На углу, у Патриарших...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БРИЛЛИАНТОВАЯ ВДОВА.

Гостиная этой московской квартиры, по другим параметрам самой обычной, представляла собой настоящий музей. Стены ее были увешаны картинами, которые даже начинающий искусствовед определил бы как полотна огромной ценности. А в центре уникальной гостиной, сидя за уютным столом, две приятные женщины пили кофе.

Хозяйка дома — очень пожилая, очень ухоженная дама с голубыми волосами — рассказывала своей молодой гостье:

— Можете себе представить, Наташенька, это сокровище, — она указала взглядом на одну из картин, — муж приобрел еще до войны в провинциальной комиссионке. Поехал на встречу с читателями… Не помню, в Саратов, кажется. И там увидел — глазам не поверил.

— Действительно сокровище, — согласилась Наташа. — И вся коллекция — просто чудо! Но самое удивительное в другом, Людмила Ильинична.

— Интересно…

— Разные мастера, разные манеры, даже эпохи — и то разные, а собрание картин смотрится как единое целое. — Наташа не льстила: коллекция была на редкость хороша.

— Верно, — кивнула Людмила Ильинична. — Муж очень чувствовал живопись. Ах, Наташенька!.. Вообще не вероятного таланта был человек, что говорить! Сейчас перевелись такие писатели… И дом был шумный, открытый — вечно гости… Не то, что теперь. — Пожилая дама горько вздохнула. — Одинокая старуха в прекрасных стенах.

— Неправда! Вы не старуха! — горячо возразила Наташа.

— А кто же? — Хозяйка квартиры испытующе взглянула на собеседницу.

— Очаровательная женщина! — заявила Наташа с неподдельной искренностью.

— Ну, если не лукавить, я тоже так думаю, — сказала Людмила Ильинична. — По крайней мере, мне есть с кем себя сравнивать, — она кивнула на пышногрудых фламандских дев, смотревших с картины. — Я моложе их — лет на триста.

— Да, и стиль у вас гораздо элегантнее, — добавила Наташа.

Обе рассмеялись. Они нравились друг другу.

— А если бы вы увидели меня при полном параде!.. — старшая из дам многозначительно замолкла.

— Вы всегда при полном параде, Людмила Ильинична, — заверила ее Наташа.

— Нет. Погодите, я вам кое-что покажу… — Она поднялась из-за стола.

…Людмила Ильинична принесла шкатулку, открыла и высыпала на стол драгоценности. В солнечном свете они переливались желтыми, изумрудными и голубоватыми искрами.

— Господи, какая красота… — тихо произнесла Наташа после паузы, любуясь восхитительными украшениями и даже забыв на несколько мгновений об их баснословной стоимости.

— А большинство говорит: богатство, — усмехнулась Людмила Ильинична.

Наташа вдруг прислушалась, вскинула голову, с трудом оторвав взгляд от сверкающих сокровищ.

— По-моему, вошел кто-то, — сказала она, тревожно.

— Побойтесь Бога, Наташенька. Я после вашего прихода на все замки закрылась… Вот это ожерелье, — Людмила Ильинична взяла его в руки, — принадлежало матери моего мужа…

— Не двигаться, суки, — негромко и страшно приказал появившийся в дверях человек в маске и с пистолетом в руках.

Он сделал два шага к столу, но тут Людмила Ильинична в ужасе закричала:

— А-а-а-а!

Рванувшись вперед, человек в маске хлестнул ее по лицу. Людмила Ильинична осела и завалилась на бок. Наташа кинулась к бандиту, вцепилась в него, затрясла:

— Скотина! Негодяй!..

Бандит оторвал ее от себя, откинул в угол.

— Молчи! Крови не хочу. Но будешь орать — замочу и тебя, и бабку!

Он рывком поставил ее на ноги, ухватил за плечо и, ткнув дуло пистолета ей в позвоночник, повел к ванной комнате.

В дверях Наташа сделала последнюю попытку вырваться. Резко развернувшись, она толкнула бандита так, что с его головы соскочила спортивная шапочка. Сама девушка кинулась в сторону. Но налетчик успел ее перехватить, затолкал в ванную и повернул задвижку. Надел шапочку обратно, сунул пистолет за ремень и вернулся в гостиную.

Людмила Ильинична неподвижно лежала на полу. Бандит собрал со стола драгоценности и пересыпал их в небольшой мешочек.

Потом он достал фотографии и, сверившись по ним, шагнул к одной из картин.

Людмила Ильинична приподняла голову, открыла глаза и застонала. Бандит обернулся и хлестнул ее по лицу еще раз. Она потеряла сознание. Бандит ловко вырезал полотна из рам.

В дежурной части отделения милиции, как всегда, трезвонили телефоны.

Начальник отделения подполковник Беляков листал журнал происшествий, взятый у дежурного, и делился впечатлениями со своим заместителем — Сергеем Никольским.

— Опять у Дома журналистов мордобой. Во дают, писаки! Закрыть бы их ресторан…

— Какие писаки? — возразил Никольский. — Им сейчас не до ресторана — на хлеб не хватает. Посмотрите протокол: акционерное общество дралось с банком.

— Серьезная публика. Стрельбы не было? — осведомился Беляков.

— Что вы, товарищ подполковник! — встрял в разговор Митрофанов. — Тихо дрались, культурно. Стенка на стенку.

— Не остри, — осадил его подполковник. — Тихо — и слава Богу. В первый раз, что ли? Место-то это поганое.

— Там бы временный пост организовать, — предложил Никольский.

— Откуда я тебе людей возьму?! — ненатурально вспылил начальник. — Одного не поставишь, а двоих — оголим остальную территорию.

— Значит, пусть дерутся? — съязвил Никольский.

— Не доставай меня, Сергей. Картина благополучная в целом. Чего ты суетишься?

— Товарищ подполковник, — вдруг доложил Митрофанов, опустив трубку после очередного звонка. — Вооруженное ограбление!

— Где?! — И начальник, и его заместитель разом вскочили на ноги.

— Под боком. Вдову классика обчистили, — быстро пояснил Митрофанов.

Беляков посмотрел на него, потом на Никольского и сказал сокрушенно:

— Сам сглазил.

Картин больше не было. Золотые рамы тускло смотрели темными дырами.

Людмила Ильинична лежала на обширном кожаном диване, Наташа сидела у нее в ногах. Рядом стояли Беляков и Никольский.

— Наташенька держалась очень достойно, а я струсила, — говорила Людмила Ильинична, прикладывая к разбитому лицу мокрое полотенце.

— Как чувствуете себя? — осведомился Беляков.

— Спасибо, теперь лучше.

— Я тоже струсила, — улыбнулась Наташа Сергею. — Неожиданная встреча у нас с вами получилась, правда? И, к сожалению, нельзя сказать, что приятная.

Никольский улыбнулся в ответ. Несмотря на обстоятельства встречи, он был не просто рад ей — он был почти счастлив. Сергей не забыл тех взглядов, которыми они обменивались с Наташей тогда, перед той презентацией и после нее. Он собирался в ближайшие же дни найти девушку, пригласить куда-нибудь… И вот — свидание состоялось, нежданно-негаданно, само собой.

— Вы в порядке? — спросил Никольский Наташу.

Она кивнула.

— Знакомы, что ли? — прищурился Беляков. — Служба у нас такая: приятного вообще мало, — пояснил он Наталье деловито. — Имя-отчество ваше как?

— Наталья Николаевна, — отозвалась девушка.

— Как у жены Пушкина… — хмыкнул подполковник. — Фамилия?

— Не Гончарова, — заверила его Наташа. — Румянцева.

— Угу, — Беляков отвернулся.

— Виталий Петрович неточно выразился, — вмешался Никольский. — Он имел в виду, что очень рад.

— Не надо меня поправлять, — осадил его Беляков. — Я всегда вежливо выражаюсь.

Он шагнул к пустой раме, достал из кармана шариковую ручку и дотронулся до клочка, оставленного от поспешно вырезанного полотна.

— Вот сукин сын! Шпана беспредельная! Сам ничего трудом не нажил, и чужого не жалко!

— Вы найдете его? — спросила Людмила Ильинична.

— Как карта ляжет, — вздохнул Беляков и оглядел гостиную. — Что это за кольцо на столе?

— Где? — вскочила с дивана Наташа.

— Не трогать! — рявкнул Беляков.

Девушка в испуге замерла.

— До приезда экспертов лучше ни к чему не прикасаться, — сказал Никольский. Он всячески пытался как-то нейтрализовать грубость своего шефа.

Подполковник осторожно приблизился к столу. Большой глубокого зеленого цвета изумруд в причудливой оправе лежал рядом с кофейником.

— Перстень амстердамской работы конца девятнадцатого века, — сообщила Наташа.

— А почему он здесь лежит? — поинтересовался Беляков.

Людмила Ильинична привстала с дивана.

— Я показывала Наташеньке свои побрякушки, — пояснила она.

— Зачем вы их показывали? — напрягся Беляков.

— Меня назначили смотрителем этого дома, — объяснила Наташа. — По совместительству.

— Не понял! — Подполковник грозно уставился на нее.

— Неделю назад Людмила Ильинична передала все ценности в дар государству, — ровно проговорила Наташа, не подозревая, какая бомба таится в ее словах.

Беляков ошалело уставился на Никольского и медленно опустился на стул.

— Стало быть, это государственная собственность?.. — пробормотал он обреченно.

— Что с вами, голубчик? — всполошилась Людмила Ильинична.

— Благородный поступок, — молвил Беляков упавшим голосом. — За государством не пропадет. Оно попомнит.

— Да, меня благодарили, — удивленно согласилась хозяйка квартиры. Странное поведение старшего из двух офицеров милиции, посетивших ее дом, беспокоило и настораживало ее.

— А теперь нас поблагодарят… — пробормотал Беляков потерянно. — Да так поблагодарят…

Из прихожей послышался топот, и в гостиную ввалилась бригада МУРа во главе с Котовым.

— Привет! — жизнерадостно гаркнул он Белякову и Никольскому. — Ой, какие вы кислые!

— Загрустили маленько, — признался Беляков.

— Веселей, веселей надо грустить! — бодро выдал Котов, а затем, обернувшись через плечо, бросил своим: — Приступайте, мужики!

И началось: эксперты обрабатывали ручки дверей и рамы картин, сверкали вспышки блицев, у Людмилы Ильиничны снимали отпечатки пальцев, в прихожей подавала голос собака.

Никольский и Наташа устроились в кабинете за шахматным столиком.

— Как выглядел бандит? — спросил Сергей.

— Высокий. В черной маске и черной спортивной шапочке.

— Во что одет?

— Черные брюки, черная кожаная куртка.

— Вооружен?

— У него был пистолет.

— Какой?

— Большой и черный.

— Однообразная какая-то цветовая гамма, — заметил Сергей. — Даже страшно.

— Вспомнила! — воскликнула Наташа. — Когда он затаскивал меня в ванную, у него с головы слетела шапочка. Волосы тоже черные-черные…

— Опять?!

— А в них — седая прядь от виска к затылку.

— Спасибо! — облегченно вздохнул Сергей. — А то совсем запугали.

В кабинет торопливо вошли Беляков и Котов. Они тоже подсели к шахматному столику, не спуская с Наташи цепких взглядов.

— Хозяйка сказала, что вы фотографа сюда приводили, Румянцева, — напористо начал Беляков.

— Да, приводила, — пожала плечами девушка.

— Что он фотографировал? — продолжал Беляков с нажимом.

— Картины.

— Зачем?

— Для нашего музея. Мы составляем каталог, — пояснила Наталья.

— Кто этот фотограф? — вступил в разговор Котов. — Имя, телефон, адрес?

— Кажется, у меня с собой его визитная карточка. — Девушка покопалась в сумке и нашла. — Вот, пожалуйста.

Котов нетерпеливо выхватил карточку из ее рук.

— Я помчался, — объявил он, и дверь за ним захлопнулась.

— Что случилось? — полюбопытствовала Наташа.

— Пока ничего, — сухо ответил Беляков. — Идите, Румянцева, у вас отпечатки пальцев снимут. — Он дождался, пока девушка вышла, и добавил. — А еще хозяйка сказала, что видела фотографии картин у бандита.

— Наводка? — нахмурился Никольский.

— Чистая… Давно с барышней знаком? — вдруг спросил подполковник.

— А в чем дело? — тотчас ощетинился Сергей.

На самом деле он прекрасно понял, в чем дело: Беляков подозревает, что Наташа — наводчица. Но Никольский-то наверняка знал, сердцем чувствовал: не может быть преступницей эта восхитительная девушка. Не тот тип личности. Не стремится она к богатству, другие у нее интересы. Иначе осталась бы при Тарасове в качестве секс-куклы удачливого дельца. Но Сергей точно выяснил, у самого Алексея узнал: Наталья отвергла все домогательства бизнесмена. Значит, чужда ей алчность …

— Размышляю… — расплывчато пояснил между тем свой вопрос Беляков: он разом смягчился, увидев реакцию подчиненного.

— Зря размышляете, — отрезал Сергей. — Не она, головой ручаюсь.

И тут во всем доме, полном разноголосого шума, воцарилась такая тишина, что стало слышно, как на стене тикают часы.

Беляков и Никольский переглянулись и поспешили из кабинета.

Посреди гостиной возвышался генерал Колесников, окруженный свитой.

— Что взяли? — ни к кому не обращаясь, пророкотал он.

Беляков встал перед ним навытяжку.

— Картины и драгоценности, товарищ генерал! — рявкнул он, всем своим видом выражая усердие и готовность выполнить любой приказ начальства.

— Вы знаете, что это государственная собственность? — зловеще поинтересовался Колесников.

— Узнали час назад, — отозвался Никольский.

— А сколько она стоит, вам известно?.. Почему неизвестно?! Отвечайте! — распалился генерал.

— Два миллиона долларов, — сообщила Наташа из-за спины Никольского.

— Сколько?.. — неожиданно тихо переспросил Колесников, достал платок и вытер лоб. — Ну, так… Не найдете — Никольского сошлю в участковые, а тебя, Беляков — на дачку, грядки копать!

Он развернулся и величественно удалился, но при этом все же непроизвольно ссутулился: мысль о цене похищенного просто пригибала генерала к земле. Свита послушным стадом двинулась вслед за отцом-командиром.

— Вот и поблагодарили, — горько заметил Беляков, когда процессия скрылась за дверью квартиры и за ней щелкнул замок.

Наташа, стоявшая рядом с Никольским, тронула его руку:

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Конечно, — невесело улыбнулся Сергей. — Постарайтесь мне присниться.

Котов подъехал к отделению милиции, вылез из машины, прошел через дежурную часть, поздоровавшись с Митрофановым, и поднялся на второй этаж в кабинет Никольского.

— Ну, отработал я фотографа, — сообщил он с порога. — Подышал одним воздухом с талантливым человеком.

Беляков и Никольский сидели за столом, заваленным бумагами.

— Выкладывай! — оживился Беляков.

— Гущин Всеволод Георгиевич. Снимал картины и драгоценности вдовы на слайды. По заказу музея личных коллекций.

— На слайды? — переспросил Никольский. — А контрольные отпечатки на бумаге он делал? Или прямо с пленки на пленку?

— Делал, как положено, чтобы уточнить цвет, — ответил Котов. — По шесть фотографий с каждого кадра. Я проверил: все карточки на месте. Архив у него образцовый.

— Он мог и больше напечатать, — предположил Никольский.

— Верно! — азартно согласился с ним Беляков. — Вот откуда фотографии у бандита.

— Остыньте, ребятки, — вздохнул Котов и устало опустился на стул. — Семьдесят шесть лет старику. Войну прошел. Заслуженный художник. Персональные выставки — одна за другой. Можете себе представить, чтобы он с урками связался? Короче, не наш клиент. Чист, как стеклышко.

— А кому он слайды отдал? — сникнув, осведомился Беляков.

— Румянцевой в собственные руки. В чем она и расписалась.

— Но вдова видела у бандита карточки, а не слайды, — напомнил Никольский.

— Со слайдов нетрудно карточки напечатать, — заметил, пожав плечами, Котов. — Неужели барышня навела?

— Тогда бы ее не было у вдовы при ограблении, — возразил Никольский.

— Ну, может, по глупости, — неуверенно сказал Котов. — Или, наоборот, умна чересчур… Кому в голову придет подозревать потерпевшую?

— Мне, — объявил Беляков. — Уж больно нежно с ней бандит обошелся. Старуху чуть жизни не лишил. А ее не ударил ни разу. С чего бы это? Понравилась, что ли?.. Хотя она многим нравится, — и он покосился на Никольского.

Котов не понял намека.

— Да, на вид скромная такая…

— Тихая, — уточнил Беляков. — Как омут.

Сергей промолчал. Он ни секунды не верил в виновность Наташи. Но ситуация складывалась поганая: теперь Никольский не имел права ни на какие попытки развить свои отношения с девушкой, узнать ее лучше. Ведь теперь она главная подозреваемая по делу, которое расследует Сергей. И любые неслужебные контакты с Наташей для Никольского теперь исключены. Не на что и надеяться.

Утром следующего дня Никольский стоял на своем балконе и снимал с веревки белье. Когда он вернулся в комнату, то обнаружил там Тарасова, с любопытством наблюдавшего за хозяйственными хлопотами приятеля.

— Алеша! — расплылся в улыбке Сергей.

— А дверь у тебя всегда нараспашку? Я это учту, когда приду сводить с тобой счеты. Но пока ты мне еще нужен, старик! — объявил он с шутливой важностью.

— Пошли на кухню, позавтракаем, — предложил Сергей.

Алексей кивнул. Они прошли на кухню, где Никольский за считанные минуты сварганил нехитрый завтрак. Поели мужчины быстро и молча. Потом Сергей убрал тарелки в мойку и снял с плиты кипящий чайник.

— Я в курсе вашего дела об ограблении писательской вдовы, — сообщил Тарасов за кофе. — Наташе вчера звонил. Ну, беспредел! И главное — средь бела дня.

— Да, надо полагать, этот бандюга — большой любитель живописи, — усмехнулся Никольский. — Хотел получше рассмотреть, что берет.

— Не оскорбляй любителей, Сережа, — сказал Тарасов. — Я сам любитель, — и добавил с неожиданной ненавистью. — А подонка этого растерзал бы! Гнида! Уголовник! Ох, попадись он мне!.. Ниточка есть какая-нибудь?!

— Нет пока. Чего ты так раскипятился-то? — слегка удивился Сергей.

— Девку жалко, — объяснил Тарасов. — Перенервничала — сама не своя.

— Естественно, — сказал Никольский. — Не каждый день мирным гражданам под дулом пистолета стоять приходится. Даже в нынешние милые времена.

— Кстати, как тебе Наталья?.. — поинтересовался Алексей с деланным равнодушием. — Можешь не отвечать, но учти: я не против. Мы с ней просто добрые знакомые…

— Ты мне это уже говорил, помнишь? — перебил его Сергей. — Когда мою майорскую звезду обмывали.

— Ах, да… — спохватился Тарасов. — Действительно… Но все равно: Наташа — очень милый, приятный человечек, и я переживаю за нее. Знаешь, слава Богу, что хоть для Наташки дело закончилось относительно благополучно…

— Не совсем закончилось, — заметил Сергей официальным тоном.

— То есть? — напрягся Алексей.

— Придется вызвать, поговорить, — пояснил Никольский.

— Да что она знает?! — возмутился Тарасов.

— Возможно, детали какие-то… короче, положено! — отрезал майор, от некоторого смущения придавая своему голосу сурово-металлическое звучание.

— Серж, не надо бы… А?.. Не мучай ты ее! — попросил Алексей.

— У нас не камера пыток, Алеша, — напомнил Никольский строго.

— Она что, подозреваемая? — напирал Тарасов.

Сергей промолчал.

— Понимаешь, грязное дело, — продолжал делец, так и не дождавшись ответа. — В музее коситься начнут. А у них там сокращение штатов начинается. Оставь ее в покое.

— Не могу, — признался Никольский глухо.

— Очень тебя прошу! — настаивал Тарасов.

— Слушай, что ты меня терзаешь! — вдруг взорвался Сережа. — Самому тошно. Не видишь?!

— Прости, — разом остыл Тарасов. — Когда ее вызовешь?

— Вечером, думаю. После работы… — по неистребимой русской привычке Никольский почесал в затылке. — Чтобы в музее не косились, — добавил он с легкой улыбкой.

—

Темнело, когда разноцветный автомобиль Никольского остановился на тихой улице неподалеку от музея личных коллекций. Был конец рабочего дня: в музее гасли окна, из служебного подъезда выходили немногочисленные сотрудники.

Появилась Наташа.

Никольский подождал, пока она отошла от подъезда, и завел мотор, собираясь ее догнать.

В это время из-за щита, оклеенного афишами, возник верзила в плаще. Никольский насторожился и тихо тронул машину с места.

Верзила двинулся следом за Наташей. И вдруг из кулака у него выскочило лезвие ножа.

Никольский до отказа нажал на газ и, поравнявшись с верзилой, который был уже в двух шагах от девушки, круто свернул на тротуар, едва не сбив его с ног. Тот шарахнулся в сторону и выронил нож. Наташа вскрикнула.

Сергей выскочил из машины, бросился к верзиле и успел перехватить его руку, в которой черной вороненой сталью блеснул пистолет. Потом вывернул запястье. Рука с наколотым на ней якорем разжалась, и пистолет упал на тротуар. Верзила ударил Никольского по ногам. Оба рухнули и, сцепившись, выкатились с тротуара на мостовую.

Парень был могучего сложения, но не ангельской красоты — фиксатый, со шрамом на щеке. Он был сильнее Никольского, но уступал в ловкости. Схватка пошла нешуточная.

Сначала Сергею здорово доставалось: более массивный и мощный противник, подмяв Никольского под себя, молотил его по чем попало. Поняв, что в партере он явно уступает врагу, Сергей, изогнувшись змеей, ухитрился вывернуться из-под туши бандита и вскочить. Верзила поднялся не столь сноровисто — Никольский успел подготовиться к атаке. Едва здоровяк встал, он тот час получил тяжелый кулачный удар в скулу, отбросивший его обратно на тротуар. На ногах амбал удержался, но потерял драгоценные мгновения. Сергей подскочил к нему, врезал левой под дых, а правой — в челюсть. Верзила захлебнулся воздухом и опять отлетел на несколько шагов. Но на ногах снова устоял. «Вот черт непрошибаемый! — с мимолетным восхищением подумал Никольский. — Попробуй возьми такого! Ладно, будем действовать иначе!..»

Он прыгнул вперед, вцепился в одежду противника и отработанным броском швырнул его через себя. Однако амбал успел схватить Сергея за рукав и, падая, увлек Никольского за собой. Оказавшись сверху, Сергей, не теряя ни секунды, боднул бандита лбом в переносицу. Взвыв, тот разжал пальцы.

На сей раз на ноги они вскочили практически одновременно. И застыли на мгновение друг перед другом в боевых стойках. Никольский нацелил свой правый кулак в угол подбородка противника. «Если попаду — точно нокаутирую!» — подумал Сергей.

Мимо, испуганно посигналив, проехал грузовик-пятитонка.

Верзила отпрянул от Никольского, в отчаянном рывке ухватился за задний борт пятитонки и, подтянувшись, перебросил тело в кузов.

Грузовик укатил.

Наташа приблизилась к Сергею. Она держала пистолет, выпавший из рук верзилы.

— Я нажимала на курок, но он почему-то не нажимался… — проговорила она испуганно и чуть виновато.

— Он на предохранителе, — торопливо объяснил Сергей и добавил, подхватив девушку под локоть: — Быстро в машину!

Они настигли грузовик в конце улицы у светофора. Выскочив из своего автомобиля, Никольский заглянул в кузов пятитонки. Верзилы не было.

Разговор в кабинете Никольского длился уже давно — воздух поголубел от сигаретного дыма.

Наташа сидела за столом напротив Белякова и Котова. Никольский ходил по кабинету из угла в угол.

— Давайте по порядку, Наталья, — предложил Котов. — Вы получили слайды от фотографа, привезли их в музей и положили к себе в стол.

— Совершенно верно.

— А стол заперли?

— Нет.

— Почему?

— Я потеряла ключ. Давно, еще в прошлом году.

— Как же вы без ключа? — не поверил Беляков.

Наташа усмехнулась.

— Разумеется, не вполне полноценная жизнь. Мирюсь кое-как…

— Стало быть, стол открыт, залезай — не хочу, — констатировал Котов.

— У нас не принято лазить по чужим столам, — отрезала девушка.

— Ну, возможно, кто-то все-таки нарушил это прекрасное правило, — предположил Котов. — Ради двух миллионов долларов.

— Вряд ли, — покачала головой Наташа. — Он бы ничего не нашел. У меня такой бедлам! Слайдов — навалом, сотни штук. Без моей помощи никто не разберется, где какие.

— Тогда остается единственный вариант, — заключил Котов. — Вы сами кому-то их одолжили.

— Никому не одалживала, — опять покачала головой девушка.

— Дура! — не выдержал Беляков. — Тебя же убить могли! А ты покрываешь!..

— Не кричите, пожалуйста, — попросила Наташа ледяным тоном. — Мне надо подумать.

Даже толстокожего подполковника проняло — таким холодом повеяло от ее слов. «А девчонка умеет постоять за себя!» — подумал Беляков с невольным уважением.

— Ну-ну… Мы ждем, — с надеждой кивнул он. — Возьми в толк, что происходит.

Наташа подумала и сказала:

— Значит, по вашей логике, я одолжила слайды каким-то бандитам. Они напечатали фотографии, ограбили Людмилу Ильиничну и теперь хотят меня убить, чтобы я их не выдала.

— По нашей логике точно так, — подтвердил Беляков. — А по твоей?

— Почему же они сразу меня не убили — когда грабили? Ведь я могла выдать их по горячим следам.

— Выйдите, Румянцева, и подождите в коридоре, — сурово приказал Беляков.

Наташа подчинилась.

— Барышня права, — признал Котов. — Концы с концами у нас не сходятся. Тут какая-то неувязка.

— Но покушение-то было, — напомнил Беляков. — Нутром чую, знает она что-то, но молчит. Убьют ее, глупую — тем и кончится.

— Охрана нужна, — подал голос молчавший до этого Никольский.

— Позвони в управление, — попросил Беляков Котова. — Пускай наружку пустят.

— Виталий Петрович, вы что — первый раз замужем? — удивился Котов. — Пока рапорт, пока визы… Раньше утра никто ей на хвост не сядет.

— В КПЗ переночует.

— Не имеем права задерживать, — возразил Сергей.

— А что делать, — ответил Беляков. — По крайней мере, будет жива.

— Она переночует у меня, — твердо сказал Никольский. Теперь он знал уже точно: ни в чем Наташа не виновата. И не будет никакого служебного проступка, если он с ней подружится. Наоборот, личные отношения могут даже принести пользу делу.

Услышав фразу майора, Беляков и Котов многозначительно переглянулись.

Сергей накрыл на стол в гостиной. Наташа сидела на диване, наблюдая за его приготовлениями.

— Сейчас ужинать будем, — объявил он. — Я чайник поставил. Пока закипит — яичницу пожарю.

— Я помогу, — предложила девушка.

— Не надо, — поспешно отказался Сергей. — Беспорядок у меня на кухне. Я сам. — Он уронил тарелку, наклонился, собрал осколки.

— К счастью, — заметила Наташа.

— Вряд ли, — унося осколки, возразил Никольский. — Сколько бью — и ничего не светит.

— Ну, может, на сей раз… — обнадежила девушка.

Ей очень нравился этот сильный, ухватистый, самостоятельный мужик. Нравилась его честность, принципиальность, о которых Наташа наслышалась от Тарасова. Не нравилась Наталье только профессия Сергея. И не из-за обычных обывательских предрассудков, а просто из-за смертельного риска, ведь ежедневно ему подвергал себя человек, ставший уже дорогим Наташе…

— А хлеба-то нет, — вернувшись из кухни в гостиную, виновато сообщил Никольский. — Не успел купить. Где-то пачка печенья завалялась, — и опрокинул солонку, рассыпав по столу соль. — Да что за невезение! Теперь точно поссоримся.

— Сергей, — сказала Наташа, — успокойся.

Она подошла к нему, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, жарким, вкусным. Никольский обнял девушку, крепко прижал к себе, она податливо приникла к нему и замерла, чуть покачиваясь, словно гладя Сергея небольшой сочной грудью. Они едва оторвались друг от друга — когда у обоих уже закружились головы.

— Менты все нервные, — переводя дыхание, заметил Сергей, как бы продолжая прерванный разговор.

— Зачем ты так себя называешь? — возмутилась Наташа.

— А по-моему, хорошее слово — «мент». Гордое, — заявил Никольский. — Да и кто я, по-твоему?

— Не знаю. Хочу понять… — она пристально взглянула ему в глаза.

— Мент — это не профессия, — пояснил Сергей.

— Что же это? — Она чуть наклонила голову, будто изучая его.

— Мент — состояние духа. Образ жизни. — Он не рисовался, он говорил искренне, сам верил в свои слова.

— И тебе нравится твой образ жизни? — спросила она с холодной недоброй иронией, явно стремясь задеть его.

— Ненавижу! — Он потешно передернулся, старясь свести разговор к шутке.

Однако Наташа не приняла его тона.

— Тогда почему ты мент? — задала она свой сокрушительный, по ее мнению, вопрос. — Алеша говорил, ты был первый на курсе. Юристы сейчас везде — элита.

Нет, Наташа не рвалась в элиту, даже презирала ее, считала ее йэху. Просто очень уж сильно девушка испугалась за Сергея сегодня…

— Что еще говорил Алеша? — Он напрягся, почувствовав болезненный укол ревности.

— Не отвлекайся. Я спрашиваю, почему не возьмешься за ум? — В ее голосе появились менторские нотки.

— Пробовал — не получается. Потом понял: так устроен — быть охотником… И ничего не хочу менять! — твердо добавил он.

— А если захочу я? — она взглянула на него в упор.

— Не стоит! — рассмеялся Сергей. — Но приятно, когда кто-то о тебе думает, — он блаженно улыбнулся.

— О ком же мне еще думать? — удивилась Наташа.

— Мало ли… — хмыкнул он. — А раньше о ком?.. — вдруг словно спохватился Сергей.

—

— О-о! — протянула Наташа и засмеялась наконец сама. — Такого парня себе намечтала! И вдруг — ты… — Она ласково провела пальцем по его щеке.

— Жуть! — Сергей опять потешно передернулся. — Выбрось меня из головы сейчас же! — Он сделал страшные глаза.

— Поздно… — Наташа нежно улыбнулась. — Все уже случилось. И с тобой — тоже.

— Да… — произнес Сергей хрипловато; только это и выдавало его волнение.

Они снова поцеловались — столь же жарко и вкусно, как и в первый раз.

— Господи, — выдохнула Наташа, — как он бил тебя! Подонок! Обезьяна!

— А как? — иронично посмотрел на нее Сергей.

— Насмерть… — Девушка вся сжалась, будто это ее сегодня избили и она заново переживала происшедшее.

— Что же ты раньше не сказала? — улыбнулся Никольский. — А я в рапорте написал: побои средней тяжести, — и серьезно добавил. — Жалко, упустил гада.

Девушка отступила на шаг.

— А себя не жалко?! Дуралей несчастный! — выкрикнула она отчаянно.

— Успокойся, — попросил Никольский.

— Хватит быть охотником! Понял?! — Она опять кричала.

— Понял, понял. — Он сделал умиротворяющий жест.

— Пора нормальным человеком стать. Для этого не меньше смелости требуется, — сказала она уже другим голосом.

— Наверное, — пожал он плечами.

— Я помогу. Мы справимся, не бойся. — Она видела, что он не воспринимает ее всерьез. — Попробуй!.. Иначе просто не выйдет у нас ничего с тобой!.. — снова сорвалась она на крик. — Что молчишь? Ответь, пожалуйста!

— Чайник закипел, — спокойно заметил Сергей.

— Давно! — отмахнулась Наташа, нетерпеливо ожидая его ответа.

— Сейчас ужинать будем, — сообщил он буднично. — Правда, хлеба нет.

— Переживем! — Она сверлила его взглядом.

— Печенье где-то было… — Он заметно сник.

— Ты не ответил, Сергей! — Она требовательно смотрела на него.

Никольский понял: ответить придется. Но как объяснить ей, что нельзя ему менять профессию?! Что, поменяв профессию, он потеряет самого себя, собственную личность?! И такой — потерянный — он не будет нужен никому, в том числе и ей, Наташе! Ибо любить того слизняка, в которого Сергей тогда превратится, она попросту не сможет! Как ей это объяснить?!. Он вздохнул.

— Я тебе в спальне постелю, а сам на диване лягу…

Наташа поняла: это и есть его ответ. И обжигал этот

ответ, как пощечина…

— Трус! — помолчав, произнесла девушка. Она была обижена, она не могла понять…

Котов листал в кабинете Никольского протоколы.

— Что Румянцева? — спросил он у Сергея. — Ничего больше не рассказывала интересного? — И, не дождавшись ответа, заключил. — Значит, обрублен этот кончик.

— Помнишь, она говорила, у того бандита седая прядь — от виска к затылку? Ты проверял? — осведомился Никольский.

— Есть такой… если, конечно, он. Уж больно примета ненадежная… — Котов с сомнением покачал головой. — Петр Ионович Болбочан.

— Подробнее, — попросил Никольский. — Он на мою территорию не залетал.

— Кличка «Бец», — начал Котов. — Две ходки за налеты. Хорош собой, как Ален Делон, дерзкий, жестокий, но физически не очень силен. В женском платье клеил иностранцев, а потом грабил их. Раньше работал в театре гримером, отсюда — редкое умение маскироваться. Последние два года по московским делам не проходил. Ни к какой преступной группировке не принадлежит. Волк-одиночка.

— В законе?

— Он на этот закон облокотился! — хохотнул Котов. — Воровских правил не признает, но тем не менее в авторитете.

— Думаешь, на себя работал? — уточнил Никольский.

— Не исключено, — кивнул Котов.

— Давай примем как версию, — предложил Никольский.

— Дохлую, — хмыкнул Котов.

— Других нет, Слава, — вздохнул Никольский.

— Если грабил Бец, драгоценности могут уйти к черным ювелирам, — уныло произнес Котов. — Переплавят — и не найдешь.

— Нет, судя по твоим описаниям, он таким вещам настоящую цену знает, — возразил Никольский. — Он придержит их.

— Пожалуй, — согласился Котов.

— А как он избавится от картин? — спросил Никольский самого себя. И сам же ответил: — Коллекционеры резаные полотна не возьмут, в комиссионку их не сдашь. Остаются антиквары.

— Их по Москве сотни, — напомнил Котов.

— Не скажи! — возразил Никольский. — Богатеньких по пальцам перечесть можно. Надо пощупать.

В кабинет впорхнула Яна.

— Филоните, сыщики? Как не стыдно!

— Привет, Яна, — кивнул Никольский.

— Чего тебе, подруга? — без особого энтузиазма поинтересовался Котов.

— Репортаж заказали о ваших героических буднях! — выпалила Яна насмешливо.

— Не получится, — сказал Никольский. — Снимай фельетон.

Яна заметно огорчилась.

— Плохо дело? — спросила она сочувственно.

— Хуже некуда, — вздохнул Котов.

Никольский сидел в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию, и слушал местные новости, которые принес его агент — Стас.

— Ты, Василич, мне пол-литра проиграл, — излагал Стас, расхаживая взад-вперед перед Сергеем. — Нашел я то оцинкованное железо, которое якобы из нашего РЭО украли. Его главный инженер с прорабом толкнули Скобелкину, который прямо под вашим носом частную гостиницу строит.

— Пол-литра за мной, — согласился Никольский. — Еще что?

— Вчера в кафе «Московские зори» Витька Цепко мне по дешевке видеомагнитофон предлагал. Вот и все, начальник.

Стас подбоченился, посмотрев на Никольского с чувством исполненного долга, ожидая похвалы.

Никольский ожидание оправдал:

— Ты у меня молодец, Стас. А что об ограблении писательской вдовы говорят?

— В общем, все считают, что налет заказной, — сообщил Стас.

— Взяты бесценные картины, Стас. — Сергей старался говорить предельно серьезно, чтобы собеседник осознал весь масштаб кражи. — Уйти они могут только к антикварам.

— Таких, чтобы приличную цену дали, в Москве всего трое, — сообщил Стас, гордясь своей осведомленностью.

— Знаешь их? — подобрался Никольский.

— Двоих знаю, — уточнил Стас.

— Подход есть? — Сергей чувствовал себя гончей, взявшей след.

— Найду, — заверил Стас. — Я тут по сходной цене у одной старушенции пару картинок Клевера взял. А сейчас Клевер в цене попер. Его банкиры полюбили. Красиво все, понятно и приятно. И в офисе глаз ласкает. С одной пойду к одному антиквару, а с другой — ко второму.

— Ты прямо сейчас иди, надеюсь на тебя, Стас! — Сергей возбужденно схватил руку осведомителя и с жаром потряс ее.

— На Стаса надейся, а сам не плошай, — хихикнул информатор.

По залу, где когда-то проходила давняя презентация, прогуливались два хорошо одетых господина: один пожилой, благообразного вида, другой помоложе и понескладнее — деньги еще не успели выправить его осанку.

В отдалении от них, возле буфетной стойки, расположился Стас. В руках он держал нечто квадратное и плоское, завернутое в бумагу.

— Неплохой особнячок приобрели, — оглядывая зал, говорил пожилой тому, что помоложе. — Совсем неплохой. Какие картинки желаете?

— В кабинет что-нибудь, Михаил Абрамович. И в приемную, — отозвался нескладный богатей.

— Понятно. Бойма рекомендую, — пророкотал Михаил Абрамович. — Легкий сюр. Нарядно, престижно…

Хозяин особняка покачал головой.

— Мне бы поизвестнее художника.

— Тогда Монетов. Очень модный сейчас живописец. Замечательные натюрморты — в забытых традициях старых мастеров.

— А Репина нельзя? Или Сурикова?

Михаил Абрамович с тоской взглянул на собеседника.

— Можно, если Третьяковка уступит… А Рафаэль не устроит вас? Из Лувра?

Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон.

— Извините, — сказал хозяин. — Я на минуточку. Но ваше предложение мне нравится. — И он удалился.

Михаил Абрамович обернулся к Стасу.

— Ну, что ты ходишь за мной, как привязанный?

— Должок получить, Михаил Абрамович. Полтинник с вас! — заявил тот на голубом глазу.

— С каких это дел?! — возмутился Михаил Абрамович.

— «Спартачок»-то выиграл. — Стае прислонил свой сверток к стойке, а сам устроился на изящном черного дерева стульчике.

— Попал, попал, — пришлось согласиться с проигрышем Михаилу Абрамовичу, и он протянул Стасу соответствующую купюру. — А принес-то что?

— Клевера.

— Покажи.

Стас освободил картину от бумаги и повернул ее к Михаилу Абрамовичу.

— Неплохой Клевер, — оценил тот полотно. — Редкий для него зимний пейзаж. Сколько хочешь?

— А сколько дашь, Миша? — хитро прищурился Стас.

— Любую половину того, что запросишь, — Михаил Абрамович был дедок ушлый и торговаться умел.

— Тогда две тысячи баксов, — объявил цену Стас.

— Не наглей, Стае. Пятьсот! — предложил Михаил.

— Несерьезно. Восемьсот пятьдесят! — уперся Стас.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь! — возвысил голос Михаил, а Стасу послышалась фраза незабвенного ильфопетровского героя Паниковского: «Шура, вы же знаете, как я вас уважаю!» Стас мысленно хихикнул. — Семьсот пятьдесят, — надбавил тем временем Михаил.

— Миша, на днях у меня будет Маковский, — сообщил Стас заговорщически.

— Жанр? — заинтересовался Михаил Абрамович.

— А что же еще? — пожал плечами Стас.

— Если принесешь мне, а не Данилову, бери свои восемьсот, — вздохнул Михаил.

— Ладно. Только ради тебя! — заверил Стас. Они ударили по рукам.

Михаил Абрамович забрал картину, достал деньги и расплатился.

— Ты стал хорошо работать, Стас. С тобой приятно иметь дело, — сказал он. — У меня предложение: ты находишь, я плачу, и мы оба — в доле.

— А если продавец ненадежный? — прищурился Стас.

— Смотря что продает, — промолвил Михаил рассудительно. — К раритетам не подходи, а так приноси — посмотрим.

— И даже резаные? — почти прошептал Стас.

— Вот это не надо! — всполошился Михаил Абрамович. — Сегодня одна идиотка — перекупщица каталожного голландца приволокла в трубке. Разворачивает, а тут экспедитор, шофер. Я ей сразу: «Иди отсюда, Тамара, и больше мне такого не предлагай…» Береженого Бог бережет.

— А небереженого конвой стережет, — закончил за него Стас.

Скромный темно-серый «жигуленок» подрулил к подъезду громадного престижного дома: Михаил Абрамович после трудов праведных прибыл домой. Забрав с заднего сиденья покупки в ярких пластиковых пакетах и заперев машину, он вошел в первую дверь подъезда и крикнул в домофон:

— Софа, открывай!

Во второй двери щелкнуло. Михаил Абрамович, толкнув ее плечом (руки были заняты), оказался в вестибюле и увидел у лифта ожидавшего его Никольского.

— Давайте познакомимся, Михаил Абрамович, — предложил Сергей. Он был приветлив и спокоен. — Я майор Никольский из уголовного розыска.

И достал удостоверение. Михаил Абрамович смотреть его не стал.

— Не надо. Я по вашему лицу понял, откуда вы. Так что вам от меня нужно?

— Я хотел, чтобы вы посмотрели эти фотографии, — ответил Никольский и протянул Михаилу Абрамовичу пачку снимков.

— Тогда подержите мои сумочки.

Никольский держал сумки, а Михаил Абрамович тщательно рассматривал фотографии. Досмотрел и снова сложил в пачку.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил Никольский.

— Замечательные картины. Я бы их с удовольствием приобрел.

— Вы хотите сказать, что никогда не видели ни одной из них?

— Я этого не говорил, — Михаил Абрамович спокойно и безошибочно вытянул из пачки один снимок. — Вот эту я видел.

— Кто вам ее приносил?

— Откуда вы знаете, что мне ее приносили? — насторожился старик.

— Слишком много людей при этом присутствовало, — пояснил Сергей. — Люди любят поговорить за рюмкой водки, за чашкой кофе. А мы коллекционируем интересные истории.

— Понятно. Я свидетель? — уточнил Михаил Абрамович.

— Зачем? — искренне удивился Никольский. — Вы шепнете мне на ухо адресочек Тамары, и мы разбежимся.

— Я вам верю, — и, поняв Никольского буквально, Михаил Абрамович зашептал ему на ухо.

В распахнувшихся дверях лифта появилась дама в халате.

— Миша! Ты меня хочешь убить! Я думала, у тебя инфаркт!

Никольский вежливо поклонился даме, передал Михаилу Абрамовичу сумки и направился к выходу. Глядя ему в спину, Михаил Абрамович сказал жене:

— Тебе надо лечить нервы, Софа. Мы с молодым человеком говорили об искусстве.

— Он что, искусствовед? — фыркнула Софа.

Хлопнула входная дверь: Никольский ушел. И тогда Михаил Абрамович ответил:

— Да, искусствовед в штатском.

У приличного кооперативного дома стоял «рафик» с зашторенными окнами. В полутьме салона, загроможденного аппаратурой, сидели за узким столом двое скучающих парней и играли в коробок. Вдруг раздался тихий-тихий телефонный звонок. Парни прекратили игру. Второй звонок, третий…

— Алло? — произнес ленивый женский голос.

— Тамарочка, здравствуй. Это Нина. Как мои дела?

— Принесли, принесли тебе шубу. Красоты неземной. Обалдеешь!

— Дождись меня обязательно! Я буду через двадцать минут.

В динамике звякнуло, и снова наступила тишина. Парни возвратились к коробку. Он взлетал и шлепался на стол. Снова зазвонил телефон. Второй звонок, третий…

— Алло? — прозвучало вновь.

— Тамарочка, это Гарик. Есть хороший хрусталь.

— Теперь он никому не нужен.

— Я по дешевке отдам!

— Другому. — И разговор прекратился.

— Ну, не баба, а Госснаб, — усмехнулся один из парней.

В кабинете Никольского опять было накурено. Котов и Никольский сидели за столом визави.

— Не ошиблась твоя Румянцева, — сказал Котов. — Глазастая! Точно указала примету: седая прядь от виска к затылку.

— Значит, все-таки Бец?

— Он самый. Болбочан Петр Ионович. А Тамара Паскарь, на которую ты вышел, — его любовница. Вместе проходили по одному делу в Одессе.

— От слухачей есть что-нибудь? — спросил Никольский.

— Мелочевка пока, — ответил Котов.

Слухачи решили перекусить. Ели бутерброды, запивали застоявшимся кофе из термоса. Привычно зажурчал телефонный звонок. Второй, третий… И вдруг короткие гудки.

Снова звонок. И сразу же сняли трубку.

— Это я, — раздался мужской голос. — Как у тебя?

— Все нормально.

— Ты мои картинки никому не предлагала?

— Что я — сумасшедшая?

— Завтра утром буду.

Было темно, когда у подъезда кооперативного дома — прямо напротив «рафика» — припарковался разноцветный автомобиль Никольского. На переднем сиденье рядом с Никольским расположился Котов, а на заднем — Лепилов с автоматом и муровский оперативник.

На рассвете Никольский разбудил задремавшего Котова.

— Пора.

Трое пошли в подъезд, а Никольский, открыв капот, начал копаться в двигателе. Бец появился внезапно: вдруг возник у подъезда, словно из воздуха сгустился. Огляделся по сторонам: люди шли на работу, какой-то дурачок копался в своей машине-развалюхе. Бец вошел в подъезд, а дурачок сказал в переговорник:

— Он вошел, Слава.

Бец поднимался к лифту, когда услышал сверху топот и крики.

— Твою мать! Опять лифт не работает!

— Не психуй, Слава, успеем. Тачку возьмем, в крайнем случае!

За спиной Беца хлопнула дверь. Он резко обернулся. Вытирая руки ветошью, в подъезд вошел дурачок-автомобилист. На лестнице пролетом выше появились двое, и Бец сразу понял, кто это. Он сунул руку во внутренний карман куртки, но Никольский опередил его: в прыжке рубанул ребром ладони по горлу.

Лепилов с автоматом стоял на лестничной площадке, охраняя квартиру.

Квартира была той же типовой планировки, что у Нинки, где взяли Разлуку, но побогаче.

В большой комнате трудился оперативник: разворачивал свернутые в трубки картины и сверял их с фотографиями.

В спальне сидел на кровати Бец со скованными за спиной руками. Рядом на стульях устроились Никольский и Котов.

Тамара Паскарь стояла, прислонившись к дверному косяку, и безучастно наблюдала за происходящим.

— Подельник твой кланяться просил, — сказал Бецу Котов. — Соскучился он по тебе. Извелся весь. Портретик твой нарисовал — ну, копия ты. По нему и нашли. Здравствуй, Петя.

— Не лепи горбатого, начальник, — равнодушно отозвался Бец. — Нет у меня подельника. Один работаю.

— А кто тебя на музей навел? — спросил Никольский.

Бец молчал, глядя в окно.

— Неужто не помнишь? — удивился Котов. — Да что ты! — И добавил с еле заметной усмешкой, покосившись на Никольского. — Его забыть невозможно!

— Видный паренек, — подтвердил Сергей. — Два таких, как я. Фиксатый, правда, и на щеке шрам, но с лица не воду пить.

Бец, теперь не отрываясь, смотрел на Никольского:

— Железо где, говоришь? — спросил он напряженно.

— Фикса? — уточнил Сергей. — Передний зуб сверху.

— На руке что наколото? — допрашивал Бец.

— Якорь.

— На какой?

— На правой.

Никольский отвечал, не задумываясь, быстро и точно, и это убедило уголовника.

— Сука позорная! — выдохнул Бец и стал страшен. — Продал, дешевка! Ментам продал! Поквитался, фраер… Ну, ништяк, я с ним тоже поквитаюсь!

— За что же он так с тобой, Петя? — осведомился Котов.

— Наши дела. Тебе-то зачем? — ощерился Болбочан.

— Любопытно, — ухмыльнулся Котов. — Дашь на дашь беседа. Мы свое рассказали. Сообщили, кто заложил. Теперь ты расскажи.

Бец подумал.

— Много не могу, начальник… — сказал он.

— Сколько можешь, — согласился Котов.

— Кинул я падлу эту, — сообщил Болбочан.

— Кого? — переспросил Котов.

— Фраера этого, Артема. Козла легавого! — зарычал Бец яростно. Злость так и распирала его. «Чудной народ — блатные! — подумал Никольский. — Вот хоть этого взять: сам предал своего товарища и сам же на него злился: какое, мол, тот имел право поступить со мной точно так же, как я с ним! Парадокс, однако…»

— Каким образом кинул? — уточнил между тем Котов.

— Нанял он меня. Музей писателя брать. Фотки дал и зелеными заплатил за работу… — Бец примолк.

— Ну?.. — поторопил его Котов.

— Товар больно хорош был… — вздохнул урка. — Сговорились во вторник, а я в понедельник сходил — на день раньше. И все мое. А сволочь эта ни с чем остался.

— Ясно, — кивнул Котов. — Откуда он фотографии раздобыл?

— От шефа.

— А кто его шеф? — Котов спросил якобы равнодушно, но внутренне весь напрягся.

Бец опять подумал.

— Голова болит, начальник. Что мог, я сказал. Кончили дашь на дашь разговаривать… — и отвернулся к окну.

В большой комнате зазвонил телефон. Никольский направился туда.

Бец посмотрел на Котова, охнул, скрючился, свалился на пол и страшно заскрипел зубами.

Котов потряс бандита за плечи.

— Петя, не дури!

Бец не отозвался. Изо рта у него пошла обильная пена.

— Петя! Петенька! — кинулась к нему Тамара Паскарь.

Котов вышел в большую комнату.

— Сергей, у него припадок!

В следующий миг Тамара Паскарь захлопнула дверь спальни и дважды повернула ключ. Потом снова кинулась к Бецу, покопалась какой-то железкой в наручниках, и они раскрылись.

Под милицейскими ударами трещала дверь.

Бец вытащил из-за батареи моток нейлоновой веревки, одним концом привязанный к трубе, выкинул его в окно и сам махнул следом.

Дверь рухнула, и в спальню влетели трое сыщиков. Котов с пистолетом рванулся к окну. Внизу через двор, полный детей, бежал Бец. Котов спрятал пистолет и сказал:

— По-моему, нам хана, пацаны.

Генерал Колесников разгуливал по кабинету Никольского. Перед ним шеренгой выстроились Беляков, Никольский и Котов. Видно было, что приезд начальства застал их врасплох: на столе, среди бумаг, стояли недопитые стаканы с чаем, дымились в пепельнице сигареты.

— Хорошо устроились, — ядовито заметил Колесников. — Приятная компания… Задушевная беседа…

— Может, и вы с нами? — предложил Никольский.

Колесников ошарашенно посмотрел на него и вдруг рявкнул так, что звякнули стекла:

— Молчать! Я не чай пить приехал! Я на вас поглядеть приехал — чем вы тут занимаетесь. Ротозеи! Операция полностью провалена!

— Простите, товарищ генерал, — робко подал голос Котов. — Но картины-то найдены.

— А где драгоценности?! Где бандит?! — рычал Колесников.

— Драгоценности он прятал в другом месте, — объяснил Никольский. — На квартире Тамары Паскарь их не было.

— И что же это за место, майор? — ядовито поинтересовался генерал.

— Пока не знаю. — Сергей оставался спокоен.

— А вообще что вы знаете? Сыщик из вас — как из дерьма пуля! И одеты не по форме! — Колесников обратил негодующий взор на Белякова. — Распустил своих лоботрясов!

— Виноват, товарищ генерал! — вытянулся тот.

— А виноват — ответишь!.. Все ответите! Не поймаете Болбочана — будем разговаривать не здесь! — гремел генерал. Затем развернулся и, хлопнув дверью, вышел вон. Никольский, Беляков и Котов опустились на стулья, переводя дух.

— Не найдем, — сказал Котов. — Следов-то никаких.

— Одного боюсь, — задумчиво сообщил Беляков. — Выгонят — не успею на даче телефон поставить.

Людмила Ильинична ввела Никольского в гостиную.

— Рада видеть вас, молодой человек! — приветливо зажурчала она. — Очень рада! Спасибо, что согласились зайти. Мне звонил начальник вашего отделения. Вы нашли картины? Это правда?

— К сожалению, только картины, Людмила Ильинична, — сообщил Сергей.

— Я так вам признательна! — расцвела Людмила Ильинична. — Располагайтесь, пожалуйста.

— Благодарю вас, — Никольский устроился за столом.

— Наташенька! — позвала Людмила Ильинична.

Из кабинета вышла Наташа.

— Добрый день, — сказала она.

— Вы знакомы, кажется? — вспомнила Людмила Ильинична. — Мы с Наташенькой готовим выставку для музея частных коллекций. Займите гостя, дорогая. А я приготовлю кофе, — она улыбнулась Никольскому. — И вы все нам расскажете.

— Что сумею, — отозвался Сергей.

— Ну, не скромничайте, — снова улыбнулась Людмила Ильинична и вышла из гостиной.

Наташа и Сергей помолчали. С того самого дня они не виделись, и Сергей отчаянно тосковал по девушке, в которую, теперь-то ясно было, всерьез влюбился. Но позвонить ей не решался. Ибо позвонить самому, считал он, — значит признать свою готовность бросить работу в милиции. «Боже, какой же я дурак, что так думал!» — вдруг сейчас понял Никольский.

— Слушай, прости меня, а? — попросил он девушку.

— Молодец, — кивнула Наташа. — Хорошо начал. Первое, что нужно сделать, если женщина была не права, — это попросить у нее прощения.

— Нет, — не согласился Сергей. — Это я был не прав.

Наташа сразу порозовела, заулыбалась. Она тоже очень тосковала по Сергею все эти дни, но самой звонить ему, навязываться не позволяла гордость. А почему он не звонит, Наташа прекрасно понимала. «Глупый мой мент, — думала порой она. — Да оставайся ты охотником, другим тебя я, наверно, и не полюбила бы, это уже был бы не ты. Только оставайся живым охотником…»

— Глаза грустные. Опять побитый? — спросила Наташа ласково и чуть насмешливо.

— Морально… — вздохнул Сергей.

— Горе мое… — Взгляд ее лучился нежностью. — Тебе отвлечься надо. В Ленкоме премьера сегодня. Алеша звонил, обещал билеты достать. Пойдем?

— Да мне-то что… — пожал плечами Сергей. — Я могу и сходить, а ты бы лучше поостереглась.

— Почему? — вскинула голову Наташа.

— Сначала — театр, потом — кино, потом — ресторан… — Сергей лукаво прищурился.

— Ой, сто лет не была! Ресторан — обязательно! — воскликнула Наташа радостно.

— Потом — сама знаешь… — Он хитро посмотрел на нее.

— Нет, не знаю! — раскрыла глаза девушка.

— Гнусные домогательства! — изрек Сергей прокурорским голосом.

— А-а… — Наташа смущенно потупилась. — Стыдно признаться, но, боюсь, мне не устоять! — выдала она наконец, смеясь.

— Потом, как порядочный человек, я тебе предложение сделаю! — торжественно продолжал Сергей.

— Само собой, не отвертишься! — азартно воскликнула Наташа.

— Да мне-то что… — снова пожал плечами Сергей. — Я могу и сделать. Но подумай своей красивой головкой: как же ты с ментом жить будешь?

— Это не жизнь. Слезы, — притворно всхлипнула Наташа.

— Вот и я говорю! — подхватил он.

— А что остается бедной девушке? — вздохнула она. — Так и буду мучиться.

Подойдя к Сергею, Наташа уткнулась лицом ему в грудь.

В дверях гостиной появилась Людмила Ильинична с большим подносом, на котором располагался неописуемой прелести кофейный сервиз. Увидев неожиданную для себя сцену, она неловко попятилась.

За дверьми раздался грохот, — и в доме-музее стало меньше еще одним экспонатом.

В вестибюле театра толпилась премьерная публика. Наташа поправляла прическу у зеркала. Тарасов и Никольский стояли в очереди в гардероб. Никольский держал в руках плащ Натальи.

— Насколько я понимаю, все подозрения сняты, — заметил Тарасов, поведя глазами в сторону. — Говорил, не мучай девку. Хуже будет.

— Ты-то откуда знал? — насторожился Сергей.

— Предвидел, — солидно пояснил Алексей.

— Что именно? — спросил Никольский с дотошностью истинного мента.

— Полагаю, теперь она тебя мучает, — улыбнулся Тарасов. — Влип, дорогой.

— Прозорлив, — признался Никольский, успокаиваясь. — И к тому же — настоящий друг. Не можешь без того, чтобы сапогом да в душу…

Оба рассмеялись. Прозвенел звонок.

К Тарасову приблизилась царственного вида брюнетка — та самая Ирэна, которая была когда-то на презентации.

— Алешенька, давно не виделись! — обрадованно воскликнула она и вскользь бросила Никольскому: — Я стояла здесь, правда?

— Неотразима! — привычно восхитился Тарасов.

— Нет, боюсь, начала сдавать, — возразила Ирэна. — Кавалер не явился, представляешь? Проторчала на улице, как дура.

— А по-моему, ослепительна, как всегда, — Тарасов снял с нее пальто, вручил гардеробщице и добавил изменившимся голосом. — В глазах темнеет.

— Спасибо, милый. — Царственная дама взяла номерок и удалилась.

Гардеробщица ждала, когда Тарасов отдаст ей свой плащ, но он медлил. Подошла Наташа.

— Ну, что копаетесь? — улыбнулась она.

— Как мешком по голове, — сказал Тарасов. — Факс не отправил. Вот лопух!

— А завтра нельзя? — спросил Никольский.

— Нет, — ответил Тарасов. — Простите, ребятки. Приятного вечера, — и заторопился к выходу.

Никольский сдал в гардероб плащи — свой и Наташин.

Полуобнявшись, влюбленные двинулись через вестибюль. У зеркала, где стояла, критически осматривая себя, царственная Ирэна, Наташа задержалась и еще раз поправила волосы.

Обрати внимание на ту женщину, — тихо сказала она Сергею, отправляясь с ним дальше.

Он усмехнулся:

— Давно обратил.

— Поняла. Тебе нравятся трактирщицы! — фыркнула девушка.

— А я не понял, — насторожился Никольский: верхним чутьем сыщика Он учуял в словах своей подруги двойной смысл.

— Мадам Голубкова. Она была на презентации. Алеша говорил — жена хозяина ресторана. «Русский лес», кажется. Где-то в Архангельском.

— Ну и что? — Сергей понимал: главного Наташа еще не сказала.

— На ней брошь Людмилы Никитичны! — Никольского будто холодной водой окатило.

Сергей остановился.

— Ты не ошиблась?

— Это моя профессия, — пожала она плечами.

— Я должен уйти, Наташ, — сказал он после паузы.

Снова прозвенел звонок.

— Иди. Ты вернешься? — спросила она спокойно.

— Нет, — твердо ответил Никольский. — Не смогу, извини, некогда сюда возвращаться.

— Я имею в виду — живой… — Девушка отвернулась, скрывая нежданные непрошеные слезы.

Милицейский «газон» катил по городу. В нем сидели Беляков, Никольский, Котов и Лепилов. За рулем сидел Черныш.

— Быстрее можешь? — спросил у него Никольский.

— А куда торопиться? — подал голос Беляков. — Я перед отъездом позвонил Голубкову и столик забронировал.

— Так и сказал, что менты гудеть едут? — поинтересовался Котов.

— Не менты, а правление Секспромбанка! — солидно поправил тот.

А в ресторане «Русский лес» «быки» обрабатывали Голубкова.

Верзила Артем сидел в кресле и, покуривая, наблюдал, как двое других амбалов орудовали удавкой. Темно-багровый Голубков хрипел и пускал слюну.

— Ослабьте немного. Еще поговорим, — приказал Артем своим и спросил «клиента»:

— Где Бец?

— Сука буду, не знаю! — простонал хозяин ресторана.

— Ты и есть сука, Голубков, — сказал Артем. — Давите его!

Милицейский «газон» уже миновал город и мчался по шоссе.

Боевики втащили полуживого Голубкова на второй этаж, где располагались тайные номера. У одной из дверей измученный ресторатор сделал слабый знак остановиться. Артем кивком разрешил ему действовать. Голубков постучал.

— Это я, Петя. Открой, — сказал Голубков.

На пороге появился Бец с ножом в руке. Двое боевиков обрушились на Болбочана всей своей огромной массой, опрокинули его на пол, заломили руки за спину и защелкнули наручники. Подняли и усадили на кровать.

— Мы сказали, что найдем, и нашли, — начал беседу Артем. — Ты — парень битый и знаешь, что мы с тобой можем сделать. Отдай камни по-хорошему.

Бец посмотрел на «быков» и понял, что надо откупаться, пока не поздно:

— В шкафу под простынями.

Артем открыл шкаф, пошуровал в нем, вытащил кейс. Щелкнули замки. В свете торшера сверкнули камушки. И сразу повторно щелкнули замки.

— Поедешь с нами, — сказал Артем Бецу.

— Я же все отдал!

— Это ты шефу объяснишь. Ведите его, ребята, в машину. А я пока с господина Голубкова за беспокойство получу.

Со второго этажа Артем видел, как «быки» подвели Беца к машине «Вольво», запихнули его в багажник, а кейс поставили на заднее сиденье. Артем хотел уже отойти от окна и вдруг замер, будто прилипнув взглядом к мутноватому стеклу…

…Беляков страшным ударом с плеча завалил одного из «быков». Второй, увидев Лепилова, сжимавшего готовый к бою автомат, и наведенные пистолеты Котова и Никольского, поднял руки. Подбежал Черныш, надел на «быков» наручники. Беляков открыл дверцу «Вольво», достал кейс, щелкнул замками.

— Вот они какие, камушки, — ласково сказал он и передал кейс Котову. — Слава, Сергей, срочно везите этого деятеля на Петровку. Прямо на их тачке. Лепилов, отдай Котову автомат.

— А вы? — взяв автомат, спросил Котов.

— Я сейчас по рации ОМОН вызову. Надо это поганое гнездо перетряхнуть.

…Артем отошел от окна, поднял телефонную трубку и набрал номер.

— Это Артем. Ребят менты повязали… Они ничего не знают, я их нанял перед делом… Камни и Беца повезли на нашей машине… Он в багажнике.

«Вольво» на предельной скорости мчался к Москве. Никольский с удовольствием вел хорошую машину.

— Перед постом ГАИ сбрось скорость, чтобы не цеплялись, — посоветовал Котов. Кейс стоял у него в ногах, а на коленях, прикрытый курткой, лежал автомат.

Автомобиль поехал медленнее.

Но избежать остановки не удалось: уже перед самой Москвой гаишник светящимся жезлом указал место на обочине, требуя поставить туда «Вольво».

Никольский остановился, опустил боковое стекло и сказал подошедшему лейтенанту:

— Свои!

Он полез в карман за удостоверением и вдруг увидел направленный на него пистолет.

— Кейс! — потребовал гаишник.

Сзади подкатила неприметная машина, из которой выскочил человек с автоматом. Он подбежал к «Вольво», двумя очередями крест-накрест расстрелял багажник и кинулся обратно.

— Кейс! — уже яростно повторил гаишник.

Делая вид, что наклоняется за кейсом, Никольский левой рукой резко распахнул дверцу. Она с силой ударила бандита в милицейской форме по руке с пистолетом. Прогремел выстрел, пуля ушла в ветровое стекло. Никольский завалился на приборную доску. Котов из автомата полоснул по гаишнику.

Из промчавшейся мимо неприметной машины шарахнули очередью по «Вольво». Разлетелись вдребезги стекла, но Котов и Никольский лежали внизу, и ни осколки, ни пули вреда им не нанесли. Никольский вывалился на асфальт, несколько раз выстрелил вслед машине, но она была уже далеко.

Котов с автоматом и кейсом подошел к багажнику «Вольво», открыл его.

В багажнике лежал мертвый Бец.

— Отгулял паренек, — сказал Котов.

Гостиную в квартире Никольского мягко освещал старинный торшер, стоявший в углу. Работал телевизор, но звук был выключен, и жизнь на экране протекала в немоте, не нарушая уютной вечерней атмосферы.

Наташа и Сергей сидели за столом, накрытым к ужину. Никольский разлил вино.

— За тебя, — сказал он, поднимая бокал.

— Нет, у меня и так все замечательно, — возразила Наташа. — Лучше не бывает. Давай за тебя.

— А за меня бесполезно. Сколько выпито — и никакого толку… — Сергей улыбнулся, слегка кокетничая: это порой себе позволяют даже самые крутые мужики.

— Тогда за нас, — предложила Наташа, не споря.

Они выпили и принялись за еду.

— Ой, вкусно как! Хорошо готовишь, — похвалила Наталья.

— Пришлось научиться, когда жена бросила, — вздохнул Никольский. Вздохнул, впрочем, без всякого сожаления. Да и ему ли, право, было сожалеть, когда напротив сидела такая девушка!

— Давно бросила? — будто равнодушно осведомилась Наташа.

— Она уже замужем. Нашла, как ты говоришь, нормального человека, — эти слова он особо подчеркнул, усмехаясь с легкой горечью. — У них дети…

— А почему она бросила тебя? — Наташа с трудом соблюдала внешнее спокойствие.

— Погоди, познакомишься со мной получше — сама поймешь! — пригрозил Никольский, делая страшные глаза.

— Не запугивай! — отмахнулась она. — Хочешь, чтобы и я тебя бросила? Не дождешься!

Вдруг она пригляделась к телевизору, подошла и включила звук.

— …Дом-музей этого замечательного писателя, — прорезался с экрана голос Яны, и сама она появилась в кадре. — Вся Москва шумела по поводу ограбления. Не могли бы вы сказать несколько слов, Павел Николаевич?

— Спешу успокоить москвичей, — ответил генерал Колесников, появившись в кадре с Яной. — Дело завершено. Преступник — матерый уголовник Болбочан — оказал при задержании вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке. Ценности возвращены государству. Хотелось бы особо отметить…

Сергей подошел к телевизору следом за Наташей, выключил звук.

— Может, он и про тебя что-нибудь?… — предположила она.

— Обязательно, — подтвердил Сергей. — В самом конце. Скажет: отличились и другие сотрудники.

— Значит, все кончилось? — спросила Наташа с какой-то странной интонацией. Но Никольский, вопреки сыщицкому чутью, не заметил этой интонации. Сергей сегодня вообще ничего не замечал, кроме сияющих глаз Натальи. Он был слишком счастлив.

— Генералу не веришь? — подмигнул Никольский девушке в ответ на ее вопрос.

— Тогда слушай, — виновато улыбнулась Наташа. — Теперь, наверное, можно признаться… Я давала слайды Алеше Тарасову.

Сергей весь похолодел.

— Что?! — взревел он, отшатываясь.

— Я давала слайды Алеше Тарасову, — твердо повторила девушка.

— Зачем? — Сергей немного взял себя в руки.

— У него прекрасная коллекция — лучше моей. А этих не было, — пояснила Наташа. — Он показал друзьям и на следующий день вернул.

— Почему же ты раньше не сказала?! — закричал Никольский.

— Не хотела подставлять порядочного человека, — пожала она плечами.

Сергей неожиданно заметался по комнате.

— Порядочные… — бормотал Никольский себе под нос. — Уметь бы с ходу определять, кто вправду порядочный, а кто… А то иные порядочные только тусуются красиво, а сами… — Наконец Сергей остановился.

— Все сходится, — дрогнувшим голосом объявил он.

— Что сходится? — нахмурилась Наташа.

— Все! — Его колотило от возбуждения. — Тарасов переснял слайды на фотографии.

— Опомнись, Сергей! — Глаза Наташи вспыхнули.

— Его помощник Артем нанял Беца. И здесь они прокололись! Бец ограбил дом-музей на день раньше! — продолжал Никольский, как бы не услышав реплики своей возлюбленной.

— Почему? — заинтересовалась и Наташа. — Почему Бец пошел на дело раньше?

— Бандит обманул бандитов! — торжествующе констатировал Сергей. — И все награбленное забрал себе! Вдобавок Людмила Ильинична заметила у него фотографии. Мы поняли: это наводка! И Тарасов занервничал!

— Что ты несешь?! — Девушке все еще очень не хотелось верить очевидному, не хотелось подозревать джентльмена Алешу в банальной жажде наживы и преступном умысле.

— Недаром он просил, чтобы я не вызывал тебя на допрос! — добивал ее веру в Тарасова Сергей.

— Он просил?! — изумилась Наташа.

— Вот здесь, на этом самом месте!

— Ну, естественно, добрая душа… — Девушка цеплялась уже за соломинку.

— Ага, добряк! — зло хохотнул Сергей. — Я ведь отказал ему. И тогда он подослал к тебе Артема. Помнишь ту гориллу?

— Алеша хотел меня убить?! — охнула Наташа и тут же прижала ладонью губы.

— Вот именно, ты же могла сказать на допросе, что давала ему слайды, — втолковывал ей Сергей как милому, но непонятливому ребенку. — Но не сказала, глупенькая… А потом он увидел в театре брошь на мадам Голубковой.

— Да, брошь Людмилы Ильиничны, — слегка обалдело кивнула девушка. — Но это я ее увидела…

— Он тоже, причем первым! И сразу ушел из театра! — нажимал Сергей.

— Потому что забыл отправить факс, — Наташа все еще пыталась оправдать Тарасова — из последних сил.

— Нет, потому что побежал звонить Артему! — уже спокойнее сказал Никольский. — И тот помчался со своими «быками» в «Русский лес». Там-то мы с ними и встретились.

— Ну, а если Алеша все-таки непричастен? Несмотря на все совпадения? — спросила Наташа.

— Ты мне не веришь?! — изумился Сергей.

— Конечно, нет, — произнесла она тверже.

— Почему?!

— Во-первых, бездоказательно, — начала Наташа. — Во-вторых, просто противно, когда подозревают невинного человека. Давай переменим тему.

— Ты права, доказать уже ничего нельзя, — хмыкнул Сергей огорченно. — Бец убит, Артем скрылся.

— Я же просила… — начала девушка.

— А главное — никаких улик! — перебил ее Никольский, опять будто не слыша.

— Сергей, — сказала Наташа строго. — Посмотри, кто к тебе пришел.

— Кто? — не понял он.

— Я!

Некоторое время Никольский недоуменно ее разглядывал. Затем опомнился, тряхнул головой.

— Прости. — Он опустился на диван. — Увлекся… Наташа подошла, села рядом, обняла и положила голову ему на плечо.

— Пригласил девушку, а ведешь себя кое-как, — укорила она. — О ком думаешь?

— О тебе, — искренне ответил Сергей.

— Уже лучше, — кивнула Наташа ободряюще, как терпеливая учительница туповатому ученику. — А что ты обо мне думаешь? Как выражаются у вас в милиции, раскалывайся.

Сергей вскочил с дивана и вновь заметался по комнате. Сыскарский азарт его явно не отпускал. Мыслями Сергей сейчас был там — в хитросплетениях уголовного дела.

— Если бы ты сказала на допросе, что давала слайды Тарасову, все могло повернуться по-другому! — с острой досадой воскликнул Никольский.

Наташа молча встала, взяла сумочку и вышла из гостиной.

— Подожди! — догнал ее в прихожей Сергей. — Это моя работа, понимаешь?! — отчаянно выкрикнул он, — ты это понимаешь?

— Я понимаю, почему тебя бросила жена, — Наташа сняла с вешалки плащ. Обиделась она не на шутку. — Учти! На коленях ко мне приползешь и будешь скулить под дверью. Но я не открою!

Она ушла.

— И правильно сделаешь, что не откроешь… — вздохнул Никольский, оставшись один.

Он вернулся в гостиную и включил у телевизора звук.

— Отличились и другие сотрудники, — сказал с экрана генерал Колесников.