Подбросив Кола обратно на стоянку, к его машине, Элис поехала домой. Голова шла кругом от противоречивых чувств. Она должна была злиться на Кола. В конце концов, она помогала ему только потому, что ей отчаянно требовались деньги. Так почему ее душа ныла от сочувствия к нему?
Потому ли, что она помнила, через что пришлось пройти Колу в детстве? Или потому, что знала: одна-единственная ночь в его объятиях связала их навеки?
Элис сидела в машине у своего дома, уставившись перед собой невидящим взором. Она знала, что в моменты безысходности другие плачут, кричат, как-то сбрасывают напряжение. Но ее учили душить в себе эмоции, прятать свои чувства от окружающего мира.
Вздохнув, Элис вышла из машины. Вечерний воздух ласково окутал ее голые ноги, легкий бриз растрепал волосы. Закинув сумку на плечо, она пошла по каменной дорожке к своему маленькому дому. Воздух благоухал, наполненный восхитительным ароматом гардении, и Элис глубоко вдохнула. Определенно ей стоило раз и навсегда выкинуть Кола из головы.
Элис открыла входную дверь, и ее испугал доносившийся из глубины дома шум.
— Эй, кто там?
— Элли? — окликнул хриплый голос.
— Мама? Это ты? — Сердце сжалось в груди. Если мать была здесь, это могло означать только одно.
Она обнаружила Дарлин Джонсон лежащей на тахте, с бледным лицом, омраченном болью прошлого. Темно-фиолетовые тени залегли вокруг ее глаз, а костлявые руки обнимали тщедушное тело.
С каждым днем она, казалось, все больше таяла.
— Что ты здесь делаешь? — Элис положила сумку на журнальный столик и наклонилась, чтобы взглянуть на мать.
— Я не могла уснуть.
У Дарлин были точно такие же серые глаза, как у Элис, и точно такой же нос пуговкой. Отец всегда называл Элис крошечной копией матери, внутри и снаружи. Неистовая, упрямая, властная. Обожающая верховодить, ненавидящая демонстрировать слабости. В своем лучшем проявлении — кипучая энергия во плоти, жизнерадостная сила. В худшем — замкнутое, упрямое создание, не способное открыть другому душу.
Сейчас же от матери осталась лишь безжизненная оболочка.
— Хочешь остаться здесь на ночь?
Дарлин кивнула:
— Я могу поспать на тахте.
— Не говори глупостей. — Элис помогла матери подняться. — Постелить постель — секундное дело. Хочешь травяной чай?
Дарлин снова кивнула. Элис пошла на кухню, включила чайник и, опершись о столешницу, помассировала виски кончиками пальцев. Иногда она чувствовала, что больше не выдержит. В тяжелые времена мать теряла способность выполнять даже элементарные задачи, а брат Элис, Рич, слинял подальше спустя два года после смерти их отца. Вот так все заботы о матери и находившейся на грани банкротства балетной студии легли на плечи Элис. Здорово, да?
Элис налила кипяток в старый заварочный чайник и приготовила матери спальное место: разложила диван-кровать под скрип старых пружин, расстелила матрас. Потом вытащила запасные подушки из бельевого шкафа и налила две чашки чая.
— Спасибо, Элли. — Дарлин взяла чашку и уселась удобнее, пододвигаясь, чтобы не сидеть на пробивавшихся из-под матраса пружинах. — Ты хорошая дочь.
Элис поерзала на месте, смущенная столь откровенной похвалой из уст матери.
— На днях мне звонили из банка насчет кредита. — Голос матери задрожал от страха.
— Да, они мне тоже звонили.
— Что мы будем делать? У меня ничего не осталось…
— Все в порядке, мама. Я об этом позабочусь, — успокоила Элис.
Мать затрясло, сжимавшие чашку руки задрожали. Горячий чай немного выплеснулся через край.
— Но они сказали…
— Не волнуйся, — твердо произнесла Элис, крепко сжав запястье Дарлин, чтобы она не ошпарилась. — Я обо всем позабочусь.
— Ты хорошая дочь, — снова прошептала Дарлин. — Я и подумать не могла, что из-за меня мы попадем в такую ситуацию. Я во всем виновата, я во всем ви…
— Перестань. — Элис не хотела слышать оправдания и говорить о прошлом, даже со своей собственной матерью.
— Я пустила все под откос. Я все разрушила.
— Прекрати! — Голос Элис сорвался, выдавая отчаяние, которое она пыталась скрыть под маской спокойствия.
— Хотелось бы мне, чтобы твой отец по-прежнему был рядом. Хотелось бы мне, чтобы мы никогда не отправлялись в тот рейд…
— Тебе нужно поспать, мама. Ты начинаешь сходить с ума.
Дарлин отдала Элис чай, к которому едва притронулась, и заползла в постель. Белая простыня подчеркнула контуры ее по-детски хрупкой фигуры. Элис накрыла Дарлин одеялом.
— Успокойся, — прошептала она, потрепав мать по руке. Элис захотелось обнять ее, но она сдержалась: объятия в доме Джонсонов были не приняты. — Я все решу.
Ровное дыхание наполнило комнату. Наконец-то воцарился покой.
Ряды кресел бесконечной вереницей простирались перед ним. Места были пусты, за исключением одного в середине первого ряда. Элис смотрела на него и ободряюще кивала. Кол мерил шагами сцену, и звук его шагов эхом отдавался в тишине.
— Тебе нужно освоиться в этой среде. — Элис поднялась с места и зашагала по ступеням, ведущим на сцену. — Адаптироваться в пространстве, оценить возможные риски. Постоять за кафедрой.
— Сейчас?
— Да, сейчас, — деловитым тоном отрезала она.
— Ну и командирша, — пробурчал Кол себе под нос.
Сегодня рано утром его разбудил звонок Элис. Прошлой ночью на нее снизошло озарение, и она решила, что им стоит встретиться там, где он будет произносить речь. Элис ни словом не упомянула о воспоминаниях, которыми он поделился с ней за ужином, зато Кол всю ночь проворочался с боку на бок, не в силах отделаться от них.
— Я все слышу.
— Вот и хорошо. — Кол встал за кафедру, и руки тут же невольно вцепились в нее, словно это был спасательный плот, а он терпел бедствие в открытом море.
— Ладно, остряк-самоучка. Микрофон работает?
Кол передвинул кнопку переключателя, и у основания микрофона вспыхнул зеленый огонек. Потом постучал по микрофону, и звук эхом отозвался в акустических колонках зала.
— Проверка, проверка. Раз-два.
— Очень креативно.
Элис стояла на краю сцены, уперев кулак в бедро. На ней красовались потертые спереди джинсы, в прорехи которых проглядывали соблазнительные участки кремовой кожи. Обычная черная футболка облегала тело, подчеркивая тонкую талию и миниатюрную фигуру. Заплетенные в косу набок волосы делали Элис моложе, но отнюдь не невиннее, и она обошлась почти без косметики. Как всегда.
— Ну а теперь представь, что я — твоя аудитория. И ты просто разговариваешь со мной — никаких критических оценок, никакого давления. — Элис взмахнула руками, и груда браслетов забренчала в такт ее движению.
Кол развернул страницу с тезисами выступления, которую распечатал в своем импровизированном офисе в отеле. Потом разгладил складки на бумаге ладонями, пытаясь подавить объявшую руки дрожь. Это просто она, Элис. И она впервые видит его таким уязвимым. Он может это сделать.
— Несмотря на то что когда-то здоровье и фитнес отдавались на усмотрение профессионалов, — начал Кол, — появление смартфонов, планшетов и льющейся круглосуточным потоком информации ознаменовало решающие изменения в том, как люди управляют своей жизнью, включая здоровье. Технологические компании ухватились за эту возможность, а умные технологические компании прибегли к таким методам, как игрофикация, для…
Он то и дело запинался, а потом, когда волнение тисками сжало грудь и горло, стал задыхаться. Но все это время Элис вдохновляла его двигаться дальше, улыбаясь и кивая в правильных местах, она то и дело взмахивала руками, заставляя его продолжать, когда он сбивался.
Добравшись до окончания речи, Кол чувствовал себя так, словно проехался на американских горках: в животе пульсировало, сердце колотилось. Он и вообразить себе не мог, как будет чувствовать себя в тот самый день, когда на него устремятся сотни глаз. Но это был шаг в верном направлении.
Стоило ему выйти из-за кафедры, как Элис бросилась к нему и обвила руками его шею:
— Я так тобой горжусь!
Время, казалось, остановилось в тот самый миг, когда она прижалась к нему и его руки крепко сомкнулись вокруг ее тонюсенькой талии. Весь мир Кола вдруг сжался до пространства между ними, он учащенно задышал, ощущая исходивший от ее кожи легкий цветочный аромат. Именно Элис была той причиной, по которой его сердце продолжало биться в эти секунды, причиной, по которой он дышал.
Его ладонь скользнула вверх по ее руке и, миновав шею, приобняла Элис за затылок. Его пальцы запутались в ее волосах, и он погладил большим пальцем раковину ее уха.
У Элис перехватило дыхание, ее веки затрепетали. Она убрала руки с его шеи, и теперь ладони упирались ему в грудь.
— Мы ведь вроде собирались общаться исключительно по-деловому?
— Ты первая начала.
Элис прикусила нижнюю губу и застыла на месте, будто решая, как поступить. Потом немного растопырила пальцы, вдавливая их ему в грудь. Кол сгорал от желания поцеловать ее. Она переступила с ноги на ногу, мягко коснувшись его бедрами. Возбуждение охватило Кола томительным пламенем, заставив его плоть мгновенно затвердеть.
— Я должна прекратить это, — произнесла Элис срывающимся голосом, и яркая краска, залив ее шею, расцвела на щеках.
— Мы оба должны.
Но, игнорируя свои собственные слова, Кол медленно наклонился к ней. Элис вскинула голову, ее губы приоткрылись. Кровь шумела в его ушах, оглушительно, горячо пульсируя. Элис будет такой сладкой на вкус, такой…
Стук, раздавшийся у входа в зал, вспугнул их, заставив отскочить друг от друга.
— Я не хотела вам мешать, — бесстрастно произнесла незнакомая женщина, нарушившая их уединение. — Но нам нужно подготовить зал для следующей группы, так что я вынуждена попросить вас заканчивать.
Неужели она чуть не поцеловала Кола? Щеки Элис горели, кожу жгло от его прикосновений. И что хуже всего, самые сокровенные частички ее тела беспокойно пульсировали. Элис стиснула бедра, тщетно пытаясь подавить ноющее неудовлетворенное желание.
Она рассеянно потеребила кончик своей косы. Боже, она ведь чуть не упала в обморок, ощутив под пальцами его твердые мускулы… И теперь могла лишь представлять, как преобразилось тело Кола с тех пор, как она видела его последний раз.
Сегодня Кол выглядел невероятно притягательно — как, впрочем, и всегда, когда был в обычной, будничной одежде. Сидящие по фигуре джинсы обтягивали поджарые бедра и облегали безупречные ягодицы, а футболка в сине-белую полоску подчеркивала широкие плечи и синеву глаз. Образ довершали его любимые потрепанные белые кеды.
— Нам пора идти. — Положив ладонь ей на плечо, Кол повел Элис к дверям.
Они вышли из делового центра, и солнечный свет ослепил ее. Летний зной обрушился на город, застилая дымкой окна зданий. Элис посмотрела на Кола, заслонив глаза от солнца:
— Куда сейчас?
Ей не хотелось ехать домой, а кондиционер в студии еще не починили. В ближайшее время Элис должна была получить от Кола первую половину гонорара, а пока тревогу по поводу своих непомерных расходов стоило держать при себе.
— Мне нужно разобрать кое-какой хлам у отца дома. — Кол вздохнул и, сдернув очки с ворота футболки, нацепил их на нос. — Владелец жилья уже достал меня. Ничего стоящего там, конечно, нет…
— Нужна помощь?
— Это уж точно не похоже на исключительно деловое общение, — заметил он, чуть наклонив голову.
Элис не нравилось, когда она не могла увидеть его глаза — они всегда точно говорили ей, что чувствовал Кол. Гнев, печаль или любая другая эмоция ясно отражались на его лице, и он наверняка мог бы стать ходячим толковым словарем чувств… по крайней мере, в том, что касалось ее, Элис.
Ей всегда нравилась эта черта Кола, она даже завидовала этому. Элис учили подавлять любые чрезмерные эмоции. Дома у Джонсонов не могло быть никаких слез, криков, ссор. Даже объятия слыли здесь непозволительной роскошью. Родители Элис любили друг друга, но их обоих ожесточила служба в полиции, и этой жесткостью пропиталась сама атмосфера их дома.
Потеряв голову от страсти в объятиях Кола той памятной ночью, Элис впервые в жизни испытала истинную, неподдельную эмоцию. И куда это ее привело!
— Не говоря уже о том, что ты не хотела обсуждать прошлое, — добавил Кол.
— Нам и не нужно это обсуждать. — Элис никак не могла собраться с мыслями и сформулировать, почему еще не готова его отпустить. — Я просто подумала, что тебе понадобится помощь, чтобы упаковать вещи и убрать мусор.
— От помощи я не откажусь. — Кол расплылся в обезоруживающей улыбке.
Элис кивнула, приятное тепло разлилось в груди… и виной тому были не солнечные лучи. «Ты ступаешь на опасную территорию, Джонсон, — подумала она. — Очень опасную».
Дом отца Кола оказался именно таким, каким Элис и помнила его с детства. Она бывала здесь несколько раз, и Колу очень не нравились эти ее визиты — видимо, ему было неловко за спертый алкогольный запах и вечный беспорядок.
Сада как такового не существовало: на этой выжженной траве не могло произрастать ничего живого. Лишь несколько цветов в предсмертной агонии покачивались у забора, да сорняки пробивались сквозь трещины в цементной дорожке, ведущей к входной двери. Почтовый ящик давно покорежился, и ободранная краска свисала с него огромными кусками. Одна из цифр болталась на единственном шурупе.
— Дом, милый дом, — сухо произнес Кол, когда они подошли к входной двери.
Что он должен был сейчас чувствовать? Вернуться домой и наводить порядок там, откуда сбежал при первой же возможности, — это, несомненно, было очень тяжело. Поднимаясь следом за Колом по лестнице, Элис прикусила губу. Что ж, по крайней мере, ему удалось покинуть этот дом и избавиться от ужасов своего детства. Оценив его поступок с этой точки зрения, она почувствовала, что уже не так злится на Кола. Ну неужели он не заслуживал права избавиться от этого кошмара?
Они вошли в дом, и Элис сморщила нос от неприятного запаха. В воздухе висело зловоние выдохшегося виски, смешанное с сигаретным дымом, который, казалось, пропитал мебель и стены дома. На полу стояла картонная коробка, доверху забитая пустыми бутылками от виски, бурбона и пива. Обстановка комнаты ограничивалась кушеткой — явно видавшей и лучшие времена — и журнальным столиком, усеянным газетами и окурками, высыпавшимися из переполненной пепельницы.
— Здесь все… именно так, как я и помню. — Элис прошлась по комнате, стараясь не споткнуться о груды мусора на полу, и в груди заныло от острой тоски. Ни один ребенок не должен был расти среди такого ужаса.
— Судя по всему, отец не утруждал себя уборкой. — Голос Кола сорвался от злости. — Как и элементарными правилами гигиены. Наверное, привычка — вторая натура.
— Наверное, — эхом отозвалась Элис и, повернувшись к Колу, заметила, как маска самообладания на миг слетела с его лица.
И тут в поле зрения Кола попала фотография в рамке, стоявшая на каминной полке. Невероятной силы гнев исказил его черты, Кол прошагал через комнату и схватил снимок. Фото пожелтело от времени, но на нем, вне всяких сомнений, присутствовали Кол и его отец. Мальчик на снимке расплывался в щербатой улыбке, а на его руке виднелись слабые очертания синяка.
— Он заставил меня улыбнуться для этого фото. — Голос Кола задрожал, плечи напряженно застыли, челюсть сжалась. — Он тряс меня до тех пор, пока я не согласился. А потом еще хранил этот снимок, как какое-то счастливое воспоминание!
Сердце сжалось у Элис в груди. Она хотела прикоснуться к Колу, облегчить его боль… Но не знала, как это сделать. Она была неискушенной в эмоциональном плане. Вот и сейчас Элис понимала, что даже тень мучивших ее угрызений совести не отразилась на ее лице.
— Кол…
— Я думал, что покончил с этим. Я думал, что покончил с ним!
Буквально прорычав последнее слово, он швырнул фотографию о стену.
Разбившееся стекло взорвалось душем осколков. Элис растерянно наблюдала, как они, будто в замедленной съемке, падают на пол, и стук ее собственного сердца оглушительно колотился в ушах.
— Прости, Элис. Тебе не следовало это видеть, — сдержанно произнес Кол, будто вбирая в себя выплеснувшуюся наружу боль, осязаемо повисшую в воздухе. Его грудь вздымалась и падала, пока он отчаянно цеплялся за остатки самообладания.
— Все в порядке. — Элис застыла, будто пригвожденная к месту.
— Мне не стоило приводить тебя сюда. Я знаю, ты не хочешь говорить о прошлом…
Она не могла успокоить его словами, поэтому сделала единственное, что казалось ей естественным, правильным…
Ее руки обвились вокруг шеи Кола, и Элис привлекла его к себе, приоткрыв губы, готовые к его прикосновению. Их языки встретились с неистовой силой, их губы яростно завладели друг другом. О, этот поцелуй не был утешительным или отвлекающим… Это был самый настоящий, сметающий все на своем пути, заставляющий забыть обо всем на свете поцелуй.
Сильная рука обвилась вокруг ее талии и приподняла Элис так, что она могла обхватить Кола ногами за талию. Он сделал шаг, и Элис уперлась спиной в стену, задохнувшись от неожиданного удара. Кол осторожно прикусил ее нижнюю губу, втискиваясь бедрами между ее разведенных ног.
— Боже мой, Элис… — простонал он ей в волосы, когда она нежно сжала зубами мочку его уха.
Кол держал ее, приподняв у стены, и ничего сексуальнее этого для Элис не существовало. Прикосновение его затвердевшей плоти распаляло ее, а ягодицы горели под его руками.
Она извивалась в его объятиях, заставляя Кола исторгать низкие гортанные стоны. Его аромат окутывал ее, и голова кружилась от вожделения и нахлынувших воспоминаний. Ощутив под ладонями его шелковистые короткие волосы, Элис сжала их и потянула вниз, запрокидывая его голову. Его язык хлестнул по ее языку, и слабый мятный привкус Кола увлек Элис за собой, в бесконечный сладострастный поцелуй…
— Я так скучал по тебе, — выдохнул Кол.
И тут будто кто-то выпустил из Элис воздух, а действительность с размаху обрушилась на нее — уродливая, неприглядная и суровая.
— Нет.
— Нет? — Кол резко оторвался от ее губ и сдвинул темные брови.
Элис толкнула его в грудь, заставляя выпустить из своих объятий, и ее ноги опустились на пол.
— Ты не можешь говорить мне это.
— Говорить что?
— Что ты по мне скучал. — Она дышала тяжело, словно пробежала марафонскую дистанцию. — Ты не можешь говорить со мной так, словно хотел, чтобы все было по-другому.
— Черт возьми, Элис. — Он покачал головой, растерянно потирая шею. — Это ведь ты поцеловала меня.
— Я не знала, что еще предпринять. — Она впилась в него взглядом, ощущая, как былые ярость и обида возвращаются к ней с новой силой. Чувства так и кипели внутри, но Элис старательно подавляла их.
— И целовать — твой излюбленный способ что-то предпринять? — вскричал он. — Как, по-твоему, я должен был на это реагировать?
— О, так ты поцеловал меня только потому, что я поцеловала тебя первой? — Ее грудь обдало жаром, щеки и лицо вспыхнули.
— Я не это имел в виду.
— Тогда что ты пытаешься сказать, Кол? Что ты там опять бормочешь? — Элис огляделась в поисках своей сумочки. — Или это потому, что кровь отлила от твоего мозга?
— Ты бьешь по больному месту. — Он явно начинал выходить из себя.
— Забудь, что это вообще произошло. Сиюминутная слабость, ошибка. — Она обнаружила сумочку на полу у кушетки. — Этого больше не повторится.
— Элли, подожди. — Кол потянулся к ней.
— Забудь об этом. Мы должны общаться по-деловому, как и договорились, — Элис зашагала к двери, но Кол последовал за ней.
— Тогда почему ты поцеловала меня? — Он развернул Элис к себе, и она оказалась зажатой между дверью и его мощным торсом.
Почему она сделала это? Может быть, потому, что после всего, что натворил Кол, она все еще хотела его — с той же силой, что и прежде. А еще потому, что он был единственным парнем, которому удалось сблизиться с ней, не спугнув ее. С тех пор как он уехал, у Элис было два романа, и оба закончились одинаково: поспешно и без малейшего шанса на примирение. Один парень бросил Элис, огорошив на прощание тем, что потом терзало ее много недель. Он назвал ее роботом, начисто лишенным эмоций. А другой, помнится, говорил, что не хочет быть с девушкой, которая все время держит дистанцию, которая не может говорить о том, что чувствует, и выражать то, что хочет.
— Почему, Элли? — стоял на своем Кол. — Ответь мне.
Но она не могла ничего ответить: горло перехватило, поглощая рвущиеся наружу слова. Элис будто парализовало — это происходило всякий раз, когда она чувствовала себя пойманной в ловушку. Она не знала ни одного способа выразить то, что было у нее на душе. Она не могла плакать, не могла быть честной. Ей оставалось лишь замыкаться в себе — а потом ругать себя на чем свет стоит.
— Все ясно, — кивнул Кол и отступил, давая ей возможность уйти.
Элис так сильно прикусила губу, что ощутила на языке металлический привкус крови. Как поступил бы в этой ситуации нормальный человек? Наверняка кричал бы, сказал бы хоть что-то… но ее язык мертвым грузом лежал во рту.
Кол молча застыл на месте. Элис толкнула дверь и выскочила на улицу, пылая от стыда. Впервые за пять лет она осознала, почему Кол ее бросил.