Гарри

Весело…

Я сижу в библиотеке, рядом что-то щебечет Гермиона, а Рон ей тычет в лицо какой-то книгой. Я автоматически киваю на их слова, что-то говорю сам, но всё остальное во мне застыло в огромном, всепроникающем шоке. Да еще в голове ни на секунду не затихает гаденькое, слегка истеричное хихиканье моего слизеринского подсознания.

Ему, черт возьми, весело…

Ну да, денек выдался веселый: с утра я чуть не умер от ужаса (совет на будущее — НИКОГДА не позволяйте домовым эльфам себя будить!), едва не опоздал на состязание, а потом выставил себя полным идиотом, проторчав в озере полтора часа в полной уверенности, что надо вызволять всех пленников! Нет, я понимал, конечно, что Дамблдор не оставит ребят у русалок, но ведь в этом был смысл состязания — освободить, в песне не было сказано…

Да какая разница, что там было сказано?! От того, что было потом, я чуть с ума не сошел!

«А кто сказал, что не сошел?» — прозвучал во мне ехидный шепот Слизеринской половинки.

Так, кажется, у меня начинается раздвоение личности…

— Гарри, ты в порядке? — пробивается в мои уши голос Гермионы.

— Что?

— Тебе плохо? Ты такой бледный, — обеспокоено говорит подруга. — Может, тебе стоит посетить Больничное крыло?

Меня разом накрывает волна воспоминаний. Резко пересыхает во рту. Лицу становится жарко…

«А в штанах — тесно!», — гогочет мое второе Я.

— Дружище, давай мы тебя отведем…

Я поднимаю голову и вглядываюсь в лицо Рона. Как же я выгляжу, если у рыжика ТАКИЕ глаза?

— Так, Рон, ты — справа, я — слева… Гарри, идем, сейчас тебя посмотрит мадам Помфри, мы тебя подождем, а потом вернемся в Башню…

— Нет!

Ребята отскакивают от меня, будто обжегшись. Кажется, я крикнул это слишком громко. Я смотрю в их испуганные лица, и мое потрясенное, вывернутое и взбаламученное существо начинает быстро соображать.

— Не надо, — уже спокойнее говорю я. — Мадам Помфри меня уже осматривала… — так, спокойно, Гарри, спокойно, дыши ровнее. Ты не умеешь врать, но так прекрасно недоговариваешь, что и Дамблдору стоит поучиться! — Это из-за того, что я съел Жабросли. Два часа назад случился приступ астмы. Какие-то семикурсники из Когтеврана отнесли меня в Больничное крыло. Но сейчас все в порядке! Просто небольшая лихорадка.

— Почему нам не сказал? — хором возмущаются друзья.

— Не хотел, чтобы вы волновались, — честно признаюсь я. — Да и о чем говорить? Астму Помфри вылечила, а объедаться Жаброслями я больше не буду.

Рон сопит, Гермиона неодобрительно и беспокойно смотрит на меня. В шоколадных глазах подруги ясно читается: «Почему ты влипаешь во всякие неприятности, Гарри?».

— Поэтому ты опоздал? — спрашивает она.

— Да…

Вопрос вышибает из меня дух.

Я как раз шел из Больничного крыла, когда случилось ЭТО. За моей спиной тихо скрипнула стена — и меня втащили в темный пыльный коридор. Я еще успел удивиться, на карте Мародеров, оказывается, были отмечены не все потайные ходы. А потом… Потом Драко Малфой всем своим телом прижал меня к стене.

— Поттер, ты в порядке?

Один-единственный вопрос — и я выбит из колеи. Меньше всего я ожидал, что его задаст Малфой и где! В темном грязном коридоре, в который чистоплюй слизеринец не полез бы и под страхом смерти. Я раскашлялся — просто поперхнулся ругательствами.

— Поттер? — я никогда, даже в бреду, не мог представить ТАКОГО испуга на лице Малфоя! — Поттер, это снова приступ?!

Я молча вытаращился на Малфоя, перестав кашлять. А он… Он был необычно взлохмаченным и пыльным. Никакой надменности, презренья, искривленных в усмешке губ, лишь облегчение, оттого, что я перестал кашлять. Впервые в жизни я увидел Малфоя таким… обычным.

Я даже не сразу заметил, что и вправду начинаю задыхаться.

— Поттер? — забеспокоился Малфой. — Гарри!

Я цеплялся за него и не мог вздохнуть. Во мне вновь что-то перемкнуло, и мышцы забыли, как работать. Отравленный Жаброслями организм вновь вообразил себя рыбой, и я отчаянно пытался пропустить воду через жабры. Было дико страшно, перед глазами плавали цветные круги, я уже думал, что умру там, в неизвестном тайном ходе, на коленях слизеринца.

И тут, когда в глазах уже потемнело, а сознание начало уплывать, в легкие ворвался воздух.

Помнится, я вздрогнул и потянулся к нему, источнику, дико боясь, что он исчезнет. Сжал его, нечто теплое, живое, в то время, как тот не прекращал наполнять меня жизнью. Я ощущал его на своем лице необыкновенной мягкостью с привкусом вишни.

А потом я сообразил, что Драко Малфой делает мне искусственное дыхание, и открыл глаза.

Лицо Малфоя было близко-близко. Его длинная челка падала мне на лоб, и я четко видел его пепельные, с каким-то серебристым оттенком длинные густые ресницы и крошечные бриллианты слезинок, застывших в уголках закрытых глаз. А я и не заметил, как брови и ресницы у него потемнели. На первом курсе Малфой был бледной прилизанной молью, а потом я не испытывал желания разглядывать его кривую усмешку и надменную рожу. И вот, оказывается, у него красивые длиннющие темные ресницы, а брови четкие, изогнутые под изящным углом, придающие лицу гордое, какое-то вдохновенное выражение. И кожа… У него необыкновенно чистая молочно-белая кожа. И она светилась в том полумраке. По-настоящему светилась слабым, но отчетливым серебряным светом.

А потом Малфой открыл глаза, и все мысли напрочь исчезли из моей головы. Радужки были наполнены чем-то невероятным: расплавленным серебром, кипящей водой, легкими перьевыми облаками, тонкими лентами голубого шелка… Всё это двигалось, искрилось, менялось и танцевало, а из глубины темных зрачков в странном ритме, едва-едва заметно мне светили звезды… Я прекрасно осознавал, что видел. Это не была иллюзия или простое очарование. Маги считают, что глаза — отражение души, и я клянусь, что видел, как душа дышит магией.

Казалось, я и Малфой смотрели друг другу в глаза целую вечность. Я не знаю, что видел он, но мы оба даже моргать не смели. А Драко все дышал за нас обоих. Дышал и смотрел, прижимаясь ко мне всем телом. Его красивое, едва-едва светящееся в полумраке лицо, невероятные, дышащие чистой магией глаза, приятная, возбуждающая тяжесть его тела… Мы даже не заметили, что стали целоваться. По-настоящему целоваться — жадно, страстно и взасос. Блин, меня так и подмывает встать и громко, на всю библиотеку заявить друзьям и всему миру: «Я, Гарри Поттер, герой магического мира, разделил свой первый поцелуй с Драко Малфоем, моим врагом. И это было ошеломляюще потрясно!». Но не-е-ет, никто, никогда и ни за что на свете не узнает, как головокружительно целуется мой враг. И не потому, что сам Малфой за такие откровения будет убивать меня долго и мучительно. Хотя он мне так и заявил там, в тайном ходе. Тогда меня впервые не раздражала его манера лениво тянуть гласные, наоборот, она показалась мне какой-то… уместной, что ли?

— Поттер…

— Малфой?

Мы сидели, обнявшись. Просто не могли оторваться друг от друга. После поцелуя Малфой дико испугался. Он попытался оттолкнуть меня, выкрикивал какие-то оскорбления, но после того, что я видел в его глазах… Я не мог отпустить его, хотя меня самого трясло от произошедшего. Я просто вцепился в него, уткнулся носом в его шею и упоенно вдыхал чистый, едва уловимый аромат его кожи, пережидая истерику.

— Кому-нибудь вякнешь — запытаю до смерти, — мрачным, сулящим вечные муки голосом заявил Малфой.

— Аналогично, — в тон ему отозвался я.

Мы отстранились друг от друга. Я всмотрелся в его серьезное лицо. Оно больше не сияло и оттого потеряло большую часть своей ангельской красоты, но все равно было привлекательным.

Помолчали.

— И это ничего не изменило, — уже не так уверенно сказал Малфой.

— И ты по-прежнему жалкий эгоистичный слизень, а я — припадочный безмозглый герой, — согласился я.

Мы поднялись с пола, и Малфой взмахом палочки очистил нашу одежду, пригладил волосы, облизал покрасневшие от поцелуев губы… Я смотрел, как Драко превращается в надменного и привычного аристократа, и не хотел отпускать его, не желал снова ощущать ту пустоту одиночества, которую не могли заполнить ни друзья, ни беглый крестный. Я до безумия хотел, чтобы Малфой был моим. До того хотел, что мне было глубоко наплевать, что однополые отношения — это неправильно, что Дамблдор будет долго читать мораль и промывать мозги, что волшебный мир нас загрызет… Если они узнают. А знать им необязательно, правда?

Все мои слизеринские качества бунтовали и выли дикими голосами, не желая отпускать Драко Малфоя. И гриффиндорская половинка согласно поддакивала.

В эту минуту я и сошел с ума.

— Мы враги, Малфой, но если захочешь, мы можем поиграть…

Блондин так и застыл.

— Что? — с неверящим видом спросил он.

А я, шалея от собственной наглости, шагнул к нему и чмокнул в припухшие губы.

— Я предлагаю тебе игру, — усмехнулся я. — Прятки с волшебным миром.

— Поттер… — Малфой смотрел на меня так, словно перед ним восстал сам Слизерин. — Я никогда не сомневался, что ты сумасшедший, но это даже для тебя слишком…

— Почему? — я дьявольски улыбнулся. — Я начал играть с одиннадцатого дня рождения и до сих пор не попался. Но одному скучно, поэтому я предлагаю присоединиться…

— Поттер, ты…

— Я не уговариваю. Просто подумай. Если откажешься, — я пожал плечами, — этот час будет похоронен в самых темных глубинах моего подсознания. Как надумаешь — дай мне знак. Что-нибудь гаденькое, в твоем стиле…

Полюбовавшись на отвисшую челюсть врага, я развернулся и вышел из тайного хода.

И вот теперь я сижу в библиотеке, сходя с ума от тихой истерики. Как же я так прокололся? Доверился врагу, предложил тайные встречи… Ради чего, этого дикого танца магии в серых глазах? Противоестественных отношений? Тогда почему же, черт возьми, мне так весело???

Загрузка...