На том краю радуги

9

Майк отодвинул штору и любовался искрящимся на солнце полотном снега, укутавшим землю. Попытка самостоятельно перебраться с дивана в кресло снова с треском провалилась, но он убедил себя в том, что не станет сетовать на судьбу и продолжит свои попытки, даже если они ни к чему не приведут. Теперь он хорошо понимал, с чем были связаны перемены, произошедшие с ним в последнее время. В том, что унылый, раздражительный и мрачный тип снова стал человеком, способным радоваться солнечному утру, безусловно, была виновата Симона Бакстер.

Виновата… — хмыкнул про себя Майк. Разве можно так думать о женщине, которая снова вернула тебя к жизни? Вот так да… Еще совсем недавно он спокойно называл ее библиотечным сурком, укорял в том, что она ужасно одевается, а теперь… теперь даже в мыслях боится ее обидеть.

С появлением Сим в этом маленьком, богом забытом городке для Майка много что изменилось. Он снова смог почувствовать себя нужным, снова ощутил прилив сил, которые, казалось, навсегда потерял после аварии. Глядя в облачно-туманные глаза этой девушки, временами превращавшиеся в искристо-серые, Майк постоянно спрашивал себя: может ли он снова стать счастливым? Может ли надеяться на то, что Сим, эта удивительная девушка, ответит ему взаимностью?

Майк никогда не был излишне самокритичен и понимал, что его обаяние, когда-то высоко ценимое женщинами, может заставить Симону увлечься им. Но кроме своего обаяния и ума ему уже нечего ей предложить.

Конечно, некоторое время она будет испытывать к нему определенный интерес. Но что делать потом, когда ей опостылеют его немощность и бессилие? Когда она захочет, что вполне логично, видеть рядом с собой здорового и сильного мужчину, а не калеку, который мало на что способен.

Эти мысли не давали Майку покоя. Если раньше, до того как серые глаза Сим при взгляде на него начали лучиться особенным светом, ему удавалось отгонять от себя назойливую фею влюбленности, то теперь это легкокрылое создание беспрепятственно порхало по просторам его души. Майк чувствовал себя глупым подростком, мысленно составлял список недостатков Сим и тут же вымарывал его, заменяя недостатки на достоинства.

Мысль о том, чтобы рассказать Симоне о своих чувствах, Майк отмел в первую же минуту, когда она промелькнула в его голове. Если он ошибся, и девушка к нему равнодушна, он будет выглядеть даже не смешным, а жалким. А если прав… И даже тогда его откровенность не приведет ни к чему хорошему. Как бы ни разливалась соловьем, рассуждая о любви, Симона Бакстер, она еще молода и вряд ли представляет себе весь ужас житья с больным человеком.

В общем Майк делал все то, в чем совсем недавно обвинял Симону: рассуждал, размышлял и пытался понять, чего он хочет от их странной дружбы. Правда, стоило Сим появиться на пороге его дома, Майку уже не хотелось думать — ему хотелось жить. Жить каждой минутой, проведенной рядом с этой девушкой. Из-за нее он даже пожертвовал частью времени, отведенного для чтения дневника Дорианы Морринг, и решил познакомиться с одной из книг Фромма, которую Сим так любила цитировать, — «Искусством любить».

Книга, вопреки ожиданиям Майка, читалась легко и оказалась вовсе не такой наивной, как он опасался. Многое в книге казалось Майку спорным, многое он нашел справедливым, но в одном он точно был согласен с автором: любить совсем не просто, но каждый, отбросив в сторону страхи и комплексы, может этому научиться.

Между тем дневник — мрачные хроники, написанные немолодой одинокой женщиной, — знакомил Майка со все новыми подробностями прошлой жизни некоторых знакомых ему фейнстаунцев.

Одним из них оказался доктор — некто А.К., его Дориана Морринг упрекала в «слабости номер пять» — желании всем нравиться и угождать. Прочитав историю А.К., Майк подумал, что поспорил бы с мисс Попугай, не отправься она на тот свет.

А.К. был одним из лучших докторов Фейнстауна (кстати говоря, и оставался им — Майк хорошо знал этого мужчину, друга семьи Девериков) и имел репутацию не только профессионала в своем деле, но и внимательного, чуткого врача, прислушивавшегося ко всем словам своих пациентов. Его можно было поднять с постели в любое время дня и ночи (возможно, Алекс Крауди именно по этой причине так и не женился, а отцовский инстинкт реализовал, заботясь о племяннице), позвонить ему из-за сущего пустяка, вроде внезапно поднявшейся температуры. При этом Крауди никогда не проявлял своего недовольства — напротив, всегда с участием относился даже к проявлением мелочного беспокойства.

Одним из пациентов Алекса Крауди был тяжело и долго болевший старик, которому можно было помочь, лишь облегчив его страдания. Однажды этот пациент пришел к Крауди и, пожаловавшись на бессонницу, попросил того выписать ему сильнодействующее снотворное. Этого препарата Алекс Крауди не выписал, предложив пациенту более безопасную альтернативу, однако больной отказался. Спустя несколько дней пациент пришел к доктору с той же просьбой, однако теперь она больше напоминала мольбу о помощи. Сердце Алекса Крауди дрогнуло, и он выдал просящему снотворное, не выписав рецепта. Уже на следующий день старика нашли мертвым в кровати: он оставил записку, в которой просил никого не винить в его смерти, и объяснил, что снотворное было куплено из-под полы у торговцев в Холд Хилле.

Дориана Морринг утверждала, что доктор хотел помочь своему пациенту из-за того, что боялся потерять его расположение, Майк же был уверен в том, что Алекс Крауди попросту сжалился над несчастным стариком, которому жить и без того осталось недолго.

Кроме А.К., который мог потерять свою практику в том случае, если бы информация о его косвенном участии в самоубийстве пациента подтвердилась (и эта кара была бы самым мягким наказанием для доктора), Дориана Морринг упоминала супружескую пару, в которой Майк Гэсуэй тоже признал хорошо известных ему людей.

А.С. и Д.С. мисс Попугай обвиняла в такой слабости, как любовь к деньгам. Она писана, что супругам до того не терпелось создать собственный бизнес, что они пошли на преступную уловку: А.С. удалось изменить дату рождения в документах своего супруга, что дало им возможность взять кредит на довольно приличную сумму. Деньги были вложены супругами в предприятие — дом, который они планировали превратить в подобие гостиницы эконом-класса, где могли бы останавливаться приезжие и проживать те, кто не хочет жить с родными. В случае разоблачения банк, естественно, потребовал бы свои деньги назад, кроме того оба супруга могли быть осуждены за преступные махинации с документами.

Дориана Морринг писала, что очень скоро в «экономную» гостиницу супругов С. «сползлись» все разведенные мужья и молодые пары, желающие жить отдельно от родственников, — ведь квартира в этой гостинице обходилась куда дешевле, чем съем дома в Фейнстауне.

Этими любопытными открытиями Майку не терпелось поделиться с Сим, которую, правда, сейчас больше всего интересовала запертая дверь в доме мисс Попугай.

Хотел бы он знать, что такого она надеется отыскать за этой дверью?

Сим не пришло бы в голову сравнивать ключи, если бы она не вспомнила о странных словах Джереми Петерсона. Детектив обнаружил ключи в двери, выбитой из петель взрывом, и сделал предположение, что Суэн забыла их в замке, почувствовав запах газа.

По логике вещей один из ключей должен был храниться у Суэн, а дубликат этого ключа — у хозяйки, миссис Смачтон. Тогда откуда в вещах, уцелевших в квартире ее сестры, взялся ключ, покрытый налетом копоти? Зачем бы Аделаиде Смачтон вручать Суэн два комплекта ключей, если девушка заселялась в квартиру одна?

Сравнив ключи, Сим убедилась в том, что они от разных замков.

Отдав Аделаиде Смачтон ключ, который полицейские прихватили с собой на тот случай, если по факту возникновения пожара начальство решит открыть дело, Сим на всякий случай спросила у хозяйки «Райской птицы», сколько ключей от квартиры было у Суэн, и получила ответ, которого ожидала.

Сим предположила, что ключ, обнаруженный в вещах из квартиры Суэн, может иметь отношение к редакции «Фейнстаун лайф», и позвонила Говарду Хендриксону, который объяснил, что в редакции никогда не было правила уносить домой ключи от кабинетов. Кроме того, после гибели Суэн никто не хватился пропавшего ключа.

С каждой минутой в Сим крепла уверенность, что ее догадки относительно ключа, найденного в квартире сестры, вполне логичны, хотя с самого начала она отмела их как фантастическое предположение.

Пока она раздумывала, проверить ли их правильность прямо сейчас или подождать, обсудив все с Майком, позвонила миссис Флори Бакстер, уже не на шутку обеспокоенная тем, что ее дочь, похоронив сестру, до сих пор торчит в Фейнстауне.

Сим мучительно не хотелось врать, но она была уверена, что ее признания могут так огорошить несчастную женщину, что она и в самом деле сляжет с сердечным приступом. Поэтому Сим сообщила матери, что после торжественной церемонии на холодном заснеженном кладбище у нее поднялась температура и она предпочитает «отболеть» в теплом номере, нежели мучиться в дороге.

Этот аргумент показался миссис Флори Бакстер довольно весомым, поэтому она продиктовала дочери названия нескольких лекарств, объяснила, что нужно пить и есть, между делом сообщив, что кое-кто из коллег уже изрядно беспокоится о том, когда же она вернется.

Спросив кто именно, Сим получила ответ, которого боялась услышать: почти каждый день в ее отсутствие звонил Дон и едва ли не умолял миссис Флори Бакстер дать ему новый телефон Симоны.

Странно, но, несмотря на свой страх услышать имя Дона, узнав о его звонке, Сим ничего особенного не испытала. Перед ней всплыло его улыбающееся лицо, его теплые глаза цвета солнечного неба и… ничего больше. Наверное, потому, что за этой улыбкой и светлым взглядом ничего больше не стояло.

Сим попыталась представить Дона, который махал ей рукой с другого конца радуги, но получилось неубедительно. Дон казался каким-то ненастоящим, как мужчина с рекламного плаката, и она подумала, что правильно сделала, избавившись от старой сим-карты и оградив себя от бесед, которые все равно ни к чему бы не привели.

Миссис Флори Бакстер факт многочисленных звонков молодого мужчины взволновал и даже насторожил. Она начала расспрашивать дочь, а Сим, редко обижавшаяся на мать, довольно сухо заметила, что обязательно рассказала бы ей о своей личной жизни, если бы сочла нужным. Миссис Бакстер, решившая, что дочка окончательно разболелась, посоветовала Сим срочно лечь в постель и вызвать доктора. На этом, к огромному облегчению Сим, разговор был окончен.

В доме своего «доктора» Сим оказалась уже очень скоро. Майк сам позвонил ей и сообщил, что вычитал в дневнике несколько любопытных фактов, которые должны ее заинтересовать. Он предложил встретиться, но она сказала, что ей не составит труда прогуляться до его дома. Ей не хотелось, чтобы Майк выбирался на улицу — после своей героической попытки вызволить ее из дома мисс Попугай, он немного простудился.

Правда перед Сим он старательно изображал абсолютно здорового человека и даже снял с шеи теплый шарф, повязанный не в меру заботливой мисс Бифер. Домработница, однако же, очень быстро заметила эту перемену. Заглянув в комнату хозяина с пирожками, испеченными по случаю визита Сим, она сразу же разворчалась на Майка:

— Знаю я ваши хитрости, мистер Гэсуэй. Вы хотите разболеться и не пойти завтра на день рождения мистера Деверика… И как это вам не совестно? Вы ведь уже пообещали своей бабушке.

— Господи, мисс Бифер… — Майк снял шарф с подлокотника дивана и нацепил его на шею. — Если бы я умел так хорошо продумывать мелочи, то жил бы совсем иначе. Просто мне мешает этот шарф.

— Чем это он вам мешает, хотела бы я знать?

— Он меня душит.

— Это кашель вас душит, а не шарф, — фыркнула мисс Бифер и повернулась к Сим. — Вы бы слышали мисс Бакстер, как он заходился сегодняшней ночью. Я уже было подумала звонить доктору.

— У доктора и без меня хватает дел, — недовольно покосился Майк на домработницу. — А у меня хватает проблем и без кашля.

— Ты же не умрешь, если один день поносишь шарф, — вмешалась Сим. — Не будь эгоистом, Майк, сделай приятное мисс Бифер.

Ронда Бифер посмотрела на Сим с благодарностью — наконец-то у нее появилась поддержка.

— А вдруг мисс Бифер будет приятно, если я натяну на себя шубу, шапку и сапоги и сяду рядом с камином? — хмыкнул Майк. — Ты тоже назовешь меня эгоистом, когда я откажусь?

— Да хватит вам спорить, мистер Гэсуэй, — хитро покосилась на него домработница. — Шарф-то все равно уже на вас. Ешьте лучше пирожки, пока горячие. А я пойду и заварю вам лечебный сбор.

— Значит, ты на ее стороне? — сердито покосился Майк на Сим, когда Ронда Бифер отправилась заваривать сбор. — Хочешь залечить меня до смерти?

— Нет, я всего лишь хочу снова затащить тебя в дом мисс Попугай, — улыбнулась Сим. — Не поверишь, мне удалось найти ключ от той двери.

— Что? Хочешь сказать, ты снова туда ходила? Одна?

— Нет, не ходила. Оказалось, ключ был у меня все это время. Только я не знала, что это он. Помнишь, я рассказывала тебе, что детектив Петерсон передал мне ключ от квартиры Суэн? — Майк кивнул. — Так вот, в тех вещах, которые остались в ее квартире, тоже был ключ. Только не от квартиры — это определенно другой ключ.

— Думаешь, он от той двери?

— Я почти уверена. Хочу снова пойти в дом мисс Попугай и проверить это.

— Давай подождем. Я хочу пойти с тобой, но ты же слышала мисс Бифер. До завтра эта бестия не выпустит меня из дома. Сходим туда после дня рождения Джаспера. Пожалуйста, Сим…

Он так редко говорил «пожалуйста» и смотрел на нее сейчас таким жалостливым взглядом, что Сим растаяла, как снежок, зажатый в детской ладошке. Его просьба прозвучала так трогательно и нежно. А его взгляд, этот взгляд темных и теплых глаз показался ей таким ласковым и одновременно печальным. Разве можно было ответить «нет» этому взгляду? Сим улыбнулась, почувствовав, как внутри нее шевелится мягкий пушистый комок нежности. Сейчас ей захотелось дотронуться до Майка, скользнуть рукой по его щеке, прижаться губами к его губам, провести ладонью по его шее, замотанной теплым шарфом.

И самое удивительное, Сим ничуть не стеснялась своих мыслей, как это было раньше. Как будто этот мужчина, которого она знала совсем недолго, уже принадлежал ей… Нет, не принадлежал. Был любим ею, а она была любима им.

— Симона Бакстер, в какие дали вы отправились? — насмешливо поинтересовался у нее Майк, но Сим почувствовала, что за этой насмешкой прячется тревога. — Вернитесь на эту планету, иначе я никогда не расскажу вам, что вычитал в дневнике… Ну так что, твой ключ подождет?

— Подождет, — кивнула Сим, пытаясь понять, чем вызвана тревога, сквозившая в его деланно ироничном тоне.

— Скажи, а кроме ключа в квартире Суэн что-нибудь уцелело?

Сим неопределенно мотнула головой.

— И да, и нет. Все вещи сгорели. Остался ее ноутбук и фотоаппарат, но оба они в таком состоянии, что в ремонтной мастерской, куда я их отнесла, мне сразу отказали в помощи. Предложили, правда, съездить в Холд Хилл — говорят, там куда больше специалистов, занимающихся подобной техникой. Мобильный телефон обгорел, развалился, да и сим-карта сильно пострадала — никакой информации из нее уже не вытащить. Еще от Суэн осталась большая брошь, похожая на звезду. Такое странное громоздкое украшение…

— Брошь? — удивленно покосился на нее Майк. — Надо же, я ни разу не видел, чтобы Суэн носила броши. Она вообще не очень-то жаловала украшения — наверное, потому что и без того была красивой женщиной.

— Да, брошь, — кивнула Сим. — Наверное, чей-то подарок… Теперь уже неважно чей, — погрустнев, добавила она. То восхищение, с которым Майк говорил о ее сестре, снова пробудили в Сим уже уснувшие подозрения. Она почувствовала болезненный укол ревности, хотя всегда искренне восхищалась своей сестрой. — Майк…

— Да, Симона Бакстер…

— Скажи, ты был влюблен в мою сестру?

Он улыбнулся, да так, что Сим почувствовала себя полной дурой.

— Откуда в твоей голове такие бредовые фантазии?

— Ну, ты всегда так говоришь о ней, что я… — Она окончательно смутилась. — Извини, наверное не стоило спрашивать.

— Не извиняйся, я отвечу. Да, Суэн мне нравилась. Я всегда любил ярких, фантастических женщин, а она была именно такой. Но чего-то большего, тем более влюбленности, у меня никогда не было. Мне интересно было с ней говорить, а от созерцания ее красоты я получал исключительно эстетическое удовольствие. Но даже если бы я ею и увлекся, — добавил Майк, внимательно глядя на Сим, — то никогда бы не позволил себе влюбиться по-настоящему. Я уже давно закрыл дверь в свою жизнь, и у меня нет желания ни открывать ее самому, ни впускать туда кого бы то ни было.

— Но почему? — вырвалось у Сим, и Майк не мог не заметить, как ее серые глаза снова заволоклись густыми облаками. Еще секунду назад он хотел сделать ей больно, а теперь, глядя на ее изменившееся лицо, и сам испытывал боль.

— Видишь ли, Сим, — начал Майк, особенно остро почувствовав, как обжигает пятки та бритва, по лезвию которой они с Сим решили прогуляться, — я не всегда был прикован к этому креслу. Когда-то меня окружали красивые женщины. У меня были друзья, были большие возможности, была жизнь. Когда-то я был очень общительным человеком, хоть тебе в это сейчас и не верится. Но пять лет назад все закончилось. Я переходил дорогу, а из-за угла дома вылетел автомобиль, который превратил меня в то, что я собой сейчас представляю. Врачи развели руками и сказали, что я уже никогда не смогу ходить. Честно говоря, я пытался, но мои потуги были жалкими и бессмысленными. Полиция, надо сказать, не очень-то жаждала помочь инвалиду, поэтому меня просто отшили, сказав, что никто из свидетелей происшествия так толком и не смог описать автомобиль… Вначале меня бросила любовница, Вайолетт, потом от меня ушла Элен, моя жена… О, прошу, не смотри на меня с таким осуждением — это все было в другой жизни… Элен делала вид, что не догадывалась о существовании Вайолетт, пока я ходил на своих двоих, а когда я лишился ног, нашла себе нового мужа, умудрившись свалить все на то, что я был ей неверен… Все это, конечно, было полной ерундой. Я неплохо знал Элен и видел, как ей со мной тяжело. Какое-то время она терпела, но ты ведь и сама догадываешься, что жить с калекой не так-то просто… Поначалу я мучился, злился на Элен, а потом подумал, что едва ли кто-то поступил бы на ее месте иначе. Она была молода, красива, в ней было много страсти. Разве я, безногий, мог ей дать то, чего она хотела? Вот тогда, смирившись с ее уходом, я решил закрыть дверь в свою жизнь и переехать в Фейнстаун. Продал дом и вложился в строительство нового, заточенного под мое изменившееся тело. Мне повезло, за два месяца до отъезда я познакомился с Рондой Бифер. Она как раз потеряла место… из-за своего невыносимого характера, — улыбнувшись, добавил Майк, — а мне нужна была помощница, рядом с которой я не чувствовал бы себя никчемным больным парнем, которого можно только пожалеть. Мы переехали в Фейнстаун вместе. Бабушка Клэр — она обожала своего племянника, то есть моего отца, а в детстве я ездил к отцу довольно часто — предложила пожить у нее, но я отказался, решив, что устану от ее заботы раньше, чем она устанет от моей мрачной физиономии. Конечно, я немного ее обидел, но Клэр Деверик женщина отходчивая. Она немедленно занялась моим устройством и поселила меня в «Райской птице» — они с Аделаидой Смачтон знакомы уже давно… Больше рассказывать, пожалуй, не о чем, — грустно улыбнулся Майк. — Когда-то я был известным фотографом, но после аварии и моего переезда интерес к моим работам упал. Я до сих пор делаю снимки, и мне даже платят за них, но, увы, в этих фотографиях так мало души…

Сим молчала, но по серебряным искрам, то и дело вспыхивавшим в ее глазах, было видно: ей есть, что сказать. Она как будто набиралась решимости, чтобы признаться в чем-то Майку. На мгновение ему стало страшно, что его рассказ ничего не объяснил ей — напротив, побудил к признанию, которое он меньше всего хотел сейчас услышать.

Но Майк ошибся. Сим заговорила вовсе не о том, что он, самовлюбленный идиот, осмелился предположить.

— Услышав все это, я, наверное, должна была тяжело вздохнуть и сказать, что ты совершенно прав. Что у тебя не было никаких шансов стать счастливым, что ты уже никогда не сможешь наслаждаться жизнью, что ты поступил очень мудро, закрыв, как ты выразился, дверь в свою жизнь раз и навсегда… — Симона внимательно посмотрела на него, и Майк отвел глаза, подумав, что теперь он бы с величайшей радостью услышал признание, которое так его пугало еще минуту назад. — Так вот, я ничего этого не скажу. Да, то, что случилось с тобой, ужасно. Да, мне трудно представить себе, что ты чувствуешь. Но знаешь что, Майк Гэсуэй, если бы ты не был так уверен в том, что ты был, то твоя жизнь не стала бы такой безрадостной.

— В том, что я был? — недоуменно покосился на нее Майк.

— Ты ни разу не сказал, что ты есть. Ты весь — прошлое. От тебя настоящего в этом рассказе нет и следа. А ведь я знаю настоящего Майка Гэсуэя. Это человек, который может рискнуть собой ради другого. Это человек, который умеет слушать и тонко чувствовать. Это человек, который наверняка сможет сделать замечательные снимки, если только… почувствует себя живым. Ах да… Это человек, который уже не выберет яркую обертку, если будет знать, что в нее завернуто полное дерьмо.

— Симона Хью Бакстер, — с шутливым укором улыбнулся Майк. — По-моему, вы набрались в нашей глуши плохих манер.

— Я не шучу, Майк, — покачала головой Сим. — Ты прошлый был потребителем. Красивая жена, яркая любовница… Женщины для тебя были объектами обладания, как машины. Поэтому они и ушли от тебя — ты должен был заботиться о своих дорогих «приобретениях», но уже не мог.

— Вот каким ты меня видишь? — мрачно усмехнулся Майк.

— Нет, — покачала головой Сим, — вот таким ты был в прошлом. Многое изменилось к лучшему, хотя твое прошлое по-прежнему тянет тебя назад.

— Этому ты набралась у школьного психолога? — раздраженно поинтересовался Майк, достав из кармана портсигар.

— Ты злишься, потому что я права. И ты это знаешь.

— Сим, к чему весь этот чертов психоанализ? — Майк нервно затянулся сигаретой и оттянул шарф от подбородка. — Хочешь продемонстрировать, как хорошо ты знаешь людей? Я и без того убедился в твоих способностях. Жаль только, практики у тебя маловато… Или ты решила сделать хорошее дело и убедить калеку в том, что он все еще о-го-го? Отлично, тебе зачтется, когда ты… правда, я надеюсь, это случится нескоро… будешь болтать ножками, сидя на райских облачках.

— Во-первых, Майк Гэсуэй, — нахмурилась Сим, — перестаньте дымить мне в лицо. — А во-вторых, нечего приписывать мне несуществующие желания. Я не такая сложная личность, как ты, и говорю обычно о том, что чувствую сейчас, а не вчера и не завтра.

— Ой ли? — усмехнулся Майк, откатывая кресло на безопасное расстояние от Сим. — А как же красавчик-психолог? Разве вчера твое личико не куксилось от одних воспоминаний о нем?

— Вообще-то я не говорила, что он красавчик. — Она привстала с дивана. — И мое личико, как вы изволили выразиться, мистер Гэсуэй, вовсе не куксилось.

— Однако правда задевает тебя не меньше, чем меня, — расхохотался Майк, заметив, что Сим уже тянется за диванной подушкой, чтобы отплатить ему за «красавчика-психолога». — А я-то, наивный, полагал, что ты не сможешь ударить калеку.

— Еще как смогу!

Сим запустила в него подушкой, но Майк успел уклониться и подушка полетела на пол. К несчастью, подушка была не единственной, и Майк поспешил откатить коляску за письменный стол, чтобы увернуться от следующей атаки.

Может быть, Симона Бакстер и не испытывала к нему тех чувств, в существовании которых Майк и хотел и не хотел убедиться. Но она была совершенно права в том, что жить настоящим куда приятнее, чем с горечью и болью вспоминать то, что когда-то совершенно неоправданно казалось прекрасным.