Налейте бокалы, раздайте патроны!

Глава 9

В штабе русского Северо-Западного фронта генералитет обсуждал показания пастора Бетке, о которых подъесаул оперативно доложил «по инстанции».

– Возникает вопрос, а можно ли этому пастору доверять? – задумчиво произнес Жилинский. – Я, например, не питаю к этим показаниям доверия.

– Все-таки лицо духовное… Зачем ему врать, ваше превосходительство? – Самсонов был настроен более мягко.

– Пусть лицо духовное, но он прежде всего – немец… – протянул командующий.

В разговоре вдруг возникла неловкая пауза. Среди собравшихся здесь русских генералов один являлся этническим немцем.

– Простите, ваше превосходительство, я не совсем вас понимаю, – напряженным от волнения голосом произнес Ренненкампф. – Если я по крови немец, то что же выходит?

– Да ведь я не о том, Павел Карлович, – смутился Жилинский.

– А я о том, – взволнованно продолжил Ренненкампф. – Хочу напомнить, что мой род служит России с XVI века. Со времен Петрa Первого наша фамилия не сходит со списков русской армии.

– Э-э-э, ваше превосходительство…

– Нет, вы послушайте: на серебряных трубах Кексгольмского полка, пожалованных императрицей Елизаветой, вырезана надпись: «1760 г. 28 сентября, в знак взятия Берлина, под предводительством Его Превосходительства генерал-поручика и кавалера Петра Ивановича Панина, в бытность полковника Ренненкампфа». За сто пятьдесят лет до тысяча девятьсот четырнадцатого года русский полковник Ренненкампф дрался с пруссаками и брал Берлин!

– Ну что вы, право, Павел Карлович, – развел руками командующий. – Прошу покорно меня простить за мои слова. Ведь я же совсем другое имел в виду.

– И вы меня простите, – воинственный пыл генерала уже угас. Маленькое недоразумение было счастливо улажено.

– А как вам, Александр Васильевич, в новой должности? – поинтересовался Жилинский. – Освоились окончательно?

– Разбираюсь, ваше превосходительство, – ответил тот.

Генерал Самсонов в свои пятьдесят пять имел солидный послужной список. Он участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов, возглавляя 1-ю Сибирскую казачью дивизию. В боевых схватках на территории Маньчжурии Самсонов показал себя храбрым и умелым военачальником. За боевые заслуги был награжден орденами, золотой саблей с надписью: «За храбрость»… После войны он занимал должность начальника штаба Варшавского военного округа, затем атамана войска Донского и Семиреченского, а в 1909 году был назначен генерал-губернатором Туркестана, немало сделав для развития этого края. Самсонов осваивал новые площади под посевы хлопка, в пустынях бурил артезианские колодцы, в Голодной степи проводил оросительные каналы.

В то время как в Средней Азии жизнь текла относительно спокойно, на западных границах империи назревала война. Летом 1914 года, прямо с Кавказа, где Самсонов с семьей проводил отпуск, он направился в Варшаву принимать командование 2-й армией. В войсках его знали как человека честных и твердых правил.

– Что еще хотелось бы отметить, – сказал начальник штаба, – так это то, что огромный ущерб нам наносит немецкий шпионаж. Взять хотя бы телефонную связь. Здесь, в Восточной Пруссии, каждый второй дом оснащен телефонным аппаратом.

– И что же?

– А то, что с любого фольварка немец способен докладывать о нашем движении прямо в штаб Гинденбурга. Несмотря на наши меры, аппараты маскируются где угодно, даже в собачьих будках. Вся территория наводнена немецкими шпионами. Особенно любят они переодеваться в женское платье. Таких случаев поимки уже было несколько только за последние три дня. А что же, позвольте спросить, у каждой женщины юбки задирать будешь? Причем становится их все больше и больше. Чувствуется и здесь, что готовится контрудар.

– Вешать! – стукнул кулаком по столу Жилинский. – Вешать беспощадно.

Генералы снова склонились над картой.

– Так вот, со слов пастора, допрошенного казаками, искомый танк где-то в семидесяти верстах от предположительного месторасположения прапорщика, – сказал Жилинский.

– Где это местечко? – близорукий Самсонов склонился над картой. В свое время он помнил карту Пруссии как свои пять пальцев. Мог, наверное, с закрытыми глазами найти любое поселение. А теперь надо по новой вспоминать, где и что находится.

– Оно расположено вот здесь, – указал острием карандаша генерал Жилинский место на карте.

– Да-да, теперь понятно.

– Значит, Гинденбург планирует наступление именно на этом участке фронта, в районе Цвиккау, – заключил Ренненкампф. – Было бы весьма и весьма странно, имея такую уникальную технику, оставлять ее в какой-нибудь дыре. Германцы, без сомнения, попробуют использовать эту возможность на полную катушку. К сожалению, наши разработки еще не позволяют ответить на эту дьявольскую придумку точно таким же образом, поэтому надо действовать на опережение.

– Все это, безусловно, очень хорошо, – взглянул генерал Жилинский на своих коллег. – Однако надо бы проверить. Одного источника информации недостаточно. Я, конечно, понимаю, что информация, полученная нами, весьма важна и к ней нужно отнестись в высшей степени серьезно. Брать все на веру – это, извините, слишком большая для нас роскошь. Тем более что того количества войск, которое мы сегодня имеем, явно недостаточно для того, чтобы мы могли рисковать имеющимися у нас силами. Мобилизация, сами знаете, еще далеко не закончена. Поэтому повторяю, надо все проверить, причем самым тщательным образом.

– Но как? – развел руками Орановский. – Как мы это осуществим, позвольте поинтересоваться?

– А как же поручик Голицын? Его миссия и должна нам прояснить сложившуюся ситуацию, – генерал Жилинский встал из-за стола и прошелся по комнате. В помещении было душно, и он расстегивал ворот, никак не справляясь с неподатливой пуговицей. Подойдя к окну, командующий открыл форточку. – Как обстоят дела у него и его славных молодцев? С ним есть связь?

– Ждем-с, – ответил «Самсон Самсоныч». – Все, что нам остается – это ожидать, хоть занятие это приятным никак нельзя назвать. Та связь, которая у нас с ним имеется, – штука односторонняя.

– Ну, хорошо, – кивнул Жилинский. – Я предлагаю пока сообщить о приблизительном месте расположения «чуда-оружия» по беспроволочному телеграфу группе прапорщика.

– Хорошо, ваше превосходительство, так и будет сделано.

Закончив обсуждение, генералы позволили себе немного расслабиться за чаем.

– А я, господа, недавно имел беседу с одним французским полковником, – насмешливо произнес Орановский. – Приставлен к штабу, уж не знаю, в качестве кого. Ну да ладно – союзники все-таки! Хотя, несомненно, понятно, для чего – учитывая их положение, они сейчас только и думают, как бы нас побыстрее отправить в наступление.

– Чтобы мы не только германцев за Вислу выбили и оттянули на себя большую часть дивизий с их Западного фронта, но и сами с территории Франции немцев выбили, – хмыкнул Самсонов.

– Видимо, да. Так вот, поговорив с союзниками, узнаешь для себя занимательнейшие вещи.

– Это вы о чем?

– Да все о том же – о разности души российской и западной. Ну, во-первых, стал он мне, этот француз, рассказывать о том, чем все-таки отличаются русская и французская армии. Я, говорит, с глубоким уважением отношусь к вашим солдатам – представляете: помогают разбить германцев, однако, господин генерал, кое-какие замечания позволю себе высказать.

– И что же он высказал?

– В солдатах наших, дескать, нет огонька. Вялые, расхлябанные… Ни тебе в них задора, ни юмора, ни легкости. Снабжение отстает, тыл работает нерегулярно… Сравните, говорит, господин генерал, наши войска и ваши.

– Какая же у солдат должна быть легкость? – пожал плечами Жилинский, прихлебывая чай. – Интересно… Главное, чтобы они были стойкими к врагу.

– Вот и я ему то же самое.

– И что же?

– «Все это хорошо, – ответил он мне, – но мы воевать можем только в таких условиях, которые обеспечат нам нормальное функционирование всего и в полном объеме».

– Да, союзнички, черт их дери! – тяжело вздохнул командующий. – А ведь умоляют спасти их ценою нашей крови.