Наследник Фархада

Ангел в берете

Каждому знакомо странное чувство, часто возникающее при ожидании скорой разлуки с близким человеком: к горечи расставания и жаждой продлить эти последние минуты непонятно как примешивается подсознательное желание, чтобы все это поскорее закончилось. И возникает тягостное молчание, изредка прерываемое ничего не значащими фразами — так всегда бывает, когда говоришь одно, а думаешь совсем о другом.

Но — благословенная юность! — в этот вечер ничего подобного не возникало. Рустам с Маргусом плечом к плечу сидели на склоне за учебным корпусом и не могли наговориться. На следующий день был назначен выпуск лейтенантов, окончивших училище. Вместе со вторым взводом выпускался и Маргус, и для того, чтобы проводить друга, Рустам пожертвовал тремя днями отпуска, вернувшись в училище раньше времени. Может быть, поэтому и не молчалось — друзья наперебой рассказывали друг другу о том, как прошел сентябрь. Рустам провел его в дома, в отпуске, Маргус — в учебном центре, сдавая госэкзамены.

— Макс на экзамене по ТСП корку отмочил, — улыбаясь, вспоминал Маргус, — прикинь: вторым вопросом выпала ему РХБР.[17] А Макс чего-то затормозил так — ну не в зуб ногой! Ну, препод уже сам старается его как-то вытянуть: ну не бывает же так, чтобы выпускник на госе банан получил! Это что ж выходит — его ничему не научили за четыре года? И задает дополнительный вопрос: ну расскажите хотя бы приблизительно, как работает прибор ДП-5В? Макс: приблизительно? Препод: ну да, хотя бы приблизительно! Макс: ну, приблизительно, так: пстык-пстык-пстык! Ох, что было!..

— И чего — вклепали банан? — покатился Рустам.

— Да ну, что ты… Но Митрофанову потом всю ночь квасить с комиссией пришлось…

— Ну, а у тебя как — нормально все прошло?

— Нормально… Дмитрий Олегович даже приехал за меня поболеть, вместе с Вией Карловной…

— А, это та красивая тетка — она, да?

— Ага… Они, честно говоря, волновались — дадут мне диплом, или нет?

— А чего волноваться-то? Ты что, плохо экзамены сдал?

— Да нет, с этим-то как раз все в порядке. Но знаешь… Вдруг упрутся: не положено, мол, раз в порядке эксперимента я здесь учился… Бюрократы-то везде есть. Ну, он к начальнику учебного отдела: так и так — будут ли проблемы с этим вопросом? Так Ашихмин даже обиделся: какие проблемы могут быть? Мы что, по-вашему, неучей тут выпускаем? Раз уж мы человека взяли, так будьте спокойны: мы из него офицера сделаем!

— Дед — молодец… Фронтовик, одно слово…

— Ага… А как он нас драл — помнишь?

— Ну, так за дело же! Подумаешь — никто и не обижался. Деда все уважают.

— А ты что в отпуске делал?

— Да как обычно — дома был. Сейчас в хозяйстве скучать некогда: урожай убирать, скотине на зиму хавчик заготавливать — крутился, в общем. И отдохнул нормально: у нас же еще вовсю лето стоит, до ноября купаться можно.

— Машу видел?

— Конечно! Завтра, кстати, обещала приехать на выпуск. Вот и познакомим их с Лилей. Как она?

— Ну, как… Так-то ничего, а иногда ревет: говорит, уедешь ты и меня забудешь… Балда, — тепло улыбнулся Маргус.

— А с тобой ехать не хочет?

— Еще как хочет! Так в институте последний курс остался — как бросишь? И маманя у нее прихварывает… Ничего, подождем годик. А я там пока обустроюсь, с жильем разберусь — чтобы вместе с мамой она приехать смогла.

— Слушай, а чего тебя на Дальний восток посылают? Тебя же, вроде, с самого начала на Европу ориентировали?

— Да кто их знает. На распределении спрашивают: где желаете служить? Ну, я отвечаю, как все: где Родина скажет! А мне и говорят: ну, тогда начнем с Уссурийска. А что, нормально. Красивые края, говорят: тайга, сопки, море… А в Европе что интересного?

— Ну. Замки старые… Архитектура…

— Ну, это, наверное, только тебе интересно. Остальные, по-моему, только барахлом там интересуются. А мне оно и на фиг не нужно. Слушай, а ты с Машей у нее в деревне виделся? Как там парни местные — не цеплялись?

— Не! Нормальные пацаны — семечек насыпали, на мотике до автобуса подвезли. Тебе привет передавали… Ты с ними подружился, видать?

— Ну, не знаю. Но познакомиться — познакомились…

На свидание к Маше Рустам удрал из лагеря через три дня после возвращения с учений. Маргус, как и обещал, вызвался сопровождать его в этом небезопасном мероприятии: кто их знает, этих парней местных, что у них на уме. И, как оказалось, мера эта не была излишней — на уме у местных парней было то же самое, что и у всех: накидать банок всяким фраерам заезжим, чтоб неповадно было наших девок кадрить. И неважно, что заезжий фраер ни у кого девку не отбивал — а вот из принципа!

Маргусу это стало ясно еще до того, как они с Рустамом разыскали Машин дом: проходя по деревенской улице, он отметил, какими многообещающими взглядами проводили их трое парней, возившихся у хлипкого забора с полуразобранным обшарпанным мотоциклом. Рустам же, понятное дело, ничего вокруг не видел и не слышал, охваченный трепетом от предстоящего первого в жизни свидания — только нервно тискал букетик полевых ромашек, сорванных по дороге.

— Так, Рустам, — оценил обстановку Маргус, — Кажется, мы уже почти пришли. Топай дальше сам, а я тебя здесь подожду. Если что — свистни.

— Ага… Блин, волнуюсь я, Марик!

— Ничего, все нормально будет. Удачи! — и Ауриньш присел на скамеечку у ближайшего дома, обнесенного кривоватым плетнем.

Из-за плетня торчали лохматые и голенастые подсолнухи, похожие на хулиганистых подростков. Из дырки в плетне выбрался рыжий котенок. Хрипло мявкнул и доверчиво полез к Маргусу на колени, цепляясь растопыренными коготками за штанину синей «олимпийки». Вскарабкался, повозился, устраиваясь поудобнее, подсунул ушастую головешку под ладонь Маргусу: погладь! — и заурчал умиротворенно, легонько царапаясь острыми коготками. Для полной деревенской идиллии не хватало, пожалуй, лишь балалайки, да доброго кулька семечек.

Семечки, впрочем вскоре появились — в сопровождении троицы аборигенов, которых Маргус приметил совсем недавно. Аборигены были похожи друг на друга, словно родные братья: мордатые, губатые и лохматые. Видно было, что здоровы они от природы, как новенькие трактора, и ни черта на их крестьянское здоровье не влияло — даже впитанные чуть ли не с мамкиным молоком противозачаточный самосадный дым и термоядерная самогонка. Щедро устилая свой путь подсолнуховой лузгой, аборигены лениво проследовали по улице и остановились перед Ауриньшем, разглядывая пришельца, словно троица бравых егерей, словивших городского лопуха-браконьера в своих угодьях. Разглядывая, они держали классическую паузу «по Станиславскому», давая возможность противнику как следует перетрухнуть и запаниковать.

Ауриньш поудобнее устроился на скамейке и безмятежно продолжал поглаживать урчащего котенка.

— Э, фраер! — не выдержал, наконец, такой наглости самый мордатый, — Ты чо это чужих котов цапаешь?

А теперь мастерскую паузу выдержал Ауриньш — не суетиться, не напрягаться и сбить тем самым боевой напор противника.

— Слыхал, Рыжик? — доверительно обратился он к котенку, почесывая его за ухом, — Говорят, что я тебя цапаю. А никто никого не цапает, мы просто познакомились, верно?

— Ты ваньку-та не валяй! — начал терять терпение Мордатый, — Кто такой, хрен ли тут делаешь?

— Сижу, — пожал плечами Маргус, — С тобой вот разговариваю…

— Ща досидисся! — деловито пообещал второй абориген с кривым адидасовским трилистником, нарисованным шариковой ручкой на некогда белой футболке. — Чо приперся, тебя спрашивают!

— У моего друга здесь дело, — обстоятельно пояснил Маргус, — А я — с ним.

— Знаем, чо за дела, — ухмыльнулся третий, длиннорукий, как горилла, — К Машке Кузьминой кадриться собрался, что ль?

— Мне не нравится слово «кадриться» — подбери другое, — холодно отбрил его Ауриньш. — И что ты имеешь против? Она что, помолвлена с кем-то из вас?

— Чо-о?!

— Что — нет? Тогда в чем дело?

— Н-ну ни хрена ж себе! — изумился Мордатый, — Будут еще чурки всякие наших девок кадрить!

— Это Рустам — чурка? — Ауриньш глянул на него презрительно, словно тевтонский рыцарь на сермягу-ополченца, — Да когда твои предки еще в звериных шкурах ходили, его предки уже обсерватории строили. Вот и посуди сам, кто из вас чурка.

— Чо-о?!! — и прямо в глаз Маргуса полетел увесистый конопатый кулак Мордатого. Судя по всему, оппонент решил уклониться от дискуссии о роли этносов в истории человечества.

И то верно: чего бодягу зря разводить, если итог почти наверняка заранее известен? Ну, поехали: уход уклоном с линии удара, котенка (аккуратно!) в сторонку, захват атакующей руки, загиб за спину с разворотом противника к себе спиной и одновременным взятием глотки соперника на удушающий прием — есть! И — ребром стопы ему в подколенный сгиб — эть! Так, просто — чтоб назад не лягался. И — прикрываемся им, как щитом, от суматошных ударов остальных противников. Раз-два, готово: сдавленно мекнув, Мордатый грузно обвис на руках Маргуса.

— Стоп! — властно скомандовал Маргус, укладывая Мордатого на траву, — Тайм-аут…

В этот момент из переулка появились Маша с Рустамом. Влюбленные держали друг друга за руки «по-детсадовски» и блаженно улыбались. При виде батальной композиции Рустам враз посерьезнел, высвободил руку и решительно встал рядом с Маргусом. Маша не стала хватать его за руки и убеждать не связываться — смотрела на происходящее с веселым интересом. А какой девчонке не нравится, когда из-за нее парни дерутся?

— Это ты его? — вполголоса уточнил он у Маргуса.

— Нет, это они! — честно открестился Ауриньш, — Кажется, по печени попали…

— Не, ну вы что — больные совсем?! — искренне возмутился Рустам, — Вдвоем на одного! Кто так делает?! Ну-ка, Марик, дай я… — и, опустившись на колено, он умело нащупал пульс у пострадавшего. Затем ловко задрал вверх его ноги — так дзюдоисты приводят в чувство потерявших сознание от удушающего приема.

Вскоре Мордатый прерывисто вздохнул и открыл мутноватые глаза. Рустам заботливо, придерживая за спину, помог ему сесть, мягко похлопал по щекам.

— Ну как, нормально? В голове не звенит?

— Нормально… — прокряхтел Мордатый и поднял глаза на Гориллу, — Толян, пала! Урою, мля!!

— Ну ты чо, Санек!.. — потерянно отозвался тот, — Не нарочно же, падла буду!

— Рустам, вы идите, — кивнул Маргус, — Здесь все в порядке, я вас догоню…

— У вас тут что — всегда так махаются? — неодобрительно поинтересовался на прощание Рустам, — Как хотите, пацаны, а это не дело. Нечестно так! Хотите помахаться — так по очереди договаривайтесь, а так — это что? Только шакалы так себя ведут…

— Понятно, фраера? — вздохнул мордатый Санек, глядя вслед уходящим Рустаму с Машей, — Взял приезжий бабай, да и сопли вам утер… Ничо махаешься! — признал он, протягивая Маргусу пачку «Примы», — В десантуре, что ль, так учат?

— Спасибо, не курю. — кивнул Ауриньш, — Да я-то так, середнячок… Это Рустам у нас боец классный. Чемпион училища по боксу, между прочим.

— Неслабо… — уважительно протянул Толян и о чем-то задумался.

Все это время рыжий котенок скакал вокруг, угрожающе шипел и выгибал спину. Наконец, решил, что пора вносить и свою лепту в наведение общественного порядка — решительно протопал к Толяну и, встав на задние лапы, принялся терзать передними его трикотажную штанину. Тот взвыл и собрался было отшвырнуть наглеца ногой, но споткнулся о взгляд Ауриньша и, втягивая с шипением воздух сквозь зубы, кое-как отцепил котенка, продолжавшего воинственно растопыривать лапы.

— Ты, морда! — убедительно обратился он к котенку, поднеся его к самому носу, — будешь об меня свои когти точить — хвост оторву на фиг, и скажу, что так и было! Понял, жопа рыжая?

С такой постановкой вопроса котенок был явно не согласен. И, фыркнув, ловко цапнул Толяна лапой за нос. Тот скорчил свирепую рожу и оглушительно гавкнул прямо в морду рыжему обидчику. Все облегченно заржали, и долго еще не могли успокоиться.

О стычке с парнями Маргус Рустаму ничего не рассказал — да и зачем, собственно? Но и сам Ауриньш не узнал об услуге, которую оказал ему Рустам месяц спустя, когда они вернулись из лагерей в Рязань.

В тот субботний день Рустам был отпущен в увольнение. Каких-то определенных планов на это увольнение у него не было, но не отказываться же, раз отпускают. Отгладив парадку и надраив ботинки, Рустам покинул стены родной альма-матер и неспешно направился в городской парк — побродить бездумно по тенистым аллеям, полюбоваться стенами старого Кремля, подышать воздухом вольной жизни. Дойдя до памятника Сергею Есенину, раскинувшего руки навстречу рязанским просторам (на правой ладони поэта красовался традиционный граненый стакан с остатками портвейна), Рустам заметил на скамейке Маргуса с Лилей, склонившихся над толстой тетрадью. Маргус что-то объяснял Лиле, быстро черкая в тетради карандашом. И был Маргус одет не в парадку, а в повседневное «хэбэ».

— Добрый день, Лиля, — приветливо поздоровался Рустам, — Привет самоходчикам! — подмигнул он Маргусу.

— Ой, Рустам, приве-ет! — заулыбалась Лиля, — В увольнении?

— Ага… А вы тут — чего?

— Да Марик мне вот к семинару готовиться помогает. Я к концу семестра что-то совсем в голове тупая стала — ну ничего не держится! Ой… — опомнилась она вдруг и в упор глянула на Маргуса, — А ты что — в самоволку удрал?!

— Подумаешь, — независимо оттопырил челюсть Ауриньш, — Все ходят…

— Не, ну ты что — совсем, что ли, балбес? А вдруг заловят?

— Не заловят.

— И я — как дура! Уселась тут с ним на лавочке! Да тут патрули каждые пять минут ходят! Хоть бы сказал, что ли — я бы в общаге с комендантшей договорилась…

— В общаге девочек много, — возразил рассудительно Маргус, — Им то переодеться надо, то еще что… Не хотелось мешаться.

— Ладно, люди, я пошел, — поспешил откланяться Рустам, — Вы тут сами разбирайтесь…

Пройдя по аллее до поворота, Рустам глянул вперед и тут же оценил Лилину прозорливость — навстречу неспешно выдвигался комендантский патруль. Хотя какая тут, к бабушке, прозорливость? Любому дураку известно, где патрули ходят. Любому, кроме Маргуса. Вот же черт. Рвануть обратно — предупредить его? Можно, однако, толку не будет: Ауриньш лучше предпочтет с норманнским достоинством предаться в лапы патруля, чем сигать в присутствии Лили в кусты — это Рустам знал совершенно точно. Значит, остается одно. Хмыкнув, Рустам одним движением расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и сдвинул узел галстука чуть ли не под ухо. Расстегнул китель, дерзко засунул руки в карманы и, демонстративно покачиваясь, решительно двинулся навстречу патрулю, заранее напустив на физиономию осоловелое выражение.

— Здрасссьте, — светски приподнял он фуражку, поравнявшись с патрулем.

— О…о…о… — сокрушенно покачал головой полковник-связист, начальник патруля, — Как все запущено… Взя-ать!!

Курсанты-патрульные хватать Рустама не спешили — они что, совсем дурные? Просто подошли и встали по бокам, как почетный эскорт. Тем более, что тот и не пытался бежать — дурашливо вскинул руки (сдаюсь!) и солнечно улыбался.

— Документы, товарищ курсант! — потребовал полковник.

— Нету, тащщковник… — для убедительности Рустам вывернул карманы.

— Фамилия? Рота какая? — полковник зацарапал в блокноте карандашным огрызком.

— Гуссейнов, пятая рота, — Рустам со вздохом вспомнил Мамеда из Кировабада — славного парня с десантного факультета, отчисленного полгода назад за хроническую неуспеваемость.

— В комендатуру! — удовлетворенно рыкнул полковник. Служба шла удачно: не успел заступить, как задержал нарушителя формы одежды, самовольщика, да к тому же в нетрезвом состоянии! План выполнялся успешно.

Покаянно заложив руки за спину, Рустам смиренно зашагал по аллее, провожаемый сочувствующими улыбками гуляющих граждан. Так. Нормалек. Первая часть плана выполнена успешно: угроза от Маргуса отведена. Теперь — не выпендриваться, не привлекать к себе излишнего внимания, дабы усыпить бдительность начальника патруля и не дать как следует себя запомнить. Только бы никто из знакомых офицеров по дороге не встретился…

И судьба была в тот день снисходительна к Рустаму — до комендатуры они добрались без нежелательных для него встреч. Приближался проходной двор, расположенный за два дома от пункта назначения — он числился второй частью в плане Рустама. Так. Еще пару шагов… Приготовиться…

— Ох, да ни фига ж себе!! — внезапно вытаращил Рустам глаза, глядя на противоположную сторону улицы.

Естественно, патруль машинально обернулся туда же. А в следующее мгновение они уже обескураженно смотрели на пустое место, на котором только что стоял нарушитель.

— Догнать!! — взревел начальник патруля и первым ринулся в темный проем арки двора, откуда доносился шустрый удаляющийся топот удиравшего Рустама.

А вот это он напрасно так поступил, право слово. Видать, совсем недавно полковником стал, не приобрел еще приличествующей званию вальяжности и рассудительности. И то сказать: царское ли это дело — самому за нарушителями гоняться? Для чего тебе патрульные дадены? Ну, сам и виноват: не успев сделать двух скачков, налетел бедный полковник на занозистый ящик, предусмотрительно брошенный Рустамом за спину, на пути преследователей. Заслышав усиленные эхом высказывания полковника по этому поводу, Рустам сочувственно поморщился: извините, но как меня учили, так я и действую: минировать пути отхода, дабы снизить скорость преследователей. Подняв и отряхнув начальника, патрульные, стараясь не переусердствовать, продолжили преследование. И, очутившись во дворе, увидели у противоположной стены Рустама с фуражкой в зубах, который ловко, как шимпанзе, карабкался по высокому штабелю пустых ящиков. Достигнув вершины штабеля, Рустам легко перемахнул через забор, не забыв оттолкнуть ящики в сторону — грохот развалившегося штабеля поглотил сердечные приветы полковника вслед ускользнувшей добыче.

Приземлившись, Рустам выхватил из зубов закушенную фуражку (не дай бог было ее потерять на виду у преследователей: на внутренней стороне вытравлены хлоркой фамилия и инициалы владельца!) и хорошо знакомым кратчайшим маршрутом рванул к училищу. Ну вот, а он еще не знал, чем в увольнении заняться…

Стройная белоснежная церковь возвышалась над алыми облаками осенних рябин и была похожа на стартующий космический корабль. Над бронзовой маковкой, в зеленом закатном небе, проклюнулась и начала стремительно разгораться умытая Венера. Разлапистый золотой кленовый лист, кружась, спланировал вниз и маршальской звездой опустился на погон Маргуса.

— А все-таки хороший город Рязань, — вздохнул Ауриньш, — Я буду скучать по нему…

— Ну! Ты еще наших городов не видел. Посмотришь Самарканд, Бухару, Ташкент — обалдеешь!

— Хорошо бы… Только когда это будет?

— Будет, обязательно! — уверенно сказал Рустам, — В отпуск ко мне приедешь. Или самого в Чирчик служить переведут…

— Да, этот вариант вероятен. Там же сейчас учебку для Афгана организуют… Ну что — пойдем? Мне парадку еще погладить надо — я раньше в бытовку не совался, все равно все утюги заняты. А еще вместе с десантурой будем сегодня ночью ангела одевать, тоже подготовиться нужно.

— Айда, Марик. Если утюги освободились, так мы в четыре руки в пять секунд все сделаем.

В казарме царила особая, ни с чем не сравнимая атмосфера скорого выпуска. Даже запах стоял особый: воздух был пестро прослоен ароматами горячих утюгов, гуталина и купленных по торжественному случаю дорогих одеколонов. Разумеется, присутствовал в атмосфере и тонкий алкогольный выхлоп, но все было в рамках приличия: по неписаным правилам, считалось здорово непорядочным наглеть перед командирами, пока не окончена вся процедура производства в офицеры (а после нее — тем более), поэтому выпивали выпускники аккуратно: не прячась, но и не демонстративно. И — блюли дозу: чего накачиваться, завтра, после выпуска, можно будет оттянуться как следует, а сегодня — так только, для душевного комфорта и потепления беседы и воспоминаний.

Выпускники толкались перед зеркалами, придирчиво и самодовольно разглядывая себя в парадных офицерских мундирах — золото новеньких погон и парадных ремней сдержанно сияло на синем сукне, оттеняя снежную белизну рубашек (катастрофически не хватало орденов к этому великолепию!). Выглядели выпускники внезапно повзрослевшими — то ли от повышающей их статус офицерской формы, то ли от напускаемой на себя солидности, положенной по сему статусу. Хотя до известной степени дело обстояло как раз наоборот: были вы опытными, матерыми курсантами выпускного курса, вызывавшими зависть первокурсников и уважение командиров и преподавателей, а стали зелеными салагами-лейтенантами, которым еще только предстоит зарабатывать в войсках и уважение подчиненных, и признание коллег-офицеров. «Товарищи офицеры свободны, командиры взводов — остаться» — кому из командиров не знакома эта команда из лейтенантской юности? Ну а пока что все эти будущие проблемы не особенно омрачали выпускников — они пребывали в благодушном настроении и щедро одаривали салажат-первокурсников своим добром, скопившимся за курсантские годы — от нагрудных знаков до старых конспектов и шерстяных носков.

Как и предполагал Рустам, утюги в бытовке уже освободились. И они слаженно, в четыре руки, за какие-то полчаса отутюжили весь комплект офицерской формы Ауриньша: парадный мундир, повседневную и полевую форму, а также летнее пальто. Парадную и повседневную шинели решили не трогать: все равно помнутся в чемодане.

— Готово дело! — подвел итог Рустам, отключая пованивающий старый утюг, — Надевай парадку, чего ждешь?

— Да зачем? — отмахнулся Маргус, — Завтра надену, чего сейчас ее зря мять?

— Ну. Посмотреть хоть на тебя — какой из тебя офицерик получился!

— Да брось. Завтра посмотришь. Ничего особенного.

— Какой-то ты ну совсем не романтичный товарищ… Ладно, как знаешь. Когда на колокольню отправимся?

— Примерно через полтора часа. Ребята из десантуры звякнуть должны, вместе пойдем.

У курсантов всех военных училищ существуют свои многолетние традиции, связанные с выпуском и получением офицерских погон. Гардемарины славного города Питера, к примеру, в ночь перед выпуском начищают ваксой сапоги памятнику адмиралу Крузенштерну, а также надраивают до золотого блеска гениталии коня Медного Всадника. А курсанты — десантники в ночь перед выпуском обряжают в тельняшку и голубой берет мраморного ангела на колокольне рязанского кремля. К этому мероприятию они готовятся загодя, сшивая одну тельняшку из трех, ибо размеры ангела весьма внушительные. Ангельский же берет по своим габаритам не уступает доброй крестьянской сковороде. Городские власти всякий раз пытаются воспрепятствовать этой традиции — вход в колокольню запирается на замок, а сама колокольня охраняется милицейскими патрулями. И, тем не менее, каждый год ангел оказывается одетым по форме, как и подобает хранителю лихого крылатого войска.

Прохладная сентябрьская ночь накрыла город бархатным, мерцающим серебряными искрами куполом. В свете парковых фонарей вспыхивали золотыми медалями облетающие под ночным ветром листья берез, призрачно белеющих в темноте. У крепостной стены седого кремля собралась пятерка самодеятельных кутюрье, облаченных в прыжковые комбинезоны.

— Ну что, мужики — приступаем? — деловито проговорил Король Горрощи, без пяти минут лейтенант, — Кто на разведку?

— Давайте я, — кивнул Рустам и принялся взбираться вверх по крутому крепостному валу.

— Двое ментов, — доложил он, вернувшись через десять минут, — По мосту швенькаются туда-сюда. Здоровые. Больше никого поблизости не видать.

— Ну, двоих-то мы сделаем, — пренебрежительно махнул рукой Король, — Давайте так: мы с Михой их снимаем, вы их караулите, пока мы лазить будем…

— Силовое решение проблемы следует рассматривать как крайний вариант, — авторитетно заявил Ауриньш, — Какие еще будут предложения?

— Может, с бабцами какими-нибудь договоримся? — предложил Ренат Гайнутдинов, имевший длинное прозвище Офицер Сайгонских ВВС, — Пускай они их отвлекут, а мы по — тихому залезем…

Свое прозвище кандидат в мастера по парашютному спорту Гайнутдинов заработал еще на первом курсе, когда заместитель командующего ВДВ генерал Курочкин посетил тренировку сборной училища в учебном центре. Увидев скуластого раскосого Рената — в белом пластиковом шлеме, упакованного в парашютную сбрую, генерал так и высказался: вылитый офицер Сайгонских ВВС! Так и прилепилось…

— Слушайте, мужики, а может, я договориться с ними попробую? — предложил Рустам.

— Ага, договоришься с ними, как же… В комендатуру отправят, да еще круче бдеть будут!

— Да я серьезно! Если не ошибаюсь, один из них — мой знакомый…

— Ну? И когда ты с ним познакомиться успел?

— А, еще когда поступал! — улыбнулся Рустам, — Короче, пока в Рязань ехал, у меня в поезде чемодан скоммуниздили. И костюм там был, и бабки — всё. Хорошо хоть, документы отдельно лежали — в пакете под подушкой. Ну что — вылезаю на вокзале как был — в трико, в футболке и тюбетейке. Нашел училище, мне говорят: у тебя в предписании когда сказано явиться? Через два дня. Гуляй пока, а послезавтра приходи. А куда мне деваться? Денег — всего рупь случайно в кармане завалялся — на гостиницу маловато. Походил по городу, в Оке искупался, а спать пошел в парк. Нашел газету, лег на лавочку, укрылся — как безработный в Америке, все равно. Поворочался, уснул кое-как. Среди ночи мильтоны будят — кто такой, чего здесь делаешь? Ну, я им все рассказал — так мол, и так, документы показал. Сам думаю: ну всё — приплыли: сейчас зацапают, заарестуют и накрылось мое поступление. А они меня к себе в отделение привезли, покормили, бушлат дали — ложись, спи, говорят. Нормальные мужики оказались. А утром их начальник в училище позвонил и попросил меня на день раньше запустить. У нас, говорит, с беспризорщиной уже пятьдесят лет назад покончили…

— Класс! И что — точно там твой знакомый?

— Да вроде точно. Ну так что — попробую?

— Н-ну давай… Если что, свистни — подскочим.

Вскарабкавшись на крепостной вал и перемахнув через чугунную ограду парапета, Рустам уверенно направился к милицейскому патрулю.

— Добрый вечер! — бодро поприветствовал он их, лихо бросив два пальца к виску, — Курсант Садыков, здравия желаю!

— О! Привет, старый знакомый! — обрадовался розовощекий лейтенант, — Как жизнь, дитя подзаборное?

— Нормально! Вы меня помните?! Ну ничего ж себе — зрительная память у вас! — с ходу польстил Рустам.

— Помню, а как же! — закивал лейтенант, — Лежит такой подкидыш… Как Чарли Чаплин. Ты, я смотрю, поступил? Хоть бы зашел, что ли…

— Да неудобно было как-то… Не думал, что кто-то запомнит. Чего, скажут, приперся?

— Да брось ты, скажешь тоже! Заходи, чего там. Посидим, чайку попьем… А то к нам просто по-доброму фиг кто заходит — только если стрясется что-нибудь.

— Обязательно зайду!

— А ты чего тут так поздно? В самоходе, что ли? Свидание, небось?

— Да нет, тут такое дело… — Рустам с заговорщицким видом поманил лейтенанта, — Понимаете, у нас традиция такая…

— Ангела, что ль, одеть? — засмеялся лейтенант, — За этим сюда пришел? А где барахло-то?

— Тут, рядом. У ребят.

— А мы уж думаем — чего не идут? Ждем, ждем… — хохотнул второй милиционер, квадратный сержант с пшеничными усами, — Ну, думаем — не тот выпускник пошел, совсем традиции чтить перестал!

— Ну, так как, а? — просительно глянул Рустам, — Можно? Мы по-быстрому…

— По быстрому как раз не надо. Навернетесь оттуда второпях, а нам отвечать. Страховку взяли? Веревки, или еще чего?

— Конечно!

— Тогда ладно. Делаем так: я с вами буду — присмотрю на всякий случай, а ты, Антон, здесь поляну попаси, — кивнул он сержанту и достал рацию, — Если что — предупредишь.

— Ух, ребята!.. — восхитился Рустам, — Спасибо!

— Да брось ты… Мы что — сами в десантуре не служили?

— Правда?! А где?

— Я — в Костроме, Антон — в Гайжюнае…

— Ой, — спохватился Рустам, — А вас начальство не пропистонизирует? Вас же, наверное, специально сюда поставили?

— Ничего, решим вопрос, — отмахнулся лейтенант, — Начальник сам в Чучкове служил…

Великое Десантное Братство! Это вам не кот начхал, товарищи!

Через пятнадцать минут операция была завершена. Облаченный в тельняшку и берет, ангел приобрел вид лихой и отчаянный. Для надежности берет был приконтрован к мраморной голове ранцевой парашютной резинкой. Лицо ангела было грязноватым, но в сочетании с лихо заломленным беретом грязь была похожа на боевой грим-камуфляж.

— Нормально… — оценил Король, заботливо поправляя тельняшку на плече ангела, — Классно мужик смотрится! Ну что, спускаемся?

— Давай, — кивнул ему Ауриньш, — Мы — следом…

— Марик, — негромко окликнул его Рустам, когда Король начал спускаться вниз, — Давай постоим тут еще немного…

— А что такое? — откликнулся Маргус и крепко взял его за локоть, — Голова закружилась?

— Да нет, все в порядке. Так просто…

Бывают в жизни такие минуты, которые отчаянно хочется продлить — ну хоть на мгновение! Жизнь уже зацепила их своим могучим водоворотом и начала властно отбрасывать друг от друга. Завтра все будет красиво и торжественно: гром оркестра, плещущий в осеннем небе алый шелк Знамени училища, отточенный парадный шаг юных лейтенантов, в последний раз проходящих торжественным маршем по плацу. А потом их ждут тысячи дорог с новыми встречами и расставаниями, радостями и тревогами. Но все это будет потом. А сейчас — вот он, друг, рядом с тобой. И ничего нет вокруг, кроме низкого — рукой дотянуться! — осеннего неба, тихо осыпающегося звездами. Ну, как это выразить словами?! Наверное, девчонки сумели бы, а Рустам не умел. Но Маргус все понял и без слов.

— Конечно, — негромко сказал он и положил руку на плечо Рустаму, — Давай постоим…

Москва, 2004 г.