Научить писать нельзя, а что можно?

Ответы на вопросы слушателей вебинара

Метод проб и ошибок? Знаете, я не верю в метод проб и ошибок, потому что детство в какой-то момент заканчивается и начинается взрослая жизнь, и когда мы что-то делаем, мы по большому счету наедине с собой, наедине с нашим чувством сюжета, нашим ощущением от героев. Какие уж тут пробы и ошибки? Это в жизни можно пробовать и ошибаться, выходить замуж и разводиться… В литературе — нет. В литературе не надо пробовать и не надо ошибаться. В литературе нужно прожить до конца то, что вы пишете. Вы должны узнать все о вашем герое. Вы должны знать как он выглядит, какие у него глаза, какие у него глаза на солнце, какая у него форма ногтей, как он пахнет, какие у него волосы, когда он волнуется, может быть, они вьются, когда он спокоен, может быть, они прямые. Вы должны каждого из ваших героев увидеть, ощутить, потрогать руками. Не надо ничего пробовать — нужно доделать всю внутреннюю работу до конца и после этого писать. И тогда у вас появится уверенность.

Многоточие — ужасный знак, это очень женский знак, сразу приходит на ум женская проза, причем плохая. Ничем не надо заменять многоточие, я вам говорю свое мнение, я не Господь Бог и не истина в последней инстанции. Вы знаете у нас удивительный язык, у нас же свободный порядок слов. Вы можете при помощи порядка слов показать любую интонацию. Одно дело сказать «Приходи ко мне», а другое дело «Ко мне приходи». И, вообще, я советую вам, если вы хотите от меня практический совет, научиться работать с порядком слов. Восклицательные знаки запретить невозможно и отменять их совершенно не нужно, но их не должно быть много, это очень сильный знак, это очень сильная краска и не нужно заливать ей все ваши страницы.

Зачем вам учиться писать как Чехов? Чехов уже есть. Вы научитесь писать как Миржан Туманов — это куда более сложная задача. Вообще, есть такое понятие «дописаться до себя». Кто-то говорил только что о пробах и ошибках, вот дописаться до себя — это сложная задача. Мы же по большому счету состоим из текстов, которые мы прочли. Вдумайтесь, удивительная вещь: совсем маленькие дети 3-й, 4-й, 5-й класс, мальчик влюбляется в девочку и вдруг бах и начинает ей писать стихи. Никогда до этого не писал, никогда потом писать не будет, а тут бах и пишет стихи. Почему? Да потому что он пропитан литературой и фильмами, в которых мужчины женщинам пишут стихи. И в этом смысле мы все состоим из прочитанного, в нас начинают говорить наши любимые авторы и очень важно понять, где же среди этого начинаешь говорить ты, услышать собственный голос. Поэтому я вам рекомендую не учиться писать как Чехов, я вам рекомендую дописаться до себя.

Я очень ценю в искусстве, в литературе, в писателях предельную честность перед собой. Никого нельзя обмануть. А вот если вы пишете текст и думаете «Я сейчас так напишу потому, что читателю так нравится. Мне не очень, но читателю нравится» вы поступаете нечестно. Потому что, во-первых, вы не знаете, как читателю нравится, во-вторых, вам-то нравится, вам-то самому нравится? Мне кажется, что рукопись нельзя выпускать из рук, из компьютера до тех пор, пока вы совершенно честно не сказали себе «Мне здесь нравится все». Вот такой бы я совет дала своим ученикам. Честно работайте, говорите себе правду, пишите ее себе на бумажке: вот здесь у меня получилось, а вот здесь черт знает, что со мной приключилось, но не получилось.

Да, я в молодости очень много занималась литературными переводами. Я переводила с французского языка Раймона Кено, я переводила других прекрасных писателей. Эта школа переводчика очень помогает потом видеть текст. Понимаете, да, когда много-много страниц ты пишешь, переводишь чей-то хороший текст, мучаешься, что это нельзя точно сказать по-русски, тебе не хватает слов, меняешь одно слово на другое, придумываешь какие-то слова, которых нет в русском языке, потом ты пишешь, зачеркиваешь, и это не ты, пока что человек без имени, это великий Борис Виан, и ты отвечаешь перед ним за каждое свое слово — это очень хорошая школа. Мне кажется, что перевод — прекрасная школа для писателя.

С моей точки зрения, нельзя. Без таланта невозможно достигнуть на этом поприще успеха, если говорить о том самом успехе и том самом хорошем тексте, о котором мы говорим. Упорство и работа никогда не позволят создать вам мира, который другой человек проживет как свой опыт. В этом есть все-таки какой-то божественный вызов увидеть этот мир. Мне кажется, что это призвание и это работа. Огромное количество талантливых людей ничего не смогли написать. Вообще, мне кажется, что их намного больше, чем известных писателей. Очень часто талантливый человек не справляется с тем гулом, который присутствует в его голове, не справляется с теми мирами, которые теснятся в его голове и не может ничего написать, или пишет очень мало, с дикими муками, с безумными проблемами — без работы, конечно, невозможно получить результата. Можно грезить, можно блистать внутри своей головы, можно потрясать окружающих какими-то короткими заметками, какими-то короткими набросками, которые такой человек может из себя выдавить, но без работы, как и без таланта, писателем не стать.

Специалисты говорят, что в России книжный рынок сжимается. Я ничего про это не знаю. Мне кажется, что мы пишем потому, что мы чувствуем в себе силу заставить людей проживать то, что мы придумали. Это удивительная власть над людьми — рассказывать им истории и смотреть, как они завороженно тебя слушают. Мы пишем потому, что чувствуем в себе эту силу погружать людей в какие-то другие миры. Если бы люди, например, бросили завтра читать — писатели бы перестали существовать? Нет, конечно, писатели одновременно являются и читателями, и когда писатель пишет для писателя, для писателей, для литературы — он пишет в этот момент как для читателей. Я совершенно в этом убеждена.

Очень просто. Вы написали что-нибудь? Возьмите какого-нибудь человека, который вам ничем не обязан и начните ему читать то, что вы написали и наблюдайте за ним. Прочитайте немножко и остановитесь. Если он вас попросит продолжить и будет слушать то, что вы написали до самого конца — это значит, что у вас получилась книга или рассказ, и, значит, что ваше писательское мастерство вполне состоялось. Как понять чему еще надо учиться? Надо научиться для начала видеть собственный текст, и тогда вы поймете, что у вас плохо получается. Без того, чтобы вы видели свой текст, наверное, делать нечего. А чтобы начать видеть свой текст надо много читать не только свои тексты, но и тексты писателей, которые вам нравятся. Поймите, что вам нравится.

Вы знаете, существует, я думаю, несколько сотен километров определений, что такое текст. Лингвисты определяют, что такое текст, литературоведы, мы же с вами не об этом сейчас говорим, нам же не нужно определение текста семиотическое, что текст — совокупность знаков, переносящих информацию. Для нас, для писателей, текст — это словесное воплощение того, что мы чувствуем и думаем. Надо сказать, что превратить нашу мысль в текст очень трудно, потому что… вы когда-нибудь наблюдали за тем, как вы думаете? Мысль объемна, мысль противоречива. Вы можете думать то одно, то другое, вы можете думать сначала об этом, потом о том, можете сначала думать о финале и середине, потом о начале. Мысль и все то, что происходит в нашей голове — это многомерная реальность, которая осуществляется сама помимо нашей воли. Текст — это нечто, лежащее на экране компьютера или на бумаге, существующее в двух измерениях, это линейная вещь, это строчки бегущие слева направо, это абсолютно плоскостная вещь. Представьте: вам нужно объемное превратить в плоское. Это колоссальное усилие. Именно в этом сложность письма. Мы переводим то, что происходит в нашей голове с многомерного языка образов на плоскостный язык. Это очень большое усилие, которому можно научиться. Текст куда уходит? Никуда. Они все с нами. Возьмите с полки Апулея или «Роман о розе» — они с нами. Все, что есть настоящий текст, все, что есть на самом деле насыщенный художественный опыт — все это остается.

Это маркетинговый вопрос, я отвечу на этот вопрос маркетинговым языком. Сам человек этого сделать не может. Если вас интересует маркетинговое выстраивание сюжета, то нужно делать так, как делают производители сериалов — собирать фокус-группу, нанимать модераторов и выяснять, что находится в зоне их интересов, что сейчас людей волнует, кто сейчас больше читает книги: одинокие домохозяйки или подростки, нужно понять, кто читает и вероятностным методом вычислять. С моей точки зрения — попробуйте написать книгу-рассказ, маленький рассказ, который был бы интересен вашим знакомым, всем вне зависимости от пола, возраста, цвета глаз, вашим родителям, вашим друзьям, детям ваших друзей, сантехнику, который пришел починить вам кран. Вот попробуйте достичь хотя бы такого результата.

Нет. Не стоит поддаваться такому порыву, а стоит отложить текст. Такое происходит всегда, когда что-то пишешь и надо отложить — текст должен вылежаться. Вы истощаетесь по мере того, как работаете с текстом, у вас истощается нервная система. Это как раз к тому, о чем я говорила с самого начала — вы должны себя знать, вы должны знать, на каком повороте вам все захочется выкинуть в помойку, в какой момент вам захочется все переписать с начала до конца. Обязательно надо себя знать, и мой совет — отложите и ничего не трогайте.

Я не уверена, что одно может переходить в другое. Я не убеждена, что графоман может писать, писать и из него в какой-то момент вырастет… Вообще, графоман — это не куколка, из нее бабочка писателя, с моей точки зрения, не вылупляется. Но сейчас ведь очень много такого, скажем, продуктивного графоманства в том смысле, что графоман находит своих читателей. Да достаточно обратиться к какой-нибудь практике фанфиков — миллионы человек читают фанфики, и пишут их совсем не писатели, а, скорее, графоманы. Не верю я, что из графомана может родиться писатель. С моей точки зрения, графоман пишет много, вычурно, выпукло и совершенно пусто. Сделать так, чтобы в пустоте что-то родилось очень сложно.

Как сделать? Талантливо его написать. Талантливый диалог никогда не наскучит. Посмотрите в «Золотом теленке» какой продолжительности диалоги. И что кому-то они когда-нибудь наскучили? Нет. Это не технический вопрос.

Текста в целом не существует, а структура у каждого текста очень простая — в каждом тексте есть начало, середина и конец. И вы должны точно знать, где у вас начало, где у вас середина, и где у вас конец. Если вы себе на эти вопросы не ответили — у вас текст рухнет.

Может испортить. Не стоит.

Писать прозу? Нет. Не каждый. Но многие могут научиться писать прилично. Знаете, вот раньше, в девятнадцатом веке, в начале двадцатого, до революции — было распространено в дворянских семьях — детей заставляли писать дневник с шести лет. Каждый день ребенок чего-то не получал, если он не заполнял дневник. Зачем это было нужно? В ребенке развивался этот навык преобразования такого внутреннего мира, мыслей своих, впечатлений, чувств в язык. В то плоское пространство, о котором мы говорили. То есть навык письма можно в себе сформировать. Если каждый день писать дневник, то через год вы станете писать лучше. Будет ли эта проза кому-нибудь интересна? Я не верю.

Если хотите, то напишете.

На самом деле нет здесь никакой тайны — мне хотелось, чтобы в школе преподавало очень много разных писателей, и мне хотелось, чтобы школа превратилась в сообщество известных писателей, начинающих писателей, критиков и так далее. Татьяна Никитична, которую я люблю как автора и глубоко симпатизирую ей как человеку, видела школу более консервативной.

Да, есть. Мало ли какое продолжение вам придет в голову. Я совершенно не против того, чтобы возвращаться к уже написанному и если у вас образуется новое целое, то у вас меняется и часть.

Я не знаю, как сохранять вдохновение. Здесь нет никакой техники. Вообще, если вы делаете перерыв в работе, вы теряете дыхание — вам нужно каждый раз начинать как будто с начала ее писать. Это очень трудно написать книгу с перерывами. Лучше писать без перерывов.

Мастерство, если есть вдохновение, позволяет создать гармонию текста. Это очень сложная тема на самом деле. Что такое гармония? Что такое гармония в тексте? Что такое золотое сечение текста? Что такое соразмерность частей? Что такое ритмика? Это очень сложно, но человек, обладающий мастерством, умеет очень хорошо вычеркивать, убирать лишнее. Текст как дерево растет в разные стороны, и если вы хотите придать форму, то крону надо стричь. Это искусство подстригания кроны и есть мастерство, и есть то, о чем вы спрашиваете. Если нет вдохновения, лучше не писать.

Мне кажется, что мнение читателей не нужно учитывать, но его надо очень внимательно слушать. Читатель очень часто говорит не правильными словами, читатель же не обязан быть златоустом. Читатель иногда очень коряво формулирует свое недоверие, но это недоверие надо услышать, надо понять чему они в твоем тексте не верят, в какой момент они перестали за тобой идти, в какой момент ушло внимание. Ведь, что значит, что ушло внимание — это значит, что читатель перестал проживать ваш текст, он перестал чувствовать, что вы пишете. Может быть, читатель и не объяснит, в какой момент он перестал чувствовать, но для вас это будет знаком.

Анну Матвееву, Анну Козлову, Романа Сенчина. Мне очень нравится «Лавр» Водолазкина, но меньше нравится «Авиатор». В школе у нас есть замечательные молодые поэты. Мне кажется, что более точный вопрос — на что ориентироваться, как выбрать книжки, которые читать. У нас довольно мало критиков и надо найти своего критика, надо найти кого-то, кто совпадает с вами, кто порекомендовал вам одну, вторую, третью книжку и они вам понравились — тогда можно слушать дальнейшие рекомендации.

Вы знаете, так получилось, мы живем в такой культуре… Это такая особенность русской культуры в том, что для нас писать, говорить о прочитанном и обсуждать тексты свои и чужие — это какая-то, я бы сказала, форма высшей нервной деятельности. Для нас это намного больше, чем просто писать и просто говорить. Вокруг слова в нашей стране, так уж получилось, довольно долго концентрировалась гуща интеллектуально-духовной жизни людей, поколений. И поэтому учить писать, учить читать, учить понимать — это намного больше, чем учить читать и учить писать. Это в каком-то смысле учить быть другим, это подтолкнуть человека к тому, чтобы он изменился, чтобы в нем произошли перемены, чтобы он стал по-другому чувствовать, понимать и говорить. Знаете, большинство людей, которые приходят в школу «Хороший текст» сидят один на один со своими текстами и не знают кому показать, кому дать почитать. Они читают писателей, но у них нет способа с ними встретиться, поговорить, обсудить свои тексты. Это очень важно для многих найти учителя. Это вообще в жизни ужасно важно найти своего учителя. Вот учить писать тупо никакого смысла нет, а создать питательную среду, создать бульон, которым будут питаться молодые талантливые люди, мне кажется, это очень важно.

Не знаю, в чем считать. Знаете, процитирую известный мультфильм «В попугаях я значительно длиннее». Смотря в чем считать. Много, мало. Не знаю.

Если вы можете найти такого человека, который будет читать ваш текст до публикации, то я — за. Мне кажется, что это хорошая вещь.

Может, когда остынет и перестанет ярко переживать. Через неделю.

Вы задали прекрасный вопрос. Становишься энциклопедией. «Становишься» вы написали, не присоединяешь к себе энциклопедию, а становишься. Это значит, что вы это прочувствовали, вы это сделали частью себя, поэтому если так, то все получился, вы все правильно делаете.

Я не знаю, какой я писатель. Мне трудно об этом судить. Я ничего по этому поводу не чувствую. Я только знаю, что время от времени я впадаю в замысел и живу в нем, забыв обо всем остальном. Получают ли плохие писатели высокие гонорары? Я не плачу никому гонорары и не знаю.

Пытаться не воспринимать это как критику и похвалу, а попытаться вытащить важную для себя информацию.

Конечно, вот вы читаете свой текст и понимаете, что здесь вы сбились с ритма, здесь вы очень монотонно использовали синтаксические конструкции и они утомляют ухо. Кстати, я советую вам читать свой текст вслух, чтобы вы могли его услышать. Посмотрите, может быть у вас где-то затянуто описание, может, у вас слишком короткий или длинный диалог, посмотрите на него как на архитектуру, умейте отстраниться и увидеть его как фрагмент написанной реальности. Я не знаю понятно ли я объясняю, понятно ли я выражаюсь, но видеть свой текст — это видеть его глазами человека, который понимает в узелках. Представьте себе, что швея, которая прекрасно вышивает, смотрит на вышивку другой мастерицы, переворачивает и смотрит, какие сделаны узелки. Надо уметь увидеть узелки в своем тексте — все ли хорошо, все ли гладко.

Извините, я не дочитываю ваш вопрос потому, что есть еще масса книжек, особенно в Америке, как написать бестселлер, как написать гениальный роман. Если бы кто-нибудь по этим книгам мог написать бестселлер, гениальный роман! Если бы прочитав, как написать экшн, кто-нибудь мог написать экшн — это было бы бесценно. Но почему-то… Это как книжки о том, как стать миллионером, знаете? Получилось у кого-то стать миллионером, прочитав книжку?

Это великий дар мочь работать в соавторстве. Я считаю, что это прекрасно. Знаете, найти себе соавтора — это как найти себе родственную душу, близнеца, я не знаю. Я мечтала бы найти такого человека, но это, к сожалению, очень сложно.

Всем. Графоман не перетаскивает читателя в свой мир. Графоман не в состоянии написать текста, который читатель будет переживать как собственный опыт. Читатель будет скользить глазами по фразам и довольно скоро начнет грызть ногти и зевать. Графоман интересен сам себе в первую очередь, он любуется собой в тексте.

Я не знаю, как коротко на этот вопрос ответить. Нельзя врать, потому что читатель чувствует ложь, и он от вас отвернется — тратить время, чтобы еще какую-то ложь читать. Мне кажется, обидеть или оглушить — не важно, про это можно совершенно не думать. Есть такая точка зрения, что литература — это о том, что нельзя, это постоянное тестирование этической границы, я, честно говоря, так не думаю. Я не думаю, что тестирование этической границы — это задача искусства, но я в то же самое время не думаю, что нужно думать о том, чтобы не обидеть читателя. Есть о чем подумать писателю — не обязательно об этом.

Да, стоит.

Я больше всего на свете люблю читать дневники и документальную прозу. Мой любимый дневник, опубликованный издательством «НЛО», это книга Любови Шапориной. Всем рекомендую прочесть эти два тома, это просто потрясающее чтение.

Не знаю. Мне кажется, да. Мне кажется, реально, но, понимаете, все зависит от того, к какому типу писателей вы принадлежите. Бывают писатели, которые пишут очень мало, им не надо писать много для того, чтобы быть писателем. Для того чтобы быть писателем, настоящим, крупным — достаточно написать одну книгу, не надо двести. Если вы писатель такого типа, который может написать одну книгу — честь вам и хвала, вы войдете в историю этой одной книгой, но жить на это не сможете. Если вы сумасшедше продуктивный писатель, и вы нашли свою творческую вибрацию и можете писать много — я думаю, что все идет к тому, что жить на это можно. Сейчас очень много каких-то новшеств в книгоиздательском деле, есть много сервисов, в частности, RIdero, который позволяет самостоятельно издать свою книгу. Вообще, это очень важно, что издательство как институт, который определяет судьбу книги и писателя начинает размываться, это очень важно, что появляется достаточное количество инструментов для прямого контакта с читателем.

Нет, если вы в себе уверены — ничего не меняйте.

Нет, с моей точки зрения, чем у́же вы определяете жанр, чем четче вы в нем работаете — тем больше вы работаете на свой успех. Вы приучаете читателя к тому, что вы пишете детективы.

Да, должен. Автор должен знать, чем дело кончится, потому что он должен прожить историю, которую он пишет сам от начала до конца. Многие писатели говорят, что их ведет текст, что когда они пишут может возникнуть совершенно другой финал. Да, может. Это совершенно никак не противоречит тому, что автор знает, чем кончится. Он может знать и ошибаться, и его текст может кончиться по-другому, но знать он должен — нельзя, с моей точки зрения, плыть по волне текста куда кривая вывезет.

Это про любовь, что ли, романтический жанр? По-моему, он в расцвете. Женские романы лежат горами у метро и их покупают и читают.

Я бросаю. Странно было бы заставлять себя читать то, что тебе не интересно.