*

Если после 1831 года рабочие часто выступали вместе с мелкой буржуазией, то июньское восстание 1848 года ясно показало рост сил пролетариата и специфический характер требований рабочего класса.

Февральская революция 1848 года, свергнув Июльскую монархию, которая не обеспечивала промышленной буржуазии той власти, какая соответствовала бы ее действительной мощи, заставила считаться с силой рабочего класса, с растущим влиянием социалистических идей среди трудящихся. Вот почему буржуазная республика, рожденная этой революцией, позаботилась о том, чтобы окружить себя ввиду возросшей силы пролетариата «социальными учреждениями», и стала много говорить о положении трудового люда, ничего не делая фактически в этом направлении.

В этих условиях один рабочий был избран членом Временного правительства и была учреждена Люксембургская комиссия во главе с Луи Бланом и рабочим Альбером, которой была поручена «организация труда». Луи Блан изображал деятельность Люксембургской комиссии в идиллическом свете. Согласившись стать председателем этой комиссии, он заявил:

«Доказано, что те, кого называли мечтателями, управляют отныне обществом. Люди, никем не признаваемые, сделались вдруг людьми необходимыми» [8].

Делегаты проливали, вероятно, слезы умиления, слушая эти слова, но представителей хозяев еще не было там, а с ними идиллия не могла быть долговечной. «Теоретические» дискуссии в Люксембургском дворце были использованы правительством для отвода глаз, ибо оно не приняло никаких конкретных мер в интересах трудящихся. В конце концов стало ясно, что создание этой комиссии было только обманом рабочих. Что же касается обсуждавшихся там «теоретических» проблем, то они были проникнуты духом утопического социализма.

1848 год был годом, когда Карл Маркс и Фридрих Энгельс опубликовали свой бессмертный «Манифест Коммунистической партии». Вскрывая механизм экономических кризисов при капиталистической системе, они писали:

«Каким путем преодолевает буржуазия кризисы? С одной стороны, путем вынужденного уничтожения целой массы производительных сил, с другой стороны, путем завоевания новых рынков и более основательной эксплуатации старых. Чем же, следовательно? Тем, что она подготовляет более всесторонние и более сокрушительные кризисы и уменьшает средства противодействия им.

Оружие, которым буржуазия ниспровергла феодализм, направляется теперь против самой буржуазии.

Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против нее это оружие, – современных рабочих, пролетариев» [9].

Вот эти-то пролетарии и выступили в июньские дни 1848 года. Чтобы справиться с безработицей, Временное правительство республики решило создать национальные мастерские, то есть повторить то, что уже было сделано в 1789 и в 1830 годах.

Эти национальные мастерские были созданы до образования Люксембургской комиссии. Они находились в ведении министра общественных работ Мари, одного из злейших врагов социализма. По мысли этого деятеля, национальные мастерские должны были дискредитировать саму идею социализма, приведя к разбазариванию государственных средств. Для достижения этой цели труд рабочих, которых собирались направить на бесполезные, бессмысленные работы, должен был оплачиваться по крайне низким расценкам, чтобы возбудить их недовольство.

Число рабочих, занятых в национальных мастерских, составляло в начале марта 1848 года 17 тысяч, а в начале апреля – уже 49 тысяч. Оно достигло 100 тысяч к 15 мая, когда трудящиеся Парижа ворвались в Национальное учредительное собрание и предприняли попытку выступления, которое привело к разрыву между рабочим классом и мелкой буржуазией. В этот же день после выступления (которое было в какой-то мере предвестником июньских дней) Гарнье-Пажес [10] заявил: «Нам нужна республика твердая, честная, умеренная».

С этого момента буржуазия стала ориентироваться на роспуск национальных мастерских, доступ в которые для рабочих был затруднен. Рабочих, которые не являлись уроженцами Парижа, решено было выслать в Солонь под лживым предлогом проведения земляных работ. И в завершение всех этих мер 21 июня был издан декрет об увольнении из национальных мастерских всех холостых рабочих, которым предоставили право выбирать между безработицей и зачислением в армию.

Парижские рабочие были таким образом спровоцированы на восстание. Борьба началась 23 июня, а на следующий день, 24 июня, баррикады были воздвигнуты на всем пространстве от улицы Сен-Дени до улицы Сент-Антуан и вокруг Пантеона. Что касается правящих кругов, то Исполнительная комиссия подала в отставку, а генерал Кавеньяк, который «отличился» в войне против алжирцев, собирался установить свою кровавую диктатуру.

Крупные военные силы были брошены против парижских инсургентов, которые сражались с изумительным мужеством. Три генерала -Бреа [11], Дювивье и Негрие – были убиты в ходе уличных боев, которые буржуазия вела с небывалой жестокостью. Одна брюссельская буржуазная газета, «Independance belge», писала: «Это война на истребление». Кавеньяк использовал картечь, снаряды, зажигательные бомбы. Он приказал никого не щадить на взятых штурмом баррикадах. Он вел войну против рабочих Парижа теми же методами, что и в Алжире. Но, несмотря на чрезвычайные средства, к которым он прибег, Кавеньяку удалось покончить с восстанием только 26 июня.

Говоря об этом восстании, которое составило эпоху в истории международного рабочего движения, Фридрих Энгельс писал о парижских рабочих:

«Сорок тысяч рабочих сражались четыре дня с противником, превосходившим их вчетверо, и были на волосок от победы. Еще немного – и они закрепились бы в центре Парижа, взяли бы ратушу, учредили бы временное правительство и удвоили бы свою численность как за счет населения захваченных частей города, так и за счет мобильной гвардии, которой нужен был тогда лишь толчок, чтобы перейти на сторону рабочих» [12].

Это восстание парижских рабочих открыло новую главу в истории французского революционного движения. Оно внесло уточнение в самое понятие социализма, установив необходимое разграничение между домарксовскими социалистическими теориями, которые игнорировали основную идею классовой борьбы между пролетариями и их эксплуататорами, и научным социализмом Маркса и Энгельса.

Ленин писал по этому поводу:

«Революция 1848 года наносит смертельный удар всем этим шумным, пестрым, крикливым формам домарксовского социализма. Революция во всех странах показывает в действии разные классы общества. Расстрел рабочих республиканской буржуазией в июньские дни 1848 года в Париже окончательно определяет социалистическую природу одного пролетариата… Все учения о неклассовом социализме и о неклассовой политике оказываются пустым вздором» [13].

Подавление восстания парижских рабочих в июне 1848 года сыграло на руку цезаризму и облегчило избрание Луи Бонапарта против Кавеньяка [14]. В момент своего провозглашения президентом республики тот, кому предстояло вскоре стать Наполеоном III, с похвалой отозвался о Кавеньяке, «поведение которого, – как заявил он, – было достойно его честной натуры и того чувства долга, кое является первейшим качеством главы государства».

Будущий убийца 2 декабря 1851 года воздал таким образом должное палачу июньского восстания 1848 года. И в то время, как он говорил о необходимости «основать республику всеобщего благоденствия», он уже помышлял, несомненно, о государственном перевороте, который должен был сделать его императором.

В конечном счете враждебная рабочим политика республиканской буржуазии подготовила гибель республики и позволила установить Вторую империю, которая привела Францию к Седану [15]. Прошло несколько лет, прежде чем рабочему классу, которому в июне 1848 года был нанесен жестокий удар, удалось восстановить свои силы и подготовиться к новым боям.

Загрузка...