Наблюдатель

8 Майкл

– Я уже знаю, что вы напишете, – сказал я хорошенькой журналистке напротив. – Все биографии знаменитостей пишутся по одному шаблону – особенно если пишутся они в гостинице.

Ее глаза сверкнули коварным кокетством.

– Что ж, раз вы такой знаток шаблонов – напишите обо мне!

Я сделал глоток шотландского виски (оплаченного ее газетой) и, воспользовавшись разрешением, полученным в этой почти что дружеской перепалке, отставил стакан и приступил:

«Войдя в роскошный зал культового заведения на площади Пикадилли, я вижу Джоанну Притчард. Она сидит, подобрав под себя ноги, волосы убраны в скромный и в то же время стильный конский хвост. На ней минимум макияжа, и даже простой, но элегантный кашемировый джемпер не может скрыть сияния ауры знаменитости, которое так часто становится поводом для зависти…»

– Я журналист, а не Синди Кроуфорд, – фыркнула она.

– Да, но все же вы женщина, а значит, я по умолчанию должен отметить ваш сдержанный, но тем не менее ослепительный образ и то, как вам виртуозно удается держать себя в форме и при этом без всякого стеснения прямо у меня на глазах поглощать огромный клаб-сэндвич.

Она снисходительно ухмыльнулась.

– Тогда что же я напишу о вас?

– Сначала дайте взглянуть на свои записи.

– Да ладно вам, – она делано вызывающе скрестила руки на груди.

– Напишете что-нибудь о моем растрепанном виде и мрачном выражении лица; о том, что я пью виски в одиннадцать утра, – всем ведь так нравится этот образ анфан террибль, эдакого писателя-рок-н-ролльщика: стиль Мартина Эмиса[89], повадки Майкла Хатченса[90].

Она приподняла брови.

– Ну, учитывая, что вы недавно женились, наши читатели решат, что эта ипостась уже в прошлом.

– Как это по-среднеанглийски, – ухмыльнулся я, выуживая сигарету из кармана рубашки.

– Кстати, как поживает Диана? – спросила она, пристально глядя на меня.

– Не вылезает из комбинезона.

– Значит, скоро услышим топоток маленьких ножек? – тут она одарила меня сладчайшей улыбкой.

– Напомните-ка, откуда вы знаете мою жену?

– На самом деле мы не знакомы; просто она училась в школе с моей старшей сестрой. Помню, как они не брали меня с собой играть в «Ласточек и амазонок»[91], а если и брали, то мне приходилось быть дурацким Роджером.

Диана знала всех на свете: мальчишек (и это были именно мальчишки – в такие моменты я особенно остро ощущал разницу в возрасте) в мешковатых свитерах с фальшивыми акцентами, работавших редакторами в агрессивно-крутых журналах; слоун-рейнджеров[92] в кардиганах пастельных тонов и полной конной экипировке, которых она якобы стеснялась; невыносимых театралов, на полном серьезе носивших береты, и стендап-комиков, которых было непростительно много. Когда объявили о месте съемок фильма, я испытал искреннее облегчение: целых шесть недель на какой-то богом забытой скале на краю Шотландии. Какая жалость, что у меня как раз начался тур в поддержку книги.

– Конечно, если бы вы все еще поддерживали с ней связь, то знали бы, что она где-то на озере Лох-Несс, развлекается с мальчиками в коротеньких штанишках.

– О да, я в курсе, – холодно ответила Джоанна, не сводя с меня глаз.

Я помолчал, чтобы невысказанное подозрение повисло в воздухе; потом демонстративно откинулся в кресле, пуская облачка сигаретного дыма.

– Какие планы на обед?

– У меня есть идеи и получше, чем просто жевать.

Никогда не мог понять, была ли ее прямота отрепетированной или искренней, – но был за нее благодарен. К черту самоедство. Да здравствует равенство и братья по оружию. Я считал себя феминистом. В конце концов, на дворе был уже 1987 год, и все сходились во мнении, что и женщины давно ждали этого момента. В голове вдруг возник призрачный образ Дженис Джармен после танцев в старших классах женской гимназии Бертли Коммон: половина одиннадцатого, влажная от росы трава, мои неловкие руки, лихорадочно пытающиеся задрать на ней бледно-голубое атласное платье – которое уже в следующую секунду она чопорно одергивает. Блестящий полиэстер брюк, позаимствованных у старшего брата, распирает от эрекции. Вот уж два года, как вышло стихотворение Ларкина «Чудесный год», но у семнадцатилетних йоркширских старшеклассников секс все еще был лишь в мечтах.

– Гляжу на вас – и вижу себя, – сказал я.

– Тогда, надеюсь, вы такой же нарцисс, как и я, если верить моим коллегам.

– Чем займетесь сегодня вечером?

– Исследованиями. Я ведь готовлю биографию писателя – прямо у него дома.

– О нет, только не у меня дома. Я хочу куда-нибудь выйти.

– Отлично, – подхватила она. – Десять часов, по Фрейду, – а потом посмотрим, что подскажет нам ночь.

Для туалетной кабинки здесь было даже чисто. Дурман кружил мне голову, и все, казалось, двигалось с удвоенной скоростью. В ушах гулко отдавался ритм музыки и ее прерывистое дыхание. Я заломил вверх ее изящные белые руки и резко, через голову, стянул с нее блузку. Кожа ее в ультрафиолете светилась синевато-белым; я чувствовал, как она на ощупь ищет пуговицы моих джинсов. Я прижал ее к влажной стене, и мы поцеловались. Глаза ее сияли. Она отстранилась и подставила мне свою обнаженную шею. Ухо мне обжигало ее дыхание, она была так невероятно сексуальна. Разве могло что-то пойти не так?