– Слушай, я все забываю спросить, а почему твоя тётка не оставила дом Юрику? – некоторое время спустя спрашивает меня Ольга.
Юрик – мой старший брат. Олимпиадино наследство не произвело на него никакого впечатления, зато жена Ира поедом ела беднягу, высказывая подозрения вроде: «Здесь что-то нечисто. Надо проверить, почему дом завещан Ларке. Наверняка она строила против тебя козни…»
Если бы она знала, что это работа моей мамы, её отношениям со свекровью пришел бы конец. То есть когда мама свою работу проводила, она вовсе не думала о серьезности намерений отцовой кузины насчет завещания. Олимпиада была на шесть лет моложе моей мамы, а ей и в голову не приходило думать о таких вещах. О завещании ведут разговоры в старости, считала мама.
– Я оставлю свой дом в наследство твоим детям, – говорила Олимпиада, – Ларисе и Юрию.
– Юрке не надо, – возражала мама, – он не только себя и детей, будущих внуков уже обеспечил. А Лариса у нас бесприданница – не подумала, когда ей имя давала, но с твоим домом, глядишь, и женится на ней кто-нибудь, на наследство польстится.
Тетя Липа понимала, что она шутит, но всё равно сердилась. Я была её любимицей.
– Чего ты болтаешь? Лариса у нас красотулечка. Она и без приданого замуж выйдет. Только свистнет, толпа мужиков набежит…
– Вот и научила бы девочку свистеть, а то все её подруги уже замуж вышли, а она вон в девках сидит. У всех подруг уже дети…
– Дети! – хмыкнула Олимпиада. – Дурное дело – не хитрое.
Сама тетка при том детей не имела.
Кто из них мог тогда предположить, что мне так быстро придётся вступать в это самое наследство. Почему вообще о нём зашла речь? Неужели Олимпиада предчувствовала свою смерть? Почему она завещание написала? Ответы на эти вопросы тетка унесла с собой в могилу.
Теперь у меня появится своя недвижимость. До сих пор имелась только «движимость» – бэушный «Форд»-седан, деньги на которые я сама заработала.
В прошлом году мы получили неплохой доход. Ольга вложила свою долю в квартиру в строящемся доме, качество жилья в котором у нас усиленно расхваливали по телевизору, а я стала автовладельцем. Оставшуюся сумму положила в банк. На черный день. Дурные примеры заразительны.
Машину я освоила довольно быстро. Думаю, мои успехи объяснялись тем, что после окончания курсов вождения рядом со мной в машине никто не сидел и под руку не зудел.
Исходя из горького опыта моих знакомых женщин, которые учились водить машину, сидя рядом со своими мужьями и терпя их всезнайское брюзгливое ворчание, я выезжала из дома в пять утра и по свободным шоссе раскатывала, сама делая ошибки и самостоятельно их исправляя. Правда, я слегка погнула бампер об одинокое дерево и поцарапала правую дверцу скользящим ударом о железные ворота нашего гаража, но всё же научилась водить машину более-менее сносно.
– На поезде поедешь? – спросила меня Ольга.
– Зачем на поезде? На «Федьке».
Федькой я окрестила свой «Форд» – чуткое, но взбалмошное создание, которое в самую неподходящую минуту могло продемонстрировать мне свой коварный норов.
«Точь-в-точь как хозяйка», – не скрывая удовлетворения, заметил один знакомый в ответ на мои сетования; я все отказывалась посетить некий однокомнатный рай, куда он меня усиленно зазывал.
Я отвлеклась и не сразу увидела выпученные от удивления глаза моей подруги.
– Ты серьезно?! Едва научилась за баранку держаться! Дальше следовал, как говорили в знаменитой комедии, непереводимый набор слов. То есть если перевести его на литературный язык, как в анекдоте, можно было бы понять, что я вступаю с моей машиной в интимные отношения и знаменитые «серые клеточки» находятся у меня не в голове, а совсем в другом месте.
Это, пожалуй, единственное, что не нравилось мне в моей подруге: любовь к непечатным выражениям. Однажды её пристрастие чуть не вышло нам обеим боком. При воспоминании об этом случае я до сих пор ощущаю некий холодок под ложечкой.
Был вечер. Я только что прилетела из Италии, где мы с Серджио заключили контракт на поставку новых «Самсунгов». Ольга жила одна – впрочем, как живёт и теперь, – снимала квартиру, готовить себе ленилась, потому и уговорила меня пойти с ней в ресторан.
– Может, к нам зайдём? – предложила я. – Отец с матерью пельмени лепят.
– Мне уже неудобно у вас харчиться, – заупрямилась Ольга. – Софья Игоревна скажет: «Опять эта проглотка заявилась!»
– Ничего подобного. Наоборот, она всё время спрашивает: «Почему Оля к нам так редко ходит?»
– Вот и хорошо. Стану бывать ещё реже, мне будут радоваться ещё больше. В ресторан! Разве мы сможем спокойно поговорить у вас дома? Твоя мама, только не обижайся, женщина любопытная. И почему-то считает, что у нас не может быть от неё секретов. Меня это напрягает. Я своих предков давно и окончательно от себя отринула. Имею я право знать, как ты съездила? Сколько у Сержа центов вырвала?
– Ну, это-то я могла бы рассказать тебе на ходу, в двух словах. А если уж на то пошло, нам и в ресторане могут помешать.
– Но там-то мы можем и послать подальше. Пусть только сунутся!
Моя подруга ощущала себя крутой вумен, потому что два месяца ходила на какие-то курсы, где обучали телохранителей, и чему-то там научилась. Применять свои знания на практике ей до сих пор не довелось, но полученная после окончания курсов корочка наполняла шефиню ещё большей самоуверенностью и нахальством.
Как я и предполагала, поговорить спокойно нам не дали. В ресторане гудели какие-то прикинутые бизнесмены, и их души желали куражу. А на наше несчастье, в тот день здесь было маловато женского пола, потому незанятые и независимые «тёлки» раздражали мужиков: время от времени то один, то другой из них пытались вытащить нас на танец.
Ольга стала закипать. Сбывался очередной мой прогноз, что ресторан не место для деловых разговоров. По крайней мере в нашем городе, и тем более для двух не слишком страшных молодых женщин.
На этот случай у нас в офисе есть так называемая комната отдыха, в которой мы вполне могли запереться и нам бы никто не помешал. Очередному «соискателю» её шефского тела Олька сказала коротко:
– Сгинь!
И тут у нашего столика возникло сразу двое кавалеров.
– Могу я, ё… вашу мать, хоть поесть спокойно? – завелась моя темпераментная подруга.
– Зачем вы так? – попытался урезонить её один из мужчин. – Мы просто хотели с вами потанцевать.
Видимо, Ольгу так достали предыдущие ходоки, что она не ущучила: нынешние не относятся к тем, кто смиренно принимает отказ. Потому она, потеряв чувство меры, просто послала их матом, употребив к тому же словосочетание «два недоноска».
Несколько секунд они молчали ошарашенные. А потом один из них мрачно улыбнулся и переспросил:
– Это мы – недоноски?
– Да что ты, сучка дешёвая, о себе возомнила? – прошипел другой.
Чтобы Ольгу Кривенко мог кто-то безнаказанно обозвать, я даже представить себе не могла. Но не в этой ситуации. От мужиков за версту несло опасностью, а подруга в запале ничего не хотела понять. То есть, наверное, она мысленно занесла их в разряд посланцев криминала, но если и опасных, то не для неё.
Она решила, что наступил её звездный час. Ольга Кривенко на глазах всего ресторана покажет этим козлам, кто такая простая русская баба, бандитами пуганная. И посмотрите, что сейчас от них останется!
Подруга стала привставать со своего стула, но я опередила её:
– Мальчики! Миленькие!
Смешно, какие мальчики? Обоим под сорок!
Я схватила их под руки и, уговаривая, принялась оттаскивать от нашего столика, попутно ухитрившись болезненно пнуть под столом всё ещё шебаршащую подругу.
– Умоляю, простите эту неразумную женщину! У неё был сегодня такой трудный день.
– Трудный день? – зловеще переспросил один из них. – А закончится он совсем тяжело.
– Понимаете, её кинули. – Я решила продолжать свои уговоры, несмотря ни на что. – Сколько раз говорила, что нам, женщинам, не стоит играть в мужские игры…
Слышала бы Ольга! Разве не она два года назад твердила то же самое, когда, уже все подготовив, в последний момент заколебалась, вкладывать ли, как она сказала, охеренные деньги в сугубо мужской бизнес.
– И на много её кинули? – поинтересовался другой.
– Э… – Я чуть было не забыла о правдоподобности своей истории. – На двадцать штук баксов! Теперь ей хоть вешайся. Вот и грубит всем, кому ни попадя, нарочно нарывается. Мол, погибать, так с музыкой.
Похоже, это им было знакомо. Я почувствовала, как оттаивают их заледеневшие мужские души, хотя они с большой неохотой отпускали с лиц зверское выражение.
– Не грубила бы порядочным людям, может, и нашелся бы человек, который помог, – сказал один из них, а другой согласно кивнул.
Имели в виду, что порядочные люди именно они.
– Обещаю, я проведу с ней работу, – Господи, будто на комсомольском собрании! – и объясню, как нужно вести себя в порядочном обществе.
– Вот именно.
Я с грустью посмотрела им вслед: подумать только, благодаря моему сладкозвучному голосу эти шикарные типы с бандитскими рожами готовы были выложить на наши нужды двадцать штук баксов! Как раз столько требовалось для одного моего проекта, но Ольга ни в какую не соглашалась больше брать кредит. Мол, пока мы не отдали тот, первый, она не могла толком ни есть, ни спать и едва не поседела…
– В следующий раз отмазывать тебя не стану, – сказала я своей заносчивой подруге.
– Да я бы…
– Да уж ты бы! – возмутилась я. – Ты хоть представляешь себе, что такое мужской кулак, каратистка вшивая?! Десять ударов ты можешь отразить, а всего один, пропущенный, надолго, если не навсегда, уничтожит красоту твоего личика. Кто же идет с вилами на танк?
Олька слушала меня, слегка обалдевшая. Никогда прежде я не разговаривала с ней чуть ли не в покровительственном тоне. Видимо, я здорово перенервничала, общаясь с этими быками.
В общем, мы быстренько рассчитались и покинули ресторан. Однако с той поры я старалась не упускать из виду мою подругу на всякого рода торжественных мероприятиях и званых вечерах, не без основания опасаясь, что рано или поздно она всё равно «допросится». Как любит в таких случаях говорить Коля Дольский: «Блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются!»
Я давно научилась пропускать мимо ушей неприличные слова, которые говорит подруга. Наверное, иммунитет к мату выработался у меня с детства. Не слушать! Словно в моей голове при каждом матерном слове щёлкает выключатель. Хотя общий смысл произносимого Олькой насчёт моего предстоящего отъезда я вполне улавливаю.
– Надо же, тут куча дел, а она уезжает…
Оказывается, пока я вспоминала наше с ней ресторанное приключение, Ольга наконец поняла, что должна остаться одна. Причём вовсе не гарантия, что я уеду всего на три дня, а она уже привыкла, что мы обычно не расстаемся и даже в отпуск ездим если и не вместе, то в одно и то же время.
К счастью, я знаю, как Ольгу утихомирить, и потому принимаю смиренный вид:
– Тогда, может, чёрт с ним, с этим домом?
– Ты посмотри какая богачка, домами разбрасывается! Звезда бесхозяйственная. Может, ты и на нашу фирму х… положишь?
Я опять начала злиться. То ли мой выключатель забарахлил, то ли на сегодня Ольга превысила лимит неприличных слов. Не могла же она не понимать, что обижает меня, но упорно продолжала брюзжать.
– Ты же у нас горбатишься за двоих, а я уеду, и вовсе надорвешься!
Я только стала набирать обороты, как она тут же отступила. Что-что, а Ольга чувствовала, когда партнер доходит до точки. Если, конечно, это было не сугубо личное. Тогда она пёрла, как бык на красное. Впрочем, случай с рестораном я уже рассказывала…
– Не обращай ты внимания на мои подначки. Не сверкай очами, я больше не буду. С утра не с той ноги встала… Езжай спокойно в свою Кукуевку, или как она у тебя называется?
– Костромино.
– Смотри только в этом Коровине не влюбись в какого-нибудь пастуха. Всё-таки без тебя фирма не будет так процветать… Ты, можно сказать, лицо «Каолы».
– Влюбиться? Не смеши. Кого я могу встретить в этой глуши?
Ольга посмотрела на меня взглядом, выражающим куда больше чувств, чем она произносила на словах.
– Береги себя. Всё-таки ты у меня одна настоящая подруга.
– Понятно: береги себя, вдруг ты мне понадобишься!
– Нет, в самом деле, кто знает, какая там криминогенная обстановка… Кстати, от чего умерла кузина твоего отца? Старая была?
– Хорошенькая старость, сорок четыре года! Утонула она.
– Утонула, – эхом повторила Олька. – В нетрезвом состоянии?
Я обиделась за родственницу:
– С чего ты взяла? У нас в роду алкоголиков не было. Олимпиада если и пила, то не столько, чтобы не помнить себя или находиться в этом самом нетрезвом состоянии. Отец говорил, она плавала как рыба.
– Рыбы не тонут.
– Чего ты прицепилась? Откуда я знаю? Она зимой утонула. Три дня в воде, вернее, во льду пролежала. Её бы до весны не нашли, если бы вездеход в полынью не провалился…
Ольга содрогнулась:
– Какие страсти происходят с людьми!
– Вот именно. Ни о каком плавании тут и речи нет. Экспертиза установила: смерть от переохлаждения. Провалилась в полынью и выбраться не смогла.
– А-а-а…
– Больше вопросов нет?
– А если её в эту прорубь сунули да придержали чуток, чтобы не всплыла?
– Я знаю, ты любишь читать детективы, а только тетя Липа для преступной среды человек неинтересный. Большим бизнесом она не занималась, большого богатства отродясь не было. Жила, как и большинство населения, чуть подальше от черты бедности.
– А если она увидела что-то, чего видеть была не должна?
– Если бы, да кабы… Угомонись, Шерлок Холмс. Это в большом городе преступление скрыть легко, а в маленьком, где все на виду, ничего этакого просто не бывает. В крайнем случае, как в «Деревенском детективе», сопрут баян, да и только.
– Аккордеон, – автоматически поправила меня подруга.
– К тому же, как ты сама сказала, до моего отъезда ещё три дня. Успеешь дать на дорогу своё дружеское напутствие.
Но в нашем деле ничего нельзя загадывать и надолго планировать. Я-то думала, что эти три дня пройдут в некоей благодати, но уже на следующее утро случилось нечто неординарное…
У нас в офисе объявился посетитель.
То есть посетителей у нас бывает вполне достаточно, но чтобы такой… В общем, расскажу по порядку.
Как я уже говорила, у нас в офисе нет секретаря, а наша бухгалтер обычно появлялась на три часа после одиннадцати.
Я пришла первой, как обычно, и занималась тем, что просматривала прайс-листы той самой израильской фирмы, которая предлагала нам своё сотрудничество.
Этот посетитель пришёл ровно к девяти часам. Буквально через пятнадцать минут после того, как в офис вошла я и только по-настоящему приступила к работе.
– Девушка, – сказал он; я подняла глаза от бумаг и внимательно посмотрела на него. – С кем я могу поговорить насчет закупки партии компьютеров?
Этим могла бы заняться и я, но, подумав, что всё равно мне уезжать, а завершить сделку вряд ли успею – уже среда, я предложила самым любезным тоном:
– Не могли бы вы подождать минут пятнадцать?
Именно на столько обещала утром задержаться Ольга. По пути она хотела заехать в банк и забрать из ячейки наши документы. Пятнадцать минут – максимум. Это я сказала на всякий случай. Наш водитель Слава домчит её за три минуты.
– Подожду. Но не больше.
– Думаю, ждать придётся даже меньше, – заверила его я, и в эту минуту появилась Олька. – Вот видите, вам не придётся ждать нисколько. Это Ольга Александровна – президент фирмы «Каола».
– Оля?
Он вскочил так поспешно, что опрокинул стул, а я, занятая бумагами, упустила момент и не увидела самого начала, как на посетителя посмотрела Ольга, заметила только её неестественную бледность и тотчас сменившее растерянность высокомерие.
– Здравствуйте, господин Кононов.
Что это, моя подруга обалдела, что ли? Ведь явно покупатель не из праздного любопытства зашёл. Нашла время выпендриваться!
Но тут подруга перехватила мой изумленный взгляд и стерла с лица это вымученное высокомерие, будто рисунок мелом со школьной доски.
– Вы ко мне по делу?
– Прямо-таки «вы»! – с нажимом выговорил посетитель. – Всего каких-нибудь десять лет назад мы были на ты.
– Десять лет назад со мной случилась амнезия, и теперь я ничего не помню, – сухо ответила она.
– Вы всем покупателям рассказываете про свои болячки?
Он явно не был лишен чувства юмора, но это сказал напрасно. Насколько я знаю свою подругу, когда у неё вот так начинают подрагивать ноздри – берегись! Оказывается, этот Кононов тоже Ольку неплохо знал.
– Так я не понял, вы продаете компьютеры или нет? – несколько равнодушно поинтересовался он. – Где вообще ваш начальник, девушка?
Что же это он напрашивается? Девушка! Разве он не слышал, как я представила Ольгу? Она терпеть не может такого обращения. Мол, не за прилавком стоит, а занимает вполне респектабельный офис, возглавляет фирму, так что извольте по имени-отчеству…
– Лара, покажи господину прайс-лист и расскажи, что к чему, – сказала она и поспешно скрылась за дверью своего кабинета.
Я взглянула на этого Кононова – мужик как мужик, но возникает вопрос: почему я о нём не знаю? Я вообще впервые его видела. С Ольгой мы дружим три года, а казалось, тридцать три. Мы столько знаем друг о друге. И я, глупая, раньше думала, что всё.
Погодите, не тот ли это Ушастый, который когда-то в юности не лучшим образом обошёлся с моей подругой? Подозреваю, что именно благодаря ему она вытравила из своей натуры даже намек на какую-то романтику, любовь и вообще всякую женственность. Не из-за него ли Оля считала, что лучше просто встречаться с таким обеспеченным человеком, как Лёва Кобзев, чем мечтать о высоких чувствах?
Уши у него вовсе и не лопоухие. Почему – Ушастый? Видно, он крепко насолил Ольке, если и спустя десять лет не может спокойно смотреть на него. Так побледнела, чуть ли не до обморока! Столь явная растерянность Ольге вообще не свойственна. Она скорее нахамит неприятному для неё человеку, но чтобы просто бледнеть и теряться…
Кононов присел за мой стол, но у меня создалось впечатление, что о компьютерах он враз забыл. Напомнить ему, зачем он пришёл, или пусть сам выпутывается?
– Простите, это не вас, случайно, в юности звали Ушастым?
Я выпалила эти слова, но не устыдилась своего любопытства. Мне нужно было знать, что с моей подругой, потому что я собиралась уехать и оставить её одну. В таком-то состоянии?
– Меня, – кивнул он, наконец фокусируя на мне свой взгляд. – Но откуда вы… Вы работаете секретарем у Ольги?
– Мы с Ольгой соучредители фирмы, – любезно пояснила я, – и близкие подруги. Просто я скоро уезжаю и потому думала, что она сама займётся вами. Но раз так…
– Простите, как вас звать?
– Лариса.
– Не волнуйтесь, Лара, она мной займётся, никуда не денется. Видит Бог, я не организовывал эту встречу, не стремился узнать, где Оля и что с ней случилось, но раз судьба опять столкнула нас… Я слишком долго этого ждал, чтобы вот так взять и уступить. Один раз уже сделал такую глупость, второй раз – не дождётесь!
И он решительно открыл дверь Ольгиного кабинета.
Ушастый… Ушастый… Такое впечатление, что я слышу это прозвище не в первый раз. То есть Ольга однажды рассказывала мне свою печальную историю. Был её день рождения, и мы слегка опьянели, так что внимание моё рассеивалось, когда я слушала историю её жизни. Совершенно нелепый случай. Вернее, такие случаи вокруг случались сплошь и рядом. Но когда о нём рассказывает близкий человек, так и хочется сказать именно: нелепый!
«По-моему, кто-то уже рассказывал мне об Ушастом», – тогда пробурчала я, но Ольга не обратила внимания, вся уйдя в воспоминания.
Олька и этот Ушастый любили друг друга так, что, казалось, сильнее и невозможно. Они учились в одном институте на первом курсе, но на разных факультетах и в перерывах между парами бегали друг к другу, чтобы просто перемолвиться парой слов, взглянуть, подержаться за руки. И вдруг… как гром среди ясного неба: к Оле подошла какая-то девчонка, лет пятнадцати, не больше, и сказала, что они с Лешей любят друг друга, а он просто не решается сказать Ольге об этом.
Мол, если Ольга не верит, то девчонка может многое рассказать об их интимных отношениях. Например, какими словами он называет её, Ольгу, в постели – ведь о таком не станешь сообщать постороннему человеку…
– Я слушала её и понимала, что жизнь моя кончилась, – бесцветным голосом повествовала Оля. – Ушастый! Самый дорогой мне человек! Если не верить ему, то кому верить. Я сначала хотела напиться таблеток – моей бабушке пачками выписывали транквилизаторы – и умереть. Потом хотела отомстить. Потом подумала, что слишком жирно отдавать свою жизнь за такое ничтожество…
Девчонка лет пятнадцати… Так это же Ленка! Только теперь я вспомнила… И всё сошлось! Странно, что теперь, а не тогда, когда Оля рассказывала мне свою печальную историю. Нельзя женщинам пить спиртное! Как я могла забыть и не связать воедино разрозненные события, поведанные мне разными людьми. Общим в этих историях было имя главного героя, вернее, кличка – Ушастый.
Я тогда только перешла в девятый класс и сидела на одной парте с Ленкой Быстровой. Мы не были подругами, просто приятельствовали. Сидение за одной партой всё-таки сближает. К тому же, если соседка по парте – то есть я – на ты с математикой и всегда можно у неё списать или попросить сделать за тебя контрольную.
О, Ленка уже тогда четко знала, как получать выгоду из любой ситуации. Она вообще была шустрой не по годам.
– Ты не поверишь, Ларчик, какую я махинацию вчера провернула! – задыхаясь от возбуждения, рассказывала Быстрова. – Мне нравится один парень. Он на три года старше и уже окончил школу. А встречался он с одной метёлкой…
– Встречался? – насмешливо переспросила я: знала, что Ленка любила приврать. – Уже в прошлом времени?
– Встречался, – тоже с нажимом повторила она. – Ещё вчера. А сегодня уже не встречается.
– Это как понимать?
– Тут я кое-что замутила. – Ленка расхохоталась. – Слушай, это цирк! Влюбленные, оказывается, такие дураки! Верят кому ни попадя. А я всего лишь как-то шла за ними и подслушала их воркование. Ушастый обнимал свою чувырлу и говорил: «Ну как, согрелись лапки у моего лягушонка?» Я так поняла, что у неё в постели ноги холодные. А она ему: «Согрелись. Я завернула их в одну леопардовую шкуру». Тут, правда, я не поняла. Может, у него на теле пятна какие? Или ноги сильно волосатые… Ну, не важно. Я ей это всё рассказала, с понтом, дескать, узнала от него. Она так побледнела. Я сразу поняла: всё, Ушастый теперь мой!
– А у него что, уши такие большие?
– По-моему, уши как уши. Говорят, когда он в детсад ходил, его так дразнили. Потом кто-то из бывших детсадовских эту кличку возродил.
– Я считаю, это подло, – тогда сказала я. Конечно, не в смысле клички, а оценки Ленкиных деяний.
Но Ленка беспечно отмахнулась:
– Подумаешь, все пути хороши, если они ведут к цели.
Как же я не вспомнила об этом раньше? Я ведь знаю Ольгу. Этот Кононов ни за что её не убедит. В роду моей подруги западные украинцы, упрямее которых нет.
Потому я тут же набрала номер телефона её кабинета и сказала в трубку:
– Оля, твой Кононов ни в чем не виноват. Я имею в виду ту, десятилетнюю, историю. У меня есть доказательства. Не спеши его выгонять, я тебя прошу!