На Великой лётной тропе

КОЖЕВНИКОВ И УРАЛ

Размышляя о своей полувековой работе в литературе, Алексей Кожевников писал:

Имя известного советского писателя Алексея Венедиктовича Кожевникова обычно связывают с Сибирью, с такими его произведениями, как «Брат океана», «Здравствуй, путь!», «Живая вода», наконец, «Иван-пройди свет». В них с акварельной тонкостью показана история строительства заполярной Игарки, Туркестано-Сибирской железной дороги, оросительной системы в Хакасии — великие, почти сказочные преобразования, свершившиеся на берегах Енисея, на Таймыре и в Казахстане.

Писателя справедливо называют певцом Сибири, отдавшим ей много душевных сил и времени. Но не менее интересна и значительна другая полоса творчества Алексея Кожевникова, связанная с Камой и Уралом, Лапландией и Кавказом. Она подсказана автору начальным периодом его биографии, частыми поездками и путешествиями по родной стране и ярко отражена в очерках и рассказах, повестях и романах «Человек-песня», «Продавец счастья», «Первый приз», «Искатели», «Веники» и других.

В обращении к читателям, предваряющем роман-дилогию о людях труда до революции «Ветер жизни», сам писатель признавался:

Это признание очень важно для понимания и объяснения творческих истоков, помогающих глубже понять простоту и ясность народного языка писателя, его знание быта и нравов трудового люда Урала, корни социальной борьбы и братской дружбы, классовое единение народа против общего врага, каким являлся царизм и самодержавный строй России.

Алексей Венедиктович Кожевников родился 6(18) марта 1891 года в деревне Кабазы Вятской губернии (ныне Уржумского района Кировской области) в семье крестьянина, у которого было шесть сыновей и четыре дочери. Земли под пашню недоставало, урожаи собирали небольшие, жили бедно. Сами неграмотные, родители стремились дать детям образование. Рано поняв, как трудно достается родителям хлеб, Алексей после окончания пятиклассной сельской школы отправился в Казань, где ему удалось поступить в учительскую семинарию на казенное содержание. По окончании в 1910 году семинарии работает учителем в деревнях родного края и с жадностью впитывает в себя народную жизнь.

Великий Октябрь меняет судьбу Алексея Кожевникова. Из пестуна сельских ребят он становится добровольцем Красной Армии и неистово сражается с врагами пролетарской революции в Среднем Поволжье, на Урале и в Сибири. Уверенный в пролетарской правоте большевиков, он граждански мужает, обогащает свое мировоззрение, формирует личность.

Это была вторая встреча А. Кожевникова с Уралом, более основательная и глубокая, раскрывшая перед ним притягательную силу огромнейшего края России.

После демобилизации из армии в 1921 году, заботясь о судьбе детей, обездоленных гражданской войной и разрухой, А. Кожевников снова становится воспитателем. Одновременно с работой воспитателем в Московском Центральном приемнике голодающих детей-беспризорников он сам тянется к повышению своих знаний — поступает в Литературно-художественный институт имени В. Я. Брюсова. Но вскоре прерывает учебу: неуемная натура не дает покоя, он старательно ищет себя: устраивается работать в органы печати. С корреспондентским удостоверением А. Кожевников разъезжает по стране, втягивается в беспокойную жизнь газетчика, в углубленную литературную работу. Поездки пролегают по знакомым местам, которые он прошел красноармейцем, — по раздольным просторам Поволжья и горным кручам Урала.

Признание самого Алексея Венедиктовича помогает нам заглянуть в его творческую лабораторию, выяснить мотивы появления на свет тех или иных произведений раннего периода — важного и значительного в становлении личности самобытного советского писателя.

Впечатления тех лет отражены уже в первом рассказе А. Кожевникова «Конь Башкир» (1924), напечатанном в журнале «Пролетарий связи», а также в сборнике рассказов писателя «Мамка будет искать», изданном в Свердловске в 1925 году. Забота о воспитании беспризорных детей в сознательных строителей жизни показана автором с правдивой болью в популярном рассказе «Жиган» и в таких книгах, как «Вокзальники» и «Шпана», появившихся в московском издательстве в том же году.

Это был оперативный отклик писателя на злободневную и важнейшую жизненную проблему, вставшую во весь рост перед нашей страной в первые годы Советской власти. Благородному делу спасения и воспитания беспризорных детей отдали теплоту своих сердец, родительскую заботу и художественный талант многие писатели того времени. В их произведениях многогранно и ярко отражена забота молодой Советской власти о воспитании детей. Такие произведения, как повести и пьесы «Правонарушители» и «Егоркина жизнь» Лидии Сейфуллиной, «Трудовая артель» и «Школа на маяке» Валериана Правдухина, вошли в золотой фонд пролетарской литературы.

Обращаясь к событиям тридцатых годов, мы обычно вспоминаем яркие произведения М. Шолохова, Л. Леонова, В. Катаева. Это справедливо. Но для того чтобы шире представить и глубже понять пережитое тогда советским народом, следует также прочитать или перечитать романы и повести Ю. Крымова, В. Гроссмана, П. Петрова, А. Малышкина, А. Кожевникова…{4} Последним, в частности, были созданы на уральском материале такие произведения, как «Турмалин-камень», «Золотая голытьба», «Парень с большим именем» и другие.

Первые книги А. Кожевникова не прошли бесследно, они сыграли огромную воспитательную роль, помогли автору лучше понять себя, раскрыться как художнику. Доказательством этому служат письма тех, чьих хрупких плеч на первых жизненных шагах коснулись заботливые руки писателя-пестуна. Вот одно из таких, наиболее характерных и исповедальных писем, полное неподдельной признательности и благодарности подростка, твердо вставшего на ноги:

Много было пережито в те годы, полные трудностей и исканий, но Алексей Венедиктович вспоминает о них с нескрываемой гордостью, сознавая, что подросткам, которых опекал, помог стать подлинными строителями новой жизни. Нелегко было тогда. Сам воспитатель приемника получал грошовую плату за беспокойный, но благородный труд, ходил в лаптях, к которым привык в вятской деревне, и лишь иногда горевал: лапти быстро изнашивались на московских мостовых.

Ненасытный путешественник, А. Кожевников много и без устали ездил, любил природу, восторгался ее красотой, тонко живописал в книгах. Над рукописями он «сиживал подолгу», многократно переписывал, искал точного слова, каждую строку выверял на слух и как художник был прежде всего строг к самому себе.

Жизнь не баловала А. Кожевникова смолоду, не была милостива и в зрелые годы. После тяжкой болезни, едва не отнявшей жизнь, он еще сильнее был захвачен творческим трудом, с ненасытной жадностью писал новые произведения, переписывал заново старые, свято чтя писательский труд. Долг пестуна в самом широком смысле этого слова обязывал к величайшей ответственности его как художника слова. Не об этом ли письмо уральцу Виктору Савину, пронизанное единой мыслью и целью о писательском призвании и заботе о читателе:

Виктор Савин — однокашник А. Кожевникова по Литературно-художественному институту имени В. Я. Брюсова — любовно называл Алексея Венедиктовича «уралосибиряком» и, поясняя необычное словообразование, добавлял:

До Дома творчества сам А. Кожевников долгие годы прожил в старом, неблагоустроенном московском доме на улице Фурманова. Только под старость эта квартира начала тяготить писателя: уже трудно было подниматься по крутой лестнице и девяносто ее ступеней он преодолевал с остановками на площадках.

«Квартирами» для него чаще были купе пассажирских вагонов, каюты пароходов, городские гостиницы и заезжие комнаты в заводских общежитиях. Ему нравилось повторять поездки по знакомым маршрутам. На Урале ими были: Вятка и Свердловск, Нижний Тагил и Каменск-Уральский, Сысерть и Златоуст, Троицк и Уфа. Пытливый ум и зоркий глаз его влекли люди золотых приисков Кочканара, рудознатцы горы Благодать и Высокой, судьбы этих людей, полные драматических событий, овеянных седыми легендами давних лет и совсем свежими, но тоже уже обросшими красивыми придумками, ставшими сказаниями и преданиями.

На закате писательской жизни А. Кожевников, вспоминая минувшее, с гордостью говорил:

Когда-то писатель даже мечтал приобрести на Урале домик и жить вблизи героев, общаться с ними, но так и не приобрел, но до глубокой старости наш край волновал его душу и тянул к себе.

Урал раскрыл перед А. Кожевниковым действительно неисчерпаемое богатство человеческих судеб и характеров, показанных выпукло в таких его книгах, как «Турмалин-камень», «Золотая голытьба», «Каторжники земли», повествующих о революционном движении в крае, о совместной борьбе русского и башкирского народов против царизма.

В 1972 году Алексей Венедиктович совершил длительную поездку по Уралу. Он побывал в Свердловске, посетил Каменск-Уральский и Первоуральск. Жизнь и быт потомственных рабочих и молодежи с прежней силой волновали его писательскую душу. В Первоуральске он дважды выступал в рабочем клубе, битком набитом любознательными читателями, желающими послушать своего почтенного земляка. Писателю было о чем рассказать и вспомнить в рабочей аудитории, которую он хорошо знал и любил.

В пору повторных поездок по Уралу А. Кожевниковым с новой силой завладела неотступная задумка — написать роман о сегодняшней жизни, взглянуть на уральцев глазами старого знакомца, влюбленного в их самоотверженный труд и целенаправленную жизнь. Какими эпическими картинами порадовал бы нас художник слова, сказать трудно, а предугадать можно. Многое приоткрывает название будущего романа — «Дорога», как бы итожившее главную тему отграненной им творческой задумки.

И вновь центральная мысль писателя сосредоточена на главном предназначении державного края России. Она многократно варьируется в записях автора, он как бы ищет ее главный стержень: «Урал открылся мне снова, как золотой пояс моей Родины». Кратка эта запись, как и другие, сделанные в дорожных дневниках. Они похожи на «затесы» памяти и подтверждают, что и в последнюю поездку по Уралу А. Кожевникова интересовало производство фольги и прокат разных металлов, быт рабочих, неузнаваемо преображенный технической революцией родной край, сказочно поднявшийся расцвет культуры, словом, социалистическая индустриальная быль, превратившая демидовский Урал в подлинно индустриальную державу России.

Базой для выполнения такой творческой задачи служил накопленный опыт в начальный писательский период, обогативший его палитру красок и музыку языковой речи, простоту ее народного звучания. Следует подробнее сказать о литературной школе маститого художника, очень поучительной для нового, молодого поколения, идущего в литературу.

А. Кожевников — искусный мастер не только больших художественных полотен, какими являются его романы, но и сравнительно небольших жанров — повести и рассказа, в которых, казалось бы, на значительно меньшей площади вмещено столько жизненного материала, человеческих судеб и характеров, страниц отечественной истории, что по своей наполненности они не уступают большим художественным полотнам.

Таковы повести «Парень с большим именем», «Тоже доменщик», «Чугунный Федот» и другие, хронологически охватывающие предреволюционную борьбу народных масс за свою свободу, активное участие в революционных событиях, гражданской войне и восстановлении заводов после хозяйственной разрухи. Картины эти выписаны автором не только впечатляюще, но, самое главное, правдиво раскрывают рождение нового человека, действительного хозяина и строителя новой жизни на земле, открытой Октябрем, указанной великим Лениным.

Герои повести «Парень с большим именем» — Степа — сын рабочего Петра Милехина с Дуванского чугунолитейного завода, пастух Якуня, Настя Дымникова и ее отец Кирилл — бывший плотогон с Белой, которого от чахотки спас башкир — «отпоил кумысом», столяр Маркелыч, комсомолец Коркин и музейный работник Кучеров — выписаны так ярко, что предстают перед читателем живыми людьми, каждый со своей интересной и неповторимой судьбой и характером.

Но завод и люди — слитны, как бы связаны единой судьбой: решается вопрос, быть или не быть заводу, и сразу же возникает проблема, что будет с людьми, с заводским поселком, когда остановятся доменные печи и перестанут давать чугун?

И вот — заводские ворота закрыты железными болтами и пудовыми замками. Мужское население разошлось по другим местам искать работу. Женщины, ребятишки, старики занялись огородами и сенокосом. Трудно смириться рабочему человеку с мыслью, что завод остановлен, не дымят его трубы, не грохочут станки.

Петр Милехин устраивается на соседний, тоже металлургический, завод, а вскоре к отцу приезжает Степа и становится учеником мартеновского цеха. Не сразу привыкает парень к огню и грохоту, страшит его то одно, то другое, а после работы, когда возвращаются в барак, где они живут с отцом, его преследуют пугающие впечатления завода:

В конце концов Степа становится рабочим, вливается в заводскую семью, втягивается в работу. Так начиналась династия металлургов Милехиных. Окончательно почувствовать себя причастным к рабочему классу Степану помогли комсомолец Коркин и музейный работник Кучеров. Они поведали о славных страницах истории родного Урала на экскурсии, организованной на гору Благодать. И как бы расширился, раздвинулся перед Степой видимый мир.

А потом к словам Коркина добавилась красивая легенда, которую поведал Кучеров, — о подвиге великого вогула Степана Чумпина, освободившего свой народ и русских от железной кабалы, в которой держали их купцы, чиновники, шаманы. Он объявил всем, что рудное богатство горы принадлежит простому люду. С тех пор кладовые горы Благодать стали всенародным достоянием.

В память об этом удивительном подвиге вогула-охотника на вершине был сооружен памятник — на чугунной плите стоял метровый чугунный столб с надписью:

Осмотр горы Благодать, увиденный с высоты синегривый Урал со своими заводами и рудниками, красивая легенда о великом вогуле оставили в душе Степы неизгладимое впечатление, помогли ему окончательно определить место в жизни.

Глава «Великий вогул», как ограненный драгоценный камень, вправлена автором в повесть так, что своим внутренним светом озаряет весь сюжет, действия всех героев, дело, которое они призваны творить на земле, как ее настоящие и единственные хозяева.

И читатель верит — избранный путь молодого рабочего Милехина завершится именно так, как заканчивается повесть «Парень с большим именем»:

Кожевниковский мотив — приобщения к заводскому труду — с новой силой продолжает звучать и в повести «Тоже доменщик». Автор как бы расширяет его звуковую гамму, ищет и находит такие ее оттенки, которые придают произведению более гармоничное выражение. Да и само начало повести невольно настраивает читателя на праздничное настроение, на тот душевный подъем, когда с уст сами по себе срываются слова песни, выражая радость, нахлынувшую на человека.

Побудительным поводом к такому всенародному торжеству был пуск доменной печи на заводе, которая «с восемнадцатого года и до двадцать пятого стояла холодной». Говорили, что в ней даже совы навили гнезд, а по стенкам проросли грибы.

Так, с первой нотки, какую задает певцу камертон, автор настраивает нас на свой музыкальный лад и ведет до конца повести, придавая ей задушевность и теплоту, раскрывая перед нами духовное богатство рабочего человека, для которого нет ничего на свете дороже труда, своего любимого дела.

После такого зачина на общем, как бы музыкальном фоне повести А. Кожевников раскрывает судьбы подростка Климки и его дедушки Стратона. Судьба Климки чем-то схожа с образом Степы, выписанным в «Парне с большим именем». Климка тоже устраивается работать на завод, но не в горячий цех, а в лесу на ямах обжига угля, нужного для выплавки чугуна. И хотя подросток мечтает работать у горна печи, непосредственно выдавать, чугун, быть доменщиком, а не угольщиком, он осознает, что дело его тоже очень важное и нужное. И когда кто-нибудь пытается подшучивать над Климкой, что он угольщик и с доменщиком у него лишь общая копоть, паренек с достоинством отвечает: «Нет, не одна копоть. Мой уголь не в самовар идет, а в домну. Без него не расшевелить Домну Терентьевну…» И получается, что он тоже доменщик и среди рабочих занимает не последнее место.

В несколько иной манере написана повесть «Чугунный Федот», в которой Алексей Венедиктович, хотя и снова старается показать труд человека, занятого в главной сфере Урала — металлургическом производстве, но преломляет весь материал под другим художественным углом, срезает иной социально-духовный пласт жизни рабочего люда. В отличие от первых повестей в «Чугунном Федоте» раскрывается антирелигиозная тема, ярко показывается, как церковники и монахи обманывают верующих, а когда сознательный и потомственный рабочий разоблачает темные махинации «святош», последние убирают его как разоблачителя их обмана — физически уничтожают.

Эту трагическую историю поведал А. Кожевникову старый доменщик Антонов, когда писатель, работая разъездным корреспондентом, по заданию одной московской газеты побывал на уральском Железновском заводе.

На главной площади заводского поселка, где обычно устраиваются праздничные демонстрации и митинги, Алексей Венедиктович обратил внимание на большую темную глыбу. На ней было написано:

И дальше идет повествование о славных делах Губанова и его трагической гибели. Читать об этом без боли в сердце нельзя. А произошло все неожиданно и быстро. Никто не заметил, как вбежавшие в цех два монаха, крикнув: «Погибни, анафема», — столкнули Федота Губанова в ковш, полный расплавленного чугуна.

Монахов задержали. Они признались, что сделали это по приказу монастырского игумена, «предав лютой, адской казни богопротивного коммуниста (большевика) Федотку Губанова».

Тогда рабочие цеха решили вывезти слиток на площадь, на самое почетное место: «Живи, Федот, вечно будь для всех примером!»

Заканчивая свой рассказ о друге, доменщик Антонов говорит:

С глубоким знанием пишет А. Кожевников о труде рабочих, их любимом деле, касается ли это уральских металлургов и рудознатцев, енисейских речников и строителей заполярного города Игарки, хакасских мелиораторов и первопроходцев, прокладывающих железную дорогу в безлюдных песках Казахстана. При этом писатель особо выделяет, что для героев его книг важны не только величественные результаты труда, но и красота трудового процесса. Казалось бы — труд металлургов или строителей магистралей в знойных пустынных местах — тяжел и утомителен, даже опасен, но писатель находит слова и краски, чтобы показать нам — труд их красив, как сама человеческая жизнь, приносит радость, когда дело любимо и спорится в рабочих руках. И вывод, какой естественно напрашивается, читатель воспринимает не навязчиво — огромная воспитательная миссия свободного труда в нашей стране поднимает человека и делает его подлинным творцом всего прекрасного на земле.

Автор очень разных по тематике произведений, А. Кожевников в ряде своих книг, посвященных самым деловым вопросам, «деловых книг», как он сам их называл, умел воспеть величие Урала и Сибири, их героев былых и теперешних лет. Воспел он великую реку Енисей и легендарного русского человека, чье имя навсегда связано с этой рекой, — славного лоцмана Егора Ширяева, которого местные жители звали Игаркой{8}. О людях, прокладывавших по Енисею новый путь к океану, о строительстве Игарки писатель увлекательно рассказал в одном из лучших своих романов — «Брат океана» (1939). Издательство, выпустившее эту книгу (теперь оно называется «Художественная литература»), получило редкостное письмо: оказывается, по этой книге архитекторы и инженеры учились осваивать способы застройки на вечной мерзлоте. Они сообщили в своем письме, что впервые в истории строительного дела руководствовались в практической работе сведениями, почерпнутыми из художественного произведения{9}.

Еще более разительным «вмешательством» в ход развития народного хозяйства был роман А. Кожевникова «Живая вода» (1950), повествующий о новой системе орошения в Хакасии. Эта система была уже внедрена, действовала, но официально не признавалась, да и находились ведомства, которые активно не желали ее признавать. Художник создал яркие образы подлинных новаторов производства, энтузиастов новой системы, показал ее выгоды. Писатель первым в печати заговорил о хакасском опыте сначала в очерке «Живая вода» (1948), потом в романе под тем же названием.

Во многих произведениях А. Кожевникова звучит тема интернационального братства. По существу она проходит одним из главных мотивов через всё его творчество. Так, уже в первом романе — «Золотая голытьба» русские и башкиры вместе выступили против царизма. О дружбе русских и казахов, совместно создающих «дорогу в будущее», повествует роман «Здравствуй, путь!» Русские революционеры, большевики в романе «Брат океана» круто меняют быт и весь общественный уклад народов Севера, обреченных царизмом на вымирание.

Главный герой романа «Живая вода» Степан Прокофьевич Лутонин полюбил Хакасию всем сердцем, без раздумий, без корысти. Он жаждет победить засуху, оживить пустыни, а также разбудить в народе дремлющие в нем потенциальные силы. Особенно колоритны и обаятельны в романе образы будущего агронома Иртэн, девушки Аннычах, увлеченной озеленением степи, археолога Аспата Конгарова. В острейших столкновениях с рутинерами и бюрократами, с равнодушными делягами или с политиканствующими горе-руководителями, как Застреха и Рубцевич, русские и хакасы объединяются, чтобы творческим трудом своим разрешить важнейшую для Хакасии задачу — превратить степь, измученную суховеями, пыльными бурями, в плодоносящую землю. В этом своем качестве роман «Живая вода» и сегодня злободневен. Его герои нередко задумывались над тем, что предстоит сделать людям будущего. В этом отношении, в частности, показательна конференция по лесонасаждению. Большинство предлагало сеянцы ивы, осины, березы, тополя, лиственницы. Но лесовод-новатор смело и дерзко поставил вопрос о дубравах, так как на опытной станции его дубки принялись.

Это произведение А. Кожевникова, посвященное проблеме использования энергии малых рек, получило широкий общественный резонанс. «Литературная газета» напечатала примечательное письмо работников Хакасской опытной станции орошаемого земледелия, подчеркивавших государственное значение проблемы, поднятой в романе, ее значение для народного хозяйства. Более того, в августе 1950 года было опубликовано постановление правительства «О переходе на новую систему орошения в целях более полного использования орошаемых земель и улучшения механизации сельскохозяйственных работ»{11}.

За роман «Живая вода» писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Высокий пафос преобразователя и строителя, какой «не видывал еще мир» — свойствен всем лучшим произведениям А. Кожевникова.

Умер писатель в январе 1980 года.

На Западе, говоря о нас, всё объединяют одним словом — Россия. Украинцы и русские, таджики и азербайджанцы, эстонцы и белорусы, татары и башкиры… Мы для них — Россия. Потому что мы — советские люди. Впервые в истории понятие «национальное» стало социальным, определяющим образ жизни, миропонимание.

Братская ГЭС и подвиг строителей БАМа, сталь Запорожья и самоотверженный труд хлопкоробов Средней Азии, щедрые урожаи Грузии и мужество нефтяников Башкирии, наконец, — Москва с ее широтой души, гостеприимством, готовностью всегда прийти на помощь — всё это Россия. Это не только страна, нареченная Союзом Советских Социалистических Республик, — а на карте обозначенная четырьмя буквами — СССР, Россия — значит советский. У этого слова есть и другие синонимы — мужество, подвижничество, дружба, братство, интернационализм…

Советская власть навеки избавила нас от голода, нищеты и других лишений, создала прочное братство народов нашей страны. С давних времен люди научились преодолевать препятствия, разделяющие их. По земле проложены рельсы, в небо поднялись самолеты, через реки и овраги перекинуты мосты, но труднее всего было перекинуть мосты меж человеческими сердцами. Октябрьская революция семьдесят лет тому назад возвела и это величайшее сооружение. Возвела навечно. Корни этой великой дружбы народов нашей страны уходят в глубь веков.

В городе Уфе на берегу красавицы Агидели возвышается величественный Монумент Дружбы, воздвигнутый в честь четырехсотлетия добровольного присоединения Башкирии к России. Более четырех веков русский и башкирский народы идут плечом к плечу. Эта дружба пережила и годы лишений, разрухи, и военное лихолетье, которые стали как бы испытанием на прочность и выдержку. Дружба народов помогла выстоять и победить. Она стала еще крепче, еще сильнее.

Не случайно, тема интернациональной дружбы народов широко отражена в произведениях русских и советских писателей. Во многих из них уделено внимание изображению национально-освободительного движения в прошлом. Напряженную обстановку предреволюционных лет на Урале и в Башкирии, совместную борьбу русских и башкир воссоздают романы двадцатых годов — «Золотая голытьба» Алексея Кожевникова и «Домик на Сакмаре» Дмитрия Лебедева. В этих произведениях, как и во всей отечественной краеведческой литературе той поры, наряду с действительными событиями — много и вымышленного, идущего от фольклора, отсюда — и возвышенно-романтический тон, и мягкий лиризм, и переплетение реального со сказочным. Близость этих романов между собой как по героико-романтической тематике, так и по фольклорно-романтической стилистике — типологическое явление советской краеведческой романистики тех далеких лет.

Первое издание романа «Золотая голытьба» вышло ровно 60 лет тому назад и получило положительную прессу. Вот что писала, например, газета «Известия» под рубрикой «Критика и библиография» 23 августа 1927 года:

Этот отзыв не далек от истины, интересен он и тем, что отражает дух той далекой эпохи.

Естественно, к своим лучшим произведениям А. Кожевников пришел не сразу. Но он сразу же заявил о себе как о незаурядном художнике — мастере слова. Он не только хорошо знал и понимал характер и душу своих героев, но и благодаря природному дару — таланту писателя — точными мазками, яркими штрихами лепил их зримые, пластичные образы, используя меткие, сочные, выразительные лексические средства. Эмоционально-взволнованный тон в сочетании с эпичностью стиля, характерный для всего его творчества, был отчетливо намечен уже в первом его крупном произведении.

Пользовавшийся большой популярностью, роман «Золотая голытьба» был переиздан уже в следующем, 1928 году. Неукротимый бунтарский дух, свободолюбие его героев — добрых разбойников — русского Юшки Соловья и башкира Бурнуса, их братская Дружба, описанные возвышенными, романтическими красками, занимательность сюжета предопределили долгий успех произведения у юных читателей предвоенных лет. В книге рассказывается о замечательных людях заводского Урала, о проникновении освободительных, революционных идей в толщу уральского пролетариата и люмпенпролетариев.

В «Золотой голытьбе» выведена целая галерея самоотверженных людей, посвятивших всю свою жизнь борьбе за освобождение народа от гнета царизма. Писатель воспел «дикую поэзию» бродяжничества и воли, получившую широкий размах в глухих лесах Урала и Башкирии в период между первой русской революцией и Великим Октябрем.

Золотоволосый мятежник Юшка Соловей, вчерашний батрак, скрываясь после поражения революции 1905 года в тайге, старается поднять бедноту — «золотую голытьбу» — на борьбу против заводского начальства, притесняющего трудовой люд Башкирии. К нему присоединяется юный башкир Бурнус, поклявшийся отомстить баям за оскорбления и обиды. Есть у мстителей и верные товарищи. Мятежники надолго становятся хозяевами тайги, нагоняя ужас на богачей, помещиков, чиновников, безжалостно расправляясь с особо жестокими и ненавистными эксплуататорами народа.

Свободолюбивых бунтарей, этих «добрых разбойников», писатель изображает в традициях устного поэтического творчества. Это гордые, не знающие страха люди, беззаветно любящие трудовой народ, жаждущие торжества справедливости.

В течение ряда лет Юшка, Бурнус и их друзья ведут отшельнический образ жизни, мстят богачам, стараются «прогнать начальник и хозяин». Но одни они не в силах изменить существующий строй, улучшить положение народа.

И вот грянула Великая Октябрьская социалистическая революция. Весть о ней быстро облетела всю Россию, дошла она до Башкирии и Урала. Восторженно встретили мятежники новую, Советскую, власть. А когда началась гражданская война против врагов революции, Юшка с дружиной геройски защищает завод, теперь уже принадлежащий народу, от белогвардейцев. «Добрые разбойники», следовательно, становятся сознательными революционерами.

В романе много запоминающихся образов — Юшка Соловей, его жена Ирина, их дочь — «Рыжий ангельчик», Бурнус и другие, которые надолго остаются в памяти.

Если фольклорная образность, романтически приподнятый, красочный тон повествования лишь усиливают правдивость изображаемых событий, то множество авантюрно-приключенческих эпизодов, хотя и читаются с интересом, но снижают реализм произведения.

Особенно выразительным фольклорным колоритом отличается образ Бурнуса. Он вырос в большом башкирском ауле Мелеузе. С детства полюбил эти степные края, его трудолюбивый народ. И сердце еще совсем юного малайки Бурнуса болит от того, что купцы и заводчики, русские начальники и попы сплавили леса, отняли у башкир степи. И живется теперь им безрадостно, скудно, голодно. «Брось слезливую дудку — курай, возьми ружье и топор и прогони тех, перед кем ты снимаешь шапку!» — к этому призывает бунтарский дух Бурнуса. Ему до глубины души ненавистен каштан (маклер) Магомет Гафаров. Это он продавал за яркие бешметы и за ароматный чай башкирскую степь, пропивал леса и рыбные озера. Бурнус давно горит желанием убить каштана Гафарова, врага своего народа. И мечтает о том времени, когда будет свободен каждый башкир и вся Башкирия. Старый Садык поведал ему башкирскую легенду о кинжале Салавата Юлаева. Одна из глав романа, органически вплетенная в общее повествование, так и называется — «Кинжал Салавата Юлаева». Здесь излагается поэтическая легенда о романтической любви Салавата и молодой вдовы Узенбаевой из деревни Мурсалимкино. Оставшись с сыном — маленьким Салаватом, женщина слагала песню:

Вырос сын Салавата и ушел «бить начальников». И вот однажды в кош старухи Узенбаевой пришел слепой курайсы. Он заиграл на тростниковой дудочке славу Салавату Узенбаеву, сыну Юлаева, который сразил двенадцать начальников и отбился от двадцати конников и умер вольным орлом.

И вот этот легендарный кинжал оказался у Бурнуса, и вершил правый суд «в его руке гнев великого Салавата Юлаева». Но до этого Бурнус перенес много мучений, страданий и унижений от Магомета Гафарова, работая лошманом (бурлаком). Он целеустремлен, настойчив в достижении своей цели. Ему приходилось работать в мокрой одежде, бурлача на реке Белой только для того, чтобы добыть кинжал, убить им Магомета Гафарова и стать вольным мятежником, защитником народа. Он болел, кашлял, мерз, но не сдавался: «не за тем он родился, чтобы гонять леса родной Башкирии, делать деньги купцу Укладову». И тот самый кинжал, который висел на поясе великого батыра Салавата Юлаева, был в его руке. И Бурнус поднял его за родную Башкирию, чтоб прогнать им всех русских начальников и купцов, вернуть всю степь. Он нагонял страх на всех тех, на кого был поднят его кинжал.

Отношения между самими мятежниками удивительно чистые, дружеские, добрые, основанные на чувствах взаимоуважения и беззаветной преданности друг другу. У Юшки братская привязанность к Бурнусу, к его родному краю и его народу. Он понимает, что нужно бить общего врага, и лишь тогда будет счастье и русским, и башкирам, и всем другим народам.

Сила мятежников в сочувствии и поддержке всего трудового народа. Причина же недовольства и «бунтарства» башкир — глубоко социальная. Это раскрывается, в частности, в ответе рабочего-доменщика Прохора на вопрос Ирины рассказать о былом.

Поэтому-то Юшка Соловей, Бурнус, Галстучек и другие не дают «спать спокойно» русским купцам, помещикам, башкирским кулакам. Но действуют они пока разрозненно. Эти молодые отчаянные ребята с горячей кровью и пылкими сердцами разрушают на своем пути всё, что мешает вольной жизни трудового народа. Разумеется, одни они не в силах изменить существующий строй, улучшить положение народа. Для этого нужно пробудить классовое сознание и поднять весь трудовой люд. И хотя грянувшая первая русская революция не принесла желаемых результатов, но были основательно сотрясены основы российского самодержавия.

Наряду с «добрыми разбойниками», их активными и смелыми поступками, писатель показал также начало организованной борьбы уральских рабочих и люмпенпролетариев. Бутарский завод, где стала трудиться и жена Юшки — Ирина, становится центром предреволюционных событий. Прохор Буренков, его дети Настя и Егорка, Ирина и другие создают подпольную организацию; крайне недовольные заводским управлением выдвигают требования, исходя из интересов рабочих. Управляющий заводом Эрнст Людвигович Рабэн и его приверженцы ради личной выгоды вводят билетный закон, по которому каждый рабочий вправе иметь определенный участок земли и только на определенный срок. Иными словами, рабочие вынуждены покупать участок земли, леса и закабаляться, а по истечении же срока, в случае неуплаты, могут остаться ни с чем.

Видя всеобщее недовольство, заводчики вызвали на рубку леса работников из соседних окрестностей. Но не могли допустить такого штрейкбрехерства Прохор и его друзья. Веками трудившийся рабочий люд — истинных хозяев земли — обкрадывали самым бессовестным образом. Билетный бунт завершился в пользу повстанцев, хотя и досталась победа дорогой ценой.

После Октября произошли крупные волнения на Бутарском заводе. Управляющий Рабэн трусливо бежал со своего поста; рабочих вдохновляло уже то, что среди них был знаменитый мятежник Юшка Соловей. К Юшке, Бурнусу, Галстучку и их друзьям присоединились широкие народные массы. «Разбойники» же поняли, что только действуя сообща, вместе с трудовым народом, можно добиться победы. В первых рядах защитников новой революции и Бурнус, истинный патриот родной Башкирии. Через судьбу этого юноши, активного участника всех основных событий романа, автор показывает свободолюбивый дух всего трудового башкирского народа.

В романе убедительно показано, как преданность, личная братская дружба честных, мужественных людей перерастает в верность своему интернациональному долгу. Любя Ирину, Юшка все же не может простить ее за измену, за то, что когда-то она — по глупости — предала его и товарищей. Знаменательно, что и сама Ирина не может простить себя за свой постыдный поступок и стремится искупить свою вину честным, самоотверженным служением интересам угнетенных народных масс.

Яркие народные характеры художник лепит броскими лексическими средствами, щедро почерпнутыми из сокровищницы фольклорного арсенала. Не только Бурнус, но и Юшка Соловей близки к фольклорным героям. Вольнолюбие персонажей А. Кожевникова сочетается с их легендарным бесстрашием, а преданность делу народа граничит с готовностью самопожертвования во имя униженных и оскорбленных, во имя торжества народной правды; не зря же они — народные мстители, «добрые разбойники», «золотая голытьба».

Пробуждение классового самосознания, формирование сознательных борцов за свободу в двадцатые годы было, пожалуй, типологическим явлением в молодой советской литературе. К предреволюционным годам и периоду гражданской войны относятся, в частности, события, изображенные Д. А. Лебедевым в романе из жизни Башкирии — «Домик на Сакмаре» (1929). В глухие степи Башкирии доходит веяние разбушевавшегося «весеннего ветра» революции, который пробуждает к новой жизни этот завороженный метелями край. Через колоритно нарисованные образы Араслана и Амины показан непростой путь башкирской молодежи в революцию.

Знаменательно, что романы «Золотая голытьба» А. Кожевникова и «Домик на Сакмаре» Д. Лебедева, созданные примерно в одно и то же время, близки и по тематике, и по идейному звучанию, и по широкому использованию мотивов башкирского фольклора. Связь с фольклором выражается в этих произведениях еще и в том, что общий стиль повествования вообще близок к живой народной речи, лиричен, выразителен, афористичен. Традиционными фольклорными приемами изображается в них полупатриархальный быт башкир, одурманенных невежественными муллами; яркими романтическими красками рисуются образы свободолюбивых бунтарей; показывается тернистый, порой мучительный путь, который проходят герои в поисках большой правды.

При создании произведений о Башкирии русские советские писатели в двадцатых годах широко использовали материалы устно-поэтического творчества народа. Фольклорные образы, темы, мотивы обогатили художественные произведения А. Кожевникова, Д. Лебедева, С. Злобина («Салават Юлаев», 1929). При этом заимствования из народно-поэтического источника внедрялись в композицию или сюжет не механически, не как орнаментальное украшение произведений о Башкирии экзотическими эпизодами, а опосредованно, творчески перерабатывались, переосмысливались и органически входили в художественную ткань их творений. Фольклорные мотивы служили задаче наиболее полного и совершенного показа жизни, быта и истории башкирского народа. Следовательно, проблема художественного отражения жизни и истории башкир в русской советской литературе двадцатых годов решалась в тесной связи с другой, не менее важной проблемой — обогащения русской литературы в процессе взаимодействия с башкирским фольклором. Богатым использованием устного народного творчества отличаются преимущественно произведения на историческую или революционную тематику, созданные в двадцатых годах.

Через полвека после выхода в свет романа «Золотая голытьба» А. Кожевников снова вернулся к своему любимому детищу. Подверг его некоторой редакционно-стилистической правке, изменил название — он стал именоваться «На Великой лётной тропе», но основная сюжетная линия, система образов, композиция и идейное звучание остались те же. В новой редакции роман был издан в Москве в 1980 году.

Название романа символично. Великой лётной тропой называлась не одна определенная тропа, а всё множество троп, по которым шли «летные», беглые, среди которых были революционеры, ссыльные, каторжники — представители разных национальностей необъятной России.

На этой тропе скитаются беглые, высланные из родных мест, среди них истинные защитники народа, гордые, бесстрашные люди, беззаветно любящие трудовой люд, — Флегонт-младший, Прохор Буренков, Иван с Манькой и другие.

Роман А. Кожевникова «На Великой лётной тропе» перенасыщен фольклорно-романтическими, экзотическо-этнографическими красками, приключениями. Мы расстаемся с полюбившимися героями, когда они встают на защиту пролетарской революции. И нет сомнения, что они сумеют защитить завоевания Октября. Потому что они беспредельно влюблены в свою землю, в свой народ, готовы отдать все за свободу и счастье трудового народа, спаяны между собой товарищеским долгом, великой нерушимой интернациональной дружбой.

Мурат Рахимкулов,

Александр Шмаков