Глава 6

Через несколько часов после вышеописанных событий сквозь ночной лес двигался конный отряд. Путь всадников лежал по направлению к линии фронта, находившейся уже рядом. Дорога, идущая через густой лес, была в это время почти невидимой. Кроны высоких деревьев, смыкаясь вверху, создавали коридор, ведущий в беспросветную темноту. Кони шли на удивление тихо – на расстоянии нескольких десятков метров топота почти не было слышно. Размытые силуэты казались привидениями, возникшими из лесной чащи. Однако никакой мистики не было – копыта коней были просто подвязаны тряпьем, а потому не издавали топота. Подобная практика применялась еще с незапамятных времен, когда нужно было бесшумно продвигаться, остерегаясь противника. Не раз подобный прием, несмотря на свою простоту, достигал желанного эффекта, позволяя нападавшим либо подобраться максимально близко к противнику и обрушиться на него, словно снег на голову, либо помогал незаметно миновать вражескую стражу, пробираясь дальше. Именно это сейчас и происходило.

Хоть всадники и были одеты в форму немецких кирасиров, принадлежали они к совсем другой армии. Если бы рядом с ними вдруг оказался сторонний наблюдатель и прислушался к редким фразам, звучавшим из уст конников, то он был бы немало удивлен – немецкая речь здесь и не звучала. Слова произносились шепотом и по-русски. И на самом деле, все военнослужащие, двигающиеся в тумане через ночной лес, были уроженцами страны, занимающей одну шестую часть мирового пространства.

Ближайшей задачей отряда было незаметно миновать немецкие дозоры. Суровые лица, практически невидные в ночи, проплывали одно за другим в сторону небольшого озера, видневшегося впереди, чуть слева от дороги. Над водной гладью этого почти круглого водоема подымался туман. Командовал «кирасирами» юный безусый офицер.

Прапорщик, хоть и был крайне молод, держался уверенно и признаков беспокойства, несмотря на ночную и непростую дорогу, похоже, не испытывал. Кирасирская форма вражеской армии сидела на нем прекрасно. Вообще, было видно, что любую одежду молодой человек привык носить с каким-то особым изяществом.

– Ваше благородие, а как мы с нашими связь держать будем? – обратился к нему унтер-офицер, тоже, как и все, в немецкой форме.

– Через беспроволочный телеграф, – пробасил молоденький «немец».

– Через это, что ли? – кивнул унтер на ящики, которыми была нагружена вьючная лошадь, идущая позади.

– Вот именно, Шестаков, – кивнул собеседник. – Другого, братец ты мой, у нас не припасено.

– Вот ведь как мысль-то вперед шибко идет! – качнул головой унтер. – Разве лет тридцать назад можно было про такое и подумать? Да ни в жисть!

Офицер в ответ лишь пожал плечами.

– Как раньше-то: письмо надо было писать, вестовых каких слать. Пока туда, пока сюда – сколько времени уходило. А сейчас – разложил этакий вот аппарат, сделал, чего там следует, а письмо твое, глядишь, уже и получили, – продолжал вполголоса рассуждать Шестаков.

Беспроволочный телеграф, о котором шла речь между прапорщиком и унтером, – это радио, весьма помогавшее уже в русско-японскую войну. Во время Первой мировой войны радио использовалось уже шире и часто играло огромную роль в военных действиях.

– Ваше благородие, дозвольте цигарку запалить, – тихо спросил один из «кирасиров». – Курить хочется, мочи нет.

– Я тебе закурю, скула чертова! – свистящим шепотом выругался Шестаков. – Ты что, не понимаешь, что каждый огонек выдать нас теперь может?

Сконфуженный любитель покурить умолк и больше ничем не выдавал своего присутствия.

– Вот ведь, ваше благородие, – говорил, снова подъехав к офицеру, унтер. – Как только хоть один новенький появится, так семь потов с тебя сойдет, пока научишь вот эдакого «героя» уму-разуму. Казалось бы, все объяснишь, разжуешь, ан нет – ему еще и в рот положи.

– На то власть и дана, – лаконично заключил офицер.

– Так-то оно так… – согласился собеседник.

– А ты вспомни себя, унтер, – усмехнулся прапорщик. – Разве ж ты с самого начала таким бывалым воином был? Тоже ведь, наверное, на своих ошибках учился?

– Бывало, ваше благородие. Чего только со мной не случалось. Да вот, кстати…

– Тише! – шикнул офицер.

Все остановились и прислушались к странному шуму, раздавшемуся где-то впереди справа. После минуты напряженного ожидания на дороге показался неясный силуэт. Прапорщик зажег фонарик. Все облегченно вздохнули, увидев дикого кабана, глядевшего на встретившихся ему людей. В свете фонаря сверкнули его маленькие глазки. Через мгновение, недовольно фыркнув, животное резво углубилось в лес.

– Тоже ведь не спит! – насмешливо произнес один из солдат.

– Зато ему через германские кордоны пробираться не надо. Юркнул себе в гущу леса, и поминай как звали.

– Эх, побольше бы времени, так мы бы энтого кабанчика в костре и зажарили. Вот было бы знатно, а ребята?

– Ишь, размечтался. Скоро тебя германцы шпиком да шнапсом угостят, только рот подставляй, – не сдержался, чтобы не позубоскалить, один из «диверсантов» по фамилии Батюк.

На лица всадников падал мертвенно-бледный свет луны, заливавший окрестности. Тени от деревьев ложились на ночную дорогу, делая ее зловещей и таинственной.

Наконец отряд приблизился к линии немецких дозоров. Наступил наиболее ответственный момент начала операции. Вперед выслали унтера Шестакова с одним из солдат, Лепехиным. Они должны были разведать, что же происходит впереди.

Ожидание тянулось долго. В такой ситуации можно было полностью согласиться с известной пословицей, говорящей о том, что «хуже нет, чем ждать и догонять». Тишина нарушалась лишь легким шумом деревьев. Ветерок шелестел высоко в кронах, создавая тихий, убаюкивающий шорох. Хотелось спать. Вдруг над головой послышался шум крыльев, и следом за этим, тяжело ухнув, вперед пролетел какой-то крылатый силуэт.

– Сова, ваше благородие, – кивнул вслед улетевшей птице рядовой Ярцев. – Мышей полетела ловить.

Отряд расположился тесным кругом и примолк, лишь изредка переговариваясь. Прапорщик всматривался сквозь туман на дорогу, ожидая возвращения разведчиков. Негромко фыркали кони. Склонив голову и скрестив руки на груди, офицер дремал. Однако, как только ухо уловило знакомую приглушенную поступь «утихомиренных» коней, он встрепенулся. Возвращались разведчики.

– Ну, что слышно? – обратился он к унтеру.

– Все в порядке, ваше благородие. Все чисто. – Шестаков, подъехав совсем близко, перегнулся с седла к офицеру. – Дорожка там раздваивается. Так вот на главной, значит, и поставлены германские дозоры. А мы с вами возьмем правее. Мы проехали, все видать – уйдем незаметно. Тем более что лес там гуще.

– По коням! – приглушенно скомандовал прапорщик.

Отряд, следующий в ночной темноте, почти бесшумно продвигающийся сквозь мрак, словно олицетворял всю Российскую империю, которая пока еще была воодушевлена начавшейся войной. Империя надеялась победоносно завершить ее, но даже и не подозревала, чем же окончится война, уже названная Отечественной, что же ждет в скором будущем самую большую державу на Земле. Пока еще гремела слава России, и еще никто не сомневался в ее могуществе, но уже явственно вставали кровавые тени скорого, такого скорого будущего. Того самого, когда рухнет все то, что строилось и создавалось столетиями, станет ненужным все то, что называется «честь, свобода и порядок». И блестящее офицерство, гордость России, будет уничтожено, и эпоха уйдет безвозвратно. Эпоха балов, красавиц, юнкеров – все это доживало последние годы…

Однако никто этого, конечно же, не знал, да и знать не мог. В том числе не ведали и эти всадники. Они были всего лишь солдатами, выполнявшими свой долг, и не могли даже подозревать, что уже в совсем скором будущем исчезнет все то, что казалось вечным и незыблемым, все то, ради чего и существует армия. И что не все, конечно же, вернутся из этого похода…

Отряд, растворяясь в темноте, углублялся все дальше в лес.

Загрузка...