Научи меня любить

Глава восьмая

Пейдж не помнила, как они добрались до спальни. Джек отвел ее или она — его? Или они вместе ринулись туда? Как бы там ни было, через несколько минут девушка поняла, что стоит у кровати, а он целует ее.

Сначала, казалось, им двигало одно лишь безумство, но потом что-то случилось. Поцелуи стали медленными и нежными. Джек расслабился, успокоился, поняв, что у него впереди вся ночь. Словно хотел запомнить каждую секунду близости с ней. Он дразнил ее, сводил с ума и мучил, разжигая внутри огонь, до тех пор пока она не затрепетала от переполнявшего ее желания.

Тогда Джек подхватил ее на руки и отнес к кровати, но не опустил сразу. Он держал ее, не в силах оторваться от ее губ, обжигая пальцами ее нежную кожу. Наконец медленно положил на постель и сам лег рядом.

Пейдж не поняла, что произошло с одеждой, хотя точно помнила, что сначала на ней были джинсы и блузка в цветочек. Но потом вдруг она очутилась в постели лишь в нижнем белье. А Джек склонился над ней в одних джинсах, натянувшихся на бедрах до такой степени, что казалось, они вот-вот лопнут.

Он поймал ее взгляд, потом перевел глаза чуть ниже и еще ниже. Девушка застеснялась и захотела накрыться.

— Не надо. — Джек остановил ее руки и прижал их к простыне. Пейдж вдруг поняла, что желание ощутить его обнаженное тело гораздо сильнее порыва закрыться от него.

Джек не спеша расстегнул ее бюстгальтер, стянул с нее трусики. Лунный свет струился из окна, наполняя комнату таинственным светом, обрисовывая прекрасные черты Джека и подавляя ее неуверенность в себе.

Лунный свет она могла вынести. Он был великодушен: скрывал недостатки ее тела и смягчал все линии, которых касался своими тусклыми лучами.

Страхи Пейдж постепенно растворялись, вытесняемые возбуждением. Джек расстегнул молнию на джинсах, и она увидела, почему они были так натянуты: его желание оказалось на пределе.

— Я уже точно готов, — хриплым голосом пробормотал он.

— При чем здесь ты? Мы ведь ждали, пока я буду готова.

Он посмотрел на нее напряженным, пронизывающим взглядом.

— Что ж. Тогда давай убедимся, что ты действительно готова, милая.

Джек дотронулся до ее груди. Его руки поползли вниз, на ее плоский живот, потом еще ниже, пальцы скользнули внутрь. Пейдж вздрогнула.

Его прикосновения были нежными, легкими, волнующими. Теплыми. Она не смогла сдержать приглушенный стон, сорвавшийся с губ и разрушивший тишину, повисшую в спальне.

Джек прижался к ней. Девушка не видела ничего, кроме его лица, не слышала ничего, кроме его дыхания. Его глаза мерцали, как два серебристых озера. С губ слетало неровное дыхание. От него исходил запах горячей страсти, желания, мужского начала. Мышцы его тела были напряжены.

Он снова поцеловал ее. Сильные руки метались по ее телу, возбуждая каждую клеточку, еще больше усиливая ее желание.

Молодой человек скользнул вниз по ее влажному телу, сомкнув губы на груди. Он ласкал ее с такой страстью и нежностью, что у Пейдж на глазах выступили слезы.

Вудро никогда не прикасался к ней с такой нежностью. Не соблазнял ее, не волновал. Вудро только получал удовольствие. Сам брал то, что хотел. Именно брал. Потому что сама она ничего не могла ему дать, не зная, как это сделать.

— Скажи мне, что делать.

— Просто смотри на меня, милая. — Джек поймал ее взгляд. — Смотри и чувствуй. — Он помолчал. — Ты предохраняешься?

Девушка кивнула. Он раздвинул ее ноги и соединился с ней одним мощным долгим движением, коснулся лбом ее лба, словно ему нужно было перевести дыхание.

Потом слегка пошевелил бедрами. Ее охватило пламя. Пейдж подвинулась к нему, как будто умоляя о продолжении.

Джек начал медленно двигаться, проникая все глубже. Его руки продолжали ласкать ее, заставляя терять сознание от удовольствия. Каждая секунда приносила такие невероятные ощущения, о которых она даже не мечтала.

Внутри нее поднималось напряжение. Сильнее, сильнее. Быстрее, быстрее. А потом это произошло. Небеса разверзлись, земля дрогнула. Пейдж Кэссиди наконец познала истинное наслаждение.

— Ну же, детка, — простонал Джек. — Вот так.

Ее тело сжалось, заряжая его своим трепетом. Он прижался к ней что было сил, и они вместе взлетели на вершину удовольствия.

Их сердца бились в унисон. Дыхание вторило друг другу.

Тебе понравилось?

Этот вопрос вертелся на языке Пейдж, готовый слететь в любую минуту. Ей хотелось знать, о чем он думал, лежа рядом с ней, но не хватало решимости спросить. Она боялась услышать ответ, поэтому промолчала, обвила руки вокруг него и закрыла глаза. И впервые с тех пор, как встретила Джека Мишена, девушка уснула спокойно и крепко.

Джек смотрел на спящую Пейдж и пытался разобраться с чувствами, теснившими грудь.

Он не собирался предаваться с ней любви в ту ночь. В его планы входили лишь прикосновения и поцелуи. Сцена на стадионе должна была завершить вечер. Но все произошло не так, как он рассчитывал, а совсем по-другому. Потому что Пейдж была другой.

Нет, она не симпатичная дурочка, каких много. Она очаровательна, непосредственна, мила, умна, краснеет, смущаясь от его двусмысленных шуточек. Женщины, с которыми обычно общался Джек, — те, с кем можно было проводить время, не опасаясь за свою свободу, которые не искали серьезных отношений, как и он, — даже не умели краснеть. Пейдж к тому же оказалась на редкость внимательной и способной на сочувствие. Он не мог забыть ее взгляда, когда она смотрела вслед Дженни Турновир. В ее глазах читалось желание помочь, защитить.

Да, Пейдж хороший человек. Но дело не только в этом. Ей удалось затронуть какие-то глубинные, потаенные струнки его души.

Ни одна женщина не смогла заставить его почувствовать… Господи, просто почувствовать. Вот что самое главное. Она привлекала его не только в физическом смысле. Пейдж умудрилась взволновать в нем чувства, хотя он был уверен, что они уснули навсегда.

И еще она изменила его представления о сексе. У него бывал секс медленный и томный. Быстрый и страстный. Но никогда не случался такой, как с ней: потрясающий, необычный, безумный.

Никогда прежде Джеку не хотелось раствориться в женщине и стать ее единственным мужчиной, чтобы больше никто не касался ее. Никогда.

Он не относился к людям как к собственности. Даже к первой жене. Она была его первой любовью. Он сходил с ума от чувства к ней. Но прежде Джек не испытывал такого всепоглощающего стремления, как теперь, когда он смотрел на Пейдж. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, защитить от мира, соединиться с ней, ощутить ее горячее тело и, затаив дыхание, взлетать к небесам, забываясь от наслаждения. Сумасшествие какое-то! Но он не мог ничего поделать со своими чувствами, не мог не замечать их. Оставалось лишь выбраться из постели и немедленно уйти.

Да. Так и следует поступить. Потому что иначе он не был бы Джеком Мишеном. Все всегда шло по одному сценарию: Джек приезжал в какой-нибудь городок и жил там, пока не становилось скучно, пока не завязывались отношения с людьми. Вечный странник, он нигде не задерживался надолго.

И неважно, что на этот раз ему очень хотелось остаться.

— Ух ты! Ты сегодня выглядишь отлично, на пять баллов. Прямо в жар бросает, — заметила проницательная Долорес, когда Пейдж вошла в офис газеты «Вестник Инспирейшна» следующим утром после самой невероятной ночи в своей жизни.

Урок. Это всего лишь урок. Восхитительный, надо признать.

Разумеется, если случившееся было всего лишь обучением, передачей мастерства, так сказать, и ничем более, то это просто замечательно. Всем известно: когда учеба в радость, то усвоение материала проходит лучше.

— А мне не жарко. — Ни разгоряченной, ни уставшей, ни изнемогающей от желания девушка себя не чувствовала.

Нет, она ощущала лишь любопытство и страх. Они с Джеком предавались любви еще несколько раз. Но ни слова не было сказано о том, что между ними произошло. Пейдж намеревалась расспросить его утром о своих успехах, пообещав себе накануне, что непременно узнает его мысли. Но когда она проснулась, его не оказалось рядом.

— Да и у нас здесь сегодня прохладно. — Пейдж бросила взгляд на новый термостат на стене.

— Будем надеяться, что этот останется целым. — Долорес выразительно посмотрела на Уолли и повернулась к Пейдж. — А вообще-то я имела в виду, что бросает в жар не от температуры, а от твоего вида. — В ее глазах мелькнули лукавые огоньки. — Боже мой, а что это ты так разоделась? Новый наряд?

— Да что ты. Старье. — Пейдж провела рукой по сарафану в цветочек, несколько более короткому и узкому, чем ее обычные мешковатые платья. Сегодня ей захотелось одеться именно так. Легкая дышащая ткань приятно ласкала кожу, цвет радовал глаз.

Таково было ее настроение сегодня. Радостное. Приподнятое. Она была готова свернуть горы, взяться за любую, даже самую сложную работу.

— У тебя сегодня интервью с Би Кромвелл.

Или все-таки с самой сложной она поторопилась? Пейдж почувствовала неприятный спазм в желудке и посмотрела на Уолли.

— С кем у меня интервью?

— С Би Кромвелл. Ну ты знаешь ее. Высокая старушка с подсиненными волосами и чудовищным характером.

— А я-то подумала, что ослышалась.

Би Кромвелл! Дама восьмидесяти пяти лет, самая неприятная, злобная в округе, регулярно игравшая в клубе в «бинго». Сплетница, готовая ругать всех и вся. Она жевала табак и сплевывала на землю. Спаси Господи того несчастного, что ненароком окажется у нее на пути. Ее и терпели в городе только из-за того, что — так уж случилось — она была очень богата.

— Не шути так. Это жестоко.

Уолли чихнул, да так громко, что чашка на его столе звякнула. Он поежился и натянул свитер.

— Я простудился. Мне холодно.

— Но сегодня у нас тепло.

— Это меня и подкосило. То жара немыслимая. То холод, как в Антарктиде. Какой организм такое вынесет? У меня высокая температура.

— Сам виноват, — напомнила неумолимая Долорес. — Я тебе говорила: не трогай термостат.

— Да, а я, дурак, не послушал вас. Довольны?

— Не совсем. Хочу, чтобы ты сказал: «Долорес, вы были правы».

— Долорес, вы были правы.

— Долорес, вы просили меня не трогать термостат, но я, упрямец, сделал по-своему.

— Долорес, вы просили меня не трогать термостат, но я, упрямец, сделал по-своему.

— Обещаю больше никогда не быть упрямым.

— Обещаю больше никогда не быть упрямым.

— Долорес, простите меня, пожалуйста.

— Долорес, простите меня, пожалуйста.

— Долорес, вы умны, как богиня мудрости. Красивы. И…

— И уже достали меня!

— Да, достала. Но я права, как всегда! Советую тебе не забывать об этом.

— Ненавижу вас! — пробормотал Уолли и с шумом высморкался.

— Взаимно, лапуля. Ладно, я пошла. Пока, цыплятки мои. — Долорес помахала ему рукой и взяла сумочку. — Я записана к парикмахеру. А потом иду на обед.

— Ну пожалуйста! — заныл Уолли, когда Долорес ушла. — Ну сделай это ради меня. Деб договорилась об этом интервью за два месяца. Я ей обещал, что не подведу.

— Послушай, у меня своих дел невпроворот. Мне тоже нужно взять интервью. Да еще две статьи дописать.

— Я сделаю все за тебя. А ты иди к Би, а? — Молодой человек схватил сумочку Пейдж и протянул ей. — Умоляю.

— Но…

— Эта мегера согласилась на интервью лишь на том условии, что ее фотография появится в газете. Она не только злобная, но и тщеславная. Поспеши, опаздывать нельзя. У нее пунктик на пунктуальности, извини за тавтологию.

— Но…

— Я наведу порядок на твоем столе.

Пейдж сложила бумаги на краю стола.

— Здесь и так полный порядок.

— Я угощу тебя обедом.

В поисках подходящего деяния Уолли оглядел кабинет и наткнулся взглядом на ее ноги.

— Слушай, тебе, наверное, в этих туфлях так неудобно. Знаешь что? Ты идешь на интервью, на обратном пути забегаешь в аптеку и приносишь мне что-нибудь от кашля, а я тебе делаю отличный массаж ног.

Пейдж взглянула на босоножки на высоких каблуках, в которых утром решила пощеголять. Пальцы уже ныли, пятки болели, а прошло-то всего сорок пять минут, как она надела эти орудия пытки.

— Ладно, будь по-твоему. Но… — девушка ткнула Уолли пальцем в грудь, — если она начнет плеваться и испачкает мой сарафан, ты заплатишь за химчистку.

— Согласен, — радостно закивал тот, передал ей пачку записок и сел за стол.

Стараясь не думать о ноющих ступнях, Пейдж взяла сумку и блокнот и спустилась вниз. Теперь по крайней мере у нее было чем заняться, чтобы отвлечься. Вот и хорошо. А иначе пришлось бы сидеть за столом в офисе, терзаться и изводить себя догадками, о чем же думал Джек Мишен прошлой ночью.

Был ли он рад? Расстроен? Зол? Или ему вообще все равно? Или она проявила себя такой же неумелой и никчемной, какой была до встречи с ним? Или он все же остался доволен ее успехами? Или теперь — вот в этот самый момент — сидит где-нибудь и ломает голову над тем, как бы отделаться от нее?

Девушка заставила себя прогнать неприятные мысли прочь. Неважно. Все это неважно. Даже если Джек решит положить конец их занятиям, ничего страшного. Она уже успела многому научиться у него за последние две недели и теперь знает куда больше, чем до знакомства с ним.

Конечно, он помог ей познать себя, раскрыть свои пристрастия и склонности. Понять, какие именно прикосновения, ласки и поцелуи доставляют ей удовольствие. Но Джек не говорил, как прикасаться к нему, как ласкать и целовать его…

— Эй, привет, синий чулок. — Его низкий голос донесся до Пейдж, когда она спустилась с лестницы. Она посмотрела на противоположную сторону улочки, пролегавшей между бакалейной лавкой и зданием редакции. На Джеке были джинсы и выцветшая джинсовая рубашка с расстегнутыми пуговицами, под которой белела футболка. На мгновенье она представила его таким, каким видела накануне ночью в своей спальне.

Как он красив. Какое сильное, прекрасное тело, загоревшее под жарким южным солнцем. Золотистые завитки волос на груди. Как играли его мышцы, когда он обнимал ее крепкими руками, прижимался к ней и соединялся с ней. Глубже, глубже…

— Ты сегодня такая… Даже смотреть на тебя жарко. — И снова его голос развеял легкий туман ее мыслей, возвращая ее в реальность.

— Это все платье. Я обычно такие не ношу. Я и покупать его не стала бы, да Деб настаивала. Она сказала, что вырез подчеркивает…

— Я имел в виду, что тебе, наверное, жарко. Ты вся взмокла.

Девушка вдруг почувствовала струйку пота у виска и поспешно вытерла ее ладонью.

— А, ну да. То есть… я думала… Долорес тоже что-то такое говорила, но имела в виду…

— И я с ней согласен. — Джек обаятельно улыбнулся, окинув ее взглядом с ног до головы. — Мне нравится твое платье. Оказывается, у тебя есть ноги.

Пейдж не смогла сдержать улыбки, и напряжение начало понемногу отпускать ее.

— Да. Ими очень удобно ходить.

— И обвивать. — Его намек воскресил в ее памяти события прошлой ночи, но она заставила себя не думать об этом.

Прогоняя воспоминания, Пейдж набросила ремешок сумки на плечо.

— А что ты здесь делаешь? Разве ты не должен работать на ранчо?

— А чем я занимаюсь последние две недели? А сюда приехал за фуражом. Вот сейчас заберу из магазина — и обратно. Но сначала… — Джек откусил яблоко и бросил огрызок в ближайшую урну, — я хотел видеть тебя.

Девушка затрепетала от страха, потому что слишком хорошо знала эти сцены «наутро после…». Они никогда не заканчивались хорошо. Обычно Вудро проводил подробный разбор ее недостатков и ошибок, объясняя, что она сделала не так. Как правило, она делала не так все.

— Мы ведь собирались встретиться только завтра вечером, — выпалила Пейдж. Она не желала слушать, что он хочет ей сказать. Нет, только не это.

— Поэтому-то я и хотел тебя увидеть.

А вот и конец.

— Мы ведь договорились!

— По-моему, нужно пересмотреть пункты нашего «договора».

— Ты же согласился давать мне уроки, — напомнила девушка. — Обещал научить меня всему, что знаешь. Понедельник, среда, пятница в течение двух недель.

— Верно. Но если хочешь добиться хороших результатов, нужно увеличить количество занятий, как мне кажется.

— Нельзя вот так отказываться только потому, что… подожди, что ты сказал?

— Хочу встретиться с тобой сегодня вечером. — Он подошел ближе. — И завтра, и каждый вечер до возвращения Деб и Джимми.

Пейдж охватила эйфория. Но ее тут же сменило такое знакомое беспокойство.

— Неужели я была настолько плоха вчера?

— Шутишь? — Джек поймал ее подбородок и поднял лицо, упершись в нее серьезным взглядом. — Милая, ты была чудо как хороша. Просто я отношусь к своим обязанностям с большой ответственностью. Ты заслуживаешь основательного, развернутого курса обучения. Я хочу делать все не спеша и как следует. Чтобы ничего не упустить.

— Да уж. Упускать не надо. — Она поднялась на носки и поцеловала его.

Впервые в жизни Пейдж Кэссиди не чувствовала себя неумехой и неудачницей.

Нет, теперь она ощущала себя женщиной. Настоящей женщиной.