Наш Современник, 2007 № 05

Савва Ямщиков КУЛЬТУРА СМУТНОГО ВРЕМЕНИ

Прежде чем рассказать о нынешнем состоянии отечественной культуры, считаю необходимым озвучить свое внутреннее кредо восприятия общемировой культуры как существенного производного от творений Высшего Разума, то есть от Воли Бога Отца. Меня всегда поражало нежелание, а иногда и противление людей даже высокообразованных, обладающих богатейшими историческими познаниями, признавать совершенно очевидную дочернюю зависимость любого культурного проявления от духовных постулатов Евангелия. Обращаюсь исключительно к догматам христианской веры, и прежде всего к православной составляющей, ибо рассуждаю о культуре России одного из тяжелейших периодов за все ее многовековое существование.

Пусть не подумает читатель, что я хочу веру в Бога навязывать кому-либо насильно, и того паче - возложить на себя обязанности священника, исповедника или духовника. Никогда не забывая о бессмертии души и о Царствии Божием, я долго жил в советском атеистическом обществе, грешил, может быть, больше других, нарушал христианские обеты и заповеди, но при этом всегда старался трудиться честно, приносить людям пользу, а главное - не предавать их. Потому, вознося постоянную тихую молитву ко Господу, стараясь по мере сил искупить свою перед Ним вину, я не могу оставаться равнодушным, видя кликушествующих, обратившихся из Савлов в Павлов деятелей культуры и правого, и левого толка. Едва научившись осенять себя крестным знамением или правильно подходить к причастию, они быстренько сменили партбилеты, замашки липовых диссидентов или командный стиль политуправленцев на толстые церковные свечи, места в президиумах церковных соборов, стали произносить телевизионные религиозные проповеди, вызывая протесты и отторжение чутких слушателей. Неужели не понимает скульптурный цеховник Церетели, насадивший нелепый зверинец рядом со святая святых - стенами Московского Кремля и могилой Неизвестного солдата, что усугубляет он атеистическое отношение к священной памяти предков и попирает основные законы русской культуры? Подобные безнравственные поступки не удивляют меня, ибо первопричину их я имел несчастие лицезреть с самого начала пресловутой горбачевской “перестройки”.

Мне вместе со многими “деятелями” культуры нелегко жилось и работалось как в кратковременный период, отнюдь не по праву окрещенный “оттепелью”, так и в эпоху застоя. Хотя оговорюсь сразу, что не разделял я солидарности “продвинутой” части современников с рейгановскими лозунгами и навешенным им на СССР ярлыком “империи зла”, ибо хорошо знал корни генетической ненависти многих западных держав к нашему Отечеству. Не состоял я и в партии, не разделял преклонения перед Лениным.

В отличие от многих художников, актеров, писателей и музыкантов, ходивших вроде бы в “неблагонадежных”, однако получавших высшие награды от “ненавистных большевиков” и проводивших немалое время в загранкомандировках, я добрую четверть века дальше Пскова и Новгорода или, на крайний случай, Ташкента и мечтать не мог выехать. Теперь знаю, что ведомство, помещавшееся в “десятом подъезде” дома на Старой площади, числило меня в списках с грифом “держать и не пущать” за потомственную приверженность к прочным устоям русского лада и нежелание кадить коминтерновским божкам. Нужно отдать должное собачьему чутью агитпроповцев: последние два десятилетия подтвердили нашу взаимную несовместимость. Зато те, кого они прикармливали, верные слуги и карманные протестующие, с готовностью стали под предательские знамена и бросились пополнять зондеркоманды по уничтожению великой державы.

В силу открытости своего характера и общительности, а еще и учитывая всеобщую доступность моего “бункера” - полуподвальной мастерской в переулке между тогдашними Кропоткинской и Метростроевской улицами, мне довелось лицом к лицу столкнуться с огромным количеством людей самых разных национальностей, конфессий и взаимоисключающих убеждений. С некоторыми из них я долгое время делил шумные застолья и проводил свободное от работы время. Нынче рядом со мной осталось так мало участников того “праздника жизни”, что хватит и пальцев двух рук, чтобы их пересчитать. Лучшие и верные друзья, к сожалению, ушли из жизни и мне их до безысходности не хватает.

Но большинство из тех “играющих, праздно болтающих” с особым цинизмом и беспринципностью занимают нынче культурные ниши в различных сферах обслуживания строителей и гарантов губительной рыночной экономики. Они долго ждали своего часа, чтобы приватизировать кабинеты власти, театральные и музыкальные площадки, экраны телевизоров, киностудии и издательства, которые раньше делили с советскими хозяевами, социально близкими им и одновременно презираемыми в тайниках коварных душ. Уже тогда я недоуменно наблюдал и пытался понять, почему им так чужды наши выставки вновь открытых древних икон, забытых русских портретов XVIII-XIX веков или абсолютно безразлично неповторимое творчество возрожденного из небытия кологривского гения Ефима Честнякова, очереди на выставки которого выстраивались в Москве, Ленинграде, Костроме, Париже и Милане. Мне и сейчас неприятно вспоминать, как потешались они публично над Львом Николаевичем Гумилевым - одним из светлейших умов нашего времени. Насильственно отделяя сына от прославленной матери Анны Ахматовой, закрывали они глаза на поступки “вольной львицы”, выдающие иногда привычки зверей других, куда более низких пород. Разве не знали клеветники, что, выйдя замуж за искусствоведа Лунина, связала Ахматова свою судьбу с человеком, который еще в 1918 году со страниц “культурной” газетенки, издаваемой Луначарским, присоветовал большевикам поставить к стенке чистейшего, мужественного гражданина России, георгиевского кавалера Николая Гумилева - отца ее единственного сына? Сказал мне тогда Лев Николаевич: “Оставьте их, дорогой! Они не ведают, что творят. За них надо молиться”.

* * *

Погружение в бездну, уготованное отечественной культуре “бархатными” революционерами горбачевско-ельцинского клана, особенно отчетливо я ощутил, работая в Советском фонде этой самой культуры. В состав более чем представительного его Президиума попал я не благодаря, а вопреки перестроечной политике. В союзном Министерстве культуры (из российского меня изгнали номенклатурные “патриоты”, руководимые Мелентьевым и Кочемасовым) служили чиновники, умевшие ценить людей за их труд и преданность любимому делу. Противостояли эти светлые головы министерским двурушникам и приспособленцам. Эти бескорыстные покровители и порекомендовали меня в руководство культурного фонда. Да вдобавок знакомая с моими многочисленными телепередачами Раиса Горбачева заставила на дух не переносивший меня цековский отдел культуры сменить барский гнев на показную милость и хотя бы внешне не обращаться с беспартийным “пораженцем” по принципу “жалует царь, да не милует псарь”.

Пять лет всеотдайного труда в Советском фонде культуры не пропали даром. Созданная при нем Ассоциация реставраторов СССР в последний раз продемонстрировала, какой мощный отряд первоклассных специалистов взрастила на глазах разрушаемая держава и как нелегко будет горе-революционерам уничтожать его, борясь с истинными подвижниками благородного дела. Возглавляемый мною Клуб коллекционеров фонда объединил самых известных собирателей изобразительного искусства Москвы, Ленинграда и других городов. Десятки выставок, среди которых были эпохальные, увидели жители крупнейших столиц Европы. Немало коллекционеров из нашего клуба приняли впоследствии решение передать свои собрания в государственные музеи. Особую радость испытываю я всякий раз, когда вспоминаю встречи с представителями русской культуры, вынужденными, опасаясь кровавого террора, покинуть Родину и продолжать служить ей на других берегах. С их помощью удалось вернуть в Россию многие драгоценные реликвии русского изобразительного искусства.

Но к радости этой невольно примешивается горечь от неосуществившихся проектов программы “Возвращение”. Причиной этих “поражений”, как ни странно, стала далекая от культуры политика, проводимая главным руководителем фонда - академиком Лихачевым, назначенным горбачевской семьей на должность “совести нации” и сыгравшим в тогдашней антигосударственной деятельности реформаторов роль второй “берлинской стены”. “Пятая колонна” нашла поддержку и среди части фондовских функционеров. Ни принципиальный заместитель председателя Г. В. Мясников, ни умудренные гражданским и государственным опытом члены Президиума В. М. Фалин и владыка Питирим не могли противостоять далеким от культурных деяниям “злых мальчиков”, пользующихся доверием всесильного академика. Глянцевый журнал “Наше наследие”, в редколлегии которого, к стыду своему, я несколько лет состоял, ежегодно получал от горбачевских щедрот около миллиона фунтов стерлин-гов (!). За такие деньги в лучших отечественных типографиях можно было издавать пару десятков журналов. Однако его главный редактор, заручившись высочайшим согласием, переводил государственные миллионы международному спекулянту Максвеллу в Англию, чтобы ежемесячно, ценой огромных затрат, таскать двухсоттысячные тиражи из-за трех морей в Москву. Вспоминается, как хладнокровно были сорваны акции по возвращению в Россию художественного наследия Зинаиды Серебряковой и Михаила Вербова, не дали устроить в Москве выставки прекрасного художника Федора Стравинского и показ уникальной коллекции Георгия Рябова, собравшего в Америке редкие произведения русского искусства. Список прочих деяний руководителя Советского фонда культуры, подкрепленный официальными документами, занимает увесистую папку в моем архиве.

* * *

Впечатления и опыт, накопленные за годы работы в Советском фонде культуры, окончательно убедили меня в том, что перестроечная кампания, лихорадочно и предательски проводимая Горбачевым вместе с шеварднадзе-яковлевским окружением, - не что иное, как завершающий и особо трагический этап революционного уничтожения России, проводившегося еще в 20-е годы, прежде всего ее духовной и культурной составляющих. Снова зачастил в Москву презираемый в Америке спекулянт Хаммер, обласканный нашими партийными генсеками, а вслед за ним замаячила фигура его способного ученика Сороса.

Вред, нанесенный в самых различных областях отечественной культуры и науки российскими клевретами международного барышника, сравним разве что со всеразрушающими подвигами “комиссаров в пыльных шлемах”. Одни “асмоловские” учебники сделали целое поколение школьников “иванами, родства не помнящими”, считающими отныне победителями нацистской армии американцев и их западных соратников.

“Демократические” издания работали во всю мощь, вливая в сознание ждущих коренных перемен советских людей потоки исторической лжи, увенчивая лаврами героев и мучеников машинистов “красного колеса”, каковыми, безусловно, были Бухарин, Тухачевский и другие душители русской идеи, осквернители народной памяти. Несколько раз встречался я тогда в Париже с Владимиром Максимовым и показывал на Центральном телевидении наши беседы. Человек, лучшие годы отдавший борьбе с коммунистическим режимом, с нескрываемой печалью и разочарованием говорил о последователях Троцкого и Бухарина, всех этих бракоразводных юристах и торговцах цветами, как он их презрительно именовал, ведущих вместе с Горбачевым и Ельциным, ненавидящими друг друга, огромную страну к гибели. Наблюдая за происходящим с щемящей душу тоской и предчувствием обвальной катастрофы, ни на минуту не обманулся я фарсом, хитренько срежиссированным Горбачевым и бездарно разыгранным Ельциным у стен Белого дома и американского посольства в августе 1991 года. Увидев сразу после окончания позорного балагана разгоряченных его участников, записавших себя в передовые ряды культурной элиты, в концертной студии “Останкино”, где делились портфели и имущество, принадлежавшие народу, окрестил я ту эйфорию “пиром победителей”. В тот же вечер случайно оказался я на пышном ресторанном банкете, где один из прошлых посетителей моего “бункера”, не заметив неугодного свидетеля, истерически восклицал: “Ура! Мы победили! Теперь наш черед пользоваться благами жизни!”

Восторги победителей нашли свое материальное подтверждение незамедлительно. Все газеты, все телевизионные каналы и радиостанции, купленные Березовским, Гусинским и иже с ними, были предоставлены в распоряжение разношерстной армии славильщиков ельцинского режима. Зажав рот всем, кто пытался образумить подразгулявшихся выскочек, вершили “образованцы” совсем далекие от богоугодных дела, поливая грязью любого более или менее порядочного человека. Напрасно было взывать к совести оголтелых, чаще всего бездарных делегатов позорного съезда кинематографистов, потешавшихся над Бондарчуком, Кулиджановым, а заодно над Ростоцким, Чухраем и Хуциевым, которые не разделяли их глумления над учителями и коллегами, чьего мизинца не стоили эти детишки благополучных родителей, верой и правдой служивших ненавистным им коммунистам. Получив вожделенную свободу, не создали горлопаны ничего и отдаленно напоминающего “Судьбу человека”, “Летят журавли” или “Балладу о солдате”. Копаются они в постельном белье Бунина, оскверняют память великих русских балерин или уродуют классическое наследие Толстого, стараясь перевести шедевры на язык комиксов, понятный безграмотным демократам и хозяевам наворованных у народа богатств, для приличия обозванным олигархами.

* * *

Всерьез говорить о культуре и ее деятелях, жирно прикормленных ельцинским режимом и щедро оплаченных вороватыми олигархами, могут лишь люди, социально и духовно им близкие. Массовая развлекаловка, которую сами акулы шоу-бизнеса справедливо именуют попсой, стала основной доминантой нашего культурного повседневья.

“Черный ящик” с голубым экраном второй десяток лет обрушивает на головы беззащитного населения мутные потоки пошлого юмора, бездарной музыки и песен, способствующих пополнению психиатрических лечебниц слушающими их молодыми людьми. Только лишенные ума и такта особи могут терпеть “от живота” идущие в режиме “нон-стоп” кривляния дубовицких, винокуров, петросянов, клар новиковых. Имя им - легион. Замечательный русский композитор Валерий Гаврилин лет тридцать назад, когда эстрадная составляющая строго дозировалась телевизионными режиссерами, с горестью произнес: “Чем хуже дела в стране, тем больше юмора в телевизоре”. Государство, обязанное следить за состоянием душ своих подданных, всячески приветствует и поощряет откровенных растлителей этих самых душ. Только желанием еще раз опозорить лицо нынешней власти можно объяснить провозглашение первым (!) лауреатом премии президента России в области литературы смехача Жванецкого, без устали читающего по засаленным листочкам столь же сальные хохмочки, которыми он с завидным успехом тешил еще советских чиновников.

Забыв провидческие грибоедовские слова: “Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь”, - деятели культуры, с ложью в голосе уверяя особо доверчивых, что не прогибались будто они под коммуняками, покорно легли или встали в другие полуприличные позы перед рыночными хозяевами, готовыми щедро поделиться с прислугой от богатств своих. “Голосуй, а то проиграешь!” - разносился по всей России истошный вопль бойцов культурного фронта, которые за увесистые конверты с “зеленью” помогали взгромоздиться на трон телу полупьяного Ельцина. Артисты, музыканты и певцы заполошно ринулись открывать рестораны, магазины, торговать нефтью или чем-нибудь подешевле. Представляю, как в душе посмеивались они над Станиславским, Кторовым, Ливановым, Шостаковичем или Прокофьевым, занимавшимися одним лишь творчеством. А с какой готовностью, облачившись в тоги “бессмертных гениев”, объединились творцы и провозвестники прекрасного вокруг преступного благодетеля Березовского и его кассирши, раньше секретарившей в Комитете по Ленинским и Государственным премиям, а теперь присягнувшей на верность негодяю, на чьих руках - кровь тысяч людей, погибших в чеченской мясорубке.

“Триумфом” окрестили “бессмертные” березовскую премию, забыв, что триумфы празднуются и предателями, находящимися в розыске за чудовищные преступления. За одно только мне хочется поблагодарить “триумфаторов” от всей души. Сразу же дали они понять, что не допустят к воровской кормушке людей, отстаивающих честь Родины, борющихся за сохранение русских культурных традиций и не подыгрывающих Горбачеву и Ельцину. Разве можно представить получающими эту более чем сомнительную подачку Вадима Кожинова, Татьяну Глушкову, Александра Панарина, Дмитрия Балашова, Владимира Богомолова или Александра Солженицына? Мне особенно больно писать эти строки, ибо среди склонивших свои головы пред венками “Триумфа” есть очень близкие мне люди, обладающие недюжинным талантом и принципиальностью, но, к сожалению, присевших на одну межу с березовскими. Воистину, слаб человек!

“Весь мир насилием мы разрушим”, - слегка измененную строчку из “Интернационала” поместили на своих знаменах опьяненные революционным угаром деятели культуры, рушившие после октября 1917-го духовное наследие прошлого. Как бесновались футуристы, призывая уничтожать музейные собрания, выбрасывать на свалку спасающую мир красоту. Даже чистую душу Есенина, всеми корнями связанного с вековым крестьянским ладом, опалил бесовской огонь революционных пожарищ. К счастью, угар этот быстро миновал поэта, за что с ним зверски рассчитались чекистские упыри, не простившие творцу возвращения к Богу. Зато Мейерхольд до конца прошел ухабистый и мрачный путь реформаторства и надругательства над прекрасным. Предав анафеме Станиславского и его идеи, будет он после искать защиты у благородного, глубоко верующего наставника, приютившего отступника, травимого беспощадными друзьями-революционерами. Дождались те кончины Станиславского, чтобы полной мерой воздать Мейерхольду за приветствовавшееся ранее его надругательство над Гоголем, Островским и творениями других классиков.

Шатания и шараханье Мейерхольда, Малевича и им подобных были сладкими ягодками по сравнению с беспределом, творимым нынешними псевдопоследователями революционных экспериментаторов. “Поставангардисты” препарируют классику в особо извращенной форме. Сколько “Ревизоров”, “Мертвых душ”, “Чаек”, “Вишневых садов”, “Гроз” и “Карениных” осквернили безжалостные эксгуматоры, заставив героев материться, заниматься крутым сексом, плеваться в зрительный зал. Действие пьес они переносят в наши дни: Чичикова превращают в олигарха, а Хлестаков ревизует тюменские нефтескважины. Главная цель - надсмеяться над русским народом, наделив его своими же пороками; исказить историю и помочь “этой стране” скорее оказаться на дне пропасти.

* * *

Мне, состоящему многие годы в президиуме Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, все чаще приходят запросы о правомочности тотального воздвижения разнообразных скульптурных групп во всех уголках нашей Родины. Время на дворе стоит революционное, и тут уж без монументальной пропаганды не обойтись. Вспомните, какое значение придавал ей вождь первого в мире государства рабочих и крестьян. Дымились пожары гражданской войны, голод уничтожал сотни тысяч людей, а скульпторы наспех мастерили идолы рукотворные знаменитым революционерам, социально близким писателям, философам, ученым. Даже персонажей церковной истории не забыли, только вот вместо намеченного изваяния Андрея Рублева трижды увековечили Иуду Искариота.

Хозяева нынешней жизни, отмечая сомнительные успехи, стараются как можно быстрее запечатлеть в камне и бронзе своих кумиров и подельников, забыв о специальном параграфе, узаконенном ЮНЕСКО, не рекомендующем устанавливать памятники деятелям культуры раньше, чем через пятьдесят лет после их смерти. “Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед”, - слова юной Марины Цветаевой оказались пророческими; творчество ее вошло в классику русской литературы наряду с шедеврами Гумилева, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама. Но, увы, не им ставят памятники нынешние культуртрегеры. Забыты Станиславский, Шостакович, Платонов, Прокофьев. Тютчев в столице отмечен лишь скромным бюстом во дворе родовой усадьбы. Зато “украсили” Москву шемякинскими изваяниями человеческих пороков, словно в насмешку помещенными по соседству с Третьяковской галереей и памятником Репину. Благодарный новым хозяевам Шемякин-американец торопится увековечить память “образованца” Собчака. Его заокеанский “земляк” Эрнст Неизвестный предлагает в древнем Угличе, рядом с шедеврами древнерусской архитектуры, установить “Памятник водке”. Впрочем, “наследника Микельанджело” не волнуют наши насущные проблемы. Тем более что прецедент имеется: болванчик в честь певца российского алкоголизма Венедикта Ерофеева уже установлен на трассе Москва - Петушки. Виктор Астафьев, сам в молодые годы отнюдь не равнодушный к рюмке, диву давался, видя прославление сошедшего с круга писателя. А еще один полуамериканец - Евтушенко - договорился до того, что Венечка пребывает в одном пантеоне с Гоголем…

В дореволюционной России наиболее значимые памятники строили на собиравшиеся народом пожертвования. Дарители вместе со знатоками выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. Монументы возводили с большими временными интервалами, помня о значимости и важности события. Поэтому и остались знаковыми на века “Медный всадник”, “Минин и Пожарский”, опекушинский Пушкин, микешинское “Тысячелетие России” в Новгороде. Не апологет я тоталитарно-застойных времен, выпавших на нашу долю, но не могу не признать, что всесильный Вучетич, обладавший неограниченной властью, сработал всего три монументальных колосса: великолепный памятник Воину-освободителю в берлинском Трептов-парке, “железного Феликса” и “Родину-мать” в Сталинграде. Поучиться бы нынешним ваятелям такой сдержанности у “хозяина всея советской скульптуры”!

Кто в чаду нынешней монументальной пропаганды зрит исторические корни? Разве подумал скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличную позу перед Государственной библиотекой своего Достоевского, как скромный до болезненности писатель отнесся бы к идее быть дважды увековеченным, причем в первый раз блестящим меркуровским творением, в Москве, где он родился и совсем недолго жил? А что бы сказал Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов несуразным “примусом” того же автора? Спасибо здешним старожилам, легшим под колеса самосвалов и не давшим надругаться над заповедным местом.

С поражающей вседозволенностью спешат окультуренные демократы отблагодарить Сахарова, Бродского или Окуджаву, отливая бронзовых уродцев в их честь. “Откуда вдруг взялся китчевый памятник Б. Окуджаве на Старом Арбате? Люблю его песни, но почему он опередил потомственного арбатца Андрея Белого, Марину Цветаеву, многих выдающихся литераторов-москвичей? Рискну предположить, что дело отнюдь не в его творчестве. Отчасти он удостоился такого поспешного увековечения за свою горячую поддержку расстрела Белого дома 4 октября 1993 года и прочих ельцинских авантюр”. Это сказано на страницах газеты “Труд” поэтом Юрием Кублановским, а не каким-нибудь патриотическим писателем, загнанным либералами в маргинальную резервацию. На фоне такой сервильности демократов выглядит чудовищным четырехлетнее противостояние питерских “культурных хозяев” во главе с директором Русского музея Гусевым, всеми силами мешающих увековечить память великого музейного деятеля В. А. Пушкарева, в течение почти тридцати лет руководившего этим музеем во времена, отнюдь не легкие для людей с его мышлением. Несмотря на препоны, которые ставили перед “директором N 1” сначала сталинский, а потом застойный толстиковско-романовский режимы, он сумел пополнить музейные фонды 120 тысячами редчайших экспонатов. Четыре года самые уважаемые художники, музейщики, писатели, академики во главе с министром культуры А. С. Соколовым осаждают просьбами об установлении мемориальной доски В. А. Пушкареву губернатора Санкт-Петербурга г-жу Матвиенко. Последним пытался достучаться до женского губернаторского сердца Президент Российского фонда культуры Н. С. Михалков. Человек, особо приближенный к главе государства, написал: “В плеяде знаменитых людей, прославивших Санкт-Петербург в XX веке, имя В. Пушкарева стоит рядом с именами Д. Шостаковича, А. Ахматовой, Н. Черкасова, Е. Мравинского, К. Сергеева, Ж. Алферова, Г. Товстоногова”. Не вызвало должного трепета и это дорогостоящее сравнение.

* * *

За долгую и интересную свою жизнь я постоянно имел счастливую возможность учиться, общаться, а иногда и дружить с лучшими представителями отечественной культуры. Сейчас, отчетливо понимая, что отпущенные мне Богом оставшиеся годы - величайший дар судьбы, стараюсь приносить посильную дань памяти ушедшим из жизни творцам. Страшно видеть, как нынешние кукловоды от культуры в лучшем случае забывают тех, кто дарил нам возможность постижения прекрасного, а в худшем оскорбляют саму их деятельность. Сколько грязных слов сказано и написано ими об Аркадии Пластове, Викторе Попкове, Олеге Комове и других мастерах, без которых невозможно представить историю мирового искусства минувшего столетия!

И не только либерально-демократическая верхушка позволяет себе жировать, когда культурное наследие наше, подобно сироте, протягивает руку за подаянием. Числящие себя патриотами, изрекающие “Слава России!”, открывают они в центре столицы “музеи имени себя”, забыв, что в мире никогда не делалось ничего подобного. Музеями становились лишь мастерские прославленных художников, ушедших из жизни.

Попросили мы на заре перестройки у культурных властей пятнадцать тысяч долларов, дабы сохранить мемориальную квартиру великого мастера Валентина Серова, где хранились его работы, в том числе и вариант прославленного “Похищения Европы”. Получили хладнокровный отказ, поставивший крест на существовании последнего приюта Серова и способствовавший “уплытию” в чужеземство бесценных его работ. Может, одумаются художники, пришедшиеся ко двору при всех режимах - от тоталитарного до либерального, - поймут, какое незначительное место они занимают в истории русского искусства, давшего миру новгородских и псковских иконописцев, Рублева и Дионисия, Рокотова и Левицкого, Иванова и Брюллова, Сурикова и Нестерова, и станет им стыдно, что забыли они провидческие строки Пастернака: “Быть знаменитым некрасиво”.

Видя, как буквально на глазах гибнет древний Псков, уничтожается столь много значащее для России Абрамцево, какие трудности приходится преодолевать отечественной школе реставрации, я уверен, что нужно всеми силами противостоять “иных времен татарам и монголам”. Бескорыстные подвижни-ки в русской провинции, за гроши хранящие историко-культурное наследие, отнюдь не думают идти на поводу у шоумена, объявившего музеи кладбищами культуры.

Не проходят даром ежегодные Дни славянской письменности и культуры, Аксаковские праздники Михаила Чванова в Башкирии, иркутское “Сияние России”, окормляемое Валентином Распутиным, делает свое благородное дело кинофестиваль “Золотой Витязь”. Российское телевидение (Второй канал) все чаще обращается к проблемам, о которых года три назад и заикаться запрещалось. Рад, что мне довелось участвовать в создании фильма Аркадия Мамонтова “Косово”, впервые честно рассказавшего россиянам, к чему привели посреднические деяния Черномырдина и его присных, сдавших исконного нашего союзника - сербский народ. Показ полнометражной картины “Псковский набат. Сны о потерянном городе”, к счастью, принес уже первые плоды: начались работы по спасению жемчужины древнерусской архитектуры - церкви Богоявления с Запсковья (XV век). Руководство радиостанции “Маяк” позволило нам с Ю. Болдыревым в прямом эфире ознакомить страну с конкретными причинами разграбления Эрмитажа.

* * *

Последние недели ознаменовались для меня двумя поистине знаковыми событиями. Под сенью михайловских рощ читал я с восторгом и упоением книгу Вадима Кожинова “Правда против кривды”. Вернее будет сказать - не читал, а изучал, ибо глубоко научное исследование Русского просветителя потребовало максимального внимания и тщательной работы с текстом. В книге блистательно прослежена и систематизирована история Русского государства в период с VII-го по XV век, зафиксирована интернациональная составляющая православия, а следовательно, и русской культуры того времени. Ссылки автора на моих учителей и коллег, таких как Н. П. Сычев, В. Л. Янин, Л. Н. Гумилев, Л. А. Творогов, Б. А. Рыбаков, Н. К. Голейзовский, Ю. Г. Маслов, постоянно цитируемые Кожиновым, подтверждают выверенность и глубокую обоснованность его исторического и социального видения огромного хронологического отрезка, как правило, игнорируемого нынешними интерпретаторами многовекового становления, развития и возмужания российской державы.

Пора бы уже перестать с настойчивостью попугаев повторять слова итальянца Альгаротти об окне, якобы прорубленном при Петре I в Европу. “О каком окне может идти речь, - любит повторять крупнейший наш археолог Валентин Янин, - если в древних Киеве, Новгороде и Пскове были широко распахнуты двери для общения со многими народами и государствами?”. Красиво, элегантно проведено Кожиновым исследование и обобщение выдающихся литературных произведений, а также шедевров изобразительного искусства Древней Руси, предвосхитивших и обильно питавших почву цветущего сада отечественной культуры XIX-XX веков. Книга “Правда против кривды” на сегодняшний день является лучшим учебным пособием для старшеклассников, студентов многочисленных университетов и академий, которые, как справедливо заметил Андрей Платонов, словно грибы, появляются в зыбкой революционной атмосфере.

Второй “закономерной случайностью” стал звонок, заставший меня на Псковщине, моего одноклассника - крупнейшего специалиста в области ядерной энергетики, создателя многих весомых “аргументов”, удерживающих наших оппонентов в США от опрометчивых поступков, - Игоря Острецова. Строгие режимные условия, в которых моему другу пришлось трудиться, разлучили нас на целые полвека. И вот сегодня Игорь буквально потряс меня своими последними открытиями новой схемы релятивистской тяжелоядерной энергетики (ЯРТ), способной решить проблемы ядерных отходов и нераспространения ядерного оружия. Если перевести эти слова на язык “лириков”, Острецов сделал серьезный шаг по спасению человечества от сползания в гибельную пропасть и избавлению его от пороков глобализма и глобального уничтожения. Написанная недавно талантливым ученым книга-размышление “Введение в философию ненасильственного развития” стала колоссальным результатом погружения исследователя-прагматика в самую суть православия. “Аксиоматическая база теории становится полной и адекватной реальности лишь в случае включения в ее состав фундаментальных аксиом Иисуса Христа”. Эти слова профессора-ядерщика, пересмотревшего кардинально свои взгляды на мир после чернобыльской трагедии и первого же прочтения Евангелия, созвучны с высказыванием автора предисловия к его книге - академика В. Преснякова. “Несомненно, будущее за новой общественной системой - обществом христианского социализма, - социализма с ликом Иисуса Христа”. В кратком перечне понятий аппарата философии ненасильственного развития, завершающем книгу, два определения имеют самое непосредственное отношение к видению и проблемам российской культуры смутного времени, изложенным мною.

“Интеллигентность - свойство человека и коллективов людей, обеспечивающее развитие разума”.

“Носители зла и преступники перед Богом - представители власти, устанавливающие принципы, в соответствии с которыми смыслом существования человеческого общества является купля-продажа”.