Народный эпос

Джигиты за кладбищем копья метали,

Мечи поднимали, точили клинки,

И звон раздавался железа и стали,

И сабли сверкали, и ярко блистали

Кольчуги, и панцири, и шишаки.

Кинжалы, коснувшись кольчуг, изгибались,

Мечи о щиты ударялись, звеня.

Дрожа, на дыбы скакуны поднимались,

Из панцирей сыпались искры огня.

Парту Патима проходила с кувшином,

Увидела юношей в утренний час.

«Привет недостойна сказать я мужчинам,

Хотя недостойна – приветствую вас!

Зачем вам кинжал – вы идете в сраженье?

Зачем вам кольчуги – вы ждете врагов?

Зачем столько сабель, мечей, шишаков?

К походу готовите вы снаряженье?»

– «Парту Патима, ты привет наш прими,

Да жизнь твоей матери будет отрадной!

Кувшин поскорее с плеча ты сними,

И нас напои ты водою прохладной!»

– «Могу я на землю кувшин опустить,

Могу вас прохладной водой угостить,

Но дайте мне саблю кривую сначала,

Чтоб я вам уменье свое показала».

Джигиты услышали эти слова,

Один посмотрел на другого сперва,

Пришли в удивленье джигиты селенья,—

Никто не скрывал своего удивленья.

Заставив плясать под собой скакуна,

Тут выступил юноша статный и ловкий.

Настала внезапно вокруг тишина.

У девушки горской спросил он с издевкой:

«Ужель, Патима, говоришь ты всерьез?

Зачем же джигитов смешишь ты до слез?

Мужчину сразишь ли кинжалом своим?

Коня ты пронзишь ли копьем боевым?

Ты женское слово сравнишь ли с мужским?»

– «Напрасно меня ты вопросами колешь,

Сосед мой, сидящий в седле молодец,

Не думай, спесивый, что ты – удалец,

Смеясь надо мной: «Ты девица всего лишь!»

Вручи мне коня боевого, седок,

Испробовать дай мне дамасский клинок,

Позволь, чтоб на голову шлем я надела,

Прикрыла кольчугой железною тело.

Мой конь будет быстрым конем храбреца,

Клинок будет острым клинком удальца,

Украсится шлемом бойца голова,

Кольчуга сравнится с кольчутою льва!

Тогда-то, в седле горделиво сидящий,

Покажешь мне, всадник ли ты настоящий,

Тогда-то, воитель в кольчуге и шлеме,

Покажешь отвагу' свою перед всеми!»

Сказав, Патима возвратилась домой.

Взволнованы юноши, слов не находят,

А время проходит, а время уходит, —

Примчался, как молния, всадник лихой.

Одет был наездник в броню и забрало,

На сабле египетской солнце играло,

Скакал, точно ветер, скакун вороной,

Сверкал, точно месяц, шишак золотой.

«Привет вам, джигиты, что славой покрыты,

Теперь я могу ли приветствовать вас?

Быть может, гордиться не будут джигиты,

Спесивые речи не скажут сейчас?»

– «Родителя славного дочь молодая,

Как воин ты встречена будешь людьми!

Обидною прежнюю речь не считая,

Парту Патима, ты привет наш прими!»

Парту Патима не сказала ни слова,

Отвага сияла в глазах у нее.

Дамасскую сталь обнажила сурово

И, лихо гарцуя, метнула копье.

«Парту Патима, умоляем, скажи нам:

Мы видели, как ты ходила с кувшином,

Трудилась во время страды полевой,

Но где научилась ты подвигам львиным,

Владеть научилась ты саблей кривой?»

И тут Патима не сказала ни слова,

Клинок убрала, натянув удила,

И, спрыгнув проворно с коня вороного,

К джигиту, что задал вопрос, подошла.

«Давай поиграем, себя позабавим,

Давай испытаем, остер ли клинок.

На небо взлететь скакунов мы заставим,

Попробуем солнца отрезать кусок!»

Тут юноша вышел плечистый и статный,

Он поднял свой щит необъятный, булатный,

Могучею грудью он часто дышал,

Могучею дланью он саблю держал.

Глаза его вспыхнули искрой живою,

Сверкая улыбкой, сидел он в седле,

А лошадь с опущенною головою

Чертила копытами след по земле.

Подобные нартам, закованы в брони,

Сошлись два героя, сошлись для борьбы.

Могучим горам уподобились кони,

Когда они встали, дрожа, на дыбы.

«Теперь, – Патима говорит, – мой черед

Египетской саблей своей замахнулась,

Ударилась сабля о щит, изогнулась,

По сабле джигита без промаха бьет, —

И сабля противника в землю воткнулась.

Красавец джигит побелел от стыда,

Он черные очи потупил тогда,

Он саблю кривую, свой стан наклоня,

Пытался поднять, не слезая с коня.

Но, свесясь с коня, порешила сама

Подать ему саблю Парту Патима.

Внезапно упал ее шлем на поляну,

Рассыпались черные косы по стану.

«Возьми свою саблю», – она говорит,

И шлем подает ей красавец джигит.

Наездница рядом была, недалеко,

А юноша, свой проклиная удел,

На землю сошел и на камень присел,

Поник головою, страдая жестоко,

Сгорая от срама, вздыхая глубоко.

«Прости меня, девушка, я виноват,

Прости меня, был я гордыней объят.

Теперь я увидел, кто истинный воин,

Кто славой героя гордиться достоин!»

– «Соседский джигит, умоляю тебя,

Себя ты не мучай, о прошлом скорбя.

Бывает и так, – ты поверь мне, как другу,

Что волка лягает осел с перепугу».

Вернулась домой Патима дорогая,

А мать в это время на крыше сидела,

Трясла она сито, зерно очищая,

И кур отгоняла она то и дело.

«Ой, стыдно мне, люди! Скажи, бога ради,

Зачем ты в мужском щеголяешь наряде?

Найдется ли девушка, чтоб для потехи

Убитого брата надела доспехи?»

– «Ой, мать, не стыдись ты одежды моей,

Ой, милая мать, не стыдись ты людей!

Все девушки наши, все наши подруги,

Как я, надевают стальные кольчуги!»

Соседку отправил джигит к Патиме,

Слова по листку расплескали чернила,

Но всё, что написано было в письме,

Соседка тотчас наизусть заучила.

«Сказать не решаясь, но счастья желая,

К тебе, Патима, с порученьем пришла я.

Он молод, он строен, отважен, пригож,

Средь юношей равных ему не найдешь».

– «Скажи мне, соседка, о ком твоя речь?

Скажи мне, чье сердце могла я привлечь?»

– «Веду об Ахмеде я, доченька, речь,

Чье сердце смогла ты любовью зажечь.

Его ты обрадуй, приди, оживи,

Он гибнет, несчастный, от страстной любви,

Он бредит тобой наяву и во сне,

Он тонет в пучине, сгорает в огне.

О ярко пылающий утренний свет,

Тебе принесла я сердечный привет!

Джигит умирает, приди к изголовью,

Больного своей исцелишь ты любовью!»

Полдневное солнце стояло высоко,

Гонец на дороге нежданно возник.

С тревогой он прибыл в Кумух издалека,

Как знамя, его развевался башлык.

Покрыт был скакун его белою пеной,

И потом, и пылью покрыт был гонец.

Принес он известье: с грозою военной

Тимур наступает, железный хромец.

Торопится время, торопится время!

Глашатаи подняли горное племя.

С тревогой во все полетели концы

По маленьким лакским аулам гонцы.

Герои на битву сбирались в Кумухе.

Глядели им вслед старики и старухи.

Невесты и жены подарки несли

Защитникам смелым отцовской земли.

В доспехах военных, в кольчуге и шлеме,

Парту Патима появилась пред всеми.

Она прилетела быстрее огня,

Плясать под собой заставляя коня.

«Привет вам, джигиты, идущие биться,

Чтоб землю отцов защищать от врагов!»

– «Привет и тебе, наша смелая львица,

Геройством ты всех превзошла смельчаков!»

За соколом реет орлиная стая,

За девушкой-воином скачет отряд,

Скакун под ней пляшет, гордится, считая,

Что вслед ему с завистью кони глядят.

Торопится время, – в дорогу, в дорогу!

Вдали показалась враждебная рать.

Гонцы понеслись, поднимая тревогу,

Глашатаи стали полки собирать.

С известьем о маленьком горском отряде

К хромому Тимуру примчался гонец.

Надменно в ответ улыбнулся хромец —

Презрение было в Тимуровом взгляде.

Но вестника выслушал он до конца

И выпучил узкие, острые глазки.

Рукою сжимая клинок свой дамасский,

Властитель ответил на слово гонца:

«Вселенная клич мой услышала бранный,

Пленял я царей, завоевывал страны,

Но вижу впервые отряд пред собой,

За девушкой-воином скачущий в бой!»

Две рати столкнулись, порядки построив,

Как будто упала на гору скала.

Усеялся дол головами героев,

Горячая кровь по земле потекла.

Клинки о щиты ударяться устали,

Друг с другом противники драться устали,

Устали скакать скакуны боевые —

Монгольское войско смутилось впервые.