На небе уже скрылась Большая Медведица и заблестели звезды, когда дверь скрипнула и Репиха тихо вошла к себе в избу. Вошла и остановилась как вкопанная. Она думала, что Репа, по обыкновению, заночует в корчме, между тем он сидел па сундуке, подперев голову руками и уставясь в землю.
На очаге догорал огонь.
— Ты где была? — мрачно спросил Репа.
Она, не отвечая, повалилась ему в ноги и горько зарыдала:
— Вавжон! Вавжон! Ведь для тебя это, для тебя! На этакий срам пошла. Обманул он меня. Только надругался надо мной и прогнал. Вавжон! Ты-то хоть пожалей меня! Любимый мой! Вавжон!..
Репа достал из сундука топор.
— Нет,— тихо проговорил он,— уж теперь-то пришел конец тебе, бедняга! Уже не жить тебе больше, не видать света белого. Уже не будешь ты, бедняга, в избе сидеть, а будешь на погосте лежать... уж ты...
Она в ужасе поглядела на него.
— Ты что же, убыть меня, что ли, хочешь?
А он:
— Ну, Марыся, не трать попусту временя, молись богу, ты, бедняга, и не почуешь боли...
— Да ты вправду, Вавжон?..
— Клади голову на сундук...
— Вавжон, помилосердствуй!
— Клади голову на сундук! — крикнул он уже с пеной у рта.
— О господи! Спасите! Люди добрые, спаси...
Раздался глухой удар, потом стон и стук головы об пол, второй удар и более слабый стон, потом третий удар, четвертый, пятый, шестой... На пол ручьем хлынула кровь, огонь в очаге погас. Репиха содрогнулась всем телом, потом вытянулась и так застыла.
Вскоре после этого кровавое зарево разлилось по небу, разорвав мрак: горели господские постройки.