Наше прошлое, вернись!

10

Майкл поставил на стол большое деревянное блюдо с омлетом, вынул из холодильника салат, а из тостера — несколько ломтиков поджаренного хлеба. Его движения были такими быстрыми и уверенными, как будто он уже проделывал это не одну тысячу раз. Впрочем, возможно, так оно и было. Судя по оборудованной по самым современным требованиям кухне, мистер О'Брайан частенько готовил еду не только для себя, но и для гостей. А скорее всего — для гостьи. Для женщины, которая предпочитала наблюдать не за приготовлением еды, а за пластичными движениями этого прекрасного мужского тела. Точно так, как это делала сейчас она сама.

Посмотрев на стоявшую перед ней тарелку с омлетом и салатом, Лора почувствовала, что аппетит пропал. Его сменило желание совершенно другого рода. Лора попыталась обуздать его и сосредоточиться на еде. Проглотив первый кусок, почувствовала, что это ей удается без особого труда. Омлет оказался очень вкусным. Так же, как и жареный кукурузный хлеб с намазанным на него маслом, приправленным острыми специями. Жгучий перец заставил Лору выпить подряд три стакана холодной воды. Майклу же оказалось достаточно одного бокала пива.

— Чертовски хорошо! — пробормотала Лора.

— Старый семейный рецепт, — пояснил Майкл.

Тем не менее он был польщен реакцией гостьи на его кулинарное искусство.

— Видишь ли, Мигуэль, я пришла к выводу, что с переездом в Калифорнию мне пришлось лишиться не только многих друзей, но и ставшей привычной еды. Именно ее-то мне больше всего и не хватает! В Вашингтоне есть несколько китайских ресторанов, о которых я частенько вспоминаю. А еще никак не могу забыть напитки, которые так хорошо умеют готовить в Эквадоре. Помнишь сок из тех зеленых фруктов, которые прямо в твоем присутствии выжимают и подают со льдом.

— Помню. Это называется наранджилла. Признаться, мне его тоже не хватает. А мама еще готовит посоле — жареный хлеб с тушеной бараниной. Еще она делает потрясающие маисовые лепешки… и многое другое. Сейчас просто не могу всего вспомнить.

Лора, почти не дыша, слушала рассказы Майкла о его матери. Но вдруг в его зеленых глазах мелькнула какая-то тень, он встал, резко отодвинув стул. Сейчас самое время все сказать, решил Майкл. И узнать, есть ли у него то, ради чего стоило бы жить дальше.

— Со стола можно будет убрать и позже, — заявил он. — А сейчас я сварю кофе, и мы выпьем его в гостиной.

Они перешли в гостиную и сели на софу перед камином. Атмосфера явно сгущалась, и Лора пыталась разрядить ее «уморительной» историей. Майкл, расположившись на другом конце софы, сделал вид, что внимательно слушает. На самом же деле он ждал удобного момента, чтобы перебить ее и рассказать нечто совсем другое.

Но Лора говорила быстро, почти без пауз. Прошло немало времени, прежде чем она замолчала, и Майкл скорее угадал, чем понял, что «уморительная» история рассказана до конца. Тогда он неестественно громко рассмеялся и игриво дернул Лору за упавший на лоб локон. Он хотел только чуть поддразнить ее. Но, почувствовав в руках шелковистую прядь, придвинулся ближе и провел ладонью по голове Лоры. Она перехватила руку Майкла и со сдавленным стоном прижала его пальцы к губам. Не думая о возможных последствиях поступка, достойного разве что семнадцатилетнего юнца, Майкл резким движением подхватил Лору на руки и понес к себе в спальню. При этом почти бежал, боясь, что не сдержится и овладеет ею прямо на полу. Со своей драгоценной ношей он пролетел мимо кухни, гостевых комнат и остановился лишь у нижней ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, когда услышал протестующий шепот Лоры:

— Мигуэль! Ты с ума сошел! Не смей меня туда нести! Слышишь?

Нет, она была отнюдь не против того, чтобы этот новоявленный Тарзан затащил ее на верхний этаж и даже на чердак. Дело было в другом.

Панические нотки в голосе женщины заставили Майкла замереть на месте. Он вдруг понял: она боится разбудить дочь! Как он мог забыть про спавшую внизу, почти у самой лестницы, Маи?! Но было кое-что и того хуже: он чуть было еще раз не обманул Лору! Осторожно опустив ее на пол, Майкл прислонился к перилам лестницы и закрыла глаза. Этот бег к черте, за которой кончалось понятие о морали, надо было сейчас же остановить…

— Лора, пожалуйста извини меня! Я веду себя, как пещерный человек! — Он поднял голову и, смущенно посмотрев на нее, тихо добавил: — Прошу тебя, вернемся в гостиную. Есть нечто такое, о чем я хочу рассказать тебе с самого утра, но чего никак не могу сделать. Это не терпит дальнейших отлагательств. Только обещай выслушать все до конца, прежде чем принять какое-либо решение.

Не дожидаясь ответа, Майкл направился в гостиную, оставив в одиночестве удивленную и испуганную Лору. Она еще никогда не видела у Мигуэля таких глаз. Из изумрудных они сделались темными и мрачными, как море перед штормом. А голос стал сухим и скрипучим. Что он сейчас сказал? Попросил выслушать его до конца, прежде чем принять решение? И что она должна выслушать? Послушно следуя за Майклом, Лора продолжала лихорадочно думать. И вдруг тлевший в глубине души уголек надежды вспыхнул ярким пламенем. Он любит ее и сейчас сделает предложение!

Увидев Майкла, стоящего около камина и нервно потирающего шею с тыльной стороны, Лора была готова выпалить, что ее не нужно уговаривать. Она готова хоть сию минуту выйти за него замуж. Но когда он повернулся и посмотрел на нее, Лора прочла в его глазах не любовь и страсть, а смешанное чувство вины и боли.

Утонув в подушках все той же софы, которую они столь стремительно покинули всего несколько минут назад, она с тревогой наблюдала за тем, как Майкл, отойдя от камина, начал шагать по комнате из угла в угол, подобно посаженной в клетку пантере. Так продолжалось две или три минуты. Наконец он остановился прямо перед ней и, не зная, как начать тяжелый разговор, посмотрел Лоре прямо в глаза. Она не отвела их. И Майкл прочел в этом взгляде призыв быть решительнее. Он глубоко вздохнул и сел рядом.

— Ты уже видела картины и снимки, развешанные у меня по всем стенам? — неожиданно для самого себя спросил Майкл. — Там есть фотографии девушек в национальных костюмах племени пуэбло, живущем в Таосе. — Лора молча кивнула, обескураженная подобным началом. — Это мои сестры. Вернее, сестры по материнской линии.

— По материнской линии? — эхом отозвалась Лора.

— Да. После того как мой отец погиб в автомобильной катастрофе, мама вышла замуж за Уилла Монтойю, и у них родились три дочери.

— Судя по фотографиям, ты на них похож. Но я не совсем понимаю, Мигуэль. Когда мы впервые встретились в Мерилендском университете, ты сказал, что родом из Альбукерке, а не из Таоса. Почему?

— Видно, я не единственный, кто запомнил нашу первую встречу в малейших деталях, — улыбнулся Майкл одними уголками губ. — Я учился в колледже Альбукерке. А сказал, что родом оттуда, потому что чувствовал себя в этом городе в большей степени дома, чем в Таосе. Видишь ли, Лора, я понимаю, что все это выглядит весьма запутанным, но мне необходимо рассказать тебе о том, как я жил в племени пуэбло. Как пытался найти свой настоящий дом после того, как уехал оттуда. Потерпи немного и выслушай меня. Тогда, я надеюсь, ты поймешь и то, что произошло минувшей ночью в отеле.

Понять? Как она может что-нибудь понять, если Мигуэль предпочитает говорить загадками? Лора хотела остановить его и попросить начать свой рассказ с того момента, как они расстались пятнадцать лет назад в Эквадоре. Но теперь уже он говорил так быстро и горячо, что вряд ли услышал бы ее просьбу.

— Все началось, когда мой отец Рамон О'Брайан впервые приехал в Таос из небольшого городка Чамиса, что возле Санта-Фе. Население городка в основном состояло из ремесленников-мексиканцев, слегка перемешанных с ирландцами, помогавшими им некогда строить железные дороги. В жилах отца текла кровь обоих народов. Цвет его глаз был таким же, как у меня, но волосы — светло-каштановыми. И ростом он был повыше. Кроме того, отец обладал даром красноречия и способностью выявлять в людях их лучшие черты. Гончар по призванию, он старался выразить всю доброту своей души в выходящих из-под его рук изделиях — горшках, вазах, блюдах. Как-то раз он решил поехать в индейскую резервацию в Таосе, чтобы поучиться гончарному делу у тамошних мастеров. — Майкл кивнул в сторону стоявшей сбоку от камина большой, блестевшей при свете огня вазы. — Это он привез оттуда.

— Она из глины? — удивилась Лора. — Честное слово, мне показалось, что ваза сделана из какого-то металла.

— Нет. Это блестит слюда. Когда готовое изделие снято с гончарного круга, отшлифовано песком и обожжено в печи, оно приобретает именно такой вид. Отец хотел использовать эту технику в своей работе, поэтому и поехал в резервацию. Там он познакомился с моей будущей матерью. Все ее родственники, друзья и знакомые были гончарами, специалистами приготовления глины, смешанной со слюдой. Ну и ты догадываешься, что произошло дальше…

Лора улыбнулась, а Майкл кивнул.

— Да, именно так… Любовь с первого взгляда. И совет старейшин племени не только разрешил ему проникнуть в секреты их мастерства, но и благословил на брак с моей будущей матерью… Правда, с некоторыми оговорками…

— Какими?

— Отцу дали понять, что он не будет иметь никаких прав на землю, записанную на имя жены. Кроме того, все родившиеся от их брака дети должны воспитываться в строгом соответствии с традициями племени.

— И какова же была его реакция на эти требования?

— Отец никогда не стремился быть собственником. В том числе и земли. Кроме того, он был искренне восхищен тем, как старейшины племени пуэбло старались сохранить древние традиции. Поэтому согласился. Мои родители поженились и жили очень счастливо. Во всяком случае, пока не родился я. — Майкл потупил взор, и в голосе его зазвучали горькие нотки: — В общем, до семилетнего возраста я не доставлял им особых хлопот. Но потом начал задавать вопросы обо всем и обо всех. Ибо просто не мог понять тех правил, которым меня заставляли следовать. Например, носить сапоги без каблуков и не стричь волос. Или — вырезать сзади из штанов лоскут, а затем обвязываться вокруг талии куском одеяла, чтобы прикрыть, прости, срам. — Лора издала звук, похожий на хмыканье, но Майкл осуждающе посмотрел на нее. — Надеюсь, ты смеешься не над древними индейскими обычаями?

— Н-нет, — только и сумела выдавить из себя Лора, с трудом удерживаясь от того, чтобы действительно не расхохотаться. — Итак, ты ходил в сапогах с оторванными каблуками и отрастил себе длиннейшие волосы. И… и все такое прочее…

— Не будем говорить о прочем, но волосы у меня были достаточно длинными.

— Ты их… заплетал в косу?

— Да. Но только до шестнадцати лет. Пока не поступил в колледж.

Воображение Лоры тут же нарисовало Мигуэля, стоящего на вершине горы с длинными, до пояса, волосами, развевающимися на ветру, как национальный флаг. В глазах у нее тут же заплясали озорные чертики.

— А знаешь, Мигуэль, жаль, что ты постриг волосы. Мне бы доставляло огромное удовольствие расплетать твою косу и расчесывать эти густые волосы своей пятерней. Ты бы в изнеможении наклонялся ко мне и… Ой, прости, я снова тебя прервала. Продолжай! Расскажи мне еще о племени пуэбло.

Майкл откинул назад голову и громко расхохотался. Ему пришел на ум известный стереотип, когда мужчина возбуждает страсть в женщине, распуская ей волосы. Кстати, не он ли сам пытался это сделать совсем недавно с пучком волос, собранным на затылке у Лоры! Но он спохватился, глубоко вздохнул и продолжил свой рассказ:

— Хорошо, Лора. Я сейчас доскажу эту историю. Мне тогда казалось, что я живу в каменном веке. Кроме следования традициям, о которых я уже рассказал, меня мучили чисто бытовые неудобства. Так, у нас не было электричества. Кроме того, приходилось беречь каждую каплю воды, которую таскали из реки в дом оловянными ведрами.

— У вас даже не было водопровода?! — с ужасом воскликнула Лора.

— Нет. Приходилось пользоваться ведрами. Но в отсутствии электричества было и свое преимущество: живописные очертания селения на фоне неба не портил лес телевизионных антенн. Правда, я порой скучал без телевизора. Но учитель увлек меня научной фантастикой. А соученики рассказали о программе «Высадка на звездах». Однако до регулярной и всеобъемлющей информации о событиях в стране и мире меня не допускали: для индейцев пуэбло это являлось табу.

Лора протянула руку и провела ладонью по оголенному локтю Майкла. Ей стало жалко того мальчика, которому довелось столько пережить уже в раннем детстве. Ведь ее юные годы были совсем другими! Отец Лоры всячески поощрял умственное развитие своей дочери. Постоянно задавал ей интересные вопросы, заставлял разгадывать сложные ребусы. Чтобы найти правильные ответы, девочке часто приходилось ходить по музеям и просиживать часами в библиотеке.

— Как тебе удалось вырваться оттуда? — тихо спросила Лора.

Майкл тряхнул головой и нервно потер затылок. Он приближался к концу этого причинявшего ему боль повествования и чувствовал, как напрягается каждый мускул его тела.

— Мой отец умер, — сказал он после непродолжительной паузы. — И хотя он дал слово старейшинам племени, я отказался подчиниться. Мама была в отчаянии. Она по-настоящему верила в своих богов и испугалась, что меня постигнет кара за непослушание. Но когда я попросил послать меня в индейский колледж — интернат в Санта-Фе, мама сдалась. С тех пор я старался приезжать домой как можно реже. В основном, на недолгие каникулы. Но и то лишь после получения стипендии за отличную успеваемость.

— Твоя мама, наверное, была удивительной женщиной, если отпустила тебя. Особенно после того, как умер отец. Ведь она осталась совсем одинокой… — Лора почувствовала, как что-то защипало в глазах, и отвернулась. Она представила, как бы чувствовала себя, уйди Маи из дома сразу же после смерти Джерри.

— Видишь ли, — ответил Майкл, — индейцы пуэбло напоминают одну большую семью. Но даже если бы этого не было, моя мама все равно недолго бы страдала от одиночества… Ведь почти сразу же после моего отъезда на учебу, она вышла замуж за Уилла Монтойю.

Лора с состраданием посмотрела в лицо Майкла, думая, что этот поступок матери, видимо, больно ранил его. Но тот неожиданно улыбнулся:

— Это, возможно, было самое лучшее, что она могла сделать. Для себя самой и… для меня. Уилли был очень хорошим человеком. Правда, я понял это спустя несколько лет. А поскольку он заседал в совете племени, мама снова оказалась в центре общественной жизни пуэбло. Но это ничуть не мешало ей заботиться о дочерях, когда те появились на свет, и на протяжении многих лет безуспешно стараться вернуть меня домой. После Корпуса мира и службы в армии я защитил диссертацию в Стэнфорде и основал собственную научно-исследовательскую фирму. Но даже тогда я продолжал путешествовать, практически живя на чемоданах.

— Как и я в прошлом году, — пробормотала Лора.

— Да. Но ручаюсь, что ваши апартаменты были для вас настоящим домом, а ты сама, Маи и экономка — семьей. Я же возвращался только к кровати и четырем голым стенам.

— Но… но… — Лора окинула взглядом комнату, в которой, казалось, каждый со вкусом украшенный угол излучал тепло.

— Это не тот дом. Два года назад меня вдруг осенило, что нельзя вечно жить в пустой коробке и необходим настоящий дом. Я отыскал это место, работал дни и ночи, пока не построил то, что ты сейчас видишь. Хотя, откровенно говоря, мне все равно нужно нечто большее… Да, настоящий дом — это не только со вкусом обставленные интерьеры, покрытые коврами паркетные полы, дорогая мебель. Главное в нем — семья. А ее-то здесь и нет. До недавнего времени я этого не замечал. Но мне всегда была нужна любимая женщина, которая бы любила меня. Я хочу иметь детей, которых мог бы воспитывать и сделать настоящими людьми. Поэтому, когда я в конце концов нашел…

— О, Мигуэль, — взволнованно вздохнула Лора, — дорогой, я понимаю… — Сейчас он сделает мне предложение, пронеслось у нее в мозгу. Она. Лора, и есть та женщина, которую любит Мигуэль! И которая любит его! Он привыкнет к Маи, узнает ее полное доброты и любви сердце, уникальные врожденные таланты. И, может быть, захочет еще детей. Тех, которые родятся от их взаимной любви!

— Нет, Лора, ты не понимаешь! — прервал ее размышления Майкл. — Но все же есть кое-что, чего ты не должна никогда забывать. То, что я всегда любил тебя. Не переставал любить! Даже когда мы расстались и ты вышла замуж. Да, тогда наступило время, когда я был вынужден забыть мечты о совместной жизни с тобой. И подумать о том, можно ли прожить по-настоящему одному… Лора, это случилось пять месяцев назад. Семья, живущая напротив…

— Кэтти и ее дети… — прошептала Лора.

— Да. Кэтти, ее сын Джефф и три дочери — Лиза, Мэри и маленькая Эми. Они были просто моими соседями в течение двух лет. И, видишь ли, время от времени им требовалась помощь. Лопнувшие водопроводные трубы, перегоревшие лампочки, всякие…

— Мигуэль! — резко перебила его Лора. — Говори прямо! — Но она уже знала, что он скажет, и, встав с софы, отошла к окну.

Майкл протянул вслед ей дрожащие руки.

— Лора, пять месяцев назад я сделал Кэтти предложение стать моей женой.

Вот они слова, которых Лора так боялась… Это произошло до того, как…

Шум под окнами не дал ему договорить. Майкл так и замер с вытянутыми руками, привстав с софы. В следующую секунду дверь настежь распахнулась, и в комнату вихрем ворвалось очаровательное существо, огласившее весь дом радостным криком:

— Мики, Мики! Вот и я! Мы вернулись…