Что увидел наследник?

Утро выдалось холодным. Обычно мама в такую погоду оставалась в гнезде… Она такая пушистая, такая теплая, так приятно прижаться к ней и немножко погреться! Куда же она подевалась?

Нирок вытянул шею и насторожился. Потом склонил голову к одному плечу, к другому: так оно и есть, с каменного выступа под пещерой доносились чьи-то приглушенные голоса. Кто-то разговаривал возле каменного колодца, на дне которого валялись ветки и кусочки сухой коры.


— Смотрите, Гвиндор, — услышал Нирок голос матери. — Разве это не прекрасное место для кузницы? Я велела своим подчиненным натаскать сюда побольше веток и другой растопки. Думаю, ее хватит, чтобы развести хороший огонь, достаточный для ковки огненных когтей.

— Вы ошибаетесь, мадам.

— В чем же?

— Поверьте, это трудно объяснить. Мне не очень хочется браться за это дело.

— Ну, это все пустяки. Когти есть когти, огненные или нет, они все равно созданы для убийства!

— Это так, но эти огненные когти калечат обычные, Глауксом данные совиные когти. Ваши воины будут инвалидами, мадам.

— Зато эти когти вернее убивают! — хрипло ухнула Нира и посмотрела на Гвиндора с таким презрением, словно он был самым тупым созданием во всем мире.

— Да, мадам, в этом вы правы.

— Привет, мама! — крикнул Нирок, опускаясь на камень рядом с Нирой и Гвиндором.

— Что тебе нужно? Что ты тут делаешь? — резко оборвала его мать.

Гвиндор быстро взглянул на Нирока и отвернулся, делая вид, будто роется в своем кузнечном мешке.

— Я просто хотел задать тебе один вопрос, мамочка.

— Что еще за вопрос? — рявкнула Нира, и взгляд ее не предвещал ничего хорошего.

«Еще один вопрос! У него одни вопросы на уме! Вообще, он слишком много спрашивает».

В последнее время сын все больше и больше тревожил ее.

— Это даже не вопрос, а просьба… Я просто хотел попросить… ты не могла бы повысить Пыльнобровку? Ну, хоть немножечко? Может, сделаешь его хотя бы сержантом?

На какой-то миг Нира смешалась. Потом ее черные глаза стали еще темнее и в них зажегся какой-то хитрый огонек.

— Хорошо, милый. Я как раз сама об этом подумывала. Я собиралась приурочить это повышение к твоей Особой церемонии, поэтому не хотела говорить тебе об этом раньше срока.

— Правда? Какая ты умная, мамочка! Я прямо сейчас полечу и обрадую Пыльнобровку!

— Ни в коем случае! — оборвала его мать. — Пусть это будет сюрприз. Никто не должен знать об этом до самого последнего момента. Держи клюв на замке, мой мальчик.

— Хорошо, мамочка, как скажешь.

— Я говорю серьезно, Нирок. Если ты проговоришься, я отменю твою церемонию.

— Мадам, — подал голос молчавший до сих пор Гвиндор. — Простите, что прерываю вашу беседу с сыном, но я хочу сказать, что передумал.

— Передумали? Что вы такое передумали?

— Я решил принять ваше предложение и начать ковать огненные когти, — ответил Гвиндор.

— Вот это правильно! Мы глубоко признательны вам, — просияла Нира. — Могу ли я спросить, что заставило вас изменить свое решение?

— Пока я сам не знаю, мадам, — уклончиво ответил Гвиндор. — Бывают моменты, когда сова просто чувствует, что должна поступить именно так, и никак иначе.

— Вы лукавите, Гвиндор! Хотите, я скажу вам, почему вы передумали? Потому что поняли, что это правильно, вот и все.

Гвиндор моргнул, а потом медленно произнес:

— Вероятно, вы правы, мадам. Я решил, что так правильно.

При этих словах кузнец поднял голову, но посмотрел не на Ниру, а на Нирока. Гвиндор чувствовал, что остается здесь ради этого юнца, вот только пока не понимал, почему.

— Но хочу сразу предупредить вас, мадам. Прежде чем приступить к работе, я должен буду ненадолго покинуть вас. Мне нужно взять металлы и угли для предстоящей работы. Ведь такая работа требует особых материалов, — сказал он, и при слове «особых» вдруг почувствовал странную дрожь в желудке.

Это была ложь, ложь от первого до последнего слова. Все нужные материалы были у Гвиндора при себе. Он просто хотел встретиться с ближайшим дозорщиком и разузнать у него, что это за Особая церемония такая.

Дозорщиками называли лазутчиков Великого Древа, которые сообщали Ночным Стражам обо всем, что творится в других царствах. Очень часто такими дозорщиками становились кузнецы.

Вообще кузнецы в совином мире считались странными птицами. Они странствовали по разным царствам, не были склонны обзаводиться семьей и не принадлежали ни к каким союзам или обществам. Одиночки, одно слово!

Гвиндор вырос в очень традиционной семье, поэтому был знаком с обычаями и церемониями всех известных совиных сообществ. За свою долгую жизнь он узнал множество сов и выслушал тысячи самых разных рассказов. Но ни разу и ни от кого ему не доводилось слышать об Особой церемонии со странным названием ТРОЗ.

Это очень тревожило Гвиндора, и он хотел как можно скорее разузнать, что за испытание предстоит молодому Нироку, и почему Чистые держат этот ритуал в такой страшной тайне. Поэтому он решил слетать к ближайшему дозорщику.

Говорят, где-то между Пустошами и Серебристой Мглой поселился какой-то новый кузнец, вот к нему-то и надо было Гвиндору. Может этот кузнец окажется дозорщиком… А уж дозорщики знают обо всем на свете, такая у них работа.

Когда серые вечерние сумерки поползли из глубины каньона, Нирок заметил, что Гвиндор собирает свой мешок в дорогу.

— Я думал, ты уже улетел, — крикнул Нирок, опускаясь на скалу рядом с кузнецом.

— До темноты вылетать нельзя, днем в небе слишком много ворон, — ответил Гвиндор.

— Я слышал про ворон! — похвастался Нирок.

— Готов поклясться, все что ты о них слышал чистая правда! — проворчал кузнец. — Мерзкий крылатый сброд, не советую тебе встречаться с ними при свете дня. Мигом налетят, окружат и тогда — поминай, как звали!

Нирок внимательно рассматривал кузнечные инструменты. Словно какая-то сила притягивала его к этой странной масковой сипухе, которая носит в ведерке живой огонь и при помощи своих клещей и молоточков умеет придавать металлу самые различные формы.

— Вижу, тебе по душе мои маленькие помощники? — усмехнулся Гвиндор.

— Кажется, да, — признался Нирок.

Даже сейчас, когда угли были погашены, они казались Нироку живыми. Ему чудилось, будто они дышат, как совы, и хранят в себе таинственные истории, которые можно увидеть, если хорошенько всмотреться.

Когда Нирок сказал матери, будто думает о зеленом цвете, он сказал неправду. На самом деле он думал о непонятных картинах, которые увидел в пламени погребального костра, и о той истории, которую этот огонь хотел рассказать ему, если бы Нирок позволил…

В тот раз он не позволил, но с каждым днем наследник стал ощущать все возрастающее мучительное желание ее узнать. Узнать правду! Нирок чувствовал, что эта правда имеет какое-то отношение к ужасному Сорену, но до конца не был уверен в этом.

Что может быть хуже и страшнее того, о чем рассказал ему сломанный позвоночник отца? Неужели есть на свете вещи ужаснее безумной злобы, с которой Сорен убил Клудда, своего родного брата?

А Гвиндор, не отрываясь, смотрел на наследника. Странное чувство шевельнулось в его желудке.

«Неужели молодой наследник что-то видит даже сейчас, когда угли не разгорелись в яркое пламя?»

Загрузка...