Нарушитель сделки

Глава 36

Джессика стояла на тускло освещенной неоновыми огнями площадке перед «Пэтмарк»; она была в обтягивающих джинсах и красной блузе с расстегнутым воротом и до боли прекрасна. Разглядев ее лицо, Майрон тотчас понял, что стряслась беда, и немалая.

— Плохи дела? — спросил он.

Джессика открыла дверцу машины и скользнула на соседнее сиденье.

— Хуже не бывает.

Майрон ничего не мог с собой поделать, он был не в силах отрешиться от мыслей о ее красоте. Лицо Джессики было чуть бледнее обычного, глаза немного запали, и, хотя морщинок вокруг них пока не было, на лбу и щеках уже виднелись складки. Майрон не помнил, были ли они вчера или в тот день, когда Джессика приходила к нему в офис, но он отметил, что еще ни разу не видел ее такой изнуренной. Однако несовершенства внешнего облика, если их можно так назвать, делали Джессику еще более живой, человечной, а следовательно, и более желанной. По мнению Майрона, деканша Мадлен была привлекательной женщиной, но сравнивать ее с Джессикой — все равно что карманный фонарик — с сияющим маяком.

— Может, расскажешь, что случилось?

Джессика покачала головой.

— Лучше покажу, — ответила она и принялась направлять Майрона. Когда они достигли дороги, которую кто-то вполне оправданно прозвал рыжей грунтовкой, Джессика сказала: — Мой отец снял здесь домик.

— В этих лесах?

— Да.

— Давно?

— Две недели назад. Оформил аренду на месяц. По словам владельца, отцу хотелось тишины и покоя вдали от мирской суеты.

— Не очень-то на него похоже, — заметил Майрон.

— Совсем не похоже, — согласилась Джессика.

Спустя несколько минут они подъехали к домику. Майрону с трудом верилось, что Адаму Калверу пришла бы охота провести здесь отпуск: за время своей близкой дружбы с Джессикой он успел неплохо изучить ее отца. Калвер увлекался азартными играми, любил скачки, рулетку, блэкджек. Он был человеком действия. Тишина и покой в его понимании — это концерт Тони Беннетта в зале «Сэндз».

Они выбрались из машины. Джессика была стройна, как стрела, и шла твердой ровной поступью, которой в былые времена Майрон всегда любовался. Но сегодня ее походка не была стремительной, казалось, будто ноги уже устали нести это прекрасное тело.

Деревянные ступени веранды заскрипели. Майрон заметил, что они уже почти насквозь прогнили. Джессика открыла замок двери и толкнула ее.

— Взгляни-ка, — указала она.

Майрон взглянул. И ничего не сказал. Он чувствовал, что Джессика пожирает его глазами.

— Я проверила чеки отца, — сообщила она. — Он потратил три с лишним тысячи долларов в манхэттенском магазине «Сыщики и шпионы».

Майрон знал этот магазин. Вне всякого сомнения, товар в хижине был оттуда. На кушетке лежали три видеокамеры «Панасоник» с кронштейнами для подвески. Здесь же стояли три маленьких телеэкрана, тоже «Панасоник». Такими оснащались крупные охранные фирмы. Два видеомагнитофона «Тошиба», мотки проводов, кабелей и тому подобное.

Но груда этого хлама являла собой еще не самое удручающее зрелище. Присутствие здесь электронного оборудования могло означать что угодно. Но тут были еще два предмета, на которые Майрон уставился таким взглядом, каким обычно ребенок смотрит на блестящую монетку. И наличие этих предметов говорило о многом. Они служили своего рода катализаторами, последними необходимыми составляющими варева, которое было слишком ядовитым и которое, несомненно, следовало обезвредить.

У стены стояла винтовка. А на полу рядом с ней лежали наручники.

— Что за чертовщину он тут творил? — спросила Джессика.

Майрону казалось, что он слышит ее мысли. В окрестностях этого домика находили трупы девушек. Их показывали по телевизору, и теперь изуродованные, разложившиеся тела встали перед глазами Майрона и Джессики, будто призраки, которых уже никогда не изгнать.

— Давно ли он приобрел все это барахло? — спросил Майрон.

— Две недели назад. — Глаза у Джессики были ясные, взгляд вполне осмысленный. — Послушай, у меня было время подумать об этом. Даже если подтвердятся наши худшие опасения, ясности все равно не будет. Как понимать снимок в журнале? Почему конверт надписан рукой Кэти? Что это за телефонные звонки? И почему, в конце концов, его убили?

Майрон понимал, что Джессика ищет объяснение, любое объяснение, кроме того, которое напрашивается само собой.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Джессика сложила руки на груди, сжав пальцами локти. Казалось, она пытается согреться.

— Я чувствую себя неприкаянной, вот как я себя чувствую, — ответила она.

— Ты выдержишь еще один удар?

Ее руки повисли как плети.

— Какой? Что все это значит?

Майрон замялся.

— Проклятие, да не надо меня щадить! — выпалила Джессика.

— Послу…

— Знаю я эту твою дурацкую привычку оберегать маленьких девочек! Говори, что тут творится!

— В ночь исчезновения Кэти ее изнасиловали несколько человек из команды Кристиана.

Джессика отпрянула, словно ей влепили пощечину. Майрон протянул к ней руку.

— Я очень сожалею.

— Лучше расскажи мне обо всем, что случилось.

Майрон рассказал. Ясные глаза Джессики затуманились, взгляд сделался пустым. Она очень долго молчала. Потом наконец с трудом выговорила:

— Подонки. Будь они прокляты.

Майрон кивнул.

— Один из них убил ее, — продолжала Джессика. — Или все скопом, чтобы заткнуть ей рот.

— Такое возможно.

Джессика задумалась. В ее глазах снова затеплилась жизнь.

— Давай допустим, — медленно проговорила она, — что мой отец узнал об изнасиловании.

Майрон кивнул.

— Как бы он поступил? Что бы ты почувствовал, случись такое с твоей дочерью?

— Я бы впал в бешенство, — ответил Майрон.

— Ты сохранил бы способность как-то держать себя в руках?

— Кэти — не моя дочь. Но я вовсе не уверен, что мне удалось бы совладать с собой.

Джессика кивнула.

— Так, может быть… Тогда, может быть, это и есть объяснение всему происходящему? Электроника, наручники, винтовка. Может, он устроил этот тайник в дремучем лесу, чтобы таскать сюда насильников и вершить свое правосудие?

— Кэти изнасиловали шесть человек, а в этом домике и двое не уместятся.

На лице Джессики появилась тусклая зловещая улыбка.

— Ну а что, если отец оказался в точно таком же положении, в каком сейчас мы с тобой?

— Что-то я тебя не пойму.

— Возможно, он знал имя только одного насильника, этого Гортона. Как бы он тогда поступил? Как в таком случае поступил бы ты сам?

— Наверное, похитил бы его и заставил все рассказать.

— Вот именно.

— Все равно ни черта не понимаю. Зачем снимать все это на пленку? Зачем эти камеры и экраны?

— Чтобы записать признание. Чтобы никто не подъехал к дому незамеченным. Не знаю. Ты можешь предложить лучшее объяснение?

Майрон не мог.

— Ты уже осмотрела весь дом?

— Не удалось. Меня привез сюда владелец. Его чуть удар не хватил, когда он увидел все эти штуковины.

— Что ты ему сказала?

— Что знаю о них. Что мой отец — частный сыщик, ведущий тайное расследование.

Майрон поморщился.

— Я не смогла придумать ничего лучшего.

— И он купился?

— Полагаю, что да.

Майрон покачал головой:

— Я вообще-то думал, что ты писательница.

— Я не умею сочинять экспромтом и пишу гораздо лучше, чем говорю.

— На основании моего опыта позволю себе не согласиться с этим, — ответил Майрон.

— Нашел время подбивать клинья.

Он пожал плечами:

— Просто хотел сделать комплимент.

Джессика едва сдержала улыбку.

— Давай осмотримся, — предложила она.

Обыскивать, по сути дела, было нечего. В гостиной не нашлось ни одной антресоли или стенного шкафа, все лежало на виду — и электроника, и винтовка, и наручники. В кухонной нише тоже не было никаких сюрпризов, равно как и в ванной. Итак, оставалась спальня.

Она была совсем маленькая, не больше комнаты для гостей в бунгало на морском берегу. В ней едва уместилась двуспальная кровать, слева и справа от которой на стенах висели ночники: поставить тумбочку было уже негде. Туалетному столику места тут тоже не нашлось. На кровати лежали махровые простыни.

Джессика и Майрон осмотрели стенной шкаф и… Вот оно.

Черные брюки, черная майка, черный свитер, а в придачу ко всему этому — черная лыжная маска.

— Лыжная маска? — удивился Майрон. — Ведь на дворе июнь.

— Может, он надел ее, когда похищал Гортона, — предположила Джессика, но в ее голосе не было уверенности.

Майрон опустился на пол и, заглянув под кровать, увидел там пакет. Подтянув его поближе по пыльному полу, он обнаружил, что пакет был красным и на нем виднелись готические буквы «СВОБ».

— Судебный врач округа Берген, — расшифровала Джессика.

Пакет напоминал старомодную сумку от «Лорд и Тейлор» с липучкой поверху. Когда Майрон откинул клапан, сумка с треском открылась. В ней лежали серые шерстяные брюки с тесемкой и желтый пуловер с вышитой на нем красной буквой «Т». И брюки, и пуловер были покрыты засохшей грязью.

— Узнаешь? — спросил он.

— Только желтый свитер, — ответила Джессика. — Это отцовский. Он носил пуловер, когда учился в университете Тарлоу.

— С чего бы вдруг прятать его тут, под кроватью?

Глаза Джессики сверкнули.

— Сообщение от Нэнси! — воскликнула она. — Господи Иисусе! Она же говорила, что отец подарил свой желтый свитер Кэти.

— Стоп-стоп-стоп, погоди-ка, не так быстро. Что именно сказала Нэнси?

— Повторяю слово в слово: «Он рассказал мне все о своем любимом желтом свитере, который подарил Кэти. Какая трогательная история». Вот так. Это ее слова. Отец не носил этот свитер, его носила Кэти, да и то лишь дома, а иногда он заменял ей ночную сорочку.

— Он был подарен ей твоим отцом?

— Да.

— Каким же образом свитер опять попал к нему?

— Не знаю. Наверное, он был в ее пожитках.

— Но это не объясняет, почему твой отец рассказывал о свитере Нэнси Сират. И почему он спрятан под кроватью.

Они немного постояли в молчании.

— Что-то мы здесь не углядели, — сказала наконец Джессика.

— Может быть, увидев эти тряпки, твой отец догадался о том, о чем мы пока не догадываемся.

— То есть?

— Не знаю. — Майрон развел руками. — Но совершенно ясно, что эта одежда о многом ему поведала. Может быть, он нашел ее в каком-то необычном месте. А возможно, ее разыскали полицейские.

— Но в ночь своего бегства Кэти была одета во что-то голубое, это установлено совершенно определенно.

Майрон вспомнил показания однокурсниц и фотографию. Да, верно, и все же…

— Есть только один способ проверить это.

— Какой?

Майрон бегом вернулся к машине. Долгий летний день кончался, сгущались сумерки. Он взял телефон, надеясь, что они не выехали за пределы радиуса его действия. Загорелись три маленькие полоски из пяти. Этого было достаточно, телефон работал. Майрон набрал номер деканата и прождал двадцать гудков. Никто не ответил. Тогда он попытался связаться с квартирой декана. Трубку сняли после второго звонка.

— Алло? — послышался голос Гордона.

— Какая одежда была на Кэти, когда она пришла к вам? — спросил Майрон, не тратя времени на любезности.

— Одежда? Блуза и какая-то юбка.

— Какого цвета?

— Голубого. Кажется, блуза была немного порвана.

Майрон бросил трубку.

— Возвращаемся на исходные позиции, — заметила Джессика.

Возможно, подумал Майрон. Но в сознании промелькнул какой-то образ. Майрон никак не мог восстановить его, не мог даже вспомнить, что это было за видение. Но теперь он знал, что оно сохранилось в памяти и рано или поздно всплывет.

— Поехали, — тихо сказала Джессика, беря Майрона за руку. Горевшего в машине света было вполне достаточно, чтобы разглядеть ее глаза — прекрасные, карие, но такие светлые, что они казались едва ли не желтыми. — Я хочу побыстрее убраться отсюда.

Майрон захлопнул дверцу и вдруг почувствовал, что задыхается. Свет в машине погас, и их окутал сумрак. Майрон больше не видел лица Джессики.

— Куда ты хочешь поехать?

— Куда угодно, — донесся из темноты ее голос. — Лишь бы мы могли остаться наедине.