На Варшавском шоссе

ГЛАВА ПЯТАЯ

Если на центральном участке обороны (Ильинское — Кудиново) действовало до двух батальонов курсантов, то Большую Шубинку и Зайцево, что южнее Ильинского, прикрывал лишь 3-й батальон с дивизионом артиллерии. А между тем это направление могло нас крепко подвести — для противника оно было кратчайшим выходом на Малоярославец в обход центрального участка обороны.

Еще накануне начальник Подольского пехотного училища генерал Смирнов сменил командира 3-го батальона, назначив туда старшего лейтенанта Г. А. Бабакова. Новому комбату удалось быстро организовать взаимодействие пехоты и артиллерии, наладить управление.

Потерпев неудачу в атаке на Большую Шубинку, противник не успокоился. После артиллерийской подготовки и налета авиации теперь уже двумя полками снова атаковал деревню.

Наша артиллерия прижала вражескую пехоту к земле. Дивизион «катюш» произвел по залегшей пехоте два мощных залпа. Район, по которому пришлись разрывы снарядов, покрылся густым черным дымом, а затем в нескольких местах поле воспламенилось. Фашисты, словно обезумевшие, метались по полю. Тут с нашей стороны открыли огонь не менее десяти станковых пулеметов. Как это ни странно, но стихийно возникшая контратака курсантов оказалась единственным спасением для немцев. Чтобы не погубить своих, комбату Бабакову пришлось прекратить огонь пулеметов.

Этот бой произвел на курсантов огромное впечатление. Они еще раз на опыте убедились в своем превосходстве над врагом, а для командиров всех степеней это было наглядным примером значения организации четкого взаимодействия. В тот день фашисты больше не предпринимали попыток овладеть Шубинкой. Видимо, потери у них были слишком велики.

Оценивая обстановку, генерал Смирнов и полковник Костин пришли к выводу, что противник вряд ли на этом направлении станет завтра наступать. Ведь ему успеть бы убрать трупы с поля боя.

Под вечер появились вражеские самолеты и начали бомбить район расположения 3-го батальона. Костин запросил по телефону Бабакова:

— Как у вас дела, старший лейтенант?

— Странная штука происходит…

— Что такое?

— Противник сбрасывает бомбы только на противотанковые рвы, эскарпы.

— Понятно. К утру подготовим на вашем направлении противотанковый резерв.

Командир батальона Бабаков был не из тех, кто ждет только распоряжений. Он организовал разведку противника. Лейтенант Докукин, вернувшись из расположения фашистов, доложил, что перед фронтом обороны в лесу сосредоточено много пехоты и танков.

Было ясно, что противник готовит новое наступление. Вероятно, главный удар будет наносить по 3-му батальону. Прорвав здесь оборону, противник получит возможность ближайшим путем через деревню Зайцево выйти в тыл наших основных сил.

Ранним утром 13 октября загрохотала вражеская артиллерия, наша же имела ограниченное количество боеприпасов и не могла противостоять огню врага. Курсанты берегли снаряды для противодействия немецким орудиям, стреляющим с открытых позиций по амбразурам наших дотов.

В блиндаж вошел военный инженер Демидов.

— Трудно понять, что творится? — взволнованно заговорил он. — Ехали мы по шоссе из Малоярославца на Ильинское, на повороте полуторка замедлила ход. Навстречу шли наши танкисты, подняли руки, просили, по-видимому, чтобы их подвезли. Мы торопились и поехали дальше. Тогда они стали стрелять по машине и ранили нашего интенданта.

— Свои так поступить не могли, это вражеские диверсанты, — мрачно сказал Леонов.

Пока собирали взвод курсантов для патрулирования шоссе и других дорог, инструктировали их, поступили новые сведения: какие-то люди в красноармейской форме обстреляли походные кухни. Нерастерявшиеся повара подстрелили одного. Им оказался гитлеровский ефрейтор, надевший танкистский шлем. Вскоре курсанты из взвода патрулирования задержали еще двух «красноармейцев». На допросе они сообщили, что ночью к нам заброшено пятнадцать парашютистов-диверсантов, одетых в красноармейское обмундирование. Причем трое из них со знаками различия лейтенантов. Главная их цель — разыскать «катюши». Пленные подтвердили наши сведения о приказе их командования форсировать прорыв Малоярославецкого укрепленного района.

Как обезвредить диверсантов? Ведь вражеский десант высадился вблизи склада боеприпасов и продовольствия, расположенного в районе деревни Черкасове. Надо срочно выделить Демидову, отвечающему за снабжение снарядами, хотя бы взвод охраны. Но где взять бойцов? От курсантского батальона осталось не более роты. Два взвода охраняют фланги и ведут разведку. Взвод обеспечивает дивизион «катюш». Пришлось из артиллерийской роты, охранявшей командный пункт, выделить взвод курсантов, направить его на охрану склада. Вместе с тем Костин тут же приказал снаряды на складе не разгружать, а доставлять в район командного пункта.

В полдень вражеская авиация снова нанесла бомбовый удар по противотанковому рву. Сбрасывались бомбы весом до пятисот килограммов. Весь артиллерийский огонь противник нацелил на подавление наших огневых средств, на уничтожение дзотов.

В 14.00 противник перешел в атаку. Его шестнадцать танков, преодолев противотанковый ров, вместе с пехотой медленно продвигались к Большой Шубинке, тесня наши подразделения.

Бой длился до самого вечера и носил ожесточенный характер. Устоять перед численным превосходством гитлеровцев, мощным огнем их орудий, минометов, танков мы не смогли. Противник подавил несколько наших гаубичных батарей и вклинился в оборону на глубину до пятисот, местами до восьмисот метров, овладел деревней Большая Шубинка. Восстановить положение было трудно.

Командир 3-го батальона Бабаков приказал личному составу готовиться к ночной атаке, которая была назначена на 24.00. Курсантские цепи заблаговременно подтянулись к окраине деревни на бросок ручной гранаты и в полночь с криком «Ура!» бросились в атаку. Это была первая ночная атака, в которой участвовал личный состав сводных рот. Видимо, и для противника наше наступление ночью явилось полной неожиданностью. Не сумев организовать сопротивления, гитлеровцы стали поспешно отходить. Положение на переднем крае было полностью восстановлено. В этом ночном бою наши бойцы сожгли пять вражеских танков и истребили свыше двухсот немецких солдат и офицеров. Остаток ночи прошел спокойно.

Как правило, боевые действия противник начинал с рассветом массированными ударами авиации, мощным артиллерийским и минометным огнем. Утро 14 октября исключения не представляло. В восьмом часу началась вражеская артподготовка. Огонь вели до двух артполков. Затем последовали налеты бомбардировщиков группами по 15–20 самолетов. Основной удар авиации пришелся по переднему краю нашей обороны. Почти полностью разрушив противотанковый ров, большинство дзотов, частично первую и вторую траншеи, проволочные заграждения, противник силами четырех батальонов пехоты при поддержке двадцати танков атаковал позиции 3-го батальона. Бой длился весь день.

И весь день непрерывно гудели в небе вражеские самолеты, от взрывов горела земля.

Овладев второй траншеей, противник вклинился в оборону на глубину до километра и тем самым подставил свой левый фланг под кинжальный огонь нашей артиллерии и пулеметов, которые были хорошо замаскированы от наземного и воздушного наблюдения. Бойцы 9-й роты пулеметным огнем прижали фашистов к земле, а артиллеристы батарей Горячих и Прокопова уничтожили пять танков, ослабили натиск противника.

Противник усиливал натиск, вводя в бой свежие силы. К исходу дня гитлеровцы полностью овладели районом 11-й роты и закрепились в ее траншеях. Попытки курсантов контратаками восстановить положение успеха не имели: сил у нас не хватало. Решено было закрепиться в третьей траншее.

Бой длился до наступления темноты.

— Еще один такой бой — и мне не с кем будет воевать, — докладывал ночью генералу Смирнову командир батальона Бабаков. — В батальоне осталось всего девяносто восемь бойцов вместе с легкоранеными. Люди спрашивают, придет ли к нам подкрепление? Поймите меня, товарищ генерал, — продолжал комбат, — бойцы голодные, боеприпасы на исходе…

— Я могу послать вам роту курсантов, — отвечал Смирнов, — это все, чем располагаю. Питание и боеприпасы вам подвезут. Но замены нам не будет. Мы должны здесь стоять насмерть и во что бы то ни стало задержать врага. Другого приказа у меня нет.

Не легче было в этот день и на центральном, ильинском направлении. Пусть бой был не такой напряженный, как у Бабакова в Большой Шубинке, однако на поле и здесь горело более десяти вражеских танков.

В селе Ильинском фашистам ценой больших потерь удалось захватить несколько окраинных домов и один орудийный капонир. Но и здесь так же, как и в Большой Шубинке, при артиллерийской поддержке курсанты пехотного и артиллерийского училищ поднялись в атаку, уничтожили до сотни гитлеровцев, а остальных обратили в бегство.

Этот день надолго остался в памяти бойцов. Они были горды тем, что им удалось измотать врага, нанести ему значительный урон.

Возвращаясь с обхода боевого участка, Костин встретил у своего блиндажа взволнованного командира гаубичного артполка.

— Товарищ полковник, — обратился к нему подполковник Викторов, — мы получили приказание немедленно сняться с позиций и уходить под Боровск. К рассвету мы должны стать там на новые огневые позиции.

— Очень жаль, — ответил полковник, — но приказ есть приказ.

Обернувшись к подошедшему командиру дивизиона «катюш», Костин горько спросил:

— Вас также отзывают на новый участок фронта?

— Нет, пока не имею никаких распоряжений, а вот ополченческая дивизия уже уходит…

— Час от часу не легче. С чем же мы остаемся? — вздохнув, произнес комиссар Леонов.

Майор Копелев с картой в руке порывался что-то доложить.

— Что у вас? — спросил Костин.

— Товарищ полковник, в батальонах пехотного училища в строю осталось менее половины курсантов. Орудий в противотанковой обороне девятнадцать.

— Завтра вражеская артиллерия будет снова с той опушки стрелять по нашим дотам, — промолвил Суходолов. — Теперь вся надежда на «катюши».

— Настанет время, и их надо будет отправлять в тыл, — сказал Костин, — а поэтому капитану Прокопову надо немедленно поставить четыре-пять орудий на запасные позиции для стрельбы по той коварной опушке леса. Ничего другого не придумаешь.

Мрачные мысли не оставляли полковника Костина. То, что противник переносит направление своего удара на Боровск, — это понятно, но он не ослабит натиска и на Малоярославец. Ведь без Варшавского шоссе ему не обойтись. Фашистское командование знает, что в осеннюю распутицу по грунтовым дорогам не проехать. Враг будет стремиться овладеть Ильинским.

Ночь на 15 октября выдалась промозглой и холодной. Дул порывистый, пронизывающий насквозь ветер. Продумывая дополнительные меры по усилению участков обороны, командиры понимали, что приближаются решающие бои. Каждый из них сознавал, что нельзя пропустить врага к столице.

Всю ночь гремели орудийные выстрелы не только на переднем крае, но и в тылу нашей обороны. У Костина сжималось сердце за судьбу реактивного дивизиона. Его непрерывно искали фашистские диверсанты. Восемь раз дивизион наносил удары по врагу, один другого сильнее. Костин принял решение возвратить дивизион командующему 43-й армией, чтобы не подвергать новое оружие дальнейшему риску.

Он вызвал майора Дементьева.

— Вот и пришла пора нам расставаться, — сказал полковник с грустной улыбкой. — Положение нашего боевого участка таково, что я не имею права здесь вас держать.

Майор согласился с полковником, но при этом сообщил, что в дивизионе еще не израсходованы запасы снарядов.

— Укажите цель, — просил он, — на рассвете мы дадим два залпа и налегке пойдем в тыл.

Долго обсуждали район подавления, боялись ошибиться.

Подошедший в это время капитан Кондратюк сказал, что разведчики 3-го батальона, действовавшие под командованием лейтенанта Докукина, перед заходом солнца обнаружили сосредоточение войск противника, видимо, недавно подошедших из тыла; это в лощине, по которой мы еще не стреляли.

Ночь подходила к концу. Рассвет еще не наступил, а воздух дрожал от разрывов снарядов. Далекие выстрелы слышались откуда-то слева, что серьезно тревожило командиров. Казалось, фашисты, сомневаясь в успехе прорыва укрепленного района, обходили его с фланга.

К Костину подошел начальник штаба артиллерии майор Копелев и сообщил, что уже два часа слева гремит артиллерия. Видимо, в направлении Полотняного Завода. Это как раз там, где 4-й батальон пехотного училища с батальоном 616-го запасного полка и полубатареей прикрывает с юго-запада направление на Малоярославец.

— А вы посылали туда связных? — спросил Костин.

— Да, но от них ни слуху ни духу.

Разговор был прерван возникшей внезапно автоматной и пулеметной перестрелкой в направлении склада боеприпасов.

— Товарищ полковник! — обратился командир дивизиона Дементьев. — Похоже на то, что у нас в тылу завязался бой. Разрешите дать залп, и я буду прорываться по лесной дороге.

— Нет! Теперь мы не можем вас отпустить. Вначале выясним обстановку, скоро вернется разведка. В случае чего, пробьем вам дорогу, — успокаивал его Костин.

Командир дивизиона взглянул на часы:

— Осталось пятнадцать минут до залпа.

Постепенно недавно выпавший снег стал светлеть.

Вскоре небо прочертили огненные трассы реактивных мин. Дивизион, как стало потом известно, дал самый удачный залп.

Боевые машины возвратились на прежние выжидательные позиции в лес. А командир дивизиона снова прибыл на КП; прислушавшись, сказал:

— Что-то стихло, наверное, опять с диверсантами была стычка?

— Да, — подтвердил Суходолов. — Я только что оттуда вернулся. Вчера восточнее деревни Черкасово, в пяти километрах от артиллерийского склада, за час до рассвета высадился десант противника.

Курсант, находившийся в секрете, хотел окликнуть подходивших солдат, но, услышав немецкую команду, предупредил своих выстрелами. Гитлеровцы тоже открыли огонь из автоматов. Когда стало светло, фашисты заметались по заснеженному полю в поисках спасения. Но их быстро перебили. На этот раз переодевание обернулось для них провалом. Они были хорошо видны на снежном покрове в своих черных комбинезонах. Около десятка гитлеровцев успели скрыться, и поэтому надо осторожнее ездить в тылу, — предупредил Суходолов.

Прощаясь с командиром дивизиона, полковник Костин испытывал такое чувство, будто они расстаются навсегда. Предчувствие, к сожалению, не обмануло. Позже пришло сообщение, что дивизион, проезжая лесом между Черкасовом и Малоярославцем, был обстрелян вражескими диверсантами, при этом майор Дементьев был смертельно ранен.

Большую горечь испытывали артиллеристы, привыкшие к майору за эти пять боевых дней. Костин невольно думал, ведь как бывает — живешь, работаешь с иным человеком год, два, а расстанешься и скоро о нем забываешь. А вот встретился человек ненадолго, а память о нем сохранится на всю жизнь.

Вскоре из батареи политрука Левина прибыл курсант — единственный, оставшийся в живых боец. Батарея своим огнем поддерживала 4-й курсантский батальон, действовавший в районе Полотняного Завода. Там на одну из рот навалилось не менее четырех батальонов противника. Расстреливая фашистов прямой наводкой, артиллеристы помогли курсантам роты соединиться с основными силами батальона. Но сами оторваться от наседавших со всех сторон фашистов не смогли. Автомашины сгорели, половина орудийных расчетов выбыла из строя. В этой тяжелой обстановке политрук Левин решил подкатить орудия к ближнему дому, занять оборону.

Несколько часов батарейцы бились с фашистами. Не сумев одолеть оборону батареи и потеряв на подступах к зданию немало своих пехотинцев, противник подтянул два броневика. И один из них тут же был подбит выстрелом в упор. Затем фашисты обрушили на дом артиллерийский огонь.

Батарея погибла, выполнив до конца боевую задачу.

Бои разгорелись на всем участке нашей обороны. Командиры батарей из легко раненных бойцов, способных стрелять из винтовок и передвигаться, создавали отдельные группы, давали им задание деблокировать свои полукапониры и орудийные расчеты, находившиеся в дотах. Курсантские роты, а чаще взводы, бросались в контратаки и выбивали вражеских автоматчиков из занятых ими отдельных опорных пунктов.

Небо затянуло облаками, шел мелкий, похожий на крупу, снег. Противник обрушил на наши боевые порядки шквал артиллерийского огня. Вскоре его пехота атаковала батальон Бабакова, стремясь прорвать оборону и выйти во фланг Ильинского опорного пункта. Связь с батальонами и боевыми группами прервалась. Вооружившись автоматом и гранатами, Костин с группой курсантов направился в расположение подразделений. Переходили от дота к доту — ползком, уцелевшими траншеями.

Поздней ночью начальник медико-санитарной службы Шатров сообщил, что половина курсантов артучилища выбыла из строя. Однако многие легкораненые не хотят отправляться в госпиталь. При этом начальник медслужбы назвал санитарных инструкторов Анну Корчагину, Екатерину Самычину, Надежду Бабенко, которые спасли жизнь многим десяткам курсантов, вынесли их из-под огня.

Артиллеристы рассказали о подвиге орудийного расчета из состава 222-го зенитного артполка, взаимной выручке зенитчиков и гарнизона дота.

Четыре зенитных орудия, рассредоточенных на значительной площади, занимали позиции в километре от моста, вблизи шоссе. Перед расчетами стояла задача уничтожать вражеские танки, прорвавшиеся через наш передний край. Орудия не имели своей тяги, и переход на запасные огневые позиции был возможен только ночью. Поэтому зенитчики имели ограниченную задачу.

Весь день они наблюдали, как вражеская артиллерия обстреливала наши доты. Но вот артиллеристы увидели, что на дальнюю опушку рощи выехали мощные вражеские орудия, стали на прямую наводку. Вскоре оттуда донеслись выстрелы. Снаряды рвались по соседству с андроповским дотом. В нем зияла большая амбразура, уже не имевшая маскировки. Еще минута — и снаряд угодит в амбразуру.

Доложить на КП о сложившейся обстановке невозможно, телефонная связь выведена из строя. Командир зенитной батареи решает прямой наводкой немедленно уничтожить вражеское орудие. Он понимал, что и его пушка вскоре подвергнется удару, потому что выдаст свою огневую позицию. Но нужно спасать курсантов. Несколькими снарядами удалось уничтожить вражескую пушку с расчетом. Затем перенес огонь на соседние орудия. Замолчали еще две пушки. Вражеские артиллеристы разбежались.

Но вот вблизи окопа разорвался снаряд, за ним другой. Командир батареи приказал расчету уйти в укрытие. Обстрел продолжался. Через некоторое время командир батареи увидел, как ствол пушки уткнулся в землю; видимо, оказался поврежденным подъемный механизм орудия.

Командир батареи несколько раз пытался вытащить пушку из окопа, но тут же противник начинал артиллерийский обстрел. Лишь под вечер бойцы вытащили трехтонное орудие из укрытия. Но вскоре противник с той же опушки леса накрыл зенитчиков снарядами. Казалось, уже не спасти пушку, как вдруг из соседнего дота послышались гулкие выстрелы. Это артиллеристы били по фашистам. Так гарнизон дота выручил зенитчиков, и они сумели оттащить пушку в укрытие.

Проводная связь, по существу, бездействовала. Восстанавливать линии под постоянным огнем не представлялось возможным. Для поддержания связи с артиллеристами полковник Костин на каждый орудийный расчет выделил несколько курсантов, которые были посыльными, несли охранение.

Последняя линия связи КП с 3-им батальоном и командиром артполка вышла из строя ночью. Курсанты, доставлявшие на медпункт тяжелораненых, сообщали, что им с большим трудом удавалось пробиваться в тыл. Гитлеровцы на ряде участков просочились в расположение нашей обороны. Из леса то и дело доносились короткие автоматные очереди, разрывы ручных гранат. Там шел бой.

Гарнизоны дотов, заняв круговую оборону, оказывали противнику ожесточенное сопротивление. В штабе знали, что они ждут поддержки, но сил у нас не хватало. Да артиллеристы и сами понимали это и больше рассчитывали на взаимную выручку, огневое взаимодействие дотов.