На суше и на море

Глава XXIII

На следующий день рано утром я уже был на ногах и вместе с Грацией отправился в сад, где мы нашли Люси. Наша ранняя встреча воскресила в памяти прежние веселые дни, не хватало только Руперта для пополнения картины.

— Я никак не ожидала найти тебя здесь, мисс Люси, за истреблением недоспелой смородины, — сказала Грация. — Еще не прошло двадцати минут, как ты была у себя в комнате, совсем еще не одета.

— Зеленые фрукты Клаубонни для меня вкуснее зрелых, купленных на противных рынках Нью-Йорка! — вскричала Люси с жаром.

Грация ответила: — Как жаль, что Милс не разделяет наших вкусов, предпочитая море мирному пребыванию в этом месте, где так долго жили наши отцы. Ведь правда, Люси?

— Мужчины созданы не так, как мы, женщины; когда мы любим что-нибудь, то уж мы любим от всего сердца. Нет, мужчинам приятнее искать Приключения, терпеть крушения, быть брошенными на пустынном острове, чем жить спокойно у себя дома.

— Да, мне нисколько не удивительно, что брата прельщают необитаемые острова, на которых он находит попутчиц вроде мисс Мертон.

— Имейте в виду, милая сестрица, что, во-первых, земля Мрамора — не пустынный остров, а во-вторых, я с ней познакомился в Лондоне, в Гайд-Парке.

— Странно, Люси, что Милс и тогда нам ничего не сообщил. А кажется, чего же проще рассказать своим друзьям о такой вещи, как спасение жизни молодой особы?!

Грация говорила без задней мысли, но, несмотря на это, нам стало не по себе. Люси не сказала ни слова. Я сделался задумчив и мрачен; разговор не клеился, и мы поспешили воротиться домой.

Мистер Гардинг, поговорив со мной о хозяйстве, которое он привел в блестящее состояние, завел снова речь о моей женитьбе.

— А разве у вас есть кто-нибудь в виду для меня? — спросил я его, смеясь; ответ его очень интересовал меня.

— А что вы скажете о мисс Мертон? Она хороша собой, умна и прекрасно воспитана; к тому же она, как мне кажется, милая.

— Что вы подразумеваете под «милой» женщиной?

— Вы мне задаете очень щекотливый вопрос, требующий обдуманного ответа. Эта женщина, в которой нет эгоизма, которая думает о себе меньше, чем о других, или, вернее, счастье которой состоит в счастье любимого человека. Доброе сердце, твердые правила, вот качества милой женщины, хотя и характер играет тут не последнюю роль.

— Но не знаете ли вы хоть одну такую?

— Да ваша сестра, например; этот ребенок и мухи-то, кажется, никогда не обидит.

— Но согласитесь, дорогой опекун мой, что на Грации не могу же я жениться.

— Очень жаль, что она ваша сестра, лучшей жены для вас я бы не мог найти.

— Подумайте хорошенько, может быть, ваш выбор еще на ком-либо остановится.

— Я говорил вам сейчас о мисс Мертон, хотя я ее не настолько знаю, чтобы обвенчать вас с ней с закрытыми глазами. Вчера еще мы говорили об этом с Люси… Но посмотрите-ка на эти дивные колосья! Жатва будет обильная! И все это по совету старика Гирама, дяди Неба, что я согласился посеять пшеницу на этой равнине и посадить картофель на холме. Удивительно, что такая идея пришла негру!

— Но ведь вы не докончили, о чем вы начали говорить с Люси?

— Да, правда; конечно, вам приятнее, чтобы я говорил о мисс Мертон, чем о картофеле. Я непременно скажу это Люси.

— Надеюсь, что вы этого не сделаете! — вскричал я в тревоге.

— Отчего же нет, скажите, пожалуйста? Разве есть преступление в добродетельной любви? Напротив, я все это поясню ей, так как, знаете ли, Милс, Люси любит вас наравне со мной. А, молодой человек, вы изволите краснеть!

— Умоляю вас, оставьте мою красноту, продолжайте, что же вы сказали Люси?

— Я ей говорил… я ей говорил… одним словом, я ей сказал, что весьма естественно, что, проведя столько времени наедине с мисс Мертон на пустынном острове и у вас на судне, вы полюбили друг друга. Хотя есть разница в происхождении.

— И в положении тоже.

— Как в положении? Но я в этом отношении не вижу никакого препятствия к вашему союзу.

— Она дочь офицера английской армии, я же просто владелец судна.

— Однако! За вами Клаубонни, «Аврора» и капитал.

— Я полагаю, что этого недостаточно; чтобы иметь вес в обществе, мне нужно было изучить право.

— Й между юристами найдется немало дураков, Милс. И я вовсе не с этой целью хотел заставить вас избрать адвокатуру, когда вы оба были молоды.

— Руперту нечего было заботиться создавать себе положение: он уже имел его, как сын уважаемого пастора. Я — дело другое.

— Милс, что за мысль вам пришла в голову?! Да уж если на то пошло, так Руперт скорей может завидовать вам, чем вы ему.

— Я убежден, что Руперт и Люси прекрасно сознают свое превосходство надо мной.

— Ну, полно, друг мой, что попусту терять слова; из Руперта, к сожалению, вышло не то, что я хотел, а Люси любит вас, как родного брата.

Мы переменили тему разговора; мне было неприятно, что добрый пастор невольно поселил недоразумение между своей дочерью и мной.

За обедом я с удовольствием заметил, что Грация сделала большие успехи в хозяйстве. Наш стол был накрыт на славу; ничто не могло шокировать Мертонов. Грация с достоинством и спокойствием угощала гостей.

Эмилия казалась вполне удовлетворенной вниманием, с которым к ней относились; Люси повеселела.

После обеда 'мистер Гардинг и майор остались за столом поболтать и распить бутылку мадеры. Молодежь же отправилась в сад. Лишь только наша группа расположилась, я исчез на минутку и тотчас же вернулся.

— Грация, — сказал я, — я еще не успел вам ничего сказать о жемчужном ожерелье, которое…

— О, да, мы с Люси знаем все, — ответила Грация с необычайным спокойствием. — Если мы не просили показать нам его, то это потому, чтобы ты не обвинил нас в любопытстве.

— Как, вы знаете, но от кого?

— А, это другой вопрос. Пожалуй, мы и ответим на него, когда увидим ожерелье.

— Нам сказала мисс Мертон, Милс, — ответила моя дорогая Люси, видя, что меня мучила неизвестность.

— Мисс Мертон! Значит, мой секрет выдан! Прощай приятный сюрприз.

Хотя я старался все обернуть в шутку, но все заметили, что я обиделся. Эмилия закусила губу. Грация стала за нее заступаться.

— И прекрасно сделала мисс Мертон. Довольно с нас этих сюрпризов. Однако где же ожерелье, Милс?

— Да вот оно! Теперь сознайтесь, что вы еще никогда не видали ничего подобного.

Лишь только я раскрыл футляр, все пришли в восторг. Решено было, что во всем Нью-Йорке не сыскать такой прелести. Я тогда заметил, что я сам вытащил эти жемчужины из глубины моря.

— Как они дороги вследствие этого! — тихо и просто проговорила Люси.

— Однако дешево же они вам достались, не правда ли, мисс Веллингфорд? — добавила Эмилия тоном, который мне не понравился.

— Конечно, но, как говорит Люси, для нас оно тем ценнее.

— Если мисс Мертон согласится забыть мое обвинение в измене и померить ожерелье, то вы тогда можете судить, до какой степени оно красиво на прекрасной шее.

Грация присоединилась к моей просьбе, и Эмилия согласилась померить. Мы просто не знали, чем любоваться — жемчугом или белизной кожи Эмилии.

— О, как они теперь хороши! — воскликнула Люси в полном восторге. — О, мисс Мертон, вы бы всегда носили жемчуг!

— Ты хочешь сказать, этот жемчуг, — заметил Руперт, всегда очень щедрый на чужой карман. — Ожерелье как раз на своем месте, его никогда не следовало бы снимать отсюда.

— Мисс Мертон знает его предназначение, — весело сказал я, — а также и условия собственника.

Эмилия расстегнула ожерелье, не торопясь положила его перед собой и долго смотрела на него молча.

— Какое же это назначение и каковы твои условия, . Милс? — спросила Грация.

— Чего ты спрашиваешь? — сказала Люси. — Конечно, оно приготовлено для тебя. Разве можно для него найти лучшее назначение?

— Вы ошибаетесь, мисс Гардинг. Грация простит мне на этот раз эгоизм. Это ожерелье будет принадлежать не мисс Веллингфорд, а миссис Веллингфорд, если таковая будет существовать. Но у меня, mesdames, есть про запас еще целая коробка жемчуга, вы меня очень осчастливите, если позволите разделить его между вами.

— Что ж, мы не так горды, — смеясь, сказала Грация, — чтобы пренебречь щедростью вашей милости. Мы сделаем три билетика и вытащим на счастье. Тут некоторые замечательно хороши!

— Тебе, а может быть, и Люси обладание ими может доставить удовольствие, так как я их сам доставал. А для мисс Мертон они будут иметь другое значение.

— Какое же?

— Как воспоминание об избегнутых опасностях, о пребывании на земле Мрамора и о многих сценах, которые спустя несколько лет покажутся ей сном.

— В таком случае, я возьму себе только одну жемчужину, если мисс Веллингфорд выберет за меня.

— Ну, нет, — сказала Грация своим милым голоском, — возьмите одну на память о Милсе, а пять на память обо мне, а то у вас и кольца не выйдет.

— С удовольствием; но поверьте, что незачем иметь сувенир, чтобы помнить, чем мы с отцом обязаны капитану Веллингфорду.

— Руперт, — обратилась к нему Грация, — у тебя хороший вкус, помоги-ка нам выбрать.

Руперт не заставил себя упрашивать. Он любил вмешиваться в подобные вещи.

— Посмотрите, мисс Мертон. Разве мой выбор плох? Завидую тем, кого вы будете вспоминать, глядя на это кольцо.

— Вы будете в числе их, господин Гардинг, так как вы немало постарались для меня и при этом выказали столько вкуса, я этого не забуду.

Я хорошо не понял, что она этим хотела сказать, но Руперт покатился со смеху.

— Видите, дорогой Милс, что значит не принадлежать к сословию адвокатов. Дамы не ценят достоинства дегтя.

— Я это заметил, * — сухо ответил я, — но может быть, мисс Мертон уж чересчур насмотрелась на нашу профессию.

Эмилия промолчала. Все ее внимание было устремлено на жемчуг, и мои слова пролетели мимо ее ушей. Я окончил дележ.

— Но что мы теперь сделаем? Будем тащить жребий или вы положитесь на меня?

— Решай за нас, — сказала Грация. — Обе части равные.

— Ну, хорошо, вот ваша часть, Люси, а вот твоя, Грация.

Грация вскочила со своего места, обвила мою шею руками и крепко начала целовать, как она всегда благодарила меня, будучи ребенком, за малейший пустяк, Люси же, пробормотав несколько слов, не тронулась с места. Эмилию утомила эта сцена. Сказав, что вечер дивно хорош, она предложила пройтись, на что Руперт и Грация с радостью согласились. Люси ждала, пока ей принесут шляпу; я же отказался от прогулки под предлогом, что мне необходимо написать несколько писем.

— Милс, — позвала меня Люси, протягивая мнекоробочку с жемчугом.

— Вы хотите, чтобы я спрятал их, Люси?

— Нет, Милс, не для меня, но для вас самих, для Грации, для миссис Милс Веллингфорд, если хотите.

В голосе ее в эту минуту не слышалось совершенно никакой иронии; она просто обращалась ко мне с этой просьбой.

— Я, быть может, невольно огорчил вас чем-нибудь, Люси? — сказал я, смутившись.

— Рассудите, Милс; мы более не дети, а в наши годы надо быть осмотрительнее. Этот жемчуг — слишком ценный подарок, и, наверное, отец не одобрил бы меня, если бы я приняла его от вас.

— И это вы так говорите со мной, Люси?

— Да, дорогой Милс, — ответила бедная девочка, стараясь улыбнуться сквозь слезы. — Берите же скорей ваш жемчуг, и мы останемся такими же добрыми друзьями, как прежде.

— Если я вам предложу один вопрос, Люси, ответите ли вы мне на него откровенно?

Люси побледнела и задумалась.

— Чтобы я ответила, надо же сперва предложить его.

— Так как вы пренебрегаете моими подарками, то, наверное, у вас больше нет того медальона, который я вам дал на память перед отъездом?

— Извините, Милс, я сохранила его и не расстанусь с ним всю жизнь; это воспоминание о счастливых днях нашего детства, а потому он для меня навсегда будет дорог.

— Покажите мне этот медальон.

Люси сразу сделала быстрый жест, как бы намереваясь достать его, но вдруг остановилась, сильно покраснев.

— Я понимаю, — сказал я, — у вас его больше нет и вам тяжело в этом сознаться.

Медальон тогда находился у самого ее сердца, а потому она и сконфузилась, но я ничего не знал. Если бы я настоял, то она показала бы мне его, но уязвленное самолюбие удержало меня. Я взял коробку, которую она протягивала мне, с трагическим жестом. Она пристально посмотрела на меня. Видно было, как она была взволнована.

— Вы не сердитесь на меня, Милс? — сказала она.

— Вы меня очень обидели, Люси. Вы видели, что даже Эмилия Мертон не отказалась принять от меня подарок.

— Она долго отказывалась от него, и если она уступила, то только потому, что провела с вами много времени при таких тяжелых обстоятельствах…

Люси так и не решилась окончить фразу.

— Люси, — сказал я, — когда я уезжал с Рупертом в первый раз, вы отдали мне свое маленькое сокровище, все ваше достояние.

— Да, Милс, и от всего сердца; мы тогда были молоды, и вы всегда выказывали относительно меня столько доброты, что с моей стороны было бы неблагодарностью поступить иначе; но теперь мы больше не нуждаемся во взаимной помощи.

— Очень может быть, но я никогда не забуду эти дорогие для меня золотые монеты.

— А я — своего медальона. И вам нечего обижаться, я исполняю просьбу нашей доброй родственницы, миссис Брадфорт: никогда не принимать ни от кого подарков, кроме нее.

Как бы мне было приятно, если бы Руперт позаимствовал у своей сестры хоть частицу ее щепетильности. Ведь он, невзирая на неудовольствие своих родных, черпал деньги одновременно из двух источников!

Лишь только жемчуг оказался в моих руках, Люси тотчас же исчезла.

Я решил в тот же вечер поговорить с Грацией откровенно и выяснить для себя то, что меня интересовало более всего на свете, а именно намерения Эндрю Дреуэтта. Как я жалел, что, благодаря влиянию миссис Брадфорт, Люси стала такой самостоятельной личностью; мне казалось, что вследствие этого между нами вырастала пропасть.