Расскажи мне, дитя, кто качал колыбель
Неприкаяной жизни твоей.
Кто от горьких тревог, от разливов страстей
Уберёг твою робкую тень?
Он ночною порой осыпал серебром
Твои юные чистые сны,
Цвет полынный степной жарким ветренным днём
Приклонял до усталой земли.
Защитить вопреки, чашу боли отъять
От бутона невинного губ,
Чтоб фиалки смешливая лёгкая стать
Сохраниться могла среди вьюг.
Что ж теперь? По-над берегом стылой реки,
Где забвения воды текут,
Он оставил тебя. Не кричи, не зови,
Не вернётся загадочный друг.
Он оставил… Отвесив незримый поклон,
Поручил твои жизнь и судьбу
Неживому, живущему кровью и злом,
И немёртвому, что во гробу.
Расскажи мне, дитя, про былые мечты,
Про желанья, которым цена
Ныне — пфенинг, да горсть придорожной пыли.
Сердце выжмет чужая рука…
Слёз последних, фиалка, не сдерживай ток,
Сколько глаз ещё будет сухих!
Сколько жизней пройдёт, как сквозь пальцы песок,
Оборвав драгоценную нить.
Не страдай о былом над мерцанием вод,
Пей забвенье глоток за глотком.
Ты увидишь, что будет — всему свой черёд.
Но ничто не вернётся потом.
Первое, что я ощутила — это жуткую дурноту и головную боль. Второе — что я лежу на жёсткой бугристой поверхности, под головой у меня плоская подушка или нечто, её заменяющее. Третьим пришло смутное ощущение неправильности происходящего. Не так стояла кровать, не таким был воздух вокруг меня, да и причин для дурноты я никаких не помнила. Вчера был самый обычный день…
Я забылась в беспокойном сне и очнулась оттого, что кто-то приподнял меня за плечо и принялся вынимать из причёски шпильки. Чужие пальцы действовали грубо, больно дёргая за пряди. Столь бесцеремонное обращение заставило меня застыть от негодования и изумления; сил, чтобы выразить своё отношение к происходящему, я не находила.
— Не могли сделать это раньше? — брезгливо произнёс у меня над головой мужской голос. — Зачем вообще вы её сюда притащили?
Человек, который держал меня за плечо, слегка вздрогнул и что-то пробормотал. Голос его показался мне смутно знакомым. Я напрягла память.
Шляпная лавка… госпожа Кик… покупатель… незнакомая улица… удар по голове. Давешний «муж»! Он шёл за мной из дома и оглушил? Или оглушил кто-то другой, а этот принёс сюда? Но если так, почему не в лавку, ведь он знает, где она находится!
Меня парализовал страх и единственной мыслью, пробившейся сквозь охвативший меня ужас было — стоит и дальше притворяться спящей, чтобы больше узнать о своём положении… Нет, не стоило мне читать готические романы!
Первый голос раздражённо ответил; я не смогла различить ни одного слова.
— Вы напрасно разговариваете на острийском, — послышался в стороне третий голос. Молодой, тягучий и, как мне показалось, несколько издевательский. — Я прекрасно понимаю каждое слово… несмотря на ваш чудовищный акцент.
Первый голос резко что-то ответил, молодой засмеялся.
— Нет, я не блефую. Ваш друг — он ведь ваш друг, не так ли? — сказал, что она больше подходит, чем первоначальный вариант, который вы для меня подготовили. — Он снова засмеялся. — Какая трогательная забота! А вы этим здорово возмутились. Я ничего не упустил?
— Ничего, — с отвращением ответил брезгливый. — Куда вы дели проститутку? — обратился он к «мужу».
— Отдал деньги и выгнал, — пролепетал тот.
Брезгливый, видимо, не находил слов — он молчал. В стороне тихо смеялся молодой.
— Вы представляете себе последствия этой ошибки? — произнёс, наконец, брезгливый. — Завтра она пойдёт рассказывать о сумасшедшем клиенте, послезавтра окажется в полиции, а потом… Найдите и убейте, сегодня же!
— Будет исполнено, не извольте сомневаться, — унижено пообещал «муж». Он всё ещё держал меня за плечо и сейчас, спохватившись, вернулся к поиску шпилек.
— Да оставьте вы её в покое! — рявкнул брезгливый. — Зачем вам такая ерунда понадобилась?
— Как же, как же, — возразил молодой. — Вдруг она шпилькой заколется?
«Муж» поспешно выпустил моё плечо, и я упала обратно на подушку.
— Кто мог видеть, что вы уводите эту девушку? — спросил брезгливый.
— Никто, — неуверенно ответил «муж».
— Никто? Точно? — настаивал брезгливый.
— Улица вымерла, — чему-то засмеялся молодой.
— Хозяйка лавки, — выдавил «муж».
— И всё?
— Парень какой-то… В лавке был, потом на улице ошивался…
Надо же! Я могла бы поклясться, что покупатель по сторонам не глядел и ничего вокруг заметить не мог, а он разглядел и узнал среди толпы моего ухажёра.
Брезгливый, похоже, опять потерял дар речи, а молодой снова засмеялся.
— Тебе это не поможет! — резко сказал брезгливый.
— Разумеется, — поддакнул молодой. — Утром хозяйка этой девочки пойдёт в полицию заявить о пропаже работницы. Вы не могли мне сделать лучшего подарка, разве бы попросту отпустили. Кстати, не планируете? Избавились бы от стольких хлопот…
— Пока полиция спохватится, пройдёт достаточно времени, чтобы тебе подохнуть от голода! — грубо ответил брезгливый.
Я украдкой приоткрыла глаза. Вокруг царил полумрак, в котором я едва различала фигуру фальшивого «мужа»; он стоял совсем близко от кровати.
Мысли разбегались. Эти люди — «муж» и брезгливый — держат здесь обладателя молодого голоса, морят его голодом… но при чём тут я? Зачем такие сложности?
Думать было слишком сложно, и я закрыла глаза, надеясь услышать как можно больше. Разобраться в происходящем можно будет и потом, когда ко мне вернутся силы и способность трезво мыслить.
— Имей в виду, — произнёс брезгливый — он стоял, кажется, у моего изголовья, — живым ты отсюда не выйдешь.
От этих слов кровь стыла в жилах, но на молодого угроза не произвела особого впечатления.
— Я давно уже мёртв, — как-то очень беспечно ответил он. Я глубоко вздохнула. В самом деле, нельзя столько читать готические романы. Я, наверное, в больнице, а это мне просто снится. Потому-то мне так неудобно лежать, потому-то на правой руке чувствуется странная тяжесть… Нет, погодите! С рукой-то что? Повредила, когда падала? А я падала?
— Что, всё ещё спит? — поинтересовался брезгливый. — Что вы с ней сделали?
— Ничего, клянусь вам! — оправдывался «муж». — Оглушил, но не сильно, и сонного порошка добавил…
— Не могли сразу усыпить? — раздражённо произнёс брезгливый. — А если бы вы её убили?
— Ничего, — утешил молодой. — Трупом больше, трупом меньше…
От этих разговоров мне стало совсем плохо, и я с трудом удержалась от стона.
— Я был осторожен, милостивый хозяин! — заверил «муж». — Ничего с этой не стрясётся, полежит и очухается, как миленькая!
— Ладно, — проворчал брезгливый. — Как очнётся, так очнётся. Идёмте.
Послышались шаги, которые неожиданно остановил молодой голос.
— Оставьте лампу, если вас не затруднит.
— Боишься темноты? — издевательски посочувствовал брезгливый. — Это что-то новое.
— Не в этом дело, — учтиво возразил молодой. — Высказывая свою просьбу, я имел в виду возможность разумной беседы, когда эта милая барышня очнётся.
— Так ты с ними ещё и беседуешь? — картинно удивился брезгливый, но, видимо, подал какой-то знак согласия, потому что «муж» — я поняла по шагам — вернулся обратно и повесил лампу над моей головой. Всё это время я лежала, боясь пошевелиться, хотя вроде бы и решила, что всё происходящее мне просто снится.
— И если вы не намерены морить и её голодом, — добавил молодой, — принесите барышне поесть. Сомневаюсь, что она успела поужинать перед вашим… приглашением.
— Принесите, — приказал брезгливый.
— Но… — попробовал возразить «муж».
— Принесите, — с нажимом повторил брезгливый, и «муж» ушёл.
— Значит, она тебе понравилась? — вкрадчиво спросил брезгливый. — Угодили дорогому гостю?
— Весьма привлекательная молодая особа, — с готовностью ответил молодой. — Всецело благодарен за наше знакомство, жаль, что вы не потрудились нас представить.
— Ничего, сам представишься, не впервой, — успокоил его брезгливый. — Так, значит, нравится? И что ты теперь скажешь?
— Мне жаль вас огорчать, но мой ответ не изменился.
— Ишь ты, какой учтивый, — засмеялся обладатель брезгливого голоса. — А вчера ругался.
— День на день не приходится, — философски заметил молодой.
— Это верно, — согласился брезгливый. — Глядишь, и передумаешь. Она же тебе нравится, эта девочка. Одно только слово…
Не знаю, собирался ли отвечать молодой, потому что беседа была прервана возвращением «мужа». Он подошёл к изголовью моей кровати, на которой я лежала, ни жива, ни мертва, боясь пошевелиться и тем привлечь к себе внимание этих страшных людей. Я затаила дыхание, сама не зная, какой беды опасаясь, но ничего страшного не случилось. «Муж» что-то поставил на пол и отошёл.
— Могли бы для дамы хоть поднос принести или столик какой-нибудь, — прокомментировал происходящее молодой.
— Обойдёшься, — грубо ответил брезгливый. — Это всё? Больше у тебя нет никаких пожеланий?
— Я полностью удовлетворён вашей заботой, — преувеличенно серьёзно заверил молодой.
Брезгливый хмыкнул, но ничего не сказал, «муж» и подавно промолчал. Оба вышли, оставив меня наедине с обладателем молодого голоса. Послышался стук двери, поворот ключа в замке, а потом приглушённый звук шагов.
Я молча лежала, не открывая глаз, тщетно пытаясь понять подслушанный разговор. Но разум, то ли от несуразности происходящего, то ли от вызванной ударом дурноты, отказывался осмысливать ситуацию и делать какие-то выводы.
А, может, я сошла с ума?
— Сударыня! — позвал молодой голос. — Милая барышня! Прошу вас, откройте глаза! Сударыня! Они ушли.
Я неохотно повиновалась. В помещении, где я лежала, по-прежнему царил полумрак, почти не разгоняемый масляной лампой над моей головой.
— Сударыня! — снова позвали из самого, как мне в тот момент показалось, тёмного угла. Я заморгала, постепенно привыкая к тусклому помещению, и приподнялась на локте.
— Где я? — вырвалось у меня; я сама поразилась слабости своего голоса. В темноте хмыкнули.
— Вам нужен точный адрес?
— Почему я здесь? Я… я больна?
— Нет, — засмеялся молодой голос. — Вы совершенно здоровы — пока.
— Что здесь происходит? — уже решительно спросила я. Мой товарищ по несчастью явно не хотел разрешить моё недоумение, а, между тем, жуткая нелепость ситуации тревожила меня всё больше и больше.
— Ничего особенного, сударыня, — ответил молодой голос. — Всего лишь небольшое недоразумение, которое, увы, не спешит заканчиваться.
На ум мне пришли некоторые детали услышанного разговора.
— Но как же, сударь… Вы… Мне показалось, вас держат здесь против воли, отказывают в пище?..
Он снова засмеялся, и я уж подумала: мой собеседник сейчас примется заверять меня, мол, всё это делается для его же блага. Но я ошиблась.
— Ах, это! — небрежно произнёс молодой голос, словно речь шла о нестоящих внимания мелочах. — Всего лишь попытка изменить мои убеждения, не более того.
— Но… — опешила я. — При чём тут я?!
— Не стоит кричать, уверяю вас. После недели, проведённой здесь безо всякого питания, мой слух необыкновенно обострился.
— Я… извините. Я прошу прощения.
— Ничего страшного, — заверил меня товарищ по несчастью. — Кое-что я могу для вас прояснить, только ради всего святого, не надо кричать. Обещаете?
Я молча кивнула.
— Очень хорошо. Итак, сударыня, пожалуйста, не кричите и не делайте резких движений. А теперь — медленно, не торопясь, — посмотрите на свою правую руку.
Поразившись, что так и не подумала выяснить причины странной тяжести на правом запястье, я выполнила приказ. Увиденное, было настолько несуразно, что мне понадобилось несколько минут на осознание происходящего.
— Здорово же вас ударили, если вы до сих пор так плохо соображаете, — отрезвил меня молодой голос. Я вздрогнула, выходя из оцепенения, и ущипнула себя за палец. Нет, это не сон, это реальность.
Мою правую руку плотно охватывал стальной браслет, от которого к стене шла, свёртываясь петлями на кровати, длинная толстая цепь.
В глазах у меня помутилось, сознание затуманилось, а в ушах зазвучал тихий ровный гул.
Этого всего просто не может быть.
Придя в себя, я обнаружила, что во время забытья откинулась на подушку и снова закрыла глаза.
— Ну? — нетерпеливо позвал молодой голос. — Сударыня! Вам уже лучше? — Он не спрашивал, а скорее утверждал или приказывал.
Я хотела было возразить, но внезапно поняла, что он прав. Забытье, в которое я провалилась, полностью излечило меня от дурноты и головной боли, помогло прочистить мысли.
Я села на кровати и огляделась по сторонам.
Мои глаза вполне приноровились к тусклому освещению, и я сумела разглядеть, что нахожусь в просторной комнате с неровно покрашенными стенами и плохо побеленным потолком: по штукатурке в разнообразных направлениях змеились глубокие трещины. Я лежала на кровати вроде тех, которые стоят в домах призрения; на жёсткий матрац не была постелена ни простыня, ни покрывало, и подушка обходилась безо всякой наволочки. Одета я была в то платье, в котором вышла из лавки, но шляпка, накидка и шарфик куда-то пропали. И — только сейчас обратила на это внимание — я лежала на кровати прямо в заляпанных уличной грязью туфлях!
Это открытие шокировало меня едва ли не больше цепи, приковывающей меня к стене. Лежать на кровати в туфлях, ужас какой.
Надо мной в стену были вбиты два массивных крюка: на одном, верхнем, висела масляная лампа, ко второму крепилась цепь.
В дальнем углу комнаты я увидела нечто вроде матраца или тюфяка, на котором скорее угадывалась, чем различалась фигура сидящего человека со сложенными за спиной руками.
— Крыс здесь нет, — с сожалением произнёс товарищ по несчастью. — Можете не бояться, если вас это волнует.
Крысы?! Мне даже не приходила в голову возможность подобного соседства!
— Вам вообще здесь нечего опасаться, — всё с тем же сожалением сказал он. — Во всяком случае, пока мы вдвоём.
Он тряхнул плечами. Зазвенела цепь. Оказывается, этот человек не по своему желанию держит руки за спиной, его заковали. Бедняга, ему, должно быть, больно и неудобно так сидеть…
— Да, — подтвердил мой товарищ по несчастью. — Обо мне наши «друзья» позаботились больше, чем о вас, можно даже сказать, не поскупились.
— Что здесь происходит? — спросила я. — Почему мы здесь, вдвоём? Зачем цепи? Кто эти люди?
Вместо ответа он засмеялся.
— Подойдите ко мне.
— Что? — не поняла я.
— Чёрт побери! — позволил мой собеседник прорваться своему раздражению. — Я неясно высказался? Сударыня, я прошу вас подойти сюда, если моя просьба не слишком для вас затруднительна. Мне кажется, вы достаточно оправились, чтобы передвигаться. Так понятней?
— Да, — неуверенно кивнула я, осторожно привставая с кровати. Что-то в его просьбе меня настораживало, но вот что? — А почему вы просите об этом?
— Узнаете, — нетерпеливо бросил он. — Ну же!
Я поднялась. Во всяком случае, если он сумасшедший, схватить меня ему не удастся, а цепь наверняка мешает дотянуться до противоположного конца комнаты.
Так что… почему бы и нет?
Дойдя, докуда позволяла моя цепь, я внимательнее присмотрелась к своему товарищу по несчастью. Юноша, почти мальчик с на удивление — если учесть длительность его пребывания здесь — гладко выбритым лицом и растрёпанными тёмными волосами. Ботинки, которые, видно, вычистили перед тем, как запереть их владельца в помещении, несколько мятые брюки и когда-то белая рубашка. Жилета и сюртука на юноше не было. Поражала непринуждённость, с которой он сидел на матрасе в неудобной позе и, пожалуй, — контраст между мертвенно-бледной кожей и ярко-алым ртом. Глаза на застывшем в иронической гримасе лице казались тёмными провалами.
Выводы, которые последовали за этими наблюдениями, заставили меня разозлиться. Мало мне всего ужаса и нелепости этой ситуации, обязательно надо вспоминать любимые романы! Это уже не смешно, не игра «а если сосед слева одержим демоном, а сосед справа пьёт по ночам кровь». Здесь всё реально.
«Я бы посмотрела на твоё лицо, Амалия, если бы ты без еды просидела несколько дней на цепи!»
— Не бойтесь, — попросил юноша и одним плавным движением очутился на ногах. Я не удержалась от удивлённого восклицания. Юноша торжественно поклонился, словно актёр, заслуживший овации, и скользнул — другого слова я не могу подобрать — ко мне. При этом мы встретились глазами… Не знаю, что со мной произошло в эту минуту, я будто потеряла сознание, но осталась стоять на ногах. Когда очнулась, обнаружила, что протягиваю своему товарищу по несчастью свободную руку, а он повис на цепи и тянется ко мне оскаленным ртом. Масляная лампа давала достаточно света, чтобы отбрасывать блики на неестественно длинных клыках. Я хотела кричать, но алчный взгляд его тёмных глаз завораживал, полностью подавлял мою волю.
Я сошла с ума, я помешалась на своих готических романах, этого всего не может быть…
И всё же… Всё же это было.
Вампир изо всех сил тянулся ко мне, чуть только не вывихивая руки из плечевых суставов, а я тянулась к нему, но длина цепей была хорошо рассчитана: мы не могли даже коснуться друг друга. Обессилив, не-мёртвый, как их ещё называли в романах, упал там же, где стоял, и зашипел от ярости. Избавившись от давления его магнетического взгляда, я завизжала и бросилась назад, к кровати и лампе, которые, казалось, могли сообщить мне хоть каплю уверенности. Я уже добралась до своей цели, когда вампир поднял голову и посмотрел на меня. Крик замер у меня на губах, сознание снова помутилось…
— Я же просил не шуметь, — укорил меня ночной хищник. — Вам нечего здесь бояться.
— Я… Вы… Что… — жалобно пролепетала я, не зная даже, что сказать. — Прошу прощения.
Вампир — он снова сидел на матраце — молча склонил голову, принимая извинения.
— Ничего страшного, только впредь постарайтесь быть более сдержанной.
Я почувствовала себя примерно так же, как в детстве, когда госпожа Кик выговаривала мне за глупые страхи и нежелание заходить одной в тёмную комнату. Привидений не бывает, а, если бы они и существовали — разве прилично визжать при появлении гостя? В самом деле, что толку кричать при виде вампира? Сейчас, на цепи, он совершенно безопасен, а если бы мог причинить мне какой-либо вред, я вряд ли сумела бы что-то изменить криком.
Сердцебиение, однако, утихать не собиралось.
Он мёртвый, твердила я себе, он мёртвый! Я в одной комнате с мертвецом!
— Сейчас вы убедитесь сами, — мягко произнёс вампир, — насколько опрометчиво было с вашей стороны привлекать к этой комнате излишнее внимание хозяев. Прислушайтесь.
Я прислушалась. Поначалу повсюду царила тишина; единственным звуком было только моё дыхание. Но вот послышались приглушённые шаги, которые остановились у самой нашей двери. А после лёгкий скрип — и в темноте открылся квадратик яркого света. Вампир шевельнул губами.
— Смотровое окно, — словно прозвучало у меня в голове.
Свет погас, после небольшой паузы скрип раздался снова: снаружи запирали окошко. А после в замке повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомый мне человек. Высокий, полный мужчина с короткими бакенбардами, он был одет в тёмный сюртук, застёгнутый на все пуговицы, и такого же цвета брюки. Пришедший пристально посмотрел сначала на меня, а после перевёл взгляд на вампира.
— Развлекаешься? — произнёс он брезгливым голосом. Значит, это тот самый человек, который отдавал приказы фальшивому «мужу», наш главный тюремщик.
Вампир кивнул.
— Надо же как-то проводить время, вы со мной согласны? — ответил он. — Каждому своё.
— Я знал, она придётся тебе по вкусу, — с удовлетворением произнёс брезгливый.
— Для этого умозаключения не хватает одной маленькой проверки, — заметил вампир. — Не хотите ли обеспечить мне такую возможность?
— Буду только рад, — издевательски улыбнулся тюремщик. — Ты согласен? Одно только слово — и она станет твоей, делай с ней, всё, чего ни пожелаешь. А потом мы найдём для тебя других.
— Увы, — покачал головой вампир. — Ей придётся ещё некоторое время терпеть моё присутствие, потому что я отказываюсь.
— Вот как? — сердито прошипел негодяй. — Разве ты не голоден? Разве она тебе не нравится?!
Он бросился ко мне, рывком заставил подняться с кровати, расстегнул, чудом не оторвав, крючки моего платья, а после развернул меня лицом к вампиру и распахнул воротник, обнажая шею.
— Разве она тебе не нравится? — прокричал тюремщик. — Или, думаешь, я не знаю, как ты мечтаешь вонзить в эту шею свои клыки?! Ну же, соглашайся и…
Шлёп!
Пощёчина прервала омерзительную речь «брезгливого» тюремщика буквально на полуслове. Сама не понимаю, как осмелилась на подобный поступок…
В следующий момент тюремщик швырнул меня на кровать, где я сжалась от ужаса, ожидая удара: мерзавец уже занёс руку, явно собираясь проучить меня за мою дерзость. Боже мой, что же это такое делается! Меня в жизни никто никогда не бил, разве что госпожа Кик дёргала за уши и шлёпала по рукам, когда я плохо вела себя за столом, но это же совершенно не то! Боже мой, почему всё это происходит именно со мной?!
— Не надо, — раздался в наступившей тишине голос вампир. Эта незамысловатая просьба заставила тюремщика опустить руку и отступить от кровати на шаг.
— Значит, она тебе всё-таки нравится, — тяжело дыша, произнёс он.
— Никогда не любил битых женщин, — равнодушно произнёс не-мёртвый. — В этом есть что-то отталкивающее, вы не находите?
— Не надейся меня заморочить! — рявкнул тюремщик и шагнул к вампиру. Тот напрягся, но не как я, в ожидании удара, а пристально глядя негодяю в глаза, будто надеялся передать ему какую-то мысль.
«Может быть, так оно и есть?» — подумала я.
Тюремщик некоторое время смотрел на вампира, потом натянуто рассмеялся и отвернулся.
— Сынок, — с лицемерной заботой проговорил он. — Зря стараешься, со мной твои трюки не работают.
— Лет через десять вы бы заговорили иначе! — с внезапной горячностью выпалил вампир, но мерзавец только расхохотался.
— К чему так далеко загадывать? Посмотрим, что ты скажешь всего лишь через десять дней, как тогда запоёшь! А пока — доброй ночи тебе и твоей соседке.
С этими словами мерзавец вышел за дверь и запер замок. Мы с вампиром снова остались одни.
— Он имел в виду, — неожиданно объяснил вампир, — что у меня пока не хватает силы подчинить своей воле любого человека. Только того, кто не ожидает подвоха или кто находит меня привлекательным, чего об этом типе, конечно, не скажешь.
От этих слов я мучительно покраснела и невольно потянула руку к воротнику.
— Да, — словно с чем-то согласился не-мёртвый, — будет лучше, если вы застегнётесь. Я слишком голоден, чтобы спокойно выносить столь соблазнительное зрелище.
Покраснев ещё больше — по крайней мере, таким было возникшее у меня ощущение, — я поспешно выполнила совет.
— Так-то лучше. Кстати, — оживился вампир, — полагаю, вас можно считать моей гостьей, а я так мало побеспокоился о вашем удобстве. Не хотите ли немного перекусить?
— Перекусить?! — шокировалась я от подобного предложения. — Здесь, сейчас?!
— Почему бы и нет? — удивился мой товарищ по несчастью. — Что касается места, то вряд ли у вас будет возможность питаться в другом помещении, а времени — чем оно хуже любого другого?
— Все знают, на ночь есть вредно, от этого снятся кошмары! — возмутилась я. Вампир рассмеялся.
— Если дело только за этим, можете не волноваться. Кошмары вам сниться не будут, происходящего наяву вполне достаточно. Так что же? Помнится, еду они оставили где-то за вашей кроватью.
Я посмотрела туда, куда он оказал и в самом деле — на полу лежала крышка от картонки, в которую я сегодня вечером укладывала шляпку, а на крышке стояла оловянная тарелка с куском говядины и ломтиком белого хлеба и медная кружка с какой-то тёмной жидкостью.
— Они не хотели оставлять здесь ничего такого, с помощью чего вы могли бы повредить себе, — объяснил вампир, когда я подняла крышку и аккуратно пристроила возле себя на кровати. В кружке оказалось столовое вино — вполне неплохое, если судить по запаху, госпожа Кик доставала такое из буфета по торжественным случаям, в остальное время предпочитала обходиться чаем. Хлеб, похоже, не был свежим и, когда его принесли сюда, а сейчас и вовсе основательно зачерствел. Я взяла кусок мяса, положила его на хлеб и принялась за еду. Госпожа Кик наверняка бы сломала зубы о такую трапезу; хорошо, что у меня ещё вполне крепкие зубы и сильные челюсти, иначе я бы не справилась. Вампир одобрительно наблюдал за моим насыщением со своего матраца.
— Если бы вы знали, как я вам завидую! — пожаловался не-мёртвый, когда последняя крошка отправилась мне в рот. Еда и вино укрепили мои силы, отогнали уныние, в котором я пребывала с того момента, как в точности уяснила своё положение. Во всяком случае, я пока ещё жива, а это главное. Я вежливо улыбнулась вампиру — сложно не посочувствовать бедолаге, но, по правде сказать, он пугал своим явным желанием насытиться посредством моей крови. Если верить большинству прочитанных мной романов, это бы неизбежно означало смерть, потому что вампиры обязательно убивают свои жертвы. Кажется, только в одной или в двух книжках люди выживали после встречи с не-мёртвым, и то я не помню, чтобы вампиры этому особенно радовались.
— Почему эти люди боялись, что я причиню себе вред? — спросила я — просто, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Как же, — хищно улыбнулся мой собеседник. — Вы только представьте, что было бы, попадись вам в руки что-нибудь острое…
Я покачала головой. Мне приходилось держать в руках острые предметы, и никаких опасений у окружающих это не вызывало. Или наши тюремщики боялись моего самоубийства? Но как можно зарезаться столиком или подносом, в которых мне отказали? Или чем, осколком фарфоровой тарелки?
— Для меня не составило бы труда убедить вас пустить себе кровь, — мечтательно проговорил вампир. — Конечно, вы бы перед этим подошли ближе ко мне, а потом ваша кровь потекла бы в мою сторону…
— Перестаньте! — воскликнула я. От подобных рассуждений мороз продирал по коже.
— Прошу прощения, — несколько смутился не-мёртвый. — Я просто хотел дать необходимые пояснения. К тому же, к чему впустую предаваться грёзам? Ваших сил просто не хватит, чтобы сделать из тарелки хоть сколько-нибудь опасное оружие.
Он с сожалением облизнулся. Теперь, когда я точно знала, кто передо мной и каковы его намерения относительно меня, вампир уже не скрывал жадного взгляда, направленного точно на мою шею. Как мне не хватало сейчас хотя бы крошечной косынки!
— Довольно! Не желаю больше слышать об этом!
— А я просил вас не кричать, — напомнил вампир. — Громкие звуки мешают мне слышать биение вашего сердца и ток крови в ваших жилах…
— Прекратите, пожалуйста! Это бесчеловечно, так говорить! Хватит!
— Конечно, бесчеловечно, — не унимался вампир. — И именно поэтому…
— О, прошу вас!
— Ладно, я прошу прощения. Не хотел пугать вас, успокойтесь. Но и вы, пожалуйста, обойдитесь без резких звуков. Ваша несдержанность может в первую очередь повредить вам самой.
— Повредить? — не поняла я.
— Ну да. У наших с вами друзей вполне может возникнуть впечатление, будто вы что-то значите для меня, и вас могут… — Он замялся. — Вам могут сделать больно, чтобы вынудить меня сдаться.
Я пришла в ужас.
— Вы хотите сказать — эти люди будут пытать меня?!
Вампир кивнул.
— Вот именно. Поверьте, я буду весьма огорчён таким поворотом событий.
— Но не измените решения? — уточнила я.
Он молча покачал головой. Я закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь не заплакать от страха и безнадёжности; вся моя бодрость куда-то испарилась.
— Мне очень жаль, — мягко сказал вампир. — Но я давал присягу, а в целом мире есть только одно существо, которое дороже для меня верности слову. Я не могу сдаться — даже ради вас. Не плачьте, может быть, им и не придёт это в голову.
Я отняла руки от лица и подняла взгляд. Тёмные глаза вампира смотрели на меня с выражением, прямо противоречащим его тону. Я коснулась воротника.
— Почему тогда вы вступились за меня?
— Я ведь сказал, — усмехнулся не-мёртвый, — никогда не пил кровь избитых женщин. У них и без меня хватает печалей, вы не находите?
Меня передёрнуло от отвращения. Без сомнения, этот… это… существо считает себя очень благородным с такими принципами.
— Я расстроил вас, — предположил вампир. — Вот что, после всего пережитого вам необходимо как следует выспаться.
— Выспаться?! — ужаснулась я.
— Да, именно выспаться, и именно здесь и сейчас, если вас это удивляет.
— Но я не смогу уснуть!
— Сможете. Это очень просто. Уберите эту штуковину, лягте поудобней, закройте глаза и глубоко дышите. Или вы хотите, чтобы я всё проделал за вас?
Я вспомнила минуты помутнения сознания, которые находили на меня, когда вампир встречался со мной взглядом, и покачала головой.
— Не надо, благодарю вас.
— В таком случае, ложитесь спать.
Я послушно убрала крышку от картонки с кровати — Боже, если бы госпожа Кик знала, куда меня отпускает, она бы вызвала полицию, когда я ушла одеваться, и негодяя сразу схватили бы! — послушно легла и закрыла глаза. Вряд ли мне удастся заснуть в этом страшном месте, но поддерживать светскую беседу с вампиром уже не хватало сил. Интересно, он это почувствовал? Кажется привлекательным, скажите пожалуйста! Если бы он видел себя со стороны — с этими ужасными клыками и взглядом, как у дикого зверя… Нет, безусловно, какой-то шарм у него всё же есть, но если всё обстоит именно так, как он сказал — всё дело в том, что я тогда не ждала подвоха. Не мог же мне и в самом деле понравиться… брр! Живой мертвец!
«Ами, Ами, о чём ты только думаешь? Тебя убьют, когда им надоест ждать согласия от вампира, если только не замучают раньше — а ты решаешь, достаточно ли он привлекателен как мужчина».
Собственная распущенность заставила меня устыдиться. Я решила тем более не смотреть на вампира, не видеть больше этого голода, этого… желания в его завораживающе-тёмных глазах… Тьфу!
Нет, я в самом деле сумасшедшая, а также на редкость испорченная девчонка, и если я скоро умру — это будет расплата за те грешные мысли, которые постоянно наполняют мою глупую голову. Я отвернулась к стене, чтобы полностью избавиться от искушения, но внезапная боль в виске заставила меня вскрикнуть и оторвать голову от подушки.
— Я же просил, — сердито напомнил вампир. — Что там у вас?
Усевшись, я не без труда выпутала из волос ненайденную давеча фальшивым «мужем» шпильку.
— Ого! — прокомментировал мою находку вампир. — Вы, что же, укололись? Неудивительно, дешёвые шпильки на редкость небезопасны. Но, к сожалению, эти дураки зря тратили время — таким оружием серьёзных ран не нанесёшь, а, значит, и крови будет слишком мало. Выкиньте её и ложитесь спать. Вы меня утомляете своим перепуганным видом и бесконечными вопросами.
Слегка обидевшись на этот выпад, я осталась сидеть, задумчиво вертя шпильку в руках. Постоянные разговоры вампира о крови не внушали мне доверия к этому существу, но от тюремщиков ждать милосердия тем более не приходилось.
К тому же… эти люди боялись полиции, а вампир говорил о присяге, которую не может нарушить. Значит ли это, что не-мёртвый работает на… кого? Полицию? Нет, это вряд ли, это уже чересчур. Вряд ли ежедневные обязанности полицейского можно совместить с… хм, с привычками вампира. Наверное, есть ещё какие-то организации, где его способности больше пригодятся. Итак, вампир работает на правительство. Означает ли это, что я должна лучше думать о вампире — или хуже о нашем правительстве? Госпожа Кик никогда не интересовалась политикой, считая это делом не для женского ума — и мне не советовала. Зато у неё в доме я научилась некоторым вещам, которые…
— О чём вы задумались, моя дорогая? — вкрадчиво поинтересовался вампир. — Я, кажется, велел вам спать.
Я решила не поворачиваться в сторону не-мёртвого, чтобы он не мог усыпить меня взглядом, как грозился.
— Скажите, — робко начала я. — Как бы вы поступили, если бы цепи вдруг исчезли?
— Исчезли? — несколько удивлённо переспросил вампир. Я, не удержавшись, всё-таки обернулась: хотела видеть выражение его лица. — Если бы цепи вдруг исчезли… — мечтательно проговорил мой товарищ по несчастью и облизнулся. — Это вовсе не так страшно, как вам кажется. Вы просто крепко заснёте, и вам будут сниться хорошие сны, вот и всё… Это вовсе не страшно, — повторил он.
— Нет!
— Прошу прощения, милая барышня, но позвольте с вами не согласиться. Всё будет именно так, как я сказал… было бы, если бы не цепи.
— Нет, я не то хотела спросить. Что вы бы делали, если бы на вас не было бы цепей? Не со мной, а… вообще?
Вампир повернул голову и посмотрел вверх и назад. Я проследила за его взглядом и только сейчас заметила окно прямо над матрацем моего товарища по несчастью.
— Но оно слишком высоко! Как вы залезете под самый потолок?
— А как вы избавитесь от цепей? — вопросом на вопрос ответил вампир. — Я ведь вас правильно понял?
— Замки можно открыть с помощью шпильки, — робко заметила я. Вампир расхохотался.
— Я, конечно, и не то умею. Но, сударыня, чтобы научить вас тому же, я должен выпить хоть каплю вашей крови.
— Вам не надо меня учить, — возразила я.
Не-мёртвый вскочил на ноги, растеряв всё своё ленивое хладнокровие. Зазвенела цепь.
— И вы так спокойно сидите?! Мы можем спастись, а вы так спокойно сидите?
— Вы сказали, что тут же убьёте меня, — напомнила я.
— Ах, это! — горько сказал вампир. — Сейчас, в такую минуту — вы решили поторговаться?
— А если да, то что? — с вызовом ответила я. Вампир зловеще улыбнулся.
— Ну, пусть будет по-вашему. Ваша жизнь в обмен на мою, устраивает вас такая цена? Помогите мне выбраться отсюда — и я спасу вас. Договорились?
— А вы не обманете? — подозрительно спросила я.
— Вам придётся рискнуть, сударыня. Ну как, договорились?
Я кивнула, начиная ковыряться шпилькой в замке своего браслета. Это было не сложнее, чем открывать буфет госпожи Кик — в детстве я частенько лазила туда за пирожками. А когда подросла, добралась и до шкатулки с драгоценностями… Нет, я ничего не крала, просто хотела полюбоваться красивыми вещами.
Замок поддался моим усилиям, и я наконец-то смогла освободить уже изрядно ноющее запястье. Как больно, а ещё больше — унизительно…
— Потом будете жалеть себя, сначала помогите мне! — прикрикнул вампир. Он вышел на середину комнаты и развернулся спиной к свету, чтобы мне удобнее было работать. — Помните, если у вас не получится, я вам ничего не должен. И я голоден, очень голоден, моя дорогая.
— Вам не обязательно меня запугивать, — огрызнулась я. Руки вампира были холодными, как лёд… или как руки мертвеца. Случайно прикасаясь к ним, я не могла сдержать дрожи отвращения.
— А вы не возитесь столько времени, — не остался в долгу не-мёртвый. — В любой момент они могут заинтересоваться нами и зайти сюда.
— Я стараюсь, как могу, но у вас два замка, и они крайне неудобно расположены. А от спешки толку не будет.
— Да, но тогда у вас была свободна одна рука, а теперь две, — возразил вампир.
— Больная рука — плохое подспорье. Всё, снимаю.
Я сдёрнула с вампира оковы и на всякий случай отпрыгнула назад: боялась, что, очутившийся на свободе вампир не сможет в первые минуты справиться со своим голодом… Или лучше сказать, жаждой?
Сложно прыгать, если только сидела на корточках, и особенно сложно делать это, когда чего-то смертельно боишься. Во всяком случае, я потеряла равновесие и непременно бы упала, если бы меня не поддержал вампир, неожиданно оказавшийся за моей спиной.
— Вы отлично справились, моя дорогая! — воскликнул он. — Каюсь, прежде я никогда не искал в девушках особых талантов, да и серьёзные беседы вёл довольно редко. Что вы ещё умеете, а? Может быть, подделывать подписи на чеках?
Я смутилась. Госпожа Кик в своё время настояла, чтобы я научилась копировать её почерк: это позволяло переложить на меня ведение финансовых дел. Проще было бы, конечно, выписать доверенность, и госпожа Кик даже думала об этом, но потом оказалось, это позволяется только для тех, кто владеет своим состоянием или получил специальное образование. А образование, как известно, денег требует, так что моя хозяйка ограничилась малым.
— Вы просто средоточие всех достоинств! — засмеялся вампир. — Но об этом потом, а пока давайте выбираться.
Я прикинула расстояние до окна: на вид больше, чем два человеческих роста.
— Я не умею лазить по стенам.
— Какое упущение с вашей стороны! Ничего, ещё научитесь, моя дорогая.
Он присел на корточки, расшнуровал, а затем снял ботинки. Подумав, снял ещё и носки. Я отвернулась.
— Не стойте в стороне, как воплощение благовоспитанности, — позвал вампир. — Садитесь мне на спину.
— Что?!
— Понятно. Этого вы тоже не умеете? Никогда в детстве не катались?
— Нет.
Вампир поднялся на ноги и с жалостью посмотрел на меня. Потом повернулся спиной и передёрнул плечами.
— Хватайтесь и подтягивайте ноги, — приказал он.
— Может, лучше… — Я хотела сказать, что лучше я за него ухвачусь у самой стены, а ещё лучше — как-нибудь приспособить хотя бы ту же цепь, чтобы он, забравшись, мог меня вытащить, но не-мёртвый не стал слушать.
— Делайте, что вам говорят!
Я повиновалась.
Вампир слегка присел, чтобы мне было удобнее забираться. Когда он распрямлялся, его повело в сторону.
— Спокойно, — процедил не-мёртвый. — Всё в порядке.
— Вы уверены? — забеспокоилась я. — Вам же тяжело, вы слишком ослабли.
— Помолчите!
Вампир шёл с явным трудом, пошатываясь от голода и тяжести. Но у стены он как-то весь встрепенулся, подпрыгнул и… И принялся забираться по голой поверхности, будто по лестнице. Я не удержалась и выглянула из-за его спины, чтобы взглянуть на руки и ноги своего спасителя. Казалось, вампир пальцами цепляется за неровности, трещинки и бугорки, которых полным-полно при плохой окраске.
— Не ёрзайте, а то сброшу! — пригрозил не-мёртвый. Он добрался до подоконника.
— Но тут же решётка!
— Сам вижу, — огрызнулся вампир. — Спрячьте лицо и помалкивайте.
Он стукнул по стеклу ногтем, послышался звон, потом такой звук, словно куски стекла вынимались из рамы. Я снова выглянула из-за спины вампира… чтобы увидеть, как он, повиснув на одной руке, второй небрежно кидает осколки на свой матрац.
— Сказал же, не дёргайтесь! Если вы упадёте, я за вами второй раз не полезу, так и знайте!
Он подтянулся ближе к решётке и принялся её выламывать: сначала дёрнул на себя в том месте, где она крепилась к стене, потом то же с другой стороны, а после просто толкнул наружу. Звук удара раздался неожиданно быстро. Вампир расчистил подоконник от осколков и подтянулся ещё ближе, слегка разворачиваясь боком.
— Слезайте! — приказал он мне. — Конечная остановка.
Я поспешила выполнить приказ — висеть на спине вампира было страшно неудобно, и я в самом деле опасалась не выдержать и разжать руки. К тому же… я никогда раньше не боялась мертвецов — просто потому, что не видела, а в книжках всё кажется совсем не таким, как в жизни. А сейчас каждое прикосновение напоминало мне — как бы я ни пыталась забыть, перестать об этом думать — рядом со мной мертвец, пусть говорящий и думающий, пусть даже более честный, чем некоторые люди, но мертвец, холодный и противный как и полагается трупу, вроде тех, которые закапывают в землю на кладбищах…
На подоконнике едва поместилась я одна; вампир, убедившись, что я благополучно устроилась, так и остался висеть на стене внутри комнаты.
— А как мы будем спускаться? — спросила я, не решаясь поглядеть вниз. Впрочем, вокруг было так темно, что не имело особого значения, куда я смотрю, всё равно я едва могла различить перед собой какую-то стену — то ли дом, то ли забор, непонятно. Нет, для забора высоковат, значит, это здание.
— Как спускаться? — удивился вопросу вампир. — Просто.
И столкнул меня вниз. Я с трудом удержалась от крика, в ужасе предвкушая, чем завершится падение… к счастью, плотная ткань платья достаточно смягчила удар: я свалилась прямо на решётку и едва не расшибла колени.
— Это подвал, — засмеялся вампир, подхватывая меня на руки. — А вы думали, нас на чердаке поселили?
Дальнейшую дорогу я помню плохо. Вампир куда-то бежал с немыслимой для человека скоростью, через что-то перелезал или перепрыгивал, петлял по неузнаваемым ночью улочкам и продирался через какие-то заросли. И всё это — крепко прижимая меня к себе, будто я была его возлюбленной или потерянным ребёнком.
О том, что я не сказала своему спасителю, где живу, я вспомнила, только когда он остановился и осторожно поставил меня на мостовую.
— Всё, больше не могу, — объявил он и покачнулся так, что мне пришлось поддержать его за руку.
— Вы сильно устали? — посочувствовала я, пытаясь подобрать слова благодарности. Мы стояли у освещённой фонарём вывески: «Липовый бульвар, тринадцатый дом», а небо над нашими головами уже начало светлеть. Кажется, я бывала в этой стороне, хотя и не в этом именно доме. Скоро пойдёт первая конка, к тому же здесь недалеко до стоянки кэбов. — Я не могу передать, сударь, как я признательна вам, и примите мою самую искреннюю… — начала я, но была весьма невежливо прервана хохотом вампира. Он стоял напротив меня и смеялся, как безумец, бешено размахивая руками. Наконец, я поняла, на что он показывал, и тоже засмеялась.
Это и впрямь было нелепо — я с растрёпанными волосами, в которых запутались сучки и сухие листья, в платье, порванном о ветки каких-то колючих кустов — кажется, это был шиповник, — без туфель, они свалились где-то по дороге, — церемонно благодарю босого господина в брюках без ремня и в изодранной грязной рубашке!
Мы смеялись довольно долго, пока вампир внезапно не посерьёзнел и не шагнул ко мне.
— Нет, я не настолько устал, — произнёс он, устремляя на мою шею алчный взгляд. — Я настолько проголодался.
Я попятилась.
— В таком случае, сударь, позвольте мне удалиться. Не хотела бы помешать вашей… э-э-э… охоте. То есть я имела в виду — трапезе. То есть… Вы извините меня. Я пойду. Прощайте.
— Не говорите ерунды! — потребовал вампир, удерживая меня за плечо. — Вы прекрасно понимаете, в таком состоянии мне не поймать даже кошку.
— Но вы обещали мне! — выкрикнула я, тщётно пытаясь защитить шею руками.
— Обещал, — согласился вампир, бережно отводя мои руки. — Ваша жизнь в обмен на мою. Вы будете жить, я держу слово. Но вот насчёт вашей крови мы не договаривались.
Он поймал мой взгляд, и весь мир потерял значение. Не было ничего, кроме этих тёмных глаз, глядящих на меня с голодным обожанием.
— Я же говорил, всё совсем не страшно, — нежно шепнул вампир, распахнул мой ворот — на мостовую с тихим звоном посыпались оторванные крючки — и припал ртом к шее. Мои глаза заволокло красным туманом, и больше я уже ничего не помнила.
Я просыпалась тяжело, открывала глаза, видела чёрные плотные шторы, сохраняющие темноту в комнате — и снова засыпала. На мягкой лежанке с мягкой подушкой под головой и под тёплым пледом спалось очень хорошо, но пробуждение почему-то пугало. Окончательно разбудили меня голоса, доносящиеся, как я не сразу поняла, из соседней комнаты.
— Ты понимаешь, что на день сорвал мою работу? — спрашивал сердитый мужской голос. — Зачем ты принёс её именно сюда?
— Сюда я мог войти, — беспечно ответил знакомый молодой голос. — К тому же в вашем кабинете стоит канапе, было куда её уложить.
Я вздрогнула, узнавая голос. Вампир, который спас меня из подвала, донёс до Липового переулка и пил мою кровь под вывеской тринадцатого дома. Он сдержал слово и сохранил мне жизнь. Но где я?
В комнате было абсолютно темно из-за штор, к тому же на улице, скорее всего, уже началась следующая ночь — иначе откуда бы взяться вампиру? Госпожа Кик наверняка волнуется… И как я объясню ей своё отсутствие? Поверит ли в правдивость этой истории или посоветует меньше читать готических романов. В чём она меня заподозрит — даже думать не хочется, но порядочные девушки не пропадают из дома на целые сутки, это совершенно очевидно; никакие оправдания не смягчат предосудительности моего проступка.
Разговор, между тем, шёл своим чередом.
— В мой кабинет! — сетовал собеседник вампира. — Мне пришлось работать в собственной приёмной! И никаких объяснений. Я пришёл утром, а в моём кабинете — закрытом на три замка! — незнакомая девушка. И никто ничего не знает!
Вампир хохотнул.
— Надеюсь, вы не пытались её разбудить?
— Она не проснулась, — досадливо ответил человек. — Где ты украл подушку и плед?
— Да валялись тут неподалёку, — отмахнулся вампир. — Ей надо было отдохнуть после вчерашней ночи.
— Поэтому ты её усыпил? — уточнил сердитый.
— Не только, — весело ответил не-мёртвый. — Я могу надеяться, что её накормят? Распорядитесь, пожалуйста.
— Здесь не пансион! — рявкнул сердитый. — Не санаторий! Зачем ты её сюда притащил?!
— Разве вы не нашли отчёта? — удивился вампир. — Я был уверен, что всё там объяснил. Вы читали?
— Читал, — подтвердил сердитый. — И совершенно с тобой не согласен. Тебе не стоило оставлять её в живых.
— Я поклялся…
— Вздор!
— Не хочу спорить, — вежливо проговорил вампир. — Она останется жить.
— Нет.
— Да.
— Ты понимаешь, как это опасно?
Вампир не ответил, сердитый громко засопел.
— Под твою ответственность, — решил, наконец, он.
— Я и не сомневался, — усмехнулся вампир. — Распорядитесь насчёт ужина барышне, и чем скорее, тем лучше. Она сутки не ела и потеряла много крови.
— Она так и останется в моём кабинете?! — ужаснулся сердитый.
Вампир засмеялся.
— Устройте её где-нибудь ещё, я не возражаю.
— Не понимаю, с чего вдруг тебе потребовалась напарница, — проворчал сердитый. — Ты прекрасно справлялся сам.
— Не так уж прекрасно. Напарница мне не помешает.
— Думаешь, она согласится? — недоверчиво.
— А куда ей деваться? — равнодушно.
Меня пробрал мороз по коже, когда я поняла, что в обмен на сохранение жизни вампир забрал мою свободу. А если я буду протестовать… Куда он меня принёс?!
— Ты сам объяснишь ей? — спросил сердитый.
— Сам, — коротко ответил вампир.
— Когда? — требовательно произнёс сердитый.
— Позже, — беспечно отмахнулся не-мёртвый. — Я скажу когда. Кстати, вы видели Карлийля? Он не заходил к вам?
Сердитый не ответил. Повисло молчание, которое показалось мне мучительным… потом вампир спросил неожиданно хриплым голосом:
— Что с ним?!
Сердитый долго молчал, наконец, неохотно выдавил:
— Три дня назад. Пытался тебя спасти. Я думал, тебе уже сказали.
Вновь наступившую тишину разбил жуткий звук: то ли стон, то ли вой, то ли крик протеста.
— Нет! — Это короткое слово прозвучало до боли жалко и беспомощно.
— Когда ты пропал, мы просили его найти тебя, — тихо проговорил человек. — Только найти! Четыре дня назад он пришёл, сказал, что знает, где тебя держат. Оставил бумаги с описанием, мы установили там слежку, но ничего подозрительного не видели. И на следующий же день… Наш человек даже ничего не успел понять. У нас не было возможности вытащить тебя сразу, слишком респектабельный там район, да и дом арендовался иностранным гражданином. Операцию планировали на завтрашний день, но…
— Нет, — простонал вампир. — Нет! Он же не хотел! Он никогда не хотел умирать! Он никогда не хотел этим заниматься! Он не хотел! Он не должен был! Почему?! Почему это случилось — с ним?! Почему вы отпустили его?!
— Он ничего не желал слушать, даже не посоветовался со мной.
— Неправда! — стонал не-мёртвый. — Такого не должно было случиться! Он клялся, что будет жить вечно! Он обещал не покидать меня! Обещал!
Раздался треск ломаемого дерева.
— Прекрати! — закричал человек.
— Он не должен был умирать, — не унимался вампир. — Только не он!
Послышался такой звук, словно упало тяжёлое кресло.
— Ненавижу! — выкрикнул вампир. — Будьте вы все прокляты! Все!
— Куда ты? — окликнул сердитый человек.
— Прогуляться, — рыкнул вампир.
— Стой! — спохватился сердитый. — А твоя девушка? Когда ты поговоришь с ней?
— Никогда! — рявкнул не-мёртвый. — Делайте с ней, что хотите, хоть сами съешьте. Мне плевать!
— То есть мы можем убить её? — обрадовано уточнил человек.
Я замерла, боясь даже вздохнуть. Убить — вот так просто. За что?
Вампир буквально зарычал.
— О, проклятье! Не смейте её трогать! Я поговорю с ней. Завтра. Обещаю.
На завтра он не пришёл. Не пришёл и через день и через два дня. В тот же вечер, едва стихли шаги вампира (он громко топал, уходя из приёмной начальника), распахнулась дверь, и угрюмый человек уже знакомым сердитым голосом велел убираться из его кабинета — мол, дальше по коридору мне выделят комнату и принесут поесть. Как я ни была слаба, пришлось вставать на ноги и повиноваться — тон начальника вампира не оставлял никаких возможностей для отказа. Едва я устроилась в чьём-то пустом кабинете, как сердитый человек ворвался снова и потребовал, чтобы я взяла перо и бумагу и написала свою версию произошедшего — к утру. И ещё — чтобы я никуда не выходила без специального разрешения. За мной, мол, придут, когда понадобится.
Полночи промучившись с описанием своих приключений (ослушаться я не решилась), я легла спать, и спалось мне отвратительно. До самого утра мне снился погибший вампир — точно такой же, как худой смуглый человек из конки. Он смотрел на меня и грустно улыбался, будто знал, что я не смогу ему помочь. И всю ночь до утра я бегала по подземным лабиринтам, пытаясь спасти того, кто важнее жизни, важнее чести и присяги. Всё оказалось бесполезно, и наутро я проснулась с тяжёлой головой и ощущением бессмысленности жизни.
Весь день до ночи я промаялась от скуки и томительного ожидания, но ночью вампира не было, как не было и следующим утром, и днём. А через двое суток в занятый мной кабинет принесли сундук, в котором обнаружились оставленные у госпожи Кик вещи. Все мои вещи, до последней книжки, до последнего платочка.
Я разрыдалась. Если моё имущество принесли сюда — значит, госпожа Кик знает, где я, и не волнуется. Это было бы хорошо, но…
Но если она отдала вещи, значит, она меня больше не ждёт, и вернуться мне некуда. Мне навсегда придётся оставаться здесь в распоряжении вампира и бесчеловечно равнодушных к чужой жизни людей. Это — навсегда. Я плакала, пока не промочила насквозь прижатый к глазам платок, плакала, пока голова не стала раскалываться от сильной боли, которая всегда появлялась у меня от продолжительных рыданий.
Не увидеть мне больше шляпную лавку, госпожу Кик — строгую хозяйку и воспитательницу, не увидеть ставшие родными улицы, лавки соседей, ухажёра своего, бедного мальчика… Что ему сказали насчёт меня? Соврали? Отмахнулись? Ищет ли он меня или — вдруг? — забыл уже… Написать бы ему, успокоить… Да куда там — как «отчёт» свой отдала — описание жуткого приключения, так бумагу и перья отобрали и больше не приносили.
Я бросилась ничком на канапе и снова забылась в тревожном кошмаре с погонями, лабиринтами и не-мёртвыми. Это — навсегда…
Сама не знаю, почему я даже не попыталась сбежать. Может быть, потому, что на окнах были решётки, а в конце коридора, в который выходила дверь «моего» кабинета, скучал дюжий охранник. А, может, потому, что вампир клялся спасти мою жизнь и принёс сюда, а не домой — должно быть, снаружи опасно, ведь те люди наверняка будут меня искать. А, может, потому, что понимала: к госпоже Кик идти бесполезно, а в другое место никто не возьмёт без документов — единственного, что пропало из моего имущества. Как бы то ни было, я продолжала жить в непонятной конторе, где люди старались не смотреть друг другу в глаза, плакать по ночам и ждать — уже не знаю чего.
Попытки расспрашивать прислугу ничего не дали — люди просто отворачивались, стоило мне с ними заговорить. В коридоре я видела серьёзных господ в тёмных сюртуках, но они не обращали на меня внимания. Сердитый начальник принял меня всего раз (на третий день моего пребывания там), но слушать не стал, велел идти вон и ждать распоряжений.
«Или смерти» — мысленно закончила я, но вслух не сказала ни слова.
Вампир всё не появлялся, день тянулся за днём, ночь за ночью, я боялась спать и боялась бодрствовать, а в конце недели, когда слуги стали посматривать на меня особенно неласково — в конце недели поняла: он меня бросил, он не вернётся, и вскоре меня убьют. От этой мысли я разрыдалась ещё горше, чем в то утро, когда увидела сундук. Я не хотела умирать — пусть жизнь глупа, бессмысленна, пусть впереди уже не будет ясных дней — умирать было страшно.
Два дня я плакала и тосковала, билась в истерике и даже подумывала о том, чтобы распахнуть окно и закричать — вдруг кто-нибудь услышит, и меня спасут?
А на исходе второго дня он всё-таки появился.
Я уже переоделась ко сну и улеглась, когда внезапный шорох со стороны окна заставил меня оглянуться. Не-мёртвый сидел на подоконнике, одетый в отутюженные серые брюки, расстёгнутую короткую куртку того же цвета, из-под которой виднелась крахмальная белая рубашка. На ногах — начищенные до блеска новые ботинки, на шее свободно повязанный тёмно-синий галстук. Шляпа охотничьего фасона лежала на подоконнике рядом с ним. Хорош, ничего не скажешь, не мужчина — картинка, и точно выверенная небрежность его костюма ему очень подходит, так же как и тщательность остальных деталей. На секунду мелькнула мысль, что вампир хочет загладить впечатление, произведённое на меня в том страшном подвале.
Что касается меня, то я до слёз смутилась, оказавшись перед мужчиной в одной сорочке. Хорошо ещё, что дешёвая ткань была достаточно плотной и нигде не просвечивала, а покрой — по требованию госпожи Кик — закрытый и строгий. Я поспешила набросить на плечи одеяло и запахнуть импровизированную накидку на груди.
По лицу не-мёртвого скользнула улыбка — горькая, грустная, недобрая.
— Ты знаешь, — не то спросил, не то заявил он. Я начала было произносить подобающие случаю слова соболезнования, но вампир протестующе вскинул руку.
— Не надо, не лги. Ты не знала его, а если б и знала — что тогда? Убит вампир — чудовище, монстр в твоих глазах! Кто он, каким он был — тебе всё равно.
Я молчала: что я могла ответить? Почему-то хотелось возразить: знала. Тот мужчина из конки, образ которого преследовал меня по ночам — был ли он человеком? Он вскочил в конку на ходу, он перебежал улицу одним махом, и в лице его не было и кровинки. Но если и вампир — тот же ли?
— Да, — сказал не-мёртвый, не отрывая от моего лица тоскливого взгляда. — Ты видела его — за день перед смертью, я разглядел это в твоей памяти.
Вампир невесело хохотнул.
— Он отметил тебя.
— Отметил?! — отшатнулась я: непонятные слова прозвучали ужасно.
— Как жертву, — пояснил не-мёртвый. — Ты не заметила, а любой вампир бы увидел. — Он замялся. — Я не сразу увидел — только когда наелся. Голоден был, соображал плохо. Не знаю, зачем ты ему была нужна… Может, для себя присмотрел, может, меня хотел накормить — после спасения.
Я вздрогнула.
— Да, тогда ты вряд ли осталась бы в живых. Но — он умер, а ты жива! Жива! — эти слова не-мёртвый произнёс со злобой.
Я опрокинулась на кровати и вскинула руки, чтобы защитить шею и голову. Но вампир не двигался с места.
— Когда вампир отмечает жертву, другой может напасть на неё только в случае крайней нужды — или с разрешения хозяина, — проговорил страшный мой собеседник. — Он умер — но есть ты, и есть я, а я помню. Ты будешь жить — потому, что принадлежишь ему и потому, что я дал слово. Ты будешь жить, Ами, не бойся.
Внезапная мягкость его голоса заставила меня убрать руки от лица и неуклюже подняться. «Ами» — так меня не называли много лет, с тех пор, как я попала в лавку госпожи Кик. Даже я сама не так уж часто вспоминала это имя.
Я робко взглянула на не-мёртвого.
— Меня захватили днём, когда я не мог постоять за себя. Ума не приложу, как выследили. Сейчас мой гроб перенесён сюда, в подвал, здесь надёжнее. Учитель был против, нельзя оказываться в такой зависимости от живых, это опасно. Но он умер. Ты слышала как.
Я снова отшатнулась, опасаясь новой вспышки, но её не последовало. Вампир не сводил с меня вопросительного взгляда, как будто я могла разрешить его сомнения, утишить его скорбь.
— Я к чему говорю? — продолжал он. — Не спускайся в подвал, хоть днём, хоть ночью. Потянет — не спускайся. Любопытно станет — не спускайся. Прикажут — не спускайся. Вести станут — не иди. А пойдёшь, так я за твою жизнь не ручаюсь, поняла?!
Я задрожала от ужаса и, как зачарованная, кивнула.
— Не бойся меня, — успокоившись, попросил вампир с новой мягкостью. — Тебе нет нужды меня бояться, Ами. Просто делай всё так, как я скажу — и ничего не бойся.
От этой ласковости стало ещё более жутко; я поняла, что за ней скрывается. Безопасность — рядом с бесноватым монстром — в обмен на свободу и право распоряжаться собой. Страшная мена.
— Да, к слову о приказах, — беспечным голосом произнёс вампир. — Подчиняться будешь лично мне — и никому больше. Кто что скажет — не слушай, даже если передадут будто бы от меня. Не верь никому, поняла? — Дождавшись кивка, быстро продолжил: — Жить пока тут будешь, на улицу тебе нельзя. Узнают, поймают — я второй раз вытаскивать не буду. Сама знаешь, что с такими спасателями делается. Здесь поживёшь, потом над тобой поработают, будешь делом заниматься. Сейчас — учёба. Что ты сама умеешь — расскажи, разовьём. Стоять иначе — научим, смотреть, ходить, говорить, руки держать, одеваться, думать по-новому — всему научим. Сам учить буду — не всему, многому, но буду. Кого приведу, представлю — слушаться как меня, поняла? Закончит учить — забудь того, как не видела, уроки помни. О прежней жизни сегодня последний день говорим, не вспоминай потом. Хочешь спросить что-нибудь, Ами?
Произнеся эту тираду единым духом, не-мёртвый уставился на меня: явно ждал возражений, криков, упрёков. Я молчала: что тут скажешь? Это — навсегда и ещё спасибо сказать стоит, что не дал убить, защитил, наплёл что-то и оставил живой. Кем я теперь буду? Его служанкой? Запасом еды на особенно голодные ночи? Памятью о наставнике или…. напарницей? Ох, Ами, Ами… До чего готические-то романы доводят! А ведь госпожа Кик тебя предупреждала…
— Если позволите… — осторожно начала я. — Моя хозяйка, она, наверное, переживает из-за меня. Могу я передать весточку или увидеться с ней?..
Вампир улыбнулся — сочувственно, понимающе. Покачал головой.
— Нет, не можешь, дорогая моя Ами. И, кстати, говори мне «ты», договорились?
— Да, но почему нельзя? Она ведь… — Я беспомощно оглянулась на сундук.
— Потому, милая девочка, что неделю назад почтенной госпоже Кик выпало тяжёлое испытание. Ей пришлось опознать твоё тело, весьма, надо сказать, изуродованное неизвестными преступниками.
— Что?! — Забывшись, я вскочила на ноги, уронив одеяло. Смутилась, уселась обратно на край постели, закуталась. — Я не понимаю, опознала… тело? Как такое может быть?
— Просто. Небольшое усилие, — он облизнулся, — и можно подделать что угодно. А уж после того, что с тобой сделали негодяи, тебя по одежде только и по росту смогли опознать.
Мне сделалось дурно.
— Кто?.. — спросила я сдавленным голосом. — Кто это был? Кого вы?..
— Не волнуйся, Ами. Она была уже мертва, мы просто дали трупу другое имя и переодели. Что тебе с того? Кто-то не будет знать, что бедная девушка уже не вернётся — и только. Считай, ты подарила людям надежду.
— Напрасную надежду! — резко перебила я, но вампир предпочёл не замечать моего возгласа. — А госпожа Кик? — спохватилась я. — Что она сказала? Она не… не…
Мне хотелось спросить, не слишком ли расстроилась моя бывшая хозяйка, но не поворачивался язык. И как горестное известие воспринял мой бедный ухажёр?
Улыбка вампира сделалась издевательской — но мне казалось, смеётся он не надо мной.
— Она очень по тебе убивалась, — злорадно сообщил не-мёртвый. — Уж такая милая девочка была — такая хорошенькая, исполнительная, послушная, работящая! Одно нехорошо: доверчива была чересчур — и на мужское внимание падкая. Уж как госпожа Кик тебя отговаривала идти вечером с тем покупателем, уж как просила! Но разбойник, видно, успел наплести тебе с три короба — госпоже Кик сразу его рожа не понравилась! Вот ты и погибла, бедная девочка…
При виде моего ошарашенного лица вампир засмеялся.
— А чего ты хотела? Чтобы она себя виновной в твоей смерти признала? Не дождёшься, милая ты моя! О мёртвых, конечно, грех дурное говорить, — продолжал издеваться вампир, подражая неторопливой речи моей хозяйки, — но уж и глупа была девчонка, чего уж скрывать! А упряма-то как! И всё с парнями путалась — отвернись только, сразу толпа набегает. А от покупателей — от мужчин-то! — бывало и заполночь возвращалась. Вот и сгинула девка. Так оно с дурами и бывает. Вся в покойную маменьку — а уж про папеньку и говорить нечего — пропащий был человек, пьянствовал вовсю, буянил, да шею себе свернул ещё до рождения дочери, молодую жену вдовой оставил. Недолго та, правда, по нему убивалась…
— Прекрати! — закричала я, закрывая пылающие от стыда щёки руками. Никогда в жизни мне ещё не было так стыдно — стыдно, стыдно! — как сейчас, когда я слушала лживые сплетни, которые про меня — мёртвую! — распускали некогда близкие люди. Ну ладно, меня, пускай хают, пускай, но мать-то за что?! Отца?! Что они им сделали — этим торговцам, лавочникам, мелким служащим, которые, не успев похоронить, кинулись перемывать мне кости, копаться в грязном белье. Да, сирота, бесприданница, долги душеприказчики едва выплатили после матушкиной смерти, но за что?! Разве можно — так?!
Внезапно я вздрогнула, поняла: о себе говорю, как о мёртвой, в прошлом… Подняла голову; вампир не сводил с меня глаз.
— Да, — кивнул он. — Амалии Вайль больше нет в живых, она мертва и похоронена.
Я уронила голову в ладони и разрыдалась. Страшно, жутко, чудовищно прозвучали эти слова, спокойно сказанные сухим деловитым тоном. Мертва и похоронена. Меня больше нет… От этой мысли как-то внезапно высохли слёзы.
— В книгах тебя запишут под номером, так у нас принято. А для дела дадут новое имя. Потом и его сменишь, не привыкай слишком сильно. Всё поняла? Спрашивай, сейчас есть возможность.
Я покачала головой: после известия о собственной смерти впала в какое-то оцепенение. Потом встрепенулась, указала на сундук.
— Если я… Если госпожа Кик… Если меня… — Нужные слова не шли на язык, не выталкивались сквозь непослушные губы, но вампир понял и так.
— Ты умерла, не оставив наследников, — буднично пояснил он. — Твоё имущество переходит к казне, чтобы быть проданным старьёвщику. Пока можешь пользоваться, но позже всё придётся отдать, взамен принесут новое. Да, кстати, о деньгах. Твоя хозяйка уверяла, что платила тебе десять филлеров[3] в неделю. — Я протестующе вскинулась: и здесь соврала, ведьма старая! — Молчи, я знаю, что всего пять, но ведь ещё еда, кров и одежда. Молчи, я сказал! Знаю, одежда не ахти, и работала ты больше, чем следует в твоём возрасте — молчи! Здесь будешь получать тридцать филлеров в неделю.
Я ахнула. Тридцать филлеров в неделю — это же почти полторы кроны[4] в месяц, я таких денег сроду в руках не держала! Вампир засмеялся.
— Но проживание за свой счёт пойдёт.
Я погрустнела. Жильё нынче дорого, да и еда недёшево обходится, и ещё наряды из своего кармана оплачивать… Госпожа Кик жадная-то жадная, а, как у меня платье, накидка или обувь износится, запирала лавку на ключ и вела меня к старьёвщику. На руки деньги не давала: знаю, мол, купишь что подороже, а потом будешь врать, будто плоше не было! Теперь придётся самой себя обеспечивать, немного денег с полутора крон останется…
— Но! — пригрозил указательным пальцем вампир. — Пока здесь живёшь, из жалования за кров и еду не вычтут и одежда бесплатно — взамен твоей пойдёт. А как работать станешь — будут тебе ещё к жалованию командировочные, да ещё то, что по «легенде» заработаешь, у тебя никто отбирать не станет. Не помрёшь, моя дорогая, с голоду.
От этих расчётов я слегка растерялась и только и могла, что качать головой. Разговор о деньгах заставил снова почувствовать себя живой: мёртвые жалованья не получают, в деньгах на одежду и кров не нуждаются. Но детали поставили в тупик: «легенда», «командировочные» — таких понятий не было в моей первой жизни.
— Да, пока не забыл. К коронеру юноша подходил, говорил, будто он твой жених. Не помнишь такого?
Я не ответила; злой тон вампира заставил меня напрячься. На что он опять сердится?
— Просил, нельзя ли ему что-нибудь из твоих вещей на память, — продолжал не-мёртвый. Я невольно насторожилась. На память ли — или хотел продать подороже? — Ему отказали: всё твоё имущество принадлежит государству. Но, если ты хочешь — напиши письмо, попрощайся, скажем ему, мол, нашли при разборе вещей. И подарок какой-нибудь оставишь. Ну, как?
Я задумалась, но после решительно оказалась. Что хорошего будет от этого письма?
— Это будет несложно организовать, — настаивал вампир. — Напиши, будто давно собиралась, старую дату поставишь, в любви признаешься… Поверь, такая память долго ещё будет дорога.
— Я никогда ему не писала, мы не были помолвлены, — пояснила я. — Он не может ничего ждать от меня — живой или мёртвой.
— Ну и что? Какая разница сейчас, когда вы больше не увидитесь? Напиши, от тебя не убудет.
Я подумала ещё, но снова отказалась.
— Нет, не стоит.
— Вот и хорошо, — неожиданно улыбнулся не-мёртвый, будто и не он меня уговаривал. — Новую жизнь лучше не начинать с писем с того света. А ты, Ами, сегодня рождаешься заново. И прошлую жизнь свою забудешь, и жениха своего забудь, и имя прежнее тоже. Поняла?
Он погладил меня по голове, сорвал ночной чепец и взъерошил убранные перед сном волосы; двигался вампир так быстро, что я не успела заслониться.
— До завтра, милая моя девочка.
Поцеловал в лоб, заставив покраснеть и спрягать лицо в ладонях. Когда я отважилась поднять взгляд, вампира в комнате не было.