Уже целый год я участвовал в боях, но такого сильного воздействия огня противника до сих пор не испытывал. Думается, не ошибусь, если скажу, что в истории войн такое огромное огневое превосходство в сражении одной стороны над другой на земле и в воздухе было впервые.
Мучила мысль: что сохранится из сил дивизии для отражения наступления врага? Беспокоились мы и о том, чтобы в таком вихре разрывов бомб и снарядов не просмотреть начало атаки противника.
Вдруг позади ударили артиллерийские и минометные батареи. Начальник штаба артиллерии майор Краснюков доложил, что из Бельбекской долины немецкая пехота перешла в атаку. И артиллерия обрушила на нее свой огонь.
Вслед за этим впереди затрещали необычно длинные очереди наших пулеметов. Послышались взволнованные голоса офицеров: "Немцы пошли в атаку!"
Начальник штаба подполковник М. Ю. Лернер кричит мне на ухо:
- Оборона жива! По всему фронту наши открыли огонь!
Это радовало нас. Мы пытались узнать, на каких участках действуют танки противника. Но пока они не были обнаружены.
Немецко-фашистское командование, бесспорно, сделало все, чтобы обеспечить своим войскам быстрый прорыв нашей обороны. И конечно, было совершенно уверено, что после такой мощной авиационно-артиллерийской подготовки она будет полностью подавлена и что наши войска не смогут оказать серьезного сопротивления. Поэтому пехота врага наступала необычно густыми цепями.
Видимо, по этой же причине в этой атаке не участвовали танки. Поэтому мы требовали от артиллерии весь огонь сосредоточить по атакующей пехоте.
Вскоре была замечена приближающаяся к нашему переднему краю цепь фашистов. Но тут же, спасаясь от нашего огня, гитлеровцы стали ложиться и укрываться за различными складками местности. Они будто исчезали на время, но через какие-то минуты вновь поднимались и устремлялись вперед. И снова наш огонь прижимал их к земле.
Перед самым передним краем метко разили фашистов артиллеристы 134-го гаубичного артиллерийского полка и минометчики дивизиона М. А. Макаренко. Обрушила свой огонь на врага и батарея береговой обороны. Зеленая Бельбекская долина стала похожа на огромный костер, затянутый дымом. Немцы несли большие потери, и вскоре атаки прекратились.
Стало ясно, что наши люди выстояли, они не дрогнули перед чудовищной лавиной огня и металла и встретили врага организованным отпором.
Перед левым флангом дивизии, за долиной Бельбек, находилось наше боевое охранение - 2-я рота 514-го полка. Все заметили, как с высоты до сотни фашистов, стреляя из автоматов, накатываются на окопы роты.
Мы с беспокойством и душевным трепетом ожидали кровавой схватки. Да и знают ли ребята о подстерегающей их опасности? Но опасения были напрасными. Как по команде, наши солдаты боевого охранения стали бросать гранаты в набегающих фашистов. Одновременно застрочили и автоматы. Не прошло и пяти минут, как цепи немцев были полностью уничтожены. Задачу бойцы охранения блестяще выполнили. Но командир роты отходить не стал, решил продолжать бить врага на передовой позиции.
Уже с первого часа штурма гитлеровцы, конечно, поняли, что стремительного броска не получилось и что пехота остановлена перед нашим передним краем. Лишь правее нашей дивизии она все еще продвигалась. Тогда немецко-фашистское командование решило снова бросить на нас всю массу авиации и обрушить огонь всей артиллерии. Началась новая огневая обработка нашей обороны. Бомбардировщики опять летели эшелон за эшелоном. Бомбили первую полосу обороны. Сбросив груз, самолеты тут же делали разворот и уходили на свои аэродромы. Вслед за ними внезапно появились тучи "мессершмиттов" и стали расстреливать нас с воздуха. С новой силой заработала и артиллерия противника. Как и следовало ожидать, вскоре послышались голоса: "Танки, танки! Идут на Шашло!" Они выдвигались из-за кустов и деревьев Бельбекской долины. Вначале их насчитали около трех десятков, но машины все шли и шли из глубины. Вскоре их было уже около шестидесяти. И большая часть танков двигалась на участок 747-го стрелкового полка подполковника Шашло и на левый фланг соседней 79-й бригады полковника Потапова. Танки шли под прикрытием плотного огневого вала. Вслед за ними поднялась и пехота.
Теперь весь огонь нашей артиллерии мы бросили на уничтожение танков: батареи 2-го дивизиона майора Мезенцева и 3-го дивизиона капитана Халамендыка били по машинам, выдвигавшимся из Бельбекской долины, а батареи 1-го дивизиона капитана Постоя - по тем, что выползали из Камышовского оврага. Им помогали орудия полковой артиллерии и подразделения противотанковых ружей. Уже полыхало на поле боя несколько бронированных чудовищ с черно-желтыми крестами на бортах. Но их было слишком много, и некоторым удалось прорваться между разрывами снарядов. Медленно, методически стреляя из своих орудий, танки ползут к нашим окопам. За ними бежит пехота.
В нашей обороне было создано четыре крепких опорных пункта. Один из них был в центре участка 747-го полка. Его огневую мощь составляли полковые пушки, минометы, противотанковые ружья и пулеметы. Начальником этого опорного пункта был старший лейтенант Л. М. Каплан.
И вот, когда лавина танков и пехоты уже совсем близко подошла к окопам, а артиллерийский огонь противника был перенесен в глубину нашей обороны, Каплан громко скомандовал:
- Огонь! Огонь! Всеми средствами!
Загремели выстрелы. Батарея 76-миллиметровых пушек, которой командовал старший лейтенант Бондаренко, точно била прямой наводкой по танкам. Пулеметы метко разили живую силу. Еще несколько танков задымилось и замерло. Залегла и пехота. Но большая часть машин продолжала продвигаться вперед. На опорный пункт обрушился новый шквал артиллерийского и минометного огня. За короткое время здесь было очень много раненых, а некоторые уже имели по два и три ранения. Однако никто не покидал боевых позиций. И только те, кто окончательно потеряли силы и уже не могли сражаться, либо сами, либо с помощью товарищей отползали вниз, к туннелю. До медпункта было недалеко, но из-за сильного огня туда было невозможно добраться.
Вскоре справа, с высоты, которую занимал наш сосед - 79-я бригада, по правому флангу 747-го полка хлестнули пулеметы. А через некоторое время там показались перебегающие гитлеровцы.
С выходом противника на эту высоту положение наших правофланговых подразделений резко ухудшалось. Оттуда враг нас видел очень хорошо и поэтому довольно метко стал обстреливать из шестиствольных минометов.
Старший лейтенант Каплан перенаправил часть огня минометов и пулеметов в сторону правого фланга. Остальные огневые средства и стрелки разили пехоту перед фронтом. А по танкам продолжала метко бить батарея Бондаренко.
После переноса огня в сторону соседа плотность его перед фронтом, конечно, заметно снизилась, и противник в отдельных местах стал прорываться вперед. На самом правом фланге бой шел уже на линии передовых окопов. Однако на участке дивизии и на этот раз враг не прошел.
На нас снова обрушилась авиация, нанося массированные бомбовые удары. Прямых попаданий было на этот раз много. Погиб командир 1-го батальона 747-го полка старший лейтенант Орлов, был тяжело ранен Каплан. Но бойцы с еще большей яростью сражались, продолжая вести губительный огонь по наступающим немцам.
Наш наблюдательный пункт был примерно в километре от переднего края. На нас танки не шли. Но вражеские снаряды, мины и бомбы сыпались не в меньшем количестве, чем на самом переднем крае. Рушились блиндажи и землянки, засыпало землей окопы и траншеи. Разрывы снарядов сметали все живое.
К нам на НП чудом добрался командир батальона ПТР капитан И. А. Шаров. Он доложил, что его бронебойщики подбили четыре танка, но шесть наших противотанковых ружей разбиты, а расчеты их полностью погибли.
Лицо капитана было окровавленным, запыленным, и сам он с ног до головы в пыли и, казалось, в бурой копоти.
- А пехота держит свои позиции? - спросил я Шарова.
- Стрелки не оставят своих окопов, будут драться до последнего, хриплым, но твердым голосом ответил он. - И мои бронебойщики тоже.
- Вы ранены, товарищ Шаров? У вас кровь на лице.
- Нет. Там почти все люди в крови. Если не ранен снарядом или пулей, то от крошечного осколка или камешка спасения нет. Они тысячами летят во все стороны. Хлестнет по лицу или по голове - ну и кровь.
- Отдохните несколько минут здесь, - предложил капитану Солонцов.
- Не могу, товарищ комиссар, не до отдыха сейчас. Да и какой у вас тут отдых! - добавил Шаров с грустной усмешкой. - Все содрогается...
Когда капитан ушел, комиссар Солонцов сказал задумчиво:
- Да, такие люди, как Шаров, в тяжелой боевой обстановке и сами не дрогнут, и людей своих заставят держаться до последнего. Храбрый офицер.
Я был согласен с Петром Ефимовичем, сам за время боев много раз убеждался в мужественности, твердости и отваге этого замечательного командира.
Позже нам стали известны имена тех, кто истребил четыре танка. Рядовой Захар Цуканов подпустил машину примерно на восемьдесят - сто метров, выбрал момент, когда она подставила ему свой борт, и меткими выстрелами пробил броню, попал в боезапас. Тут же показался второй танк. По нему ударили сразу двое: ефрейтор В. Коновалов и снова рядовой З. Цуканов. Танк хотя и задымился, однако некоторое время еще двигался вперед, но потом из люка вырвались языки пламени, и машина, содрогнувшись, замерла.
Вскоре из-за бугра выползли сразу два танка, один двигался к горевшей машине, видимо рассчитывая взять ее на буксир, а второй открыл огонь. Пэтээровцы капитана Шарова снова дружно начали стрелять, и тут же танки были подбиты.
В последующих боях И. А. Шаров был вторично тяжело ранен и эвакуирован в тыл. Но лечился недолго и снова воевал на Северном Кавказе в должности командира отдельного истребительного противотанкового артиллерийского дивизиона. В начале февраля 1943 года его дивизион вел ожесточенный бой с танками и пехотой противника в районе станицы Брыньковская. Было подбито более десятка машин, а танки с черными крестами все шли и шли. Таяли ряды батарейцев. Кончились снаряды. И тогда Шаров, сжав в руках гранаты, с криком "За Родину, вперед!" бросился навстречу одному из танков, но был тут же тяжело ранен.
Когда наши подразделения снова заняли станицу, то среди павших в неравной битве артиллеристов нашли н тело майора И. А. Шарова. Жители станицы рассказывали, что фашисты били майора, выкручивали ему руки, кололи его штыками. А он говорил одно: "Не уйдете, сволочи, от своей гибели". Разъяренные изверги выпустили в него автоматную очередь.
21 апреля 1943 года Ивану Александровичу Шарову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
* * *
Вскоре меня вызвал к телефонному аппарату командарм.
- Мы с напряжением следим за событиями на вашем участке, - услышал я спокойный голос генерала И. Е. Петрова. - То, что ваши полки в огне, нам ясно. Доложите, какие силы наступают на вас и удерживают ли части свои позиции.
- В сплошном огне вся дивизия, - ответил я. - Авиация непрерывно висит над нами и бомбит. Артиллерия проводит мощные огневые налеты один за другим. На участке сто семьдесят второй наступает до двух дивизий и до шестидесяти танков. Полки Устинова и Шашло свои позиции удерживают твердо...
(Позже нам стало известно, что фактически наступало более двух немецких дивизий и свыше ста танков.)
- Куда вышли танки и удалось ли немцам где-нибудь вклиниться в оборону? - прервал меня вопросом командарм.
- Танки и пехота подошли к переднему краю Шашло, но в оборону не вклинились, задержаны огнем...
- Живы ли полки?
- Вся дивизия ведет бой, товарищ командующий. Потери большие, но более подробно об этом доложить не могу.
- Докладывайте мне чаще, Иван Андреевич. А я сейчас передам генералу Моргунову, чтобы он усилил на вашем направлении огонь береговых батарей. Кроме этого пошлем авиацию. Прошу сообщить личному составу полков Устинова и Шашло, что Военный совет армии восхищен их стойкостью и мужеством.
Едва я положил трубку, как услышал за санной тревожный голос комиссара.
- Смотри, смотри! - кричал он. - На окопы боевого охранения снова движется цепь, а справа подходят группы автоматчиков и окружают роту. Надо бы им помочь огнем...
Но артиллерия бить туда не могла, ведь немцы находились в непосредственной близости от наших окопов.
Вначале гитлеровцы стреляли из автоматов, затем стали бросать гранаты в наши окопы.
Боевое охранение, увы, молчало.
- Наверное, у ребят не осталось боеприпасов, ведь они ведут там бой более двух часов, - проговорил начальник разведки дивизии Анатолий Поляков.
Да, это было так. Мы видели, как фашисты с двух сторон ворвались в окопы, как завязалась там жестокая рукопашная схватка - единственный вид боя, который еще были в состоянии вести красноармейцы роты. Падали гитлеровцы, падали советские воины. Лишь некоторые наши солдаты, то ли не устояв, то ли получив приказ на отход, стали спускаться в Бельбек. Но справа туда уже прорвалось целое немецкое подразделение.
Впоследствии стало известно, что воины этой героической роты уничтожили около 150 гитлеровцев.
В донесении говорилось, что враг превосходящими силами окружил 2-ю роту, но ни бойцы, ни командиры не дрогнули, не оставили своих позиций и продолжали сражаться до последней капли крови. Весь личный состав роты погиб геройской смертью, но не отступил ни на шаг.
А несколько правее позиций боевого охранения дралась еще одна рота. К ней был направлен санинструктор Иван Иванович Кучер.
Под огнем он добежал до дороги у самого селения и упал в кювет, где лежали два наших раненых солдата. Один из них продолжал вести огонь. А неподалеку в этом же кювете были немцы. Они бросали гранаты и палили из автоматов. Но пули шли выше, а гранаты не долетали. Кучер хотел перевязать тяжело раненного солдата, но тот отказался: бей, мол, лучше немцев.
В этот момент возле них появилась наша разведчица Мария Байда, которая до этого с другими разведчиками находилась на линии боевого охранения. Мария была ранена в голову.
- Давай перевяжу, - предложил ей Кучер.
- Никакой повязки мне не надо, Ваня, стреляй фрицев! - крикнула она и, устроившись у бруствера, стала короткими, расчетливыми очередями бить по гитлеровцам.
Немецкие солдаты большой группой внезапно выскочили из укрытия и ринулись на позицию.
- Встретим гадов как следует! - поднялся во весь рост над кюветом Иван Кучер, но, успев уничтожить из карабина только одного офицера, рухнул на землю, скошенный осколками гранаты.
- Нас просто не возьмешь! - крикнул один из разведчиков и бросил в толпу гитлеровцев, которые подошли почти вплотную к нему, несколько последних гранат. Вся группа автоматчиков была уничтожена, но и разведчик погиб.
А Мария Байда, старшина 2-й статьи Мосенко и еще два бойца меткими выстрелами продолжали разить гитлеровцев, которые наседали цепь за цепью, группа за группой. Рядом с разведчицей разорвалась вражеская граната. Мария еще раз была ранена, но сражалась до самого вечера, когда разведчикам все-таки удалось прорваться через кольцо окружения.
События развивались не в нашу пользу. На фронте 79-й бригады группы вражеских автоматчиков стали просачиваться в глубину обороны и вышли к высоте, где находились наблюдательные пункты командира 3-го дивизиона 134-го гаубично-артиллерийского полка капитана Д. В. Халамендыка и командира 9-й батареи младшего лейтенанта Ф. Т. Сухомлинова.
Снаряды и мины противника взрывались у самого НП капитана Халамендыка. Вскоре туда приблизились вражеские автоматчики.
- Всем к брустверу! - командует офицер и первым бросает гранаты. Метко стреляют и его бойцы. Завязался ближний бой. Вражеская пуля впивается в грудь Халамендыка, но он продолжает руководить боем. А немцы лезут напролом. И вот брошена последняя граната, умолкли автоматы: патроны иссякли.
Вдруг совсем рядом застрочил пулемет. Это на выручку артиллеристам подоспели стрелки. Немногие уцелевшие под их плотным огнем фашисты быстро откатились назад.
Почти такая же ситуация в это время создалась и на наблюдательном пункте командира батареи Сухомлинова. С подошедшими гитлеровцами завязался бой. В это время батарею начала бомбить авиация, и орудия ее замолчали.
Немцы начали обходить наблюдательный пункт. Сухомлинов передал на батарею политруку А. К. Канищеву, что кончились гранаты и отбиваться больше нечем.
- Вызываю огонь на себя!.. Вызываю огонь на себя!.. - несколько раз повторил офицер.
Больше с наблюдательного пункта 9-й батареи сообщений не было... Младший лейтенант Ф. Т. Сухомлинов и его товарищи геройски погибли.
В это же время завязалась жестокая схватка и в районе высоты, которую оборонял 3-й батальон 79-й бригады. До полка пехоты противника с танками вышли на самую высоту, где располагались наблюдательные пункты командира 1-го дивизиона 134-го гаубичного артиллерийского полка капитана Н. Ф. Постоя и командира 1-й батареи младшего лейтенанта А. С. Умеркина.
- Хенде хох, рус! - услышал вдруг окрик Умеркин и тут же увидел рядом нескольких гитлеровцев, которые, несмотря на огонь, открытый разведчиками, все-таки ворвались в их окоп. Началась рукопашная. Умеркин из личного оружия сразил трех фашистов. Более десяти гитлеровцев уничтожили и его бойцы. Но и сами они погибли в неравной схватке. Только Умеркину с раненым командиром взвода и связистом удалось вырваться и выйти к своим.
Сплошной огонь непрерывно рвал провода связи. Офицеры штаба дивизии, направляемые в полки, приносили успокаивающие данные об обстановке. Однако нас тревожило состояние обороны на участке 747-го полка В. В. Шашло, и поэтому я направился на его наблюдательный пункт. Со мной пошли начальник химслужбы майор Ф. И. Мойса, лейтенант из штаба артиллерии дивизии и адъютант Иван Ляшенко.
Местность в полосе обороны полков от длительной и мощной огневой обработки врага вздыбилась и стала неузнаваемой: почти полностью была уничтожна растительность, и земля стала черной, сплошь изуродованной воронками.
Мы пробирались по знакомой нам глубокой траншее. Но метров через пятьдесят она оказалась засыпанной.
Пришлось перебегать по вспаханному полю от одной насыпи к другой. В это время появились немецкие бомбардировщики, и снова началась бомбежка. Огненные вспышки окружили нас со всех сторон. Мы укрылись кто где мог, а когда налет закончился, стали искать друг друга. Собрались трое, все целые и невредимые, но четвертого из группы - молодого офицера штаба артиллерии не было. Мы все начали поиски и вскоре неподалеку обнаружили его обезображенное осколками тело. Воронка от авиабомбы была совсем рядом...
Неподалеку от наблюдательного пункта командира 747-го полка в полуразрушенных окопах мы натолкнулись на несколько убитых и тяжелораненых бойцов. Вход в блиндаж был полузасыпан. Я приказал майору Мойса организовать расчистку входа в блиндаж, а сам через дверь стал переговариваться с подполковником Шашло и находившимся с ним начальником штаба артиллерийского полка подполковником Чернявским.
Проинформировав их о положении дел на участке дивизии, мы с адъютантом пошли на наш наблюдательный пункт, а майора Мойса я направил на командный пункт 747-го, чтобы он передал начальнику штаба майору Ширкалину обстановку, в которой оказался командир полка, и принял меры к восстановлению управления подразделениями.
По разрывам вражеских снарядов было видно, что направление удара уклоняется влево. Нас стало тревожить положение дел в 514-м полку. Мы вместе с комиссаром Солонцовым направились на НП подполковника И. Ф. Устинова.
- Ситуация не ясная, - докладывал нам Устинов. - Полчаса тому назад батальоны удерживали свои позиции. Но противник возобновил сильный обстрел, атаки его следуют одна за другой. Впереди сплошная завеса пыли и дыма. Дальше чем на пятьдесят метров местность не просматривается. Проводную связь с батальонами восстановить пока тоже невозможно. Обстановка выясняется только офицерами штаба. Скоро они должны прибыть.
Блиндаж командира полка вздрагивал от близких разрывов бомб и снарядов, и на нас сыпалась земля. Вскоре появились лейтенант Литвиненко начальник инженерной службы полка и старший лейтенант Хитаров. Смысл их докладов сводился к следующему: 1-й и 2-й батальоны свои позиции удерживают. Пехота противника залегла перед окопами метрах в 60-70. В тяжелом положении находится гарнизон, оборонявший опорный пункт - томатный завод. Находившаяся в боевом охранении 2-я рота погибла.
Во второй половине дня авиация противника продолжала по-прежнему бомбить нас. А танки и пехота со стороны правого соседа стали накатываться на фланг 747-го полка. Мы били их всеми средствами.
В донесении в штаб армии мы сообщили: "Личный состав дивизии геройски сражается с врагом. Вся долина Бельбек устлана трупами немецких солдат и офицеров. Только 1-й батальон 747-го стрелкового полка истребил около тысячи гитлеровцев".
И все же каждый из нас ждал, когда наступит темнота. Тогда хотя бы на несколько часов можно было бы отдохнуть от адского обстрела. Люди надеялись привести себя в порядок, командиры могли бы поговорить с подчиненными, подготовить их к новым боям.
Наконец наступил вечер, и накал боя угас. Слышались только отдельные выстрелы артиллерийских орудий да редкие и короткие автоматные очереди.
Командиры выясняли наличие людей в ротах, батальонах, батареях. Солдаты теперь поднимались во весь рост, разыскивали своих командиров, товарищей. Местность была неузнаваемой. Люди не находили траншей и тропок, по которым до этого ходили, а при встрече не сразу узнавали друг друга. Лица были черны от пыли, блестели только зубы. У многих изменился голос. Это от дыма, пыли, гари и нервного потрясения. У всех было крайнее перенапряжение сил, нервной системы. Шутка ли - 18 часов пробыть в кромешном огненном аду! Ведь в тот день 7 июня только на участке 79-й курсантской стрелковой бригады и 172-й дивизии разорвалось около семи тысяч авиабомб и до четырнадцати с половиной тысяч снарядов{33}. Многие бойцы находили своих товарищей ранеными или контуженными, тут же делали им перевязки, оказывали первую помощь. Немало было тяжелораненых, которые сами не могли выбраться из своих окопов, искали глазами товарищей и радовались, что находятся среди своих: ведь никто не хотел попасть в руки врага.
Характерно, что все воины прежде всего спрашивали, жив ли взводный или ротный, стягивались к ним. Это верный признак того, что бойцы верили в своих командиров, искренне уважали их и готовы были вновь выполнить их любые приказы.
Встречаясь друг с другом, бойцы рассказывали о пережитом бое, узнавали о судьбе товарищей, земляков. Многие, очень многие в этот день познали горечь тяжелых утрат.
Да, день 7 июня 1942 года вряд ли изгладится из памяти защитников Севастополя. В этот день не раз думалось: есть ли предел человеческим силам? Нет, пожалуй, предела не было. И раньше и после севастопольской обороны мне пришлось участвовать в больших и малых сражениях, но ни разу не испытывал я такого духовного и физического напряжения. Это, конечно, не значит, что в других боях моральный дух, стойкость и мужество воинов были меньшими. Конечно, нет! Но то, что пережили севастопольцы 7 июня, вряд ли кому довелось испытывать. И главное - в этом грохочущем аду защитники не дрогнули, не пали духом, выстояли и не пропустили врага.
До глубокой ночи командиры выясняли обстановку на своих участках и у соседей. Необходимо было узнать, куда точно вышел противник, где образовались бреши в обороне, какие у нас потери в людях и вооружении, как распределить силы для отражения следующих атак. В то тяжелое время огромную работу выполняли политработники частей и политотдела дивизии, офицеры штаба.
И тут пора сказать о моем ближайшем помощнике - начальнике штаба дивизии подполковнике Михаиле Юльевиче Лернере. Он пришел в дивизию с должности начальника оперативного отдела Приморской армии и, конечно, был человеком подготовленным, предусмотрительным, умел организовать работу штаба так, что ни один вопрос не был упущен и решался своевременно. Этого он добился и от штабов частей.
И приятное доброе лицо, и живые улыбчивые глаза, в молодой задор в любом деле, и душевное отношение к людям украшали этого славного человека. Его все уважали и ценили. Он был очень инициативен, докладов начальству по мелочам избегал - решал все сам. А по важным вопросам имел свое готовое мнение, которое почти всегда совпадало с моим.
И вот теперь он и офицеры его штаба - все в напряжении, все знали, как надо действовать. Именно благодаря штабу командование дивизии всегда было в курсе обстановки на фронте в самые тяжелые дни боев.
Итак, после первого дня ожесточенного штурма противник все, же не смог прорвать оборону дивизии.
Конечно, это еще не было нашей победой. Но били мы врага крепко. Об этом убедительнее всего говорят потери противника: было подбито и сожжено до 40 танков и свыше 5000 гитлеровцев уничтожено.
Мы тоже потеряли немало людей. Из-за этого в обороне образовались небольшие бреши. К тому же большинство окопов и траншей было разрушено и завалено. Ясно, что за оставшиеся три-четыре ночных часа люди не в состоянии глубоко врыться в тяжелый грунт. Значит, с рассветом условия борьбы для нас будут намного тяжелее, чем сегодня. Надо было сделать все, чтобы завтра отразить очередной штурм гитлеровцев.
После такого напряженного дня нам надо было непременно повидаться с командирами и комиссарами полков, нам было интересно и важно послушать их, было что сказать и им. Мы пошли в полки.
Ночная тишина нарушалась стрельбой пулеметов врага. Длинные пунктиры трассирующих пуль рассекали темноту. Над передним краем нашей обороны небо озарялось множеством осветительных и сигнальных ракет. Со стороны противника слышался лязг гусениц, гул моторов. Враг явно сосредоточивал силы для нового наступления.
На наблюдательном пункте 747-го полка, куда мы пришли с комиссаром П. Е. Солонцовым, в блиндаже вместе с подполковником В. В. Шашло и комиссаром В. Т. Швецом было человек восемь штабных офицеров, а также начальник штаба 134-го гаубичного артиллерийского полка подполковник К. Я. Чернявский.
Все они за этот день - мы это сразу заметили - как-то изменились: лица их осунулись и потемнели, охрипли голоса. Но в энергичных жестах и яростных фразах, в необычном блеске глаз каждого чувствовалась энергия и, я бы сказал, необычный азарт.
В беседе с командованием полка выяснилось, что против них наступало более пехотной дивизии, около 100 танков, здесь бушевала огневая буря. Несмотря на все это, артиллеристы и стрелки подбили не менее 30 танков и вывели из строя около двух полков пехоты. И все же было видно, что Василий Васильевич Шашло тяжело переживал за исход боя. Особенно его беспокоило то, что немцы со стороны соседа обошли правый фланг 1-го батальона полка, полуокружили его и что теперь отдельным группам бойцов этого батальона в неимоверно тяжелых условиях, с большими потерями приходится пробиваться к своим. Он вроде бы винил себя за создавшееся положение, хотя в целом полк продолжал занимать свои прежние позиции.
Молчалив, угрюм был и комиссар полка В. Т. Швец. Видимо, большие потери в людях тревожили и его. Но разве мог я или П. Е. Солонцов хоть в чем-то упрекнуть этих отважных командиров? Их переживания нам были понятны и близки.
Мы с комиссаром как могли ободрили наших боевых товарищей, сказали, что 747-й и 134-й полки выдержали сегодня самые тяжелые испытания и что Военный совет армии и командование дивизии высоко оценивают подвиги воинов и командного состава этих частей.
Выйдя из блиндажа, мы встретили адъютанта 1-го батальона 747-го полка старшего лейтенанта Завадовского и командира роты Филиппова. Они доложили, что им пришлось вести бои в полуокружении. В тяжелых боях с автоматчиками и танками противника подразделение понесло большие потери. Погибли комбат и все командиры стрелковых рот. Завадовский и Филиппов, будучи раненными, с поля боя не ушли, заменили командиров и продолжали руководить боем. Теперь они собирали людей, выходивших из полуокружения, чтобы организовать оборону на новом рубеже. Оба настойчиво просили дать пополнение и обещали не пропустить врага. Помочь подкреплением мы им, конечно, не могли, резервов не было вовсе. Но, забегая вперед, скажу, что, вступив сутра в неравный бой, остатки батальона продолжали упорно драться. В ожесточенных схватках с врагом все полегли на севастопольской земле, погибли лейтенант Завадовский и политрук Филиппов. Уже тяжело раненным, Филиппов, собрав последние силы, связкой гранат подбил вражеский танк.
...Командира 514-го полка подполковника И. Ф. Устинова мы застали, как обычно, спокойным и уравновешенным.
Положение с обороной у него было лучше. Особо упорная борьба велась на правом фланге полка, на участке 1-го батальона, которым командовал старший лейтенант Доценко.
5-я стрелковая, 2-я пулеметная и минометная роты в ожесточенных боях потеряли 70 процентов личного состава, но опорный пункт - томатный завод все-таки удержали. На подступах к нему враг оставил до 400 трупов солдат и офицеров.
Да, наши воины смогли выдержать страшный огонь и устоять. Конечно, каждый человек даже в самый тяжелый момент боя надеется выжить. Но война есть война. В смертельной схватке нельзя было рассчитывать, что каждый из нас останется целым и невредимым.
Для нас было важно, что в тот день не оказалось ни одного человека, которого можно было бы заподозрить в малодушии. Сознание долга перед Родиной, любовь к ней владели каждым бойцом и помогали ему пренебрегать смертельной опасностью.
Конечно, запомнить фамилии всех героев мы не могли. Не могли сказать или написать о них и непосредственные командиры, потому что для многих тот день боев на севастопольской земле стал последним днем жизни.
В политдонесении Г. А. Шафранского о боевых делах полка указывалось: "На участке 514-го полка наступала немецкая дивизия. Полк подвергался комбинированным огневым ударам авиации, артиллерии и минометов. Люди сражались героически.
Военком 2-го батальона этого полка старший политрук Хорцуненко, будучи раненным в руку и ногу, не оставил поле боя, а продолжал сражаться и командовал батальоном, заменив командира, выбывшего из строя. Хорцуненко умер со словами: "Пусть я погибаю, но народ победит".
Отважно сражались политработники. В бою были ранены военком 1-го батальона старший политрук Романенко, военком минометного батальона старший политрук Беляев, политрук роты автоматчиков Либа, политрук роты связи полка Полозов, политрук роты противотанковых ружей Донецкий. Но они не покинули поле боя и личным примером воодушевляли бойцов. Ответственный секретарь комсомольской организации полка Соколов трижды водил бойцов в атаку, сам был дважды ранен, а оказавшись потом с группой бойцов в окружении, с наступлением темноты прорвался к своим. В бою он лично уничтожил девять фашистов.
Ночью 7 июня меня и комиссара дивизии вызвал к себе командарм. Естественно, мы волновались, ожидая встречи с ним. Ведь противнику удалось захватить часть наших траншей, и можно было ждать от генерала И. Е. Петрова упреков.
Но Иван Ефимович спокойно выслушал наш короткий доклад, уточнил, где и на сколько продвинулся противник, расспросил о потерях и, наконец, задал свой традиционный вопрос:
- Живы ли полки?
Когда я ответил, что полки живы и дивизия фронт держит, командарм встал и произнес тихо:
- Мы не ошиблись, что на это опасное и ответственное направление поставили вашу дивизию... Такого сильного удара врага за семь месяцев обороны Севастополя мы еще не испытывали. Сегодня главная тяжесть пришлась на сто семьдесят вторую. Она оказалась в центре главного сражения. Да, потери большие, но полки не сломлены. А раз живы они, будет жить и оборона.
Генерал И. Е. Петров пообещал выдвинуть на наше направление противотанкистов, поддержать нас огнем армейской и береговой артиллерии.
Мы вышли из домика и торопливо зашагали на свой наблюдательный пункт.
Известно, что, когда люди не знают реальной обстановки, они могут потерять уверенность в своих силах, поддаться панике. А после сегодняшнего боя многие из воинов не знали положения даже в своей роте и тем более у соседа. Надо было непременно довести до бойцов действительное положение на фронте, поставить задачи на завтра, укрепить в них веру в свои силы.
Той ночью ни один солдат, ни один командир не уснул ни на минуту. Стрелки и пулеметчики рыли для себя окопы в тяжелом грунте или приспосабливали для укрытия и стрельбы воронки и траншеи, связисты прокладывали линии, саперы устанавливали минные поля, тыловики подвозили боеприпасы и питание. А какая нагрузка выпадала на долю командиров, штабов и политотдела! Все мы готовили себя к предстоящей схватке.
Ночью из штаба армии передали, что командарм И. Е. Петров приказал командиру 79-й бригады Потапову с рассветом 8 июня контратакой восстановить оборону на своем левом фланге. В этих целях комендант третьего сектора генерал Т. К. Коломиец передает ему один стрелковый батальон и роту танков. А мы должны поддержать контратаку всей массой артиллерийского огня.
Начальник штаба дивизии подполковник М. Ю. Лернер на этот раз был как-то раздражен.
- Ну разве может Потапов двумя батальонами выбить противника, который в шесть - восемь раз сильнее их? - сокрушался он.
Да, Михаил Юльевич был прав. Проводить контратаку силами двух батальонов с десятью устаревшими танками почти в лоб против сильнейшей ударной группировки врага на направлении главного его удара, где сосредоточены в огромном количестве огневые средства и танки, было слишком рискованно.
Генерал Петров, конечно, знал, что нужно не отбиваться, а всегда бить противника и избегать булавочных уколов. Но у него на этом направлении не было никаких резервов. А он хотел хоть чем-нибудь помочь нашей дивизии в трудной обстановке.
И контратака в назначенное время все же началась. Артиллеристы 134-го гаубичного артиллерийского полка и 18-го гвардейского полка открыли огонь по передовым группировкам противника на участке Камышлы, Бельбек. Затем два батальона перешли в атаку.
Однако враг встретил наших бойцов сильным артиллерийско-минометным огнем, и они были остановлены. Других готовых резервов на направлении главного удара у командарма не было. Не было их и у комендантов третьего и четвертого секторов.
От сплошного гула рвущихся снарядов и бомб, от выстрелов орудий не было ничего слышно.
Сорвав контратаку, противник обрушил всю мощь артиллерийского огня на нашщу оборону. Били орудия и мортиры большой мощности. Земля гулко дрожала. В небе появились бомбардировщики. Громовое эхо раскатилось по горным долинам, и над всей обороной снова поднялись серые тучи пыли и дыма. Было ясно, что немцы решили пробивать себе путь именно на участке 172-й дивизии.
И вот в наступление перешла вражеская пехота. Наши артиллеристы встретили ее дружным огнем. Первая цепь немцев через несколько минут заметно поредела, но за ней появилась вторая. Короткими перебежками гитлеровцы приближались к нашим позициям. Вскоре показались и танки.
Натиск противника все усиливался. На фронте 79-й бригады и 172-й дивизии, как - потом выяснилось, вела наступление ударная группировка в составе 132, 24 и 50-й вражеских пехотных. дивизий, пополненных за ночь отдельными пехотными полками из резерва корпуса. Устоять перед такой мощью нашим обескровленным подразделениям было чрезвычайно трудно. И тем не менее они защищались упорно, стойко, поистине героически.
Уже десятки подбитых танков пылали перед нашим передним краем. А пехоту рассеяли метким огнем артиллеристы.
Первая атака врага на всем участке дивизии была отбита. Мы с облегчением вздохнули. С обеих сторон затих на некоторое время огонь. Но надолго ли? Мы были уверены, что это лишь короткая передышка. И действительно, не прошло и часа, как с новой силой на нас обрушились авиация и артиллерия.
И вот повторная атака врага.
К переднему краю, стреляя на ходу, снова ползли танки с крестами на броне. За ними бежали густые цепи гитлеровцев. Видимо получив задачу расчистить дорогу танкам и пехоте, вражеская авация непрерывно бомбила наш передний край. Если в первый день штурма самолеты налетали большими массами, то 8 июня они действовали группами в шесть - двенадцать машин. Изменилась и тактика их действий. Бомбардировщики освобождались от бомбового груза не сразу, а в три-четыре захода. Таким образом, группе самолетов удавалось держать наши войска под своим воздействием в течение долгого времени. А вернее сказать, авиация врага висела над нами почти непрерывно.
Но наши люди не покидали свои позиции; больше того, время от времени они бросались в контратаки и били немцев до последних сил.
В 3-й роте 747-го полка осталось не более двадцати человек. Командир роты лейтенант Перепелица был тяжело ранен, а политрук убит. Командование ротой взял на себя секретарь партбюро полка Козлов. На роту с двух сторон надвигались пехота и танки. Бойцы гранатами подбили две машины, еще четырем удалось пройти через их окопы. А с пехотой, наступающей за танками, рота вступила в рукопашную схватку и не пропустила ее. Перед окопами осталось лежать полсотни гитлеровских трупов. Враг и на этот раз не прорвался. Но примерно через час бойцам пришлось отражать натиск новой группы автоматчиков. Теперь в роте осталось не более десяти человек. Секретарь партийного бюро Козлов был тоже ранен. Но отважные бойцы продолжали драться. Только перед вечером герои пробились к своим, заняли оборону на новой позиции и, сражаясь на следующий день с таким же упорством, погибли все до единого, но не отступили. Пал смертью храбрых и мужественный парторг.
Зная, что оборона на участке 514-го полка продолжает держаться и что огонь противника, особенно авиабомбежка, в большей степени ведется по участку 747-го полка, мы, конечно, тревожились. Из-за непрерывного нарушения связи никак нельзя было переговорить с командиром этого полка В. В. Шашло. Дождавшись некоторого спада огня, мы пробрались к нему.
В блиндаже кроме подполковников Шашло и Чернявского были несколько офицеров-артиллеристов и телефонисты. У самого входа стоял ящик с гранатами.
Подполковник Чернявский по телефону корректировал огонь артиллерийского полка, а Василий Васильевич Шашло смотрел в боковую амбразуру своего наблюдательного пункта: его больше беспокоил правый фланг. Он доложил об обстановке и о том, что связи с батальонами сейчас нет. Сильная пулеметная стрельба шла довольно близко от наблюдательного пункта. На мой вопрос, кто же прикрывает НП, Шашло ответил, что скоро должна подойти рота автоматчиков.
Ознакомив Шашло и Чернявского с обстановкой на участие соседнего 514-го полка, мы поспешили на свой наблюдательный пункт. Несколько минут нам пришлось идти вдоль фронта. И было как-то странно, что на своем пути мы не встречали наших бойцов. Наконец увидели одного. Подойдя к солдату поближе, я заметил, что из-под пилотки у него выбилась прядь девичьих кудрей. Это была разведчица 514-го полка старший сержант Мария Байда. И хотя девушка была вся в пыли и копоти, я ее сразу узнал.
- Как вы оказались здесь?
- В роте нашего полка, оборонявшей томатный завод, погибло много людей, тогда командир полка направил туда наш разведвзвод. Мы ввязались в тяжелый бой и тоже понесли потери. Нас немцы стали обходить, и командир взвода приказал нам отойти на эту позицию. Десятеро наших разведчиков передвинулись левее оврага, а мы двое - правее. И вот теперь держим оборону.
- А кто второй?
- А вон солдат, - кивком головы указала Мария в сторону дерева.
Метрах в восьми от нас, почти на самом краю оврага, росло невысокое дерево, чудом уцелевшее под бомбами и снарядами. У дерева лежал молоденький солдат.
- Какая же ваша задача? - спросил я обоих.
- Удерживать эту позицию и не пропускать немцев, - ответила девушка.
- И как же вы ее решаете, эту задачу?
Мария, не глядя на своего напарника и направив автомат в сторону противника, сказала повелительно:
- Отвечай комдиву.
- Исправно, товарищ комдив, - заговорил боец. - Мы разделили впереди лежащую местность между собой, чтобы лучше ее просматривать. За правую половину отвечает Мария, за левую - я.
И только теперь на исковерканной земле я увидел убитого немца, который лежал метрах в трех от Марии.
- А этот как здесь оказался?
- Этот подполз сюда почти незаметно. Ну я его прикладом...
- А это чья работа? - всмотревшись в местность и увидев метрах в сорока несколько немецких трупов, спросил я.
- Товарища старшего сержанта, - уважительно сказал солдат. - Уложила за несколько минут...
- А какой счет у тебя?
- На этом месте - восемь, - быстро ответил солдат.
- Как же ты оказался позади девушки?
- Так ведь немцы в мою полосу перебегают через полосу Марии, а она их редко пропускает. Ну какие проскочат - бью я.
- Как же вам это удалось, прикладом? - обратился я к Марии. - Судя по всему, фашист гораздо сильнее вас.
- Я только что очередью из автомата сняла одного немца, что полз в мою сторону, и хотела сменить обойму. Вдруг метрах в восьми увидела еще одного... Если бы стала перезаряжать свой автомат, то он услышал бы звук и наверняка срезал бы меня очередью. И своему напарнику я не могла ни слова сказать. Так что решила притаиться. Когда фашист подполз совсем близко ко мне, я бросилась на него и...
- Смотри ты - с таким бугаем одна справилась! - удивился я.
- Точно, товарищ комдив, справилась, - подтвердил боец. - Прямо на моих глазах...
Забегая несколько вперед, скажу, что нам через несколько дней, а именно 20 июня, было приятно услышать по радио из Москвы сообщение о том, что старшему сержанту 514-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии Марии Карповне Байде было присвоено звание Героя Советского Союза.
Во второй половине дня я доложил генералу Петрову о том, что противник продолжает медленно, но упорно вгрызаться в оборону дивизии. Высота 64,4 находится под угрозой захвата. Так как в соединении резервов не было, то я просил командарма выделить на наш участок хоть Какие-либо дополнительные силы и авиацию.
- Достаточно ли помогает вам огнем Рыжи? - спросил Иван Ефимович.
- Рыжи помогает хорошо, но береговые батареи бьют слишком далеко от линии фронта.
- Сможет ли дивизия удержать свой основной рубеж до темноты?
- Да, - ответил я.
- Надо до вечера удерживать рубеж обороны силами своей дивизии во что бы то ни стало, - жестко сказал командарм. - А ночью на ваше направление подойдет триста сорок пятая.
Вскоре к нам позвонил начальник штаба 514-го полка капитан П. М. Островский и доложил, что, как передали артиллеристы, к наблюдательному пункту командира полка подошли пехота и танки противника и что наши люди там находятся в опасности. Конечно, в условиях огромного превосходства сил врага и к тому же на пересеченной местности обстановка там могла измениться довольно быстро.
- Какие резервы у вас имеются?
- Рота автоматчиков, - ответил Островский. - Но я имею приказ командира полка без его ведома ее никуда не направлять.
Я приказал эту роту держать наготове и тут же отдал распоряжение начальнику штаба 747-го полка бывшему комбату майору Ширкалину направить на выручку своего командира роту автоматчиков и дополнительно все, что можно. Одновременно приказал начарту дивизии полковнику Рупасову поставить артиллерийский заградительный огонь перед наблюдательным пунктом Шашло.
Мы считали, что после принятых мер НП командира 747-го будет в безопасности. Но через некоторое время выяснилось, что рота автоматчиков, на которую все надеялись, уже была введена в бой на другом опасном участке. Поэтому начальник штаба полка майор Ширкалин собрал всех, кто находился на командном пункте вплоть до писарей, и сам повел эту группу в направлении наблюдательного пункта, где находился В. В. Шашло. Однако, по рассказу очевидца этих событий лейтенанта Н. И. Маргелова, на их пути оказалась большая группа немецких автоматчиков. Завязался бой. В этот момент сзади фашистов прорывалась из окружения группа наших бойцов. Гитлеровцы, попав под огонь с тыла и е фронта, были полностью уничтожены. Подчинив себе группу вышедших из окружения красноармейцев, майор Ширкалин стал снова выдвигаться к наблюдательному пункту, а своему помощнику лейтенанту Маргелову приказал с несколькими бойцами добраться до командного пункта и осуществлять управление. Почти в это же время по приказанию комиссара полка В. Т. Швеца на наблюдательный пункт командира была направлена небольшая группа связистов во главе с командиром роты связи П. В. Ольховниковым.
События развивались стремительно. Прорвав оборонительную позицию, пехота и танки противника неожиданно приблизились к наблюдательному пункту, и начали его обстреливать.
Шашло и Чернявский оказались без связи и не могли вызвать огонь или попросить поддержки.
В. В. Шашло принял решение отходить. Но было уже поздно. Подразделения немецких солдат просочились в глубь нашей обороны и не допустили подхода к наблюдательному пункту ни бойцов Ширкалина, ни группы связистов, ни посланных с другого участка автоматчиков.
Наши красноармейцы и командиры на наблюдательном пункте, оказавшись в окружении, вступили в смертельную схватку с врагом. Там были командир 747-го стрелкового полка подполковник В. В. Шашло, начальник штаба 134-го гаубичного артиллерийского полка подполковник К. Я. Чернявский, помощник начальника штаба этого же полка капитан Василий Майборода, командир взвода артиллерийской разведки Николай Лугин, сержант Иван Хвостенко, артиллерийский разведчик Холод, радист Шкурат и два связиста-телефониста 747-го полка{34}.
Все они были уже ранены, но продолжали драться до последней возможности. Когда роте автоматчиков 514-го полка, в которой было около 20 человек, и группе связистов 747-го полка все же удалось пробиться к наблюдательному пункту, его защитники уже погибли, использовав все до единой гранаты и расстреляв весь запас патронов. Рядом с павшими были лишь пустые ящики из-под гранат и диски автоматов. А вокруг наблюдательного пункта наши бойцы насчитали около 60 фашистских трупов.
Мы тяжело переживали гибель замечательных командиров и близких нам людей подполковников В. В. Шашло и К. Я. Чернявского и их боевых товарищей.
В целом события развивались не в нашу - пользу. И особая опасность назревала опять же на участке 747-го полка. Наступая крупными силами в направлении кордона Мекензия, пехота и танки приблизились к наблюдательному пункту командира 1-го дивизиона 134-го гаубичного артиллерийского полка и к огневым позициям артиллерийских батарей этого дивизиона.
Командир дивизиона капитан Н. Ф. Постой передал на 1-ю батарею команду:
- По моему наблюдательному пункту... огонь!
Снаряды, посылаемые батарейцами, по счастливой случайности поражали лишь гитлеровцев. Капитан Постой и его товарищи остались невредимыми.
Вскоре из-за насыпей появилось восемь танков. Они шли прямо на батарею, которой командовал младший лейтенант А. С. Умеркин.
- Выкатить орудия для стрельбы по танкам прямой наводкой! По головным танкам огонь!
Грянули выстрелы орудий, расчетами которых командовали сержанты Востриков, Искандеров и Вагин. Но батарею тут же начали обстреливать подошедшие автоматчики.
- Занять круговую оборону! Бей гранатами! - услышали батарейцы голос своего командира. Лимонки одна за другой полетели в гитлеровцев. Ближний бой длился минут двадцать. Только двум вражеским танкам из восьми удалось уйти обратно.
Особо упорные и тяжелые бои велись в районе томатного завода, обороняемого подразделениями 2-го батальона 514-го полка. По ним били артиллерия, минометы, танки, их атаковывала и обходила пехота, а воины целых двое суток держались и били врага. Свыше шестисот гитлеровских трупов осталось перед опорным пунктом. Но и наши люди понесли большие потери. Погибли почти все воины 2-й пулеметной и 5-й стрелковой рот с их героическими командирами старшим лейтенантом Васильевым и лейтенантом Волобуевым. Лишь в ночь на 9 июня оставшиеся в живых красноармейцы, организованные в две группы, возглавляемые политруком роты Кудрявцевым и командиром взвода младшим лейтенантом С. В. Малаховым, по приказу отошли на новые позиции в районе полустанка Мекензиевы Горы и здесь сразу же вступили в новый кровавый бой. Группа Малахова только 10 июня ручными и противотанковыми гранатами подбила пять танков. В ходе боев Малахов был трижды ранен.
...Всюду шли тяжелые бои. Если 7 июня противник наибольшие усилия направлял на правый фланг нашей дивизии - 747-й полк и левый фланг 79-й бригады, то на следующий день он с огромной силой навалился на 514-й полк.
Рядом с наблюдательным пунктом командира 3-го батальона располагался взвод автоматчиков лейтенанта Сергея Бирюкова. Немцы медленно, но упорно вгрызались в нашу оборону. Большая группа автоматчиков вплотную подползла к окопу, в котором было человек пятнадцать наших бойцов. Забрасывая их гранатами, немцы кричали: "Рус, сдавайсь, рус капут!" Эти вражеские окрики мы слышали не раз, и они всем нам становились, как говорится, поперек горла. Взвод Бирюкова защищался гранатами. Цепи гитлеровцев заметно поредели, и их голоса приумолкли. И все же какой-то недобитый фашист продолжал кричать: "Рус капут!"
- Ребята! Приготовиться к броску в атаку! - крикнул лейтенант Бирюков. - Гранаты в руки! Мы им дадим, гадам, "капут".
Взвод решительно бросился вперед. Немцы шарахнулись вспять, но около двадцати фашистов не успели спастись бегством и были уничтожены.
Однако новые группы автоматчиков стали обходить взвод Бирюкова с флангов. В неравном бою наши воины истекали кровью. Во взводе осталось менее десяти человек. Погиб и отважно сражавшийся лейтенант Сергей Бирюков. А накал боя все нарастал. Под вечер в живых осталось только трое, в том числе Мария Ратушная - медсестра 3-го батальона. Она за два дня уже вынесла с поля боя в укрытие около 70 раненых. В эти часы она взяла автомат погибшего бойца и стала разить гитлеровцев, защищая раненых. Эта семнадцатилетняя девушка уже была известна в дивизии славными делами в ноябрьских и декабрьских боях. Она тогда была ранена и после излечения снова прибыла в свой героический полк.
Трое смельчаков продолжали удерживать свою позицию до наступления темноты и только тогда перебрались на новую позицию.
В тот же день во время боя я увидел лейтенанта Н. И. Сотникова командира взвода разведчиков 747-го полка и его бойцов. Под огнем врага они во весь рост бежали на левый фланг. Я жестом остановил лейтенанта.
- Мне давно известно о вашей храбрости, - крикнул я ему, - но зачем же ею бравировать?
Сотников был в каком-то неистовстве. Размахивая автоматом, лейтенант объяснил торопливо, что они только что уничтожили большую группу фашистов и со своей позиции увидели, что к соседям левее скрытно подбирается немецкая цепь. Наши их пока не видят, и надо скорее помочь ребятам.
И Сотников бросился вперед, увлекая за собой своих отчаянных разведчиков. Этих людей в огонь бросал не приказ, а святой долг и негасимое стремление уничтожить врага. Душа моя была переполнена чувством восхищения ими.
Во второй половине дня противник снова попытался осуществить прорыв на участке 747-го полка и на стыке его с 79-й бригадой.
Но именно на этом направлении находились основные силы дивизии: огневые позиции батарей 134-го гаубичного артиллерийского полка, зенитной артиллерии, сюда же были выдвинуты дивизионы 674-го и 700-го истребительных противотанковых полков и находившийся в резерве 388-й стрелковый полк, который имел в своем составе всего один неполный батальон, роту противотанковых ружей и минометную роту. В полку не было ни пушек, ни пулеметов.
Ротой противотанковых ружей командовал лейтенант Макагонов. Несколько дней бойцы этого подразделения вели неравный бой с танками врага. Погиб командир роты лейтенант Макагонов, погибли почти все бойцы, по ни один танк не прорвался на участке их обороны.
Несколько правее геролчески руководил отражением атак танков и пехоты храбрый начарт 514-го полка капитан П. А. Носырев. Отрезанный от своих, он все еще корректировал с хорошо замаскированного наблюдательного пункта огонь полковых артиллерийских батарей. Но вот немецкие танки подошли вплотную к его НП. Носырев немедленно вызвал огонь на себя. В ходе огневого боя ему удалось отойти и добраться к своим артиллеристам. Капитан Носырев продолжал сражаться до последних дней обороны и в бою пал смертью храбрых.
А на 2-й батарее 134-го гаубичного артиллерийского полка, которой командовал старший лейтенант Г. С. Лукашев, возникли свои трудности. Находясь на наблюдательном пункте в районе высоты 57,8, командир с группой связистов и разведчиков был полуокружен немцами.
Тогда Лукашев приказал батарее вести огонь правее наблюдательного пункта, а сам вступил в схватку с фашистами, наступающими левее и с фронта. Огонь батареи, выстрелы винтовок и гранаты этой небольшой группы артиллеристов целых полчаса сдерживали продвижение противника. Наконец их наблюдательный пункт был полностью окружен. Когда наступили сумерки, группа Лукашева внезапным ударом ошеломила гитлеровцев, и смельчаки прорвались из окружения.
После гибели подполковника В. В. Шашло мы решили командование 747-м полком возложить на комиссара этого полка Василия Тимофеевича Швеца. Это был храбрый человек, спокойный, организованный, с ясным умом; он пользовался большим авторитетом у личного состава. И вот мы с комиссаром дивизии П. Е. Солонцовым направились на командный пункт этого полка, чтобы помочь новому командиру в решении тяжелых задач укрепления обороны.
Пробираясь в полк, мы попали в зону сильного артобстрела. Теперь меня сопровождал вместо адъютанта Ляшенко, который был контужен, помощник командира взвода роты охраны Соловьев. Ему было уже за пятьдесят. Солдат еще первой мировой, он в боевой обстановке был очень смышлен и предусмотрителен. Едва закончился артиллерийский налет, как тут же появились бомбардировщики, летевшие на низких высотах. Кружась каруселью над полем боя, они выбирали подходящие для удара цели, один за другим бросались в пике, сбрасывая свой смертоносный груз. В зоне взрывов оказались и мы. Солонцов метнулся влево.
- Товарищ комдив, за мной в укрытие! - крикнул Соловьев и побежал вправо. Я бросился за ним и увидел блиндаж. Не успел перешагнуть последнюю ступень земляной лестницы, как почти рядом грохнул сильнейший взрыв. Горячей взрывной волной меня бросило в блиндаж, и я упал к стене у входа. За первой бомбой последовала целая серия взрывов. Бомбы ложились, видимо, так близко от нас, что земляной пол блиндажа ходил ходуном, а сквозь щели наката бесконечными струями сыпался грунт. Иногда несколько бомб взрывались почти одновременно, и тогда казалось, что весь накат подпрыгивал над укрытием. Так продолжалось минут семь-восемь. Фронтовики знают, что режущий звук падающей бомбы действует на психику мучительнее, чем сам взрыв. Именно в те секунды, когда бомба приближается к земле, думаешь: "Ну, конец - летит на тебя". А когда раздается взрыв где-нибудь в стороне, облегченно вздыхаешь: "Пронесло, жив, эта была не твоя".
Когда все стихло, я в полутьме разглядел на полу бойцов. А рядом со мной, прислонившись плотно к стенке, сидела девушка. Это была врач полка Раиса Гольдман.
- Какой же страх наводят эти бомбы! - сказала она подавленным голосом. - Прямо душу раздирают. С ума можно сойти.
Раисе было всего 19 лет. Она не успела окончить медицинский институт и ушла на фронт. Оказывается, мы попали в блиндаж, где Рая перевязывала раненых. Они, конечно, подбадривали молодого врача.
...Едва мы с Соловьевым появились на командном пункте 747-го полка, ко мне бросился Петр Ефимович Солонцов:
- Иван Андреевич, жив! Я очень переживал за тебя. Ведь такая сильная и продолжительная бомбежка была. Всю душу вымотали, сволочи.
А комиссар полка Василий Тимофеевич Швец, всегда серьезный и вроде скучноватый, сейчас выглядел просто суровым и очень обеспокоенным. Шутка ли - под такими ударами находится весь его полк! Тут без потерь не обойтись. А он всегда тяжело переживал и за людей и за выполнение боевой задачи.
Когда мы ему объявили о назначении командиром полка, он долго думал, потом улыбнулся одними губами и как-то застенчиво произнес:
- Никогда не думал, что придется выполнять эту роль в такой обстановке. Но буду с полком до конца...
За два дня наступления противнику на направлении главного удара удалось вклиниться в оборону 79-й бригады и 172-й дивизии всего на глубину одного километра и окружить часть сил 747-го полка (около батальона). Прорывая кольцо окружения, они многократно вступали в тяжелые ближние бои. Значительная часть воинов полка пала в боях, но многие вышли из окружения и заняли новые позиции. Оборона дивизии, таким образом, сломлена не была.
И досадно, что авторы труда "Героическая оборона Севастополя 1941-1942" утверждают: "К исходу 8 июня... на участке 172-й стрелковой дивизии немецким войскам удалось окружить 747-й и 514-й полки. Только часть их бойцов вырвалась из окружения, большинство же погибло в неравном бою"{35}.
Выше мы говорили, что у 172-й дивизии не было никаких резервов. И если допустить, что противник действительно окружил эти полки (а из стрелковых частей только они и были в составе соединения), то задержать дальнейшее его продвижение было некому. Фронт был бы открыт, и враг мог буквально через час-другой выйти к бухте Северной. Но ведь этого не произошло и не могло произойти, поскольку гитлеровцам продолжали противостоять эти полки, хотя и сильно ослабленные. Их поддерживал огнем 134-й гаубичный артиллерийский полк. Более того, даже командование дивизии до утра 9 июня не уходило со своего наблюдательного пункта. А ведь мы находились на высоте 49,0, то есть в боевых порядках второго эшелона 514-го полка. И наконец, за два дня такой ожесточенной борьбы противник на участке дивизии смог продвинуться всего на глубину одного километра, тогда как глубина обороны полков достигала 2,5 километра.
Но вернемся к повествованию.
День тянулся как-то необыкновенно долго. Все мы хотели, чтобы скорее наступила темнота. Но, увы, подхлестнуть время человек не в силах. Каждый фронтовик знает, что после успешного боя бойцы и командиры испытывают на душе чувство радости, уверенности в себе. Как это ценно на войне! Но сегодня после огромного нервного напряжения, после того как мы потеряли столько боевых товарищей, не было видно улыбок, не было слышно шуток. Лица людей были скорбны и суровы.
В полках из строя вышли многие командиры батальонов и рот. Поэтому вся ответственность за организацию обороны ложилась непосредственно на командование и штабы полков. И хоть опасно было оставаться нам на прежних наблюдательных пунктах, все же ни командиры полков В. Т. Швец и И. Ф. Устинов, ни мы, командование дивизии, не могли до утра следующего дня уйти со своих мест.
Поздно вечером на передовом командном пункте армии мы докладывали командарму о тяжелом положении в дивизии, о больших потерях, о том, что нависла реальная угроза прорыва обороны и что только немедленное серьезное усиление этого направления может сдержать натиск крупной группировки врага.
- На ваше направление, - сказал генерал И. Е. Петров, - за ночь выдвинется триста сорок пятая дивизия и к рассвету займет оборону на линии кордон Мекензия, полустанок Мекензиевы Горы. А до подхода ее вам надо непременно удержать занимаемые позиции. Мы поможем вам артиллерией.
Всю короткую ночь командиры, офицеры штабов собирали людей, выясняли, где точно проходит линия нашей обороны. Они часто натыкались на немцев и слышали их резкую отрывистую речь. Санитары и просто бойцы вытаскивали из заваленных и разрушенных окопов раненых, тяжело контуженных, относили их в укрытия.
Противник вел редкий огонь из орудий и минометов. Небо озарялось сигнальными и осветительными ракетами.
В ходе дневного боя линия обороны изогнулась, и теперь казалось, что противник находится не только спереди, но и сзади или совсем близко в стороне.
К рассвету 9 июня за счет наспех сформированных из специальных и тыловых частей подразделений и последнего небольшого резерва комдива дивизионной школы младших командиров - мы закрыли все бреши и создали сплошной фронт оборон ы. Помню, что с бойцами инженерно-саперного батальона прибыл лейтенант Павел Гаврилович Вавилов, которого я хорошо знал. Я приказал ему объединить подошедшие группы, взять над ними командование и занять оборону неподалеку от наблюдательного пункта.
Да, наша оборона и раньше была неглуббокой, а теперь она представляла собой совсем узенькую ленточку, в которую почти вплелись и огневые позиции артиллерийских батарей. Позади нашей ослабленной дивизии же было никаких сил и огневых средств. Ясно, что судьба такой обороны могла быть очень тяжелой. И мы с надежной ожидали подхода армейского резерва - 345-й дивизии.
А Манштейн решил завершить прорыв нашей обороны на направлении главного удара и длял этого за ночь подвел еще одну пехотную дивизию (22-ю) и пополнил ослабленные дивизии отдельными резервными пехотными и саперными частями.
Враг наращивал силу удара там, где он уже добился некоторого успеха. В случае выхода противника на Мекензиевы горы и к бухте Северная вся 95-я дивизия оказалась бы отрезанной от основных сил СОРа, а 25-я Чапаевская дивизия, державшая оборону в центре фронта, была бы под угрозой удара с тыла. Кроме того, сам Севастополь подвергался бы обстрелу артиллерией с Мекензиевых гор. Поэтому в эти дни враг на других участках фронта не наступал. Все силы были брошены на 172-ю дивизию и 79-ю бригаду.
Конечно, в штабах Приморской армии и СОРа еще в первый день наступления понимали, что противник именно сюда бросает основные силы и авиацию и что 172-я дивизия истекает кровью. Однако в течение двух суток не было принято никаких мер для упрочения обороны и усиления сражающихся здесь частей.
Объяснить это можно только тем, что в армии был очень скромный резерв - одна дивизия и один стрелковый полк. Если израсходовать его в первый или второй день сражения, как же тогда воевать без всяких резервов дальше? Вот почему командарм стремился сохранить его в своих руках до последней возможности. И только когда с полной ясностью обнаружилось, что на северном участке наша оборона рушится, что она вот-вот будет прорвана, сюда в ночь на 9 июня направили 345-ю дивизию.
Всю опасность, нависшую над Севастополем, сразу же заметила Москва. Генеральный штаб в ночь на 9 июня на имя командующего Северо-Кавказским, фронтом и адмирала Ф. С. Октябрьского направил директиву, в которой потребовал от них срочно оказать помощь Севастополю, и прежде всего: привлечь авиацию для нанесения ударов по аэродромам противника; оказать содействие кораблями; привлечь на направление главного удара 81-й отдельный танковый батальон и гвардейский минометный дивизион РС; максимально использовать инженерно-саперные части для устройства заграждений; занять тыловой рубеж обороны хотя бы минимальным количеством сил, особенно на направлении главного удара противника; обязательно обеспечить ежедневное снабжение боеприпасами и маршевым пополнением.
Выполнение этих правильных и совершенно конкретных требований Генерального штаба могло бы коренным образом упрочить оборону там, где враг наносил главный удар. К сожалению, большинство пунктов директивы не было выполнено.
Настало утро 9 июня - третий день штурма; В результате вчерашних длительных и сильных бомбежек и артиллерийско-минометных обстрелов пыль, поднявшаяся ввысь, за короткую июньскую ночь не успела осесть. Поэтому в воздухе висела серая пелена. Но все же можно было разглядеть множество вражеских трупов, лежавших перед обороной. Значит, ночью их или совсем не убирали, или не успели вынести всех.
И вот с раннего утра враг обрушил на позиции наших частей всю силу своего огня. Новые массированные удары. Вновь задрожала, загорелась земля. Опять невообразимый грохот рвущихся снарядов и мин и раздирающий душу визг летящих бомб.
Особенно злобствовала авиация. Самолеты-пикировщики, снабженные сиренами, израсходовав весь бомбовый запас, начинали обстреливать нас из пулеметов, а затем опять становились в круг и пикировали вхолостую, чтобы резкими звуками сирен, похожими на свист летящей бомбы, приковать к земле наши войска и обеспечить своей пехоте продвижение вперед.
Наши смелые зенитчики и летчики храбро вступили в бой с авиацией врага. Мы видели, как на землю рухнуло несколько подбитых вражеских машин. Но предотвратить или серьезно ослабить действия огромной массы самолетов было невозможно. Слишком не равны были силы.
После огневого налета три пехотные дивизии противника с танками перешли в наступление. Земля была настолько изуродована, что танки не могли обойти бесчисленные воронки; попадая в наиболее крупные, выбирались из них, становясь на дыбы. Автоматчики, стреляя на ходу, шли в полный рост, шли в психическую атаку. Враг просто давил нас огнем. Батальоны 79-й бригады и сохранившиеся силы 172-й дивизии снова вступили в смертельную схватку.
Огневые позиции артиллерийских батарей были почти в боевых порядках пехоты, они стали как бы островками обороны, островками упорства и огневой мощи, вокруг которых собиралась и оборонялась пехота.
С беспримерным мужеством и стойкостью пехотинцы и артиллеристы отбивали атаки врага и удерживали свои позиции. Сколько раз танки, громыхая гусеницами, угрожающе рыча моторами и стреляя, надвигались вплотную на солдат, а они, затаившись в окопе, в упор разили их бутылками с горючей смесью и гранатами. Сколько их расстреляли с самых коротких дистанций артиллеристы!
В борьбе с танками и автоматчиками в эти дни особенно умело и храбро действовали младший политрук А. К. Канищев и лейтенант С. Н. Гонтарев.
Все атаки врага на фронте дивизии отражались примерно до одиннадцати часов. И вдруг опасная неожиданность. На левом участке, где оборонялся 514-й полк, тоненькая ниточка обороны не смогла более сдержать натиск немцев. Танки и пехота прорвали ее и стали продвигаться в глубину. А 345-я дивизия все еще не подошла.
Мы видели, что автоматчики приближаются к нашему наблюдательному пункту. Как мы ненавидели гитлеровцев! Ненавидели их бегущие сгорбленные фигуры, одетые в мундиры мышино-зеленого цвета, ненавидели их руки с завернутыми по локоть рукавами, их лающие окрики. Ненавидели в них все. Бить и только бить их надо! Но плетью, как говорится, обуха не перешибешь.
Вот автоматчики уже совсем близко от нас. Мы с комиссаром Солонцовым начали быстро отходить, а адъютант Ляшенко и человек пять бойцов пустили в ход автоматы, прикрывая нас. У нас же были только пистолеты. Пришлось и перебегать, и переползать. Как нещадно я костил себя тогда за то, что слишком близко от противника держал свой наблюдательный пункт и сегодня слишком поздно оставил его, потому теперь не смог оказать никакого влияния на ход боя. Более чем на час полностью потерял управление людьми в самое критическое время. Это была серьезная моя ошибка.
Хорошую поддержку нам в это время оказал бронепоезд "Железняков". Он отлично взаимодействовал с нашей артиллерией, а для противника был неуязвим. Появляясь неожиданно для врага то на одном, то на другом участке обороны, он стрельбой из орудий и пулеметов, расположенных на бронеплощадках, расстреливал гитлеровцев, а затем быстро уходил в туннель. Так было и сегодня.
Комиссаром этого героического бронепоезда был старший батальонный комиссар П. А. Прозоров. А личный состав его составляли сплошь коммунисты и комсомольцы. В последние дни обороны комиссар обратился к ним с такой речью: "Товарищи, помните, дело наше непобедимо и бессмертно! И мы должны до последнего дыхания продолжать уничтожать фашистов". И железняковцы честно выполнили свой долг, но в последних боях погибли вместе со своим комиссаром.
Противник, имея неограниченное количество боеприпасов, непрерывно наращивал огневые налеты. Взрывы снарядов и мин то перемещались в глубину, расчищая путь пехоте, то сосредоточивались на какой-то высотке, уничтожая там все живое. Силы дивизии быстро таяли, один за другим выходили из строя бойцы, командиры и политработники. Часто два-три бойца воевали за целый взвод, а восемь-десять - за целую роту. Стойкость и упорство царили в наших рядах. Но сдержать натиск сильного врага здесь уже было невозможно.
Как только мы добрались до своего нового наблюдательного пункта, то сразу увидели, что танки и пехота противника вдавливаются в нашу оборону.
Комиссар дивизии П. Е. Солонцов побежал к артиллерийской батарее, находившейся неподалеку от нас, но вскоре был тяжело ранен и отправлен в медсанбат. А примерно через час попало в окружение командование 514-го полка - подполковник И. Ф. Устинов и комиссар полка О. А. Караев. С небольшой группой автоматчиков они пытались прорваться. Завязалась перестрелка. Устинов и Караев были ранены. Врач Раиса Гольдман бросилась к Устинову, чтобы сделать перевязку, но он приказал ей отходить, а сам снова стал отстреливаться.
В этом бою командир полка Устинов, комиссар Караев, адъютант командира полка Можайский и большинство автоматчиков погибли. В командование полком вступил начальник штаба полка капитан П. М. Островский.
...Несколько вражеских танков приближалось к нашему наблюдательному пункту. Жерла их пушек были направлены в нашу сторону, по стреляли они несколько правее и куда-то вдаль. На каждом танке был десант автоматчиков. По танкам открыли огонь находившиеся неподалеку от нас противотанковая и зенитная батареи. Немецкие автоматчики стали спрыгивать с танков. Они залегали метрах в шестидесяти от нас. Под огнем нашей артиллерии танки стали маневрировать. А гитлеровские автоматчики своим огнем обрушились на нас. Находившиеся на наблюдательном пункте офицеры и бойцы вступили с ними в бой.
Вот как о том, что происходило здесь, рассказывает непосредственный участник этого боевого эпизода офицер управления дивизии Андрей Иванович Позигун, проживающий ныне в Одессе:
"Танки противника с посаженными на них автоматчиками, прорвав оборону, рванулись вперед и быстро вышли в район наблюдательного пункта командира дивизии. На наблюдательном пункте кроме комдива Ласкина были начальник штаба дивизии подполковник Лернер, четыре работника штаба, в том числе я, и человек двенадцать бойцов.
Вскоре мы все оказались в полуокружении врага. Комдив разделил нас на две группы. Первая, которую он возглавил сам, оставалась на НП, а вторая под командованием начальника штаба выдвигалась вправо. Он приказал нам уничтожать автоматчиков, а артиллерии - бить только по танкам. Однако немцам удалось подойти к нам еще ближе. Комдив был ранен, но продолжал стрелять из винтовки и руководить боем".
Да, так и было. А потом вдруг слева и сзади нас затрещали автоматы, и мы увидели наших людей, перебегающих вперед. Это были бойцы дивизионной разведроты во главе со своим командиром старшим лейтенантом Ермаковым.
Узнав, что нага наблюдательный пункт полуокружен, старший лейтенант Ермаков решил силами своих бойцов уничтожить прорвавшихся автоматчиков и вступить в схватку с танками. Все разведчики были вооружены автоматами, имели ручные гранаты и бутылки с горючей смесью, а некоторые и противотанковые мины. Мы наблюдали схватку этих героев с танками и автоматчиками противника. Только один ефрейтор Павел Линник, известный в дивизии разведчик, за 15-20 минут боя уничтожил три танка.
Когда группа продвигалась вперед к наблюдательному пункту, слева на нее пошли танки. Павел Линник положил на пути одной машины противотанковую мину и мгновенно укрылся в воронке, держа в руке конец шнура от мины. Когда танк стал совсем близко подходить к нему, он уловил момент и подтянул мину под гусеницу. Взрыв. Танк развернулся и замер. Разведчик перебежал на другое место, спрятался в щель и приготовил бутылку с горючей смесью. Второй танк, стреляя, медленно проходил мимо него. Павел угодил бутылкой точно в топливный бак, и машина мгновенно запылала.
А Павла уже охватил азарт борьбы. Он собрал гранаты у своих товарищей и решил подстеречь третью машину. Улучил мгновение и бросил бутылку, но неудачно. Тогда он вскочил на броню танка и несколько минут ехал на нем, держа в руке гранаты. Известно, что экипажу при действиях на незнакомом участке нужно ориентироваться на местности. Расчет Линника был верным. Как только приоткрылся люк, он одну за другой бросил в него две гранаты. Громыхнул взрыв, и весь экипаж танка был уничтожен.
Остальные бойцы разведроты успешно вели бой с автоматчиками. Многие фашисты были уничтожены, а оставшиеся в живых откатились назад. Разведчики блестяще справились с задачей - выручили своих командиров.
Павел Линник - худенький паренек среднего роста, очень живой и смышленый, как я говорил, уже прославился своей отвагой и мужеством во время неоднократных разведывательных поисков. И мы были очень рады, когда узнали, что 20 июня 1942 года ефрейтору Павлу Дмитриевичу Линнику было присвоено звание Героя Советского Союза.
Павел Дмитриевич воевал до самых последних дней обороны Севастополя, затем попал в плен, но на пути в Германию бежал. В 1944 году, уже на другом фронте, он погиб смертью храбрых.
Но закончим рассказ о боевом эпизоде в районе наблюдательного пункта.
В то время, когда наша группа вела борьбу с автоматчиками и танками у НП, группа начальника штаба дивизии подполковника М. Ю. Лернера сражалась правее нас. И в этой схватке он погиб, погиб большой мой друг и первый помощник. Мы потеряли умного, подготовленного офицера, прекрасно знавшего штабную работу и организацию боя. Этот человек многое сделал для обеспечения устойчивой обороны дивизии.
Теперь бои шли уже внутри самой обороны. Нашим ослабленным подразделениям пришлось сдерживать натиск врага не только со стороны фронта, но и с флангов, и даже с тыла.
Всюду были гитлеровцы. В 172-й дивизии теперь, конечно, уже не было полков и батальонов! Люди перемешались. В результате трехдневных ожесточенных боев погибли многие прекрасные боевые говарищи, в том числе все командиры полков, командиры и военкомы батальонов, почти все командиры и политруки рот, ответственные секретари партбюро полков. Погибло и большинство рядового состава частей дивизии. Ясно, что управление сохранившимися подразделениями нарушилось и положение наших воинов было крайне тяжелым. И все же они не оставляли своих позиций и дрались до последнего.
Есть армейские должности, которые не подходят под разряд таких, где проявляются особые командирские качества и героизм. Это офицеры штабов полков и дивизий. Именно им больше всех приходится быть под огнем вне окопов и блиндажей, так как за день многократно ползком и перебежками пробираются они в окопы передовых подразделений и к наблюдательным пунктам командиров, выполняя различные поручения и задания своего командира и начальника штаба. Они оказывали огромную помощь командованию дивизии в вопросах управления в эти дни, когда у нас совсем не стало технической связи. Умные, храбрые и мужественные офицеры Борис Андреев, Иван Федорович Литвинов, Федор Иванович Мойса, Андрей Иванович Позигун часто под ожесточенным огнем противника собирали группы бойцов, объединяли их и вели снова в бой. Все болели за выполнение задачи и стремились принимать любые меры к восстановлению обороны, чтобы устоять против сильного врага.
Какая же невероятно трудная задача легла на долю воинов 79-й бригады и 172-й дивизи! Непревзойденная стойкость людей сдерживала противника, и потому он, имея громадное превосходство в силах, так медленно, всего по нескольку сотен метров в день, продвигался вперед. Это признавали и сами гитлеровцы. В немецких донесениях тех дней говорилось:
"Наступление наталкивается на планомерно оборудованную, сильно минированную и с большевистским упорством защищаемую систему позиций. Непрерывный губительный огонь артиллерии ведется по всем немецким позициям. Уже первые дни боев показывают, что под этим адским огнем наступление дальше вести невозможно"{36}.
Да, уже после трехдневных боев главная ударная группировка врага потеряла свою наступательную силу, Преодолев первые наши позиции, она снова наткнулась на организованную, хотя и ослабленную оборону на следующих позициях и не могла ни устремиться в глубину, ни расширить прорыв.
И все же, вводя в бой свежие силы, противник шаг за шагом теснил нас.
Двое с половиной суток 172-я дивизия и 79-я бригада удерживали сильного врага, не получив за это время ни одного солдата в подкрепление. Только к полудню 9 июня на участок правее нас стали прибывать полки 345-й дивизии, которые тут же вводились в бой в направлении полустанка Мекензиевы Горы. Несмотря на то, что враг перебросил весь огонь на 345-ю дивизию, она разгромила передовые части гитлеровцев и сразу продвинулась вперед. Наступление противника на северном направлении было остановлено.
С прибытием 345-й дивизии мы сразу почувствовали ослабление огня на нашем участке, и оборона здесь стала устойчивее.
После тяжелых и кровопролитных боев мы свели сохранившийся состав дивизии в двухбатальонный полк и заняли оборону на нешироком, но самом опасном участке фронта вблизи полустанка Мекензиевы Горы. И еще одну досадную ошибку допускают авторы книги "Героическая оборона Севастополя 1941-1942", когда пишут, что "во второй половине дня 9 июня по приказанию генерал-майора И. Е. Петрова 345-я стрелковая дивизия сменила понесшую большие потери 172-ю стрелковую дивизию"{37}. Ни один боец нашей дивизии не был снят с фронта и отведен в тыл. Наоборот, мы из тыла подтягивали все на передовую.
После обработки ран я с утра 10 июня вновь стал командовать дивизией. А в течение полусуток батальонами руководил начальник артиллерии И. М. Рупасов в начальник политотдела Г. А. Шафранский. Это благодаря их энергии и личному мужеству в непосредственной близости от врага собирались в боевые группы люди и вновь занимали позиции. За ночь они провели огромную работу по укреплению обороны. Георгий Андреевич Шафранский всегда легко переносил фронтовые тяготы. Но сегодня было заметно, как он устал. Голова его была перевязана, небритое лицо как-то осунулось, глаза и веки воспалились. Но начподив оставался боевым руководителем коммунистов. В какой-то момент на участке одного ослабленного батальона полка создалась критическая обстановка. И сразу же здесь оказался батальонный комиссар Г. А. Шафранский.
- Коммунисты, ко мне! - крикнул он. Когда несколько человек подползли к начальнику политотдела, он сказал: - Ваша ответственность за удержание позиций сейчас удесятеряется, товарищи. Будьте героями боя!
И этого было достаточно, чтобы остановить врага.
С утра следующего дня немцы возобновили атаки, направляя огонь и основные усилия в сторону бухты Северная. Наиболее ожесточенные бои развернулись в районе полустанка Мекензиевы Горы, где действовали полки 345-й дивизии. Здесь противник имел до 50 танков. В ходе суровых боев полустанок трижды переходил из рук в руки. К исходу дня немцы все же овладели им.
10 июня армейская газета "За Родину" в передовой статье "Товарищ, будь героем Севастополя!" писала: "Севастополь - город, овеянный славой русского оружия, много раз был свидетелем героизма и мужества нашего народа. Он помнит 11 месяцев бессмертной обороны 1854-1855 годов, декабрьские дни 1941 года. И он навсегда сохранит потомству имена и подвиги тех, кто в июне 1942 года сражался у стен исторического города, кто беззаветно отдает свою кровь и жизнь за честь и независимость любимой Отчизны.
Будь героем Великой Отечественной войны! К этому зовут тебя жена, дети, мать, сестры. К этому зовут тебя Отчизна и святой долг защиты родной земли".
И защитники всем своим существом откликнулись на этот призыв.
11 июня гитлеровцы возобновили наступление из района полустанка Мекензиевы Горы в направлении Сухарной балки, где оборонялись полк 345-й и остатки нашей 172-й дивизии. И снова на этом участке завязались кровавые схватки.
11 июня мы ввели в бой последние свои людские резервы - 57-ю разведывательную роту, в которой оставалось 10-12 человек. И эта горстка бойцов вместе с другими группами и подразделениями отбила несколько атак немцев. А командир роты старший лейтенант Ермаков, который погиб в этом бою, и разведчик Миронов подбили по одному танку.
А левее разведчиков действовала другая группа, которой командовал старший политрук А. Я, Кульбак.
В окопе с Кульбаком было только девять бойцов, которые подготовили связки ручных гранат и бутылки с горючей смесью.
И вот на них двинулось десять танков с автоматчиками на броне. Когда машины подошли совсем близко к окопу, Кульбак скомандовал:
- Огонь по автоматчикам!
Три ручных пулемета и винтовки ударили по гитлеровцам, находившимся на броне, и почти все они были уничтожены. Оказавшись без пехоты, танки стали медленнее продвигаться вперед, растянулись и по одному наползали на окоп.
- Уничтожай танки! - крикнул старший политрук и сам, выбрав момент, метнул в первую машину бутылку с горючей смесью. Она вспыхнула и остановилась. Под второй танк бойцы бросили связку гранат, но неудачно. Тогда Кульбак догнал его, сунул под гусеницу противотанковую мину, а сам метнулся в сторону и припал к земле. Мощный взрыв обдал его волной горячего воздуха. Но танк продолжал двигаться. Тогда старший политрук вскочил на танк и бросил в люк три гранаты. Уничтожив экипаж, Кульбак проник в танк, забрал два пистолета, один автомат, две сумки с обоймами патронов, сумку-планшет с картой и едва выбрался обратно: он был ранен в голову и в обе ноги. Когда Кульбака оставили силы и он рухнул на землю, к нему быстро подползли командир радиовзвода 514-го полка И. А. Стоянов и медсестра. Они унесли героя в укрытие и оказали ему первую медицинскую помощь.
- Карту... карту не забудьте передать комдиву, если что... - говорил Кульбак слабеющим голосом.
Шесть танков с их экипажами уничтожили отважные воины в этом бою, истребили десятки вражеских автоматчиков. Но и группа понесла потери. Из десяти героев этого боя четверо погибло, трое были тяжело ранены и лишь трое остались невредимыми.
Обратимся к документам тех дней. В листовках, выпускаемых политическим отделом армии, очень высоко оценивались действия воинов 172-й дивизии. В одной из них говорилось: "Слава героям! Слава вам, бойцы, командиры и политработники соединения". А фронтовая газета "За Родину!" 12 июня в статье "Так перемалывать технику и живую силу" писала: "За два дня бойцы подбили 48 немецких танков. Изумительные образцы героизма в боях за Севастополь показали бойцы, командиры и политработники этой части. 10 июня они уничтожили 28 фашистских танков, из них 18 подбили наши мужественные пехотинцы противотанковыми гранатами. Так, группой разведчиков под командой лейтенанта Мамедова уничтожено три танка, младший сержант Чирбаев и красноармеец Понагиев подбили по два танка, а младшие лейтенанты Васильев и Ермаков - по одному. Десять танков подбили артиллеристы".
11 июня было уничтожено 20 танков. 9 из них пехотинцы подбили гранатами. Исключительный героизм проявил артиллерист младший сержант И. И. Карпов. Он сам заряжал, наводил орудие и подбил три машины. Когда герой был тяжело ранен и упал, истекая кровью, на лафет орудия, оставалось еще только два снаряда.
А рядом с Карповым по танкам и пехоте вел огонь прямой наводкой наводчик орудия Н. А. Зубов. Этот артиллерист был ранен, но не покинул позицию даже тогда, когда бомба взорвалась совсем рядом и он получил еще одно тяжелое ранение{38}.
В эти тяжелые дни командованию дивизии особенно большую помощь оказывали наши ближайшие помощники - политработники, Прежде всего начальник политотдела дивизии Георгий Андреевич Шафранский, его заместитель Александр Григорьевич Нешин, помощник начальника политотдела по комсомолу Алексей Гузынин, старший инструктор политотдела З. К. Лактионов, инструктор М. В. Поляченко и многие другие.
Г. А. Шафранский - бывший ленинградский рабочий, йотом трудился в партийных и советских органах. Главным качеством Георгия Андреевича было то, что он ни одного вопроса не решал равнодушно. Деятельный и инициативный, начподив всегда старался глубоко вникнуть в существо любого дела. Шафранский любил бойцов, заботился о них, но глубоко презирал нытиков, трусливых и слабодушных людей. Сам же был человеком большой храбрости, часто бывал в самых опасных местах, многократно ходил в атаки, личным примером вдохновлял людей на подвиги.
Возглавляемый Георгием Андреевичем политотдел проводил большую работу по воспитанию людей и обеспечению боевой деятельности частей и подразделений. В условиях почти непрерывных боев, бессонных ночей политработники не могли, конечно, собирать людей для бесед или собраний, разъясняли обстановку и приказы командования непосредственно в окопах, в боевых порядках, используя для этого малейшую передышку между боями.
Они умели сердечно поговорить с бойцом, вникнуть в его душу, поддержать в нем бодрость духа, вселить в человека ненависть к врагу, увлечь его на боевые подвиги, личным примером помогали людям переносить тяготы и опасности суровой фронтовой жизни.
Не могу не сказать доброго слова о заместителе Шафранского батальонном комиссаре А. Г. Нешипе. Он принадлежал к таким людям, которые одним споим появлением в коллективе вносят в него бодрость, добрый веселый настрой. Остроумной, доброжелательной шуткой Нешин часто поднимал настроение людей, и поэтому к нему тянулись бойцы и командиры. Сам он не знал уныния, лицо его всегда было открытым и добрым. Александр Григорьевич искрение радовался чужой радости, сердцем воспринимал чужую беду, а о своей или умалчивал, или превращал все в шутку, словно с ним ничего не случилось. Так было однажды при бомбежке, когда он был засыпан землей и выкарабкался только с помощью друзей. Посмеивался: мол, временное неудобство, да и только...
Кипучую энергию и большую храбрость проявил в те самые трудные дни начальник артиллерии дивизии полковник Иван Михайлович Рупасов. Множество славных боевых дел было на его счету. Приведу лишь один пример. 10 июня, когда большая группа немецких танков ворвалась в нашу оборону и подошла непосредственно к огневым позициям второго дивизиона 134-го гаубичного артиллерийского полка, начарт, перебегая от орудия к орудию под разрывами бомб и снарядов, стойко руководил боем. И артиллеристы не подвели своего командира - подбили двадцать немецких танков.
Иван Михайлович Рупасов провоевал до последних дней обороны Севастополя удачно: не имел, как говорится, ни одной царапины. Но сразу же после этого он попал опять на трудный участок фронта - на Малую землю под Новороссийском, где продолжал так же мужественно сражаться, и дожил до радостного Дня Победы.
* * *
Немецко-фашистское командование наряду с наступлением на Севастополь проводило и блокаду города с моря, чтобы полностью лишить нас подкреплений и боеприпасов. Авиация действовала на морских коммуникациях и совершала налеты на наши корабли и транспорт даже в бухтах Севастополя. Мы теперь стали получать одну двадцатую часть боевого комплекта снарядов на орудие. Такое положение побудило командующего СОРом адмирала Ф. С. Октябрьского 11 июня запросить в штабе фронта: "Срочно вышлите боезапас Приморской армии и береговой обороне". А через день он доносил: "Положение с людьми и боезапасом на грани катастрофы".
Итак, за пять дней ожесточенного сражения на направлении главного удара враг смог вклиниться в нашу оборону только на глубину до двух километров, потеряв при этом свыше 50 процентов состава своей ударней группировки и более 150 танков. Только артиллеристами и пехотинцами 172-й дивизии было подбито и подожжено более 90 танков в истреблено более 15 тысяч фашистских солдат в офицеров. Это был настоящий подвиг воинов соединения.
Немцы захватывали каждую нашу позицию ценой огромных потерь. В кровопролитных боях таяли их силы. Вот что писал о положении на фронте в те дни Манштейн: "Несмотря на эти с трудом завоеванные успехи, судьба наступления в эти дни, казалось, висела на волоске. Еще не было никаких признаков ослабления воли противника к сопротивлению, а силы наших войск заметно уменьшались. Командование 54-го армейского корпуса вынуждено временно отвести с фронта 132-ю дивизию, заменив ее пехотные полки, понесшие тяжелые потери, полками 46-й дивизии, прибывшими с Керченского полуострова"{39}.
Узнав о таких потерях своих войск, гитлеровское командование дало указание: "Севастополь взять техникой. Использовать сверхтяжелую артиллерию, чтобы уберечь пехоту"{40}.
После 11 июня атаки немцев на северном направлении стали ослабевать и бои стали принимать затяжной характер. Уже на пятый день наступления немецко-фашистское командование дополнительно перебросило под Севастополь с Керченского полуострова 4-ю румынскую дивизию, а также другие отдельные полки. И даже в этом случае Манштейн не решился продолжать наступление с севера и перенацелил удар на ялтинское направление.
Командующий СОРом Ф. С. Октябрьский в эти же дни доносил командованию Северо-Кавказского фронта, что авиация противника почти безнаказанно подавляет наши боевые порядки, что аэродромы его остаются без всякого воздействия с нашей стороны, и просил бросить фронтовую авиацию для нанесения ударов по аэродромам противника в Крыму и по войскам на направлении главного их удара.
А чтобы сорвать дальнейшее наступление врага, надо было громить именно авиацию и ударную сухопутную группировку.
Героические дела наших войск хорошо были известны в Москве. 12 июня на имя командующего СОРом Ф. С. Октябрьского и командующего Приморской армией И. Е. Петрова была получена телеграмма Верховного Главнокомандующего. Вот ее текст:
"Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли, наносящих удары по немецким захватчикам и их румынским прихвостням. Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером для всей Красной Армии и советского народа.
Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. Сталин"{41}.
Мне хочется прокомментировать отдельные слова Верховного. Заметьте, что теперь он не говорит об удержании Севастополя любыми средствами, как это было в начале ноября 1941 года. И. В. Сталин хорошо понимал, что в условиях огромного превосходства противника в силах и полного господства авиации на сухопутном фронте и на море удержать город без подкреплений и без достаточного количества боеприпасов уже будет невозможно. Поэтому он ограничивается выражением уверенности, что "славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной".
Замечу, что в последние дни обороны Севастополя в людях произошел какой-то необъяснимый перелом. Они стали настолько пренебрегать опасностью, что многие ходили во весь рост и даже при близком разрыве снаряда не хотели кланяться матушке-земле. Смелость бойцов и командиров стала переходить в лихачество. Это грозило опасностью, тут были неизбежны лишние потери. Пришлось серьезно поговорить с бойцами, внушить им, что лихачество и разумная смелость - разные вещи.
14 июня мы были у командарма И. Е. Петрова и докладывали ему о состоянии дивизии. Зашел разговор о телеграмме Сталина. Иван Ефимович сказал, что весь состав армии дерется героически, что ожесточенные бои идут за каждый окоп, за каждую высотку.
Невольно подумалось о том, как выковалось в людях такое великое упорство в борьбе с врагом. Тут сказались и особый характер советского человека, проявляющийся в дай трудные испытаний, и высокое осознание им великой ответственности за судьбу Родины, и его вера в победу, и монолитность единой семьи бойцов и командиров, и высокое их боевое мастерство.
Не добившись решающего успеха на направлении главного удара и понеся огромные потери, немецко-фашистское командование решило проводить здесь сильное огневое воздействие и сковывающие наступательные действия, а более мощный удар нанести на южном вспомогательном направлении - вдоль Ялтинского шоссе на Сапун-гору. В этих целях туда была передвинута 24-я пехотная дивизия немцев и перенацелена бомбардировочная авиация.
12 июня гитлеровцы силами трех дивизий перешли в наступление и после упорных боев захватили Камары, хутор Прокуратора и вышли на вершину горы Госфортова. Это значительно ухудшило положение обороняющихся войск. В последующие дни противник продолжал наращивать здесь усилия. Фронт наступления расширился от Госфортовой высоты на юг до моря. С нашей стороны в борьбу были втянуты 109, 388 и 386-я дивизии. Особенно сильный натиск врага был в полосе 109-й дивизии (бывшей 2-й кавалерийской, а потом 2-й стрелковой), которой командовал храбрый и хорошо подготовленный генерал П. Г. Новиков. Отдельные позиции и высотки переходили из рук в руки по нескольку раз.
В итоге трехдневных атак на ялтинском направлении противник вбил клин в оборону 386-й стрелковой дивизии и 7-й бригады морской пехоты на глубину до трех километров. Линия обороны от Камар и горы Госфортова отодвинулась на склоны Федюхиных высот, и левый фланг 109-й дивизии генерала Новикова повернул фронт борьбы на север.
15 июня противнику удалось продвинуться к Балаклавской долине. А на следующий день наши части оставили совхоз "Благодать".
В этих боях отдельные подразделения 109-й дивизии не раз попадали в окружение и каждый раз пробивались к своим, нанося противнику при этом большой урон.
Упорство и мужество защитников Севастополя вызывали восхищение всех советских людей. Газета "Правда" от 15 июня 1942 года в передовой статье писала:
"Весь советский народ, народы свободолюбивых стран & затаенным дыханием следят за ожесточенным сражением, которое ведет севастопольский гарнизон, отражая бешеные атаки врага. Фашистские разбойники делают отчаянную попытку сломить боевой дух защитников города. Военные моряки, морские летчики в тесном взаимодействии и содружестве, бок о бок с доблестной Красной Армией отражают бесчисленные атаки врага, его авиации, его танков и пехоты.
Стойкость защитников Севастополя, их доблесть - бессмертны.
На подобный героизм способны только люди, которым свобода, честь, независимость и процветание своей Родины, своего государства превыше всего, превыше жизни...
Самоотверженная борьба севастопольцев - это пример героизма для всей Красной Армии, для всего советского народа".
"Правда" в те дни печатала и некоторые сообщения зарубежных газет: "Лондон, 17 июня (ТАСС). Героическая оборона Севастополя вызывает восхищение в Англии. Агентство Рейтер указывает, что можно лишь преклоняться перед невиданной стойкостью и хладнокровием советских войск, обороняющих Севастополь, и жителей города. Несмотря на то что немцы обрушивают на город и на позиции его защитников дождь бомб и снарядов, нет никаких признаков ослабления духа моряков и красноармейцев".
А вот что писала германская "Берлинер берзенцайтунг": "Так тяжело германским войскам нигде не приходилось... Кругом свистят пули, а противника не видно. Вражеская артиллерия беспрерывно обстреливает нас. Севастополь оказался самой неприступной крепостью мира. Германские солдаты никогда не наталкивались на оборону такой силы".
Да, советские воины стояли насмерть.
Немецкое командование решило окончательно разделаться с Севастополем, поэтому подтягивало сюда новые крупные резервы.
С утра 17 июня на северном участке фронта начался новый мощный артиллерийский огневой налет, а вслед за ним перешли в наступление части 54-го армейского корпуса. Этот штурм не прекращался ни на один день и был решающим для нашей обороны.
Основное острие удара нацеливалось на 345-ю дивизию, в стык между ней и 95-й дивизией, где на маленьком участке действовали сохранившиеся подразделения 172-й.
Враг наседал. Четырем полкам с танками удалось вклиниться в позиции 95-й стрелковой дивизии и выйти к Братскому кладбищу. Положение резко осложнилось.
Из-за больших потерь мы уже не могли держать сплошной фронт обороны. Противник вышел к Буденновке, на тылы 95-й дивизии, и прижал ее к морю. Дивизия после выгодного оперативного положения, которое она занимала еще несколько дней назад, оказалась на грани катастрофы: слева - море, сзади бухта Северная, а с севера и востока - гитлеровцы. Но и в этих условиях полки сражались героически.
Стойко держались в обороне и остатки воинов 172-й дивизии.
Наш минометный дивизион попал в окружение. Пробиться через кольцо своими силами воины не могли. Тогда уполномоченный особого отдела Никифор Трифонович Волкотруб собрал человек двадцать бойцов, объяснил им положение минометчиков и поставил задачу ударить по гитлеровцам и помочь нашим выйти из окружения. И вот группа под командованием Волкотруба бросилась в атаку. Стрельба велась в упор. Окруженные минометчики в свою очередь обрушились на немцев. Кольцо врага было разорвано, и все минометчики со своим оружием вышли из окружения, забрав и раненых. Когда нам стало известно об этом, я вызвал Волкотруба, чтобы поблагодарить его, а когда спросил его, как он взялся за это отчаянное дело, Никифор Трифонович ответил, усмехнувшись:
- От безработицы. Мне, знаете ли, по своей должности, товарищ полковник, совсем нечего делать. Ни бегущих с передовой, ни трусов в полку нет. Из тылов сами идут все в бой. А людей не хватает. Значит, врага должны бить все.
Да, мы только по привычке употребляли слова "дивизия", "полк", хотя каждый понимал, что это теперь только условные понятия. Фактически остатки 172-й теперь были сведены в один батальон, в котором было всего около двухсот человек.
Командовать этим батальоном мы поручили старшему лейтенанту Ивану Зимину (до этого он был начальником штаба формировавшегося 388-го стрелкового полка), а командиром одной из рот был назначен младший лейтенант Н. И. Сотников.
Перед вечером, когда бой начал стихать, мы с Солонцовым в сопровождении старшего лейтенанта И. Ф. Литвинова и помощника командира взвода М. И. Соловьева направились в роту Сотникова, которая выдержала в этот день очень сильный натиск врага.
Подошли к первому красноармейцу - пулеметчику, у которого рука была на перевязи. Рядом с его "максимом" горка стреляных гильз. Собрались другие бойцы. От них мы узнали, что Сотников и политрук убиты и теперь их осталось только восемь человек. В ходе боя рота уничтожила более ста гитлеровцев и удержала свои позиции.
- Кто теперь командует ротой?
- Наверное, мне придется, - ответил пулеметчик. Мы пошли вдоль окопов. С болью в душе смотрели на тела погибших воинов. Много их было, очень много.
- А что это у вас раненых не видно? - спросил я у бойцов.
- Ранены-то были многие, - отозвался один из красноармейцев. - По нашей позиции ведь били шестиствольные минометы, шли на нас танки и пехота. Бой был очень тяжелый. Но никто не уходил с позиций, даже если получал ранение.
- Этим людям памятник надо здесь поставить, - сказал задумчиво Соловьев.
Литвинов уточнил:
- На каждой позиции... Все геройски сражались. Старший лейтенант имел основание так говорить, ведь он весь день был в гуще боя, получил два ранения, но оставался в строю.
Вечером 18 июня я и комиссар П. Е. Солонцов поехали на командный пункт армии. На душе у нас было тяжело.
И. Е. Петров сосредоточенно всматривался в карту. Рядом с ним за столиком сидели несколько офицеров штаба и что-то записывали в блокноты.
- Не вовремя, кажется, пришли, - тихо сказал Солонцов.
Командарм услышал эту фразу, сверкнул я нашу сторону стеклами пенсне.
- А вот и сто семьдесят вторая. Подходите, пожалуйста, к столу, пригласил он.
Я начал было докладывать о состоянии дивизии, но Петров перебил меня:
- Военному совету все известно... Людской резерв у нас еще кое-какой есть, но нет боеприпасов. А воевать надо...
Видимо, командарм понимал наше душевное состояние.
- Мучаетесь, Иван Андреевич, что сам, мол, жив, а дивизии больше нет, - повернулся он ко мне. - Все понимаю. Самому погибнуть - это легче. Но винить себя не надо. Дивизия полегла, уничтожив вдесятеро больше немцев, совершив героический подвиг. Командовать вам больше нечем. И я, к сожалению, пополнения вам дать не могу. Но все командиры дивизий пока остаются в строю. Правда, штаб фронта требует направить вас в его распоряжение. А сейчас Военный совет благодарит вас. Зайдите к Николаю Ивановичу Крылову. Может быть, он чем-нибудь поможет вам...
Комиссар Солонцов отправился к начальнику политотдела армии Л. П. Бочарову, а я - к генералу Н. И. Крылову.
Генерал Крылов еще подробнее рассказал мне о положении дел на всем севастопольском фронте.
- Все, что можно было взять в тылах и в подразделениях обслуживания, сказал он, - отправлено на передовые участки. Помочь вам резервами не могу.
С тем мы и вернулись к себе.
Комиссару Солонцову стало трудно передвигаться на костылях, поэтому на следующий день я обратился к начальнику штаба армии с просьбой разрешить ему эвакуироваться. Разрешение было дано, и 24 июня мы распрощались. Я остался без друга, с которым вместе, бок о бок воевал девять месяцев.
Считаю своим долгом и правом еще раз сказать самые добрые слова об этом человеке.
Фронтовикам известно, что дружба, скрепленная кровью в совместных боях, в тяжелой боевой обстановке, - самая крепкая.
Таких боевых друзей у меня много. Но с Солонцовым нас связывали тяжелые бои и на Перекопско-Ишуньских рубежах Крыма, и здесь, под Севастополем. Он за это время стал ближайшим моим боевым другом и помощником.
Это был настоящий коммунист, истинная партийная душа дивизии. Мне ни разу не пришлось слышать от него ссылок на авторитеты, а вместе с тем у него всегда чувствовался истинно партийный и критический подход к любому вопросу.
Мы вместе переносили все тяготы фронтовой обстановки, вместе радовались победам и тяжело переживали неудачи. Хотя характеры у нас были разные, но взгляды на все крупные и мелкие вопросы боевой деятельности всегда сходились. Я очень обрадовался, когда через год, в июне 1943 года, мы снова встретились с Петром Ефимовичем Солонцовым на фронте. Он был к тому времени начальником политотдела 58-й армии, а я начальником штаба Северо-Кавказского фронта.
* * *
В июньском штурме врага корабли уже не поддерживали огнем сухопутные войска. Но у них было много боевых дел на море. Мы видели это только у берегов Севастополя, в бухтах. Но до солдат доходят все вести. Все знали, что самолеты врага постоянно патрулируют над морем, гоняются за каждым нашим кораблем и транспортом и подвергают их атакам. Знали, что моряки воевали героически и также несли значительные потери. И все же кое-кто нет-нет да и спрашивал, почему все же не поддерживают нас огнем боевые корабли?
...Теперь на северном и южном направлениях в нашу оборону были глубоко вбиты танковые клинья, и положение обороняющихся резко ухудшилось. А между тем вся центральная группировка наших войск (25-я Чапаевская дивизия генерала Коломийца и 8-я бригада морской пехоты полковника Горпищенко) продолжала оставаться на своих позициях, так как на этом направлении враг вел только отвлекающие действия.
В ночь на 19 июня Военный совет СОРа направил И. В. Сталину, Н. Г. Кузнецову и С. М. Буденному телеграмму, в которой сообщалось, что героический Севастопольский гарнизон продолжает истреблять врага, рвущегося в город. Семнадцать суток отбивались яростные бомбо-артиллерийские удары, а затем с 7 июня пехотно-танковые атаки. За это время мы потеряли около 20 тысяч человек, враг понес потери в три-четыре раза большие, говорилось в телеграмме. Имея абсолютный перевес в танках и господство в воздухе, противник продолжает оказывать огромное давление. На ялтинском направлении вклинившийся в оборону противник пока сдерживается. Зато на северном участке он подошел вплотную к северным укреплениям, поставил под удар весь город и лишил нас возможности пользоваться бухтами Северной и Южной.
Из всей обстановки видно, что на кромке северной части бухты Северной остатки наших войск долго не продержатся.
А воины, несмотря на все эти трудности, дрались до последних сил. Их политико-моральное состояние оставалось прочным. Все были уверены, что, столкнувшись с героизмом, мужеством и упорством наших бойцов в удержании позиций, противник выдохнется, и вновь вражеские планы по захвату Севастополя будут сорваны. Именно в эти дни по всему фронту пронеслась крылатая фраза моряков: "Нас мало, но мы в тельняшках!" А пехотинцы вторили им: "Мы все севастопольцы".
Хотя рубежи на севере, по существу, были оставлены, но некоторые подразделения различных частей, до которых не дошел приказ об отходе, продолжали удерживать отдельные опорные пункты и вести бои в окружении еще несколько дней. Почти все защитники города здесь погибли.
Вечером 21 июня Военный совет СОРа доносил Маршалу Советского Союза С. М. Буденному, Наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову и в Генеральный штаб о том, что после четырнадцати суток ожесточенных боев наши войска понесли большие потери в личном составе и в материальной части, это привело к резкому уменьшению плотности боевых порядков и к необходимости ввести в бой все резервы.
Между тем немецко-фашистское командование требовало от своих войск решительных наступательных действий. И с рассветом 19 июня снова развернулись активные действия на ялтинском и северном направлениях.
В этих условиях генерал И. Е. Петров решает создать прочную оборону на последнем рубеже - на высотах Балаклавские, Карагач, Сапун-гора и Инкерманские, на которые 23-24 июня были отведены 109-я, 386-я стрелковые дивизии, 7-я, 8-я бригады морской пехоты и 25-я Чапаевская стрелковая дивизия. Одновременно на рубеже Карагач, Сапун-гора заняла оборону 9-я бригада морской пехоты под командованием подполковника Н. В. Благовещенского, находившегося до сих пор в распоряжении командующего СОРом. Николай Васильевич прошел большую школу строевой службы, опыт империалистической войны и боев на Керченском полуострове. Это был образованный и очень инициативный офицер. После окончания военного училища я попал в его непосредственное подчинение и очень многому от него научился.
Проводимые отдельные перегруппировки совсем ослабленных частей с одного участка на другой, конечно, уже не могли создать устойчивую оборону. Она начинала ломаться. А враг изо всех сил рвался к побережью. Его отдельным подразделениям удалось проникнуть к Сухарной балке, где находились одиннадцать штолен, в которых хранились артиллерийские снаряды, мины, авиабомбы. Все штольни были заминированы, их защищал гарнизон, возглавляемый начальником артиллерийского склада майором Н. К. Федосеевым. Он героически сражался с фашистами в течение двух суток.
Когда гитлеровцы вплотную подошли к штольням, майор Федосеев получил приказ командования взорвать их вместе с боеприпасами и отходить на Корабельную сторону.
Федосеев, приказав людям отойти, сам с небольшой группой остался в Сухарной балке и в ночь на 26 июня, замкнув цепь проводов, взорвал несколько штолен. Более сотни фашистов было уничтожено взрывами и завалами. А с оставшимися в живых арсенальцы вступили в бой. Осколком снаряда был сражен майор Федосеев. Но его люди все еще продолжали сражаться.
Только к исходу 28 июня врагу удалось овладеть разрушенными штольнями.
* * *
Отвлечемся немного от фронтовых событий и поговорим о некоторых чертах советского солдата.
Мне, как командиру 172-й дивизии, приходится в основном говорить о боевых делах и людях этого соединения. Безусловно, все другие дивизии, бригады в полки героически дрались с противником. В Севастополе не было слабых духом. Я не был свидетелем всех боевых событий, всех подвигов, совершенных в Севастополе. Но, повествуя о боевых делах 172-й дивизии, о ее людях, я говорю обо всех защитниках Севастополя. В чем же, на мой взгляд, заключаются характерные черты советского воина?
Прежде всего наш солдат, матрос, выполняя свою, может быть и скромную, локальную задачу на фронте, - например, обороняя свою позицию на маленьком клочке земли, - никогда не переставал думать о судьбе всей своей Родины, заботиться о ходе войны вообще. При каждой встрече мы слышали вопросы: "Что слышно о событиях на других фронтах, как там бьют немцев?"
Помню, с каким беспокойством в дни, когда гитлеровцы подошли к Москве, следили за событиями и переживали за судьбу столицы воины-севастопольцы, хотя сами были в гуще боев.
Москва в опасности! Каждый связывал свою личную судьбу, судьбу Севастополя, всей страны с судьбой Москвы и стремился всеми силами истреблять фашистов, оказывая этим помощь Родине в самое тяжелое для нее время.
А какое ликование охватило всех, когда наши войска перешли в наступление и стали гнать врага от столицы! Победа под Москвой еще больше вселила в каждого уверенность в собственных силах и надежды на победу под Севастополем. Наш солдат не думал о тех трудностях, которые переживал сам, и даже о своей жизни. Защита родной земли была единственной целью каждого воина. Я абсолютно убежден, что даже тогда, когда наши войска вынуждены были отходить, солдаты верили в победу, верили в то, что война вернется туда, откуда пришла, - в Берлин.
Взгляды и интересы нашего бойца на фронте были, если можно так выразиться, широкого масштаба. Солдат жадно тянулся к газете, делился новостями с товарищами и сам узнавал от них, что происходит в их родных краях, в тылу страны, как трудятся там для обеспечения фронта.
Советский солдат в самых тяжелых условиях не поддавался унынию, не терял присутствия духа, не поддавался панике.
Более того, отдельные фронтовые неудачи и самые тяжелые испытания делали нашего воина еще более упорным в борьбе, вызывали жгучую ненависть к врагу. Он умел переносить все тяготы и лишения, знал, что успехи противника временны, что наступит час, когда враг будет уничтожен.
Эта уверенность шла не от шапкозакидательства, а от глубокого осознания им нашего правого дела, его политической зрелости, умения быстро постигать суворовскую "науку побеждать".
Солдат, находясь в непосредственной близости от противника, лицом к лицу с ним, очень тонко чувствовал моральное состояние врага, его силу, слабые стороны, повадки и вырабатывал, искал свои собственные способы борьбы, вносил в "науку побеждать" свою человеческую мудрость и житейский опыт. Высшей доблестью считалось не только хладнокровие, мужество в бою, но и умение сражаться умно, расчетливо, смекалисто.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги