Действие третье

Сцена разделена пополам. В левой половине комната Ивковича. В правой – та же, что и во втором действии, комната Еврема. Окна в обеих комнатах в глубине сцены. Дверь, ведущая из одной комнаты в другую, распахнута настежь.

I

Еврем, Ивкович.

Еврем (в своей комнате, держит в руках измятый номер газеты; с угрозой, обращаясь к Ивковичу). Это не отражение народного сознания! Это не статья! Это не политика! Это клевета!

Ивкович (в своей комнате, держит в руках измятый красный плакат). Если ты хочешь знать, что такое клевета, то сунь руку в свой карман – и там ты найдешь вот такие плакаты.

Еврем. А это сообщение в газете не клевета?

Ивкович. Сообщение в газете сущая правда. В сообщении говорится, что ты, господин Прокич, выступил с речью против правительства – и больше ничего.

Еврем. Говорил против правительства? Да, конечно, говорил. Как же я мог не говорить против правительства, если ты мне подсунул свою речь!

Ивкович. Скажи спасибо, что в сообщении я не упомянул о том, что ты украл мою речь.

Еврем. Сейчас же возьми свои слова обратно, слышишь?! Я не вор, я характерный индивидуум.

Ивкович. Ну да, моя речь сама к тебе в карман прилетела!

Еврем. Ты мне зять, и я могу воспользоваться твоей речью, а если уж ты такой жадный, то я тебе напишу новую речь и тем самым возвращу долг.

Ивкович. Спасибо! Ты уж пиши лучше со своими людьми пасквили.

Еврем. Другим такие слова говори, слышишь!

Ивкович. Я тебе говорю, а ты скажи тем, кому нужно!

Еврем. Да как тебе не стыдно: из-за какой-то несчастной речи побежал жаловаться в газеты!

Ивкович. А я не жаловался, я только констатировал, что и ты перешел в оппозицию.

Еврем. Я – в оппозицию? Это, значит, – к тебе?

Ивкович. Ну, не ко мне, но против правительства.

Еврем. Против правительства? Я – против правительства? И тебе не совестно смотреть мне в глаза!

Ивкович. Мне не совестно, потому что я сказал правду.

Еврем. Ты наплевал, ты и вылизывай. Беги на телеграф и посылай телеграмму с опровержением. За телеграмму я заплачу, иначе…

Ивкович. Что иначе?

Еврем. Иначе я сам телеграфирую в Белград, что ты лжец…

Ивкович. А я напечатаю твою речь!

Еврем. Это не моя, а твоя речь!

Ивкович. Но ведь говорил-то ее ты…

Еврем. Слушай, ты мне прямо скажи: пошлешь ты телеграмму или нет?

Ивкович. Нет!

Еврем. Э, тогда… Знаешь… тогда больше… да, да, тогда больше… (Не решается сказать.)

Ивкович. Ну, что тогда?

Еврем. А вот что! Не хочу я больше жить с тобой под одной крышей. Убирайся-ка ты из моего дома. Съезжай с квартиры! Не могу я жить под одной крышей со своим душегубом!

Ивкович. Хорошо, примем к сведению!

Еврем. И еще вот что: больше ты мне никакой не зять… И к моей дочери… в общем, выселяйся-ка ты из моего дома!

Ивкович. Значит, гоните?

Еврем. Да… Больше ты мне не зять, и поэтому убирайся отсюда… слышишь?

Ивкович. Да, слышу, слышу!

Еврем. И сегодня же!

Ивкович. Из сердца твоей дочери я могу хоть сегодня выселиться, а из квартиры – через пятнадцать дней.

Еврем. А я тебе говорю: переезжай сегодня!

Ивкович. Сегодня у меня выборы!

Еврем. У тебя выборы? И у меня выборы!

Ивкович. А тебе что? Ты можешь и переселяться, ведь тебя все равно не выберут.

Еврем. А тебя выберут?

Ивкович. Я надеюсь!

Еврем. Хорош депутат! Против своего тестя всякие небылицы сочиняет. (Швыряет Ивковичу в комнату скомканные газеты.) На, возьми. Обклейся!

Ивкович (швыряет Еврему скомканные красные плакаты). А это тебе! Читай и гордись!

Еврем. Ты мне больше и на глаза не показывайся! И выселяйся! Это мое последнее слово! Запомни! (Захлопывает дверь, закрывает ее на ключ, кладет ключ в карман, ходит по комнате, сердитый и расстроенный.)

Ивкович садится за стол и начинает писать.

II

Спира, Спириница, те же.

Спириница (входя в комнату Еврема). Добрый день, зять! А мы вот собрались голосовать, да думаем, дай зайдем, посмотрим, как вы живы-здоровы.

Спира. Да не мы пошли, а я пошел голосовать…

Спириница. Опять ты! Ох, люди добрые, он меня в гроб вгонит, слова не дает сказать. Я же не говорю, что я…

Спира. Как же не говоришь, когда ты уже сказала.

Спириница. Я не сказала, я только хотела сказать, что пошли мы…

Спира. Вот-вот, именно так ты и сказала…

Спириница. Да дай ты мне, ради бога, сказать, не затыкай ты мне рта, пока я еще жива!

Еврем. О господи боже! До каких пор вы будете ругаться? Разве ты еще не голосовал?

Спира. Нет еще! У меня еще есть время.

Еврем. Да нет, скоро уж поздно будет. Еще чуть-чуть, а там и ворота закроют.

Спира. Сейчас пойду проголосую. Вот только с Павкой поздороваюсь. (Жене.) Говорил я тебе, что нужно поторапливаться. (Идет в комнату Павки.)

Спириница (идя следом за ним.) Ты мне говорил? Да я сама тебе с самого утра все уши прожужжала…

Спира. Я тебе сказал: «Идем быстрее!» А ты?

Спириница. Ну вот, теперь окажется, что я еще и виновата… (Последние слова произносит уже за кулисами.)

III

Еврем, Срета.

Срета (входит в комнату Еврема). Сто сорок и два!

Еврем. Так ведь я только что заплатил сто двадцать динаров.

Срета. Какие сто двадцать?

Еврем. Сто двадцать динаров по счету – за все, что выпили избиратели.

Срета. А я не о динарах говорю, я говорю, что за тебя уже подано сто сорок два голоса.

Еврем. Как? Уже столько? И еще будет, да?

Срета. Весь город за тебя проголосовал бы. брат, если бы не этот скандал.

Еврем. Какой скандал?

Срета. Да твоя речь перед депутацией. Теперь у них это главный козырь в агитации. И что тебе, брат, вздумалось так ставить вещь на свое место?

Еврем. А при чем тут я?… Я же тебе сказал… это не моя, а его речь.

Первый гражданин входит к Ивковичу и передает ему записку.

Ивкович читает записку, что-то объясняет гражданину, берет шляпу и вместе с гражданином уходит.

Срета. А как же она попала к тебе?

Еврем. Да понимаешь, все перемешалось; сам знаешь, как бывает в одной семье. Все перемешивается.

Срета. Оно конечно, брат Еврем, после свадьбы, пожалуй, можно перемешать, но зачем же до свадьбы? А потом – перемешалось, перемешалось. Ладно, допустим, что так, но ведь ты видел, что там против правительства говорится, почему же ты не остановился?

Еврем. Как тебе сказать… Знаешь, когда ругаешь правительство, оно как-то здорово получается. От самого сердца идет. Поэтому, наверное, и речи против правительства всегда красивее получаются. Всегда лучше говорят те, кто ругает правительство. А попробуй-ка ты защищать правительство. Знаешь, как трудно красиво сказать? А тут я как начал говорить, меня словно какая-то волна подхватила… Вот так… А тут еще граждане начали кричать: «Правильно!» Это меня еще больше захватило.

Срета. С самого утра на все стены плакаты лепим, чтобы хоть как-нибудь замазать это дело. На вот, почитай! (Сам читает.) «Подлая ложь, будто бы наш кандидат хозяин Еврем Прокич говорил против правительства, лишний раз свидетельствует, что бесстыдство оппозиционной печати перешло все границы. Наш кандидат хозяин Еврем Прокич по-прежнему твердо и непоколебимо стоит на позиции защиты правительства. На этой же позиции стоит и весь наш народ. Сегодняшние выборы покажут, что никакая клевета не поможет там, где проснулось народное сознание».

Еврем. Это ты здорово написал.

Срета. А это? (Достает другой плакат.)

Еврем. Что еще?

Срета. Видишь подпись: «Мирабо». Ты знаешь, кто такой Мирабо? Мирабо – это я. А вот телеграмма, которую я написал для белградских газет. Надо же тебя и там обелить. Возьми пошли на телеграф. (Отдает Еврему бумагу.) Мы, брат, должны теперь каждую вещь поставить на свое место. И мы поставим. Только ты теперь смотри, не подведи нас еще раз! Как только у тебя на языке появится слово «правительство», ты сразу же язык за зубы!

IV

Младен, те же.

Mладен (влетает, запыхавшийся, еле переводя дыхание, орет). Хозяин!

Еврем (вздрагивает, выпускает из рук телеграмму, тоже кричит). Что? Что такое?

Mладен. Бежал, будто на крыльях летел.

V

Павка, Спира, Спириница, те же.

Павка. В чем дело? Что случилось?

Спира и Спириница. Что такое?

Еврем. Да говори же ты, весь дом взбудоражил! (Поднимает с пола телеграмму.)

Mладен. Возле общины народу тьма-тьмущая. Толкутся, ругаются, спорят, кричат…

Еврем. Что кричат?

Mладен. А так, кричат!

Еврем. Да я тебя спрашиваю, что кричат, бог мой, что кричат?

Младен. Всё кричат. Одни кричат: «Долой!* Другие: „Давай!“ Одни кричат: „К черту!“ А другие: „Да здравствует!“

Срета. Пойду-ка я посмотрю, что там такое.

Еврем. Иди, иди, с богом!

Срета уходит.

VI

Те же, без Среты.

Еврем (Младену)? Говоришь – и «да здравствует» кричат? (Павке.) Вот слушай, Павка, это и есть народное воодушевление. Ты когда-нибудь слышала, что такое народное воодушевление?

Павка. Нет!

Еврем. Это вот и есть народное воодушевление, когда толпа кричит, а чего кричит – не знает.

Младен (продолжает рассказывать). Кричат люди, кричат дети, кричит народ, и жандармы тоже кричат – все кричат. А на всех углах, в кофейнях, в лавках – везде народ толпится. Толкаются, спорят, кто кричит во все горло, а кто собирается кучками и шепчется.

Еврем. А те, которые шепчутся, это – оппозиция?

Спириница. Оппозиция – это значит те, которые за него голосуют? (Показывает на двери в комнату Ивковича.)

Спира. Не твое это дело – в политику вмешиваться!

Спириница. Опять ты мне сказать не даешь. Какая же это политика?

Спира. А что ж, по-твоему?

Спириница. Это выборы!

Младен (продолжает рассказ). А возле кофейни «Объединение» музыка играет, вино и пиво рекой текут, все пьют…

Еврем. Наши пьют?

Младен. Наши.

Еврем (скорее про себя.) Опять счет пришлют!

Младен. А возле дверей на длинном шесте знамя развевается, и около него тоже народ толпится, а если кто из ихних идет мимо, то все кричат:»Ату его!» И швыряют в него камнями, огурцами, яйцами…

Еврем (про себя). А хозяин кофейни небось все это в счет записывает…

Младен (продолжает). А ихние тоже музыкантов наняли, ходят по городу, речи говорят, а перед Елисеевой лавкой бочку с дегтем зажгли. Народ стоит и смотрит, деготь по улице растекается и здорово горит, а мальчишки через огонь прыгают. В кофейне у Тенкиной избиратели подрались и одному голову разбили. А он и не наш, и не ихний, даже не здешний. А у Аксентия Матича все стекла в окнах повыбили. А Перу Зирича господин Секулич отвел в каталажку за то, что он ругал власть. Яшу Андрича кто-то избил, а кто – никому не известно. А Перу Мравича выкупали в помойной яме… Все говорят, что никогда еще не было так хорошо, как в этом году.

Еврем. Бог ты мой, вот ведь что бывает, когда народ проснется!

Павка (крестится). Чудеса-то какие! Господи боже, пронеси, помоги нам!

Спира. Это не чудеса, Павка, таков уж народный обычай.

Спириница. Какой же обычай? Это воодушевление!

Спира. Не вмешивайся, когда я говорю.

Спириница. Я тоже имею право рот раскрыть. Не могу же я весь век молчать да молчать.

Спира. Раскрывай, кто тебе не велит. Но ведь ты если начнешь, так не остановишься.

Еврем. Да перестаньте вы наконец! Есть у нас и другие дела, не только вас слушать! (Младену.) На вот, отнеси телеграмму на телеграф!

Младен. Я не могу сейчас.

Еврем. То есть как это не можешь?

Младен. Надо идти голосовать.

Еврем. А ты же утром голосовал.

Mладен. Голосовал. Но утром я голосовал за барышню, а теперь за тебя, хозяин.

Еврем (с возмущением). За какую барышню, скотина ты этакая?!

Mладен (показывает на дверь Ивковича). Да… за этого.

Еврем (пытается схватить его за горло). За кого, скотина?

Младен (испуганно). За… за зятя!

Еврем. За зятя? Да как ты смел за него голосовать?

Младен. А… меня барышня просила…

Спириница. Вот тебе и на!

Спира. Да замолчи ты!

Спириница. А что я особенного сказала? Я только сказала: «Вот тебе и на!»

Спира. А ты не смей и этого говорить.

Спириница. Да не могу же я рот зашить!

Павка. Еврем, Еврем, что ты натворил?!

Еврем (Младену). Так ты что же? Хлеб ешь мой, а голосовать за другого! Так, да?

Младен. Прошу тебя, хозяин, извини, если я что не так сделал. Господин Секулич сказал: «До обеда приходи и голосуй за себя, а под вечер, когда будет самый наплыв, приходи и голосуй за Иову Стоича». Он уехал в Белград. Так вот, чтоб его голос не пропал, я должен за него проголосовать. А барышня как узнала, что у меня два голоса, давай упрашивать: «Отдай, говорит, один голос за отца, а другой – за зятя…»

Еврем. За какого зятя? Чей он зять?

Младен. Так ведь, если нужно, можно переделать!

Еврем. Что переделать?

Младен. Тот голос, который я утром отдал.

Еврем. Твой нос нужно переделать! Пошел к дьяволу! Ступай скорей, голосуй, пусть хоть второй голос не пропадет!

Младен. Не пропадет! Куда он пропадет! (Уходит.)

VII

Те же, без Младена.

Еврем (Павке). Ты слышала?

Павка. Слышала!

Спириница. Ию, господи, родная дочь против отца голосует. Да если б я об этом даже в газетах прочла, я бы не поверила!

Спира. Вот так и все вы, женщины, всегда готовы за другого голосовать.

Еврем. Поэтому я и порвал с ним.

Спириница. Что порвал?

Спира. Да не перебивай ты человека!

Спириница. Дай мне спросить его.

Спира. Вот, Павка здесь, пусть она его и спрашивает!

Павка. Что ты порвал, Еврем?

Еврем. Все порвал: и квартирный договор и женитьбу!

Павка. Как порвал?

Еврем. А вот так. Я ему прямо сказал: не желаю, мол, с тобой больше дела иметь, убирайся с моей квартиры и распрощайся с моей дочерью. А он говорит: «Через пятнадцать дней».

Павка. Как, через пятнадцать дней?

Еврем. Это он с квартирой через пятнадцать дней, а с дочерью сразу!

Павка. Побойся ты бога, что же ты наделал?!

Еврем. Вот пусть теперь она идет и голосует за него.

Павка. Хорошо ли ты подумал, Еврем? Лавку разорил, свадьбу сорвал…

Еврем. Зато депутатский мандат получил!

Павка. А дитя?

Еврем. Какое дитя? Уж не то ли дитя, которое избирателей подговаривает?

Павка. Плакать ведь будет, убиваться, волосы на себе рвать…

Еврем. А ты скажи ей: увезем ее в Белград, и это там, знаешь как… дочь народного депутата… Сделаю интерпелляцию… Министры испугаются…

Спириница. И начнут возле тебя увиваться.

Спира. Да не перебивай ты человека!

Спириница. Оставь меня в покое, бога ради!

С пир а. А я говорю, молчи! Еврем сам скажет!

Еврем. Так вот я об этом и хотел сказать. Как народный депутат я имею право на концессию, скажем, лес вырубать, или новую железную дорогу строить, или еще что… А я не хочу концессию, я хочу зятя. Вот так-то!

Спириница. И правительство сразу предоставит тебе зятя?

Спира. Как же оно его предоставит? Где это видано, чтоб правительство подыскивало зятьев для народных депутатов?

Спириница. Да не подыщет, а просто так… сосватает.

Павка. Ты говоришь, так ей и сказать?

Еврем. Так и скажи! (Берет шапку и хочет уходить.)

Павка. А куда это ты собрался?

Еврем. Да вот, видишь, некому телеграмму отнести. Придется самому. А потом пойду, похожу по улицам, послушаю, что народ говорит, погляжу, что творится в городе.

VIII

Ивкович, те же.

Ивкович возвращается к себе в комнату, садится за стол, начинает писать.

Павка (достает из кармана ключ от лавки). А может, ты бы пошел, посмотрел, что в лавке творится, а?

Еврем. Ну вот еще, придумала! Выборы идут, а я буду в лавке сидеть.

Павка, Ведь людей стыдно, лавка закрытая стоит.

Еврем. И пусть себе стоит. А что закрыта – так ведь праздник!

Павка. Какой праздник?

Еврем. Выборы! Разве это не праздник?

Павка. Нет!

Еврем. Смотри-ка! Для вас день святой Параскевы – праздник, а для меня выборы – праздник. День святой Параскевы каждый год бывает – и вы каждый год не работаете, а мой праздник один раз в четыре года бывает. (Уходит.)

IX

Те же, без Еврема.

Павка. Уж и не знаю, как я теперь Данице на глаза покажусь, как смогу ей такое сказать?

Спириница. А хочешь, я скажу, если, конечно, ты не против?

С пир а. Опять ты лезешь! Ну что ты всюду суешь свой нос?

Спириница. Да не приставай ты ко мне со своими нравоучениями! Сестра я ей или нет? Кто же ей поможет, если не я?

Павка. Да, да. Пожалуй, так будет лучше. Скажи ты, а то у меня язык не поворачивается. Иди, она в своей комнате, а я пойду на кухню. (Уходит.)

X

Спира, Спириница.

Спира. Хотел бы я знать, как ты ей скажешь.

Спириница. Как сумею, так и скажу.

Спира. Нет уж, постой, ты все дело смажешь. Я должен сам пойти и помочь тебе.

Спириница. Уж конечно, если ты пойдешь, то мы ей ничего не скажем.

Спира. Прошу тебя, жена, я тоже могу сказать…

Спириница. Говорить буду только я, а ты молчи. А то, если ты начнешь… (Уходят за кулисы, продолжая спорить.)

XI

Йовица, Ивкович.

Йовица (входит к Ивковичу). Добрый вечер!

Ивкович. Добрый вечер, хозяин Йовица!

Йовица. Я не знаю, слышал ли ты, а мне Сима сборщик сказал – на двадцать голосов мы их превысили.

Ивкович. Двадцать голосов – пустяки. Такой перевес в любую минуту может исчезнуть. Ты вот скажи-ка мне лучше, где твои люди, хозяин Йовица? Когда ты в нашу партию вступал, ты говорил, что за тобой сто человек идет.

Йовица. Да ведь знаешь, как это все делается? Теперь ведь, господин Ивкович, и родному брату доверять нельзя. Обещать – обещает. А смотришь – обманул. Пока ты с ним с глазу на глаз, он вот такую пасть на власть разевает, а как позовет его власть да останется он с ней с глазу на глаз, так он сидит и пикнуть боится.

Ивкович. Все это я знаю, но я на тебя надеялся. Ведь это я тебя ввел в нашу партию, помнишь?

Йовица. Помню, помню, все помню. Да если б сейчас меня кто-нибудь спросил: «Йовица, принял бы ты турецкую веру, если б знал, что тогда Еврем Прокич не будет депутатом?» Я бы и на это согласился.

Ивкович. Это никому не нужно. Что из того, что ты примешь турецкую веру? Ты вот лучше давай побегай-ка. Время-то, смотри, уж сколько. (Смотрит па часы.) Скоро и ворота закроют, и тогда уж никто не войдет во двор общины. Но те, кто окажется во дворе, конечно, проголосуют. Сейчас нужно согнать во двор общины как можно больше голосующих. Слышится музыка.

Йовица. Да я действую! Ты думаешь, я не действую? Вот послушай, я нанял музыкантов. Они сейчас пойдут в дальний квартал, чтоб и оттуда народ вытащить.

Даница, услышав музыку, выбегает из своей комнаты, подбегает к окну, прислонившись лбом к стеклу, смотрит на улицу.

Ивкович. Музыка тут не поможет, тут нужна зажигательная речь. Иди-ка ты туда, к избирателям, подбодри их и скажи: «Правительство, мол, постольку сильно, поскольку мы его боимся». Скажи им, что правительство не смеет отнимать у народа права, гарантированные ему законом. Скажи им… да ты сам знаешь, что сказать.

Йовица (уходя). Знаю. Не беспокойся. Мне тяжело было говорить, пока я должен был защищать правительство, а теперь, будь спокоен, я найду, что сказать.

Ивкович (выпроваживает его). Иди, не теряй зря времени. Последние минуты истекают. Медлить никак нельзя. Замешкаемся – уступим победу. (Выпроваживает Йовицу за дверь.)

Йовица уходит.

XII

Спира, Спириница, те же.

Спириница (входит, за ней Спира; Данице). Где же ты была, дитятко милое, ищем тебя по всему дому.

Спира. У нас к тебе важный разговор.

Спириница (Спире). Да дай ты мне сказать, раз уж я начала!

Спира. Я вижу, ты не умеешь важные разговоры вести. Видишь, сразу понесла с места в карьер.

Спириница. О господи, что ж это за напасть такая! Ну подожди минуточку, дай мне хоть слово сказать…

Спира. Говори, говори, но если ты опять так же начнешь…

Спириница. Да ведь я еще и не начинала…

Даница. Что у вас ко мне, говорите сразу.

Спириница. Ах, дитятко, видишь ли, Еврем будет депутатом и увезет тебя в Белград, а там в Белграде сделает запрос, и тогда, дитятко ты мое, он получит от государства разрешение на зятя.

Спира. Да не то ты говоришь!

Спириница. Ну, тогда ты скажи!

Спира. Не разрешение он получит на зятя, а подаст в Скупщине интерпелляцию, и тогда министры начнут вокруг него… а он…

Спириница. Так я же об этом и говорила.

Спира. Нет, не совсем об этом.

Спириница. Ну и пусть не об этом. Главное, что там, в Белграде, у Даницы будет муж получше, чем этот.

Даница. А кто все это сказал?

Спириница. Павка.

Спира. Не Павка, а Еврем.

Спириница. Да, Еврем так сказал, а Павка сказала, чтоб мы тебе так сказали.

Даница. А зачем мне об этом знать?

Спира. Чтоб ты бросила этого.

Даница. Какого «этого»?

Спира. Этого, который до сих пор был твоим женихом.

Даница (растерянно). Как, до сих пор?

Спириница. Вот именно, до сих пор. Теперь он уже не твой.

Спира. Да скажи ты просто: не жених он ей больше, так как Еврем все порвал.

Спириница. Я так и хотела сказать.

Спира. Хотела, но не сказала.

Даница. Постойте, прошу вас! Объясните яснее: что порвал с кем порвал?

Спириница (показывает рукой на комнату Ивковича). С этим, с твоим!

Спира. С господином Ивковичем!

Даница (испуганно). Как порвал?

Спира. Так. Выселяйся, говорит, из квартиры.

Спириница. И это – сразу!

Спира. И из сердца моей дочери.

Спириница. Через пятнадцать дней.

Спира. И совсем не так.

Спириница. Нет, так!

Спира. Выселяйся, говорит, из сердца моей дочери через пятнадцать дней.

Спириница. Да нет, сразу же.

Спира. Ас квартиры он должен съехать через пятнадцать дней.

Спириница. А я так и сказала.

Даница. Оставьте вы, ради бога, свои объяснения. Скажите вразумительно: что было, когда было и в связи с чем? И вообще, скажите лучше, где отец?

Спира. В город ушел по делам.

Даница. А мать?

Спириница. И она ушла по делам.

Даница. Ах, по делам? Ну, хорошо. Я их искать не буду, да они мне и не нужны. Только я прошу вас. передайте им – и отцу и матери – что я не позволю так играть со мной. Я не хочу, чтоб все люди надо мной смеялись.

Спириница. Дитятко мое, да кто же будет смеяться, если ты в Белграде выйдешь за порядочного человека?

Даница. А я не хочу выходить замуж в Белграде и ехать туда не собираюсь. А уж если и поеду, то со своим мужем.

Спириница. Это другое дело…

Спира (перебивает ее). Правильно. Это уже другое дело. У тебя отец – депутат!

Даница. Да, депутат, но сначала надо еще, чтобы его избрали.

Спириница. Изберут!

Спира. Все за него голосуют.

Даница. Да кто это вам сказал? А я вам говорю, не будет отец депутатом. Депутатом будет Ивкович.

Спириница. Бог ты мой!

С пир а. Молчи ты! А… кто тебе это сказал?

Даница. Я вам говорю, а вы уж сами увидите. Во-первых, Илич – бывший депутат, не хочет голосовать, а с ним и все его люди не голосуют, а их более сорока. Во-вторых: хозяин Йовица сам перешел и человек тридцать-сорок с собой увел. А в-третьих, отца многие обманули. А еще… Да всего и не припомнишь! Но только знайте, не будет отец избран.

Спириница. Ию, господи, что ж это будет?

С пир а. Замолчи ты! Ну, хорошо, скажи, что же будет?

Даница. А будет вот что: отец депутатом не станет, а с Ивковичем он порвал. Вот и начнут теперь все надо мной смеяться. А вы все в этом доме, вместо того чтоб, как умные люди, помочь Ивковичу, мешаете ему.

Спириница. Вот я и говорю!

Спира. Что ты говоришь? Ничего ты не говорила!

Спириница. Ию, как же не говорила?

С пир а. Так, не говорила!

Спириница. Ах, господи, он меня в гроб вгонит!

Даница. Вы уже проголосовали, дядя Спира?

Спириница. Нет еще!

Спира. Оставь ты меня в покое. Я сам умею говорить. Нет, я еще не голосовал.

Даница. Ну, так вы могли бы, например, проголосовать за Ивковича?

Спира. Да разве мне можно против Еврема?

Спириница. Ию, несчастная дочь, что ты говоришь?

Даница. Я очень правильно говорю. Если бы у отца были хоть какие-нибудь шансы на успех, я сама бы вас умоляла – голосуйте за него! А так, зачем же вы будете вредить Ивковичу?

Спириница. Да, пожалуй…

Спира. Так-то так, но…

Даница. Конечно, может быть, вы не хотите быть председателем общины?

Спира. Хочу, как не хочу.

Спириница. Он, может, и не хочет, зато я хочу.

Даница. Ну вот, и думайте скорее, времени-то совсем мало осталось.

Спириница. И чего это Еврему взбрело в голову? Зачем ему быть депутатом!

Спира. Я ему тоже говорил, что это не для него.

Даница. Ну как, надумали?

Спира. Что надумали?

Даница. За кого будете голосовать?

Спира. Понимаешь, скажу тебе по правде, я и сам хотел.

Спириница. Правда, мы все время так и думали.

Спира. Да не перебивай, я сам скажу, что я хотел!

Спириница. Говори, говори, пожалуйста!

Спира. Вот я и говорю, подождем лучше до вечера. Если Еврем соберет большинство, будем голосовать за Еврема. А если зять соберет большинство, значит: – за зятя.

Спириница. А я как будто предчувствовала, говорю Спире: «Подожди, не торопись, зачем тебе первым голосовать!»

Спира. Да не ты мне говорила, а я тебе с самого утра твержу.

Спириница. Опять ты перечишь, как же я тебе не говорила?

Спира. Да не ты мне, а я тебе говорил…

Спириница. Ию, господи, сейчас выйдет так, будто он мне сказал…

Спира. Разве ты не помнишь, я тебе еще утром сказал.

Спириница. А вообще-то мы всегда так делаем, когда проходит какое-нибудь голосование: ждем До самого вечера, кто получит больше голосов…

Даница. Но смотрите, не прогадайте на этот раз. Если хотите голосовать, идите голосовать сейчас, потом поздно будет.

Спириница. Я же тебе говорила, поздно будет…

Спира. Что ты меня учишь, будто я сам…

Даница. Но…

Спира. Иду, иду,… (Доходит до дверей и возвращается.) А ты точно знаешь, что Ивкович получит большинство?

Даница. Могу вам дать расписку, если хотите.

Спира. Видишь ли, я думаю…

Спириница. Нечего тебе думать! Иди и голосуй!..

Спира. А что ж ты меня не благословишь? Эх ты… (Уходит.)

Даница (Спиринице). А ты, тетя, ступай найди мать. Скажи, что ты мне все сообщила, а я ответила, что отцовское решение мне не подходит. Я остаюсь, как и была, невестой господина Ивковича.

Спириница. Бог мой, так ей и сказать?

Да ниц а. Так ей и скажи, слово в слово!

Спириница. Хорошо!.. (Уходит.)

XIII

Даница, Ивкович.

Даница стучит в дверь к Ивковичу.

Ивкович (поднимается и идет к двери). Ну, кто там еще? Кто здесь?

Даница. Это я!

Ивкович. Вы?

Даница. Я должна с вами поговорить.

Ивкович. Пожалуйста, у меня никого нет.

Даница. У нас сегодня полон дом народу, а я не хотела бы, чтоб меня кто-нибудь у вас застал. Давайте поговорим так, через дверь.

Ивкович. Вы уже слышали, как ваш отец поступил со мной?

Даница. Слышала, но меня это не касается.

Ивкович. Вы с ними поругались?… Но ведь они же ваши родители…

Даница. Если у них есть право держаться за правительство, то у меня тоже есть право держаться за оппозицию.

Ивкович. Но ведь ваше положение очень неприятное?

Даница. До сих пор было неприятным, а теперь нисколечко!

Ивкович. До сих пор было неприятным, а теперь нисколечко?

Даница. Я объявила отцу открытую войну.

Ивкович. Вы?

Даница. Я уже прибавила вам два голоса и теперь создаю оппозиционную партию в нашем же доме.

Ивкович. А не слишком ли это много для вас? Мне не хотелось бы, чтоб кто-нибудь подумал, будто я вас подговариваю.

Даница. Ах, что вы!

Ивкович. Но если ваш отец будет избран, ваше положение обострится.

Даница. А как идут дела?

Ивкович. Я твердо верю, что я победил. Но полиция натворила много беззаконий, а при таких обстоятельствах не исключены случайности.

Даница. У меня есть план и на этот случай. Раз уж я вступила в борьбу, то пойду до конца. Я теперь буду драться, как настоящий оппозиционер.

Ивкович. Это очень смелый поступок с вашей стороны… Но…

Даница. Я хочу доказать, что достойна вас.

Ивкович. Но вы, надеюсь, не думаете и после свадьбы остаться таким решительным оппозиционером?

Даница. Э, это будет зависеть от правительства!

Ивкович. Так какой же у вас план?

Даница. Ведь отцу, вероятно, придется выступать еще раз, если он будет избран?

Ивкович. Да… Конечно.

Даница. Когда?… Где?

Ивкович. Да… видите ли, у нас такой обычай: к тому, кто избран, народ приходит домой с музыкой, чтоб поздравить с победой.

Даница. И он будет отвечать из окна! Да, да, я знаю!

Ивкович. Ну и что?

Даница. Пусть отец еще раз из окна крикнет: «Долой правительство!»

Ивкович. Не понимаю.

Даница. Вы уже приготовили речь на этот случай?

Ивкович. Опять мою речь?

Даница. Ну да, оппозиционную!

Ивкович. Слушайте, это неблагородно с вашей стороны, даже жестоко.

Даница. А они с вами по-благородному поступают?

Ивкович. И все же я не хотел бы, чтоб вы заходили в этом вопросе так далеко.

Даница. Даю вам слово, что использую это грубое средство только в том случае, если отец не изменит своего решения. Теперь скажите, вы написали речь?

Ивкович. Да, есть у меня здесь на столе кое-что… начало.

Даница. А скоро вы уйдете?

Ивкович. Сейчас.

Даница. Я войду в вашу комнату и перепишу вашу речь, оставьте ее на столе.

Ивкович. Я не хотел бы быть соучастником в таком щекотливом деле.

Даница. Не беспокойтесь. Я же говорю вам, что не буду злоупотреблять.

Ивкович. Ну, ладно. Я разрешаю вам только потому, что точно знаю, что ваш отец не будет избран депутатом, а следовательно, ему не придется выступать с речью. Но все-таки я сейчас же по возмножности смягчу речь.

Даница. Хорошо, я согласна!

Ивкович садится за стол и начинает исправлять речь.

XIV

Павка, Спириница, те же.

Спириница (показывая на Даницу). Вот она, пусть сама скажет!

Даница. Не о чем мне с вами говорить. Я уже ясно сказала: мне ваше решение не подходит!

Павка. Что не подходит?

Даница. То, что отец отказал господину Ивковичу. Если отец порвал с Ивковичем, то я не порвала. И я только что сказала об этом Ивковичу.

Павка. Ты с ним говорила?

Даница. Да, через дверь.

Павка. Несчастная, есть ли на тебе крест?

Даница. А что? Что я плохого сделала?

Павка. Да разве можно на глазах у отца с матерью говорить через дверь с чужим человеком, да еще не стыдясь самой рассказывать об этом!

Даница. Я говорила не с чужим человеком, а со своим женихом.

Павка (Спиринице). Ты слышишь, что она говорит?

Спириница. А что! По чести говоря, дитя имеет право.

Павка (поражена). Ию, побойся бога, сестра!

Спириница. Я правду говорю. Если Еврему взбрело в голову стать депутатом – пусть попробует. А с какой стати дитя должно упускать свое счастье.

Даница. Вот именно. Как я должна поступать, раз ни отец, ни мать не подумали о том, что будет, если отца не изберут депутатом.

Павка. Как так не изберут?

Даница. А вот так, не изберут – и все.

Спириница. И Спира пошел тоже против него голосовать.

Павка. Что ты говоришь? Ию, да что с вами, господи! Весь свет перевернулся!

Даница. А ты сама подумай, что с нами будет, если отца не изберут. Сколько денег угробили, поругались почти со всеми, во всех газетах об отце бог весть что понаписали, лавка закрыта, все его ругают. А теперь еще и зятя прогнал, зятя – народного депутата!

Павка. Да может ли быть, чтоб его не избрали?

Даница. Так будет, поверь мне. А ты, вместо того, чтоб, как умная женщина и как мать, согласиться со мной и спасать отца от позора, сама под его дудку пляшешь.

Спириница. И что это Еврему в голову взбрело стать депутатом?

Павка. Бог мой, но разве может так быть, чтоб Еврема не выбрали?

Даница. Да я же тебе говорю – не будет он депутатом! И если ты мне мать, прошу тебя, опомнись…

Спириница. Да, да… Вот Спира уже опомнился.

Павка. А что пользы с того, что я перейду к тебе? Все равно ведь Еврем и в свадьбе Ивковичу твоему отказал и…

Даница. О, польза будет. Если я буду знать, что и ты, и тетя, и дядя – все вы за меня, тогда я сумею…

XV

Еврем, те же.

Еврем. Итак, ворота закрыли. Павка, закрыли ворота!

Павка. Ну и пусть закрывают! Лавку закрыли, теперь пусть и ворота закрывают.

Спириница. Так кто же победит, Евремушка?

Ты или наш зять?

Еврем. Какой еще такой наш зять?

Павка. Да наш зять. Что ты не знаешь, что ли?

Даница. Мой жених.

Еврем (взбешен). А ты что, не слышала? Он больше не твой жених, не наш жених, и вообще он не жених. Он враг! Мой враг. И враг правительства. А раз так, то он не может взять в жены дочь правительства. Вот тебе и весь мой сказ! И слышать больше о нем не хочу, поняла? Благодари бога, что ворота уже закрыты и голова у меня теперь не тем занята, а то бы я тебе иначе объяснил. (Павке и Спиринице.) Уведите ее, уведите ее отсюда!

Павка и Спириница. Пойдем!

Все трое уходят.

Ивкович, закончив писать, поднимается и тоже уходит.

XVI

Гражданин, те же.

Гражданин. Добрый день, хозяин Еврем!

Еврем. Добрый день!

Гражданин. Есть ли какие-нибудь новости?

Еврем. Подсчитывают, слава богу!

Гражданин. Я слышал за хозяина Еврема – двести семьдесят два, за Ивковича, говорят, – двести четырнадцать, а за социалиста – двадцать шесть.

Даница, потихоньку входит в комнату Ивковича, садится за стол и переписывает его речь.

Еврем. А от кого ты слышал?

Гражданин. Сима-сборщик сказал. А я как услышал, так сразу к тебе. «Пойду, думаю, порадую человека». Мы ведь, слава богу, за твой счет пьем.

Еврем. Кто пьет?

Гражданин. Наши граждане.

Еврем. Как, все граждане?

Гражданин. В общем, я пошел! Как еще что-нибудь поточнее узнаю, опять забегу!

Еврем. Ступай, ступай!

Гражданин уходит.

XVII

Спира, Еврем.

Спира (входя). Едва-едва закончили!

Еврем. Что закончили?

Спира. Подсчитали.

Еврем. Ну и как?

Спира. Не знаю, ничего не знаю.

Еврем. Как же так, подсчитали, а ты ничего не знаешь?

Спира. Никак не разберусь. Одни говорят – ты избран, другие говорят – Ивкович.

Еврем. Как же это? Почему же одни – одно, а другие – другое?

С пир а. Да так вот. Никак концов не найдешь!

Еврем. Неужели так никто ничего и не знает? Разве может так быть, чтоб никто ничего не знал? Разве председатель не объявил из окна, как бывало раньше?

Спира. Нет!

Еврем. Как же быть? Спира, брат, сходил бы ты да посмотрел, в чем там дело, а?

Спира. Так я же только что оттуда пришел.

XVIII

Младен, те же.

Mладен (влетает запыхавшись). Хозяин! От общины народ валит, тьма-тьмущая. Впереди музыка, фонари позажигали, кричат что-то во всю глотку.

Еврем (испуганно). Что кричат?

Даница, закончила переписывать речь и вышла из комнаты Ивковича.

Младен. Кричат: «Да здравствует народный депутат!», «Долой!», «Ура!» И… не знаю, что еще кричат.

Еврем (Cnwpe). Значит, они сейчас сюда под окна придут, да? Они идут меня поздравлять, а я им должен буду ответить. Так ведь, Спира?

Спира. Да, таков обычай…

Еврем. Обязательно надо ответить… Да куда это Секулич со Сретой пропали? Вот всегда так! Когда человек нужен, никогда его нет! (Останавливает свои, взгляд на Младене.) А ты что здесь делаешь? Ах да, рассказываешь. (Вскидывается.) А почему ты не рассказываешь все по порядку – кто идет, откуда идут, где идут, сюда ли идут? Чего ты молчишь? И ты Спира… какого ты лешего стоишь, примерз, что ли? Будь как дома. Зовите Павку, Даницу, зовите их скорее, пусть они зажгут свечи на окнах!

Спира и Младен убегают.

И откуда я опять так вдруг возьму новую речь? Что я, государственный аппарат, что ли, чтоб по нескольку раз в день речи говорить!

XIX

Еврем, Павка.

Павка (вносит два мельхиоровых подсвечника). Какие свечи ты приказал зажечь?

Еврем. Иллюминация, понимаешь? Ракеты, свечи в мельхиоровых подсвечниках, музыка, народ! Понимаешь?

Павка. Так свечи-то на окно, что ли, поставить?

Еврем. Да какие свечи! Оставь ты все это, пожалуйста! Ты знаешь, Павка, что такое народный депутат?

Павка. Знаю!

Еврем. А если знаешь, то посмотри на меня: вот я – народный депутат.

Павка. А разве уже все закончилось?

Еврем. Закончилось!

Павка (восхищенно). Евремушка!

Еврем. Ага, теперь – Евремушка, а вчера чуть было мне голову ключом от лавки не разбила.

Павка. Евремушка, прости меня!

Еврем. Посмотри мне в глаза, я хочу видеть, выступили ли у тебя на глазах слезы?

Павка. Да, Евремушка, да!

XX

Даница, Спира, Спириница, те же.

Даница. Правда ли, что мне сказал дядя?

Еврем. Да, правда, вы пропали!

Даница. Кто пропал?

Еврем. Вы, оппозиция!

Даница. А кто избран?

Павка. Мы избраны.

Еврем. И сейчас сюда придет народ, вот они уже подходят… (Вдруг вспомнил о чем-то, бьет себя рукой по лбу.) Народ, речь! Ну вот, пока с вами возился, совсем забыл, что надо речь приготовить. Да замолчите! Чего разорались? Тихо! (Ходит взад и вперед по комнате, сочиняя речь.)

Спириница (Спире на ухо). Ну как, проголосовал?

Спира. Да!

Спириница. А за кого?

Спира. За зятя. Но ты молчи, видишь, как дело-то обернулось.

Спириница. Да ведь ты сломя голову бросился голосовать! Я же тебе говорила: «Спира, подожди, не спеши». А тебе приспичило проголосовать.

Спира. Ну вот, а не ты ли меня гнала голосовать.

Спириница. Ну и что ж, что гнала. А ты мог бы и подождать…

Еврем. Тихо, говорю вам! Ну вот, опять все из головы вылетело. Вылетело – и все!

Даница. Отец, знаешь что?

Еврем. Молчи, говорю тебе!

Даница. Я вот тут попыталась речь написать.

Еврем. Ты?

Даница. Вот, прочти, если не веришь.

Еврем (с недоверием). А может, опять этот твой подбросил? И я опять: «Долой правительство!«А?

Даница. Так ты сначала прочти, а если не понравится, тогда…

Еврем (читает вслух). «Дорогие братья! Доверие, оказанное мне сегодня вами, является ярким выражением ваших благородных стремлений видеть в народном правительстве истинных защитников ваших патриотических желаний, подлинных борцов за процветание и дальнейшее развитие нашей родины. Принимая из ваших рук и из ваших сердец это доверие, я еду в Белград с твердым намерением искренне, неустанно и решительно защищать ваши интересы!» (Очень довольный тем, что прочел, перестает читать и с восхищением глядит на дочь.) Моя кровь, депутатская кровь!.. (Читает дальше.) «На этом святом месте, на скамье депутатов – посланцев народа…» (Перестает читать, обеими руками берет Даницу за плечи и целует в лоб.) Я был сердит на тебя, но теперь все прощаю, сегодня все прощаю.

XXI

Младен, те же.

Mладен (вбегает как сумасшедший). Хозяин, они уже показались из-за угла!

Издали доносится музыка.

Еврем (вздрагивает). Тихо! Тихо! Что ты орешь, брат! Кто тебе позволил так орать здесь? Павка… Даница… Спира… все… все… идите ближе… уже идут! (Читает.) «Дорогие братья! Доверие, оказанное мне…» (Своим.) Не оставляйте меня одного, подойдите ближе!

XXII

Ивкович, Йовица, граждане, те же.

Ивкович входит в свою комнату с Йовицей и еще двумя гражданами, они очень оживленно разговаривают.

Младен (вспомнил). Да, совсем забыл, вот возьми, хозяин. (Дает ему лист бумаги.)

Еврем (берет лист и смотрит). Что это? (Спире.) Ты же сказал, за меня двести семьдесят один голос!

Спира. Так я слышал. А это кто тебе пишет?

Еврем (Младену). Кто это прислал?

Mладен. Хозяин кофейни.

Спира (берет лист из рук Еврема и смотрит) Так ведь это же не голоса, это счет на сто тринадцать динаров.

Еврем (берет счет обратно). Какой счет?

Mладен. Общий. За вино и за музыку.

Еврем. Кто пил? Какая музыка? Да оставьте вы, наконец, эти попойки! Ох, господи боже, спаси ты меня от этих пропойц! (Испуганно.) Ну вот, опять куда-то сунул свою речь.

Даница. Она же у тебя в руке!

Еврем. Да, слава богу! (В одной руке держит счет, в другой– речь. Волнуясь, читает то счет, то речь, перекладывая обе бумаги из руки в руку. Наконец разозлился, смял счет, бросил его и начинает читать речь). «Доверие, оказанное мне сегодня вами, является ярким выражением ваших благородных стремлений…» Павка, это музыка играет, да? «… стремлений видеть в народном правительстве истинных защитников ваших патриотических желаний…» И ведь нашел, когда принести счет?! Играют, да? Они уже здесь?

Музыка под самыми окнами. С улицы вместе с музыкой доносится сплошной вой.

Еврем подходит к окну, вытирает пот со лба. Ивкович подходит к своему окну.

Народ (с улицы). Да здравствует народный депутат! (Затем слышатся отдельные выкрики.) Тсс! Тихо! Давайте послушаем! Послушаем!

Оратор. Дорогой брат и наш народный избранник! Ты слышишь, как ликует и радуется народ, справедливо считая, что твое избрание – это победа народного сознания над силами насилия и несправедливости. Мы уверены, что доверие, оказанное тебе твоими избирателями, так блестяще продемонстрированное сегодня, ты оправдаешь своей честной работой в Скупщине, чтоб подтвердить делами твою и нашу любовь к родине! Живео! Живео!

Народ. Живео! Живео! Живео!

Музыка играет туш.

Еврем и Ивкович (во время исполнения туша каждый на своем окне раскланивается с народом. С улицы раздаются крики, заглушаемые звуками музыки. Но вот туш отзвучал, и оба начинают одновременно, только Ивкович говорит на память, а Еврем читает). «Дорогие братья! Доверие, оказанное мне сегодня вами, является ярким выражением ваших благородных стремлений…»

Народ. Долой! Уа! Уа! Уа!

В окна летят картошка, кочны капусты, яйца. Это народ швыряет в Еврема. Ивкович соскакивает с окна и оживленно объясняет что-то находящимся в его комнате.

Еврем (пытается продолжать), «…благородных стремлений видеть в народном представительстве истинных защитников…» (Мнет полу пиджака, бумагу и все, что ему попадает под руку.)

Народ. Уа! Уа-а-а-а! Долой! Долой! Долой Прокича! Да здравствует народный депутат Ивкович! Живео Ивкович!

Даница (жалея отца, хочет оттащить его от окна). Отец!

Еврем (отталкивает ее и все еще пытается продолжать). «Истинных защитников ваших…»

Народ. Долой! Долой! Прокич! Музыканты, туш! Туш давай!

Музыканты играют что-то невероятное, барабан бьет оглушительно, сплошной гам.

Данице вместе с Павкой удалось оттащить Еврема от окна, и теперь они вдвоем пытаются ему что-то объяснить. Но он ничего не хочет слушать. Ивкович снова подошел к окну.

Народ. Да здравствует Ивкович! Живео!

Еврем (окружающим). Да что это? Бог мой, люди, что же это такое? Он ведь оттесняет меня, насилие применяет.

Ивкович (продолжает). Дорогие братья! Доверие, оказанное мне сегодня вами, является ярким выражением ваших благородных стремлений видеть в народном представительстве истинных защитников ваших патриотических желаний, подлинных борцов за процветание и дальнейшее развитие нашей родины…

Еврем. Нет, вы только послушайте его! (Слушает речь и не верит своим ушам. Разворачивает свою бумагу и следит по тексту.)

Ивкович. Принимая из ваших рук и из ваших сердец это доверие, я еду в Белград с твердым намерением искренне, неустанно и решительно защищать ваши интересы. На этом… (Не может найти нужное слово.) На этом…

Еврем (кричит). …святом месте…

Ивкович…святом месте, на скамье народных депутатов я честным трудом оправдаю ваше доверие Спасибо вам, братья!

Народ. Живео! Живео!

Музыканты играют туш до конца сцены.

Еврем (хватает себя за волосы). Он украл мою речь! (Подбегает к дверям комнаты Ивковича, открывает их и врывается в его комнату.) Господин… Господин… (Опомнился.) Ничего, я только хотел… в самом деле… так, значит, ты в самом деле избран народным депутатом?

Ивкович. Я, хозяин Еврем.

Еврем (возвращается в свою комнату. Ивкович идет за ним следом,). Люди, это правда? Спира, это правда?

Ивкович. Сущая правда, хозяин Еврем.

Еврем. И, значит, все мои старания…

Спириница. И ссоры…

Павка. И лавка…

Еврем. И расходы… (Ивковичу.) Ты бы хоть заплатил за меня половину, раз уж отнял у меня мандат.

Ивкович. Не могу, у меня сейчас будут свои расходы, связанные с переездом из вашего дома.

Еврем. А ты уже собираешься переезжать, да? (Подходит к Ивковичу.) А ты хорошо говорил, должен сказать тебе по чести, прекрасно говорил. (Заискивающе, по секрету.) Разбойник ты оппозиционный, здорово ты мне отомстил: сначала я у тебя речь украл, а теперь – ты у меня…

Ивкович (смеется). Да, да!

Еврем. Ну что ж делать, бог мой, такая уж судьба! Не войду я в Скупщину как депутат, а войду в Скупщину как тесть депутата. (Ивковичу.) Я тебе речи буду писать!..

Павка. А как же лавка, Еврем? Неужели ты и сейчас не вспомнишь о ней?

Еврем. Лавка?… И то правда… Лавка… (После некоторого раздумья.) Дай мне ключ, Павка!

Народ. Живео! Живео!

Ивкович появляется на окне. Народ продолжает кричать. Музыка играет еще громче. Даница стоит рядом с Ивковичем. Спира и Спириница опят ругаются, но их голоса заглушают музыка и крики толпы. Еврем в одной руке держит ключ, а в другой – переписанную Даницей речь. Он взволнован и плачет.

Занавес
Загрузка...