На шхерахъ

Глава пятая

Полчаса спустя, инспекторъ сидѣлъ со всей компаніей въ парусной лодкѣ, за которой на буксирѣ плыла его собственная. Боргъ уже вошелъ въ роль кавалера. Дамы, оказалось, пріѣхали для поправки здоровья въ шхеры, наняли себѣ на лѣто дачу, значитъ, онѣ его сосѣдки.

Какъ новые знакомые, они оживленно разболтались о томъ, о семъ, съ тѣмъ преувеличеннымъ усердіемъ и стараніемъ показать себя съ лучшей стороны, какъ это всегда бываетъ при первыхъ встрѣчахъ.

Меньше всего старанія прилагала пожилая дама, которая оказалась матерью молодой красавицы. Она, повидимому, достигла уже періода установившейся гармоніи и меланхолической грусти, и, извѣдавъ въ жизни все, жила одними воспоминаніями. Она почти безучастно смотрѣла на все, происходившее вокругъ нея. Ничего не ожидая отъ будущаго, готовая ко всему, что могла еще дать ей жизнь хорошаго или дурного, она располагала къ себѣ своимъ ровнымъ мягкимъ характеромъ.

У молодыхъ людей тотчасъ нашлись общія точки соприкосновенія; ей, повидимому, было пріятно получать свѣдѣнія, а Боргъ, давно уже ждавшій возможности подѣлиться съ другимъ своими знаніями, чувствовалъ себя сильнѣе, найдя примѣненіе своему накопленному богатству. Въ теченіе получаса онъ расточалъ полными пригоршнями всѣ свои наблюденія въ областяхъ, интересовавшихъ обѣихъ его спутницъ — онѣ совсѣмъ не были знакомы съ тѣми условіями, въ которыхъ имъ придется нѣкоторое время жить. Онъ разсказалъ имъ обо всѣхъ достоинствахъ и недостаткахъ шхеръ, и всю эту жизнь обрисовалъ въ тѣхъ плѣнительныхъ краскахъ, какія она, казалось ему, пріобрѣла съ тѣхъ поръ, какъ онъ былъ уже не одинокъ.

Молодая женщина, никогда раньше не бывавшая въ этихъ мѣстахъ, воспринимала первыя впечатлѣнія изъ его разсказовъ. Она уже представляла себѣ такой красивой и уютной, красную избушку, въ которой она должна будетъ жить съ матерью. Вѣдь ему такъ хотѣлось, чтобы ей тамъ понравилось, чтобы она осталась тамъ жить.

Онъ продолжалъ говорить, чувствуя приливъ чего-то хорошаго и сильнаго; ему казалось, что эти полуоткрытыя губы внушаютъ ему новыя мысли, открываютъ новые горизонты; эти губы какъ будто не воспринимали его мыслей, а, наоборотъ, говорили сами. Встрѣчая взглядъ ея большихъ довѣрчиво открытыхъ глазъ, онъ вѣрилъ въ истинность всего того, что онъ говорилъ; съ возрастающимъ вниманіемъ онъ слѣдилъ за тѣмъ, какъ въ немъ нарождаются новыя силы и крѣпнутъ старыя.

Когда лодка подошла къ берегу, онъ почувствовалъ себя, дѣйствительно, благодарнымъ, какъ будто его въ трудную минуту осыпали благодѣяніями. И, помогая дамамъ выйти изъ лодки и вынося ихъ вещи, онъ не могъ не высказать имъ своей признательности.

Молодая дѣвушка отвѣтила учтивымъ "не за что", но это было сказано такъ, какъ будто, дѣйствительно то, что онъ отъ нея получилъ, было незначительной, долей того, чѣмъ она обладала.

Инспекторъ проводилъ дамъ къ ихъ новому жилищу, которое оказалось домомъ Эмана. Молодая дѣвушка пришла въ восхищеніе, все еще будучи подъ впечатлѣніемъ заманчивыхъ разсказовъ Борга. Полуразвалившаяся изба была необыкновенно живописна. Въ ней не было ни одной прямой линіи. Буря, соленая вода, морозъ и дождь нарушили всѣ линіи ея контуровъ; штукатурка на трубѣ обвалилась, и вся изба казалась огромной глыбой туфа. Еще болѣе пріятнымъ сюрпризомъ явилось дѣйствительно уютное — по старинному — расположеніе дома. Двѣ комнаты лежали по обѣимъ сторонамъ сѣней, а между ними была кухня. Большая комната была оклеена темно-коричневыми обоями, отъ времени и дыма принявшими ровный, мягкій коричневый топъ, гармонировавшій со всѣми цвѣтами. По низкому потолку, не дававшему большого простора глазу, тянулись балки, служившія опорой для чердака.

Изъ двухъ маленькихъ оконъ съ тусклыми стеклами открывался видъ на море и бухту. Яркій свѣтъ, падавшій въ комнату, пріятно смягчался бѣлыми тюлевыми гардинами; онѣ защищали внутренность комнаты отъ постороннихъ взглядовъ, но не задерживали дневного свѣта; какъ свѣтлыя лѣтнія облака, онѣ свѣшивались надъ бальзаминами и геранью, стоявшими на окнахъ въ англійскихъ фаянсовыхъ горшкахъ съ портретами королевы Викторіи и лорда Нельсона. Мебель состояла изъ большого бѣлаго складного стола, кровати съ нѣсколькими пуховыми перинами, деревяннаго выкрашеннаго въ бѣлую краску дивана, стѣнныхъ муровскихъ часовъ, березоваго комода съ туалетомъ изъ ольхи, обвитымъ подвѣнечной фатой и уставленнымъ фарфоровыми бездѣлушками. На комодѣ стояло чучело попугая подъ стекляннымъ колпакомъ. На стѣнахъ висѣли раскрашенныя литографіи изъ библейской исторіи. Двѣ изъ нихъ, висѣвшія надъ кроватью, повидимому, были обязаны своимъ происхожденіемъ не особенно благочестивымъ побужденіямъ; одна изъ нихъ изображала Самсона и Далилу въ довольно-таки рискованномъ положеніи, а другая, — Іосифа и жену Порфира. Въ углу комнаты большое мѣсто занималъ каминъ, очень некрасивый, затянутый бѣлой занавѣской со шнуркомъ.

Здѣсь было уютно, мило и пріятно.

Другая комната была похожа на первую, только въ ней было двѣ кровати. Комодъ и наволочки были покрыты салфеточками, которыя, благодаря своей пестротѣ, могли служить альбомомъ воспоминаній: о фуфайкѣ дѣда, о бабушкиной кофтѣ, о шерстяномъ платьѣ матери, отцовской лоцманской формѣ стараго времени. Тамъ были красныя подвязки дѣвушекъ, желтые галуны сыновей съ ихъ военной службы, голубые купальные костюмы дачниковъ, драпъ и дешевый бархатъ, ситецъ и байка, шерсть и пенька всевозможныхъ образцовъ и модъ. Здѣсь же стоялъ большой буфетъ съ разрисованными дверцами. Красивые маленькіе пейзажи, обложенные бронзовыми украшеніями, съ голубыми бухтами, тростникомъ, парусными лодками, неизвѣстныхъ породъ деревьями, должно быть, временъ рая или каменноугольнаго періода; бурное море, волны котораго напоминали борозды на картофельномъ полѣ, маякъ, стоящій какъ столбъ на скалѣ — все было такъ наивно, было такъ похоже на то, какъ представляетъ себѣ ребенокъ все безконечное разнообразіе природы, доступное лишь высокоразвитому взору.

Вся эта простая старомодная обстановка была главнѣйшимъ средствомъ леченія утомленнаго мозга, находящаго себѣ отдыхъ въ прошломъ. Старые часы должны нѣкоторое время постоять съ ослабленной пружиной, чтобы вновь вернуть себѣ утраченныя силы. Общеніе съ простымъ народомъ, когда нѣтъ рѣчи о борьбѣ за хлѣбъ насущный, а, наоборотъ, каждый день и часъ напоминаютъ выше стоящимъ о дорого доставшемся имъ положеніи, должно умѣрять возбужденіе и укрѣплять жаждущихъ власти мыслью, что есть еще болѣе низкія ступени. Инспекторъ подготовилъ гостей къ этимъ мыслямъ и ощущеніямъ. Обѣ женщины не переставали восхищаться новымъ жилищемъ и такъ углубились въ осмотръ дома, что не замѣтили, какъ ихъ спутникъ удалился, не желая имъ мѣшать.

Въ воскресенье послѣ обѣда инспекторъ сидѣлъ у окна и наблюдалъ, какъ пріѣзжія устраивались въ своемъ домикѣ. Онъ слѣдилъ глазами за ихъ мягкими, неравномѣрными движеніями и испытывалъ ощущеніе, похожее на музыку.

Его глазъ воспринималъ мягкія вибраціи, подобныя тѣмъ колебаніямъ, которыя вызываютъ въ барабанной перепонкѣ рядъ гармоническихъ тоновъ, и передаются нервной системѣ. Онѣ какъ будто исходили отъ тѣхъ бѣлыхъ струнъ, которыя натянуты во внутреннемъ ухѣ, потомъ отражались въ груди, какъ въ резонаторѣ, и опутывали всю душу. Всѣмъ его существомъ овладѣвало чувства общаго довольства при видѣ волнистыхъ линій женскихъ рукъ, вынимавшихъ всякія мелочи изъ чемодановъ и раскладывавшихъ ихъ по столамъ и стульямъ. Онъ слѣдилъ за незамѣтными движеніями бедеръ и плечъ. Когда дѣвушка проходила черезъ комнату, она не дѣлала ни одного рѣзкаго движенія: она плавно поворачивалась и нагибалась.

Онъ былъ такъ поглощенъ этимъ зрѣлищемъ, что не замѣтилъ, какъ наверху на чердакѣ раздался вдругъ шумъ, заскрипѣла лѣстница и открылась дверь. Онъ углубился въ созерцаніе молодой дѣвушки, внѣшность которой казалась ему прекрасной — за однимъ, впрочемъ, исключеніемъ, и Боргъ старался пріучить глазъ къ этому недостатку, чтобы его не замѣчать. Ея подбородокъ былъ немного великъ и нижняя челюсть черезчуръ развита для человѣка, который уже не бросается, какъ хищный звѣрь, на сырое мясо и не разрываетъ его на куски.

Глядя на нее въ профиль, онъ могъ представить себѣ ея лицо въ старости, когда выпадутъ зубы, губы ввалятся, образуя тупой уголъ, а носъ свѣсится надъ выдающимся впередъ подбородкомъ. Онъ отгонялъ отъ себя эти мысли о хищномъ животномъ и слѣдилъ взглядомъ за ея лицомъ, дополняя его своимъ воображеніемъ, и, всматриваясь, старался воспринимать его въ цѣломъ, не думая о частностяхъ.

Вдругъ онъ услышалъ внизу передъ домомъ шаги и голоса и увидѣлъ жену Эмана съ толпой женщинъ, которыя съ тріумфомъ, въ дикой радости тащили сушить отнятый инспекторомъ неводъ.

Это былъ ударъ его престижу; Боргъ надѣлъ шляпу, спустился внизъ къ надзирателю и обратился къ нему за содѣйствіемъ, какъ къ лицу, состоящему на государственной службѣ и обязанному оказывать ему помощь.

Надзиратель сидѣлъ у себя въ комнатѣ за кофе, какъ всегда обнявшись съ невѣсткой. Вестмана не было дома.

При видѣ инспектора онъ отодвинулся и изъ страха выдать себя обнаружилъ большую готовность служить, чѣмъ обыкновенно. Надѣвъ форменную фуражку, онъ вышелъ на дворъ. Желая разыграть справедливаго человѣка, онъ обрушился на толпу женщинъ и схватилъ сѣть.

— Эй вы, чертовки, развѣ не знаете, что можно угодить на каторгу за взломъ замка и казенной печати!

Женщины отвѣтили потоками ругательствъ по адресу инспектора и надзирателя. Плевать имъ на замокъ и казенную печать, — это онъ съ инспекторомъ каторжники!

Надзиратель пришелъ въ ярость и послалъ сторожа за полиціей.

При словѣ "полиція" отовсюду стали сбѣгаться, выползая, какъ встревоженные муравьи, изъ всѣхъ дыръ и угловъ.

Люди были, повидимому, готовы заступиться за женщинъ. Послышались угрозы. Инспекторъ рѣшилъ самъ вмѣшаться, чтобы не быть за спиной у подчиненнаго. Онъ подошелъ къ толпѣ и спросилъ, чего они хотятъ.

Никакого отвѣта не послѣдовало; тогда онъ обратился къ женщинамъ спокойно, во внушительно:

— Я уже вамъ говорилъ, что риксдагъ, т.-е. вами выбранные депутаты, для пользы вашихъ дѣтей и потомковъ постановили охранять рыбную ловлю, запрещая пользоваться сѣтями, которыя только истребляютъ рыбу, не принося никому никакой выгоды. Вамъ было дано три года времени, чтобы использовать старыя сѣти, а вы наперекоръ всѣмъ правиламъ закона вновь сдѣлали такія же. Потому я былъ принужденъ именемъ короля наложить арестъ на ваши невода, какъ не отвѣчающіе требованіямъ закона. Вы же пошли противъ закона и сломали замокъ и казенную печать: за это полагаются каторжныя работы. Вамъ будетъ сдѣлано снисхожденіе, если вы теперь подчинитесь. Поэтому я спрашиваю васъ въ послѣдній разъ: отдадите вы неводъ добровольно или нѣтъ?

На это женщины отвѣтили новымъ крикомъ и ругательствами.

— Хорошо, — сказалъ инспекторъ, — я не полицейскій, а васъ много; поэтому я попрошу надзирателя послать за полиціей и дамъ именемъ короля приказъ объ арестѣ г-жи Эманъ.

Едва онъ сказалъ эти слова, какъ почувствовалъ, что его руку схватили двѣ мягкія руки; онъ встрѣтилъ взглядъ большихъ дѣтскихъ глазъ и услышалъ полный мольбы голосъ, какъ будто мать просила даровать жизнь ея ребенку.

— Ради Бога, сжальтесь надъ несчастной женщиной и не дѣлайте ей зла, — молила молодая дѣвушка. Она вышла изъ дому еще въ вначалѣ всей этой исторіи.

Инспекторъ хотѣлъ освободиться и отвелъ глаза въ сторону, не будучи въ состояніи выдержать ея взгляда. Она еще сильнѣе стиснула его руку и прижала къ мягкой груди. Онъ слышалъ нѣжныя вкрадчивыя слова. Окончательно побѣжденный, онъ шепнулъ дѣвушкѣ:

— Пустите, я ужъ устрою.

Дѣвушка оставила руку, а у инспектора мелькнулъ новый планъ. Взявъ надзирателя подъ руку, онъ увелъ его въ таможенную контору, какъ бы желая дать ему приказаніе. Закрывъ за собой дверь, инспекторъ сказалъ коротко и рѣшительно, какъ будто принявъ новое рѣшеніе:

— Я самъ напишу донесеніе по начальству. Благодарю васъ за помощь.

И онъ поднялся къ себѣ наверхъ.

Оставшись одинъ и собравшись съ мыслями, онъ долженъ былъ сознаться, что послѣднія его дѣйствія были продиктованы мотивами низшаго порядка. Его половыя побужденія заставили его поступить противъ закона. О жалости не могло быть и рѣчи: вѣдь эти люди были сравнительно зажиточны: у нихъ былъ и домъ, и рыбная ловля, лодки и снасти составлявшія цѣнность въ многія сотни кронъ, тюленья охота и птичьи гнѣзда; кромѣ того, у нихъ былъ капиталъ и нѣсколько участковъ земли, которые они сдавали въ аренду. Ему не приходила въ голову ложная мысль о томъ, что его побѣдила женщина. Провѣривъ все до мелочей, онъ убѣждался въ томъ, что онъ сдѣлался жертвой собственныхъ инстинктовъ и желанія чего-нибудь добиться отъ этой женщины. У народа его престижъ погибъ навсегда; его достоинство было поколеблено; теперь всякая баба, всякій мальчишка будетъ считать себя выше его. Въ концѣ концовъ, его мало интересовало, будетъ ли онъ имѣть власть надъ этими жалкими людьми или нѣтъ. Худо было то, что эта женщина, съ которой, какъ онъ теперь чувствовалъ, онъ долженъ будетъ связать свою жизнь, чтобы быть счастливымъ, съ первой же минуты будетъ убѣждена, что одержала надъ нимъ побѣду, и, такимъ образомъ, равновѣсіе въ будущемъ союзѣ сразу будетъ нарушено.

У Борга было много романовъ и увлеченій, но онъ никогда не скрывалъ своего убѣжденія въ превосходствѣ мужчины надъ переходной формой отъ ребенка къ мужчинѣ, именуемой женщиной: поэтому всѣ его связи не были долговѣчны. Онъ хотѣлъ быть любимымъ женщиной, которая бы видѣла въ немъ болѣе сильнаго, онъ хотѣлъ быть предметомъ поклоненія, могучимъ стволомъ, обвитымъ слабымъ побѣгомъ. Но онъ родился въ эпоху умственной дряблости, когда женскимъ поломъ овладѣла манія величія. Его воспитали больные мужчины и политическія ничтожества, нуждавшіяся въ массахъ при подачахъ голосовъ. Поэтому онъ оставался одинокимъ. Правда, онъ зналъ, что въ любви мужчина долженъ подчиняться, долженъ быть одураченъ, что единственный способъ приблизиться къ женщинѣ — это ползкомъ. Иногда и ему приходилось ползать, и, дѣйствительно, пока онъ это дѣлалъ, все шло хорошо, когда же онъ выпрямлялся, наступалъ конецъ, повторялись вѣчныя обвиненія, что онъ лжетъ, притворяется преданнымъ, что онъ никогда не любилъ и такъ далѣе.

Имѣя возможность предаваться высшимъ духовнымъ наслажденіямъ, чувствуя себя незауряднымъ человѣкомъ, онъ никогда не ощущалъ потребности отдаваться низменнымъ влеченіямъ; онъ не имѣлъ желанія стать добычей паразита, никогда не стремился создавать себѣ конкурентовъ. Его сильное я возставало противъ мысли служить женщинѣ средствомъ для продленія ея потомства, играть роль, которая выпадала на долю почти всѣхъ мужчинъ его возраста.

Теперь онъ стоялъ передъ дилеммой: уподобить женщину себѣ, разъ онъ уподобился женщинѣ. Притворяться передъ ней и показывать внѣшне то, чего онъ не чувствовалъ, онъ не могъ, но онъ имѣлъ способность прекрасно приспособляться къ средѣ, онъ могъ заставить себя думать и страдать, какъ другіе. Другихъ вѣдь онъ могъ наблюдать только въ тѣхъ стадіяхъ, которыя имъ уже были пройдены, — поэтому ему надо было только черпать все необходимое изъ собственныхъ воспоминаній, задерживая свой ходъ и свое стремленіе впередъ.

Онъ всегда любилъ женское общество. Онъ въ немъ находилъ отдыхъ и развлеченіе, подобно тому, какъ старые люди въ общеніи съ дѣтьми молодѣютъ и возрождаются, если это только не продолжается слишкомъ долго и не переходитъ въ утомленіе.

Онъ чувствовалъ, что въ немъ крѣпнетъ рѣшеніе обладать этой женщиной. Однако, несмотря на то, что онъ былъ естествоиспытателемъ и не забывалъ, что человѣкъ принадлежитъ къ млекопитающимъ, для него все-таки было совершенно ясно, что человѣческая любовь развивается, какъ и все другое, и, заключая въ себѣ всѣ высшіе элементы духовной жизни, не теряетъ чувственной основы. Онъ хорошо зналъ, сколько нездороваго обоготворенія внесло христіанство въ любовь въ своей борьбѣ противъ чисто животнаго элемента, отъ котораго истинная любовь должна быть освобождена. Боргъ не вѣрилъ въ ложную стыдливость, прикрывающую то, что хотятъ скрыть, точно также онъ не признавалъ брачную постель единственной основой супружеской жизни. Онъ стремился къ полному сліянію тѣла и души, и въ этомъ сліяніи онъ, какъ сильная кислота, хотѣлъ нейтрализовать пассивное основаніе, чтобы результатомъ соединенія явилось не индифферентное тѣло, а, напротивъ, — съ избыткомъ свободной кислоты, которая придавала бы соединенію особый характеръ и всегда была готова нейтрализовать всякую попытку освободиться.

Правда, человѣческая любовь — не химическое соединеніе, а духовное органическое сліяніе, которое, быть можетъ, похоже на первое, но не тождественно съ нимъ. И онъ не ожидалъ какого-нибудь усиленія своего я или прироста своихъ силъ, а только стремился повысить пульсъ жизни; онъ не искалъ поддержки въ другихъ, но хотѣлъ самъ быть опорой, чтобы испытать, насладиться ощущеніемъ своей силы, чтобы имѣть возможность расточать пригоршнями дары своей души, не бѣднѣя и не выдыхаясь.

Думая такимъ образомъ, онъ снова выглянулъ въ окно и сразу увидѣлъ тѣхъ, кого онъ искалъ. Молодая дѣвушка стояла передъ крыльцомъ у своего дома и принимала благодарность отъ женщинъ и мужчинъ, гладила дѣтей по головамъ и, казалось, была совсѣмъ во власти чувствъ, вызванныхъ проявленіемъ сильной, открытой симпатіи.

— Какое странное участіе къ преступникамъ, — подумалъ инспекторъ. — Какая любовь къ этимъ нищимъ духомъ. Какъ хорошо понимаютъ онѣ это взаимное тяготѣніе, которое выдаютъ за чувство, чтобы имѣть возможность хвастаться имъ. Онѣ считаютъ его чѣмъ-то болѣе высокимъ, чѣмъ ясная чистая мысль.

Вся эта сцена казалась ему такимъ сложнымъ клубкомъ безсмыслицы, котораго, казалось, не распутать. Она обнаруживала тотъ хаосъ, который получался, какъ только эти мозги обнаруживали первыя попытки самостоятельнаго мышленія.

И вотъ она, заставившая его нарушить законъ, стояла здѣсь и, какъ ангелъ, принимала поклоненіе. Если, дѣйствительно, съ ея точки зрѣнія, нарушеніе закона было такимъ прекраснымъ, благороднымъ дѣяніемъ, то ему по справедливости принадлежала эта благодарность; вѣдь онъ допустилъ, чтобы законъ уступилъ мѣсто милости. Да, но вотъ толпа думаетъ иначе и знаетъ, что истиннымъ мотивомъ его поступка было не благожелательное отношеніе къ людямъ, а нѣжныя чувства къ дѣвушкѣ: либо учтивость, либо надежда овладѣть ею. Правильно, но вѣдь мотивомъ къ ея выступленію могло въ данномъ случаѣ быть желаніе завоевать симпатію толпы, стремленіе сдѣлаться популярной, отвѣчать на пожатіе множества рукъ. Здѣсь толпа играла роль публики въ бальномъ залѣ, прохожихъ на улицѣ и на рынкѣ. Своимъ прикосновеніемъ, быть можетъ, невиннымъ, можетъ быть, ранѣе разсчитаннымъ, а вѣрнѣе всего — и тѣмъ, и другимъ вмѣстѣ, она заставила его поступить дурно, а сама за этотъ же поступокъ принимаетъ ютъ всѣхъ благодарность.

Но онъ долженъ ею обладать, и потому всѣ эти разсужденія не должны имѣть мѣста. Онъ тотчасъ сообразилъ, что, пользуясь этимъ медіумомъ, онъ будетъ въ состояніи проводить въ массу свои идеи и планы, руководить толпой, навязывать людямъ свои благодѣянія и, въ концѣ концовъ, подчинить ихъ себѣ. Онъ хотѣлъ, какъ богъ, смѣяться надъ ихъ глупостью: пусть они думаютъ, что ихъ счастье создано ими самими, а между тѣмъ они будутъ исполнять лишь его мысли и планы. Они будутъ ѣсть барду отъ его пивоварни, по крѣпкаго напитка они не увидятъ. Бъ концѣ концовъ, не все ли ему равно, прокормятъ ли пустынныя шхеры эту полуголодную толпу или нѣтъ? Почему онъ долженъ имѣть состраданіе къ своимъ естественнымъ врагамъ, которые тяжкимъ гнетомъ легли на его жизнь, задерживая его ростъ. Вѣдь у нихъ то самихъ нѣтъ и слѣда состраданія; напротивъ того, своихъ благодѣтелей они преслѣдовали съ яростью дикихъ звѣрей, хотя тѣ мстили имъ только новыми благодѣяніями.

Это будетъ большое наслажденіе: сидѣть здѣсь, оставаясь незамѣченнымъ, слыть дуракомъ и вмѣстѣ съ тѣмъ держать судьбу этихъ людей въ своихъ рукахъ. Пусть они себѣ думаютъ, что онъ ничего не знаетъ, что его руки связаны, и всѣ нити его порваны. Онъ хотѣлъ поразить ихъ слѣпотою, надѣть на себя личину глупца: пусть ихъ себѣ воображаютъ, что они господа, а онъ ихъ рабъ.

Его мысли мало-по-малу выростали въ твердое рѣшеніе. Вдругъ въ дверь постучали. Вошелъ надзиратель и передалъ Боргу приглашеніе отъ дамъ на чашку чая.

Боргъ поблагодарилъ и обѣщалъ прійти.

Онъ поправилъ свой туалетъ, обдумалъ, о чемъ онъ долженъ говорить и о чемъ нѣтъ, и спустился внизъ.

На крыльцѣ онъ встрѣтилъ фрекенъ Марію, которая съ нѣсколько преувеличеннымъ порывомъ схватила его руки, сжала ихъ и взволнованно проговорила!

— Спасибо вамъ за то, что вы сдѣлали для бѣдной женщины. Это было такъ благородно, такъ великодушно.

— Ну, фрекенъ, какое ужъ тутъ благородство, — отвѣтилъ инспекторъ тотчасъ. — Съ моей стороны, это былъ нехорошій поступокъ, въ которомъ я раскаиваюсь. Я сдѣлалъ это только изъ любезности по отношенію къ вамъ.

— Изъ любезности! Вы вотъ изъ любезности на себя клевещете; я бы хотѣла, чтобы вы были болѣе искренны, — отвѣтила дѣвушка.

Въ это время вошла мать.

— Ахъ, вы очень добрый, — сказала она тономъ несокрушимаго убѣжденія и пригласила Борга войти въ большую комнату, гдѣ былъ поданъ чай.

Не пускаясь въ безплодныя разсужденія, Боргъ вошелъ въ комнату. Ему сразу бросилось въ глаза смѣшеніе простого убранства рыбачьей избы съ убогой роскошью городской квартиры: пожелтѣвшія алебастровыя вазы на комодѣ, фотографіи на окнѣ межъ цвѣтами, въ углу у очага кресло, обитое кретономъ въ цвѣточкахъ съ мѣдными гвоздиками, нѣсколько книгъ на столѣ около лампы.

Все было убрано совсѣмъ мило со стремленіемъ къ математическій точности, все симметрично, но все же немного косо и криво, хотя, казалось, могло стоять гораздо прямѣе. Чайный сервизъ изъ стараго саксонскаго фарфора съ золотыми краями и яркокрасными вензелями кое-гдѣ былъ сломанъ, а крышка чайника была склеена.

Боргъ увидѣлъ портретъ покойнаго отца семейства; онъ не рѣшался спросить, кто онъ былъ, но, увидя, что онъ былъ чиновникъ, заключилъ, что онѣ — pauvres honteuses.

Завязался разговоръ сначала о постороннихъ вещахъ, почему-либо останавливавшихъ на себѣ вниманіе, потомъ заговорили о событіяхъ нынѣшняго дня и вообще о населеніи здѣшнихъ шхеръ. Инспекторъ тотчасъ замѣтилъ, что онѣ очень интересуются жизнью другихъ людей и вопросами о благосостояніи низшихъ классовъ. Видя, что его прямолинейность поражаетъ дамъ, и, не желая задѣвать ихъ своими убѣжденіями, онъ замолчалъ. Порой онъ возмущался и хотѣлъ вставить маленькое замѣчаніе или разъясненіе, но каждый разъ какъ будто чьи-то мягкія руки закрывали ему ротъ, обвивали его шею, и слова сами замирали на его устахъ. Ихъ взгляды, впрочемъ, были настолько установившіеся, ихъ міросозерцаніе было такъ закончено, всѣ вопросы до такой степени выяснены, что онѣ только добродушно и снисходительно улыбались, видя, что онъ сомнѣвается въ провозглашаемыхъ ими истинахъ. Затѣмъ разговоръ коснулся нравственнаго и духовнаго уровня населенія... Тутъ-то инспекторъ заговорилъ. Онъ съ жаромъ сталъ разсказывать о пьянствѣ, дракахъ, жаловался на недостатокъ просвѣщенія и и въ концѣ нарисовалъ нѣсколько сценъ, положительно напоминавшихъ времена язычества. Онъ разсказывалъ, какъ рыбаки приносятъ жертвы на камняхъ, заряжаютъ ружья свинцомъ изъ церковныхъ оконъ, передалъ ихъ повѣрье о козлахъ Тора, которымъ они объясняютъ грозу, объ охотѣ Одина весной во время перелета дикихъ гусей; разсказалъ о томъ, что во внутреннихъ шхерахъ рыбаки позволяютъ у себя гнѣздиться сорокамъ, не осмѣливаясь тронуть сорочье гнѣздо изъ страха передъ неизвѣстными мстителями.

— Да, — сказала совѣтница (этотъ титулъ былъ проставленъ на ея крышкѣ чемодана, стоявшаго подъ столомъ). — Они не виноваты, — вотъ если бы церковь была поближе, тогда было бы совсѣмъ другое дѣло.

Объ этомъ инспекторъ раньше никогда не думалъ, но въ этотъ моментъ онъ понялъ, какого сильнаго союзника можетъ себѣ пріобрѣсти. Развивая мысль, пришедшую ему утромъ при видѣ богослуженія на пароходѣ, онъ съ неподдѣльнымъ воодушевленіемъ воскликнулъ:

— Можно устроить молитвенный домъ — это совсѣмъ не дорого. Я могу написать, куда слѣдуетъ.

Дамы съ жаромъ ухватились за его мысль: сами онѣ взялись написать въ правленія миссіонерскаго фонда нѣсколькихъ обществъ; предложили даже устроить базаръ, но потомъ вспомнили, что здѣсь нѣтъ танцующей публики.

Боргъ устранилъ всѣ затрудненія, предложивъ внести необходимую сумму и нанять помѣщеніе, для чего пока можно воспользоваться сараемъ для столярныхъ работъ, а дамы должны достать проповѣдника. — Но, — прибавилъ онъ, — для этой цѣли и для начала лучше всего выбрать проповѣдника самаго строгаго, который овладѣлъ бы вниманіемъ этихъ людей и былъ бы въ состояніи оказывать на нихъ самое серьезное вліяніе. Полумѣры здѣсь ни къ чему.

Дамы противъ этого возражали и рекомендовали болѣе мягкія средства. Но инспекторъ указалъ на то, что основаніе, на которомъ прежде всего надо строить воспитаніе, — есть страхъ; послѣ можно подходить уже съ любовью.

Общее дѣло связало ихъ души и согрѣло ихъ огнемъ великой любви. Они говорили еще о силѣ всепрощенія по отношенію ко всему живущему, потомъ пожали другъ другу руки и разошлись, благословляя судьбу за то, что она свела вмѣстѣ трехъ хорошихъ людей, которые стремятся дружно работать для счастья человѣчества.

Боргъ вышелъ и отряхнулся, какъ бы желая освободиться отъ насѣвшей на него пыли. Ощущеніе было такое, какое онъ испыталъ, зайдя какъ-то на мельницу. Было пріятно видѣть, что всѣ предметы были окутаны мягкимъ, бѣловатымъ мучнымъ облакомъ, соединявшемъ въ одинъ аккордъ желѣзо, дерево, полотно и стекло. Тогда онъ ощущалъ такое же сладострастное чувство, прикасаясь къ покрытымъ скользкой мучной пылью замкамъ, периламъ, мѣшкамъ. Въ то же время ему показалось душно. Онъ закашлялся и вынулъ платокъ.

И все-таки вечеръ онъ провелъ съ удовольствіемъ. Теплота, незамѣтно исходившая отъ всякаго слова матери и смягчавшая сухость всѣхъ разсужденій, эта атмосфера искренности и наивности окружавшая молодую женщину, заставлявшая его помолодѣть и, наконецъ, эта дѣтская вѣра въ то, что было идеаломъ его юныхъ лѣтъ, — подымать стоящихъ ниже, охранять все убогое, слабое, больное...

Теперь онъ былъ убѣжденъ, наоборотъ, въ томъ, что все это меньше всего способствуетъ счастью и исправленію человѣчества. Уже однимъ инстинктомъ онъ ненавидѣлъ это, видя, какъ все сильное, всякій проблескъ оригинальности преслѣдуется слабыми. И вотъ теперь онъ долженъ вступать съ ними въ союзъ противъ самого себя, работать на свою собственную погибель, принижать себя до ихъ уровня, проявлять лицемѣрное участіе къ своему природному врагу, платить военныя издержки за своихъ враговъ! Его разумъ затуманило предстоящее наслажденіе — испытать свои силы. Желая въ одиночествѣ снова найти себя самого, Боргъ направился къ морскому берегу.

Гуляя въ эту тихую свѣтлую лѣтнюю ночь по песку, гдѣ видны были слѣды его ногъ отъ предыдущихъ прогулокъ, гдѣ ему былъ знакомъ каждый камень, гдѣ онъ зналъ каждую былинку, каждый кустикъ, — онъ замѣчалъ, какъ все получило другой видъ, приняло новыя формы и производило совсѣмъ другое впечатлѣніе, чѣмъ вчера, когда онъ здѣсь гулялъ.

Совершилась перемѣна, появилось нѣчто новое. Онъ уже не могъ, какъ раньше, вызвать въ себѣ чувства одиночества передъ лицомъ природы и передъ людьми: кто-то стоялъ подлѣ него, за нимъ. Онъ уже не былъ одинокъ, онъ былъ уже прикованъ къ этой маленькой повседневной жизни; невидимыя нити опутали его душу; разсудительность стала связывать его мысли; страхъ и трусливая боязнь думать не такъ, какъ думаютъ его друзья, захватила его въ свои когти.

Онъ не рѣшался строить счастье на зыбкой почвѣ — вѣдь зданіе, хотя бы уже и законченное, можетъ въ одинъ прекрасный день рухнуть. Тогда паденіе будетъ глубже, боль сильнѣе. Но все-таки это должно случиться, если онъ хочетъ обладать ею; а этого онъ хотѣлъ всей силой зрѣлаго возраста, двигающей горы.

Поднять ее до себя? Но какъ это сдѣлать? Вѣдь не можетъ же онъ изъ женщины сдѣлать ее мужчиной; онъ не можетъ освободить ее отъ непреодолимыхъ инстинктовъ, вложенныхъ въ нее ея поломъ: онъ не можетъ передать ей ни своего воспитанія, продолжавшагося тридцать лѣтъ, пи развитія, доставшагося ему, ни опыта, ни пріобрѣтенныхъ имъ знаній.

Значитъ, ему надо опуститься до нея? Но одна мысль о возможности этого уже мучила его, какъ самое тяжелое изъ всѣхъ несчастій, какія только можно себѣ представить. Это значитъ — начинать все сначала, что, конечно, невозможно. Ему остается только раздвоить свою личность, расколоть себя надвое, создать въ себѣ личность, ей близкую и понятную; играть роль влюбленнаго, превозносить ее за ея отсталость, брать на себя ту роль, какую ей захочется ему навязать. И въ то же время въ тишинѣ жить другою жизнью для одного себя; однимъ глазомъ спать, а другимъ бодрствовать.

Онъ взошелъ на гору, самъ того не замѣтивъ. Внизу виденъ былъ свѣтъ, раздавались дикіе крики тріумфа надъ побѣжденнымъ врагомъ, который хотѣлъ избавить отъ нищеты ихъ дѣтей и внуковъ, хотѣлъ сберечь ихъ трудъ и дать имъ возможность познать новыя стороны жизни. Въ немъ снова пробудилось желаніе приручить этихъ дикарей, увидѣть этихъ жрецовъ Тора на колѣняхъ передъ бѣлымъ Христомъ, увидѣть побѣду надъ великанами свѣтлыхъ Азовъ. Варваръ долженъ пройти черезъ христіанство, какъ черезъ очистительный огонь, долженъ научиться уважать силу духа въ слабомъ тѣлѣ. Эти люди, оставшіеся здѣсь еще отъ переселенія народовъ, сначала должны пережить Средніе Вѣка, а потомъ уже перейти къ Возрожденію мысли и Революціи дѣйствія.

Здѣсь, на высшей точкѣ шхеры надо построить часовню. Ея маленькій шпицъ долженъ стать выше вахты и флагштока. Она издали будетъ привѣтствовать моряковъ, какъ напоминаніе о томъ, что... Онъ остановился и задумался. Улыбка прошла по его блѣдному лицу. Онъ нагнулся, взялъ четыре камня и обозначилъ ими прямоугольникъ съ востока на западъ, отмѣривъ тридцать шаговъ въ длину и двадцать въ ширину.

— Какой прекрасный маякъ для моряковъ, — подумалъ онъ, спускаясь съ горы и направляясь домой, чтобы лечь спать.