5

Внутри изба выглядела еще более древней чем снаружи. От почерневших бревен воняло гнилью, белесый мох покрывал углы и даже потолок. Из обстановки здесь были только большой стол и две скамьи. У дальней стены были свалены медвежьи шкуры.

– Он здесь жил?

– Кто его знает, – ответил воевода. – Возможно. Обычно казаки живут у меня на гостинке, но Одноглазый с дружком вот уже месяц как шлялись отдельно. В караул ходили, приказы выполняли. Так что никаких нареканий. Но вот эта его самоедская болтовня… Как сходил тогда в дозор год назад с другим своим дружком к каравану Варзы, так и двинулся постепенно.

Макарин подошел к груде шкур, отодвинул носком сапога ближайшую. Взвились, зажужжали несколько толстых мух.

– Теперь нам надо обязательно поймать его убийцу, – сказал он.

– О, на это, дьяк можешь не надеяться! – рассмеялся воевода. – Я хоть и послал в лес десяток казаков, но убийцу они точно не поймают. Убийца – ярган. Только они в этих краях такие стрелы используют. Тройное оперение из хвоста филина и костяной наконечник в виде вилки. Я тут чуть больше года, но такие вещи наизусть выучил. Ярган это. Мои остолопы не успели на холм подняться, а он уж наверняка к реке подбегал.

– Зачем же тогда их посылать?

– Политика, дьяк. Если б не послал, уважать бы перестали. Экое дело – подчиненного при воеводе как белку подстрелили, а воевода стоит и глазами хлопает. Пусть побегают.

– А если в лесу еще десяток таких… ярганов? Без казаков останешься, воевода.

Кокарев нахмурился:

– Это возможно, но навряд ли. Ярган в здешних местах – чужак. Ярганские городки далеко на юге, сюда они редко забираются и обычно в одиночку. Если б целый отряд наведался, местная самоядь об этом бы на всю округу растрезвонила. Нет, ярган был один и приходил он по душу Одноглазого.

– Зачем дикарю с далекого юга убивать безумного казака?

– Кто его знает? Может обидел кого из клана? Ярганы мстительны, как и все дикари.

Макарин прошелся вдоль стен, пытаясь усмотреть в темноте хоть что-то интересное. Бревна в некоторых местах были испещрены вмятинами, зазубринами, словно кто-то неумело пытался нанести на них неведомый узор.

– А тебе не приходит в голову, воевода, что Одноглазого убили как-то подозрительно вовремя? Из Москвы приезжает дьяк, на дьяка нападают, нападавшего ловят, собираются допросить. И тут из леса прилетает стрела и лишает нас единственной нити для дальнейшего расследования. Кто нанял Одноглазого, зачем?

– Да не мог его никто не нанять. Ну сам подумай. Даже если кому понадобилось тебя прибить. Кому может прийти в голову нанимать для такого ответственного дела полного безумца, который не то что людей, день с ночью путает?

– Меня он ни с кем не спутал. Знал, что я государев человек. Знал, куда пойду. С самой пристани следил, возможно. Дождался, когда выйду ночью на улицу. Безумцы так не делают.

– Безумцы и не такое делают. Он уже с полгода бродил по улицам и смущал народ болтовней про гибель Москвы. Ну это уж сам знаешь, вашими новостями только подтверждалось. А еще говорил, приедет московский человек и всем нам смерть наступит. Людей предсказаниями пугал. Жрал то, что самоедские колдуны жрут, грибы, ветки, мох, траву какую-то. У него аж пена из пасти лилась. Потом вчера про тебя услышал. И совсем съехал.

– И после таких речей он спокойно ходил по улицам?

Кокарев виновато почесал затылок.

– Тут понимаешь, дьяк. С одной стороны, оно конечно, острог за такое в лучшем случае. А в худшем так дыба и казнь. А с другой стороны, Одноглазый юродствовал редко. По крайней мере до последнего времени. А так ему цены не было. Никто лучше него округу не знал. Я уж гадаю, как мы теперь с самоядью переговариваться будем. Среди моих казаков замены ему точно нет.

Макарин уже сделал по избе не один круг, осмотрел свалку шкур, стены, печь, сложенную из мелких камней, повертел в руках валяющиеся у двери самопалы. Не было никаких зацепок, ничто не указывало, куда двигаться дальше. Труп Одноглазого он обыскал еще раньше, не найдя ничего, кроме оружейных принадлежностей и пары засохших мухоморов в котомке. Видимо, Одноглазый действительно любил отравлять себя этой гадостью, после которой люди ходили сами не свои. Может, грибы в конце концов и сделали его безумцем. Макарин читал донесения об их популярности среди дикарских колдунов, которые отварами доводили себя до исступления.

– Кто с ним в друзьях ходил?

– Кроме Васьки Щербатого – никто. А тому я прошлой ночью башку разнес. При тебе же. Васька-то поразумнее был кстати. Жаль его. Был еще Косой. Вот с Косым они сильно дружили. И в дозоры ходили, и в леса, и на разговоры с дикарями.

Макарин остановился.

– Подожди. А в тот дозор, что был год назад у собирающегося каравана Степана Варзы, они тоже с этим Косым ходили?

– А то как же. Говорю ж – неразлучны. Я тогда только приехал, не понимал ничего, но уже знал, что лучше их вдвоем на задания посылать. Про караван тот нелепые слухи ходили, вот я и распорядился разузнать, что за дела там творятся.

– И что?

– Да ничего толком. Вернулись ночью, оба белые, будто покойники, сперва ничего не говорили, так что им пришлось по мордам двигать. Ну, рассказали, что видели какой-то ящик, в полтора человека размером. Уж больно им этот ящик запомнился, только про него и талдычили. И, собственно, все. Потом караван ушел, и я забыл про это дело. А когда дошли слухи, что караван до места не добрался, тут-то и началось. Одноглазый постепенно стал с ума сползать. А Косой совсем замолчал. Он и раньше-то неразговорчив был, а тут… Подожди, а что ты все про Косого спрашиваешь? Ты ж его знать должен! Это ж я его в Москву с письмом послал. Если ты письмо получил, значит и Косого видел.

– Я не получал никакого письма. – медленно сказал Макарин.

– Ну не ты, конечно. Бояре. Они ж письмо-то прочитали. И с Косым наверняка поговорили.

Макарин подумал, и решил не говорить воеводе, что его казак Косой скорее всего помер у дознавателя на дыбе, не успев ничего толком рассказать. По крайней мере именно такой вывод можно было сделать из грамоты боярина Мстиславского.

– Возможно, поговорили. Только мне ничего не сказали. И с Косым я не виделся.

– Да-а, – помрачнел Кокарев. – Бардак у вас там на Москве.

– Не без этого.

Воевода пошарил руками у себя на поясе, достал плоскую фляжку, черную с серебряной гравировкой и витиеватыми узорами, глотнул, крякнул и показал Макарину.

– Налить? Хорошо мозги помогает сосредоточить.

Макарин отказался, спросил:

– А что в письме-то было?

Воевода замялся.

– Ну так… Мои соображения насчет старшего воеводы Троекурова. Ты ж наверно в курсе, что у нас с ним тут маленькая война. Такая гражданская, как была в Риме у Кесаря с Помпеем. Не удивляйся, дьяк, я хоть и простой служивый, но грамоте тоже обучен и книжек прочитал десяток то уж точно… Так вот. Для меня присяга это все. Мне не важно, кто там сидит на Москве, и насколько он сидит правильно. Я служу стране. Если на Москве Шуйский, я служу Шуйскому. Если на Москве невинноубиенный якобы царевич – я служу невинноубиенному. И мне не важно, что он никакой не царевич. Раз взял власть на Москве в свои руки – значит у него уже есть на это право. Сейчас у вас там сидят бояре и решают, кому отдать престол – то ли католику, то ли еще одному невинноубиенному. Я понимаю, что и то и другое – дерьмо больного самоедского оленя. Но для меня это не столь важно. Для меня главное, это чтобы был порядок. И чем быстрее этот порядок наступит, тем для страны лучше. А значит и для меня. Вот у меня такое мнение.

Макарин мог рассказать, каково это, когда на Москве вполне законно сидят поганые ляхи, но опять решил не говорить, а ждать продолжения. За свою пятнадцатилетнюю службу он накрепко запомнил, что лучше слушать, чем возражать.

– Может, я и не прав, – сказал воевода. – Может, если б сидел сейчас где-нибудь ближе к Москве, думал бы по-другому. Но я здесь, на богом забытой окраине, где дикарей больше чем звезд на небе, а до ближайшего соседнего городка месяцы пути. И здесь я думаю так, а не иначе. Потому что если иначе – тогда все развалится.

– Хочешь сказать, старший воевода думает как-то по-другому?

– Нет. Хочу сказать, что он вообще не думает. Он дерет вдвойне с самоедов, грабит промышленников. Поднял цены на товары и теперь купцы норовят скупать шкуры в лесах, а не у нас на торге. А я за этим всем должен следить и не допускать. Его стрельцы сидят как мыши в крепости, а я людей по лесам теряю. Это дело? Троекуров портит отношения с дикарями, а я за это отдуваюсь. Он набивает карманы, а я дерусь. Но главное не это. Я повидал достаточно таких воевод, в войне они бестолковы. Если сюда вдруг нагрянет какое войско, неважно чье, самоядь на оленях, вогулы с саблями или те же ярганы – Троекуров не задумываясь сдаст город. Даже и не подумает драться. Нагрузит первый попавшийся коч своим барахлом, казну прихватит и свалит отсюда в один момент. А может еще и продаст нас с потрохами. Вот об этом я в Москву написал. Просил прислать кого другого, а Троекурова с почетом отправить в поместье, чтобы сидел там и ничего не делал. Ну, и про караван тот злополучный тоже пару строк черканул, от себя. Не про ящик конечно. Ничего не знаю, что они везли, откуда взяли и чего тогда весь город переполошился. Просто сам караван тоже был примечательный. Три малых коча, дьяк. Знаешь, зачем Варзе понадобились именно малые кочи? Видел их когда-нибудь?

– Не далее, чем сегодня утром.

– И что скажешь?

Макарин пожал плечами.

– Я не силен в мореходстве. Но судя по корпусу, лед им не страшен. Да и оснастка серьезная. Крепкие корабли.

– Это все да, но не главное. А главное, то что малый коч можно на берег вытащить, на катки поставить и быстро из моря в море перевести. Он маленький, легкий. Ты, когда сюда собирался, карту наших земель видел?

– Доводилось. Одну даже с собой захватил. Но там много неизведанных земель. Мало что понятно.

Воевода огляделся, подошел ближе к маленькому открытому окошку, откуда лился свет.

– Я тебе сейчас нормальную карту покажу, три года ее составляли, год назад закончили. В Москве такой пока нет.

Он достал из кармана сверток, развернул на столе.

– Смотри. Вот здесь мы. Вот это наш караванный путь, ты по нему сюда добирался. Сперва по реке до Мангазейского моря, на море резко на юг и до Обдорской заимки в устье Оби. А потом реками на Тобольск, вглубь страны. Присмотрись внимательно, что ты еще здесь видишь?

Макарин присмотрелся.

Карта была подробной. С указанием мелких речушек, болот, даже дикарских стойбищ и мест хорошего промысла. Она охватывала все близлежащие земли, от Обдорска до устья Енисея и Туруханского зимовья, что поставили не так давно в неделе пути на восход отсюда. Море было в центре, но оно казалось схематичной дырой, по сравнению с густо разрисованной сушей. На закатном краю карты, в стороне от основного караванного пути виднелся огромный массив неизведанной земли, испещренной бесчисленными озерами и речушками. Прямо по центру этой земли, напротив выхода с Мангазеи в море, Макарин заметил мелкую надпись.

– Поморский волок? – прочитал он.

– Именно, – торжественно сказал воевода. – Поморский волок. Наш караванный путь не единственный отсюда. Есть еще один. Старый, даже древний. Его называют Северный путь, и о нем мало кто знает. Говорят, им пользовались еще новгородцы несколько столетий назад. На первый взгляд он прост. Отсюда по реке на север до Мангазейского моря, но потом не на юг вдоль берега, а прямо на закат через море. Там реками да озерами примерно до середины этой земли, затем корабли перекатывают волоком до следующей речушки, спускают на воду, несколько недель плавания и ты уже в Белом море, а там рукой подать до Холмогор и Архангельского городка. Представляешь, вместо четырех месяцев – всего несколько недель.

– Но мы почему-то этим путем не ходим.

– Не ходим. И не только потому что для волока нужны малые суда, а нам проще загрузить товаром большие и подождать полгода. И даже не потому что морем ходить гораздо опаснее из-за льдов и штормов. Все дело в самой этой земле, – палец воеводы обвел практически пустую широкую часть суши, посреди которой виднелся Поморский волок. – Самоядь называет ее Краем Мира. Огромная плоская пустошь, испещренная болотами, речками, озерами. Лабиринты протоков, гиблые топи. Никто не знает, сколько поморцев там сгинуло, пока они не нащупали единственный верный путь через эти земли. Лет десять назад тогдашний обдорский воевода послал в те края десятка два казаков для организации постоянного острога. Никто из них не вернулся. Даже самоеды туда предпочитают не соваться без особой необходимости, хоть отдельные семьи и умудряются там кочевать. Проклятая земля. К северу от нее начинаются поля сплошных льдов, которые не тают даже летом. Так что ее ни морем, ни сушей никак не обойдешь. Есть только одна дорога – вот этот Поморский волок.

– И ты считаешь, что Варза пошел именно этим путем?

– Возможно. Одноглазый видел бревна для катков, загруженные на один из кочей. Сам подумай. Малые кочи вместо торговых двухмачтовых. Катки, которые не нужны на караванном пути, зато нужны на северном. Поморцы в команде. Да и сам Варза поморец. Конечно он знал о Северном пути и пошел именно по нему. Остается лишь вопрос, зачем он это скрывал и твердил всем, чтобы его ждали в Тобольске, а не Холмогорах. Хоть северным путем и редко пользуются, но поморцы иногда рискуют. Кто-то добирается, кто-то нет. Зачем скрывать?

Вот на этот вопрос Макарину было что ответить. Он кратко описал воеводе грамоту князя Мстиславского, опустив фразу о помершем на дознании казаке. Добавил версию о просочившемся голландском лазутчике. Рассказал о сбежавшем у него из-под носа поморце Шубине. Запутанное дело впервые становилось ясным как помытое стекло. Все части головоломки сходились одна с другой. Поморец Варза в сговоре с чужаком Хоэром и другими поморцами организовывает караван для вывоза какого-то ценного предмета, запутывает следы, называет пунктом назначения один город, а на деле направляется в другой. Проходит по Северному пути к Архангельску или Холмогорам, где уже полсотни лет находятся английские и голландские фактории, Хоэр сводит его с нужными людьми, которым он продает предмет и сведения о том, как добраться в заповедную Мангазею. К тому времени на север прибывают военные флотилии. А значит нам остается лишь уповать на бога и собственные силы.

Воевода хмурился, постукивая костяшками пальцев по столу.

– Нет, дьяк, что-то не сходится. Шубина я конечно постараюсь споймать. Посмотрим, что он знает. Но вот что касается всего остального… Не похож был Варза на предателя. Производил впечатление честного человека, хоть и поморца. Я с ним, правда, всего пару раз общался. Но в людях, уж поверь, я разбираюсь. Приврать насчет выбранного пути мог конечно, на то он и поморец. Товар спрятать. Они вообще скрытные. Но вот чтобы так просто продать всякой немчуре секретный путь – это навряд ли. Может слышал, архангелогородская немчура уже не раз подкатывала к поморцам с предложением показать дорогу на Мангазею. Их старейшины всегда отвечали отказом. Варза один из них, если не знаешь. Они свой интерес понимают и за мелочь не продаются. Если немцы пронюхают эту дорогу, то их отсюда поганой метлой не вышибешь, а значит и поморцы всю торговлю потеряют. Это на севере всем ясно. Я скорее Троекурова в сговоре с этим твоим Хоэром заподозрю. Вот ему кроме собственного пуза ничего не надо. – Макарин вспомнил, каким угрюмо-задумчивым сделалось лицо Троекурова, когда он узнал про чужака в Мангазее, но ничего говорить не стал. – Как знаешь, но тут дело в чем-то другом. То ли Варза имел свои причины идти по Северному пути. А Хоэр, если он действительно чужак, вошел в доверие и обманул Варзу. То ли Варза пошел все-таки к Тобольску, а катки ему понадобились для чего-то другого и это другое его в конце концов погубило.

– А для чего еще могут понадобиться катки?

Воевода пожал плечами.

– Для другого волока. Может решил заглянуть по пути еще куда. Мест много. Может вообще решил идти к великим рекам на восходе. Пушнины у него было немного. Вполне мог решить подзаработать еще по дороге. Хотя отправлять караван не на закат, а в противоположную сторону… Нет, отпадает. Тем более, что катки для волока в лесах не нужны, там этих катков можно настрогать за милую душу. Они нужны только там, где нет леса, и где даже оставленные с прошлого лета бревна за пару месяцев сгниют напрочь. А такой волок только один в округе. Поморский, через топи проклятых земель. В общем, не знаю, дьяк. Мало сведений. Надо собирать.

Загрузка...