Начало пути

Глава третья. Остаться в живых

Меня вывели из так называемого зала суда, и повели по коридору в направлении противоположном тому, где была моя предыдущая камера. Вниз спустились всего на один ярус. Раньше меня водили вниз на третий. Получается, я поднимаюсь вверх по тюремной лестнице. Конвоиры подвели меня к камере, открыли засов и впихнули внутрь.

Я оказался в камере размером примерно шесть на десять метров. Вверху прямо передо мной, под потолком располагалось маленькое, зарешеченное окно. Слева от входа стояли деревянные кадушки, скорее всего — вода и параша. Воздух в помещении стоял затхлый. На полу повсюду сидели и лежали люди, кто на чем. Были здесь и затертые матрасы, и солома, кто-то лежал прямо на каменном полу. Напротив входа, двое заключенных стояли под окошком, о чем-то переговариваясь. Правил никаких не знаю, мир незнакомый, надо вести себя, как видел дома в фильмах, авось прокатит. Жаргон кое-какой знаю, но под криминал лучше не косить — вмиг расколют.

— Привет всем честным бродягам, — произношу дежурную фразу и замираю в ожидании, разглядывая сокамерников.

По камере прошел шепоток.

— Ты чё тут зыркаешь, фраер залетный, — раздается из угла слева.

Не отвечаю ничего. Жду продолжения.

— Ша буся, притухни, — раздается с правой стороны.

От группы в дальнем углу поднялся уголовник и не торопясь направился ко мне. По виду не самого низкого ранга, чувствовался в нем внутренний стержень. Одет, как и все тут одеты. Простая рубаха и штаны серого цвета, на лен похоже. Не доходя пару шагов, остановился, посмотрел на меня и сказал:

— И тебе не хворать, коль честный бродяга будешь.

— Да, здоровье у вас тут быстро отнимают, лишним никогда не будет.

— Неужели обидеть, кто успел?

— Не то, чтобы обидеть, но у вас тут такой нехороший дядя Вул имеется, так общение с ним на пользу моему здоровью не пошло.

В глазах собеседника мелькнуло удивление.

— Вул говоришь, не понравился? За, что ж тебя повязали, коль не секрет?

— Под кустик отлить вышел, потом с братками в кабаке посидели, а мне за это червонец каторги и нарисовали, — вроде и не соврал ничего, и звучит весомо.

— За простые посиделки червонцами тут не раскидываются. Не темнишь ли ты часом?

Может, за тобою другие грешки водятся?

— Да ты прям как дознаватель, с вопросами подкатываешь. Ни присесть человеку с дороги не предложишь, ни передохнуть. Грешки мои пускай при мне и останутся. Кто за конкретное предъявит, тому и отвечу.

Вроде с понтами не переборщил, но и на лоха не тяну, глядишь получиться пристроиться нормально. Линию поведения буду держать, как знакомый с криминалом товарищ, но не уголовник. Судя по реакции, десятка каторги и Вул, уже определенная репутация.

— Пожалуй, не вежливо в проходе стоять, — после недолгого раздумья, видимо, как со мной поступать, согласился встречающий. — Проходи за мной, у нас как раз каторжане собрались.

Мы проследовали к группе людей, от которых он прибыл. На двух матрасах сидели четверо, мой провожатый был пятым. Пару человек расступились, освобождая место, где можно присесть. Пришлось расположиться между ними. Надеюсь, заточку в бок мне сразу не сунут, поговорят для начала.

— Моя кликуха Ришаль, — представился провожатый. — Это, Темнила, Мокрый, Бургас, Цыфан. Тебя то, как звать?

На такое у нас даже первоклашки не ловятся. Проверку устраиваете ну, ну.

— Меня не зовут, я сам прихожу. Погоняло мое — Серый.

Цыфан лишь ухмыльнулся на мой ответ.

— Мы тут все с червонцем на каторгу собрались. Так, что, в одном месте окажемся. Мы пятеро друг друга знаем, да и люди за нас сказать могут, а вот тебя впервые видим и с кликухой серый никого не припомним, — продолжает говорить Ришаль. — Не обессудь за любопытство, но хочется понять, кто ты есть по жизни, кто за тебя слово замолвить может?

Вполне ожидаемо, надо выдавать мою, наспех придуманную легенду. Врать не буду, иначе быстро на нестыковках подловят. Расскажу правду, все кроме того, что я из другого мира.

— Не вопрос, интерес ваш понятен и обоснован. Червонец мне впаяли по обвинению, попробую не напутать ничего. За нападение на мэра города Шевальда — Регвана, в группе с демонами, — пятерка заметно напряглась. — Последующее распитие в больших количествах хирза в золотом вепре, опять-таки с демонами. Ну и там мелочь, прилюдное совокупление в том же золотом вепре с суккубой. Хотя это вранье.

— Еще бы, — усмехнулся Мокрый.

— Я не прилюдно с ней кувыркался, а в отдельном номере. И то, что они там за стенками слышали, так нефиг подслушивать. Подумаешь, девушка темпераментная, с кем не бывает.

— Ты чё, в натуре с суккубой трахался? — Мокрый аж вперед подался.

— Да какая она суккуба, даже хвоста нету, обыкновенная девчонка, красивая правда очень.

— С чего это ты взял, что у суккубы хвост должен быть? — не унимался Мокрый.

— Да так птичка на хвостике принесла, — неопределенно махаю в воздухе рукой.

Собеседники смотрят на меня с интересом. Ришаль спрашивает:

— Ты кстати неплохо выглядишь после общения с Вулом.

— Не знаю, что и сказать, он почему-то мне только ноги до колен жарил, да водичкой поил. Причем жарил так, что я ходить могу. — Задираю немного штанину, демонстрируя свежие ожоги.

— Обычное дело, тебе же до каторги ножками топать, вот и аккуратничают, — поясняет Цыфан, — а как дойдешь, могут отрубить за ненадобностью, да и цирикам спокойней.

— Кстати, что у вас на каторге за работы? Я в местных реалиях не волоку, может, просветите?

— Тут все просто, прогонят до самой реки, да и отправят журик собирать. — поясняет Ришаль.

— Что такое журик? Да и про реку я ничего не знаю. Не помню ничего, что до поимки со мной было. Если не трудно опишите, где я вообще нахожусь. Не именно тюрьма, а город страна, кто правит?

— Странный ты Серый. Ничего вроде не помнишь, ведешь себя как будто из наших, после связи с демонами на каторгу умудрился соскочить. Сплошные непонятки с тобой, — подытоживает Ришаль.

— Чем богаты, как говорится.

— Ладно, поясняю. Журик — это такой кустик, из-под которого надо выкапывать корешки типа клубней. Кто-то втирал, что это какой-то цветок демонический, но толком никто не знает. Куда эти клубни потом девают, никто не знает. Нахождение рядом с кустиками очень вредит здоровью, просто смертельно. Здоровый мужик за несколько месяцев усохнуть может до состояния трупа. Из тысячи человек живыми возвращается один — два, не больше, и то если удается от работы закосить. Побеги огромная редкость, только при крепкой поддержке с воли. За последние тридцать лет не сбегал никто. Теперь по поводу реки — река находится на востоке от Шевальда и является границей нашего Заречья. Каторга находится на самом берегу реки, поскольку по ее берегам журик и произрастает. За реку хода нет, а назад охрана стережет проход — так, что выбраться не реально.

— Почему за реку хода нет?

— Ты даже этого не знаешь! — удивился Ришаль. — Потому, что на том берегу тебя разорвет на кусочки в считаные секунды. Про это все знают и стараются держаться от нее подальше.

— А как же люди на том берегу?

— Так и там людей нет. Если и есть, то где-то дальше от берега, но кто же это проверить сможет?

— Интересная, однако, у вас речка. А обойти реку никто не пробовал? По горам, по морю.

— Никто не возвращается, да и кораблей то у нас особо нет, как от берега подальше отходишь — тут тебе и капец.

— Получается Заречье, такое государство, изолированное от всего мира?

— Да именно так. Лет с пятьсот обратно по преданиям стариков случилась большая война магов. В нашем Заречье они не слабо окапались, противник по ним долбанули чем-то очень уж убойным, да только где-то просчитались и нас, как куполом накрыло. Ни мы туда, ни они сюда ходить не можем — рвет человека на части сразу, как границу пересечешь.

— Ну, а местные маги разве сделать ничего не могут?

— Так нет магов, ни одного не осталось, всех тем заклятием убило сразу. И с тех пор, все связанное с волшебством у нас под запретом. За нарушение смерть.

— Откуда тогда здесь демоны берутся, если магов и колдунов нет совсем?

— Никто толком не знает. Колдуна у нас не найти днем с огнем, но видимо где-то еще попрятались. Да и демоны у нас большая редкость. Надзирающие за этим следят очень строго, мимо божественного глаза никто не проскочит.

— Божественный глаз — артефакт, реагирующий на все магическое?

— Да. У надзирающих они в мечах, в жезлах имеются. При приближении магической сущности светится, начинают. На демонах вроде особенно ярко светится. Ты же говоришь с демонами на мэра напал — не уж то надзирающих рядом не было с их жезлами?

— Почему не были, стояли в рясах и мечи у них ярко светились, но я подумал, что это декорации такие к празднику.

— Не уж то потом тебя в пыточной надзирающие не проверяли глазом?

— Я сам не видел, только монах говорил дознавателю, что за пару дней у меня фон с демонического упал в пять раз. Видимо он от того высоким вначале был, что я с демонами сидел и с суккубой пообнимался.

— Да, странно. У нас за любую магическую побрякушку на костер тащат, а тебя после демонов на каторгу. Может у тебя все-таки есть серьезные покровители?

— Если есть, то я о них ничего не знаю.

Вот такая потихоньку вырисовывалась картина. Изолированная от всего мира территория. По размерам насколько точно мне обрисовали сидельцы, споря между собой, примерно восемьсот на двести километров. Территория выглядела, как груша, положенная на бок. Узкая часть, где у груши черенок, направлена на восток, там и река. С остальных сторон море. Типа такая Италия, положенная на бок. Религия прославляла Создателя — единого бога, сотворившего все вокруг. Других религий не было. За всем по линии религии следили надзирающие. У надзирающих имелся доступ к божественным артефактам, благодаря которым, все проявления магии пресекались на корню. Простых людей не трогали, но при необходимости в связях с колдунами и магами могли обвинить любого. Ссориться с ними себе дороже, поэтому власти они прибрали себе много. Поговаривали даже, что реально правят в стране они, а не король. Выходило похоже на инквизицию у нас на земле. Поскольку маги погибли в результате заварушки, все пришлось перестраивать с нуля. Большей части технического прогресса насчитывалось примерно пятьсот лет. Представьте раньше в вашем доме светил магический светильник, стоил дешево, подзарядка без проблем в лавке у любого мага. Теперь магии не стало — нужен новый светильник, работающий без магии. Это так простой пример, в общем, весь быт, все пришлось перестраивать кардинально. Примерно если у нас полностью сегодня исчезнет электричество, представьте, насколько сильно изменится наша жизнь. Трудно пришлось с медициной. В одночасье в стране исчезли все врачи, ведь кроме магов лечением людей никто не занимался. Конечно, простуду и легкие болезни лечили травами, мазями, но все остальное было уделом магов. Теперь здешние медики могли гораздо больше сделать своими руками, нежели тогда в первые дни хаоса. В Заречье за пятьсот лет приспособились жить без магии и прогресс стал двигаться в техногенном направлении, но не все было гладко. Где-то не хватало природных ресурсов, где-то знаний, ведь куча информации хранилась в магических хранителях, которых в одночасье просто не стало. Страна кое-как пришла в себя, король и подданные сумели обойтись без междоусобных войн, направив все ресурсы на выживание. Надзиратели и вера в создателя существовали до войны и поговаривают, что именно благодаря им удалось избежать междоусобиц.

Не ясно и с каторгой у реки. Кстати она так и называлась Река, хотя остальные мелкие речушки в стране имели названия. Так вот, на каторге собирали журик — клубни какого-то кустарника, пагубно действующего на человека. Про журик толком никто не знал, для чего его собирают и куда девают потом. В самой стране про него слышали только уголовники от бывших охранников. Судя по всему, самый верный способ там выжить — держаться от кустиков подальше, значит, на работу лучше не выходить. Вариантов два, с учетом того, что на каторгу отправляют в основном рецидивистов, которые слишком надоели местным органам правосудия. Первый — авторитеты заставляют за себя пахать других, и охрана на это закрывает глаза, по принципу, лишь бы план был. Второй — на работы гонят всех, но есть возможность подкупать охрану и держаться каким-то способом подальше от кустиков. Понятно, что мне ничего из этого не светило, шансы выжить стремились за пределы нуля далеко вниз.

Расспрашивать более детально о быте жителей я не стал. Иначе точно решат, что я идиот. Да и как это звучало бы — вы умываетесь по утрам в фарфоровой раковине или в деревянной бадье? Для аборигена вопрос идиотский, поэтому коли выживу, на месте разберусь.

В камере меня никто не трогал и не задирал, поскольку негласно я оказался под опекой Бургаса. Именно он был главным в группе. Почему меня приняли в свою семью, осталось для меня загадкой, но видимо у Бургаса были на меня свои виды, возможно даже не слишком радужные для меня. У меня неплохо обострился слух, я мог слышать почти все, о чем перешептывались сокамерники. Поскольку каторжане были только в нашей группе, то вникать в бытовые терки местных урок мне было незачем. Про меня потихоньку перешептывались, также, не понимая, зачем Бургасу я нужен. Как говорится, поживем-увидим. Пока остается только ждать. Каторжане сидели в камере уже два месяца, ожидая этапа. Поскольку княжество Ротингер находилось примерно в середине страны, заключенных начинали собирать с запада и по мере продвижения на восток дополняли свежими. Этапы не являлись регулярными, а собирались по мере скопления каторжан в тюрьмах. Но поскольку кормить бездельников никто не хочет, то этап ожидался скоро. Кстати каторжане кого отправляли на сбор журика — практически смертники. Обычных уголовников отправляли на исправительные работы. Практически любые тяжелые, либо вредные работы — типа шахт или каменоломен, считались исправительными. Шанс вернуться с исправительных работ был довольно большой, возвращались процентов восемьдесят. Как ни прискорбно было все осознавать, моя ситуация называлась — оказался не в то время, не в том месте с билетом в один конец.

Мои переживания по поводу ног и возможного заражения оказались напрасными. Все раны от ожогов заживали на мне прям, как на собаке. Буквально после каждого приема пищи я чувствовал улучшение самочувствия, если бы питание было получше, то наверняка на мне все зажило бы за пару дней. К сокамерникам с расспросами, за что они получили срок я не приставал — захотят, сами расскажут. Единственное, что с удовольствием поведали сидельцы, так это происхождение прозвища Мокрый:

К мокрухе, то есть к убийствам Мокрый не имел никакого отношения. Он оказался профессиональным вором-домушником со специализацией по богатым клиентам. На мелочи не разменивался, работал весьма профессионально, брал в основном драгоценности. Специалист не плохой, работал дерзко, проникая в дома даже пока хозяева спали. Магических ловушек в стране не существовало — технические, он успешно обходил. Подвернулась ему как-то возможность, поживится драгоценностями в одном имении на окраине города. Навел справки, проживает богатая супружеская пара со слугами, один из которых за долю малую дал наводку, где что храниться и как охраняется. Поехал он на дело с помощником на лошадях. Остановились недалеко от имения. Напарник остался сторожить лошадей с уговором через час с лошадьми пробираться к задней части имения и ждать появления подельника с левой стороны здания, где располагался черный ход. Все прошло просто отлично, драгоценности изъять удалось без труда. Когда уже пора было возвращаться назад, в имение вернулся владелец с подвыпившими друзьями. Друзья хозяина засели пьянствовать на кухне, а он сам отправился в спальню проведать законную супругу. По стечению обстоятельств, женушку в тот момент навещал любовник. Поскольку деваться тому было некуда, он был по-быстрому выставлен на балкон, практически раздетым. Мокрый же об этом даже не подозревал, да и подозревай он чего, ему бы это не помогло. Законный муж, найдя свою супругу в постели весьма разгоряченной, решил исполнить свои обязанности в полном объеме и на месяц вперед. В общем, постельные кувыркания у него затянулись. Поскольку к черному ходу нужно пройти через кухню, то этот путь Мокрому был отрезан. Не долго думая, он решил выбираться через окно первого этажа, аккурат под балконом спальни, где стоял на холоде полуголый любовник. Происходило все осенью и горе-любовнику на холоде сравнительно быстро захотелось помочиться. Решив, что под охи и ахи из спальни никто его журчания не услышит, он так и поступил. Как вы догадываетесь, в это время этажом ниже из окна вылез пока еще сухой Мокрый и направился за угол к напарнику с лошадьми. Он даже не сразу понял, что происходит, когда на него начала литься струя. От неожиданности он замер на месте, от чего промок еще больше. Буквально через секунду он по запаху понял, что какая-то падла на него банально ссыт. С мешком ворованных драгоценностей за пазухой права не очень то покачаешь. Чертыхнувшись про себя, он, что есть мочи, припустил за угол здания к напарнику. Напарник ждал его появления с левой стороны дома, и держал лошадей в поводу. Поскольку Мокрый, с разгону чертыхаясь, выскочил с правой стороны, то угодил кобыле аккурат под хвост. То ли кобыла испугалась, то ли именно в этот момент собиралась просто помочиться угадать сложно, но сделала она это прямо на Мокрого — это факт. Представьте беднягу, обоссанный любовником, попасть под лошадиную струю. Напарник, который не ожидал появления подельника со спины, на шум аж подпрыгнул. Быстро вскочили в седла и понеслись галопом прочь. Отъехав от имения на безопасное расстояние и убедившись, что погони за ними нет, перешли на шаг. Тут-то напарник и учуял амбре, исходившее от Мокрого, а тот сдуру возьми, да и пожалуйся, что его за вечер дважды обоссали. Даже кобыла удивилась тому, как можно ржать. Напарника не могли успокоить несколько часов. История эта стала достоянием гласности в криминальных кругах и как-то сама по себе в разговорах проскочила кличка Мокрый, да так и прилипла. Так, что в каком-то роде Мокрый оказался местной знаменитостью. Добычу кстати в том доме взяли весьма неплохую, а про любовника узнали позже у наводчика.

Остальные каторжане о своих кличках не откровенничали, да я и не настаивал особо.

Мокрый вроде сидел за особо крупную кражу. Точнее он взял то, что не следовало брать, у слишком влиятельного человека, и тот со злости похлопотал насчет каторги. Бургас с Цыфаном вроде за убийства, да не по первому разу. Рецидивисты со стажем на исправительных работах, настолько надоели местным стражникам, что те спровадили их исправляться на каторгу. Темнила о делах своих не распространялся, но из услышанного можно сделать вывод, что брался он за любые заказы вплоть до убийств. Ришаль же имел связи с контрабандистами. Занимались продажей древностей, что от магической эпохи остались. Иногда просто красивые вещи, производство которых еще не достигло того уровня, а иногда и с магической подпиткой. На чем именно погорел, не спрашивал, да и откуда такие вещи берутся, мне тоже никто не рассказывал.

Наконец по прошествии двух недель до Шевальда дошел этап каторжан и нас забрали из камеры надзиратели. Бургасу даже позволили попрощаться с сокамерниками. Видимо и впрямь не слабый авторитет среди местных. Нас шестерых провели по коридору в небольшую комнату, где кузнец сковал всех одной цепью за правую ногу. Вроде, когда меня водили перед этим на допрос, наручники открывались ключом. Опытные товарищи пояснили, что замок вскрыть не сложно, а расковаться в дороге практически нереально. На руки тоже надели наручники, но уже с замком. Так скованных по рукам и ногам нас повели на выход. Мои глаза на удивление быстро адаптировались к яркому свету. У остальных собратьев по несчастью с этим обстояло сложнее, но проморгались и минут через десять тронулись.

Охраняли нас четверо конных и шестеро пеших стражей, вооруженных копьями и арбалетами. Причем арбалеты у всех заряжены с наложенными болтами. Вдобавок у каждого на поясе болтался меч. Погода на улице стояла как у нас в сентябре. Вопреки моим ожиданиям на улице не оказалось других заключенных. Так, гремя цепями, нашу шестерку повели по городу в восточном направлении. Стараясь не сбиться с шага, чтобы не упасть, насколько мог, разглядывал городок. Не удивительно, что я не смог ночью заметить изменений, да еще и подвыпивший ведь был. Застройка не выше трех этажей. Домики вполне себе Баварские. Сейчас при свете дня, поскольку шли мы не по центру, можно было заметить состояние улиц. Не было какого-нибудь специального покрытия, типа мостовой или камня. Под ногами обычная грунтовка. Видимо булыжники располагались на центральной площади и прилегающих к ней главных улицах. Вдоль улиц попадались телеги, запряженные лошадьми и просто оседланные лошади. Грязи как в описаниях про средневековые города нигде не попадалось. Запах тоже был вполне нормальный. Видимо в городе работала канализация, но расспросить товарищей возможности не было. Нас вывели за пределы города и по накатанной дороге погнали вперед. Дорога проходила по открытой местности, здесь стражники смогли немного расслабиться. Нас вели вперед километра два до ближайшего постоялого двора, где расположился весь этап. Как потом подтвердилось, это была распространенная практика. Этап не заводили в города, а по возможности шли в обход и пополняли за городом. Нас привели к группе скованных каторжан, которые просто сидели на земле. При нашем появлении их заставили подняться. Появился один из охранников с походной кузницей, предусмотрительно раскочегаренной, и нас приковали к общей цепи. Городские конвоиры перекинулись парой слов с конвоем этапа, подписали бумаги и повернули назад в город. В цепочке оказалось вместе с нами человек шестьдесят. После коротких сборов всю колонну погнали по дороге на восток. Нас именно погнали как скот. Если кто спотыкался, то его тут же стегали кнутом и не один раз. Охранники, судя по виду, были профессиональными военными. У всех были надеты металлические кольчуги с капюшоном и шлемы. На вооружении стандартный набор — меч, копье, арбалет, щит, у некоторых были топорики. Но если городские стражи были на них похожи, то все равно у этих чувствовалась профессиональная выучка. Все охранники, а было их человек тридцать, ехали верхом. Шестеро двигались впереди колонны, проверяя дорогу, четверо позади, остальные по бокам колонны. В хвосте также тащились три телеги обоза. Лесные участки конвоиры проезжали с повышенной бдительностью, на открытых некоторые позволяли себе расслабиться. Двигаться такой толпой, скованной одной цепью, быстро никак не получиться. Периодически щелкающие кнуты конвоиров расслабиться не давали, но все равно за час продвигались не больше чем на пару километров. Так прошли полдня, пока не объявили привал. Я понадеялся, что нас будут кормить, но не тут-то было, перекусили по-быстрому только охранники. Нам же каждому поднесли напиться по ковшу воды. Кружку заключенные передавали друг другу, а охранник периодически наполнял ее водой. Также всю шеренгу отодвинули на пару шагов от дороги для туалета. Все заняло минут двадцать и нас погнали дальше без остановок, пока не стало темнеть. Конвоиры, хорошо знали маршрут, поскольку остановились мы на удобной поляне недалеко от реки. Всю шеренгу остановили на краю на туалет, затем посадили буквой п возле кострища по центру поляны.

Дальше пошла рутина по обустройству лагеря, перед нами разожгли костер для освещения, что бы охранникам нас было хорошо видно. Неподалеку развели костер для охраны, там и ужин готовили. Сварили, что-то типа суп-пюре с мясом, только все мясо охрана вытащила себе, а нам выдали по миске того, что осталось. После ужина всех снова отвели в туалет, затем вернули назад и пожелали спокойной ночи. Посты выставили по всему периметру и приглядывали в обе стороны. После дня пешей прогулки все засыпали быстро. Ночь прошла спокойно. Кто-то ходил в туалет рядом с собой, кто-то терпел до утра. Как бы то ни было, утром каждому выдали по куску хлеба, подождали минут, пять пока съедим, дали напиться и погнали вперед.

За исключением мелких нюансов ничего не менялось изо дня в день. Одинаковый распорядок, движение на восток, подбираем новых каторжан в колонну и вперед. Никаких нападений или беспорядков. Все на нашем пути уступают дорогу, пешие и конные, все смиренно ждут у обочины, пропуская колонну. Крупные города обходили стороной, поджидая каторжан на окраине. Небольшие поселки пересекали без остановок. Местное население на нашу колонну смотрело как-то равнодушно. Никто не проявлял агрессии или ненависти, даже детишки не пытались кинуть камень или кричать вслед. Особой приветливости тоже не замечал, все-таки рецидивисты, а не невинные овечки. Народ сторонился и с укоризной смотрел вслед, жаль конечно вас душегубов, так за дело наказаны.

Примерно через месяц пути, дорога пошла на подъем. По ощущениям пересекали холмистую гряду. По сторонам виднелось множество холмов. На горы не дотягивали, это были именно холмы. Зрение обманчиво, но мне казалось, что перепады достигали ста метров. Немного более недели пересекали холмы, затем дорога покатилась вниз. По этапу прошел слушок, что скоро Река. Нас к тому времени в цепи было девяносто два человека. Те, кого подбирали последними, неплохо знали здешние места. Вокруг дороги местность была равнинная с островками небольших, невысоких зарослей, то ли кустарника, то ли низких деревьев. Чем ближе мы приближались к Реке, тем меньше становилась плотность населения. Местные объясняли это пагубным влиянием окружающей среды на людей. Человек с приближением к реке хуже себя чувствовал, появлялось желание убраться отсюда подальше. Некоторым удавалось здесь жить, без последствий для здоровья, но таких было мало. Наконец в один из дней мы увидели, предупреждающий дорожный знак. У обочины располагался камень весь обложенный разными черепами и костями. И рядом располагались пирамидки из костей и черепов. Местные каторжане тут же пояснили, что до Реки день пути пешему, для нас значит два. Все даже немного приободрились, все-таки перемены в жизни, ежедневное шагание с цепью на ноге у всех уже в печенках сидело. У меня, например, было нестерпимое желание помыться. Запах пота, немытого тела и насекомые, которыми со мной поделились товарищи, доставляли не самые приятные ощущения. Надеюсь, по прибытию банный день нам обеспечат.