Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян

ПОВЕРЬЯ О РУСАЛКАХ: Материалы из Полесского архива

В приложении публикуются полевые материалы, собранные участниками Полесских экспедиций (проводимых в 1974–1986 гг. под руководством Н. И. Толстого по специально составленной программе), которые хранятся в Полесском архиве Института славяноведения РАН. Для удобства чтения запись диалектных текстов дается в несколько упрощенном виде. В угловых скобках помещаются: реплики собирателей; слова, проясняющие смысл сказанного; фрагменты краткого изложения содержания; пропуски в тексте. Каждая запись документируется названием села, остальные данные можно получить из общего списка населенных пунктов[37]. Публикуемые записи представляют собой ответы на вопросы о поверьях, связанных с русалками (пункты 1 и 2 программы «Народная демонология»).

На всей обследованной территории сохраняется по преимуществу термин русалка. Приведенные ниже варианты названий фиксировались лишь в некоторых селах.

«Детьми мы боялись ходить ў рожь. Там пугали <духи> по имени ним… С краешку поля сорвём волошки, а дальше боимся идти, потому что там ним схватит» (Олтуш).

«Як волошки ходили рвать, <родители предостерегали>: „Хайно зараз русалки выйдуть з жыта — то нимка ў жытови, то русалка там була“» (Олтуш).

«Нэ йды ў жыто, там нимка. Вона, кажуть, крычыть так: „ним-ним-ним!“» (Олтуш).

«На Розыгры нэ шлы на полэ, бо на тые Розыгры саўка ходыть да буде лякаты на поли. Яна може буты як жэншчына, и як деўка, и як пташка… Як тую саўку стрэтыш, то можэ хоробою наградыты» (Ласицк).

«У нас от на Розыгры жэншчына полола проса. Тая прылятела и доўбнула ў голову. Это саўка була — и полетела!» (Ласицк).

«Это, например, умерла у меня деўчынка, и она уже буде смулянкой называтися. Як вялика деўка помре — то русаўка, а як дитя — то смулянка» (Радчицк).

«Смулянка ходыла ў жыти, мы боялися. Молодые деўки умирали… Ее нихто не бачыть, ту смулянку» (Радчицк).

«Маўки — деўки таки ўсе ў белом, лохматые, глаза светятся… И мушчына мог русалкой стать. Он главный тада у их буў. Маўпун звали. А маўки — то нехрэшчоны деўки» (Старые Боровичи).

«Нявкэ ходят на Розэгры, ў той день клали полын за пояс» (Днесторовка).

«А шчэ русалка могла зделацца мертвяком. И после, як поиграеть на Гряну <неделю>, дак ў могилки уходить» (Старые Боровичи).

«Железнячка — деўка ходить, ўся железная, русаўка, ў белом, с распушчаными валасами» (Картушино).

«Не иди к колодцу! Там русаўка вылазить <детям говорили>. Щас привяду зелезнячку, — яна табе вочы назад зделае» (Картушино).

«Тая русалка, шчо на Русальном тыжни родицца и на Русальном умре» (Рясное).

«Хто родится и хто умре на Русалном тыждни, — буде приходить русалкою. То жэншчыны, волосы длинные распушчэны, по жыте бегають, як жыто цветёт» (Рясное).

«Цэ та, што помре або родицца на Русалный тыждень» (Боровое).

«Як на Играной неделе деўка умре, — ў русаўки пойде» (Золотуха).

«Хто умрэ ў Русальный тыждень, то та деўка робицца русалка… Да де ж яны жывуть? Просто показуюцца ў лесу, на дорози, ў жыти» (Червона Волока).

«Хто родицца на Трийцу, венчаецца и помирае на Трийцу, — оны як диўки, идуть, собираюцца гуртом. Волосы ў их доўги, распатлованы, фату одевають, ленты…» (Вышевичи).

«Як девочка на Трыйцу родилась и умерла — то уже законна русалка. Моей матери маты родилась на Трыйцу, замуж выйшла на Трыйцу и померла на Трыйцу, — цэ уже называецца русалка полностью, настояшча уже русалка. Ходила ў хати, уже она мэртва, а ходила будто ў хату…» (Вышевичи).

«Диўка, котора на Трийцу родилась, повенчалась да помэрла. Она из могилки ўстае и становится русаўкой» (Вышевичи).

«Катора умрэ на Тройцу, ў русалку перетвораецца. Не мужыки, а женшчыны» (Дяковичи).

«Хто умре на Тройцу, то русалкой буде. Па жыту ходили русалки, — жэншчыны молодые, неодетые, волосы распушчаные» (Дяковичи).

«Як на Русалном тыждни дивка умре, яна идзе ў русалки» (Спорово).

«Хто на Грянуху умрет — русалка. Яны приходят к сваему двару… Потом знов ховаюцца ў ямку <т. е. возвращаются в могилу>» (Семцы).

«<Кто родится или умрет на Троицу> — чы мужчына, чы женшчына — русалкой буде. Она ў белом и косы распушчэны» (Дягова).

«Русалкы — цэ которы умирали на Святу <в троицкие праздники>. Их обсевают маком святым <при похоронах> и ў ямку сеють мак. Усех, хто умер <в это время>, дак святым маком обсевают, шчоб не ходили» (Дягова).

«Хто умре ў русальный понядилок или на Святой нядели, — станет русаўкой. Это плохо, — старые казали» (Плёхов).

<Откуда берутся русалки?> «Цэ мэрлые. Ну, се була Тройца да тыждень сей троечны, дак хто ужэ умре на сей тыждень, на троечны, дак цэ уже русалка она вечна… Кауть, по болотах по жытах идуть да спевають» (Копачи).

«На Русалны тыждень русалки ходять, хто уже умрэ на Русалны тыждень, — то уже русалка. Тогды яны збираюцца и ходять, тыя русалки. Гудуть, нэ можна разобрать, — цэ ж мэрлые. У тэй тыждень як умрэ, то уже шчытаецца оно русалка» (Копачи).

«Котора умрэ на Русалном тыждни — буде русалка. Они на Русалны тыждень родяца и умруць. Братиха родила двойнята и померла, — то уже русалка буде, она буде ў год раз <приходить> як жыто красуецца» (Стодоличи).

«Як умре на Труйцу — чы деўка, чы жонка молодая — то буде росалка» (Журба).

«Дитя уродица на Русалочный тыждень, то цэ, кажуть, будет русалка, — як умре» (Журба).

«Як утоне деўка, — то уже русаўка. Выйде по жыту красовати. Перед Купалой» (Радчицк).

«Такие, шчо сами топяцца, цэ она обязателно буде русалка» (Рясное).

«Як людына утопица ў Святу нэдилю — то русалка. Воны ў жыти, выходять и спивають, пока Свята нэдиля не пройде. А тады ховаюцца ў жыто» (Олбин).

«Утоплены мушчыны становяцца водяными, а женшчыны — русалками» (Выступовичи).

«Сама на себе смерть накладёть, затапливаеца, маладая девушка — и становились русаўками» (Картушино).

«Русалки те люди, шчо тонуть, утопленники, — и на Русалны тыждень. Если на Русалны тыждень утопицца или помрэ, то уже шчытаецца русалка. От, у нас дядька на Русалном тыжни умер, — о, то шчытають, шчо он уже буде русалкой» (Копачи).

«Русалками становятся таки дитки малэньки, которы помирають нэ хришчены. Воны ўсё веночкы ходили сплитали по жытови…» (Радеж).

«Як малэнька дытына умрэ, то пиде ў русалкы, безгрэшна. Казалы, дытына нехрэшчэна умрэ, то як русалка иде, плаче, бо хрэста, кажэ, хочу» (Красностав).

«Хто русалкой стал? Да нехришчэные дети. Их на канаве закапывали. Вот откуль русалка и взялася. И ў рэчке русалки тые ё… Это неживые дети як родятся, — их матери не ў могилки клали, а ў канаву. Или мать умрет, не разродится, — то ребёнок будет русалкой» (Челхов).

«Как помре дитёнок нехришчаны, из няго получаецца русаўка» (Картушино).

«Вмэрла дытына малая — то русаўкы звалиса» (Забужье).

«Росалкы — цэ мэртвии, котори нэхристени умирають между Тройцэю и Вшэстьем, — и як дивчина и ходить» (Червона Волока).

«Дитя некрэшчоно як закопають — русалкой становицца» (Оздамичи).

«Русалки те, хто малэнькие умирают, праведные, шчэ не нагрэшыли… Нехрэшчене дитя, родыцца и без хрэста помирае» (Олтуш).

«Русавочкы после Троицы ходют. Таки манэньки. Тои диткы, шо умирают нехрышченые, нэ гришные… Тильки малэньки диты, хорошие диты. Они з раю, од Бога посланы» (Олтуш).

«Умрэ нехрэщенэ дитя, мать говорит: „ў мене девочка пуйде ў русалкы“» (Хоробичи).

«Дитя як умре нехрэшчэное, то ў ночы плачет. Какая жынка умная, то кинет — де чуты голос — хустку и говорит: „Если хлопец, то <будь> Иван цы Степан, а як дивчына, то — Ганна цы Катерына! Дарую я тебе и хрэшчу я тебя!“ Это русалка» (Ветлы).

«Если русалка побачит человека, — буде ўслед итти и просить: „Перэхрэсти меня!“ Тады она уже не буде русалкой» (Картушино).

<Если окрестить русалку, наделить ее именем, то она уходит на тот свет> «Русаўки ў рецэ бувае. Будуть до тех пор у воде, пока им нихто хрэста нэ дасть, нэ назве их именем и нэ перекрестит. И тогда вони выходють <из воды> и идуть на кладбишчэ» (Мокраны).

«Если невеста умирает, дивчина засватана, уже ей замуж итти, вона в то времья умирае, не выйшовши замуж, — то вона превращается ў русалку» (Онисковичи).

«Як дивка запыта, заручэна умре до свадьбы — вона русалка. Ходить по жыту, пужае. Як кончицца Троица, понеделок — Розыгры, то нема их, русалок, не пужають» (Оздамичи).

«Як помрёт запытая девочка, вот она тогда ходит по жыту» (Муховец).

«Котора диўка заручена умрэ, то, ка, это русалка, вона пойде ў русалки» (Хоромск).

«Дивка засватана умрэ, — живэ ў жыте. Косы распушчэны, багато косныкоў <лент>» (Ополь).

«Гэто вроде казали, як запоины зроблять и котора помрэ, то вона пидэ русалкою. Як вона запытая да помрэ» (Нобель).

«Которые умирают диўчатами, — уже будуть на тим свети русаўкы. Як диўка заручэна да умрэ, — то уже зробицца русаўка. Например, взял жених з диўкой заручыўса, а свадьбы не було, и от если она замуж не пошла, на ее говорать: „Росаўка!“ — дразнять. Она буде <после смерти> росаўка» (Ласицк).

«Тая русалка, котора деўка замуж иде — да померла» (Гортоль).

«Дытына як вмырала на Русальныцю, то казалы — ў русалкы пидэ. Так само, як ўмырала молодыця на вэсилли, — в вэлёнови (т. е. в свадебной фате) и хоронылы» (Андроново).

«Ўроди, як диўчына умре, получаецца росаўка. Если тая девочка заручона умерла, она воскресе, буде русалкой» (Онисковичи).

«Як молода перед весиллям умрэ — русаўка. Бы молодая <т. е. выглядит, как невеста>: косныкы, венок, косы распускали. Бы дивка молода, хороша… Ходят, як красуе жыто» (Дружиловичи).

«Як умрэ незамужняя деўка, — яна з таго свету пошла по свету ходыты… Як запье жених деўку, то яна переходить на русалоўку, — як помрэ» (Оброво).

«Як пуйде деўка замуж и веселле йдэ, и коровай уже поделили, — а як вона умре, то буде росалка» (Журба).

«Русалки — то дивчатки молодэньки, шо вмырают» (Ветлы).

«Которы умирають девушками — русальницы тыи» (Верхний Теребежов).

«Котора девушка не выйде замуж и умре, — пийде ў русалки… На межах танцують. <Одеты> в чым мать одевала <на похоронах> в белом платье и венке, как хоронили девушек» (Онисковичи).

«Як чэсна девушка умрэ, она становицца росаўкай» (Лопатин).

«Диўка як умрэ да сховають, — дак росаўкай скыдаюцца» (Лопатин).

«Хто деўками умерли, тыя, будто, с того свету выходять у винкў з лентоў — гэта русалкы» (Оброво).

«Хто умирае на Русальном тыждне из девок — той русаўка» (Тхорин).

«Русалка — цэ мрэц, душа. Русалка — когда человек умер, вроде, тень то йе»; «Русалка — людына, жэншчына, як мрэц убираны» (Ветлы).

«Русалкою становляться тыи, которыи вжэ повмыралы: помэрлый батько, маты» (Дяковичи).

«От, кажуть, ходить русалка по жыту. Это мэрци, души умершие. Русалки ходят дви нэдили…» (Нобель).

«У Русальный тыждень умэрли виходять и по свиту ходять. Русалкы — то ўмэршии, то жинкы таки, покойныки, голи ў чом мать родила. <А мужчины?> Не, мушчыны не!.. Пэрэд Трийцэю в пьятныцю выходылы, а писля Трийцы назад на моглицы <уходили>» (Любязь).

«Русалки — мэрци, по жытове, по льнове, по полю ходять. Буў таки тыждень Русальный и вони ходылы. Ў билом ходят, на жынку похожы. Оны, можэ, с кладбишча выходят. Уходят после Русального тыждня назад на мисце» (Ветлы).

«Русалки с кладбишча встають и идуть… Бог душу выпустил, ходит она по миру» (Днепровское).

«Бы ўроде диўка бигае. Яе ж нема, закопають ў зэмлю, але уроде она буде бигаты, ходыты… Только як жыто красуе. Их красота перыходыть на жыто, тэи девочки. Але потом замирають, як обыкновенные, которые мертвые лежать. Им Бог позволяв на один денёчек пойти покрасоваты… часоў ў двэнаццать дня, ў такое врэмя больше. Як жыто красуе ў поли. Дэ воны деваюцца? Ну, вона ж мэртвая, вона ж назад ў ямку тую иде, до Бога ж не пойде…» (Ласицк).

«Убитые громом женщины становятся русалками» (Оброво).

«Русалки — это проклятые дочери, есть такие матери, шо детей проклинають» (Заболотье).

«Нэ слухаюцца батькоў, урэдные такие, — то уже проклинають йих и воны становляцца русалками» (Нобель).

«Это заклятые. Закляў родны батько свою дочку, и вот она стала русалка» (Стодоличи).

«После Русальной недели уходят на могылкы. Русалка з людыны робицца. Шось вона знала, — добра людына не пойде ў русалкы» (Рясное).

«Казали, была земля незаклятая, и хадили етые русалки. Бывало, придеть, сядеть и плачеть. А как поўноч прайдеть, — де и делась! <Кто такая русалка?> Жэншчына, екая умерла, до сорока дней каждый день ходила. Не любая, а катора за собою што-то знала, плохое дело» (Семцы).

«Русалки як девушки… у веночках, позаплетаные, ў белом платейку» (Замошье).

«Молодыи дивчата у билых платтях, ў венке на головах, ленты ззаде» (Поворск).

«Маўкы — то русалкы, красивы, венок на голове, по жыти бродют» (Староселье).

«Кажуть, бы диўчата молодэньки. Мальчыкы — шось не, нигды нэ кажуть. Гэт, кажуть, показуюцца як диўчата. Хороши, распушчэны волосы, виночки, хорошэ одитые, у белому, — русалка и ўсё. То ж воны из кладбищ… Кажуть, шо умирають диты молодэнькие и нехришчэные, — появляюцца русалки» (Радеж).

«Волосы распущены, одёжа бела. Девочки у белых платьечках, ў веночках» (Боровое).

«Русалки — оны молодэнькие такие и оны так стрыбают, як заяц таки. У их таки косы доўгие и оны спивают. Як кого побачат — смеюцца… У белом були, косы расплетяны» (Журба).

«Девочки-недоросточки, так по десять, по дванаццать лет и меньшенькие. Усё белое-белое, закрытые аж до низу марлечкою» (Копачи).

«Деўчата, которы молодыми потопляцца, — русалками их зовуть… Як молода, венец накладуть на голову, так як мае жэнытыся. Так ее убирають прамо туды, на той свет <т. е. при похоронах>. И вона буде ходыты ў етом венцэ, як вона русалка уже стане» (Нобель).

«Русалка нарадена, як невеста. Яна врэда не чынит, — выйде, подывицца и уйде. А люди прятались од них, бо боялись. Девушка с распущчэными волосами у белом платье» (Спорово).

«Иде девушка у вэнках, коснычках, бало, як покойничка девочку нараживалы» (Лопатин).

<На вопрос: «Как выглядели русалки?» получен ответ об обряжании покойника>: «Их жэ колись заматывали <завязывали ноги>. Тяпер жэ обувають ў туфли да ў тапочки, а колись полотенцем беленьким або марлечкой ноги обкрутят, — да й лежить…» (Копачи).

«Красна дзеўка, распушчаны волосы, гола или ў белом» (Туховичи).

«Нихто яе ны бачыў. Так казалы, шчо страшна, доўги косы, зубы велики…» (Засимы).

«Страшная, з рогамы, з глазамы большымы, волосы длинныи» (Засимы).

«Бы жэночына яка старая. Пральныкы дэржалы ў руках. У тое врэмья, як жнуть, появлялысь» (Лопатин).

«Косы распушчэны, цыцки висяць, гола. Хопиць <детей> и ў жыто унесе! Кудлата як ведьма» (Оздамичи).

«Ведьмы етые, русалки — одно самое! Говорить, касмата така, косы распушчэны. От, говорить, распустила косы, як русалка. На Русальну неделю памре, — русалкой стане. Тень спараецца, вроде, не человек — таким сталбом иде» (Барбаров).

«Люди как женшчыны, тольки валаса длинные растрепаны. У леси жывуть, на могилках, на кладбишчах. Голые, касматы-раскосманы» (Золотуха).

«Русалки черные, кашлятые. Схопят женшчыну, замучат. Цыцку сваю дают, кабы ссала» (Золотуха).

«Аброслые такие, першабутные. И женшчыны, и мужчыны кашлятые, голые, ў лесу…» (Золотуха).

«Лохматые, страшные, подвязывают на березах ветки и качаются» (Хоробичи).

«От, русалка — плахая зьвер, паганая ето вабще. На зьвера русалка пахожа. Русалки — ето абезьяны» (Комаровичи).

«Як маўпа, женшчына, страшна такая, грудями могут задавить» (Дяковичи).

«Русалка з жалезными цыцками, голые, касматые. Паймають и застрыкочуть» (Присно).

«Валаса растрёпаны и сама крэпка, жалезна, — железнячка, ничем ее не разабьеш. Это та самая русалка, ведьма» (Картушино).

«Русалка, вроде, женшчына старая, старуха, такэе оборванэе усё. Вроде, убивае цыцкаю большой. Цыцка зализная <у нее>. Така старэнька, страшная» (Кострово).

«Русалки як жонки, но руки як лапы ў сабаки и шерсть на теле. У них цыцки велики были, коль встретит кого, то закидывает одну на плечо да другую — и щекочет до смерти» (Дорошевичи).

«Русалка доўгая, кошматая, рубаха на ём, с тоўкачом <в руках>. Можэ истолочь…» (Радчицк).

«Русалки косматые, кажуць, уже немолодые косматые женшчыны. Паймае, — цыцку ў рот запхае и задаве» (Жаховичи).

«Не йди ў жыто, бо русаўка вубежиць с ксматыми косыма, зализными цыцками задавить» (Жаховичи).

«Из жыта русалка вылазить и так: „Гу-у-у-гу!“ — гуде. Косы навешала, — людына да й годи. Красное тело на ёй… Русалка крикнула: корова не корова, — таким голосом комедным, крэпко рэванула, поганым голосом… А выпросталась, — дак здоро-о-ва!» (Злеев).

«Русалки ў билой одежы коло воды сыдять и рашчэшуюцца» (Олбин).

«З зелеными распушчэными косами девушки. В зэлэни одеты» (Плёхов).

<Русалки> «ў билом, ў косах, косы билые, голоненькие як мати родила. Цыцки поўные, косы доўгие до пят. Вэночки сами плели соби, на голоўку клали, з волошки» (Берестье).

«Диўкы ў доўгом таком одеты, косы распушчэны. У чорном, косами обвешивались распушчэными. Голые, а косы доўгие» (Тхорин).

«Русалки голые ходять, вочы большие, косы доўги кругом висять. Вроде, деўки, вроде, жонки. Адення ў всих аднакие: красные или белые. Русалки ўсе ў адном платте» (Симоничи).

«Як молодая женшчына, ў белой сукенцы, худэнькая. З темными волосами, з доўгими волосами, якия закрывали вочы» (Верхний Теребежов).

«Они только ў рубашках, кудлатые, распушчэны волосы» (Заболотье).

«Доўги распушчэны волосы, з косою дивоцькою. Булы й мужыкы, и бабы, и диты. Як людэ, моглы всяки буты. З воды выходылы и хутэнько биглы ў жыто» (Андроново).

«Косы роспушчаны, вяликие, длинныя, одеты ў белым плацци, ў вэлюни. Худая, вся ў шэрсти. Голая, с распушчэными волосами» (Гортоль).

<Детей пугали>: «Нэ ходитэ ў жыто, бо ў жыти росаўка. — Бабо, а хто ж такая росалка? — Деўка гэто! — А якая вона? — Голая, без одэжы и косы росплэтяны» (Лопатин).

«У русалок долгие волосы, одежа белая, долгая сорочка из полотна» (Днепровское).

«Русаўка из себя как жэншчына ў белом платте длинном, распушчэны волосы, без платка» (Жерелево).

«У русаўки русые волосы, а не чорные, и во ўсём белом, и венок на голове» (Жерелево).

«Я русаўку сама бачыла. Я шла так ў лесу, бачу: деўки таки, косы висять. Три русаўки плешчут, плешчут <в ладони>. Я токо позираю. У их нема й сорочек, тольки косы» (Выступовичи).

«Такая голая, груди великие, волосы пораспушчэны. Бегають по жыту и людей шлякотали» (Барбаров).

«Красавицы-деўки, рыбачый хвост з вады…» (Великая Весь).

«Некаторые як человек, некаторые з рыбачым хвостом, девушки, волосы длинные» (Плёхов).

«Русалка ў ваде живеть, как рыба. Деўка, а хвост как у рыбы. Распущенная коса» (Радутино).

«Котра людина втопиться на Русальный тыждень, стае русалкою. Русалка половина як людына, а половина як рыба. Выходыть з воды, иде в жыто» (Ремчица).

«Колись одна тётка ходила, щавель сбирала на Зэлэну нэдилю. <Видит>: багато деўчат бегают, спивают, кружацца, хоровод водят. Она разобрала, шчо у них не ноги, а хвосты рыбьи, — то русалки» (Дягова).

«На могилках русавки гуляють, ў жите сидять, ў воде» (Великая Весь).

«Появлялись летом, когда сонце сядет. Вечером ў девять часоў. Днём не видать их… Зимой русаўки на дне <водоемов> сидят» (Радутино).

«Появляются чы ў лесе, чы ў жыте, ў могилок. Бильш всего ў лите, ў мае, ў поўдня и пивночы» (Олтуш).

«Як жыто квитыть — тада <русалки> кажуцца. Показуются рэдко. Дивчатки небольшые, годочка чэтыры-пьять. Как сонце сходит, — они выходют. У белом у всём, у веночку» (Олтуш).

«На Троецком тыжню выходять русаўкы з-под зэмли» (Олтуш).

«Русаўки ў поли бегали на Наўску Трыйцу. Як квитуе жыто, то ходять» (Одрижин).

«Як рясуе жыто — тоди русалка ходэла. На мэжэ, ў жыце, на кладбишчы, ў лиси появляецца» (Ополь).

«Тольки ў жыти, як жыто красуе» (Спорово).

«Тых русалочок можно ў день побачыть, як жыто йе. Як цвитки ростуть по жытови» (Радеж).

«Як жыто красуе, цвите, кауть, росаўка ходыть. Говорать, разодетая бы деўка, як помрэ <т. е. в свадебном наряде>» (Лопатин).

«Росаўки — шчо лякалы ў жыти. С косами большими, ўся ў косах. И мэча <палка, пест> така ў ей була, ўроди, ў руках. <Появлялась> ў день, ў дванаццать часоў дня, — это ў ей прогул ў дванаццать часоў» (Лопатин).

«Шчэ их бачылы на моглицах ниччу, колы хто вмыраў и на други дэнь» (Андроново).

«Выходить ў дэсять цы у дэвьять часоў, пошла гуляючы, и вона до дванаццати часоў гуляе, мае право гулять. А ў дванаццать иде на свае место» (Радчицк).

«Можно увидеть ў двенаццать часоў дня русаўку, када жыто красуецца — ихня гулянка: гудять, пишчать, крычать» (Картушино).

«У жыти бувають, пад рекой, на бэрэзи, ў лесу. Особенно на Зелену нэдилю они ходять» (Дягова).

«Можно встретить больше в лесу, в болоте, в зарослях» (Жерелёво).

«Выходылы <русалки> перед Святою нэдилэю ў чэтверг, а тоди до чэтверга — Русальный тыждень» (Олбин).

«У двенадцать часоў дня, ў поўдень, гэто с двенаццати до двух часоў, у гэто врэмья, ўроде, воны выходять и пугають людей» (Хоромск).

«У нас казали, шчо русаўки ў жыци, як жыто две недили колосицца, две недили цвитэ и две недили спее — у гэто врэмья русалки ў жыце. А як пожнуть жыто, то русалок нема» (Хоромск).

«Ходят вони два дне: неделя и понэделок, чэрэз неделю после Троицы. Понэделок называецца „Розыгры“» (Журба).

«Коло могилок <ходят>, по жытах, особенно як красуе, цьвите жыто» (Журба).

«Русаўки на Трийцу выходят з воды, а хто кажэ — ў лисах они жывут. Цэ Розыгры, от понэдилка до понэдилка цэй Троецкий тыждень. Диўчата нашы поехали на Трийцу по ягоды. Диўляцца оны: на бэрэзи дви <русалки>, и качаюцца и смиюцца. Косы роспушчэны, оны у лентах по-украиньски, по-нашэму» (Вышевичи).

«Умершие на Русальный тыждень становились русалкой. <Можно видеть> во всё врэмья, як жыто красуедца, чы як жнуть» (Возничи).

«До дваннацати часоў дня <русалки> шугаюцца по ветках, а потом с дванаццати — уже нет. А як человека яни захватят ешчэ до дванаццати, дак яни яго зашкрябуть» (Золотуха).

«Колысь говорылы, шо выходылы русалкы з воды, таки з длинными волосами, таки красивые деўчатки, и ў кружку танцевали, и ў води танцевали. <Когда они появлялись?> Вот оно пэрэд Купалом. Голые диўчатка вылазять, красивые… Идеть промеж жыта на межы и там соби пляшуть» (Нобель).

«Ходили только на Русалный тыждень, ў жыти, ў леси. Збирались на дуб, дед рассказывал» (Боровое).

«Росальный тыждень — цэ после Труйцы. Тилькы ў тэе врэмья воны показувалиса. По жыти не можна було ходыты, ў горох не можна, — казали: росаўкы тамэка» (Червона Волока).

«Розыгры — други понедилок после Тройцы, — русалки збираются кучами на поли, ў жытах, гуляють, спивають, крычать» (Тхорин).

«По корчах лазить, и ў леси, и на поли. Зловить — залоскочыть» (Тхорин).

«У тое врэмья русалки ходять, як цвите жыто» (Нобель).

«У два часа дня ходять по жыту, платочками махають. Во ўсёму белому. Вумершие, которые утопяцца» (Нобель).

<По жыту они не бегали?> «Па жыту яны ня бегаюць. Чё яны па жыту пабегають? Яны ў двор, ў свой двор идуть. Вот как умёрла, — у свой дом ишла» (Радутино).

«Тыждень Русальный перед Трийцею, — и мэрци ходять поскризь по жыту. Особенно, казалы, ў поўдне ходылы русалкы. Тильки тыждень оны ходылы колись…» (Щедрогор).

«У час дня, як само и ў час ночы русалку можна побачыть» (Щедрогор).

«Як жыто квитуе, то русалки ходять» (Любязь).

<Куда уходили русалки?> «На свое место, до мэрлых идуть уже ж воны. Откуль пришли, туды они и пошли» (Копачи).

«Русалки, як Русална неделя кончаецца, идут ў леса и нихто их не бачыт. Они один раз ў году» (Барбаров).

«До самих Купалок <до Иванова дня> стыркають крапиву, штобы яны ў окно не лезли. После Ивана Купального их няма» (Хоробичи).

«После Русалок <т. е. после Русальной недели> их нет ни на берёзе, ни на вербе. Казали, ў воду уходили, ў бор» (Хоробичи).

«У воду уходили через тыждень у понедилок после Троицы» (Макишин).

«После Русального тыжня уходили до дому: ў землю, ў гроб, ў воду» (Днепровское).

«Тыи нядели прайдуть, як жыто асыпецца и стане поспевать, — русаўки уходят ў лес, ў болота» (Картушино).

«Зимой <русалки> уходят на кладбище, лежать ў гробу. Ена являецца, а труп ее там ляжыть <в могиле>» (Радутино).

«Уходят ў могилки, де похоронены» (Журба).

«Пэрэд Трийцею ў пьятныцю выходылы, а писля Трийцы назад на моглицы шли» (Любязь).

«Як Сёмуха, ў суботу сим недиль от Великадня, — вылазят з вады русаўки да и ходят по полю. А ў вторак чэрэз тыждень идут ў воду» (Берестье).

«Вони ходят цэлый тыждень <после Троицы>. А ў понидилок ўсе сходяцца и уходят на сваю дорогу: хто утопиўса — иде ў воду, хто умрэ — иде ў свою дорогу, ў леса…» (Берестье).

«После Навской Трыйцы русалки ходят. На Русальном тыждне они ходють по полю, по льнове, по жыти. В лесу не ходють. Выходят с кладбишч, туда и уходят» (Ветлы).

«На Русавный тыждень воны цилый тыждень бувають. Од понэдилка до понэдилка. На лози моглы буты и ў жыти. До хаты заходылы, то же <люди> вэчэряты ставылы русавкам… З жыта вже выбиралиса на кладбишча. После Русальной недели провожалы русаўкы на могилки» (Забужье).

<Русалки> «засыпають з полевыми цветами, просыпаются, когда цветы полевые зацветают. Нельзя поўз жыта, поўз воду ходить, — значит, ены там…» (Злеев).

«На Троицу русалки выходять. Умре людына ў той день, шчо русалки встають, ў чэтвэрг перед Троицею, — и станут русалкой. После обида ничого не робылы. У Сухый чэтверг <следующий после Троицы> русалочки пересушуюцца и ховаюцца ў могилу. Провожають русалок» (Олбин).

«Русалки живут зимой в воде, а в Русальный тыждень выходят в жито, в поле, в лес. Жито красуется, — тогда там русалки» (Хоробичи).

«Русалка як нападе, дак шлекоче, пока не умреш» (Тхорин).

«Русалки мушчын не трогали, а жэншчыну могли зашчэкотать» (Замошье).

«Ходят только один тыждень. По жытых ходят тэи русалки. З жыта выходили и детей ў воду тягали» (Рясное).

«Як девочку поймают дак залоскочут аж до смерти» (Рясное).

<Русалка сбивает с пути> «Буде выйде диўка до часу на Русальной неделе, то и дорога знакома, а русаўка завертить… Одна так и заблудилась» (Вышевичи).

«Года тры назад русаўки утягли девочку на Троецком тыжни, етыми праздниками… Та девочка утопилась» (Вышевичи).

«Колись по жыту ходили, як жонки молодые, неодетые були, а волосы так распущеные… Если прижме к своим грудям, дак задушит человека» (Дяковичи).

«Груди ў их велики, бутто горшок, чугун. Цыцки чорные, здаровые, — бы морские люди. Пайди тольки ў лес, — схопят, замучат цыцкаю ў рот, каб ссала и ссала… Ето русаўки самые» (Золотуха).

«К людям приходили, шчоб наказать, к тем, хто робиў <т. е. не соблюдал запреты на определенные виды работ>, приходили и робили зло» (Возничи).

«Як тую русаўку стрэтыш, то можут хоробою наградыты» (Ласицк).

«На Гряной няделе русалки ходят. Не сматри назад, а то галаву перекрутят назад» (Картушино).

«Нехорошо, пагано русалку побачыть. Якась неприятность буде ў роду, — може <кто-нибудь> повесицца, може утопицца. Вобщем, семейна неприятность» (Днепровское).

«Як встретишь русалку — бежы са ўсех ног: дагонить — памрешь» (Старые Боровичи).

«Се ж Русальны тыждень — русалки будут лякать. Оны як злюбять кого, — нэ чыпають, а як нэ злюбять, — залоскочуть. Каже, рогочэ чоловик, а не видно ж…» (Копачи).

«Кажуть, оны ходили да шкоду робили, — тые русалки. Жыто повминають, на городи ужэ таи што поробицца, якая-то шкода. Дак на йих наложылы якее-то закалятте, шоб оны боўш нэ выходили. Так от, говорать, с тых пор ужэ як тэе заклятте пройшло, оны ужэ нэ ходять» (Копачи).

<А можно было ее прогнать?> «Ну, как жэ ты прогониш? Ена тебе зашчыкочыть. Моўчать, бояцца ўси. Постепенно ужэ яны перевялись самы» (Радутино).

«Русалкы ў жыти <сидят>, з железными цыцками, паймають и застрыкочуть» (Присно).

«С кладбища вони приходили… Могут залоскотать, с собой забрать» (Перга).

«Говорыли, шо так вжэ воны лякають кое-кого, зловеть, — то козыкають» (Симоновичи).

«Як жыто вытоптано, по зелёному жыту желтые кольца бывают: ето они <русалки> ево высушивают» (Бостынь).

«В жыте русалки катаюцца, кажуть: „русалки вымяли жыто!“» (Днепровское).

«Русалка заплятае косы <коню>. Цы ана жэньшчына, цы шчо… Заплете лошадь, если любить ана ее, и так лоўко, так красиво, шчо й чалавек так не спляте. А если не наравицца конь, — буде аж шум стоять на ём, так гоняе» (Комаровичи).

«Если мать возьмет с собой в поле на работу дитя в колыске, — русалка подкрадецца да возьме» (Загатье).

«На Ивана Купалу русалка будет по хлеву ходить да корову доить. Надо застрекать крапиву, чтобы она руки попекла» (Злеев).

«На Троешном тыжню я жыто жала. Бачыла: в леси на бэрози гойдаюцца <русалки> да й усё! И по жыти ходят. Таки ў веночках, як и людэ. Баба казала, шчо як деўки, у одежы: ў якой жэ поховають, — в такой жэ и показуюцца. До ее, кажут, нэ трэ балакаты, нэ трэ одзывацца: можут залоскотаты. Баба казала, шчо и дытя чуть нэ залоскоталы» (Журба).

«Русалку видеть — к добру. Як побачит хто русалку, — щасливым буде, в торговле буде хорошо» (Хоробичи).

«У жыти русалки грають, танцують, щоб цвило, щоб урожай быў, — то оны гуляють» (Поворск).

«Як баба робить на поли, а дитя ў колысце, — яна <русалка> приде и поколыше» (Дяковичи).

«Они паганого ничого не зробять, поховаюцца, — чоловик их не бачыть» (Кочище).

«Русалок не называють нэчыста сила, та людына щаслива, шо их побачить» (Поворск).

«Тильки праведни люди бачили русалок» (Свитязь).

«Русаўка — это дастойный человек, бэзгрэшный» (Жерелёво).

«Хто почул голос русалки, то шчасливая, бэспечна жинка пэрэд Богом» (Ветлы).

«Тильки малэньки диты, хорошие диты <становились русалками>. Они з раю, од Бога посланы. Веночкы з волошки. По жыту збирают и вьют… Летом на Ивана ходют. Как сонцэ сходит, — танцуют и поют. Хорошеньки! Волоса ў их жолтые-жолтые, блыскучые. Они не опасные, из воды выходют…» (Олтуш).

«Хто у Бога заслуженый, — той побачыть русалок» (Забужье).

«Як русалку побачыш, — то ты угодна у Бога, бо то вона праведна…» (Щедрогор).

«Русаўки када из воды вылезуть, — поют. Насадяцца <вместе> и хорошэ поють. Када на сушу выходить, то ходють по жыту, а потом ў морэ уходять» (Заболотье).

«Часом збиралися русалкы ў хвоини, бралыся за рукы й почыналы спивать и гуляты» (Андроново).

«Русалка всегда ў жыти жыве: поють там, пирують… Русалки на Троецкой неделе гуляють ў жыти, хохочут» (Старые Боровичи).

«Кажуть, спивае <русалка>: „У мене косы, як полосы, у мене цыцки, як паляницки“» (Тхорин).

«Русалкы по жыту ходять на Русалном тыжни, — диўчатка бигають по жыту. После Трийцы Русалны тыждень… Спивають, танцують. Оны — кажуть — спивають: „Не кладитэ хлиб на дижку, бо не буде спору“. Танцують по жыту и приспевують. Так оны росу позбивають на жытове, шчо так гуляють, — росы не буде там. Это йих така доўжность: от, Русалны тыждень — и воны мусять гуляты по жыти. <Откуда они приходят?> Оны з зэмли, мо, с кладбишч ходять…» (Нобель).

«Ў ее доўги косы. Влезе на дуба, лезе русаўка та, кажуть, вельми высоко на дерево. Да пужала людей» (Симоничи).

«У жыте русалки лякают, у долони ляскают» (Рясное).

«Сяде на дерево и шугаецца, и пее, пее! Ўсюду были, — и на воде, и на деревьях» (Золотуха).

«Чы ў поле, чы на дереве шугались. За голле ухопяцца да и колышуцца. Голые, не надетые…» (Золотуха).

«Играная неделя, — их тады бачат, а боле <в другое время> их не бачат. Як умрут, — и гуляют. У одёже, все раскосманые були. Па лесу ены шугались, аж лес трэшчыть, за дерево учэпяцца…» (Золотуха).

«Умерло нехрышчэнэ дитя на Русальном тыжни, ў Пятроўку, — и ено пошло ў русалки. Дак люди жнуть жито, а оне качаються на берозе да кажуть: „Мене мати породила, нехрышчэну положила“» (Верхние Жары).

«Русалка ў жыци калышецца, касмата. Яны ў жыци, кали красуецца жыто, на арэли калышуцца» (Великий Бор).

«Голые, как девки. Волосы длиннющие. Сидят на березах, сидят и качаются… Подвязывают на березах снизу ветки и катаются» (Хоробичи).

«По дубах <русалки> лазили. Косы распущены, цыцки великие. На Троицу <их> бачат. По лесу ходили. Груша стояла, дак кугалася русалка по ней, с дитём маленьким» (Дяковичи).

«Яни голые хадили, ў косах. Ў лесу, де бярёзы длинные, тонкие стоять, — ани чапляюцца, делаюць арэли <т. е. качели> и калышуцца. Звьяжуть голля и калышуцца» (Картушино).

«Русаўки калышуцца на крястах на кладбишча ў дванаццать часоў ночи» (Картушино).

«Русальные берозы, — на них русалки качаються <т. е. на березах, ветки которых свисают до земли>» (Хоробичи).

«На деревьях сидели. Гутаютца, калышуцца. За какаты бярутца, за какоття — и гутаютца» (Семцы).

«Человек бачыў: на дереве калыхались. У белом в усём, на голле так калышуцца, да спивають, да крычать» (Дягова).

«Батько повел пасти коня на сенокосы. Это как раз было на Труйцу, это тые троецкие свята, — то русаўки, було, ходили. Так — каа — люг коло жыта, конь пасецца, а воны <русалки> стали спевати ў жыти. Спевали усякие песни, от як дежку месишь, — на дежку муки не сей…» (Радчицк).

«На Трийцу терник на землю кидали ў хату, на столе ставили наўхрэст, по стенах ставили, — шчоб русаўки не ходили ў хату» (Вышевичи).

«Опуцки (татарник) таке ставляють на окне, липу, полынь. Цэ и ў дворе, — щоб русалки гойдалися. Усю хату таку зелену зроблять» (Вышевичи).

«Як умруть на Троицу, дак ў гроб опуцки (татарник), полынь кладут. На кладбишчэ повесять на хрэст опуцки, полын. То уже хто умре на Троицу. Сама бачыла: опуцки коло хрэстыка прыв’яже…» (Вышевичи).

«На Троицу ў Зэлэну субботу ложица трава: цэ шчытають, шо тые русалкы ходылы, шоб ноги у их нэ кололыся, потому шо воны ходять же босые. Дак шчэ ложать траву ягур, кладуть у хату <она лежит всю неделю>, а ў понэдилок встають рано, до сход сонця и траву тую собирають» (Днепровское).

«Шчоб русалки не заводились, — трясуть травою ў сенцах, ў хате, и понатыкають клечанне ад русалок: клён, липа, бероза, верба. Не йдёт <русалка> на клечанне» (Дягова).

«После Троицы перед Петром во дворе и в хате вешают ветки с листьями кленовыми и цвяты красивенны, — ето русалок адганяють» (Старые Боровичи).

«Як умре <кто-нибудь в семье>, то на Трийци ставляют бэрэзы, закопають во дворе, шчоб русалка почэпилась на яе да не йшла до хаты. Стромляют бэрэзы и ў могилок, — русалки придут да повесюцца на тэй бэрэзи» (Выступовичи).

«Цэ на Зэлэну недилю, кажуть, ў четверг чы ў пьятницу — русалка. Дак стирать не ходили на копанку, на рэчку. Липу стрекали, лепеху бросали на пол, шоб русалки не ходили» (Олбин).

«У свято нэ робылы. Тот, хто робить ў свято — на умэрлых Трийцю, на умэрлых Пасху — хто робить, дак русалки на поли полякають» (Ветлы).

«На Русалаўны тыждень тры дни нэ можно ў поли робить, бо буде вялики дождь, град и пабье ўсё ў поли» (Оброво).

На Русальной неделе говорили: «Нэ буду робити, бо русавалкы идуть ў зэмлю… Нельзя полоть на огороде, бо русавалкы повырвут» (Оброво).

«Крый Боже, на Розыгры почынать робити <в поле>. Розыгры это их дэнь був, етых русавок» (Ласицк).

«У понедельник <на Русальной неделе> уже никто ничого нэ робыть. Кажуть, русалки выходять. Нэ роблять, пока яны нэ выберуцця <т. е. пока не уйдут>» (Вышевичи).

«В Русальницу бабы боялись идти полоть, бо, кажуть, русаўкы залоскочуть» (Забужье).

«Жинка полола лён на Русальный тыждень. Тильки вона сполола, — выйшла хмара, грим, ветер и всэ спалыло… Нэ можна полоты на Русальнице. Русальница — то мэрлы ходять» (Ветлы).

«Детей лякали: Не йди ў жыто, бо там русалки. Ў жыти, вроде, жили…» (Плёхов).

«На Русальны тыждень дети не выходили з дярэўни ни ў лес, никуда! Боялись русалок. После Русального тыжня уже воны <русалки> не ходили. Чорт знае, де уже воны <девались>» (Стодоличи).

«Русалны тыждень, волошка цвите, — не йдэ жэншчына ў лес по ягоды. У жыто не ходи!» (Стодоличи).

«Это перед Труйцей Русална недиля, — кажуть. Они <русалки> уже гуляють. Вот, по ягоды ходили, а то — Русальны тыждень наступав: не можно идти тады, бо они збираютца тады да пужають. Не можно идти ў лес на Русальну недилю» (Барбаров).

«На Русальны тыждень не можна тычкы на горох росставляты. Одэжу не можна вишати, бо русалкы побьють» (Любязь).

«Нельзя купаться на Купала, — утоплять етые русаўки» (Радчицк).

«На Русаўки <первый понедельник после Троицкой недели> нельзя купацца, стирать, — русаўки там выкупываюцца, можуть утопыты. На Святую неделю не стирали, штоб не утопили» (Плёхов).

«Самэ главна, шчоб ў чэтверг не купаўсь и ў лис не йшоў, и на лугах нидэ не ходыў, и па жытах… Сухый чэтвэрг называўса, або крывый» (Днепровское).

«До ее <русалки> нэ трэ балакаты, нэ трэ одзывацца, — можуть залоскотати. Купацца нельзя було, бо ў рэчци залоскочэть русалка… А зараз жэ их немае» (Журба).

«Боронь Божэ, шоб не шли на Русальны тыждень купацця, бо русалки утягнуть у воду. И на поле не йдеть, и у воду не йдеть, — бо скрозь русалки!» (Копачи).

«После Тройцы етой понэдилок называецца Русалны дэнь. Мыты нэ можна було и на траве нэ расстылалы <белье>. Кто расстилал белье на траве, — оно всё побито дырочками, от русалок. Бало, старые люды ў гэтой понэдилок нэ пололы и нэ мылы. На полэ нэ йшлы от Трыйцы до пьятныци» (Онисковичи).

«На Русальну нэдилю и нэ пэруть, и нэ вишають, и одэжу нэ пидсушують, бо русалка побье, диркы поробить» (Березичи).

«Не можна было стирать. Як маленьке дитя е, то его не купаеш» (Журба).

«Нэ трэба стираты. Цэ ў Сухый чэтвэрг одэжу пэрэсушивают… Цэ ў нас було: дытя рэвочэ и рэвочэ. А маты надела на него рубашку, стиранную <на Русальной неделе>, — росалки его и залоскотали» (Журба).

«На Троечном тыжни стирать не можно, як диты мэрли е <т. е. если в роду есть умершие дети, то нельзя стирать в этот период>. Не шиют. Цые детки ходят на цем тыжне да збирают квиточки. А однэ ходит ўзаду да плачэ, кажэ: „Моя маты шила на цым тыжне, дак мне ноги вельми коле…“» (Журба).

«На Русальном тыждне не можно шить. Женшчына шила, — русаўка ее замучивала, зашлокотала» (Тхорин).

«На Русальну нэдилю шить нельзя, шить да подмазывать ў хате нельзя було. Они, русаўки, можут залоскотать» (Выступовичи).

«Если будеш на Русальном тыжне шить, то русалка не буде спать давать… Русальный тыжден, чэтвэрг Сухи на Русалном тыждене — цэ русалки. Ничого робить нэ можно! Як только будеш робить, то значит, — встретится з русалками» (Выступовичи).

«На Русальну неделю нельзя белить, шить, узелки завьязывать, вязать не надо. Як ты чоловеку можэш пошить, а он наденет, дак ён хоть убьецца, хоть утопицца… Така буде смерть» (Выступовичи).

«На Русальном тыжню як ў кого хто вмэр, то шити нэ мона було» (Любязь).

«Русалны тыждень попадаецца ў июни месяцы. Шить не можна. В огород нельзя ходить, бо не растимэ, як трэба. После Русальной недели куда яна <русалка> деется, — не знаем» (Стодоличи).

«На Русальной неделе не шили, не стирали, не мазали, — шоб русалок не гневить» (Возничи).

«На Розыгры не шыемо, бо то, кажуть, русаўцы очы зашыеш» (Радчицк).

«На Русальны тыждень, кажуть, нэ трэба шить, бо русалку ушиеш» (Тхорин).

«На Русалны тыждень не шыем, не мажем на дворе, шчоб русалкам очей не забрызгать глиною» (Червона Волока).

«Русальная неделя после Троицы. Не можно в речку идти купацца и не можно робить. Не шиют, бо кажут, русалку зашиеш, и она буде крычать, буде ноччу ходить и крычать. Одежы не вешают на ночь, бо русалка забере» (Рясное).

«На Русальны тыждень нэ можна було шити, бо вочы русалцы зашьеш» (Андроново).

<Запрет оставлять недотканными кросна на Русальной неделе> «Не оставляй на Русалны тыждень, бо русалки будуть ткать да сплутають нитки. До Русального тыжня стараюцца як можна доткть тэе кросна, аж за иконы тую навойку ховали, коб не ткали русалки» (Копачи).

«На Русального тыжня не ложись спать ў дзень и не отдыхай, — не то на том свете вони <русалки> будут дрова возить на тебе» (Днепровское).

«На Троицу спать во дворе нельзя. Кажуть, русалки будуть возить дрова тобою» (Золотуха).

<Запрет сажать наседку на яйца> «Я на Русальный тыждень сажала, а мене казали: „Не будеш бачыць!“ Так и було: сажала на семнаццать, а вывелось четырнадцать, и уси оны пропали, — нема ни однэга качэня, ни одной курочки, ни перьев. Усих русаўка забрала. Она ў лесу жыве. Можэ забрать на ее тыждень» (Выступовичи).

«Умерла девочка на Русалны тыждень. Ну, дак на други год цэ ж знов Русалны тыждень — русалки выходять. <Одна из них пришла в дом к своей матери>. Сидела год у мами, сядить, не говорить нишчо. Мама ж та наварыть боршч, налле. А яна ж не кушае, то ж яна тольки пару хватала, парою питалась. Просидела год, до того дня, пока русалки пришли <на землю>, а потим ў ладки заплескала: „Наши прышли! Наши прышли!“ — да и улетела» (Копачи).

«Ихаў чоловик у поле орадь, аж там стоить череда русалок на поли. Ну, чоловик кончиў роботу и йидэ до дому. А етая русалка сила йому на воз. Чоловик прыихав у двур, волы розпряг, и русалка из возу встае. Хозяин загнаў волы в сарай да иде ў хату, и русалка за ним иде и влизла у хату и сила возле печи в кутку, на прыпечку, коло лижка. И сыдила <там> цэлый год. Высыдила до того дня, в который день ей туды прывезли <т. е. на Троицу>, и вона тоди пушла з хаты. И не пила вона там ничого и не йила. Предполагають, шчо вона з якого родства була того чоловика. Русалки вже ей до себе нэ прынялы цилый год, — то вона до нього пушла» (Стодоличи).

«У едной сэмье была ужэ народилась дытына Троецького тыжня и ужэ диўкою помэрла опять жэ Троецького тыжня. Воны усей каждый год цей Троецький тыждень гуляють, ции русалкы. И вот цяя диука отбилась од табуна <т. е. от группы русалок>. Ну, и батькы бачать яе <в хате>. Вона залезла на печь и сыдила год опять аж до Трийцы. Вот колы там варять ести, поставлять от на прыпечку там шось тэплэ, так вона сунецца туды и нюхае ту пару. Понюхае ту пару и зноў у куток на прыпечку. Так сыдила год. Як опьять Трийця настала, год вона просыдила, вона и пошла опять туды…» (Вышевичи).

«Гулялы на колодках — таки гульбишчэ летом на Троицу. Колыску повесят и колышуцца. А на Троицу колыхацца нельзя, — русаўки будут чэпляцца… Девки и паробки гуляли, а тадэ учули, шчо русаўки идуть, — и давай текать! Усе поутекали, а диўчына одна не утекла, дак яны <русалки> ее залоскотали. Утром люди рано жэнуть чэрэду, а она сыдыть, от ну, жоўта, нэжыва людына и ўсэ! Ну, маты забрала свою дочку у хату, и знае, шчо русауки залоскотали, дак не ховали, а цэлый год вона була у хате. У хате вона при людях не ела, при семье, а як воны поховаюцца, на двор повыходять и поставять ей страву (кашу, боршч), шчоб пара шла, — дак вона устае и хапае ротом ту пару. Нахапалась и обратно села там у запечку. И так цэлый год. А тадэ ужэ на Троицу вона ў ладки заляпала и кажэ: Наши идуть! — устала и пошла з русалкамы» (Дягова).

«Умэрла недавно деўка у суседа. На Светой <неделе> гуляють <и видят>: деўка сидить у колодца. Они забрали ее <домой>. Она за печку села и сидить. Жила до понедельника, а тады махнула рукой — и исчезла» (Дягова).

«То называецца Русалны тыждень, той самый Русалны — Троешны. Колись бачылы русалок на етум тыжни. Колись, люди казали, от, я таку казку чула, што ехаў чэловек из работы, а она подыйшла да села на воз. Села и едзе, и едзе, и едзе моўчкы. Чэловек спыниў етые волы на дворе. Она злезла да села от ў хаци, пришла нишчэчки. Як наливаюць обед, она пары нагнецца да ухопиць да й зноў сядзе моўчки. Седзиць и седзиць! Той ужэ чэловек давай жалицца батюшке: „Што робить, ў мене седзиць ў хаци?“ Кажэ <батюшка>: „Ты поглянь у вокно да кажы: „Ось яке чудо-чудо, што вяселье — брат из сестрою жэницца““. Той чэловек так и сделал. А вона <русалка> ответила: „Гусьцейша кроў будзе!“ Вот вун и зноў жалицца, кажэ, такэ вона ответила да и седзиць. А <батюшка> кажэ: „Да ты юй кажи: Ох да и чудо-чудо, вяселье едзе, — кум с кумою жэницца (которые дзиця похристять)“. На ето вона <русалка> кажэ: „О, етэ чудо! Пойду и я побачу“. Да забралася, да й пошла з хаты. Это таке расказывали старые люди, а Буг ё зна, я ж не знаю» (Стодоличи).

«Поехаў дед у поле грэчку боронить и прывёз русаўку на бороне. Прыехаў он у поле, а она села на борону. Як деўка она, села и не злезае. Он притяг ее домой. Она села на грубке (на печи), просидела до Сухого четверга, и ушла. Ничого не ела, она пару з горшков хватае…» (Челхов).

«Земля была незаклятая, таго шчо мэртвые люди ходили русалками, звали их русалками. Одна русалка жила ў семье. Обедать не обедала, ничего не ела, а всё сидить, як прядеть, як прядеть. Як семья обедать, пары наглотаецца и опять прядеть. А когда пришла пора ей идти, куда надо, поднялась и пошла, и клубки за нею покатилися…» (Семцы).

«Заклятия не было мертвецам, то приходять домой. Печку топят, и она на печке седить и пару хлебаить. Яны приходять и на печку залезуть. И лицо их (т. е. лицо тех самых умерших людей, что похоронены „без заклятия“). Как вечер, ставни закутают, шчоб яни в окна не глядели. Когда русалка появляется в доме, она кривляеть тебя как зря и кулаком будеть дразнить…» (Радутино).

«Баба иде полем. Жито по обыдви стороны. Иде ў сорочци молодэнька <русалка>, загнала скапочку <занозу> у ногу, а баба вытягла, а вона сама не могла. Подякувала, у долони заплэскала и пушла дальше… У билому, ў сорочцы» (Олбин).

«Пошоў дед творить пчолы, пчолы колись булы на дереви у колодках. Слышит: русалки идут. Он притаился и сидит. Одна <русалка> кульгае, кульгае и сидае под сосною <на которой дед сидел>. Просит его: „Злезь!“ Он сидить. „Злезь, ничого тоби не будеть. Вытягни мени дэрэво, у мене ножка болить, я дэрэво загнала“. Спускаецца он з тэе сосны, вытяг ёй <занозу>, скидае сорочку, раздер рукава и завязал ёй ногу» (Вышевичи).

«На Тройцу боялись идти на луг, на поле, — скрузь, бо тыждень Троецкий. Рассказывали бабы: ишло тры дивчат убраных, а одна так кульгала, кульгала да й осталась. Да йшоў чоловик. Она и кажэ: „Витягните мне дэрэво з ноги“. Да й он витяг, и она казала: „Николи горя не будеш бачыть!“» (Вышевичи).

«Бабушка шла у храм. Дывицца: бежать рядком по полю русалки. А одна бежить и плаче, малэнька: „На шчо ж ты, матёнко, мэни ножкы нэ розвязала?“ А баба звязочку розвьязала, — и вона побежала» (Олбин).

«Як хто умре святами, — не одевають долгую сорочку на того: мешает ходить. Чоловик косил у поле, русалка иде и просит, шчоб подрезали ей сорочку» (Днепровское).

«Один человек коня завёў выпасвать, а ночная пора була. Это було на Тройцу. Завёў коня да спутаў да шоў до дому. Идет вун вулицэю, шчо у село, — аж идуть, идуть девочки. Одна иде да кульгае. А то ж ишли росаўки, тые уперод, одна за однэю, а одна иде з самого заду да кульгае. Подыйшла до яго близенько да кажэ: „Дядэчко-соловейко, зними ты з мене етые путо. То ж моя маты не зняла з мэнэ пута да с путом мене похоронили“. А вун узяў да и зняў. Кажэ <русалка>: „Занясеш да отдай моей матэри, она жэ мэнэ похоронила, забуласа путу знять“» (Радчицк).

«Як жала жыта женщина, а йшла русалка з дитятком, сама гола-нагола, косы пакрывали ий усё тело. Женщина злякалася, зняла з себе хвартух и платок и кинула на ее. Дак яна <русалка> и пошла. Як не кинеш на яе ничога — она гола иде — она заласкочэ, — батько кажэ» (Хоробичи).

<При виде младенца русалки, оставленного в лесу, надо накинуть на него платок, — русалка отблагодарит рулоном полотна, который никогда не кончится> (Жерелёво).

<В благодарность за то, что женщина присмотрела за ребенком русалки, русалка одарила ее чудесным мотком полотна> «…и кажэ: „Только скольки ни будеш жить, — не раскачивай <т. е. не раскручивай до конца> все полотно. Тобе его хватит на жизнь“. А женщина не удержалась, раскатала, — и всё, шчо ни шилось з того полотна, берестом стало!» (Дяковичи).

<Женщина в лесу наткнулась на ребенка русалки и укрыла его фартуком, за что получила от русалки чудесный «пастаўчык полотна»> (Барбаров).

«Пошла я ў поле да й забыла, што Трийца. Повесила дитя, погодовала, а сама — за работу. Зачула, што дитя рыгочэ. Пишла опьять, заколыхала дитя и зноў почала робить. Дитя опьять рыгочэ. Тут бачу: диўкы коло дитя. Узяла его да й пишла до дому, а не то — залоскотали бы…» (Вышевичи).

«Жонка одна была хытрейша, а друга — бедна. Бедна жонка лён полола да и забыла дитя на поли. У ранци пошла корову доить и ўздумала <о ребенке>. Побигла на поле, а там дитя не плаче, лежить, забавляецца, игрушок у его багато. Прынесла до хаты — вси дывуюцца! Друга жонка бэрэ свое дитя и иде, кыдае ёго на поли. На други день пошла ў ранци, — дитя задушоно. То було на Русаўны тыждень. Русаўкы задушили, бо тая жонка сама кинула <т. е. не случайно забыла ребенка, а оставила его специально ради подарков>» (Берестье).

«Выйшла молодыця жыто жати. В нэи дытюк малый. Колы той дытюк закрычэў, а вона пишла до тэи дытыны даваты цыцкы. Чуе: хтось крычыть, — а кругом никого! Аж выйшла баба у билий одэжи, мокра така жэншчына. Пройшла, нич нэ казала. У билому усёму гэть! Нэ можна йты <в поле>, як жито квитуе, бо то Русальный тыждень, — русалкы ходять» (Любязь).

«Женщина видела, как ее ребенка забавляли в поле русалки» (Кочище).

«От, ў кого поумирають малые, — завсегда гуляють на ету Навську Тройцу, после Тройцы ў чэтверг. То выносять одэжу, вешають де на дворе. Это русалочки будуть по жыту гулять. Оны ў ноч гуляють по жыту и ету одэжу накладають. Моя мати выносила, бувало, на грушу повешае… „Это, — каа, — мои девочкы прыдуть да будут убирацца да по жыту гулять, — русалкы“» (Радчицк).

«Выкыдають на ноч платьечки, хусточки выносять на двор, ў кого девочки помруть. Вона <русалка> походить, погуляе да и назад повесить. Цэ ў первый день Петровского поста… Если ў мене умерла девочка, — тую ее одежу выносять. Русаўка поросицца и зменивае одежу» (Радчицк).

<Родители умершей девочки вывешивают на заборе ее одежду на Розыгры> «Як заручацца молодые да попаде, шчо помре которэе, — дак тоже вона ходыть и русаўкою. И расказывають, шчо уже як дочка, например, умрэ, то старые люди николи вешають на двори платте ее. Казали, шчо было и мокрэе, — ходила <русалка> по росе…» (Ласицк).

«Умерла деўка на Русалном тыжни. И маци яе вельми стала плакаць… А як умерла, — не надели ей таго плаття, што вона хотела. Аж чэрэз некоторэ врэмья прышла ета диўка <к своему дому>. Брациха доила корову ў сарае, дак вона и прышла да говорэ до ёй: „Ты мени иды прынеси тэ платте мое, я надену, бо сёдни ў нас празнык“. Та кажэ: „Маци ж будэ ругаць“. <Пришедшая> кажэ: „Я прынесу и тоби оддам, шоб вона не бачыла, ты положиш“. И вот вона пушла, прынесла юй это платте. <Умершая> надила и пушла гуляць. Утром… вона прыносидь тэ платте, платте замазанэ. Брациха говорыть: „Дэ ты ёго так замазала?“ — „Сыро було на вулицы!“. Ну, положила она тэ платте, а маци го глянула да кажэ: „Зачым ты так платте умазала? Это ж ии, той дочкы моий“. А вона говорыць: „Это ж твоя дочка и вумазала это платте“. — „Што ты непраўду говорыш!“ Та кажэ: „Як я буду корову ў вэчэри доиць, то прыдите да пусмотрите“. И вот вона пушла ў хлив, аж вот эта диўка зноў прышла… А маци вускочыла ж да: „Вот моя, дочэчко, ходим у хату“. Прывели ии у хату, да яна як села там, де ее посадили и окаменела… И села, сидела год — ни с места. А як вушоў год — дэ воно й дилося! У хате ее не стало» (Стодоличи).

«Умерла дочь на Русалном тыждне. Як помирала, казала, шчоб сподницу на нее такую гарну наклалы. А баба наклала ей другую. Прошоў год. Вышла ее братиха ў вечери коровы доить и бачыт ту дивчынку. Вона кажэ: „Вынеси мне тую спудницу!“ А братиха: „Ты маты знаешь, вона ничого не дасть и мене заругает“. — „Вынесь тильки на ночь“. Братиха вынесла. Дочка наклала ее на себе и пошла. Наутро сподница та на ограде висить… В один день увидела та баба, шчо сподницы немае, почала крычать на братиху: „Ты ее продала чы пропила?“ Братиха кажэ: „Як я сяду ў ранци корову доить, сховайтэсь у куточку, побачыте свою сподницу!“ И бачыт <баба>: иде дочка ее. Вона ей: „Ох, донэчку, донэчку…“ и брык! — ўмэрла. А дивчына злякалась и стала як пень. Дойшла до хаты, села ў куточку. Целый год сидела. Как зноў Русалны тыждень настал, вона кажэ, скрузь окно дывыцця и кажэ: „Ужэ наши идуть!“ и вискочыла у окно» (Рясное).

«Колись казали, шчо на Русалном тыжни, — это як Тройца, — то не можна на пчолы лезти, на ту хвою, де пчолы… Колися узяў чоловек да полез улья отворить. Аж <до того> сестра его умерла, тогды уже русалкой була. Вот бегуць русалки, а та и кажэ: „Братко Иванко! Пудтягни свою жэнь, бо русалкы ухопляць!“ А вун не разобраўся, не пудтяг, а тые русаўки ухопилиса за ту вяроўку да побегли, побегли вяроўкою, — да там ў голле яго и зашлокотали. Да и упаў вон, умер. <А что такое жэнь?> То така вероўка, шо на пчолы <с ней> лезуть» (Симоничи).

«Пошоў чоловик пчолы глядець <на Русальной неделе>, аж идуць русалки. А ў ёго була там нека русаўка <в родне>, и она кажэ: „Род, род, пудыми повод!“ А вон уже и пудняў. Яго ужэ не можуть русаўки <достать>» (Симоничи).

«У мене тютка умерла на Русалны тыждень, дак снилосо, шчо русалкою стала. Кажэ: „Знаете, яка ў мене доўжность <т. е. статус ходячего покойника>, а вы мене не обули“. А мы тольки чулки надели на ноги… Колись же ничого не було, а постолы надевали на смерть. Не було ж нияких тапок, ни чэрэвиц. Дак яна кажэ: „Як вы ужэ мне погано зробили. Вы знали, яка у мене доўжность, а вы мене босу отправили“. Дак купляли там у одного дида постолы, матка купляла да отдавала нишчым. Кажуць, отдаси ужэ нишчым, — дак дойдецца и до яго <до умершего>. Кажэ <тетка, ставшая русалкой>: „Мене кулько ходить, мне жэ трэ ходити скрузь земли, — шчо нема ничого на ногах…“» (Копачи).

«Одна була деўка да памерла на Играной неделе. Пошли <люди> на кладбище. Бегут русалки, гикают да берозы нагинают, шугаюцца, смеюцца: „И-и-и-и!“ — ихкають, рогочуть. Хто на Играной умре, — ў русалки попаде. Жэншчына ту деўку спознала. Та деўка несе глёк <горшок>. „Што ж ты несеш глёк?“ — „Слёзы этые, матка слёзы налила“. Столько слёз налила <мать, оплакивая свою умершую дочь>, — не надо плакать по детям…» (Золотуха).

СПИСОК НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ,

Андроново — Кобринский р-н Брестской обл.

Барбаров — Мозырского р-на Гомельской обл.

Бездеж — Дрогичинского р-на Брестской обл.

Березичи — Любешовского р-на Волынской обл.

Бельск — Кобринского р-на Брестской обл.

Берестье — Дубровицкого р-на Ровенской обл.

Билив — Ровенского р-на Ровенской обл.

Боровое — Рокитновского р-на Ровенской обл.

Бостынь — Лунинецкого р-на Брестской обл.

Бочечки — Конотопского р-на Сумской обл.

Будка — Речицкого р-на Гомельской обл.

Будзец — Железногорского р-на Курской обл.

Бычки — Дмитровского р-на Курской обл.

Великая Весь — Репкинского р-на Черниговской обл.

Великий Бор — Хойницкого р-на Гомельской обл.

Великое Поле — Петриковского р-на Гомельской обл.

Вербовичи — Наровлянского р-на Гомельской обл.

Верхние Жары — Брагинского р-на Гомельской обл.

Верхний Теребежов — Столинского р-на Брестской обл.

Веселовка — Добрушского р-на Гомельской обл.

Ветлы — Любешовского р-на Волынской обл.

Вешня — Пинского р-на Брестской обл.

Вить — Речицкого р-на Гомельской обл.

Возничи — Овручского р-на Житомирской обл.

Врублевка — Дзержинского р-на Житомирской обл.

Выступовичи — Овручского р-на Житомирской обл.

Вышевичи — Радомышльского р-на Житомирской обл.

Голубица — Петриковского р-на Гомельской обл.

Городецк — Пинежского р-на Архангельской обл.

Гортоль — Ивацевичского р-на Брестской обл.

Гостролучча — Баршевского р-на Киевской обл.

Грабовка — Гомельского р-на Гомельской обл.

Грушево — Тячевского р-на Закарпатской обл.

Детчино — Малоярославского р-на Калужской обл.

Дичня — Курчатовского р-на Курской обл.

Днепровское — Черниговского р-на Черниговской обл.

Днестровка — Путивльского р-на Черновицкой обл.

Доброводье — Севского р-на Брянской обл.

Дорошевичи — Петриковского р-на Гомельской обл.

Дружиловичи — Ивановского р-на Брестской обл.

Дубровица — Хойницкого р-на Гомельской обл.

Дубровка — Добрушского р-на Гомельской обл.

Дунаец — Глуховского р-на Сумской обл.

Дягова — Менского р-на Черниговской обл.

Дяковичи — Житковичского р-на Гомельской обл.

Жаховичи — Мозырского р-на Гомельской обл.

Желобное — Новоград-Волынского р-на Житомирской обл.

Жерелево — Севского р-на Калужской обл.

Жихово — Срединобудского р-на Сумской обл.

Журба — Овручского р-на Житомирской обл.

Заболотье — Брестского р-на Брестской обл.

Забужье — Любомльского р-на Волынской обл.

Загатье — Ельского р-на Гомельской обл.

Замошье — Лельчицкого р-на Гомельской обл.

Заозерная — Малоритского р-на Брестской обл.

Засимы — Кобринского р-на Брестской обл.

Заспа — Речицкого р-на Гомельской обл.

Злеев — Репкинского р-на Черниговской обл.

Золотуха — Калинковичского р-на Гомельской обл.

Игнатполь — Овручского р-на Житомирской обл.

Каменка — Новоград-Волынского р-на Житомирской обл.

Камень — Пинского р-на Брестской обл.

Камка — Корюковского р-на Черниговской обл.

Картушино — Стародубского р-на Брянской обл.

Карховка — Черниговского р-на Черниговской обл.

Кирово — Наровлянского р-на Гомельской обл.

Кишин — Олевского р-на Житомирской обл.

Клышки — Шостинского р-на Сумской обл.

Клюси — Щорского р-на Черниговской обл.

Ковнятин — Пинского р-на Брестской обл.

Ковчин — Куликовского р-на Черниговской обл.

Козинки — Куйбышевского р-на Калужской обл.

Комаровичи — Петриковского р-на Гомельской обл.

Кончицы — Пинского р-на Брестской обл.

Копачи — Чернобыльского р-на Киевской обл.

Кострово — Столинского р-на Брестской обл.

Костюковичи — Мозырского р-на Гомельской обл.

Кочище — Ельского р-на Гомельской обл.

Красноселье — Хойницкого р-на Гомельской обл.

Красностав — Владимир-Волынского р-на Волынской обл.

Кривляны — Жабинковского р-на Брестской обл.

Крылос — Галичского р-на Ивано-Франковской обл.

Курковичи — Стародубского р-на Брянской обл.

Курчица — Новоград-Волынского р-на Житомирской обл.

Ласицк — Пинского р-на Брестской обл.

Лисятичи — Пинского р-на Брестской обл.

Лесовое — Дубровицкого р-на Ровенской обл.

Лопатин — Пинского р-на Брестской обл.

Луково — Малоритского р-на Брестской обл.

Любязь — Любешовского р-на Волынской обл.

Людвиновка — Овручского р-на Житомирской обл.

Макишин — Городнянского р-на Черниговской обл.

Маложин — Брагинского р-на Гомельской обл.

Малоярославец — Калужской обл.

Малые Автюки — Калинковичского р-на Гомельской обл.

Малый Стидень — Костопольского р-на Ровенской обл.

Межирич — Каневского р-на Черкасской обл.

Мокраны — Малоритского р-на Брестской обл.

Мокренщина — Черняховского р-на Житомирской обл.

Мочулищи — Дубровицкого р-на Ровенской обл.

Мощенка — Городнянского р-на Черниговской обл.

Муховец — Брестского р-на Брестской обл.

Николаево — Каменецкого р-на Брестской обл.

Нобель — Заречненского р-на Ровенской обл.

Новинки — Калинковичского р-на Гомельской обл.

Новокузнечная — Лоевского р-на Гомельской обл.

Новополь — Черняховского р-на Житомирской обл.

Оброво — Ивацевичского р-на Брестской обл.

Одрижин — Ивановского р-на Брестской обл.

Оздамичи — Столинского р-на Брестской обл.

Озерск — Дубровицкого р-на Ровенской обл.

Олбин — Козельского р-на Черниговской обл.

Олтуш — Малоритского р-на Брестской обл.

Онисковичи — Кобринского р-на Брестской обл.

Ополь — Ивановского р-на Брестской обл.

Орехово — Малоритского р-на Брестской обл.

Орловка — Ямпольского р-на Сумской обл.

Осовая — Малоритского р-на Брестской обл.

Перга — Олевского р-на Житомирской обл.

Пересвятое — Речицкого р-на Гомельской обл.

Петрова Гута — Климовского р-на Брянской обл.

Пидрижье — Ковельского р-на Волынской обл.

Пирки — Брагинского р-на Гомельской обл.

Плехов — Черниговского р-на Черниговской обл.

Поворск — Ковельского р-на Волынской обл.

Присно — Ветковского р-на Гомельской обл.

Прудки — Малоярославского р-на Калужкой обл.

Радеж — Малоритского р-на Брестской обл.

Радомышль — Радомышльского р-на Житомирской обл.

Радутино — Трубчевского р-на Брянской обл.

Радчицк — Столинского р-на Брестской обл.

Ремчица — Сарненского р-на Ровенской обл.

Речица — Ратновского р-на Волынской обл.

Розтоки — Кременецкого р-на Тернопольской обл.

Руда Красна — Ровенского р-на Ровенской обл.

Ручаевка — Лоевского р-на Гомельской обл.

Рясное — Емильчицкого р-на Житомирской обл.

Сварицевичи — Дубровицкого р-на Ровенской обл.

Свитязь — Любомльского р-на Волынской обл.

Севки — Лоевского р-на Гомельской обл.

Семцы — Почепского р-на Брянской обл.

Середы — Емильчинского р-на Житомирской обл.

Симоничи — Лельчицкого р-на Гомельской обл.

Симоновичи — Дрогичинского р-на Брестской обл.

Слободка — Коростышевского р-на Житомирской обл.

Слобожанка — Хойницкого р-на Гомельской обл.

Соловья — Старо-Выжевского р-на Волынской обл.

Спорово — Березовского р-на Брестской обл.

Старая Котельня — Андрушевского р-на Житомирской обл.

Староселье — Лугинского р-на Житомирской обл.

Старые Боровичи — Щорского р-на Черниговской обл.

Старые Яриловичи — Репкинского р-на Черниговской обл.

Стодоличи — Лельчицкого р-на Гомельской обл.

Страдубка — Лоевского р-на Гомельской обл.

Тонеж — Лельчицкого р-на Гомельской обл.

Топорище — Володарско-Волынского р-на Житомирской обл.

Туховичи — Ляховичского р-на Брестской обл.

Тхорин — Овручского р-на Житомирской обл.

Убортская Рудня — Лельчицкого р-на Гомельской обл.

Углы — Наровлянского р-на Гомельской обл.

Усоха Буда — Добрушского р-на Гомельской обл.

Харлеевка — Попельнянского р-на Житомирской обл.

Хоробичи — Городнянского р-на Черниговской обл.

Хоромное — Климовского р-на Брянской обл.

Хоромск — Столинского р-на Брестской обл.

Челхов — Климовского р-на Брянской обл.

Червона Волока — Лугинского р-на Житомирской обл.

Чудель — Сарненского р-на Ровенской обл.

Чухово — Пинского р-на Брестской обл.

Щедрогор — Ратновского р-на Волынской обл.