Из Копай-города наша группа, теперь уже под руководством самого полковника С. И. Миронова, направилась в длительное турне по училищам. Побывали в Оренбурге, Кустанае, Челябинске, Троицке. Как-то необычно, по-мирному выглядели эти города, особенно в вечернее время и ночью: освещенные улицы, незатемненные окна домов, сверкающие витрины магазинов.
Но и здесь, в тысячах километров от фронта, советские люди ковали победу над врагом.
Знакомясь с учебным процессом, с методикой обучения курсантов, мы и в училищах обнаружили почти ту же картину, с какой встретились в запасном полку. Так же, как и там, в училищах время расходовалось главным образом на освоение курсантом техники пилотирования самолета и явно недостаточное внимание уделялось боевому применению истребительной авиации. Иначе говоря, будущий летчик не вооружался в должной степени теми знаниями и навыками, которые необходимы ему для борьбы с реальным противником.
Да и обучение пилотированию самолета шло по старинке: предпочтение отдавалось соблюдению "классических" правил. От курсантов строго требовали совмещать на взлете капот самолета с горизонтом, а в полете смотреть за "стрелкой и шариком", координировать развороты по крену и скольжению. Таким образом, у молодого летчика вырабатывалась привычка неотступно следить за приборами и не видеть, что происходит в воздухе, маневрировать плавно, округло. А для противника - это лучшая мишень.
Пришлось долго и упорно растолковывать инструкторам училищ фронтовой опыт. По возвращении же в Москву мы добились введения регулярных стажировок каждого из них в действующей армии. Кроме того, были пересмотрены учебные программы и разработаны конкретные рекомендации по их осуществлению. В результате уже в 1943 году, не говорю о более позднем времени, запасные авиационные полки и летные училища стали гораздо лучше удовлетворять потребности фронта..
В Главное управление боевой подготовки были подобраны исключительно опытные летчики. Именно на этом прежде всего и зиждился высокий авторитет нашего учреждения. И уж если ГУБП высказывало какое-то свое мнение, давало какие-то рекомендации - они воспринимались как должное не только войсками, а и руководством ВВС. Недаром говорится, что власть авторитета иногда сильнее авторитета власти.
Впрочем, в войсках бывало по-всякому. Иные горячие головы, впервые встретившись с представителями Главного управления боевой подготовки, пробовали порой и противиться осуществлению наших рекомендаций. Причем, как это принято в летной среде, высказывались прямо: вы, мол, тыловики, а мы воюем и поэтому лучше знаем, что делать, как бить врага. Убеждать таких приходилось лишь конкретными делами.
Не всегда это удавалось сразу. Помню, работали мы в дивизии дважды Героя Советского Союза генерала С. П. Денисова и натолкнулись на такое вот фронтовое зазнайство одного из командиров полков. Отстаивая свои рекомендации по тактике ведения воздушного боя, инструктор-летчик майор Н. И. Храмов сам вылетал с его подчиненными на выполнение боевого задания и успешно сбил вражеский самолет. Командир полка, однако, не сдавался:
- Либо самолет сбит нашими, либо это чистая случайность. Тыловик не может драться лучше наших.
Тут уж больно была задета честь Храмова. Его мы все знали как виртуозного пилотажника и отважного воздушного бойца. В битве под Москвой он командовал эскадрильей, на Воронежском фронте - полком. В Главное управление боевой подготовки пришел, имея на личном счету тринадцать сбитых вражеских самолетов.
О высоких летных способностях майора Храмова убедительно свидетельствовал и такой случай. В 1942 году его вместе с другими летчиками и инженерами направили в Архангельск принимать американскую авиационную технику, прибывавшую морем. Когда самолеты собрали, Храмов обратился к своему командиру Герою Советского Союза полковнику Б. А. Смирнову с просьбой разрешить ему тут же облетать истребитель "томагаук". Представитель союзников попытался предостеречь и Храмова, и Смирнова:
- Этого делать нельзя. Нужно много и долго учиться, чтобы вылететь на такой сложной машине.
А Храмов "поколдовал" в кабине самолета всего лишь несколько часов и выполнил на "томагауке", не обладавшем, кстати сказать, большой скоростью и маневренностью, такие фигуры высшего пилотажа, на которые не решались американские летчики.
Несколько опережая события, отмечу, что Н. И. Храмов и в дальнейшем неоднократно демонстрировал свое удивительное летное и бойцовское мастерство. За мужество и отвагу, проявленные в боях, ему присвоено звание Героя Советского Союза. После окончания Великой Отечественной войны он оказался одним из пионеров освоения реактивных самолетов. В августе 1947 года Н. И. Храмов вместе со своими друзьями В. В. Ефремовым и П. Г. Соловьевым впервые показал групповой пилотаж на реактивных самолетах. Потом на одном из воздушных парадов выступил в составе знаменитой пятерки реактивных истребителей, возглавляемой дважды Героем Советского Союза Е. Я. Савицким.
И вдруг такого летчика высокомерно называют тыловиком и даже ставят под сомнение его боевую честность. Мы не без возмущения доложили об этом генералу С. П. Денисову.
- Быть соревнованию! - решил командир дивизии.
Сам боевой летчик, он отлично понимал, что означают для собрата по профессии подобные упреки и сомнения.
Первым вылетел майор Храмов. Сразу же после взлета он выполнил серию фигур высшего пилотажа: горки, бочки, петли, затем все повторил сначала. И все это на небольшой высоте, на повышенной скорости. Летчики и техники, наблюдавшие за ним с земли, бурно выражали свое искреннее восхищение его мастерством и смелостью. Не стал скрывать своих чувств и соперник Храмова. От вылета он отказался...
Я остановился столь подробно на этом случае не только для того, чтобы как-то отразить одну из особенностей работы представителей Управления боевой подготовки в войсках. Мне хотелось одновременно подчеркнуть и важность здорового соперничества в летной практике, чему, к сожалению, сейчас, в мирных условиях, не везде придается должное значение. А ведь до Отечественной войны в авиации регулярно проводились соревнования и по пилотированию, и по стрельбе, и по бомбометанию. Они служили хорошим стимулом для совершенствования боевой выучки, способствовали распространению передового опыта. Почему же теперь в планах летной работы не часто встречаешь аналогичные мероприятия?
Перебирая в памяти трудовые будни Главного управления боевой подготовки ВВС в годы войны, вспоминаю и такой характерный эпизод.
Н. С. Дрозд, П. И. Песков, М. И. Правдин, А.П.Силантьев, П. С. Кирсанов и я обмениваемся мнениями о только что закончившейся командировке. В нашу рабочую комнату входит полковник С. И. Миронов. В его руках - полосатый телеграфный бланк.
- Послушайте, что сообщает Ткаченко.
Подполковник А. Г. Ткаченко, наш коллега, инструктор-летчик, находился в это время в 1-й воздушной армии.
- Он считает, - продолжал Миронов, - что в изданных армией руководящих документах по боевому использованию авиации есть серьезные ошибки. Прошу разобраться...
В телеграмме были названы три документа: Указания по боевому использованию истребительной авиации, Программа боевой подготовки летчика-истребителя и Курс обучения истребителей групповому воздушному бою. Звоним в библиотеку управления:
- Есть такие разработки?
- Только что поступили.
Берем их, углубляемся в чтение. И сразу же убеждаемся, что Ткаченко прав. Там не чувствуется духа времени и имеются явные расхождения с требованиями командования ВВС.
Нет необходимости перечислять здесь все недостатки этих изданий - едва ли интересно читателям вникать в суть специальных терминов, формулировок и рекомендаций, ныне уже устаревших. Скажу о главном: летчики-истребители фактически ориентировались не на наступательные, а на оборонительные действия. И это в 1943 году, когда вражеская авиация неумолимо теряла былое превосходство над советской авиацией, когда отечественная авиационная промышленность наращивала выпуск первоклассных машин, когда советские летчики приобрели солидный боевой опыт!
Взять хотя бы боевые порядки, в которых, пожалуй, как ни в чем другом, наглядно проявляются способы применения истребительной авиации. Названные издания исходили здесь из принципа осмотрительности, отражения внезапных атак противника с хвоста и отнюдь не ориентировали на активный поиск врага, на ведение наступательного боя. Скажем, для звена истребителей рекомендовался такой боевой порядок: все четыре самолета идут на одной линии и на одной высоте, интервал между ними - триста метров, командир звена - в середине. Маневрирование предлагалось осуществлять одновременным поворотом всех самолетов, захождением "плечом". Команды для маневра подразделялись на предварительные ("Налево!", "Направо!") и исполнительные ("Марш!").
Для нас, уже многократно изведавших все превратности современного воздушного боя, было совершенно очевидно, что, действуя так, звено окажется беспомощным. Сложность маневрирования не обеспечит ему выгодного положения для атаки. Отсутствие взаимодействия между парами и внутри них неизбежно приведет к тому, что при встрече с противником строй рассыплется и каждый летчик станет действовать обособленно. А излишние команды по радио будут лишь засорять эфир и отвлекать внимание от боевой работы. Все это годится для воздушного парада, но отнюдь не для боя.
Свое мнение мы доложили руководству управления. И тотчас же в 1-ю воздушную армию последовало распоряжение: Указания по боевому использованию истребительной авиации изъять из употребления, а Программу и Курс подготовки летного состава основательно переделать.
В это время штаб ВВС, не без участия офицеров нашего управления, уже заканчивал разработку своих основополагающих документов: Руководства по боевым действиям истребительной авиации и Курса боевой подготовки истребительной авиации. Появление их в войсках сыграло заметную роль в повышении эффективности воздушных боев и улучшении обучения летного состава.
Большие работы проводились на аэродроме нашего тренировочного полка. Именно здесь нами отрабатывалась тактика борьбы с немецкой авиацией и осваивалось боевое применение новых самолетов, поступавших на вооружение. Нередко сюда приглашались и представители с фронта, из запасных полков, из летных училищ. Чаще всего это делалось, когда возникала настоятельная необходимость рассеять какие-то их заблуждения, что-то показать им с наибольшей наглядностью. Например, в начале мая 1943 года они имели возможность наблюдать у нас показные полеты, на которых проверялась эффективность борьбы штурмовиков Ил-2 с атакующими истребителями.
Идея такого эксперимента зародилась несколькими месяцами раньше. А навеяли ее сами фронтовики. При поездках в войска представители Главного управления боевой подготовки неоднократно слышали разговоры о том, что Ил-2 якобы не способен эффективно обороняться от истребителей и что, мол, необходимо принять в связи с этим какие-то меры.
К мнению фронтовиков мы всегда прислушивались очень внимательно. Так было и на сей раз. В штурмовые части выехали наши офицеры для детального изучения вопроса. Они собрали обширный материал, обобщили опыт передовых полков и пришли к выводу, что Ил-2 может не только успешно обороняться, но и вести активную борьбу с истребителями противника, используя мощь своего лобового оружия. Показные полеты должны были наглядно подтвердить эти выводы.
Из инструкторов-летчиков штурмовой авиации в них участвовали И. Г. Выдрач, В. А. Мамошин, В. И. Туровцев, А. В. Кульбин и другие. От нас - истребителей А. Г. Ткаченко, М. С. Сапронов, П. С. Кирсанов, П. И. Песков, А. П. Силантьев, Г. А. Соборнов и я. На всех самолетах были поставлены фотоконтрольные приборы, фиксировавшие результаты учебного боя - кто кого "сбил" первым.
Группы Ил-2 в составе четырех, шести и восьми самолетов осуществляли штурмовку аэродрома. Истребители парами и звеньями атаковали их. Стоило нам приблизиться, как "илы" образовывали круг и надежно защищали один другого, особенно с задней полусферы. Атаковать же их спереди - безнадежное дело: штурмовик значительно превосходил все тогдашние истребители в мощи огня из лобового оружия... Да и при "ножницах", когда Ил-2 меняют курсы полета, тоже можно оказаться в зоне интенсивного огня. Удачно использовалась штурмовиками и спираль, напоминающая снижающийся круг: в конце концов этот маневр приводил к тому, что Ил-2 отрывались от истребителей, маскируясь на бреющем полете фоном местности.
Пленки фотопулеметов очень наглядно отразили результаты нашей борьбы. При проявлении их обнаружилось, что штурмовики "сбивали" нас, истребителей, гораздо чаще, чем мы их. С искренним удивлением рассматривал я на пленке силуэт своего самолета, на котором лежало перекрестие прицела штурмовика. Да и по времени атаки экипаж Ил-2 опередил меня. Невольно вспомнился давнишний фронтовой случай, когда на моих глазах "мессершмитт", оказавшийся в зоне огня лобовых пушек нашего штурмовика, буквально развалился в воздухе. А ведь Ил-2 кроме пушек мог использовать и реактивные снаряды...
Несколько позже, в июне, офицерам Главного управления боевой подготовки пришлось также скрупулезно заниматься поисками путей для повышения эффективности перехвата воздушных целей, совершенствованием системы наведения истребителей. К тому времени в авиации уже имелась довольно широкая сеть командных пунктов - основных и запасных, а также пунктов наведения, выдвинутых к линии фронта. Значение их все более возрастало. Но не было еще единого мнения о роли КП и ПН в управлении истребителями. Одни авиационные командиры считали, что теперь не только можно, а и необходимо руководить боевыми действиями истребителей главным образом с земли. Другие утверждали, что руководить боем всегда должен командир, возглавляющий группу в воздухе; с наземного пункта необходимо лишь информировать его о воздушной обстановке и наводить на цели.
Офицерам Главного управления боевой подготовки поставили задачу: разобраться в этом споре, прийти к каким-то совершенно определенным выводам и выработать соответствующий руководящий документ. Так впоследствии родилась Инструкция по обнаружению самолетов противника и наведению своих истребителей по радио. В ней недвусмысленно подчеркивалось, что с земли следует осуществлять лишь наведение истребителей на воздушного противника, а руководить боем по-прежнему обязан командир, вылетевший вместе с группой.
При разработке инструкции возник вопрос: как увеличить дальность обнаружения и наведения истребителей? Наши наземные пункты могли следить за воздушной обстановкой в лучшем случае над линией фронта, а то, что происходило в тылу противника, было для них неведомо. И здесь впервые родилась мысль использовать на КП и ПН радиолокационные станции, которые в то время находились в основном в системе противовоздушной обороны.
В процессе работы над книгой я обнаружил в архиве докладную записку Д. Ф. Кондратюка на имя командующего ВВС от 11 июня 1943 года. Начальник Главного управления боевой подготовки доказывал в ней, насколько необходимо оснащение каждой воздушной армии одной-двумя радиолокационными станциями типа "Редут". Там воспроизведены все наши доводы в пользу того, что эти станции позволят значительно расширить возможности истребителей по перехвату самолетов противника, сократить наряд сил авиации для непосредственного прикрытия с воздуха боевых порядков наземных войск, сэкономить моторесурсы и горючее.
Прочел я записку и поймал себя на том, что улыбаюсь ей, как старому фронтовому приятелю. Так мне близко все, о чем говорится в ней! И ведь цель была достигнута: спустя некоторое время радиолокационные станции "Редут" поступили на вооружение сначала воздушных армий, а затем авиационных корпусов и дивизий.
"Редут" размещался на автомашине и имел вращающуюся антенну. Дальность действия сто - сто двадцать километров. Станция выдавала две координаты обнаруженных целей - дальность и азимут. Ряд последовательных засечек цели позволял определить курс и скорость, а характер импульсов на экране приблизительный состав группы противника. Высоту полета самолетов "Редут" не определял. Но при всем техническом несовершенстве этого локатора появление его на авиационных КП и ПН было большим шагом вперед.
Незадолго до начала знаменитой битвы на Курской дуге мне опять довелось встретиться с командиром 283-й истребительной авиационной дивизии генералом С. П. Денисовым. Дивизия его входила тогда в состав смешанного авиационного корпуса и в основном обеспечивала боевые действия двух других дивизий штурмовых. С. П. Денисов, разносторонне подготовленный, творческого склада командир, как-то заметил по этому поводу:
- Очень уж однообразная у нас работа. Только и знаем - сопровождать штурмовиков. Летчики привыкают к ведению лишь оборонительных боев и теряют качества активного воздушного бойца. А какие же они после этого истребители? На мой взгляд, настало время отказаться от смешанных авиационных корпусов. Надо иметь однородные корпуса, как в резервах Ставки Верховного Главнокомандования.
Интересная мысль! Мы и сами в какой-то мере уже чувствовали, что организация, принятая во фронтовой авиации, несколько устарела. Но эти наши смутные еще догадки не подкреплялись такой неоспоримой аргументацией. Теперь же, как говорится, все вставало на свои места. Особенно после того, как мы сами - я, Н. И. Храмов, А. П. Силантьев и П. С. Кирсанов, несколько раз слетали вместе с истребителями 283-й дивизии на боевые задания по сопровождению штурмовиков. От нас последовал мотивированный доклад о целесообразности упразднения смешанных авиационных соединений. Конечно, я бы погрешил против истины, если бы отважился утверждать, будто мы выступили в данном случае в роли первооткрывателей. Подобные предложения вносились, по-видимому, многими авиационными командирами. Но смею льстить себя надеждой, что, когда принималось окончательное решение о новой организации ВВС, наш голос тоже был принят во внимание.
Изучение положения дел в частях 283-й дивизии, которая воевала в общем-то хорошо, позволило нам поставить и еще ряд важных вопросов. Остановлюсь на некоторых из них.
Сопровождая Ил-2, истребители держали относительно небольшую скорость - до трехсот километров в час - и находились либо в боевых порядках штурмовиков, либо на незначительном расстоянии от них. Этим пользовались немецкие летчики. Они на предельных скоростях внезапно атаковали наши самолеты, в том числе истребители, и нередко добивались успеха. Не всегда тактически грамотными были действия самолетов прикрытия при нанесении штурмовиками ударов по наземным целям: в то время как "илы" пикируют, истребители остаются на прежней высоте и "мессершмитты" почти безнаказанно действуют у самой земли.
Мы спросили командира истребительного полка:
- Почему летчики держат небольшие скорости не только при сопровождении штурмовиков, а и при патрулировании над полем боя?
Ответ оказался несколько неожиданным:
- Рады бы ходить на максимальных, да запрещается.
- Кто запрещает?
Командир полка сослался на приказ НКО, изданный в марте 1942 года. Действительно, этот приказ обязывал летчиков-истребителей патрулировать над полем боя на экономичных скоростях. Я не знаю, чем руководствовались, когда давали такую рекомендацию. Ведь немецкие истребители приходили в район боевых действий на максимальной скорости, и, значит, наши летчики вынуждены были начинать бой в менее выгодном положении. Видимо, в начале 1942 года имелись какие-то причины для издания такого приказа (может быть - нехватка авиабензина), но к лету 1943 года он явно устарел. По предложению руководства Главного управления боевой подготовки в приказ были внесены соответствующие коррективы.
Тогда же группа летчиков обратилась к майору Н. И. Храмову с просьбой позаботиться об уточнениях порядка подтверждения сбитых вражеских самолетов. Соответствующий приказ обязывал подтверждать уничтожение каждого вражеского самолета системой наведения, командованием наземных войск и фотоснимком.
- А как быть, если самолет сбит над территорией, занятой врагом? - резонно спрашивали летчики.
Попробуй ответь! Ведь тогда на наших истребителях фотоконтрольные приборы не устанавливались. А между тем, в отличие от прежних лет, истребительная авиация стала довольно активно действовать по ту сторону фронта.
Все сошлись на том, что право подтверждать уничтожение вражеского самолета надо предоставить самим участникам воздушного боя, которые оказались непосредственными свидетелями свершившегося факта.
На первый взгляд может показаться, что не такой уж это значительный вопрос. Однако тогда он имел большую актуальность. Действовавший до тех пор приказ по настоянию Главного управления боевой подготовки был дополнен еще одним пунктом, и последовало предложение об установке на истребителях фотопулеметов.
А в самой 283-й дивизии на занятиях с летным составом и многочисленных разборах боевых вылетов мы особенно приналегли на необходимость осмотрительности в воздухе. И тоже, конечно, не без причин. Однообразие решаемых дивизией задач (сопровождение штурмовиков) в некоторой степени расхолаживало летчиков, снижало их бдительность. Бывали случаи, когда у ведущего сбивали ведомого, а он этого даже не замечал.
Летние месяцы 1943 года по справедливости можно считать периодом, когда закладывались прочные основы взаимодействия не только в боевых порядках истребителей, но и между всеми родами авиации. Массовое поступление на фронт новых самолетов, широкое внедрение радиосвязи, приход к руководству авиационными частями и подразделениями молодых командных кадров - все это накладывало определенный отпечаток на работу по дальнейшему совершенствованию боевого использования военно-воздушных сил. А потому умение найти росток нового, оценить и обобщить передовой опыт, решительно отбросить старое, отжившее приобретало особое значение в практической деятельности Главного управления боевой подготовки в целом и его представителей на местах. Хорошо помню командировку в 288-ю истребительную авиадивизию, которой командовал тогда Герой Советского Союза полковник Б. А. Смирнов - мой соратник по Испании. Борис Александрович много и плодотворно занимался улучшением взаимодействия истребителей с бомбардировщиками и штурмовиками. Находясь на его командном пункте, мы заметили двух офицеров, к которым полковник Смирнов обращался довольно часто. При этом по самой манере обращения да и по характеру вопросов нетрудно было определить, что офицеры те не его.
- Кто такие? - спросили мы командира дивизии.
- Представители от бомбардировщиков и штурмовиков, - ответил он. - Сегодня два наших полка их сопровождают.
- Воздушная армия прислала?
- Зачем же? - удивился Смирнов. - Сами договариваемся, полюбовно. И наши на их КП есть. От этого и нам, и им большая польза.
Командир дивизии постарался конкретизировать свое утверждение.
- Раньше ведь как бывало? Нам поставят задачу сопровождать, допустим, бомбардировщиков, а мы ничего о них толком не знаем. Ни их целей, ни их боевых порядков, ни высот и скоростей полета, ни даже порой времени прихода к нам. Летчикам-истребителям нередко приходилось подолгу сидеть в кабинах, поджидая появления тех, кого они должны сопровождать на боевое задание. А теперь совсем иное дело: мы все знаем друг о друге...
Это полезное новшество сразу было взято нами "на вооружение", и в дальнейшем Главное управление боевой подготовки постаралось сделать все для того, чтобы внедрить его в практику других авиационных соединений.
А к началу наступления советских войск на Курской дуге я оказался в истребительном полку, которым командовал подполковник В. В. Пузейкин. С ним мы не виделись почти два года. По понятиям мирного времени - срок небольшой. Но на войне два года - это, можно сказать, эпоха. Сколько изменений произошло в авиации! И конечно, мы не могли не радоваться им. Лучше стали самолеты, мощнее их вооружение, надежнее средства связи, совершеннее управление боем. И люди изменились тоже к лучшему: накопили опыт борьбы с противником, прониклись еще большей уверенностью в нашу победу, в свои силы.
Во всем этом я лишний раз убедился, когда пришлось вместе с летчиками пузейкинского полка сопровождать группу наших бомбардировщиков и штурмовиков, наносивших удар по вражескому аэродрому. Выполнению задания ничто не могло помешать: ни немецкие истребители, ни интенсивный огонь зенитной артиллерии врага. На обратном пути я нажал кнопку радиопередатчика и сказал Пузейкину:
- Вот бы так летать в сорок первом!
- Дальше не то будет! - ответил он.
В Курской битве советская авиация окончательно завоевала стратегическое господство в воздухе и уже не выпустила его из своих рук до конца войны.
* * *
Проходя службу в Главном управлении боевой подготовки, я внимательно присматривался к работе авиационных командиров в войсках. Меня не покидала надежда рано или поздно перевестись на командную должность, где мне, безусловно, пригодится опыт других. А переменить место службы хотелось вовсе не потому, что работа инструктора-летчика казалась неинтересной. Нет, она нравилась мне, была динамичной и очень ответственной. Но кто в войну не стремился на войсковую работу, кто из нас в молодости не считал, что единственное настоящее место для него - только в строю. О своих намерениях я не раз говорил и полковнику Миронову, и генералу Кондратюку, но они не очень-то реагировали на это.
На протяжении всего 1943 года фронтовая авиация остро нуждалась в инструкторах-летчиках Главного управления боевой подготовки. Лишь в дальнейшем, когда наши командные и летные кадры приобрели солидный боевой опыт и хорошо освоили новую технику, эта категория работников стала утрачивать свое значение. Уже в феврале 1944 года я почувствовал, что обстановка вполне благоприятствует перемене мною места службы, и подал рапорт. Просьбу мою удовлетворили: я был назначен командиром 32-го гвардейского истребительного авиационного полка. Того самого полка (раньше он носил номер 434), с которым мне довелось воевать под Сталинградом.
Полк входил в состав 3-й гвардейской истребительной дивизии 1-го гвардейского истребительного корпуса резерва Ставки Верховного Главнокомандования. В оперативном отношении корпус этот был подчинен командующему 3-й воздушной армией 1-го Прибалтийского фронта.
Дивизией нашей командовал генерал-майор авиации В. П. Ухов. Он тоже участвовал в борьбе испанского народа против франкистов и итало-немецких интервентов, а в самые последние годы перед Великой Отечественной войной возглавлял курсы высшего пилотажа, затем - летное училище. Своим откровенным характером, неизменной веселостью и остроумием В. П. Ухов буквально с первых минут знакомства располагал к себе каждого.
Повезло мне и в отношении командира корпуса. На этом посту я встретил генерал-лейтенанта авиации Е. М. Белецкого, под началом которого служил еще в 1938 году, сразу же по возвращении из Испании. Тогда он командовал истребительной авиационной бригадой. С лета 1941 года Е. М. Белецкий командующий авиацией 19-й армии Западного фронта, с весны 1942 года - командир авиационного корпуса. Я неоднократно имел с ним дело, работая в инспекции ВВС, в Главном управлении боевой подготовки, и всегда чувствовал при этом доброе отношение ко мне. Генерал Белецкий был внимателен к нашим предложениям, энергично поддерживал все новое, передовое, что рождалось в других частях.
32-й полк базировался в восьми - десяти километрах от линии фронта. Взлетно-посадочная полоса проходила по деревенским огородам, а самолетные стоянки были в самой деревне, между домами и сараями.
Меня не могло не радовать, что почти все летчики здесь имели большой опыт. Среди них оказалось десять Героев Советского Союза: В. А. Луцкий, А. С. Макаров, В. И. Гаранин, А. П. Шишкин, В. А. Савельев, В. А. Орехов, А. Я. Баклан, А. И. Марков, М. А. Гарам, С. Ф. Долгушин. Всех их знал еще по Сталинграду. Боевую работу летчиков надежно обеспечивал инженерно-технический состав, по-прежнему возглавляемый А. П. Марковым. Полк был вооружен истребителями Ла-5, обладавшими достаточно высокими в то время тактико-техническими данными.
Понравился мне заместитель по политической части майор П. Ф. Соловей молодой, но эрудированный и энергичный политработник. Он неплохо летал, умел работать с людьми, вдумчиво сочетая высокую требовательность с душевностью и заботой о подчиненных.
Доволен я остался и своим заместителем по летной подготовке Героем Советского Союза майором В. А. Луцким. Я помнил, каким он пришел в этот полк под Сталинградом. Но к февралю 1944 года это был уже настоящий ас, сумевший уничтожить в боях более десяти вражеских самолетов.
Старше всех нас по возрасту оказался начальник штаба подполковник Л. Я. Пинский. Умудренный жизнью, он обладал незаурядной способностью предвидеть события и своевременно принимать необходимые меры.
Должность штурмана полка занимал Герой Советского Союза майор В. И. Гаранин. К любому делу он подходил с какой-то своей особой, я бы сказал, творческой меркой. Первый вражеский самолет Гаранин сбил 25 июня 1941 года, а к началу 1944-го его боевой счет вырос уже до тринадцати уничтоженных самолетов.
Эскадрильи возглавляли Герои Советского Союза майоры В. А. Савельев, В. А. Орехов и А. П. Шишкин. Каждый из них тоже имел свою изюминку. Савельев отличался упорством, высокими бойцовскими качествами, не отказывался от разумного риска в бою. Орехов обладал редким талантом воздушного разведчика, его хорошо знали даже в наземных войсках. Шишкин являлся мастером организации внезапных атак в составе небольшой группы истребителей. А в итоге у каждого было на личном счету по нескольку сот
боевых вылетов, по десятку и более уничтоженных немецких самолетов.
Короче говоря, руководящий состав в полку подобрался очень хороший, что, конечно, не могло не сказаться положительно на всей последующей нашей совместной работе.
Выше я уже касался некоторых особенностей боевой деятельности авиационного командира. Рискуя, быть может, несколько повториться, хочу, к слову, подчеркнуть и здесь, что в отличие, скажем, от общевойскового командира ему зачастую приходится не только руководить боем, но и выполнять обязанности рядового бойца. Даже если он командует полком, дивизией, корпусом. В воздушном бою нередко возникают ситуации, когда командир, не теряя управления действиями подчиненных, сам обязан атаковать противника или лично обороняться от него. И к тому и к другому надо быть готовым всегда. Поэтому-то на командные должности в авиации и назначаются люди, обладающие не одними лишь организаторскими способностями, а и высоким летным мастерством, отменными бойцовскими качествами. И пожалуй, это одинаково важно как в военное, так и в мирное время.
...Выдвижение нашего полка почти вплотную к линии фронта накладывало определенный отпечаток на всю его жизнь и характер боевой деятельности. Мы должны были держать значительные силы истребителей в готовности к немедленному вылету, если над боевыми порядками наземных войск появятся вражеские самолеты. Отсюда - повышенная потребность в быстром получении сведений о противнике, в хорошо налаженной системе оповещения и связи, в четком управлении. Последнее осуществлялось с выносного пункта управления корпуса (ВПУ), с полкового командного пункта и пункта наведения. При этом использовалась приданная полку радиолокационная станция "Редут". Она располагалась в двенадцати - пятнадцати километрах от линии фронта. А ВПУ и пункт наведения находились в четырех шести километрах от передовой. Между ВПУ, КП полка и "Редутом" поддерживалась устойчивая связь и по радио и по проводам. Одновременно полковой командный пункт был связан телефоном с дежурными истребителями, находящимися на аэродроме в стартовой готовности. Телефон подключался прямо к наушникам в шлемофоне летчика.
Важную роль в управлении играли, разумеется, начальник штаба и штурман полка. Первый отвечал за четкость работы всего КП и обеспечивал своевременный вылет истребителей из положения дежурства на аэродроме в готовности номер один. Второй сразу после взлета каждой группы сообщал ей курс и заданную высоту, а затем уже передавал ее на попечение корпусного ВПУ.
Однажды совершенно неожиданно на нашем КП появился начальник штаба 3-й воздушной армии генерал-майор авиации Н. П. Дагаев. Без всяких предисловий объявил:
- Хочу посмотреть, как используете "Редут". В корпусе мне сказали, что управление у вас организовано хорошо.
Я доложил генералу о расстановке средств управления, о прохождении информации от расчета радиолокационной станции "Редут" до командира дежурного звена, о системе целеуказания и наведения.
- А как в полку организовано взаимодействие с зенитной артиллерией? поинтересовался он.
Этим вопросом я был застигнут врасплох. Вспомнил, что недавно из штаба воздушной армии пришла на сей счет директива, но в суматохе дел мы не успели даже изучить ее. Сочли, что она касается лишь командиров дивизии и корпуса. К моему удивлению, Н. П. Дагаев вместо упрека дал мне несколько практических советов по работе с руководящими документами, пересказал содержание директивы и терпеливо растолковал, как выполнить ее. Базирование полка вблизи линии фронта увеличивало возможность внезапных ударов вражеской авиации по аэродрому. Вероятнее всего, это могло случиться ночью, в утренние и вечерние сумерки. Поэтому Николай Павлович посоветовал наряду с заботами о надежном зенитном прикрытии организовать в начале и конце дня (ночью мы не летали) патрулирование над аэродромом наиболее опытных летчиков.
В дальнейшем мне не раз приходилось встречаться с начальником штаба воздушной армии, и всегда он восхищал меня глубиной своих знаний, умением выделить главное среди множества повседневных наших забот, а в особенности тактичностью в отношениях с подчиненными. Н. П. Дагаев и сейчас служит в кадрах Вооруженных Сил. Теперь он - генерал-полковник авиации.
* * *
Конец февраля - преддверие утра года. Появились первые признаки весны: стихли метели и снегопады, поредела облачность. Но морозы еще крепки, полевые аэродромы - в отличном состоянии. Немецкая авиация заметно повысила активность.
Активизировали свои действия и мы. Полк по нескольку раз в день вылетал на боевые задания.
В один из таких вылетов восьмерка Ла-5, возглавляемая майором В. А. Ореховым, патрулировала в районе озер Зароповского и Лосвида. С пункта наведения ей сообщили, что к линии фронта приближается большая группа вражеских самолетов. Майор Орехов приказал своим летчикам занять разомкнутый боевой порядок и следовать за ним в указанный район.
Через несколько минут они обнаружили около двадцати пяти бомбардировщиков "хейнкель", идущих клином под прикрытием шести истребителей "Фокке-Вульф-190". Решение у Орехова созрело мгновенно,
- Долгушин, бери "фоккеров", - скомандовал он по радио. - Я атакую бомбардировщиков.
Долгушин повел свою четверку навстречу истребителям прикрытия, находившимся несколько в стороне, в плотном боевом порядке. Четверка же Орехова, имея преимущество в высоте, пикировала на "хейнкелей". Те встретили наших летчиков беспорядочным огнем: очень уж стремительной была атака. От точных пушечных очередей майора В. А. Орехова и младшего лейтенанта С. А. Романова загорелись, а затем врезались в землю флагманский корабль и еще один, находившийся рядом с ним. Остальные, освобождаясь от бомбового груза, стали разворачиваться и со снижением уходить на запад. За ними поспешили и "фокке-вульфы", не принявшие боя с Долгушиным. Преследовать их не имело смысла - в баках наших истребителей мало осталось горючего. Главное же было сделано: намерение противника нанести удар по наземным войскам удалось сорвать. И Орехов повел свою восьмерку на аэродром.
Так же удачно летчики 32-го гвардейского полка перехватили еще несколько групп вражеских самолетов. Но затем все пошло, как говорится, наперекос. Немцы бомбят наши наземные войска, мы поднимаем истребители, а противника не встречаем - его и след простыл. Это повторяется несколько раз подряд. Из штаба дивизии, из корпуса один за другим следуют запросы: "Как случилось?", "Почему упустили?" Старшие начальники не скрывают недовольства нами. А мы ничего не можем сделать.
Наверняка противник что-то придумал. Но что? Как он ухитряется появляться над наземными войсками, когда наших истребителей в данном районе нет? И почему мы не успеваем перехватить его хотя бы на обратном курсе?
- А что, если послать кого-нибудь из летчиков на передовой пункт наведения? - предложил заместитель по политчасти майор Соловей. - Например, Гаранина. У него глаз острый. Пусть понаблюдает за немцами...
Дельное предложение! Я принял его безоговорочно.
Возвратившись с передовой, майор Гаранин сообщил о некоторой цикличности в действиях противника. Оказывается, как только патрульные группы наших истребителей покинут заданный район, здесь сразу же и появляются вражеские самолеты. Они с ходу наносят бомбовый удар и быстро убираются восвояси. Очередной наш воздушный патруль их уже не застает.
- Мне кажется, - сказал майор Гаранин, - что где-то у линии фронта немцы просто выжидают смены наших истребителей.
Советуемся, что предпринять, и вырабатываем такой план: когда отдежурившая группа истребителей только собирается покидать свой район патрулирования, на смену ей уже вылетает другая, придерживаясь значительно меньшей высоты. Если предположения Гаранина подтвердятся, надо послать группу истребителей и для перехвата противника за линией фронта.
На следующий день первой вылетела шестерка Ла-5 во главе с майором В. А. Савельевым. Она не встретила противника, и, когда пришло время возвращаться на аэродром, ведущий предварительно уведомил нас об этом по радио. Мы тут же выслали к линии фронта группу майора А. П. Шишкина. Через несколько минут там же появились "юнкерсы". Внезапная атака, и три из них сбиты. Остальные ушли.
Следовательно, бомбардировщики противника действительно выжидают удобный момент где-то неподалеку от линии фронта. Но где и каким образом? Скорее всего - в воздухе, так как наши разведчики взлетно-посадочных площадок в прифронтовой полосе не обнаруживали.
Сам собой напрашивался вывод - надо уничтожать группу вражеской авиации в выжидательном районе. Условия для атаки, видимо, будут благоприятными: немецкие самолеты наверняка не выдерживают боевого порядка и летают на небольшой скорости.
Задачу эту я взял на себя. Вместе со мной вылетели В. А. Луцкий, А. С. Макаров и Ю. Я. Келейников. Все они были не только опытными воздушными бойцами, но и хорошими разведчиками. Главная наша цель -- выявить выжидательные районы вражеских самолетов и, если сложится благоприятная обстановка, атаковать их.
Углубились за линию фронта километров на сорок - пятьдесят и стали ходить параллельно передовой с повышенной скоростью, на малой высоте. Истекли десять, пятнадцать минут. Противника нет. Я уже подумал о возвращении на свой аэродром, как вдруг майор Луцкий доложил, что видит скопление самолетов. С набором высоты спешим туда. Под нами два десятка "юнкерсов" неторопливо ходят по кругу. Истребителей прикрытия не видно. Я решаю немедленно атаковать. Заходим с запада - пусть немцы думают, что это их истребители сопровождения.
Энергичный разворот, и мы всем звеном обрушиваемся на противника. Два "юнкерса", объятые пламенем, вываливаются из круга. Остальные, нарушая строй, бросаются в разные стороны. Мы используем их замешательство и сбиваем еще два самолета.,
- С запада подходит группа "фоккеров",- слышу в наушниках голос Макарова.
- Уходим домой со снижением! - передаю я, предварительно взглянув на бензиномер. Горючего маловато, чтобы тягаться с "фокке-вульфами".
Вернувшись с задания, я доложил по телефону командиру дивизии о разгаданном нами тактическом приеме врага. Генерал Ухов потребовал подробного письменного донесения.
Через несколько дней не только мы сами, а и летчики всей дивизии, всего корпуса стали гораздо результативнее вести борьбу с немецкой бомбардировочной авиацией.
Решались нами и другие задачи: уничтожение аэростатов противника, ведение воздушной разведки.
Казалось бы, чего сложного - обнаружить и сбить аэростат-корректировщик. Он не самолет: уйти не может и огневого противодействия оказать не способен. Но, как показала практика, этот орешек не так-то легко раскусить.
Помню, позвонили мне из штаба дивизии и приказали уничтожить аэростат, парализовавший работу транспорта в ближайшем тылу наших наземных войск. Малейшее движение на дороге, и сразу же следует точный артиллерийский налет. А ведь фронт надо бесперебойно снабжать всем необходимым...
Поначалу я недооценил трудностей поставленной задачи (аэростат был виден даже с аэродрома) и выделил двух не особенно опытных летчиков. Пусть, мол, потренируются. Они вернулись и доложили, что аэростата не нашли. Я удивился, пристыдил их:
- Как же так не нашли? Вон он перед нашими глазами!
Летчики только пожимали плечами: при взлете они тоже видели его, а когда подошли к линии фронта, аэростат словно испарился.
Пришлось поднять в воздух новую пару с майором Луцким во главе. Но и та вернулась ни с чем, если не считать пробоин на самолетах. Оказывается, немцы, обнаружив с помощью радиолокаторов приближение наших истребителей, быстро спускали аэростат и маскировали его. Луцкий, однако, уследил за этим, пытался снизиться и на земле расстрелять цель, но сам
напоролся на интенсивный огонь вражеских зенитчиков.
И все же мы нашли способ борьбы с вражескими аэростатами. Пара истребителей подходила к цели на малой высоте (радиолокаторы их не засекали), энергично выполняла горку и атаковала аэростат сверху, как неподвижную наземную цель. Счет уничтоженных аэростатов стал быстро расти, и в конце концов противник вынужден был совсем отказаться от использования их на нашем участке фронта...
* * *
Ведение воздушной разведки - тоже не легкое дело. Длительный полет над вражеской территорией одного-двух самолетов всегда опасен: можно встретить истребителей противника, попасть в зону зенитного огня, даже заблудиться, поскольку местность зачастую незнакомая. Особенно трудно приходилось при фотографировании: аппарат включался обычно на малой высоте, где огонь немецких "эрликонов" бывал довольно точен. Потому-то на разведывательные задания посылались только очень опытные летчики, обладавшие к тому же острым зрением, наблюдательностью и цепкой памятью. Не каждый хороший летчик способен стать хорошим разведчиком.
У нас в полку лучше всех других вел воздушную разведку майор В. А. Орехов. Немногим уступали ему лейтенанты В. С. Титов и Е. В. Михайлов. Их-то мы чаще всего и посылали на разведывательные задания.
И вот случилась беда. В хмурый мартовский день эта пара вылетела на разведку аэродрома противника. Пересекли линию фронта, развернулись и с запада прошли над вражеским аэродромом. Он оказался битком набитым самолетами. Надо было немедленно сообщить об этом командованию, и летчики решили возвращаться домой кратчайшим маршрутом. Между тем погода неожиданно ухудшилась: повалил мокрый снег, видимость резко снизилась. Ориентироваться стало трудно. Пришлось выбираться на станцию Идрица, чтобы оттуда продолжать полет вдоль железной дороги.
Над станцией летчиков обстреляла немецкая зенитная батарея. Самолет Михайлова загорелся. Что делать? Выбрасываться с парашютом? Но тогда плен... Мужественный летчик направил свой пылающий Ла-5 в скопление железнодорожных эшелонов. Над станцией взметнулся огромный султан дыма и огня...
Так геройски погиб Евгений Михайлов. В нашем полку он служил недолго, но успел сбить четыре самолета противника, за что был награжден орденом Красного Знамени и орденом Отечественной войны. А за свой последний подвиг лейтенант Михайлов Евгений Витальевич удостоился высокого звания Героя Советского Союза. Его имя навечно занесено в списки полка и присвоено школе, в которой он учился.
На всю жизнь я запомнил этого стройного двадцатитрехлетнего юношу с выразительными серыми глазами и вихрастой шевелюрой. Не могу забыть и той клятвы, которую дали мы - его боевые друзья, провожая Женю в последний путь: беспощадно уничтожать фашистскую нечисть.
Характерной особенностью воздушной обстановки на нашем участке фронта в марте 1944 года были массированные налеты вражеских бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Состав бомбардировочных групп колебался в пределах двадцати - тридцати самолетов. Истребительная же авиация немцев основное свое внимание сосредоточила тогда на борьбе с нашими штурмовиками.
"Илы" своими мощными и точными ударами очень досаждали врагу. И тот, казалось, нашел ключик к успешной борьбе с ними. Немецкие истребители стали дежурить на высотах пятьдесят - сто пятьдесят метров, маскируясь фоном местности, и атаковать штурмовиков на пикировании или при выходе из него. Мы, однако, быстро разгадали этот прием и противопоста- вили ему свой оригинальный маневр: наши Ла-5 стали переходить в пике вместе со штурмовиками. Вражеские истребители при этом либо тут же уничтожались, либо вынуждены были покидать район.
А в общем март оказался для нас напряженным месяцем. Большинство вылетов заканчивалось воздушными боями, как правило, победоносными. Так, 7 марта четверка Ла-5, возглавляемая старшим лейтенантом Келейниковым, встретила двадцать Ю-87 в сопровождении четырех "фокке-вульфов". В завязавшемся бою два немецких бомбардировщика были уничтожены, остальные разогнаны. 15 марта группа истребителей под командованием майора Шишкина атаковала восемнадцать "юнкерсов" и трех из них уничтожила. 18 марта две четверки Ла-5, ведомые старшим лейтенантом С. Ф. Вишняковым и капитаном Н. Н. Шульженко, вступили в бой с тридцатью пятью Ю-87, шедшими под прикрытием истребителей. В итоге враг потерял еще три бомбардировщика и один истребитель.
По поводу последнего боя хотелось бы рассказать несколько подробнее. Он заслуживает того если не с точки зрения оригинальности динамики, то с точки зрения его организации. Вот некоторые временные вехи. В 13 часов 19 минут расчет радиолокационной станции "Редут" сообщил, что в районе Идрицы кружит большая группа бомбардировщиков противника (там находился полевой аэродром, на который базировались немецкие истребители). В 13 часов 22 минуты с корпусного пункта управления приказали взлететь дежурному звену. В 13 часов 23 минуты звено Вишнякова было в воздухе, а четверка Шульженко - переведена из готовности No 2 в готовность No 1. В 13 часов 29 минут Вишняков доложил, что обнаружил группу из тридцати пяти бомбардировщиков противника. В 13 часов 30 минут мы подняли в воздух на помощь Вишнякову, уже завязавшему бой, четверку Шульженко. На все это, как видим, потребовались считанные минуты. Такая оперативность управления в сочетании со смелостью и решительностью летчиков в конечном счете и позволила им успешно выполнить боевую задачу, несмотря на большое неравенство в силах.
А всего за март 1944 года летчики нашего полка сбили в воздушных боях двадцать немецких самолетов, в том числе - четырнадцать "юнкерсов". Сами же мы потеряли один самолет.
* * *
Весна упорно набирала силы. Все чаще проглядывало солнце, все реже дул колючий ветер. Днем в низинах журчали ручейки, а ночью они замолкали, прихваченные морозцем. Снег стал темным и рыхлым.
Дороги постепенно превращались в глинистое месиво, вода зализала землянки. Однако это не особенно тревожило нас, привыкших и не к таким невзгодам. Нас беспокоило другое - трудности с летной работой. Полевой, а точнее сказать, огородный аэродром неумолимо раскисал и во второй половине дня фактически сказывался непригодным для взлета и посадки. А боевых задач полку ставили много, и их нужно было выполнять во что бы то ни стало.
Личный состав батальона аэродромного обслуживания не знал покоя ни днем, ни ночью, стараясь поддерживать взлетно-посадочную полосу в рабочем состоянии. Аэродромной техники тогда было не густо, многое делалось вручную, а штаты в тыловых подразделениях все урезались и урезались. Но люди трудились самоотверженно, и этим компенсировались все нехватки. Батальон надежно обеспечивал боевые действия истребителей. Помимо содержания аэродрома на него возлагались еще и заботы о своевременном подвозе боеприпасов, горючего, продовольствия, запасных частей для самолетов, обмундирования для летного и технического состава.
Ранним апрельским утром в полк прилетел командующий 3-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации И. Ф. Папивин. Только он выслушал мой доклад, как взметнулась зеленая ракета: сигнал на вылет. Взревели моторы, и самолеты дежурного звена один за другим поднялись в воздух. Провожая их взглядом, командующий удивился:
- Все еще летаете со снежной полосы?
- Летаем, товарищ генерал.
- И машины не ломаете?
- Все в исправности.
- Вызовите командира БАО.
Когда явился командир батальона аэродромного обслуживания, Н. Ф. Папивин спросил его:
- Как же вам удается сохранять снежную полосу?
- Очень просто, товарищ генерал, - ответил офицер (фамилии его я, к сожалению, не помню - батальон недолго обслуживал наш полк). - Мы к вечеру добавляем на полосу свежий снег и плотно укатываем его. За ночь снег прихватывается морозцем, и до середины дня полоса не подводит.
- Молодцы! - похвалил командующий.
На следующий день этому офицеру и многим из его подчиненных были вручены ордена и медали.
А еще через несколько дней нам все же пришлось перебазироваться на новое место с песчаным грунтом. Там тыловики заранее подготовили запасной аэродром. Вместе с нами на нем разместился и другой истребительный полк нашей дивизии. Командовал этим полком Герой Советского Союза подполковник Е. М. Горбатюк теперешний командующий ВВС Московского военного округа.
С именем Евгения Михайловича - человека большой отваги и завидной выдержки - в моей памяти связано многое. Но сейчас мне хотелось бы рассказать, как он познакомил меня с офицером, которого знает ныне весь мир.
Было это, кажется, на второе или третье утро после нашего перебазирования. Прохаживались мы по новому аэродрому, оценивая его достоинства и недостатки. Около одного из самолетов механик помогал невысокому худощавому летчику надевать парашют. Обычная картина. Но почему летчик в хромовых сапогах, когда другие в унтах? Морозец-то изрядный...
- Да ему морозить нечего, - отвечая на мой вопрос, сказал Горбатюк. - У него ног нет.
- И летает? - оторопел я.
- Еще как!..
Подошли к самолету. Летчик уже сидел в кабине. Механик, перегнувшись через борт, что-то делал там очень старательно.
- Помогает привязывать протезы к педалям, - пояснил Евгений Михайлович и, тяжело вздохнув, добавил: - Очень беспокоюсь я за этого летчика. Если подобьют, с парашютом уже не выпрыгнет...
Так произошла моя первая встреча с Алексеем Петровичем Маресьевым.
Капитан Маресьев часто вылетал на боевые задания и сбил несколько самолетов противника. Пожалуй, только летчик может себе представить, каких моральных и физических сил, какого мужества и самоотверженности требовал от него каждый полет. Но об этом не расскажешь лучше, чем рассказал Борис Полевой.
Нельзя не отдать должного и нашей авиационной медицине. Врачи совершили истинное чудо, вернув летчика с отмороженными ступнями к боевой летной работе. О благородном труде авиационной медицины у нас еще очень мало написано. А напрасно. Она внесла значительный вклад в общее дело нашей победы над немецко-фашистскими захватчиками.
Основы советской авиационной медицины были заложены задолго до войны. Первыми врачами, поставившими изучение летного труда на прочный научный фундамент, являлись С. Е. Минц и Н. М. Добротворский. Большую работу проделал в этой области и профессор В. В. Стрельцов. Он первым в СССР разработал методику тренировки летного состава к высотным полетам. Его по праву считают одним из зачинателей созданного у нас в 1935 году Научно-исследовательского авиационного санитарного института РККА. Уже в тридцатых годах здесь основательно изучались физиология высотных полетов и ночного зрения, физиологическая роль ускорения. Эти исследования возглавляли крупнейшие ученые нашей страны: академик А. А. Орбели, профессора И. П. Разенков и В. И. Воячек. Много потрудились над разработкой этих вопросов профессора Г. Г. Куликовский, К. Л. Хилов, Д. Е. Розенблюм, А. П. Аполлонов, И. К. Собенников, Д. И. Иванов, В. Г. Миролюбов и другие. Вместе с тем ими была подготовлена целая плеяда авиационных врачей, которая с первых дней войны обеспечивала боевые действия нашей авиации. Медицинскую службу ВВС в то трудное время возглавили такие опытные организаторы, как Л. Г. Ратгауз и А. П. Попов.
Специфические особенности первого периода войны потребовали от летного состава чрезмерных усилий. Война на просторах пятого океана велась непрерывно, днем и ночью, В этой обстановке авиационные врачи сделали все возможное для повышения работоспособности и боеспособности экипажей: следили за правильной организацией отдыха и питания, своевременным и правильным применением стимуляторов, принимали участие в разработке более эффективных средств защиты летного состава от огня противника, выдавали рекомендации конструкторам самолетов по совершенствованию рабочего места летчика. Они же осуществляли организацию поиска и спасения раненых, совершивших вынужденную посадку вне своих аэродромов, оказывали медицинскую помощь на месте и организовали эвакуацию наиболее пострадавших в бою в специализированные лечебные учреждения.
С самого начала войны наш летный состав переходил на новую материальную часть. Процесс переучивания летчиков практически совмещался с ведением боевых действий. Авиационные врачи и тут оказали неоценимую помощь командованию. Правильная врачебно-летная экспертиза и строгий учет психофизиологических особенностей летчиков не только ускоряли переучивание, но и способствовали профилактике аварийности, снижали боевые потери.
За свои заслуги в годы Великой Отечественной войны тысячи авиационных медиков отмечены правительственными наградами. Высоко оценены и блестящие организаторские способности руководителей медицинской службы воздушных армий, корпусов, дивизий, таких, например, как А. Н. Бабийчук, К. Ф. Бородин, М. Н. Жук, П. К. Быков, Т. В. Долбнин, К. К. Платонов, П. Л. Романович, А. В. Покровский, Е. А. Карпов, Я. И. Климовицкий, А. С. Усанов, Н. П. Симантовский и многие другие.
Я не располагаю точными данными, какой процент от общего числа раненых и контуженых летчиков, авиационных инженеров, техников, механиков, мотористов составляют вновь вернувшиеся в строй. Думаю, однако, что он близок к общеармейскому. А медицинская служба Советской Армии в целом возвратила здоровье и боеспособность 75 процентам воинов, пострадавших на фронтах Великой Отечественной войны.
Ничего подобного история не знала.
* * *
Велик запас прочности у советского человека. Однако и он имеет пределы. К концу апреля личный состав нашего полка буквально выбился из сил. Подызносилась и материальная часть.
И вот мы уже на тыловом аэродроме. Осваиваем новые самолеты, вводим в строй молодых летчиков, изредка вылетаем на перехват немецких разведчиков.
А инженерно-технический состав ведет восстановительные работы, готовит машины к летней эксплуатации. В полевых условиях солидным ремонтом заниматься было некогда, да и многого другого не хватало для этого. Иное дело - тыловая база. И инженер полка А. П. Марков старался исчерпать ее возможности до дна.
Среди его ближайших помощников - инженеров эскадрилий, техников, механиков было немало отличных специалистов, глубочайших знатоков авиационной техники. Особенно выделялись инженер Д. П. Божков, техники звеньев Г. И. Денисенко, П. И. Кононец, В. А. Азов, техники самолетов Н. И. Юдин и Л. И. Лебедев, механики А. П. Бойцов и Б. Г. Смирнов. Они трудились с зари до зари, а порой прихватывали и короткую майскую ночь.
В дружной семье авиамехаников, мотористов, оружейников важную роль играла комсомольская организация полка. Ее возглавлял тогда младший лейтенант В. П. Хромов. Он сам вырос из механиков, и деловой его авторитет у младших специалистов всегда был непререкаем. Никто лучше Хромова не мог организовать среди них соревнование и товарищескую взаимопомощь, поддержать любую их полезную инициативу и рационализаторскую мысль.
О комсомольской организации 32-го гвардейского истребительного авиаполка и ее боевом вожаке я всегда вспоминаю с чувством благодарности.
* * *
Тогда же - в начале мая 1944 года - меня вызвал командир корпуса и совершенно неожиданно приказал заступить на должность заместителя командира 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии. Мне этого очень не хотелось. Но мои аргументы не были приняты во внимание. У генерала Белецкого довод оказался сильнее:
- Этого требуют интересы службы.
В 3-ю гвардейскую истребительную авиационную дивизию входили три полка. Ставший мне родным 32-й гвардейский я передал в надежные руки майора В. А. Луцкого. 63-м командовал подполковник Е. М. Горбатюк, 137-м - подполковник В. А. Яманов. Полки, пожалуй, ни в чем не уступали друг другу: все были гвардейскими, в каждом подобрался достаточно опытный командный и летный состав, на вооружении состояли истребители Ла-5 и Ла-7 последних выпусков.
Вместе с генералом Уховым мы побывали во всех частях дивизии. Там чувствовался высокий боевой подъем. Люди с нетерпением ждали начала наступления. А в том, что оно будет, никто не сомневался. Каждый запомнил и многие цитировали наизусть то место из первомайского приказа Верховного Главнокомандующего, где говорилось о необходимости очистить в 1944 году всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии от Баренцева моря до Черного.
В этом направлении плодотворно поработал партийно-политический аппарат дивизии во главе с подполковником Д. А. Матлаховым. Партийные и комсомольские собрания, политические информации, беседы агитаторов, выступления ветеранов дивизии, киносеансы, концерты профессиональных артистов и самодеятельных коллективов - все это било в одну цель: мобилизовать личный состав на безупречное выполнение своего воинского долга, на беспощадную борьбу с врагом.
За месяц с небольшим общими усилиями мы подготовили дивизию к новым боям, и 20 июня 1944 года она перебазировалась на исходные аэродромы. Перелет производился скрытно: на малой высоте, отдельными группами и по разным маршрутам.
А еще через три дня началась грандиозная межфронтовая операция по освобождению Белоруссии. Начало ее ознаменовалось мощной артиллерийской и авиационной подготовкой, в которой довелось участвовать и нам.
3-я гвардейская истребительная авиадивизия действовала в составе 1-го Прибалтийского фронта. Наступление здесь, равно как и на других фронтах, участвовавших в операции, развивалось успешно. Прорвав вражескую оборону, сухопутные войска нашего фронта форсировали Западную Двину и во взаимодействии с войсками 3-го Белорусского фронта окружили витебскую группировку противника. 27 июня жалкие ее остатки приняли ультиматум советского командования и сдались в плен.
На протяжении этих нескольких дней мы выполняли разнообразные задачи: прикрывали с воздуха пехоту, сопровождали бомбардировщиков и штурмовиков, блокировали вражеские аэродромы, вели разведку базирования немецкой авиации и наземного противника, вылетали на свободную охоту.
С началом наступления немецкая авиация оказалась не в силах осуществить серьезное сопротивление. Но с выходом советских войск на рубеж Западной Двины она значительно повысила свою активность. Большие группы "юнкерсов" и "фокке-вульфов" пытались наносить ответные удары по нашим переправам и плацдармам.
Советским истребителям пришлось немало потрудиться, чтобы сорвать эти попытки, и они действительно были сорваны.
В нашей дивизии наиболее эффективно действовал 32-й гвардейский полк. Он больше всех уничтожил вражеских самолетов. Четверка Ла-5, возглавляемая Героем Советского Союза старшим лейтенантом А. И. Марковым, однажды встретила у линии фронта восемнадцать ФВ-190, намеревавшихся штурмовать наземные войска. При таком подавляющем превосходстве противника успех могла принести лишь внезапная дерзкая атака. И Марков блестяще использовал эту единственную возможность. Имея преимущество в высоте, он зашел с тыла и обрушился всей своей немногочисленной группой на замыкающие "фокке-вульфы". С первой же атаки два из них были сбиты. Остальные, бесприцельно побросав бомбы, развернулись против марковской четверки. Однако она уже ушла по вертикали вверх, готовясь к новой атаке. Тут же подоспела еще одна группа наших истребителей, и фашисты уклонились от боя.
В начале июля при выполнении боевого задания погиб любимец 32-го полка Герой Советского Союза старший лейтенант М. А. Гарам. На его счету было сто восемьдесят пять боевых вылетов и тринадцать сбитых немецких самолетов.
Я хорошо знал Михаила, так же как и его брата Николая Гарама. Вместе мы воевали еще под Сталинградом. Николай погиб в сентябре 1942 года. А теперь вот не стало и второго из братьев.
Не обошлось без потерь и в других полках. Теряли мы людей, теряли самолеты. И такова уж, видно, логика войны, что трагическое здесь причудливо переплетается порой с комическим.
В 63-м гвардейском полку случилось такое. Четверка Ла-5, возглавляемая капитаном В. М. Шкуренко, завязала бой с семью "фокке-вульфами". Наши сбили два немецких истребителя. Один из них пришелся на долю молодого летчика младшего лейтенанта Терехина. Но при этом пострадал и терехинский самолет - у него была отбита почти половина плоскости. С большим трудом младший лейтенант дотянул до своего аэродрома. Садиться ему, конечно, запретили, приказали выпрыгнуть с парашютом. Терехин каким-то образом ухитрился снять кабинные часы и только после этого покинул аварийную машину. Командир полка Е. М. Горбатюк вполне резонно спросил летчика, зачем он из-за каких-то часов рисковал жизнью. На это последовал простодушный ответ:
- Очень уж жалко было бросать самолет. Хоть часы спас...
Высокие темпы наступления советских войск вызвали ряд трудностей, связанных с частым перебазированием дивизии. За нами не были закреплены определенные батальоны аэродромного обеспечения. Нас обслуживали различные тыловые части, вернее - передовые их комендатуры. Нередко командованию дивизии и полков самим приходилось принимать энергичные меры для своевременного поступления боеприпасов, горючего, продовольствия, идя даже на отрыв технического состава от выполнения его основных обязанностей.
Этот же период запечатлелся в моей памяти многочисленными встречами с очень интересными людьми. В течение нескольких дней один наш полк базировался вместе с французским истребительным авиационным полком "Нормандия". Наши летчики сразу сблизились с боевыми друзьями из Франции. Мы отдавали должное их смелости и мужеству. Недаром многие из них удостоились высоких советских наград, а некоторые стали даже Героями Советского Союза.
У французских летчиков был своеобразный способ взлета. Они еще на земле выстраивались парами, с небольшими дистанциями и интервалами, и в готовом уже плотном боевом порядке взмывали в небо. Очень впечатляющая картина организованности и сплоченности!
Потом мы взаимодействовали с торпедоносной авиацией Краснознаменного Балтийского флота, наносившей удары по вражеским кораблям в Рижском заливе. Торпедирование с воздуха требовало от морских летчиков исключительного мужества и мастерства. Они должны были на малой высоте приблизиться к вражескому кораблю на несколько сот метров, сбросить торпеду, а затем "перескочить" через противника. Потери при таком способе действий, конечно, неизбежны.
Даже бывалые наши истребители, повидавшие всяческие виды, иной раз содрогались, наблюдая за боевой работой торпедоносцев. Представьте себе хотя бы следующий эпизод. В Рижском заливе появляется немецкий военный корабль. Звено "бостонов", выстроившись в кильватерную колонну, идет на него в атаку. Вражеский корабль открывает по ним мощный огонь. Первый, а затем второй торпедоносцы сбиты. Лишь третьему удается нанести верный удар и потопить противника.
Вспоминая об этом, невольно думаешь: какой беспредельной любовью к Родине должен был обладать советский человек, чтобы драться за нее с таким вот упорством.
По-своему запомнилась и совместная боевая работа с 335-й штурмовой авиационной дивизией, которой командовал полковник С. С. Александров. Сопровождение штурмовиков - дело не из веселых. Ил-2 ходили на небольшой высоте, скорость у них значительно уступала скорости истребителей. В такой ситуации огонь вражеских зенитных установок был достаточно эффективен. И если штурмовик располагал против него надежной броневой защитой, то о тогдашнем истребителе этого не скажешь. Последний уходил от поражения лишь за счет искусства летчика, особенно в тактике.
Мы неоднократно толковали об этом с полковником С. С. Александровым и даже разработали нечто вроде инструкции по взаимодействию, которую затем несколько исправил и утвердил Н. П. Дагаев. В ней последовательно, шаг за шагом, определялся порядок прикрытия штурмовиков на всем пути их следования до объекта удара и обратно. При вылете на боевое задание истребители в составе пар располагались сверху, впереди и по бокам, от Ил-2. При нанесении удара по цели истребители сопровождения должны были пикировать вместе со штурмовиками, предупреждая внезапные атаки немецких истребителей на высотах 150 - 200 метров. На обратном пути основное внимание уделялось прикрытию замыкающей группы штурмовиков. Эта заранее обусловленная метода вполне оправдала себя на практике. Дивизия полковника С. С. Александрова успешно выполняла свои боевые задачи и почти не имела потерь. Не жаловались на потери и мы.
Динамичность боевых действий в Белоруссии, а затем и в Прибалтике не всегда позволяла противнику заблаговременно приводить в негодность оставляемые им авиационные базы. Помню, как мы радовались, захватив однажды превосходный стационарный аэродром с бетонированной взлетно-посадочной полосой. Но именно здесь я попал в переплет, едва не ставший последним в моей жизни.
Мне пришлось вылететь туда в числе первых, чтобы организовать прием всей дивизии, определить размещение полков, стоянки самолетов, наладить связь. В середине дня над аэродромом появился совершенно истерзанный Ла-5. Он с трудом произвел посадку, но в конце пробега развернулся и упал на правое крыло. Вдвоем с шофером я помчался к нему на виллисе. Когда подъехали, летчик уже выбрался из кабины - это был капитан П. Н. Андреев - и неторопливо стал докладывать, как во время штурмовки немецких войск его самолет подбили вражеские зенитчики.
За разговором мы не заметили появления большой группы "фокке-вульфов". Они с ходу устремились в пикирование. А мы - в центре аэродрома, на бетонированной полосе. До какого-нибудь укрытия не добежать. Пришлось растянуться на голом месте. Вечностью показались нам десять - пятнадцать минут, наполненные оглушительными разрывами бомб. Только счастливой случайностью можно объяснить то, что никто из нас не пострадал.
Едва закончился налет, как на окраине аэродрома, примыкавшей к леску, началась перестрелка. Там, оказывается, напоролось на наших механиков и мотористов какое-то наземное подразделение противника, выходившее из окружения. Пришлось высылать подмогу. В завязавшемся бою около тридцати гитлеровцев было уничтожено. Остальных взяли в плен. Сами мы потеряли двоих.
* * *
После освобождения Шауляя войска 1-го Прибалтийского фронта устремились на север, к морю, намереваясь отрезать от Восточной Пруссии группировку противника, действовавшую в Прибалтике. Сознавая всю опасность этого маневра, немецкое командование перебросило сюда дополнительные силы. В районах Добеле и Шауляя развернулись ожесточенные бои. Причем не только на земле, айв воздухе.
Противник стал широко использовать для штурмовых действий истребители "Фокке-Вульф-190". В связи с этим нам тоже пришлось несколько менять тактику прикрытия наземных войск: увеличили состав патрульных групп, ввели так называемый скользящий график патрулирования. Тем самым значительно была снижена эффективность ударов немецкой авиации.
Здесь же мы чуть не потеряли командира 137-го полка подполковника В. А. Яманова. Он повел на задание восьмерку Ла-5 и встретился с восемнадцатью "фокке-вульфами". Те уже изготовились к штурмовке советских наземных войск. Однако численное превосходство противника не испугало наших летчиков. Они решительно атаковали "фокке-вульфов" и двух сбили. Тогда немцы, отказавшись от штурмовки, все обрушились против группы Яманова. Только мужество и мастерство позволили нашим летчикам выдержать натиск противника и возвратиться с задания в полном составе, хотя у некоторых самолеты получили опасные повреждения. Например, на Ла-7 подполковника Яманова были разбиты капот и два цилиндра мотора, полностью снесена передняя часть фонаря вместе с прицелом. Удивительно, как сам Яманов остался жив и сумел посадить свой изувеченный истребитель.
Еще раз отличился и капитан П. Н. Андреев - из 32-го гвардейского полка. Ой уже возвращался с задания, когда его пару неожиданно атаковали сверху два "фокке-вульфа". Нашим летчикам, оказавшимся в невыгодном положении, удалось тем не менее выйти из-под удара. Но немцы, обычно не проявлявшие высокой активности при равном соотношении сил, на этот раз действовали напористо. Как будто знали, что у Андреева и его напарника боеприпасы на исходе.
Выпустив последнюю очередь, капитан Андреев пошел в лобовую атаку. Немецкий летчик не выдержал ее и начал отворачивать. Андреев же резко сманеврировал и правой плоскостью ударил по "фокке-вульфу". Тот перевернулся и врезался в землю. А Ла-5 капитана Андреева с отбитой на одну треть плоскостью все же дотянул до своего аэродрома, и летчик намеревался произвести посадку. Однако командир полка майор Луцкий не разрешил ему рисковать, приказал покинуть самолет, воспользовавшись парашютом.
* * *
С середины августа нашей дивизии все чаще ставились задачи на разведку наземного противника. И понятно почему. Обстановка на фронте резко обострилась, противодействие врага возросло. Наше командование очень нуждалось в сведениях о районах сосредоточения неприятельских войск, маршрутах их движения, оборонительных рубежах, железнодорожных перевозках и тыловых коммуникациях немцев.
Наиболее успешно выполняли разведывательные задания майоры Орехов, Воронько, Шульженко, капитаны Калинин, Шкуренко, Андреев, старшие лейтенанты Гольтман, Черноусов, Луговцев, лейтенанты Коверзнев и Сафронов. В конце августа четверо из них - Н. Н. Шульженко, П. Н. Андреев, В. Я. Калинин и В. Р. Коверзнев - были награждены орденом Красного Знамени.
Тем временем противник, прорвав нашу оборону, вплотную приблизился к Шауляю. Бои здесь достигли своего апогея. Нам пришлось в составе всей дивизии вылететь на боевое задание. Сбили мы при этом всего девять вражеских самолетов, но страху на немцев нагнали. Они в течение нескольких дней не появлялись над линией фронта.
Отразив контрудары в районах Добеле и Шауляя, 1-й Прибалтийский фронт развернул подготовку к новому наступлению на рижском направлении. Оно началось 14 сентября 1944 года. Погода не благоприятствовала действиям авиации, однако мы не сидели на месте.
Утром 16 сентября восьмерка Ла-7 под командованием майора А. П. Шишкина вылетела на прикрытие наземных войск. Боевой порядок группы был такой: на высоте четырех километров находилось звено Шишкина, пятьюстами метрами ниже звено майора А. В. Пашкевича. Внутри звеньев тоже было рассредоточение по высоте.
Придя в район патрулирования, Пашкевич заметил примерно в 1500 метрах над собой десять "фокке-вульфов", перестраивавшихся в колонну для бомбометания. Доложив об этом Шишкину, он повел свою четверку в атаку. Фашисты беспорядочно сбросили бомбы и приняли бой. Десять против четырех!
Майор Шишкин поспешил на помощь товарищам. Имея преимущество в высоте, он с ходу атаковал противника. Сразу же вспыхнули два "фокке-вульфа". Майору Пашкевичу и старшему лейтенанту Скрипнику удалось поджечь еще два вражеских истребителя. Этим, по существу, исход боя был решен. Потеряв почти половину самолетов, противник покинул район.
В сентябрьском наступлении наша дивизия тесно взаимодействовала с 3-м гвардейским механизированным корпусом - подвижной группой 43-й общевойсковой армии. Корпус был введен в прорыв, и к концу дня 16 сентября передовой его отряд достиг Западной Двины. Наши летчики надежно прикрывали боевые действия танкистов, вели в их интересах разведку вражеских войск. Сведения о противнике непосредственно с борта самолетов передавались на командные пункты танковых соединений и даже частей.
А всего на протяжении сентября 1944 года 3-я гвардейская истребительная авиадивизия произвела 2240 боевых самолето-вылетов, при этом состоялось 65 воздушных боев и было сбито 113 самолетов противника. Мы потеряли 16 самолетов.
В октябре 1-й Прибалтийский фронт предпринял новый удар на мемельском направлении. Вражеская оборона за четыре дня была прорвана на глубину до шестидесяти - девяноста километров. Советские войска вышли на побережье Балтийского моря, отрезав от Восточной Пруссии основные силы немецко-фашистской группы "Север".
И тут мне пришлось распрощаться с моими боевыми друзьями. Я получил назначение на должность командира истребительной авиационной дивизии во 2-ю воздушную армию, действовавшую в составе 1-го Украинского фронта на берлинском направлении. В то время у каждого из нас все мечты были связаны именно с этим направлением.
От Вислы до Нейсе
В середине ноября 1944 года я прибыл в штаб 2-й воздушной армии, располагавшийся в польском городе Жешув, чтобы представиться командующему генерал-полковнику авиации С. А. Красовскому по случаю назначения меня командиром 322-й истребительной авиационной дивизии. Степана Акимовича в тот день в штабе не было: он находился на докладе у командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза И. С. Конева.
Принял меня начальник штаба армии генерал-майор авиации А. С. Пронин - мой сослуживец по 1939 - 1940 годам. Тогда он был начальником разведки авиационной бригады, а я - заместителем командира эскадрильи. Жили мы в одном доме, часто встречались.
Наша беседа с самого начала приняла непринужденный характер. Генерал Пронин сообщил, что 322-я дивизия имеет большой боевой опыт. Один из ее полков получил гвардейское звание вторым по Военно-Воздушным Силам. Среди летчиков много Героев Советского Союза. Командный состав хороший.
- Но в последнее время дивизию лихорадят аварии самолетов, - сказал в заключение начальник штаба. - Только вчера доложили, что на посадке разбились еще два Ла-5. Советую разобраться с этим в первую очередь.
Знакомая картина! Когда мы начали осваивать истребители Ла-5, тоже было много поломок. Самолет неплох - имеет приличную скорость, мощное вооружение, обладает преимуществами перед истребителями противника в вертикальном маневре. Однако на взлете и при посадке требует от летчика повышенного внимания и четкости действий. Стоит приземлиться на повышенной скорости, при недостаточно ровном грунте или резко затормозить, и он энергично разворачивается. В результате фанерная обшивка в хвостовой части фюзеляжа ломается или скручивается настолько, что машину совершенно нельзя отремонтировать.
В гостинице я продолжал раздумывать над этим и пришел к твердому убеждению, что не все летчики 322-й дивизии хорошо освоили взлет и посадку на Ла-5. Особенно - посадку. Еще более укрепился я в своем мнении, когда узнал от главного инженера армии генерала А. В. Винокурова, что в дивизии всего лишь два учебных самолета Ла-5, да и они почти не используются. Теперь ясно, с чего следует начинать работу по ликвидации аварийности.
Утром меня вызвали к командующему, и в его приемной я неожиданно встретился со старым знакомым - Иваном Семеновичем Полбиным. На его плечах были уже генеральские погоны, на гимнастерке поблескивала Золотая Звезда. Генерал Полбин командовал в то время 6-м гвардейским бомбардировочным авиационным корпусом.
Я очень обрадовался встрече с этим одаренным авиационным командиром. Он, как и прежде, был полон новаторскими идеями о дальнейшем повышении боевой эффективности бомбардировочной авиации.
К командующему мы вошли вместе.
Генерал С. А. Красовский встретил меня приветливо. Расспросил, где я служил, на каких самолетах летал. Рекомендовал обратить особое внимание на подготовку летного состава к штурмовым и бомбардировочным действиям по наземным целям. Потребовал ликвидировать в дивизии аварийность. В заключение осведомился, нет ли вопросов у меня. И тут я обратился к нему с просьбой о выделении для нас нескольких учебных самолетов Ла-5.
- Ну и ну, - с нарочитой строгостью сказал командующий. - Дивизии еще не принял, а уже начал попрошайничать.
Я постарался обосновать свою просьбу. Генерал выслушал мои доводы и пообещал прислать шесть - восемь "спарок". Обещание это он не замедлил выполнить...
В штабе 2-го истребительного авиационного корпуса, в состав которого входила 322-я дивизия, меня ознакомили с дивизионными делами, более подробно охарактеризовали руководящий состав, поставили конкретные задачи на ближайшее время.
Корпусом командовал тогда А. С. Благовещенский. Я уже знал, что этот невысокого роста, плотный и энергичный генерал в конце тридцатых годов вместе с другими нашими добровольцами сражался против японских захватчиков в Китае и именно там заслужил высокое звание Героя Советского Союза. Затем работал летчиком-испытателем, но с началом Отечественной войны опять вернулся в войска. Мне довелось познакомиться с ним еще в 1943 году, когда я служил в Управлении боевой подготовки ВВС.
Алексей Сергеевич Благовещенский пользовался у летчиков большим авторитетом. Он всегда первым осваивал новые самолеты, часто вылетал на боевые задания, мастерски провел множество воздушных боев. В обращении с людьми был прост, высокую требовательность к подчиненным умел сочетать с отеческой заботой об их нуждах и запросах.
Этими же качествами отличался и начальник политотдела корпуса полковник Ф. М. Лобан. А вот начальник штаба генерал М. Д. Серов на первый взгляд произвел иное впечатление: этот на редкость пунктуальный и немногословный человек казался нелюдимым и даже несколько заносчивым. Однако при последующих встречах я всегда восхищался им: его работоспособностью, обширными знаниями авиационного дела и глубоко продуманными суждениями.
Командный пункт нашей дивизии обосновался в семидесяти километрах северо-западнее Львова. Там меня встретил мой заместитель подполковник Г. А. Лобов (ныне генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, кандидат военных наук). В корпусе его охарактеризовали как отличного летчика, храброго воздушного бойца. Он любил сам слетать на задание, и мне посоветовали даже чуть сдержать эту активность Лобова: у заместителя командира дивизии немало дел и на земле.
Хорошее впечатление оставила у меня встреча с начальником политотдела полковником А. В. Нарыжным. В нем я сразу угадал опытного политработника, энергичного организатора.
Начальник штаба полковник Н. З. Шевченко - в прошлом штабс-капитан русской армии, затем красный кавалерист - пришел в авиацию, как говорят, уже в годах. Однако хорошо изучил ее, особенно по части боевого применения, умел принять смелое решение и провести его в жизнь.
На следующий день я вместе с Г. А. Лобовым направился в полки. Одним из них - 2-м гвардейским - командовал майор А. П. Соболев, другим - 482-м - майор Г. В. Диденко, третьим - 937-м - майор Ф. М. Косолапов. Все трое - молодец к молодцу.
На аэродромах увидел самолеты с надписями по борту: "Монгольский арат", "Шилкинский старатель", "Георгиевский путеец".
- Подарочные, - пояснил Лобов. - Приобретены на средства трудящихся.
На истребителях с надписью, "Монгольский арат" летала целая эскадрилья. Командовал ею капитан И. Т. Кошелев. Монгольская Народная Республика снабдила свою подшефную эскадрилью не только самолетами, но и добротным снаряжением для летчиков.
Самолет "Шилкинский старатель" подарили своему земляку командиру 2-го гвардейского полка майору А. П. Соболеву золотоискатели Сибири. А на истребителе, подаренном железнодорожниками Георгиевского узла, летал их земляк Герой Советского Союза капитан А. И. Майоров.
Работу в полках мы начали с обсуждения основных направлений подготовки к предстоящим боям.
Поскольку на фронте наступило относительное затишье, было решено резко увеличить количество учебных полетов. Это диктовалось рядом обстоятельств. И тем, что в последнее время в полки прибыло пополнение, состоявшее в основном из молодых летчиков. И тем, что даже ветераны дивизии сравнительно недавно пересели на истребители Ла-5 и Ла-7, а следовательно, не приобрели еще достаточного опыта в использовании их, отчего и участились случаи поломок самолетов на взлете и посадке. Наконец, нужно было выполнить указание командующего армией о необходимости готовить весь летный состав к бомбардировочным и штурмовым действиям по наземным целям; в истребительной авиации для многих это являлось совершенно новым делом, особенно бомбометание.
Не мог я не считаться и с тем, что после напряженных боевых действий летный состав дивизии какое-то время отдыхал. Это вполне естественно, но всегда связано с утратой навыков. А что сие значит, летчики знают отлично. Стоит не полетать всего несколько дней, и уже начинаешь чувствовать какую-то скованность, неуверенность. Садишься в кабину, а в ней что-то не так: вроде бы тесновато, шкалы приборов плохо видны, не сразу находишь нужный тумблер. О полете и говорить нечего: резко действуешь ручкой и педалями, стрелки приборов бегают из стороны в сторону, иногда кажется, что летишь с большим креном или разворотом. Начинаешь нервничать, суетиться и... совершаешь одну ошибку за другой. Потому-то в авиации и придается такое большое значение восстановлению навыков, или, говоря языком спортсменов, обретению летной формы.
Решили прежде всего проверить руководящий состав - командиров полков, эскадрилий, их заместителей, выяснить уровень подготовки каждого. Авиационный командир всегда должен быть готов выступить в роли инструктора.
Не все, к сожалению, разделяли эту точку зрения. До меня дошел ропот: зачем, мол, нас проверять и учить? Без того учены достаточно и воевали неплохо - вон сколько у каждого орденов. А если кто чего забыл, немцы напомнят. Учителя они тоже неплохие.
Но такого рода рассуждения прекратились сразу же, как только стали известны результаты проверки руководящего состава. Выяснилось, что даже командиры полков допускают иногда серьезные ошибки в управлении самолетом. Особенно при взлете и посадке.
Пригласил инспектора дивизии по технике пилотирования майора П. Н. Силина. Приказал спланировать и организовать систематические тренировки руководящего состава.
Майор П. Н. Силин по праву считался одним из лучших летчиков дивизии, отличался правдивостью и принципиальностью. Если уж замечал недостатки в пилотировании, говорил о них прямо, никому не делал скидок. И боец был отличный - никогда не упускал случая слетать на боевое задание. К концу войны он имел на своем счету двести восемнадцать боевых вылетов, участвовал в сорока восьми воздушных боях и лично сбил восемь вражеских самолетов.
Добросовестность Силина я имел возможность оценить уже по исполнению моего первого поручения. Тренировочные полеты он организовал безукоризненно и именно так, как мне хотелось: важное место в них занимала отработка взлета и посадки. После тех двух случаев поломок самолетов, о которых я узнал от начальника штаба воздушной армии, отношение летчиков к этим элементам пилотирования резко изменилось. Особенно остро реагировали даже на малейшую небрежность при взлете и посадке во 2-м гвардейском полку.
И надо же так случиться, что именно там произошла еще одна поломка самолета!
В тот день мы с Лобовым приехали на аэродром перед самым началом полетов. Командир полка Герой Советского Союза майор А. П. Соболев - этакий сибирский богатырь с крупными чертами лица и густым басом - спокойно доложил, что он уже отдал летчикам все необходимые указания. Я их не слышал и потому счел своим долгом сказать несколько слов от себя, еще раз предупредить всех о необходимости строго выдерживать скорость на посадке.
Полеты начались. На первых порах все шло отлично. Но вот один из летчиков (фамилию его называть не хочу) стал заходить на посадку с явно недопустимой скоростью. По радио и с помощью красных ракет ему приказали уйти на второй круг. Он не выполнил этого требования. В результате самолет выкатился за пределы аэродрома и врезался в будку железнодорожного стрелочника. Только по счастливой случайности ни летчик, ни стрелочник не пострадали. Самолет же пришлось отправить на свалку.
Провинившийся, безусловно, заслуживал сурового наказания. И как раз в тот момент, когда Лобов, Соболев и я обсуждали, что с ним делать, к нам явилась своеобразная депутация от летчиков.
- Просим отчислить его из полка и направить стрелком-радистом на штурмовик!
- Это общее мнение? - спросил я, не скрывая своего удивления столь необычной мерой.
- Общее, - хором ответили летчики.
Я пообещал доложить в корпус. И когда сделал это, там тоже удивились. Но, посоветовавшись с Военным советом армии, решили удовлетворить просьбу летчиков.
А конец этой истории такой. Во время Висло-Одерской операции провинившийся совершил двадцать боевых вылетов в качестве стрелка-радиста на Ил-2. В одном из воздушных боев сбил немецкий истребитель "фокке-вульф" и был награжден орденом Красной Звезды. Затем вернулся в истребительный полк и неплохо воевал в нем до конца войны...
Опыт боевых действий давно убедил нас, насколько важно каждому летчику уметь взлетать с укороченной и суженной полосы, а затем садиться на нее же. Ведь при успешном наступлении аэродромно-строительные батальоны не успевают готовить взлетно-посадочные полосы нужных размеров, а ограничиваются оборудованием относительно небольших площадок. Если летчики не могут действовать с них, нельзя рассчитывать на надежное прикрытие наземных войск с воздуха. А потому в плане наших тренировочных полетов специально было предусмотрено по несколько взлетов и посадок с использованием короткой и узкой полосы. Для этого обычная полоса разгораживалась флажками.
Серьезное внимание уделили мы также совершенствованию навыков летчиков в боевом применении истребителей. Были, в частности, проведены занятия, на которых отрабатывались борьба за господство в воздухе, блокировка аэродромов противника, штурмовые действия по его отходящим колоннам, ведение воздушной разведки. В воздушно-стрелковой подготовке большое значение придавалось использованию прицела и пушечного вооружения.
Изучение теории все время сочеталось с полетами, основу которых составляли учебные воздушные бои. Летчики детально осваивали способы ведения боя в составе пары, звена и эскадрильи, отшлифовывали вертикальный маневр, в котором Ла-5 и Ла-7 значительно превосходили тогдашние типы немецких истребителей.
На занятия с летным составом по бомбометанию и стрельбе по наземным целям пригласили специалистов из бомбардировочных и штурмовых частей. Для отработки практических навыков в этой области оборудовали специальный полигон в шести восьми километрах от аэродромов базирования дивизии. Один из участков полигона представлял собой макет вражеского аэродрома - с самолетами, позициями зенитной артиллерии. Здесь главным образом и тренировались летчики: сначала одиночно, потом небольшими группами и, наконец, в составе полка. Удалось провести даже дивизионное летно-тактическое учение с нанесением удара по вражескому аэродрому. Два полка действовали при этом как ударная группа, а один прикрывал ее с воздуха. Часть истребителей выделялась специально для подавления зенитных средств. Учением все остались довольны - и командиры и рядовые летчики.
Неоценимую помощь во всех этих заботах и трудах оказал мне партийно-политический аппарат. Работники политотдела, заместители командиров полков по политической части, парторги и комсорги сделали очень многое для развития здорового товарищеского соперничества между отдельными летчиками, звеньями, эскадрильями и полками в целом, для обмена опытом, пропаганды достижений передовиков. Тут использовались все средства и формы - от бесед агитаторов и боевых листков до концертов художественной самодеятельности включительно.
Наиболее целеустремленно действовал, пожалуй, заместитель командира 2-го гвардейского полка майор Г. Ф. Семикин. У него вообще был какой-то своеобразный, я бы сказал, прирожденный талант политработника. Выдвинулся Семикин из рядовых техников этого же полка, хорошо знал здесь каждого и пользовался среди личного состава исключительно высоким авторитетом.
Важное место в подготовке дивизии к боевым действиям занимало совершенствование управления истребителями. Оно осуществлялось по уже известной читателю схеме - через корпусной, дивизионный и полковые командные пункты, пункты наведения, а также непосредственно командирами групп, находящихся в воздухе. Казалось бы, все ясно, но практика каждый день подсказывала что-то новое.
Не прекращались и старые наши споры. На первом же совещании командиров дивизий в штабе воздушной армии я опять стал их свидетелем и в некоторой степени даже участником. Одни утверждали, что группой истребителей, ведущей бой, лучше руководить с земли. Другие, в том числе такие авторитеты, как А. И. Покрышкин, М. П. Нога, высказывались за то, чтобы руководство истребителями было сосредоточено главным образом в руках командира группы. Я придерживался такого же мнения и старался достичь в этом отношении полного взаимопонимания со всем командным составом нашей дивизии.
Одним из наиболее последовательных моих единомышленников по части управления истребителями в бою оказался дивизионный штурман майор П. В. Киселев. И это было очень важно. Ведь именно он прежде всего занимался организацией работы пунктов наведения и освоением радиолокационной станции "Редут". Киселев был хорошим летчиком, всегда рвался в бой, но с некоторых пор, по долгу службы, ему все чаще приходилось бывать в боевых порядках наземных войск. Отправляясь туда, он непременно вооружался автоматом и, насколько мне известно, иногда пускал его в ход. Но важнее другое: летчики наши просто радовались, когда на пункте наведения дежурил майор Киселев. Его информация о противнике, его команды и советы всегда были квалифицированными и в высшей степени своевременными.
В подготовке дивизии к наступлению нельзя упускать и так называемых мелочей, которые иной раз могут перерасти в крупные неприятности. Одной из таких мелочей была покраска капотов моторов. На всех истребителях дивизии мы окрасили их в красный цвет. Это диктовалось рядом обстоятельств. Как известно, самолеты Ла-5 и Ла-7 по своей конфигурации несколько напоминали немецкие "фокке-вульфы". И летчики, особенно молодые, в пылу воздушного боя нередко принимали чужие самолеты за свои, а в результате оказывались в затруднительном положении. Полезно было также отличать наши машины от истребителей других соединений. Находится ли самолет в воздухе или по каким-то причинам окажется на земле - сразу видно, чей он.
К слову замечу, что свои отличительные знаки имели и другие соединения 2-й воздушной армии.
* * *
В конце декабря погода резко ухудшилась, и мы вынуждены были прекратить учебные полеты. Напряжение в работе несколько спало, и я, следуя совету начальника штаба воздушной армии, решил получше познакомиться с историей 2-го гвардейского истребительного авиационного полка.
Листаю заботливо хранимые страницы. Слушаю пояснения начальника штаба полка подполковника М. Г. Гуревича. И передо мной встает многотрудный боевой путь одной из старейших частей Советских Военно-Воздушных Сил.
Полк этот чуть ли не ровесник Октября. Зародился он в годы гражданской войны как небольшой авиационный отряд, вооруженный устаревшими типами самолетов. Красные военлеты мужественно сражаются с белогвардейцами и иностранными интервентами то на одном, то на другом фронте. После окончания гражданской войны отряд преобразовывается в отдельную авиаэскадрилью, а та в 1938 году - в истребительный авиационный полк.
В июне 1938 года из лучших летчиков полка формируется отдельная эскадрилья добровольцев. Она спешит на помощь китайскому народу, развернувшему борьбу против иностранных завоевателей.
В 1939 году полк участвует в освобождении Западной Украины, а в следующем году - в советско-финляндской войне. Накануне Великой Отечественной войны он завоевывает первое место в соревновании по боевой и политической подготовке ВВС Киевского особого военного округа.
Уже на рассвете 22 июня 1941 года его летчики на истребителях МиГ-3 и И-153 ведут первые воздушные бои с немецко-фашистскими захватчиками. Находясь в составе Юго-Западного фронта до середины июля 1941 года, полк произвел около восьмисот боевых вылетов, сбил двадцать восемь самолетов противника, уничтожил большое количество вражеской техники и живой силы на земле.
Затем он воюет на Северо-Западном и Волховском фронтах. Будучи в составе Волховского фронта, летчики полка в течение десяти месяцев произвели две с половиной тысячи боевых вылетов, участвовали в девяноста шести воздушных боях, уничтожили сорок восемь и подбили одиннадцать вражеских самолетов.
За мужество, отвагу и самоотверженность, проявленные в боях, 6 декабря 1941 года приказом Народного комиссара обороны СССР полк преобразуется во 2-й гвардейский.
И снова - бои.
23 января 1943 года группа Ла-5, возглавляемая тогдашним командиром полка Героем Советского Союза полковником Е. Ф. Кондратом, поднялась над блокированным немцами Ленинградом. Ведомыми у полковника были капитан А. П. Соболев и старший лейтенант Н. М. Резников. Прикрытие группы осуществлялось старшими лейтенантами Н. П. Пушкиным и А. И. Майоровым. Придя в заданный район, летчики обнаружили несколько "юнкерсов", изготовившихся для бомбометания. Полковник Кондрат бросил свой самолет в пике. Точная очередь - и ведущий бомбардировщик вспыхивает ярким факелом. Тем временем капитан Соболев в упор расстреливает второй "юнкерс". Выйдя из первой атаки, полковник Кондрат обрушивается на третий бомбардировщик и тоже загоняет его в землю. Удается сбить и четвертый вражеский самолет. Остальные спасаются бегством.
А 27 января того же года шестерке Ла-5, возглавляемой лейтенантом Ф. М. Косолаповым, пришлось вступить в бой с 21 вражеским самолетом. Несмотря на такое неравенство в силах, летчики-гвардейцы действовали решительно и сумели уничтожить пять немецких самолетов: три "юнкерса" и два "мессершмитта".
Летом 1943 года полк - уже над Курской дугой. С 12 июля по 10 августа его летчики совершили 657 боевых вылетов и сбили в воздушных боях шестьдесят шесть самолетов противника. За образцовое выполнение боевых задач при освобождении Орла и Белгорода он награждается орденом Красного Знамени.
Отличились гвардейцы и при освобождении Советской Белоруссии. За период с 22 июня по 17 августа 1944 года они произвели около девятисот боевых вылетов и уничтожили пятьдесят немецких самолетов. Полку было присвоено наименование Оршанского.
На протяжении всей войны 2-й гвардейский полк являлся своеобразной кузницей командных кадров для нашей дивизии. Оттуда вышли все командиры полков и очень многие, если не большинство, командиры эскадрилий. Командир 937-го полка майор Ф. М. Косолапов вырос в гвардейской части от рядового летчика и именно там заслужил высокое звание Героя Советского Союза. Командир 482-го полка майор Г. В. Диденко также прошел гвардейскую школу. Во главе 2-го гвардейского тоже стоял его ветеран - Герой Советского Союза майор А. П. Соболев. Это был у нас, пожалуй, лучший командир полка. У него прекрасно сочетались личная храбрость и организаторский талант. До конца войны он совершил более трехсот боевых вылетов и сам сбил в воздушных боях около двадцати вражеских самолетов.
* * *
Наступил 1945 год. Все сознавали, что вот-вот должны начаться активные боевые действия. К ним готовились. Готовились настойчиво, не жалея сил.
В ночь под Новый год генерал А. С. Благовещенский пригласил командиров дивизий и руководящий состав корпуса к себе на квартиру. Первый тост был провозглашен за то, чтобы в 1945-м окончательно разгромить фашизм, дойти до Берлина и отпраздновать там победу.
Деда-мороза импровизировал начальник политотдела корпуса полковник Ф. М. Лобан. Он каждому преподнес подарок, каждому заготовил новогоднее пожелание. Мне подбросил "шпильку": летчики, мол, 322-й дивизии здорово дерутся и не менее здорово ломают на посадке свои самолеты. Ответил ему заверением, что в Новом году драться будем еще лучше, а от поломок избавимся.
На празднике не задержались: каждый торопился в свое "хозяйство", чтобы завершить последние приготовления к наступлению. Интуиция не обманула нас: днем позже всех командиров авиационных соединений пригласил в штаб воздушной армии генерал С. А. Красовский и поставил каждому боевую задачу.
Нашему корпусу предстояло прикрывать с воздуха главную группировку войск 1-го Украинского фронта, наносящую удар с сандомирского плацдарма. 322-я дивизия должна была заранее перебазироваться на передовые аэродромы и с началом операции действовать в интересах 3-й и 4-й гвардейских танковых армий.
Перебазирование начали через трое суток. Прямо на плацдарм. Перелетали туда парами, на малых высотах, по разным маршрутам. Вместе с летчиками отправлялись техники и механики. Они располагались в фюзеляжах истребителей, согнувшись, как говорится, в три погибели. Парашютов, конечно, не брали. Так что при неудачной встрече с противником или аварийном положении рассчитывать на спасение не приходилось. Но люди добровольно шли на этот риск, веря в летчика и безотказность машины.
Таким способом нам удалось перебазировать не менее одной трети технического состава. И каждый из переброшенных сразу же после посадки начинал готовить истребители к выполнению боевых заданий.
2-й гвардейский полк обосновался на полевом аэродроме у Смердыня, 482-й и 937-й полки - вблизи местечка Свастники. Оба аэродрома находились в зоне досягаемости артиллерийского огня противника. Но самолеты были рассредоточены и тщательно замаскированы. Это избавило нас от сколько-нибудь значительного урона. Лишь некоторые машины были повреждены осколками снарядов. Однако и их технический состав быстро возвратил в строй.
Продумывая решение на предстоящую операцию, я прежде всего уделил внимание анализу воздушных сил противника. Большую помощь оказали мне в этом начальник штаба полковник Н. З. Шевченко и начальник оперативного отделения майор М. И. Каховский. Они располагали самыми свежими данными о базировании, составе и возможностях вражеской авиации в полосе наступления 1-го Украинского фронта.
Мы знали, что враг использует для действий против нас краковский и енджеовский аэроузлы, а также некоторые тыловые аэродромы. На краковском аэроузле (Краков, Балице, Косцельники) могло базироваться до двухсот самолетов, на енджеовском (Енджеов, Нагловице, Дешно) - до ста двадцати пяти, на тыловых аэродромах (Ченстохов, Вольбуж, Томашув, Заган, Котбус) - до четырехсот. Итого - свыше семисот истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков. Отсюда возникала вероятность массированных ударов по наземным войскам, а также серьезное сопротивление нашей бомбардировочной, штурмовой и истребительной авиации.
Основываясь на этих сведениях и предположениях, я решил распорядиться своими силами следующим образом: 482-й и 937-й полки будут штурмовать вражескую авиацию на аэродромах и прикрывать боевые порядки наших танкистов, а 2-му гвардейскому - действовать по вызовам с КП корпуса. При нанесении ударов по аэродромам противника группы поведут лично командиры полков. Воздушная разведка должна вестись подготовленными для этого экипажами и парами.
Почти все офицеры управления дивизии были направлены в части. Им вменялось в обязанность оказать практическую помощь командирам в планировании боевых действий, подготовке людей и техники. Во всех полках и подразделениях состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых речь шла о долге коммунистов и комсомольцев личным примером увлекать беспартийных на выполнение поставленных задач. А тем временем многие беспартийные уже подали заявления о желании вступить в ряды Коммунистической партии и ленинского комсомола.
Только во 2-м гвардейском полку к началу наступления мы имели 146 членов партии. Командирам было на кого опереться.
Настало 12 января. Задолго до рассвета весь личный состав дивизии находился на своих местах. Командиры уточняли задачи, летчики заканчивали приготовления к вылетам, инженеры, техники и механики завершали подготовку самолетов. В штабе дивизии, в авиационных полках и тыловых подразделениях состоялись митинги. Под развернутыми боевыми знаменами личный состав давал клятву все отдать для победы над немецко-фашистскими захватчиками.
В 5 часов утра с линии фронта донеслись раскаты боя. В атаку пошли передовые батальоны стрелковых дивизий. Они вклинились в оборону противника на глубину первой, а в некоторых местах - и второй траншеи. Их действия позволили вскрыть огневую систему немцев. Дело теперь - за надежным подавлением ее.
Артиллерийская подготовка началась уже в светлое время. Около двух часов земля и воздух содрогались от мощной канонады. Западный ветер тянул на наш КП густой дым и запах гари.
Вслед за разрывами снарядов неотступно следовала пехота. Тронулись уже и танки. А мы бездействовали. Начавшаяся с вечера метель как будто утихла, но все же погода не благоприятствует полетам. Мешают сплошная и низкая облачность, ограниченная видимость. Выпускать самолеты в таких условиях неоправданный риск. Реальной пользы не будет.
Но вот командир 482-го полка майор Г. В. Диденко докладывает, что облачность над аэродромом несколько поднялась, в ней появились просветы. Просит разрешения на боевой вылет.
Диденко сравнительно недавно назначен командиром полка. Он горяч, порывист, не обрел еще в полной мере командирской мудрости. Его иной раз приходится сдерживать.
Сажусь на По-2 и сам вылетаю к нему. Одновременно со мной на другой наш аэродром вылетает подполковник Лобов. На КП дивизии остается за старшего начальник штаба полковник Шевченко.
В районе Свастников погода действительно улучшилась. Но не настолько, чтобы можно было поднимать в воздух всех.
- Кого выпустим? - спрашиваю Диденко.
- Сам поведу группу!
- Вы останетесь на земле.
- Тогда Ландика.
Капитан И. И. Ландик - опытный командир эскадрильи, храбрый и находчивый воздушный боец. Мне рассказывали, как он однажды, вылетев на разведку вражеского аэродрома, пристроился в хвост десятке "фокке-вульфов" и при заходе их на посадку почти в упор расстрелял одного.
- Быть по сему, - соглашаюсь я. - Ставьте задачу Ландику.
Через несколько минут четверка Ла-5 ушла на задание. Вскоре капитан Ландик доложил по радио, что наступление наземных войск развивается успешно и над ними патрулируют "яки" и "кобры". Значит, аэродромы других соединений не закрыты непогодой.
Звоню начальнику метеослужбы дивизии. Он сообщает о повсеместном улучшении метеоусловий.
Поднимаю в воздух еще несколько групп истребителей. А во второй половине дня уже почти все летчики дивизии втянулись в боевые действия.
Да, в 1945 году мы воевали уже несколько иначе, чем, скажем, в 1941 или 1942 годах. Тогда от летчиков требовали главным образом одного - как можно больше находиться в воздухе. Подчас не принимались во внимание ни сложность метеорологических условий, ни усталость, ни даже недостаток опыта. Это оправдывалось обстоятельствами: противник имел в то время значительное превосходство в авиации, и мы вынуждены были работать, что называется, на износ. Тяжелая обстановка на фронте не позволяла пунктуально выполнять законы летной службы.
Другое дело - в сорок пятом, когда мы полностью господствовали в воздухе. Тут уж требовался более осмотрительный подход к постановке летчикам боевых задач. Стали строже учитываться и метеоусловия, и индивидуальные особенности каждого воздушного бойца, в том числе, конечно, степень его выучки. Если даже опытный летчик имел значительный перерыв в полетах, ему не сразу давалось боевое задание, а предварительно планировались учебные полеты в тылу или поручалось патрулирование над своим аэродромом.
Молодежи разрешали летать на фронт только под руководством опытных командиров. В боевой строй ее вводили постепенно, без спешки.
Сказывались здесь и профессиональный рост самих авиационных командиров, возросшая их оперативно-тактическая грамотность. Большинство из них успело глубоко познать характер воздушного боя того времени. А это позволяло конкретнее руководить действиями подчиненных, противопоставлять тактике врага свою тактику, максимально использовать боевые возможности самолетов, состоящих на вооружении.
Но война - всегда война. Предусмотреть здесь решительно все почти невозможно. В динамике боев непременно возникают какие-то осложнения. Так было и в данном случае.
Хотя взаимодействие с танкистами мы продумали до мельчайших деталей, оно не раз оказывалось под угрозой. Введенные в прорыв танковые армии продвигались настолько быстро, что инженерно-строительные батальоны не успевали готовить для нас аэродромы. Не всегда справлялись со своими обязанностями и батальоны авиационного обслуживания.
Помогло вмешательство С. А. Красовского. Два таких батальона он подчинил мне на все время операции. По тогдашним взглядам, это было отклонением от нормы, своего рода эксперимент, который, на наше счастье, дал хороший эффект. До того на каждом новом аэродроме мы имели дело с новой тыловой частью. Сработаться с нею обычно не успевали, людей, обслуживавших нас, толком не знали, и в напряженной обстановке наступления это нередко порождало всякого рода неувязки. Они исчезли сразу же, как только дивизию стали обслуживать два определенных батальона.
Одним из них командовал майор И. М. Бухтьяров. Когда-то мы вместе служили с ним в составе одной эскадрильи. Это был исключительно исполнительный и инициативный офицер. Сам в прошлом летчик (его списали с летной работы по состоянию здоровья), он не только понимал, а душой воспринимал наши нужды, делал все возможное и даже, казалось, невозможное для успешной боевой работы авиаполков.
Не мог я жаловаться и на командира другого батальона - майора А. Д. Коцубальского. Он тоже работал не за страх, а за совесть.
Из состава батальонов были выделены две передовые комендатуры, способные по своему техническому оснащению обеспечить боевые действия любого полка. Эти комендатуры двигались вслед за танковыми соединениями и заблаговременно готовили аэродромы, завозили туда горючее, боеприпасы. При этом нередко использовалась помощь танкистов: командующий 4-й гвардейской танковой армией Д. Д. Лелюшенко предоставлял в наше распоряжение тракторы и даже танки для уплотнения грунта взлетно-посадочных полос.
Помогало и местное население. По первой же нашей просьбе, а зачастую и по собственной инициативе польские граждане выходили на работу со своим транспортом, с лопатами и кирками.
Пользуясь случаем, не могу не сказать, что на протяжении всего довольно длительного времени базирования дивизии на территории Польши мы постоянно чувствовали самое доброе отношение к нам со стороны польского народа. Не оставались в долгу и наши люди - всегда старались как-то облегчить далеко не легкое положение поляков, только что освобожденных от ига немецко-фашистской оккупации, заботились об устройстве тех, кто возвращался в родные места, уважительно относились к национальным обычаям и традициям.
Братского взаимопонимания никак не могли нарушить банды бандеровцев, скрывавшиеся в лесных трущобах. Иногда им удавалось сжечь самолет, совершивший вынужденную посадку вдалеке от своего аэродрома, или расправиться с одиночкой солдатом, оказавшимся за пределами части. Все это, конечно, переживалось очень больно. Но мы-то знали, что бандитизм буржуазных националистов корнями своими уходил отнюдь не в толщу польского народа, а питался извне, нашими общими врагами.
За четыре дня наступления ударная группировка 1-го Украинского фронта продвинулась вперед на 80 - 100 километров. Попытки противника сорвать или задержать развитие хорошо подготовленной операции успеха не имели.
В эти дни отличились многие наши летчики.
Шестерка Ла-5, ведомая командиром эскадрильи майором Г. Г. Власенко, нанесла удар по скоплению вражеской пехоты и автомашин в районе западнее Кельце. Сбросив бомбы с высоты 600 - 500 метров, она сделала еще несколько заходов, уничтожая противника пушечным огнем.
Эта эскадрилья вообще была у нас одной из лучших. Г. Г. Власенко, сам отличный боец, умел работать с подчиненными. Обладая недюжинными организаторскими способностями, он вырос в дальнейшем в крупного авиационного руководителя. После окончания Отечественной войны его назначили командиром полка, а сейчас он генерал-лейтенант авиации.
Успешно действовали при штурмовке противника и группы, возглавляемые майором Г. В. Диденко, майором Ф. М. Косолаповым, капитаном В. В. Зайцевым. Каждая из них уничтожила десятки автомашин и сотни вражеских солдат. Несмотря на сильное огневое противодействие с земли, они осуществляли по четыре-пять заходов на одну и ту же цель, тогда как немецкие летчики при штурмовке наших наземных войск в лучшем случае отваживались на два захода. Понятно, что и результативность их штурмовок не могла идти ни в какое сравнение с нашими.
Одновременно велась борьба с авиацией противника на его аэродромах. Уже в самом начале наступления планировалось нанести ряд ударов по ченстоховскому аэроузлу. Неблагоприятные метеорологические условия помешали, однако, выполнить эту задачу. Зато с улучшением погоды мы постарались наверстать упущенное.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги