути. А за правильное решение - награда: рука и сердце принцессы, да еще полцарства в придачу. «Анна - девочка рассудительная. Это у нее от отца», - говорит по телефону ее бабушка. Раз в неделю она им звонит.
В ванной все так же, как утром. Махровое полотенце на полу, на зеркале пятна от зубной пасты, в умывальнике осевшая мыльная пена. Обычно мама еще успевает наскоро прибрать. Она ненавидит грязные раковины и незастеленные постели.
Анна начинает наводить порядок. Она привыкла помогать маме. Она привыкла оставаться дома одна. Мама всегда была за нее спокойна - уж ее-то дочка не станет зажигать свечи или влезать на перила балкона. И никогда не посеет ключ от квартиры. И давно не сидит больше на подоконнике, дожидаясь, когда мама вернется с работы. «Анна очень разумна для своего возраста», - часто говорила мама раньше знакомым по телефону. Тогда Анне было десять лет: две косички с красными букашками, круглая рожица - точка, точка, запятая, синяя юбка в складку, белые гольфы.
Анна расчесывает волосы металлической щеткой - они у нее теперь не очень длинные; смазывает губы бесцветным кремом - задумавшись, она всегда покусывает нижнюю губу. В зеркало она не заглядывает. Сколько уж раз видала сегодня по дороге свое отражение - ив витринах, и в стеклах автобуса. Полчаса едешь на автобусе в школу, полчаса из школы домой. А осенью по утрам еще так темно, а на остановке так холодно! Стоишь, ждешь, прижимая к себе сумку, набитую книгами.
Зато возле школы встречаешь Алину - она приезжает с другого конца города. Уже издали узнаешь ее - короткие рыжие волосы, длинная юбка, огромный вязаный платок. Они бы дружили, Анна с Алиной, да вот живут так далеко друг от друга. «Как королевские дети в балладе, которых разделила река», - говорит мама Анны.
Анна ставит свою любимую пластинку и подкладывает под голову старого тряпичного пса - друга детства. Монотонно повторяет вслух английские слова, заглядывая в тетрадку. Но они не застревают у нее в голове. Они оживают, выпрыгивают из окна и, пролетев шесть этажей, шлепаются о камни. Кэт Стевенс на пластинке поет: «О где вы, где вы?»
Анна просыпается от равномерного скрежета иголки. Выключает проигрыватель. Она не знает, долго ли спала, ей зябко. Одеяло лежит на полу. Ветер треплет занавеску, и та с размаху влетает в комнату. Анна идет на кухню, опять достает из холодильника бутылку пепси, делает глоток, другой. На стенных часах в кухне - четверть первого.
Она возвращается в комнату, раздевается, залезает под одеяло. Свернувшись калачиком, закрывает глаза. В полусне приходит чувство грусти и слова утешения: «Ладно, ничего!»
И тут она слышит сквозь сон, как хлопнула дверь. С трудом приоткрыв глаза, она видит сквозь щелку в двери свет в маминой комнате.