Глава 10

Болан снял верхнюю одежду и остался в своем боевом костюме: черный комбинезон и такого же цвета кроссовки. «Узи» он повесил на шею, а «беретту» сунул за пояс. Машину Мак оставил в маленьком узком переулке и дальше пошел пешком. Ночь была спокойной, холодной и очень темной. Сам Болан казался бесплотным сгустком тьмы, немой тенью, скользящей в ночной тишине.

К скверу он подошел со стороны, противоположной музею, и остановился, напряженно прислушиваясь к ночным шорохам. Не прошло и нескольких минут, как его терпение было вознаграждено: прямо перед ним в темноте кто-то шаркнул подошвой по гравию дорожки, чуть в стороне вполголоса переговаривались два человека, еще дальше раздался чей-то кашель.

Враг был здесь. На этот раз он с полным почтением отнесся к своему противнику. С фонарями, несомненно, что-то сделали: они не горели. Мак подумал, что так, наверно, выглядела светомаскировка Лондона во время той, первой битвы за Англию. Только на слух можно было определить присутствие в сквере многих людей.

Окна первого этажа музея выглядели темными и глухими, но тренированный глаз Болана уловил тусклое, едва заметное свечение. Он вспомнил тяжелые двойные шторы на окнах и подумал, что музей не так уж пуст и заброшен, как кажется.

Он медленно пошел дальше, осторожно ступая по траве и стараясь не выходить из тени зданий. Впереди кто-то невидимый шмыгнул носом. Болан замер. Послышался звук плевка. Еще шаг, и в темноте, прямо перед собой, Мак заметил силуэт человека, отчетливо выделяющийся на темном фоне сквера. Мак в который уже раз задался вопросом, когда, наконец, противник научится одеваться ночью в черное. Затаив дыхание, Болан сделал еще пару шагов и оказался на расстоянии вытянутой руки от человека в пальто и шляпе, надвинутой на глаза. Субъект стоял, привалившись к стене, сунув руки глубоко в карманы.

Болан на личном опыте знал, как тяжело сохранять бдительность и внимание во время бесконечно долгих часов ночного бдения. Из-за отсутствия раздражителей, обычно воздействующих на органы чувств, человек начинает испытывать головокружение. Некоторые не выдерживают и буквально засыпают стоя. Похоже, что и человек, стоявший перед Боланом, находился в состоянии своеобразного оцепенения. Он снова зашмыгал носом, высморкался и повернулся к Болану.

И тогда черный силуэт рванулся вперед. Молниеносным движением Болан прижал голову мафиози к стене, закрывая ему ладонью рот, а ребром другой нанес мощный удар по горлу. Человек захрипел, на мгновение напрягся, как пружина, и, охваченный судорогой, начал оседать на землю. Сокрушительный удар коленом в грудь довершил атаку, гангстер обмяк и, словно тряпичная кукла, мешком повалился под ноги Болану. Мак придержал его, аккуратно опустил на гравий дорожки и попытался нащупать пульс своей жертвы. Пульса не было. Сильнейшие, точно нанесенные удары нарушили деятельность дыхательной системы и вызвали остановку сердца. Болан поднялся и неслышным тигриным шагом двинулся на поиск следующей жертвы. Долго искать не пришлось. Мак провел ту же атаку, закончившуюся, как и в первом случае, летальным исходом. Расчистив себе путь, Болан перебежал на другую сторону сквера в поисках человека, которого бил кашель. Он легко нашел его и навсегда избавил от простуды. Теперь можно было идти к секс-шопу и попытаться войти, взломав дверь черного хода.

Еще при первом посещении магазина Мак изучил замок входной двери. Такой старый хлам не устоял бы против ребенка, вооруженного пластмассовым совком. Болан вставил в замочную скважину лезвие ножа и всем телом навалился на дверь, которая тут же открылась, не выдержав такого напора.

Болан вошел в магазин, спустился в подвал и знакомым путем, через туннель, ведущий в подвал, добрался до владений Чарльза. Во время предыдущего визита Болан особенно не присматривался к подвалам музея. Тогда он хотел как можно скорее покинуть это подозрительное место, и его мало интересовал пост наблюдения и контроля. Теперь же Мак решил ознакомиться с ним более основательно.

Накануне, проходя по туннелю, он заметил две тяжелые двери по обе стороны прохода и предположил, что пост наблюдения Чарльза находится именно здесь. Теперь обе двери были приоткрыты, и на сей раз Болан решил взглянуть, что скрывается за ними. С одной стороны он обнаружил настоящую квартиру, небольшую, но вполне комфортабельную, со вкусом обставленную и украшенную. К своему немалому удивлению Мак нашел здесь даже бар с краном для разлива пива и превосходную мастерскую, оборудованную всем необходимым для ремонта радиоэлектронной техники. Но в квартире было пусто.

С другой стороны прохода находился собственно наблюдательный пост. Болан даже представить себе не мог, что он оснащен такой превосходной современной аппаратурой. Во всю стену тянулся пульт управления, усеянный кнопками и светящимися индикаторами. Над ними располагался ряд телемониторов внутренней телевизионной системы. На рабочем столе вперемешку лежали кучи всевозможных радиодеталей. Рядом стоял монтажный столик и кинопроектор, но Эдвина Чарльза здесь тоже не было.

Внимание Болана привлекли экраны мониторов. Все они были включены, и Мак понял, что два первых этажа музея просматриваются полностью. На одном экране он заметил входную дверь, на другом большой зал, в котором его заперли накануне, на третьем Мак узнал зал-гарем. Остальные экраны равнодушно отражали то, что происходило во всех камерах пыток.

Камеры, еще не так давно пустые и слабо освещенные, какими видел их Болан, теперь были залиты ярким светом и заняты все до единой. Обнаженные и прикованные к инструментам пыток молодые люди обоего пола стремились к наслаждению через физическую боль и покорность.

В зале-гареме развлекались иначе. Болан видел на экранах обнаженных мужчин и женщин, лежавших на диванах или на подушках, разбросанных по полу. Это зрелище напоминало Маку читанные им когда то сказки «1001 ночи». В оргии, масштабы которой поразили такого неискушенного зрителя, как Мак Болан, участвовали все. Мужчины в большинстве своем отличались солидным, зрелым возрастом. Среди них Болан заметил и откровенных стариков. Мелькали в толпе и юные эфебы, предназначавшиеся, несомненно, для сомнительных развлечений нескольких стареющих педерастов. Женщины без исключения поражали красотой, молодостью и числом. У Болана зарябило в глазах от обилия римских тог, одеяний восточных наложниц, набедренных повязок рабынь и хлыстов их хозяев.

В центре зала находилась небольшая вращающаяся платформа на ней, привязанный к кресту, стоял здоровенный обнаженный негр, чье восставшее естество красноречиво свидетельствовало о степени возбуждения. Прямо перед ним высокая стройная блондинка изгибалась в похотливом, сладострастном танце. Она то прижималась к обнаженному телу негра, по которому струйками сбегал пот, то резко отскакивала от него, избегая яростных толчков его бедер. После каждого выпада негра другая девушка с не менее впечатляющей внешностью «наказывала» его за дерзость, ловко орудуя длинным черным хлыстом. Глядя на этот театр, Болан испытал отвращение ко всему происходящему в «Музее де Сада». Он подумал, что этой сцене явно предшествовали и другие номера, а потом понял, почему Энн Франклин сказала ему, что в музее имелся целый штат «служащих». Эти люди были актерами и, надо отдать должное, очень одаренными в своей области. Даже те, кого «мучили» в камерах пыток, входили в роль, изображая боль и страдания так же глубоко, как и любой уважающий себя артист. Вокруг вращающейся сцены располагались многочисленные телемониторы, и желающие могли наслаждаться тем, что происходило в разных камерах первого этажа.

Пульт управления безопасности больше напоминал Болану аттракцион для любителей подсматривать в замочную скважину, чем центр наблюдения и охраны. Усмехнувшись, Болан подумал, знают ли гости музея, что за всеми ними следит внимательный глаз скрытой камеры. Золотое дно для шантажиста.

Его взгляд упал на экран с изображением камеры, в которой стоял бочонок с доской, на которой нужно было стоять, сохраняя равновесие. В поле зрения камеры вошла настоящая амазонка со странной прической на голове. Черный кожаный корсет на шнурках так туго стягивал ее талию, что она казалась не больше осиной. Ботфорты из такой же блестящей черной кожи поднимались выше колен и плотно обтягивали ее длинные точеные ноги. Спереди корсет заканчивался под грудью и, приподнимая ее, подчеркнуто выставлял напоказ тугие полные полушария с темными выпуклыми сосками. Черные, словно вороново крыло, волосы настоящим каскадом падали ей на мраморно-белые плечи и опускались до самой талии. Подчеркнуто гротескный, насыщенный макияж придавал ей необычный, сатанинский вид. Даже без высоких каблуков ростом она была не меньше шести футов. В руке амазонка сжимала неизменный черный хлыст.

Молодой, хорошо сложенный парень держался на доске, сохраняя неустойчивое равновесие. Он стоял лицом к стене, руки его стягивали ремни, которыми он был привязан к кольцам наручников, вмурованных в кирпичную кладку. Черноволосая длинноногая дьяволица принялась безжалостно, хлестать его своим бичом по голой спине и бокам. Парень реагировал так, будто испытывал невыносимую боль: он извивался, пытался уклониться от жалящего хлыста, теряя равновесие и отчаянно цепляясь за ремни, чтобы не повиснуть всем телом на запястьях — именно такую картину представлял себе Болан, впервые попав в эту камеру.

Зрелище показалось ему чересчур натуралистичным. Он догадался, что хлыст был сделан из мягкого материала, но тем не менее, спектакль вызвал у него омерзение. Он отвернулся от пульта управления, недоумевая, куда делся Чарльз и что могло заставить старика покинуть свой пост. По всему было видно, что сегодняшнее собрание членов клуба имело особое значение для музея. В такой момент вовсе не следовало ослаблять бдительность. Болан тщательно осмотрел весь подвал, надеясь найти старика, но его поиски не увенчались успехом. Он вернулся на пост наблюдения, не зная, что и думать. Пока Мак отсутствовал, огромный негр покинул сцену в зале-гареме и ее заняли исполнители нового номера: двое молодых людей были связаны спиной к спине, а две очаровательные обнаженные девушки — бок о бок. Естественно, задача квартета имела эротический характер, и чтобы решить ее, участникам шоу приходилось откалывать совершенно фантастические номера. У Болана аж дух захватило от их акробатики.

От любопытного зрелища его отвлекло необычное движение на экране одного из мониторов. Амазонка в черной коже, пошатываясь, мелькнула перед объективом камеры. На ее лице застыло выражение растерянности, отвращения и страха. Болан шагнул ближе к этому монитору. Сначала ему показалось, что на «сцене» все в порядке. Жертва была забита в подобие двойных колодок — нижние отверстия сковывали щиколотки, верхние — голову и запястья.

Болан еще вчера, во время блуждания по лабиринту камер, заметил это средневековое устройство, и ему не пришлось ломать себе голову о его назначении. Жертва должна сложиться почти пополам, причем ее голова оказывается чуть ли не между ног. Физическая усталость либо головокружение могут вызвать смерть от удушья, если тело наказуемого слишком осунется на бок. Упасть — означает сломать себе шею. Болан понял все это накануне, едва лишь бросил взгляд на дьявольское сооружение, чудовищные возможности которого проявились сейчас во всей полноте: жертву перегнули назад, добавив при этом к варварскому инструменту пыток дополнительный аксессуар. Узкие козлы, напоминающие гимнастического коня, утыканного стальными шипами, находились под выгнутой спиной жертвы. Если этот номер был трюком, то его исполнитель — талантливым пластическим акробатом.

Но человек, подвергнутый пытке, не имел ничего общего с акробатикой, и, разглядывая его внимательно, Болан почувствовал, как по спине у него побежали ледяные мурашки, а язык прилип к гортани. Актером тут и не пахло. Человек в колодках отличался преклонным возрастом и никоим образом не мог симулировать свое бедственное положение. Угол съемки с учетом освещения камеры оказался неудачным, и Болан видел только затылок жертвы, но он уже понял, куда делся Эдвин Чарльз.

Неконтролируемый, глухой рык большого хищного зверя вырвался из горла Болана. Он пулей выскочил из подвала и одним махом взлетел на первый этаж, не отдавая отчета своим действиям. Мак ворвался в маленький «предбанник», а из него в большой зал-гарем и пронесся мимо совокупляющейся, колышущейся и стонущей массы голых тел. Его черный силуэт с автоматом на шее остался почти незамеченным в толпе гостей и «служащих» музея, увлеченных оргией. Собственно говоря, его появление в этом месте выглядело столь же несообразным и нелепым, как и присутствие здесь всех остальных, поэтому никто не обратил на Мака внимания. Попытку остановить его предприняли лишь стражи дверей.

Две амазонки, затянутые в кожу, стояли у выхода, скрестив на груди руки и сжимая устрашающего вида бичи. На их хорошеньких мордашках, ярко раскрашенных гримом, отразилось неописуемое удивление при виде высокого человека в черном комбинезоне, увешанного оружием с головы до ног. В последний момент одна из девушек машинально подняла руку и взмахнула хлыстом, ловко обвивая его вокруг тела Болана, другая загородила ему дорогу. Хлыст был сделан из нейлона и не причинил ему никакого вреда. Зато амазонка, ставшая у него на пути, отличалась завидным ростом и силой.

— Старик в опасности! — рявкнул Болан, как куклу отбрасывая ее в сторону.

Освободив проход, он распахнул двери и бросился к лестнице, сопровождаемый одной из девушек.

Мак весьма смутно представлял себе, куда идти, но, увидев на полу в коридоре скорчившуюся девушку в костюме амазонки, понял, что он на верном пути.

— Помогите ей, — приказал Болан своей спутнице.

Он переступил через бесчувственное тело и ворвался в камеру. Действительность оказалась куда хуже того, что бесстрастно зафиксировала камера. Отвратительный сладковатый запах крови смешивался с запахом паленого мяса и отравлял и без того спертый воздух камеры. Смерть избавила человека, находившегося здесь, от лишних страданий. Болан понял это, как только вошел в глухую каморку, ставшую настоящим застенком. Старому солдату не удалось уйти из жизни спокойно, встретив смерть в своей постели. Конец Эдвина Чарльза был страшным и мучительным.

Конструкция козлов состояла из ножек, высоту которых можно было регулировать, и металлической поперечины с коническими шипами. Металл был еще горячим, а в углу на полу стояла паяльная лампа. Болан понял, что преступники раскалили металл добела, затем сунули козлы старику под спину и выгнули его, насколько позволял позвоночник. Чарльз не выдержал и осел на раскаленные козлы. Болану показалось, что позвоночник и некоторые другие кости у старика сломаны. Раскаленный металл прижигал кровеносные сосуды, разрываемые по мере продвижения поперечины козел сквозь плоть, поэтому снаружи крови почти не было, но внутреннее кровотечение нашло выход через рот, нос и другие отверстия. Это было ужасное зрелище, и Болан легко понимал девушку, потерявшую сознание при виде такого кошмара.

— Разве может так поступить нормальный человек? — пробормотал он, осматривая место происшествия.

Болан не мог отвести глаз от старого солдата и чувствовал, как внутри его закипает черная волна слепой, всесокрушающей ненависти к убийцам. Что там говорил Чарльз насчет музея? Более глубокий смысл… символ нашей эпохи…

— Да-а, — протянул Болан и вышел в коридор.

Обе девушки стояли, поддерживая друг друга, у входа в соседнюю камеру.

— Он мертв? — спросила та, что сопровождала Болана.

— Да, — ответил Мак. — Ваш бардак начался во сколько?

— В одиннадцать вечера, — мрачно ответила амазонка.

Болан бросил взгляд на часы. Было немногим больше полуночи, Мак качнул головой.

— Не знаю, сколько времени старик находился в этой комнате, но смерть наступила около половины двенадцатого.

Смысл собственного вывода как гром поразил Болана. Эдвин Чарльз умирал на глазах у ошалелой от похоти и секса толпы. Гнусное преступление растворилось в страданиях, искусно разыгрываемых во всех уголках этого мерзкого вертепа.

— Он умирал, пока вы тут веселились, — тихо сказал Болан.

Девица, только что пришедшая в себя, закатила глаза и снова чуть было не грохнулась в обморок. Чтобы удержаться на ногах, она уцепилась за Болана.

— Я входила несколько раз, — сказала она. — Но я не знала, что он…

Она выпучила глаза.

— Но вдруг здесь появился этот ужасный запах…

Превозмогая себя, она изо всех сил боролась с одолевавшим ее приступом тошноты.

— Кто привязывает жертвы к этим б…ским приспособлениям? — зло спросил Болан.

— Как правило, они привязывают себя сами, — растерянно ответила девушка, — и могут освободиться, когда захотят. Вы же прекрасно понимаете, что это всего лишь игра. Ну кто бы мог догадаться, что…

Она передернула плечами, отчего упруго качнулись ее пышные груди, и слегка пошатнулась. Болан удержал ее за руку.

— М-да… Ну и игры у вас, — только и мог он произнести.

Оставив девушек в коридоре, Мак вернулся в гарем. За время его отсутствия там ничего не изменилось, если не считать того, что четверка на сцене ухитрилась-таки найти путь к групповому удовлетворению, опрокидывая все привычные представления об анатомии человека.

Экран с изображением останков Чарльза находился прямо над сценой. Проходя через зал, Болан достал из кобуры «беретту» с навинченным на ствол глушителем и всадил пулю в картинку на мониторе — больше никто не дождется оргазма, глядя на агонию старика. Выйдя из зала, Мак прошел мимо лестницы, которая вела в подвал, и направился к парадному входу. У дверей он на секунду остановился, поставил «узи» на боевой взвод и снял автомат с предохранителя. Мак Болан приготовился убивать…

Загрузка...