На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения

***

Диалектический материализм глаголет, что "материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях". А вера это и есть те самые ощущения, которые отражают объективную реальность, только не материального, а духовного плана. В мире науки существуют различные теории, ученые спорят меж собой не о том, кому какая теория больше нравится, а о том, какая отражает объективную реальность. Различные религии это тоже различные теории, в той или иной мере отражающие, либо вовсе не отражающие объективную реальность. Бывают ошибочные религии. И если нам предлагают доказать, что наша религия действительно есть свод объективных законов мира, то это логично.

Если мне задают вопрос, который ставит под сомнение объективность моих убеждений, я не могу просто взять и отмахнуться от него. Я просто обязан допустить, что оппонент может быть прав, а я не прав. Меня спрашивают: "А с чего вы это взяли?" Что я должен ответить? "Мне так кажется"? Или "так в книжке написано"? Или "мне так священник сказал"? Или "я в это верю"? Тогда мне обязательно ответят: "Если кажется, то это галлюцинация. В других книжках написано прямо обратное. Послушали бы вы муллу, раввина или гуру – думали бы иначе. А верить может мальчик в то, что девочка ни когда его не разлюбит".

Сколько людей утратили веру, потому что столкнулись с умными оппонентами или такими фактами, которые не смогли объяснить, исходя из своей веры. Сколько людей, сверкая пятками, убегали от полемики, позоря свою веру, или на аргумент отвечали ударом в челюсть, позоря свою веру еще больше. Я не хочу оказаться в одной из этих позиций. Я ищу ответы. Иначе я не смогу дать достаточное удовлетворение моей честности.

Мне могут сказать: ты искал смысл и удовлетворил себя самообманом. Прежнюю ложь ты обменял на новую ложь, потому что в новой лжи тебе уютнее, комфортнее. Ты придумал себе смысл, потому что тебе этого очень хотелось. И что я отвечу? А я хочу ответить на все по пунктам.

Кому Церковь не Мать…

Однажды юморист Михаил Задорнов на вопрос о своем отношении к религии сказал: "В Бога верю, в посредников – нет". Сказал, как припечатал. Сила таких чеканных формул очень велика. Как-то маленький человечек забрался на трибуну и картаво прокричал: "Мир народам, фабрики рабочим, землю крестьянам". Россия после этого 70 лет умывалась кровью и слезами. Слова Задорнова еще разрушительнее. И вот ведь что печально: их невозможно опровергнуть так же коротко и впечатляюще. Для того, чтобы развеять чары "магии простых решений" приходится выражать мысли, которые куда сложнее магических выкриков. Но что же делать? Не молчать же.

Итак, главный вопрос: нужны ли человеку посредники для общения с Богом? Нет, не нужны! Любая чистая искренняя молитва уже соединяет человека с Богом. Эта молитва может выражаться в самых бесхитростных словах, она может быть произнесена на любом языке, не обязательно на сакральном, ее можно творить в любом месте, и Бог услышит и установится связь между тобой и Творцом вселенной.

Зачем же тогда нужны священники? Так дело в том, что это совершенно не посредники. Что такое посредник? Это такая фигура, минуя которую невозможно установить с кем-либо непосредственный контакт. Производитель товара не может отдать свой товар непосредственно в торговую сеть, он вынужден действовать через посредников. Человек с улицы не может, когда захочет, зайти в кабинет к губернатору, не может просто позвонить ему и договориться о встрече. Он вынужден действовать через посредников: одни запишут или не запишут его на прием, другие потом в приемной пропустят или не пропустят его.

И вот теперь представьте себе, что вы идете к Богу, и у вас на пути стоит батюшка с растопыренными руками и ехидно заявляет: "Нет, чадо, со мной будешь договариваться. Если я не захочу, так ты к Богу ни когда не попадешь". И начинает этот зловредный поп ставить условия. И ни как его не объехать, не обойти. И Бог ни когда тебе не поможет, Он даже не узнает о твоем существовании, если не будет на то воли священника. Смешно, да? Вы над юмористом нашим посмейтесь.

Кажется, любому дураку понятно, что при обращении к Богу и для получения помощи от Бога священники при всем своем желании ну ни как не могут играть роль посредников. В чем же тогда роль священников? Это, условно говоря, лица уполномоченные Богом для оказания людям помощи.

Представьте себе такую ситуацию. Вы прямо с улицы заходите в царский дворец, проходите по всем коридорам и никто вас не останавливает, вы беспрепятственно попадаете в царские палаты, где вас ждет царь. Царь ждет вас в любое время, заранее о встрече договариваться не надо и в приемной толкаться нет необходимости. Вы излагаете царю свои проблемы, он говорит, что во всем вам поможет и эту помощь вы получите от его слуг. Вы идете к царевым слугам с грамотой от царя и получаете все, что вам велено дать. Разве слуги тут играют роль посредников?

Но вот представьте себе, что вы начинаете капризничать: "Я хочу все получить лично из царевых рук". На этот каприз вам резонно отвечают: "На то у царя люди поставлены". Вы не хотите идти к этим людям? Но ни кто бы так не стал выделываться в отношениях с царем земным. Почему же мы начинаем выделываться в отношениях с Царем Небесным? Неужели не понятно: кто презирает царских слуг, тот выражает презрение царю.

Таинство крещения открывает нам доступ ко всем другим таинствам, а в таинствах мы получаем дары Духа Святого. Это не батюшкины дары, а Божьи. Батюшка тут играет лишь роль служебную, техническую.

Конечно, некоторых батюшек иногда заносит, они начинают выставлять себя этакими "распорядителями благодати". Помню, архимандрит Тит гневно обличал диакона Андрея Кураева, на что последний резонно ответил: "Благодать Божия безусловно не равна благословению батюшки Тита". Есть такая проблема. Иные царевы слуги, привыкшие оглашать царскую волю, постепенно перестают понимать разницу между собственным словом и словом царским. Но со Своими слугами Царь Небесный разберется Сам, на нас Он такую задачу не возлагает. И жаловаться Царю Небесному на Его слуг не надо, Он, в отличие от царя земного, всегда в курсе всех проблем. А мы в любом случае должны относиться к слугам Царя Небесного с почтением, потому что этим мы выражаем почтение к Царю.

Вы все-таки не хотите идти к священникам, вам интересно, нельзя ли спасти душу без таинств? Теоретически можно, практически – мало вероятно. Да и что это за безумие? Господь предлагает вам помощь на тяжелейшем жизненном пути. И то еще не факт, что вы сумеете разумно этой помощью воспользоваться, не факт, что даже с таинствами спасетесь. А вы спрашиваете: нельзя ли без таинств, без помощи? Мы такие крутые гиганты, что и так все могём. Сущее безумие.

Итак, мы приходим к Богу не через священников, а напрямую, а Бог посылает нас к священникам. А вот Задорнова он почему-то к священникам не послал. Ну тогда я сомневаюсь, что он разговаривал с Богом. Нам юморист говорит, что верит в Бога. Но я – таки думаю, что это не правда.

Спасутся ли иноверцы?

Помню, у митрополита Кирилла (ныне – патриарха) спросили в телепередаче: "Спасутся ли иноверцы?" Владыка улыбнулся и ответил: "Да откуда же я знаю". Меня, тогда ревностного неофита, до крайности возмутил этот ответ. Как же можно хоть на минуту допустить, что возможно спасение без Христа? Потом я много лет об этом думал, сопоставлял, сравнивал различные мнения и наконец понял, что владыка был прав. Единственный правильный ответ на этот вопрос: "Не знаю". Нам не известно, как рассудит Господь.

Начнем с вопроса полегче: могут ли спастись христианские еретики, католики, например, или протестанты, которых мы теперь стали ласково называть инославными? Тут главное, что надо понять: слово "еретик" уже означает "христианин", потому что иначе это был бы уже не еретик, а иноверец. Все, кто исповедует Христа, как Сына Божия – христиане. Православная Церковь признает крещение католиков и традиционных протестантов, то есть крещенных во имя Отца и Сына и Святого Духа. Итак, они для нас – христиане. Как же мы можем полностью исключить возможность спасения христиан?

Святитель Феофан Затворник мудро сказал по этому поводу: " Не знаю спасутся ли католики без православия, а я точно не спасусь". Человек, который видит свои грехи, хорошо понимает, что даже в православии спастись не так-то просто. Исповедание веры истинной – отнюдь не гарантия спасения души. Если же еще и веру исповедовать искаженную, то спасение психологически представляется уже и вовсе невозможным. Если, скажем, человек не уверен, что дойдет до цели с грузом в 20 кг, так спросите у него, дойдет ли он с грузом 40 кг? Он обязательно ответит: "Точно не дойду". Но спросите у него: "А другие смогут дойти с грузом в 40 кг?" Он ответит: "За других сказать не могу". А "не могу сказать" означает "не исключено возможности". Может быть, другие сильнее?

То есть, спастись в католицизме гораздо труднее, чем в православии, но все же возможно. Может быть, на душу иного католика полсотни ересей, которые есть в их вероучении, не оказали существенного воздействия, как-то они в нем не привились, оказались ему психологически не близки. Одновременно, здоровый и здравый компонент католицизма, то есть компонент собственно христианский, произвел в его душе большую работу. И кого мы имеем в итоге? Православного. А вот душа иного православного, напротив, чистоты нашего вероучения отнюдь не впитала, одновременно с этим в околоцерковной, псевдоправославной среде он нахватался мнений откровенно еретических, ни когда не бывших частью церковного учения, и вот эти-то псевдоправославные мнения определили характер его религиозности. Кого мы имеем тогда? Еретика.

Вывод напрашивается страшноватый, но бесспорный. Среди католиков есть настоящие православные, а среди православных есть сущие еретики. Значит, граница между Православной и Католической Церкви не отделяет с жесткой однозначностью еретиков от ортодоксов. Понимание этого должно побудить нас как минимум к большей осторожности в оценках.

Как-то я прочитал замечательную книгу Честертона. Это еретическая книга? Если судить по Аристотелю, только так. Силлогизм выстраивается безупречный. Честертон – католик, католицизм – ересь, следовательно, Честертон – еретик. Но в православии "Аристотель" частенько не срабатывает. Честертон проповедует не католицизм, а чистое христианство. Мне не удалось обнаружить в его книге ни каких признаков ереси. Возможно, некоторые отклонения от православия я у него просто не доглядел, у меня не самый зоркий глаз на свете. Вполне допускаю, что книга Честертона – не самый чистый образец ортодоксии. Но тогда у меня следующий вопрос: блаженный Августин – православный? Ну кто же в этом сомневается? Имя блаженного Августина мы находим в списке православных святых. Его "Град Божий" сейчас издают православные издательства. Он жил задолго до разделения Церквей, так от чего же он не православный? А дело в том, что в трудах блаженного Августина есть значительное количество очень серьезных богословских ошибок, причем таких, которые содержат зерна будущих католических ересей. Блаженный Августин – классический носитель того типа западного, латинского мировосприятия, которое и породило католицизм. Но мы говорим по этому поводу: "Да, у блаженного Августина были ошибки, мы его ошибок не разделяем, но считаем его своим. Кто не ошибается?» Вполне согласен с этой точкой зрения, но ведь Гилберту Честертону, Франсуа Мориаку и Жоржу Бернаносу, то есть католическим авторам ХХ века, мы не простим и десятой доли ошибок блаженного Августина. Мы тут же возопим: ну вот же, смотрите, у них ересь просто из ушей прет. Нельзя православному человеку такое читать.

Так в чем же принципиальная разница между бл. Августином, св. Амвросием Медиоланским с одной стороны и Честертоном, Мориаком, Бернаносом – с другой стороны? Да в том, что одним посчастливилось умереть до разделения церквей, а другие родились уже после. А ведь книги их могут быть исполнены одного духа, то есть не совсем нашего, но все же нашего. Не факт, что это так, но надо разбираться, а не судить исключительно по формальному признаку.

А Бернара Клервосского допустимо ли считать святым? Формально – не допустимо. Какой он святой, если он еретик? Но вы прочитайте его житие, и вы увидите святого. Может быть, что-то в его житии покажется вам диким? И вы скажете: вот он, безобразный лик католицизма. А в житиях православных святых ни что и ни когда не казалось вам диким? Св. бл. князь Андрей Боголюбский разорил Киев со всеми его святынями. Св. бл. князь Александр Невский резал своих, чтобы угодить татарам. На ересь это невозможно списать, князья-то православные, значит надо их жестокость тонко объяснить с православной точки зрения. А жестокость Бернара Клервосского объяснять не надо, нам легко интерпретировать ее, как естественное следствие того, что он пребывал в католической ереси.

Я искренне считаю наших благоверных князей святыми, но я думаю, что к "чужим" надо относиться с таким же внимание и пониманием, и тогда может оказаться, что значительная их часть вовсе не чужие для нас. На вопрос о том, был ли св. Бернар Клервосский святым, правильный ответ: "Не знаю". Нет у нас достаточных критериев для ответа на этот вопрос.

А иногда эти критерии есть. Католики, которые уже в ХХ веке приняли смерть за Христа в Индии – святые. Такую смерть Господь дарует только настоящим христианам. Вы понимаете, что это значит? Католики-мученики принадлежали (и принадлежат!) к Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Сие бесспорно, ибо засвидетельствовано кровью. А ведь при их жизни многие православные ткнули бы в них пальцем – еретики. Сколько из "ткнувших пальцем" лишь формально православные, а по сути – еретики? Сколько еще своих среди чужих и чужих среди своих? Я отнюдь не уравниваю в достоинстве Православную Церковь и еретическое сообщество. Я лишь призываю к максимальной осторожности при оценке конкретных личностей.

Размышляя о последних временах, я как-то подумал, что при Антихристе уже не будет иметь значения, к какой именно из конфессий принадлежит христианин. Не будет больше ни православных, ни католиков, ни протестантов. Останутся лишь сохранившие верность Христу и предавшие Христа. Даже догматические различия, которые я считаю сверхважными, тогда уже не будут иметь значения. Ведь искажения догматов страшны не столько сами по себе, сколько тем, что в перспективе проводят к страшным искажениям духовности. Но когда всей земной перспективы останется на год – два, можно будет позволить себе роскошь уже не думать об этом. Тогда появится абсолютный, бесспорный критерий того, чью душу ересь изуродовала, а чью так и не смогла, кто и в еретическом сообществе сохранил внутреннюю верность Церкви.

Я убежден, что среди сохранивших верность Христу, большинство составят православные, но будут там и католики, и даже протестанты. Антихрист вытянет к себе, к своему престолу, всю гниль из каждой конфессии, а чистые остатки всех конфессий сольются в единую Церковь. Этим и объясняется то, что в последней книге моей трилогии "Рыцари былого и грядущего", где речь идет о временах Антихриста, последние православные монахи встречают последних рыцарей-тамплиеров, как своих. Монахи знают, что если бы тамплиеры были чужими, они ушли бы к Антихристу.

На днях прочитал повесть об Антихристе Владимира Соловьева и был поражен тем, что он пишет о том же самом. Антихрист, сам того не желая, соединит чистые остатки всех конфессий в единую Церковь. Впрочем, я совершенно не согласен с Соловьевым в том, что Католическая и Православная Церкви уже и сейчас внутренне едины, осталось лишь добиться внешнего единства. Меня удивило, что такой глубокий мыслитель с таким поразительным легкомыслием игнорирует наши догматические расхождения. Говоря о противоречиях между нашими Церквями, он вообще не упоминает о догматике, словно полагая ее суммой пустяков. Нет уж, батенька, до тех пор пока у нас нет абсолютного критерия отделения чистых от нечистых, мы вынуждены ориентироваться на чистоту догматики. Мы вынуждены считать каждого православного православным, до тех пор пока не доказано обратное, а каждого католика – еретиком, пока не доказано обратное. Хотя иногда так хочется доказать, что иной католик – отнюдь не еретик.

А вопрос о возможности спасения для иноверцев еще более сложен. Легко сказать, что без Христа спастись невозможно. Это так, но ведь, может быть, иные нехристиане – со Христом, даже если сами о том не подозревают. Почитав тексты некоторых суфиев, я был поражен их внутренней, глубинной православностью. Далеко не все православные так глубоко понимают свою веру, как эти суфии. Так и хочется сказать, что высокие истины веры были открыты этим суфиям Духом Святым. Остерегусь от однозначных заключений, но вопрос бесспорно возникает.

Мы, порою, рассуждаем слишком линейно и примитивно. Праведники дохристианской эпохи безусловно спасли свои души. Ведь тогда еще не было Христа, они в этом не виноваты. А вот теперь, когда Евангелие проповедано по всей земле, когда каждый имеет возможность принять Христа, без Христа спастись уже невозможно. А понимаем ли мы, о чем говорим? Мы, выросшие в православной стране, едва душа испытывает порыв к Богу, принимаем именно православие только потому что оно – рядом. А человек – выросший в исламской стране, где вся жизнь в мельчайших деталях строится на шариате? Он даже дышит по шариату. Да, конечно, этот человек слышал, что где-то рядом есть христиане, но что для него значит пойти к ним и стать одним из них? Это значит, отречься от своих родственников и стать для них предателем, отречься от своего народа, от многих поколений своих предков, отречься от своей культуры, от всех своих привычек, отречься фактически от самого себя, от своей личности, сформированной исламом. Возможно ли это? Да, возможно. Но это такой высокий подвиг веры, на который способен, может быть один человек из миллиона. Для обычного среднего человека это совершенно не посильно. А мы, обычные средние православные люди, отнюдь не совершившие ради православия такого подвига, высокомерно говорим мусульманам: "Ведь вы же имели возможность принять Христа. Вы сами не захотели. Вот и будете гореть в аду". Ну не бессовестно ли?

А представители диких африканских племен? Все они тоже будут гореть в аду только потому что в сотне миль от них жил христианский миссионер, и они имели возможность принять крещение? Вот если бы они жили две тысячи лет назад, когда миссионера не было, тогда некоторые африканские праведники могли бы спасти свои души, а теперь – фигушки. Халява кончилась.

Надо признать, что для нескольких миллиардов землян в наши дни возможность принять христианство является лишь формальной, фактически они этой возможности лишены, так же, как и люди, жившие до Христа. У иных эта вероятность может составлять лишь один шанс из тысячи. Неужели человеку гореть в аду, только потому, что он этим шансом не смог воспользоваться, хотя жил по закону совести? Наша православная совесть может принять такую версию? Если мы сделаем робкое предположение, что Христос предусмотрел для них некую возможность спасения души, не связанную с христианством? С самим-то Христом может быть и связанную, если эта возможность исходит от Него? Предположим, я сделал такое предположение. Надо ли меня на этом основании объявлять еретиком?

"Кому Церковь не Мать, тому и Бог не Отец". Я в этом твердо уверен. Я не сойду с этой точки зрения, потому что это было бы для меня полным мировоззренческим крахом. Но у меня возникают вопросы, связанные с радиусом действия этого утверждения. Оно явно в первую очередь касается еретиков и раскольников, которые покинули Церковь. Если в Церкви человек родился для духовной жизни, а потом покинул свою Мать, то неужели он думает, что Бог остался ему Отцом? Но если человек родился в Аравийской пустыне, ни когда не знал Церкви, но всегда искренне стремился к Богу, вам не кажется, что это другая история? Он ведь не враждует на Церковь, не предает ее, не отрицает. Он просто ее не знает. Ислам не учит любви, он учит покорности, а в сердце этого аравийца живет любовь. Разве это в нем не от Бога? Иной мусульманин почему-то чувствует и дышит, как христианин, явно научившись этому не у ислама. Он не принадлежит Церкви, но рискнете ли вы однозначно утверждать, что в его сердце нет Бога?

Меня пугают эти мои мысли. Не поддаюсь ли я соблазнам ложного гуманизма, пытался быть добрее Бога? Из этого соблазна выросло много ересей. Одни отрицают Ветхий Завет – на их вкус это слишком жестокая книжка, а Бог, дескать, не может быть таким жестоким. Другие говорят, что адские муки обязательно прекратятся, потому что иное противоречило бы милосердию. Третьи вообще считают, что ад – это такая метафора, а на самом деле после смерти всем будет хорошо. Нет, я не любитель распускать розовые слюни, я не берусь рассуждать о милосердии Божием, и уж тем более не склонен создавать какие-то свои теории. Но ограниченные, высокомерные фанатики, твердо уверенные в том, что ни кто кроме них спастись не может, это тоже не моя кампания.

Итак, спасутся ли иноверцы? Да откуда же я знаю?

Хорошие люди без Бога?

Вот живет человек без Бога. Не враждует на Бога, нет, и к верующим относится уважительно, но сам и мысли не допускает, что Бог может существовать. Он вообще добрый человек, всем старается помочь и удружить и ни каких больших грехов не совершает даже без угрозы адских мук. Но по-нашему получается, что он будет гореть в аду.

Среди своих знакомых я мог бы назвать несколько таких людей. Я всегда знал, что любой из них по-человечески лучше меня. Мне требуется усилие для того, чтобы не злиться, не осуждать других людей, чтобы придти кому-то на помощь, и ох как не часто эти усилия приводят к надлежащим результатам. А они и без усилий гораздо добрее меня. Я всегда был довольно жесток, оправдывая себя тем, что этого требуют честность и справедливость. А они и честны, и справедливы, и жестокости в них нет.

Но я – с Богом, а они – без Бога. Они совершили свой вполне сознательный выбор – жить без Бога. Значит, я имею надежду на спасение души, а они такой надежды не имеют. Я еще может быть и попаду в Царство Небесное, а им гореть в аду со всей неизбежностью.

Вроде бы я все правильно излагаю? Но почему-то мое нравственное чувство ни как не может с этим смириться. Неужели нормальные добрые люди, которые прожили жизнь по совести, обречены на ад? Даже самое спокойное и не слишком мучительное место ада – это ведь все равно ад. Так ли это на самом деле? Может быть, мы ошибаемся? Неужели возможно не задавать себе этих вопросов? Неужели возможно вот просто так взять и удовлетвориться бесхитростным разъяснением батюшки относительно того, что неверующие попадут в ад?

Нет, я не спорю с Церковью, ни когда не спорил, и никогда не буду спорить. Не хватало мне ко всем моим грехам еще и ересь прибавить. И вообще я не склонен к ереси и не люблю суемудрия. Умники, у которых по каждому церковному вопросу есть свое мнение, выглядят в моих глазах весьма подозрительно. И все же… Хорошо ли это, спокойно и бестрепетно, а то еще и с глубоким внутренним удовлетворением, принимать то утверждение, что всем атеистам уготован ад? Может быть, нас это даже радует? Тогда чего же стоит наша вера? Мы сами-то уверены, что мы на самом деле с Богом, если чье-то несчастье нас ни сколько не трогает, а то и вызывает злорадство?

Я много думал об этом, и мне кажется, что тут надо очень многое учитывать. Во-первых, стоит спросить, а можно ли вообще быть хорошим человеком без Бога? Все добро в этом мире от Бога, а без Бога-то какое может быть добро? Может быть, иной добряк-атеист только выглядит таким, а на самом деле у него в душе змеи ползают? Саму возможность существования атеистической нравственности можно поставить под большое сомнение. Если Бога нет, объясните мне, почему воровать не хорошо? Ведь это же очевиднейшим образом выгодно и полезно для того, кто ворует. И если Бога нет, то почему я должен думать о других больше, чем о себе? Атеистическая нравственность нелогична. Она не объясняет, почему человек не должен совершать дурных поступков. "Если Бога нет, то все позволено" – вот это как раз вполне логично.

Но если мы честно посмотрим вокруг себя, то заметим, что эта логика опровергаема опытом. Мы найдем не мало людей, которые на самом деле живут честно, хотя и не верят в Бога. Они вообще не думают о том, что это не логично. Они не воруют просто потому, что "воровать не хорошо". Звучит глупо, потому что ни на чем не основано, так и что? Ведь не воруют же. Иного верующего только страх перед Божьей карой и удерживает от воровства, даже с большим трудом удерживает, а рядом атеист не ворует безо всякого напряжения, и соблазна не испытывает, потому что имеет странное и крайне нелогичное отвращение к плохим поступкам. Он и жене не изменяет "потому что это не хорошо". И не мучайте вы его вопросом: "Почему не хорошо?" Он не ответит. Нехорошо и все. Глупо? Да. А человек-то честный.

Чтобы мы не говорили, а надо признать бесспорный факт: иные неверующие куда нравственнее иных верующих.

Эта нелогичность объясняется довольно просто. Божьи заповеди закрепляются в народе на уровне ментальности, они становятся национальной традицией. Потом значительная часть людей перестает верить в Бога, но остаются и ментальность, и традиции. И вот многие атеисты продолжают жить честно просто потому что "так принято". То есть православные предки продолжают оказывать большую услугу современным атеистам. Но как человек может остаться порядочным по одной только привычке, если ему Бог не помогает? Да в том-то все и дело, что помогает. Если бы Бог помогал только тем, кто верит в Него, этот мир не смог бы существовать. Бог не отвергает отвергающих Его, так же как и солнце греет одинаково и грешных, и праведных. Атеисты думают, что они без Бога, а Бог на самом деле с ними.

Вот отсюда и вытекает главная сложность в понимании этого вопроса. Если Бог продолжает заботиться о тех, кто в Него не верит, а они даже и без веры в основном соблюдают Божьи заповеди, тогда почему бы Ему и не взять их в Царство Небесное? Легко сказать: вы сами выбрали жизнь без Бога, как же Бог после смерти может взять вас к себе? Можно ведь ответить: а как же Он при жизни не оставляет своими заботами тех, кто Его не признает? Может быть, Он их и после смерти не оставит?

Как-то наш батюшка сказал: "После смерти верующие будут судимы по Закону Божьему, а неверующие – по закону совести". Вот то-то и оно. Нельзя судить людей по тому закону, которого они не знали. И над неверующими будут произнесены очень разные приговоры. Серийный убийца и воинствующий безбожник окажутся совсем не там, где добродушные и относительно нравственные атеисты. Но мы обычно понимаем это в том смысле, что и в аду могут быть самые страшные и не самые страшные места, а вопрос о том, может ли атеист попасть в рай, остается открытым.

Тут многое зависит от того, как понимать ад и рай. Отличаются ли принципиально самое лучшее место в аду и самое худшее место в раю? Может быть, там, как на шкале Цельсия: ад – это "минус", а рай – это "плюс"? Тогда понятно, что -1˚С и +1˚С – принципиально не отличаются, это почти одна и та же температура. Если так, то нравственное чувство успокаивается: самые лучшие из атеистов будут помещены при -1˚, а самые худшие из верующих при +1˚. Это без малого одни и те же условия.

Потом, думаю, нет, не может быть. Ведь в раю люди будут с Богом, а в аду – без Бога. Это принципиально, качественно, а не только количественно различные реальности, тут разница не в пару градусов. И опять – нет. Ведь даже в аду некоторое присутствие Божие все-таки сохранится, потому что совершенно без Бога даже ад не может существовать, так что качественного различия может и нет. Известно, что в Китае – тепло, а в Сибири – холодно, но на обоих берегах Амура, то есть в Южной Сибири и Северном Китае – примерно одна и та же температура. Может быть, самые приближенные к Богу области ада и самые удаленные от Бога области рая отличаются не более, чем Северный Китай и Южная Сибирь? Не знаю. Надо быть полным идиотом, чтобы считать себя знающим ответ на такой вопрос. Значит, на этом предположении ни какой уверенности не построить.

Еще тут важно понимать принципиальную разницу между нравственностью и духовностью. Высоконравственный человек может быть абсолютно бездуховным. А духовный человек далеко не всегда является эталоном нравственности. Духовность – это то, что связывает человека с Богом, это по сути религиозность, это порыв души к высшей силе мироздания. Атеисты лишены этого порыва, они бездуховны, даже если не совершают плохих поступков, то есть они принципиально ущербны, и то что их посмертная участь незавидна, тогда уже не кажется чем-то противоречащим милосердию и справедливости. У самых лучших атеистов души плоские, лишенные третьего измерения, на что же им надеяться? Воздержанность от плохих поступков – далеко не все, что хочет от нас Бог. Бог зовет своих детей к Себе, а некоторые не идут. Разве это хорошие дети, даже если не воруют и не блудят? А вот "блудный сын", хоть и грешный, но все же пришел к отцу. Это же главное!

Но что значит "верующий"? Вера – это дар Божий. Почему Бог подарил мне веру, а другим – не подарил? Я заслужил? Нет. Я – лучше других? Сто раз нет. Я сплошь и рядом вижу, что люди, не имеющие веры, все же лучше меня. Так почему же Бог дал мне веру, а им – нет? Я понял. Потому что я хотел иметь веру, а они – нет. Каждый получил не то, что заслужил, а то, что хотел. Я очень хочу быть с Богом, хотя в моей жизни все соответствует поговорке: "Рад бы в рай, да грехи не пускают". А ведь у них и грехов меньше моего, но они к Богу не хотят, так за шиворот их что ли тащить? Какое же им тогда Царство Небесное, если они не хотят туда?

И все же… Что есть основа православной духовности? Любовь. Человека, который не умеет по-настоящему любить, нельзя назвать по-настоящему православным. И вот я вижу, что мои милые атеисты, кажется, и любить умеют лучше, чем я. Для них естественно то, что я насаждаю в своей душе искусственно и без большого успеха. Неужели получается, что эти атеисты православнее меня? Вот ведь ужас.

А мало ли случаев, когда человек приходит к вере в самом конце жизни? Булат Окуджава, например, крестился на смертном одре. Он прожил жизнь вне Церкви, но можно ли твердо быть уверенным, что он прожил жизнь без Бога? Ведь такую хорошую смерть Бог не каждому дарует, она не может быть итогом плохой жизни.

И вот смотрю я на иного атеиста и думаю: я – православный, то есть – правильный, а он – безбожник, то есть неправильный. А что если в конце жизни я утрачу веру, а он наоборот – приобретет? И предстанем мы пред Богом, он – православным, а я – безбожником.

Итак? Мы вернулись к тому, с чего начали. Я не знаю, может ли иной человек, отрицающий бытие Божие, все же попасть в Царство Небесное. Зачем же я поднял этот вопрос, если у меня нет ответа? Мне кажется, очень важен сам вопрос. Отнюдь не чувствую себя способным совершить "религиозное открытие", из такого желания родились все ереси, а я, может быть, в одном только и не грешен – к ереси склонности не имею. Но если мы терзаем себе душу, размышляя о судьбе хороших людей, вряд ли это может нашей душе повредить. Не торопитесь только выносить окончательные суждения.

Таинственный Мелхиседек

"Раньше люди верили во многих богов, а потом стали верить в Единого Бога. Непонятно, почему этот Единый Бог так долго нами не интересовался?" Мне не раз приходилось сталкиваться с такими суждениями, я находил их и в собственной голове, когда еще считал себя атеистом. В самом деле кажется странным, что Творец так долго Себя не открывал, и все народы земли исповедали многобожие, а потом вдруг неожиданно пришли к пониманию того, что надо молиться Единому Богу. При такой постановке вопроса, монотеизм выглядит выдуманным, изобретенным. Монотеизм как бы в большей степени отвечает потребностям человеческого сознания, когда оно переходит на новый уровень развития.

Что в этих мыслях не так? Не так самое главное. Нам вбили в голову, что политеизм первичен по отношению к монотеизму. Дескать, первобытные люди обожествляли силы природы, придумывая множество богов, а потом люди начали ставить перед собой вопросы все более сложные, в том числе и нравственные, и только тогда "придумали единого Бога". Это не правда. Реальная схема такая: сначала люди верили в единого Бога, потом о Нем забыли, а потом к Нему вернулись.

Понятно, что Адам и Ева были монотеистами. Они не были верующими. Они были знающими. Удостоившись прямого богообщения, они не имели возможности усомниться в существовании единого Бога. Их прямые потомки так же не имели необходимости верить, они знали о существовании Бога, потому что были знакомы с теми людьми, которые лично были знакомы с Богом.

Но поколение уходило за поколением, и монотеизм начал понемногу ослабевать. Из живого знания он для многих начал превращаться в абстрактную идею, в которую можно верить или не верить. Конечно, каждому религиозному человеку и тогда было открыто богообщение, так же как и в наши дни. Мы обращаемся к Богу, Бог обращается к нам, только надо услышать Его. Но это уже где-то в глубине души, это не громкий голос с неба, который слышат все и при всем желании не могут не слышать. Когда богообщение перестало быть прямым, многое начало зависеть от желания человека: хочу – слышу Бога, не хочу – не слышу и делаю вид, что Его нет, а потом уже и уверенность обретаю в том, что нет ни какого Бога.

Бог – строгий Отец, Он часто говорит нам то, что слушать неприятно. Он часто предлагает нам делать то, что нам совсем не хочется делать. Если Отец говорит: "Пойди туда и сделай то" – попробуй не послушаться. А если Отец говорит по телефону? Так и хочется сказать: "Не слышу. Связь плохая". А может быть лучше трубку не брать? А не лучше ли вообще сломать телефон? Так люди постепенно утратили связь с Богом. Ну и, как всегда в таких случаях бывает, ребенок, освободившись от обременительной заботы Отца, попадает под влияние дворовой шпаны. Так появился политеизм. Многочисленные боги-хулиганы сразу же предложили расшалившимся людишкам "бочку варенья и корзину печенья". Они потакали человеческим страстям, слабостям, самым низменным желаниям. С ними было весело. Пока не приходили страдания. Но связь между вчерашним весельем и сегодняшними страданиями еще надо установить. И сделать выводы. И изменить жизнь. А неохота. Монотеизм – штука очень трудная. Надо добровольно взять на себя тяжелые обязанности. Желающих становилось все меньше. Но! От Адама до потопа монотеизм ни когда не исчезал, и Ной это засвидетельствовал.

После потопа все началось сначала. Многобожников больше нет. Ни Ной, ни его близкие не могли сомневаться в существовании единого Бога, если Он спас их от потопа. Но монотеизм опять начал ослабевать, что не удивительно, если даже один из сыновей Ноя оказался хамом. Опять начал развиваться упрощенный, облегченный, куда более приятный вариант религиозности – многобожие, язычество.

Что было от Ноя до Авраама? Да ведь мы толком-то и не знаем. В Библии выдумок нет. Моисей ни чего не сочинял. Он рассказал то, что знал, а знал он далеко не все. Мы не имеем почти ни каких представлений о монотеизме до Авраама.

И вот тут у нас возникает соблазн сказать, что "Единого Бога придумал Авраам", а до этого ни какого монотеизма не существовало. Но это совершенно ни на чем не основанная гипотеза. Вообще, крайне наивно объявлять несуществующим то, о чем у нас нет информации. Это не научный подход. А у меня нет сомнений в том, что вера в единого Бога существовала непрерывно от Адама до Авраама, иногда ослабевая, иногда почти исчезая, но ни когда не исчезая полностью. Светильник Авраама лишь позволил вспыхнуть монотеизму новым пламенем, которое с тех пор ни когда не угасало, от которого по всей земле загорелось великое множество светильников, и об этом всем хорошо известно. Авраам, можно сказать, родоначальник "исторического монотеизма", то есть монотеизма исторической эпохи, периода человеческой истории, который довольно неплохо известен и запротоколирован. Монотеизм до Авраама – доисторический, поскольку не является объектом исследования исторической науки по причине отсутствия информации.

На чем же основана уверенность в существовании доисторического, доавраамического монотеизма? Ну, во-первых, эта уверенность не противоречит ни каким данным объективной науки. Во-вторых, мы исходим из того, что существование Творца есть факт вполне научный, а то что разумным творениям было известно о Творце, это как минимум, наиболее вероятно, а то, что это знание могло полностью исчезнуть – как раз наименее вероятно. Все люди до единого ни когда не могли полностью забыть о Боге, настолько значимая для системы информация не могла исчезнуть бесследно.

Но есть ли хотя бы косвенные намеки на существование доавраамического монотеизма? Есть! Авраам уже постиг Бога, уже открыл Его в своей душе, и Бог уже открылся ему, и Бог уже руководил им, и вся большая семья Авраама приняла это руководство, и вот Авраам встречает… Мелхиседека, священника Бога Высшего. Царя – священника. Удивительный факт! Авраам узнал о Боге не от Мелхиседека, и Мелхиседек узнал о Боге не от Авраама. Авраам еще пребывал в язычестве, а Мелхиседек уже служил Богу. И не в одиночестве он ему служил, поскольку был царем, так что и его подданные явно были поклонниками Бога Вышнего. Вот подтверждение того, что монотеизм существовал до Авраама и независимо от Авраама.

А откуда сам Мелхиседек узнал о Боге? А не известно. Вполне логично предположить, что от своего предшественника, такого же царя – священника. Возможно, Ноя и Мелхиседека связывает непрерывная цепочка богознания. Вряд ли Мелхиседек был таким же богоискателем, как Авраам. Авраам – религиозный гений, такие люди по два в одну эпоху не рождаются, в этом просто нет необходимости, а Бог бессмыслицы не творит. По всему похоже, что Мелхиседек – наследник традиции доавраамического монотеизма. Один из наследников. Сколько их еще было, о ком мы ни чего не знаем? Да ведь и про Мелхиседека мы не знаем ни чего. На страницах Библии он появляется ни откуда и исчезает в никуда. По каким-то причинам ему не суждено было стать родоначальником исторического монотеизма. Цари того времени правили очень небольшим количеством подданных. Может быть, подданные Мелхиседека вскоре все погибли в одной из бесчисленных войн или каким-то образом были рассеяны и уже не могли передавать свою традицию дальше? И в это самое время Бог "воздвиг Авраама", который зажег новый светильник, когда еще горел старый, которому уже не долго было гореть.

То, о чем мы говорим, основано на свидетельстве Библии. Конечно, могут спросить, откуда у нас такая уверенность, что эта книга отражает объективную реальность? Есть у нас доказательства того, что там написана правда? А мне хотелось бы спросить: "А у вас есть доказательства того, что параллельные прямые ни когда не пересекутся?" Вы уже видите, как лукавые уста рационалиста расплываются в снисходительной улыбке: "Ну это ж аксиома, она не требует доказательств". Во как! Наука всегда и все требует доказывать, но в науке всегда и неизбежно существуют такие утверждения, которые принципиально невозможно доказать, которые приходится принимать без доказательств, иначе ни какой дальнейший процесс доказывания невозможен. Это аксиомы. В религии так же, как и в науке существуют аксиомы. То, что в Библии написана правда – это наша аксиома. Если мы не примем ее без доказательств, ни какой дальнейший процесс доказывания не будет возможен. А теперь попробуйте сказать, что это не научный подход.

Жестокость Ветхого Завета

Многие верующие, решив наконец прочитать Ветхий Завет, испытывают шок, как минимум – замешательство. Настолько здесь все не похоже на Новый Завет. Прежде всего поражает жестокость. И не человеческая жестокость, а жестокость Бога (Господи, прости).

Достаточно вспомнить, что произошло после того, как евреи воздвигли золотого тельца. Бог повелел Моисею уничтожить всех вероотступников, ставших на путь идолопоклонства. Воины Иисуса Навина вырезали три тысячи человек своих. Еще вчера они делили с ними горе и радость, а сейчас они их резали, резали, резали. Не дрогнули. Выполнили свою работу. Что было в душе у воинов Иисуса Навина? Вот ведь вопрос.

В истории вообще не много примеров такой резни. Но вот эта резня была совершена по прямому приказу Бога. То что идет напрямую от Бога, является абсолютным благом. Так вот спросите себя, в состоянии ли вы признать абсолютным благом одновременное убийство трех тысяч человек? Не в состоянии? Тогда у вас два выхода. Либо вы встаете на путь отрицания Бога, заявляя, что нам такой бесчеловечный Бог не нужен, либо вы отрицаете, что эта резня была совершена по Божьей воле. Но тогда вы встаете на путь отрицания Библии. А поскольку для православных вся Библия целиком есть Священное Писание, то отрицая Библию, вы перестаете быть православным. Вам предстоит совершить страшный выбор.

А ведь были православные, которые не выдерживали необходимости сделать этот выбор. Жил в начале ХХ века хороший православный человек – князь Николай Жевахов. Князь был человеком глубоко церковным и как мог старался служить Церкви. Его трудами, например, был канонизирован святитель Иоасаф Белгородский. Или, было дело, ездил князь по фронтам первой мировой с чудотворной иконой – своего рода духовный подвиг. Но вот жестокость Ветхого Завета ни как его душа не принимала. Думал, думал князь и пришел к выводу, что Бог Ветхого Завета – на самом деле Сатана. С этого момента князь перестал быть православным, хотя, похоже, не многие это заметили. И сам князь продолжал считать себя из православных православным. И доныне его книги издают православные издательства.

Не могу я этого понять. Православие нельзя принимать по частям, выбирая только те фрагменты, которые понравились. Его можно или целиком принять, или целиком отвергнуть. Ведь в данном случае речь идет не о частном богословском мнении, на какие и ваш покорный слуга весьма горазд. Речь идет о самих основах нашей веры – о Священном Писании. Ведь если отцы Церкви считают Ветхий Завет неотъемлемой частью Священного Писания, а ты считаешь, что Бог Ветхого Завета – Сатана, тогда ты считаешь всех святых отцов сатанистами. Ну тогда иди на фиг, создавай свою церковь, как же ты можешь оставаться среди православных?

Вообще, если ты делаешь вывод, надо здраво оценивать его последствия. Ведь тогда получается, что Авраам, Исаак и Иаков поклонялись Сатане. И царь Давид, и пророк Исайя тоже сатанисты. И 10 заповедей – от Сатаны. А Христос, который не раз выражал почтительное отношение к ветхозаветному закону? До каких страшных кощунств должен был дойти православный князь Жевахов, если бы стал развивать свою мысль? Да не поддадимся этому соблазну.

И сейчас для многих православных чтение Ветхого Завета является тяжелым испытанием. Но это испытание надо пройти. Надо помнить: тот кто отрицает Ветхий Завет, уже не является православным. Тут, собственно, речь идет о том, что мы всегда должны принимать волю Божию, насколько бы страшной и непонятной она нам не казалась. Как Авраам готов был принести в жертву Богу сына, так мы должны быть готовы принести в жертву Богу весь свой "гуманизм". Лучше непонятное оставить непонятным, но не становиться на путь отрицания. Или постараться понять.

Что можно сказать по поводу той резни, которую устроил религиозный спецназ Иисуса Навина? Во-первых то, что в разные эпохи у разных народов планка жестокости может быть установлена на очень разной высоте. То что нам сегодня кажется крайней степенью изуверства, тогда могло восприниматься, как нечто вполне обычное. Наши православные предки пороли детей до крови иногда даже без большой вины, скорее для профилактики. А мы уже не станем. Но неужели вы думаете, что мы хоть чуть-чуть добрее своих предков, что в наших сердцах больше любви к своим детям? Да ни чуть не бывало. Просто изменились представления о допустимом.

Или то, что современному чечену кажется нормой, нам представляется садизмом. Но чечен, отрезающий уши поверженным врагам, а потом делающий гирлянды из ушей, отнюдь не садист. Просто у него древние представления о допустимой степени жестокости. Древность крови не боялась. И доныне для чечена разделка человеческого трупа ни чем принципиально не отличается от разделки барана.

Так вот эпоха Моисея была очень жестокой. Тогда не повергало в ужас то, что повергает в ужас нас. Чем собственно была эта резня? Люди совершили тяжкое преступление и понесли заслуженное наказание. Нас это ужасает, но современников это, вполне возможно, ни сколько не ужаснуло. Все по правилам.

Конечно, жестокостью эпохи можно объяснить действия Иисуса Навина и его ребят, но не саму Божью волю. Это наши представления о допустимой жестокости меняются со временем, а ведь Божьи представления неизменны. Это Бог так решил, а не Навин. Но дело в том, что Бог говорит с людьми на том языке, который им понятен. Бог не обращается к нам на языке древних и уж тем более Он не обращался к древним на нашем языке. Так вот в ту эпоху люди ни какого языка, кроме языка массовой резни просто не поняли бы. Они не смогли бы по-настоящему прочувствовать ситуацию, не сделали бы надлежащих выводов. Они понимали только язык силы. Они просто не в состоянии были следовать за Богом, который не карает отступников со всей беспощадностью.

Знаете почему это еще не укладывается у нас в голове? Вина иудеев, воздвигших золотого тельца, не кажется нам слишком большой. Мы признаем, что она была достойна наказания, но не такого же сурового. Вот если бы те иудеи пожирали младенцев, в наших сердцах ровным счетом ни чего не дрогнуло бы от известия, что они были поголовно истреблены. Мы тоже умеем быть жестокими и еще куда более жестокими, чем древние, но по другим поводам. А тут – всего лишь изменение религии. Наша либеральная эпоха разводит руками: ну не убивать же за это.

А вот тогда люди прекрасно понимали, что любое преступление – пустяк, по сравнению с отречением от Бога. Поэтому они понимали смысл Божьей воли. Евреи были тогда единственным на земле народом, знавшим Бога истинного. Если бы они утратили веру в Него, в существовании человечества уже не было бы ни какого смысла. И нам ведь смерть трех тысяч человек не показалась бы слишком большой жертвой, если бы мы понимали, что речь идет о спасении планеты. А ведь тогда вопрос стоял именно так. Речь, мне кажется, тогда даже не шла о наказании вероотступников, а о спасении народа. Вероотступники – духовно-прокаженные, если бы Бог не изъял их из среды народа, то погиб бы весь народ. Духовно погиб, зараженный идолопоклонством. А ведь Бог для того и создал этот народ, чтобы он хранил веру в Него. Без этой веры в евреях не было ни какого смысла, а без евреев на тот момент не было смысла в человечестве.

Если бы мы только понимали, что важнее религии нет ни чего на свете, тогда ни какое, даже самое суровое "оперативное вмешательство" Бога не показалось бы нам слишком жестоким.

Безрелигиозный мир пропитан страхом смерти. Физической смерти. С высоких трибун нам вещают: "Человеческая жизнь – высшая ценность". Звучит вроде бы красиво, а по существу – ложь. Дело в том, что под словом "жизнь" здесь понимается продолжительность земной жизни. А ведь она на самом деле не так уж много значит. Какая разница, прожить 50 лет или 100? Гораздо важнее, куда отправится душа после смерти. Спасение души – высшая ценность. Либо мы так считаем, либо мы не имеем права считать себя православными.

И вот теперь посмотрите под этим углом зрения на ту ситуацию. Те три тысячи человек уже погубили свои души. Люди могли тогда в этом сомневаться, но Бог об этом знал. В продолжении физической жизни этих людей уже не было ни малейшего смысла. При этом, если бы оставить их в живых, то погубили бы души еще десятки тысяч, а в перспективе – миллионы людей. Уже не спрашиваю, допустимо ли было прервать эти три тысячи жизней. Спрошу: допустимо ли было не прервать их?

Все-таки слишком сурово звучит? Но православие – религия реализма. Православный человек должен смотреть правде в глаза. И принять эту правду, какой бы страшной она не была. Реализм – вообще очень суровая штука. Не замечали?

Почему Бог не открыл себя всем?

Недавно в душу мне закралась тоскливая, жалобная мысль: "Почему Бог не захотел открыть Себя явно для всех? Мы столько мучаемся с вопросами веры, выстраиваем какие-то концепции, спорим до хрипоты о том, существует ли Бог, и все равно ни в чем не можем друг друга убедить. А вот если бы Бог обратился разом ко всем людям, так что бы у нас не было возможности усомниться в том, что к нам обращается Бог. Если бы у каждого человека было прямое и непосредственное знание о бытии Божием – насколько бы легче жилось. Сам Бог может дать нам вполне эмпирические доказательства Своего бытия. Сам Бог мог бы напрямую сообщить нам, что истина – в православии, а представители остальных религий заблуждаются. Как было бы замечательно, если бы утром, включив радио, мы слышали: "Передаем Божью волю…"

Кажется, ко мне пришло очередное искушение. Такие вопросы очень опасны, они – от лукавого. Надо просто сказать себе: "Если Бог не открыл Себя всем, значит такова Его воля, а Его воля всегда направлена нам на благо, то есть нам так лучше, а почему именно – нам это может быть вообще не дано понять". И это правильный ответ. Честное слово, я ни секунды не сомневаюсь в том, что этот ответ совершенно правильный. Почему же я принимаю вызов, брошенный мне этим вопросом? Потому что Бог дал мне разум. Слабый разум, но на что-то все же способный. Разум – это дар Божий. Если Бог дал мне его, значит Он хочет, чтобы я думал. Не грех ли пренебрегать своей способностью к мышлению, презирать ее? Говорят, что знания еще ни кого на Небо не подняли. Это так. Но и невежество само по себе еще пока ни кого не спасло. Верить в Бога – не значит отказаться от разума. Это значит – поставить свой разум на службу Богу. Это значит не злоупотреблять разумом. Разум – это ключ, который может открывать прямо противоположные двери. Для кого-то он откроет двери в рай, а для кого-то – в ад. Если в вашем доме ко всем дверям подходит один ключ, при этом есть дверь, открывать которую не стоит, это еще не повод выбросить ключ на помойку.

О чем мы говорим, если Божий замысел все равно для нас не постижим? Мы говорим о том, чтобы постичь Божий замысел ровно настолько, насколько это возможно.

Итак, по существу вопроса: почему Бог не действует в истории открыто? Первым, что я в этой связи вспомнил, было ленинское высказывание: "К правящей партии примажутся даже те, кому место на виселице". Истинно так. Если ни один человек уже не будет иметь возможности усомниться в том, что миром правит Бог, какое огромное количество негодяев объявит себя убежденными христианами! Они перейдут не на сторону добра, а на сторону силы. Сегодня для всех очевидно, что христианство – это идеология добра, а то, что это идеология силы – далеко не для всех очевидно, хотя и это тоже так. Ну так вот и пусть сила Бога остается не для всех очевидной, пусть к Богу приходят в поисках добра, а не в поисках силы.

В нашем мире невыгодно верить в Бога. К Богу люди приходят отнюдь не из стремления к выгоде. А если Бог будет для всех открыт? Тогда всем станет ясно, что служить Богу – дело невероятно выгодное. Все миллиардеры мира не смогут дать вам того, что может дать Бог. И люди начнут служить Богу из выгоды. А это очень скверно.

Знаете расхожий сюжет о том, как богач познакомился с девушкой и скрывает, что он – богач. Он хочет, чтобы она любила его ради него самого, ради его личных качеств, а не ради богатства. И если она оценит его, как личность, тогда получит и богатство, но только тогда, а не раньше.

Не так ли поступает и Бог? В этом мире "партия Бога" отнюдь не является правящей, даже само существование Бога для многих – далеко не факт. Станет ли человек, который во всем ищет только своей выгоды, служить тому, кого может и нет? Ну вот и хорошо, что не станет. Даже Христос, когда ходил по земле, не торопился открывать апостолам, что Он – Сын Божий. За Владыкой мира был бы вынужден последовать весь мир, а вот последовать за нищим готовы не многие, к этому не побуждают ни страх, ни выгода, к этому может побудить только любовь, поднявшаяся до уровня высочайшего самоотречения.

Дело даже не в том, что за Богом, явившим свою силу, ринутся негодяи, они перемешаются с людьми, которые любят Бога бескорыстно, и их потом будет трудно отличить. Это как раз не проблема, Бог всех видит насквозь, и для Него очевидна разница между негодяем наемником и искренним служителем. Дело в том, что если бы Бог открыл себя всем, это ограничило бы нашу свободу.

Если человека поставить перед неоспоримым фактом непобедимой силы, а потом сказать ему: сам решай, хочешь ты пойти за этой силой или нет, вам не кажется, что свобода выбора в этом случае будет носить уже несколько формальный характер? Свобода таким образом не устраняется, но она существенно ограничивается. Очень не многие люди, встав перед фактом силы, способны сделать по-настоящему свободный выбор. Следование за силой, даже если она вас ни к чему не принуждает, всегда до определенной степени принудительно, вынужденно. Мне кажется, это самая главная причина, по которой Бог не открывает Себя людям. Если человек не свободен или его свобода ограничена, в существовании человека уже нет ни какого смысла. Мы еще дойдем до вопроса, почему так важна свобода, пока скажу лишь, что когда я понял, что в данном случае речь идет о свободе – у меня от души отлегло. Вопрос, только что казавшийся таким тягостным, таким мучительным и непонятным, сразу же стал простым и ясным, как Божий день.

Ну конечно же! Все просто! Ведь Бог многих людей удостаивал прямого богообщения. Но эти святые люди уже сделали свой выбор, и этот выбор на тот момент уже видимо имел необратимый характер. Выбор этот совершался порою в условиях богооставленности, когда Бог вдруг неожиданно переставал помогать человеку, и если человек все-таки продолжал идти за "непомогающим" Богом, его выбор был воистину свободен, и тогда Бог мог уже обратиться к человеку и напрямую, и через ангела, и через явление давно умерших святых, или показывая картины рая.

Дело не в том, что прямое богообщение надо еще заслужить. Мы ни когда и ни чего не сможем заслужить. Дело в том, что прямое богообщение при среднем уровне духовного развития человека просто опасно. Оно убьет его душу, а отнюдь не оживит. Не укрепит волю, а вызовет паралич воли. Если завтра Бог начнет обращаться к нам по радио, свободные люди превратятся в рабов. И тогда наша жизнь утратит смысл.

Почему Бог не уничтожит зло?

Однажды один старый безбожник в личной беседе рассказал мне о своей эволюции: "Когда я был маленький – любил Бога. "Отче наш", "Символ веры", все что положено наизусть знал. А теперь не люблю Бога! Думаю, если бы Бог существовал – мы бы так не жили".

Он явно не замечал кричащего противоречия своей позиции. Было не понятно, он не любит Бога, или отрицает Его существование? Как можно не любить того, кого нет? Ни кто ведь не станет говорить, что не любит инопланетян, если уверен, что их не существует. Но с Богом у безбожников иные отношения. Они говорят, что Его нет и все же продолжают предъявлять ему претензии. И вот это самая большая претензия безбожников к Богу: то, что мы так плохо живем, то что в нашем мире столько зла. Они спрашивают: "Почему Бог не уничтожит зло?"

Это очень реальный вопрос. Это, пожалуй, самый главный вопрос религии. Бог всесилен, так почему же Он не уничтожит зло? Что Ему стоило устранить все проявления зла из нашего мира? Он мог бы сделать так, чтобы люди были не способны на зло, ни кто бы ни кого не обижал, и все мы были бы счастливы.

Так? Не так. Если бы Бог Своим волевым решением сделал нас не способными на зло, мы не были бы счастливы, потому что это были бы уже не мы. Мы бы даже не знали, что такое счастье.

Начнем с начала. Для чего Бог создал людей? Для того, чтобы любить нас, и чтобы мы любили Его и друг друга. Бог создал человека для любви. Но надо ли объяснять, что любовь – чувство добровольное. Настоящую любовь может испытывать только свободный человек, то есть существо, наделенное способностью к свободному выбору. Представьте себе, что юноша полюбил девушку и хочет, чтобы девушка тоже его полюбила. Он, конечно, хочет, чтобы она любила его добровольно, чтобы выбрала его сама, совершенно свободно, без принуждения. Любой человек прекрасно понимает, что по принуждению любви не бывает. "Насильно мил не будешь". Но вот не любит она его, и хоть ты тресни. Предположим, юноша с горя побежит к какому-нибудь магу, колдуну, экстрасенсу и попросит: "Сделай так, чтобы она меня любила. Загипнотизируй, запрограммируй на любовь ко мне, чтобы это уже не зависело от ее желания". Представим себе, что его желание исполнено, девушка сама к нему прибежала и бросилась на шею. Думаю, любому понятно, что юноша от ее "любви" через неделю с ума сойдет. Не порадует такая "любовь", ведь это чувство – не настоящее, искусственное, навязанное. Если точнее – чувства-то ни какого и нет, есть только внешние его проявления, а они ни чего не значат, если не вызваны внутренним состоянием. Это ведь понятно? Но на самом деле все еще хуже.