Насчет папайи

7

Спал Даффи долго, и вставать ему не хотелось. Ухо побаливало. Он высвободил из тройного полиэтиленового плена замыслившие побег мюсли и без особого энтузиазма принялся их жевать. Он никогда не верил, что мюсли — это то, что заявлено на упаковке. Он не мог поверить, что на фабрике, где делают мюсли, не находится шутника, готового исподтишка сыпануть в них пригоршню опилок, древесную стружку или обрезки собственной живой изгороди — просто чтобы посмотреть, заметит кто-нибудь разницу или нет. Никто, конечно, не заметит. Чем хуже вкус — тем лучше для здоровья, люди привыкли в это верить.

В десять часов он позвонил Кэрол. Голос у нее был сонный: ей снова досталось самое неудобное дежурство — с шести вечера до двух ночи. Да, она с удовольствием принимает его приглашение прийти сегодня вечером. У него на уме что-то особенное? Может, он хочет позвать ее в ресторан? Это была шутка, но по голосу Кэрол можно было подумать, что она говорит всерьез. Они никогда не ходили ужинать в ресторан. Или, точнее, он никогда ее туда не водил. Что ты делала вчера вечером, Кэрол? Ну, мы с Даффи опять никуда не пошли. Ее подружки улыбались, потому что вид у нее при этом был немного смущенный. Ну и Даффи, вот что значит «в тихом омуте». Да уж, понимаем, понимаем.

Но подруги не понимали. Они ужинали — дома, Даффи готовил, а она поддразнивала его тем, как он чистит овощи — прямо ювелир, говорила, что у него холодильник — словно тюрьма строгого режима, а лезвие ножа сверкает ярче, чем ее зеркальце. Они чесали языки, словно пожилая супружеская пара. И, чтобы там ни думали ее подружки, — они — тоже как прожившие много лет в браке супруги — если и спали вместе, то именно спали. Они смотрели телевизор, болтали, и порой — но никогда не давая знать заранее — Кэрол опускала часы в пластмассовую коробку и сворачивалась калачиком рядом с Даффи. Она уже давно перестала ждать, что что-то произойдет. Что ж, не здесь, так где-нибудь еще, и — странное дело! — через некоторое время после того, как перестаешь этого ждать, перестаешь и огорчаться. Ты даже не пытаешься к нему приласкаться, ты начинаешь понимать, что ему, может быть, это не приятно: слишком много воспоминаний.

Затем Даффи позвонил Уиллету и спросил, можно ли им после работы встретиться. У него появились вопросы. Ответом было согласное хеканье. Затем он раскрыл записную книжку и набрал еще один номер.

— Могу я поговорить с мистером Далби?

— Боюсь, сейчас это невозможно, сэр.

Похоже, он позвонил слишком рано. Ведь мистеру Далби до поздней ночи приходится следить, чтоб члены вставали, а пробки — скакали, это кого угодно измотает.

— А когда можно перезвонить?

— Попробуйте около одиннадцати.

— Хорошо.

Вот и ладно, а заодно дадим миссис Бозли возможность придумать в его адрес как можно больше нелицеприятных слов. В одиннадцать он позвонил снова.

— Мистер Далби подошел?

— Я сейчас взгляну. А кто его спрашивает?

— Скажите, что это помощник лорда Брауна.

— Минуточку, сэр. Соединяю.

Можно было не сомневаться, подумал Даффи.

— Алло, Далби слушает.

Хорошо поставленный голос, с нейтральной интонацией, готовой в любую секунду смениться начальственной или почтительной — как потребуют обстоятельства.

— Доброе утро, мистер Далби, это Джеффри Маркус, помощник лорда Брауна. — Даффи умел при необходимости добавить своему голосу нотку претенциозности, — по правде говоря, причина, по которой я звоню — частная, и к лорду Брауну отношения не имеет.

— Слушаю вас.

— Я говорил с Кристофером, и он сказал мне, что вы снова в деле.

— Кристофер? — судя по голосу, Далби был сбит с толку.

— По крайней мере, мне он известен как Кристофер. Он снабжал меня какое-то время, и, насколько я осведомлен, вас также. Он хитрая бестия, этот Кристофер.

— Положим…

— Так вот, если вы снова этим интересуетесь, я желал бы сегодня вечером вас навестить.

— Не могли бы вы выразиться яснее?

— Не думаю, что стоит выражаться яснее по телефону, а вы как считаете?

— О, да, конечно.

— Так вот, как насчет того, чтобы встретиться сегодня в девять, мистер Далби? Я приду через парадное, хорошо?

Даффи надеялся, что он скажет, нет-нет, не через парадное, и подскажет ему альтернативу, но его самоуверенный, почти нахальный тон явно подействовал на Далби слишком хорошо.

— Конечно, конечно, мистер Маркус, в девять часов, я буду вас ждать.

Что ж, по крайней мере, здесь все прошло гладко. Даффи расценил успех как вознаграждение за ущерб, причиненный его уху, и вознаграждение крайне недостаточное. Оставалось надеяться, что это был лишь аванс. Если только ему удастся поговорить с Далби по душам, если Уиллет скажет то, что он хотел от него услышать, если миссис Бозли не передумает и не вышвырнет его за дверь сегодня же, если ему достанет аккуратности, сообразительности, проницательности, и большущей удачи, то план А обязательно сработает. Если же нет, ему придется вернуться к плану Б, который предполагал некорректное поведение, наплевательское отношение к некоторым предусмотренным законом формальностям и мог сработать лишь при уж очень большой удаче.

По дороге на работу — а ехал он сегодня медленно, рассудив, что не стоит превышать сорока пяти, и его то и дело со свистом обгоняли стремящиеся в аэропорт пассажирские автобусы — он перебирал воображаемые четки. Бусин было шесть: срезные цветы, палочки благовоний, консервированные личи, фисташки, свежие мидии и «разное». У этого Далби есть, наверное, где-нибудь и ресторан. Даффи разглядывал их, вертел и так и сяк и снова и снова перебирал — то в одном направлении, то в другом. Это наверняка окажется «разное». Его боевой настрой при этой мысли несколько подувял. Впрочем, Уиллет, возможно, думает по-другому.

Вспоминая предыдущий вечер, Даффи только руками разводил: ну как он мог сказать, что в каждом мужчине есть частичка гомосексуалиста. А тем более Глисону — Глисону, у которого изнутри весь шкафчик обляпан голыми девицами. Да уж, ему следовало держать язык за зубами. Подобные слова можно было сказать какому-нибудь нахалу на дружеской вечеринке, и то если он уже вдрызг набрался и вообще передвигается на костылях, — и уж ни в коем случае не брутальному громиле, который держит тебя за жабры — или, по крайней мере, за ухо. Ты кретин, Даффи, форменный кретин.

Но в то же самое время, хоть он и ни на минуту не забывал, что ему чуть не оторвали полголовы, в этой самой голове вертелась одна простая мысль: «Пошло! Пошло!» Та злоба Глисона, с которой он в последний раз дернул его за ухо, возможно, происходила от одной только гомофобии, но то, что было до этого, и то, что было потом, ясно показывало, что этим дело не ограничивалось. То, что его вообще взяли за ухо, доказывало, что дело здесь не только в том, кто он такой и где он познакомился с Хендриком. Это доказывает, что они психовали, они были на взводе и не остановились бы перед тем, чтобы пустить в расход весь штат «Грузоперевозок», если бы только это помогло им получить то, что нужно, — и притом боялись, что если они это сделают, то их тайные дела неминуемо будут раскрыты. И именно поэтому — хотя Даффи, конечно, очень искусно замутил им мозги полуправдой — они так хотели ему верить. Они отчаянно хотели верить, что он — всего-навсего тот, за кого себя выдал.

И эта их взвинченность, это желание поскорее дать ему пинка под зад, придавали Даффи уверенность, что что-то должно произойти, и очень скоро, что товар уже в пути. Поэтому они так взбеленились, когда произошла новая кража, и поэтому они мечтали, чтобы Даффи повесил эту кражу на Кейси еще до конца недели. У них не было против Кейси никаких доказательств, не могло быть у них и доказательств того, что Даффи вообще способен кого-то уличить, но их тревога заставила их верить и в первое, и во второе. Поэтому Даффи не был удивлен, что миссис Бозли повела себя точь-в-точь, как было условлено. Он только начал переодеваться, когда к нему подошел Тан.

— Миссус Боси хочет тебя видеть скоро-скоро.

— Спасибо, Тан, я подумаю.

— Нет, она говорить скоро-скоро.

— Ладно, ладно, Тан, иду, — он лениво потянулся, — ну и баба, настоящий геморрой, ей-богу.

— Ты порезался?

— Да, порезался. Чуть уха не лишился. Ладно, чепуха.

По лицу Тана было ясно, что он до крайности удивлен новым Даффи, который сегодня опоздал на работу. Новый Даффи вразвалочку направился к начальскому кабинету, толкнул ногой дверь и остановился в проеме. И он, и миссис Бозли говорили очень громко — так, чтобы их было всем слышно.

— Вызывали?

— Да. Садитесь, Даффи.

— Мне и здесь хорошо.

— Вы опоздали.

— Ну и что?

— Как это «ну и что», Даффи? Я требую объяснений. Другим пришлось трудиться за вас, пока вы не соизволили появиться.

— Это что-то новенькое. Обычно я тут день-деньской за всех вкалываю. Пускай теперь они потрудятся.

— Если вы недовольны своей работой, вам лучше поискать другую. Не могу сказать, что по вас здесь будут особенно скучать.

Они перешли на крик; краем глаза Даффи видел, как удивленно смотрят на них Кейси и один из водителей.

— Я б не возражал, а то слишком уж тут много сварливых сук.

Этого хватит, подумал он; даже если они терпеть не могут миссис Бозли, они все равно поймут, что одного такого оскорбления достаточно для моментального увольнения.

— Вы уволены.

— Вы не имеете права так сразу меня уволить.

— В таком случае, я хочу, чтобы через неделю ноги вашей тут не было. А сейчас идите, работайте.

Даффи пнул стеклянную дверь, но она была предусмотрительно снабжена металлической рамой. Спускаясь по лесенке, он повернул голову и выкрикнул:

— Профсоюза на вас нет, блин.

Хотя бравада была наигранной, она заразила Даффи. Он действовал согласно уговору, но ему нравилось орать на нее на виду у всего склада. Он сидел в своем углу и был доволен тем, как прошло сегодняшнее утро. А когда раздался звонок на обед, случилась удивительная вещь: Кейси вразвалочку подошел к нему и ткнул кулаком в бицепс.

— Пора в столовку, — громко и отчетливо объявил он.

Даффи почувствовал себя дрессировщиком, который спустя годы неустанного труда научил-таки одного из своих подопечных изъясняться на человечьем языке. Усилие это, однако, далось Кейси нелегко, и двойную порцию спагетти и жареной картошки он поглотил со всегдашней своей неразговорчивостью. Наконец, прикончив двойную порцию пудинга, он отложил ложку и шумно вздохнул. Даффи решил, что теперь он может завязать разговор.

— Ну и денек, — сказал он, — когда брился — чуть ухо себе не отрезал, а теперь вот коленом под зад получил.

Кейси нахмурился. Похоже было, что он усиленно думает. Затем, тоном величайшей конфиденциальности, проговорил:

— Сукой назвал. Хе-хе.

Даффи чуть не подпрыгнул. Насколько он мог понять, Кейси сейчас выразил нечто вроде приязни к нему. Как жаль, что на это ушло столько времени, и что им остается обедать друг с другом не больше недели. И как жаль, что Даффи, возможно, придется вляпать Кейси в дерьмо.

После работы он снова поехал к Первому терминалу и пошел в зал с яблоней. Там царила все та же атмосфера всеобщей паники, только одна партия пассажиров с влажными ладонями сменилась другой.

— У меня для тебя парочка конкретных вопросов и тест на изобретательность.

— Валяй.

— Конкретный вопрос номер один. Ты находишь героин. Не важно, где. Скажем, в заднице у какого-нибудь китайца. Что потом?

— Ну, сначала мы, наверное, его оттуда достанем.

— А потом?

— Мы проводим экспертизу. В полевых условиях, конечно. Есть у нас такой специальный наборчик. Просто чтобы убедиться, что это не контрабандная соль.

— И так вы узнаете, что это такое.

— Ну да, приблизительно. Потом мы посылаем образчик в Фармнадзор. В запечатанном, конечно, пакете, чтобы посыльный не думал, что ему очень повезло. Там они уже делают настоящую экспертизу и присылают нам результат.

— А что они могут установить?

— Ну, они говорят, что это за дрянь, и сколько ей лет. Еще они говорят, откуда она, — и это очень полезно, потому что данные бывают очень точные. Это помогает установить, что две партии когда-то были набраны, что называется, из одного мешка — по крайней мере, что они были произведены в одно и то же время на одной и той же фабрике. А поскольку работают эти молодчики чаще всего на дому, то это действительно очень помогает. Две одинаковые партии героина встречаются не чаще, чем две одинаковые глазурованные тарелки.

Даффи не понравилось это сравнение. Хотя бы потому, что он его не понял.

— А если… Например, у курьера был пакет — или, скажем, два пакета, и они попали в разные места. Может экспертиза определить, что это товар из одной партии?

— Еще бы. Проще простого. Часто это единственное доказательство того, что два дилера между собой связаны. Но это очень веское доказательство.

— Хм. Хорошо. Переходим ко второй части. Готов?

— Ну.

— Положим, ты контрабандист. — Так-то, зуб за зуб. Уиллет в прошлый раз заставлял его представлять себя таможенником. — Ты везешь некоторое количество героина.

— Какого?

— Что значит «какого»?

— Ну, это не обязательно порошок. Его можно растворить, а можно превратить в кашицу. Мне можно делать с ним все, что угодно?

— Делай с ним все, что захочешь. Главное, ты должен пронести его через таможню, то есть мимо меня. Я буду сообразительный, но сравнительно неопытный младший сотрудник таможни.

— Нет проблем.

— Погоди, у тебя есть для этого всего шесть возможностей. Ты ввозишь шесть видов груза, и с одним из них — или, может, не с одним — должна прибыть партия героина. Готов?

— Готов, готов.

— Приступим. Фисташки.

— Это такие маленькие зеленые фиговинки?

— Угу.

— Они вроде полуоткрытые, но есть их — ногти обломаешь? А попадаются закрытые, и об них можно обломать зубы?

— Угу.

— Легко. — Уиллет немного подумал. — Тут сгодится порошок. Раскрываем те, что приоткрыты, кладем в скорлупку героин, половинки склеиваем.

— Что, каждый орешек?

— Ну, конечно. В один уместится столько, что хватит купить машину. Если толкать в розницу. Они ж ведь еще и посыпаны чем-то — солью, так?

— Да.

— Ну так тем лучше. Проще простого. Пронесли. Что там дальше?

— Эти, как их, благовонные палочки.

— Хм. А как их транспортируют?

— Ну, не знаю. Наверное, в пакетиках, штук по двадцать-тридцать. А потом укладывают в коробку, я думаю.

— А пакетики какие? Бумажные?

— Ну да. Картонная коробка, бумажный ярлык.

— Это труднее. Сверлить их — не просверлишь. Может, сформовать героин в виде палочек, а потом покрасить? Нет. Нет, придется здесь использовать саму упаковку. Нетрудно, но много возни. Коробки ведь небольшие. Ярлыки отклеиваем, из порошка делаем кашицу и этой кашицей приклеиваем их обратно. Должно получиться.

— Консервированные личи.

— Консервы. Это может быть и просто, и сложно. Зависит от твоих возможностей. Если у тебя есть оборудование для консервирования, тогда конечно, никаких проблем. Тут можно использовать три способа. Первый — тот же с ярлыками. Или можно слить жидкость: снимаешь ярлык, делаешь крошечную дырочку — вообще-то, тебе придется сделать две, чтоб поступал воздух, — и сливаешь жидкость. Потом заполняешь банки разведенным героином — просто закачиваешь с помощью шприца. Приклеиваешь на место ярлык — и дело сделано.

— А что же личи?

— А личи ты оставляешь. Если, конечно, героин и личи не вступают друг с другом в химическую реакцию, но я о таком не слышал. Разведенный героин очень популярен. Ты не представляешь, сколько бутылок соевого соуса и китайского вина мы пооткрывали зазря.

— А третий способ?

— Третий — самый простой, если у тебя технически есть возможность открывать банки, а потом снова их закрывать. Тогда ты просто кладешь в банку пакетик с героином, добавляешь личи, чтобы вес соответствовал, и закрываешь банку.

— А как получатель узнает, что это нужная банка?

— Пара пустяков. Простейший шифр — царапинки на ярлыке в условленных местах. Если какая-нибудь маленькая птичка не шепнет нам, что это за шифр — или если мы не станем открывать все банки подряд — нам его никогда не найти. А если мы будем открывать все банки, у которых ярлык не в безукоризненном состоянии, то нам для этого понадобится создать дополнительный отдел.

— Срезные цветы.

— Какие именно?

— Ну… разные.

— Тогда и возможности разные. Если они экзотические с мясистыми стеблями, то можно вставить туда спицу с героином. Можно использовать ярлыки, мы это уже обсуждали. Можно — хотя это зависит, откуда поставка и сколько они будут находиться в дороге — пропитать раствором героина тонкую ткань и завернуть в нее цветы — типа чтобы не завяли. Это все большая морока. Но подобные вещи уже делались. Я тебе сейчас расскажу одну хитрую придумку с цветами, которую мне рассказывали. Это, конечно, было не у нас. Те ребята нашли какого-то художника — чертовски талантливый, похоже, был парень — он рисовал на маленьких кусочках бумаги внутренность цветка — ну, ты знаешь, бывают такие цветы с крупными чашечками. Потом они вставляли картинку внутрь, и получалось, что у цветка двойное дно — достаточно места для порошка.

— Как в чемодане.

— Вот-вот. Очень умно придумано. Ты бы туда и не подумал заглянуть, верно?

— Верно. Свежие мидии.

— Я не очень представляю, как они выглядят, надо сначала посмотреть. Если они как фисташки — одни открыты, другие закрыты — то можно так же и поступить. Если они все открыты, то это труднее, может, придется задействовать раковину. Если это окажется чересчур трудно, то всегда можно задействовать упаковку.

— Угу. И последнее: разное.

— Это что?

— Ну, по крайней мере, так пишут в документах.

— Это что, всего понемногу?

— Наверное.

— Тогда мне раздолье, по крайней мере, на первый взгляд. Ведь если ты дашь мне чемодан с двенадцатью разными вещами, я могу придумать двенадцать разных способов спрятать в них героин, а потом я выберу лучший, и ты ни за что его не найдешь, хотя, конечно, должен.

— Почему должен?

— Да потому, что за всем, что идет под рубрикой «Разное», нужен глаз да глаз. Слишком уж это размыто, учитывая, что ты заранее настроился на поиск. Это просто принцип такой в помощь новичкам.

— Угу. Так какой из шести тебе нравится больше?

— Ну, во-первых, не забудь, что у меня почти не было времени подумать. Эти ребятки изобретают способы контрабанды по нескольку месяцев, иногда лет, а мы должны разгадать их всего за несколько минут. Не скажешь, что это игра на равных. И они все время придумывают что-то новое. Каждый раз, как их курьера ловят, а если у них есть голова на плечах — то и не дожидаясь, чтоб их поймали. Умный контрабандист никогда не воспользуется тем способом, что хотя бы раз был раскрыт.

— Так что же ты выберешь?

— Мне не нравятся мидии, хотя тут надо хорошенько подумать. Не нравятся благовония, потому что молодой и ретивый таможенник запросто может принять их за опиум. И, как я уже говорил, мне не нравится твое «Разное». Я бы выбрал орехи, консервы или цветы. Помимо всего прочего, выбор зависит и от характера контрабандиста. Человек с претензией на оригинальность выберет цветы, технически оснащенный — консервы, а терпеливый — фисташки. Но ты запомни — я тебя перехитрю. Уж тебя я перехитрю в любом случае.

Даффи задумался. Что это — совет? Предостережение, чтобы он никогда не пытался вступить с ним в единоборство? Может статься, так оно и было. Бывалому таможеннику, такому, как Уиллет, не могло понравиться играть в прятки с таможенником-дилетантом. Ему хотелось бы получить намек, какие-то конкретные факты. Вот только Даффи их не знал — ни времени поставки, ни того, что именно нужно искать. Все, что у него было — это гипотезы. Офицер, вскройте-ка вон ту гипотезу. Так я и думал. Двойное дно.

Он решил хотя бы отчасти ответить на немой вопрос Уиллета.

— Если я что-нибудь обнаружу…

— Да?

— Как далеко распространяются ваши полномочия?

— Куда угодно.

— Ты имеешь в виду, и за пределы аэропорта? Если, например, «Грузоперевозки Хендрика»…

— Нет, я имею в виду куда угодно. Если тебе удастся пройти через таможню, это не значит, что теперь ты можешь спать спокойно. Если товар запрещен к ввозу или облагается пошлиной, то он всегда останется запрещенным или подлежащим обложению. И искать его мы можем где угодно.

— Понятно. А если я не буду пытаться? Если я на паромной переправе возьму и выброшу товар за борт?

Морщинки Уиллета снова собрались в улыбку.

— Что ж, следи за течением, вот мой совет.

— ?

— Несколько лет назад был похожий случай. Один парнишка, летевший частным бортом, сдрейфил. Он вез с собой увесистый мешочек травки явно не на корм коровкам. Процент соломы предельно низкий. Ну, значит, по дороге он обделался и скинул все добро в Канал. Приземлился и пошел домой — враз обеднел, но хоть коленки не так дрожат. Прошло несколько дней, и вот прибой выносит этот неслабый мешочек на побережье Дорсета. Ух ты, вот удача, думает старик-фермер и делает самокрутку. Лишь через какое-то время он понимает, что это и есть тот «веселый табачок», о котором трещат газеты. Он звонит нам, мы приезжаем, наводим справки, и берем того голубчика тепленьким.

Даффи это показалось чересчур уж замысловатым. Он хмыкнул и проговорил:

— Да, кстати, у меня еще вопрос. Если я что-нибудь найду, можно мне вам позвонить?

— Только попробуй нам не позвонить!

Уиллет явно гордился своей профессией, гордился прогрессом, который в последнее время произошел в Хитроу. Теперь пронести что-то незаконное через таможню Хитроу стало гораздо труднее. Конечно, это означало, что сообразительные ребята будут пытать счастья в другом месте — хотя бы в Лутоне или в любом специализирующемся на групповом туризме либеральном аэропорте, где наркодилеры проскакивают через зеленый коридор в обнимку с домохозяйками в растрепанном перманенте и с бутылкой беспошлинного рома в свободной руке. Но несмотря на это, основания для гордости у Уиллета были.

— Я могу… не вдаваться в подробности?

— Конечно — мы часто принимаем даже такие подсказки, как: Ямайка, в этом месяце. Все больше шансов.

— А если я, наоборот, расскажу все до мелочей? — Даффи, как всегда, был крайне скрупулезен в вопросах собственной безопасности.

— Второй ящик, верхняя полка. Мы были бы тебе благодарны, приятель.

— А что если я позвоню, а тебя не окажется?

— Спроси Дики Малетта — первоклассный парень. Не скажу наверняка — я не юрист, но, по крайней мере, степень твоей неприкосновенности прямо пропорциональна степени нашей уверенности в том, что мы и дальше будем получать от тебя информацию.

Это все звучало очень округло и официально, а значит, совершенно непонятно. Даффи попробовал еще раз.

— Если я тебе позвоню и не скажу, что это я, а скажу просто: «Я заинтересованный член общества» — предположим, я так и скажу, но ты-то ведь поймешь, что это я дал тебе наколку. Должен ли ты будешь признаться, что ты меня знаешь?

Уиллет понял, что это уже не очередной вопрос теста на изобретательность (тест, конечно, тоже не был высосан из пальца): его проверяли. Он немного подумал.

— Я думаю, — сказал он наконец, — что если ты назовешься так, я буду вынужден принять твои правила и соблюсти анонимность. Но, во соблюдение формальностей, я так-же должен предупредить, что если это произойдет во второй раз, я безусловно буду вынужден поступить иначе.

Даффи улыбнулся. Он не думал, что когда-нибудь еще будет работать возле аэропорта. Он услышал то, что хотел.

Он услышал то, что хотел, но Уиллет лишил его надежды на то, что удастся обойтись планом А. Что ж, нечего было и думать, что его друг просто скажет: Нет, нет, нет, нет, нет — а потом вдруг: Да, героин будет в следующей поставке, в третьей мидии справа. Такого и быть не могло, а просто ему хотелось в это верить, потому что он предчувствовал трудности, сопутствующие плану Б. Но тут он коснулся своего левого уха, с которого сползла заботливо наложенная аксбриджским хирургом повязка, и план Б показался ему не таким уж неприятным.

Бог мой, да ведь он пригласил Кэрол на то время, когда должен встретиться с Далби. Может, позвонить ей, или притвориться, что с того времени, как он ее пригласил, в деле Далби появились подвижки, требующие немедленного вмешательства? Тем более, что в каком-то смысле это так и есть. Подумаю об этом позже, решил он. Сначала нужно сделать парочку звонков и кое с кем связаться. Если все получится, кому-то от этого наверняка не поздоровится.

Набирая номер Белла, он думал, как его разыграет. Именно к своему другу Беллу Даффи обращался, когда дело касалось всего, связанного с техникой. Белл мог одним взглядом поставить телефон на прослушивание и умел фотографировать сквозь кирпичные стены. Однажды Даффи по глупости продул ему пятерку: они поспорили, что Белл не сумеет в течение недели заснять Даффи со спущенными штанами. Два дня Даффи изо всех сил берегся и снимал брюки только после предварительной рекогносцировки. Он мог бы и не стараться. На третий день он получил по почте нечеткую, зернистую, но весьма недвусмысленную фотографию себя и приятеля из «Аллигатора». Само собой разумеется, брюк ни на одном из них не было и в помине. Приписка Белла гласила: «Если хочешь, я могу попробовать еще раз». Поскольку до конца срока пари оставалось еще четыре дня, Даффи не стал искушать судьбу и заплатил.

Белл имел обыкновение записывать все входящие звонки, поэтому Даффи каждый раз старался как-нибудь над ним подшутить.

— Алло, Джеф, — сказал он, когда Белл взял трубку, — это Эй-Кью-35Б по поводу нашей операции в Триполи. Если мы заложим пластид под вторую нефтяную вышку, а не под третью, мы сможем использовать более легкие детонаторы и проложить запал по дну Средиземного моря до Мальты.

— Даффи, как у тебя дела? Я тебя сто лет не слышал. С тех самых пор, как ты задал мне тогда работенку.

Иногда Даффи просто не знал, что делать с Беллом. То, что для него было игрой, Белл воспринимал как вызов своим возможностям.

— У меня есть для тебя задачка, Джеф, но довольно трудная, уж и не знаю, справишься ли ты.

На самом деле «задачка» Даффи была несложной, но Белл за такие не брался.

— Ты завтра вечером свободен?

— Да.

— Мне понадобится диктофон — около шести или чуть позже, не знаю точно, когда. Мне нужно будет сделать три копии и разослать по трем адресам, и чем скорее, тем лучше. Возможно, придется уворачиваться от пуль, — мелодраматически прибавил он.

— Лучше не надевай полицейский бронежилет, продырявить его легче легкого. Если, конечно, хорошая пушка. Хотя бы, пугач.

— Ну так что насчет пленки? — Как это похоже на Джефа — мусолить несущественные вещи.

— Мы ее растиражируем, и все копии будут одинакового качества — на уровне исходника… — Джеф говорил что-то еще, но Даффи не слушал: это были просто мысли вслух.

Затем он позвонил Кристине — медсестре, с которой познакомился несколько месяцев назад. Даффи не то, чтобы ухаживал за ней — это нарушило бы баланс, который установился в их с Кэрол отношениях, — но несколько раз приглашал ее поужинать и всякий раз, когда это делал, чувствовал себя перед Кэрол немного виноватым. Она, со своей стороны, была рада, что Даффи — не гинеколог и не предлагает ей провериться еще до того, как выпита первая банка пива и доеден первый пакетик чипсов. Даффи никогда так не поступал. Более того, этот раз был первым, когда он ее о чем-то просил. Он объяснил, что ему нужна одна вещь — так, для небольшого представления, которое они с приятелями хотят разыграть в пабе. Можно ей прийти посмотреть? Нет, он тогда будет стесняться и ничего не получится. Вот если он когда-нибудь снова решит устроить такую штуку, тогда — пожалуйста. Так что, может она ему помочь? Кристина ответила, что это против правил, но раз уж их все равно приходится выбрасывать, и раз уж он не собирается использовать это по прямому назначению… Нет, уверил Даффи, не собирается, но среди его приятелей есть врачи, и надо, чтоб они думали, что это возможно. Так что, можно ему завтра заехать? Спасибо, лапочка.

В половине восьмого приехала Кэрол.

— Ну так что у нас сегодня, Даффи? Тосты с сыром или запеченный хлеб с сыром? Господи, что у тебя с ухом?

— Брился. Все в порядке, оно не болит. Я буду мусаку с картошкой, а ты можешь заказать все, что хочешь, в пределах четырех фунтов.

— Даффи… — в ее голосе послышались недоверие и восторг, — ты ведь не хочешь сказать, что мы идем в ресторан.

— Ага.

— Тебе надо было меня предупредить. Я бы переоделась.

Даффи смущенно молчал.

Кэрол подумала, что он чувствует себя виноватым за то, что они так давно никуда не ходили. Но он по-прежнему молчал.

— Даффи, — резко сказала она, — в чем подвох?

— Что-что?

— В чем подвох, Даффи?

— Никаких подвохов. — Но она знала, что это не так. — Просто мне по дороге надо повидать одного человечка.

— Даффи, ты негодяй.

Он осторожно улыбнулся.

— Я знаю.

В половине девятого они вышли и сели в машину. Когда Кэрол поняла, в каком направлении они едут, она повернулась к нему и спросила: «Ты ведь не на работу меня везешь, Даффи? Мне туда до завтра не надо». От этого он смутился еще больше.

На этот раз он припарковался всего в тридцати ярдах от «Пижона».

— Мне туда, — произнес он, показывая рукой, — я быстро.

— Ты низкое животное, Даффи. Если я увижу поблизости кого-нибудь из своих коллег, я обязательно попрошу их туда заглянуть, чтоб они посмотрели, какой пакостью ты там занимаешься.

Но она говорила не всерьез. Если Даффи хочется тратить деньги на дорогущих массажисток — что ж, ради бога. Она была этому почти рада. По крайней мере, на этот раз его потянуло на женщин.

В гардеробе заправляла уже другая блондинка, а уж груди… нет, Даффи пришел сюда не для того, чтобы пялиться на ее груди. Было что-то в этом заведении, от чего становилось неприятно и, пожалуй, скучновато. Пятнадцать пар грудей должны быть в пятнадцать раз восхитительнее, чем одна пара — должны бы, но отчего-то это было не так. Даже тогда, в кабинке с той девчонкой он не чувствовал почти никакого интереса к ее грудям, потому что они как бы ей не принадлежали — они казались частью интерьера. Пристегиваются, а потом, в два ночи, когда последний пузатый клиент надевает шляпу и выходит за дверь, снова кладутся на полку.

— Вам надо платить? — внезапно спросил он девицу в гардеробе.

— Двадцать фунтов, сэр.

— Нет-нет, я имею в виду, за то, чтобы оставить шляпу.

— Шляпу? Их сейчас почти не носят, — ответила она.

— Или пальто. Вы берете за это деньги?

— О нет, сэр, конечно, нет, — она, казалось, обиделась, — но вы, конечно, всегда можете дать нам чаевые.

Ну, конечно. Всегда. Фунт, который дадут на сдачу за единственный стакан виски. Он разозлился.

— Я к мистеру Далби, — сказал он резко.

— Простите, сэр, я сейчас посмотрю, на месте ли он.

— Меня зовут Маркус.

— Маркус, а дальше?

— Мистер Маркус.

Даффи только сейчас понял, что выбрал себе псевдоним из двух имен. Как Эрик Леонард. Неаккуратно.

— Да, да, конечно, — переполошилась девица. — Даффи вел себя как драчливый петух. Может, оно и к лучшему, подумал он, чтобы справиться с Далби, надо быть в тонусе.

Он надеялся, что девушка с шотландским акцентом и грудями среднего калибра его не узнает. Да и долго ли они помнят своих клиентов — минут десять? К тому же, он и одет был по-другому: вместо ретро эпохи пятидесятых и нафталинового парфюма — вельвет по всей персоне. Синий пиджак, синие брюки — при таком освещении вполне могут сойти за пару — ботинки и расстегнутая у ворота розовато-лиловая рубашка. Ну что, разве не похож он на помощника лорда Брауна? А на наркоторговца? Что ж, можно посмотреть на это и по-другому: ему не нужно будет походить ни на одного из них, если он сумеет создать впечатление, что оба они должны выглядеть так, как он.

Идя к лестнице, он искоса поглядывал на бар, где расположились девицы. Тот же запах благовоний. Такой же полумрак. Кабинки с двустворчатыми дверками, ладони, словно приклеенные к грудям супер-клеем, влажные бутылки, живые цветы, фальшивые интонации «хозяек», лысеющие мужья в добротных костюмах и с нечистой совестью.

— Рад познакомиться, мистер Маркус.

Вышедший поприветствовать его Далби на мгновение задержался и окинул взглядом кабинки. Хоть отсюда и не было слышно, как шелестят десятифунтовые банкноты, представить это было довольно просто.

В первый момент ему показалось, что в кабинете у Далби очень светло, но причиной тому был контраст с залом ресторана. Даффи сел на стоящий перед хозяйским столом высокий стул с гобеленовой обивкой. Выдержал паузу, оглядывая офис с таким видом, словно прикидывал, не купить ли. Стандартная лампа, диван, маленький книжный шкаф, на стенах большие гравюры. Они напоминали старинную резьбу по дереву, увеличенную для современного восприятия раз в двадцать; на них были изображены пасторальные сцены. Прямо над головой Даффи на лужке паслись коровка, овечка и стреноженная лошадь, на заднем плане виднелось несколько крытых соломкой хижин. Ничего общего с «Пижоном». Если, конечно, стреноженная лошадь не принадлежала торговцу опиумом, который заехал в соломенную хижину на встречу с покупателем.

Далби кашлянул, и Даффи медленно отвел взгляд от картины. Далби довольно недоуменно взирал на него сквозь золотые очочки. Даффи понял, что ему предоставлена инициатива. Пусть так оно и будет. Если уж ты блефуешь — блефуй с размахом и не тушуйся. Чтоб завоевать доверие, отбрось положенную по роду занятий двусмысленность. Такой, как Далби, привык говорить обиняками, и если перейти прямо к делу, он, скорее всего, сразу скиснет.

— Здесь можно разговаривать, — сказал Даффи своим самым конфиденциальным тоном. Это был не вопрос, но утверждение.

— О да.

Даффи взглянул на приоткрытую дверь у Далби за спиной: она, вероятно, вела в спальню и пост-коитальную ванную. Он постарался, чтоб его взгляд был воспринят как второй вопрос.

— Мы одни, — уверил его Далби.

Тогда Даффи, как и подобает помощнику лорда Брауна, перешел прямо к делу и доверительно заговорил:

— У меня на подходе два центнера травки, но вы, насколько мне известно, травкой не интересуетесь. Я вас понимаю, травка — вещь скучная, и лично мне курение кажется отвратительной привычкой, хотя я, конечно, никого не имею в виду. Через недельку или две должна прийти небольшая партия кокса. И как раз сейчас я реализую превосходный гер…балайф. Такой у меня ассортимент. Почему я вышел на вас? Да потому, что мне срочно нужны деньги, чтобы оплатить следующую поставку, а она довольно значительная. Иначе я бы не стал искать новых контактов. Я слышал, что вы человек надежный и вам можно доверять. Так, по крайней мере, мне говорили. К тому же, вы британец — это для меня приятное разнообразие. Конечно, если это не так — я имею в виду не вашу национальность, а все остальное, — тогда я не советую вам со мной связываться.

И он невозмутимо воззрился на Далби, ожидая ответа.

— Э… гм… гм…, — прямолинейность Даффи, казалось, вывела его из равновесия. Настолько, что он даже забыл поинтересоваться, кто такой Кристофер.

— И… сколько? — сказал он, наконец, словно принуждая себя выговорить гадкое слово.

— Кокс или герман?

— Э… первое. (Означало ли это, что его интересует только первое, или что он уже договорился насчет второго?).

— Фиксированных расценок нет. Зависит от качества очистки. Надо подождать, посмотреть, что за товар. Вообще-то расценки у меня средние. От двадцати до тридцати за грамм. Ну как, берете?

— Э… даа…

— Ну и замечательно, — сказал Даффи, будто ему сегодня надо было успеть позвонить еще нескольким клиентам. Он встал и протянул руку.

— Рукопожатие — все равно, что печать, — проговорил он. Далби пожал ему руку так, будто считал это для себя за честь. — Да, вот что. Я когда сюда шел, кажется, потревожил кое-кого из ваших клиентов. Нет ли здесь другого выхода?

— Да, вот сюда.

Он повел Даффи по коридору, прочь от кабинок к задней двери. Никакой сигнализации, дверь и все. Даффи чуть не расхохотался. Далби придерживал дверь; не глядя на него, Даффи кивнул и шагнул в темноту. Разговор дался ему нелегко.

— Ну как, понравилось? — спросила Кэрол, когда он сел в фургон. Она его поддразнивала. К тому же, она подошла слишком близко к запретной теме.

— Понравилось, — ответил Даффи, — вот только стоит пятьдесят четыре фунта.

— Может, сводишь меня как-нибудь? — спросила она. Но Даффи только неопределенно хекнул.

Некоторое время спустя они ели кебаб и пытались перекричать сиртаки. Он сказал:

— Я бы разрешил тебе пойти одной.

— Куда это?

— В то место, в «Пижон».

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я просто подумал, с кем бы ты сегодня поужинала.

Кэрол недоуменно смотрела на него. Даффи ей подмигнул.

— Я оплачу, разумеется, но если ты сумеешь его как следует развести, то сможешь на этом даже подзаработать, не сомневайся.

Она наклонилась к нему и легонько постучала его по лбу, словно хотела убедиться, что там все в порядке.

— Я хочу сказать, это было бы тебе воздаянием.

Иногда она никак не могла его понять.

— У тебя кебаб остынет.

И почему он так улыбается?

Он привез ее в Эктон, где она оставила машину, и поскольку было уже поздно, она решила остаться на ночь. Они вошли в квартиру, и Даффи сразу же включил все лампы, хоть на самом деле пора было ложиться в постель. Он привык перед тем, как идти спать, осмотреться по сторонам. Так он чувствовал себя в большей безопасности.

— Даффи, — сказала она ему, обнимая его спину.

— Ммм… — он уже начал засыпать.

— Мне нравится твой вельветовый костюм.

— Ммм.

— Жаль, что брюки к пиджаку не подходят.