Поднявшись по лестнице, Плешивый неодобрительно покосился на двух громил, скучавших возле дверей его квартиры. Эта круглосуточная охрана стесняла его, лишала чувства свободы, которым он после стольких лет, проведенных в неволе, особенно дорожил. К тому же Плешивый считал это совершенно излишним. Кто посмеет напасть на вора в законе? Конечно, в городе шла война, бойцы Арсена сражались с головорезами Норвежца, но он, Плешивый, стоял над всеми этими разборками. Конечно, все знают, что он поддерживает Арсена и люто ненавидит его противника. Но это разные вещи. Одно дело, когда Норвежец без зазрения совести режет обычных людей, пусть и с понятиями, и совсем другое – открытое покушение на смотрящего по региону. Сходка не простит этого наглецу, ему однозначно будет вынесен смертный приговор.
Плешивого беспокоило не это, а то, что в других регионах России узнают о беспределе, творящемся в его вотчине. Пойдут слухи о его неспособности или, что еще хуже, нежелании поддерживать порядок. И тогда, глядишь, большой сход лишит его статуса.
То, что Норвежец беспредельщик и его место у параши, конечно же, не подлежало сомнению. Он давно с Якулом снюхался, а тот пляшет под его дудку и других воров мутит… Быстро задавить его не получится. Наоборот, Плешивый явно проигрывает в этой войне, его люди уже не решаются посещать злачные места, да и просто на улицу выходят с опаской. А еще у ментов новая мода появилась: следят за Арсеновыми бойцами и раза по два на день подвергают их проверке документов и личному обыску. Понятное дело, что, когда идет война, пацаны ходят с оружием. У кого волыну найдут, на того сразу же наручники надевают и в камеру. Уголовное дело заводят. И все по закону, статья двести двадцать вторая, не придерешься.
Боевиков Норвежца при этом не трогают. Прекрасно знают, что те тоже при стволах, но, видно, есть соответствующий негласный приказ, кого вязать, а кого нет. Политика двойных стандартов, мать их так…
Хреново обстоят дела, очень хреново. Плешивый еще важничал и раздувал щеки, делая вид, будто все находится у него под контролем, но сам все больше чувствовал, что земля уходит из-под ног.
Чтобы свалить Норвежца, нужно собирать региональную воровскую сходку и открыто признаваться в своей неспособности самому разрулить ситуацию. Честолюбивого Плешивого такой вариант совершенно не устраивал. но скрепя сердце он отдавал себе отчет в том, что другого выхода просто нет. Наркоторговля все больше набирала обороты. Поставки таджикских «арбузов» росли, стоимость дозы падала, и теперь чуть не весь город пристрастился к дешевому кайфу.
Все же вор решил в последний раз испытать удачу и через посредников назначил Норвежцу встречу. Хотел серьезно поговорить. Пусть если и не сворачивает свой грязный бизнес, то хоть ограничит его. Например, уберет свои «передвижные наркомагазины» от школ и игровых салонов, где могут собираться подростки.
Плешивый считал, что Норвежец должен пойти па это. Не полный же он дурак, должен понимать, чем закончится для него такое противостояние. Так долго продолжаться не может.
В течение часа должен был поступить ответ. Если Таганцев согласится на личную встречу, то, значит, дело в шляпе. Тогда и он пойдет на уступки. Если же отклонит предложение Смотрящего – война будет продолжаться…
Плешивый, едва кивнув телохранителям, отпер дверь ключом и вошел в квартиру. Сразу же открыл холодильник, достал оттуда запотевшую бутылку пива и набулькал стакан. Залпом выпил. Потом поставил чайник.
Сотовый телефон лежал на столе. Плешивый время от времени поглядывал на него. До истечения срока оставалось сорок минут. Вот-вот раздастся звонок. Давно он так не нервничал, хотя, казалось бы, повидал на своем веку многое.
Прихлебывая из высокой кружки крепкий чай, почти чифирь, Плешивый прошелся по комнате. Ни чай, ни любимое пиво не доставили ему никакого удовольствия. Слишком мрачны были его мысли. Телефон он специально оставил на кухне, чтобы не пялиться на него ежеминутно.
Когда раздалась трель звонка, Плешивый вздрогнул. В этот момент он как раз делал очередной глоток и едва не поперхнулся. Давясь горячей горькой жидкостью, вор вскочил, опрокинув при этом стоявшую на подлокотнике кресла пепельницу.
Ему сразу же стало стыдно, будто бы все лагерные наставники наблюдали теперь за его нервозным поведением. Поставив чашку на стол, он нарочито медленно прошел на кухню и посмотрел на определитель номера. Звонил посредник. Вор взял телефон и спокойно, даже равнодушно ответил:
– Да?
– Это я.
– Понял. Слушаю тебя.
– Bee в порядке. Он согласился на встречу.
Сердце подпрыгнуло у Плешивого в груди. Душа возликовала, и он, стараясь ничем не выдать своей радости, указал:
– Хорошо. Место ты предлагал?
– Нет. Он сам назначил. Ресторан «Морской волк». Это на его территории в Восточном районе. Говорит, что в центр ехать не хочет.
– Понятно, – хмыкнул Плешивый. – Пацанов моих боится. Те ему за Портовую сразу задницу на фашистский крест порвут. – Ему стало смешно. Господи, кого он опасался? Да этот бандюга недоделанный, видать, сам от страха дрожит как осиновый лист. Натворил баклан дел, а потом за голову схватился. Небось обрадовался, когда ему смотрящий сам встречу назначил. Надо будет прижать поганца как следует.
– Как он воспринял? – не удержался от вопроса вор. – Нормально. Можно сказать, с интересом. Все правильно, говорит, эта война всем надоела. В общем, через два часа в ресторане «Морской волк».
– Понятно. Ну ладно, с меня причитается. Не забуду. Выслушав заверения в преданности («можете и дальше на меня рассчитывать!»), Плешивый отключил телефон и посмотрел на часы. Полвторого. Встреча через два часа. Значит, в полчетвертого. Ехать туда примерно минут сорок.
Все-таки хорошо, что так вышло! В том, что Таганцев Согласится на все его условия, Плешивый уже не сомневался. После того как он поставит этого зарвавшегося выскочку на место, его авторитет поднимется на недосягаемую высоту. Как же – одним, можно сказать, словом поставил отмороженного быка в стойло. А местные крутые бегают от него, поджав хвост. Вот где в полной мере проявится сила воровская!
Он выпил еще пива и стал готовиться к поездке. Переоделся в строгий черный костюм. Под пиджаком – ослепительно белая рубашка и строгий галстук. Довершили наряд старые английские ботинки. Внешняя скромность только подчеркнет полноту его влияния.
Немного подумав, он позвонил Арсену и важно сказал:
– Значит, так, слушай сюда. Я сейчас к нашему закадычному другу Норвежцу на разговор еду. Да, встречу ему назначил. В «Морском волке».
– У тебя стрелка с Норвежцем? – в волнении вскричал на другом конце провода авторитет.
– Это у вас все стрелки да стрелки, – снисходительно возразил вор в законе, – а я просто по душам поговорю с ним. Без напряга, но… мозги вправить ему сумею. С Портовой его людей уберу. Будь готов опять там заякориться. Потом благодарить будешь.
– Постойте, Николай Петрович! А вдруг это ловушка?
Плешивый сначала не понял, что собеседник имеет
в виду, а когда до него дошло, то от души расхохотался:
– Ты чего, Арсен, не пьяный там, случайно? Ты что думаешь, что у него рука на меня поднимется?
– От этого выродка всего ожидать можно, – мрачно ответил Арсен, – по крайней мере, один не езжайте. Я своих бойцов пришлю и сам сейчас приеду.
– А я тебя не приглашал, – отрезал Плешивый, – просто в известность поставил. Все, я тебе потом позвоню. У меня есть прикрытие.
Плешивый положил трубку и на минуту задумался. Правильно ли он сделал, отказавшись от охраны? Арсен прав: Таганцев непредсказуем, неизвестно, на что этот отморозок может решиться.
Но тщеславие заставило отказаться от этой идеи. Смотрящий должен оставаться над всеми разборками. Волки грызутся, а он вмешается и одним базаром уладит конфликт. Кого-то наградит, кого-то накажет. Открыто воевать на чьей-либо стороне смотрящему не с руки. Он должен как третейский судья только разруливать ситуацию. И сейчас будет именно такой классический случай. Отморозок наехал на правильного пацана и отобрал у него кусок хлеба. Вмешался смотрящий и одним махом развел всех, восстановив справедливость. Так будет выглядеть со стороны, так на это дело будут смотреть его собратья воры. Подспудные механизмы сложившейся ситуации, внутренняя интрига, конечно же, сложнее, но, как известно, победителей не судят. Главное сейчас – повлиять на Норвежца, который вконец оборзел.
И это ему удастся. Сам факт согласия Таганцева на встречу со смотрящим Мурманска красноречиво свидетельствует об этом.
Накинув сверху простенькое пальто и нахлобучив шапку-пирожок (при малейшем похолодании у него сразу же начинала мерзнуть лысая голова), Плешивый вышел на лестничную площадку. Строго спросил вытянувшихся по стойке «смирно» бойцов:
– Где ресторан «Морской волк», знаете?
Парни переглянулись, потом один, почесав затылок, изрек:
– Знаю. Это на Кирилловке. Единственное приличное заведение в тех местах.
– Как там обстановка? – запирая входную дверь на ключ, спросил Плешивый.
Боец пожал плечами:
– Ну, как? Один большой зал, сзади три маленьких. Постоянно народу полно. Вроде все. – Тут он оживился, вспомнив. – Да, мне кореша рассказывали, что там, когда клиенты уже бухие, им бодяженную водяру подают.
Ну, пьяный один хрен не разберет, сколько там градусов, сорок или тридцать. И шашлык там лучше не заказывать.
– Чего так? – Плешивый ощупывал карманы, проверяя, все ли нужное он взял с собой.
– Все собаки бродячие в округе пропали, – пояснил, улыбаясь, боец.
– Понятно, – в задумчивости ответил вор.
Оценив сказанное, он окончательно восстановил душевное равновесие. Огромный зал, много посетителей… Если бы Норвежец задумал что-нибудь пакостное, вряд ли назначил бы встречу в столь людном месте. Выбрал бы что-нибудь потише, какой-нибудь глухой уголок, где потом можно без помех замести следы. Нет, Таганцев явно хочет мира! Разговор состоится легкий, и вести его Плешивый будет с позиции силы. Кстати, неплохо было бы поставить вопрос о штрафе. За кровь людей Арсена нужна компенсация.
– Поехали, – бросил вор и стал спускаться по ступенькам.
– Куда? – спросил боец.
– На ту сторону. «Морской волк» посетим. Собачий шашлык попробуем.
Плешивый уселся на заднее сиденье темно-синего «мерседеса». Телохранители расположились по бокам. Выслушали инструкции:
– Значит, так, ребята, теперь серьезно. Едем мы на очень важную встречу. С Норвежцем. В ресторан «Морской волк». Один из вас останется в машине. Мобилу из рук не выпускать. Если что – сразу же Арсену звоните. Хотя я уверен, что все пройдет нормально. Второй со мной пойдет. Вести себя спокойно, уверенно, без суеты. Помните, что хозяева здесь мы. За пушки зря не хвататься. Вопросы есть?
Вопросов не было, и «мерседес» тронулся с места. Дорога заняла около часа – пришлось минут двадцать постоять в пробке. Когда въехали в Восточный район, казалось, изменилась даже погода. Их встретили плохая дорога, старые, готовые вот-вот развалиться, пятиэтажки, почти полное отсутствие зеленых насаждений… Встречавшиеся по пути люди, в основном почему-то пожилого возраста, были скверно одеты, чадили трубы многочисленных заводов. И все это – и здания, и деревья, и мостовые, да и сами прохожие были какого-то серого, унылого цвета.
При виде такого пейзажа настроение Плешивого опять испортилось. Ему вдруг стало тревожно: а не прав ли Арсен? Не подстава ли это? Филат рекомендовал ему московского гостя как профессионального снайпера высшей Категории. Может, сорвать его с места? На всякий случай… Рука сама потянулась к мобильнику. Он набрал номер и, приложив трубку к уху, тихо сказал:
– Это Николай Петрович. Вы можете сейчас приехать к ресторану «Морской волк» на Восточной улице? И прихватите с собой цацки… У меня нехорошее предчувствие! Спасибо. У меня темно-синий «мерседес». Там мой человек будет.
* * *
Ресторан «Морской волк» ярко выделялся среди архитектурного убожества Восточной улицы. Кирпичное здание с внушительным фасадом, выстроенное совсем недавно, венчала кровля из металлочерепицы, декоративный хвойный кустарник обрамлял вход. Возле двери стояла дорогая иномарка – «лексус» бордового цвета. И ни одного человека вокруг не было видно. Нигде – ни возле машины, ни во дворе ресторана, ни где-либо поблизости.
– Это Якулова тачка, – уверенно сказал тот, что сидел за рулем.
– Точно? – удивленно спросил Плешивый, оглядываясь вокруг.
Что тут делает Якул – прихвостень Таганцева? Эта тишина не понравилась ему. Ни случайного пешехода, ни бредущего со смены рабочего, ни бабушки, торгующей сигаретами и семечками… Странно, вроде конец рабочего дня. Может, тут всегда так?
– Ладно, ты за рулем оставайся, а мы вдвоем пойдем. Много времени это не займет, потом куда-нибудь в центр съездим обедать. Здесь я жрать не собираюсь. И вот что… – Он обратился к оставшемуся в машине быку. – Сюда подъедет человек. Невысокий, плотного сложения, светловолосый. Меня спросит. Попроси его войти в зал. А там уж действовать по обстановке!
Плешивый выбрался из салона и втянул уже по-настоящему морозный воздух.
Он неторопливо зашагал к дверям ресторана. Охранник тенью следовал за ним.
У входа они наконец-то увидели первого человека. Одетый в серый костюм мужчина приветливо улыбнулся. Судя по одежде и выправке, это был кто-то из администрации ресторана. Но Плешивый раньше никогда его не видел.
– Входите, входите, Николай Петрович, – радушно воскликнул мужчина, придерживая открытую дверь.
Плешивый кивнул ему и, снимая шапку, спросил:
– Скажи-ка, уважаемый, а почему посетителей у вас нет? Убытки, наверное, несете колоссальные.
– Всегда под завязку, Николай Петрович. Просто сегодня ресторан на спецобслуживании. Проходите, пожалуйста. Раздеться вон там можно.
Услышав про «спецобслуживание», Плешивый заколебался. Это ему совсем не понравилось. Он-то как раз рассчитывал на присутствие посторонних глаз и ушей. Ну ладно, не включать же заднюю…
Гости разделись, и встречавший их мужчина повесил их верхнюю одежду на вешалку. Гардероб был пуст. Вокруг стояла мертвая тишина, только их шаги гулко отдавались под высоким сводчатым потолком.
– Прошу вас в зал!
Да, места тут действительно было много – хоть в футбол играй. Вдалеке виднелась стойка, за которой белел рубашкой высокий бармен. Столиков было, наверное, около полусотни, и стояли они в десять рядов, накрытые красными скатертями. Стулья приставлены аккуратно, ножка к ножке.
Кроме бармена в зале находился всего один человек, Якул. Сидел он в самом конце, и Плешивый направился к нему. Охранник топал чуть позади. Неужели Якул один приехал? Без Норвежца? Это очень странно. Плешивый сразу же обозлился. То, что Таганцев, договорившись о встрече, сам не явился, и прислал вместо себя своего прихвостня, было оскорбительно.
Якул сидел, подперев голову рукой. На приближавшегося смотрящего смотрел серьезно. Плешивый подивился перемене, происшедшей с цыганом со дня их последней встречи на общегородской сходке. Всего какой-то месяц прошел… Теперь перед ним был уже не Голодный волчара, а матерый сытый зверюга, почувствовавший вкус жирной добычи. А прикид? Все пальцы Якула были унизаны золотыми перстнями. Одни часы него стоили! Однако, несмотря на шик, одевался цыган по-прежнему безвкусно. На столе перед Якулом лежала трубка сотового телефона. Когда Плешивый приблизился к нему шагов на десять, телефон зазвонил. Якул взял трубку, поднес ее к уху и через две секунды, так ничего и не сказав, положил обратно. Лицо его расплылось в улыбке.
Плешивый остановился. Ожидал, что его пригласят за стол. Но Якул продолжал с ухмылкой смотреть на него.
Немного озадаченный вор сказал своему бойцу:
– Садись, братан, за соседний столик, – и, обернувшись к Якулу, спросил: – А где же Михаил?
И тут же в зале стало шумно, захлопали двери. Послышался топот ног. Отовсюду стали заходить люди. В зал вели не менее полдюжины дверей. Плешивый растерянно переводил взгляд с одной на другую. Сколько же здесь бойцов? Не менее трех десятков. И все, как на подбор, типичные головорезы. Кожаные куртки, вязаные шапочки на головах. Шагают деловито, не спеша. Через десять секунд взяли обоих гостей в плотное кольцо. Равнодушные, ничего не выражающие лица. Оружия вроде ни у кого не видно.
Тут Якул откинулся на спинку стула и визгливо расхохотался. Корчась от смеха, выдавил тонким голосом:
– Что? Испугался, Николай Петрович? Моих пацанов испугался?! Ха-ха! А ты один пришел? Парочку придурков с собой прихватил и пришел! Да?! Ты что же, Таганцева за зеленого щенка держишь?
«Обдолбленный он, что ли? – с недоумением подумал вор. – Может, на своих «арбузах» заторчал с утра? Однако что за шутки?!»
Якул продолжал хохотать, даже взял салфетку со стола и начал вытирать ей слезившиеся глаза. Никто из его людей не двигался, и Плешивый решил взять инициативу в свои руки. В конце концов, он российский вор и не пристало ему стоять, когда какая-то шпана цыганская в кресле развалилась.
– Ну, здорово, Якул, а ты невежлив сегодня! – сказал Плешивый и, отодвинув стул, присел. Вернее, попытался присесть. Ближайший к нему головорез проворно подцепил ногой ножку стула и быстро отодвинул его в сторону. He успев среагировать на подвох, Плешивый со всего маху грохнулся на пол.
Раздался гомерический хохот. Смеялось большинство Якуловых бойцов, беря пример со своего хозяина. Телохранитель Плешивого схватился за карман, но вытащить оружие не посмел, растерянно глядя на босса. Плешивый сидел на полу. Он был ошеломлен. Еще никогда с ним такого бесчестья не случалось, даже на малолетке. Задыхаясь от ярости, он начал вставать, Якул крикнул:
– Вмажьте этому козлу как следует!
«Это он про кого?» – успел подумать Плешивый, f прежде чем мощный удар в затылок швырнул его на пол. Он перевернулся на спину, чтобы поглядеть в лицо человеку, осмелившемуся ударить сзади законного вора. Мелькнул черный ботинок. Вспышка. Тупая боль в виске. Далее удары посыпались со всех сторон. Вора молотили несколько громил. Били исключительно ногами, не давая ему привстать даже на четвереньки. Плешивый поначалу пытался отбрыкиваться и защищаться, но потом лишь прикрывал руками голову.
Его ошалевший от неожиданности телохранитель все» же выхватил свою пушку, но даже не успел передернуть затвор: в спину ему всадили нож. Глухо охнув, парень осел под стол.
Внезапно избиение прекратилось. Плешивый уже не понимал, что происходит. Изувеченное лицо было залито кровью, избитые бока онемели, руки не слушались. И все же он пытался встать. Говорить он не мог, только хрипел что-то нечленораздельное.
– А ну-ка, отойдите от него, пацаны, – скомандовал Якул, поднимаясь со стула, – я ему напоследок пару Кедов скажу.
Он подошел к лежавшему вору вплотную и наклонился над ним:
– Ну что, дурачок, как тебе наш разговор? Понравился? Это тебе привет от Норвежца. И ответ. Ты все понял? Мурманск – наш!
Плешивый понял, что сейчас его убьют.
Умирать было не страшно, просто не хотелось уходить, видя оскаленные пасти ублюдков, слыша их хохот и издевательские шутки. Как он мог так дешево проколоться? Не сообразил, с кем имеет дело. Поверил Норвежцу! Досада на собственную тупость захлестнула его. Она же и придала ему сил приподняться на локте и плюнуть Якулу в лицо. Кровавый сгусток залепил цыгану левый глаз. Тот отпрянул и, матерясь, сгреб со стола салфетки. Вытираясь, заорал:
– Мочите эту падлу! Сломайте ему на хрен хребет! Башку лысую пробейте!
И снова пошла молотиловка. Через пару минут Плешивый уже не двигался.
– Готов! – доложили хозяину гладиаторы.
– Проверьте пульс, – распорядился Якул. – Или нет, для верности контрольный сделайте.
Один из людей Якула вытащил «Макаров» с глушителем и, приставив ствол к окровавленному темени, нажал на спусковой крючок.
Якул поднял вверх правую руку. Гомонящие боевики смолкли.
– Братва, мы разделались с этим уродом. Теперь мы хозяева в городе. Все остальные блатари теперь подожмут хвосты. Завтра начнем громить всех его шакалов. А сегодня можно и погулять.
– Значит, так, пацаны. Всем, кто сегодня участвовал В этом разборе, выдаю премию. По штуке баксов каждому! И чтобы к завтрашнему утру этих бабок ни у кого не осталось! Гуляйте, пацаны! Поставьте этот поганый юрод на уши! Он наш!
Сколько сходов было в жизни Варяга, он уже и запамятовал. Если считать с теми, в которых ему приходилось участвовать не только на воле в больших городах, но и вместе с зэками на зонах, втихаря от лагерного начальства, либо в открытую, с риском навлечь на себя ярость вертухаев, то он им счет потерял – сорок восемь или восемьдесят четыре, бог весть. В память врезались десять самых важных, начиная с того памятного сходняка, когда смертельно больной Медведь двинул его и смотрящие по России и призвал авторитетных воров голосовать за нового лидера. Было это десять лет назад. В ту пору никто, ни Медведь и ближайшие его соратники, ни сам молодой законник Варяг, не мог предсказать, Надолго ли выбирают нового смотрящего, усидит ли он на своем шатком месте, удержит ли вверенную ему немалую власть.
С той поры случилось в его жизни еще пять больших сходов, на которых решалась судьба его самого или российского воровского сообщества, где ему приходилось схлестываться в отчаянной яростной борьбе с сомневавшимися, которых надо было урезонить и уломать, гили со строптивыми противниками, которых требовалось подавить силой авторитетного слова и поддержкой стоявших за него региональных смотрящих. Случались конфликты, в которых ему не удавалось одержать победы, и он терпел временные поражения.
Но время все расставляло по местам, и его правота, правота смотрящего по России, в конечном счете оказывалась поддержанной большинством.
Сейчас Варяг готовился провести самый важный в своей жизни сход, на котором ему предстояло добровольно отказаться от заслуженного и не раз подтвержденного в труднейших испытаниях и в кровавых разборках статуса воровского казначея. Да не просто казначея, не просто хранителя воровского общака, а лидера воровского мира, верховного арбитра в острых, доходящих до кровопролития, разногласиях, справедливого примирителя враждующих кланов, тонкого дипломата и стратегически мыслящего менеджера…
Он выбрал себе преемника, считая его человеком достойным, опытным и авторитетным. И теперь ему предстояло убедить людей в верности своего выбора. Варяг решил, что будет правильно провести большой сходняк по выборам нового российского смотрящего в Петербурге, в городе, где находилась резиденция его кандидата – Романа Филатова. Варяг загодя, еще за две недели, известил всех региональных авторитетов о проведении большого схода в начале декабря. Филат снял для этою мероприятия большой банкетный зал в гостинице «Прибалтийская», официально подав заявку на проведение совещания неправительственных организаций по проблемам регионального предпринимательства.
Ирония заключалась в том, что так оно и было на самом деле: в последние пятнадцать лет все сколько-нибудь крупные воровские авторитеты России, от Магадана до Калининграда и от Воркуты до Иркутска, занимались легальным бизнесом, став президентами крупных компаний или председателями советов директоров межотраслевых холдингов. И то, что генеральный директор корпорации «Самаралес» Василий Протеинов является вором в законе по кличке Ряха, а председатель правления АО «Нижневартовскуголь» Юрий Самсонов – вором в законе по кличке Самыч, знали лишь оперативники Следственного управления МВД Российской Федерации да заместители Генерального прокурора России, курировавшие соответствующие регионы…
О проведении в Северной столице однодневной конференции накануне сообщили все городские газеты и телевидение. Правда, сегодня телевизионщиков не было: оргкомитет конференции отказал в аккредитации всем съемочным группам по «соображениям безопасности». По просторному фойе некогда роскошной, а ныне потускневшей гостиницы прохаживались крепкие ребята: бритые затылки, широкие плечи, обтянутые черными Пиджаками, цепкие напряженные взгляды, спиралевидные проводки радиосвязи в ушах. У многих левые подмышки оттопыривались, красноречиво давая понять посторонним, что там покоятся не кульки с карамельками, а скорострельные «глюки» или «беретты». Попадались и милиционеры в форме, с автоматами – официально приданная городским управлением МВД охрана высоких участников мероприятия. Шутка ли сказать: ожидался приезд самого Владислава Геннадьевича Игнатова, председателя Совета по инвестиционным проектам, который собирался выступить на «закрытом заседании» утром. В длинном зале набралось человек семьдесят. Все расселись за большим П-образным столом, накрытым скромно, но со вкусом: холодные закуски для фуршета, бокалы для прохладительных напитков, кофейные чашки и вазочки с хрустящим печеньем.
Варяг обвел присутствующих долгим взглядом и поймал себя на мысли о том, как все изменилось за последнее время. Теперешний всероссийский сход разительно отличался от воровских сходняков даже пятилетней давности. За столом сидели солидные люди с благообразными холеными лицами и в дорогих костюмах, которые кичились друг перед другом не наколками – знаками воровской доблести и не числом ходок, а наручными часами, джипами и особняками на Лазурном берегу. Вот Кича – смотрящий по Краснодарскому краю, Василий Петрович Кичманов, владелец крупнейшей в крае сети гостиниц и казино, солидный бизнесмен, а ведь не скажешь, что в недалеком прошлом он имел в год по ходке и последний свой срок – пятнашку – он получил в девяностом за тройное убийство в Ростове. А вот Родион Казаков, Кизя, смотрящий по Астрахани, пять лет тому назад едва отмазанный от глупейшего ограбления инкассаторов Сбербанка, а ныне хозяин акционерного общества «Каспийская икра» – эксклюзивного экспортера осетровых. Семен Татаринцев – законный вор Сима, – всю жизнь занимавшийся ограблением частных антикваров и ювелиров, теперь владел крупнейшей в Европейской России сетью ювелирных магазинов «Аладдин» и держал под своим контролем чуть ли не все гранильные заводы от Якутска до Смоленска. Взгляд Варяга скользил по знакомым лицам, останавливаясь на секунду-другую на тех, кого он не узнавал или явно видел впервые. Таких было тоже немало: в последние года три в регионах на самый верх воровской иерархии вырвались молодые пробивные пацаны, прокладывавшие себе дорогу клыками, клинками и стволами… Эти – самые опасные в этой волчьей стае, подумал Варяг тревожно. Они будут до поры сидеть тихо, слушать да смотреть, мотать на ус, выжидать своего часа, чтобы потом внезапно змеиным броском ринуться в бой… С ними Филату придется держать ухо востро.
Он выхватил взглядом лицо Закира Большого, лидера всесильной дагестанской группировки. Всегда цветущий, излучающий неукротимую силу и могучую энергию, Закир сильно сдал за последние два года, как-то резко помрачнел – серьезные трения с молодыми соплеменниками, упрямо вытесняющими его из околокаспийского нефтяного и икорного бизнеса, подорвали не только моральный авторитет, но и здоровье дагестанского вора.
А вот и Дядя Толя… Как всегда, сидит рядышком с Пашей Сибирским, своим закадычным друганом. Что ж, сегодня с Дядей Толей предстоит толковище нешуточное. Дяде Толе все не дают покоя лавры Шоты Черноморского да Максима Кайзера. Придется напомнить ему о печальной судьбе обоих. А то, видно, запамятовал. Александр Иванович Виноградов, пользуясь своими глубокими связями в ФСБ, надыбал кое-что на Дядю Толю – интересные оперативные данные, которые он, Варяг, предъявит ему сегодня в ходе их приватной беседы…
Когда голоса в зале стали стихать и несколько десятков пар глаз устремились в сторону Варяга, смотрящий встал и заговорил:
– День добрый, люди! Все в сборе? Или нет кого-то? Всех встретили? – Последний вопрос был обращен Филату, который отвечал за встречу гостей из регионов. Тот молча кивнул: мол, все в порядке. – Ну и ладно. Не хочу затягивать. Вопрос мы сегодня решаем один. По известным вам всем, я думаю, обстоятельствам, я больше не смогу быть вашим казначеем и держателем общака. Я вообще теперь, во всяком случае на то время, что мне предстоит заниматься одним проектом, не смогу принимать участия в наших общих делах… Но это не означает, что я отхожу от дел. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, поддержку и посильное участие, как, собственно, всегда и было, но только теперь у меня будет другой статус. Официальный… Как у многих из вас.
Он замолчал, раздумывая, правильные ли слова нашел для затравки. И, выразительно посмотрев на Дядю Толю, который уткнул глаза в стол, добавил:
– Теперь, надеюсь, моя долгая война с милицейскими и прокурорскими завершена.
По залу прошелестел тихий ропот. Люди, видимо, хотели высказаться. Но Владислав счел, что еще рано. Он еще не все сказал. Надо было сразу выложить им все свои соображения, упредив недоуменные вопросы. Варяг по опыту знал, что многие региональные авторитеты, не имевшие четкого мнения по важным проблемам, готовы голосовать так, как считает столичный лидер. Во всяком случае, он надеялся, именно так будут голосовать новички большого схода.
– Сегодня нам предстоит выбрать нового смотрящего по России, нового держателя общака, нового лидера. Думаю, многие из вас знают, на ком я сам остановил свой выбор. И многие знают этого человека не понаслышке. Я хочу рекомендовать вам, люди, моего верного другана и многолетнего партнера по делам Романа Филатова.
Ропот усилился. И теперь десятки пар глаз устремились на Филата, который, немного смутившись, отодвинулся от стола и внимательно смотрел на присутствующих.
– Филат – правильный, честный, справедливый, решительный, авторитетный лидер, – продолжал Варяг. – Он сумел навести порядок в Питере после… своего предшественника… – Ему не хотелось даже произносить поганое имя Сашки Шрама, подлого двурушника и предателя. – При Филате закончились войны в городе и области, все стали исправно вкладываться в общак, беспредела стало меньше. Уверен, что Филат справится и с задачами российского смотрящего. А теперь давайте послушаем, кто что скажет…
К его немалому удивлению, первым с места встал Паша Сибирский, или Павел Григорьевич Устюгов – крупнейший омский предприниматель, а заодно и смотрящий по Омской области, и степенно заговорил:
– Я – за Филата, люди. Во-первых, коли Варяг сам его двигает, значит, он ему полностью доверяет и, если что не так, спрос будет не только с Филата, но и с Варяга… – Он криво улыбнулся, полагая, что все оценят его «шутку. Но люди за столом сидели молча, с серьезными лицами. Паша продолжал, несколько раздраженный своим обломом.
– В общем, я буду голосовать за Филата. И вам того же желаю.
Наступила пауза. Шумно отодвинув стул, поднялся К из-за стола высокий Закир Большой. Он качнул головой с посеребренными висками и заговорил с легким кавказским акцентом:
– Поддерживаю выбор Владислава Геннадьевича и мнение Павла Григорьевича. Филата мы все знаем давно. А я так его помню еще зеленым пацаном, когда он и в Москве у Михалыча проходил школу жизни. Они с Варягом не один пуд соли съели, так что раз Варяг в нем уверен, а мы уверены в Варяге – то и канителиться тут нечего. Будем голосовать за Филата – нового смотрящего по России.
Речь Закира была краткой, но без всегдашнего блеска. Видно, муторно было на душе у дагестанского авторитета.
Потом поочередно выступили еще трое – двухметровый и тощий как жердь смотрящий по Екатеринбургу Женя Маленький, краснодарский авторитет Кича и смоленский смотрящий Игорь Самсонов по кличке Сом. С ними Варяг лично переговорил накануне по телефону, так что в их выборе он не сомневался. И вдруг в дальнем углу стола послышался надтреснутый старческий голос, который Варяг узнал сразу. Это был самый старый на сегодняшний день законный вор Егор Малафеев по кличке Лафа, единственный приверженец исконных воровских понятий, отошедший от догматизма старых нэпманских воров, но и не принявший слишком радикальных, на его взгляд, новшеств сторонников Медведя и Варяга. Тем не менее восьмидесятилетний Лафа, виртуозный вор-карманник с пятнадцатью ходками, много лет державший воронежский общак, всегда, если, конечно, не тянул очередной срок, присутствовал на больших сходах, где обычно отмалчивался. Но сегодня он решил вдруг поломать традицию.
– Это все хорошо! – забубнил Лафа. – Но уж коли пошел у нас разговор точно на отчетно-выборной партконференции, скажи, Варяг, как обстоят дела с нашим бюджетом? А то казначея ты нам предлагаешь, а что у нас с казной творится, мы и не знаем. Давай финансовый отчет нам!
Смешки потонули в гуле голосов и возгласов: «Верно! Дело старик говорит! Общак уже раз пропадал!»
Варяг улыбнулся: молодец, старик. Хоть Лафе уже девятый десяток пошел, а голова его седая работает исправно, как старые швейцарские часы. Лафа сути вопроса не упустит.
– Хорошо, спасибо, Егор Карпыч, что напомнил. Общаковские средства частично размещены в пяти банках Европы, а частью вложены в крупнейшие предприятия опять же в Европе и в Америке. Среди вас тут находится немало людей, которые не только в общак отстегивают, но и берут из общака кредиты на развитие своего бизнеса. Такого, люди, раньше никогда не было, если кто помнит старое время… Ты, Лафа, уж точно знаешь: раньше общак никогда не работал как кредитное учреждение. И, думаю, недалек тот день, когда воровской общак России составит уставной капитал крупнейшего международного банка, не уступающего какому-нибудь французскому «Креди Лионнэ» или американскому «Бэнк оф Нью-Йорк». Возможно, Филату, если, конечно, вы сегодня его выберете хранителем общака, и предстоит этим заняться… А общий капитал наш на сегодняшний день – семнадцать миллиардов долларов во вкладах и ценных бумагах. Когда-то, лет десять назад, таков был объем всего российского бюджета…
После этого воры еще минут сорок обсуждали текущие дела в регионах, как вдруг Дядя Толя впервые за все это время раскрыл рот:
– А что это, Варяг, я сегодня не вижу тут Плешивого? У него в Мурманске неотложные дела? Или он заболел?
Владислав ответил не сразу. Он единственный в этом зале, за исключением, понятное дело, Филата, знал, по какой причине Плешивый отсутствует на большом сходе. Сегодня рано утром ему из Мурманска позвонил Сержант и поведал о страшной и нелепой кончине тамошнего смотрящего. Но почему задал этот вопрос Дядя Толя? Что-то не помнил Варяг, чтобы Дядя Толя и Заворотов корешились: на зоне они вместе баланду не хлебали и на воле у них никаких совместных дел не было. Тогда что же? Намек на то, что Дядя Толя в курсах? Что у него свои источники информации, связанные с Норвежцем? И что в войне, объявленной Михаилом Таганцевым Филату и Варягу, он, Дядя Толя, хоть и не участник, но сочувствующий лагерю противника? «Ладно, поглядим», – подумал Варяг и с потяжелевшим взглядом ответил уклончиво:
– У него в городе проблемы серьезные возникли… Дядя Толя, после того как тут закончим, останься, есть разговор. На четверть часика, не больше.
Еще с полчаса побазарили, и наконец всем стало ясно, что пора приступать к голосованию.
– Если никто не предлагает другую кандидатуру, то… – начал было Варяг, как его перебил все тот же неугомонный старик Лафа:
– Почему ж нет? Есть! Я вот хочу выбрать в смотрящие твоего другана закадычного Закира Буттаева! Он вор авторитетный, правильный, много чего сделал.
Не сидел, правда, давненько… Но это дело поправимое. При нынешней власти-то!
По залу волной пробежали смешки. Варяг улыбнулся и мягко осадил воронежского шутника:
– Знаешь, Егор Карпыч, теперь всем нам долгие прогулки на воле не гарантированы. А что до Закира, то его все уважают, но… думаю, он и сам не согласится. – Варяг не лукавил. Вчера вечером у него был долгий разговор с дагестанским вором, который подробно рассказал ему о своих проблемах в Махачкале и попросил поддержки, а Варяг, в свою очередь, осторожно прощупал мнение Закира о сегодняшнем сходняке. Тот однозначно высказался за Филата. – Так что за твое предложение спасибо, конечно, но вряд ли его стоит даже обсуждать. Уж ты извини…
Голосовали слаженно и быстро. Весь сход, за исключением двух голосов «против», высказался за передачу контроля над общаком Роме Филатову, смотрящему по Петербургу.
– Ну, как же, теперь наш лозунг: «Вся власть – питерским!» – пошутил во всеуслышание Лафа, и тут уж все сидящие за столом грохнули дружным смехом.
* * *
Варяг уединился с Дядей Толей в кабинете рядом с банкетным залом. Владислав не стал тянуть резину и положил перед вором ксерокопию документа, которую ему три дня назад передал Виноградов. Это был отчет агента ФСБ, осуществлявшего наружное наблюдение за Анатолием Борисовичем Маркутиным 1940 года рождения, уроженцем села Бобрушево Вологодской области. Варяг красным фломастером отчеркнул на полях абзац, где говорилось о том, что вечером 17 ноября в ресторане аэропорта Шереметьево-1 объект наблюдения вместе с гр…. (имя было вымарано черной краской) стали очевидцами катастрофы самолета «Ту-134», выполнявшего рейс по маршруту Москва – Санкт-Петербург. Подробно, поминутно, были описаны действия объекта наблюдения и его спутника.
Дядя Толя, слегка изменившись в лице, злобно бросил листок на стол.
– Ну и что? Чем ты меня пугнуть хочешь, Варяг? Тем, что за мной хвост? Так за мной эти хвосты мотаются, уж почитай, лет десять. Как и за тобой, как и за всеми нами, законными ворами… Да, было, сидел с друга– ном в ресторане, салат жрал. Катастрофу ту видел, было. И что с того? Там, в ресторане, пятьдесят человек катастрофу видели, а в аэропорту – тысячи свидетелей было. Что с того?
– А то, Толя, – жестко проговорил Варяг, – что, сдается мне, ты думал, будто в том самолете я сижу, и хотел удостовериться, что я погиб при взрыве, чтобы доложить своему… Или кто ему докладывал – тот лысый хрен, что с тобой салат «Цезарь» жевал? Дядя Толя засопел, раскрыл рот, чтобы сказать что– то, но Варяг не дал ему слова вставить.
–Попал ты, Дядя Толя, в переплет. Похуже, чем друган твой Кайзер. Тебя на коротком поводке водит один хмырь из гэбэ и на меня науськивает, а в это же самое время другой хмырь из гэбэ наружку к тебе приставил, так что каждый твой шаг мне известен становится… Тебя это ни на какие мысли не наводит?
Владислав откровенно блефовал – ему надо было внушить старому вору мысль, что он, Варяг, все ходы его заранее знает и просчитывает свои ответные, так что Дяде Толе нет никакого резона продолжать играть свою подлую игру.
– – Я не спрашиваю, кто тебя ведет на поводке. Я только узнать хочу: неужели ты думаешь, что тебе удастся меня на тот свет спровадить, а самому общак подгрести под себя? Неужели ты настолько наивен, что полагаешь, будто твои гэбэшные хозяева отдадут тебе семнадцать миллиардов баксов в полное пользование? Ты же помнишь, какая драка шла за этот общак последние полтора года? Сколько крови было пролито, сколько жизней загублено?
– Я на общак не претендую! – глухо брякнул старый вор. – И ты об этом прекрасно знаешь! Я вон сегодня хоть слово тебе поперек сказал? Захотел ты поставить на общак своего человека, Филата, так я ж за него самолично и проголосовал!
Варяг покачал головой:
– Потому как ты же старый волк, умный, опытный. Если б я в том самолете тогда сидел – никто не знает, как бы ты себя повел на таком вот сходе. Ведь выбирать нового смотрящего так и так пришлось бы. И сомневаюсь я, что ты бы за Филата голос тогда отдал. Сомневаюсь. А теперь про Мурманск… – вдруг резко сменил он тему беседы. – Ты знаешь, что там за дела варятся?
Дядя Толя от прямого вопроса несколько опешил. Потрогав себя за правую, покалеченную в давнишней драке щеку, ответил медленно:
– Слыхал. Как не слыхать? Война там будет. Уже идет. Плешивому не сладко придется…
– Ему уже кисло, – перебил его Варяг. – Вчера вечером грохнули Плешивого.
– Грохнули? – встрепенулся Дядя Толя. – Как? Где?
– На стрелку пошел. А на стрелке его грохнули… Ты помнишь, чтобы такое когда-нибудь бывало – чтобы законного вора, смотрящего, позвали на толковище и там завалили?
– Ну, там лихие пацаны орудуют… – неопределенно покрутил рукой у виска Дядя Толя. – И что теперь будет?
– Теперь вот что будет. Теперь туда вмешаться надо. Я не стал сейчас этот вопрос на сходе поднимать, но с людьми поговорю… Этого так оставлять нельзя. За смерть законного вора, тем более регионального смотрящего, виновный должен ответить сполна. Мы давно живем по новым правилам, но воровские законы наши никто не отменял. Воровская Россия какая была, такой и осталась – суверенным государством внутри государства. Она живет по своему кодексу морали и чести, по своим традициям и обычаям. И хоть я теперь формально не смотрящий, но как стоял горой за воровскую честь, так стоять и буду. С тем пониманием и помру. За смерть Плешивого я сам буду мстить. Чтобы всякой шелупони было неповадно. Вот и весь мой сказ.
Варяг встал, забрал со стола ксерокопию и двинулся к двери. На ходу, вполоборота повернувшись к Дяде Толе, заметил:
– Война между нами закончилась, Дядя Толя. После смерти Кайзера закончилась. Точка. Тем более я больше не смотрящий по России… И делить нам с тобой нечего.
Закончив подводить глаза, Марина снова пристально вгляделась в свое отражение в зеркале. Танька пообещала сегодня стаю крупняка – богатых щедрых клиентов, поэтому все должно быть на высшем уровне.
Девушка поднялась с пуфика, на котором сидела перед трюмо и, встав вполоборота к зеркалу, тщательно оглядела себя со спины. Одета она была лишь в узкие трусики. Подмигнув отражению, сказала:
– Ну что, господа, разве это не шикарная фигура? За обладание такой красавицей можно выложить немало. Не так ли? А то и жениться впору!
Хлопнула входная дверь. Танька пришла. Марина взглянула на часы. Сейчас возмущаться начнет. «Времени уже нет, а ты все еще не одета!» – такими будут ее первые слова. Еще и коровой обзовет.
В комнату вошла высокая эффектная брюнетка, приблизительно Марининого возраста, ну, может, немного постарше. Длинные волосы были распущены и доходили до середины спины. Красивое скуластое лицо было ярко, но умело накрашено.
Уперев руки в бока, Танька воскликнула:
– Ты чего, еще не одета? Тачка уже стоит, ждет! Давай быстрее, корова!
– Сейчас! – Марина подошла к шкафу, открыла дверцы и в задумчивости уставилась на висевшую в нем одежду. – Как ты думаешь, что лучше надеть?
– Не знаю, смотри сама. Только побыстрее. Если мы опоздаем, то вполне можем остаться с носом.
– Это как? – Девушка достала платье и, приложив его к плечам, подошла к зеркалу.
– А вот так. Не пустят, и все.
– Куда? Наверное, я вот это надену. На бретельках, с блестками.
– Ну, ты, Маринка, совсем дура! Ты хоть соображаешь, к кому мы едем?
– Ты так и не раскололась. К крутизне какой-нибудь?
Танька хмыкнула и медленно достала длинную сигарету из пачки.
– Круче не бывает, – ответила она, прикуривая.
– Богатый мужик, да? – Марина уже влезала в платье, поэтому вопрос прозвучал сквозь материю, приглушенно.
– Миллионер настоящий, а не какое-то дешёвое фуфло. Про Норвежца слыхала?
– Естественно. Авторитетный предприниматель. – Марина широко открыла глаза. – Так мы к нему едем?
– А то к кому же еще? – улыбнулась Таня. – Я же сразу тебе сказала, что клиент состоятельный.
– Bay! – восторженно воскликнула Марина и стала торопливо собирать косметичку. – Как ты думаешь, сколько он нам отвалит? Как ты вообще на него вышла?
– Секрет фирмы. А насчет денег, то разговора на эту тему не было. Не обидит. Главное ему понравиться. Понимаешь? Чтобы он нас запомнил, выделил среди других. Тогда он нашим постоянным клиентом станет. А то и вообще на содержание определит,
– Ага, – развила эту мысль Марина, – и замуж возьмет… Обеих!
– Ну, замуж не замуж, а… Хотя кто его знает. Вспомни Анжелку! За итальянца выскочила, за того, который два года назад тут ошивался, все рыбой пытался торговать… А сейчас вот в Неаполе живет.
– Повезло девке. Ладно, посмотрим. Будет и на нашей улице праздник.
– Точно. Грузовик с сахаром перевернется. Ха-ха! Они засмеялись. Марина, уже полностью одетая, заявила, что готова. Девушки вышли из квартиры, которую снимали на пару, и спустились во двор. Уже вечерело. Ни на кого не обращая внимания, девицы гордо подошли к поджидавшей их машине и, не спеша, уселись в салон. Жалко, что тачка не ахти какая – «Жигули», «девятка». Вот если бы за ними «мерин» приехал или «бумер», тогда вообще был бы полный отпад. Но ничего, всему свое время…
За рулем сидел их постоянный извозчик. Тридцатилетний Валера был парнем добродушным и умел держать язык за зубами. За это его и ценили.
– Куда, девчонки? – заводя мотор, поинтересовался он.
– За город, Валера. На Рыбачий. Там в лесу особняк один есть. Мне примерно объяснили дорогу.
Валера кивнул, и машина тронулась. Девчонки болтали о всякой ерунде, беспрерывно курили. В салоне витал терпкий аромат дорогих духов и хороших сигарет. Водитель включил радио.
– Так, теперь куда? – спросил Валера, когда они проехали поселок Рыбачий.
– Направо поверни, – командовала Таня. – Ага, теперь по прямой дуй.
– Чего это он в такую глушь забрался? – надув губы, капризно поинтересовалась Марина. – Ничего поближе отыскать не мог?
– А что? Чем плохо? Ни шума городского, ни пыли. Экологически чистый район. Я бы тоже здесь жила бы с удовольствием.
– А по-моему, жилые кварталы уже закончились, – недоуменно заметила Марина, – он что. посреди леса живет? Или мы заблудились?
– Да нет, все нормально. Езжай, Валерик, дальше, не слушай ее. Вот по этой дороге. Уже близко.
Вскоре лес по обеим сторонам расступился и они выехали на поляну. Впереди виднелся трехэтажный особняк за высокой каменной оградой. Уже почти совсем стемнело.
– Вот он, – с гордостью, как будто она сама построила этот дом, сказала Танька, – что я говорила! А ты – «заблудились»! Паникерша! К нам, кажется, едут. Валера, притормози. Это его охрана.
«Девятка» остановилась метрах в ста от забора. К ней от железных ворот подъехал черный джип «тойота– лендкрузер», и из него вышел широкоплечий мужик в черной куртке. Валера высунул голову в окно:
– Здорово, командир! Я шефу девочек привез.
Широкоплечий вразвалку подошел к «девятке».
– Знаю. А ну-ка, выйдите все из тачки.
– Чего это? – не понял Валера.
– Вылазь, кому говорят! – уже грубее велел мужик. – А то на землю всех положу, в натуре!
Такое бесцеремонное обращение немного подпортило игривое настроение пассажирок «Жигулей». Было видно, что хлопец шутить не станет. Все трое выбрались из салона. Разодетые в вечерние наряды девушки нелепо смотрелись посреди лесной поляны.: Охранник сунул нос в «девятку», приподнял сиденья и заглянул в бардачок. Потом велел открыть багажник., – Прямо как мент, – фыркнула Танька, – сейчас еще и нам личный досмотр устроит!
– Да уж! Кто ему позволит! – Марина трусила, но не хотела подавать виду.
Но охранник их действительно обыскал, причем особенно тщательно он ошмонал Валеру. Марина поморщилась, когда мужские лапы прошлись по ее телу.
– Полегче, – возмущенно воскликнула она, – ишь, руки распустил. Не уплочено!
– Ладно, не распухай! – грубо оборвал ее охранник. – Чай, не английская королева! Тоже, блин, недотрога выискалась.
Потом все расселись по своим машинам и поехали дальше. Возле ворот остановились. Валера высадил девиц: ему не терпелось побыстрее смыться. За забором слышались громкие выкрики. Вроде ругались.
– Может, ты это… – наклонилась к шоферу Танька, – подождешь нас? А то мало ли что…
Он понял, что девушка имела в виду. Бывали случаи, когда перепившие клиенты начинали буянить и могли выставить девочек за дверь, не заплатив. Особенно опасными были отмороженные бандиты и кавказцы, торговавшие на рынке. С этой публикой мурманские путаны предпочитали вообще не связываться, но ведь абсолютно все предусмотреть невозможно.
Валера заколебался. Ему очень не хотелось торчать здесь да мозолить глаза охране. Громада трехэтажного кирпичного дома смахивала на штабель поставленных друг на друга гробов. До города далеко. Как говорится, тайга – закон, медведь – хозяин. Кто его знает, как поведет себя дальше владелец этого лесного особняка… Но все же подводить знакомых девчонок ему не хотелось. У них давно уже сложились вполне дружеские отношения. Действительно, если их среди ночи выставят, что они в лесу делать будут И все же…
Валера заметил, что и Марина, и Танька обе на высоких каблуках, в легких пальто. Далеко в такой обуви да в таком летнем прикиде не уйдешь. Это соображение и определило его окончательное решение.
– Ладно. Только я чуть подальше отъеду. Сразу на опушке ждать буду, за поворотом.
– Спасибо, Валерик, – с облегчением поблагодарила его Таня, – я тебе звякну на мобилу, как мы освободимся. Сам понимаешь, за простой вдвойне заплатим!
Ворота открылись, и девушки зашли во двор. Из раскрытых окон второго этажа доносились пьяные мужские голоса. Громче всех выделялся хриплый надсадный фальцет, обещавший кому-то что-то «показать».
Марина вздохнула. Только бы на «субботник» не попасть. Это когда вызывают якобы к клиенту, а привозят в какой-нибудь притон, где развлекаются человек пятнадцать пьяных и обкуренных придурков. Она тут же отогнала эти мрачные мысли. Танька сама находила им работу и была очень осторожна в этих делах. На нее можно было положиться. Не стоит переживать. Подумаешь, пьяные мужики! А кто в трезвом виде девочек заказывает? Специфика работы, издержки профессии…
Когда они проходили по двору, слева раздалось глухое рычание. Девушки в испуге посмотрели на огороженный металлической сеткой вольер. Там метались четвероногие тени.
Заметив их испуг, охранник хмыкнул:
– Наши питомцы… Питбули. Мы их по ночам выпускаем, так что смотрите… Без сопровождения гулять по территории не советую.
– Как выпускаете? – зябко поежилась Марина. – И они что… повсюду бегают?
– А то. Не ползают же! Все зверье в округе пожрали. И грибников тоже. Ха-ха-ха!
Войдя в дом, девчонки обалдели от роскошной обстановки. Танька победоносно посматривала на подругу: мол, что я тебе говорила! Клиент денежный, не зря в такую даль ехали!
В громадном холле с мраморной плиткой на полу их встретили два здоровенных парня. У обоих виднелись кобуры с торчавшими наружу рукоятками пистолетов. Скользнули внимательными взглядами по гостьям, спросили у сопровождающего:
– В норме?
– Все нормально, чистые.
– А может, я тоже хочу проверить? – нахально сказал один из громил и протянул руку к Марининой груди.
– В натуре, – со смехом поддержал его напарник, – может, у нее пушка под лифчиком. А, красавицы?
Марина оттолкнула тянувшиеся к ней пальцы:
– Не лапай! Мы к твоему хозяину. Или вперед него хочешь полакомиться? Громила насупился:
– Ладно, идите. Сема, проводи этих кобыл!
Девушки поднялись по широкой лестнице. Оказавшись на втором этаже, прошли по длинному коридору, освещенному обычными лампочками без плафонов.
Не отпускало ощущение, что дизайнер, оформлявший интерьер, находился в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Дорогая мебель абсолютно не гармонировала с дешевыми обоями, а пушистый узорчатый ковер восточной работы никак не сочетался с пластиковыми евроокнами.
Танька первой вошла в зал, и Марина, шедшая сзади, услышала ее приветствие, произнесенное с профессиональной пикантностью:
– Здравствуйте, мальчики! Приятного вам вечера!
Вечеринка была в самом разгаре. Вернее, шла уже обычная пьянка. Длинный стол накрыли по высшему классу, но половина яств и напитков была уже съедена и выпита, грязные тарелки и стаканы стояли вперемежку с чистыми приборами. Несмотря на распахнутые настежь окна, в помещении стоял сизый туман сигаретного дыма.
В комнате находилось трое мужчин. Двое сидели за столом, в синих спортивных костюмах. Хозяин стоял возле окна и дымил сигаретой. Он был одет в шелковый китайский халат с изображением крылатых драконов. На безволосой груди болталась золотая цепочка с его знаком зодиака – Львом. Вместе с Норвежцем сегодня пьянствовали два его наиболее приближенных соратника – юрист и бухгалтер Анатолий Клиновский по кличке Клин и начальник службы безопасности Сергей Лифарев по кличке Лифт. Судя по пустовавшему стулу и чистому прибору, за этим столом должен был сидеть еще и четвертый – но он отсутствовал.
Клиновский сидел, опершись локтями о стол, и пытался «навести резкость» в глазах, чтобы получше разглядеть вошедших девиц. Это у него плохо получалось, выпил он основательно. Здоровяк Лифт пожирал краба, шумно высасывая из клешни мясо. Он был в майке-безрукавке, и на мощном плече синела татуировка в виде советского «знака качества». Бывший уличный рэкетир, поднявшийся из подвальной «качалки», давно уже имел в своем распоряжении бригаду бойцов и сейчас работал на Норвежца. Лифт был ушлым и жестоким беспредельщиком, и весь его образ тупоголового качка с пудовыми кулаками был лишь маской, которую он нацепил на себя сознательно. Он с самого начала смекнул, что Норвежец из тех хозяев, что не слишком ценят чересчур сообразительных и честолюбивых подчиненных, и усиленно К косил под простачка, руководствующегося лозунгом «сила есть – ума не надо».
Лифт соперничал с Жорой, другим бригадиром Норвежца, командовавшим его тайным «эскадроном смерти». Они сразу же невзлюбили друг друга. Хитрый Норвежец заметил это и взял на заметку. Специально наделил обоих примерно равными правами и сознательно подогревал их соперничество. Так у него было больше гарантий, что эти шустрые ребятки не сговорятся за его спиной.
Третьим гостем за этим столом и должен был быть Жора, но он со вчерашнего дня куда-то запропастился. Даже на мобилу за весь день ни разу не позвонил, что к было странно и на него не похоже. Правда, Норвежец пока не стал бить тревогу: мало ли куда зарулил лихой парень…
Обоих сегодняшних гостей Норвежец решил немного поводить за нос. Он сказал, что четвертым за столом будет Андрей Петраков – поставщик таджикской наркоты. Но никакого Андрея Петракова сегодня не ожидалось, потому что Петраков уже сутки был мертв и зарыт в яму где-то в лесу под Петрозаводском. Пять дней назад Андрей Петраков отбыл в Душанбе сопровождать фуры, груженные маринованным чесноком (причем в поллитровых жестяных банках был закручен вовсе не чеснок, а запаянные в полиэтиленовые мешочки «арбузы»). На последнем этапе пути, где-то между Петрозаводском и Мурманском, эти фуры перехватили «басмачи» Норвежца и в инсценированной перестрелке грохнули таджиков-водил и самого Петракова. Потому что теперь, когда канал поставок таджикской дури заработал на полную катушку, отпала надобность делиться с курьером: Норвежец вышел на Сайда Джафарова напрямую, и они в приватной беседе обо всем договорились, согласившись, что цепочка посредников уменьшает прибыль от их доходного бизнеса.
– Та-ак, ну, кто к нам пожаловал на огонек? – пьяно улыбаясь, пробубнил Норвежец и, чуть покачиваясь, направился к девушкам. – А ну-ка, красотки, покажитесь нам во всей своей красе!
Путаны, привыкшие ко всякому отношению, без труда умели находить общий язык с любыми мужскими компаниями. Шаловливые разговорчики, похабненькие анекдоты, шуточки-прибауточки – все во всех мужских компаниях было одинаковым.
Поначалу и тут все шло более или менее привычно. Девушек усадили за стол, дали поесть, налили по стопарику. На время про них даже забыли, вернувшись к своему разговору.
– Пусть этот хмырь только дернется, – грозно гудел Норвежец, – я его враз урою! Приехал, сопляк, из Питера, да еще наглость заимел моим людям палки в колеса втыкать, мразь! Два его подельника уже парятся на нарах, и он сядет!
Лифт обмакнул очередной кусок крабового мяса в майонез и закинул лакомство в щербатую пасть. С аппетитом жевал и кивал стриженой головой. Что-то мычал, разделяя негодование хозяина.
– На куски падлу порву! – продолжал кипятиться Норвежец. – И пацана этого, и его девку…. Слышь, Лифт? Где они сидят? Надо туда ребят послать…
Бригадир перестал кивать. Этот пьяный базар ему уже не нравился. Как бы босс и впрямь сдуру не послал его мочить питерского адвокатика. Что ж ему, это адвокатское бюро штурмом брать, что ли?
– Шуму много будет, – не то возразил, не то просто высказал свое мнение Лифт. – Можно по-тихому их взять. Как тех двух его дружков… Они ж у него, оказывается, наркоманы… – И Лифт осклабился, угодливо заглядывая шефу в глаза.
Но Норвежец уже прикусил язык: сам понял, что по пьяной лавочке сморозил глупость. Нет, конечно, действовать по нахалке больше нельзя. Он и так уже нажил себе неприятностей выше крыши. За то, что люди Якула забили ногами, как бродячую собаку, вора в законе, городского смотрящего, ему уже светит наказание. Знающие люди доложили ему, что законные воры, возмущенные беспределом, хотят его жестоко покарать. Якобы Норвежцу уже вынесен смертный приговор и якобы послан не то из Питера, не то из самой Москвы киллер, чтобы его грохнуть… Ну да клал он на них с прибором! Пусть сначала подберутся к нему хотя бы на расстояние винтовочного выстрела. В своей загородной цитадели, охраняемой многочисленными бойцами, Норвежец чувствовал себя в безопасности. У него по всему городу постоянно в три смены дежурили около полусотни головорезов. И сам он разъезжал по Мурманску в бронированном «мерседесе» особой сборки, который выдержит прямое попадание пушечного снаряда. Просто танк, а не машина! Ему ли бояться каких-то хмырей, полжизни проведших на зоне…
С ворами никаких трений не возникнет – у него почти все городские давно уже в кармане, а теперь, когда смотрящего этого лысого завалили, так и вовсе проблем не будет. Осталось только разделаться с этим комарьем.
Адвокатское бюро, мать их! А впереди губернаторские выборы. Тут все обстоит сложнее. Норвежец понимал, что на местном уровне такой вопрос не решить. Придется подкатываться к большим людям в Москве. Хорошо, он догадался в свое время вступить в партию… Как ее там? «Единство»… Давно это было. Года три назад. Но знакомства и связи остались. Он столько тогда бабок раздал… Хренову тучу и маленькую тележку. Его там должны помнить. И сейчас надо будет обрабатывать людей высоких, московских. В администрацию президента придется захаживать, заручаться поддержкой. Его юрисконсульт Клиновский, который сейчас клевал носом, норовя уткнуться мордой в креветочный салат, на прошлой неделе уже начал этим заниматься. Клин вообще очень толковый юрист. Постоянно крутился во всяких кругах и сферах, был знаком со многими полезными человечками…
Клин начал копать в Москве, срочно выискивать влиятельных чиновников, способных и, главное, желавших взять под свою опеку мурманского предпринимателя. Клиновский входил в очень высокие кабинеты. Адвокат Михаила Таганцева дело свое знал и сумел кое-кого заинтересовать. Но ситуация все равно еще была далека от гарантированно выигрышной, она, можно сказать, еще висела в воздухе. Оттого-то Норвежец и нервничал в эти дни. Поэтому и пил уже третьи сутки подряд. А тут еще от Жоры уже со вчерашнего дня нет ни звука. Этот-то куда делся, чмошник? Уж не Лифт ли его втихаря грохнул? Норвежец покосился на Лифта, который отвалился от стола и похотливо разглядывал одну из девиц.
– Наливай! – скомандовал Норвежец непонятно кому. Явно не Клиновскому, который похрапывал, уткнувшись лицом в свой локоть.
Лифт привстал и подхватил литровую бутыль «Абсолюта». Налил всем, включая даже кемарившего Клина. Танька подняла стопку:
– Может, мальчики, хватит вам о делах? – кокетливо улыбаясь хозяину, протянула она и провозгласила тост: – Давайте выпьем за то, чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось!
Лифт заржал и, с размаху чокнувшись с ней так, что едва не расколотил хрустальную стопку, гаркнул:
– Сейчас я тебе устрою, дорогуша! Готовься!
– А я как юный пионер! – не стушевалась опытная Танька. – Всегда готова!
Норвежец хлопнул рюмку водки, поднялся и коротко бросил Марине:
– Пойдем, красуля, в ап… партаменты! Марина делано заулыбалась и, торопливо прожевав салат, последовала за хозяином, который, пошатываясь, побрел вон из комнаты.
Сержант встретил Варяга в мурманском аэропорту. После большого схода, состоявшегося в Питере, Владислав решил не терять времени и на следующий же день вылетел в столицу российского Северо-Запада. Еще не выйдя из здания аэровокзала, Владислав попросил Степана коротко ввести его в курс дела. Его интересовали не только обстоятельства убийства Плешивого, но и подготовка тайной операции по устранению Норвежца.
– Влад, мы поедем на такси, там водила мой знакомый. Мужик надежный, хороший, но при нем ничего в открытую обсуждать нельзя, – предупредил Степан. – Так что подожди. Вот приедем в гостиницу, сходим в кабак пообедать, и там за семужным стейком я тебе обо всем, что происходит в этом неславном городишке, расскажу…
– Ты что, Степа, за лоха позорного меня держишь? – улыбнулся Варяг. – Ясно, что не в такси. Ты мне сразу скажи: Плешивого убили люди Норвежца? Или из-за внутренних разборок?
Юрьев подвел его к серой «Волге» с полустершимися шашечками на передних крыльях и, не открывая дверцы, проговорил тихо:
– Этого я не знаю. Об этом в газетах не пишут. Но, судя по той информации, которую мне успел Заворотов до своей смерти дать, у него сложились напряженные отношения и с Таганцевым, и с местными ворами. По многим причинам. Но главное, в последнее время – из-за наркотиков. Таганцев приветил нагрянувших в город таджикских наркокурьеров, а Заворотов пытался ему противодействовать… Так что не исключено, что Плешивого убили по наущению Норвежца, хотя явно чужими руками…
Варяг кивнул:
– А где убили?
– В ресторане. Он поехал туда со своими людьми, вошел в зал в сопровождении охранников. Деталей я не знаю. Знаю только, что и его самого, и его людей ухлопали на месте. По местному телевидению передали: неизвестные бандиты расправились с криминальным авторитетом…
– Ну, это уж как водится… – жестко проговорил Варяг. – А что по Норвежцу?
– К нему не подступиться. Он окружил себя тройным кольцом головорезов, – сказал Сержант, как бы оправдываясь. – Это клиент сложный. У него нет обычных маршрутов передвижения. В основном сидит у себя в городском особняке. И знаешь, что странно? Вокруг него постоянно тусуются менты из местного УВД!
– И что ж в этом странного? Мало ли кого в России охраняют менты! – заметил Варяг чуть раздраженно.
– Да я тебе не про охрану говорю, Влад! Ходят слухи, что Таганцев и начальник городского УВД большие кореша!
Варяг молча кивнул на «Волгу»: мол, давай сажай меня. Сержант распахнул заднюю дверцу и, пропустив его вперед, умостился рядом справа. Варяг сдержанно поприветствовал водителя. Май Трофимович, обернувшись, с преувеличенным радушием закивал и затараторил:
– Здравствуйте, уважаемый, что-то вы легко оделись. У нас тут зима уже в разгаре!
– И то верно: холодно, – усмехнулся Степан и, критически оглядев легкий синий плащ, в котором прилетел Владислав, зябко поежился.
– Я уж тут неделю, а все никак привыкнуть к этому расчудесному климату не могу. Заполярье, елки-палки! Ночью – мороз, днем – мороз, солнца нет. Говорят, это полярная ночь. Какая, на фиг, полярная ночь? Тут же не Норильск!
Водитель, прислушиваясь к болтовне пассажиров, усмехался, но встревать в беседу не решался.
– Вот что, Степа… – Варяг посмотрел на часы. – Сейчас уже двенадцатый час… А мне сегодня вечером, самое позднее завтра утром надо возвращаться. Боюсь, семужные стейки откладываются. Оленегорск отсюда далеко?
– Оленегорск? – разочарованно протянул Степан, которому уж очень хотелось попотчевать старого друга местными деликатесами. – Да откуда же я… Май Трофимыч! Сколько туда езды?
Водила, обрадовавшись, что о нем вспомнили, с готовностью отрапортовал:
– Поезд полтора часа идет. А на машине минут за пятьдесят можно домчать.
Степан вопросительно посмотрел на Варяга. Тот удовлетворенно кивнул:
– Годится. Домчит нас туда твой Май Трофимыч?
Сержант пожал плечами:
– Так сам у него и спроси… Май Трофимыч, ты как?
Таксист изобразил раздумье:
– Так, это… Городские такси туда не гоняют… Нам нельзя. Но…
– Понятно, – уловил суть невысказанного интереса Владислав. – Ты скажи, дядя, сколько это будет стоит – на том и порешим…
Май Трофимыч засопел от натуги.
– Ну, не знаю… Прошлым летом наши ребята туда на озера возили туристов, так выходило по четыреста при полной загрузке машины. По сотне с носа. Так что…
– Штуку дам, – коротко объявил Варяг и полез в карман за портмоне. – Сейчас туда рванем, там я с одним человеком встречусь, поговорю с ним, а после вернемся в Мурманск… – И, обернувшись к Степану, добавил с улыбкой: – Вот тогда твои семужные стейки и оприходуем. Идет?
Сержант только махнул рукой.
– А что за человек? – насторожился водила, тормозя перед первым светофором. – Может, я его знаю?
Варяг усмехнулся:
– Ты что ж, Май Трофимыч, сам мурманчанин, а всех жителей Оленегорска знаешь?
– Так житель жителю рознь, – возразил таксист. – Солидный человек из Питера не поедет в Оленегорск к первому попавшемуся…
– Резонно, – согласился Варяг и подмигнул Степану. – Мне там нужен Самородов…
– …Игорь Васильевич! – важно закончил таксист и крякнул. – Я же говорю: абы к кому из Питера не поедут. Кто ж Самородова не знает? Мировой мужик! Даром что пришлось ему в Оленегорск уехать отсюда.
Варяга явно заинтересовало это замечание, он подался вперед и положил руку водиле на плечо.
– А ну-ка, Май Трофимыч, с этого места поподробнее. Что ты мне можешь рассказать про Самородова?
Водила заерзал на сиденье и смущенно кашлянул.
– Так это… Едем, что ль, в Оленегорск?
– Едем! Едем! – подтвердил Степан. – Давай, Май Трофимыч, только не торопись!
Некоторое время ехали молча. Варяг прокручивал в голове недавний разговор с кремлевским «серым кардиналом» Мартыновым и пытался понять, что же его так насторожило тогда. А ведь насторожило… Мартынов затронул два сюжета. Речь шла о Парижском клубе беглых российских банкиров, которых ему предложили «тряхануть», и о ситуации в Мурманске… Разговор о Мурманске пошел какой-то странный, очень странный. Впервые о заполярном городе заговорил Виноградов, прощупывая его реакцию на предложение участвовать в губернаторских выборах. Когда Варяг наотрез Отказался, похоже, кремлевские вздохнули с облегчением и сосредоточились на «обработке» своего кандидата – отставного заместителя командующего флотом. Но ведь у них там просто так ничего не делается. И вряд ли они стали бы проталкивать в губернаторы кристально чистого человека в надежде, что он сумеет поставить заслон отморозку Таганцеву. Уж кто-кто, а кристально честный морской офицер против Таганцева сыграть никак не сумеет. Вон даже Плешивый, уж на что человек серьезный, и тот оплошал… Подставился, дурья башка!
– А что, Май Трофимыч, – обратился Варяг к водиле, – этот Самородов, он на пенсии, что ли?
Таксист пожал плечами:
– Ну, вроде как да. В Оленегорск переехал после шумной своей отставки. А сам ведь-то он родом из Мурманска.
Варяг хмыкнул:
– Из Мурманска… А чего ж в родном городе не остался?
– Да не совсем же он дурак! Вон Леня Шумов, его друг старинный. Не слыхали, чем кончил? Сожгли его, беднягу, заживо…
Варяг переглянулся с Сержантом.
– Слыхал. Так что, и Самородову такое грозило?
– А то! – Таксист даже подскочил на своем месте. – Этот Игорь Васильич уж ежели решит свою линию гнуть – так попрет напролом! У него ж никаких тормозов нет! Потому он и с флота ушел. С начальством поцапался насчет той подлодки затонувшей, так нет, чтоб признать правоту комиссии. Он обвинил все высокое начальство бог знает в чем. Вот и напоролся на мину… И тогда же, в две тыщи втором, как раз Шумова спалили. Самородов допер, слава богу, что если в Мурманске останется – то и он не жилец. Вот в Оленегорск и подался от греха подальше…
– Может, у него проблемы были в городе? – осторожно начал Владислав. – Помимо трений с флотским начальством?
В этот момент Сержант обернулся и пристально всмотрелся в черную тачку, маячившую сзади на шоссе.
– Интересное кино, – пробормотал он. – Где-то я этот джипарик уже видел… Май Трофимыч, глянь в зеркало – не признаешь?
Таксист бросил взгляд в зеркало заднего вида и нервно кашлянул.
– Знаю я этот черный «лендкрузер», Виктор Иваныч… Это люди Норвежца.
Сержант нахмурился:
– А не обознался? Точно они?
– Ох-охо-хо… А с чего ж мне обознаться, коли это) джип с самого утра за нами из города до аэропорта утюжил… – жалобно закряхтел таксист.
– Почему же мне не сказал?
– Так я же не знал. Мало ли куда братва едет? Может, самого Таганцева встречать в аэропорту…
– Выходит, встречать ездили тебя, Владик, – попытался пошутить Сержант.
– Да нет, Степа, – серьезно отозвался Варяг. – Не меня… Это тебя они пасут. Ты на этом такси давно разъезжаешь по городу?
– Да с самого дня приезда… Неделю,
– Ну вот, дружище, к тебе и хвост прицепили. Теперь будут выяснять, зачем, куда, кого везешь… – Варяг мрачно выругался. – Вот, блин, не хватало еще вляпаться в дорожную разборку. А я как глупый фраер приехал… Предупреждал ведь Филат: не суйся в Мурманск без охраны! Ну и что теперь будем делать?
Степан слегка хлопнул таксиста по плечу.
– И что, Трофимыч, серьезные в этой тачке ребята ездят?
Тот снова закряхтел:
– Ох-х… И не знаю даже. Если там Жора сидит – то дело серьезное…
После того как «Волга» проскочила небольшую деревеньку, шоссе побежало по густому хвойному лесу и стало резко забирать вправо. Степану пришла в голову неожиданная мысль.
– Вот что, Трофимыч, давай-ка заворачивай в лес и встань там в кустах – но так, чтоб тебя с шоссе видно было.
– Ты что задумал? – поинтересовался Варяг, в – Хочу их заманить, как Иван Сусанин поляков… – усмехнулся Степан. – И выяснить, точно ли они за нами костятся или просто в Оленегорск к тамошним девкам на банный день собрались.
«Волга» свернула вправо, на ухабистую фунтовую дорогу и затряслась по сухой щебенке. Углубившись в сосняк метров на пятьдесят, Май Трофимович, как и было велено, заглушил мотор.
– Трофимыч, вылазь! – приказал Сержант и добавил: – А ты, Владислав Геннадьич, сиди тут тише воды и ниже травы! Командовать этим парадом буду я.
Таксист растерянно глядел на посуровевшего пассажира и явно не знал, что делать дальше. Сержант попросил его открыть капот и сделать вид, будто он там что-то ищет или чинит. А сам, достав из внутреннего кармана пальто восьмизарядную «беретту», снял ее с предохранителя и засунул в правый карман. Со стороны шоссе раздалось урчание мощного дизельного движка. Еще через минуту мимо уходившей в сосновый лес дороги прошелестел черный автомобиль, но вдруг раздался пронзительный визг шин, и «лендкрузер» дал задний ход: водила успел заметить «Волгу». Из съехавшего на обочину джипа вывалились трое рослых парней и рысцой направились к такси. Судя по их решительности, они в этот утренний час оказались на оленегорском маршруте отнюдь не случайно.
Сержант подобрался и опустил правую руку в карман. Он внимательно смотрел на приближавшихся пацанов. Из всей троицы он выделил тощего длинного парня с горящими, точно в тифозной лихорадке, черными глазами. Его внимание, впрочем, больше привлекли его руки. Тощий сжимал в обеих руках топор на длинной рукоятке.
– Прямо дровосек из сказки братьев Гримм, – пробормотал Степан и перевел взгляд на спутников «лесоруба». Те были не вооружены и настроены не так решительно. Уже хорошо. Значит, если нейтрализовать главаря, у них сразу весь боевой запал пройдет. Так оно всегда бывает…
Он шагнул вперед, как бы желая задать тощему какой-то вопрос, но вместо этого молча достал «беретту» и дважды выстрелил ему в лицо. Он даже не прицеливался, зная, что рука сама привычно выберет нужную высоту прицела в соответствии с ростом противника, и обе выпущенные из ствола пули одна в одну лягут в переносицу. Так и случилось. Тощий дернул головой назад, выронил из рук топор и осел на пожухлый ковер из сосновой хвои.
Оба его спутника на миг замерли, потеряв ориентацию в пространстве, но тут же развернулись и изготовились дать деру через сосняк в сторону шоссе, но Сержант выстрелил еще четыре раза, уложив обоих невооруженных громил точными выстрелами в затылок. После того как гулкое эхо выстрелов смолкло вдали, Сержант замер на несколько мгновений, прислушиваясь. Стояла гробовая тишина.
– Так, а теперь поторопимся! Трофимыч! Найди ключи от тачки. Надо ее загнать в лес поглубже, чтобы не сразу хватились… – Степан быстро обшарил карманы убитых, выудил у «дровосека» мобильник, просмотрел список вызовов и убрал трубку в карман.
Тем временем Май Трофимыч молча принес ему ключи с черным мерседесовским брелоком. Водитель пребывал в шоке от хладнокровного тройного расстрела.
– Первый случай в мировой практике – когда объект, к которому посадили хвост, от хвоста не уходит, а заманивает его в западню! – проговорил Варяг, выходя из такси.
– Второй… – покачал головой Степан. – Первенство принадлежит Джеймсу Бонду.
Он побежал на шоссе, и уже через полминуты черный джип с низким ревом двинулся по грунтовой дороге в глубь леса.
Через пять минут «Волга» неслась к Оленегорску. В салоне висела тревожная тишина.
– Ну, теперь начнется… – опасливо вздохнул водила. – Это же Жора, «чистильщик» Якула, человек Норвежца! Они такого шороху наведут в городе! – И добавил: – Наверняка уже стукнули кому надо, что сели на хвост моей «волжанке» и едут в сторону Оленегорска.
– И верно… – тихо проговорил Владислав. – Теперь Май Трофимыч под ударом. Надо его как-то вызволять, Степан…
– А кто покажет пальцем на Мая Трофимыча? Пацанов убили из «беретты». У него этого ствола явно нет и отродясь не бывало. Пускай себе ищут…
– Да они, Виктор Иваныч, искать не станут! – чуть не плача, воскликнул перепуганный водила. – Якул, тот хитрый цыган, он-то, может, и не станет бучу подымать, а Норвежец наверняка не спустит… Он не любит, когда его людей кладут…
Сержант похлопал водителя такси по плечу.
– Ладно, Трофимыч, это означает, что нам с Норвежцем надо побыстрее разобраться во всем. Мы и разберемся… – И с этими словами Степан выразительно посмотрел на Варяга.
Остаток пути до Оленегорска преодолели без приключений. Таксист подъехал к вокзалу и, пошушукавшись с местными водилами на площади, вернулся с нужным адресом. Самородов в городе был личностью известной. Через четверть часа «Волга» остановилась перед аккуратным забором из выкрашенного бурой краской штакетника. Степан вышел из машины и, подойдя к калитке, два раза нажал на кнопку звонка.
* * *
Из самой Москвы? – протянул Самородов и сдержанно усмехнулся. – Ну, проходите, коль не шути. И чего это вдруг в Москве обо мне вспомнили?
Он пропустил Варяга и Сержанта в прихожую. Водитель Май Трофимович остался дожидаться их в такси. Владислав изучающе смотрел на отставного каперанга: с первого взгляда тот ему понравился. Варяг встречал таких людей – открытых и вместе с тем не пустобрехов, уверенных в себе и знающих всему цену, но вместе с тем не высокомерных и не гоношистых… Надо же, Виноградов не наплел: свойский мужик этот Самородов, подумал Варяг, и некоторая неловкость, возникшая в первый момент, когда отворилась дверь коттеджа и на пороге появился отставной каперанг, вмиг прошла.
Самородов проводил гостей в просторную гостиную, Обставленную просто, но со вкусом: здесь преобладала отделка из дерева и кожи мягкого, темно-оранжевого колера. Усадив гостей на длинный диван перед журнальным столиком, сам сел в кресло напротив.
– Я Владислав Геннадьевич Игнатов… – спокойно представился Варяг. – Возможно, вы обо мне слышали.
– Игнатов… Игнатов… – повторил Самородов, нахмурившись. – Вы на Северном флоте служили? Нет, что-то не припомню.
Владислав невольно улыбнулся:
– Я не служил во флоте. Я вообще по другой части. Может быть, имя Варяг вам что-нибудь скажет?
– Варяг… – На этот раз в глазах Самородова вспыхнули искорки неподдельного интереса. – Позвольте… Уж не тот ли вы Варяг, о котором… – Он разволновался и даже встал с дивана. – Вор в законе Варяг! Смотрящий по России… Он внимательно всмотрелся в лицо гостя. – Да, теперь я, конечно, вспомнил. Варяг… Игнатов. – Странно: имя мне знакомо, а фотографии вашей я никогда не видел. Странно… Сколько лет живу на белом свете, а даже в самых смелых фантазиях не мог бы представить подобной встречи… И что же вам от меня нужно?
Варяг ответил не сразу. Он еще не выстроил в уме стратегию непростой беседы с отставным каперангом, но понял, что его нужно зацепить за что-то ему самому небезразличное, а уж только потом перейти к главной теме…
– Игорь Васильевич, коли вы поняли, кто я, давайте обойдемся без дипломатического протокола и сразу перейдем к делу… Меня интересует Михаил Таганцев.
Самородов помрачнел.
– И в каком же плане он вас интересует?
Заметив перемену в собеседнике, Варяг решил сыграть в наивняк.
– Да вот, хочу в нем разобраться. Пока не пойму, что он за человек. Вроде бы крупный предприниматель, хваткий, решительный… Не глупый…
– Михаил Таганцев – бандит отпетый! – перебил его Самородов. – По нему давно тюрьма плачет! А вернее сказать – плаха!
Варяг поднял брови, но ничего не сказал.
– Это очень опасный человек, и опасность его состоит именно в том, что он абсолютно беспринципный, абсолютно аморальный тип. Он фактически скупил городскую администрацию, органы правопорядка и правосудия.
– Наркотики в Мурманск под его прикрытием поступают? – задал вопрос Варяг, прекрасно зная ответ. Но ему необходимо было эмоционально подготовить Самородова к предложению, ради которого он и приехал в эту заполярную даль.
– Да. – мрачно кивнул тот. – Леса на суше, рыбы в море, нефти под землей ему мало. Он теперь, паскуда, решил нажиться на торговле наркотой.
– Скажите, Игорь Васильевич, будь ваша воля, что бы вы сделали с таким человеком, как Таганцев?
– К стенке бы поставил! – не задумываясь отрезал Самородов. – Своими бы руками пристрелил и после этого спал бы спокойно.
Варяг одобрительно хмыкнул и провел ладонью по гладкой коже диванного подлокотника.
– Но вы же понимаете, что ситуация в городе такова что, если не станет Таганцева, его место немедленно займет другой такой же отморозок.
Самородов неожиданно повысил голос:
– Вы знаете, я уже несколько лет внимательно изучаю ситуацию в городе. Вся беда не в Таганцеве, а в насквозь коррумпированной системе власти. Все более или менее приличные люди в Мурманске были уничтожены, физически устранены…
– Вы видите выход из этого положения? – спросил Варяг напрямик. – Если вынести за скобки вопрос о Таганцеве.
Самородов ненадолго задумался.
– Скажите, Владислав Геннадьевич… Я правильно понимаю, что ваше появление в наших краях связано с Таганцевым? С необходимостью как-то радикально решить этот вопрос? Простите меня за прямоту. Но я человек, знаете ли, прямой.
– Я знаю, – серьезно ответил Варяг. – Да, наш приезд сюда связан именно с этим. Мой человек… – и за время их разговора он впервые вспомнил о Сержанте, – должен в кратчайшие сроки разобраться с Таганцевым. Но мой интерес связан не только с ним.
– Вот как! А с кем же еще?
– С вами, Игорь Васильевич. С вами… Дело в том, что весной состоятся губернаторские выборы. Вы не хотели бы в них поучаствовать?
Самородов встал, подошел к кухонному уголку, поставил чайник на плиту, потом взял из буфета три чашки с блюдцами и принес их на подносе.
– Чайку сейчас сделаем… – извиняющимся тоном пояснил он. – А то как-то неловко… Так вот, Владислав Геннадьевич, я вам что скажу. Если бы я был хоть на пятьдесят процентов уверен, что на этих выборах я смогу выиграть, я бы пошел. Но кто меня туда пустит? Там же у них все схвачено, на всех уровнях. Да и в прокуратуре на меня есть кое-что..
Варяг улыбнулся:
– Игорь Васильевич, вы же прекрасно знаете, как делаются дела у нас в стране. Прокуратура для вас не слишком большое препятствие. Главное препятствие, как я понимаю, Таганцев. Но представим, что Таганцева больше нет. И тогда…
– И тогда останутся десятки его приспешников в местной администрации, в правоохранительных органах… Таганцев бывший работник милиции. У него в органах полным-полно прикормленных друзей. Они без боя не сдадутся.
– Ну а если вам будет оказана серьезная поддержка?
Самородов принес закипевший чайник и коробочку чайных пакетиков.
– Извините, кондитерских изделий не держу… – Он разлил кипяток по трем чашкам и придвинул две из них гостям. – Поддержка на городском уровне?
– Выше! – ответил Варяг, пододвигая к себе дымящуюся чашку и бросая в кипяток пакетик.
– На уровне областной администрации? – недоверчиво спросил хозяин.
– На уровне Администрации Президента России, – проговорил четко Владислав. – На самом высоком уровне. На высшем…
Самородов потер ладонью виски.
– Но… Почему я? Почему именно мне может быть оказано такое доверие?
Варяг подался вперед и, глядя ему в глаза, доверительно сказал:
– Мы с вами полчаса знакомы, Игорь Васильевич, а я вот чувствую, интуитивно чувствую, что вы… оправдаете их доверие. И я бы вам тоже доверял. Я же немного знаю вашу биографию. Вы – правильный мужик, Игорь Васильевич. Вот и весь сказ.
Самородов откинулся на спинку кресла и задумался, что-то вспоминая.
– Правильный мужик… – пробормотал он. – Забавно. Вы вот, Владислав Геннадьевич, тоже правильный… Я ведь тоже кое-что о вашей биографии знаю. Вы у меня всегда вызывали уважение. Он замолчал и долго, с минуту, изучал лицо Варяга. – Знаете, удивительное дело. Тут есть один паренек в Мурманске… Очень на вас внешне похож. Черты лица, разрез глаз, лоб, вот только волосы у него не как у вас, русые, а вороные, в мать. Мать у него знатной красавицей была…
– Была? – рассеянно переспросил Варяг, думая о том, как легко прошла «вербовка» Самородова. – Почему «была»?
– Когда Стаське было шесть лет, его мать убили прямо у него на глазах.
И тут внезапно что-то кольнуло Варяга под сердце – точно тонкую иголочку вогнали меж ребер.
– А что это за паренек? Как его…
– Да мурманский адвокат, мой… Даже не знаю, как сказать. Я за его матерью ухаживал когда-то. А теперь мальчик вырос, получил образование, все за правду бьется… Тоже, кстати, правильный мужик. Стасик Щербак.
– Щербак? – Владислав стал припоминать, где он мог слышать эту фамилию. – А мать его, вы говорите, убили? Когда?
– В восемьдесят шестом. Стаське было тогда шесть лет.
– То есть мальчик восьмидесятого года рождения – напряженно допытывался Варяг. – А в каком месяце родился, вы, случайно, не знаете?
Самородов, несколько удивленный таким настойчивым интересом московского гостя к биографии Стаса. задумался на мгновение:
– Декабрьский он… Да, пятого декабря у него день рождения.
Варяг встал и в волнении прошелся по комнате.
– Игорь Васильевич, а кто его мать? – Голос Варяга чуть заметно дрогнул.
– Работала медсестрой в нашем военкомате. Лариса Щербак.
Варяг нервно взъерошил пятерней волосы и тихо спросил:
– Нет осталось ли у вас ее фотографии?
– Как же, есть, конечно, – в полном недоумении кивнул тот. – Показать? Сейчас…
Он поднялся с кресла и вышел из гостиной.
–Что, неужели знакомая твоя? – осторожно поинтересовался Сержант,который до сего момента хранил деликатное молчание.
Варяг молча кивнул и пожал плечами: мол. пока сам не знаю. Но, похоже, да… Он достал пачку сигарет и закурил, меряя шагами полированный паркет.
Вернулся Самородов с толстым фотоальбомом в коричневом плюшевом переплете. Пролистал несколько страниц, вынул небольшую фотографию с фигурным обрезом и протянул Игнатову.
Тот взял снимок и жадно всмотрелся в него.
На фото была изображена высокая статная девушка в белом халате, с длинной черной косой. Лариса. Лара. Ларочка! Она!!!
И точно кадры кинохроники перед его мысленным взором побежали картинки. Февраль восьмидесятого. Пермская исправительно-трудовая колония. Он с тяжелейшим гриппом три недели провалялся в санчасти. Медсестра Лариса делала ему уколы. Слово за слово, они познакомились поближе, вечерами она приходила к нему в палату, они вполголоса болтали о том о сем… Потом, уже в начале марта, он выписался, но продолжал, когда выдавался свободный часок, приходить к черноволосой красавице медсестре Ларочке. Потом у них было… было-то всего ничего… Три ночи любви. А потом его отправили в другой лагерь. С тех пор они с Ларисой не виделись. Он ей не писал – не знал, куда отправлять письма.
– Сколько ей тут? – внезапно осипшим голосом спросил Варяг.
– За год до гибели… Значит, тридцать один.
Все сходится… – глухо пробормотал Варяг. – Тогда ей было двадцать четыре. Вот что, Игорь Васильевич, мне надо повидать вашего Стасика… Пожалуйста, устройте нам встречу!
Ей был крайне неприятен этот клиент, но Марина уже давно научилась отделять мух личных симпатий и антипатий от котлет работы. Ей тут было скверно, она хотела побыстрее отработать свой номер и прыгнуть в теплый салон Валеркиного «жигуля».
И вообще не нравилось ей в этом особняке. Сразу не понравилось, когда к ним подвалил тот охранник из джипа. Смутное предчувствие какой-то беды прямо– таки витало в воздухе. Слишком уж грубыми и непредсказуемо злыми были эти пьяные мужики.
Они зашли в спальню. Норвежец сразу сбросил халат и, усевшись на ковер перед тумбочкой, стал выдвигать ящички, явно что-то ища.
Марина осмотрелась. Огромная двуспальная кровать с резной спинкой была накрыта черным атласным покрывалом. Красиво, но мрачновато. По бокам – светильники в форме пальм.
Ей стало холодно. Не топят тут, что ли?
Мужчина бубнил что-то себе под нос. Оглянулся. Грубо, презрительно сказал:
– Чего стоишь?! Раздевайся давай! Что тебе, особое приглашение надо?
«Козел пьяный, – брезгливо подумала девушка и стала стягивать платье. – Может, он еще и извращенец какой-нибудь? Хорошо хоть бухой: трахнет и уснет быстрее».
Оставшись в одном нижнем белье, Марина замерзла еще больше.
Норвежец тем временем нашел, что искал, – пакетик с белым порошком. Сделав на полированной поверхности тумбочки «дорожку», свернул трубочкой белый квадратик бумаги.
«Наркоман, – поняла Марина, – сейчас нюхнет, придурок… Хреновые дела. Под кокаином они все резвыми становятся. Да еще под бухалово! Видно, придется по полной программе отрабатывать – так просто этот кобель не уснет!»
Вдохнув наркотик, Норвежец некоторое время сидел неподвижно, только слегка потряхивал головой. Потом, когда «забрало», вскочил. Глаза его сверкали так, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит, движения стали какими-то резкими, дергаными. От былой пьяной расслабленности не осталось и следа.
– Так! На чем мы остановились? – громко, каким-то чужим голосом рявкнул Норвежец, подходя к девице.
Марине стало не по себе от этого остекленевшего взгляда. Но она взяла себя в руки и профессионально улыбнулась:
– Иди сюда, моя лапочка! Ты такой симпатичный. Как ты хочешь? Ложись, я сама все сделаю.
– Ну уж нет! – Он с жадностью оглядывал крепкое тело, скользил взглядом по высокой груди с коричневыми кружками вокруг сосков, по упругому животу с золотой сережкой в пупке, по выбритому лобку, по широким гладким бедрам. – Делать все буду я. А ты смотри!
Норвежец подошел к шкафу и распахнул дверцы. Марина озабоченно наблюдала за ним. Может, за «резинкой» полез, свое добро предпочитает? Клиент обернулся. Вот урод! В руках он держал самую настоящую плетку. Махнул ею в воздухе, рассекая воздух.
– Ну как? Специально для тебя приготовил!
Марина отшатнулась. Это не шутка. Накачанный наркотиками мерзавец хочет по-настоящему ее отхлестать.
– Э-э, послушай! – хрипло сказал Марина. – Я этого не люблю. Убери это… Я такими вещами не занимаюсь. Если хочешь, позови Татьяну!
Сплетенная косичкой плетка со свистом обрушилась девушке на плечо. Она закричала и выгнулась от невыносимой боли. Марина инстинктивно ощупала мгновенно вздувшийся рубец на коже и разрыдалась, г – Ты мне не указывай! – зарычал вмиг озверевший Норвежец. – Я буду делать то, что мне нравится. И не с Татьяной, а с тобой! А ты… Улыбайся, падла! Улыбайся!
Он визгливо рассмеялся и ударил ее по спине еще раз. Девушка упала на ковер.
– Вставай! – заорал он. – Ползи в койку, тварь!
Марина кое-как поднялась. Когда в воздухе снова взвилась плетка, она, забыв о профессиональной этике, изо всех сил толкнула его в грудь. Норвежец пошатнулся и едва не упал навзничь.
– Ах так? Сука! Замочу!
Бросив плетку на пол, он подскочил к тумбочке и выдвинул верхний ящик. Пошарив там рукой, вынул металлический прутик.
Марина сначала даже не поняла, что это. Потом стало ясно: он сделал в воздухе какое-то неуловимое движение – и из стального прутика выскочило длинное лезвие. Одурманенного спиртным и наркотиками мужика трясло, даже зубы стучали.
– На колени, падла!
Истерически рыдая, Марина упала на колени. Ожидая удара лезвием, в ужасе закрыла глаза.
Норвежец поднял с ковра плетку и с остервенением стал стегать девушку. Марина наклонила голову и закрыла лицо руками.
– Эй, ты чего, красавец? Мы так не договаривались! – раздался где-то рядом разгневанный женский возглас.
Не на штуку встревоженная криками и рыданиями подруги, в спальню ворвалась Татьяна, которая уже собралась было обслужить Лифта в соседней комнате.
– А ну пошла вон, мразь! – заорал Норвежец. Он только вошел в раж и был очень раздосадован неожиданным вмешательством.
Марина подняла на подругу заплаканное лицо.
– Та-а-ня! Помоги! – завыла она. – Он убьет меня!
Норвежец замахнулся, но Таня встала перед ними попыталась вырвать плетку у него из рук. Тогда он отбросил плетку в сторону и, переложив в правую руку клинок, ударом крест-накрест в два взмаха вспорол ей горло.
Таня пошатнулась и упала на спину, прижав ладонь к рваной ране, из которой хлынула кровь. Потом поднесла окровавленную руку к лицу. Казалось, она еще не поняла, что с ней произошло. Из ее рта вырвался сдавленный хрип.
Марина от ужаса потеряла дар речи. Она стояла на коленях, прижав обе руки к губам, и даже не могла закричать.
В дверях спальни появился раздетый, в одних трусах. Лифт.
– Что за фигня? – воскликнул он, осторожно заходя в комнату и глядя на лужу крови на ковре.
Казалось, труп девушки не произвел на него особенного впечатления. Почесав в затылке, он брякнул:
– А эта… жива? – и кивнул на Марину. Норвежец в изнеможении опустился на кровать, тупо переводя взгляд с живой шлюхи на мертвую. Норвежец только сейчас, похоже, осознал, что произошло. Хмель мигом выветрился из его головы.
– Водки мне, Сережа. Башка трещит…
Лифт наклонился над убитой. Хотел пощупать пульс, но, увидев глубокие раны на шее, решил, что этого делать не стоит. Поздно.
– И чего будем с ней делать? – спросил он.
– Вывезти ее отсюда надо. И тут все прибрать…
Лифт взглянул на валявшуюся на полу плетку и все
понял. Норвежец был любителем таких забав. Редкая девка уходила от него без синяков и кровоподтеков Однако, схватившись за перо, он явно перегнул палку.
– М-да-а-а, – протянул Лифт, – дела…
Он выбежал из комнаты и минуты через три вернулся с мобилой в руке.
– Я Гошке сказал – сейчас он водки принесет от стола. И как мы ее будем вывозить? – кивнул он на тело девушки.
В дверях показался охранник с бутылкой водки и стаканом. Стараясь не глядеть на окровавленный труп, он подошел к хозяину. Норвежец выхватил у него из рук бутылку и припал к горлышку. С бульканьем глотнул три раза.
– Надо закопать паскуду, и концы в воду, – отдышавшись, прохрипел он.
– А с этой что делать? – указав на съежившуюся Марину, поинтересовался Лифт.
– Решим. – Норвежец еще раз присосался к бутылке. Чем больше он пил, тем, казалось, становился трезвее. Видно, мощный выброс адреналина вернул его к действительности.
Соображал он теперь вполне ясно и четко. Вторую шлюху, естественно, надо мочить. Тут даже думать не о чем. Потом закопать обеих в лесу и место забыть. С этим вопросом ясно. Его больше беспокоило другое: кроме этой шлюхи, свидетелем убийства оказался охранник, который принес ему водки. Конечно, это его человек, он ему доверяет. Но не настолько, чтобы быть на сто процентов уверенным, что тот никогда не проболтается. Ну да ладно, об этом можно будет подумать и завтра.
Норвежец уже принял решение:
– Значит, так, Лифт. Организуй вынос тела. Заверните ее в тряпку или запакуйте в мешок… В общем, сам придумай! Отвезите отсюда подальше и – в землю. И чтоб никаких следов! Ты понял?
Он присел на корточки перед все еще стоявшей на коленях Мариной:
– Так, теперь с тобой. Жить хочешь?
Марина вскинула голову. Неужели у нее есть хоть один шанс остаться в живых? Испуганно закивала.
– Понятно. Так я и думал. Вот что, девочка… Тебя как звать-то?
Та силилась что-то произнести, но язык отказывался ей повиноваться.
– Ладно. Потом. Слушай меня внимательно. Если ты пообещаешь мне молчать о том, что тут случилось, мы тебя отпустим на все четыре стороны. Обещаешь?
– Да, – хрипло произнесла Марина, – обещаю. Я никому ничего не скажу. Поверьте мне. Никому!
– Вот и отлично! – весело сказал Норвежец и, поднявшись, обернулся к Лифту: – Так, братан, когда труп закопаешь, то девочку отпустишь! Ясно?
При этом он несколько раз подмигнул ему. Лифт все понял.
– Тогда пусть с вами сейчас и едет. А ближе к шоссе ее выпустите. Или лучше до города довезите. Кстати, как вы сюда добрались? – Этот вопрос был обращен уже к Марине.
Та, сглотнув слюну, выдавила:
– На тачке. Знакомый подвез.
Этого еще не хватало! Норвежец мысленно выматерился.
– Знакомый? А где он сейчас?
Марина, не раздумывая, ответила:. – Так он уехал уже. Не стал ждать нас. Уехал…
– А кто такой? – не унимался Норвежец.
– Без понятия. Это… ее. Танин знакомый!
На убитую подругу Марина старалась не смотреть. Ее тошнило от запаха крови, от ужаса пережитого. В голове мутилось, она удивлялась, как еще до сих пор не потеряла сознание.
– Спускайся вниз и подожди там. Посиди немного, пока пацаны здесь приберут.
. Марина торопливо оделась и спустилась в зал. За длинным столом сидел один гость – он безмятежно спал, положив голову на локоть, и не ведал, что случилось полчаса назад в спальне наверху.
Наконец пришел Норвежец и сказал ей:
– Все. Давай дуй с пацанами. Они тебя до шоссе подбросят. Лады? Иди. И забудь о том, что ты тут видела!
Повторять дважды ей было не нужно. Спотыкаясь на длиннющих каблуках и сжимая в руках сумочку, Марина пулей слетела вниз по лестнице. Двое братков тащили завернутое в ковер тело несчастной Таньки. Ничего не видя и не слыша, Марина точно под гипнозом выполняла приказы. Подошла к стоявшему возле ворот черному джипу, села на заднее сиденье. Только бы выехать отсюда! Ни о чем другом она больше думать не могла.
И как это ей хватило ума сказать, что Валера не остался их ждать в лесу? Наверняка и его бы убили! И ее сейчас непременно убьют… Так она и поверила этому садисту, как же! Только бы улучить удобный момент и дать деру! Но как?
Холод пробирал ее до костей.
За руль сел охранник, который выходил и обыскивал их. Лифт и еще один уселись сзади, блокируя Марину с двух сторон.
– Ну что, красотка, поехали? Да не трясись ты. Дело сделаем – и отпустим. Хозяин так велел, сама же слышала. А слово хозяина – закон.
Они выехали за ворота. Марина невольно оглянулась. Сзади, в багажном отсеке, лежал ковер и две лопаты. Ей стало так жутко, что стоило больших усилий не закричать. Скоты! Ну, подождите, сволочи! И она тут же одернула себя: о чем это ты, дурочка? Рано тебе еще о мести думать. Самой бы живой выбраться. До места ждать нельзя, надо драпать раньше. А то привезут, могилу выроют, там же ее кокнут и вместе с Танькой закопают…
Марина затравленно огляделась и заерзала. Лифт положил ей руку на колено и стиснул пальцы.
– Спокойно, спокойно, красуля. Чего дергаешься? Не делай глупостей, а то ведь и пальнуть можем сгоряча.
Сильные пальцы стальными крючьями впились ей в ногу, но Марина терпела. Сейчас думать о побеге было бессмысленно. Ей просто не дадут выбраться из салона. А вот когда остановимся, нужно будет сразу же бежать.
Лифт вгляделся во тьму за окном и сказал:, – Леха, хорош. Давай здесь где-нибудь.
Водитель возразил:
– Да мы же едва отъехали. Давай хоть в лес немного углубимся.
– Нет, – отрезал Лифт, – тормози тут. Здесь земля мягкая, а дальше может скальная порода пойти. Кто его знает, как получится. До утра хочешь копать? Тормози.
У Марины заколотилось сердце. Она вспомнила, что где-то здесь их с Танькой должен ждать Валера. Точно, они же здесь ехали. Вот эта дорога, а вот поворот. За поворотом он и должен стоять. Вот бы добежать до него! А почему бы и нет? Тут от силы метров двести. Но ведь эти сволочи наверняка стрелять начнут…
– Выходим, – скомандовал Лифт.
– Может, я пока в машине посижу? – робко попросила девушка. – А то уж больно холодно. Видишь, на мне пальто летнее!
Лифт обмозговал ее аргументацию.
– Ладно, красавица. Посиди пока!
Марина забилась в угол и стала внимательно следить за действиями бандитов. Если кто-нибудь из них сейчас засунет руку в карман… Но нет, двое мордоворотов достали из багажника лопаты и, недовольно ворча, стали подыскивать подходящее место. Тыкали землю, выбирая, где почва помягче.
– Давайте, пацаны, копайте уже! – потеряв терпение, прикрикнул на них Лифт. – А то и я сейчас заиндевею. Тут везде одинаково.
Он стоял рядом с джипом, и Марине казалось, что он искоса наблюдает за ней. А вдруг Лифт ударит ее ножом прямо сейчас? Бежать! Нет, нельзя, он в два счета догонит ее. Нужно выбрать благоприятный момент…
Светила полная луна, и два мужика, копавшие посреди леса могилу, казались персонажами какого-то ужастика.
Лифт курил и поторапливал пацанов. Улыбался, поглядывая на девку. Он решил убить ее в самый последний момент, когда яма будет уже полностью готова. Сделать это нужно неожиданно, чтобы шалава не подняла вой. Ему уже, честно говоря, порядком надоела вся это хренотень, хотелось поскорее покончить с погребальными обрядами и отправиться спать. К тому же он сильно продрог и с наслаждением представлял, как выпьет на сон грядущий стаканчик водки и, укрывшись теплым одеялом, завалится в постель.
– Сколько там? – спросил он у бойцов, когда те остановились перекурить.
– С метр будет, – переводя дыхание, ответил один, – а то и поболее. Может, хватит, а?
– Там уже каменюки сплошные пошли, – поддержал напарника второй.
Им тоже осточертела эта тяжелая ночная работа.
– Ладно, – согласился Лифт, – тащите…
Пацаны выбрались из ямы и направились к багажнику. От них исходил прелый земляной дух, одежда была перепачкана.
Подхватив ковер с двух сторон, они потащили его к могиле. Ноша оказалась совсем не легкой, и шли они мелкими шажками.
– Мать твою! Нужно было к яме поближе подъехать, – кряхтя, посетовал один из них. – Рано тормознули!
– Ладно, хорош вякать! – отозвался Лифт. – Сразу не сообразили, а теперь уже поздно.
Он сунул руку под куртку. Пальцы нащупали ножны, стиснули костяную рукоятку широкого охотничьего ножа. Пора, что ли? Отстегнул ремешок и потихоньку потянул клинок из ножен.
В этот момент один из пацанов, тот, что шел впереди, споткнулся и упал. Второй не удержал равновесия и полетел на него. Завернутый в ковер труп шмякнулся на землю. В воздухе повис густой мат.
– Чего вы там? – крикнул Лифт. Он уже почти вынул клинок, но неожиданное происшествие отвлекло его. Он только-только настроился раскрыть дверцу джипа, схватить девку за плечо и, развернув к себе, всадить ей нож точно в сердце. Смерть будет мгновенной, да и крови мало прольется, кожаные сиденья не запачкаются Лифт любил чистую, профессиональную работу.
– Я, кажись, ногу подвернул! – жалобно заныл один из пацанов.
Его напарник растерянно смотрел на Лифта, не зная, что делать. До ямы оставалось метра три-четыре, не больше. Парень попробовал встать, но тут же с истошным криком упал опять.
– Вот непруха! – в сердцах выругался Лифт и пошел к ним, желая поглядеть, что там стряслось. Но, сделав шагов десять, спохватился и развернулся к джипу.
Девушка смотрела на него широко раскрытыми от страха глазами. Свет луны падал ей на лицо, и Лифт немного оробел: ну не мог он, блин, подойти и просто всадить девке перо под сердце. Потом, когда тот трупешник скинут в яму, тогда и…
Тут его окликнули:
– Лифт, помоги давай! Леха, в натуре, ногу подвернул. Стоять не может! Я один не управлюсь. А то она тяжелая, зараза.
– Стой здесь! – свирепо прорычал бригадир и, тяжело ступая, зашагал к яме.
По пути он еще раз оглянулся. Марина сидела не шевелясь. В их сторону она даже не смотрела, делая вид, что собирается закурить. Это успокоило Лифта, и он пошел дальше. Как только он наклонился над упавшим бандитом, Марина приготовилась. Вот они взяли ковер, подняли, понесли к яме. Третий даже встать не может. Бежать! Сейчас, иначе будет поздно! Но ноги будто приросли к земле. Мелькнула предательская мысль. А вдруг никто и не собирается ее убивать? Может, они действительно довезут ее до шоссе и отпустят. А если она сейчас побежит, то не спровоцирует ли их таким необдуманным поступком? Не начнут ли они стрелять ей в спину?
Вдруг ее взгляд приковало что-то блестящее. Что там? Она напрягла зрение и сообразила: водитель забыл вынуть ключи из замка зажигания. Это было ее спасение!
Бандиты сбросили труп в яму. Послышался звук глухого удара. Тот, что нес ковер, взялся было за лопату, но Лифт что-то сказал ему. Что именно, Марина разобрать не смогла, далековато было. Бандит бросил лопату в сторону и посмотрел на Марину. Лифт тоже смотрел на нее, отряхивая испачканные руки.
Почему они уставились на нее? Почему, когда мужик хотел зарывать яму, этот остановил его? А что тут, дура, непонятного? Потому что еще рано закапывать! Вот Лифт уже идет к ней!
– Стой, дура! Стоять! Кому говорю!
Девушка неслась вперед, не разбирая дороги. На бегу она швырнула ключи далеко в сторону и услышала, как они звякнули о землю в траве. Ну все, теперь появилась надежда на спасение… Из туфель она выпрыгнула уже через секунду. Догадалась, что на таких каблучищах далеко не убежит. В ступни впивались острые камешки, колготки порвались мигом, но Марина на это не обращала никакого внимания. За спиной слышался топот, и злобные выкрики.
Лифт с ножом в руке мчался за беглянкой, проклиная себя за нерешительность. Это же надо, до чего такое простое дело довести! Ну ничего, далеко не уйдет! Догоню, суку, и, как свинью, зарежу!
Марина инстинктивно выбрала верное направление и бежала в сторону поворота, за которым их с Танькой должен был ждать Валера. Интересно, ждет ли? Полная луна хорошо освещала дорогу. А если споткнется?! Нет, только не это! Топот сзади не прекращался. Не выдержав, Марина оглянулась.
Расстояние между ней и Лифтом сокращалось. Теперь он был от нее шагах в пятидесяти. В лунном свете тускло отражался широкий клинок в его руке. Лифт весил килограммов сто и бегун из него был никудышный. Отшвырнув нож, он выхватил из-за пазухи пистолет.
До последнего момента Лифт не хотел пользоваться огнестрельным оружием. Теперь же иного выхода у него просто не оставалось. Но для того, чтобы прицелиться, ему нужно было остановиться, а тут как раз впереди вырос покатый холм, за который жертва вполне могла забежать. Так что стрелять надо сейчас же. Шумновато, конечно, будет. Хозяин может спросить за это. Мол, почему по-тихому убрать не сумели? Но главное – замочить шалаву…
Завернув за поворот, Марина с трудом удержалась на ногах. Если бы грохнулась – ей конец! Метрах в пятнадцати от нее белел «жигуль». Марина, спотыкаясь, бросилась к машине. Закричала:
– Валера! Родненький! Заводи мотор! – громко не получилось, легкие разрывались после кросса по холоду.
Сзади грохнул выстрел. Над ухом у Марины визгнуло, и она прыгнула вперед, к правой передней дверце. Вцепилась в ручку, рванула дверь на себя. Заспанный Валера вытаращился на нее:
– Ты чего? Что за стрельба? А Танька где?
– Поехали, потом расскажу, поехали! – прохрипела девушка, вползая на переднее сиденье.
– Чего там? Что происходит?
Его нога вдавилась в педаль газа. «Жигуль» с ревом дернулся и помчался вперед.
– Таню убили, – воскликнула Марина. – Меня тоже хотят убить. Вали отсюда!
Бахнул еще один выстрел. Пуля, пробив заднее стекло, огненным шмелем пронеслась по салону и, пробив дыру в углу лобового стекла, вылетела наружу. Только чудом никого не задело. Тут уж Валера понял все. Он выбросил «девятку» на шоссе и врубил полный газ. Сзади прогремели три выстрела подряд. Отчаявшийся Лифт стрелял теперь уже наугад.
– А, сука! – вскрикнул Валера, дернувшись всем телом. На мгновение он выпустил руль, и машину резко занесло вправо.
– Что? Валера, что такое? – Марина схватила руль, вывернула влево и выровняла машину на трассе.
– Попал, – простонал водитель, – в шею… Жжет, собака…
Он уронил голову, и Марина с ужасом поняла, что машина сейчас потеряет управление. Нога Валеры осталась на педали газа. «Жигуль» увеличивал скорость. Они находились на прямом отрезке шоссе. А что делать, когда начнется поворот?
– Валера! – умоляюще закричала девушка. – Очнись, милый!
Но водитель был уже без сознания. Посланная наугад пуля попала ему в верхнюю часть шеи и застряла в затылке.
Машина мчалась вперед на предельной скорости. Мертвец мешал Марине пересесть на сиденье водителя. Она изогнулась, схватила его правую ногу и сдвинула ее с акселератора. Машина сразу замедлила ход. Решив, что теперь нужно остановиться и сесть за руль, Марина потянулась к педали тормоза. Машину тут же кинуло в сторону, и тяжелый труп, заливая ее платье кровью, завалился на бок. Марина инстинктивно отпрянула. Раздался оглушительный треск, посыпалось разбитое стекло.
Какое-то время от болевого шока она не могла двинуться. Сидела, откинувшись на спинку сиденья и ощущала тупую боль в плече и в локте.
Тишина.
Она медленно открыла глаза и осмотрелась. «Жигуль» врезался в придорожное дерево, но она все же успела затормозить, так что удар получился не очень сильным.
Марина оперлась и тут же с жалобным стоном выпрямилась. Боль пронзила все ее тело. Она ощупала локоть: сустав уже опух и сгибать руку с каждой секундой становилось все больнее.
Кое-как она передвинула труп Валеры вправо, высвобождая место у руля. Потом попробовала завести заглохший движок. Ей это удалось. Где она? Нужно сориентироваться и побыстрее сматываться. Бандиты наверняка устремятся за ней в погоню.
Мотор заурчал, и она тронулась с места. В последний раз ей доводилось водить машину три года назад, в Петрозаводске, когда Витька Логинов разрешил ей поводить его «опель». Ничего, сейчас она все вспомнит. Обязана вспомнить!
Валера лежал справа на сиденье, завалившись головой к дверце. Может, он еще жив? Даже если и жив, чем она ему поможет? В любом случае нужно добраться до города и позвонить… Кому? В ментуру? Ну уж нет… Танька не раз говорила ей: если с тобой случилась беда, звони куда угодно, но только не в ментуру. Звони верному человеку, который тебе поможет. Стоп! Телефон! Где ее сотовый? В сумочке. А сумочка? Хрен ее знает. Либо в том доме осталась, либо… в джипе. Она уже и не помнила, когда держала ее последний раз в руках. Когда прикуривала – точно! Значит, в джипе. Потом Лифт пошел к ней, и она побежала. Значит, сумочка осталась там. Значит, они ее по мобильнику найдут через знакомых. Точно найдут…
К кому же обратиться за помощью?
Марина выехала на шоссе. Правильно ли она едет? Вроде да. По идее, скоро должны начаться частные дома на окраине. Или нет? Лес все не кончался. Деревья равнодушно высились по обеим сторонам дороги.
Зато она вдруг поняла, к кому ей следует обратиться за помощью. Да, это был единственный вариант. Надежный вариант.
Он непременно должен ей помочь.
В Кольск он приехал после обеда. В пути автобус, как водится, сломался, и пассажиры высыпали под моросящий дождь с ледяной крупой и ждали, пока водитель докопается до причины неисправности.
К счастью, нужный дом – трехэтажный кирпичный уродец с торчавшими над крышей печными трубами стоял прямо на центральной площади этого небольшого городка, напротив автобусной станции. Дверь ему открыла невысокая сухонькая старушка в халатике и наброшенном на плечи пуховом платке. Из-за ее спины выглянула лохматая голова пса неопределенной породы. Собака внимательно оглядела гостя, принюхалась, но не облаяла.
– Здравствуйте, – поприветствовал он старушку с легким поклоном. – Извините за беспокойство. Я Станислав Щербак. Адвокат. К сожалению, у вас нет телефона, а то я бы позвонил и предупредил… Я хотел поговорить с вами о вашем покойном муже.
Старушка посмотрела на лестницу, точно ожидала там кого-то увидеть, и, пожав плечами, отошла в сторону. Стас вошел в тесный коридорчик и снял шапку.
– Я по поводу его работы в уголовном розыске Мурманска, – торопливо стал объяснять Стас. – Он вел одно дело об убийстве. Может быть, вы в курсе, Марфа Петровна.
Старушка вздохнула и, закутавшись поплотнее в платок, двинулась по коридорчику в сторону кухни. Лохматая собака завиляла хвостом и устремилась следом за хозяйкой. Стас скинул дубленку и повесил ее на вешалку.
– Садись вон на тот стул, в уголке, – приятным тихим голосом предложила Марфа Петровна. – Чаю налить? У меня горяченький.
Стаса удивило гостеприимство вдовы Шкурко и сразу же расположило к ней. Старушка засуетилась и стала выставлять на стол старенькие щербатые чашки с блюдцами, сахарницу в виде фонтана с дельфинчиком, корзинку с засохшими от длительного неупотребления печеньицами.
Поставив перед ним чашку с чаем, спросила участливо:
– Так о чем ты спросить пришел? Уж не про дело ли Ларисы Щербак?
Стас даже вздрогнул от неожиданности и отставил в сторону чай.
– А как вы догадались?
Марфа Петровна снова вздохнула.
– Да ведь у Семы все неприятности после этого дела злополучного начались… Ты сам-то кто? Почему интересуешься?
Стас запнулся. Он уже приготовился выложить ей дежурное, загодя заготовленное объяснение: мол, адвокат-практикант, работает в мурманском архиве УВД, случайно наткнулся на дело об убийстве молодой женщины… Но ему почему-то не захотелось врать вдове Шкурко, и после минутного колебания он выдавил из себя:
– Это мать моя… И я там был.
Старушка всплеснула руками и как-то очень ласково, тепло положила ему сухонькую ладошку на локоть.
– Ты, выходит, сынок той женщины… Сема с тобой говорил. Он мне об этом рассказывал. Сема мне обо всем рассказывал. Хоть и не положено ему было, и подписки разные давал, а от меня у него тайн не было. У нас-то с ним детишек не получилось, Господь, видно, не посчитал нужным или… уж не знаю, но не дал нам детей. Сема к тебе очень по-доброму отнесся, я помню. Столько лет прошло, а я помню. Сильно он за тебя переживал, да… Ни за кого так не убивался, как за сироту Щербака. Я все помню… – Старушка затрясла головой. – Да ты пей чаек-то. Горяченький. На улице, вон, холодище какой! Сегодня обещали ночью до минус десяти. Ранняя зима…
– Марфа Петровна, – Стас осторожно перевел разговор в нужное для себя русло, – вы говорите, Семен Порфирьевич вам рассказывал про то дело. А что именно он рассказывал? Удалось ему установить участников преступления?
Старушка пододвинула поближе свою чашку и взяла из корзинки печенье, но есть не стала.
– Да уж времени-то с тех пор сколько прошло. Почитай, лет десять… Хотя какие десять… Все пятнадцать, да…
– Семнадцать, – поправил Стас. – Мне тогда шесть лет было.
Марфа Петровна отпила глоточек и поморщилась.
– Ну вот… А он из-за того следствия сильно пострадал потом. Сильно. Его же хотели отстранить, а он ни в какую не соглашался… Говорил, что нащупал след. И тут… – Она вздохнула и, как показалось Стасу, всхлипнула. – Подвели его под статью. Посадили Сему… Ни за что ни про что…
– Посадили? – Стас не знал об этом факте из биографии следователя Шкурко. – Когда? За что?
Старушка опять затрясла головой:
– Да в восемьдесят седьмом. Тогда всё кричали: перестройка, перестройка! Горбачев красиво по телевизору говорил, все обещал, обещал… А до нас она так и не дошла, эта перестройка… Ни за что посадили Сему. Ни за что! Он у них тогда был председателем ДОСААФ. Ты верно, и не знаешь, что это такое. Ну и взносы там у них украли. Вскрыли ночью сейф со взносами и все унесли. Четыреста с чем-то рублей. А на Сему повесили. Да еще сказали, что он и украл…
Стас уже забыл о чае. И когда старушка замолкла, то ли переводя дух, то ли вспоминая дела давно минувших дней, нетерпеливо схватил ее за рукав халатика.
– А дальше-то что, Марфа Петровна? Дальше?
– Дальше суд был… Выступали свидетели, сослуживцы Семины показания давали. Двое показали, что видели, как Сема брал из сейфа деньги. И суд постановил, что он инсце… инее… в общем, подстроил ограбление, а на самом деле эти деньги украл… Бона как! И дали ему два года. А он сорвался, в зале суда набросился на тех, кто его оговорил, драку устроил. Кричал так, что… В общем, через месяц второй суд состоялся. Тут уж он получил три года да к тому сроку прибавили. Так пять лет и отсидел Сема в колонии в Нижнем Тагиле. А когда вернулся, уже ни о какой милиции и речи не могло быть. Из Мурманска мы уехали, сюда перебрались. Он тут на автобазе работал. А год назад приезжал к нему из Мурманска какой-то человек. Сема сказал: интересовался делом об убийстве медсестры…
– А что за человек? – перебил ее Стас. – Не Самородов?
Старушка вопросительно посмотрела на гостя и, подумав, покачала головой.
– Нет, это был посыльный от кого-то из Мурманска. Неприятный человек. Сама я его не видала, Сема рассказывал. То ли Женя, то ли Жора… На джипе приезжал. Знаешь, такая здоровенная машина, как трактор… У Семы после этой встречи сердечный приступ случился, очень он переживал. А через три дня преставился… – Марфа Петровна горько вздохнула и перекрестилась. – Да ты пей! Чего не пьешь? Уж, поди, остыл совсем.
Стас машинально отпил глоток чуть теплого чая. Мысли в голове завертелись волчком. Женя или Жора…
На джипе… Уж не Жора ли из «эскадрона смерти» Норвежца приезжал в Кольск проведать бывшего следователя? Зачем? И кто его послал? Якул, его хозяин, или сам Таганцев? Зачем им вообще понадобился Семен Шкурко?
– Скажите, Марфа Петровна, а как вы думаете, эта подстава… извините, эта история с сейфом… может быть, это был предлог, чтобы его убрать из уголовного розыска? Может быть, он продвинулся в своем расследовании слишком далеко и вышел на опасный для заинтересованных людей след?
Вдова ответила не сразу.
Она внимательно оглядела лицо Стаса, всматриваясь в его глаза, потом неожиданно твердым голосом произнесла:
– А ты точно ее сын?
Стас, ни слова не говоря, полез в карман пиджака, достал полиэтиленовый пакетик, из которого вынул изрядно потрепанный, сложенный вдвое листок бумаги и фотографию. Протянул Марфе Петровне. Та взяла листок, развернула и поднесла к глазам.
– Свидетельство о смерти… – шевеля губами, читала она вслух. – Щербак Лариса Ивановна… – Отложив гербовый документ в сторону, взяла фотографию. – Это она? А мальчик… ты? – Ее голова затряслась.
Стас подумал, что старуха трясет головой от волнения: нервный тик. Он достал паспорт и, раскрыв на первой станице, продемонстрировал.
– Щербак Станислав Владиславович, – медленно проговорил он. – Видите?
Марфа Петровна встала и вышла из кухни. Лохматый пес остался сидеть перед кухонным столом, не сводя глаз со Стаса. Судя по его добродушному просительному взгляду, пес не стерег гостя, а скорее выпрашивал у него угощение.
Отсутствовала старуха недолго. Она принесла большую, темного дерева шкатулку, поставила ее перед собой на стол и откинула крышку.
– Он тому человеку, что приезжал на джипе, не сказал про эти бумаги. Я сама про них узнала, только когда он тут лежал, умирал. Столько лет хранил их… Когда его выпустили, приехал домой, злой, усталый, почти все выкинул, что было связано со службой в милиции. Все грамоты, благодарности… Вычеркнуть хотел их из памяти – такая у него была обида. Но эти бумаги не тронул. Перед смертью мне говорит: если когда-нибудь откроют дело Ларисы Щербак по вновь открывшимся обстоятельствам – ты, говорит, отдай это следователю. Он же не знал, что ее сын заинтересуется…
Стас не решался заглянуть в шкатулку, все ждал, когда Марфа Петровна сама достанет оттуда бумаги. А она, видя нерешительность гостя, улыбнулась сухими губами и вынула толстую записную книжку в коленкоровом переплете, перетянутую черной аптекарской резинкой.
– Вот, тут Сема вел записи по тому делу. У него привычка была записывать. Он все рисовал – линии, улики, людей… Адреса-телефоны сюда вписывал.
– Нарушал тайну следствия? – невольно пошутил Стас.
– Ну уж не знаю, чего он там нарушал, он же никому эти записи не показывал. Даже мне. Так, для себя делал пометки. Вот эта книжка про убийство Ларисы Щербак… Твоей матери. Он мне ее перед смертью специально показал. А там еще лежат с записями по другим делам. Но тебе про них знать не положено, – строго добавила старуха.
Стас как завороженный смотрел на записную книжку майора Шкурко. Он проглотил слюну и спросил, волнуясь:
– Марфа Петровна… мне поглядеть можно?
Она с некоторым, как ему показалось, сожалением поглядела на записную книжку мужа и протянула ему:
– Бери, может, найдешь что дельное там… А потом верни. Какая-никакая память о Семе…
– Я верну, – не веря своим ушам, пробормотал Стас. – Обязательно верну, Марфа Петровна, вы не сомневайтесь!
Старухина голова опять мелко затряслась.
– Имя-отчество какое у тебя трудное. Отца, значит, Владиславом звали?
– Я его никогда не видел, – глухо заметил Стас, чтобы заранее отмести прочие вопросы.
Он стал переворачивать уже пожелтевшие и иссохшие от времени листки, мелко исписанные фиолетовыми чернилами. Перо было тонкое, а почерк у майора Шкурко хоть и мелкий, но аккуратный, почти каллиграфический: каждая буковка выписана тщательно и присоединена к соседкам справа и слева тесно и точно.
– Да ты возьми с собой, Станислав Владиславович! Там тебе много читать придется! – добродушно проговорила Марфа Петровна.
Он воспринял это замечание как вежливое предложение уходить восвояси и не нарушать ее старушечий распорядок дня.
Заглотнув остаток уже совсем остывшего чая, Стас поднялся, наскоро оделся и, поблагодарив старуху, выбежал из квартирки. Не утерпев, он начал читать на ходу, с первой же странички. Но там были какие-то совершенно непонятные колонки цифр, буквенные обозначения и записи, не имевшие никакого отношения к делу об убийстве Ларисы Щербак. Например, суммы взносов на ДОСААФ за сентябрь. 56 руб. Маловато! Но потом Стас вспомнил, что запись относится к 1986 году, а тогда и цены были совсем другие, да и зарплаты не те…
Он не заметил, как вышел к автобусной остановке. Все его внимание было приковано к записной книжке, возможно таившей разгадку тайны маминого убийства. У остановки толпился народ. До его слуха донесся женский голос:
– Да только что ушел! Следующий в пятнадцать двадцать.
На это отозвался степенный мужской басок:
– Значит, еще полчаса ждать. Ну, тогда можно и покемарить…
Стас перевернул страницу – и сердце его заколотилось, когда он увидел два слова: «Лариса Щербак».
На страничке была пометка «16 ноября» и несколько строчек записей:
Сын ЛЩ – Стасик. 6лет. Ед. свид. 5мужчин. В черном. Лиц не разглядел.
Труп осмотр. Резаная рана на шее. Крест-накрест. Ор.уб.?
Что еще за «ор. уб? А, ну как же он сразу не догадался: «орудие убийства»! От волнения у Стас а даже вспотели ладони. Он продолжал читать:
17 ноября
Допрос. НГ. ОЛ. РП. Ничего.
19 ноября
Допрос Сам. Ничего.
ЛБ. Показал, что ЛЩ – жалобы на домогательства РО.
21 ноября
Допрос РО.
Кто такой РО? Стас напряг память, пытаясь отгадать, кто может скрываться за этой аббревиатурой. И не смог ничего путного вспомнить. Роман… Родион… Рустам… В памяти всплыло что-то смутное, далекое, позабытое. Рустам Очоев! Точно, Рустам Очоев! Это имя он слышал от мамы. Она как-то разговаривала с тетей Нюрой на кухне, тихо, вполголоса, за прикрытой дверью. Рассказывала ей о чем-то, а тетя Нюра тихо ахала. Рустам Очоев… Кажется, был у мамы на работе такой мужик… Или не на работе?
Но что это ему дает? Пока неясно.
22 ноября
Допрос НБ и КП. Повтор?
Дальше в записной книжке на нескольких страницах шли записи, явно относящиеся к другому делу. Какие-то грузинские имена и фамилии, названия строительных организаций. Насколько Стас понял, дело было связано с ограблением кассы «Мурманскстроя». Похоже, следователю Шкурко дали новое задание. Но через несколько страниц вновь появились знакомые сокращения:
4 декабря
Допрос НБ и КП. Рустам Оч.? Один из 5-ых?
Майор Шкурко упрямо пытался найти участников нападения на медсестру Ларису Шербак…
6 декабря
Вызов к нач. угро Ход следствия. Ускорить.???
Допрос главврача ГВК. Семенов.
Стас сразу вспомнил эту фамилию: Семенов был начальником мамы, главным врачом призывной комиссии горвоенкомата. Зачем Шкурко допрашивал его? Что; хотел узнать?
Подошел автобус до Мурманска. Народ, собравшийся на остановке, зашумел, загалдел. Низенькая и круглая, как колобок, бабка с сумками в руках, расталкивая всех, поперла к передней двери, причитая: «Инвалид войны… пропустите… мне без очереди!»
В старый «Икарус» вошли все, и даже свободные места остались. Стас взбежал по ступенькам последним, прошел по проходу в самый конец салона, сел на последний ряд у окна и углубился в чтение.
Наркосодержащие препараты. Доступ.
Так вот оно что… До Стаса стал доходить смысл прочитанного.
Он вспомнил мерзкий голос мужика, приставшего к маме в той подворотне. Семнадцать лет прошло, а он не смог его забыть – ни интонации, ни слов: «Ну что, красуля, кому-то можно, а кому-то нельзя? Ты, как сорока: этому дала, этому дала, а этому не дала…» Когда он потом вспоминал эти слова, то сразу же подумал о сексуальном домогательстве. Но выходит, дело было совсем не в этом. У мамы… у медсестры горвоенкомата Щербак требовали наркотики! Ну да, она же имела к ним доступ. Как и главный врач Семенов. Рустам Очоев… домогательства… Этот Рустам Очоев, вероятно, тоже пытался выпросить у мамы наркотики. И следователь Шкурко методично выявлял круг людей, которые хотели заполучить наркоту…
– Молодой человек! Предъявите ваши проездные документы! – услышал он над ухом приятный женский голос. Поднял голову: перед ним стояла кондукторша – дородная тетка с веселым круглым лицом.
– Сколько с меня? – рассеянно спросил Стас.
– Да ты же ехал сюда в нашем автобусе, неужели уже забыл? – рассмеялась тетка.
Он достал бумажник, нащупал две десятки, передал кондукторше, взял билет и сдачу – пятерку одной монетой и продолжил чтение записной книжки следователя Шкурко.
10 декабря
Беседа в УВД. Передача дела ЛЩ др. след-лю??
Допросить ПШ, АП и МТ.
11 декабря
Допрос ЛШ. Слабак. Может расколоться. Он был там!!!
Стас почувствовал, как наливается тяжестью его голова. Перед глазами поплыли черные круги. «Он был там!!!» Майор Шкурко нашел человека, который был в том тоннеле в тот вечер!
Но на следующем листе были только записи о сборе взносов ДОСААФ. Он нетерпеливо перевернул страницу.
13 декабря
Допрос АП. Кремень. Все отрицает. Связь с МТ? Повторить допрос ПШ.
14 декабря
Допрос ПШ. «Мишаня». Кто?
Допросить МТ.
И снова на Стаса нахлынули давние воспоминания. Он слышал, как один из нападавших на маму крикнул: «Мишаня!» Кому? Тому, кто достал нож, или что там у него было, и ударил маму в горло. Мишаня – это имя убийцы мамы. Шкурко нашел его?
15 декабря
Допрос Мих. Таг. Не явился.
И тут в ушах очень отчетливо и тихо прозвучал голос: «Мишаня… Мих. Таг… Михаил Таганцев…» Стас еще раз перечитал короткую запись от 15 декабря 1986 года.
Он поглядел в окно. Автобус мчался по шоссе, мимо заснеженных полей, под низко нависшим серым северным небом.
Михаил Таганцев в ноябре восемьдесят шестого года убил его мать. Он вспомнил досье на Норвежца, которое подготовила по его просьбе Юля Долинская. Михаил Юрьевич Таганцев в период с 1983 по 1988 год работал в мурманском УВД. Значит, в декабре 1986 года он работал в милиции. И если именно он убил Ларису Щербак, то… почему его так хотели отмазать от этого убийства? А кто в то время был начальником городского управления внутренних дел? Полковник Шеин… Печально знаменитый полковник Шеин, погоревший в восемьдесят восьмом на… Ну конечно! На наркотиках! И в том же самом году Таганцев уволился, переселился из Мурманска в Псков и занялся там торговлей компьютерами. Шеин отмазывал Таганцева, чтобы скрыть свое участие в наркобизнесе.
Но Шеин не интересовал Стаса. Его не интересовал теперь ни Рустам Очоев, ни главврач Семенов, ни люди, скрывавшиеся за буквами КП, НБ, ПШ. Его интересовал теперь только один человек – Михаил Таганцев по кличке Норвежец.
После разговора с Самородовым Варяг резко изменил свои планы. В Москве его ждал Виноградов, который должен был подготовить для него три подробных досье на банкиров из Парижского клуба. Кремлевский чиновник уже три раза за последние сутки звонил ему на мобильный и поторапливал с возвращением в столицу, но Варяг твердо решил, что, пока не повидается со Стасиком Щербаком и не подтвердит или не опровергнет свою догадку, из Мурманска он не уедет.
Узнав о дорожном инциденте с джипом, Самородов откровенно обрадовался.
– Вы уничтожили самого отпетого бандита во всем городе, правую руку Норвежца! – Он удовлетворенно потер руки. – Как говорится, собаке собачья смерть! Это, конечно, самосуд, но, сказать по правде, я этот самосуд поддерживаю. В государстве, которое не в состоянии содержать в надлежащем виде свою систему правопорядка, должны возникать и действовать иные формы правосудия. Правосудие шерифа Дикого Запада… – И с горечью добавил: – Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни… вам, Владислав Геннадьевич!
Самородов посоветовал Варягу пока не возвращаться в Мурманск и любезно предложил остаться у него в коттедже на ближайшие две ночи. Во всяком случае, до тех пор, пока не объявится Стасик Щербак. Он не разговаривал с молодым адвокатом уже дня три и не знал, где тот сейчас находится. Не исключено, что он уехал в Питер по делу. По личному делу, многозначительно подчеркнул Игорь Васильевич, но в подробности вдаваться не стал, а Варяг, не желая показаться слишком навязчивым, решил не докучать ему расспросами.
Степан после обеда уехал с Маем Трофимычем обратно в Мурманск, предварительно получив от Варяга «добро» на ликвидацию Норвежца. Примерно за час до их отъезда из Оленегорска Варягу на сотовый телефон позвонил Филат и окончательно подтвердил версию о том, что Плешивого убили по указанию Таганцева. Впервые воспользовавшись своим новым положением смотрящего по России, Филат заручился личным согласием крупнейших воровских авторитетов Северо-Запада и принял решение покарать Норвежца за пролитую кровь законного вора. Теперь Сержант получил карт– бланш.
– Надеюсь, ты управишься за ближайшие двое суток, Степан, – сказал ему Варяг на прощанье. – Больше тянуть с этим нельзя. Надо развалить пирамиду Норвежца, начиная с самого верха. Игорь Васильевич сказал мне, что в последние две недели кто-то методично убирает пешек – распространителей наркотиков, сидящих под крышей Норвежца. По его мнению, этим занимаются люди Плешивого. Но теперь, когда Плешивый убит, эта охота на куропаток может захлебнуться. А нам надо идти напролом – бить по верхам. Надо убирать Норвежца, и чем скорее, тем лучше. Его ликвидация смешает все карты прикормленным им чиновникам в администрации области и города, не даст им консолидироваться. Ну, словом, что я тебе объясняю..; Тебе во всю эту хреновину вникать не обязательно. Твое дело – точный прицел и меткий выстрел! – Варяг протянул Сержанту руку. – Давай, Степа. Удачи тебе!
– И тебе, Владик! – Степан пожал протянутую руку и тихо спросил: – Извини, что спрашиваю… Ты думаешь, этот паренек… Стасик Щербак… твой…,
Варяг сделал предостерегающий жест рукой:
– Не знаю, Степа, пока не знаю… Не будем торопить события. Это, конечно, смахивает на мелодраму, но… чем черт не шутит!
* * *
Таксист Барыкин довез Сержанта до Рыбачьего, но не стал, как в прошлый раз, ждать пассажира на окраине поселка, а медленно поехал по шоссе, чтобы занять условленное место на опушке сосняка метрах в трехстах от дороги, ведущей к особняку Норвежца, Уже сгустились сумерки, и, одетый в черную куртку и черные брюки, Степан уверенно проследовал уже знакомым маршрутом через сосновый лес к накануне присмотренной ели. Расстояние от этой ели до ожидавшей его на шоссе «Волги» составляло от силы двести метров, которые он бегом мог преодолеть секунд за сорок пять, максимум за минуту. В руке он держал черный чемодан– чик-«дипломат», в котором лежали вчерашние мурманские газеты, фотоаппарат «Минолта» и несколько роликов пленки. От недавней легенды – будто он московский художник, выбирающий натуру для будущего заполярного пейзажа, пришлось отказаться: громоздкая папка с ватманом была бы явно лишним грузом при выполнении им его сегодняшней миссии.
Под ворохом газет, в двойном дне «дипломата» лежала разобранная снайперская винтовка, изготовленная по спецзаказу на тульском оружейном заводе лет пятнадцать тому назад. Сержант объездил с ней полмира и, хотя в последние годы предпочитал пересекать государственные границы с другим оружием – пластиковым «ремингтоном», который не фиксировался на таможенных мониторах, на особо сложные дела в России он по– прежнему брал привычную старушку «тулячку» – безотказную и надежную.
Когда он дошел до ели, было уже совсем темно. Затянутое с вечера низкими сизыми тучами небо висело мрачным куполом над сосняком и поляной, посреди которой располагался особняк Норвежца. Снайпер разложил на земле «дипломат», открыл тайник, достал несколько металлических трубок и деревянный треугольник и споро сложил из них винтовку. Эта операция проделывалась им уже бессчетное число раз, и он мог с завязанными глазами за двадцать – двадцать пять секунд собрать винтовку и подготовить ее к бою.
Прикрепив оптический прицел ночного видения, он навел прибор на особняк. Инфракрасную точку он пока не включал, чтобы не привлекать к себе внимания охраны. По многолетнему опыту Сержант знал, что, не имея точного графика перемещений клиента, он обречен, дожидаясь приезда Норвежца, проторчать тут несколько часов, а может быть, и до самого утра. На этот случай у него была припасена бутылка «Абсолюта» и несколько хрустящих соленых огурцов, купленных днем в Оленегорске.
От ели, на ветках которой Сержант устроил свой наблюдательный пункт, до особняка было по прямой метров сто пятьдесят. Место оказалось удачным: отсюда просматривалось высокое крыльцо и входная дверь, а также окна, расположенные по фасадной стене. На окнах не было занавесок, и, несколько раз наводя на них оптический прицел, он ухитрился разглядеть интерьер помещений и даже отдельные предметы мебели.
Норвежца он решил валить не на улице, а именно через оконное стекло. Конечно, выстрел в тот момент, когда клиент шел бы от машины к крыльцу, давал стопроцентную гарантию попадания, но и у охраны Норвежца было бы в этом случае куда больше шансов установить траекторию полета пули и броситься на поиски ночного снайпера. Застрелив же Норвежца в комнате особняка, Сержант выигрывал минимум минут пять: по опыту он знал, что когда объект находится в замкну том помещении, то даже находящиеся рядом с ним люди не сразу могут сообразить, откуда был произведен выстрел, и поначалу беспомощно мечутся по дому в поисках убийцы. За те несколько минут, что охрана Норвежца будет прочесывать этажи особняка, Сержант успеет разобрать винтовку, спрятать ее в «дипломат» и добежать до шоссе к поджидающему его такси. На это уйдет минуты две-три. Он заранее определил маршрут отхода – не через Рыбачий, а, наоборот, кружным, длинным путем: мимо охотхозяйства «Баренцево море», откуда до Мурманска предстояло пилить еще километров сорок.
Вдруг его внимание привлекла странная суета в доме. В окнах второго этажа вспыхнул свет. Он прильнул правым глазом к оптическому прицелу и, наведя его на окно «банкетного зала», как он мысленно окрестил просторное помещение о трех окнах, увидел Норвежца. Тот был в сильном возбуждении и злобно отдавал приказания суетившимся вокруг него ребятам. Сержант мрачно выругался: он не думал, что его объект все это время преспокойно сидел в своем логове. Так тут можно было прождать, коченея от ночного мороза, до самого рассвета…
Раздалось глухое урчание автомобильного движка, и через несколько секунд к крыльцу подкатил «мерседес» в сопровождении черного джипа, точно такого же, как тот, в котором ехал головорез с топором. «Одна бригада!» – отметил про себя Сержант, только сейчас догадавшись, что слежку за ним организовали по приказу Норвежца. Ну что ж, что ни делается, все к лучшему…
Он приготовился сделать прицельный выстрел и, закрыв глаза, мысленно произвел все необходимые действия после выстрела: сложил винтовку, убрал ее в «дипломат», рванул напролом через сосняк к такси, сел в машину… На все про все уйдет пять или шесть минут. Нормально. Должны успеть.
Он приник к окуляру прицела и опять выматерился: Норвежца в «банкетном зале» уже не было. Опоздал! Он стал искать клиента в других окнах. Тщетно. Навел прицел на крыльцо. Вот он! Норвежец выбежал из дома в сопровождении здоровенного парня в кожаной куртке. Норвежец давал последние указания остававшимся в доме охранникам. Степан положил указательный палец на холодный спусковой крючок и затаил дыхание. Сейчас надо произвести выстрел. Вот сейчас… Еще секунда… Но в этот момент в окуляре возникло черное пятно: Норвежца загородил парень с бритым затылком. Черт! «Отойди, милый, – молил Сержант, – прими чуть в сторонку…» Но бритый как в землю врос.
Норвежец стал спускаться к «мерседесу». Бритый не отставал от него ни на шаг, точно зная, что в полутораста метрах в леске затаился снайпер, грозящий хозяину смертельным выстрелом.
Все, шанс был упущен… Норвежец сел в машину, дверца захлопнулась. Сержант знал, что стрелять в бронированный пятисотый «мерседес» было совершенно бессмысленно.
Степан, чертыхаясь, слез с ели и быстро, сложив винтовку и убрав ее в чемоданчик, бросился к шоссе. Только бы не упустить их… Только бы не упустить… Куда это он сорвался на ночь глядя? Ясно, что не на дискотеку…
– Давай, Трофимыч, газуй! – взволнованно прошептал Сержант Барыкину, запрыгивая на заднее сиденье. – Таганцев из особняка выехал на «мерсе» и с джипом сопровождения. Куда он едет, как ты думаешь?
– Да в город, куда же еще, – спокойно рассудил таксист, лихо развернувшись и включив фары. – Сейчас мы его нагоним!
– Ты только держись от него подальше, а то…
Май Трофимович обиженно крякнул и буркнул под нос что-то нечленораздельное.
– Вон они! – заявил он через несколько минут. – Говорил же: в Мурманск едут.
* * *
В последние три дня как-то все сразу навалилось: ликвидация Андрея Петракова на трассе под Петрозаводском, загадочный расстрел Жоры и двух его бойцов в лесу на полпути от Мурманска к Оленегорску, а теперь еще и это совершенно идиотское убийство глупой шлюхи… Конечно, убийцы Жоры найдутся, конечно, таджикского наемника Петракова и мурманскую шлюху никто в федеральный розыск объявлять не станет, так что ему, Мишане Таганцеву, не хрен об этом беспокоиться, но вот бегство второй шлюхи – свидетельницы убийства – от придурка Лифта не давало Норвежцу покоя уже сутки. Он даже бессонницу заработал, чего не было со времен той дикой ломки в восемьдесят шестом году, когда он пытался соскочить с морфия, да не получалось, а он крепился-крепился, да не выдержал. Стал рыскать по всем городским больницам в поисках наркотика, пока его не надоумил полковник Шеин, такой же закоренелый морфинист, пощупать в горвоенкомате, подкатиться к главврачу Семенову. Сержант Таганцев так и сделал, да попал не на Семенова, а на упрямую девку– медсестру, которая и довела его до ручки, так что он с тормозов слетел…
Он бы и не вспомнил о тех событиях далекого прошлого, если бы не телефонный звонок, раздавшийся полчаса назад.
Этот короткий разговор сразу же все прояснил, все расставил по своим местам. Стало понятно, что те две шлюхи появились у него в доме не случайно, что они подсадные, что их специально послали к нему… Ну, да ладно, не возьмете вы Мишаню Таганцева голыми руками! Не возьмете! Не из таких передряг выходил Мишаня целехоньким…
Ему позвонила девка, та самая шлюха Марина, которую он плеткой отстегал в спальне и на глазах у которой потом он вторую шлюху зарезал… Разговор был короткий и очень понятный. Непонятно было только, откуда она. эта Марина, обо всем узнала… Но задумываться ему сейчас было недосуг. Сейчас его занимала лишь одна мысль – встретиться с падлой и, усыпив ее бдительность уговорами да посулами, подойти вплотную и вспороть ей глотку…
– Здравствуйте, Михаил Юрьевич, это Марина. Я у вас в доме вчера была с Татьяной. Вы меня плеткой угостили… – Девка, накануне устроившая ему форменную истерику, теперь говорила сдержанно и четко, точно читала текст по бумажке. – У меня есть для вас кое– что интересное. Я располагаю записной книжкой следователя Шкурко Семена Порфирьевича, который вел дело об убийстве медсестры Ларисы Щербак. В этой записной книжке есть несколько записей, которые могут вас заинтересовать. Не исключаю, что они также заинтересуют и прокурора города Погосяна…
Норвежец занервничал. Да что там занервничал – с ним чуть нервный припадок не случился. Он с трудом сдержался, чтобы не обматерить курву и не швырнуть трубку, но усилием воли взял себя в руки и, насколько мог, спокойно предложил встретиться в ресторане «Баренцево море».
– Нет, Михаил Юрьевич, место нашей встречи назначу я. И учтите: место встречи изменить нельзя! – Ему послышалось, что девка вроде как хохотнула. – Я буду ждать вас ровно в полночь в подворотне между улицей Ополчения и Морским проспектом. Знаете, где это? – И, не дожидаясь его ответа, добавила: – Недалеко от городского военкомата. И вот еще что, Михаил Юрьевич. Не надо приводить с собой армию ваших головорезов. Будьте мужчиной! Приходите на встречу один… – И повесила трубку.
Норвежец мысленно прокрутил весь разговор заново. Что-то уж больно хладнокровно держалась эта Марина, слишком храбро. Он помнил, как она разнюнилась у него в спальне, как рыдала, сволочь, валяясь у него в ногах… Правда, через час эта же самая «нюня» обвела вокруг пальца раззяву Лифта и сбежала прямо у него из– под носа. Странная девка… Странный голос… Какой-то слишком невозмутимый, твердый, жесткий. Ни тени страха в нем он не почувствовал. А она ли это звонила, в натуре?
Теперь он в этом засомневался. Но ехать надо было все равно.
Он вызвал по сотовому телефону Лифта и приказал вывести из гаража «мерс» и джип сопровождения.
– В город поедем! – коротко пролаял Норвежец. – Появилось дело. С собой прихвати двух человек. Пусть берут стволы. И ты свой «агран» не забудь. Девку, которую ты вчера, как последний баран, упустил, сейчас валить будешь…
* * *
Через десять минут кортеж, состоявший из бронированного «мерседеса» и джипа «тойота-лендкрузер» – несся по шоссе в сторону Мурманска. Таганцев сидел на заднем сиденье «мерса» мрачнее тучи. Лифт примостился рядом и помалкивал, опасаясь вспышки хозяйского гнева.
– Михал Юрьич, – подал голос водила, отставной боцман Филипп Юденич, – в фарватере идет такси. Серая «Волга».
– Ну и что? – недовольно рявкнул Норвежец. – Мало в городе такси ездит? Вот если бы за нами танк «Т-80» пер – я бы, может быть, удивился!
Филя Юденич пожал плечами и не стал спорить: хозяин – барин… Раз велено не брать в голову – значит, брать не будем. Странно только, куда в такой поздний час эта «Волга» рвет? Разве что в аэропорт… Игнорируя красный свет светофора, первого на их пути, водила прибавил газу и бросил «мерс» через пустынный перекресток. Хозяин назвал адрес: Морской проспект, подворотня, соединяющая проспект с улицей Ополчения. Там рядышком расположен горвоенкомат.
«Встанем на Ополчения, – решил водила, – там и фонарей, и народу поменьше, в глаза бросаться не так будем». Он хоть и работал уже полгода личным шофером у Таганцева, все никак не мог изжить старую привычку, выработанную в бригаде Якула, – держаться подальше от любопытных глаз. Никак не сживался с мыслью, что Михаилу Таганиеву в этом городе не от кого хорониться и никто ему тут не указ…
Проехали центральную площадь с гранитной коробкой здания бывшего горкома, а ныне мэрии и бронзовым памятником Ленину, который после распада Союза и конца коммунизма так никто и не удосужился демонтировать. Филя свернул направо, проехал еще метров двести и дал по тормозам.
– Прибыли, Михал Юрьич. Вон военкомат, а вон и та подворотня. Видите, темнеет арка?
Норвежец, не отвечая, уставился в кирпичную стену военкомата и медленно проутюжил взглядом улицу до черного полукруглого зева арки.
Место это было ему знакомо. Очень даже знакомо. Настолько знакомо, что он даже ощутил бег мурашей по загривку.
За каким хреном девка назначила ему встречу здесь? Почему именно в этом чертовом месте? Неужто она и впрямь знала обо всем? Но откуда? Никого ведь уже не осталось. Шкурко сдох, он к нему Жору посылал на разведку… Тот второй следак тоже давно сдох. А третий, Миронов, тот точно ни хрена не знает… Остальные пацаны, которые в тот вечер с ним были, уже кто где… Витька в могиле гниет десятый год, Рустам на зоне в девяностом окочурился. Ленька Ротов пять лет тому в Германию на ПМЖ подался, вот только где Толян Пчелкин, неизвестно…
– Лифт, – хмуро просипел он, – «агран» готовь. Пошли. Ты ее узнаешь?
– Я эту курву даже в толпе на сочинском пляже вычислю! – пообещал Лифт.
– Ну, гляди не обознайся… Филя, сиди тут и движок не глуши! – Норвежец вылез из «мерса», отдавая на ходу приказания Лифту. – Двух бойцов поставь у арки. Пусть стоят и не двигаются, как часовые у мавзолея. Если что не так – пускай стреляют! Водилу джипа отправь к тому выходу.
Из джипа выскочили два рослых парня в куртках, с короткоствольными автоматами в руках. Лифт тихо отдал им команду, они понимающе кивнули и рысцой побежали к арке.
Норвежец решительно направился к подворотне, вошел во мрак тоннеля и глубоко втянул носом воздух. Пахло мочой и гнилью. Лифт шагал у него за спиной, тяжело сопя. Когда они оказались ровно посередине тоннеля, впереди тихо прокашляли два выстрела. И тут же в сером проеме арки выросла женская фигура.
– Я же просила вас приехать без армии, Михаил Юрьевич! – громко произнесла девушка. Это была явно не шлюха Марина.
– Лифт! – сипло выкрикнул Норвежец. – Вали ее!
Самолет из Нижнего Новгорода прибыл в Мурманск с пятичасовым опозданием. Юля летала в родной город проведать младшего брата и повидать подружек, с которыми не виделась уже два года. Стас встретил ее в аэропорту на Лешкином «опеле», и, когда привез домой, девушка, утомленная долгим перелетом, сразу же рухнула на тахту и немедленно уснула, даже не успев раздеться.
Немного обескураженный этим, Стас ушел на кухню, сварил себе кофе и включил висевший над холодильником телевизор. Шла французская мелодрама, которую он, кажется, уже видел. Лениво поглядывая на экран, он думал о ближайшем будущем, о том, что ему предстояло сделать.
Ему требовалась ее моральная поддержка, ее помощь. Не только потому, что она была его верной подругой, почти женой, но и потому, что, будучи на три с лишним года его старше, Юля во многих ситуациях проявляла такую житейскую мудрость и жизненный опыт, что порой он воспринимал ее как старшую сестру.
Ему не терпелось рассказать ей о многом: о поездке в Кольск, о беседе с вдовой следователя Шкурко, о старой записной книжке, которая пролила свет на тайну убийства его матери. И о бесповоротном решении, которое он принял, трясясь в «Икарусе» по дороге из Кольска в Мурманск.
Вдруг тишину квартиры прорезал телефонный звонок. Он чертыхнулся, опасаясь, что этот звонок разбудит Юлю, и бросился к аппарату, висевшему на стене рядом с холодильником.
«Наверное, это Лешка Кувалда, – подумал он, – будет требовать назад свой «опель».
Но Стас ошибался. В телефонной трубке раздались всхлипывания и сбивчивый девичий голос, который он не сразу узнал:
– Стасик, это я… Мне срочно нужна твоя помощь! Мне больше не к кому обратиться!
– Кто это? – недовольно рявкнул Стас и, спохватившись, понизил голос. – Я не узнаю…
– Это Марина! Мы в «Трех собаках» познакомились…
Господи… Опять она во что-то вляпалась, дуреха! Стас вспомнил ту ночь, когда он привел ее в эту квартиру, и она едва не соблазнила его своим великолепным телом, а он чуть-чуть не дал слабину и не трахнулся с ней на тахте, где сейчас спала Юлька…
– Марина, ты хоть знаешь, который сейчас час?
– Нет! – В трубке снова послышались всхлипыванья. – Сколько?
– Два часа ночи. Или утра… Это не может подождать до… нормального времени?
– Не может! – истерически завопила Марина. – Они убьют меня! Валерку застрелили. Таньку зарезали! И меня, если поймают, точно прикончат. Верняк!
Стас ни черта не понял, но, судя по натуральной истерике, в которой билась Маринка, с ней и впрямь произошла какая-то беда. Он не знал ни Валеры, ни Таньки, о которых говорила девушка, но если этих ребят и впрямь убили… Вряд ли такими вещами шутят… То надо девку спасать.
– Ты сейчас где?
После недолгой паузы Марина ответила:
– Я около Портовой.
Блин! Туда добираться не меньше получаса.
– Где именно? Скажи поточнее… Я сейчас приеду.
Ее ответ удивил Стаса.
– Не надо приезжать. Я сама к тебе приеду. Я на тачке… На Валеркиной… – Снова всхлип. – Только скажи, как? Я плохо ориентируюсь.
Он поразмыслил и начал объяснять:
– Сначала сверни с Портовой у морского вокзала в центр, потом по Морскому проспекту до первого перекрестка, там направо, на Советскую, а оттуда прямиком до площади Победы. С площади поворачивай опять направо, на Ленинградскую. А потом опять направо, в переулок Игошина. Первая башня шестнадцатиэтажная – моя. Шестнадцатый этаж. Помнишь, мы перли пешком, когда лифт сломался? Квартира сто двадцать семь. Только не звони в дверь, я заранее открою. У меня тут… человек спит.
Повесив трубку, Стас невольно подумал: какой же я молодец, что тогда не дал воли похоти. А то сейчас было бы неудобно перед Юлей. Эта Маринка наверняка бы сболтнула…
Он вошел в комнату и увидел, что Юля проснулась и сидит на тахте, свесив ноги на ковер.
– Кто звонил? – спросила она встревоженно.
– Ма… Ты ее не знаешь. – Стас немного смутился. Он успел лишь в двух словах рассказать Юле о происшествии в «Трех собаках», но о визите к нему проститутки Марины не обмолвился ни словом. Но теперь надо было как-то выпутываться: Марина обязательно проболтается, что уже была здесь. – Помнишь, я тебе по дороге из аэропорта рассказывал про наш визит в «Три собаки» и про барыг…
– И про драку. – Юля устремила внимательные серые глаза на Стаса, терпеливо дожидаясь продолжения рассказа.
– Да, так вот, там пришлось вызволять одну девчонку. Спасать, можно сказать… Марина. Вот она и звонила. И сейчас она сюда приедет.
– Сюда? – изумилась Юля. – Она знает твой адрес?
Стас совсем смешался:
– Да нет, я ей объяснил, как проехать. Она на машине. Ну и… да, она была здесь. Ей ночевать было негде, вот я и привез ее к нам. – Он встретился с Юлей взглядом. – Ты что, Юль… Не думаешь же ты…
– Я не думаю, – жестко проговорила Юля, окончательно проснувшись. – Я не думаю. Я только вижу, что у тебя глазки бегают! Я только вижу, что стоит мне на неделю отлучиться, как ты… – Она осеклась. Ее серые глаза влажно заблестели. Похоже, Юля собиралась расплакаться.
Он подошел к ней и обнял за плечи.
– Юльчонок, я тебе клянусь… Ничего не было. Что могло быть у меня с этой… проституткой?
Она замотала головой, отгоняя подступавшие к глазам слезы.
– И тем не менее в минуту опасности эта проститутка звонит не кому-нибудь, а именно тебе.
– Да, черт побери! – разозлился Стас, – я уже помог ей однажды. И она считает, что я помогу ей и теперь. Она сказала, что кого-то убили. Двух человек убили. И ей тоже грозит опасность. Что мне, по-твоему, надо было ей посоветовать обратиться в милицию?
Юля не ответила. Поглядев на часы, она вздохнула и тихо попросила:
– Налей мне чаю, пожалуйста. Когда она приедет?
Стас пожал плечами:
– Откуда я знаю? Сказала, что стоит где-то на Портовой.
– Ехать оттуда полчаса, – заметила Юля. – Блин, поспать так и не дали…
Минут через сорок входная дверь, предусмотрительно отпертая Стасом, отворилась, и в коридор вошла Марина. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: девушка попала в беду. На ней было перемазанное кровью элегантное платье с низким вырезом, сверху накинуто легкое пальто, все перепачканное влажной землей, на ногах – туфли на каблучках, вернее, на каблучке: у правой туфельки каблук отсутствовал.
Увидев, в каком состоянии приехала их ночная гостья, Юля сменила гнев на милость и сама отвела девушку в ванную.
– Я там перекинулась с ней парой слов, – тихо сказала Юля, вернувшись. – Тебе это будет интересно.
–Что именно? – Стас не понял, серьезно она говорит это или иронизирует.
– Марина сегодня ночью должна была с подружкой ублажать Таганцева и его гостей. Подружку зарезали. Таганцев зарезал. Прямо на ее глазах. Она лишь чудом вырвалась от них…
Стас обхватил Юлю за талию, привлек к себе.
–Послушай меня, Юльчонок! Послушай, что тут я без тебя разузнал…
И он рассказал Юле все, что держал в себе последние три дня и что уже несколько раз за сегодняшний, точнее, уже за вчерашний вечер пытался ей поведать.
Она слушала его, широко раскрыв серые глаза. Когда он изложил ей свой план, она только и спросила:
– А ты уверен, что ребята на это согласятся?
– Не знаю. Ты поговори с ними и убеди.
Юля с нежностью потрепала его по щеке и тихо сказала:
–Ну вот, а ты все: «по закону, по закону»… С ними и надо по их закону разбираться!
Стас покачал головой:
– Что Игорь Васильевич скажет на это?
–А ничего не скажет. Если он мужик с головой, твой Игорь Васильевич, то скажет: правильно поступил! А иначе как? Неужели ты собирался эту записную книжку прокурору нести? Или, может, еще лучше: в городской уголовный розыск?
Из ванной вышла Марина, завернутая в банное полотенце. Она была очень бледна и вся дрожала.
– Стас, можно я немного посплю… Я с ног валюсь. А потом проснусь и расскажу тебе обо всем подробно Она… ввела тебя в курс событий?
– Ввела, – кивнул Стас. – Ты мне только одно скажи, Марина. Ты точно видела, что Таганцев твою Таню… зарезал?
Лицо Марины исказила гримаса страдания. По ее щекам потекли слезы.
– Я стояла перед ним, вот как перед тобой. Он достал какой-то длинный нож и раз-раз крест-накрест ударил ее по горлу. Кровища так и хлынула!
– Крест-накрест? – переспросил Стас, волнуясь. – Ты видела? Крест-накрест ударил по шее?
– Да! – истерически взвизгнула Марина. – Я же была рядом! На мое платье Танькина кровь хлестанула – ты что, не видел, все платье в крови?!
Юля подошла к ней и чуть не силой увела в комнату.
Стас дрожал. «Крест-накрест ножом по горлу… Как маму в той подворотне… Сволочь… Тебе, гад, не жить! Не жить!»
Он нервно заходил по кухне взад-вперед. Его душила ярость и ненависть, его душили слезы. Вот он и получил последнюю улику, последнее доказательство вины Норвежца. Следствие окончено. Вина подозреваемого полностью доказана. Теперь остается привести в исполнение давно вынесенный приговор.
Вернулась Юля.
– Что будешь делать? – тихо спросила она.
– Как «что»? Ты же сама мне сказала что… – проскрежетал он.
– Нет, я имею в виду конкретику. Как ты поступишь? Как достанешь его?
Стас сел за стол и обхватил руками голову. И в самом деле, как его выковырять из особняка?
– Надо сделать вот что… – услышал он спокойный и ровный Юлин голос. – Завтра Марина, когда отоспится и успокоится, должна ему позвонить…
Марина проснулась только около трех часов пополудни. Пока она спала, Стас объехал всех трех бойцов службы безопасности адвокатского бюро «Щербак и партнеры» и переговорил с каждым. Уговаривать ребят ему не пришлось. Jlexa Кувалда, Серега Антонов и Николаев согласились поехать с ним. Встретиться решили в десять вечера у пассажирского порта – место там было людное, шумное, и четверо молодых людей с девушкой не привлекли бы ничьего внимания.
С Мариной вызвалась поговорить Юля. Когда Стас вернулся домой, обе девушки сидели на кухне в мрачном молчании. Взглянув на них, он понял, что договориться им так и не удалось.
– Отказывается, – бросила Юля. – Боится. Ну что с ней делать…
– Марина, ты понимаешь… – начал Стас, но та его перебила, опять разрыдавшись.
– Ну не могу я, не могу! Если я услышу его мерзкий голос, то сдохну прямо у телефонной трубки! Не могу! Хоть убейте…
Стас вопросительно поглядел на Юлю. Та уставилась на Марину и вдруг спросила:
– А у тебя есть номер его мобильника?
Марина подняла на нее изумленный взгляд.
– Есть… А зачем он тебе?
– Давай. – Юля достала из сумочки свой сотовый. – У меня антиопределитель номера стоит! – Это замечание предназначалось Стасу. – Диктуй номер, героиня!
* * *
В таких ситуациях самое правильное – менять машины на трассе, чтоб на хвосте попеременно сидели две, а лучше три тачки, думал Сержант. Но у него не было и второй машины. Так что приходилось надеяться на удачу, которая ему уже столько раз в жизни помогала, что он и со счета сбился. Если у этого хмыря Норвежца охрана толковая – обязательно заметят, что на всем пути от Рыбачьего поселка серая «Волга» за ними тенью бежит. А если заметят – жди пули в лобовое стекло. То, что эти ребята церемониться не будут, Сержант понял после встречи с «дровосеком» в лесу. Но там было легче: козлы вылезли из тачки и в открытую поперли на них. Эти могут и не вылезти. Во всяком случае, вылезут не все…
– Ты бы, Трофимыч, как-нибудь ползком, что ли, – пошутил Степан, – .они же нас засекут.
Май Трофимович закряхтел, по своему обыкновению.
– Да, почитай, уже засекли. А что? Ну, такси и такси… Ты вокруг глянь, Виктор Иваныч, вокруг машин-то сколько. И такси, и частники. Не мы одни на дороге. А ежели что, остановятся и нас остановят, так наше дело правое. Ты – художник, я – таксист. Едем в твой отель «Прибой». Кстати, это по дороге.
Сержант не стал спорить. Невозмутимость таксиста и его успокоила. Он стал смотреть в окно и думать о Владике.
Неужели и впрямь он тут сына найдет? Насколько Степан знал, у него когда-то был сын, Олег, кажется, который вместе с матерью погиб от взрыва мины, заложенной под автомобиль. Еще у Владика есть дочка Лиза, но она уже несколько лет живет и учится за границей. Он с ней видится редко, с большими перерывами. «А у меня? – с горечью подумал Степан. – Где мои детки? Разбросаны по белу свету. И вряд ли я их когда-нибудь увижу. А если и увижу, то вряд ли узнаю… Неправильно это: дети должны быть при родителях: сыновья – при отце, дочери – при матери…»
– Приехали, Виктор Иваныч! – услышал он тревожный шепот. Барыкин резко бросил «Волгу» в переулок направо и сразу затормозил. Сержант огляделся по сторонам и не увидел ничего.
– Где мы? Чего ты встал? – взволнованно спросил он у водителя.
– Остановились они на Морском, недалеко от военкомата. Не мог же я парковаться прямо у них на хвосте! – с обидой буркнул Май Трофимович. – Выходи и за угол осторожно выгляни. Там они стоят.
Степан подумал-подумал, но собирать винтовку все– таки сейчас не стал, решив валить клиента в более подходящем месте. В каком именно, он пока что и сам не знал.
Выйдя из такси, он попросил Барыкина не глушить мотор и двинулся к переулку. Степан успел как раз вовремя: навстречу ему с топотом выбежали два здоровяка в кожаных куртках и помчались, едва не сбив его с ног. Степан успел заметить, что они были вооружены. Куда же эти лоси побежали? Он нащупал «беретту» во внутреннем кармане куртки и, быстро перейдя на противоположную сторону проспекта, вошел в дверь жилого дома. Отсюда можно было незаметно вести наблюдение за «мерседесом» Норвежца.
«Мерседес» и сопровождавший его джип были припаркованы возле краснокирпичной пятиэтажки с козырьком над центральным подъездом. Около «мерседеса» стояли четверо. В одном из них Сержант узнал Норвежца. Двое были явно охранниками, а третий… черт его знает, кем он был, но явно не рядовым телохранителем. Сержант мысленно окрестил его «шкафом» за внушительные габариты. Норвежец и «шкаф» медленно зашагали по тротуару, миновали кирпичное здание, прошли еще две постройки и остановились у десятиэтажного жилого дома с полукруглой аркой, ведущей, по-видимому, в подворотню. Оставив у входа в арку двух охранников, они исчезли во тьме.
Степану из его укрытия не было ничего видно, и он уже решил было снова выйти на улицу, как вдруг разглядел, что с охранниками, стоявшими около арки, поравнялись двое парней, без предупреждения одновременно выстрелили в них и тут же бросились в тот самый переулок, где стояла «Волга» Мая Трофимовича.
События развивались непредсказуемо и стремительно. Сержант выбежал из подъезда и, оглядевшись по сторонам, кинулся к арке. Охранники лежали на асфальте, не шевелясь и не издавая ни звука. Он, походя, наклонился над ними и понял, что оба мертвы. Стрелявшие оказались хладнокровными убийцами.
Он прижался к выщербленному краю кирпичной кладки и прислушался. Потом осторожно заглянул в арку. Это был довольно длинный, метров десять – двенадцать, проход, почти тоннель. В тоннеле было темно, но на фоне светлого проема на противоположном конце отчетливо виднелись две мужские фигуры – Норвежца и «шкафа».
Вдруг где-то в глубине квартала грохнули два выстрела. И тут же из тоннеля донесся сдавленный крик:
– Лифт! Вали ее!
Заглушая этот крик, прогремели еще два выстрела, гулким эхом прокатившиеся под сводами прохода. Достав «беретту», Сержант вбежал в арку и, прижавшись к стене, крадучись двинулся вперед. Метров через пять он наткнулся на лежащее на асфальте тело. Приглядевшись, он понял, что это Норвежец. Рядом с ним лежал, раскинув руки в стороны, «шкаф». До его слуха донесся рев автомобильного движка. Через несколько секунд все стихло.
Оставаться здесь было нельзя. С минуты на минуту могли примчаться менты. Не хватало ему еще быть пойманным на месте чужого преступления…
Степан выбежал из подворотни и помчался обратно в переулок.
– Что там за выстрелы были, ты не слышал? – спросил он у Мая Трофимовича, усаживаясь с ним рядом. – Гони!
– Слышал, Виктор Иваныч, как не слышать? И видел даже! – хриплым шепотом заговорил таксист. – Вон там стреляли, с той стороны, а потом оттуда, из переулка, прямо под уличный фонарь выскочил зеленый «опель» и рванул в сторону порта, наверно, на пятой передаче. Куда гнать-то? – жалобно добавил очумевший от ночных приключений Барыкин.
– В Оленегорск, куда же еще… – Сержант устало откинулся на спинку сиденья. Он бросил взгляд на мирно лежавший сзади черный «дипломат», который ему так и не понадобился, и сокрушенно вздохнул. Ну и хрень! Чтобы кто-то снял его клиента прямо у него перед носом – такое с ним случилось впервые в жизни…