На суше и на море - 1986

Борис Зубков
ОДУВАНЧИК НА ПЛАНЕТЕ ГРИН

Научно-фантастический рассказ

Художник Е. Кузнецова　

С гулом и пронзительным скрежетом вокруг них сомкнулась сизо-зеленая преграда.

— Они не трогают нас…

— Но пытаются изолировать. Вероятно, хотят разглядеть поближе? — полувопросительно произнес Доктор.

— Как птичку под стеклянным колпаком, — усмехнулся Инженер…

До планеты Грин они летели восемьдесят три миллиона восемьсот восемьдесят тысяч звездных минут, по земному измерению — семь с половиной лет…

Оглушительно всхлипнул взрыв. Звук был именно такой: всхлипывающий и одновременно резкий, не схожий ни с какими звуками земных взрывов. Тяжелый от жары воздух вздрогнул, сизо-зеленая стена задрожала.

— Это где-то близко к ракете, — встревоженно сказал Инженер.

Они замерли, прислушиваясь. Хаос звуков сливался в тревожный рокот. Почему их все время не покидает чувство тревоги?

Их корабль должен был облететь этот «рой» планет по дуге Большого Круга и лечь на обратный курс к Земле. Но комплекс электродинамической стабилизации начал давать сбои, и наконец Инженер признался, что отрегулировать его сумеет лишь тогда, когда динамические системы корабля переведут в положение «Ноль». Доктор заметил, что во времена его детства это называли проще — «вынужденная посадка». На том и порешили.

Планета Грин по гравитационным и другим параметрам казалась наиболее удобной и безопасной. Через пять часов эта планета потяжелела на двести тысяч тонн. Таков был вес корабля, распределенный теперь на три амортизатора, каждый из которых толщиной с хорошую телебашню.

Планеты типа Грин вращались вокруг системы трех звезд, и поэтому на них царил вечный день. Понятие «ночь» было условным: экипаж обозначал им недолгие часы отдыха. Именно первая «ночь» ознаменовалась тем, что кто-то сдвинул с места «лапу» амортизатора. Корабль вздрогнул и отошел от вертикали на семнадцать градусов. Ни одно живое существо, если бы оно нашлось на планете, не смогло бы сдвинуть с места столь чудовищный груз — около семидесяти тысяч тонн приходилось на один амортизатор. Это походило бы на то, как если бы муха попыталась убрать с дороги ногу слона.

Рядом с передвинутым амортизатором из грунта выступала на поверхность цепочка красноватых пирамид. Никто сразу не обратил на них внимания. Пирамиды уходили в нагромождение таких же красно-рыжих игл, пирамид и ромбов, поваленных и обожженных струями ракетных двигателей. «Лапа» амортизатора пропахала в грунте глубокую борозду.

Инженер покачал головой.

— Они могли сломать шарнир, и тогда…

— Кто «они»? — спросил Командир. — Биоанализаторы отрицают существование жизни на Грине.

— Если бы мы еще точно знали, что такое здесь жизнь, — вздохнул Доктор. — Между силой тяжести на планете и размерами ее обитателей и силой их мускулов есть жесткая зависимость. Грин сходен с нашей планетой. Вы встречали на Земле живое существо, способное передвинуть семьдесят тысяч тонн? Может быть, просто грунт пополз?

— Никаких следов оползней. Амортизатор осторожно передвинули. Впечатление такое, будто это сделали рукой. Ведь любые механические захваты, крюки или канаты оставили бы следы на металле. А здесь — ни царапины…

— Инженер считает, что это дело рук, заметьте — рук! Живых существ. Может быть, они хотели поиграть нашим кораблем? Чего уж там, давайте высказывать и такие предположения…

— Они… они двигаются, — выдохнул Инженер. Он указывал на скопление красноватых пирамид и ромбов.

— Это кристаллы. Мертвые камни, — сухо сказал Командир. — Дважды мертвые: их оплавили и сожгли тормозные двигатели.

Действительно, красно-рыжие ромбы, иглы и пирамиды стояли недвижимо. Лишь воздух, нагретый раскаленными кристаллами, колыхался и таял в голубом свете тройной системы солнц. И все же все трое напряженно всматривались в красный хаос.

Прошла всего лишь минута звездного времени, и концы кристаллов дрогнули. Красно-рыжая груда колыхнулась, вздыбилась и опала, будто сама земля под ней вздохнула и выдохнула полной грудью. Трехметровые иглы, до того момента тесно слипшиеся друг с другом, теперь расходились в разные стороны, словно гигантские пальцы или костяшки веера. Все ожило вокруг. Блики голубого света соскочили с концов кристаллов и высвечивали их основания. Сминая иглы, стремительно росли и разбухали красно-рыжие пирамиды.

Вокруг корабля еще сохранилось пространство, свободное от растущих пирамид, но, казалось, кристаллы перешли в наступление: они медленно изгибали концы игл, четко нацеливая их на корабль.

— Они чувствуют тепло корабля, — сказал Командир, — или запах металла, или… или нас.

— Это легко проверить, — ответил Доктор.

И раньше, чем кто-либо успел ему помешать, шагнул к частоколу игл. Он дотронулся рукой до ближайшей иглы. Эффект был потрясающим: игла отпрянула от Доктора, будто он рубанул по ней раскаленным мечом. Она съежилась, издала странный звук — не то скрип, не то шипение — и молниеносно скрылась под землей. Еще мгновение шевелилась воронка в почве, на том месте, где стояла игла, но и шевеление это быстро прекратилось. Ошеломленный Доктор, будто опьяненный своим успехом, распростер руки в стороны и коснулся сразу целого скопления игл. Все произошло так же, как в первый раз. Иглы всхлипнули или зашипели и стремительно ушли вниз.

— Вы плохо воспитаны, Доктор, — сурово сказал Командир. — Вы никогда не замечали музейных табличек «Руками не трогать»?

— Они боятся меня, — прошептал Доктор.

— Или кто-нибудь приводит в движение весь этот механизм, — пожал плечами Инженер. — Вам никогда не приходило в голову, что даже самый простой электромобиль можно принять за нечто живое: он движется, издает звуки, он теплый, наконец… Эй, Доктор, берегитесь!

Над самой головой Доктора со свистом пронзил воздух черный, обтекаемой формы предмет, похожий на гимнастическую булаву. Он, словно бумеранг, запущенный умелой рукой, сделал несколько кругов над зарослями красных кристаллов. Инженер взглянул вверх, ожидая появления новых летающих предметов.

— Похоже на то, что Доктора стараются рассмотреть со всех сторон и посылают для этого специальный летательный аппарат…

— На Грине нет разумной жизни, — сказал Командир. — Это доказано зондовыми ракетами… Ну, почти доказано. Мы не имеем права оставаться здесь для исследования этой проблемы. Наша задача — стартовать как можно скорее. Мы находимся в аварийном положении. Все попытки понять, что здесь происходит, неуместны и опасны. Необходимо оборудование и люди, знающие методы биологической разведки. Наша задача — стартовать.

И тогда Инженер нарочито тихо и очень спокойно сказал, что им все равно предстоит приятная необходимость познакомиться поближе с планетой Грин. Он уже успел проанализировать все случаи отказа комплекса электродинамической стабилизации и знает причину аварии. Необходимо отрегулировать магнитный контур. Крохотная деталь. Ее легко унести в нагрудном кармашке скафандра. Именно унести. За двадцать или, еще лучше, за тридцать километров от металлической махины корабля. Рядом с этой массой металла провести тонкую регулировку магнитного контура невозможно. Итак, хотят они того или не хотят, но маленькое путешествие неизбежно.

На корабле остался Командир.

Плотные заросли рыжих кристаллов обступали корабль со всех сторон, но люди надеялись, что каким-то непостижимым образом эта стена расступится, как только к ней прикоснется рука человека. Они были вооружены гамма-пистолетами, способными пробить брешь и не в таких преградах. Но им не пришлось прибегнуть к столь жестким мерам. Доктор удачно повторял свой рискованный опыт. От касания его рук иглы с тихим скрежетом уходили под землю. Через двадцать минут они удалились от корабля более чем на километр, и весь их путь отмечала неширокая просека, проделанная в красно-рыжей чаще руками Доктора.

Оба с тревогой ожидали, не признаваясь в том друг другу, что в любой момент иглы вновь появятся из-под земли, просека исчезнет и возвращение на корабль сильно осложнится. Потому с чувством облегчения они заметили, что рыжие заросли редеют, голубой свет тройного солнца кажется все ярче и наконец перед ними открылась полная света плоская равнина, уходящая за горизонт.

Равнина представляла собой ковер с правильным геометрическим узором золотисто-бурого цвета. Золотистые ячейки узора разделялись фиолетовыми полосами. Картина была удивительная: ковер, вытканный золотом по фиолетовому, и голубой свет, вливающий в узор почти осязаемое тепло!

— Красивое сооружение, — задумчиво сказал Инженер.

— «Сооружение»? Скорее похоже на гигантские растительные клетки…

— Такой правильной формы? Природа не знает стандартов. Это мы, инженеры, их придумали. Кстати, здесь удивительно знакомый запах…

— Запах?

— Да, странно знакомый. Особый запах, который, знаете, всегда ощущаешь в высоковольтной лаборатории. Его нельзя спутать. Запах электрических разрядов, озона, окислов азота, изоляции — все вместе. Доктор, я кажется понял, что перед нами. Смотрите…

Он отстегнул от пояса длинный металлический футляр с сигнальным термолокатором, высвободил его и бросил на багряно-золотистый ковер. Футляр легко заскользил по узорчатой плоскости и коснулся одной из фиолетовых линий. Раздался оглушительный треск, сверкнула молния, и, пробитый электрическими разрядами, искореженный, футляр взлетел высоко в воздух, упал, вновь извлекая фонтан электрических разрядов.

— Высоковольтная электрическая батарея колоссальной емкости. Даже стоять рядом опасно, — угрюмо сказал Инженер. — Мы должны найти другую дорогу.

Тридцать пять… сорок… сорок пять минут оперативного времени. Они шли вдоль нескончаемо длинной и однообразной стены рыжих кристаллов. И все же что-то неуловимо изменялось в окружающем их мире. Или это была всего лишь игра света и тени тройной системы голубых солнц? Нет, менялся, почти неразличимо на первый взгляд, облик и цвет рыже-красных игл и пирамид. Все чаще попадались такие, что потеряли свои строгие очертания. Их прямые и острые грани чуть оплывали, словно таяли, текли и округлялись. И цвет — он тоже изменялся: красное темнело до черноты, но сквозь черноту начинало проглядывать зеленое и сизо-бурое. Стена сделала крутой поворот, открывая просторную поляну.

Мгновение они стояли молча и неподвижно. Зрелище, представшее перед ними, было необычно, даже величаво и торжественно. Высоко над головами, плавно колыхаясь в потоках нагретого воздуха, стояли заросли ослепительно оранжевых гигантских пушистых перьев. Они сливались в одно огромное кудрявое оранжевое облако. Казалось, оно плывет в небе, но потом взгляд находил множество тонких, чуть изогнутых и блестящих, словно металлических, ножек-стволов, на которых и покоилось воздушное сооружение. Сооружение или произведение растительного мира? Наверное, можно было привести доводы в пользу обоих предположений. Но не это занимало умы людей. Они увидели… других людей. Среди тонких блестящих стволов неподвижно стояли двое.

На планете Грин, как, впрочем, и на всех других обследованных планетах этой системы, человек не обнаружил себе подобных. И вдруг… Двое стояли против двоих.

— Здесь люди, — хрипло прошептал Доктор в микрофон дубль-связи. Его должен был услышать Командир, и на корабле эти слова немедленно запишут несколько дублирующих систем. — Их тоже двое. Они стоят неподвижно. Координаты встречи… один час ноль минут оперативного времени.

Раздался взрыв — и над головами с жужжанием и свистом пронеслись уже знакомые темные предметы, похожие на гимнастические булавы. Но теперь этих предметов было сотни, может быть тысячи. Темная жужжащая туча со свистом носилась в воздухе, будто выискивая, куда ей обрушиться.

— Нас обстреливают, — прошептал Доктор в микрофон.

— Спокойно, Доктор, спокойно, — недовольно сказал Инженер. — Не прибегайте к таким выражениям. Нас никто не трогает. И посмотрите, у тех двоих очень миролюбивый вид.

Черная свистящая туча спиралями ходила в воздухе, но витки спирали все расширялись, и туча постепенно удалялась, пока не превратилась в еле заметный черный ком, исчезнувший наконец за верхушками оранжевых перьев.

Они продолжали стоять друг против друга. Бездеятельность не могла продолжаться, становилась в тягость.

Не сговариваясь, посланцы Земли одновременно шагнули вперед. Инженер чуть отодвинул плечом Доктора, но тот еще более решительно двинулся навстречу неподвижным фигурам. Тех двоих трудно было разглядеть во всех подробностях: тонкие стволы перьев все же заслоняли их. На них было надето нечто напоминающее легкие скафандры, но только не бело-синие, как у землян, а сизо-зеленые, с неопределенными границами цвета.

Обитатели планеты Грин все еще не двигались. Спокойно ожидали приближения землян? Испугались? Выжидали, чтобы напасть? Могла быть тысяча предположений, но все они уже ничего не могли изменить: должен наступить момент контакта двух миров.

— Они совсем близко. Ничего не делают. До них несколько метров…

Исчезли и эти метры, последние.

Первым рассмеялся Инженер:

— Это… это мы… очень похоже. Вот вы, Доктор, а это я. Грубая работа, но похоже. Зеленые статуи нас самих. Двойники.

— Ногами они уходят в почву. Будто растения. Деревья, которые захотели стать похожими на людей? Зачем?

— Если вы, Доктор, видите бабочку, похожую на увядший лист, вы тоже спрашиваете у нее: зачем? У зеленых созданий есть какая-то внутренняя, непонятная нам причина копировать нас. Быть может, они хотели, чтобы мы удивились и подошли к ним поближе? Их цель достигнута. Вот мы рядом с ними. И да здравствует бесконечное разнообразие природы! Не будь ее, не стоило покидать Землю.

— Смотрите, Инженер, там… правее… еще пара зеленых двойников… и там…

— Если так будет продолжаться, очень скоро мы всю планету заселим своими изображениями. Но извините, Доктор, следует заняться делом. Чтобы отрегулировать магнитный контур, мне понадобится не менее часа. Весьма капризная вещь, этот контур. И кроме того, мы недостаточно далеко отошли от корабля. Его масса и здесь действует возмущающе на магнитные стабилизаторы. Но ничего не поделаешь. Дальше идти опасно: на Грине слишком много сюрпризов…

Заросли оранжевых перьев обнимали дугой большую поляну, на которой лишь кое-где виднелись небольшие сизо-зеленые бугорки. Здесь и решили расположиться. На небольшой деревянной треноге установили крохотный, сверкающий, как кусок хрусталя, магнитный стабилизатор. Тщательно выверили горизонтальность платформы треноги. Электронный калькулятор выдал поправки на близость металла корабля. Оптические визиры поймали в перекрестье штрихов микроскопический черный треугольник внутри хрустального кубика. Регулировка контура требовала сосредоточенного внимания сразу двоих.

Когда Доктор отвел от окуляров оптических визиров покрасневшие глаза, он не сразу увидел опасность. За то время, пока они не обращали внимания на окружающее, сизо-зеленые бугры на поляне выросли, слились в кольца, окружившие их высоким замкнутым барьером. За первым, ближайшим, кольцом виднелось второе — более широкое. За вторым угадывалось и третье. Кольца неудержимо росли вверх.

Они не могли уйти без хрустального кубика магнитного контура. Но чтобы снять его осторожно с установочной платформы и размонтировать систему регулировки, нужно слишком много времени. А сизо-зеленая преграда уже выросла, сомкнулась, стала непроходимой.

Тогда Инженер и высказал предположение, что, раз их не трогают, значит, не держат против них зла, а просто, видимо, хотят блокировать и разглядеть поближе и поосновательнее. И тут они услышали взрыв в той стороне, где находился корабль. По системе дубль-связи они подали сигнал тревоги и сразу услышали голос Командира:

— Высота преграды?

— Первое кольцо вокруг нас имеет высоту двенадцать-четырнадцать метров. Стена на вид скользкая, выгнута дугой. Мы словно внутри гигантской зеленой баранки. За первой преградой угадывается вторая и третья. Они выросли очень быстро, но сейчас их рост как будто приостановился. Командир, ваше решение?

— Я доберусь до вас с ранцевым микродвигателем. Запасные ракеторанцы беру с собой. Не делайте никаких попыток преодолеть преграду. Лучше вообще не приближаться к зеленой стене. Вокруг корабля множество взрывов, но, кажется, это не опасно. Ждите. Связь по системе «три-полет».

Два часа ноль три минуты оперативного времени. Резкий свист микродвигателей ракеторанца предупредил о приближении Командира. На мгновение зависнув неподвижно над зелеными кольцами, он, видимо, оценил обстановку и осторожно опустился в самом центре сизого «бублика». Хрустальный кубик магнитного стабилизатора бережно поместили в танталовую скорлупу, и Командир спрятал этот столь драгоценный для них прибор в нагрудную сумку скафандра. Они наскоро проверили системы индивидуальных ракеторанцев и поднялись в воздух. Внизу сизо-зеленые кольца отвоевывали себе новые поляны среди зарослей оранжевых перьев. Они увидели и просеку, сделанную руками Доктора в красно-рыжем море игл и пирамид. Границы просеки обозначались очень четко, казалось, она еще долго будет напоминать планете Грин о посещении землян.

Вокруг корабля носились клубы черных свистящих предметов. Взрывы слышались со всех сторон. Планета Грин торопила землян, препятствуя их последним попыткам проникнуть в ее тайны.

Они стартовали благополучно, и, когда их курс вновь совпал с дугой Большого Круга, Доктор сказал:

— Я знаю, кто сдвинул с места семьдесят тысяч тонн.

— Интересно, — усмехнулся Инженер.

— Мы не обращали внимания на цепочку рыжих кристаллов, которые касались амортизатора. А ведь то были не кристаллы, а нечто вроде корней дерева. Или, наоборот, растущие молодые побеги. Они-то и сдвинули с места амортизатор ракеты. Растительные мускулы! Это очень похоже на поведение земных деревьев. Росток бамбука пробивает бетонную плиту, и это никого не удивляет. А иглы, которые проваливались сквозь землю, когда я касался их рукой? Да это типичные растения-недотроги. И на Земле их сколько угодно. Быть может, и мимоза, когда до нее дотрагиваются, готова провалиться сквозь землю. Да не может, бедняга, и только сжимает свои листочки. Планета Грин — царство растений. Там нет разумных существ. Одни только деревья. Гигантский лес, который мы не успели обследовать. Лес сокровищ. Помните, Инженер, лиловое поле, искрящееся электрическими разрядами? Это тоже было скопление растительных клеток. Биотоки не редкость и в земных растениях. Только на Земле мы их практически не используем. Но сама идея растительных электрических батарей очень заманчива. У них большие преимущества. Они могут расти и обновляться за счет собственной жизнедеятельности. Вечные источники энергии! Даже эти кольца, что взяли нас в плен. Или те растения, которые создали наших зеленых двойников. Да ведь это готовые строительные материалы и самовозводящиеся конструкции! Машины с древесными мускулами, растения-электростанции, саморастущие плотины и мосты — вот что привезет человек с планеты Грин! Мы вернемся сюда за семенами удивительных лесов.

— Может быть, вы и правы, Доктор, — сказал Командир. — Но вот взрывы, они мне не понравились…

— Семена! — ответил Доктор. — Семена. Над нами кружились семена. Взрывались спелые плоды и рассыпали по воздуху свои семена, словно наши одуванчики. Не так просто понять, как живут растения на планете Грин.

— А на планете Земля? Разве там понять это было просто?

Олег Костман
КИС-КИС-КИС

Фантастический рассказ

Художник Ю. Авакян

Я возвращался с работы. Расстояние до дома было пустяковым — что-то около световой миллисекунды. Кинезоплан уверенно двигался привычным курсом. Обычно его от начала до конца вел навигатор-автомат, который работал вполне надежно — достаточно было телепатически задать программу движения.

Однако в последнее время я все чаще, отключив автоматику, сам брался за управление. Мне хотелось ощущать, как подвластна моим рукам мощь двигателей машины, хотелось снова и снова подчинять ее своей воле.

Не очень оживленный и довольно простой маршрут, по которому я двигался, как нельзя лучше подходил для ручного управления. Вот и сейчас я дождался знакомого поворота и отключил автомат-навигатор. Машина вздрогнула и, словно почувствовав свободу, потянула куда-то в сторону. Но уже в следующее мгновение я подчинил ее себе, возвратив на прежний курс, и увеличил скорость.

Сказать, что я вел кинезоплан, было бы, пожалуй, неправильно. Скорее я играл с ним, словно с огромным живым существом, включал двигатели на полную мощность, чтобы секунду спустя резко осадить машину, заставлял ее прыгать и затаиваться, ползти и мчаться, кувыркаться и кружиться… Она так послушно и чутко реагировала на малейшее прикосновение рук к рычагам, рукояткам, тумблерам, педалям, что, казалось, сама хотела подольше поиграть со мной. Слившись с кинезопланом в единое целое, я все больше увлекался этой игрой, представляя себя одним из первопроходцев далекой древности, идущим полным опасностей и риска путем, на котором обязательно должна произойти встреча с чем-то новым, неизвестным. С тем неизвестным, которому почти не осталось места в нашу Эпоху Всеобщего Знания.

Обычно на этом участке пути никаких других машин не попадалось, и я мог вытворять с кинезопланом все, что мне вздумается. Но сегодня здесь неожиданно оказалось целое скопление средств передвижения самых разных систем. Что там случилось? Может быть, кому-то требуется помощь?

Приблизившись, я остановился и вышел узнать, в чем дело. Машины были пусты — все их пассажиры сгрудились неподалеку тесным кольцом, из центра которого время от времени доносились странные негромкие звуки.

Я протиснулся в передние ряды и увидел какое-то неизвестное устройство. Оно медленно передвигалось, сопровождаемое десятками устремленных на него взглядов. Что это такое, видимо, никто из собравшихся не знал, хотя общий принцип его конструкции был ясен с первого взгляда и поражал оптимальностью решений. Воспринимающий блок, находящийся в передней части устройства, свободно поворачивался в различных направлениях. Его венчали два звукоулавливателя, которые также могли поворачиваться, видимо пеленгуя источник звука. Спереди зеленовато светились, поблескивая, две линзы комплекса визуальной ориентации. Скорее всего они работали синхронно, посылая в считывающую систему стереоскопическую картинку. Впереди также находились кустообразные расходящиеся пучки тоненьких антенн. Средняя часть неизвестного устройства представляла собой, по всей вероятности, двигательно-энергетическую установку, перемещавшую это устройство посредством четырех шагающих упоров. Все это, как я уже сказал, было понятно. Заставлял задуматься разве что расположенный сзади изгибающийся шланг. Что крылось в его ритмичных взмахах и покачиваниях? Каково было функциональное назначение этой детали?

Между тем оно, это устройство, остановилось. Две половинки передней оконечности воспринимающего блока раздвинулись, образуя резонирующую полость. И в ту же секунду вновь раздался таинственный звуковой сигнал. Я прикинул его частоту, силу, некоторые другие характеристики. Информации, позволявшей сделать какие-либо выводы о назначении и функциях неизвестной системы, было очень мало.

…Со стороны это, наверно, выглядело забавно: десятки представителей различных отраслей Всеобщего Знания, отложив дела, топтались вокруг крохотного устройства, не в силах разобраться, что это такое. Никто не решался высказать свои догадки вслух. Все лишь стояли молча и смотрели, интуитивно чувствуя: перед ними нечто очень необычное…

— А что, если оно живое? — вдруг нарушил тишину чей-то голос. Сказано это было больше для самого себя, чем для окружающих. Говоривший, видимо, не заметил, что высказался вслух, и, естественно, не ожидал, что кто-то подхватит его мысль — уж очень фантастично звучало такое предположение. Ведь уже многие века (с тех самых пор, как исчезла всякая необходимость в них) образчики представителей древней, пред разумной зоостихии содержались только в хранилищах Всеобщей Службы Охраны Живого, являясь историческими памятниками, которые нужны лишь редким исследователям ранних периодов развития жизни.

Эта невероятная гипотеза тем не менее мгновенно приобрела сторонников. Стоявший рядом со мной солидный, серьезного вида человек, еще секунду назад даже в шутку вряд ли допустивший бы настолько невероятную мысль, сейчас без тени улыбки произнес:

— Надо же! И как я сам об этом не подумал?

А со всех сторон уже громко неслось:

— Нет ли у кого лицензии на контакт с предразумными?

— Наверно, нужно накормить его!

— Но как он сюда попал?

— Надо немедленно вызвать патруль Службы Охраны Живого!

— Возьмите его на руки, согрейте его!

— Не смейте прикасаться к нему! Отойдите сейчас же! Вы же о нем ничего не знаете!

— Слушайте, может быть, ему плохо, может, он не в своей среде?

— Да-да, может быть, его надо немедленно спасать? Нужно срочно выяснить, что же это такое!

Озадаченные, все опять на секунду замолчали. И тут же посыпались новые предложения и предположения:

— Смотрите! Оно машет хвостом! («Так, — отметил я про себя, — значит, этот шланг называется «хвост». Видимо, назван так по аналогии с кормовой частью космических лайнеров»). Может, оно хочет взлететь? Надо помочь ему!

— Почему вы думаете, что оно хочет взлететь?

— Потому что это птица. Я вспомнил: хвосты были у птиц. Надо скорее подбросить его как можно выше в воздух!

— Неправда! Мне помнится, хвосты были у рыб. Кто-нибудь помнит, где обитали рыбы?

— Если только я ничего не путаю, рыбы прыгали между этими… как их… ну, на которых росли натуральные фрукты, овощи…

— Да не слушайте вы их! Я с детства материалы о древних пред разумных собираю. У меня есть записи их звуковых сигналов. Рыбы издают шипящие звуки, я точно помню, а эти принадлежат млекопитающим.

— Что вы говорите! Млекопитающее передвигается, подпрыгивая на задних конечностях. А на животе у него сумка для багажа. Это же общеизвестно!

— Значит, это его упрощенная модификация — без сумки…

— А вы не помните, для чего млекопитающие применялись?

Со всех сторон летели советы, предложения, вопросы… Какая древняя память прорвалась вдруг у нас сквозь, казалось бы, непробиваемую защиту многих столетий властвования Всеобщего Знания? Какие древние инстинкты заставили всех нас мгновенно почувствовать в себе нечто родственное этому крохотному комочку предразумной жизни, о котором даже не было точно известно, что это за существо? Каждый рвался помочь ему, каждый был готов сделать все, что в его силах, но никто не знал, что именно нужно предпринять в этой ситуации.

…А оно по-прежнему сидело невдалеке, потом встало и двинулось прямо ко мне. Подойдя вплотную, оно доверчиво потерлось о мои ноги, поднялось на задние конечности («Значит, это в самом деле млекопитающее», — мелькнула мысль) и оперлось передними о мое колено. Пристально, совсем по-человечьи, оно смотрело прямо в мои глаза. Непонятное, ни разу не испытанное чувство охватило меня.

«Для обеспечения собственной безопасности, а также во избежание непредвиденных последствий запрещаются какие бы то ни было контакты с представителями предразумной жизни», — всплыла в мозгу впитанная с первыми обучающими таблетками формулировка. Но я уже ничего не мог поделать с собой. Руки сами потянулись к маленькому существу, лишенному даже самых элементарных средств искусственной защиты.

Пальцы ощутили мягкое пушистое покрытие. Прикосновение к нему было необыкновенно приятным. Я взял предразумного на руки. Доверчиво, будто оно было всю жизнь знакомо со мной, существо положило передние конечности мне на грудь, зажмурилось и заурчало:

— М-рррр, м-рррр…

Я осторожно держал его на руках, и у меня постепенно возникало ни с чем не сравнимое ощущение домашнего уюта, тепла, спокойствия. Я вдруг почувствовал себя одним из людей далекого прошлого, живших в угрюмых каменных замках, одевавшихся в звериные шкуры и использовавших неуклюжие электрические светильники. И честное слово, я на миг позавидовал им. Позавидовал тому, что рядом с ними жили такие вот пушистые и теплые зверьки, летали птицы, росли на деревьях (я внезапно вспомнил это старинное слово!) натуральные фрукты и овощи… И я подумал, что, пожалуй, отказался бы от многих достижений Общества Эпохи Всеобщего Знания, чтобы иметь возможность каждый день вот так, не торопясь, перебирать пальцами гладкую мягкую шкурку, слушая негромкое «м-рррр, м-рррр»…

…Прямо на нас на предельной скорости мчался выскочивший неизвестно из какого измерения хроноцикл. Я метнулся было в сторону, но его водитель выполнил рискованный разворот и эффектно затормозил в двух шагах от меня. Это был один из тех парней, которые в самом начале Эры Гетерохронных Путешествий во множестве обивали пороги Инспекции Межвременных Контактов, выклянчивая под любым предлогом разрешения прокатиться на хроноцикле в будущее, хотя многим из них это нужно было только для того, чтобы, вернувшись, ошарашивать современников экстравагантной манерой одеваться, а также позаимствованными в будущих десятилетиях эффектными безделушками и неизвестными словечками. И вследствие несовершенных в то время критериев отбора некоторые из них добивались своего.

С минуту он вслушивался в суть разговора.

— Этот, что ли, предразумный? — Он указал на предмет нашего спора. — Ой, насмешили! Да я таких предразумных в будущих веках знаете сколько насмотрелся! Слушайте, что я скажу: это элементарный самодвижущийся портативный компьютер, только в сувенирном исполнении. Стиль «ретро» — слыхали? Берут обычный компи и оформляют под предразумного. Модно!

И он исчез так же внезапно, как и возник.

Спор как-то сам собой прекратился. Все сразу же вспомнили об оставленных делах. Захлопали закрываемые дверцы. Одна за другой машины трансферировались в многомерные пространства.

Зашагал к кинезоплану и я. На душе лежал неприятный осадок за напрасно потраченное время. Это надо же! Столько проторчать здесь, решив, что перед тобой разгуливает предразумное существо! Разгуливает только для того, чтобы доставить удовольствие нескольким десяткам случайных зевак…

Я уселся в кабину и приготовился задать кинезоплану программу дальнейшего путешествия: двигаться дальше на ручном управлении что-то расхотелось. Но в этот момент на площадку спланировал небольшой везделет с эмблемой Всеобщей Службы Охраны Живого. И я решил подождать еще немного: потеряв столько времени, можно было позволить себе потратить еще несколько минут, чтобы окончательно все выяснить!

Работники Службы были в обычной экипировке дежурного наряда: от всяких неожиданностей при контактах с предразумными их надежно оберегали скафандры усиленной защиты. Но, увидев предмет недавних споров, все трое сняли тяжелые доспехи. Теперь никаких сомнений не оставалось: конечно, это был вовсе не предразумный…

— Кис-кис-кис! — негромко позвал один из них.

Звукоулавливатели загадочного устройства слегка шевельнулись, приняв эти непонятные позывные. Оно повернуло к прибывшим свой комплекс визуальной ориентации и, зафиксировав их в поле зрения, быстро двинулось к ним.

Старший наряда достал небольшую круглую посудинку и налил в нее какой-то белой жидкости. Странное устройство приблизилось к посудине и стало торопливо поглощать ее содержимое. Происходящее опять становилось интересным: я впервые видел, чтобы какая-нибудь автономная система заряжалась энергией таким способом.

Я подошел к ним.

— Службу Охраны не вы вызывали? — спросил старший.

— Нет, кто-то другой. Но я здесь был и все видел. Скажите, пожалуйста, что это такое?

— Обычный котенок, — лаконично бросил один из дежурных.

— Исчерпывающий ответ, — заметил старший. — Можно подумать, что теперь ему все сразу стало ясно…

— Видите ли, — пояснил третий член наряда, — мы проводим эксперимент по возвращению некоторых видов предразумных людям. Начать решили с кошек — с ними меньше всего хлопот. Их детеныши — котята — были розданы нескольким десяткам добровольцев. Но, видимо, новому хозяину котенка расхотелось участвовать в эксперименте. Обычная история — не он первый, не он последний… Трудно это будет — заставить всех вспомнить, что такое преданный четвероногий друг, лес, наполненный голосами птиц, только что родившиеся, еще слепые звериные детеныши… Да что говорить!

Все трое, захватив с собой котенка, уселись в везделет.

— Подождите! — сказал я. Какое-то непонятное, смутное чувство, которое я не мог выразить словами, шевельнулось во мне.

Ладони словно вновь ощутили прикосновение мягкой гладкой шерстки, я увидел устремленный на меня взгляд доверчивых круглых глаз, услышал ласковое «м-рррр, м-рррр»…

— Скажите, что нужно сделать, чтобы получить этого зверька… ну, вместо его прежнего хозяина? — слова вырвались у меня как-то сами собой, почти помимо воли, но я был очень рад им.

— Вы хотите взять его себе?

Смешной вопрос! Неужели это еще не ясно!

— Отдать его сейчас я не имею права. Сначала вы должны пройти в нашем центре курс специальной подготовки. Необходимо также выполнить некоторые формальности. Если вы придете к нам завтра, котенок будет ждать вас.

— Спасибо! — крикнул я. И хотел страшной клятвой поклясться, что непременно приду к ним завтра с самого утра, но вдруг голос у меня осекся: я вспомнил слова того типа на хроноцикле, и они еще раз эхом отозвались во мне…

«Но ведь если облик предразумных начнут придавать автоматическим устройствам, — осенила меня запоздалая догадка, — значит, рядом настоящих предразумных уже не будет. Возможно, даже исчезнут те немногие, что хранятся за семью замками сейчас… И уже ничего нельзя изменить — он видел это в будущем.

Стоп! Ну и что, что он рассказал? Мог же он ошибиться, напутать что-нибудь, ляпнуть просто так… Не для того же, в конце концов, он ездил в будущее, чтобы проследить судьбу предразумных! Сегодня я имею возможность чуть-чуть помешать тому, чтобы его слова сбылись, завтра представится еще какой-нибудь случай…»

Странные вещи творились со мной. Еще сегодня утром не было, наверно, для меня темы более далекой, чем прошлое и будущее предразумных. Раньше я никогда не чувствовал потребности в общении с ними, не задумывался, почему их нет рядом с нами. Нет — значит, так должно быть. Но вот я впервые в жизни увидел такое существо, взял его на руки, погладил… Одна-единственная встреча — как она все во мне перетряхнула!

Смутно припомнилась та скудная информация о предразумных, которую содержали обучающие таблетки общей подготовки.

Когда-то многие миллиарды таких существ населяли планету на равных с нашими далекими предками. Но как же так случилось, что они стали ненужными им, почему они допустили их исчезновение, сохранив лишь считанные экземпляры в качестве живых памятников? Должно быть, это объяснялось очень серьезными причинами, наверно, по-другому нельзя было поступить в ту давнюю суровую эпоху покорения ближнего космоса…

Но ведь сейчас совсем другое время! И они должны, обязательно должны вернуться в наш большой мир!

…Котенок сидел в кабине везделета на коленях у старшего и аккуратно вылизывал шерстку.

— Кис-кис-кис! — позвал я его.

Он повернул голову, удостоил меня недоуменным взглядом и снова деловито принялся за прерванное занятие.

— Я обязательно приду за тобой завтра, дружище! — сказал я.

Водитель везделета помахал мне рукой и включил стартовый двигатель.

Анатолий Мельников
ЗАБИЛ ЗАРЯД Я В ПУШКУ ТУГО

Фантастический рассказ

Художник Е. Кузнецова　

Дельтоплан разведчиков дальнего космоса с планеты Пансэ завершал свою миссию. Супермозг Альфа-222НХ — единственное живое существо на борту корабля — только что закончил облет недавно открытой Зеленой планеты. Центр разведывательных полетов выбрал его для выполнения этой задачи из числа 222 претендентов. Правители планеты Пансэ возлагали на способного и смелого разведчика большие надежды.

Космический дельтоплан был чудом пансэанской техники: снабжен мощной силовой установкой, хитроумными механизмами и тончайшими приборами. Они-то и позволили Альфе-222НХ быстро изучить эту на редкость привлекательную планету. Дельтоплан совершал разведывательный поиск в течение семи пансэан-ских суток. И чем дольше корабль летал над материками и океанами, над горами и реками, над лесами и равнинами, тем больше нравилась пансэанину планета. Он взял пробы воды и воздуха, арктических льдов и почв. Были исследованы растительность, животный и бактериальный мир всех климатических зон.

Результаты анализов позволили сделать обнадеживающие выводы.

Разведчик поспешил доложить об этом в Центр. Правители решили назвать планету Новая Пансэ, ибо мысленно уже видели ее превращенной в удобную космическую гавань для своих разведывательных дельтопланов.

Однако кое-что пансэанину еще хотелось уточнить. Планета была населена живыми существами редко встречающегося во Вселенной вида. В верхней части их тела помещался сравнительно небольшой мозг. И хотя разведчик не входил в близкий контакт с аборигенами, ему было ясно, что строение их несовершенно, а скромные размеры мозга наводили на мысль, что местная цивилизация не может быть высокоразвитой. Последнее подтверждалось отсутствием искусственных радиосигналов в эфире и очень низким естественным радиоактивным фоном. За время наблюдений разведчику не удалось обнаружить сколько-нибудь развитых путей сообщения, линий электропередачи или связи. Поселения аборигенов, хотя и многочисленные, были невелики и слабо освещались в ночное время. В небе не обнаруживалось летающих объектов, за исключением небольших теплокровных животных, снабженных подвижными крыльями.

Супермозг Альфа-222НХ передал в Центр разведывательных полетов все эти данные. Сообщение заканчивалось словами: «Можно предположить, что местная цивилизация не способна оказать серьезное сопротивление нашим космическим дельтапланам. Однако для полной уверенности необходимо уточнить военный потенциал аборигенов».

Центр разведывательных полетов ответил:

«Продолжайте поиск».

Дельтоплан как раз пролетал над северным полушарием планеты, над обширной, слабо пересеченной равниной. Лето здесь было на исходе. В лучах закатного солнца отливали золотом прямоугольники хлебных нив. В зеленых массивах лесов то там, то здесь виднелись пожелтевшие кроны деревьев. В долинах рек, вытянутых в меридиональном направлении, в ночные часы скапливались белые сгустки тумана. Едва заметно на поверхности проступали сероватые ниточки грунтовых дорог.

…Корабль пансэанина вошел в ночную тень. После многочасовых наблюдений Альфа-222НХ вдруг почувствовал усталость. Он решил немного отвлечься, послушать передачи родной планеты. Он начал настраивать на прием мощное радиоустройство дельтаплана. При этом он еще раз убедился, что на исследуемой планете нет ни одной работающей радио- или телевизионной станции. Его радиоустройство принимало лишь отдельные грозовые разряды.

Затем сквозь бездонные дали космоса до него донеслась волшебная, убаюкивающая музыка Пансэ…

Дельтоплан тем временем проплывал над черными массивами лесов, во множестве покрывавших обширную равнину. Уставший супермозг расслабился и, может быть, даже задремал…

Очнулся он с ощущением тревоги. Одного взгляда на экран было достаточно, чтобы понять, что ночная темень за бортом начала рассеиваться, леса отступили назад и в стороны, а дельтоплан летел теперь над открытым пространством. И на этом пространстве происходило нечто необычное.

Рассвет едва начал заниматься, и поверхность планеты, с трудом различимая, беспрестанно озарялась тысячами больших и малых вспышек огня. Кверху поднимались куполообразные белые дымы, такие же густые, как утренний туман. Чуткие приборы дельтаплана улавливали частое потрескивание и отдельные глухие удары. Радиолокатор обнаруживал большие скопления металла.

Альфа-222НХ быстро принял решение: выбрать безопасное место и понаблюдать. Он сразу заподозрил, что происходящее имеет прямое отношение к его основной задаче — определению военного потенциала аборигенов, а потому включил канал космовидения, чтобы правители Пансэ могли наблюдать за развитием событий вместе с ним.

Дельтоплан совершил разворот по вытянутой дуге, спустился пониже и завис неподвижно, почти касаясь верхушек деревьев, неподалеку от опушки леса. Его темный силуэт (напомнивший бы землянину треугольную шляпу) четко просматривался на фоне рассветного неба в просветах между деревьями.

В лесу густо пахло прелой листвой и грибами. Стеной стояли неподвижные ели, словно прислушиваясь к недалекой канонаде. Ветви лещины пригнулись до самой земли под тяжестью орехов. Гроздья рябины, прихваченные первыми ночными заморозками, радовали глаз сочным алым цветом.

Стайка потревоженных сорок с недовольным стрекотом перелетела в ближний сосняк. На лету они громко поносили незваного пришельца.

Открывшееся перед пансэанином пространство было прорезано небольшими речками и неглубокими оврагами, прочерчено продолговатыми выемками, рядом с которыми была набросана свежевырытая земля. Всюду копошились скопища аборигенов: они углубляли выемки с помощью примитивных приспособлений, устанавливали толстые металлические цилиндры. Пансэаник насчитал сотни таких цилиндров, разбросанных по всему полю. Из них то и дело вырывались пламя и дым.

Разведчик вскоре пришел к выводу, что наблюдает противостоящие друг другу группировки аборигенов. Понять это было нетрудно: они носили разные покрывала: одни — красного, другие — синего цвета. И они… убивали друг друга!

Альфа-222НХ заметил войска, построенные правильными прямоугольниками. Многие сидели верхом на крупных животных с горизонтально расположенным туловищем.

Внезапно вся эта масса задвигалась, зашевелилась. Верховые аборигены в красных покрывалах — прямоугольник за прямоугольником — двинулись на синих. Чаще засверкал огонь в цепях пеших аборигенов. Чаще стали ухать толстые цилиндры. Волна красных докатилась до синих цепей, перевалила через них. Тотчас пришли в движение синие прямоугольники, находившиеся в стороне, устремляясь навстречу красным.

Волны тумана мешали пансэанину хорошенько рассмотреть происходящее. Разведчик спустился пониже. Поднимавшиеся с поля дымы окутали дельтоплан. На всякий случай супермозг активизировал защитное поле корабля.

…Канонир Иван Пантелеев забил в пушку заряд и туда же дослал увесистую чугунную гранату. Привстал над бруствером, выглядывая цель на стороне французов. Конница маршала Даву только что получила свою порцию картечи и беспорядочно отступала…

Иван ненароком поднял голову. Необычное зрелище привлекло его внимание. Прямо над русской позицией, невысоко в воздухе, висела… огромная французская треуголка. Ни дать ни взять — шляпа супостата Наполеона Бонапарта.

Рядом случился артиллерийский офицер князь Зубков, и Иван крикнул ему, указывая на небо:

— Гляди-ка, ваше благородие! Никак француз!

Зубков протер глаза, но треуголка не исчезла. Офицеру тут же вспомнились разговоры, будто неприятель собирался использовать воздушные шары для бомбардировки русских позиций. Сомневаться было некогда.

— На неприятеля наводи! — без промедления скомандовал офицер.

Иван вместе с двумя другими канонирами начал наводить орудие. Втроем они придали стволу нужный угол возвышения, так что треуголка оказалась над самым обрезом ствола.

— Огонь! — крикнул Зубков.

Иван схватил с горящих угольев раскаленный железный прут и, наспех перекрестившись (господи благослови!), поджег заряд.

Пушка ухнула, и в тот же миг в небе сверкнула молния. Земля под ногами у батарейных содрогнулась от тяжелого удара, бруствер разворотило, орудие опрокинулось набок. Позицию заволокло черным дымом.

«Достал-таки нас, антихрист», — успел только подумать Иван, теряя сознание.

У его ног, шипя и потрескивая, лежал среди комьев глины раскаленный обломок не то металла, не то камня и быстро темнел на глазах.

…К холму, где располагался штаб главнокомандующего русской армией генерал-фельдмаршала Кутузова, подскакал на лошади связной офицер. Бросив поводья коноводу, он коротко объяснил адъютанту фельдмаршала:

— Срочное донесение его светлости от генерала Неверовского!

Адъютант доложил о нем и тут же подвел офицера к Кутузову. Главнокомандующий опустил подзорную трубу, спросил коротко:

— Что там у тебя, голубчик?

Офицер отдал честь и начал вполголоса:

— Ваша светлость, его превосходительство генерал Неверовский доносит о необычном происшествии…

— Громче! — прервал его старый генерал. — Громче, голубчик! Тут и так всем все известно…

— …Во время отражения атаки французской конницы на орудийные позиции упал раскаленный осколок небесного тела под названием метеорит…

— Знаю, что метеорит! — сердито перебил его Кутузов, поправляя повязку на глазу. — Сказывай дальше!

— Генерал Неверовский ждут приказаний вашей светлости по поводу оного происшествия! — закончил офицер.

— Ранен князь Дмитрий Петрович? — строго повел на него здоровым глазом фельдмаршал. — Отчего не докладываешь?

Офицер потупился, кивнул.

Кутузов, казалось, задумался, но только на миг и тут же изрек:

— Приказание генералу Неверовскому, офицерам и солдатам полка следующее: забыть о сем случае, будто его и не было! Иначе буде кто подумать может, будто это дурное предзнаменование. Вера в победу должна быть неколебимой, а потому приказываю: забыть! Неприятель отбит по всей линии… Назавтра приказываю всеобщее наступление русской армии!

…В тот момент, когда генерал-фельдмаршал Кутузов принимал донесение связного офицера, дельтоплан с планеты Пансэ был уже далеко от Земли. На корпусе корабля виднелась солидная вмятина от русской артиллерийской гранаты.

Правители планеты Пансэ, наблюдавшие вместе с Альфой-222НХ за ходом сражения через канал космовидения, были потрясены военной мощью аборигенов. От огня их орудий не спасало даже силовое защитное поле корабля, гак что их дельтоплан едва не погиб. А боевой снаряд, выпущенный разведчиком Альфой-222НХ по аборигенам в порядке самозащиты, не причинил им заметного урона. Они его словно не заметили.

Эксперты Центра разведывательных полетов высказались решительно: нет нужды подвергать дельтопланы планеты Пансэ смертельной опасности. Альфа-222НХ тут же получил приказ о немедленном возвращении.

Такова история метеорита, упавшего на Бородинское поле в день сражения 26 августа 1812 года (по старому стилю).

Бертрам Чандлер
КЛЕТКА

Фантастический рассказ

Перевод с английского Николая Колпакова

Художник Ю. Авакян

Команду исследовательского космического корабля, видимо, следует извинить за то, что она не сразу смогла отличить людей, спасшихся с межзвездного лайнера «Полярная звезда», от диких зверей. Более полугода прошло с тех пор, как люди совершили вынужденную посадку на эту безыменную планету: генераторы Эрейнхофта из-за неполадок в электронном регуляторе развили бешеную скорость, и корабль выбросило с проторенных космических дорог в неизведанную часть Вселенной. Посадка прошла вполне благополучно. Однако вскоре атомный реактор вышел из-под контроля, поэтому капитан приказал первому помощнику снять с корабля пассажиров и часть судовой команды, которая не была нужна при ликвидации аварии, и увести подальше.

Когда Хокинс со своими подопечными ушел уже достаточно далеко, на корабле произошла вспышка высвободившейся энергии, и до них донесся не особенно сильный взрыв. Все хотели остановиться и посмотреть, что случилось, но помощник капитана продолжал отводить людей все дальше и дальше. К их счастью, ветер дул навстречу и радиоактивные осадки если и выпали, то не им на головы. Когда страшный фейерверк закончился, первый помощник капитана в сопровождении доктора Бойля — судового хирурга — вернулся к месту взрыва. Опасаясь радиоактивного поражения, они приняли меры предосторожности и встали на безопасном расстоянии от края неглубокой, все еще дымящейся воронки, образовавшейся на месте корабля. Было абсолютно ясно, что капитан со своими людьми превратился в мельчайшие частицы того светящегося облака, которое огромным грибом взметнулось вверх, к низко нависшему серому небу.

С этого момента пятьдесят с лишним человек с «Полярной звезды», оставшихся в живых, начали постепенно деградировать. Конечно, это началось не сразу: Хокинс и Бойль при содействии комитета, составленного из наиболее сознательных пассажиров, пытались активно воспрепятствовать этому. Но борьба была безнадежной. Климат планеты — вот что с самого начала особенно повлияло на них. Было жарко: температура постоянно держалась около 85 градусов по Фаренгейту; и влажно: с неба непрерывно сыпала неприятная изморось. Воздух был насыщен спорами какой-то плесени, которая, к счастью, не причиняла вреда живой ткани, но зато бурно разрушала всякую неживую органическую материю, в особенности одежду. Эта плесень, хотя и в меньшей степени, разрушала металлы, синтетику, из которой у многих потерпевших кораблекрушение была сшита одежда.

Конечно, будь здесь какая-то внешняя опасность, она, возможно, и помогла бы поддержать высокий моральный дух и стойкость в людях, однако на планете даже зверей хищных и тех не оказалось. Были какие-то маленькие зверюшки с гладкой кожей — лягушки не лягушки, которые прыгали в сыром подлеске, а в бесчисленных речушках и водоемах плавали похожие на рыб существа размером от головастиков до акул, но последние по своей агрессивности были ничуть не лучше первых.

Вопрос с питанием после первых нескольких голодных часов разрешился сам собой. Кто-то добровольно съел на пробу пару больших сочных, мясистых грибов, что росли на стволах больших папоротникообразных деревьев. Грибы оказались вполне съедобными. После того как прошло часов пять и никто не умер и даже не испытывал никаких неприятностей с желудком, грибы прочно вошли в рацион потерпевших кораблекрушение. Затем нашли еще другие грибы, отыскали ягоды и коренья — все съедобные, неядовитые, так что в питании оказалось приятное разнообразие.

Огонь! Вот чего не хватало людям, несмотря на изнурительную жару. Будь у них огонь, они могли бы разнообразить свое меню, поджаривая лягушек, пойманных в сыром лесу, и рыб, выловленных в ручьях и озерах. Кое-кто, правда из не особенно привередливых, пробовал есть этих тварей и в сыром виде, однако большинство смотрело на это неодобрительно. Огонь нужен был также, чтобы коротать долгие темные ночи; своим живительным теплом и светом он помог бы людям избавиться от тягостного ощущения царящей вокруг промозглой сырости, которое создавалось из-за непрерывного журчания воды, стекающей с каждой ветки и каждого листика.

Вначале у большинства людей, когда они сошли с корабля, еще имелись и спички и зажигалки, но первые мгновенно отсырели, а вторые потерялись вскоре после того, как карманы вместе с одеждой, к которой они были пришиты, расползлись по ниткам. Однако даже когда зажигалки еще имелись, любые попытки разжечь костер кончались полной неудачей: на этой проклятой планете не было, как клялся Хокинс, ни единого сухого места. Теперь же высечь огонь было делом совершенно безнадежным, ведь, будь у них даже специалист по добыванию огня трением двух сухих палок друг о друга, он бы просто не нашел подходящего материала.

Путешественники разбили лагерь на вершине небольшого холма (насколько им удалось установить, гор на планете не было). Здесь лес был не таким густым, как на раскинувшихся вокруг долинах, а земля под ногами не такой топкой и сырой. Каждый наломал веток с древовидных папоротников и построил себе примитивный шалаш, не столько ради удобства, о котором нечего было и мечтать, сколько ради укрытия от посторонних глаз. С каким-то отчаянием они уцепились за государственную форму правления того мира, который им пришлось покинуть, и учредили конгресс, а Бойля, судового врача, избрали президентом. Хокинс, прошедший в конгресс, к своему удивлению, большинством всего лишь в два голоса, поразмыслив над этим фактом, решил, что многие пассажиры все еще таят в душе своей недовольство судовой администрацией, считая ее виновной за то положение, в каком они находились теперь.

Первое заседание конгресса состоялось в палате, если так можно назвать большой шалаш, специально выстроенный для этой цели. Члены конгресса расселись вокруг на корточках, тогда как Бойль — председатель этого высокого собрания — важно и чинно стоял посередине. Хокинс невольно ухмыльнулся себе в усы, отметив наготу хирурга и ту помпезную торжественность, с которой тот занял свой высокий государственный пост, и сравнив горделивый вид бедняги с неряшеством его давно не стриженных и не чесанных седых волос и всклокоченной серой бороды.

— Леди и джентльмены! — так начал свою «тронную» речь Бойль.

Хокинс оглядел бледные нагие тела, лохматые гривы волос, длинные грязные ногти «джентльменов» и блеклые, некрашеные губы «леди». «Хотел бы я знать, — подумал он, — насколько я сам похож на джентльмена».

— Леди и джентльмены! — повторил доктор. — Мы, как вам известно, были избраны в качестве представителей человеческого общества на этой планете. Я предлагаю на этом первом заседании обсудить наши шансы выжить не столько как отдельные личности, а в целом как человеческая раса…

— Мне бы хотелось спросить у мистера Хокинса, какие у нас шансы выбраться отсюда? — закричала с места одна женщина, член конгресса, сухая, как щепка, старая дева с проступающими ребрами и позвонками.

— Почти никаких, — отвечал Хокинс. — Как вам известно, корабль во время перелета с одной звезды на другую теряет всякую связь с другими системами. А потом, когда мы сбились с курса и нам пришлось совершить вынужденную посадку, мы хотя и послали сигнал бедствия, но не могли сообщить наши координаты, потому что сами не знали, куда нас занесло. Больше того, мы даже не знаем, принял ли кто наш сигнал.

— Мисс Тейлор и вы, мистер Хокинс, — прервал раздраженно Бойль, — вынужден напомнить вам, что здесь я председатель и вам слова не давал. Потом у нас будет время для прений по общим вопросам.

— Как большинство из нас понимает, — продолжал дальше свою речь доктор, — возраст данной планеты соответствует возрасту Земли каменноугольного периода. Установлено, что никакие живые существа, угрожающие нашему существованию, здесь еще не обитают. Конечно, к тому времени, когда такие виды появятся, — нечто вроде гигантских ящеров триасового периода — нам надо упрочить свое положение…

— К тому времени мы уже будем в могиле, — выкрикнул какой-то мужчина.

— Это верно, мы, конечно, умрем, — согласился доктор. — Но наши потомки, всего вероятней, будут здравствовать, так что мы уже сейчас должны решить, каким образом обеспечить им как можно больше преимуществ. Язык, который мы им завещаем…

— Док, о языке потом, — закричала еще одна женщина, маленькая стройная блондинка с решительным выражением на лице. — Вопрос о потомстве — вот что мы должны сейчас решить. Я представляю женщин, способных рожать (таких у нас, как известно, пятнадцать человек). Скажите, можете ли вы, как врач, гарантировать — помня, что здесь нет ни медикаментов, ни соответствующих инструментов, — что роды пройдут нормально?

Вся помпезность соскочила с Бойля, словно износившаяся тога.

— Буду откровенным, — начал он. — У меня нет, как вы, мисс Харт, правильно изволили заметить, ни лекарств, ни инструментов. Но заверяю вас, мисс Харт, шансов, что роды пройдут нормально, без ущерба для здоровья, здесь намного больше, чем было на Земле, скажем, в восемнадцатом веке. Скажу почему. На этой планете, насколько мне известно, а мы здесь живем уже достаточно долго, чтобы установить это, нет никаких микробов, опасных для человека. Если бы они были, то к этому времени мы все превратились бы в ходячие гнойники. Большинство из нас давно бы уже погибло от сепсиса. Полагаю, я ответил на ваш вопрос.

— Я еще не все сказала, — заявила блондинка. — Тут есть еще один момент. Нас в колонии пятьдесят три человека, женщин и мужчин. Из них десять пар состоят в законном браке — о них мы говорить не будем. Остаются тридцать три человека, из них двадцать мужчин. Двадцать против тринадцати (как видите, женщинам не всегда не везет). Конечно, не все мы юны и очаровательны, но мы все женщины. Так вот, какую форму брака мы установим? Единобрачие или полиандрию[42]?

— Разумеется, единобрачие! — воскликнул высокий худощавый мужчина — единственный человек, на котором было нечто вроде набедренной повязки, если так можно назвать обвязанные виноградной лозой иссохшие листья папоротника.

— Что же, пусть будет так! — сказала девушка. — Моногамия так моногамия! Я сама за это. Но не вызовет ли такой брак каких-нибудь эксцессов? Женщина так же может оказаться жертвой убийства из-за ревности, как и мужчина, а этого не хотелось бы…

— Что вы предлагаете в таком случае, мисс Харт? — спросил Бойль.

— А то, док, что раз речь идет о браке с целью продолжения рода, то любовь надо отбросить, как ненужный атрибут. Если двое мужчин претендуют на одну и ту же женщину, то пусть решают спор поединком. Победитель получает девушку, и она остается навеки с ним.

— Естественный отбор, значит, — пробормотал доктор. — Что же, я не против… но ваше предложение придется вынести на общее голосование.

На вершине холма, неподалеку от лагеря, имелась небольшая ложбинка, нечто вроде естественного амфитеатра. Зрители расселись по краям, тогда как на самой арене осталось четыре человека. Одним из них был Бойль. Он обнаружил, к своему неудовольствию, что в его функции главы государства входят и обязанности спортивного судьи: по всеобщему мнению, он лучше других мог судить, когда следует прекратить бой, чтобы никто из дерущихся не стал навеки калекой. Там же была девушка, та самая блондинка Мэри Харт. Девушка причесала свои волосы какой-то сучковатой палкой. Теперь в руках она держала венок, сплетенный из желтых цветов, которым собиралась увенчать победителя. «Интересно было бы знать, — подумал, глядя на нее, Хокинс, пока сидел рядом с другими членами конгресса, — что это — страсть к земным свадебным обрядам или зов крови к давно отмершему звериному прошлому?!»

— Жаль, что эта безмозглая плесень сожрала все наши часы, — промолвил какой-то толстяк слева, — а то можно было бы отмечать раунды, как в настоящем боксерском матче.

Хокинс кивнул головой и взглянул на находящихся в центре арены четырех человек: на гордо посматривающую по сторонам первобытную женщину, на преисполненного самодовольством старика доктора и двух мужчин, чьи лица обросли черными бородами, а голые тела сверкали белизной. Он знал обоих: Феннет, младший офицер с несчастной «Полярной звезды», и Клеменс, геологоразведчик вновь осваиваемых планет.

— Будь у нас деньги, я бы поставил на Клеменса, — весело сказал толстяк. — У вашего офицера столько же шансов победить, сколько найдется снега в аду в жаркий июльский полдень. Он приучен к честной борьбе, а Клеменс привык драться с подвохами.

— Феннет в лучшей форме, — заметил Хокинс. — Он ежедневно делает утреннюю гимнастику, а ваш Клеменс только и знает что ест да спит. Посмотрите, какой у него живот.

— Ничего плохого в здоровом брюхе не нахожу, — возразил толстяк, похлопав по своему толстому животу.

— Итак, не кусаться и глаза не выцарапывать, — внушительно провозгласил доктор. — И пусть победит сильнейший!

Он, как ему казалось, грациозно отступил назад и встал рядом с мисс Харт.

Опустив руки со сжатыми кулаками, бойцы стояли друг против друга в явном смущении. Казалось, оба сожалели, что дело зашло столь далеко.

— Ну, начинайте же! — закричала, не выдержав, Мэри Харт. — А то так и состаритесь холостяками!

— Ничего, они подождут, пока у тебя, Мэри, подрастет дочь! — выкрикнула одна из ее подружек.

— Если она у меня когда-нибудь будет, — откликнулась блондинка. — А при таких темпах шансов не особо много…

— Начинайте, начинайте!.. — хором закричала толпа.

Первым сдвинулся с места Феннет. Он как-то робко шагнул вперед и легонько стукнул правой рукой Клеменса по незащищенному лицу. Удар был слабый, но, видимо, болезненный. Клеменс поднес руку к носу и, отставив ее в сторону, уставился на красную свежую кровь на ладони. Взревев, как медведь, он, широко расставив руки, двинулся вперед, намереваясь схватить Феннета и изломать. Офицер отскочил назад и еще раза два легонько ударил геолога правой рукой.

— Чего он не хрястнет его как следует? — воскликнул толстяк.

— Чтобы выбить себе пальцы?.. Вы же видите, они дерутся без перчаток, — заметил Хокинс.

Феннет решил встретить противника напрямик. Он остановился, чуть расставив ноги, и еще разок ударил правой. Хокинс с удивлением отметил, что геолог принял удар с явным пренебрежением. «Он намного крепче, чем кажется в действительности», — подумал Хокинс.

Молодой офицер опять ловко скакнул в сторону, но, поскользнувшись на мокрой траве, упал. Клеменс что есть сил, тяжело навалился на него. Хокинс услышал, как из груди Феннета с шумом вылетел воздух — уф! Толстые руки геолога обхватили поджарое тело офицера, но тот, изловчившись, резко ударил Клеменса в пах. Геолог застонал от боли, но продолжал держать Феннета мертвой хваткой. Одной рукой он вцепился ему в горло, а другой вознамерился выцарапать скрюченными, как когти, пальцами глаза.

— Глаза не трогать!.. — закричал судья Бойль.

Он бросился на колени и перехватил руками широкую, как лопата, кисть Клеменса.

В этот момент что-то заставило Хокинса взглянуть наверх. Он услышал, как ему показалось, какой-то посторонний звук, что было практически невозможно при таком шуме вокруг: зрители ревели не хуже болельщиков на матче боксеров-профессионалов. Возможно, звук, заставивший Хокинса поднять вверх глаза, был воспринят им шестым чувством, присущим каждому настоящему астронавту. Он невольно вскрикнул от удивления. Над ареной завис большой вертолет. В его очертаниях имелись едва различимые странности, которые сразу же подсказали помощнику капитана, что машина инопланетная, не землян. Вдруг из гладко отполированного днища вертолета вывалилась какая-то тускло мерцающая металлом сеть и мгновенно опутала обоих борющихся мужчин вместе с доктором Бойлем, Мэри Харт и мисс Тейлор.

Хокинс раскрыл рот, чтобы крикнуть, но не смог издать ни звука. Вскочив на ноги, он бросился на помощь к своим товарищам. Сеть, словно живая, обвилась вокруг его рук и ног. Еще несколько человек кинулось на помощь Хокинсу.

— Назад! — закричал он. — Все назад!.. Прочь, разбегайтесь!..

Глухое жужжание роторов вертолета перешло в резкий свист, и машина стала уходить вверх. В мгновение ока ложбинка уменьшилась в глазах первого помощника капитана до размеров чайного блюдца зеленого цвета, по которому бесцельно суетились, словно маленькие белые муравьи, люди. Вертолет поднялся над низко нависшими облаками, планета исчезла, и ничего не стало видно, кроме колышущейся мертвой белизны.

Когда вертолет пошел наконец на посадку, Хокинс ничуть не удивился, увидев сверкающую серебром башню большого космического корабля, которая возвышалась посреди маленьких деревьев на небольшом плоскогорье.

Планета, на которую их привезли, показалась бы намного приятнее покинутой ими, если бы не излишняя, основанная на неправильном понимании заботливость их новых хозяев. Клетка, в которую поместили трех мужчин, с поразительной точностью копировала климатические условия планеты, где погибла «Полярная звезда». Стены ее были застеклены, а из разбрызгивателей на потолке постоянно струился мелкий дождик. Стоявшие в камере два унылых древовидных папоротника не служили укрытием от этих неприятных осадков. Два раза в день в углу клетки, сделанной из какого-то подобия бетона, открывался большой люк, и им бросали куски грибов, аналогичных тем, которыми они питались после кораблекрушения.

На цементном полу имелось большое отверстие, которое служило, как решили заключенные, санузлом. На противоположной стороне имелись еще клетки. В первой содержалась одна Мэри Харт. Находясь, так же как они, за стеклом, девушка могла объясняться с ними только жестами и мимикой. В следующей клетке находился какой-то зверь, что-то вроде помеси омара с каракатицей. Кто содержался по другую сторону широкой дорожки, разглядеть не удалось.

Сидя на мокром полу, Хокинс, Бойль и Феннет глядели сквозь толстые стекла и прочные решетки на странные существа, которые разглядывали их.

— Эх, если бы это были гуманоиды! — вздохнул доктор Бойль. — Если бы они хотя бы немножко были похожи на нас, то можно было бы как-то изъясниться и убедить их, что мы такие же разумные существа, как и они.

— К сожалению, они совсем на нас не похожи, — заметил Хокинс. — В подобной ситуации мы бы тоже вряд ли поверили, что вот эти шестиногие пивные бочки, что стоят по ту сторону решеток, — наши братья по разуму. Чем и как их убедить? Может, начать с математики? Ну-ка, попробуй теорему Пифагора, — обратился он к своему младшему офицеру.

Без особого энтузиазма Феннет отломил несколько веток с ближайшего дерева и, разломив их на несколько частей, начал выкладывать на сыром полу прямоугольный треугольник с квадратами по сторонам.

Туземцы — один большой, другой поменьше, третий совсем маленький — безучастно смотрели плоскими, ничего не выражающими глазами на манипуляции Феннета. Тот, что побольше, сунул одно из своих щупалец в карман — эти твари носили одежду — и, вытащив оттуда какой-то разукрашенный пакетик, дал его малышу. Тот, сорвав обертку, начал совать в узкую щель, что имелась у него сверху и служила, видимо, ртом, кусочки чего-то подобного конфетам.

— Хотел бы я, чтобы им разрешалось кормить сидящих в клетках зверей, — со вздохом молвил Хокинс. — А то меня прямо тошнит от этих проклятых грибов.

— Что же, давайте подведем итоги, — сказал доктор Бойль. — Делать нам все равно нечего. Итак, нас, шестерых, поймали и утащили из лагеря на вертолете, привезли на космический корабль, который, сдается мне, ничем особенно не отличается от наших межзвездных космических лайнеров. Вы, Хокинс, уверяете, что у них на корабле стоят двигатели Эрейнхофта, во всяком случае похожие на них, как две капли воды из одного и того же океана.

— Совершенно верно, — подтвердил старший помощник капитана.

— На корабле нас разместили поодиночке в различные клетки. Никаких карантинов; кормили и поили регулярно. И вот нас доставили на эту неизвестную планету. Здесь торопливо перегнали, как скот, из клеток в крытый фургон и повезли — куда, мы не знаем. Наконец фургон остановился, двери отворились, пара вот таких жирных ходячих бочек сунула в фургон крючья со своими таинственными сетями и вытащила Клеменса вместе с мисс Тейлор. С тех пор мы их больше не видели. Нас сутки «промариновали» в отдельных клетках, затем отправили вот в эту кунсткамеру…

— Вы считаете, что их подвергли вивисекции? — спросил Феннет. — Я, грешным делом, недолюбливал Клеменса, но такое…

— Боюсь, что так, — отвечал Бойль. — Наши тюремщики таким путем выяснили, что мы различаемся по полу. К сожалению, с помощью вивисекции нельзя установить, обладает ли подопытный интеллектом.

— Вот сволочи!.. — воскликнул младший офицер.

— Потише, сынок, — сказал Хокинс. — Их нельзя винить за это, понимаешь. Мы подвергаем анатомическим исследованиям животных, которые намного больше похожи на нас, чем мы на этих тварей.

— …Наша задача, — продолжал доктор, — убедить этих тварей, как вы их назвали, Хокинс, в том, что мы такие же разумные существа, как они, что мы обладаем интеллектом. Но как это сделать — вот вопрос? Каким образом доказать им, что у нас есть разум? Кого мы называем разумным?

— Того, кто знает теорему Пифагора, — мрачно буркнул Феннет.

— Я где-то читал, — заметил Хокинс, — что история человечества — это история существ, которые умеют добывать огонь и изготавливать орудия труда.

— Тогда давайте разведем огонь, — предложил доктор. — Или сделаем какие-нибудь орудия производства и начнем их использовать.

— Не валяйте дурака, — прервал его первый помощник капитана. — Вы же знаете, что у нас нет для этого сырья, металла. У нас нет даже искусственных зубов — все съела проклятая плесень. — Хокинс на минутку призадумался. — Знаете что, когда я был молодым и красивым, то всех юнг на корабле учили разным древним ремеслам. Нас считали прямыми наследниками матросов со старых морских парусников, так что учили вязать шкоты, плести веревки и маты, сращивать концы тросов, разжигать огонь и многое другое… Потом кому-то из нас взбрело в голову плести корзины. Служили мы тогда на пассажирском лайнере, курсирующем от Солнца до Альдебарана; корзины плели втайне и, раскрасив в невообразимо дикие цвета, продавали простакам-пассажирам, выдавая свои творения за подлинные изделия туземцев с далекой планеты Арктура VI. Вот был скандал, когда Старик и первый помощник пронюхали о наших…

— Короче, куда вы клоните? — спросил доктор.

— А вот куда. Мы покажем этому зверю нашу сноровку и уменье, наш интеллект, когда сплетем корзины… Я научу вас.

— Хм, пожалуй, это может сработать, — сказал задумчиво Бойль. — Наверняка может. Однако вспомните: некоторые виды животных тоже плетут. Бобры, например, на Земле, ох как ловко строят свои плотины из ивовых прутьев. А возьмите беседковых птиц, их еще шалашниками называют, так те начинают плести себе гнезда в период спаривания.

Главный смотритель кунсткамеры, должно быть, знал о животных, которые накануне спаривания начинают плести, подобно шалашникам, гнезда. К концу третьего дня лихорадочного плетения корзин, на которые ушли все подстилки, а деревья остались голыми, Мэри Харт из ее одиночной камеры перевели в клетку к трем мужчинам.

«Это, конечно, хорошо, что Мэри перевели к нам, — сонно подумал Хокинс. — Еще пару дней одиночного заключения, и бедняжка наверняка сошла бы с ума». Однако нахождение девушки в одной клетке с мужчинами имеет свои отрицательные стороны. Придется ему теперь присматривать за молодым Фенне-том. Да и за доктором — этим старым ловеласом — нужен глаз да глаз.

Вдруг неожиданно среди ночи Мэри закричала.

С Хокинса мгновенно слетел сон. Он увидел неясные очертания Мэри в одном углу клетки (на этой планете ночи никогда не были совершенно темными), а в другом — Феннета и Бойля.

Торопливо вскочив на ноги, он заковылял к девушке.

— В чем дело? Что случилось?

— Не знаю… Мне показалось, что кто-то маленький с острыми коготками пробежал по мне.

— А-а-а, — протянул Хокинс. — Это наш Джо.

— Джо? — спросила девушка. — Какой такой Джо?

— Точно не знаю, но такой зверек, — отвечал помощник капитана.

— Что за Джо? — продолжала допытываться Мэри.

— Да нечто вроде нашей мыши, — донесся с противоположного угла голос доктора, — хотя он мало похож на нее. Обычно вылезает по ночам из подпола за крошками. Ну, мы его начали подкармливать, чтобы приручить…

— Вы потворствуете этой гадине!.. — закричала Мэри. — Сейчас же поймайте его или отравите. Сейчас же. Я страшно боюсь мышей.

— Завтра сделаем, — сказал, успокоившись, Хокинс.

— Нет, сейчас!.. Сейчас!.. — настаивала девушка.

— Завтра, — жестко сказал Хокинс и, повернувшись, отправился досыпать.

Джо изловили очень легко. Взяли две мелкие корзины, скрепили их между собой петлями наподобие устричных раковин, и получилась превосходная мышеловка. Положили внутрь приманку — большой кусок гриба. Искусно поставили подпорку так, что она должна была упасть сразу, как только кто-нибудь коснется приманки.

Хокинс, лежавший без сна на своей мокрой подстилке, услышал тихий писк и глухой стук, который подсказал ему, что мышеловка захлопнулась. Он услышал, как крошечные коготки яростно зацарапали по прочно сплетенным стенкам корзины; затем раздалось негодующее верещание зверька.

Мэри Харт спала непробудным сном, когда Хокинс потряс ее за плечо.

— Он пойман, — сказал он ей.

— Кто пойман? — спросила спросонья девушка.

— Джо пойман, вот кто.

— А-а-а, тогда убейте его, — пробормотала она и мгновенно снова уснула.

Однако Джо убивать не стали. Мужчины уже привязались к нему, так что с наступлением утра они пересадили его в клетку, которую специально для него соорудил Хокинс. Даже девушка размякла при виде крошечного безобидного комочка пушистого яркого меха, возмущенно снующего взад-вперед в своей тюрьме. Она настояла, что сама будет кормить зверька, и радостно взвизгивала каждый раз, когда тоненькие лапки протягивались из-за прутьев решетки и хватали очередной кусочек гриба.

Три дня они забавлялись своей живой игрушкой. На четвертый день существа, которые кидали им корм, вошли в клетку со своими сетями, связали и унесли первого помощника капитана и маленького Джо.

— Боюсь, что Хокинса мы больше не увидим, — молвил Бойль. — С ним сделают то же, что и…

— Они сделают из него чучело и выставят в каком-нибудь своем зоологическом музее, — мрачно сказал Феннет.

— Нет! — гневно воскликнула Мэри. — Они не имеют права!..

— Права?.. Они и спрашивать никого не станут…

Вдруг находящийся позади них люк широко распахнулся, и, прежде чем три оставшихся в живых человека успели отступить в угол на безопасное расстояние, чей-то голос произнес:

— Все в порядке, ребята. Выходите по одному.

И в клетку вошел Хокинс. Но какой!!! Гладко выбритый, а на бывшем когда-то бледным лице сиял здоровый свежий загар. На нем были отличные спортивные трусы, сшитые из какой-то необычайной ярко-красной материи.

— Выходите, — сказал он снова. — Наши хозяева приносят свои самые искренние извинения. Они уже приготовили нам более подходящее жилье. А потом, как только они снарядят корабль, мы отправимся за остальными нашими людьми.

— Постой, постой!.. Не так быстро, — сказал Бойль. — Вначале объясни, что произошло. Скажи, что заставило их понять, что мы тоже разумные существа?

Лицо Хокинса на минутку омрачилось.

— А то, — нехотя молвил он, — что только разумное существо может посадить другое в клетку.