Нагорный Карабах: виновники трагедии известны

Эпилог

Контакты местного населения с Республиканским Оргкомитетом по НКАО являлись, пожалуй, наибольшим грехом в глазах здешних национал-сепаратистов. И чтобы грех этот никого не попутал было организовано едва ли не круглосуточное наблюдение за зданием бывшего Обкома, где и размещался Оргкомитет.

Наблюдение велось из редакции газеты «Советский Карабах», окна которого выходили на это здание, и не было минуты, чтобы у тех окон кто-то не стоял, дежуря, словно на часах.

Да еще на площади черед зданием прохаживались какие-то типы, простреливая его глазами.

Жители города особенно побаивались подходить к зданию, после следующего происшествия. Однажды в Оргкомитет приехала группа товарищей из Баку, у одного из которых жил здесь старый приятель. Приехавший товарищ позвонил этому приятелю и пригласил его к себе в Оргкомитет. И приятель пошел. А когда он ушел от него, то по дороге домой его избили, да так, чтобы другим было неповадно. Хорошо еще, что не убили.

— Как же я мог не пойти, ведь старый приятель, — пытался он объяснить этим извергам, да разве объяснишь им, что есть и такие понятия.

Но пожив в этом городе, понаблюдав за всем происходящим, я понял, что мне надо попасть в Оргкомитет. Но как? Каждый день, по дороге на работу и возвращаясь в нее, я шел через площадь, и видел, что по-прежнему за зданием следят из редакции и с площади.

Но ведь недаром говорят, что на ловца и зверь бежит. Случай помог и мне. В Газовом управлении на одной из машин был установлен передвижной радиопередатчик, используемый для оперативного оповещения ремонтных служб о случившихся на газопроводах авариях. Так вот однажды, не знаю уж по какой причине, патруль остановил эту машину, и обнаружив передатчик, реквизировал его. А водителю сказали, что вернуть его могут только по прямому распоряжению коменданта города генерала Сафонова, для чего по сему поводу необходимо обратиться к нему с письмом. Обо всем этом до срока я понятия не имел.

Письмо составили скоро, но отнести его в Оргкомитет никто не брался. И вот тогда одна из сотрудниц предложила это сделать мне. Не буду сейчас распространяться на этот счет, почему она вдруг вспомнило обе мне, но для меня это была удача.

Помню, когда я с письмом направился в Оргкомитет, один из сослуживцев, с которым я успел сдружиться, все останавливал меня, заклиная не делать этого.

— Знаешь, — сказал я ему, — никто здесь по мне плакать не будет. Так что, если уж кому и идти, то мне.

И я пошел. Встретился с генералом Сафоновым, поговорил с ним. Он оказался любезнейшим человеком, а по внешним параметрам таким, из которых когда-то только и набирались лейбгвардии Преображенский и Семеновский полки.

Поскольку я хотел увидеться еще и с председателем оргкомитета Виктором Петровичем Поляничко, уехавшим в Баку, то письмо я оставил при себе, решив что в Управлении объясню, будто к генералу я так и не попал.

Выйдя из здания, я увидел «Москвич», который стоял на площади и тогда, когда я только шел в Оргкомитет. В машине сидели двое, и я ясно видел, что они наблюдают за мной. И тогда я пошел к «Москвичу» сам, а подойдя, спросил у сидящего за рулем, не свободен ли он, и не отвезет ли меня в Газовое управление. Сначала он не нашелся, что и сказать. Потом ответил:

— Можно, — И когда я сел в машину, и мы отъехали, тот, что сидел рядом с водителем, спросил меня:

— А что ты делал в Оргкомитете, Вопроса этого я ждал, и напустив на себя недовольство, ответил:

— Да вот, черти, конфисковали наш передатчик, — и протянул ему письмо. Он прочел его, и возвращая, спросил:

— А зачем вам передатчик?

— Мало ли для чего, нужен понимаешь? — многозначительно ответил я ему, на что он сталь же многозначительно отозвался.

— Понимаю.

— А они, — добавил я, спустя минуту, — и письмо не хотят принять. Но я добьюсь!

Денег за провоз они отказались принять. С этим письмом я еще трижды был в Оргкомитете, познакомился с Виктором Петровичем, с Эльдаром, с другими товарищами из Оргкомитета. А последний мой визит совпал с отлетом Виктора Петровича, и я решил тоже лететь.

На такой случай я носил с собой все документы, да еще портфель с записями. С этим вот багажом, оставив в городе свой скромный гардероб я в последний раз ехал по улицам Степанакерта. Проезжая мимо здания Агропрома, вспомнил, что именно здесь находится правление благотворительного общества, где я зарегистрировался как беженец, да вот только средств записанных за мной, так и не успел получит. Интересно, не вышлют ли почтой, А вскоре мы оказались за городом на какой-то поляне, где нас ждал вертолет.

И мы уже летим. Мерно отсчитывают свои круги винты вертолета, подремывает от усталости, от впрямь нечеловеческой работы Виктор Петрович, отрешены лица Эльдара, других товарищей из Оргкомитета.

А я смотрю в иллюминатор, туда, вниз, где прошли дни самого тяжкого года моей жизни.

Но город уже растаял в дымке, уже не видно строений, а на всю даль, сколько хватает глаз одни лишь вершины гор.

«Горные вершины...» — шепчу я лермонтовские строки, чувствуя в них какой-то особый, потаенный смысл.

А что касается Карабаха, то покоя на этой земле не будет, пока не очистится она от всякой националистической мрази.