Наслаждение и боль

Глава 10

Самоубийство! Аманда со свистом втянула в себя воздух.

— Кто? — онемевшими губами прошептала она, хотя и без того знала ответ на этот вопрос. Перед глазами всплыло застывшее лицо Квинна. К несчастью, она угадала. Когда Мэгги подтвердила это, из груди Аманды вырвался тяжелый вздох. Закрыв глаза, она в бессильной злобе стукнула себя по лбу трубкой, словно стараясь отогнать вставшее перед глазами призрачное видение. Но это не помогло.

— Он повесился в раздевалке, где шкафчики, — добавила Мэгги. — Уборщик застал его там незадолго до того, как все случилось, — практически сразу же после того, как команда закончила тренировку, и велел ему идти домой. Квинн попросил разрешения побыть там еще немного — ему, мол, нужно доделать уроки, а тут ему никто не мешает, и все такое. Мистер Дубчек пожалел его — ему вообще было жалко парня, поскольку он считал, что зря мы подняли такой шум из-за ерунды — ну, он и разрешил. Словом, он ушел и занялся своими делами. Когда часом позже, вспомнив о Квинне, он вернулся, то нашел его в петле. Естественно, он пытался сделать все, что можно, но, увы, было уже слишком поздно.

Слишком поздно! Слова эти похоронным звоном отдались в голове Аманды. Мертвенный холод пополз по спине, пробирая ее до костей. Да, конечно, у нее сейчас хватало и своих горестей, последняя попытка завести ребенка, закончившаяся неудачей, оставила в ее душе ощущение ужасной потери, но это было совсем другое дело. Тут и сравнивать глупо. Квинн Дэвис был подростком — он жил, дышал, он был человеческим существом, у него было имя, друзья, родители, наконец. Он уже был! А если вспомнить при этом, каким он был! Полный сил, великолепно развитый во всех отношениях, восходящая звезда! Перед ним лежала вся жизнь! И какая жизнь!

— Покончил с собой, — с трудом шевеля губами, прошептала Аманда. Проклятое чувство бессилия! — Я догадывалась, что тут что-то кроется, но такого я даже вообразить себе не могла. Не могла подумать, что он решится на такое… А вы уверены, что это не несчастный случай?

— Нет, это самоубийство. Он оставил две предсмертные записки. Одну — родителям. Другую — своей девушке.

С губ Аманды сорвался полустон-полувздох. Самоубийство — это ужасно.

— Господи, представить только, через что он прошел…

— Но мы ведь ничего не знали, Аманда. Никто из нас ни о чем не догадывался. Однако теперь нам всем придется подумать о последствиях. Квинна хорошо знали в нашем городе. Его любили. Даже ребята, которые не были в числе его друзей, и те будут потрясены. Для большинства из них это будет первый случай, когда им придется так близко столкнуться со смертью.

Аманда не зря была психологом. Она прекрасно поняла, что имеет в виду Мэгги. В сущности, это ей, а не Мэгги следовало в первую очередь подумать об этом. Но она была просто в шоке.

— Последствия могут быть непредсказуемыми, — прошептала она.

В общем-то, так оно и было. Глубокая депрессия, беспричинный страх, подавленность и, что еще хуже, неосознанное стремление подражать решившемуся уйти из жизни — все это было подлинным кошмаром для любого школьного психолога. Одна мысль об этом привела ее в чувство. Аманда содрогнулась.

— Кому уже известно об этом? — резко спросила она.

— Его семье. Друзьям. Двое из них дожидались его дома, когда мы позвонили родителям. Наверняка они уже успели обзвонить остальных. Такие новости распространяются очень быстро, со скоростью лесного пожара, ты же знаешь. Что нам делать?

Аманда позволила себе в последний раз представить Квинна — таким, как она видела его в тот день, — а потом усилием воли отогнала мысли о мертвом, решив, что пришла пора подумать о живых.

— Нужно собрать кризисный комитет. Именно для подобных случаев он и существует. — Еще не успев договорить до конца, она оглянулась в поисках своего ежедневника. К счастью, сумка валялась на стуле — как раз там, куда она швырнула ее, когда вошла. В ежедневнике был листок со списком всех нужных в таких случаях телефонов. — Нам следует собраться как можно скорее и обсудить, что делать. Даже те из детей, кого еще не обзвонили его приятели, так или иначе услышат об этом не позднее завтрашнего утра. Фред там? Он может задержаться?

— Он и сам собирался это предложить. Так что можешь говорить всем, чтобы ехали в его офис.

Мозг Аманды лихорадочно заработал.

— Есть еще один человек, которому нужно немедленно позвонить. Психолог, который занимается как раз такими вещами. Она вела семинар, посвященный проблеме подростковых самоубийств, который я посещала прошлой осенью. Кстати, она живет неподалеку от Вудли. Конечно, намного лучше, когда в подобных случаях возле ребенка оказывается кто-то из близких или кто-то, кого он хорошо знает, однако она очень славная, и люди сразу потянутся к ней. Мне бы хотелось, чтобы она была под рукой. Так что я сначала позвоню ей, а потом свяжусь с остальными.

— Ясно. А мне что делать?

— Обзвони старших преподавателей, а они уже пусть сами свяжутся с учителями. Если они все подъедут в школу завтра утром, скажем, часов в девять, мы сможем ввести их в курс дела. Сообщим, что мы решили сегодня.

— Когда ты сможешь приехать?

Аманда бросила быстрый взгляд на висевшие на стене часы, только сейчас вспомнив, как еще несколько минут назад мечтала о романтическом ужине с Грэхемом. Теперь на этом можно было смело поставить крест.

Но рядом со смертью все это разом показалось ей мелким и неважным.

Ей нужно ехать. Грэхем должен это понять.

Было около шести.

— Дай мне пару минут обзвонить всех, кого нужно. Скажем, около семи. Хорошо?

Она едва начала обзванивать всех, кому полагалось в таких случаях звонить, когда услышала, как с заднего крыльца вошел Грэхем. Аманда бросилась к нему так порывисто, что они едва не столкнулись на пороге. Она смущенно отвела глаза в сторону, избегая смотреть на букет диких цветов у него в руках — эти цветочки росли у них к самом углу двора за домом, и Грэхем тщательно ухаживал за ними, называя своей «персональной» клумбой.

— Мне только что позвонили. Квинн Дэвис покончил с собой.

Забыв про букет, Грэхем машинально разжал руки. Лицо у него помертвело.

— Покончил с собой?! Квинн?! — явно не веря своим ушам, пробормотал он.

Аманда молча кивнула. Ужас этого события с новой силой обрушился ей на плечи.

— Он повесился, Грэй. В спортивной раздевалке. В комнате, где шкафчики.

По лицу Грэхема было ясно, что он до сих пор не верит.

— Квинн Дэвис?!

— Он был очень неглупый мальчик, — медленно проговорила Аманда, словно сама для себя перечисляя причины, почему такое просто не могло случиться. — Красивый. И сложен как греческий бог. С характером. Что называется, яркая личность. Господи, да ведь у него было все, ради чего стоит жить! Единственным крохотным пятнышком в его биографии был этот эпизод, когда они явились на тренировку пьяными! И потом, дело ведь прикрыли, даже в полицию не стали сообщать.

Грэхем запустил пятерню в волосы. Надежда, сиявшая в его глазах, когда он вошел, исчезла, сменившись горечью и чувством безнадежности — в точности как это случилось с Амандой, когда она услышала, что произошло.

— И тем не менее вся эта история моментально выплыла наружу. Да и как могло быть иначе, когда его исключили из команды? — задумчиво проговорил он. — А эта статья в газете… Вспомни-ка — там говорилось, что Квинн только и жил бейсболом. Можно сказать, дышал им. И что же — ты готова поверить, что мальчишка лишил себя жизни только из-за того, что пропустит каких-то шесть игр в сезоне?! Неужели какие-то жалкие шесть игр что-то значат в твоих глазах, когда у тебя впереди вся жизнь в спорте? Колледж, куда его готовы были принять с распростертыми объятиями? Полно! Да попав в колледж, он бы начисто забыл об этом. А уж если бы стал профессионалом, так тем более!

Аманда прижала руку к животу — у нее было такое чувство, словно кто-то, запустив руку ей вовнутрь, стянул кишки тугим узлом.

— Значит, дело было не только в этом. Была еще какая-то причина… намного серьезнее. Жаль, что нам с ним так и не удалось поговорить. Может быть, мне бы удалось вытянуть из него, в чем дело. А сейчас, увы, слишком поздно. Его нет.

— Ох, Мэнди. — Глубоко вздохнув, Грэхем привлек ее к себе и крепко обнял. — Не вини себя.

Сначала Аманда молчала — было так приятно вновь почувствовать, как руки мужа крепко обнимают ее, наслаждаться теплом его сильного тела, вдыхать его запах, испытывать слегка позабытое чувство защищенности, что сначала она, уткнувшись носом ему в плечо, просто старалась не думать ни о чем. Но потом чувство вины с новой силой овладело ею. Руки у нее упали, и Аманда со вздохом высвободилась из его объятий.

— Квинн… понимаешь, он был лидером. Беда в том, что теперь, когда он ушел, какой-нибудь из слишком ярых его почитателей может решиться последовать за своим кумиром.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — нахмурился он. — В этом нет никакой логики.

— А что — в самоубийстве она есть? — Она скрестила руки на груди. — От всего этого можно просто с ума сойти! Невероятно! Мы из кожи вон лезем, стараясь, чтобы новая душа вошла в этот мир. И в это же самое время другой ребенок добровольно уходит из жизни! Вдумайся только — добровольно! Это… это несправедливо, Грэй!

— Ну, а кто говорил, что в жизни все бывает по справедливости? — буркнул он.

Пройдя мимо жены, он молча поднял с пола цветы и кинул их на подоконник. Потом, повернувшись к ней спиной, невидящим взглядом уставился в окно. И вдруг Аманда поймала себя на том, что ей отчаянно хочется поговорить с ним об этом. О том, кто из них чего заслуживает, о том, какое же это счастье — быть с родителями, и как это будет здорово, когда они станут ими, потому что из них с Грэем получатся самые лучшие родители на свете. Ей хотелось поговорить о том, как много бывает в жизни такого, что способно разрушить самые лучшие отношения, и как постараться этого избежать. Поведать ему о своих мечтах, которые, похоже, вот-вот развеются в воздухе, словно дым… Но, увы, на это не было времени. Ей еще оставалось сделать кучу звонков, после чего придется срочно мчаться с в школу. А может, не ехать? Нет, невозможно! Самоубийство Квинна поставило школу перед кризисом, и помочь ей выйти из него с наименьшими потерями — ее святая обязанность. Именно сейчас она нужна там, как никогда.

— Извини, что так вышло с ужином, — вздохнула она, не поднимая глаз.

Он отмахнулся, даже не повернувшись к ней:

— Бог с ним. У меня все равно дел по горло.

— Даже не представляю, когда вернусь.

— Я тоже.

— Значит, ты будешь работать… не дома?

— Да. Нужно вернуться в офис. Там мне как-то лучше думается.

— Цветы — просто чудо!

— Хорошая была идея, верно? И ведь все получилось. Ну, почти…

Его последняя фраза поразила ее тем двойственным смыслом, который, как ей показалось, вложил в нее Грэхем. Точнее, ей было даже немного страшно думать о том, что стояло за ней, потому что ей и без этого было так тяжело, что хотелось плакать. Нет, подумала она, лучше уж думать о том, что ей предстоит.

— Может, позже?.. — робко спросила она, снова берясь за телефон.

— Что? А, конечно, — кивнул Грэхем. Но особой уверенности в его голосе она не почувствовала.

Конечно, Грэхем в полной мере смог оценить серьезность того, что произошло, и тем не менее в душе был немного обижен, что Аманда уехала. Конечно, это ее работа, и все-таки он так надеялся, что этот вечер они проведут вместе. Ведь она так нужна ему сейчас! Да, конечно, он понимал, что случившееся иначе, как трагедией, не назовешь, и, конечно, они могут поговорить позже, и в какой-то степени ему было стыдно за эти мысли, но…

Но знать и чувствовать — это разные вещи. Контролировать свои мысли он еще мог, а вот чувства — нет. А сейчас у него было такое чувство, будто его предали.

Разозлившись на себя самого за эти мысли, Грэхем, проводив взглядом машину Аманды, вышел из дома, перешел через дорогу и через участок Гретхен Танненволд двинулся к заднему крыльцу ее дома. Он был так погружен в себя, что не видел ничего вокруг — ни оливковых деревьев, которые сам же посадил посреди целого темно-зеленого моря пахизандры, ни можжевельника, похожего на жесткий, с грубым ворсом, ковер, ни кроваво-красных зарослей кизила. Не заметил он даже грубо отшлифованные синевато-серые камни, которые он собственноручно выложил вдоль дорожки, ведущей к ее дому. Он рассеянно постучал в дверь, потом нетерпеливо нажал кнопку звонка, оторвав от него руку, только когда услышал приближающиеся шаги Гретхен.

Она встретила его без улыбки.

— Я все гадала, когда ты придешь, — буркнула она, распахнув перед ним дверь.

Грэхем прошел на кухню.

— Что-то не понимаю…

— Расс и Ли уже были.

— Ах, ну да, конечно… Слухи разносятся быстро, тем более мы же тут живем в своем тесном мирке. Впрочем, мне, в отличие от них, не нужно ничего знать. Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке.

— Что-нибудь нужно сделать?

Гретхен немного подумала. Потом пожала плечами:

— Нет. Во всяком случае, не теперь. Может, сварить тебе кофе? Или предпочитаешь кока-колу?

— Нет, спасибо. Я ненадолго. Просто воспользовался свободной минуткой, чтобы забежать. Не дай бог еще кто-нибудь увидит — сразу поползут сплетни, — буркнул он, почему-то первым делом подумав о Карен. А уж Ли-то точно не замедлил бы разболтать о его приходе — в особенности если бы почуял в этом выгоду для самого себя.

— По-моему, я сама не сую нос ни в чьи дела, — упрямо возразила Гретхен. — И не понимаю, какое кому дело до моих?

— Видишь ли, доверие — штука весьма хрупкая, — вздохнул Грэхем. Опустив голову, он задумчиво поскреб в затылке. Потом, вздохнув, обвел взглядом кухню. — Послушай, не знаю, что до меня говорили другие. Но если тебе что-нибудь понадобится, только позови, хорошо?

Закусив губу, Гретхен молча кивнула.

Бросив на нее на прощание долгий взгляд, в котором он словно просил помнить свое обещание, Грэхем повернулся и вышел. Он вытащил из кармана джинсов ключи, сбежал по ступенькам, чуть ли не бегом пересек двор, перебежал через дорогу и, забравшись в свой грузовичок, выехал со двора, свернув на дорогу, которая вела в город.

Карен видела, как Грэхем вышел из дома Гретхен. Естественно, у нее и в мыслях не было, что у него с ней роман — если честно, она почти не сомневалась, что это Ли. Но тогда почему Грэхем помчался к ней буквально через минуту после того, как уехала Аманда?

Карен ломала себе голову над тем, что все это значит и сколько во всей этой истории известно Грэхему. Ее мысли прервал телефонный звонок. Она взяла телефон, но Джорди уже успел схватить телефонную трубку. Она услышала чей-то незнакомый голос — то ли плачущий, то ли до такой степени расстроенный, что она даже не смогла понять, кто это говорит. И тут она внезапно услышала такое, отчего пальцы у нее разжались сами собой, и трубка едва не упала на пол.

— Квинн сделал… что?! — крикнула она, даже не замечая того, что влезла в разговор.

— Покончил с собой, миссис Коттер. Прямо в школе.

— Что?! — крикнула она.

— Его нашли без сознания. — На этот раз она узнала говорившего. Это был Роб Спрэг — видимо, он немного взял себя в руки. Во всяком случае, теперь он говорил почти нормально. Роб играл в той же бейсбольной команде, что и Джорди. И бедняга Квинн.

— Он отравился?

— Наглотался транквилизаторов. Его отец глотает их пачками. Квинн договорился с парой наших ребят встретиться — попросил, чтобы они дождались его дома. Они как раз были у него, когда приехали копы. Все наши сейчас едут туда. Тебя подбросить, Джорди?

Карен показалось, что она сходит с ума — уж не ослышалась ли она? Несмотря на тот отвратительный эпизод с выпивкой, несмотря на ту газетную статью, благодаря которой вся эта история выплыла наружу, ей все-таки не верилось в то, что подросток, тем более Квинн Дэвис из-за этого впадет в такую депрессию, что наложит на себя руки.

— Джорди! — окликнул Роб.

И тут Карен похолодела — ей внезапно пришло в голову, что если такой, как Квинн, из-за сущей ерунды мог решиться на подобный страшный шаг, то что же говорить о ее собственном сыне, куда более неуверенном в себе, чем его покойный приятель? Она застыла от ужаса. Из этого состояния ее вывел слабый шорох у нее за спиной. Карен испуганно оглянулась — у двери с потерянным и несчастным видом стоял Джорди. В глазах у него застыл страх, лицо было белым, как бумага. Заметив его состояние, Карен бросила трубку.

— Надо выяснить, что случилось, — решительно сказала она. — Может, все это просто чья-то дурацкая шутка.

Джорди отчаянно затряс головой. Кадык на его тощей, как у цыпленка, шее заходил ходуном, когда он судорожно попытался проглотить вставший в горле комок.

— Но зачем Квинну убивать себя? — спросила она. — Он ведь был счастлив. По-моему, у него было все, что только можно пожелать, разве нет?

Джорди снова покачал головой. Глаза его подернулись пленкой.

Карен подошла к нему. Если честно, она не знала, что делать. Будь он поменьше, она бы просто прижала его к себе и попыталась успокоить, как делала, когда он был еще совсем ребенком. Но теперь он уже вырос и презрительно сторонился того, что мальчишки в его возрасте именуют телячьими нежностями. Поэтому единственное, на что у нее хватило духу, — это попытаться погладить его по щеке.

Но ее робкая ласка не имела успеха. Джорди резко отшатнулся. Брови его сошлись на переносице, взгляд стал более осмысленным. Карен показалось, что сын пытается что-то решить для себя. Потом, так и не сказав ни слова, он резко повернулся и, спотыкаясь, направился к двери.

— Ты куда? — крикнула она вслед.

Он не ответил.

Она бросилась за ним, но догнала его уже только у ворот гаража.

— Джорди, подожди… Давай позвоним. Надо же сначала выяснить, в чем дело! Хоть как-то попытаться проверить, так ли это.

Но Джорди, не слушая ее, уже вскочил на свой велосипед, который давно уже стоял забытый в гараже, и выехал на дорожку.

— А что мне сказать Робу, если снова позвонит? — крикнула Карен ему вдогонку. — Джорди! Ты куда?

Его голос донесся до нее уже из-за поворота:

— К Квинну!

Джорджия сидела за рулем взятой напрокат машины. Она возвращалась из аэропорта Тампы, где встречала двух человек, представителей возможного покупателя ее фирмы. Один из них являлся вице-президентом, другой — финансовым директором. Договорились, что она завезет их обоих в отель, после чего последует официальный обед. Весь завтрашний день был до отказа заполнен деловыми встречами и знакомством с фирмой и заводом. Она как раз ломала себе голову над тем, как бы все успеть в один день, когда услышала звонок своего мобильного.

— Алло?

— Мам! — Это была Эллисон. Голос у нее был испуганный. — Мам, ты меня слышишь? Квинн покончил с собой!

— Он — что?! — переспросила Джорджия. Смысл этой фразы еще не до конца дошел до нее, но голос… Такого голоса у Эллисон она давно не слышала. К тому же эти дети — ладно, ладно, подростки! — часто употребляют слишком сильные выражения, не особенно забивая себе голову их значением.

— Он перерезал себе вены! Мистер Дубчек так его и нашел! Уже ничего нельзя было сделать.

Джорджия почувствовала, что ее начинает бить дрожь.

— Послушай, ты серьезно?!

— Конечно серьезно! Только что позвонила Брук. Сказала, что там черт знает что сейчас творится. Да какая разница, если Квинн мертв. Мам, Квинн мертв!

— Господи помилуй! — беззвучно прошептала Джорджия, чувствуя, что вот-вот расплачется. На дорогу она уже не смотрела. О том, что позади нее сидят вице-президент и финансовый директор компании, на которых ей позарез нужно произвести впечатление, Джорджия напрочь забыла. Мигнув поворотником, она съехала на обочину.

— О, Элли, мне так жаль! Господи, ну почему он это сделал?!

— Бруки сказала, что, наверное, из-за той статьи в газете…

— Какой еще статьи? — насторожилась Джорджия, почувствовав, как почва снова уходит у нее из-под ног.

— Да ты понимаешь… Вчера в «Вудли Викли» появилась одна статья… в общем, это что-то ужасное. Бруки говорит, Квинн был в таком состоянии, что на него страшно было смотреть. А Мелисса говорит, что предки его тоже пришли в такую ярость, что… Короче, это было что-то! Они с Квинном вчера вечером разговаривали по телефону, и она слышала, как они то и дело забегали к нему в комнату и вопили, что, мол, подадут в суд и на газетчиков, и на администрацию школы. — Голос у нее оборвался. — Господи, как подумаю, что его уже нет… что он умер…

— Ш-ш, — прошептала Джорджия. Ей казалось, что она даже по телефону дочери слышит, как содрогается в рыданиях тело девочки. — Перестань, дорогая. Успокойся. Все будет хорошо.

— Не будет! — простонала Элли. — Знаешь, я ведь видела его во второй половине дня. Мы с Кристен и Мелиссой стояли внизу, в коридоре, когда он вошел. Увидел нас и подошел спросить, во сколько Мелисса идет к парикмахеру — она записалась заранее. Представляешь, она стриглась, когда он сделал это с собой! Мне кажется, он нарочно выбрал именно это время… ну, чтобы ее в тогда не было в школе. А чтобы попрощаться, оставил ей письмо. Он пишет, что любит ее и что ее вины тут нет. Но если бы он любил ее по-настоящему, он бы никогда этого не сделал, правда? Господи… да как вообще можно решиться на такое?

Что на это сказать? Да еще когда знаешь, что дочка примет это, как слова Евангелия?

— Большинство людей никогда не сделают ничего подобного. А вот почему Квинн решился на этот шаг… Знаешь, мы ведь точно ничего не знаем. И наверное, уже никогда не узнаем. Наверное, просто он был не таким сильным, как казался всем нам. Милая, а папа дома?

— Он пошел к Коттерам. — Элли шмыгнула носом. — Сказал, что попробует узнать какие-нибудь подробности.

— А с Джорди ты уже говорила?

— Нет. Господи, мне так плохо! Если бы ты только знала! Все это так ужасно!

— Смерть всегда ужасна, детка.

— Нет, я имела в виду — для Джорди. — В голосе Элли вдруг появились истерические нотки. Казалось, он вот-вот сорвется, как слишком туго натянутая струна. — Мам, помнишь, в прошлый вторник… когда Квинн напился? Так вот, они пили водку! И это Джорди принес им бутылку!

— О Господи!..

— Только никому не говори, обещаешь? Поклянись, что ни словечка никому не скажешь. Джорди сказал, что до самой смерти не станет разговаривать со мной, если я проболтаюсь об этом. Особенно тебе. Но теперь ты понимаешь, почему все это так ужасно?

Джорджия попыталась представить себе, какое неимоверное чувство вины легло на плечи Джорди, и ей на мгновение стало страшно.

— Понимаю. Где он сейчас?

— Поехал к Квинну. Вся команда сейчас там. Мам, что мне делать?

«Для начала, — хотелось крикнуть Джорджии, — отыщи своего отца и попроси его побыть с тобой!» Она ушам своим не поверила, когда Элли сказала, что Расс отправился к Коттерам. Как он мог оставить ребенка одного дома, да еще когда девочка в таком состоянии?! Элли сейчас, как никогда, нуждалась в нем. Нуждалась в том, чтобы ее утешили, успокоили, просто посидели рядом, наконец.

Но больше всего ей сейчас нужна была мать. Потому что пугала ее даже не столько смерть Квинна, сколько ужас от сознания того, что такое вообще возможно. Да, конечно, Эллисон понимала, что такое смерть, — ей и раньше уже приходилось сталкиваться с ней. Только в прошлом году она разом потеряла бабушку с дедом, к которым она была очень привязана. Но Квинн — другое дело. Он был ее сверстником. Его смерть наверняка выбила ее из колеи. Если такое случилось с ним, выходит, может случиться и с ней… Страшная мысль, тем более для четырнадцатилетней девочки, которая только-только начала превращаться в девушку.

— Послушай меня, Элли, — веско сказала Джорджия. — Первым делом найди папу и обними его, слышишь? И скажи, что ты просишь его побыть с тобой.

— Нет, я хотела спросить… может, съездить к Квинну?

— Нет, не сегодня. Даже если другие девочки решат поехать. Понимаешь, его родители сейчас наверняка в шоке. И не нужно, чтобы в доме толклись посторонние люди. Ты меня поняла?

— И что теперь будет?

— Ну, его родители сделают все нужные приготовления… я имею в виду, к похоронам.

При слове «похороны» Элли жалобно ойкнула.

Джорджия тяжело вздохнула. При всем своем желании не в ее силах было оградить дочь от жестокой реальности. Что ж, ничего не поделаешь, подумала она про себя, Элли придется смириться с этим. Пора взрослеть.

— Это значит, что будет прощание. Вот тогда ты сможешь пойти и принести его родителям соболезнования. — Джорджия, подняв руку к глазам, бросила взгляд на часы. — Послушай, милая, я постараюсь вылететь домой сегодня вечером. А ты ступай отыщи папу, пока я тут закончу все дела, хорошо? Как только что-то буду знать, тут же перезвоню, идет? Договорились?

— Договорились.

— И постарайся успокоить Томми. Пригляди за ним. Сделаешь?

— Обещаю.

— Я люблю тебя, детка.

— И я люблю тебя, мам.

Сунув телефон в сумку, Джорджия почувствовала, как у нее защипало глаза. И тут она впервые за все это время вспомнила о своих пассажирах. Ее взгляд затравленно метнулся к тому, что сидел справа, потом к его спутнику. Только сейчас она вновь осознала, ради чего они оба явились сюда. Все было продумано до мелочей: их региональный офис должен был произвести сногсшибательное впечатление. И немалую роль в этом предстояло сыграть самой Джорджии. Собственно говоря, она рассчитывала потрясти их своим профессионализмом. А вместо этого предстала перед ними в роли растерянной матери.

Но тут уж ничего не поделаешь.

— Простите, мне придется вернуться, — тихо, но решительно объявила она. — Дома ЧП. Поверьте, мне страшно неприятно. Такое случается нечасто, но уже если случилось, то выбирать не приходится.

— Кто-то из ваших детей потерял друга? — осторожно осведомился вице-президент.

— Да. Мальчик покончил с собой, — с тяжелым вздохом сообщила Джорджия. Острая боль полоснула ее по сердцу. — Дочка очень расстроена… вы же понимаете.

— А разве вашего супруга нет дома? — Это уже был финдиректор.

— Нет, он там, но будет лучше, если я вернусь. — Джорджия осторожно выехала на шоссе и влилась в поток машин. — Я отвезу вас в отель, а оттуда позвоню. Не волнуйтесь, я все устрою. Завтра утром за вами заедет управляющий местным отделением нашей компании. Он займется вами вместо меня. Не сомневайтесь — он покажет вам все то же самое, что показала бы я. — Глянув в зеркальце заднего вида, Джорджия аккуратно перестроилась в другой ряд и прибавила скорость.

— Но мы приехали ради того, чтобы встретиться с вами, а не с вашим управляющим, — надулся вице-президент. — В конце концов, это одно из условий нашей сделки.

Сделки. Какое безразличное слово, подумала Джорджия. А она? Она — тоже часть сделки? Нет уж, мысленно возмутилась она. В первую очередь она — мать. И президент фирмы, конечно, но сейчас почему-то это волновало ее меньше всего. Естественно, она не собиралась говорить об этом вслух — по крайней мере, этим двоим.

Несколько минут она молчала, тщательно взвешивая в уме, что сказать.

— Но ведь это не последняя наша встреча, — мягко возразила она. — Вы еще раньше знали, кто я, чем я занимаюсь, знали даже, как я выгляжу, верно? Вы наверняка позаботились прочесть все, что у вас имеется на меня. И, уж конечно, проверили все данные о кредитах фирмы, долговые обязательства и постарались узнать, нет ли в моем прошлом чего криминального. Или я ошибаюсь? Но фирма и семья — разные вещи. Существует такая вещь, как система приоритетов. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Конечно, у моих детей есть отец, и он сейчас с ними. Но смерть заставляет на многое взглянуть по-другому. И если я в такой ситуации не сделаю все, чтобы быть рядом со своими детьми, то мне как матери — грош цена. Вот так-то, — закончила она, одним махом мысленно перечеркнув все, чего добилась с таким трудом. — Мне очень жаль, если вы приехали в такую даль, чтобы увидеть меня, но мне придется вернуться домой.

Было уже около полуночи, когда Аманда наконец вернулась домой. Чувствуя себя, как досуха выжатый лимон, она бесшумно забралась в постель и прижалась к Грэхему. Что-то подсказывало ей, что муж не спит, однако он молчал. Впрочем, и она тоже. В какой-то степени Аманда была даже рада этому — за последние несколько часов ей пришлось говорить столько, что язык у нее уже не ворочался. А завтрашний день обещал быть не легче. Она изо всех сил гнала от себя мысли о своих личных проблемах. Запрещала себе думать о том, что еще месяц назад в то же самое время надеялась, что на этот раз все получится. Закрыв глаза, Аманда бездумно наслаждалась теплом, исходившим от тела Грэхема.

Но ей так и не удалось толком уснуть. Следующий день будет тяжелым, с безнадежной тоской думала она. Для нее это станет своего рода проверкой на профпригодность. Лучше всех это понял ее желудок — он вдруг взбунтовался и никак не хотел успокоиться.

Хотя это была суббота, Аманда вскочила, когда не было еще половины шестого. Приняв душ и отодвинув дверцу душевой кабинки, она была приятно удивлена, обнаружив в ванной Грэхема. Глаза у него припухли и покраснели, волосы были взлохмачены, но, даже несмотря на свой усталый и заспанный вид, Грэхем производил неотразимое впечатление — широкие плечи, крепко сбитое, мускулистое тело, длинные ноги, мужественную красоту которых подчеркивали короткие шорты.

— Как ты? — заботливо спросил он.

— Устала как черт, — призналась Аманда, вытираясь большим махровым полотенцем.

— Какие у тебя планы на сегодня?

— Учителя соберутся к девяти. Я должна поговорить с ними — рассказать подробно о том, что случилось и сколько из всего этого они могут сообщить детям. Потом с ними побеседует Энн Корлисс, психолог, специалист по проблемам подросткового суицида. Она объяснит, как чувствуют себя в таких обстоятельствах дети и как лучше привести ситуацию в норму. Школа сегодня будет открыта весь день, преподаватели, скорее всего, останутся до самого вечера. Мы обязательно предупредим их, чего следует опасаться и на что обратить внимание в первую очередь. Пусть приглядывают за детьми. Кризисный комитет тоже — они займутся теми, кому будет тяжелее всего.

— А что ты обычно говоришь детям, когда такое происходит?

— А что я могу сказать? Не много. Ты ведь уже кое-что слышал. — Повесив полотенце, Аманда потянулась за бельем. — Что такова жизнь и что нам нужно с этим смириться. Что все это грустно, но что приходится как-то жить дальше. Если им что-то нужно, они скажут. А мы постараемся делать все, чтобы облегчить им эту ношу.

— Когда похороны?

— В понедельник утром. Уроки в этот день будут как обычно, а на похороны поедет делегация от школы. — Взяв с крючка другое полотенце, Аманда принялась вытирать волосы.

— Я как раз гадал, решитесь ли вы отменить уроки, — пробормотал Грэхем.

— Многие считали, что так будет лучше всего, — донесся из-под полотенца приглушенный голос Аманды. Выпрямившись, она тщательно закрутила его вокруг головы. После душа ей стало намного лучше. Она даже почувствовала себя сильнее. Возможность поговорить с Грэхемом, чувствуя при этом, что он на ее стороне, словно влила в нее новые силы. — Знаешь, мы долго спорили по этому поводу. Потом все-таки решили не отменять. В конце концов, у нас в городе Квинна знали практически все. Точнее, знали, кто он такой, пусть даже не были лично с ним знакомы. Но не все же ведь пойдут на похороны, верно? Если мы отменим занятия, то это разом сделает из него героя. Учитывая то, как он умер, мы не могли этого позволить. — Она начала краситься.

— Известно ли что-нибудь, почему он все-таки решился на это?

— Нет, — вздохнула Аманда.

— А его родители? По-прежнему молчат?

— Да.

На губах Грэхема появилась печальная улыбка.

— Мы не имеем права их винить. В конце концов, они такие, какие они есть. У многих детей родители куда хуже, но они ведь не накладывают на себя руки. — Улыбка его угасла так же внезапно, как появилась. — Возможно, мы были бы не лучше…

— Нет, были бы, — отрезала Аманда, красясь и в то же время краем глаза наблюдая за выражением его лица. — Мы с тобой были бы намного лучше.

— Ты так считаешь?

— А ты нет?

— Надеюсь. Правда, до сих пор мы с тобой не слишком преуспели, верно?

Сердце у нее ухнуло в пятки — Аманде совсем не хотелось, чтобы их разговор принял такой оборот.

— Но ведь мы пытались, — возразила она. — И мы вовсе не намерены сдаваться.

— Может, мы с тобой просто сделали не все, что могли?

— Знаешь, в таких ситуациях — я имею в виду, кризисных — это все, что люди в состоянии сделать.

— А ты считаешь, что нашу ситуацию можно считать кризисной?

Минута, казалось, тянулась целую вечность. Наконец Аманда отложила в сторону ватный кружочек, которым поправляла макияж, и взглянула ему в лицо.

— Да, — кивнула она. — Нам действительно нужно поговорить, но не сейчас. У меня, к сожалению, нет времени. А если сегодня в школе будет такой же бедлам, что вчера — а скорее всего так и случится, — то вряд ли нам и вечером удастся поговорить.

— Потому что ты допоздна просидишь в школе? Ну, а завтра?

— Завтра мне придется поехать туда с самого утра. А во второй половине дня мы идем на день рождения к твоей матери.

— Ты все еще хочешь пойти?

— Конечно.

— А ты в состоянии? Посмотри в зеркало — ты же на себя не похожа.

— Со мной все в порядке.

— Послушай, ты же сама всегда говорила, что нужно абстрагироваться от своей работы. Похоже, у тебя не очень-то это получается.

— Не получается, — со вздохом согласилась она. У нее было ни сил, ни желания спорить с ним, тем более сейчас. — Но это временно.

— Хорошо хоть, что мы решили оставить эту затею с ребенком, — вздохнул он. Уже повернувшись, чтобы уйти, Грэхем бросил через плечо: — Одной заботой меньше.

Аманду словно подбросило. Она бросилась за ним.

— Что ты такое говоришь?! Мы вовсе не оставили эту мысль… просто договорились взять небольшой тайм-аут. Передохнуть какое-то время. Вот и все.

Грэхем остановился. Когда он повернулся, то не смотрел на нее. Медленно тянулись минуты. Наконец он поднял голову. Долгий вздох вырвался из его груди. Взгляды их встретились.

— Сделать тебе кофе? — спросил он.

— Да. Спасибо. Кофе — это было бы здорово.

Грэхем поклялся себе, что весь день просидит в офисе. Поскольку это была суббота, он наверняка окажется там в полном одиночестве, что было даже неплохо, учитывая, что он сможет наконец спокойно поработать. Кстати, и предлог был отличный — он как раз приступил к составлению предварительного проекта дизайна для заказчика в Провиденс и радовался, что сможет с головой погрузиться в работу. Эту часть своей работы он любил больше всего, поскольку именно она давала наибольший простор творчеству.

Сегодня, однако, все вышло не так, как он рассчитывал, — возни с чертежами Грэхему хватило едва до полудня. А потом в голову ему стали понемногу закрадываться мысли, не имеющие ничего общего с его работой, и очень скоро он поймал себя на том, что уже не в силах сосредоточиться. Все его раздражало, он нервничал, то, что возникало перед ним на экране, почему-то ему не нравилось, казалось банальным, а это уже был удар по его профессиональному самолюбию. Потеряв наконец терпение, он выругался, выключил компьютер, когда на часах еще не было двух, и стал собираться. Перед уходом Грэхем торопливо проверил, в какой стадии находятся проекты, разработкой которых занимались его подчиненные, после чего отправился прямиком домой. Его сжигало нетерпение.

Очень скоро, переодевшись в самую грязную футболку, которую он только смог отыскать, и тяжелые рабочие ботинки, он вышел из дома и принялся копаться в земле перед домом. Прошло не меньше часа. Солнце палило нещадно, и Грэхем моментально весь взмок от пота. Когда он в очередной раз поднял голову, чтобы промокнуть рукавом мокрый лоб, в двух шагах от него с двумя банками пива в руке сидел Расс.

Грэхем молча сделал громадный глоток и благодарно кивнул — пиво оказалось ледяным, и ему сразу стало легче.

— А дети где? — спросил он, приложив холодную банку к виску.

— Томми убежал к приятелю. А Элли в школе. — Расс кивнул в сторону грядок и неодобрительно покачал головой. — Зря ты за это взялся. Пусть бы Уилл с своими парнями возился. В конце концов, копать грядки — это их работа.

— А это не работа, это удовольствие. Так сказать, для души. Очень успокаивает, знаешь ли. А потом, — Грэхем через плечо покосился на лес, — что-то от меня сегодня в конторе не слишком много толку…

— Да уж… Тоже небось все мысли только о Квинне? Вот бедняга!

Грэхем молча кивнул и снова глотнул пива.

— А как Аманда? — сочувственно спросил Расс. — Тяжело ей, наверное?

— Да, Аманда совсем вымоталась. Но что же делать? Ведь это, как-никак, ее работа. Тем более до этого она все переживала, считала, она никому не нужна. Так что, может, это даже к лучшему.

— Переживала? Это все из-за этой истории с ребенком?

Грэхем мрачно кивнул:

— Из-за того, что опять не получилось с ребенком. Из-за моей семьи. Даже из-за меня. — Он смущенно покосился на Расса. — Ты уж извини, что я взялся плакаться тебе в жилетку, но куда ж от всего этого денешься? Все мысли только об этом. Чувствую себя как последний идиот. Словно… — он замялся, старательно подбирая слова, чтобы Расс понял, что его так мучает, — словно из кожи лезу вон, чтобы урвать у жизни свой кусочек счастья, а вместо этого раз за разом получаю по зубам.

— Не понял… — растерялся Расс.

Грэхем молча пожал плечами — желание раскрыть душу Рассу вмиг улетучилось. Да, конечно, они были друзьями, вернее, близкими приятелями. Но то, что мучило его сейчас, было слишком личным…

Но в следующую секунду признание само собой, против его воли вырвалось наружу.

— Ну… это все из-за моего первого брака. Ты что-нибудь знаешь об этом?

— Только то, что вы расстались вполне по-дружески.

— А Аманда разве ничего вам не рассказывала? — осторожно спросил Грэхем.

— Да нет, сказала только, что твоя первая жена была близким другом вашей семьи, да и то только после того, как я увидел, что твоя бывшая явилась к вам в гости, да еще прихватив подарок от твоей матери. Естественно, я жутко удивился и принялся ее расспрашивать, — с самодовольной улыбкой признался Расс. — Пристал как банный лист, понимаешь ли. А так бы до сих пор ничего и не знал. Какая жена любит рассказывать о первой супруге своего благоверного?

— Меган была не просто добрым другом семьи, — объяснил Грэхем. — Если хочешь знать, она всю жизнь жила с моей матушкой, можно сказать, дверь в дверь. Она наша соседка.

— Как-то странно для бывшей жены, — нахмурился Расс. — И давно?

От его вопроса Грэхему сразу полегчало. Раз Рассу ничего не известно, значит, не нужно ничего объяснять — можно просто рассказать все с самого начала.

— Можно сказать, всю жизнь, — усмехнулся он. — Сколько себя помню, Меган с родителями жили по соседству. Мы с ней выросли вместе. Если не считать братьев, она — мой самый старый друг. Мы вместе играли, вместе ходили в школу. И влюбились друг в другу, еще когда сами не понимали, что это значит. Бегали на свидания и в старших классах, и уже потом, когда оба учились в колледже. Все привыкли считать, что мы поженимся… ну вот мы и поженились. Через неделю после выпуска.

— Ух ты! — удивленно присвистнул Расс. — И сколько это продолжалось?

— Ты имеешь в виду нашу совместную жизнь? Шесть лет. После чего она призналась мне, что лесбиянка.

Челюсть Расса отъехала в сторону, словно каретка пишущей машинки.

— Ох, ничего себе! — Глаза у него полезли на лоб. — После таких слов и «Виагра» не поможет. А сами вечно вопят, что мужиков, мол, уже практически не осталось!

Это вышло так забавно, что Грэхем не выдержал и захихикал.

— Да уж!

— Слушай… и ты ни о чем не подозревал?

— До того, как она стала моей женой? Представь себе, нет. Мы с ней учились в разных колледжах. И все последние годы она снимала квартиру со своей… хм… приятельницей. А я, дурак, считал, что они просто близкие подруги.

— Но ведь она спала и с тобой? — напрямик спросил Расс.

— В общем, да.

— И как она в постели? Ничего? — полюбопытствовал Расс тем тоном, каким мужчины обсуждают подобные темы.

— Надеюсь, у тебя при себе нет «жучка»? — как бы в шутку спросил Грэхем. Но только «как бы».

— Брось! Конечно нет. Я и завел-то этот разговор просто потому, что мне всегда страшно хотелось узнать, что чувствует мужчина, когда у него нет детей. У меня и в мыслях не было, что наш разговор примет столь интимный оборот. Ты уж прости меня, дурака, — вечно я сую нос не в свое дело.

Он так искренне раскаивался, что Грэхем оттаял. Он только сейчас понял, как ему хочется поговорить с кем-то по душам.

— Меган могла бы и ангела соблазнить — когда хотела, конечно, — признался он. — Беда в том, что ей не слишком-то часто этого хотелось. А я считал, что это нормально. Что женщины часто бывают не в настроении. — «До того, как появилась Аманда», — мысленно поправился он. Когда они оказывались вместе, их обоих мгновенно охватывало желание, такое мучительно острое, что это даже казалось нереальным. Но так было до того, как они поставили своей целью во что бы то ни стало обзавестись ребенком, пожертвовав всем остальным. И волшебство исчезло…

— Но если она знала, что мужчины ей не нужны, — ерзая от любопытства, спросил Расс, и мысли Грэхема вернулись к Меган, — то как же она согласилась выйти за тебя замуж?

— Легко. И я, если честно, не могу ее винить. Какая-то часть ее уже привыкла к мысли о том, что она будет моей женой. Может быть, подсознательно Меган сама хотела этого. После замужества ее жизнь стала бы намного проще. Видишь ли, ее семья никогда бы не смирилась с тем, что она лесбиянка. А так выйди она за меня, и все были бы счастливы.

— Все — да. А она сама? И вообще… Неужели ты не догадывался, к чему идет дело, до того, как она заговорила о разводе?

— Понимаешь, я чувствовал, как она мало-помалу отдаляется от меня. Догадывался, что что-то неладно. Она замкнулась, перестала рассказывать о своих делах. У Меган был в городе небольшой книжный магазин. Она стала задерживаться, потом уже пропадала там с утра до ночи. Возможно, все так бы и тянулось еще какое-то время, если бы я сам случайно не подтолкнул ее к разводу.

— Из-за того, что твоя жена предпочитала женщин?

— Нет. Проблема была в детях. — С губ Грэхема сорвался короткий, лающий смешок. Он смущенно отвернулся. — Ирония судьбы, верно?

— Почему?

— Просто из-за этого мы оказались на грани развода и с Амандой. Я имею в виду — тоже из-за невозможности иметь детей. Я часто спрашиваю себя — что за рок висит надо мной, что я не могу иметь детей от женщин, которых люблю?! — Он обернулся и в упор посмотрел на Расса. — Я называю это «поцелуем смерти». Как будто кто-то решил прервать мой род.

— Что за чушь ты несешь! Опомнись! Аманда хочет иметь детей ничуть не меньше тебя.

— Она хочет оставить это дело — вот чего она хочет, — с горечью усмехнулся Грэхем. — Немного отдохнуть от всего этого. Это ее собственные слова. Представляешь, как я должен чувствовать себя при этом?!

— Она не желает заниматься с тобой любовью?! — Расс был искренне потрясен.

— Нет, нет, — поспешно покачал головой Грэхем. И вдруг осекся — если честно, такая мысль просто не приходила ему в голову. — Впрочем, вполне возможно. И я не могу ее винить. Ты хоть представляешь себе, через что ей пришлось пройти? Все это лечение от бесплодия… знаешь, во что оно превращает нервную систему?

— Могу себе вообразить… — сочувственно покивал Расс.

— Вот-вот. А теперь умножь все это на два, на четыре или, еще лучше, на десять, и тогда будешь знать точно. Только имей в виду, это не для твоей колонки, Расс, — спохватился Грэхем. — Сам не знаю, что это на меня нашло, — смутился он.

— Буду нем как рыба, — поклялся Расс.

— Все расписано по минутам. Все просчитано заранее. Время, место и так далее — в зависимости от температуры, давления, цикла и еще бог знает чего. Ты можешь любить жену только в определенный день месяца и больше ни-ни! А потом и того нельзя. Ласкаешь ее, зная, что все это для того, чтобы набрать в пробирку сперму для искусственного зачатия! — Грэхема всего передернуло. — И в результате — ничего! — Лицо у него окаменело. — Знаешь, я чувствую себя в точности так же, как когда Меган объявила, что предпочитает женщин.

— Послушай… но если Аманда решила сделать перерыв, — задумчиво сказал Расс, — возможно, вы снова сможете любить друг друга, как раньше?

— Я тоже так думал. Только мы опять поссорились. — Грэхем уже открыл было рот, чтобы продолжить свои излияния, но тут же снова захлопнул его. — Ты уж извини, но об этом я, пожалуй, не стану рассказывать, — смутился он. — Видишь ли, это слишком личное.

— Стало быть, и твою семейную жизнь райской не назовешь, — вздохнул Расс. — Впрочем, чей брак можно считать идеальным? — философски добавил он.

— Твой, например.

— Шутишь? Разве я не рассказывал тебе, как Джорджия в один прекрасный день заявила, что намерена уйти от меня?

— Быть такого не может. Не верю.

— Представь себе, это правда. Только это было еще до того, как мы переехали сюда. Тогда я целыми днями пропадал на работе, но все что-то не клеилось, и я просто на стенку лез из-за этого. Ну и, естественно, срывал это на ней.

— И в чем же это выражалось?

— Ходил мрачный, ко всему придирался, все было не по мне и все не так. Из-за каждой ерунды устраивал скандал. Ну, сам понимаешь…

— И что говорила Джорджия по этому поводу?

— Что это несправедливо. Что это не то, на что она рассчитывала, когда выходила за меня. Что встретила одного своего приятеля, с которым у нее был роман еще в выпускном классе, и что он, мол, совсем другой — то есть полная противоположность мне.

Грэхема передернуло.

— Она это говорила?! — изумился он.

— Слово в слово. Но потом добавила, что, дескать, любит меня и сделает все, чтобы спасти наш брак.

— Ф-фу… — облегченно выдохнул Грэхем. — А тот парень, о котором она говорила… ее старая любовь… Ты не ревновал к нему?

— К нему? Нет. С какой стати? Любовь — не пицца, ее не разогреешь. Плюнул и забыл.

— Но неужели ты не волновался, чем она занимается, когда ее нет дома?

— Ты имеешь в виду — не боялся ли я, что она встречается с другим мужчиной? Боже упаси. Я ей доверяю.

У Грэхема на языке вертелся вопрос, а является ли это доверие взаимным? Не гадает ли Джорджия, чем занимается Расс, когда пропадает из дома. В голову ему упорно лезла Гретхен с ее большим животом. Но здравый смысл подсказывал ему не заходить слишком далеко.

— Каждый брак проходит проверку на прочность, — философски изрек Расс.

— Проверку на прочность, говоришь? Хорошо сказано. — Грэхем поднес банку к губам и сделал еще один глоток. Потом, склонив голову на плечо, задумался о вызове, брошенном ему женой. — Ну, а учитывая, что сейчас она полностью поглощена самоубийством Квинна, то время, мягко говоря, выбрано не слишком удачно, верно? Вряд ли ей сейчас до того.

— Ну, знаешь ли, тут уж всегда так. Такие вещи всегда происходят на редкость не вовремя.

Грэхем хмыкнул. Он поставил банку на землю, постаравшись выбрать для этого место поровнее, убедился, что она не опрокинется, потом облокотился на колени и подпер голову руками.

— Да, тут есть о чем подумать. У меня такое чувство, словно меня окатили ледяной водой. Знаешь, — задумчиво протянул он, — когда я сейчас думаю о том, как мы с ней занимались любовью, то всякий раз вспоминаю, как это бывало раньше… а это было чертовски здорово, ты уж поверь мне на слово. — Он покивал, словно желая отдать должное Аманде — и при этом совершенно упуская из виду немаловажный факт, что сам в эти минуты упивался наслаждением до такой степени, что забывал обо всем. — А вот потом… потом мы делали это как будто только ради того, чтобы она забеременела. И как теперь с этим быть?

— Попробуйте начать сначала, — посоветовал Расс.

— Уж не ты ли только что говорил, что любовь — не пицца. И теперь сам советуешь разогреть былые чувства? — криво усмехнулся Грэхем.

— Зачем? Просто пересмотреть систему приоритетов. Что на первом месте, а что — на втором. Джорджия обожает повторять эти слова. Система приоритетов.

Итак, какова же его система приоритетов? Что у него на первом месте? Грэхем задумался. Секс, Аманда, дети, работа. Но не обязательно в таком порядке.

Тогда в каком, черт возьми?

Наверное, Аманда, решил он. Без нее три остальные составляющие счастья как-то разом теряли смысл. Заниматься любовью он хотел только с Амандой. Иметь детей — конечно, от нее. А работа… Что ж, они были вместе уже достаточно долго, чтобы Грэхем смог заметить и понять одну странную закономерность: все его задние дворики, лужайки, альпийские горки, арки, куртины и атриумы моментально тускнеют и блекнут, если рядом нет Аманды. Его профессия приносила ему хороший доход, но что толку? Для чего ему деньги, если он не сможет тратить их на Аманду и детей?

Выходит, все составляющие его системы приоритетов имеют одно общее звено — Аманду. Она была той осью, вокруг которой вращались все остальные. На чем держалась вся его жизнь.

Как же он ненавидел минуты, когда чувствовал, что она не с ним! Когда она замыкалась в себе, с головой уходя в свой собственный мир, а он чувствовал себя выброшенным на обочину. Примерно такое же чувства испытывал он и в тот злосчастный день, когда Меган огорошила его, сообщив, что предпочитает женщин, — злость, растерянность, унижение от сознания собственной несостоятельности. Если Аманда окажется не в состоянии этого понять, если ей не хватит ума и такта слегка отодвинуть на задний план собственные заботы и проблемы, чтобы оставить местечко и для него, если она не сможет пересмотреть собственную систему приоритетов и выдвинуть его на первый план, если она не сможет освободиться от своих подозрений в отношении Гретхен и ее будущего ребенка — стало быть, их брак обречен.

Но тогда, по крайней мере, у кого язык повернется сказать, что он не старался его спасти?

Когда Аманда после нескончаемо длинного дня в школе и еще более томительно долгого вечера в похоронном бюро приползла наконец домой, Грэхем заварил ей чашку чая, а потом сделал ванну. Она уснула еще до того, как коснулась головой подушки, но Грэхем держал ее в объятиях, когда она засыпала, и чувствовал странное удовлетворение от этого. Впервые за многие недели он не злился, что жена спит, вместо того чтобы заняться с ним любовью. В первый раз он был счастлив оттого, что может просто быть с ней — независимо от того, чувствует она это или нет.