Наедине со Зверем

Глава 5

Как я прокололась? Тем, что вышла из дома? Выходит, слежка за подъездом всё же была? Всю неделю?!

И меня просто взяли и вырвали из привычной жизни. Долго везли в неизвестном направлении. Усадили в кресло в незнакомой комнате.

И всё для чего?

Для того, чтобы унизить. Использовать.

Унизить и использовать не один раз, а неизвестно сколько времени… Проклятье, это же ненормально! Почему я должна это терпеть? Кто дал ему право поступать так с живыми людьми?

Не знаю, сколько ещё времени я проревела, сидя у закрытой двери. В какой-то момент слёзы кончились – возможно, я выплакала весь свой резерв. Осталось лишь глухое опустошение, в котором я провела ещё некоторое время.

А затем… Затем я вновь решаю, что не дам этому мерзавцу сломать меня окончательно. Я выберусь отсюда любым способом. Правда, желательно бы не ногами вперёд.

Решительно встаю на ноги, одеваюсь и осматриваюсь.

Комната, в которой меня заперли, оказалась достаточно внушительных размеров. Разделена на две зоны подиумом. Внизу: диванчик, два кресла, низкий столик и высокий торшер, тот самый, что подсвечивал из-за спины мерзкого ублюдка. На возвышении стоит огромная кровать и две тумбочки по бокам от неё.

Осваиваться, говоришь?

Направляюсь к тумбочкам, в надежде найти что-то, что сойдёт за оружие, и справа от себя вижу душевую. Она меня немного обескураживает тем, что отделена от основной комнаты прозрачными стенами, словно это не отдельное помещение, а часть общей площади, и только после я понимаю, что единственное здесь окно находится на потолке.

Прекрасно! Меня заперли в подвале. В таком удобном, комфортном, но подвале.

Окно располагалось прямо над кроватью под небольшим углом. И я бы даже могла оценить прелесть и красоту такого дизайна – большое, разделено черной рамой на шесть ровных квадратов, – если бы условия моего здесь пребывания были иными.

Интересно, я смогу достать до окна? Забираюсь на чистое серое покрывало и тянусь рукой к пластиковому стеклу. Подпрыгиваю на месте.

Никак. Нужно что-нибудь длинное и твёрдое, тогда, возможно, получится разбить окно и выбраться наверх. Естественно, ни швабры, ни метлы с деревянным черенком я не нахожу.

Зато нахожу другое.

Целую гардеробную с большими зеркалами и разнообразной одеждой, кажется, моего размера. Сажусь на задницу прямо здесь, у шёлковых комплектов разнообразных пижам.

Окей, он мог в течении этой недели накупить для меня одеяний, но отстроить специальные хоромы, в которых меня запрёт? Нет. Похоже, я у него такая далеко не первая.

А какая? Вторая? Десятая?!

Это же каким нужно быть больным ублюдком, чтобы держать здесь невинных девушек для низменных утех?

А главный вопрос: что с ними стало? Если он до сих пор на свободе?!

Настало время испугаться по-настоящему?

Что он вообще за человек, раз просто не использует шлюх за деньги, когда приспичит? Экономит, блин?!

Не понимаю. Я ни черта не понимаю!

На меня накатывает слабость и апатия. Я устала задавать себе вопросы, на которые должен отвечать человек, с кем мне общаться не хочется от слова совсем.

Почему я? Почему именно я?

Заставляю себя подняться, чтобы через пару минут свалится камнем на кровать и уставится на яркие звёзды за стеклом. Что меня ждёт в мире, где не писаны правила? Где всем заведует больной мозг? Хищный царь собственного зверинца, где всего один питомец – я.

Просыпаюсь я от яркого света, что бьёт по глазам.

Здравствуй, новый день, наполненный неизвестностью.

Я какое-то время любуюсь красотой солнечных лучей, освещающих пространство, а затем не выдерживаю и нахожу на стене у изголовья кровати кнопку, закрывающую подвесные плотные шторы.

Вот так. Отныне в моей жизни не место свету и радости.

Через несколько бесконечно долгих минут, которые неизбежно превращаются в часы, замок в двери щёлкает, а я напрягаюсь всем телом. Я лежу на боку, спиной ко входу, поэтому решаю делать вид, что сплю. Сердце набирает скорость, в ушах шумит кровь, каждый нерв натягивается, словно тетива лука.

Врач? Косметолог? Он?!

По неспешным шагам и молчанию понимаю, что он.

В груди начинает бурлить злость, а виски свербит отчаяние.

Шаги затихают в районе изножья кровати. Он молчит. Молчит долго, словно всё это время разглядывает меня. Или действует на нервы. Да, скорее, второе.

– Через полчаса принесут завтрак. Затем приедет врач, а после косметолог. Сразу предупреждаю, что просить помощи у этих людей бессмысленно. Я хочу, чтобы ты была честной и послушной. Ко всему прочему, с завтрашнего дня ты всегда должна быть чистой и свежей. Я могу прийти в любое время и хочу, чтобы ты всегда была к этому готова, поэтому белья не носить, а с девяти часов вечера и до утра быть полностью без одежды, – он вновь молчит некоторое время, в которое я борюсь с желанием плюнуть ему в рожу, а затем холодно произносит: – Подай знак, что поняла меня.

Я подскакиваю на месте и презрительно выплёвываю:

– Вы не имеете права держать меня здесь как какую-то игрушку!

– А кто мне запретит? – скользит по его губам холодная усмешка.

– Это неправильно! Я живой человек, а вы… вы…

Мужчина вальяжно подходит ближе, нависает надо мной ледяной глыбой:

– Ну же, продолжай.

Обманчиво спокойный тон нервирует ещё сильней, высокомерный взгляд – злит пуще прежнего:

– Эгоистичный подонок! Мерзавец! Беспринципный под-лец…

На последнем слове я запинаюсь, потому что он резко склоняется ко мне и обхватывает рукой мои скулы, прижимая затылок к мягкому изголовью кровати. Жёсткие пальцы сжимаются на подбородке, а ледяной, безжалостный взгляд холодит кровь:

– Именно. Полагаю, вопрос решён.

Мне страшно, а его близость вызывает отвращение, которое, впрочем, я не собираюсь скрывать:

– Вы мне противны…

– Неужели? – насмешливо взлетают брови.

А затем его взгляд мгновенно меняется, становясь тёмным и жёстким. Он медленно распрямляется, выдвигает ящик в тумбочке, берет оттуда что-то широкое и кожаное, а я вспоминаю, что так и не взглянула вчера на содержимое этих предметов обстановки. Наверное, зря.

– Встань.

Я не шевелюсь, вкладывая в свой ответный взгляд всю ненависть.

– Я говорю, ты выполняешь. Встать.

– Я не собираюсь играть в это ваше подчинение. Хотите меня взять, придётся брать силой.

Мужчина усмехается:

– Да, я успел заметить, что так тебе нравится больше.

Он обхватывает моё плечо горячими пальцами и резко дергает вверх, поднимая меня с кровати. Под мой болезненный вздох прижимает мою спину к своей твёрдой груди, сжимая пальцы другой руки на моём горле и горячо выдыхает у самого уха:

– Мне, кстати, тоже.

Я хочу дернуться, но он быстро перехватывает обе мои руки и заводит их мне за спину, следом фиксируя запястья той самой кожаной хренью. Широкие наручники.

Мужчина бесцеремонно толкает меня вперёд, и я падаю животом на кровать. Он тут же обхватывает мои бёдра руками и тянет на себя, пока мои колени не нависают над полом. А затем с меня снимают штаны и бельё.

Слышу, как расстёгивается ремень на его брюках, и пробую уползти выше по кровати, но мне не дают, твердо фиксируя ладонь на моей пояснице. Я всё равно не перестаю дергаться. Скребу босыми ногами по паркету и, стиснув зубы, извиваюсь по кровати на столько, на сколько это возможно.

Чёртов ублюдок!

Сейчас, кроме ярости и отвращения, я не чувствую ничего.

Звук рвущейся фольги я тоже слышу, и этому ублюдку приходится увеличить силу давления на мою спину, потому что у меня словно второе дыхание открывается, и я начинаю вырываться интенсивней. Ненавижу! Не хочу чувствовать его в себе! До скрипа зубов не хочу!

Но когда рука с поясницы исчезает, а саму меня придавливает мужским весом, что-то внутри рвётся, обдавая низ живота тёплой волной желания.

Проклятье! Почему так? Я не хочу его! Не хочу!!!

Меня воротит от его тяжёлого дыхания на моей щеке, и я утыкаюсь лицом в покрывало. Сопротивляться под ним сложней, руки, прижатые к спине, быстро затекают, а он, немного отклонившись в бок, касается пальцами моих влажных складок и самодовольно усмехается.

Но, мать твою, почему так? Как же мне противно от самой себя!

Больше мужчина не медлит и входит в меня одним резким толчком.

Внутренности обжигает раскалённым пламенем, вырывая из груди глухой стон.

Он трахает меня быстро, жёстко, каждым толчком задевая точку, которая распространяет остро-сладкие импульсы по телу. Я это не контролирую. Тело живёт своей жизнью, а я готова разревется в голос от отвращения.

Ненавижу…

Перетерпеть. Мне просто нужно это перетерпеть.

Грубые пальцы болезненно сжимают прядь волос на моём затылке, поднимая лицо от покрывала, и мои ухо и скулу колет щетина его подбородка, а горячее дыхание обжигает кожу:

– Хочешь кончить?

– Пошёл к черту.

Он вновь самодовольно усмехается и впивается зубами в моё плечо, вбиваясь в меня ещё быстрей. А когда кончает, расслабляется всем телом, спустя несколько секунд поднимаясь на ноги.

Я выдыхаю с облегчением, чувствуя во рту горький привкус своего унижения.

– Иди в душ, – через полминуты приказывает он, снимая с меня наручники. – Приведи себя в порядок – в гардеробной полно одежды.

Почувствовав свободу от пут, я прячу лицо в ладони, желая исчезнуть из этого мира. Меня душат слёзы, но я не хочу лишний раз показывать свою слабость, поэтому беру себя в руки и спрашиваю в спину уходящего мужчины:

– Что стало с другими?

Он останавливается и медленно разворачивается ко мне. На губах ненавистная мне холодная усмешка:

– Глупо задавать вопросы, на которые уже знаешь ответ.