На Северо-Западном фронте (Сборник)

"Кажись, пронесло", - сказал он, обращаясь к кому-то в воронке.

"Добро, - ответил кто-то, казалось, из-под земли, и вслед за этим в воронке выросла вторая фигура в белом. - Пойду по избам - поищу воды. Страсть как пить хочется".

"Подождал бы немного, Петр, - последовал неторопливый ответ. - Как бы фриц не пошел в атаку. Эвон как изрыл землю-матушку снарядами".

Там и сям из-под снега, из воронок вырастали все новые и новые фигуры людей в маскировочных халатах. Санитары уже уносили убитых и раненых.

Несмотря на ожесточенный обстрел, потери в общем оказались сравнительно небольшими: три убитых и около десяти раненых. Я занялся эвакуацией раненых. Щукин отправился проверить работу полевых кухонь.

Время шло, но никаких признаков атаки противника не было. Петр, как выяснилось, второй номер пулеметного расчета, не спеша зашагал к ближайшей избе - на поиски воды...

Однако гитлеровцы не собирались оставлять в покое защитников Юрьева. Подавленные советской артиллерией вражеские батареи молчали, но вместо них над деревней замаячили зловещие силуэты двух "юнкерсов". Земля содрогнулась от тяжких разрывов бомб. Но фашистским стервятникам не удалось сбросить на Юрьево весь бомбовой груз. Неожиданно появившийся в небе краснозвездный "ястребок", пристроившись в хвост бомбардировщику, дал длинную злую очередь.

Объятый дымом "юнкере" завалился на левое крыло и затем пошел на резкое снижение. От самолета отделилась черная точка и над нею вспыхнуло белое пламя парашюта. Вражеский летчик вынужден был приземлиться в деревне, которую только что бомбил. Другой "юнкере", сбросив бомбы куда попало (почти все они упали в реку), преследуемый истребителем, устремился на запад.

9 января. Район действия 21-го стрелкового полка

Миссан правильно оценил беспорядочный и бесцельный с военной точки зрения артиллерийский и минометный обстрел и бомбежку деревни, как выражение бессилия противника и признание им своего поражения под Юрьевом. Поддержанный комиссаром дивизии В. В. Бабицким, он принял смелое решение, согласованное с общим планом боевых действий. Оставив для обороны деревни несколько подразделений - батальон, роту химиков, саперов и хозяйственные подразделения, он повел наступление против других оборонительных узлов 290-й фашистской пехотной дивизии. Наступление частей дивизии поддерживалось лыжным батальоном, приданной артиллерией и танковым подразделением.

Важным узлом сопротивления был населенный пункт Парфино. К частям, атаковавшим этот пункт, направился комиссар дивизии В. В. Бабицкий.

... Уже на первых километрах танки встретили препятствие - двойной ряд лесных завалов. Обойти эти завалы мешали болота. Перед бесформенными грудами стволов и сучьев тянулись ряды колючей проволоки. Танкисты знали по опыту: такие завалы с ходу не возьмешь!

Головной танк, пытавшийся обойти завал справа, продавил замерзшую поверхность болота, и другому танку пришлось помогать ему выбираться из трясины. Ни одного выстрела не прозвучало из-за завала, но этой тишине не поверили. Командир танкового подразделения решил произвести разведку. Взревели моторы двух танков. Грозные машины рванулись вперед. Нервы притаившегося врага не выдержали, и бронебойные пули защелкали по металлу башен.

Стреляя на ходу из пулеметов и пушек, танки подошли вплотную к завалу, смяли проволочные заграждения. Один из танков начал было взбираться на поваленные деревья, как вдруг громыхнул взрыв снаряда. Танк качнуло, он стал поворачиваться на месте, но тут же остановился: ему сорвало правую гусеницу.

Против засевшего врага открыла огонь наша артиллерия. Под его прикрытием танкисты благополучно выбрались из подбитой машины, а все танковое подразделение, выдвинувшись немного вперед, начало методический обстрел выявляемых огневых точек противника. Не умолкая, стреляли полковые пушки. Гремела артиллерия противника. В начавшейся пальбе три танка подошли к завалу. Танкисты выбросили дымовые шашки. Под защитой танков и покровом дыма пехотинцы и саперы расчистили проход. После интенсивной артиллерийской обработки оборонительной полосы противника таким же путем был проделан проход, и наши танки стали утюжить огневые точки и траншеи противника.

Еще один советский танк был подбит вражеской артиллерией и теперь пылал, как огромный факел. Черные густые клубы дыма медленно растекались по небу. Его пять собратьев продолжали свою трудную боевую работу. Вскоре три из пяти дзотов были расстреляны прямыми попаданиями снарядов, два других некоторое время еще вели огонь, но танки быстро подмяли и их. Искусно маневрируя, они ускользали от прицельного огня вражеских пушек. В ближайшие четверть часа вся батарея врага была подавлена, а пехотные подразделения противника рассеяны. Впереди открылся важный промежуточный опорный пункт врага. Танки и пехота стали выдвигаться на исходные рубежи для сближения с противником...

Тем временем в Юрьеве начальник гарнизона командир батальона майор Белоусов продолжал создавать круговую оборону деревни. Прежде всего он укрепил наиболее угрожаемые участки пулеметными гнездами и пушками, установленными для стрельбы прямой наводкой.

Быстрота, с которой была завершена эта работа, оказалась оправданной, так как фашисты вскоре действительно предприняли контратаку. Они знали об уходе из деревни основных сил полка и теперь рассчитывали на легкую победу.

Все время до начала контратаки, все мы, армейские и дивизионные политработники, переходили из подразделения в подразделение, помогали политрукам разъяснять обстановку, не скрывали трудностей предстоящего оборонительного боя в условиях фактического окружения (со штабом дивизии гарнизон связывала одна единственная дорога), разъясняли значение удержания Юрьева для всей операции, проверяли наличие боеприпасов, организацию питания бойцов, готовность медицинских пунктов.

Схватка оказалась весьма серьезной. В контратаке приняло участие более 400 фашистских вояк, большинство которых было вооружено автоматами. Гитлеровцев активно поддерживали тяжелые минометы, многочисленные станковые пулеметы и артиллерия. Разгорелся упорный бой. В этом бою отличился старший хозвзвода Серегин.

Он с честью справился с новой и поэтому трудной для него ролью строевого командира. На позиции взвода напала скрытно пробравшаяся по оврагу группа фашистов численностью до 50 человек. Серегин решил разгромить гитлеровцев их же приемом. Он разделил свое подразделение на две неравные по числу бойцов части. Меньшую, находившуюся под защитой станковых пулеметов, он оставил на месте, а большую часть, вооруженную автоматами и ручными пулеметами, направил по другому смежному оврагу во фланг противнику.

Этот несложный, но четко и вовремя выполненный маневр сорвал замысел врага. Когда обозленные неудачей фашисты предприняли новую атаку, Серегин первым выбежал из укрытия и забросал вражеских автоматчиков гранатами. Воодушевленные его примером бойцы снова обратили в бегство численно превосходившего их противника.

К трем часам дня атака противника была повсеместно отбита с большими для него потерями. После этого Белоусов произвел новую перегруппировку сил, сосредоточив на этот раз основные силы на окраине Юрьева, обращенной к соседней деревушке Березицкое. Эта деревня, остававшаяся в руках фашистов, находилась в полутора километрах от Юрьева. Такое близкое соседство с гитлеровцами было опасным, здесь могли незаметно сосредоточиться крупные силы врага и предпринять неожиданную атаку на Юрьево. К этому времени в распоряжение начальника гарнизона Миссан выслал несколько легких танков. Закончив перегруппировку, Белоусов повел с разрешения Миссана наступление на Березицкое.

Наступлению пехоты предшествовала непродолжительная артиллерийская подготовка. Затем вперед вырвались танки. Они быстро преодолели большую часть пути и были уже в непосредственной близости от деревни, как вдруг снаряд врага прервал стремительный бег головной машины. Танк на полном ходу изменил направление, резко замедлил бег и, сделав судорожный рывок, остановился...

Тем временем другие четыре танка ворвались в деревню, и мы отчетливо слышали, как сердито рычали их моторы, хлопали пушки и, перебивая друг друга, строчили пулеметы.

Затем взвились черные ракеты - сигнал для броска пехоты, которая к этому моменту подползла к исходным позициям. Когда бойцы пробегали мимо подбитого танка, его мотор вдруг зарокотал. Из люка показался танкист, оказавшийся командиром танка. Несмотря на жестокий мороз, его лицо было потным и красным от возбуждения.

"Танк на ходу! - закричал он, обращаясь к пробегавшим мимо бойцам. Помогите вытащить танкиста. Он мертв и мешает вести танк!"

Несколько человек бросились к танку. Я посмотрел в открытый люк. Водитель сидел на своем месте, слегка отодвинутый в сторону. Голубые остановившиеся глаза его были широко раскрыты. Лицо от лютого мороза уже приняло зеленовато-серый оттенок. Лишь с большим трудом мы извлекли из танка его большое, неподатливое тело.

Командир танка проворно влез в танк, сделал разворот и, даже не захлопнув люка, вздымая тучи снега, помчался в сторону Березицкого.

Спустя час сопротивление врага было полностью сломлено. В отвоеванной деревне закрепились два взвода роты химической защиты. Теперь можно было подсчитать силы гарнизона. Из докладов командиров подразделений выяснилось, что на всех участках обороны осталось 120 боеспособных защитников Юрьева и Березицкого. Потери гарнизона (убитыми и ранеными) за все время боев в этом районе составили 60 человек. Фашисты понесли значительно большие потери. На поле боя предыдущих боев лежало около полусотни трупов. Примерно столько же враг потерял убитыми в бою за Березицкое.

Во второй половине дня (это было 10 января) наступило относительное затишье. Вечером пришла телефонограмма из политотдела армии: Должиков отзывал меня. Как выяснилось после, меня ожидал приказ Главного политического управления Красной Армии о назначении начальником отдела пропаганды политуправления Северо-Западного фронта.

11 января. Район расположения штаба дивизии

Вчера присутствовал при допросе пятерых военнопленных гитлеровцев. Старший из них - обер-лейтенант. В серо-зеленой, "на рыбьем меху" (выражение Миссана) шинели, с заостренным лицом, он напоминал затравленную, но не терявшую надежды на спасение лису.

На все вопросы начальника разведки он отвечал с подчеркнутой готовностью и по всему было видно, что ничего не утаивал. Об этом можно было судить и по тем, полным ненависти и подчеркнутого презрения, взглядам, которые бросал в его сторону младший по чину офицер-эсэсовец, не проронивший ни одного слова во время предварительного допроса.

Спустя минуту в палатку вошел Миссан. Зная повадки комдива, начальник разведотделения отошел в сторону, в угол палатки, и там стоял, пока Миссан, улыбаясь в свои пушистые усы, беседовал с пленными.

Разговор комдива с пленными происходил, в сущности, без переводчика, хотя тот и присутствовал здесь же. Для начала Миссан угостил всех пленных папиросами, приговаривая в адрес тех, кто проявлял нерешительность:

"Бери, бери, ариец, таких папирос вы и во сне не видели!"

Когда все закурили, Миссан сказал, обращаясь к пленным:

"Плохо о вас заботится ваше фашистское начальство (переводчик перевел). Вот я вижу на вас шинели. Пфуй, шлехт ваши шинели, - он пренебрежительно потряс полой шинели обер-лейтенанта и выразительно сплюнул в сторону. - А вот у нас, - он отвернул полу нагольного овчинного полушубка переводчика и затем полу своей меховой бекеши, - у нас этак вот, все солдаты и офицеры одеты. Зер гут наши шинели!

Два немца согласно покачивали головами, а обер-лейтенант прищелкнул языком:

"Яволь, герр оберст, зер гут ("Так точно, господин полковник, очень хорошие")" - и даже позволил себе прикоснуться к миссановской шинели.

"То-то, арийцы", - добродушно ворчал Миссан, делая знак начальнику разведки. После этого официальный допрос был продолжен. На этот раз пленных допрашивали каждого в отдельности.

Первым был допрошен Клейн, двадцатилетний верзила. Он словоохотлив, подробно и обстоятельно отвечает на вопросы. Очень старается уверить, что давно собирался добровольно сдаться в плен и только ждал подходящего случая. Лицо Клейна мясистое, лоснящееся. Голова покрыта красным шерстяным платком, завязанным на подбородке. На вопрос: "Зачем воюешь?" ответил без запинки. "Мы нуждаемся в жизненном пространстве, воюем за Украину. Нам нужен хлеб".

Миссан выразительно покачал головой, и все, кроме Клейна, рассмеялись. Видно, крепко вдолбили нацисты в головы своего воинства подобного рода "истины", раз Клейн, не задумываясь, выпалил их даже здесь.

По реакции комдива он понял теперь, что допустил промах. "Кто же твой отец, любитель украинского хлеба?" - спросил Клейна начальник разведки.

"Айн бауэр (крестьянин), - торопливо ответил верзила, обрадованный переменой темы разговора. - Мой отец и я - оба крестьяне, работали от зари до зари", - пояснил Клейн и показал свои измозоленные тяжелым крестьянским трудом руки.

Из дальнейшего допроса выяснилось, что он был младшим сыном кулака, владельца "наследственного двора". За год до начала войны отец умер, и "наследственный двор", согласно статуту фашистского режима, перешел во владение старшему сыну. Младшему пришлось работать батраком у помещика. За несколько месяцев до нападения на Польшу его призвали в армию и там внушили, что и он может стать таким же богатым, как его брат, но что для этого надо завоевать "жизненное пространство", вытеснить или поработить население завоеванных стран и утвердить власть Гитлера в Европе.

Так выглядел один из представителей "расы", претендовавшей на мировое господство... Миссан сидел рядом с начальником разведки, изредка вставлял замечания или задавал вопрос, сопровождая это всякий раз своим любимым присловием, но делал это с такой, располагающей к себе невозмутимостью на лице, что допрашиваемые нередко улыбались, принимая его слова за одобрение их ответов.

Но Миссан не замечал этих улыбок, хотя и смотрел в сторону допрашиваемых. Было видно, что его мысль напряженно работает над сущностью их ответов, над тем, что ему, комдиву, следует предпринять сейчас, когда шли завершающие бои против немецкой пехотной дивизии.

И надо сказать, что решения, принятые Миссаном и на этой стадии боев, были столь же смелыми и тактически оправданными, как и те, которые он принимал раньше.

Когда командование фашистской дивизии, пытаясь разжать стальные тиски советских войск, приказало одному из своих полков проложить обходный путь к важному железнодорожному узлу - ст. Пола. Миссан разгадал этот маневр, и устроившие засаду подразделения нанесли фашистам еще одно серьезное поражение. Не помогли гитлеровцам и брошенные в этом направлении танки и бронемашины. Советские пехотинцы, выбрав удобные позиции, успешно отразили все атаки врага... По проложенной частями 180-и дивизии дороге в тыл врага устремились и другие част 11-и армии. Вскоре была занята ст. Пола, последний важный опорный пункт дивизии врага.

180-я дивизия 11-й армии Северо-Западного фронта, благодаря массовому геройству бойцов и командиров, при умелом руководстве ее командования успешно выполнила поставленную перед нею боевую задачу.

Командир дивизии Иван Ильич Миссан, комиссар дивизии Викентий Викентьсвич Бабицкий, начальник подива Василий Дмитриевич Курылев, командиры полков: майор В. Г. Дорохин (смертельно ранен в бою под д. Большие Волоски в то время, когда поднимал батальон в атаку), Г. И. Чурмаев, подполковник А. И. Кащеев; комиссары полков старший батальонный комиссар М. А. Бусыгин, батальонные комиссары А. Е, Джеджула, Д. И. Пермин, инструктор полка С. М. Березуцкий, лихой разведчик старший лейтенант Рябчиков, лейтенант Куракин, политруки рот А. П. Вормичев (смертью героя пал в бою за Юрьево), М. А. Калинкин, И. П. Бардин, врач Ольга Кравцова, бойцы Иван Брагин (тяжело ранен в бою под деревней Большие Волоски), Панкин, Болтов, Пантелеев и многие, многие другие бойцы, командиры и политработники дивизии вписали яркую страницу в историю боевой деятельности частей и соединений Северо-Западного фронта.

Н. Б. Ивушкин

Под Старой Руссой

Это было летом 1942 г. 133-я отдельная стрелковая бригада получила задачу оказать помощь частям 151-й бригады, отбивавшим контратаки врага.

133-я вышла из района Малые Дубовицы. Продвигались сначала лесными дорогами, а затем по болоту Сучан. Болото считалось непроходимым. Но мало ли прошли мы непроходимых болот на войне! Оружие, боеприпасы, продовольствие несли на себе. Кочкарник сменялся трясиной или ходуном жижей, заросшей травой. Людям приходилось то прыгать с кочки на кочку, то вытаскивать друг друга из трясины, то собирать хворост и гатить болото.

Шли почти сутки, все время под дождем. Устали, промокли. Но в исходный район для наступления пришли вовремя. Штаб установил связь с 151-й бригадой. Было принято решение начать совместные боевые действия ночью. Вперед выдвинули подразделения автоматчиков. Они должны были нанести первый удар. За ними следовали несколько стрелковых рот и взвод противотанковых ружей. Их задача - закрепить успех автоматчиков, блокировать огневые точки и удерживать захваченные рубежи.

Внезапный ночной удар был столь неожиданным для врага, что он не мог оказать организованного сопротивления и потерял выгодный рубеж. Коммуникации 151-й бригады, на которых закрепились гитлеровцы, были очищены. Фашисты потеряли в этом бою 130 человек убитыми. Более 20 человек было взято в плен. Боевая задача выполнена. Теперь бригада получила приказ запять и прочно удерживать рубеж обороны юго-восточнее Ново-Рамушево, на северном фасе рамушевского коридора. Но главные события были впереди.

Гитлеровцы не хотели смириться с потерей выгодного рубежа. На другой день они атаковали бригаду с фронта и пытались мелкими группами просочиться на наши коммуникации. Однако успеха не имели.

Получив подкрепление, фашисты снова пошли в атаку. Завязались тяжелые бои. Наша оборона, проходившая по кромке болота, опушке леса и кустарникам, состояла из отдельных узлов сопротивления. Нащупав уязвимые места, используя численное превосходство в живой силе, враг прорвался 4 августа на наши коммуникации. Расчет, конечно, был на то, что, опасаясь окружения, мы отступим. Однако никто у нас и не помышлял об отходе.

В то время на юге нашей страны создалось опасное положение. Пал Ростов. Бои шли на Дону, в районе Клетской и Цымлянской, а на Северном Кавказе - в районах Кущевской и Сальска. Воины бригады, как и все советские люди, тяжело переживали неудачи Красной Армии.

Нарком обороны И. В. Сталин обратился к войскам с приказом No 227, в котором требовал решительно усилить сопротивление врагу и остановить его продвижение. "... Пора кончать отступление, - говорилось в приказе. - Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности".

Этот приказ изучался во всех подразделениях бригады.

Фронтовая газета "За Родину" призывала всех воинов усилить натиск на позиции врага и тем самым оказать помощь войскам Красной Армии на Юге.

1 августа 1942 г. газета "Красная звезда" писала: "Тяжелые дни переживает страна. Немецкая угроза нависла над нашим благодатным Югом... Дело сейчас идет о жизни и смерти нашего государства, и благородным девизом советских воинов должен быть древний клич богатырей русской земли - стоять насмерть".

На митингах, прошедших в бригаде, воины дали клятву: лозунг партии "Ни шагу назад" сделать законом войны. Эту клятву они теперь выполняли.

Это, конечно, не означало, что выход врага на коммуникации частей переднего края никого не взволновал. Все понимали серьезность создавшегося положения. Нависла опасность выхода вражеских подразделений к командному пункту, а затем к тылам бригады. Надо было во что бы то ни стало ликвидировать эту опасность. Все было мобилизовано. Руководящие работники штаба и политотдела, находившиеся на командном пункте, вместе с комендантским взводом заняли круговую оборону. Из подразделений второго эшелона стрелковых батальонов командир бригады подполковник Зиновий Саввич Ревенко создал заслоны, а саперам приказал приступить к строительству оборонительных сооружений.

В результате принятых мер продвижение вражеских подразделений было приостановлено. Теперь надо было отбросить врага, очистить коммуникации.

В резерве командира бригады оставалась рота автоматчиков и разведывательная рота, а также стрелковый взвод, сформированный из людей, проходивших службу в тыловых подразделениях. На них и была возложена задача очистить от врага коммуникации стрелковых батальонов.

Наступление повели с флангов. С автоматчиками пошел комиссар бригады старший батальонный комиссар Иосиф Михайлович Куликов. С разведчиками довелось быть мне. Почти сутки шел бой. Действовали мелкими группами. Управлять ими в лесу было сложно. Но тем не менее вражеские подразделения были рассеяны. К сожалению, это не обеспечило полной безопасности коммуникаций. Рассеянные по лесу гитлеровцы нападали на наших людей, выводили из строя линии связи. Трудно было доставлять на передовую продовольствие, боеприпасы, эвакуировать раненых. В помощь интенданту пришлось выделить несколько работников политотдела. Они формировали группы из физически сильных и смелых людей, которые доставляли на передовую боеприпасы и продовольствие. Прикрывали их специально выделенные автоматчики. На обратном пути выносили тяжелораненых.

Последняя группа прошла на передовую в ночь с 5 на 6 августа. В ее составе был секретарь парткомиссии старший политрук Василий Дмитриевич Леушин. Возвратиться они не сумели.

В своем фронтовом дневнике я записал 6 августа: "Вчера в лесу в районе НП провели накоротке совещание комиссаров и парторгов частей. Куликов ознакомил с обстановкой и предложил усилить наблюдение за поведением врага. По имеющимся разведданным, он накапливает силы. Поговорили о том, как лучше организовать питание и в какое время выносить раненых. После совещания Куликов ушел на командный пункт, а я остался на НП.

Ночь прошла довольно тревожно. Противник непрерывно вел минометный огонь. Лишь к утру наступила тишина. Вместе с начальником штаба бригады подполковником Валентином Соломоновичем Леоновым пошли на передний край проверить строительство оборонительных сооружений и побеседовать с людьми.

Сухие лесные поляны сменялись болотом, кустарником. На КП первого батальона, кроме охраны, все спят. Разбудили командира батальона Пашкова и пошли в роты. Вода выше колен. За голенища сапог ползет ил. Осматриваем оборону первой роты. Заместитель политрука Иван Никифорович Комолов предупреждает: будьте осторожны, здесь стреляют вражеские снайперы. Впереди нас пошли несколько бойцов, в них никто не стрелял. За ними двинулись и мы. Идем сосновым лесом. Вдруг одиночные выстрелы. Бьет снайпер. Присаживаемся за деревья. Выстрелы следуют один за другим. Пуля ударяет в ствол дерева, за которым я сижу. Шутки в сторону, надо ложиться. Погружаюсь в воду и лежу за деревом. Автоматчики, сопровождающие нас, немного постреляли и куда-то отползли. Но вот заговорил наш пулемет, и мы под его прикрытием зашагали дальше. Во втором батальоне по всем ротам прошли вместе со Смекалиным и Чанбарисовым. И везде люди работали. Треугольники из бревен клали на трясину и устанавливали в них пулеметы. На сухих местах рыли окопы, сооружали дзоты. К 14 часам вернулись на НП бригады. Посушили портянки и собрались идти на командный пункт. Но из землянки нельзя было высунуть носа. Кругом рвались снаряды.

В шутку говорим, что в 17 часов фрицы прекратят стрелять, пойдут обедать. Действительно, в это время огонь прекратился. Но не успели мы пройти и нескольких шагов, как снова начали рваться снаряды. Ложимся. Кругом летят осколки. Поднимаемся, бежим. Надо выскочить из зоны обстрела. На командный пункт приходим мокрые, теперь уже от пота. Нам сообщают о том, что час назад гитлеровцы прорвались на коммуникации, окружили второй и третий батальоны, а также батальон соседней 151-й бригады".

Командование армии не разрешило вывести батальоны из окружения. Было приказано оставаться на месте, заняв круговую оборону. Командиру бригады предлагалось оставшимися у него силами очистить от врага коммуникации и соединиться с батальонами.

Выполнить эту задачу было нелегко. В батальонах, попавших в окружение, оставались ограниченные запасы продовольствия и боеприпасов. В резерве у командира бригады все те же две роты и стрелковый взвод, но теперь уже значительно поредевшие.

К чести наших связистов штаб бригады не терял управления частями. Несколько дней сохранялась телефонная линия, провода были зарыты в землю. А когда в ходе боя линии были обнаружены противником и порваны, связь осуществлялась по радио.

Командир бригады З. С. Ревенко начал с того, что создал единое командование. Все части, попавшие в окружение, он подчинил командиру второго батальона капитану Федору Васильевичу Смекалину и комиссару старшему политруку Шайхулле Хабибуллович Чанбарисову.

Они распорядились взять на учет все боеприпасы и продовольствие и собрать их в одно место. Учет и хранение возложили на хозяйственного и очень честного красноармейца Иллариона Алексеевича Пересунько. Ежедневная продовольственная норма была сокращена до 100 г сухарей в день. На этом надо было держаться. А в дальнейшем выход был только один: организация снабжения воздушным путем. Об этом подполковник З. С. Ревенко и просил начальника тыла армии. Однако армия не имела своей авиации.

Начались переговоры с фронтом. Пришлось обратиться за помощью к начальнику политотдела армии бригадному комиссару Василию Дмитриевичу Шабанову. Он связался с начальником политуправления фронта бригадным комиссаром Андреем Дмитриевичем Окороковым. Тогда и было принято решение: на выручку пришли самолеты У-2, или, как их потом стали называть по фамилии конструктора Поликарпова, По-2. Эти самолеты на Северо-Западном фронте причинили много неприятностей врагу. Они летали, главным образом ночью, на малой высоте, бреющим полетом и сбрасывали на головы фашистов мелкие бомбы.

Нашим частям, находившимся в окружении, летчики на самолетах У-2 стали доставлять продовольствие и боеприпасы. Было это совсем не просто. Немцы находились рядом и дублировали наши сигналы, ставя летчиков в затруднительное положение. Не все грузы, сброшенные с самолетов, удавалось подобрать. Часть из них попадала к врагу, часть оставалась в болотах.

Первый раз самолеты сбросили груз 9 августа. Чанбарисов доложил, что Пересунько с бойцами подобрали три мешка сухарей. Через день получили два мешка сухарей, два ящика консервов и ящик патронов.

Продовольственную норму пришлось еще сократить. Теперь на одного человека выдавалось 60 г. сухарей и на 15 человек - банка консервов.

Каждую ночь с тревогой и надеждой все ждали самолетов. А когда они появлялись, следили за тем, куда сбрасывали грузы. Мы на наблюдательном пункте сидели у рации и ждали сообщений Чанбарисова. К сожалению, и в последующие дни получали по воздуху продовольствия и боеприпасов явно недостаточно. 12 августа - 8 мешков сухарей и 15 ящиков боеприпасов. 13 августа - тоже 8 мешков сухарей и несколько ящиков боеприпасов. 14 августа - 2 мешка сухарей. 15 августа - 4 ящика боеприпасов. 16 августа последний раз получили 4 мешка сухарей, ящик консервов, табак и медикаменты.

Смекалин сообщил, что он создал несколько групп для сбора оружия и боеприпасов. Позже мы узнали о работе этих групп: о том, как они ползали по кустам, иногда под носом у врага, собирая патроны, мины, гранаты, оружие. Смельчаки делали вылазки за боеприпасами в тыл врага. Не раз приносили из немецких тылов ящики с патронами и гранатами ефрейтор Алексей Мусатенко и красноармеец Михаил Кожухов. Но дело это было очень сложное и опасное. Надо было перейти передний край, часто под огнем врага, найти вражеские склады боеприпасов, обезоружить или уничтожить охрану и с тяжелым грузом снова проникнуть через передний край. Один неосторожный шаг мог привести к гибели. Поэтому, как наиболее опытные, в тыл врага за боеприпасами стали ходить разведчики.

Группа в составе Поповкина, Ахмедьянова и Смирнова несколько раз приносила оружие и боеприпасы, а ефрейтор Колесов и красноармеец Паневкин однажды притащили шесть автоматов и привели четырех пленных.

Боеприпасы приходилось экономить. Пересунько подползал к бойцам, давая по несколько патронов и предупреждал: Смекалин приказал вести только прицельный огонь.

Прошло несколько дней. Враг яростно наседал на наши части со всех сторон. Но сопротивление не было сломлено ни на одном участке. Смекалин и Чанбарисов умело командовали подчиненными им батальонами. Командиры и бойцы, пробиравшиеся к нам с различными поручениями, высоко оценивали их действия. Мы знали, что отношения между командиром и комиссаром были деловыми и товарищескими. По своим характерам командир и комиссар как бы дополняли друг друга.

Кряжистый, с внимательными добрыми глазами Смекалин был рассудителен и спокоен даже в самые тяжелые моменты боя. Чанбарисов - человек неиссякаемой энергии и инициативы, в бою горяч, отчаянно храбр. Скоро уже все знали о его бесстрашии, умении быстро ориентироваться в обстановке. Был случай, когда во взводе станковых пулеметов вышли из строя все боевые расчеты. За пулеметы легли Чанбарисов и командир взвода сержант Иван Николаевич Потеряев. Они вели огонь до тех пор, пока не отбили очередную атаку фашистов. Приходилось Чанбарисову стрелять из противотанкового ружья, корректировать огонь артиллерии, водить бойцов в штыковые атаки. Словом, Чанбарисов принадлежал к тем беспокойным политработникам, которым до всего есть дело.

Начальником штаба у Смекалина был старший лейтенант Серафим Васильевич Шипилов. Ему сразу же пришлось взяться за налаживание связи с батальонами и ротами. Без этого нельзя было управлять боем. Шипилов подобрал нескольких связных из бойцов, имевших большую военную выучку и проверенных в боях. Среди них были Алексей Мусатенко, Дмитрий Филатов и Михаил Кожухов. Им приходилось по нескольку раз в день бывать в ротах с приказаниями Смекалина. А путь себе они подчас прокладывали автоматом и гранатами.

Разведка установила, что противник продолжает подтягивать новые части. Бои приняли еще более ожесточенный характер. Стало явно ощущаться превосходство противника, и не только в живой силе. Главным было превосходство огневой мощи. В первые дни паша артиллерия и особенно 120-мм минометы оказывали большую помощь пехоте. Командиры батарей находились в боевых порядках и корректировали огонь, поддерживая связь по телефону с огневыми позициями.

Но вот телефонная связь нарушилась и эффективность огня снизилась. А между тем противник корректировал огонь артиллерии не только по целям, находившимся на переднем крае, но и по огневым позициям нашей артиллерии.

Делалось это при помощи "рамы", так звали тогда немецкий самолет ФВ-189 безнаказанно висевший над нами с утра до вечера.

Все попытки командира бригады подполковника Ревенко пробиться к своим успеха не имели. Сил было явно недостаточно. Стало ясно, что без помощи со стороны других частей мы этого сделать не сможем. Но такой помощи бригаде не было оказано. Правда, поступило некоторое пополнение, и представилась возможность подкрепить резерв комбрига и первый батальон, находившийся в обороне, но этого было мало.

Из коротких донесений, а потом уже из бесед с участниками боев стало известно о беспримерном подвиге наших людей, находившихся в окружении.

О том, как действовал в бою коммунист Иван Николаевич Потеряев, в бригаде узнали из рассказа старшего лейтенанта С. В. Шипилова.

Через болото с двумя пулеметами пробираются семь бойцов. Впереди, хлюпая по колено в воде, тянет "максим" сержант Потеряев. Он залег у гнилого пня. Прищурив глаз, не торопясь, осмотрел оба вражеских дзота и деловито взялся за рукоятки. В одной амбразуре он заметил два дула. Дал короткую очередь. Группа стрелков поползла к дзоту. Оттуда не отвечали, но из других мест, справа и слева, понеслись вражеские мины, засвистели пули. Кажется, не было такого места, куда бы не стрелял враг.

Три раза Потеряев менял огневую позицию. Четверо пулеметчиков выбыло из строя, а он все стрелял, продвигаясь вперед, пока бойцам не представилась возможность забросать амбразуры дзотов гранатами.

Коммунист старший сержант Андрей Павлович Александров после гибели своего командира взял на себя командование взводом противотанковых ружей. Действовали люди этого взвода мужественно. Они подавили огонь двух дзотов врага. Сам Александров уничтожил девять фашистов. Четырех раненых товарищей он вынес с поля боя.

Характерна инициатива, проявленная кандидатом в члены партии сержантом Евдокимом Антоновичем Удовиченко. Этого боевого командира хорошо знали в бригаде. Еще в предшествующих боях под д. Туганово взвод минометчиков под его командованием вывел из строя две минометные батареи противника и уничтожил много гитлеровцев. Тогда все воины взвода были награждены нагрудными знаками "Отличный минометчик". Для самого Евдокима Антоновича эти дни запомнились еще тем, что он был принят кандидатом в члены партии.

Теперь, когда кончились снаряды к 82-мм минометам, сержант Удовиченко не остался без дела. Он стал пулеметчиком. Началось это так: фашисты атаковали одно наше подразделение. В разгар боя вдруг замолчал станковый пулемет. Оказалось, что весь пулеметный расчет выведен из строя. Удовиченко кинулся к "максиму". Специальность пулеметчика, приобретенная на Дальнем Востоке, пригодилась. Он быстро открыл огонь. Атака врага была отбита.

Смекалин поблагодарил сержанта. Вот тогда у молодого коммуниста Удовиченко и родилась идея обучить всех своих подчиненных минометчиков специальности пулеметчика. Командование одобрило эту инициативу, ибо пулеметчиков не хватало. Удовиченко получил девять станковых и четыре ручных пулемета. Через три дня взвод был уже на передовой. Доучивались в бою. Вскоре все минометчики стали отличными пулеметчиками. Их так и звали "минометчики-пулеметчики". Воевали они прекрасно. На их боевом счету сотни уничтоженных фашистов.

Я уже говорил о том, что в боевых порядках пехоты было несколько командиров-артиллеристов. После того как связь с огневыми позициями нарушилась, они возглавили стрелковые подразделения и командовали прекрасно. Командир батареи 76-мм пушек старший лейтенант Василий Степанович Кононенко был исключительно смелым человеком. Он много раз ходил в разведку. Вплотную подползал к вражеским укрытиям и засекал огневые точки. На одном из участков фашисты сумели близко подойти к нашему переднему краю. Завязался тяжелый бой. Кононенко был ранен. Казалось, что гитлеровцы сокрушат нашу оборону. Но вот на поле боя появился Кононенко. Голова у него была забинтована. Однако уверенность в победе несокрушима. Эта уверенность передалась бойцам.

- Ну, как, товарищи, выстоим? - спрашивал он бойцов.

- Выстоим, товарищ старший лейтенант! Умрем, но враг здесь не пройдет.

И они выстояли. Много фашистских трупов лежало перед их участком обороны.

Командир батареи 120-мм минометов В. И. Цибульский сформировал группу для блокирования дзотов. Во время одной из атак он был дважды ранен, но не ушел с поля боя, пока не был захвачен дзот.

Неоднократно включали в группы, блокировавшие вражеские дзоты, младшего сержанта Морозова и красноармейца Гаранина. Они умело вели огонь из станковых пулеметов и обеспечивали подавление огневых средств врага.

Прекрасными бойцами показали себя также сержант Илья Семенович Малышев и красноармеец Сергей Петрович Волков, на их боевом счету было по десять уничтоженных фашистов.

Настал день, когда радиосвязь штаба бригады со Смекалиным почти прекратилась. Все батареи "сели", а заряжать их негде. Рацию включали два-три раза в сутки, и то на несколько минут. Для зашифрованного разговора требовалось много времени. Открытым текстом говорить нельзя - подслушивает противник. Как быть?

- Найдите человека, который поймет мой родной язык, - подсказал по радио Чанбарисов. Он даже не назвал какой. Но мы-то знали, какой у него родной язык. Такого человека мы нашли. В дальнейшем все, что касалось боевой обстановки, комиссар докладывал на татарском языке. У рации на наблюдательном пункте бригады слушал и переводил красноармеец Галимов.

На наблюдательном пункте, расположенном на опушке леса, окруженного болотом, всегда находился кто-нибудь из командования бригады. Однажды во время моего пребывания там обрадовавшиеся связисты сообщили: вызывает "Охват". Это были позывные рации штаба Смекалина.

Я взял наушники и услышал: "Дятел", "Дятел". Я "Охват". Говорит Чанбарисов. Ответьте, кто у аппарата? Прием. Я ответил и задал несколько вопросов. Во время этого разговора по радио мне послышались в его голосе какие-то незнакомые интонации и вялость. У меня мелькнула мысль: не потерял ли веру в силу своих людей этот человек?

- Как чувствуешь себя? - спросил я. И он, как бы уловив мою мысль, ответил:

- Чувствую себя комиссаром, коммунистом.

Мне стало совестно за то, что я хоть и на мгновенье усомнился в стойкости Чанбарисова. Ведь я хорошо знал его.

Он прибыл в бригаду, в которой я был начальником политотдела, в начале 1942 г. на должность комиссара стрелкового батальона. Невысокого роста, с черной копной волос, с открытым проницательным взглядом Чанбарисов выглядел совсем еще юношей. Да ему и было всего лишь 25 лет. Однако молодой комиссар имел уже опыт работы с людьми. В 30-е годы, когда рушились вековые устои старой деревни и шла классовая борьба с кулачеством, Чанбарисов - секретарь комсомольской ячейки, инструктор райкома комсомола. Затем учеба в институте, служба в армии, преподавательская работа и снова армия.

С обязанностями комиссара батальона он быстро освоился и вскоре завоевал симпатии бойцов и командиров. Им нравилась его принципиальность, настойчивость, умение отстоять свою точку зрения.

Мне вспомнился митинг в лесу перед началом наступления под д. Туганово и страстная речь Чанбарисова. Говорил он о любимой Родине, о древних новгородских землях, с которыми связаны истоки Русского государства, о ратных подвигах наших предков, разгромивших под водительством Александра Невского немецких псов-рыцарей. Слова, призывающие не посрамить земли русской и отомстить фашистам за все злодеяния, совершенные на советской земле, он произносил отрывисто, горячо. А когда Чанбарисов повторил свою речь на татарском языке, разразились аплодисменты. В бригаде были люди, знавшие татарский язык.

Полное признание и любовь воинов Чанбарисов завоевал в боях под д. Туганово. Здесь произошло его боевое крещение.

Перед бригадой была поставлена боевая задача - овладеть узлом сопротивления Туганово - Голубово - высота "Огурец". Ожесточенные бои развернулись за эту высоту. Успехи чередовались с неудачами. Враг непрерывно контратаковал наши части. Плотный артиллерийский огонь и пикировавшие бомбардировщики затрудняли продвижение вперед.

В цепи наступающих определил свое место Чанбарисов. С неизменным призывом: "Проучим гитлеровских шарлатанов!" - поднимался в атаку комиссар. Скоро эта фраза стала крылатой. Ее можно было услышать во всех подразделениях батальона. Энергичный, порывистый Чанбарисов появлялся там, где было тяжело.

Я всегда радовался душевному богатству юного комиссара, его целеустремленности. Даже на фронте он много читал, мечтал о продолжении учебы.

Все это я вспомнил, сидя в землянке у рации, во время разговора с Чанбарисовым.

Несколько позже я смог оценить всю ту большую работу, которую он провел в подразделениях во время боев в окружении. Комиссар был неутомим. В редкие часы затишья он собирал партийный актив, объяснял обстановку, а затем вместе со всеми шел на передовую беседовать с людьми.

Глубоко ошибаются те, кто считает, что во время жарких боев не до политработы. Чем сложнее обстановка, тем большая необходимость в политической работе. Другое дело - формы работы. Конечно, не всегда можно провести митинги и собрания. Но как необходимы бойцу теплое слово и личный пример политработника в тяжелом бою! Вот почему нельзя не рассказать о том, как вели себя в этих боях политруки рот. Ведь они все время находились на передовой.

Дмитрий Алексеевич Кабанов политруком роты стал на фронте. В бригаду он пришел рядовым, а до войны работал на уральских заводах. Был секретарем партийной организации. В боях под Туганово стал парторгом роты. В нем ничего не было внешне эффектного. Выше среднего роста, немного сутуловатый, пожилой. Но умел он подойти к человеку, убедить его. Делал это просто, с большой любовью и теплотой. И люди платили ему тем же.

В бою политрук действовал исключительно мужественно. Был случай, когда рота, отбивая наседавших фашистов, перешла в контратаку и, увлекшись продвижением вперед, могла быть отрезана. Надо было отойти. Кабанов во время атаки находился среди первых, а во время отхода - среди последних.

Еще один пример, свидетельствующий о колоссальной силе воли и идейной убежденности заместителя политрука Константина Григорьевича Дергунова. Во время боя он был ранен в обе ноги. Его пытались вынести на носилках, а он попросил перевязать его на месте и оставить в покое. Но в покое он не остался. Сидя, заряжал диск автомата и вел огонь по врагу. Лишь поздно вечером, когда все атаки врага были отбиты, Дергунова вынесли с поля боя.

С каждым днем в подразделениях все больше и больше становилось людей, преисполненных чувства ответственности не только за выполнение своей боевой задачи, но и за исход боя в целом.

Политрук разведывательного взвода Акимов ходил в разведку каждую ночь и всегда приносил ценные сведения. Не было человека во взводе, который не стремился пойти в разведку вместе с политруком. А это свидетельствовало о многом. Когда выражали кому-то недоверие, говорили: "С ним в разведку я не пошел бы". Смелость, находчивость, готовность любой ценой прийти на помощь товарищу - непременное качество разведчика. Акимов кроме всего этого обладал железной выдержкой и умением найти выход из любого положения. Этим он и завоевал сердца людей.

Однажды Смекалин поручил разведчикам проверить предположение о строительстве гитлеровцами новой дороги к месту боев, а заодно и захватить "языка". Возглавил разведку Акимов. Во время перехода вражеской линии обороны завязалась перестрелка и политрук был ранен. Что делать? Произошло небольшое замешательство. Кто-то предложил возвращаться.

Когда закончили перевязку, Акимов объявил, что остается в строю и приказал продвигаться дальше в тыл врага. Через некоторое время вышли к месту строительства бревенчатого настила новой дороги. Определили ее направление, а потом долго сидели в засаде, пока на лесной тропинке не показались немецкие саперы. Схватили одного из отставших и уволокли в кусты. Но возвращаться оказалось тяжело. Фашисты обнаружили их и стали преследовать. Переходить линию обороны пришлось днем. На прорыв первым бросился Акимов. Он погиб, но ценой собственной жизни обеспечил возвращение своих товарищей.

В самые тяжелые дни, когда враг сужал кольцо вокруг батальона, бойцы и командиры приходили к политрукам и парторгам и подавали заявления о вступлении в партию. 15 человек подали заявления в парторганизацию второго батальона. Парторг второго батальона политрук В. А. Панферов рассказывал, что заседание бюро для рассмотрения заявлений собирали ночью, когда наступала небольшая пауза между боями. В партию были приняты замечательные люди, отличившиеся в боях. В числе принятых в кандидаты в члены партии комсомолец командир взвода Петр Николаевич Степаненко. Взвод под его командованием удачно контратаковал врага и уничтожил 24 фашиста. Лейтенант Степаненко захватил в плен унтер-офицера с рацией. У многих кандидатов партии истек в это время кандидатский стаж, и они подавали заявления с просьбой о приеме в члены партии. Теперь по решению Центрального Комитета в члены партии принимались воины, отличившиеся в боях, после трехмесячного кандидатского стажа. За время боев с 30 июня но 20 августа в кандидаты в члены партии приняли 102 человека и 21 - в члены партии.

17 августа штаб армии разрешил вывести батальоны из окружения. Но сделать это теперь было не так-то просто. Боевой состав находившихся в окружении частей составлял всего 150 человек. Было 300 раненых, из них более 100 человек - тяжело.

Подполковник Ревенко решил одновременным ударом с юга, со стороны окруженных частей, и с севера встречным ударом обеспечить выход из окружения. В тот же день он приказал Смекалину подготовиться к выходу, указал направление и время начала боевых действий.

Смекалин выслал разведку. Установили, что на пут предполагаемого выхода - шесть дзотов противника. Тогда он создал группу прикрытия и несколько штурмовых групп для уничтожения дзотов врага. Командир бригады сформировал сводную роту в составе 124 человек под командованием старшего лейтенанта Ивана Павловича Канивца для нанесения встречного удара.

17 августа в 24 часа начались боевые действия. Не прекращались они и весь день 18 августа. Штурмовым группам Смекалина удалось уничтожить два дзота и продвинуться вперед на 300 м. Сводная рота Канивца вклинилась в оборону противника, но развить первый успех не смогла.

В ночь с 18 на 19 августа наступление было приостановлено.

19 августа гитлеровцы предприняли ожесточенную атаку. По проложенным дорогам пододвинулось несколько танков и самоходных орудий, они открыли огонь прямой наводкой. Отразить этот натиск врага было тяжело. Боеприпасы кончались. Продовольствия люди не получали уже третий день. Вместо чая пили красную болотную воду, вскипяченную в котелках, и жевали корешки дикого лука. Самокрутка из оставшихся у кого-то крошек махорки и сухого березового листа переходила из рук в руки. Затягивались по одному разу.

Несмотря на все это, фашистам не удалось сломить сопротивление воинов. Все атаки были отбиты. Не помогли и танки. Один танк наши бойцы подбили из противотанкового ружья.

К вечеру наступила тишина. Лишь редкая перестрелка напоминала о том, что поединок частей Красной Армии, окруженных со всех сторон превосходящими силами врага, не закончен.

В наступившей тишине гитлеровцы снова, в который раз стали призывать красноармейцев и командиров сдаваться в плен.

Несколько минут шли передачи. Боеприпасы экономили, и огонь по громкоговорящей установке не открывали. И вот тогда кто-то запел: "Вставай, проклятьем заклейменный..." Слова подхватили по цепочке и скоро по всей круговой обороне звучал могучий пролетарский гимн "Интернационал".

Все кругом затихло. Замолчали громкоговорящие установки. Прекратилась перестрелка. Только эхо далеко разносило волнующие душу слова:

Это есть наш последний

И решительный бой,

С Интернационалом

Воспрянет род людской...

19 августа вечером Смекалин и Чанбарисов приняли решение выходить ночью на широком фронте, просачиваясь сквозь оборону противника.

Всех людей разбили на три группы. Командиром первой группы был назначен старший лейтенант И. А. Подурец, комиссаром - старший политрук С. Н. Горбунов. Командиром второй группы - лейтенант Козлов, комиссаром политрук Бондаренко. Третью группу возглавляли капитан Ф. В. Смекалин и старший политрук Щ. X. Чанбарисов. Для эвакуации раненых были созданы команды носильщиков и выделены подразделения прикрытия.

Ночью начался выход. Схватки носили ожесточенный, но скоротечный характер. Действовали главным образом штыком и гранатой. Прикрывались пулеметным огнем. Лейтенант Степаненко связками гранат заставил замолчать два вражеских дзота. Пересунько заколол штыком несколько фашистов. Старший лейтенант Кононенко с группой бойцов внезапно ворвался в окопы врага и уничтожил несколько фашистов. Прикрывая отход своей группы, Кононенко был тяжело ранен, но и тогда не прекратил вести огонь по врагу. А когда кончились патроны и фашисты приблизились к нему, Кононенко предпочел смерть плену. Но расстался со своим "максимом" сержант Потеряев. При выходе из окружения он искусно прикрывал своих товарищей.

В эту ночь в бригаде никто не спал. Все мы - командование, офицеры штаба и политработники - были на передовой, готовые прийти на помощь воинам, пробивающимся из окружения.

В 2 часа утра 20 августа я встретил Смекалина и Чанбарисова, секретаря парткомиссии политотдела Леушина и нескольких бойцов. О том, как они выглядели, говорить не приходится. Силы их покинули сразу же при встрече с нами. Многие без посторонней помощи уже не могли добраться до тылов бригады, где они собирались. Несколько дней еще выходили одиночки из окружения. Мы радовались каждому человеку и с щемящей болью в сердце вспоминали о тех, кого не было с нами. Из окружения вышли не все. Не удалось пробиться к своим старшему политруку Сергею Николаевичу Горбунову. Это был замечательный товарищ, до войны он работал в Москве, перед последними боями был назначен комиссаром третьего батальона. Скромный, собранный, культурный, он как бы олицетворял в своем лице коренного москвича. Во время боев в окружении новый комиссар батальона показал себя человеком большой воли.

Несколько дней о судьбе Горбунова мы ничего не знали. Но потом нам стало известно, что фашисты захватили тяжелораненого комиссара. Его долго пытали, добиваясь показаний, но напрасно.

В лесу под кронами угрюмых елей собрались бойцы и офицеры - юрой только что закончившихся боев. Шел непринужденный разговор, люди делились воспоминаниями. Ведь тяжкие испытания особенно сближают людей.

Кто-то запел:

Вьется в тесной печурке огонь.

Песню, полюбившуюся воинам, сразу подхватили и тут же перефразировали:

Ты сейчас далеко-далеко,

Между нами болото Сучан,

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти четыре шага.

Много теплых слов я услышал тогда от красноармейцев о командирах и политработниках. С особой гордостью и любовью они говорили о своем комиссаре. Чанбарисов всегда пленял меня неукротимой верой в людей. После прошедших боев я убедился, что бойцы и офицеры отвечают ему взаимной верой и любовью.

Вспоминая о комиссарах Красной Армии периода Великой Отечественной войны, хочется особо подчеркнуть, что они были достойными преемниками Дмитрия Фурманова, Николая Маркина, Антона Булина и других легендарных комиссаров гражданской войны. Опираясь на коммунистов, комиссары многое сделали для укрепления морально-политической стойкости фронтовиков.

В Чанбарисове я вижу яркие черты политработника тех лет.

Через несколько дней командир бригады устроил разбор результатов двухнедельных боев. По оценке штаба армии бригада выполнила подавленную перед ней задачу. Батальоны, попавшие в окружение, своей непоколебимой стойкостью сковали до двух пехотных дивизий противника и нанесли им большой урон.

Газета "За Родину" призывала всех бойцов и командиров Северо-Западного фронта брать пример с наших воинов. В передовой статье писалось: "Они дрались, не сходя с места, когда враг заливал поле боя шквальным огнем, когда со всех сторон немцы шли в атаки... В любой самой трудной обстановке сражайся с врагом так, как старший лейтенант Кононенко, сержант Потеряев, красноармеец Пересунько. Будь стойким, как они. Беззаветно выполняй боевой приказ".

Вскоре большая группа участников боев была отмечена правительственными наградами. Орденами Красного Знамени были награждены капитан Ф. В. Смекалин, старший политрук ТТТ. X. Чанбарисов, лейтенант И. А. Подурец, сержант Е. А. Удовиченко. Орденом Красной Звезды и медалями - старший политрук В. Д. Леушин. сержант А. П. Александров, политрук Д. А. Кабанов, красноармейцы М. Р. Кожухов, Д. Н. Филатов, И. А. Пересунько, ефрейтор А. К. Мусатенко, сержант И. Н. Потеряев и многие другие.

У Ф. В. Смекалина в эти дни произошло еще одно радостное событие - он был принят в члены Коммунистической партии. Офицером стал Евдоким Антонович Удовиченко. Ему присвоили звание младшего лейтенанта.

Мы по праву гордились отвагой и стойкостью людей нашей бригады, заслуженной оценкой их подвигов. Но нас огорчали потери людей во время выхода из окружения. Что-то не доделали мы сами. Не оказало нам помощи и командование армии. Наступление войск Северо-Западного фронта с целью ликвидации демянского плацдарма противника успеха не имело. Очевидно, еще не научились наступать, так рассуждали мы. Причем это в одинаковой мере мы относили как к себе, так и к командованию армии и фронта. Вскоре бригаду вывели во второй эшелон. После небольшого отдыха и пополнения снова бои. Теперь на другом участке фронта под Лычково.

Война разбросала нас, воинов 133-й отдельной стрелковой бригады, по разным частям и соединениям. О судьбе многих мне ничего неизвестно. Но с некоторыми товарищами мне приходилось встречаться.

Летом 1943 г. после Курской битвы мы встретились на марше с подполковником Чанбарисовым. Он был заместителем командира стрелкового полка по политической части. В то время наши сердца были переполнены радостью побед Советской Армии, но заговорили мы не о Курской битве, а о Северо-Западном фронте, о боях в районе болота Сучан, о боевых друзьях.

Всю Великую Отечественную войну Чанбарисов провел на фронте. После победы над фашистской Германией участвовал в разгроме японских милитаристов. Домой вернулся с двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Александра Невского.

Примечательна послевоенная судьба этого незаурядного политработника. Прежде всего осуществилась его давняя мечта продолжать учиться. Чанбарисов окончил Академию общественных наук при ЦК КПСС. Он кандидат исторических наук, доцент, преподает курс истории партии и уже много лет работает ректором Башкирского государственного университета.

Наши пути с Федором Васильевичем Смекалиным сошлись в 55-й стрелковой дивизии, где он был командиром полка, а я начальником политотдела. И здесь Смекалин воевал хорошо. Полк под его командованием успешно участвовал в Курской битве, форсировании Днепра, освобождении Белоруссии и Латвии. Под Ригой Смекалин был ранен. После лечения снова командовал полком, только в другом соединении, и с боями дошел до Берлина. Теперь подполковник запаса Смекалин руководит организациями ДОСААФ в одном из районов Свердловской области.

Северо-Западный фронт мы никогда не забудем. Он дорог нам тем, что там в тяжелых условиях мы учились воевать и побеждать врага. Там прошла наша военная молодость.

Н. К. Дьячков

На рамушевском тракте

Успешные наступательные действия наших войск в конце 1942г. и январе 1943 г. на западном, юго-западном и южном направлениях вынудили противника напрячь все силы, сконцентрировать все имеющиеся резервы и даже снимать с менее важных фронтов свои войска, чтобы задержать стремительное наступление Красной Армии.

Не исключалось, что противник может снять часть своих войск со старорусского участка фронта и вывести демянскую группировку с целью переброски их в районы особенно активных действий Красной Армии.

В конце января 1943 г. Советское Верховное Главнокомандование, взвесив обстановку, сложившуюся на Северо-Западном фронте, и предвидя вероятность отхода противника, приняло решение о проведении операции для завершения окружения демянской группировки немецко-фашистских войск и полного ее уничтожения.

Операция намечалась на середину февраля 1943 г. Встречными ударами 27-й армии с севера и 1-й Ударной армии с юга по западному выходу из рамушевского коридора наши войска должны были перерезать вражеские коммуникации между Старой Руссой и р. Ловатъю и не допустить возможного отхода врага.

Наша 171-я стрелковая дивизия 34-й армии, находившаяся в обороне, получила приказ совершить стокилометровый марш из района Долгие Горы, Вояры, Рябки (10 км юго-восточнее ст. Любница). К 16 февраля части дивизии вышли в район Лукино, Заостровье, Конюхово (8 км северо-восточнее ст. Парфино) и поступили в распоряжение командующего 27-й армией, генерал-лейтенанта Сергея Георгиевича Трофименко.

В то время, когда мы проходили через с. Мануйлово, командира дивизии вызвал командующий армией. Комдив Б. И. Зобин взял с собой и меня, в то время начальника оперативного отделения штаба дивизии.

Командир дивизии полковник Богумил Иосифович Зобин, чех, вступивший в Красную Армию в 1918 г., был боевым командиром, имел артиллерийское образование, несколько лет работал преподавателем. Нас встретил начальник штаба армии полковник Григорий Сергеевич Лукьянченко. Он хотел ознакомить нас с предстоящей задачей. Но тут, как говорится, произошел конфуз: у нас не оказалось карты нужного района - 34-я армия дала нам карты только до Мануйлова. Пришлось идти к начальнику оперативного отдела. Каково же было мое удивление и вместе с тем радость, когда я узнал, что в этой должности состоит полковник Александр Васильевич Порхачев, которого я знал еще с апреля 1942 г.

Получив от командующего армией задачу на наступление и нанеся ее на карту, которую я ему принес, комдив в первую очередь занялся изучением местности в полосе предстоящих действий дивизии.

Исходный район для наступления был в довольно густом хвойном лесу, что способствовало скрытому ее сосредоточению и выходу на рубеж атаки. Мы сменяли подразделения 983-го стрелкового полка 253-й стрелковой дивизии и 147-й стрелковой бригады.

До нашего прихода здесь еще с апреля 1942 г. велись ожесточенные бои как в период окружения демянской группировки, так и после. Немало доблестных советских воинов пало смертью героев по обе стороны Рамушевского шоссе от Старой Руссы до Рамушева, Бякова, Васильевщины и Демянска. Тогда захват этого шоссе лишал фашистов единственного наземного пути, связывающего старорусскую группировку с зажатыми в демянском "мешке" дивизиями 16-й армии.

Срок подготовки операции был коротким, поэтому начальник штаба дивизии подполковник Иван Маркович Прокопенко решил выслать сразу две группы офицеров, которые должны были подыскать место для наблюдательных пунктов основного и запасного. Для выбора места основного НП поехал я и дивизионный инженер, капитан Алексей Николаевич Дулов, запасного - начальник разведывательного отделения штаба дивизии капитан Сергей Михайлович Сирко и один из офицеров 137-го саперного батальона.

Мой спутник, капитан Дулов, не был кадровым офицером, но он быстро усваивал все новое, хорошо разбирался в тактической обстановке в ходе боя, был подвижен, смел до дерзости и чрезвычайно остроумен, любил пошутить, был всегда весел и добродушен. Как говорится, за словом в карман не лез и на выдумки был хитер, а для сапера это очень важно. Поехали мы на упряжке дивизионного инженера. Путь был немалый, от Мануйлова до Козлова не менее 20 км. Переехали р. Ловать, мирно беседуем, погода морозная, тишина в чистом поле, только полозья поют, да снег из-под копыт Орлика стучит по передку.

Приехали мы в штаб полка, отыскали полкового инженера и отправились пешком на один из ближайших наблюдательных пунктов. Строились они примерно одинаковым способом: выбирались стоящие близко друг к другу три-четыре сосны или ели и от одной к другой перебрасывались наклонные звенья лестниц из жердей с поручнями или без них. Каждое звено кончалось небольшой площадкой для перехода на следующее звено и так до самого верха, где устраивался замаскированный шалаш, в котором и устанавливалась стереотруба, телефон, а если нужно, то и радиостанция. Здесь дежурили разведчики, круглосуточно или только в светлое время, а по мере надобности, особенно во время атаки и боя в глубине обороны противника, сюда поднимался командир.

Лес в этом месте высокий - до 30 м и наблюдать за противником было более удобно и безопасно, чем с наземных наблюдательных пунктов на открытой, среднепересеченной местности, где плохо замаскированные НП обычно сильно подвергались обстрелу артиллерией врага. Правда, залезть на такую высоту довольно-таки трудновато, а сидеть в зимний день при трескучем морозе, да еще с ветерком - и того труднее. Но другого выхода не было. Без "глаз", как называют НП, нельзя было обеспечить управление войсками.

Прошли еще на один такой НП. Его мы и облюбовали для командира дивизии. Составили перечень необходимых работ по инженерному дооборудованию НП, устройству дополнительных землянок и укрытий и отправились туда, где нас ждал Орлик.

171-я стрелковая дивизия получила довольно сложные задачи на наступление в направлении Дмитрово, Ново-Свинухово, Волышево. Прежде всего дивизия должна была прорвать оборону противника на участке Сычево, Язвы; выйти на рубеж д. Большие Горбы, на глубину пять километров; с этого рубежа продолжать наступление и выйти главными силами на р. Порусья, а передовыми частями - на р. Полнеть. Отсюда нам следовало наступать в направлении на Григорово. На дивизию возлагалась еще и дополнительная нелегкая задача: после выхода на рубеж д. Большие Горбы выдвинуть подвижный отряд в Соколове, Ожедово 1-е, т. е. навстречу частям 1-й Ударной армии. Таким образом, дивизия должна была участвовать в двух операциях: выходом на Полнеть содействовать окружению противника в Старой Руссе, а встречей в Соколове с войсками 1-й Ударной армии - завершить окружение демянской группировки противника.

По разведывательным данным, полученным нами от 253-й дивизии и 147-й бригады, в полосе наступления нашей дивизии на рубеже Сычево, Язвы оборонялись подразделения 51-го гренадерского мотополка 18-й моторизованной дивизии в составе семи стрелковых и одной пулеметной роты общей численностью до 300 человек с 14 станковыми и 36 ручными пулеметами, 8 противотанковыми орудиями, 18 минометами, при поддержке из глубины обороны 5 - 6 артиллерийскими и 5 минометными батареями с личным составом до 400 человек.

Наша же дивизия по своему составу была весьма малочисленной. В трех стрелковых полках, лыжном и учебном батальонах насчитывалось всего лишь немногим больше 3 тыс. человек. Правда, поддержку мы получили немалую. Нас поддерживали 15-я артиллерийская дивизия, имевшая восемь полков, 26-й гвардейский минометный полк "катюш" и 652-й артиллерийский полк 202-й стрелковой дивизии, находившейся во втором эшелоне армии, а также 28-й и 29-й отдельные танковые полки. Как бы то ни было, а превосходство в силах и средствах было на нашей стороне: по пехоте мы превосходили врага в три раза, по артиллерии и минометам - до восьми раз и по танкам имели шестикратное превосходство.

Рубеж, занимаемый противником, господствовал над местностью. Все подступы к его обороне хорошо им просматривались, особенно с дистанций 150 - 200 м. Снег на открытых местах в основном стаял, образовав застои воды, покрывавшиеся легкой ледяной коркой только в ночное время. Кустарник и деревья на исходном рубеже для наступления были уничтожены артиллерийским и пулеметным огнем противника настолько, что скрытый подход к нему в светлое время совершенно исключался. Открытая, ровная местность до рубежа атаки и далее до переднего края обороны противника могла быть преодолена только под прикрытием артиллерийско-минометного огня и в том случае, если бросок в атаку осуществлялся непосредственно перед рубежом врага.

Перед передним краем вражеской обороны были выявлены проволочные заграждения в два-три ряда кольев и дерево-земляной забор, обложенный снегом. Перед ними и под проволокой - установленные в 1942 г. и усиленные в следующем году минные поля. В более низких местах обнаруживались всплывшие деревянные мины. Передний край обороны противника прикрывался тщательно организованным огнем.

Особенно открытая местность была у д. Сычево и у рощи Груша. Подступы к переднему краю противника и сам передний край с нашей стороны, с земли, просматривались весьма плохо.

Просмотр глубины вражеской обороны показал, что в 100 - 150 м за передовой линией стрелковых позиций врага у него имелась линия блиндажей и других укрытий. Хорошо просматривалась вторая линия проволочных препятствий. На удалении в 200 - 300 м были видны отдельные группы дзотов, заборов, окопов и блиндажей. Как выяснилось после боев, это были землянки командных пунктов командиров рот и батальонов и резервов противника. Особенно сильной представлялась оборона в Сычеве, расположенном на возвышенности, а также в роще Груша, седлающей шоссе. Началу операции предшествовала тщательная командирская разведка, в ходе которой были решены все вопросы взаимодействия частей и подразделений, до роты и батареи включительно. Личный состав дивизии имел уже большой боевой опыт и был хорошо подготовлен к боям, политико-моральное состояние воинов находилось на высоком уровне.

Все это в общем не могло не радовать нас.

До 19 февраля, находясь еще в Мануйлове, штаб дивизии со штабом командующего артиллерией дивизии, начальниками служб и заместителем командира дивизии по тылу разработали всю необходимую для управления частями дивизии в предстоящих боях боевую документацию, довели ее до всех исполнителей и в последующие дни проводили проверку готовности частей и подразделений.

По указаниям из армии к началу боев командный пункт дивизии перемещался в лес восточнее д. Находно. Высланная туда оперативная группа во главе с помощником начальника оперативного отделения штаба дивизии старшим лейтенантом Иваном Михайловичем Рязанцевым нашла этот пункт вполне оборудованным, но он был занят штабом 147-й стрелковой бригады. Вместе с Рязанцевым в будущее расположение штаба дивизии выехали также комендантский взвод, связисты с начальником связи дивизии майором Иваном Григорьевичем Нестеренко и саперы из саперного батальона, возглавляемые одним из его офицеров.

19 февраля готовность дивизии проверял командующий армией генерал С. Г. Трофименко, заехал он и на наблюдательный пункт, который мы с Дуловым выбрали для командира дивизии.

С. Г. Трофименко стал командармом недавно, сменив генерала Ф. П. Озерова, он еще не успел осмотреть всей полосы армии, ширина которой достигала 50 км. Вскоре прибыл командир 200-й стрелковой дивизии полковник Михаил Эммануилович Москалик, ставший на следующий день командиром нашей дивизии (полковник Зобин через три дня был назначен командиром 200-й дивизии). Еще до рассвета 23 февраля части дивизии заняли исходное положение для наступления. Боевой порядок дивизии - все полки в первом эшелоне, а в резерве командира дивизии оставались: 2-й батальон 380-го стрелкового полка, лыжный батальон дивизии, вторая батарея 185-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона с саперными подразделениями под командованием командира лыжного батальона капитана Федора Васильевича Грива.

Полки все свои батальоны тоже поставили в первый эшелон, оставив в резерве роты автоматчиков, а также разведывательный и саперный взводы.

Для наращивания силы удара в ходе боя этих резервов, несомненно, было мало, они были недостаточны и для отражения вражеских контратак.

Начавшаяся в 9 часов утра 23 февраля артиллерийская подготовка отличалась по мощности и продолжительности от других, проводившихся на Северо-Западном фронте, которые мне приходилось слышать. Разгадка проста: линия фронта 27-й армии шла с севера на юг от Трифонове на р. Полнеть, через Медниково, Липовицы до Пено и отсюда поворачивала под прямым углом на восток - на Сычево, Язвы, Рамушево. Поэтому огневые позиции всей участвовавшей в операции артиллерии концентрировались на сравнительно небольшой площади для ведения огня в западном, юго-западном и южном направлениях. В течение 1 часа 40 минут на командном пункте нашей дивизии, окруженной со всех сторон огневыми позициями, нельзя было говорить, даже крик с трудом различался.

С началом артподготовки пехота начала ползком, скрыто выходить на рубеж атаки и к концу ее вошла в непосредственную близость с противником, не встретив при этом серьезного огневого сопротивления. За восемь минут до общей атаки со своего исходного рубежа двинулись танки, догнали пехоту и вместе с ней, после переноса огня артиллерии в глубину обороны противника, в 10 часов ворвались на передний край вражеской обороны. Атака была дружной и стремительной, несмотря на ожесточенный огонь оживших огневых средств. Особенно силен был огонь на правом фланге из узла сопротивления в Сычеве.

После артиллерийской подготовки многие огневые точки противника оказались все же неподавленными, оказывали сильное сопротивление дружно поднявшейся в атаку пехоте и танкам и наносили им значительный урон. В начале боя движение танков было замедленным, они вязли в снегу, останавливались, брали друг друга на буксир. Вместе с ними останавливалась и пехота, двигавшаяся непосредственно за танками.

К вечеру обозначился успех наших полков, хотя и незначительный. Лучшего результата добился 380-й полк. Он прорвал передний край обороны противника, перерезал шоссе между Сычево, Язвы и первым батальоном продвинулся на 600 м за дорогу. Туда же, но несколько левее вышел третий батальон, и оба они продолжали движение на Дмитрове.

713-й полк также прорвал передний край и занял траншеи в районе отметки 31,0 на шоссе. Его второй и третий батальоны развивали успех в направлении колхоза Боловино. Что же касается 525-го стрелкового полка, наступавшего без танков, то его второй батальон сумел ворваться в первые траншеи обороны врага.

Вообще в первый день наступления более организованно действовал 713-й стрелковый полк. Спокойствие и выдержка при принятии решений и проведении их в жизнь командиром полка подполковником Константином Дмитриевичем Мирошниченко передавались подчиненным командирам и бойцам, и они дружно поднялись в атаку, прорвали оборону противника и смело, энергично действовали в ее глубине.

Командир взвода первой стрелковой роты этого полка комсомолец лейтенант Тимофей Леонидович Гришанович с возгласом: "За Родину, вперед!" первым поднялся в атаку. За ним последовали знатный снайпер дивизии комсомолец Иван Степанович Брезгин и боец Николай Александрович Стулов. Увлеченный их примером, весь взвод ворвался в траншеи противника и уничтожил его штыками и гранатами. Хорошие командирские качества проявили в ходе боя командир пятой стрелковой роты лейтенант Стефан Петрович Коледа и его заместитель по политчасти лейтенант Файзулла Файзуллин.

Под сильным фланговым пулеметным огнем, переползая от одного бойца к другому, они сумели организовать их на блокировку вражеских дзотов у дорога. Они-то первые и перерезали шоссе у отметки 31,0.

В этот день было сбито два пикирующих бомбардировщика противника, и один из них сбил сержант комендантского взвода 525-го полка Григорий Тимофеевич Логинов из спаренного ручного зенитного пулемета.

Бойцы и командиры в ходе боя проявили мужество и отвагу и, не жалея своей крови, дрались с врагом. В этом сказались их высокое политико-моральное состояние, возросший наступательный порыв. Это было заслугой партийно-политического аппарата полков и офицеров политотдела дивизии, которые в большинстве своем находились непосредственно в боевых порядках рот и взводов.

К сожалению, не обошлось и без неприятностей. В ходе боя командир 380-го стрелкового полка подполковник И. М. Ермолаев самоустранился от руководства полком и ушел в штаб одного из батальонов. Приказом командования командиром полка стал майор Федор Матвеевич Зинченко. Имя этого командира, Героя Советского Союза, теперь широко известно. Это его полк водрузил знамя Победы над рейхстагом. Небезынтересно отметить, что стрелковый батальон 380-го полка 171-й дивизии под командованием старшего лейтенанта К. Я. Самсонова, действовавший левее полка Зинченко, также штурмовал рейхстаг в северной его части. Имя Константина Яковлевича Самсонова, Героя Советского Союза, ныне знают все в нашей стране.

Хочется мне рассказать немного и о боевых действиях наших непосредственных соседей.

Правее нас, в направлении Нагаткино, Утошкино, наступала 43-я гвардейская латышская стрелковая дивизия. За первый день боя она успеха не имела и лишь на правом фланге, преодолев снежный завал, подошла вплотную к переднему краю обороны противника, понеся при этом большие потери.

^ Слева наступала 200-я стрелковая дивизия в направлении Язвы, Большие Горбы, Великое Село и к исходу первого дня овладела рощей Круглая и Язвы, полностью очистив их от противника.

Одним из обстоятельств, мешавших налаживанию взаимодействия с соседом справа и постоянному поддержанию его в ходе боя, было отсутствие локтевой связи. Между фланговыми полками - болото с отметкой 30,7, которое входило в полосу 43-й гвардейской дивизии. Его надо было обходить. Два соседа одновременно начинали атаку и, при малейшем успехе продвигаясь вперед, поневоле расходились в противоположные стороны. При бое в глубине обороны расстояние между дивизиями доходило до пяти километров. Чем могли помочь друг другу такие соседи? Так и воевали эти дивизии с одним открытым флангом.

Уже было сказано, что нашим соседом справа 23 февраля была 43-я гвардейская дивизия, 26 февраля стала 253-я, 4 марта - снова 43-я, 6 марта - 28-я гвардейская дивизия: за 12 дней - четыре перемены.

А слева 23 февраля - 200-я, 24 февраля - 202-я. Причиной было то, что 253, 28 и 202-я дивизии по мере надобности вводились командующим армией из второго эшелона, и это вполне закономерно, так же как и то, что они вводились на направлении главного удара. Ввод свежих сил на обоих флангах 171-й дивизии должен был содействовать ее успеху. В этом смысле дивизии повезло. Если же ощутимого успеха у всех дивизий армии не получилось, то только потому, что противник, выводя из-под удара демянскую группировку, в полосу наступления армии подбросил 12, 122, 126 и 290-ю пехотные дивизии, что более чем втрое усилило его оборону. Чтобы разгромить их, нам нужно было иметь значительно более мощные силы, чем те, которые действовали с нашей стороны.

С утра 24 февраля, после 15-минутной артиллерийской подготовки, части дивизии возобновили атаки. Противник везде оказывал упорное сопротивление. Успех, как и в последующие дни, был незначительным. В общей сложности за четыре боевых дня правофланговый 525-й стрелковый полк, которым командовал подполковник Яков Исаакович Муллер, к сожалению, не отличавшийся твердостью и смелостью управления подразделениями полка во время боя, не мог сломить сопротивление противника в Сычеве, но вышел за шоссе и продвинулся на юго-западную опушку рощи Груша, южнее Сычева.

380-й стрелковый полк прорвал оборону противника в роще Груша, вышел на южную ее опушку и, наступая на Михалкино, приблизился к нему, оставаясь на правом берегу р. Редьи.

713-й стрелковый полк 25 февраля во взаимодействии с соседним слева 1317-м полком 202-й стрелковой дивизии после упорного боя уничтожил противника в Дмитрове, овладел им, но был остановлен противником при попытке захватить Михалкино и дальше продвинуться не смог.

Первым в Дмитрове ворвался взвод шестой стрелковой роты под командованием лейтенанта Ивана Кузьмича Сафонова, уничтоживший отчаянно сопротивляющегося противника и занявший часть деревни.

43-я гвардейская дивизия подошла к колхозу Пенно и начала обходить его слева, но была остановлена огнем противника и перешла к обороне.

253-я дивизия, введенная в бой из второго эшелона армии 25 февраля, с 38-м танковым полком перерезала шоссейную дорогу Старая Русса, Холм между Пенно и Аринино. Но, попав под удар 13 вражеских бомбардировщиков, не добилась решающих успехов. Этот наш правый сосед вел бой в четырех-пяти километрах правее.

Введенная в бой из второго эшелона армии 24 февраля 202-я стрелковая дивизия, ставшая нашим левым соседом, участвовала в освобождении д. Дмитрове с 713-м полком нашей дивизии. Развивая успех, она вела бои за Кочаново и Боловино, перед которыми была остановлена противником.

Стало совершенно очевидно, что гитлеровское командование после первого дня разгадало направление наступления не только нашей дивизии, но и других дивизий армии и к местам наметившегося нашего успеха стало подтягивать новые части, выводимые из демянского "котла". Это подтверждалось и показаниями пленных. Наши части несли потерн, сила удара их слабела, танков стало значительно меньше, а артиллерийский огонь почти не наносил урона огневым средствам противника. Поэтому с 27 февраля по 2 марта дивизии прекратили крупные боевые действия и ограничились действиями отдельных отрядов и разведки.

Необходимо отметить, что, невзирая на тяжелые условия боев и потери, бойцы и командиры с большой стойкостью преодолевали трудности боев, презирая смерть, порой без сна и отдыха они шли в атаку, освобождая от противника шаг за шагом нашу родную землю.

Ведущую роль во всех боевых операциях играли коммунисты и комсомольцы.

Командир расчета станкового пулемета 380-го полка, кандидат в члены ВКП(б) Федор Кириллович Ситников хорошо организовал работу расчета; однажды огнем пулемета на своем участке он подавил две огневые точки противника и тем самым обеспечил успешное продвижение пехоты вперед.

Санитар второй стрелковой роты этого же полка Мирон Афанасьевич Кныш 25 февраля вынес с поля боя 30 бойцов и командиров. Когда он спасал одного из раненых, на них набросился немецкий унтер-офицер. Санитар убил его и этим спас раненого.

С каждым днем боев с немецкими захватчиками появлялось все больше героев. Отвага, вера в правоту своего дела, отличное знание оружия и тактических приемов борьбы множили их ряды.

Командир пулеметного отделения первой пулеметной роты 713-го полка, член ВКП(б), агитатор отделения, старший сержант Григорий Степанович Нарыжный вместе с первым наводчиком сержантом Петром Васильевичем Ярутиным отразил контратаку 40 вражеских автоматчиков, при этом он лично уничтожил до 15 гитлеровцев, а остальных заставил повернуть вспять.

Пулеметчик Иван Иванович Павлов заметил, что от отдаленного куста фашистский пулеметчик посылает очередь за очередью по наступающим нашим подразделениям. Быстро подготовившись, он одной длинной очередью из "максима" уничтожил пулемет противника, и стрелковое подразделение сумело продвинуться вперед.

Боец роты связи 525-го полка Александр Федорович Гаршенин под огнем противника непрерывно восстанавливал связь с наблюдательным пунктом, устранив 31 обрыв кабеля. 24 февраля при устранении повреждения кабеля был он тяжело ранен в руку и ногу, но с линии не ушел до тех пор, пока не устранил обрыв, обеспечив таким образом управление батальоном в самый ответственный момент боя.

Командир четвертой стрелковой роты 525-го полка старший лейтенант Григорий Романович Осмачко 2 марта, командуя группой в бою в районе рощ Фигурная и Груша, проник на 400 м в глубину обороны противника юго-восточнее Сычева. Закрепившись на правом берегу р. Редьи, он организовал круговую оборону. Правильно организовав взаимодействие с артиллерией, всюду проявляя инициативу и решительность, отважный командир поднял роту, отрезанную от остальных подразделений батальона. Смелым броском рота овладела траншеями и дзотами противника и глубоко проникла в его тыл. Бойцы автомобильной роты подвоза дивизии начиная с 17 февраля находились в рейсах почти полные сутки, доставляя боеприпасы и продовольствие. Все задания водителями были выполнены в срок, без аварий и поломок. Водитель Петр Севастьянович Литвиненко сделал 8 рейсов по 260 км каждый. Павел Николаевич Григорьев совершил 15 рейсов, покрыв расстояние 1782 км. Хансулла Жданов взял обязательство водить машину без аварий и поломок, содержать ее в готовности в любое время к очередному рейсу. Он с честью выполнил обязательство и стал одним из лучших водителей роты.

В результате больших потерь, понесенных полками, боеспособность дивизии значительно снизилась, в первые три дня тяжелых боев вышло из строя значительное количество командиров и политработников.

В течение всего дня 2 марта противник проводил на разных участках контратаки небольшими группами. Все они были отбиты подразделениями 380-го и 713-го полков, понесшими при этом потери. В 380-м полку было 7 раненых, в 525-м полку - 23.

Особенно ощутимыми были потери командного состава и политработников. К 3 марта были выведены из строя большинство командиров батальонов и их заместителей по политической части. В строю осталось лишь несколько командиров стрелковых рот и их заместителей.

Во время контратаки противника 2 марта в 380-м полку погибли начальник связи полка капитан Иван Андреевич Виноградов, заместитель командира батальона по политчасти старший лейтенант Иван Михайлович Гусаков, заместитель командира роты по политчасти лейтенант Яков Прокофьевич Давыдов.

4 марта 380-й полк оборонял свой участок, а 525-й полк был выдвинут вперед, к 713-му полку, и совместно с ним вел напряженный бой за Михалкино. В результате артподготовки нам не удалось подавить огневую систему противника. Части несли большие потери. Перейти реку и ворваться в Михалкино удалось только десяти бойцам 713-го полка, но и они погибли затем от огня противника. 525-й полк, понесший большие потери, ворваться в Михалкино не смог.

Во второй половине дня 4 марта, когда бои стали затихать и не было надежды на успех, командир дивизии полковник М. Э. Москалик, находившийся на наблюдательном пункте, направил меня в 525-й и 713-й полки для выяснения положения и установления взаимодействия полков, предназначенных вести дальнейшие боевые действия с целью освобождения Михалкина.

В полки я мог попасть, проехав через расположение лыжного батальона дивизии, находившегося в резерве командира дивизии. С связным от этого батальона, младшим сержантом Касимом Дорбаевым, мы тронулись в путь. Лыжный батальон располагался невдалеке. Встретил нас начальник штаба батальона капитан Евгений Николаевич Троицкий. Он и рассказал мне подробности боев, в которых участвовал батальон в последние дни. А затем проводил меня в штаб 380-го полка, где раньше он был помощником начальника штаба по разведке.

Штаб размещался у крутого берега Редьи, он отстал от батальонов и командира полка. Этим был озабочен П. П. Волгин, помощник начальника штаба полка. Здесь уместно сказать, что Петр Прокофьевич оказался вполне способным штабным работником, будучи начальником штаба полка 207-й дивизии, он дошел до Берлина. 171-я дивизия, как известно, штурмовала вместе со 150-й дивизией рейхстаг.

Из штаба я направился к командиру полка. Шли у самой воды, где уже была протоптана довольно широкая дорожка с жердяными мостиками через ямки и воронки, по которой шло снабжение всем необходимым всех трех полков дивизии. Удобство этой дороги состояло в том, что она пролегала под почти отвесным высоким левым берегом р. Редьи и была вполне безопасной, хотя проходила в непосредственной близости от Сычева и перерезала (вместе с рекой) сычевский опорный пункт противника.

Там, где река делала несколько раз крутые изгибы, небольшие участки левого берега становились открытыми и противник простреливал их, поэтому передвигаться в этих местах приходилось бросками. По этой же дороге эвакуировали раненых, даже днем. Были в полосе дивизии другие тропы и дороги, но почти все они простреливались и просматривались противником и движение по ним было возможно только в темное время.

Полк в этот день наступательных действий не вел, поэтому майор Зинченко занимался хозяйственными вопросами, кроме того, вместе с начальником штаба капитаном Григорием Вульфовичем Мельниковым и заместителем по политчасти капитаном Василием Васильевичем Клишиным они оформляли наградные листы отличившихся в последних боях воинов.

Дальше двигаться вдоль реки было нельзя и пришлось дождаться темноты, чтобы продолжить путь. К вечеру стало подмораживать, лужи от растаявшего за день снега подмерзли, ледок похрустывал под сапогами. Взлетающие вверх немецкие ракеты ярко освещали местность. Полки наши образовали узкий клин: Сычево, Михалкино, Борисово. Справа - противник за Редьей, слева - на открытой местности. Иногда казалось, что ракеты летят со всех сторон, что полки в кольце.

Вместе со мной шли Георгий Иванович Погребицкий, лейтенант, командир взвода роты связи полка, Петр Дмитриевич Поздняков, стрелок пешей разведки полка, - оба известные мне по прежним встречам и еще кто-то из разведчиков. Они прошли ранее этот путь и хорошо ориентировались по силуэтам отдельных строений, деревьев, кустарников, поэтому опасаться было нечего.

Больше половины пути мы вынуждены были делать перебежки, когда замирал свет ракет, тотчас ложиться при всполохе новой серии белых шаров. Полушубок на мне промок до локтей, а замерзшие полы гремели, как железные. Ватные шаровары промокли на коленях и даже за голенищами сапог. Наконец, добрались мы до штаба 525-го стрелкового полка. Всего три землянки, возвышающиеся метра на полтора над равниной. И это были тоже бывшие немецкие землянки, по-видимому, ротные. В них разместились все штабные офицеры, связисты, саперы, разведчики, автоматчики, словом, - все управление полка.

Я был только в одной из землянок у командира полка подполковника Муллера. Пока спускался вниз по ступенькам, прошло не меньше десяти минут. Приходилось протискиваться между спящими бойцами. Ступенек-то всего десяток, а ширина такая, что еле двоим разойтись, но сколько сидело на них людей. Дверь не закрывалась из-за тесноты и для вентиляции.

Присмотревшись, стал различать. Здесь кроме командира полка были помощник начальника штаба капитан Иван Васильевич Хныкин, заместитель командира полка майор Николай Лотович Парфенов, командир дивизиона 357-го артиллерийского полка капитан Александр Петрович Дерягин, литературный сотрудник дивизионной газеты "Защитник Родины" старший лейтенант Моисей Исаевич Сухер, радисты с радиостанцией, телефонист при телефоне, санитар и еще много людей, сидящих на нарах, на полу и даже стоящих.

Настроение после неудачных попыток полка перейти Редью и ворваться в Михалкино было не из веселых. Полк с каждым днем боев все уменьшался, чувствовалась крайняя усталость бойцов и командиров после беспрерывных десятидневных боев. Но ни одной жалобы на плохое питание и снабжение стрелковыми боеприпасами нет. Всего хватает. Один недостаток - артиллерия из-за слабости обеспеченности боеприпасами не подавляем во время артиллерийской подготовки огневую систему противника на переднем крае и не ведет никакой борьбы с его артиллерией и минометами, расположенными в глубине обороны.

Командир 713-го полка со своим штабом размещался на километр дальше и левее. Условия размещения были такие же, как и в 525-м полку, - те же три землянки.

Здесь с подполковником Мирошниченко находился в течение всего дня заместитель командира дивизии по строевой части подполковник Ахметгалей Мухамедовпч Абдулхаликов, командир 357-го артиллерийского полка майор Александр Никифорович Кузнецов, заместитель командира полка по строевой части майор Михаил Матвеевич Ермохин, заместитель командира полка по политчасти майор Михаил Демьянович Панкратов, помощник начальника штаба полка старший лейтенант Сосламбек Урзумагович Сазонов и другие офицеры.

Под покровом ночи началась эвакуация раненых. Вывозили организованно, на самодельных брезентовых волокушах, чему благоприятствовал подмерзший снег. Дорог здесь никаких не было, и каждого раненого везли по кратчайшему пути, туда, где не стреляют и не светятся немецкие ракеты. И с вечера, и теперь при переходе в 713-й полк нам навстречу и несколько в стороне от нас виднелись волокущие что-то за собой фигуры. При вспышках вражеских ракет они моментально исчезали. Так продолжалось всю ночь. Для эвакуации раненых использовались все свободные люди из штабов и тылов, не исключая и дивизионных.

Положение в 713-м полку было не из лучших. Вместо трех батальонов осталось только два (третий расформирован). 80 стрелков двух батальонов при поддержке полковой артиллерии начали атаку. В ходе боя был введен и резерв полка - стрелковая рота в составе 50 стрелков. В течение десяти дней бойцы не имели возможности даже просушить свое обмундирование. У многих опухли ноги и руки. Бойцам был необходим отдых.

К утру пришел командир лыжного батальона капитан Ф. В. Грива. Командир дивизии решил ввести в бой свой последний резерв - остатки лыжного батальона, и капитан пришел сюда, чтобы изучить местность и условия боя.

Командиры полков, Абдулхаликов и я, а также пришедший к рассвету из подразделений полка заместитель начальника полит: отдела дивизии майор Иван Степанович Фокеев доложили обстоятельно командиру дивизии и его заместителю по политчасти подполковнику Григорию Петровичу Тилюпо положение в полках дивизии. Комдив решил дать небольшой отдых людям в течение дня.

Подразделения приводились в порядок, переформировывались и готовились к бою за Михалкино. К лыжному батальону были присоединены бойцы комендантского взвода дивизии. На некоторых участках на правом фланге дивизии оборону держали группы средних офицеров и сержантов учебного батальона дивизии и роты химзащиты. Хозяйственные и спецподразделения частей были сокращены до минимума, а некоторые вовсе расформированы. Все собранные таким образом люди посланы на пополнение 525-го и 713-го полков.

В 18 часов подполковник Мирошниченко, вышедший из землянки на наблюдательный пункт, был тяжело ранен в голову. С наступлением темноты его отправили в медсанбат дивизии. После операции и лечения в госпитале он выздоровел, но лишился одного глаза. Отправились и мы с майором Фокаевым на командный пункт дивизии. Абдулхалков остался в полку. В командование полком вступил заместитель командира полка майор Михаил Матвеевич Ермохин.

Наступление возобновилось в ночь на 6 марта и продолжалось весь день. После многочисленных атак 525-го, 713-го полков и лыжного батальона некоторым группам бойцов удалось овладеть левым берегом Редьи севернее и южнее Михалкина. Дальнейшее продвижение было остановлено беспрерывным огнем противника, и к вечеру оно прекратилось.

На следующий день дивизия частью сил 713-го полка вела бой в районе Михалкина. Подразделения 525-го полка в течение дня отразили три последовательно возраставшие контратаки противника, и он, неся большие потери, отошел на исходные позиции.

В борьбе за Михалкино особый героизм и отвагу проявила группа бойцов лыжного батальона, состоявшая из 13 человек. Они первыми перешли на левый берег Редьи и там вели бой в течение всего дня без связи и без поддержки с правого берега. Во главе группы были два командира рот - старшие лейтенанты Иван Филиппович Курпас и Константин Семенович Чуднов. Противник вел яростный минометно-артиллерийский огонь по горсточке храбрецов, но бойцы не дрогнули и не оставили завоеванный берег. Они вели по противнику только прицельный огонь, экономя боеприпасы на случай контратак, которые вскоре и начались. Будучи раненными еще на рассвете, бойцы и командиры перевязывали друг другу раны и продолжали отражать ожесточенные контратаки противника, подходившего на расстояние броска гранаты. Только с наступлением темноты их вынесли с поля боя. В этом неравном бою смертью героев пали командир роты Константин Семенович Чуднов и его заместитель по политчасти Долженков. Большой утратой для лыжного батальона была смерть его командира, бесстрашного офицера капитана Федора Васильевича Грива. Погиб и заместитель командира по политчасти 3-го батальона 713-го полка капитан Антон Прокофьевич Крамарь.

8 марта в бой за овладение Михалкином были введены все полки дивизии. Весь участок обороны 380-го полка заняла одна рота, усиленная пулеметами и минометами. Ночью же группа из роты автоматчиков 713-го полка, возглавляемая командиром роты, ранее награжденным орденом Отечественной войны I степени, старшим лейтенантом Джекшепом Дюшеевичем Дюшеевым, решительным броском ворвалась в Михалкино и заняла четыре вражеских дзота на северо-восточной окраине. Последующим вводом небольшой группы автоматчиков, сформированной из шоферов автомобильной роты подвоза дивизии, достигнутые ротой Дюшеева рубежи были закреплены.

Все остальные подразделения полков перебрались на левый берег Редьи. Находясь на открытой местности, они несли большие потери. Только в 380-м полку были ранены оба командира батальонов - капитаны Юрий Ефимович Абрамов и Сергей Александрович Фомичев и командир 120-мм батареи старший лейтенант Андрей Егорович Федулов, который только по приказу командира полка был эвакуирован в санчасть. Был убит адъютант первого батальона старший лейтенант Илья Алексеевич Шупляков. Все эти офицеры преданность партии доказали своей кровью. Несмотря на исключительно тяжелую обстановку, большинство бойцов и командиров проявили стойкость и отвагу при выполнении приказов командования.

На рассвете противник предпринял контратаку силой до ста человек. Во время отражения ее отличился комсомолец младший сержант роты связи 525-го полка Евгений Терентьевич Зимин. Заметив движение фашистов, он возглавил группу бойцов, первым ринулся на врага и метким огнем из автомата уничтожил до десяти гитлеровцев. Герой посмертно награжден орденом Красной Звезды и навечно занесен в списки полка.

В то время, когда четвертая батарея 357-го артиллерийского полка вела огонь по противнику, враг сделал огневой налет на батарею. Снаряды рвались вокруг пушек, но бойцы - Владимир Николаевич Букин, Дмитрий Семенович Бочкарев, Петр Николаевич Никандров и другие - продолжали выполнять боевую задачу.

Бои постепенно затихали. 9 и 10 марта полки выполняли прежнюю задачу, действуя мелкими группами. Группа 525-го полка численностью в пять человек во главе со старшим лейтенантом Михаилом Васильевичем Горячевым и заместителем командира роты по политчасти Джумбаем Киясовым утром ворвалась на окраину Михалкина, но была прижата к земле сильным пулеметным и автоматным огнем врага.

Общим результатом боев дивизии с 23 февраля по 10 марта было продвижение на три-четыре километра, освобождение Дмитрова и выход на левый берег Редьи.

Противник, осуществляя контратаки и вводя в бой свежие части, удерживал занимаемые рубежи, хотя и ценою больших потерь. Его контратаки поддерживались отдельными танками и группами бомбардировочной авиации по 6 - 10 самолетов.

Дивизия, понесшая уже в первые дни боев большие потери, не в состоянии была успешно вести бой в глубине обороны противника, не имея в полках и дивизии вторых эшелонов и резервов, способных повлиять на ход боя. В ходе боев трофеи наших воинов составили 8 радиостанций, 7 орудий, 8 минометов, было сбито 2 самолета Ю-88, взято 15 пленных, уничтожено до 2500 солдат и офицеров противника.

Приведенные в этой статье факты свидетельствуют об огромных трудностях, которые приходилось преодолевать нашим войскам на Северо-Западном фронте, и об исключительном упорстве и героизме советских воинов в борьбе за выполнение поставленных перед ними задач.

Лесисто-болотистая местность оказывала серьезное влияние на все боевые действия наших войск, крайне затрудняя выявление противника и ведение по нему прицельного огня и мешая организации тесного взаимодействия. Наше наступление развивалось медленно еще и потому, что действия малочисленных стрелковых подразделений и частей слабо поддерживались танками, артиллерией и авиацией, что часто было обусловлено не только недостатком танков, артиллерии и авиации, но и слабым их обеспечением боеприпасами и горюче-смазочными материалами.

Н. А. Шмелев

В небе Приильменья

Полеты ночью очень сложны. Трудности определяются не только темнотой, но и особой техникой пилотирования и ведения ориентировки, которая требуется от летчика.

Как правило, после ночных полетов летчики сильно устают. Так было и 7 декабря 1942 г., когда после очередных ночных полетов на бомбометание опорных пунктов противника мы спали мертвецким сном.

На нарах, устланных соломой, вповалку, прижавшись друг к другу, наслаждались покоем и отдыхом.

Дверь добротного крестьянского дома скрипнула. В переднюю вошел посыльный и разбудил меня.

- Товарищ старшина, вас вызывает командир полка. Вскочил, протер глаза. За окном светило солнце. От усталости еще ныло тело. Сон упрямо не проходил. Потянулся.

- Не знаете зачем?

- Не знаю. Наверное, полетите куда-нибудь. Приказано готовить самолет к полету. Техник уже убежал на аэродром.

Ясно. С меня тут же слетели остатки сна.

Быстро одевшись, побежал к командиру 707-го ночного ближнебомбардировочного авиаполка полковнику Александру Алексеевичу Воеводину. Он встретил меня приветливо.

- Товарищ старшина, получено важное задание. Командующий воздушной армией приказал корректировать огонь артиллерии днем и в сложных метеорологических условиях, с одновременным ведением наблюдения за полем боя. Сегодня с наступлением темноты вы вместе со штурманом должны вылететь в Толокнянец. Каждый из нас мог быть послан на такое задание. Но чтобы вот так сразу, без подготовки! И я заколебался.

- Товарищ полковник, я ле-1ал на связь, на разведку, бомбил, разбрасывал листовки, возил продукты и боеприпасы. Северо-Западный фронт всему научил. Но корректировкой никогда не занимался. Боюсь не справлюсь.

- Ты не горячись. Я еще не кончил. Садись, - приветливо предложил полковник.

В голове роилось столько мыслей, что я даже не обратил внимание на предложение командира. Продолжал стоять. "Какие еще подводные камни обрушатся на меня?"

- На аэродроме Толокнянец

вы встретитесь с представителем штаба артиллерии 11-й армии, получите подробный инструктаж.

Тут Воеводин остановился, затянулся трубкой, обвел меня глазами с ног до головы, как бы спрашивал: "Не подведешь?" Я только чувствовал, как горят мои щеки.

- С этого момента вы будете находиться в распоряжении начальника штаба артиллерии... Вот и все, - закончил он.

- - Будет выполнено, товарищ полковник. Разрешите идти?

- Кто пойдет с вами за штурмана?

- Разрешите взять с собой лейтенанта Зайцева?

С Алексеем Дмитриевичем Зайцевым я знаком уже давно. Мы с ним сделали не один десяток боевых вылетов и хорошо сработались. Алексей покорял всех своей скромностью, трудолюбием и штурманским мастерством. Его любили все от рядовых до командования полка.

Я сразу понял, что выполнить новую и столь необычную задачу будет легче, если со мной полетит штурманом именно Алексей Зайцев. И я очень обрадовался, когда Воеводин, подумав, сказал:

- Согласен. Решение правильное. Но я еще раз прошу вас, товарищ Шмелев, отнеситесь к заданию серьезно. А самое главное - берегите себя.

Воеводин подошел ко мне и обнял:

- Смотрите, я на вас надеюсь. А теперь идите. В дом вошел на цыпочках. Все еще спали. Тихо разбудил Зайцева:

- Леша, вставай, дело интересное есть. Вставай! Я только что о г командира полка.

Эти слова прогнали с него сонливость. Зайчик (так мы его шутливо называли) быстро оделся. Вышли на улицу, и здесь я передал ему во всех деталях разговор с Воеводиным. Алексей сразу загорелся:

- Что ж, поработаем вместе с артиллеристами! Они народ хороший. Главное - найти с ними понимание. Алексей сощурил свои серые глаза и добавил: "Согласного стада и волк не берет". Так учит народная мудрость...

Вечером вылетели в Толокнянец. В задней кабине По-2 си-цели Зайчик и техник звена нашего самолета Евгений Дворицкий.

Прилетели на аэродром. Точнее, это была обычная посадочная площадка, разбитая позади колхозных сараев. Площадка небольшая, окруженная с трех сторон лесом. В глубине леса находились капониры для самолетов. Дворецкий стал готовить машину к вылету, а мы с штурманом направились на поиски штаба. За деревней увидели овраг, а в нем - множество землянок. Здесь и располагался штаб армии. Разыскали начальника разведотделения штаба артиллерии майора Константина Николаевича Мельникова. Когда мы доложили, что прибыли в его распоряжение, Мельников очень обрадовался и вместе со своим помощником капитаном Василием Федоровичем Ростовцевым стал выяснять наши познания в артиллерийских вопросах, в частности, доводилось ли нам корректировать огонь артиллерии. Мы признались, что ничего в этих делах не смыслим. Артиллеристы тут же принялись нас просвещать.

К концу беседы мы уже в общих чертах представляли себе организацию и порядок ведения корректировки. Майор Мельников дал нам несколько свежих военных журналов, в которых имелись статьи о корректировке огня. Мы их штудировали несколько дней. Потом начальник штаба артиллерии 11-й армии полковник Иван Никитович Ганже приказал направить нас в полк, с которым мы должны были вести боевую работу.

Прибыли в 1235-й пушечный артиллерийский полк (им командовал полковник Николай Гаврилович Пастух). Почти двое суток мы находились на огневых позициях батарей, где на практике познакомились с процессом подготовки и ведения артиллерийского огня. Затем вместе с командиром полка разработали план совместных действий. Предусматривалось, что экипаж должен обнаружить цель, сообщить ее местонахождение и вызвать огонь артиллерии. Затем следить за разрывами и в необходимых случаях давать поправки. Еще раз уточнив вопросы взаимодействия и связи, мы выехали в Толокнянец.

По дороге в автомашине я рассказал Зайчику, что в детстве учился в специальной школе-десятилетке, которая готовила учащихся к поступлению в артиллерийские училища.

- Значит, тебе и карты в руки, - засмеялся штурман. Выло уже темно, когда подъехали к Толокнянцу. В небе слышался, знакомый стрекот пролетавших По-2. Они шли к линии фронта, а через некоторое время возвращались обратно.

- Сегодня наши бомбят Рамушево или Бычково, в тот район идут, задумчиво сказал Алексей.

- Леша, а ведь наши последние бомбометания с несколькими заходами имеют нечто общее с корректировкой. Помнишь, когда бомбили батарею у Омычкина? За четыре захода мы сбросили четыре бомбы. После каждого захода ты еще вносил поправки...

- Удачный вылет был, - подтвердил Зайчик. - А ты прав, мы действительно корректировали ... сами себя.

- Вот видишь, значит, уже вели корректировку, но только ночью, и ты, если не собаку, то по крайней мере щенка съел в корректировке, - в заключение пошутил я.

Конечно, бомбометание и корректировка артиллерийского огня не имеют ничего общего. Бомбометание производит штурман с быстро летящего самолета с помощью специальных прицелов. При корректировке же огонь ведется из орудий крупного калибра артиллеристами по их расчетным данным. Экипаж самолета является как бы "глазом" артиллеристов, выдвинутым в район расположения цели.

На следующий день погода улучшилась. Облачность - 300 - 500 м. Можно лететь. На рассвете перелетели на новую площадку, поближе к переднему краю и боевым порядкам полка, с которым должны были работать. Дозаправив машину, снова пошли в воздух. На этот раз для отработки связи самолета с командным пунктом артиллерийского полка и на разведку батареи противника. Высота полета 30 м. Летели от деревни к деревне, от леса к проселочной дороге. Над позициями зенитчиков делали один-два виража, и Зайчик приветливо махал артиллеристам. Перед вылетом штурман получил в штабе схему расположения наших зениток и договорился с командованием, что в случае атаки истребителей противника самолет-корректировщик сразу же уходит под прикрытие зенитных батарея.

В лесу, севернее огромного незамерзающего болота, располагался командный пункт артиллерийского полка. Над этим районом мы прошли несколько раз, и каждый раз Зайчик вызывал по радио:

- "Земля", "Земля", я "Небо", как слышите? Прием. Через некоторое время Зайчик ловил ответ:

- "Небо", "Небо", я "Земля". Слышу хорошо. Прием.

Проверив устойчивость связи, мы пошли за линию фронта. Минут 20 присматривались ко всему, что происходит на позициях противника. Данные тут же передавали артиллеристам. Проведя детальную рекогносцировку, мы благополучно вернулись на аэродром.

На следующий день полковник Ганже приказал скорректировать огонь по артиллерийским батареям противника южнее Васильевщины. За день сумели слетать два раза. По часу барражировали вдоль линии фронта, наблюдая за батареями противника, но, к сожалению, фашисты молчали. Перед вечером пошли на третий вылет. С полчаса ходили вдоль передовой в надежде увидеть хотя бы одну стреляющую батарею. И вот, наконец, в районе Васильевщины заметили несколько вспышек от выстрелов. Координаты батареи Зайчик немедленно передал артиллеристам. Через несколько минут артиллеристы доложили о своей готовности открыть огонь. Я направил самолет к линии фронта. Штурман скомандовал: "Огонь!"

По расчетам, снаряд до цели должен лететь секунд 30. Самолет прошел линию фронта в облаках, а за 15 - 20 секунд до разрыва вышел из них, и мы увидели место падения снарядов. На бреющем, прямо над головами фашистов, мы вернулись на свою территорию и тут же передали на КП координаты разрывов. Таким образом мы трижды пересекали линию фронта, и каждый раз Зайцев передавал по радио точные координаты. Третий пристрелочный снаряд разорвался метрах в 50 от центра батареи. Зайчик подал команду:

- Беглый огонь!

Снаряды накрыли батарею. Мы направились посмотреть результаты обстрела. Вдруг по радио передали:

- В воздухе фашистские истребители.

Мы готовились к подобной встрече, но сейчас, когда так удачно прошла первая дневная корректировка, этого воздушного свидания, откровенно говоря, никак не хотелось. Вся радость пропала мигом. Надо было уходить. Скрывшись на фоне леса, вышли в район наших зениток. Сделали над артиллеристами несколько кругов. Фашистские истребители не показывались. Отлегло от сердца. Алексей передал артиллеристам, что работу закончили и возвращаемся на аэродром.

И в это время из облаков вывалились два фашистских истребителя. Один из них открыл огонь. Зайчик ответил. Конечно, огонь, который открыл Зайцев, только условно можно было назвать ответным. Скорее, это была дерзость, рассчитанная на то, чтобы попугать противника. Ведь У-2 был предназначен для ночного бомбометания, где почти исключались встречи с истребителями. Поэтому наш пулемет не мог идти ни в какое сравнение с вооружением "мессершмитта".

Истребители стали заходить на вторую атаку. Я развернул самолет и пошел им навстречу, плотно прижавшись к земле. На встречных курсах у фашистов было очень мало времени на прицеливание и ведение огня. На это мы и рассчитывали. Бой происходил на высоте около 300 м. Ведомый фашистский истребитель пошел в третью атаку. Ведущий почему-то отвернул и скрылся. Мы вновь развернулись и, дав полный газ, пошли под атакующего. Немец "дожимал" свой самолет. Но чем больше становился угол пикирования истребителя, тем быстрее приближалась к нему земля. Увлекшись атакой, фашистский летчик не успел вывести машину из пикирования и врезался в лес. Зайчик радостно закричал:

- Вот это дали! Истребителей стали сбивать!

Сделав на радостях несколько кругов над горящим "мессером", пошли домой.

Здесь нас уже ждали. Мы доложили полковнику Ганже о выполнении задания и о бое с фашистскими истребителями.

Каждый день мы четыре-пять раз ходили на разведку и корректировку. Однажды нас вновь атаковали фашистские истребители. В этом бою Алексею Зайцеву удалось точными очередями сбить одного "мессера". Вражеский летчик настолько обнаглел, что стал "резвиться" рядом с нами, подставляя нам то брюхо, то хвост своего самолета. Видимо, он либо не знал, либо забыл, что у нас есть хотя и маленький, но все же боевой пулемет. А Зайчик - отличный стрелок - только его и ждал. Результат этого боя подтвердили зенитчики. Так на нашем боевом счету стало два сбитых самолета противника.

Как-то беседуя с майором Мельниковым, мы предложили провести корректировку артиллерийского огня ночью.

- Мы ночники, - сказал я. - Ночь - наша стихия, в темноте мы сможем сделать больше, чем днем.

Майор удивленно посмотрел на нас, но заявил, что доложит о нашем предложении начальству.

В тот же вечер в землянке командующего артиллерией 11-й армии генерал-майора артиллерии Федора Александровича Рыжкова состоялся большой разговор. Мы горячо доказывали, что сможем корректировать огонь артиллерии ночью. Командующий внимательно выслушал все наши "за" и "против" и в заключение сказал:

- Хорошо. Я могу поверить, что ночная корректировка осуществима. Для меня неясно одно: как можно с воздуха отличить разрыв артиллерийского снаряда от сотни различных вспышек? Я согласен с вашим предложением, но в реальность его выполнения, признаться, не совсем верю...

На следующий день приехал заместитель начальника разведотдела штаба артиллерии Северо-Западного фронта подполковник Сергей Иванович Агафонов. Мы обратились к нему. Долго доказывали жизненность нашего предложения. Для большей убедительности привели свои расчеты. Если пристрелку вести двумя орудиями с интервалом в 20 - 40 секунд, говорили мы, то штурман, заранее зная точное время выстрела и район цели, может определить место разрыва первого снаряда, а затем и второго. Причем второй снаряд посылается как дублирующий, для того чтобы штурман мог убедиться в точности своих расчетов.

Этот довод, видимо, убедил подполковника: через некоторое время вместе с ним мы докладывали обо всем генералу Рыжкову. Беседа затянулась, разгорелся спор. Подполковник Агафонов встал на пашу сторону. В итоге решили провести опытную ночную корректировку.

Нам предложили навести огонь дивизиона по центру д. Савкино, где располагался немецкий штаб. Точность наших данных должна была контролироваться всеми имеющимися у артиллеристов средствами. Работать нам предстояло с тем же 1235-м пушечным артиллерийским полком. Перед вылетом мы снова побывали у командира полка, а вместе с ним - у командиров дивизионов и батарей, с которыми предполагалось взаимодействовать.

И вот, наконец, первый вылет на ночную корректировку.

Получится или нет? С этим вопросом мы садились в самолет, подготовленный Евгением Дворецким. Он волновался не меньше нас, но, когда запустили мотор, крикнул:

- Ребята, не волнуйтесь, все будет хорошо. Ни пуха ни пера!

Мы с Зайчиком помахали технику рукой, и самолет порулил на старт.

Вот и цель. Зайчик связался с артиллеристами. Радиостанция работала безукоризненно. Штурман передал:

- Вижу цель. Готов к работе.

С КП доложили о готовности открыть огонь. Переговоры между штурманом и артиллеристами дублировались, и я знал обо всем. Когда услышал ответ наших наземных друзей, развернул самолет и повел его к деревне. Зайчик рассчитал, что снаряд разорвется в то время, когда мы будем над Савкином. Это обеспечило штурману точное наблюдение за местом разрыва.