Натали. Книга 1. Классная руководительница

8 апреля 1974 года.

N-ск, университет, заседание кафедры

-У Вас все, Наталья Николаевна?

-Да. Это все.

-Тогда прошу присутствующих высказаться. Может, у кого-то возникли вопросы к Наталье Николаевне?

-Мне можно?

- Да, пожалуйста, Станислав Михайлович!

-Извольте! Если не возражаете, я выскажусь по пунктам. Я тут у себя отметил.

-Да уж, пожалуйста, хоть как угодно!

-Спасибо! Я ни в коей мере не желал бы обижать нашу очаровательную Наталью Николаевну. А, тем более, многоуважаемую Ольгу Васильевну, к которой лично я питаю самые благородные чувства. Но я не могу не спросить Ольгу Васильевну: почему вы как научный руководитель позволили Наталье Николаевне взять именно эту тему?

-Станислав Михайлович, я хотела бы сама ответить на ваш вопрос. Дело в том, что данную тему избрала я сама. Ольга Васильевна только лишь любезно согласилась быть моим научным руководителем.

-Да, согласилась. И не нахожу в этом ничего крамольного. Наталья Николаевна моя бывшая студентка. К кому она еще могла обратиться, как не ко мне?

-Речь вовсе не в выборе научного руководителя. Я просто хотел уяснить для себя, почему доцент кафедры русской литературы не только позволяет заниматься, но и руководит работой, совсем далекой от русской литературы? Насколько я понял из доклада, Наталья Николаевна взялась работать над проблемой преподавания литературы в школе. А это уже компетенция не литературоведов, а методистов. Мы беремся за чужую работу, в то время как гора своих тем висит мертвым грузом уже который год. Кто нашими делами будет заниматься?

-Любезный Станислав Михайлович! Я бы очень просил сейчас не ввергать всех нас в полемику относительно выбора темы. Ведь мы с вами уже толковали по этому поводу. У вас есть что-нибудь насчет самой работы?

-Разумеется. У меня к вам вопрос, Наталья Николаевна. Почему вы, преподаватель словесности, рассуждая об эффективности преподавания литературы в школе, предлагаете не только увеличить объем преподавания музыки и изобразительного искусства, и даже кардинальным образом переработать программы этих предметов, но и поднять статус этих предметов до уровня литературы по их образовательной значимости?

- Потому что Лермонтов, Грибоедов, Есенин, Маяковский, или тот же Пушкин - все эти творцы подобно многим другим писателям и поэтам с одинаковым интересом в своем творчестве занимались музыкой, рисованием и живописью? Можно привести множество примеров, когда музыканты и живописцы не менее талантливо занимались литературным творчеством. К слову сказать, молодой Тарас Шевченко начинал именно как живописец. Впрочем, как известно, живопись он не оставлял и в зрелые годы.

-Ну, они были творцами. Но речь ведь идет не о творчестве, как таковом, а о преподавании в школе.

-Помилуйте, Станислав Михайлович! Как можно преподавать искусство вне связи его с процессом творения? А литература - это такое же искусство, как музыка и живопись. Почему преподаванию литературы мы отдаем явное предпочтение? Другие же виды искусства выведены на задворки учебного процесса.

-Вы собираетесь отстаивать право этих самых "других видов искусства" на их приоритетное место в учебном плане?

-Разумеется.

-Зачем вам это нужно?

-Затем, что качественно литературу как вид искусства можно представить только лишь в ее связи с другими видами искусства, которые везде и всегда служили людям в равной степени и выполняли абсолютно одинаковые задачи.

-В таком случае, логично рассуждать, что нет смысла распылять весьма ограниченное время учебного процесса на изучение всех искусств. Достаточно изучить один вид искусства (причем, весьма основательно), чтобы хорошо представлять себе роль искусства вообще в жизни человека и общества. И именно эта логика, к нашему полному удовлетворению, заложена в существующую систему гуманитарного образования. Кстати, не следует забывать, что современная школа призвана дать не только гуманитарное образование, но и естественно-техническое, трудовое. Мы, знаете ли, не благородных девиц и изысканных кавалеров должны из школ выпускать, а всесторонне образованных и идейно закаленных строителей коммунистического общества.

-А, по-моему, всесторонне образованным и идейно закаленным строителям коммунистического общества совсем не помешает быть изысканными и благородными молодыми людьми. Повальное пьянство, сквернословие и разврат в молодежной среде - эти явления совсем не способствуют идейной закалке будущих строителей коммунизма.

-Наталья Николаевна, вам не кажется, что вы слегка перегибаете палку?

-Товарищи! Прошу не переходить на личностные выпады! Я полагаю, что нам следует сделать перерыв. Прошу, товарищи, всех выйти на 10 минут из аудитории и проветриться. А то эдак в духоте мы и до рукоприкладства додискутируемся. Прошу далеко не уходить и не опаздывать! Станислав Михайлович, будьте добры, задержитесь, пожалуйста!

-Слушаю вас, Михаил Борисович!

-Станислав Михайлович, я что-то не могу никак понять, чего вы добиваетесь своими крайне оппозиционными выпадами против Натальи Николаевны?

-Против нее лично - абсолютно ничего. Знаете ли, как женщина она мне даже весьма симпатична. Но этот ее бред! Неужели, ее так называемую концепцию вы воспринимаете всерьез? Это же полное безумие!

-Станислав Михайлович, нас никто не спрашивает о нашем мнении и суждении. Вы прекрасно знаете о дружеских взаимоотношениях нашего ректора с Гончаровым. Через полчаса я должен идти к ректору. Что, по-вашему, я должен ему сказать? Что Его Превосходительству доценту Булыгину не понравились тема и идея диссертации дочери самого Гончарова, стараниями которого мы все тут процветаем?

-Но причем тут научная полемика и личные отношения?

-Знаете, товарищ Булыгин, шли бы вы с вашей полемикой по известному адресу! Вам, похоже, очень сильно надоело бездельничать в стенах университета и получать дармовые деньги! Вам захотелось на пенсию? Вы желаете поработать в средней школе или во всесоюзном обществе "Знание"? Вы добиваетесь, чтобы нас всех вместе взятых завтра же разогнали к чертовой матери на заслуженный отдых?

-Да, ну, что вы такое говорите, Михаил Борисович?

-А если вы всего этого не хотите, то заткнитесь, пожалуйста, с вашими научными взглядами и полемикой и не возбуждайте народ. Вы меня очень хорошо поняли?

-Да понял я все, понял!

-Ну, вот и ладушки! Я очень рад, что мы с Вами так быстро договорились.

8 апреля 1974 года. N-ск, университет, кабинет ректора

-Спасибо, Михаил Борисович! Я не сомневался, что у вас там все пройдет благополучно. Теперь мне спокойно можно идти к Гончарову и просить денег на закладку нового общежития. Надеюсь, обошлось без всяких там эксцессов?

-Обошлось. И проголосовали единогласно.

-Ну, и чудесно! А скажи-ка, Михаил Борисович, откровенно, между нами говоря: что вы сами думаете о работе Гончаровой? Я имею в виду ее преподавательскую деятельность.

-Прекрасно думаю! По-моему, она родилась педагогом. Студенты ее обожают.

-Что вы говорите? А производит впечатление такой скромницы.

-Да она такая и есть. Удивительно замечательная особа! Когда я смотрю на нее, то ловлю себя на мысли: как это получилось, что у такого видного человека выросло столь совершенное создание?

-Это вы о чем?

-О том, что обыкновенно в семьях ответственных работников произрастают самые отъявленные оболтусы, не способные ни на что. У меня самого такой оболдуй растет. Уж чего я только для него ни делал, как ни старался! Между прочим, совсем даже не баловал и не оставлял без внимания ни на один день. Ну, и что? Учиться мы не хотим, работать нам тяжело, в армию нам нельзя, а на гулянки мы готовые в самый раз. А у вас как, по-другому?

-У нас, слава богу, замуж вышла! Может, муж воспитает, как надо. А еще вернее - дети.

-То-то и оно! А тут, обратите внимание, первое лицо в городе, такая шишка, что уж и дальше некуда, а дочь у него - исключительно порядочная личность. Ну, не чудо ли?

-Между прочим, сам Николай Васильевич - честнейший и весьма порядочный человек. Таких очень мало теперь у власти. Но это между нами. Я еще хотел спросить: каково ваше личное мнение о научных изысканиях Натальи Николаевны?

-Вы хотите услышать честный ответ?

-Ну, разумеется.

-Видите ли, в этой изумительно умной головке скрываются гениальные идеи. А то, над чем она предполагает работать, следовало бы внедрить в систему среднего общего образования еще полвека назад. И мы выпускали бы из стен школ высокообразованных, культурных и порядочных молодых людей, способных без принуждения трудиться на благо отечества. И мы, возможно, не наблюдали бы этой повсеместной пьяной вакханалии, которая, к сожалению, охватила общество. И, в первую очередь, молодежь. А в школах, дорогой Игорь Константинович, давали бы настоящие знания, а не занимались бы приписками и очковтирательством, что тоже, к сожалению, имеет место быть.

-Откуда вы это взяли?

-Статистика. Вы знаете, в чем разница между статистикой и показателями?

-Догадываюсь.

-То-то же и оно. У нас по показаниям различных отчетов в народном образовании все - лучше всех во всем мире. А по статистике производительность труда на каждом рабочем месте - одна из самых низких в мире. Спрашивается: если наши работники во всех сферах народного хозяйства - самые образованные и грамотные специалисты, то почему они не умеют быстро и квалифицированно работать?

-Михаил Борисович, я хотел бы подробнее услышать о Наталье Николаевне.

-Простите! Просто я хотел подчеркнуть актуальность идей, с которыми выступает эта девочка.

-Ну, так в чем дело? Работайте над этими идеями!

-Я очень даже сильно опасаюсь, Игорь Константинович, что эти самые гениальные идеи мы не сможем не только воплотить в жизнь, но даже и распространить в широкой печати. Они непригодны для нашего общества. Ведь не зря же эти идеи не получили своего распространения еще полвека назад, хотя и тогда, я уверен, наверняка находились умники, вроде нашей Натальи Николаевны, которые способны были и придумать и развить нечто подобное.

-Что же это за идеи такие, черт возьми, если, с одной стороны, они гениальны, а, с другой, - совершенно непригодны?

-Идеи реформирования гуманитарного образования.

-А вы могли бы хотя бы вкратце ознакомить меня с этими идеями?

-Лучше меня это могла бы сделать сама Наталья Николаевна. Но самую суть я могу раскрыть. Хотя я и сам эту суть не сразу уловил. Тут, понимаете ли, скрыты глубинные психологические проблемы.

-Даже так?

-Именно! Дело в том, что когда мы беремся обучать и воспитывать наших детей, то обыкновенно имеем дело с их мышлением. Мы развиваем ум, обогащаем память, воздействуем на разум и постоянно заставляем их мыслить. И мы считаем при этом, что, чем чаще и настойчивее мы будем так воздействовать на обучаемого, тем лучше он вберет в себя нашу науку и скорее станет высокообразованным человеком.

-Вы хотите сказать, что все эти методы совершенно не пригодны в обучении.

-Не то, чтобы не пригодны. Они крайне мало эффективны, если мы имеем дело с детьми и подростками.

-И что же вы, в таком случае, предлагаете?

-Это не я предлагаю, а Наталья Николаевна Гончарова.

-Так что же она предлагает?

-Она предлагает реформировать всю систему общего среднего образования таким образом, чтобы ввести в процесс обучения механизмы, которые воздействовали бы, в первую очередь, на ощущения, желания и чувства человека. А самым простым, действенным и, самое главное, доступным таким механизмом, по мнению Натальи Николаевны, являются искусства. Мы должны поднять статус искусств во всех школах до уровня наиболее значимых дисциплин и значительно увеличить их количество часов в сетке учебного плана. Но и это еще не все. По мнению Натальи Николаевны, в учебный план необходимо ввести культурологический предмет, который координировал бы содержание программ всех остальных предметов.

-Вы это серьезно, Михаил Борисович?

-Абсолютно.

-И вы ничего здесь не перепутали?

-Нет. Я очень внимательно изучил все материалы в работе Натальи Николаевны.

-Тогда, будьте добры, вернитесь к началу и передайте мне всю информацию несколько подробнее. По-моему, я не совсем что-то понял. Кроме того, что наши традиционные методы обучения и воспитания, работают из рук вон плохо.

-Да. И это факт бесспорный. Вот, к примеру, скажите, обладают ли младенцы от рождения до полутора-двух лет мышлением и разумом?

-Ну, я полагаю, что у них есть необходимые для этого задатки, которые требуют развития.

-Вот именно. Обучая младенцев и маленьких детей, мы не можем воздействовать на те стороны души, которые у них еще не развиты. В процессе обучения мы обращаемся к тому, что у них уже есть: инстинкты, ощущения, желания и, наконец, чувства. И получаем поразительные результаты. За два-три года жизни ребенок усваивает такой объем знаний, какой не может вобрать ни в какие другие периоды. Любая новая информация и любой навык сначала находят отклик в душе. "Я хочу, мне нравится, мне это любопытно, меня тянет, мне нужно, я это люблю" - вот, что привлекает человека, побуждает к познанию, к действию, к получению желаемого во что бы то ни стало. И, наоборот, когда человеку что-то не нравится, когда ему ненавистно, всякие нравоучения и призывы к его разуму будут иметь ничтожный результат. Когда нет отзыва в душе, когда не разбужено вдохновение и отсутствует желание, то ум бездействует, а память почиет беспробудным сном.

-В этих рассуждениях, несомненно, есть рациональное зерно. Но мне не совсем понятно то, что касается преподавания искусства? У нас в школах, насколько я знаю, преподаются музыка и рисование. Разве эти предметы каким-нибудь образом дискриминированы в ряду других? По-моему, никаким образом. Как и остальные предметы, пение и рисование ведут педагоги-специалисты, которые получают такую же зарплату, как и все учителя. О чем речь? Какой еще статус нужен?

-В том-то и дело, что искусство в наших школах присутствует только на уроках музыки и рисования. Да и то там, где эти предметы преподаются. Нам нужно изменить отношение к искусству и внедрить принципиально новую методику обучения всему с помощью искусства, которое способно напрямую воздействовать на чувства и желания.

-Гм, уж не предлагаете ли вы устроить танцы на уроках математики? Или театральную постановку на уроке физкультуры?

-Об этом пока еще никакой речи нет. А, вот, наоборот - вполне было бы приемлемо.

-То есть, как это?

-Ну, скажем, почему бы на уроках математики не придумать какое-нибудь действо с участием цифр и формул? Это ж как интересно было бы ученикам! Особенно в младших классах. А на уроке физкультуры вместо традиционно скучной спортивной разминки неплохо было бы внедрить разнообразные модные ритмические танцы под музыку. И вообще, используют же музыку и танцы в цирке. А в цирке физкультуры не меньше, чем в школе.

-Ну-у, Михаил Борисович! Раз уж дело дошло до цирка в школах, то, вижу я, что этими оригинальными идеями Натальи Николаевны вы сами заразились основательно! Но вот еще в чем вопрос: вы уверены, что ваше искусство найдет понимание в среде учащейся молодежи? А то искусство, которое станет востребованным подрастающим поколением, поведет ли наших учащихся в нужном нам направлении? Вам не меньше, чем мне, известны примеры, когда искусство порождало не только возвышенные чувства, но и самые низкие инстинкты. Обратите внимание, как тлетворно влияет современное искусство на западную молодежь. То, что творят у них там, за кордоном, и до нас, к сожалению, долетает, невозможно уложить ни в какие рамки дозволенного. И вся эта их муть под видом искусства несознательной частью молодежи воспринимается "на ура" и распространяется в массы. И входит в моду.

-Тем более, Игорь Константинович, мы должны противопоставить всему этому засилью западной культуры тщательно отобранное собрание настоящего искусства.

-И кто этим, по-вашему, будет заниматься? Кто, по-вашему, действительно способен отличить зерна от плевел?

- Ну, по-моему, с цензурой у нас всегда было все в порядке.

-Ладно. Что вы собираетесь делать со всем этим?

- С чем?

- Я говорю о Наталье Николаевне и ее работе. Вы ведь сами сказали, что идеи Гончаровой гениальны. И если они таковы, какими вы их мне представили, то я тоже думаю, что они заслуживают такой оценки. Но вы еще считаете, что внедрить эти идеи, во всяком случае, в ближайшем будущем, будет весьма проблематично. Поэтому я и спрашиваю вас как руководителя кафедры: вы собираетесь дать Гончаровой зеленый свет, или закрыть тему?

-Зеленый свет я уже дал. И не только потому, что Гончарова - дочь Николая Васильевича.

-Это разумно с вашей стороны. Мы должны предпринять все, чтобы Наталья Николаевна спокойно работала, и чтобы диссертация была написана. Но, коль скоро речь идет не только о диссертации, но и о создании принципиально новой методики, то, я полагаю, необходимы время и условия для исследования проблемы, разработки теории...

-У нас на факультете уже создана творческая лаборатория из числа студентов и преподавателей базовой школы. Наталья Николаевна там, кстати, уже имеет часы в двух классах.

- Кто у нее научный руководитель?

- Петракова.

- Это хорошо! Ольга Васильевна - прекрасный педагог. А по времени как планируете уложиться?

- Думаю, что на разработку программы и методики и на проведение экспериментальных работ хватит двух лет. Ну, и год отведем для работы над диссертацией.

- Наталья Николаевна у нас в аспирантуре уже сколько?

- Около года.

-Тогда на все про все даю вам два года. Укладывайтесь, как хотите. Я не могу перспективного молодого ученого четыре года держать в аспирантах.

-А потом?

-Что, потом?

-Ну, что мы будем делать со всеми разработками, с исследованиями и с диссертацией, когда Гончарова защитится? Надо же будет все куда-то девать или внедрять в школы?

-Давайте, Михаил Борисович, будем решать проблемы по мере их поступления. Я не думаю, что скоро мы будем что-нибудь внедрять. Да и вообще, внедрение и пропаганда - это не наша компетенция. Пускай всем этим занимаются другие организации. Мы должны поторопиться с диссертацией. Чтоб нам с вами здесь спокойно работалось, Гончарова должна защититься. Это Вам понятно?

- Да уж куда понятнее?

- Кстати, вот эту самую, там, экспериментальную площадку не худо было бы прикрыть. Идеи, знаете ли, хороши на бумаге, а не в массах. Пусть себе наша красавица защищается и вынашивает идеи, а мы эти идеи постараемся слегка попридержать.

- Да как же я закрою, когда лаборатория вовсю функционирует? Мы же в нее уже средства вложили.

-Не сейчас закрывать. На следующий год. А к тарификации постарайтесь создать атмосферу. У Гончаровой, как я понимаю, на кафедре есть противники?

- А где их нет? Понятное дело, что людям трудно согласиться с тем, что ей все, а им ничего.

-Ну вот! С этими противниками и следует поработать на предмет того, что и они нуждаются в экспериментальных лабораториях. Ну, Михаил Борисович, не мне вам объяснять, как все это делается. Я же вам сказал, что нужна атмосфера. А инициатива должна исходить снизу. Надо сделать так, чтобы Гончарова сама отказалась от экспериментов. Эксперименты потом, а сейчас только диссертация - вот, что она должна понять.

- И как это, по-вашему, я должен ей объяснять?

- А никак. Коллеги сами ей все растолкуют. Главное, чтобы она спокойно работала над диссертацией и вынашивала новые идеи. Ну, а что будет потом - посмотрим. Жизнь покажет.

7 сентября 1974 года.

N-ск, университет, кафедра русской филологии

- Вы мне можете толком разъяснить, что это такое, Наталья Николаевна?

- Вы же сами видите: заявление.

- Ну, я это уже понял, что это заявление. Только я никак не могу уразуметь, с какой стати вы его написали? Вас что-то не устраивает в вашей работе?

- В моей работе, Михаил Борисович, меня все устраивает. Меня не устраивает ваша работа. И поэтому мы с вами в дальнейшем не сможем сотрудничать. Но вы, как я понимаю, не собираетесь увольняться. Поэтому уволиться следует мне.

- Наталья Николаевна, голубушка, объясните мне, что вы такое говорите? Ну, согласен, согласен: я бездарный руководитель. Я вообще никакой не руководитель. Я ученый, Наталья Николаевна. Я мечтаю о научной деятельности, а вынужден заниматься всякими дрязгами, которые, черт знает, откуда появляются у нас на кафедре. Вы думаете, мне все это нравится? Я делаю все, что могу. А вы вместо того, чтобы помочь мне, бежать настроились.

- Чем я могла бы вам помочь?

- Ну-у, пришли бы хотя бы поговорить, так, мол, и так: вот это хорошо, а это плохо.

- А то вы сами не знаете, что хорошо, а что плохо.

- Не знаю! Что для одного хорошо, то для другого может быть плохо! Это во-первых. А во-вторых, рассказывайте, какая вас там муха укусила! В конце концов, я имею право знать, по какой причине у меня сотрудник увольняться вздумал? Только не надо мне всей этой демагогии насчет недовольства моей работой. Я это уже услышал.

- Михаил Борисович, почему вы закрыли экспериментальную площадку?

- Вы прекрасно знаете, что это не мое было решение. Это было решение ученого совета по той простой причине, что университету урезали бюджет. Вместе с вашей лабораторией в этом году закрыли еще четыре экспериментальные лаборатории. Что касается ваших часов в базовой школе, то в связи с закрытием экспериментальной базы вполне естественно необходимо было свернуть весь эксперимент.

- Но меня можно было бы оставить в школе просто учителем. Обычным учителем.

- Какого предмета, позвольте полюбопытствовать?

- Русского языка и литературы. Какого же еще?

- И чем бы вы там занимались на уроках русского языка и литературы? Продолжали бы внедрять свою программу? Кто вам позволил бы? Вы знаете, что такое учебный план и учебная программа, утвержденная Министерством образования СССР? Это в рамках экспериментальной программы вы могли творить на уроках все, что вам вздумается. А в системе единого всеобщего образования вы запятую лишнюю не имеете право поставить в утвержденных свыше планах и программах. А вам диссертацию нужно закончить, чтобы в будущем вы могли хотя бы что-то изменить в этой системе.

- Михаил Борисович, отпустите меня, прошу вас!

- Куда?

- В школу. Вы же знаете, что без практического применения мои идеи ничто.

- Но я же вам только что сказал, что в любой школе вам никто не позволит выходить за рамки требований программ. Первая же комиссия ГОРОНО раздолбает вас в пух и прах. У этих чинуш каждый преподаватель как на ладони. И будь ты хоть семь пядей во лбу, сожрут с костями. А уж вас-то и тем паче. Тем более что в городе вас каждая чиновничья собака в лицо знает. Хоть у нас город и не маленький, но все, кому кого нужно, достанут в один миг. Это вам не пустыня Сахара и не тайга, где укрыться можно от бдительных глаз по той простой причине, что этих самых глаз там за тысячи километров не отыщешь.

- Вот в эту самую тайгу я и отправлюсь работать. Я полагаю, что школы и там имеются.

17 октября 1974 г. Тюменская область. Из письма.

"Итак, сегодня я прибыла, наконец, в маленькую сибирскую деревушку Сосновку, Богом забытую дыру, в которой, как мне сказали сегодня в РОНО, живет не более трехсот человек. Пополняется население (опять же, по сведениям работников РОНО), в основном, за счет приезжих. В деревне 1 контора сплавучастка (она же и высшая верховная власть в населенном пункте), 1 школа, 1 клуб, 1 магазин и 1 столовая для рабочих. Больше об этой Сосновке мне ничего не удалось выведать. Впрочем, и эти данные говорят о многом, если еще к ним добавить и то, что в указанную выше деревушку добраться можно только по воздуху. Говорят, что зимой к Сосновке еще прокладывают "зимник": санный путь по замерзшей реке. А летом эта же река соединяет деревню с большим миром с помощью барж и катеров. Это очень интересно. Так или иначе, но ближайший год мне предстоит пожить в этой экзотической деревушке, затерявшейся среди болот и лесов. Ничего не попишешь: сама того захотела. Предлагал же заведующий РОНО остаться в городе. У них тут, оказывается, и в городах огромный дефицит учительских кадров. Что уж говорить о деревнях? Впрочем, я не жалею, что выбрала деревню. Если уж захотела податься в самую глубинку, то и надо, чтоб все было по полной программе.

Папа, узнавши о моем намерении отправиться в Сибирь, сильно удивился. Потом сказал: "При царизме туда ссылали различных преступников для исправления. Тебе, вероятно, тоже следует в чем-то исправиться". А вот на кафедре мое решение восприняли более чем даже бурно. Петракова вскочила с места и, возбужденно жестикулируя, объявила мне, что я " ненормальная фантазерка, которой недостает хорошего кнута". Семенов высказался более определенно: "Плакала твоя диссертация, Натали. А жаль: уже стало что-то путевое проклевываться!" Зато наши дамы не скрывали радости. Я им, конечно, сильно мешала. Да и часы мои им очень даже кстати достались.

Завкафедрой пытался было меня уговаривать остаться, потом согласился на компромисс: оформил мне академический отпуск на год для работы над диссертацией. Я согласилась с ним. Это вполне подходящий вариант.

Просидела в аэропорту трое суток. Здесь такая зима. Раньше я и представить себе не могла, что в октябре где-нибудь может быть самая настоящая зима. Метель, буран, снежные заносы захлопнули воздушные ворота города. А других здесь нет. И потому все сидят в аэропорту на чемоданах. Счастливчики коротают время в маленькой привокзальной гостинице.

Я оказалась в числе счастливчиков. Меня привела в гостиницу моя коллега (учительница) из Нижневартовска. У нее в порту есть знакомый летчик. Вчера он заходил к нам на огонек. Посидели, поболтали, потом он пообещал что-нибудь выяснить насчет погоды. И хотя сегодня утром мы и сами без всяких прогнозов увидели, что буран прекратился, летчик этот прибежал и сообщил очень важную для меня информацию: в Сосновку летит вертолет.

"Это хорошо или плохо?" - спросила я. "Это замечательно! - рассмеялся летчик. - Потому что сегодня целый день будут расчищать летное поле, и пока его не расчистят, ни один самолет не взлетит. Но главное, что в Сосновку рейсовые самолеты не каждый день летают. И сегодня не рейсовый день".

А по словам летчика вертолетчики вполне могут меня подбросить. У них тут, у вертолетчиков, так заведено: если есть какие внеплановые пассажиры с большой земли, берут на борт без всякой канители.

В общем, я уже на месте. Вертолет приземлился прямо на школьном стадионе. Это самая подходящая для вертолета площадка: ровная и широкая. У вертолета меня встретил сам директор школы. Его зовут Николай Павлович. Взял мой чемодан и повел меня прямо в школу, объявив мне, что сегодня мне придется перекантоваться на диване в его кабинете, а назавтра мне подготовят мое жилье. Заранее не успели, потому как ожидали, что я прилечу самолетом. А самолет по расписанию должен только завтра прибыть.

Впрочем, мне все равно. Главное, что я уже на месте".

19 октября 1974 года.

Тюменская область. Сосновка, школа

- Меня зовут Гончарова Наталья Николаевна.

- А что вы умеете делать? - неожиданно спросил Мишка.

- Все!

- А это что за штука такая на столе?

- Диапроектор. С его помощью мы будем смотреть репродукции различных картин.

- Зачем?

- Чтобы знакомиться с произведениями художников.

- Зачем нам художники?

- А разве вам не интересно?

- Наталья Николаевна, вы не слушайте его! Он со всеми учителями любит спорить.

- Это хорошо, что любит спорить. Я тоже это люблю.

- А у вас есть проблемы с дисциплиной?

- С дисциплиной у меня все в порядке. Вообще-то, дисциплина и спор - это совершенно разные понятия.

- А Валентина Степановна не разрешала нам спорить. Тем более, на уроках.

- У всех людей разные манеры общения. Вы в курсе, какой сегодня день?

- Какой?!

- Число и месяц назовите мне, пожалуйста!

- 19 октября. А что, разве сегодня праздник?

-Не праздник, но день очень торжественный для всего культурного человечества. Потому что именно 19 октября 1811 года в Царском Селе близ Петербурга торжественно был открыт знаменитый Царскосельский лицей, названный впоследствии Пушкинским, поскольку в числе первых 30 лицеистов этого закрытого учебного заведения был выдающийся русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. Каждый год воспитанники первого курса торжественно отмечали День открытия лицея. Каждый год до конца своей жизни. Где бы ни находились: в Петербурге, в Европе, в Сибири, в кругосветном плавании, в одиночной камере Петропавловской крепости - жизнь раскидала всех в разные концы света, и по-разному обошлась с каждым выпускником. Но, как сказал Пушкин, "куда бы ни бросила судьбина, и счастие куда б не завело", в этот день неизменно душа и мысли лицеистов устремлялись к братству "дружных муз", к Царскосельскому отечеству, где формировалось их мировоззрение.

- Вот здорово! Наталья Николаевна, расскажите, пожалуйста, о товарищах Пушкина!

- Вы действительно хотите о них что-нибудь узнать?

- Хотим, хотим! Рассказывайте скорее!

- Хорошо! Пожалуй, я не только вам расскажу о друзьях Пушкина, но и покажу с помощью этого диапроектора их портреты.

Тот же день. Сосновка

-Вовк, тебе новая учительница понравилась?

-Угу! Классная! Вон, как здорово рассказывает!

-Ну, это - классная, пока она тебе двойку не влепила. А как влепит, скажешь: "Мымра городская". У тебя все - мымры за то, что двойки ставят.

-Не-е, эта красивая! И голос такой певучий.

-А мой братан сказал, что она похожа на жену Пушкина.

-А он, что, ее знает?

-Он с ней на вертолете прилетел.

-И, что ли, уже познакомился?

-Да нет. Когда бы ему было знакомиться? Он же сразу в бригаду потопал. А вечером пришел домой и говорит мамке, что учительница новая приехала, и что она похожа на жену Пушкина.

-Ну, а мамка твоя что?

-Ничего. Сказала, чтоб не пялил глаза-то шибко. От этих всех городских учительниц одна только морока. А Саньке еще учиться надо.

-А Санька что?

-Ну, что ты заладил: "что, да что?" Откуда я знаю, что?

-Слушай, а я слышал где-то, что у Пушкина жену тоже Натальей звали.

-Не где-то, а на литературе Валентина Степановна говорила. Ты ж всегда вполуха слушаешь. Наталья Николаевна Гончарова - вот, как ее звали. Понял?

-Ну, ничего себе!

-А еще к нам в школу пианино из сплавконторы притащили.

-Когда?

-Да сегодня после уроков. Я видел, как Хиппач с восьмиклассниками его волокли, а Наталья Николаевна указывала, куда ставить.

-А кто играть на нем будет?

-Небось, Наталья Николаевна. Кроме нее, некому. Зачем ей тогда нужно было бы тащить в класс?

-А может, пришлют еще кого, и у нас теперь будет пение?

-Как же, дождешься, когда пришлют. Удивительно, что ее каким-то ветром к нам занесло.

22 ноября 1974 года. Сосновка, школа

- Дорогие мои ученики! Я прошу вас не только внимательно выслушать меня, но и запомнить сегодняшний день и этот урок на всю свою жизнь! Потому что сейчас, с этой самой минуты, вы станете самым первым и пока еще единственным классом в нашей стране, изучающим совершенно новый школьный предмет, который будет называться "Мировая культура". Правда, знакомиться с этим замечательным и удивительным предметом вы можете пока еще факультативно.

-Наталья Николаевна, а что такое "факультативный"?

-"Факультативный" - это значит, "необязательный". Ученики могут посещать этот предмет по желанию. Короче, нравится - посещай, не нравится - никто тебя не гонит на занятие.

-Ух, ты! Как здорово! Можно прогуливать, значит?

-Конечно, здорово! Но только я посоветовала бы не торопиться с прогуливанием. Сначала выясните для себя, что это за штука такая - "Мировая культура"?

-А что это за штука?

-Ну, обо всем предмете в двух словах невозможно рассказать, а название предмета я вам растолкую. Итак, слово "мировая" вам, я думаю, очень понятно. Конечно же, здесь имеется в виду: весь мир, все человеческое сообщество в его историческом развитии от первобытного человека до наших дней. Слово "культура" буквально в переводе с латыни означает "возделывание". Культура - это все то, что создано в результате деятельности человека и что противостоит природе. Короче, весь окружающий нас мир и все ценности, в нем являющиеся, можно точно поделить на две составляющие: достояния природы и достояния, созданные в результате деятельности человека.. Солнце, воздух, земля, вода, ветер - это что?

-Природа!

-Правильно! Потому что существует вне зависимости от воли и действий человека. А животные?

-Ага, это смотря какие! Домашние животные, которые с человеком живут, они же зависят от человека. Ну, разводят их как-то там.

-Это что же получается, что наши собаки и кошки культурные?

-Посмеяться, друзья мои, конечно, можно над этим, но Вова, по существу, абсолютно прав. Дикие животные - это исключительно продукт природы. Хотя в наше время, к сожалению, этот продукт сильно страдает от деятельности человека. А что касается домашних, то в них довольно много от культуры и в прямом, и в переносном смысле. Вы заметили, наверное, что чем культурнее хозяин, тем культурнее и благороднее животное, ему принадлежащее.

-Наталья Николаевна, а сам человек к чему относится: к культуре или к природе?

-Сложный вопрос. Ты-то сам как полагаешь?

-А почему я должен отвечать? Я спросил.

-Нет, ты не должен отвечать. Ты можешь подумать. И другие могут подумать. Вы как, согласны подумать?

-Ой, да, конечно, согласны!

-А у нас "Мировая культура" только один раз в неделю будет?

-Только один.

-А почему?

-Вы не можете себе представить, сколько трудов мне стоило пробить этот единственный час.

- А для чего нужен нам этот предмет?

- Чтобы вы научились задумываться. А задумавшись, научились размышлять. Но для этого сначала нужно научиться вокруг себя все видеть, слышать и сопереживать.

- Что ли мы ничего не видим и не слышим?

-Так часто бывает, дорогие мои, когда у человека и со слухом и со зрением все в порядке, но он, словно слепоглухонемой, не может ни слышать, ни видеть, тем более, не замечать вокруг что-то очень важное для себя и для других. И потому он не в состоянии понять и принять в свою душу многие очень нужные вещи. Не может сочувствовать, сопереживать, согласовывать свои действия и поступки с действиями окружающих. И тогда у такого человека возникают конфликты с людьми, причем, чаще всего, с самыми близкими.

Способность к сопереживанию пробуждают искусства и внимательное наблюдение явлений природы. На уроках мировой культуры мы и будем учиться познавать искусства и природу во всех ее проявлениях. На следующем занятии мы пойдем с вами в лес, где и поговорим о природе и искусстве подробней.

25 ноября 1974 года. Сосновка. В лесу.

-Ну, Михаил, горазд ты управлять лыжами! Прямо ас! Тебе бы серьезно лыжным спортом заняться. Глядишь, и олимпийским чемпионом стал бы!

-Да, прям, так и олимпийским.

-А почему бы и нет? Какой солдат не мечтает стать генералом? А у тебя к спорту явные способности.

-У меня к технике способности. Я хоть сейчас могу сесть на трактор или бульдозер, только батя не разрешает.

-Правильно делает. Успеешь еще и на тракторе, и на бульдозере накататься. Сейчас твоя задача: голову нагружать полезной информацией, мышцы накачивать, здоровья набираться. Слушай, Миша, а мог бы ты немного поучить меня ходить на лыжах?

-Я вас?!

-А что тут такого? Разве меня нельзя чему-нибудь полезному научить? Вот хотя бы управлять лыжами. Ты же сам видишь, какая из меня лыжница. Едва удерживаюсь на ногах. Я ведь всю жизнь прожила на юге. У нас там ни снега, ни лыж, ни коньков.

-Что, совсем не бывает?

-Почти. Снег для нас там такая же экзотика, как тут парусный флот.

-А как же зима?

-А зима только на календаре. А в природе наша затяжная осень плавно переходит в весну.

-Ну, и чудеса!

-Никаких чудес. Просто там такая природа.

- А зачем м сюда пришли?

- Решить одну очень важную задачу.

- У-у, а мы думали, что просто на прогулку.

-Разумеется, на прогулку! И потому мы все вместе сейчас примемся внимательно слушать.

-Что?

-Музыку.

-А разве у кого-то есть приемник?

-Приемника нет, а музыка есть.

-Да какая же тут музыка? Тут один лес и снег.

-Это для тех, кто ничего не понимает, есть один лес и снег. Кто не умеет видеть и слышать вокруг себя. В общем, сейчас на пять минут все плотно закрыли рты, распахнули глаза и внимательно всмотрелись в окружающее пространство. Только друг в друга не всматривайтесь, успеете еще налюбоваться. В пространство всмотритесь. А потом расскажете, что увидели. Давайте, время пошло!

*

-Ну, как? Насмотрелись? Прекрасно! Приступим к процессу обмена впечатлений!

-А, что, разве уже пять минут прошло?

-Ага, стало быть, тебе пяти минут не хватило, Катя? Тогда ты и рассказывай первая, что тебе увиделось и услышалось?

-Ну, сначала я увидела снег, деревья в снегу, нашу лыжню и дорогу. Потом вон те ели у кромки леса и дальше санную дорогу в лес.

-А там еще следы возле дороги ты забыла отметить...

-Молчи! Это же я про свое рассказываю. Ну, вот, там вдалеке горизонт синеет тайгой. А с этой стороны речка под снегом, поэтому кажется, что там широкое поле. Ну, вот, всё.

-А что слышала?

-Тишину. Такая густая тишина, будто уши совсем заткнуло. Только дыхания всех слышны были.

-Это Вовка пыхтит, как паровоз!

-Да молчи ты! Сам паровоз! Я слышал, как снег скрипит под ногами.

-А вы слышали, как ветка скрипнула совсем рядом?

-А мне показалось, что деревья от мороза трещат и вздыхают.

-Да. И еще собаки в поселке лаяли.

-А я слышала, как в поселке то ли машина, то ли трактор протарахтел.

-Верно! Мне показалось, что его пытались завести, да не получилось.

-Что вы! Это же самолет очень далеко пролетел.

-А вы заметили, какой на солнце снег разноцветный?

-И вовсе он даже не белый. Я тоже обратила внимание. На солнце снег перламутровый, в тени синий, а у самого горизонта зеленовато-голубой.

-А на деревьях искристо-желтый.

-И вовсе нет такого цвета.

-А вот и есть! Ты посмотри сначала!

-Ого, сколько всего увидели и услышали! А говорили, что один лес и снег. Пять минут внимания - и такая роскошная музыка природы. Целый оркестр! Вы часто в своей жизни настраивали свое внимание на такую музыку?

-Да ни разу, по правде говоря.

-А зачем это, вообще-то, нужно, Наталья Николаевна?

-Ты что имеешь в виду?

-Ну, вот так смотреть и слушать.

-Настраиваться на внимание, друзья мои, не только интересно, но и полезно. Научитесь всматриваться и вслушиваться в мир видимых вещей и предметов - научитесь познавать невидимое.

-Наталья Николаевна, а почему вы все эти звуки и цвета называете музыкой, когда это вовсе не музыка?

-То, что звуки окружающего нас мира - не музыка, я не могу согласиться категорически. А почему? Об этом поговорим позже. Не все сразу. А то, ишь, вы, какие хитрые: все сразу хотите узнать! Всему свое время, ребята! А сейчас быстренько достали свои блокнотики и записали в них свои наблюдения. Ну, все то, что вы мне сейчас только что рассказали.

- А какой заголовок написать, Наталья Николаевна?

- Пока никакой. Просто запишите все те замечательные слова, которые вы только что мне сейчас выдали. В классе потом мы все оформим, как положено.

- А можно не только свои слова, но и что другие говорили?

- Ну, если своих не хватает, можно воспользоваться и чужими. Но я все-таки советовала бы еще раз внимательно рассмотреть все вокруг себя. Разойдитесь друг от друга подальше, осмотритесь и послушайте тишину.

27 ноября 1974 года. Сосновка, школа

-Спасибо, ребята, за плодотворную работу! Тетрадочки, пожалуйста, сложите вот здесь в стопочку. Урок окончен. Все могут быть свободны. Миша Новиков, очень прошу тебя, задержись, пожалуйста, на пять минут!

-Вы будете меня ругать, Наталья Николаевна?

-За что?

-Ну, что я не писал сочинение?

-Ты хочешь сказать, что ты действительно весь урок просто так просидел?

-Да. То есть, нет.

-Как это понимать?

-Ну, то есть, я не писал, конечно, сочинение. Но сидел не просто так.

-А как же?

-Я думал.

-Ну, что ж, это похвально. Надеюсь, ты думал что-нибудь относительно темы сочинения?

-Нет, Наталья Николаевна. Я вовсе не думал о сочинении. И потому, я полагаю, вы должны применить ко мне какие-нибудь меры.

-Фу, какое отвратительное выражение: "применить меры"! Во-первых, не в моих правилах "применять" по отношению к кому бы то ни было каких-либо "мер". Во-вторых, ты вправе сам решать: писать тебе сочинение или не писать. Ведь, что такое сочинение? Письменное изложение мыслей. Разве имеет кто-нибудь право заставить человека письменно изложить какие-либо мысли на бумагу, если человек этого не желает?

-Ну, предположим, что не имеет. Но вы же сами поставите мне теперь двойку.

-За что?

-За то, что не написал.

-Если бы ты, к примеру, написал безграмотно, то тогда я вправе была бы оценить твою работу неудовлетворительно. Но как я могу оценивать работу, которой нет? Единственное, что я могу предпринять в такой ситуации, то это попытаться выяснить причину, побудившую тебя отказаться от этой работы.

-Да нет тут никакой особенной причины, в общем-то.

-Мне кажется, Новиков, что ты слегка лукавишь. Целый урок весь класс корпел над сочинением. Тебя же в это время одолевали какие-то другие проблемы. Это следствие. А если имеется следствие, то обязательно должна быть причина. Ты можешь не объяснять мне эту причину. Но по-человечески мне ужасно любопытно знать, какая же такая причина побудила не самого последнего ученика в классе рискнуть пробездельничать весь урок? Ты же не знал, как я отреагирую на такое твое поведение? Наверняка, ведь полагал, что я обрушу на тебя весь свой учительский гнев?

-Это точно. Валентина Степановна отметелила бы меня по первое число.

-Не будем говорить о том, что сделала бы Валентина Степановна. Во всяком случае, плохо она не поступила бы. Так, все-таки, в чем же дело?

-Ну, как вам сказать? Я не писал из принципа.

-Я это подозревала. А в чем заключается этот принцип, если не секрет?

-Да ни в чем, в общем-то. Просто я для себя уже давно решил, что мое призвание - это математика. Вообще, все точные науки. А раз я уже точно для себя определил, чем я буду заниматься, когда вырасту, то зачем тогда мне бесполезно тратить время на изучение того, что никогда в жизни не пригодится?

-А ты уверен на все сто процентов, что в дальнейшем тебе, кроме математики, другие науки никогда не пригодятся?

-Ну, во всяком случае, литература и всякая там история уж точно ни к чему. Вы, Наталья Николаевна, не обижайтесь, пожалуйста! Я вовсе не хотел вас обидеть. Раз уж мне положено сидеть на уроках у вас, то я, конечно, буду сидеть и делать, что полагается. Но какой мне прок от того, что я должен читать все эти произведения, да еще потом заниматься бесполезной болтовней насчет жизни различных литературных героев? Какое мне до них дело?

-Если я правильно тебя поняла, то уроки русского языка и литературы ты просто отсиживаешь, поскольку это положено по учебному плану.

-Нет, ну, русский язык все-таки немного нужен, хотя и не в таком объеме. Каждый культурный человек обязан грамотно писать. Надо научиться писать без ошибок. Но зачем все эти правила и различные исключения? Навыдумывали, а теперь сами же и мучаемся. А что касается литературы, то этот предмет и вовсе не нужен в школе. Пусть каждый читает то, что ему нравится. В свободное время, конечно.

-С литературой мне все ясно. А чем тебе история-то не угодила?

-Да история тем более никому и никак не нужна. Какое мне дело до всяких там варварских королевств и Римских империй, когда я в собственной жизни хорошо разобраться не могу? И вообще, Шерлок Холмс правильно рассуждал о том, что нельзя головной мозг засорять ненужной информацией. Кому-то, может, и литература по нраву. Пусть себе во всех этих драмах и комедиях копается. Ну, историки пусть в старинных рукописях разбираются. А мне-то это все зачем? Между прочим, пока все над сочинениями корпели, я две задачи решил, доказал теорему и разгадал один алгоритм.

-Сочинения, братец, тоже необходимы для того, чтобы учащиеся учились рассуждать и грамотно излагать свои рассуждения на бумаге.

-Да, по правде говоря, никто в этих ваших сочинениях никак и не рассуждает. Просто все списывают из учебника нужные предложения - и все.

-И ты тоже из учебника списывал? Ну, при Валентине Степановне.

-Ну да! А как еще иначе? Она говорила, как правильно писать. Мы все и писали. Но вас же не устроит, чтобы я, к примеру, написал все только правильно?

-Совершенно верно, не устроит. Я хотела бы, чтобы вы научились мыслить, и свои мысли умели грамотно излагать как письменно, так и устно.

-Но я не хочу мыслить насчет всяких персонажей. Тем более, что они вовсе выдуманные.

-Спасибо, Миша, за то, что ты остался и откровенно высказал мне свои соображения. Я с большим удовольствием поспорила бы с тобой относительно твоих рассуждений. Но боюсь, наш разговор может затянуться очень даже надолго. А я попросила тебя задержаться всего на пять минут.

-Да я никуда не тороплюсь, Наталья Николаевна. Вы же мне еще ничего не сказали.

-Нет, сейчас ты должен идти домой. Мне тоже необходим обеденный перерыв. А ты, действительно, желал бы продолжить наш разговор?

-Конечно! Я вам все рассказал, и мне важно знать ваше мнение. Вы же со мной не согласны, как я понял?

-Ты прав, не согласна. И поэтому, я думаю, нам нужно продолжить разговор позже, когда это будет удобно тебе и мне.

-Тогда я могу прийти сюда после обеда. Вы позволите?

-Хорошо, после трех я буду ждать. До встречи!

Тот же день. Сосновка, школа

-Ну, чё, Мишка, досталось тебе? Небось, родителей велела привести?

-Ничего не досталось. Поговорили - и все.

-Да не финти! Двойку, верно, влепила!

-Тебе, Вовка, всё двойки мерещатся. Без них ты и нормальных отношений не представляешь. Сказал же, что поговорили. Вот, пообедал, теперь иду в класс писать сочинение.

-Она заставила?

-Ну, и дурак же ты, Вовка! Ничего она не заставляет. Она, вообще, все понимает. Я сам ее обидел, как последний идиот. Потому должен исправить все.

-Как это ты ее обидел?!

-Да брякнул, что литература ее никому не нужна. А она всю душу вкладывает.

-Это уж точно, что всю душу. Не уроки, а сказка. Если б ты не был мне друг, то дал бы тебе в нос!

-Да, ладно! Раздавался! Сам-то как относишься к ее урокам? Только что рот разеваешь. А дома ни черта ничего не учишь, и книжки не читаешь. Я-то, если и говорю, так выполняю все задания, как положено.

-Спорим, что и я теперь все выполнять буду!

-Так я тебе и поверил! Тебе, что языком вякать, что плевать через плечо.

-А вот и буду! Сам вякаешь! Между прочим, не я обидел ее, а ты. А писать-то ты, что, по теме будешь, или как?

-Не знаю.

-Слушай, а давай, и я с тобой пойду! Попрошу у неё сочинение, чтоб ошибки исправить.

-В другой раз исправишь. Один пойду.

- На улицу, значит, сегодня уже не выйдешь?

-Нет. Уроков много. Тебе, кстати, тоже не мешает уроками вплотную заняться. Так что дуй домой и не кашляй! Пока!

*

-А тетрадку-то ты, Новиков, зачем принес?

-Ну, чтоб сочинение писать.

-Но я вовсе не заставляю тебя писать, если ты не желаешь. Я уже говорила тебе об этом.

-Да нет, я сам. Это же не вы заставляете, а программа. Я ж понимаю. В конце концов, раньше-то я делал все, как все. А теперь просто какая-то дурь в башку вселилась, ну я и стал выделываться. Вы извините меня, пожалуйста!

-Нет, Миша, это не дурь. Просто ты взрослеешь и начинаешь размышлять по-взрослому. Но из-за недостатка житейского опыта ты не можешь еще свои мысли направить в наиболее приемлемое русло. Обучаясь в школе, человек ведь не только ум-разум развивает, но и приобретает житейский опыт, который человеку необходим так же, как и всяческие науки. А литература как раз и способствует приобретению этого опыта. Читаешь художественное произведение и погружаешься в судьбы героев, с которыми будто проживаешь множество жизней. И каждый герой совершает те или иные поступки, которые ты одобряешь или, наоборот, порицаешь. Ты наблюдаешь, к каким результатам приводят эти поступки, как поведение героя отражается на жизни окружающих его людей. Таким образом, ты получаешь собственный жизненный опыт.

-Я это хорошо понимаю, Наталья Николаевна. Я хотел сказать, что можно же художественные произведения читать самостоятельно, без специального для того школьного предмета. И с таким же успехом набираться у всяких героев жизненного опыта. Просто кто-то будет читать больше. Ну, которые очень интересуются всякой литературой. А такие, как я, например, любят читать специальную литературу.

-Например, фантастику и детективы?

-А вы откуда знаете?

-Ну, это нетрудно вычислить. К тому же, ты упоминал Шерлока Холмса. Я тоже когда-то увлекалась произведениями Конан Дойля.

-Что, правда?!

-И не только Конан Дойля. А в университете я даже курсовую писала о детективной литературе.

-Вот уж не подумал бы!

-Ладно. Не об этом речь. Между прочим, я знаю немало таких людей, которые не читают ни художественную литературу, ни специальную. Ограничиваются легким журнальным чтивом. И живут припеваючи. И достаточный жизненный опыт имеют. А еще такие люди есть, которые днями и ночами читают все, что попадается под руку. Читают много и безразборно, а к жизни приспособлены не лучше пятилетних детей. Понимаешь, дело не в том, как много человек читает, а в том, какую пользу от чтения получает.

-А, что, разве бывают бесполезные книги?

-Не только бесполезные, но даже и вредные. Книги ведь, как люди, потому что люди их создают. Если создатель - прекрасный человек, и мысли его созидательны, то его произведения будут прекрасны и полезны. Но есть и были, к сожалению, писатели, книги которых не стоит читать. Мировая история оставила нам имена и таких страшных писак, произведения которых просто ужасны. К примеру, всем известная книга Гитлера "Майн кампф"

-По правде говоря, я об этом раньше как-то и не думал.

-Ну, вот! А говоришь, литература тебе не нужна. Предмет литературы как раз и призван учить разбираться, какие книги полезны, а какие нет. Наш разговор тебя не утомил, Миша?

-Что вы? Мне очень интересно! Вообще, я и представить себе не мог, что с учителями можно так интересно беседовать.

-Да-а, не шибко высокого мнения вы о нас, учителях-то.

-Ой, простите! Вас лично я совсем не имел в виду. Просто обычно учителя или что-нибудь задают, или приказывают, или ругают за какую-нибудь провинность. Ну, конечно, справедливо, потому что нам же добра желают. А если с нами как-нибудь церемониться, так мы и на голову можем сесть.

-Как ты это понимаешь: "церемониться"?

-Ну-у, вот, к примеру, когда взрослые (если не близкие родственники) между собой общаются, то соблюдают правила вежливости, не кричат и не обижают друг друга, говорят уважительно.

-Это называется: соблюдать правила этикета.

-Ну да, этикет соблюдают. А когда с детьми разговаривают, то ведут себя, как попало. И думают, что нам не обидно. А вы с нами разговариваете, как со взрослыми. А еще восьмиклассники и другие ребята, которые уже не учатся, говорят, что вы к ним на "вы" обращаетесь. Почему?

-Как это, почему? Потому что я с ними мало знакома. Они мне не друзья, не приятели, и даже не ученики. Они для меня совершенно посторонние люди, и поэтому я не могу позволить себе обращаться к ним фамильярно.

-А фамильярно, это как?

-Это бесцеремонно. Так, как обращаются к близким людям. Само слово "фамильярно" произошло от слова "фамилия" - "семья".

-Стало быть, мы для вас близкие люди?

-Вы мои ученики. Как я могла бы передавать вам самое дорогое, что у меня есть, - знания, если бы не считала вас близкими людьми? А поскольку мои ученики мне совершенно не безразличны, то я не могу спокойно чувствовать себя, когда обнаруживаю какие-то ошибки, заблуждения, колебания, или даже беды, которые нередко случаются у ребят. Вот и сейчас я разговариваю с тобой, поскольку меня сильно беспокоит твое заблуждение насчет избирательного отношения к школьным предметам.

-Но почему вы решили, что я заблуждаюсь? Может быть, я все-таки прав?

-Знаешь, Миша, я не собираюсь тебя переубеждать. Прав ты, или не прав, очень скоро жизнь покажет. Но я глубоко убеждена, что знания, накопленные человечеством и занесенные в различные книги, всякому человеку не только полезны. Они делают человека свободным, независимым, успешным. И чем больше у него самых разносторонних знаний, тем человек более свободный и успешный. Душа такого человека все дальше и выше устремляется от того ограниченного маленького и узенького пространства, в котором помещалась когда-то его колыбель, и человек чувствует себя сильным и всемогущим. Тебе доводилось когда-нибудь, Миша, подниматься в гору? Высоко-высоко, к облакам. И даже выше облаков.

-Нет, Наталья Николаевна. Но я летал в самолете.

-Самолет - это совсем не то. Самолет - это частичка земли. Это то же самое ограниченное со всех сторон пространство. Еще и ремнями безопасности ты пристегнут. И только маленький иллюминатор выводит твое воображение за пределы этого пространства. Ты в скорлупе, ты скован и зависим, хотя и поднялся в запредельные высоты. Другое дело, когда ты поднялся на самую вершину снежника высотой этак в три с половиной тысячи метров. Миша, это неописуемое зрелище и удивительно прекрасное состояние - стоять на вершине, обозревать вокруг себя необозримое пространство, распластавшееся под твоими ногами! И ты вдыхаешь чистый-пречистый воздух, любуешься белоснежным ковром величественно проплывающих под тобой облаков и чувствуешь себя господом богом. И ты счастлив оттого, что ты взобрался на эту вершину, преодолев ужасно трудный и опасный путь.

-И вы поднимались на такую вершину, Наталья Николаевна?!

-Понравилась, да?

-Еще бы! Мне бы хоть бы разик так!

-Я не смогла бы тебе все это рассказать, если бы сама не была там, в горах Кавказа. Но я тебе все это рассказала не ради хвастовства. Представь себе, что ты, Миша, всю свою жизнь решил посвятить одной только математике. И ты ничем другим не занимаешься, кроме математики. Тебя не интересуют никакие другие науки, никакие посторонние дела, ты не читаешь художественную литературу, не посещаешь музеи, театры, кино. Ты днями и ночами решаешь задачи, не загружая свой гениальный мозг никаким не нужным тебе балластом. И ты достигаешь небывалых высот в своих математических познаниях. Но при этом ты оставил в стороне все другие знания и навыки. Ты математический гений и... глубоко несчастный и зависимый от математики человек. Потому что в жизни у тебя есть только математика - и ничего другого. Ты как пассажир в самолете: высоко в небе, но скованный пространством самолета и ремнями безопасности. Ты весь во власти этого самолета и тех людей, которые ведет этот самолет.

-Стойте! Я понял! Когда вы рассказывали про вершину, вы имели в виду всякие разные знания, которые человек должен приобрести в своей жизни?

-Ну, разумеется! Ты идешь в гору и по пути изучаешь все, что тебе встречается. Не надо пренебрегать чем-либо. В пути, особенно, когда будешь возвращаться обратно, может пригодиться все. Ты не потеряешься, не заплутаешь, не свалишься вниз, не умрешь от голода и жажды. Но и это еще не все. Главное, что, познавая все шире и глубже весь этот окружающий мир, ты чувствуешь себя хозяином его, а не рабом.

-Здорово, Наталья Николаевна! Ну, почему раньше никто мне этого не рассказал?! Я столько времени зря проваландал!

-Не горюй, Миша! У тебя еще все впереди Главное, чтоб теперь ты не тормозил. Понимаешь?

-Понимаю.

-Я вовсе не собираюсь внушать тебе, что не стоит так сильно увлекаться математикой. Наоборот, если эта область знаний тебе по душе, то ты должен уделять ей очень даже серьезное внимание. И ни в коем случае не останавливайся на достигнутом. Но я хочу убедить тебя, что занимаясь любимым делом, не оставляй без внимания другие сферы деятельности. Не пренебрегай никакими познаниями. И не забывай, что у тебя на приобретение знаний не так уж и много времени. Когда вырастешь, все приобретенное нужно будет отдавать.

-Кому?

-Как это, кому? Детям своим, ученикам, вообще, - людям. Ты свои знания от людей получаешь. Людям и отдать должен. Ты знаешь, какова основная формула жизнедеятельности человека? Вот, смотри: "Познание - претворение - передача". Священный треугольник. И означает он, что всякий человек не может жить без познания, претворения и передачи. Познавая буквально с пеленок что-либо, человек непременно стремится эти свои познания претворить в жизнь, то есть, применить каким-нибудь образом. А, применивши хотя бы один раз, тут же стремится передать свои познания кому-либо.

-И что, это действительно везде и всегда?

-А ты понаблюдай, чтобы убедиться в том, что этот треугольник действует везде и всегда безотказно.

-Вы говорите так, как математик.

-Математика мне всегда очень даже нравилась. Я даже скажу так, что, если бы в школьные и студенческие годы не увлеклась бы математикой серьезно, то не смогла бы по-настоящему постичь мировую культуру. Вообще, почти все знаменитые философы в той или иной степени занимались математикой.

-Вот уж чего никогда не мог подумать!

-Что я могу иметь какое-нибудь отношение к математике?

-Ну да!

-А чему тут удивляться-то? Ну, ты сам посуди, имела бы я моральное право призывать тебя к всестороннему познаванию наук, если бы сама ограничивалась только литературой и языком?

-И что же мне теперь делать?

-Это о чем ты?

-Да я насчет сочинения.

-Ну, это уж решай сам, братец! Я тебя неволить не собираюсь.

1 декабря 1974 года. Сосновка, школа

-Наталья Николаевна, вы не будете против, если я нарушу ваше уединение?

-Ну, что вы, Николай Павлович! К чему такие церемонии? Заходите, пожалуйста! Какое может быть уединение? Сижу и проверяю тетради. Так не хочется тащить домой! К тому же, пока моего Боцмана приструнишь, уже поздний вечер. Не до тетрадей: сил нет, да и глаза слипаются.

-Простите, а кто этот негодяй такой - Боцман?

-А-а! Извините! Это я печь свою так величаю. Дрова пожирает немереное количество. К тому же, пьет, курит и свистит, как боцман. А греет кое-как. Ну, потому я так и называю.

-Так что же вы мне раньше не сказали, что у вас с печкой не в порядке? Я давно бы уже печника послал. В наших краях, Наталья Николаевна, с печками шутить опасно. Тут хорошая печка в доме - все. А если печка не годится, то вмиг либо угореть, либо замерзнуть можно. Давайте, я так сделаю: прямо сегодня к Семенычу техничку пошлю. Он вам и посмотрит вашего Боцмана, и починит. А я что к вам заглянул? Меня шибко заинтересовало, что это вы там со своим факультативом еще напридумали? Вы ж только один час просили, насколько я помню?

-Совершенно верно, один час. Да мне и теперь одного часа вполне хватает. Это моим ученикам не хватает. Согласны после уроков заниматься.

-Им, что, основных уроков по шести в день мало? А когда ж они домашние задания намереваются выполнять? Не можем же мы их нагружать до бесконечности!

-Николай Павлович! Давайте рассмотрим ситуацию без излишней патетики! Во-первых, что касается домашних заданий. Да, разумеется, домашние задания, которые учащиеся получают от учителей почти всех школьных дисциплин, выполнять следует. Это одна из основных обязанностей учеников. Другое дело, действительно ли все школьные дисциплины, которые загружают детей домашними заданиями, таких заданий требуют? Во всяком случае, всегда и в таком объеме, какой практикуется нашими учителями? Особенно, если мы будем вести речь о гуманитарных дисциплинах. Скажем, к чему преподаватель истории, живо и в красках рассказавший на уроке ученикам о каком-нибудь историческом событии, о котором, кстати, ученики еще кое-что записали в тетрадях, непременно требует еще дома прочитать по учебнику пять страниц и выучить эти пять страниц чуть ли не наизусть, чтобы на уроке потом ученик эти пять страниц почти слово в слово пересказал? Это что? Перестраховка или профнепригодность учителя? Или беспросветное равнодушие к здоровью учеников? Кстати, я не о нашей учительнице истории толкую. Это я к примеру. Которых в одну минуту можно насобирать целый воз, имея в виду любую школьную дисциплину. Вот вам информация для размышления насчет домашних заданий и загруженности.

Во-вторых, как я уже сказала, идея о дополнительном занятии исходила не от меня. Уж, поверьте, для меня она тоже оказалась неожиданной. Но, самое главное, речь идет не об уроке в традиционном его виде, и даже не о факультативном занятии, а об организованном взаимообщении в свободное от уроков время. Проводятся же в стенах школы кружки по интересам, школьные праздники, утренники, линейки. В конце концов, все учителя широко, повсеместно и безразмерно оставляют учеников после уроков для выполнения каких-нибудь заданий. И все это считается вполне естественным и законным. Что ж предосудительного и противоестественного вы нашли в том, если дети по собственному желанию решили в свое свободное время заниматься вопросами мировой культуры?

-Да, нет, я, собственно, ничего дурного как раз в этом и не усматриваю. Но как вы прикажете мне оплачивать вам этот час?

-Да никак не прикажу. Я намереваюсь заниматься на общественных началах. Вы только сделайте, на всякий случай, какой-нибудь приказ, что вы поставлены в известность и не имеете ничего против.

-Вот, что меня в вас удивляет, то эта ваша удивительная практичность.

А о ваших взглядах на загруженность учащихся я очень просил бы вас высказаться на методическом совещании. Думаю, что нашим учителям весьма полезно было бы послушать.

15 декабря 1974 года. Сосновка, школа

-Здравствуйте, Елена Дмитриевна! Вы сказали, что желали бы со мной поговорить. Я к вашим услугам.

-Да, Наталья Николаевна, я хочу поговорить с вами о вашем классе. Нас всех очень сильно беспокоят нарушения дисциплины, которые в последнее время особенно участились в классе. Вам об этом известно?

-Разумеется, нет. Я лично ни в чем не могу упрекнуть своих подопечных. И поэтому, будьте добры, расскажите мне, в чем конкретно они обвиняются?

-Во всем! Во-первых, позволяют себе грубить учителям. Не подчиняются некоторым требованиям отдельных учителей и администрации школы, вступают в пререкания, и даже, извините, дошли до того, что делают учителям замечания. К тому же, в последние дни в классе участились необоснованные прогулы уроков. А сегодня дошло до того, что был сорван урок немецкого языка. И этот факт уже переполнил всю чашу терпения.

-Елена Дмитриевна, позвольте спросить, а почему вы по этому поводу разговариваете со мной, а не с Ольгой Викторовной? Сорвали-то ей урок, а не мне.

-Я с вами разговариваю как с классным руководителем. Класс просто неукротимым стал.

-Что, прямо так уж весь класс?

-Ну, не весь, но большая часть.

-А если конкретнее?

-Если хотите конкретнее, то заводят весь класс, конечно, Компаниец, Новиков, Медведев, Капранов. Кроме того, Капранов и Медведев еще прогуляли ряд уроков, а мотивы своих прогулов объяснить не захотели.

-Я так понимаю, что вы с этими учащимися уже вели беседу?

-Естественно. И не только с этими, но и с другими. Но мои разговоры не оказали должного воздействия.

-Что же вы от меня хотите? Чтобы я сидела на всех уроках в этом классе и наводила дисциплину, поскольку сам учитель не в состоянии с классом справиться?

-Раньше эти учителя справлялись с этим классом.

-Что же теперь случилось с этими учителями, коль скоро они перестали справляться со своими обязанностями?

-Случилось не с учителями, а с классом. И вы это не хуже меня знаете, потому что класс распустился из-за навязанной вами демократии. Вы, конечно, еще молодой учитель, и до настоящего педмастерства вам еще далековато, но вы хотя бы советуйтесь с опытными педагогами, прежде чем что-то предпринимать в классе.

-Например, с вами?

-А почему бы и нет? У меня уже пятнадцать лет педагогического стажа, из них восемь лет я работаю завучем школы. Сами понимаете, рядового учителя завучем не поставят.

-Да это уж я понимаю, Елена Дмитриевна. Только смею заметить вам, что демократию, как известно, невозможно "навязать", как вы изволили выразиться. Вы же филолог, и обязаны правильно употреблять слова в своей речи. Спасибо за очень конструктивную и полезную для меня беседу! Все Ваши замечания я приму к сведению. До свидания!

Тот же день. Сосновка, школа

-Капранов, Медведев, Компаниец и Новиков!

-Да, Наталья Николаевна!

-У вас какие сегодня послеобеденные планы?

-Мы с Вовкой на лыжах собираемся в лес махнуть.

-А у меня никаких планов нет.

-И у меня тоже.

-Прекрасно! Если у вас никаких планов нет, то Мише с Вовой, я полагаю, можно лес и лыжи на завтра отложить. Я прошу всех четверых к трем часам прийти в класс для краткой, но содержательной беседы.

*

-А Компаниец где?

-Да сейчас придет.

-Сейчас, это когда конкретно?

-А кто его знает? Он вечно кругом опаздывает.

-Наталья Николаевна, а давайте, я сбегаю за ним!

-Не надо никуда бегать! Подождем. У нас же времени навалом. А мне так и вовсе делать нечего, кроме как проверить ваши тетради, подготовиться к урокам, протопить печь, приготовить ужин, наносить воды, подготовиться к родительскому собранию и дописать статью в газету. Ага, вот и Компаниец, наконец, соизволил оказать нам честь. Не прошло и десяти минут. Вовочка, скажите мне, сударь, я какое время всем вам указала?

-Ну, три часа.

-А сейчас сколько, знаешь?

-Не-а! У меня же нет часов. Это у Мишки есть, а у меня нет.

-И дома часов нет?

-Ну, дома есть!

-Так ты смотрел дома на часы?

-Ну! Мне мамка сказала, чтобы я в школу собирался. Ну, я оделся и пошел.

-Понятно. "Счастливые часов не наблюдают", как известно. Так вот, граждане, сейчас уже полчетвертого. Медведев с Капрановым опоздали на пятнадцать минут, Новиков на двадцать, а Компаниец пришел на полчаса позже назначенного времени. И в результате целых тридцать минут бесполезно улетели в пустое пространство. Вы считаете это нормальным явлением, господа?

-Нет, конечно. Просто мы как-то не подумали.

-И как долго еще за вас должны думать другие?

-Мы больше не будем, Наталья Николаевна!

-Вы знаете, чем, в первую очередь, отличаются дети от взрослых?

-Чем?

-Тем, что дети без всяких колебаний изнутри с большой готовностью заявляют: "Мы больше не будем". И мгновенно забывают о своих обещаниях. Взрослые, как правило, отвечают за свои слова.

-Не-е, мы правда не будем. Я, во всяком случае, за себя твердо обещаю.

-На будущее давайте договоримся так, друзья мои: если мы договариваемся встретиться в три часа, то встречаемся в три, а не в пять минут четвертого. Это очень трудное для вас условие?

-Совсем нет. Удобное даже для всех.

-То есть, вы хотите сказать, что с вами все-таки можно о чем-нибудь договориться?

-Ну, сказали же!

-Железно можно!

-Что ли, мы маленькие совсем?

-А если так, то я хотела бы решить вместе с вами одну очень важную для меня проблему. Вы готовы мне помочь?

-Конечно, готовы!

-Понимаете, совсем недавно у меня появились не то, чтобы враги... Нет, совсем не враги, а, как бы это правильнее сказать? Ну, в общем, некие личности, которые усиленно принялись мне вредить. То есть, вставлять в мою работу всяческие палки и подрывать тем самым мой учительский авторитет. Кроме того, я сама, конечно, от этих людей вовсе даже не ожидала подобных действий. Да и они, вероятно, поступают так, скорее всего, неосознанно, или из желания самоутвердиться. Как бы то ни было, но безответственные поступки этих людей привели к тому, что у меня наступили черные дни. Я получаю от руководства нарекания, вокруг меня начинают расползаться всякие негативные слухи, и дело идет к тому, что мне впору собирать чемоданы и отправляться восвояси, чтобы, в конце концов, не получить статус никуда не годного преподавателя. Что делать мне в такой ситуации, друзья мои?

-А кто эти люди, Наталья Николаевна?

-Миша, я не прошу вас немедленно обрушивать свой благородный гнев на моих обидчиков. Я ожидаю от вас совета, как мне поступить в этой ситуации?

-А почему вы обратились именно к нам, а не к другим?

-Согласись, Новиков, что здесь я пока еще не располагаю большим выбором дельных советчиков. Вам я доверяю, во-первых. Во-вторых, вы довольно не глупые люди. В-третьих, вы хорошо знаете здешние порядки и местное население. И, наконец, вы не из тех людей, по-моему, которые остаются равнодушными к призывам о помощи. Или я ошибаюсь?

-Нет, никак не ошибаетесь! Мы очень даже хотим вам помочь!

-Так что же вы все-таки мне посоветуете? Кто-нибудь что-либо скажет?

-Наталья Николаевна, можно я сначала скажу!

-Конечно, Володя.

-Я думаю, что нужно все-таки этих людей вывести на чистую воду. Ну, собрать всех людей на собрание и устроить суд...

-Володя, какой суд?! Суду подлежат лишь негодяи, совершившие какие-то преступления. А я говорю о хороших, милых молодых людях, которые своими поступками дискредитируют мое честное имя. Только и всего.

-Наталья Николаевна, мне кажется, что вам нужно пригласить этих "милых" людей к себе и побеседовать с ними. Может, они и сами не знают, что вам доставляют неприятности.

-А вот это очень дельное предложение. Честно говоря, я и сама точно так же решила. Но у меня есть опасение, что эти люди могут не понять меня и не внять моим просьбам.

-А что они такое делают, Наталья Николаевна? Вы можете нам это рассказать?

-Конечно, могу. Эти люди, школьники, я бы сказала, весьма неуважительно ведут себя по отношению к преподавателям, заявляя о том, что учителя используют в работе не те методы, которые я применяю. И это неуважение проявляется в виде грубости и пререканий, нарушений дисциплины на уроках, частых прогулов, игнорирования требований учителя. А, между тем, каждый учитель имеет право на собственные методы и приемы работы, если они не противоречат интересам учащихся. Вы, конечно, понимаете, что подобное поведение учеников, за которых я отвечаю как классный руководитель, очень сильно подрывает мой авторитет и восстанавливает моих коллег против меня.

-Возможно, эти школьники, Наталья Николаевна, вовсе и не предполагали, что могут быть такие последствия.

-Согласна. Но мне-то от этого не легче. Я испытываю сильный дискомфорт в отношениях с моими товарищами по работе. Мною справедливо недовольна администрация школы. Но, самое главное, эти люди, а вместе с ними и весь класс все больше и больше погружается не в учебный процесс, а в грязное болото анархического беспредела, за которым могут последовать самые мрачные последствия.

-Наталья Николаевна, мы обязательно разберемся с этими людьми. Честное слово, они сами прекратят и в классе порядок наведут.

-Вы в этом уверены?

-На сто процентов! Вот увидите, что все нормально будет.

-Что, прямо так, что и уроки теперь никто срывать не будет? И никаких жалоб от других учителей я не услышу?

-Сказали же, что наладим все, значит, наладим!

-Ну, спасибо, мои дорогие! Прямо камень с души свалили! По правде говоря, я нисколько не сомневалась, что вы мне поможете. И как прекрасно, что я в вас не ошиблась! Ну, что ж, тогда я не смею вас дольше задерживать. Еще раз огромное спасибо! До завтра, ребята!

*

-Олухи мы царя небесного, вот, что скажу я вам, пацаны!

-Да уж это точно!

-Представляете, она у нас от нас же защиту стала просить. Цирк прямо какой-то!

-Послушайте, я что-то так и не понял: когда она про школьников говорила, то нас имела в виду, или других?

-Да какая разница? Тебе, что, легче станет, если я скажу, что не нас? Она же не родителям про нас говорила, и не всему поселку.

-Все равно, зря она так!

-Ну да! По-твоему, Вовка, если кто другой хамит, то нужно показательный суд устраивать, а если мы сами оказались подлецами, то нас никак и потревожить нельзя. Правильно сделала, что в наше дерьмо нас же самих и сунула. Прекращать надо всю эту дурь в классе.

-Конечно! Что нам надо, в конце концов? Чтоб все учителя вмиг стали такими, как Наталья Николаевна? Такого не будет. Она, может, одна из тысячи. Да и устраивали же нас учителя раньше. Нормальные люди, и требуют все правильно. А если нам повезло теперь с учительницей, то мы довыделываемся, что уедет совсем отсюда. Кому от этого легче станет?

-А это все ты, Мишка, затеял. То тебе не так, это не устраивает.

-Да, ладно! Сам-то пай-мальчик, что ли? Я хоть уроки не прогуливал и домашние задания все выполняю.

-Попробовал бы не выполнять. Ему братуха так накостылял бы, мало не показалось бы.

-Что ты привязался к моему братану? Он меня пальцем никогда не трогал.

-Да кончайте базар! Причем тут братан, когда мы насчет нашей Натальи Николаевны толкуем. Человек помощи попросил. Мы обещали помочь. Какие дела? Соберем сегодня всех пацанов и объявим конец всем представлениям.

-"Финита ля комедия!"

-Это еще что?

-Это значит, что приехали до конечной станции. Пересадка на другой поезд.

-Слушайте, братцы, а ей ведь и вправду у нас тут нелегко. Она же городская. Еще и с юга откуда-то. Сама же говорила, что там, откуда она приехала, вовсе и снега-то не бывает. Она ж не привыкла ни к нашим морозам, ни к глуши таежной. Еще и печку топить приходится, и воду таскать за тридевять земель.

-Ну, да! В городе, я видел, все прямо в доме: и вода, и всякие удобства. И печку не надо топить.

-А может, и у нее тоже в доме печка была.

-Какая печка? Ты посмотри на ее руки. Да и сама она, словно комнатное растение.

-Еще прибавь к тому, что у нее тут никого нет. У нас хоть родители. У Мишки братуха еще есть, а у Вовки и вовсе две сестры.

-Очень они мне нужны, ябеды соленые!

-Все равно, не один в доме. А она все время одна. И делать в доме все одной надо. А тут мы еще со своими заморочками. Поневоле с ума сойдешь от такой жизни.

-А давайте, пацаны, шефство над ней возьмем!

-Ну, и как это ты себе представляешь?

-Помогать будем по хозяйству, как тимуровцы.

-Ты в классе прекрати бузить, чтоб ей в школе косточки не перемалывали. Тимуровец!

-Вообще-то, немного помочь не мешало бы. К примеру, собраться нужно всем, да переколоть все дрова. Для нас это плевое дело, а ей не придется каждый день мучиться.

-Так за чем дело? Прям сейчас и пошли! За колунами смотаемся, и вперед за дело!

-А что она скажет? Вдруг обидится?

-Кстати, извиниться нам надо было бы перед ней. Все-таки сильно мы ее подставили.

-Ну, вот, сам и иди извиняться. А я не пойду.

-Сдрейфил, да?

-Ничего не сдрейфил. Исправиться обещаю железно, а к ней не пойду. Совестно как-то.

-Мишк, мы тоже, наверное, не пойдем. Лучше уж дрова колоть. Ей-богу!

-Ну, и шут с вами! Как хотите, а я пошел.

*

-Ты, что, Миша? Забыл что-то?

-Нет, Наталья Николаевна! Я хотел... Ну, в общем, это мы те люди. Ну, то есть, я и все остальные.

-Какие люди?

-Ну, о которых вы говорили, что подставляют вас. Мы не хотели.

-Я знаю.

-Вы, что ли, про нас все знали?!

-Конечно.

-А почему же прямо так и не сказали?

-Я не хотела обижать вас. И вам было бы очень боязно и неловко передо мной. Тогда мы не смогли бы спокойно и доверительно поговорить. А так вы все поняли, искренне раскаялись и сами все для себя решили. Разве не так?

-Так. И вы на нас теперь не обижаетесь?

-Я и раньше не обижалась.

-Извините нас, Наталья Николаевна!

- Спасибо, Миша, за то, что вернулся! Знаешь, я подумала почему-то сейчас, как хорошо, что нам в жизни довелось друг с другом встретиться!

-Ага, хорошо! Знаете, наши пацаны захотели помочь вам дрова переколоть. Что вы об этом думаете?

-Хорошо думаю. Я буду вам очень благодарна. Только у меня есть предложение провести это мероприятие в воскресенье. Я ведь тоже хочу с вами поработать. А сейчас у меня просто времени нет. Да и у вас уроков достаточно.

-Ну, тогда я пошел?

-До свидания, Миша!

17 декабря 1974 г. Сосновка

Наталью Николаевну поселили в маленьком финском домике на два хозяина. Совсем рядом со школой. Если идти от Алькиного дома в школу, то сначала упрешься прямо в дом Натальи Николаевны, а уж потом в школьный забор. Поэтому, когда вечером Алька возвращалась домой со школьного двора, где обычно играет вся поселковая детвора, она непременно натыкалась на светящиеся учительницыны окна. "Небось, тетрадки наши проверяет или к урокам готовится", - думала Алька про учительницу. И от этих мыслей становилось спокойно и приятно.

А еще понравилось Альке раньше всех ребят прибегать в школу. Потому что еще раньше в школу приходила Наталья Николаевна и играла на стареньком школьном пианино. Сама Наталья Николаевна называла эти свои утренние занятия "гимнастикой настроения".

Алька пристраивалась где-нибудь в коридоре недалеко от кабинета и с одинаковым упоением слушала и нудные упражнения, и музыкальные произведения, которые казались ей необыкновенными чудесами света. Иногда к Альке подсаживалась тетя Варя, школьная техслужащая. И тогда они слушали обе.

-Ох, страсть-то какая, девонька! - чувственно вздыхала тетя Варя. - Вот так прямо и унеслась бы в небеса на этих звуках! И ведь что удивительно, Алька, - принималась философствовать тетя Варя, - кажись, все обнаковенно имеется: вот тебе инструмент как инструмент, стоял себе сколько лет, ровно мебель. И вот тебе человек, собою неприметный навроде. А повел человек по этой "мебели" руками, и получилась такая красота! Это ж сколь учиться такому делу надо! Будь я такая, как ты, сейчас, Алька, всенепременно выучилась бы так играть, ежели б допустили до инструмента. - Тетя Варя глубоко вздыхала при этих словах и отправлялась в коридор принимать первых школьников.

Алька тоже вздыхала и мечтала о том же самом. Но и того ей было радостно, что только она одна раньше всех распознавала по характеру музыки настоящее учительницыно настроение. И этот свой секрет Алька никому не раскрывала, а в течение дня потихоньку наблюдала, как это настроение у Натальи Николаевны проявляется.

Сегодня Алька прибежала в школу, уселась в своем укромном местечке возле кабинета, сидит, прислушивается, а музыки нет. Тут Наталья Николаевна подходит и обнаруживает Альку.

-А ты что тут сидишь в такую рань? - удивилась Наталья Николаевна.

Алька испугалась, рот раскрыла, а сказать ничего не может.

-Ну, что же ты тут будешь сидеть? Пошли в класс. - Села за инструмент и тут же забыла об Алькином существовании.

Музыка была удивительная, хотя и очень грустная. Альке даже поплакать захотелось от всех тех чувств, которые эта музыка ей навеяла. Наталья Николаевна остановилась, повернулась к Альке и спросила:

-Нравится?

-Очень! - выдохнула Алька.

-Это Дворжак, - сказала Наталья Николаевна. -"Славянский танец" называется.

-А почему он такой грустный, если танец? - спросила Алька.

-Потому что славянский. У славян в характере непременно либо очень грустно, либо слишком весело. Впрочем, когда-нибудь я расскажу вам о том, что есть такое - народный характер. Ты давно приходишь слушать? - неожиданно спросила Наталья Николаевна.

-Давно, - сказала Алька и испугалась. Вот как Наталья Николаевна запретит ей приходить по утрам.

-А хочешь, Алька, я поучу тебя играть?

-Меня?!

-Ну да! Не так, разумеется, хорошо, потому что сильно ты запоздала с музыкой. Но для себя немного научишься. Ну, и музыку станешь понимать. Если хочешь, конечно.

-Очень даже хочу! - прошептала Алька. - А сколько надо за это платить?

- Ты что? - удивилась Наталья Николаевна. - Со своих учеников я никаких плат не беру. Это неэтично. А если я чему-нибудь научу тебя, то мне будет приятно, а тебе полезно.

19 декабря Сосновка. Из письма к Гончаровой Н,Н.

"Здравствуй, дорогая Наташенька!

Ты не можешь себе представить, как обрадовалась я твоему письму. Ну, наконец-таки, ты объявилась! И судя по твоему отчету, ты не сидишь сложа руки. Хотя, я представляю, каково тебе там в твоей Тмутаракани. То, чем ты там занимаешься, - это все великолепно, потому что сельские дети в тысячу раз больше нуждаются во внимании тех подвижников, в чьих руках великие достояния мировой культуры. Но я до сих пор не могу представить себе именно тебя в той, богом забытой глухомани. Я всегда считала и считаю (и не только я одна), что ты создана для иного поприща. И не спорь со мной: твое место здесь, в стенах университета. Кафедра, библиотека, лекционные залы, архивы и хранилища - вот места обитания всякого ученого. Особенно молодого!

Признаться, твое неожиданное решение "отправиться в народ" повергло меня в шок. Да и то сказать: теперь, когда к тебе, наконец, повернулась фортуна, ты, вдруг, бросаешь кафедру и мчишься к черту на кулички прямо в тайгу, на болота. Поистине, такой фокус в твоем духе! Но я тебя люблю и верю тебе. И совсем даже не осуждаю. Напротив, подозреваю, что, если ты так поступила, то зачем-то это тебе было нужно. Я уверена, что и там ты обязательно найдешь достойное применение твоим знаниям и способностям. И, представь себе, после твоего письма я еще больше утвердилась в этом своем убеждении.

Теперь о деле, Наташенька. В ноябре твоя монография прошла на Ученом Совете. Правда, не без проволочек. Но, к счастью, твоим ярым защитником оказался (кто бы мог подумать?) сам Тюрин. Он же согласился быть твоим рецензентом. И уже один только этот факт дорогого стоит. Сейчас монография готовится к печати. Вернее, уже почти была готова к печати, но некоторые твои оппоненты (ты прекрасно знаешь, кто) категорически настояли, чтобы, во-первых, сама монография была слегка сокращена; во-вторых, от тебя требуется, чтобы ты убрала из нее некоторые сугубо субъективные суждения, которые идут вразрез с официальной теорией и политической линией партии. Мы во главе с Тюриным, как могли, отстаивали твою точку зрения. Но против политики, сама знаешь, далеко не попрешь. В общем, я посылаю тебе тот экземпляр, который наши графоманы так усердно резали (но который все-таки прошел на Ученом Совете). Ты его перепиши с учетом всех пожеланий и предложений и немедленно высылай мне.

Теперь самое главное. 5-го января в Москве в НИИ школ "круглый стол". На тебя пришло приглашение. От кафедры еще едем мы с Семеновым. Если сможешь пробить командировку у себя на работе, приезжай по командировке. Если не дадут, бери отпуск за свой счет. "Круглый стол" обещает быть эпохальным. А уж мы тебя тут приютим и обогреем. Кстати, хорошо бы, если бы ты приехала до Новогодних праздников. Мы тут в тесном дружном кругу вместе бы и встретили новый год. Как тебе эта идея?

Книги и ноты, какие ты просила, я тебе отправила на днях посылкой. Тебе привет от всех наших. Не скучай и пиши чаще. Обнимаю! Твоя Петракова".

14 января 1975 года. Сосновка, школа

-Наталья Николаевна, как вы смотрите на то, чтобы на базе нашей школы провести районный методический семинар по обмену опыта учителей гуманитарных дисциплин?

-Я неплохо смотрю. Но почему вы меня об этом спрашиваете?

-Да потому, что именно вы и будете обмениваться этим самым опытом. Проведете урок. Можно еще факультатив показать. Ну, подготовите маленькое выступление. Можно было бы вместо факультатива какое-нибудь мероприятие подготовить на литературную тему. Да что я вам объясняю? Вы сами лучше меня прекрасно знаете, что можно показать и чем поделиться.

-Здорово, Николай Павлович! "Без меня меня женили." Ну, хоть бы для проформы предварительно поинтересовались: сама-то я готова к таким делам?

-А то, скажете, что не готова? Да кому, как не вам, делиться опытом? Или вы думаете, что я стану перед всем районом выставлять Галину Ильиничну? Ну, скажем, Веру Васильевну, если очень постараться, то можно подготовить. Урок она сделает. Я бы уж сам за нее выступил. Но, Наталья Николаевна, вы же практический человек, и вы легко можете меня понять, что я, как директор, просто не имею права не воспользоваться моментом. Нежданно-негаданно, в кои-то времена залетает поработать в обычную сельскую школу без пяти минут кандидат наук. Причем, никто не знает, как долго эта залетная птица в этой школе продержится. Представьте себе, каким должен быть ослом директор этой школы, если он не воспользуется случаем, чтобы не похвастать этой птицей, а заодно, и своей школой, перед всем районом. Меня просто по-человечески не поймут мои коллеги: за что и за какие заслуги я заполучил этакое добро? Нет, вам хорошо, конечно, хихикать, а мне-то что прикажете делать: на колени перед вами становиться?

-Да, ладно, Николай Павлович! Извините, ради Бога, за мой дурацкий смех! Не обижайтесь, пожалуйста! Я понимаю, что вы вполне серьезно и искренне говорите. Разумеется, я приложу все усилия, чтобы не подвести вас. Хотя, с кандидатом вы сильно загнули. Я всего лишь аспирантка.

-Наталья Николаевна! Возьмите в руки бинокль и устремите свой взор на всю область с севера на юг и с запада на восток! В какой городской, я не говорю уж о сельской, школе нашей области работает простым учителем аспирант университета, готовящий кандидатскую диссертацию, и автор десятков публикаций?

-Когда состоится этот самый семинар?

-У вас еще будет время для подготовки.

-Я не об этом. Должна же я как-то распланировать свое время. У меня, как вы изволили заметить, кандидатская на носу.

-Планируйте на середину февраля.

Тот же день. Сосновка, школа

-Медведев, ты что руку тянешь? Уже задание выполнил?

-Нет, Наталья Николаевна, не выполнил.

-А в чем дело?

-Я хотел спросить у вас, что такое синтез?

-А при чем тут синтез, если ты должен сейчас сделать синтаксический разбор предложения?

-Да не могу я ничего делать, мне в голову ничего не лезет, кроме синтеза.

-Так! Отчего этот синтез тебе так в голову залез?

-Оттого, что Тамара Семёновна влепила мне за него двойку. А я, честно, учил. Только ничего не запомнил, хоть убей! И вчера целый день учил, а теперь не помню. Она опять мне двойку поставит. Вот я и думаю.

-Синтез - это соединение, совокупность чего-нибудь. А в химии - это соединение простых веществ в сложные. Что тут запоминать-то?

-Да, про то, что это соединение, я запомнил. Но все равно ничего не понимаю.

-Очень подходящее время ты выбрал для своего синтеза. Может, этот синтез еще кому-нибудь дорогу перешел? Прекрасно! Ну-ка, поднимите руку те, кто не сумел с этим проклятым синтезом договориться! Ладно, опускайте, господа! Чтоб вы никогда больше в жизни не приставали ко мне с этим синтезом на уроке русского языка, объясняю. Представляйте и запоминайте с первого раза. Вот перед вами выгружена куча песка. А вот здесь - мешок с цементом. А тут стоит огромная бочка воды. Представили? Теперь скажите мне, уважаемые менделеевы, песок, цемент и вода, каждое в отдельности, - простые вещества или нет?

-Простые!!!

-Ладно! А теперь кидаем все это в бетономешалку и заливаем водой. Что получается?

-Бетон! Бетон получается! А в нем там и песок, и цемент, и вода.

-Наталья Николаевна! Погодите! Дайте мне сказать! Я понял! Мы бросили в бетономешалку простые вещества, которые потом смешались, и получилось сложное вещество - бетон.

-Так, что же у нас там, в бетономешалке, происходило?

-Соединение происходило. Синтез.

-Ну, вот, и все дела! Обратите внимание, друзья мои, получилось абсолютно новое вещество, совсем не похожее ни на песок, ни на цемент, ни на воду. Вот, какое это соединение - синтез. Медведев, ты понял, что такое синтез?

-Да, конечно, понял! Синтез - это химический процесс, при котором из простых веществ получаются сложные соединения.

-Могу добавить к сведению, что синтез встречается не только в химии, но и в других областях и сферах. Когда получишь "пятерку" у Тамары Семёновны, Медведев, дневник принесешь мне показать. А за то, что время у меня на уроке отнял, получишь дополнительное задание по русскому языку. Ты, как, согласен?

-Ага!

20 января. Сосновка. Дом Н.Гончаровой

-Ты, что, Наташ, действительно, совсем не ставишь двоек?

-Угу!

-Никому?

-Ну да, никому.

-Ну, ты даешь! А если ученик не усвоил материал, или не выполнил домашнее задание?

-Скажи, Тома, как можно человека наказывать за несовершенное действие? Если нет задания, то я не могу это задание оценивать неудовлетворительно. А если ученик не усвоил материал, то в этом не он виноват, а учитель, который не смог донести этот материал так, чтобы ученик его усвоил. Это же элементарно.

-Но есть, ведь, ученики, которые абсолютно не в состоянии усвоить простейшее. А есть просто откровенные лодыри. Ты не ставишь двойки и тем самым даешь возможность этим лодырям отлынивать от выполнения заданий.

-Тома, не могут усвоить простейший материал только олигофрены и идиоты со справкой. Таковых, как известно, в общеобразовательных школах нет. А если нормальные дети не усваивают школьную программу, то это происходит по той простой причине, что довольно многие учителя умудряются простые понятия подавать учащимся в сложной форме. А нужно делать наоборот: сложные понятия преподносить простым и понятным языком. Что касается детской лени, то я глубоко убеждена, что абсолютно все нормальные дети в силу своих возрастных особенностей не могут быть ленивыми и инертными в своих стремлениях к познаниям. Но если ребенок не проявляет интереса к таким действиям, или вовсе отказывается познавать мир, то причину следует искать либо в состоянии его здоровья, либо в каких-то внешних факторах. К примеру, ребенку неприятен процесс подачи ненужной, как он считает, ему информации. Из этих рассуждений напрашивается вывод: мы кому ставим двойки? Детям или себе? Тебе нравится каждый день ставить себе по три-четыре двойки за один урок? Мне лично совсем это не по нутру. А чтобы у меня всяких двоек на уроках не было, я делаю две вещи. Первое: стараюсь преподносить материал на уроке так, чтобы он был интересен и понятен всем в классе без исключения. И второе: дополнительно занимаюсь с теми детьми, которые по каким-то причинам преподнесенный мною материал не усвоили. Вот и все.

-Но так же нельзя, Наташа!

-Почему же это нельзя?

-Да потому, что так не делает никто. Если в нашей стране установлена пятибалльная система оценивания знаний, то двойку как отметку никто не вправе исключать ни под каким предлогом.

-Да я как-то её и не исключаю. Просто не ставлю - и все. А если говорить о пятибалльной системе, то есть еще и такая отметка: "единица". Но ею почему-то школьные учителя почти не пользуются. А в вузах единицы и вовсе не существует как оценки. Этот факт чем объяснишь?

-Да ничем. Если существует одна неудовлетворительная оценка, то зачем пользоваться еще какой-то иной неудовлетворительной оценкой? Неудовлетворительнее неудовлетворительного не бывает. Очень простая логика.

-Тома, ты никогда не задумывалась над тем, что есть такое - неудовлетворительная оценка "двойка" по сути?

-А почему я должна об этом задумываться?

-А потому, что двойка - это оружие, которым учителя колотят своих учеников, пользуясь правом сильнейшего. Причем, это не единственное оружие, как известно.

-Это право, между прочим, предоставлено государством.

-Неважно. У тебя есть оружие, а у малолетних Иванова, Петрова, Сидорова никакого оружия нет. Эти маленькие человечки пришли к тебе с чистой душой и открытым сердцем, чтобы получить от тебя благо: знания, умения, навыки. Еще немного добра, внимания, уважения. А ты суешь им, словно кость в горло, нечто непонятное и требуешь, чтобы они все твое замысловатое варево не только проглотили, но и немедленно переварили в своих мозгах. А их тошнит от всего этого. И тогда ты ставишь их к стенке и бьешь двойками прямой наводкой. Мало двоек, давай громить записями в дневниках, доносами, оскорблениями. И еще хочешь, чтобы они тебя уважали, преклонялись пред твоею ученостью и авторитетом учителя. Все это справедливо, считаешь? Это имеет право на существование? Ты знаешь, Тома, я глубоко убеждена, что учителям, превращающим класс в некое поле боя, просто не место в школе.

-Может быть, ты в чем-то и права. Хотя насчет "маленьких человечков" не совсем так. В школах бывают и двухметровые недоросли. И, скажи мне, как можно воздействовать на ученика, если он откровенно, а порой даже очень цинично, хамит в присутствии всего класса, и класс при этом явно поддерживает зарвавшегося товарища?

-Честно говоря, у меня такого в практике не было.

-Что, совсем даже ни разу?

-Представь себе, ни разу не было. Понимаешь, Тома, со своими учениками с самого начала я сразу же устанавливаю такие отношения, которые в принципе исключают любые проявления негатива. Как на уроках, так и во внеурочное время.

-И что же это за отношения, если не секрет?

-Доброжелательные, Тома. Мои ученики - это мои сотрудники. И мы вместе в поте лица трудимся на ниве просвещения. Хороший руководитель, если он дорожит своей репутацией и своим делом, обязательно будет беречь своих сотрудников, ценить их, поощрять в работе.

-Ты это серьезно, или шутишь?

-Более даже, чем серьезно. Кстати, мои маловозрастные сотрудники прекрасно понимают серьезность такой моей позиции и стараются тоже вполне серьезно относиться к своим трудовым обязанностям. Конечно, не всегда все гладко получается. И проблем немало бывает, как во всяком трудовом коллективе. Но решаем мы их спокойно и по-деловому.

-Но все-таки! Ну, к примеру, если бы вдруг случилось так, что нахамил ученик, ну, или совершил что-нибудь этакое дерзкое? Как бы ты поступила?

-Тома, ты представляешь, до какой степени нужно довести человека, чтобы он решился на противоправное действие в присутствии целого класса свидетелей?

-Так ведь свидетели-то - его сторонники.

-Запомни, Тома, что у хорошего учителя не может целый класс быть в противниках.

-Ну, ладно, пусть это будет плохой учитель. Как он должен разрешить ситуацию?

-В первую очередь, по-моему, нужно попытаться поставить себя на место ученика. Почему он совершил тот или иной поступок? А потом посмотреть на себя глазами того же самого ученика. Что в моих учительских действиях было такое, что вызвало у него ту или иную реакцию? Понимаешь, когда между учителем и учеником возникает конфликт, то положительно разрешить этот конфликт может и должен только учитель.

- Ты, Наташа, верно, учитель от бога. Но что нам-то, простым смертным учителям, делать?

-Очень сильно уважать себя и своих учеников. И никогда не проявлять на уроках своих эмоций.

20 января Из письма.

"Дорогая Ольга Васильевна! Я внимательно ознакомилась с рецензией к моей монографии и со всеми теми рекомендациями и предложениями, которые приняты были на Ученом Совете. Признаюсь честно, что я не ожидала увидеть свою рукопись настолько безобразно исчерканной вдоль и поперек нашей "благожелательной" цензурой в лице дорогих моих собратьев по научному цеху. Я не уверена, что это мое решение будет одобрено даже Вами (я уже не говорю обо всех остальных), но в своей работе я не намереваюсь изменять ни строчки. Ни единого слова. Так что, если моя работа кого-нибудь в университете, в том виде, в каком она есть сейчас, еще интересует, то рукописные копии имеются и на кафедре, и у Вас на руках. Поэтому я не вижу нужды еще раз перепечатывать работу для того, чтобы отправлять ее в университет. Поверьте, дорогая моя Ольга Васильевна, у меня для этого нет ни времени, ни желания. Да и мысли мои уже далеко вперед ушли.

А что касается самих предложений и рекомендаций, то я, как автор, не могу их принять по нескольким причинам. Для того чтобы просто и обстоятельно объяснить эти причины, я все рекомендации распределила по группам. Однако начать я хочу с вопроса авторства. Меня до глубины души взволновало и возмутило предложение Ученого Совета "прилепить" к моей работе еще соавторов ("для солидности"). Я не принимаю такую постановку вопроса в принципе и по этическим, и по человеческим соображениям, да и с точки зрения закона. О какой "солидности" идет речь, я не могу понять? Да и по каким критериям вычисляется эта самая "солидность" (как я поняла, автора)? По возрасту, занимаемой должности, партийной принадлежности, или еще какой? В конце концов, народному образованию требуется сама идея или "солидное" имя ее автора? Зачем мне нужны соавторы, которые палец о палец не ударили в замысле, вынашивании, разработке о построении моей идеи? Да, очень много людей очень много помогли мне в осуществлении моей идеи. Мне предоставили помощников, экспериментальную площадку, мне дали средства, время. Меня поддерживали, опекали, направляли, указывали на ошибки. И я это ценю. Кстати, в списке используемой литературы и в объяснительной записке я вписала все без исключения имена и фамилии всех деятелей культуры и всех лиц, труды и идеи которых я использовала в своей работе. Кроме того, в объяснительной записке я подробно описала историю развития идеи культурологического просвещения в массовой школе от античности и до настоящего времени. Я детально обрисовала картину зарождения, распространения и развития идеи преподавания культуры в школе в нашей стране. И, естественно, не обошла вниманием своих ближайших предшественников, идеи которых послужили толчком к моим разработкам. Ольга Васильевна, я рассказываю это все не для вас, поскольку вы сами неоднократно читали мою работу. Я объясняю суть. Потому что во всей своей работе красной нитью я провожу мысль, что сама по себе идея культурологического образования не мною придумана. Новизна и уникальность моей идеи - в структуре ее реализации на практике. Иными словами, программ и разработок сейчас существует тьма. Моя же, в том виде, какой я ее вижу, предложена только мною. И никем другим. Так почему же я должна дописывать к себе еще каких-то людей, пусть даже преочень умных и солидных? Кстати, этим "солидным" людям не стыдно будет воровать чужую интеллектуальную собственность, если, к примеру, что-нибудь или кто-нибудь вынудит меня поступиться собственным принципом? Вот еще в чем вопрос.

Теперь конкретно о группах рекомендаций. Первую и самую распространенную группу рекомендаций я бы назвала политической. Это различного рода "указания" на мои "заблуждения" относительно "мудрой" политики партии и правительства в области народного образования. Во-первых, я не собираюсь никоим образом ни покушаться на мудрость политики партии и правительства, ни совершать ревизию всех мер, проводимых нашим государством в области народного образования. Поверьте, я очень и очень далека от всего этого. Я всего лишь провожу научный анализ существующего в ряде школ, подтвержденный экспериментальным путем, и предлагаю свою концепцию для решения проблемы. О какой политике идет речь?

Следующая группа рекомендаций носит чисто дилетантский подход ряда товарищей к конкретным узкопрофессиональным сферам, имеющим место в моей работе. Иными словами, к примеру, как может очень далекий от музыки человек, не имеющий даже начального музыкального образования рассуждать, а уж, тем более, судить о теории музыки? Наши ученые мужи в университете могут. А я должна к таким суждениям прислушиваться и соответственно корректировать свою работу.

Третья группа рекомендаций - это рекомендации, образно говоря, высосанные из пальца. Ну, я понимаю, если бы наши товарищи, к примеру, рекомендовали бы к выступлению программу концерта художественной самодеятельности на партийную конференцию. Тогда, разумеется, имели бы место пожелания "упомянуть", "заострить", "привлечь свежие силы" и тому подобное. Но в научной работе к чему все эти губошлепства? Это при всем том, что в "целом всю работу следует сократить".

Не стану я ничего сокращать и ничего менять! И марионеткой в чьих-нибудь руках я тоже никогда не стану! Я поступлю так, как посоветовал мне на встрече в рамках "круглого стола" чешский профессор Вацлав Стрычек, который авторитетно заявил мне, что моя работа стоит дюжины диссертаций. Так вот, он мне сказал: "Не опубликуют в вашем городе, езжайте в Москву. Не опубликуют в Москве, отправляйте в Прагу. В Праге не продвинете, посылайте в Лондон. Там непременно вас оценят. А я вам помогу". Вот так-то, дорогая Ольга Васильевна! И, поверьте, я действительно настроена решительно. Не против вас, разумеется. Вам я верю и вас ценю. Вы, пожалуй, единственный человек, который готов всецело помогать. Жду скорейшего вашего ответа. Н.Н. Гончарова".

27 января. Сосновка, школа

-Наталья Николаевна, я бы хотел знать, когда вы сможете подготовить план и сценарий урока?

-Какого урока?

-Да открытого.

-Николай Павлович, я могу прямо сейчас и совершенно точно сказать вам, что у меня все уроки - открытые. Так что любой план любого сегодняшнего урока я готова представить вам прямо сейчас.

-Нет, вы меня не поняли. Я говорю о том уроке, который вы будете давать на районном семинаре. Я же вам говорил.

-Да-да, я очень хорошо помню. Мы же с вами договорились. Но как я могу дать вам план и, тем более, сценарий, урока, который состоится через три недели? Если вы объявите мне точную дату семинара, то по календарному плану я, разумеется, могу назвать вам тему урока. Но как я планирую провести сам урок, я могу вам показать только накануне.

-Да вы что?! Серьезно мне об этом говорите? Вы понимаете, что ни я, ни руководство района не имеем права рисковать и пускать все дело на самотек. Мы должны абсолютно точно и в подробностях знать весь ход мероприятия. Поминутно тютелька в тютельку. Люди учиться опыту приедут, и мы должны четко представлять, чему мы их тут научим. А вы говорите, накануне.

-Ну, да, только накануне. Да и то, Николай Павлович, у меня будет всего лишь план. А каким сам урок получится, это и Господь заранее не может знать. Честно признаюсь, я никогда заранее не знаю, что на уроке получится.

-Да вы думаете, что вы говорите?!

-А как же? Я всегда очень хорошо думаю, прежде чем что-то сказать. Но вас я что-то никак не могу понять. У меня просто не укладывается в голове то, что вы предлагаете мне.

-Я не предлагаю, а требую как директор...

-Позвольте мне сказать, Николай Павлович! Вы сказали в прошлый раз, что на базе нашей школы состоится семинар по обмену опытом работы.

-Абсолютно точно!

-То есть, опытный учитель, как я понимаю, на таком семинаре предлагает коллегам какой-то свой, более оригинальный или, скажем, эффективный, способ, прием или метод в ведении урока, обучении или воспитании учащихся, при котором возможно достичь в этом деле наивысшего результата. Я правильно понимаю цель и задачу предлагаемого учителям мероприятия под названием семинар?

-Совершенно правильно.

-Так в чем же, скажите мне, будет состоять оригинальность, эффективность и полезность какого-то способа или метода, если он представлен не как действительно наработанный опыт, а в результате тщательно подготовленной муштры? Кому нужен такой "опыт"? Учителям или детям? Николай Павлович, по-настоящему опытному в каком-либо деле мастеру не требуются предварительные черновики и репетиции. Он творит сразу по вдохновению, направляемый силой искусства и мастерства. И тогда у него получаются произведения искусства, а не дешевые поделки. Если вы предлагаете мне заниматься поделками, то увольте, я в такие игры не играю. Вы хотите урока на семинаре? Не мешайте мне творить то, что я хочу. Если вы боитесь моей свободы, предложите это дело кому-нибудь другому.

29 января. Сосновка. Спортплощадка за школой.

-Ну, давай, Алька, выкладывай, зачем ты нас позвала?

-Дело серьезное. Между прочим, нашего класса касается. Только ты, Вовка, смотри, не вздумай кому-нибудь растрепать! А то, знаем тебя, любишь ты языком своим, как помелом.

-Да, ладно, ты о деле говори! Когда надо, я нем, как рыба.

-Нашей Наталье Николаевне угрожает серьезная опасность.

-Какая такая опасность?

-Да не перебивай! Я вчера в клубе случайно услышала заговор против нее. Ну, вечером пошла в библиотеку книги менять, а там возле бильярда физрук наш с этим, ну, который летом на барже плавает...

-Сенькой-мотористом, что ли?

-Ну, да, с ним. И еще с киномехаником разговаривали, когда в бильярд играли. Так вот, они физрука подбивали, чтоб он за Натальей Николаевной "приударил". Сенька этот прямо так и говорит: "Тебе бы сподручнее было бы за нею приударить. В одной школе работаете. Да не по твоим зубам орешек она. Ты против нее слабак".

-А он что?

-Кто?

-Ну, Владимир Григорьевич?

-Что. Он говорит: " Если бы я захотел, я и не такую бы, как Наталья, обломал. Но мне это ни к чему. Если что, то и с работы погонят".

-А Сенька?

-А Сенька говорит: "Не хочешь, другого найдем".

-А физрук?

-А физрук говорит: "Криминала не надо, а я сам попробую с ней по-хорошему".

-Прямо так и сказал?

-Ага! А киномеханик этот еще вмешался: "Делать, - говорит, - вам нечего, что ли? Чего, - говорит, - привязываетесь?" А Сенька этот: "Мне, - говорит, - еще ни одна девка не отказывала!"

-А физрук что?

-Физрук молчал, а киномеханик говорит: "То, - говорит, - девки, а эта видная фигура. Если с ней что приключится, тут, - говорит, - весь район на уши поставят". Вот так, братцы!

-Да-а, дело серьезное! Я думаю, что надо Наталью Николаевну предупредить.

-Дурак ты, Мишка! Ну, расскажешь ей, а она что тебе скажет? Что все это бредни и бабские сплетни. Она ж, как ребенок: жизненного опыта никакого. Тем более, в сельской тайге.

-Тогда сходи, Алька, к директору и расскажи все ему.

-Нет, ребята, никому пока ничего не надо рассказывать. Надо сказать всем нашим мальчишкам, чтобы вы все вместе организовали ей охрану.

-Какую охрану?

-Ну, чтоб днем и ночью. По очереди.

-Да зачем ей охрана? У нее Стрелка лучше всякой охраны.

-Стрелка Стрелкой, а наблюдение следует организовать. На всякий случай.

-А когда уроки?

-Но у нее же тоже в это время уроки.

-Не всегда.

-Это неважно. Днем особой опасности нет. А вечером опасно. У нас же, кроме местных, еще и приезжие "бичи" по поселку шастают.

-Ну, вечером, мы управимся. А ночью? Кто согласится ночью не спать? Да и родители не отпустят.

-Да ночью она дома сидит. Да и Стрелка ночью сама управится, если что.

-Ты-то откуда знаешь, что ночью Наталья Николаевна дома сидит?

-Знаю. Она по ночам все время пишет или на машинке печатной строчит. Некогда ей ночью по клубам ходить.

-Ну, ладно, давай, попробуем с охраной сами управиться. А если что, то и Стрелка поможет.

1 февраля. Сосновка, школа

-Андрей, по-моему, ты не выполнил домашнее задание по русскому языку. И это уже четвертый раз подряд. Может, я ошибаюсь?

-Нет, Наталья Николаевна, вовсе не ошибаетесь.

-Так в чем дело? Ты мне можешь как-нибудь объяснить это явление?

-Не знаю.

-Очень интересный ответ! Или это попытка просто-напросто уйти от ответа? А я склонна предполагать, что ты воспользовался тем, что я не ставлю двойки за несуществующие работы, и решил вовсе никаких заданий не выполнять, чтоб не наделать ошибок. Ну, как? Я очень далека от истины?

-Не очень.

-Это бесчестно с твоей стороны. Ты играешь на моем доверии к вам.

-Вовсе нет! Ну, к чему понапрасну мучиться, если я после восьмого класса к бате в бригаду пойду? А там всякие падежи и окончания вовсе не нужны. Читать и писать я умею. И даже ошибок почти не делаю.

-Можно сказать, что уже совсем грамотный стал

-Ну, не получается у меня ничего в этом русском! Способностей совсем нет.

-А чтоб зарплату посчитать, нужны для этого способности?

-Так то ж зарплату! Нет, я вовсе не отказываюсь от ваших уроков. На уроках мне нравится. А с домашними заданиями одно мучение. Не буду выполнять!

-А почему ты мне сразу об этом не сказал?

-Да совестно было. Вы ж все равно заставили бы.

-Делать что-нибудь качественно заставить насильно невозможно. А мне важно качество. Домашние задания для того ведь и существуют, чтоб укрепить качество усвоенного на уроке материала. Это ж тренировка.

-Да не нужна мне эта тренировка. Я ж не собираюсь ученым становиться, как Мишка. А для тракториста мне грамоты вполне хватает. Мой батя еще хуже меня пишет, а в бригаде он лучший тракторист.

-Ну, ладно, мне все понятно! Насильно заставлять тебя заниматься я не собираюсь. Но ты сам понимаешь, что не в моей компетенции отменить для кого бы то ни было какой-то вид учебной деятельности. А выполнение домашних заданий - это часть учебного процесса. Поэтому мы проделаем с тобой одну небольшую формальность. Вот тебе бумага. Надеюсь, ручка у тебя найдется?

-Конечно! А зачем мне столько много листочков?

-На всякий случай. Быстренько напиши мне, пожалуйста, заявление. Я его подпишу и отнесу директору, чтоб он разрешил тебя освободить от уроков русского языка. Сам понимаешь: в школе все частные проблемы учебного процесса вправе решать только директор.

-Да не от уроков освободить, а только от домашних заданий.

-Ну, стало быть, так и напишешь, чтоб освободили от выполнения домашних заданий. А я, братец, не вправе нарушать самолично твои конституционные права на получение обязательного бесплатного образования. А если будет личное заявление, то никто не сможет обвинить ни меня, ни директора в том, что твои права нарушены. Пиши!

-А что писать-то?

-Я же сказала, заявление на имя директора школы. "Директору Сосновской восьмилетней школы (укажи фамилию и инициалы директора) от ученика седьмого класса Ермолаева Андрея заявление". И дальше изложи свою просьбу. Обязательно поставь подпись свою и сегодняшнюю дату. Понял?

-Ага!

-Эй, Ермолай, ну, ты что застрял! Наталья Николаевна, а долго еще Ермолай тут будет?

-Компаниец, нехорошо врываться в класс, если тебя не приглашали!

-Ой! Простите, Наталья Николаевна! Там ребята ждут.

-Да скоро я. Щас! Заявление только напишу.

-Закрой, Вова, дверь, и подожди в коридоре!

-Вот, уже написал! Я могу идти?

-Постой! Что это ты мне подал?

-Как, что? Заявление, как вы велели.

-Вот это безобразие ты называешь заявлением? А зачем лист пополам разорвал?

-Так там же пустое место.

-Ну, и что? Это же документ, а не шпаргалка! Ты хочешь, чтобы я с этакой цидулькой шла к директору? Да он меня уважать перестанет. К тому же, заявление следует писать по форме. Вот здесь, с правой стороны, пишется адресная часть: кому и от кого назначается заявление. Затем посередине пишется слово "заявление". Ниже с красной строки текст заявления. И, разумеется, все без ошибок.

-Но я же не знал!

-Кому какое дело: знал ты или не знал. Ты ж уже грамотный человек. Ты подаешь директору безграмотное заявление о том, чтобы тебя освободили от занятий, обучающих грамотности. И ты полагаешь, что директор положительно решит твою проблему? Напиши все заново, как я тебе указала. Не забудь с левой стороны листа оставить пробел не меньше трех сантиметров, чтоб лист можно было подшить в папку входящей документации.

-А разве все эти заявления сохраняются?

-А как же? Все школьные документы хранятся не менее 75 лет. А личные заявления - это наиболее важные документы. Мало ли какие споры и дела возникнут? Приедет комиссия: а на каком основании данный ученик не выполняет данный вид работы? А вот его личное заявление! Все! Никаких проблем! Ошибки не забудь проверить!