Научный материализм

Глава 6. Что есть реальность

Итак, для эффективного мышления нам обязательно потребуется надёжный оценочный критерий, с помощью которого мы сможем разделить образы внутри нашего сознания по способу их происхождения. Без него невозможно будет отчётливо понять, что относить к реальным сущностям, то есть таким, которые воспроизводят части действительного мира вне нашего сознания. Разумеется, это лишь начало начал, и для познания мира нам понадобится владение множеством понятий и мыслительных методов. Постепенно мы доберёмся до них, а пока давайте попытаемся достаточно эффективно определить, что считать реальными вещами и реальным миром, а также введём некоторые сопутствующие понятия, которые облегчат нам задачу.

Напоминаю, что наше мышление физически заключено в нашей голове и абстрактно — в нашем сознании. Мы не можем выйти своим мышлением за пределы сознания и напрямую воспринять бытие как оно есть, воочию убедившись при этом в наличии или отсутствии действительного мира, единого для всех живых существ. Как бы мы ни верили в действительный единый для всех внешний мир, нам придётся довольствоваться получаемыми от органов чувств ощущениями и образами, которые отпечатываются в нашем сознании. Мы не можем получить от мира, данного нам в ощущениях, нечто большее, поэтому наилучшее, что мы пока можем сделать — это привести в порядок наше мышление, разобраться с идеями, образами и категориями внутри нашего сознания, пренебрегая пока способом происхождения источников этой информации. Невнимательный читатель, который упустит это предупреждение, может вообразить, что я беру на себя смелость учреждать и отрицать некоторые действительные сущности и законы Вселенной. Постарайтесь избежать такой ошибки и запомнить, что я только пытаюсь создать эффективную систему мышления, которая упорядочит сознание и позволит успешно продвигаться в познании мира. Это можно делать по-разному, я лишь предложу здесь тот открытый мной способ, который показывает себя лучше других. Главное — всегда помнить при чтении, что все понятия, о которых пойдёт речь в этой главе, означают мыслительные категории, идеи и образы, а не действительные сущности.

Дело в том, что в нашем сознании изначально царит информационный хаос, и без специального обучения человеку трудно разобраться в нём и максимально грамотно направить возможности своего мышления на достижение персонального блага. Помимо снижения эффективности при решении задач, это также приводит к беспомощности индивидов по отношению к внешнему информационному воздействию. Например, когда кого-нибудь уговаривают решиться на опасную авантюру, часто агитатор дополняет свою речь выражениями вроде «это абсолютно реально»; в обсуждениях угрозы войны или таяния полярных льдов также можно услышать оценочное суждение «это — реальность!». Люди постоянно апеллируют к понятию реальности, как к чему-то, с чем обязательно следует считаться, значительность этого понятия закладывают в наше сознание с детства. Но при этом большинство людей не могут чётко описать, что такое реальность, что она собой являет и чем отличается от фантазии или чувств; люди, которые верят, например, в привидений, часто называют их реальными, но при этом не могут объяснить, согласно какому оценочному критерию земная твердь и привидения в равной степени являются реальными, а фантазии — нет.

Это приводит к тому, что люди плохо понимают друг друга и наблюдаемый ими мир. Когда они слышат о реальности чего-либо, они не понимают до конца, что это значит, но чувствуют на себе социальное давление и часто уступают, не имея интеллектуальной возможности понять, верный ли они сделали выбор. И это лишь единственный пример, а общая ситуация заключается в том, что у людей обычно полностью отсутствуют какие-либо твёрдые ориентиры в сознании, опираясь на которые они могли бы уверенно и продуктивно мыслить. Картина мира у большинства людей представляет собой хаотический набор кусочков разнообразной информации, которые часто противоречат друг другу, но при этом не отвергаются сознанием и бесконфликтно сосуществуют рядом, не подчиняясь никаким постоянным правилам. Поэтому нам необходимо заняться прикладной философией и определить, в какие категории помещать ту или иную информацию и как к ней относиться. Если достаточно ответственно подойти к такому разделению, в итоге должно получиться очень ясное сознание, подобное хозяйственному складу с множеством пронумерованных стендов и полок, на которых аккуратно разложены товары, и всё это грамотно описано в конторских книгах или в специальной компьютерной программе. Это совершенно необходимое состояние сознания, если мы хотим построить устойчивую и эффективную базовую модель мира, которая позволит легко дополнять её новой надёжной информацией. Именно к этому состоянию я попытаюсь помочь вам прийти.

Давайте для начала разделим в своём представлении действительный и реальный мир. Это материал критической важности, и от его правильного усвоения будет зависеть, получите ли вы вообще какую-либо пользу от этой книги. Материал этой главы относительно сложен, но если вы плохо разберётесь в нём, качественная картина мира останется недоступной для вас.

Понятия «реальный мир» и «действительный мир» различаются в моей системе знаний своим положением внутри сознания. Хотя оба эти понятия являются мыслительными категориями, но действительный мир означает нечто, существующее вне сознания, а реальный мир является здесь специальным понятием, которое задумано лишь как абстрактная модель внутри сознания, объединяющая все образы, о которых нам удастся надёжно заключить, что они являются проекциями действительных предметов, которые мы восприняли органами чувств из внешнего мира (каким образом мы будем это заключать — рассмотрим ниже). Итак, пора вводить определения.

Действительный мир — это исчерпывающая совокупность предметов, которые предположительно существуют вне сознания во всех формах, телесной или каких-либо иных, независимо от наличия или отсутствия наблюдателей и независимо от возможности живых существ когда-либо познать эти предметы.

Здесь изображены известные нам предметы, но в действительном мире могут также существовать предметы, которые мы не можем воспринять

Как я и предупредил, в данном случае мы имеем дело с понятием, которое, хоть и подразумевает нечто действительное, находящееся вне нашего сознания, само по себе является мыслительной категорией. Очень важно осмыслить это разделение, поэтому я повторю ещё раз: понятие «действительный мир» заключено в нашем сознании, его определение — аналогично, а объект, к которому обращена мысль при использовании этого понятия, находится вне сознания. При этом мы не можем воспринять действительный мир, как он есть, поэтому лишь отдалённо воображаем его, составляя его из разнообразных догадок, которым предстоит или не предстоит сбыться в будущем.

Я хотел бы добавить в определение, что предметы действительного мира воздействуют или могут воздействовать на наши органы чувств, создавая тем самым собственные проекции в нашем сознании, но этому мешает важное обстоятельство. На текущий момент у меня нет весомых оснований полагать, что если действительный мир существует, то он существует для людей либо ради людей, что его законы созданы в соответствии с интересами и устремлениями людей. В течение последних столетий подробные астрономические наблюдения доказали, что мир несоизмеримо огромен по сравнению с нашей планетой, и при этом не выявили никакой доказанной зависимости его бытия от отсутствия либо присутствия людей, а также от наблюдения либо ненаблюдения его людьми. Это подталкивает меня к заключению, что мир не является антропоцентричным, то есть в его основе не лежит связь всего сущего с людьми. И, коль таковой связи не было доказано, выходит, что в действительности вполне могут существовать какие-либо предметы, чья природа не позволяет им воздействовать на наши органы чувств и доступные нам научные приборы, и существование которых поэтому не может быть нами зарегистрировано, не вследствие малой силы или малого размера, а вследствие их нематериального естества. И в самом деле, если нет никаких явных признаков, что мир существует ради нас, то почему обязательно мы должны быть способны воспринимать все существующие предметы без исключения? Вполне допустимо, что наравне с материей могут существовать также принципиально иные по своему устройству предметы. Разумеется, если даже такие предметы имеют место в действительном мире, но при этом мы не можем их зарегистрировать, это означает, что мы с высокой вероятностью никогда не сможем узнать об их существовании, и потому подробно обсуждать такие предметы неактуально для нашей биологической задачи. Я лишь хочу сказать, что неверно будет однозначно указать в определении, что все предметы действительного мира обязательно воздействуют или могут воздействовать на наши органы чувств. Мы не можем знать этого определённо. По этой же причине я не стал утверждать в определении, что действительный мир представлен телесно. Некоторые его части могут таковыми не быть.

Я хотел бы исключить из этого определения слово «предположительно», но, как уже было сказано ранее, у нас нет совершенных методов познания, и наличие действительного мира вне нашего сознания мы не можем доказать совершенным способом и потому только предполагаем его.

Я хотел бы добавить в определение, из чего состоит действительный мир или хотя бы воспринимаемая нами его часть, но любая приведённая мной модель не будет иметь смысла. Любые описательные категории вроде объекта, процесса, явления или свойства являются лишь абстракциями нашего мышления, способами упорядочивать в сознании информацию. Когда мы мыслим об объекте «кусок сыра», мы представляем себе довольно грубую и примитивную геометрическую фигуру, которая имеет лишь отдалённое отношение к действительности. Наше представление о куске сыра не передаёт всю полноту и сложность мельчайших деталей внешней формы наблюдаемого объекта. Ровно так же, когда мы мыслим об объекте «собака», мы представляем себе границу этого объекта как относительно простую кривую поверхность, проходящую приблизительно вдоль шерсти, но мы никогда не учитываем всю полноту и многообразие волосков собачьей шерсти, которые во множестве случаев не достают до этой условной мыслимой нами поверхности и во множестве случаев выступают за неё. Стоит же этой собаке разинуть пасть, как мы сразу же включаем в своё представление о её внешних границах внутреннюю поверхность её пасти, но очень редко кому-либо придёт в голову учесть при этом глотку, уводящую границы плоти вглубь организма животного. Чаще всего этой деталью пренебрегают и мысленно проводят границу в основани раскрытой пасти собаки по воздуху, будто это лишь статуя собаки, и на месте глотки у неё находится плотная поверхность. На примерах с сыром и собакой я хочу показать, что мыслимые нами примитивные объекты, образы и явления не представлены в действительном мире. Действительность не знает привычных нам объектов, образов, явлений, свойств, величин и категорий. Действительный мир — это целостная и невероятно сложная среда, которая постоянно изменяется и части которой разнятся по своему качеству, воздействуют друг на друга и взаимно проникают друг в друга. Кроме того, когда мы мыслим категориями химических веществ, как, например, железо, серная кислота, оксид алюминия или этиловый спирт, это лишь наши субъективные обобщения свойств неких локальных сгустков материи, причём только тех свойств, которые мы способны распознать. Нам неведомо истинное устройство химических веществ — мы пока довольствуемся теорией, которая ушла гораздо дальше наших возможностей убедиться в верности её положений очевидным способом. Поэтому говорить о составе действительного мира языком наших поверхностных обобщений, которые к тому же охватывают лишь те свойства материи, которые нам известны и, вдобавок, упустить при этом вероятно существующие, но не воспринятые нами сущности — это фактически не добавить к модели действительного мира ничего полезного. На данном этапе нашего развития будет более уместным сконцентрироваться на совершенствовании модели реального мира.

Реальный мир — это значительно упрощённая модель действительного мира в сознании индивида, которая состоит из цельно воспринимаемых индивидом образов, обладающих признаком объективного существования, а также образов, сконструированных воображением индивида из воспринятых им частей, которые обладают тем же признаком.

Восприятие предметов действительного мира формирует в сознании соответствующие им упрощённые образы-проекции

Под «объективным существованием» подразумевается, что, разделяя образы внутри моего сознания по способу их происхождения, я буду делать это всегда в строгом соответствии с одним и тем же критерием, который был мной выбран как достаточно надёжный, чтобы отличать проекции частей действительного мира от плодов моего воображения и галлюцинаций. Этот критерий является ключевым в построении ясной непротиворечивой картины мира.

Надеюсь, вы отметили, что в предлагаемой мной системе мышления реальный мир — это вовсе не то же самое, что действительный мир. Это может породить некоторую путаницу в начале изучения, потому что в бытовых представлениях людей о таких вещах путаница уже давно существует. Многие материалисты применяют термины «реальность» и «реальный мир» как к множеству вещей, которые они субъективно осознают, так и к предполагаемому внешнему единому для всех миру — они не проводят разделения между этими разнородными понятиями. Точно так же они используют и термин «материя», как будто мыслимая нами модель и действительная сущность вне нашего сознания есть одно и то же. Такие неискушённые люди рассуждают таким образом, будто они могут воспринимать глазами не проекции предметов, а непосредственно сами предметы в их истинном виде. Я отвергаю такой подход как заведомо ущербный. Я считаю, что для эффективного познания мира каждый индивид должен постоянно помнить, что его мышление может обращаться только к примитивным и искажённым проекциям действительных сущностей, что эти проекции в любой момент могут таить в себе множество ошибок и дополняться ранее неоткрытыми свойствами и что в связи с этим имеющиеся в сознании индивида образы в любой момент могут изменять свою значимость для выполнения ОБЗЧ; полностью полагаться на них нельзя.

Таким образом, я намеренно ввёл терминологическое разделение действительного мира и его абстрактной модели в сознании. Поскольку я предлагаю вам перенять мою систему знаний, впредь я буду подразумевать, что такое разделение имеет место не только в моём, но и в вашем сознании. Когда я говорю «ваше сознание» или «наше сознание», я имею в виду множество сознаний разных индивидов в отдельности, а не гипотетическое единое для всех индивидов сознание. Итак, реальный мир — это множество внутри нашего сознания, которое включает в себя все образы, которые, согласно нашему предположению, являются отражениями тех частей действительного мира, которые мы способны воспринять; выделение этих образов происходит по признаку объективного существования. Эти образы имеют несоизмеримо более простую природу относительно действительности, мы определяем в них порядок и структуру с тех позиций, которые максимально удобны для нас при решении наших повседневных и глобальных задач. Таким образом, реальный мир, в отличие от предполагаемого действительного мира, являет собой не целостную внешнюю среду, а относительно простую мыслимую абстрактную систему внутри нашего сознания, разделённую на единичные образы с чёткими условными границами и конечными наборами свойств. Формирование такой системы является необходимой функцией нашего мозга, и именно возникновение такой системы позволило человеку властвовать над остальными биологическими видами, создавать себе еду в невиданных количествах и путешествовать в космосе. Если говорить совсем просто, реальный мир — это модель действительного мира в нашем сознании, которая разделена на понятные для нас части, с которыми мы умеем обращаться. Как бы ни была примитивна эта модель по сравнению с оригиналом, это лучшее, что способно сформировать наше мышление из информации, поступающей от органов чувств.

Дополнение, приведённое во второй части определения, необходимо, потому что далеко не все предметы мы способны воспринять целиком — некоторые из них слишком велики. Люди могут мыслить о длинном участке железной дороги и справедливо считать его реальным предметом, особенно когда проехали вдоль него и исследовали его весь по частям, но они никогда не увидели его целиком, и поэтому образ этого предмета в их сознании не может являться проекцией действительного предмета, которая была бы им передана органами чувств целиком. Вместо этого они мысленно сконструировали цельный образ предмета из изученных ими частей, что не мешает целому полученному в их сознании предмету быть реальным. То же относится и к нашей планете — подавляющее большинство людей считают её реальным предметом, хотя никогда не видели её целиком. Это мыслительная привычка, которая преобладает среди людей, потому что при взгляде на любой предмет вообще мы видим только одну его сторону, и, чтобы эффективно взаимодействовать с природой, мы научились автоматически домысливать воспринимаемые образы до более полных моделей предметов, причём научились это делать ранее, чем научились рассуждать. В определении реального мира отражено это свойство нашего мышления, чтобы в реальный мир вошло как можно больше предметов, которые мы интуитивно считаем реальными, а не только те, которые умещаются в поле зрения человека.

Наблюдаемый участок рельсового пути. Из таких участков в сознании складывается модель всего пути

Объективное существование — это состояние объекта или участка в сознании индивида, когда его бытие не обусловлено наличием других сущностей, а также выполняется условие, что, сколько бы разных людей его ни исследовали и сколько бы раз они его ни исследовали, результаты этих исследований одинаковы, с учётом погрешности измерения и при соблюдении чистоты эксперимента.

Поскольку это самый важный критерий для настройки нашего сознания на эффективный лад, непременно следует разъяснить его определение самым тщательным образом. Если вы не поймёте это определение, то нет смысла продолжать изучение изложенной здесь системы мышления. Его объяснение будет очень длинным и подробным, и во время ознакомления с ним вы не сможете удерживать исходное определение в памяти. Если вы хотите извлечь пользу из этой главы и понять важнейший краеугольный камень ясной научной картины мира, вам следует поместить в книгу в этом месте закладку или выписать это определение и обращаться к этой записи на протяжении всего объяснения. Если же вы этого не сделаете, шанс, что эта глава останется для вас бесполезной, стремится к 100%.

Итак, давайте сначала разберём, что есть объект и что есть участок.

Объект — это часть многообразия, протяжённого в одной или более мерностях, которая выделяется из него по некоторым признакам.

Участок — это часть объекта или многообразия, протяжённого в одной или более мерностях, которая не выделяется из него и обладает лишь условными границами, заданными субъектом мышления.

Земля естественным образом выделяется среди других предметов и мыслится как объект, при этом границы участка условны и задаются мыслителем, они не видны сторонним наблюдателям

Существенная разница между объектом и участком заключается в том, что объект чаще всего обладает явно выраженными границами и может быть одинаково надёжно распознан разными наблюдателями, участку же границы задаёт мыслящий субъект, и никто посторонний не имеет возможности определить эти границы и мыслить о том же участке, пока не получит необходимые сведения от первого субъекта. Но всё же об участке возможно мыслить, и возможно его изучать, не имея при этом различимых границ предмета изучения.

В этих определениях я хочу обратить ваше особое внимание на термин «многообразие», который многим может быть поначалу непонятен. Человеческий язык несовершенен и не содержит в себе подходящих слов на любой случай. В повседневном общении мы могли бы услышать, что объект выделяется из окружающего пространства, но «пространство» есть особенный важный термин, который имеет строгое определение, означает конкретную часть реального мира и не должен трактоваться двояко. Согласно положениям данной теории, пространство есть отдельный объект со специфическими свойствами, и другие объекты могут лишь отличаться от пространства, но не выделяться из него, поскольку не являются его частью. Поэтому употребить здесь это слово будет неуместно. Иногда можно также услышать: «объект — это часть мира», но при этом не вполне ясно, что такое мир. К тому же в геометрических построениях треугольник на плоскости традиционно принято считать объектом, а геометрическую плоскость вряд ли кто-то захочет называть миром. Также я ранее пробовал задать в определении, что объект — это часть какой-либо среды. Но понятие «среда» у большинства людей отождествляется с природой, причём обычно с той её частью, которая находится вокруг мыслимого объекта, представляющего собой закрытую систему и значительно отличающегося по свойствам от соседних участков. Это приводит к тому, что люди охотно употребляют слово «среда», рассуждая, например, о бытии камня или дерева, но неохотно используют его при описании, например, элементов изображения или частей конструкции. Также описание облаков и северного сияния может вызвать у многих людей затруднение при использовании слова «среда», ведь эти объекты только издали явно выделяются среди других частей бытия, а находясь внутри них, мы можем убедиться, что они по большей части состоят из того же материала, что и окружающая среда, и поэтому для интуитивного представления многих людей они будут являться частями среды. Среди этой путаницы на помощь пришёл математический термин «многообразие», который используется в топологии и означает лишь «множество образов». Это значительно упрощает объяснение. Если что-то выделяется среди других образов по некоторым признакам — это объект. Если что-то не выделяется среди других образов, но при этом известны условно заданные неким субъектом замкнутые границы, то внутреннее или внешнее содержание этих границ — участок.

Почему же многообразие обязательно должно иметь протяжённость в одной или более мерностях? Дело в том, что любой образ, не имеющий протяжённости, является абстрактной точкой без размеров, и внутри этой точки никакие отдельные части выделяться не могут. Следовательно, такой объект является неделимым и не может содержать множества образов. Тогда зачем я упомянул в определениях протяжённость, коль это неотъемлемая черта многообразия? Я лишь уточнил, что количество мерностей может быть любое, от одного до бесконечности.

Важно понимать, что объект и участок являются исключительно мыслительными категориями. В действительном мире нет отдельно взятых объектов и тем более участков, потому что даже понятие «отдельно» существует только в нашем сознании. Как было сказано в примере с собакой, действительность слишком сложна для нашего понимания, и при всём желании мы не сможем совершенно точно представить какую-либо её часть. Кроме того, от материальных тел постоянно исходят волны различного свойства, к ним добавляются и от них отделяются частицы в большом количестве, они постоянно колеблются, меняя свои формы. При самом тщательном изучении нельзя будет определить, какова точная граница части действительного мира, которую мы воспринимаем как материальное тело. Действительность лишена таких формальностей, как разделение на чёткие границы и на отдельные объекты. Только внутри нашего сознания мы придаём миру такую структуру.

Также обязательно следует отметить, что объект и участок в предлагаемой мной системе не существуют исключительно в реальном мире. Воображение, или мир вымышленных абстракций, также включает в себя эти понятия. Например, прямоугольник — это вымышленная фигура, которая не имеет выражения в действительности, хотя бы потому, что по своей задумке имеет нулевую толщину сторон, и которая не относится к реальному миру, потому что фигура вообще изначально есть идея. Если попытаться изобразить прямоугольник на школьной доске, мы получим большое количество молекул карбоната кальция, приставших к поверхности доски в виде некоего рисунка, где каждая линия имеет ненулевые ширину и толщину, не имеет чётких границ и не является совершенно прямой; углы в этом рисунке также не будут совершенно одинаковыми. Таким образом, проекция даже очень аккуратно выполненного такого рисунка не будет являться настоящим прямоугольником в реальном мире нашего сознания, а будет лишь объектом, который приблизительно напоминает его. При этом прямоугольник является частью воображаемого двухмерного многообразия и очевидным образом выделяется из него, то есть прямоугольник соответствует определению объекта и, следовательно, является объектом. Другим примером может послужить бобовый стебель из известной сказки, который также был вымышлен, но, тем не менее, присутствует в сознании множества людей, выделяется среди воображаемого ими двухмерного или трёхмерного многообразия и потому является объектом. Если же в любом воображаемом многообразии условно задать некоторую область, не проводя явно её границы, то это будет участком, в соответствии с определением участка.

Согласно моему опыту, не всем очевидно, почему в определении объективного существования нужно учитывать участки, если реальный мир по определению состоит из объектов. Дело в том, что предметом исследования могут быть не только объекты, но и любые участки, без обозначения, какому объекту они принадлежат. То, что реальный мир состоит из объектов, не мешает критерию «объективное существование» быть применимым также и для участков. Поэтому описывая данный критерий сам по себе, следует полностью указать область его применения. К тому же изучение реального мира необязательно должно происходить посредством изучения только лишь целых объектов — познание его участками также приносит пользу.

Напоследок я хотел бы также пояснить, что, говоря о мерностях, я подразумеваю традиционный геометрический подход к построению системы координат, в котором количество мерностей равно максимальному возможному количеству перпендикулярных друг другу прямых, которые можно построить в данном многообразии. Если, например, я говорю, что многообразие имеет протяжённость в двух мерностях, я имею в виду, что в нём возможно построить только две перпендикулярные прямые и каждый объект или участок в этом многообразии будет иметь только две размерные характеристики, выражаемые размерами его проекций на эти две прямые. Эти размеры часто называют шириной и длиной, а само двухмерное многообразие — плоскостью.

Итак, когда я говорю, что объективное существование — это состояние объекта или участка, я имею в виду, что предметом мышления в данном случае является некая часть многообразия, которая либо выделяется из неё по некоторым признакам, либо условно задана неким субъектом. Многообразием же в данном случае является наше сознание. Напоминаю снова, что под словами «объект» и «участок» по-прежнему подразумеваются не действительные предметы вне нашего сознания, а образы внутри сознания.

Состояние — это временный отличительный признак объекта или участка.

Приводя здесь определения терминов, я не имею в виду, что эти термины всегда имели такое значение и что их всегда следует понимать только так. Я лишь поясняю, что я имею в виду, когда употребляю здесь то или иное слово. Возможно, эта система терминов будет в дальнейшем изменена, если будет найдена более оптимальная версия. Как и прежде, я стараюсь вкладывать в определения смысл, максимально близкий к тому, который интуитивно подразумевает большинство людей. И что касается термина «состояние», мои наблюдения привели меня к заключению, что люди обычно отличают его от свойства тем, что оно не является определяющим признаком объекта или участка, в то время как свойство — является. Иными словами, к свойствам люди относят те признаки, которые являются неотъемлемой частью бытия изучаемой сущности, а к состояниям — признаки, которые в данный момент проявились из-за воздействия сторонних факторов или сиюминутного поведения самой сущности. К примеру, если речь идёт о табурете, наблюдатель может перечислить в качестве его свойств, что у него есть четыре ножки, что он деревянный и что на его сиденье имеется пятно от лака. Если же этот табурет запылился, то наличие пыли на нём не принято записывать в свойства этого табурета вообще — его подразумевают как временный признак, который вскоре может быть устранён. Если обсуждается птица, то наблюдатель назовёт среди её свойств наличие у неё перьев, крыльев, двух лап и клюва, но не укажет сиюминутно разведённые в стороны крылья как свойство этой птицы, а скорее назовёт это её текущим состоянием. Разумеется, это лишь некое усреднение проведённых мной наблюдений, которое не может быть верным во всех случаях, ведь люди мыслят очень по-разному. Кроме того, подробные исследования показывают, что разделение на свойства и состояния имеет условный характер и зависит от периода наблюдения. Если один и тот же автомобиль показывается в ремонтной мастерской, имея всегда один и тот же зелёный цвет, но при этом его покрышки имеют разную степень изношенности в каждом случае, то автомеханики почти всегда считают его зелёным автомобилем, относя цвет к постоянным признакам этого предмета. При этом они считают, что он бывает с разными временными признаками — с изношенными и неизношенными покрышками. Если же автомобиль постоянно перекрашивать и он будет приезжать в автомастерскую, каждый раз имея разный цвет, то работники, скорее всего, будут идентифицировать его по внешней форме и номерному знаку, справедливо считая эти признаки постоянными, при этом цвет автомобиля они будут считать временным признаком: сегодня он один, а завтра другой. Аналогично, если кто-то из ваших знакомых будет постоянно то набирать вес, то худеть, в любой конкретный момент форма его тела будет являться для вас временным признаком, а не постоянным, и вы скорее посчитаете её состоянием, чем свойством. Как вы можете понять, при изменении периода наблюдения, свойство может перейти в состояние и наоборот. Чтобы настроить мышление на эффективный лад, нам придётся мириться с подобными условностями и воспринимать их как неизбежное, а также постоянно прибегать к уточнениям при описании различных моделей, указывая, например, период наблюдения за объектом. Но, тем не менее, разделение признаков на свойства и состояния помогает лучше понять их поведение и более точно передавать информацию.

В связи с этим особое внимание следует уделить объекту применения термина «объективное существование». Если бы мы были способны однозначно выделять действительные предметы в процессе восприятия, то не могло бы быть и речи о различных состояниях истинности их бытия — если предмет действителен, он не может стать кажущимся, и его действительная природа являлась бы свойством, то есть постоянным признаком. Но поскольку мы не можем воспринять и осознать действительные предметы, как они есть, объектами мышления являются лишь образы в нашем сознании. Насчёт этих образов мы часто ошибаемся, и поэтому именно для этих образов придуман специальный оценочный критерий, при помощи которого у них выделяется признак «объективное существование» и который с обоснованной осторожностью присваивается им временно. Таким образом, неверно мыслить, что объективно существуют действительные предметы вне нашего сознания, в то время как внутри сознания предметы существуют абстрактно или как-то иначе. Верно мыслить, что все наши представления о мире есть одна большая абстракция, и среди мыслимых нами отдельных образов мы при помощи специального метода находим такие, которые обладают признаком объективного существования; о них мы предполагаем, что они являются проекциями действительных предметов. Допустима упрощённая формулировка, что некоторые предметы существуют объективно, но всегда нужно помнить, что речь идёт об образах в сознании, а не о действительных предметах.

Нужно уметь определять, какие из образов в сознании реальны, то есть являются проекциями действительных предметов

Свойство — это постоянный отличительный признак объекта или участка.

Есть ещё одна проблема разделения признаков на свойства и состояния — накопленный опыт. Я намеренно не вставил в определения строгую зависимость этого разделения от периода наблюдения, потому что иногда случается, что признак сохраняется во время всего периода наблюдения объекта, и всё же его считают временным, то есть относят к состоянию, потому что имеется опыт наблюдения этого объекта в прошлом и опыт наблюдения других предметов, который указывает на то, что этот признак всё же имеет временный характер. Предположим, вы приехали в другой город и встретили человека с высокой температурой. Вы видите этого человека впервые, одинаковая высокая температура сохраняется у него на протяжении всего времени, что вы находитесь рядом. При этом за прежние годы своей жизни вы многократно убедились, что такой признак почти всегда довольно скоро проходит и он не сопутствует никому из людей на постоянной основе. Поэтому вы заключите, что повышенная температура является для этого человека именно состоянием, то есть временным признаком, а не свойством. Накопленный опыт постоянно мешает нам судить о предметах, основываясь только на текущем наблюдении. Чаще всего это только к лучшему, но это вносит путаницу в разделение признаков на состояния и свойства. Всякий раз приходится разбирать, что считать временным, а что постоянным. Даже предположения о будущем времени могут влиять на это. Например, если на незнакомом пляже вы увидите морские волны определённого цвета, вы можете посчитать, что это свойство здешних вод, то есть их постоянный признак. Но если вам сообщат, что этот цвет является следствием аварийного выброса химических веществ в воду неподалёку, вы немедленно станете ожидать, что в ближайшем будущем данный цвет сменится другим, и посчитаете его временным признаком, то есть состоянием. Итак, несмотря на все эти сложности, традиционно состояние подразумевает более мимолётный, непостоянный признак предмета, чем свойство, и я закрепил это в определениях.

Что касается участков, следует отметить, что обычно они не обладают отличительными признаками, которые были бы присущи всей их протяжённости и при этом не проявлялись вне её, ибо по определению участок не имеет признаков, которые выделяют его из многообразия, в котором он находится. Тем не менее, возможны случаи, когда для некоторых признаков это всё же будет выполняться. Например, если на синей ткани нарисован оранжевый круг, то чаще всего наблюдатели посчитают этот круг отдельным объектом только в том случае, если говорят об изображении на ткани. Если же предметом обсуждения будет являться ткань как материальный предмет, то часть этого куска ткани, на которой изображён круг, не будет принята наблюдателями за отдельный самостоятельный объект и будет названа участком оранжевого цвета. Этот признак может быть постоянным для данного участка, а может быть временным, если краска позднее сойдёт или круг будет перекрашен. Можно придумать и другие временные и постоянные признаки, которые будут присущи некоторому участку ткани и только ему, при этом не превращая его в объект в глазах наблюдателя.

На определение, что есть отличительный признак некоторого участка, также влияют мыслительные шаблоны, именуемые стереотипами. Например, если мы будем мыслить об участке зеркала, нам придётся признать, что его свойство отражать окружающие объекты никак не отличает его от прилегающей к нему соседней поверхности зеркала. Но большинство людей в ответ на просьбу описать свойства этого участка назовут его способность зеркально отражать предметы, ибо известно, что таким свойством обладают далеко не все объекты и участки и люди привыкли выделять в зеркальной поверхности в первую очередь именно этот признак. Чтобы избежать таких недоразумений в важных дискуссиях, следует при определении отличительного признака отчётливо представлять, что от чего требуется отличить. Если попросить тех же людей назвать признаки, отличающие участок зеркала от прилегающей к нему соседней зеркальной поверхности, большинство из них уже не назовут его способность отражать предметы.

Теперь давайте разберём, что означает «его бытие не обусловлено наличием других сущностей». Это важное дополнение, которое было введено в определение объективного существования, чтобы исключить из множества реальных предметов те образы, которые в силу особенностей нашего восприятия кажутся нам постоянными независимыми сущностями наравне со всеми другими наблюдаемыми предметами, но на самом деле не являются таковыми. К ним можно отнести тень, изображение, в том числе голографическое, визуально различимый световой луч в атмосфере и другие подобные явления. Без требования к самостоятельности существования объекта или участка возникает досадное затруднение при построении картины мира. Дело в том, что тень от предмета является вполне различимой частью многообразия и по определению является объектом; тень от предмета может быть подвержена перекрёстным исследованиям сколь угодно большим количеством исследователей, и эти исследования будут давать одинаковые результаты; таким образом, согласно второй части определения объективного существования, тень существовала бы объективно. Казалось бы, с этим нет никаких проблем, ибо тень не является внешней иллюзией, подобно миражу, или внутренней галлюцинацией воспринимающего субъекта, подобно видениям; тень регистрируется научными приборами и действительно является особым объектом реальной среды. Но если зачислить тень в реальные объекты, то в простой модели, где есть стол, стоящая на нём чашка и тень от чашки, падающая на стол, будет насчитываться три реальных объекта: стол, чашка и тень от чашки. При этом довольно легко заметить существенное различие в особенностях бытия этих объектов: если из модели убрать стол и тень, останется чашка; если убрать тень и чашку, останется стол; но если убрать стол и чашку либо только чашку, то в модели не будет тени, ибо не будет продуцирующего её предмета. Тень не существует самостоятельно, она неизбежно прикреплена к некоему плотному предмету, который способен частично или полностью отражать и поглощать свет; тень повсюду следует за предметом, пока источник света находится с одной стороны от предмета, и исчезает полностью, когда свет исходит со всех сторон от предмета; тень сколь угодно быстро меняет свои размер, форму, яркость и направление относительно продуцирующего её предмета, в зависимости от поведения источников света. Следовательно, хотя тень и является вполне различимым физическим явлением, она не является в той же мере реальным объектом, как предметы, которые её отбрасывают и на которых она отпечатывается.

Хотя множество исследователей видят тень одинаково, она не является реальным предметом как чашка и стол, а является лишь участком с меньшим количеством света

Сказанное выше в равной степени относится к изображению. Если наблюдатель посмотрит на картину, то воспримет глазами свет, отражённый от использованных в картине красящих веществ. При этом сознание наблюдателя может чётко распознать на холсте некий дополнительный образ либо множество образов, например человека, стоящего в полный рост. Подобное же будет происходить, если наблюдатель посмотрит на светодиодный экран. При этом если из упомянутых моделей исключить холст, краски и светодиоды соответственно, то воспринимаемый образ человека исчезнет в обоих случаях. Кроме того, если краски расположить на холсте в другом порядке, а светодиоды засветить в другом порядке, то холст, краски и светодиоды всё ещё будут присутствовать в данных моделях, но образ человека также исчезнет. Это позволяет сделать вывод, что изображение, как и тень, не существует самостоятельно, оно не является столь же реальным объектом, как его носители — холст, краски, светодиоды, а в других случаях бумага, камень, керамика, дерево и многие другие материалы.

Видимый объёмный световой луч в атмосфере или некотором газе вызывает больше сложностей. Он ещё более похож на реальный предмет, потому что кроме визуально различимых очертаний имеет также протяжённость в трёх мерностях или, выражаясь повседневным языком, имеет объём. В то же время такой луч не является вполне тем, что мы видим. Поток фотонов, проходя в стороне от наших глаз, не может быть замечен нами сам по себе, ибо для наблюдения предметов необходимо, чтобы фотоны прилетали от предметов в наши глаза, а не пролетали мимо. Мы видим луч в атмосфере, потому что молекулы воздуха рассеивают проходящий через них световой поток и перенаправляют часть его во все стороны. Именно эта незначительная часть попадает нам в глаза, в то время как в продольном направлении луча переносится во много раз больше света. Если убрать из наблюдаемой картины воздух, мы не увидим прежнюю светящуюся область; то же самое произойдёт, если мы уберём поток фотонов. Следовательно, видимая в атмосфере светящаяся область, которую мы называем лучом, не существует самостоятельно — это просто видимое глазу физическое явление, бытие которого обусловлено наличием воздуха и потока фотонов. Зато сам поток фотонов присутствует в этом месте, он существует без воздуха, регистрируется приборами, и его границы совпадают с границами визуально наблюдаемого луча. Таким образом, когда мы наблюдаем со стороны луч света в атмосфере, в этой области действительно находится реальный предмет, но он невидим для наших глаз со стороны, а то, что мы видим, является лишь изображением, но не объективно существующим предметом. Поскольку это непростое явление, интуитивное восприятие светового луча разными людьми может отличаться — кому-то всё-таки удобнее считать его объективно существующим, но самое главное — это понимать истинное устройство этой модели; названия менее важны.

В комнате без воздуха световой луч между окном и полом не виден, хотя на самом деле он есть

В завершение обсуждения визуально наблюдаемых объектов, не относящихся здесь к реальным, стоит также упомянуть такие явления, как мираж и радуга. С ними дело обстоит проще: они не проходят проверку критерием объективности существования, потому что наблюдатели, находящиеся в разных координатах, не получат одинаковые результаты исследования. Эти явления будут видны каждому такому наблюдателю по-разному относительно окружающих объектов. Соответственно, к ним можно, но необязательно применять критерий обусловленности их бытия другими предметами при оценке их реальности; они не являются реальными и без этого. Вы также можете сами поразмышлять о различных предметах и явлениях, проверить их на объективное существование и убедиться, что этот критерий довольно эффективно разделяет образы в сознании на важные и второстепенные, на реальные и кажущиеся.

Когда я говорю, что объективное существование — это такое состояние объекта или участка, «когда его бытие не обусловлено наличием других сущностей», я имею в виду, что устранение из многообразия любых предметов не приводит к исчезновению исследуемого предмета.

Когда я говорю, что объективное существование — это такое состояние объекта или участка, «когда выполняется условие…», я имею в виду, что, желая выделить среди образов в моём сознании те, которые имеют реальное происхождение, то есть предположительно вызваны воздействием действительного мира на мои органы чувств, я присваиваю им ярлык «объективно существующие» только в том случае, если выполняется некоторое описанное мной в дальнейшем необходимое условие, и только пока выполняется это условие. Стоит этому условию перестать выполняться, как образ тут же лишается статуса объективно существующего. Таков мой выбор, таков мой подход к формированию эффективной системы мышления. И в самом деле, когда мы изучаем часть действительного телесно представленного единого для всех мира, вполне закономерно, что как минимум некоторый его базовый признак, его принципиальное существо будет проявляться неизменно всегда. Если же мыслимый нами предмет вдруг утратит этот базовый признак, то разумно будет предположить, что он скорее является плодом галлюцинации, и исключить его в нашем сознании из модели «реальный мир», куда мы относим упрощённые отпечатки частей действительного мира.

Здесь следует снова вспомнить, что мы не обладаем совершенными методами познания. Наши органы чувств постоянно подводят нас, и мозг тоже. Я помню, как сам много лет назад принял однажды живую девушку у входа в магазин за картонный рекламный человеческий силуэт с нанесённым на него фотографическим изображением. Как бы мы ни старались, часть предметов, которые сейчас кажутся нам реальными, спустя некоторое время не окажутся таковыми. Мы не можем полностью исключить такие ошибки, поэтому невозможно за один или несколько приёмов навсегда точно установить, что какой-либо предмет реален, то есть является отпечатком части действительного мира в нашем сознании. В любой момент может обнаружиться, что какой-то из образов мы считали реальным вследствие заблуждения. Следовательно, при попытках настроить своё мышление на максимально эффективный лад я попросту был вынужден выбрать такой метод мышления, когда реальным считается то, что постоянно соответствует определённому условию, а не то, что соответствовало ему лишь однажды или несколько раз в прошлом. Ещё раз: чтобы принимать объект или участок за реально существующий, упомянутое условие касательно результатов его исследований не должно выполниться один или несколько раз, а должно выполняться постоянно; объект или участок в этой системе знаний считается объективно существующим только в тот период, когда это условие выполняется. Если вам известен совершенный метод определения реальных объектов, который позволит за конечное число исследований безошибочно и навсегда определить отношение любого объекта в мире, данном нам в ощущениях, к действительному миру, поспешите поделиться этим методом с человечеством — скорее всего, вы произведёте сенсацию в научном сообществе. Мне такой метод неизвестен, поэтому я всегда подразумеваю, что предмет, который наблюдался множеством исследователей одинаково, в следующую минуту или следующим исследователем всегда может быть воспринят иначе или не обнаружен вовсе.

Необходимо обращаться к сторонним наблюдателям, чтобы лучше убедиться, что образ в вашем сознании реален

Именно поэтому я говорю, что объективное существование — это состояние объекта или участка, то есть непостоянный отличительный признак, который может в любой момент исчезнуть. При этом есть различие в том, как ведут себя две части этого определения, ведь обусловленность бытия какого-либо наблюдаемого предмета наличием других предметов в модели вряд ли бывает переменчивой. В самом деле, в нашем опыте не встречается, чтобы существование тени сначала было обусловлено наличием предмета, который эту тень отбрасывает, а спустя некоторое время тень существовала сама по себе и наоборот. То же самое будет справедливо сказать и об изображении. Поэтому такая обусловленность скорее является постоянным признаком предмета, а не временным. Но если рассматривать объективное существование как единый сложный признак, то вторая его составляющая — совпадение результатов исследований предмета разными людьми — является изменчивой, и потому весь признак в совокупности является потенциально непостоянным в каждом конкретном случае. Таким образом, несмотря на стабильную первую часть определения, объективное существование — это всё же состояние.

Исследование — это процесс выделения абстракций из чувственного опыта, получаемого при наблюдении или взаимодействии субъекта с некоторой частью многообразия либо при наблюдении результатов экспериментов в отношении неё, и построения модели изучаемого предмета внутри сознания субъекта.

В первую очередь для проведения исследования предмет должен быть явлен в настоящем времени. Оценка предмета в прошедшем и будущем временах на объективность его существования невозможна, ибо мы не можем пригласить в прошлое или будущее исследователей и спросить у них результаты их исследований, равно как и не можем попасть туда сами. При этом следует понимать, что исследование, передача и изучение его результатов всегда занимают ненулевое время, и поэтому, если даже предмет явлен в настоящем времени, и исследователи одновременно приступили к его изучению, мы в итоге получим результаты, которые соответствуют состоянию изучаемого предмета некоторое время назад, пусть и небольшое. Это похоже на парадокс — невозможно оценивать предмет в прошлом, но сравнение результатов исследований даёт оценку предмета в прошлом. На самом деле различие состоит в том, что, если исследовать предмет в прошлом или будущем, исследовательские действия будут направлены не на сам предмет, а на сохранённую информацию о нём либо воображаемую модель предмета в будущем. Если же исследовать предмет в настоящем времени, все действия будут применены к самому предмету, и поэтому неважно, что результаты исследований появятся с задержкой, нужно просто привыкнуть, что это всегда так.

Также важно хорошо удерживать в сознании предмет исследования, чтобы не запутаться. Если археолог нашёл доисторическую кость, то эта кость, существовавшая когда-то в далёком прошлом, сохранила своё бытие и сейчас, пусть даже изменив ряд свойств. Её могут изучить множество исследователей и заключить, что она является реальной и относится к реальному миру. Если же археолог нашёл только отпечаток кости в застывшей глине, то, по всей видимости, это означает, что некая кость существовала ранее, но затем разрушилась либо была перемещена и безвестно пропала. Неверно говорить, что, исследуя данный отпечаток, мы исследуем кость. Мы сможем наблюдать и изучать лишь глину, сама же кость нам не явлена. Очень важно осознать это и честно себе признаться, что, сколько бы мы ни мыслили о кости, перед нашими глазами находится глина, и, трогая след от кости, мы трогаем глину; возможно, когда-то здесь существовал интересующий нас реальный предмет, но в настоящем времени его нет. Прошлый опыт, который мы пережили собственными чувствами и закрепили у себя в памяти, есть воспоминания, представления о будущем суть догадки, грёзы, здесь же нам приходится иметь дело с предполагаемым объектом, которого нет даже в нашей памяти. Он не существует объективно и не является реальным. Допустимо говорить, что ранее, вероятно, в действительном мире существовал некий предмет, о котором разные наблюдатели могли получить одинаковые результаты исследований и могли справедливо отнести его к реальным, допустимо также предполагать нечто подобное о будущем времени, но неверно говорить, что некий предмет, не явленный в настоящем времени, возможно исследовать и что он реален — в конце концов, существует более одного способа получить некий специфический след в глине. Таким образом, хотя по отпечатку можно судить о предположительном породившем его объекте, как по наличию воды на поверхности Земли можно судить о наличии источника тепла, который поддерживает её в жидком состоянии среди холодного космоса, тем не менее, нельзя говорить, что этот предположительный объект существует или существовал объективно. Вместо этого требуется осмыслить, что знание о кости по её отпечатку и о наличии источника тепла по разнице температур добывается путём совершения умозаключений, которые суть нечто совершенно иное, нежели наблюдение или другое исследование при помощи органов чувств. Необходимо тщательно искоренять домыслы из своих суждений и уметь ясно определять, какой именно объект в данный момент исследуется, от какого предмета приходит информация органам чувств, и не путать исследование предмета с умозаключениями о связанных с ним предметах.

Когда я говорю, что объективное существование — это состояние объекта или участка, когда выполняется условие, что «сколько бы разных людей его ни исследовали…», я имею в виду, что для выяснения, имеет образ реальное происхождение или является плодом воображения или галлюцинации, требуется, чтобы люди собирали чувственный опыт об этом образе, выделяли среди него такие абстракции, как свойства, состояния, величины и удерживали их в своём сознании, собирая в единую модель. Например, предметом моего исследования может являться воздух в моей комнате. Я могу пытаться схватить его рукой, подбрасывать в нём мяч, пристально всматриваться в него, взмахивать плетью, пускать струи пара. Если я запоминаю пережитый мной опыт достаточно ясно, чтобы можно было пользоваться этой информацией в будущем, и совмещаю его в единое представление о воздухе, это будет исследованием. Исследование является основой разделения образов на реальные и нереальные, а значит, и основой грамотного мышления.

Исследование не обязательно подразумевает взаимодействие исследователя с объектом или участком. Наше мышление позволяет нам выделять и регистрировать тишину, полную темноту, а также отсутствие каких-либо других ощущений. Это также является полезным опытом, потому что помогает выстроить полноценное представление о мире и выработать эффективные стратегии поведения. При этом взаимодействия исследующего субъекта с предметами в этих случаях не происходит. Также нужно понимать, что даже при наблюдении предметов невооружённым глазом мы всё же не взаимодействуем с самими этими предметами, а только улавливаем глазами прилетающие от них фотоны света. Таким образом, приходится принять, что получение полезной информации может происходить не только через прямое взаимодействие с предметом, но и опосредованно. В этом смысле наблюдение результатов эксперимента через объектив микроскопа не отличается принципиально от простого взгляда на предмет — в обоих случаях информация передаётся опосредованно, и разница только в сложности механизма её передачи. Принципиальная разница возникает в том случае, когда специальное оборудование не только передаёт, но и обрабатывает информацию особым образом, а затем подаёт результат на экран в произвольном заданном виде. Исследователь в таком случае получает качественно иную информацию о предмете, чем он смог бы получить органами чувств — вместо целостного образа предмета он наблюдает абстрактное описание отдельных его свойств или состояний. Это всё ещё верно будет назвать исследованием, но оно помогает собрать лишь избирательное представление о предмете, часто проясняя некие важные неочевидные его свойства, но при этом давая исследователю очень мало информации для воспроизведения в сознании образа этого предмета целиком. При такой искажённой подаче информации об исследуемом предмете нужно быть внимательным и осторожным — в случае выдачи на экран ошибочной информации, часто ошибку нельзя мгновенно выявить простым наблюдением, и она легко может остаться незамеченной.

Наблюдение результатов эксперимента, проведённого по отношению к предмету, также принято считать исследованием. Одно лишь улавливание фотонов, исходящих от предмета, не может дать представление о большинстве даже самых основных его свойств. Предмет можно нагревать и охлаждать, сжимать и растягивать, дробить на части, пропускать через него электрический ток, поджигать, заставлять его вибрировать, смешивать его с разными химическими веществами, облучать его электромагнитными волнами различного качества. При проведении таких процедур мы не взаимодействуем с предметом сами и не наблюдаем просто сам предмет, но, тем не менее, узнаём, как он и подобные ему предметы будут вести себя в будущем в разных условиях. Понимание этого принципа позволяет решить затруднение с исследованием пространства, которое возникает у некоторых мыслителей. Если считать исследованием только наблюдение предмета и взаимодействие с ним, тогда пространство, которое по сути являет собой пустоту, невозможно было бы исследовать — свет от пустоты не исходит, что не позволяет наблюдать её в традиционном смысле, и взаимодействовать с ней также нельзя. Подробнее о пространстве мы поговорим позднее.

Когда я говорю «…сколько бы разных людей его ни исследовали…», я имею в виду, что в моём методе для определения способа происхождения мыслимого субъектом образа одного наблюдателя недостаточно и требуется количество исследователей от двух до бесконечности, включая самого этого субъекта. Для определения реальных предметов это самый важный критерий вообще. Поскольку наши органы чувств довольно часто подводят нас, для одинокого исследователя довольно велик риск получить искажённую информацию извне и неверно представить себе действительность даже в самых базовых, очевидных её проявлениях. Но всё же даже при небольших возможностях нашего мышления мы способны выделять немалое количество признаков у наблюдаемых предметов. Если сторонний наблюдатель попробует изучить тот же предмет, что и мы, он также рискует получить искажённые данные, но почти всегда это искажение не будет затрагивать в точности те же признаки, которые неверно передались нам, и в той же мере, как они искажены у нас. В подавляющем большинстве случаев картина искажений у стороннего наблюдателя будет отличаться от нашей, и практически невероятно, чтобы у двух разных людей имели место две совершенно одинаковые подробные галлюцинации, которые казались бы им обоим одним и тем же реальным предметом. В то время как одинокий исследователь может неверно оценивать новый полученный опыт, принимая его полностью за информацию, полученную извне, когда она таковой не является, и не знать о проблеме неограниченно долго, наличие дополнительных исследователей позволит сразу же выяснить, что на самом деле эта информация имеет место в сознании не всех наблюдателей, а только одного или нескольких. Вполне очевидно, что эта информация не должна приниматься за такую, которая исходит от действительного объекта вне нашего сознания. Если источником является действительный объект, его должны воспринимать все без исключения наблюдатели, причём воспринимать приблизительно одинаково.

К сожалению, при исследовании одного и того же предмета множеством наблюдателей встречается проблема, которую я называю проблемой специальных условий. Случается так, что исследование некоторого объекта сопряжено с высоким уровнем технической сложности и наблюдатели не имеют возможности изучить предмет с разных сторон и разными методами, будь то отдалённое небесное тело или микрочастица в лаборатории. Также в некоторых случаях, как, например, при постановке циркового фокуса, имеют место направленные действия с целью обмануть наблюдателей, с применением качественных технических средств и при высоком уровне организации действий. В таких ситуациях наличие множества наблюдателей часто не помогает надёжно определить объективность существования предмета. Именно поэтому, хоть два наблюдателя изучат какой-либо предмет, хоть пятьдесят, хоть сто тысяч, всегда может оказаться, что имела место проблема специальных условий и полученный наблюдателями образ не вызван действительной сущностью, а является иллюзией, либо свойства и поведение этой действительной сущности были переданы всем наблюдателям неверно.

И всё же не следует считать, что растущее количество наблюдателей имеет мало значения для надёжности исследования. Чем меньше наблюдателей, тем статистически чаще они столкнутся с проблемой специальных условий. Дело в том, что какие-нибудь особенные обстоятельства гораздо проще создать для малой группы людей, чем для большой, равно как и в естественных условиях такие обстоятельства скорее могут остаться необнаруженными в случае малой группы исследователей, чем большой. Например, довольно заурядна ситуация, когда двое или трое человек случайно отравятся химическим веществом, воздействующим на восприятие, и могут испытывать сходные галлюцинации. Дождаться же, что подобное произойдёт одновременно с населением целого города, гораздо сложнее. Поэтому для исследования ценен каждый новый наблюдатель, сравнивающий результаты своего исследования с результатами группы. В целом следует представлять это так:

двое наблюдателей показывают надёжность результатов исследования несоизмеримо выше по сравнению с одним наблюдателем, третий наблюдатель незначительно, но всё же заметно усиливает надёжность результатов, четвёртый и все следующие до бесконечности наблюдатели добавляют результатам исследования надёжности меньше, чем третий, и далее с уменьшением значимости, но при этом всегда возможно, что вся группа наблюдателей имеет дело со специальными условиями, и результаты их исследований всегда могут оказаться ошибочными.

Кто-то может посчитать, что проблема специальных условий делает любое исследование бесполезным и разрушает устойчивость любой картины мира, ведь никогда не знаешь, повлияли ли специальные условия на конкретное исследование. К счастью, это не так. Здесь следует вспомнить, что главная цель грамотного мышления и правильной картины мира — достижение высокой эффективности при решении прикладных задач. И на практике проблема специальных условий среди общей массы случаев встречается довольно редко. В подавляющем большинстве случаев перекрёстное исследование позволяет получить надёжные данные и выстроить на них эффективную модель поведения. Тысячами лет люди успешно ведут хозяйственную деятельность, не имея совершенных методов познания и основываясь лишь на результатах перекрёстных исследований. Поскольку этот метод хорошо себя показал в течение истории и мы всё равно не имеем ничего лучшего для определения реальности, в определении объективного существования я использовал именно его.

Когда я говорю «… и сколько раз они бы его ни исследовали…», я имею в виду то же, что при словах «…пока выполняется условие…», с той лишь разницей, что постоянное выполнение условия в данном определении подразумевает независимость одинаковости результатов исследования от любых условий, в случае же с количеством проведённых исследований речь идёт о том, что число исследователей может оставаться тем же, но они будут изучать предмет снова и снова. Так, будет довольно странно, если группа наблюдателей увидят неподалёку от себя дерево, они сравнят результаты своих наблюдений и убедятся, что воспринимают это дерево одинаково, затем через минуту половина наблюдателей скажут, что теперь не видят это дерево, но, тем не менее, группа заключит, что имеет дело с объективно существующим предметом. Такой мыслительный подход несостоятелен, ибо образ дерева, вызванный действительной сущностью вне нашего сознания, должен беспрепятственно наблюдаться всей группой в течение длительного времени, давая всем наблюдателям одинаковую информацию о его свойствах.

Теоретически одинаковые результаты исследований у разных наблюдателей можно получать от объекта до бесконечного числа раз, если объект достаточно стабилен. На практике же есть серьёзные ограничения для исследований, вызванные тем, что материя постоянно пребывает в движении и меняет как глобально свою форму целиком, так и локальные свои формы в разных участках. Именно поэтому в определение объективного существования в обязательном порядке включены погрешность измерения и чистота эксперимента.

Чистота эксперимента — это условие проведения исследования, которое заключается в полном устранении всех незапланированных воздействий и обстоятельств, которые могут повлиять на значение исследуемого признака или признаков, насколько к этому позволяют приблизиться технические возможности.

Подразумевается, что исследование должно происходить согласно определённому проекту, где все влияющие факторы и обстоятельства учтены и их влияние на результат исследования рассчитано хотя бы приблизительно. Только такое исследование несёт значительную пользу для качественного познания мира. Например, при исследовании трения жидкости о поверхность трубы, через которую она протекает, важно убедиться, что жидкость подаётся равномерно, упорядоченным однонаправленным потоком и не содержит пузырьков газа, в то время как внутренняя поверхность трубы доведена до максимально возможной гладкости и стенки трубы полностью сплошные, без трещин, отверстий и пробоин. Если же после замера мощности, которая требуется для проталкивания жидкости по трубе с определённой скоростью, окажется, что в трубе было отверстие, через которое незапланированно вытекала часть жидкости, это будет означать, что чистота эксперимента не была соблюдена и результат исследования принесёт очень мало пользы.

Случаются и более нелепые ситуации, мешающие познанию. Например, несколько исследователей, находясь рядом друг с другом, могут изучать закреплённый на стене телевизионный экран в нескольких метрах от себя и предварительно заключить, что он реален. Их дальнейшее исследование будет подразумевать в качестве исходных данных, что они изучают действительную сущность, которая имеет массу и протяжённость в трёх мерностях. Но в ряде случаев при изменении положения наблюдателей и взгляде на предмет с другой стороны окажется, что в этом месте нет экрана, а есть лишь его изображение на стене, которое исследователи приняли за настоящий предмет. Если упустить столь важное обстоятельство, всё дальнейшее исследование будет представлять собой одно большое недоразумение, и такое исследование не добьётся своей исходной цели. Устранение всех подобных нелепостей и подчинение процесса исследования строго запланированному проекту, который предусматривает все значительные условия, действующие на изучаемый предмет, и учитывает их воздействие при оценке результата, называется чистотой эксперимента.

Иногда даже при задействовании множества исследователей то, что казалось реальным предметом, оказывается лишь плоским изображением

Традиционно в науке термин «чистота эксперимента» употребляется в отношении экспериментов, направленных на выявление различных зависимостей и связей в материальных объектах или веществах. Например, изучается реакция определённой бактерии на некий раздражитель. В данном случае проект исследования предполагает, что бактерия должна быть живой. Если лаборант, проводящий исследование, не заметит, что бактерия мертва, её пассивное отношение к раздражителю будет приписано живой бактерии, и это будет научной ошибкой. Кроме подобных обстоятельств, исследователь должен также следить, чтобы эксперименту не помешали сторонние активные воздействия, как, например, неучтённое излучение, высокая или низкая температура, кислотность среды, электрический ток и многие другие. Но при формировании представления о реальном мире и объективном существовании важно понимать, что мы имеем дело только с одним специфическим типом исследований. Эти исследования заключаются в том, что мы воспринимаем некий образ в нашем сознании, внимательно его изучаем, выделяем из него абстракции — признаки и затем обмениваемся этой информацией с другими исследователями, сравниваем наши результаты и на их основании заключаем, будем мы или не будем считать этот образ имеющим реальное происхождение, будем ли мы называть этот предмет объективно существующим. При таком типе исследования нас не интересует прогноз поведения этого объекта в будущем, его связи с другими объектами или детали его внутреннего устройства. Всё, что нам нужно — это понять, является ли этот образ в нашем сознании проекцией некоторой действительной сущности. Поэтому главное для наших исследований — это благоприятные обстоятельства для незамутнённого восприятия исследуемого предмета. Следовательно, для соблюдения чистоты эксперимента нам не будут актуальны температуры тел, генетическое родство живых особей между собой или химический состав предметов. Нам нужно лишь исключить из исследования расстройства органов чувств, различные оптические иллюзии, сторонние предметы, мешающие правильному восприятию (здесь впору вспомнить метафору о взгляде на мир сквозь розовые очки), галлюцинации и т. п. Таким образом, чтобы обоснованно решить, считать ли какой-то предмет объективно существующим, исследователь должен задавать себе вопросы вроде:

— «Достаточно ли надёжно сейчас работают мои органы чувств?»

— «Есть ли у меня достаточно оснований для уверенности, что этот предмет наблюдается разными наблюдателями, а не только мной?»

— «Если я использую специальное оборудование, то работает ли оно, как следует?»

— «Обеспечены ли остальным исследователям необходимые условия для получения верных данных об этом предмете?»

— «Устранены ли нежелательные воздействия на исследуемый предмет, которые могли бы исказить значения изучаемых свойств?»

Такой подход позволит получать достаточно надёжные данные об изучаемых предметах, но не совершенные. По определению объективного существования, полученные результаты исследований должны быть одинаковыми. На практике же технические возможности не позволяют нам избавиться от всех воздействий на предмет, и поэтому нам всегда придётся иметь дело с погрешностью измерения.

Погрешность измерения — это физическое явление, которое заключается в том, что при исследовании объекта или участка регистрируемые значения его свойств никогда не будут постоянными, при достаточно точном измерении.

Выражение «достаточно точное измерение» подразумевает, что погрешность не проявляется, если измерение изначально производится приблизительно: например, о предмете говорят, что его длина приблизительно равна одному метру и что его цвет приблизительно зелёный. Этот подход подменяет фактические значения признаков предмета на удобные идеальные упрощения. При попытке же изучить предмет как можно точнее всегда окажется, что значение его длины и спектральный рисунок исходящих от него электромагнитных волн непостоянны.

Причиной возникновения погрешности измерения является постоянное движение материи. Все измерительные приборы и исследуемые объекты состоят из огромного количества материальных частиц (если только предметом исследования не являются элементарные частицы, которые неделимы по определению). Все эти частицы находятся в постоянном движении и меняют своё положение относительно друг друга, поэтому один и тот же предмет никогда не воспроизводит сам себя полностью таким, каким он был секунду, сутки или год назад. Вероятность такого совпадения ничтожно мала, и вполне вероятно, что за всё время существования действительного мира не было ни одного такого случая. Это означает, что невозможно выполнить два совершенно одинаковых измерения значения какого-либо свойства. В разные моменты как минимум измерительный прибор, а скорее также и исследуемый объект будут иметь разное внутреннее строение на микро- и элементарном уровнях. Через любое тело зачастую одновременно проходят волны различных частот в большом количестве, в нём происходят химические реакции очень разной интенсивности, могут также происходить ядерные реакции, оно почти всегда неравномерно нагрето, в нём может возникать электрический ток, может происходить медленная деформация в силу естественной текучести, а также тело может быть подвержено микроскопическим изменениям гравитации в результате полета Земли или самого тела в отдельности среди просторов космоса. Эти и многие другие факторы, складывая свои воздействия на предмет с разным результатом в каждый отдельный момент времени, добавляют ему тончайший хаотичный рисунок поведения, что создаёт дополнительную проблему для исследователей. Мы можем сколько угодно устранять значительные сторонние воздействия, влияющие на результат измерения, но не можем остановить движение частиц внутри тел. Именно поэтому при множестве проводимых замеров, как последовательно во времени, так и множеством исследователей одновременно, регистрируемые значения изучаемых свойств всегда будут находиться в пределах некоторого диапазона величин, если проводить измерения достаточно точно. Например, если нас интересует длина отрезка деревянного бруса, то высокоточный измерительный прибор при последовательных измерениях может показать, например, значения 498.632 мм, 498.627 мм, 498.636 мм и ещё много как новых значений, так и совпадающих с некоторыми прежними. Эти величины не являются полностью случайными. Будучи изображёнными на графике зависимости получаемых значений длины бруса от времени, эти величины будут находиться в пределах условного горизонтального коридора с нечёткими границами, а их расположение внутри этого коридора будет подчинено принципу нормального статистического распределения, то есть максимальная кучность значений будет наблюдаться около середины этого условного коридора, а по мере удаления в сторону его краёв, полученных при измерениях значений будет становиться всё меньше.

Так выстраиваются значения при многократных замерах длины одного и того же предмета

Если изобразить другой график, где для каждого конкретного значения измеренной длины будет отображаться количество случаев, когда это значение было получено, мы увидим знакомую фигуру, имеющую вверху форму классической гауссовой кривой. Это происходит потому, что малые движения материи в измерительном приборе и измеряемом предмете происходят часто, а более значительные — реже. Чем дальше полученное при измерении значение находится от центра кучности всех прежде полученных значений, тем, значит, больше потребовалось энергии для осуществления такого отклонения. Такие всплески энергии берутся из периодически возникающих мгновенных совпадений векторов различных микроскопических сил, которые действуют на предметы. Чем больше мы ожидаем отклонение от среднего результата, тем больше должны совпасть различные факторы, действующие на предмет и измерительный прибор, и тем реже это будет происходить. Поэтому гауссова кривая имеет такую колоколообразную форму, и поэтому нормальное распределение присуще столь многим природным явлениям.

Наибольшая часть результатов множества измерений всегда сосредоточена около некоторого постоянного значения, как и в нашем примере

Поскольку точными измерениями не удаётся получить единое значение какого-либо изучаемого свойства предмета, для наиболее научно эффективного обозначения его величины применяется подход, который я покажу на примере всё того же отрезка бруса. Для начала проводится множество замеров его длины, определяются крайние значения и область максимальной кучности значений. Если полученная картина не соответствует нормальному статистическому распределению, проводятся дополнительные измерения. Если соответствует, то середину области максимальной кучности значений принимают за базовое значение длины предмета. Допустим, это будет 498.631 мм. Затем определяются условные границы диапазона значений, выше и ниже которых ни одного результата получено не было. Предположим, это 498.622 мм и 498.640 мм. Учитывая, что график нормального распределения симметричен относительно центральной вертикальной оси, условные границы диапазона измеряемых значений также следует задавать симметрично базовому значению, то есть они должны отстоять от базового значения в большую и меньшую стороны на одинаковую величину. В нашем случае это 0.009 мм. Итог записывают в виде базового значения исследуемого свойства, в нашем случае длины, и добавляют к нему сведения о приблизительном размере диапазона разброса значений этого свойства при множестве измерений. Например: длина бруса — 498.631 ± 0.009 мм. Такой способ передачи информации о значении какого-либо свойства предмета наилучшим образом передаёт действительное положение вещей в мире, данном нам в ощущениях.

Итак, когда я говорю «…с учётом погрешности измерения…», я имею в виду, что для каждого исследуемого свойства объекта или участка должен быть определён приблизительный диапазон значений этого свойства, получаемых при множестве измерений в условиях чистоты эксперимента, и любые результаты дальнейших исследований, дающие значения в пределах этого диапазона, следует принимать за одинаковые. Иными словами, одинаковые результаты исследования — это такие, которые не выходят за рамки найденной величины погрешности. Когда же я говорю «…при соблюдении чистоты эксперимента…», я имею в виду, что при проведении исследования должны быть исключены все незапланированные воздействия на предмет, которые искажают исследуемые признаки, а также все предметы и обстоятельства, которые значительно искажают процесс восприятия результатов исследования, либо при оценке результатов должно быть учтено влияние этих факторов и сделаны соответствующие поправки.

Итак, выше я попытался максимально тщательно разъяснить, как устроен важнейший определяющий критерий, при помощи которого в моей предлагаемой системе знаний образы в сознании следует разделять по способу их происхождения и который позволяет сформировать чёткую и понятную мыслительную категорию «реальный мир». К сожалению, у многих читателей поначалу должна возникать путаница с этим термином. Дело в том, что очень часто люди склонны считать, что сказочный персонаж, которого они представляют, находится внутри их сознания, а стол, который они наблюдают, находится вне их сознания. Соответственно, сказочного персонажа они считают воображаемым, а стол настоящим, действительным. При этом они не учитывают, что мышление непосредственно работает только с образами внутри сознания, и поэтому они могут только подразумевать действительный стол, при этом мышление может обрабатывать только абстрактные образы, смоделированные в результате дешифровки нервных импульсов, и мыслимый ими стол — это также лишь образ. Мы не можем объять или постичь своим мышлением настоящий стол из действительного мира, да и наличие действительного мира — об этом стоит иногда вспоминать — пока не может быть доказано совершенно точно. Нужно осознать и принять, что реальный мир — это раздел сознания либо абстрактная модель, которая лишь объединяет в себе все известные проекции предполагаемого действительного мира, а все привычные нам предметы — это примитивные образы внутри нашего сознания, имеющие лишь очень общее сходство со своими первоисточниками. В зависимости от опыта, пережитого разными индивидами, каждый собирает в своём сознании свой уникальный набор этих образов-проекций, поэтому реальный мир в буквальном смысле у каждого разный. Предполагаемый же действительный мир всегда один и не зависит от нашего опыта.

Как бы мыслитель ни старался обращаться своим разумом к внешнему действительному миру, он сможет только воображать о нём, а при решении прикладных задач он всё равно вынужденно будет работать с собственным уникальным реальным миром, сложившимся внутри его сознания. При этом для эффективного сотрудничества индивидов крайне важен качественный обмен информацией, и поэтому нельзя допускать значительные различия реального мира в сознаниях разных людей. Следует максимально распространять единую непротиворечивую систему знаний, в рамках которой люди будут представлять реальный мир достаточно одинаково и качественно, а также грамотно мыслить о нём. Данная книга как раз и является попыткой предложить такую систему всем желающим. Когда большие массы людей обретут единую непротиворечивую и качественную систему знаний, их способность к кооперации возрастёт астрономически, и мы сможем наблюдать совершенно новый виток человеческой истории, где прежние представления о продуктивности и скорости развития человеческого общества померкнут на фоне неслыханных новых достижений. Пока ещё в течение всей истории нашей цивилизации ничто подобное не было достигнуто, но это не значит, что это невозможно, и приблизить такой прорыв есть одна из моих целей при написании этой книги.

Хочется отдельно призвать читателя не огорчаться тем обстоятельством, что действительный мир недоступен нашему мышлению и истинность его существования подлежит хотя бы и ничтожному, но всё же сомнению. В конце концов, приводимое здесь описание мира обращается к тому самому миру, который дан нам в ощущениях, к миру, с которым нам приходится иметь дело каждый день. Хоть мы будем называть его действительным, хоть реальным, хоть как-то иначе, речь будет идти о знакомых и привычных нам предметах, явлениях и процессах, и предлагаемое здесь описание мира поможет гораздо яснее осмыслить всё это и обращаться с информацией гораздо более эффективно. Вам лишь рекомендуется усвоить, что вы не можете воспринять действительный стол, как он есть, а вместо этого вы воспринимаете только его упрощённую и искажённую проекцию, и ничего более качественного, чем такие проекции, никому из нас не дано воспринять. Их мы будем называть здесь реальными предметами, а их предполагаемые источники-прародители — действительными предметами.

Поскольку при оптимизации мышления и построении грамотной картины мира я стараюсь быть предельно честным и непредвзятым, применяю научный метод и законы логики, тщательно отделяю объективно существующее от кажущегося и вымышленного, верю в существование действительного телесно представленного мира вне нашего сознания, который существует независимо от наличия или отсутствия мыслящих организмов, поскольку основой всех природных явлений я считаю движение материи и поскольку, как и наука, мой подход предлагает отвечать на невежество активным познанием, я посчитал, что данную систему воззрений уместно будет назвать научным материализмом.

Краткое содержание:

Поскольку мышление не может выйти за пределы сознания, предлагаемая здесь система знаний лишь упорядочивает мышление, задавая чёткие понятия и отношения между ними. Действительный мир — понятие, которое означает внешний материальный мир, который, по всей видимости и почти наверняка, существует вне нашего сознания и не зависит ни от нашего присутствия, ни от нашего мышления. При этом само понятие «действительный мир» внутри сознания относится к воображению, ибо мы не можем познать действительный мир и лишь воображаем и домысливаем его. Реальный мир — это абстрактная модель в сознании, объединяющая все предметы, которые мы будем считать объективно существующими, то есть все образы в нашем сознании, о которых мы заключим, что они являются проекциями частей действительного мира. Определяющий критерий, на основании которого следует заключать, какое происхождение имеет тот или иной образ, называется «объективное существование». Суть этого критерия заключается в том, что интересующий нас предмет должны исследовать двое и более людей, и если результаты их исследований одинаковы, то следует считать, что данный предмет является объективно существующим, то есть его образ в нашем сознании происходит от настоящего предмета действительного мира. Признак «объективное существование» никогда не является постоянным для любого образа, он сохраняется только до тех пор, пока результаты новых исследований равны прежним, при неизменных условиях проведения исследования. Если новое исследование даёт другой результат, то до выяснения обстоятельств образ следует не считать имеющим реальное происхождение, а подразумеваемый им предмет объективно существующим. При проведении таких исследований следует соблюдать чистоту эксперимента и учитывать погрешность измерения.

Глава 7. Пространство

Теперь мы умеем грамотно разделять образы в своём сознании на реальные и нереальные. Но для качественной картины мира этого недостаточно. Воспринимая различные образы, мы обязательно должны разбираться в их устройстве, иначе мир будет полным загадок и плохо прогнозируемым, а значит, опасным для нас. Человек, который не имеет в сознании целостной системы, объединяющей на некотором базовом уровне всё сущее, обладает так называемым магическим либо шизофреническим мышлением. При таком типе мышления человек просто запоминает отдельные куски информации, не понимая причин явлений и не видя связей между ними, и эти куски, часто являясь взаимоисключающими, разрозненно существуют в его памяти и сознании. Сам индивид при этом не подозревает о проблеме, ибо не владеет методами грамотного мышления и не может увидеть противоречие в имеющейся у него информации. В различных ситуациях он применяет то истинное, то ложное знание, либо только различные варианты ложного, и в любой момент готов ожидать от воспринимаемого им мира чего угодно, включая полнейшее волшебство, ибо не знает законов бытия и потому не мыслит никаких ограничений для возможностей людей и предметов. Такого человека можно убедить в существовании любых сверхъестественных сил, магии, колдовства, он может верить в духов, приметы, проклятия, телепатию, гороскопы, реинкарнации, карму и многое другое. В его мышлении попросту не могут сформироваться никакие убедительные причины, почему всё это не настолько же актуально для его биологической задачи, как утренний рассвет или налоги. Мир для него магический, обладающий неограниченным потенциалом. Такой человек обычно крайне неохотно соглашается на изучение грамотного мышления, ибо оно очень скоро заставляет его понять, что большинство желанных для него волшебных вещей не могут существовать. Пока индивид не прочувствует шаг за шагом, что грамотное мышление помогает ему наилучшим образом реализовать его основную биологическую задачу, он будет скептически относиться к такой системе мышления и чаще всего негативно оценит агитацию за её изучение.

К счастью, как уже было рассказано в главе о необходимости коллектива, если человек всё-таки продвигается на пути освоения грамотного мышления, он уже не возвращается к своему прежнему состоянию. Биологический смысл мозга — обрабатывать поступающую извне информацию максимально эффективно, чтобы повысить способность индивида выполнять его биологическую задачу, поэтому он вообще склонен жадно впитывать те объяснения бытия, которые сиюминутно считает более качественными, чем те, которые уже имелись у него, а убедившись на практике, что новое знание действительно приносит больший результат, убеждённо отстаивает его и отвергает менее качественные объяснения бытия. Биологически это происходит приблизительно так: работая с различной информацией, мозг создаёт новые цепочки и сети нейронов через создание новых синаптических связей между клетками. Если поступившая в мозг информация постоянно актуальна, то биотоки, при помощи которых осуществляется транспорт информации между участками мозга при мышлении, постоянно пробегают по этим сетям и цепочкам и стимулируют их к укреплению. Если эта информация принимается индивидом как очень важная и используется повседневно, тогда вокруг уже созданных связей появляется множество дублирующих цепочек и сетей, которые снижают риск потери важных воспоминаний или нарушения важных алгоритмов. Когда же человек получает новую информацию, которую он субъективно оценивает как более правильную, он записывает её в некотором участке мозга и отныне применяет только её, а участок со старой программой, которую этот человек теперь оценивает как бесполезную или даже вредную, выключается из основных алгоритмов мышления и теряет основной трафик биотоков, сохраняясь отныне лишь как воспоминание. После этого индивид может представлять свою прежнюю модель поведения или обработки данных, но не может ей следовать, если только не будет ожидать вознаграждения за это. Эффективность биологического организма, в числе прочего, обязательно означает снижение энергозатрат при выполнении задач, поэтому, освоив энергетически более выгодный алгоритм, мозг уже не будет задействовать старый. Это основа биохимического устройства мозга, продиктованная нашим генетическим материалом, и сопротивляться столь глубинным принципам устройства психосоматики невозможно.

По этой же причине, когда индивид получает и закрепляет в сознании непротиворечивое целостное представление об устройстве реального мира, которое хорошо соответствует его опыту и хорошо объясняет наблюдаемые явления, он больше не может вернуться к сумбурной картине мира, состоящей из беспорядочного нагромождения взаимоисключающих блоков информации.

Я построил одну из возможных моделей такого представления, и по сей день она показывает себя гораздо более эффективной, чем многие другие. В первую очередь моей целью было определить, какое разбиение на категории будет первичным для реального мира. С древних времён известен мыслительный подход, когда Вселенную разделяют на все изменяемые сущности, которые могут так или иначе влиять на наше бытие, и место, в котором все эти сущности располагаются и которое не влияет на наше бытие. Первое зовётся материей, второе — пространством. Есть и другие представления на этот счёт, но все они показались мне противоречивыми. Основная часть из них содержит категории, которые не проходят квалификацию на объективное существование и по определению не могут являться частями реального мира, например: «информация», «высший разум», «астральные проекты всего сущего». Также встречается версия, что пространство не существует, а существует лишь материя. Здесь ситуация немного сложнее, давайте рассмотрим её. Во-первых, если в реальном мире не существует ничего кроме материи, то для чего тогда вообще нужно понятие «материя»? Предположим, оно позволяет понять некий признак всех реальных предметов, но от чего этот признак должен их отличать, если кроме материи в реальном мире ничего больше нет? Выходит, что реальность и материальность это одно и то же, и непонятно, зачем должны существовать два разных термина с одним значением. Из этого можно было бы выйти, отбросив термин «реальный мир» и оставить только «материальный мир», считая это достаточным для построения эффективной модели. Но так уж исторически сложилось, что во многих языках существует понятие «реальность» и большинству людей привычна эта мыслительная категория, являясь для них одной из самых базовых, при этом материя у очень многих людей ассоциируется только с веществом, что неверно. Выходит, что термин «материальный мир» для наибольшего числа людей интуитивно означал бы нечто вроде «мир осязаемых предметов, преимущественно твёрдых». Но возникает проблема — многие из материальных предметов, которые мы наблюдаем, мы не трогаем руками, а только верим в их осязаемость, при этом в воображении также могут возникать осязаемые предметы, а ещё у людей бывают галлюцинации такого рода. Наблюдатель может держать одновременно в сознании один образ твёрдого предмета, который он не трогал, но который для него предположительно является проекцией предмета действительного, и другой образ твёрдого предмета, который он выдумал, или который ему кажется. Согласно свойствам, которые он мыслит об этих предметах, он сможет сказать, что они все материальны, но будет ли это в самом деле так? Выходит, что понятие «реальность» не бесполезно и даже более приоритетно, чем материальность — образы, которые воспринимаются извне, изначально нужно принципиально отличать от воображаемых образов с такими же свойствами и только потом делить их на категории. Таким образом, мы приходим к ситуации, когда нам просто необходимо определение реальности либо реального мира, а введение понятия «материя» в случае, если в модели кроме материи ничего нет, не добавляет нам никакого нового знания о реальных предметах.

Ещё одна часть проблемы заключается в том, что великому множеству людей присуще интуитивное представление о пустоте и это вступает в прямой конфликт с убеждением, что в мире есть только материя. Дело в том, что окружающие нас предметы бывают очень различны по своим свойствам, но есть также вездесущие свойства, которые проявляются в любом наблюдаемом участке реального мира. Это протяжённость в трёх классических геометрических мерностях и способность участка пропускать через себя движущиеся предметы. Известно, что при изъятии части материи из некоторого участка и при её добавлении, будут изменяться масса вещества в этом месте, его плотность, давление, температура, величина гравитации, часто цвет, влажность, коэффициенты отражения и поглощения света и многое другое. Значения каких-то из этих свойств будут пропорциональны вносимым изменениям, другие значения свойств будут зависеть от изменений менее очевидным способом. Но протяжённость в трёх мерностях и принципиальная способность участка пропускать через себя движущиеся предметы никак не зависят от наличия, отсутствия или поведения материи в этом участке. Смелые научные теории предполагают, что в сингулярности чёрных дыр, где плотность материи экстремально высока, происходит невесть что с пространством, но при этом всё ещё остаётся верно, что геометрическое место точек внутри горизонта событий чёрной дыры имеет протяжённость в трёх мерностях, а действительные свойства сингулярности не представляется возможным изучать не только потому, что это было бы недоступно технически, а в первую очередь потому, что существование чёрных дыр до сих пор не доказано: за всю историю астрономии только два года назад впервые была сфотографирована звезда в галактике М 87, которая приближается по свойствам к классической чёрной дыре, но не является ею в полной мере. Вообще в последние годы всё чаще астрономы обнаруживают различные объекты, подобные, по их мнению, чёрным дырам, но ещё ни один учёный не смог прямо указать на настоящую чёрную дыру.

Таким образом, мы можем пока не рассматривать гипотетические локальные астрономические аномалии, а во всех остальных местах Вселенной упомянутые мной два свойства участков реального мира сохраняются при любом количестве материи, сосредоточенной в них. Это приводит к обоснованному предположению, что, возможно, эти свойства принадлежат вовсе не материи. Действительно, если отправиться в открытый космос, найти максимально удалённый от звёзд участок без частиц и с околонулевой величиной гравитации и максимально оградить его от света и другого электромагнитного излучения, этот участок, согласно всем имеющимся у науки данным, всё ещё будет обладать данными свойствами в полной мере. Получится ситуация, когда материи практически нет, а прежние неизменные свойства участка есть. Отсюда и появляется представление, что существует некий нематериальный, бестелесный объект, который является лишь вместилищем для всех остальных предметов, который не взаимодействует с материей, который имеет иную природу, нежели материя, который беспрепятственно может находиться в том же месте, что и материя, и бытие которого не зависит от присутствия или отсутствия материи.

Существует возражение, что этот предполагаемый бестелесный объект следует всё равно относить к материи, ибо эти возражающие люди уже выбрали мыслить, что реальный мир состоит только из материи. Помимо проблемы, которую я изложил выше, такой подход порождает также новую. Поскольку этот объект разительно отличается по своим свойствам и от вещества, и от других частиц, и от электромагнитных волн, и от гравитации, нам всё равно пришлось бы придумать для него собственное название, при помощи которого мы выделяли бы этот объект среди всех остальных материальных объектов. Допустим, я хотел бы называть его «пространство», но слово «пространство» почему-то запретно для упомянутой категории людей, и его нельзя использовать. Выходит, дело лишь в словах? Предположим, я назову этот объект «материя третьего типа», и проблемы больше нет? Очевидно, что названия не изменяют суть обсуждаемых предметов, и возражения против использования некоторых конкретных слов в названиях не имеют научного смысла. Тогда, возможно, я неправильно понял суть возражения, и на самом деле отрицалось само наличие неосязаемого вместилища всех остальных предметов? Но я уже привёл рассуждения о свойствах участков, поэтому данную позицию считаю неубедительной.

Есть также проблема кажущегося противоречия, которая была однажды названа «пустая тарелка, полная котлет». Суть проблемы заключается в том, что никто и никогда не смог обнаружить пространство в чистом виде. Действительно, даже воображаемая экспедиция по нахождению участка пространства без содержания материи сразу зашла бы в тупик, ибо сам наблюдатель является источником гравитации и электромагнитного излучения, как минимум, инфракрасного диапазона, и любой наблюдаемый им участок будет наполнен исходящими от него полями. Таким образом, я утверждаю, что существует некое совершенно самостоятельное, отдельное от материи пространство, хотя я никогда не видел ничего подобного, зато всюду видел материю в большем или меньшем количестве. Этой ситуации однажды было дано образное сравнение: предположим, мы видим каждый день тарелку с котлетами. Котлет в ней бывает больше, бывает меньше, они бывают с соусом или без него, бывают горячие или холодные, иногда они располагаются в левой части тарелки, иногда в правой, но так сложилось, что мы никогда не видим пустую тарелку. У нас полностью отсутствует опыт наблюдения пустой тарелки. Означает ли это, что тарелка не существует и не может существовать как отдельный предмет? Означает ли это, что тарелка есть лишь неотъемлемое продолжение бытия котлет, которое появляется только вместе с котлетами и обязательно исчезнет в их отсутствие? Правильный ответ — нет. Перемещая котлеты внутри тарелки, мы можем изучить последовательно все участки её поверхности и сложить точное представление о её форме и свойствах. Кроме того, наборы предметов в наблюдаемой нами тарелке могут встречаться любые, а не только котлеты и гарнир, и свойства тарелки при этом не изменяются. Отсюда можно заключить, что не существует неразрывной связи между котлетами и тарелкой. Все собранные данные выглядят полностью так, будто мы имеем дело с разными предметами, совмещёнными в соответствии с неким проектом. И хотя это лишь отдалённая аналогия пространству и материи, тем не менее, из этого рассуждения видно, что отсутствие опыта наблюдения некого объекта в чистом виде не обязательно означает, что он не существует. Кроме того, при рассуждениях об этом следует обязательно учитывать, что вообще, когда мы изучаем предметы, они никогда не бывают представленными в чистом виде. Например, металлический предмет не может состоять только из одних лишь атомов железа или серебра — никакими техническими ухищрениями мы пока не умеем получать настолько идеальные предметы. Также нужно учитывать, что металлический предмет не может иметь во всех своих частях идеальную кристаллическую структуру — она содержит множество микротрещин. Можно принять такую позицию, что молекулы газов, попадающие в эти трещины, являются неотъемлемой частью металла, что они являются обязательным составляющим элементом для проявления свойств металла и что металлический предмет не может существовать без молекул газа. Однако научное сообщество не нашло подтверждения таким предположениям — при максимальном исключении сторонних микроскопических включений в условиях эксперимента, подавляющее большинство предметов неизменно сохраняют свои свойства и уж тем более не прекращают своё бытие. Отсюда следует заключение, что, несмотря на смешанность разных сущностей в действительном и, как следствие, реальном мире, предметы проявляют присущие им свойства не благодаря сторонним микроскопическим включениям, а вопреки им, в соответствии с собственным устройством. Этот способ мышления о предметах показал себя эффективным на практике, поэтому аналогично следует воспринимать и участок реального мира с минимальным присутствием в нём вещества и излучения, то есть видеть в этом проявление некой инородной, нематериальной сущности, которая лишь дополнена малым количеством материи. Возвращаясь к образному сравнению, это означало бы, что мы видим тарелку уже совсем без котлет и только с небольшими следами соуса. Я предлагаю не оспаривать бытие тарелки как отдельного предмета с присущим ей постоянным набором свойств из-за следов соуса на её дне.

Наконец, я хочу обратить ваше внимание на самую главную проблему, связанную с представлениями о пространстве. Люди, не имеющие чёткой упорядоченной системы мировосприятия, плохо разбираются с информационным хаосом в своём сознании и потому чаще всего при рассуждениях недостаточно ясно представляют себе предмет, о котором они рассуждают. Чтобы избежать путаницы, я специально разделил понятия действительного и реального мира. Первый — это сложнейшее и непостижимое для нас слитное единое для всех множество предметов вне нашего сознания, второй — примитивная модель в нашем сознании, мыслительная категория, множество, разделённое на объекты, участки, процессы и события. Теперь давайте вспомним, с каким из этих объектов работает мышление? Верно, с реальным миром, с примитивными объектами. И когда мы мыслим о таких отдельных объектах, у нас неизбежно возникает потребность дополнить эту модель мира некой связующей сущностью, которая всё объединяет. Это вызвано описанным ранее свойством мозга не терпеть неизвестности — ему нужно объяснение для всего, о чём он мыслит, и поэтому он требует, чтобы в модели мира в сознании свойства каждой точки были хотя бы минимально описаны.

Представим себе, например, два отдельно стоящих автомобиля на городской улице. Что находится между ними? Очевидный ответ — воздух. Но воздух состоит из молекул газа, которые на микроскопическом уровне находятся в относительно очень большом удалении друг от друга. К тому же, согласно утверждённой сегодня научной теории, атомы в составе молекул почти полностью пусты и лишь в некоторых местах содержат такие сгустки материи, как электроны, протоны и нейтроны. Что находится между ними? Без представлений о пустоте ответить на этот вопрос либо очень сложно, либо речь пойдёт о полях, которые, безусловно, там присутствуют, но свойства полей распределены неравномерно, и способность участков реального мира пропускать предметы вовсе не пропорционально напряжённости полей, которые в них присутствуют. Выходит, что замещение пустоты полями в данном случае работает плохо. Гораздо проще мыслить, когда у нас есть представление о пустоте, которая соединяет детали мыслимых нами моделей в нечто единое целое, а полями мы во многих случаях можем пренебречь.

Но если в основании бытия действительно находится некая пустота, то является ли она полной идеальной пустотой или только приблизительно напоминает таковую? Это уже совсем сложный вопрос, и для нашего мышления и уровня технического развития такой уровень глубины познания пока недоступен. Мы всё ещё не понимаем, как в точности устроен мир вокруг нас. Тем не менее, для эффективного обмена информацией мы вынуждены постоянно использовать такие слова как «пустота», «свободное место», «пространство». Если исключить такое понятие из мышления, получится, что между молекулами газа либо нет совершенно ничего, но при этом между разными парами молекул находится разное количество этого ничего, либо между ними находятся поля, и нам придётся измерять всё вокруг переменчивыми и разнородными полями. Так мыслить крайне неудобно и неэффективно, поэтому нам всё равно придётся принять, что между молекулами кроме полей также находится ещё нечто однородное. Если назвать это материей, то мы вернёмся к уже описанной проблеме — молекулы и участки между ними разительно отличаются по свойствам, и даже если всё это назвать материей, нам придётся придумать отдельную категорию внутри материи, чтобы называть эти специфические участки. Я считаю, что в данном случае удобнее назвать их пространством, имея в виду пустоту, хотя данные участки и не являются совершенно пустыми.

Если нас интересует, сколько товаров может разместиться внутри складского помещения, мы также можем пытаться мыслить только о материи и употреблять выражения вроде «в нём есть 120 тысяч кубометров воздуха». Но если мы попытаемся сделать такой подход универсальным для всех случаев, сразу возникнет бесчисленное множество проблем. Например, некоторые предметы будут содержать в себе не воздух, а сжиженный газ. Другие будут наполнены твёрдыми телами, а между ними дополнительно будет находиться воздух. Как в таком случае точно передать другим людям, сколько предметов они смогут разместить внутри некоторого объекта? А если в герметично закрытой ёмкости находится разрежённый воздух, то верно ли, что передаваемая нами величина объёма этой ёмкости имеет отношение именно к воздуху? Ведь если мы продолжим откачивать воздух из сосуда, то молекул газа в нём будет становиться меньше и меньше, а объём мы будем наблюдать тот же, что прежде. Выходит, что объём принадлежит в первую очередь не газу. Именно здесь на помощь приходит представление о пустоте, о пространстве. Стоит лишь посчитать внутренние длину, ширину и высоту помещения склада или ёмкости, при условии, что они имеют форму параллелепипеда, и перемножить полученные значения, как мы сразу получим точное знание об их вместительности.

Но что такое эта вместительность? Мы ведь не считали количество газа или жидкости. Мы посчитали количество того самого «свободного места», оно же «пустота», оно же «пространство». Это абстракция, абсолютно необходимая нашему мышлению для успешного построения модели реального мира, для взаимодействия с ним, причём абстракция не вымышленная, а являющаяся проекцией некоторой части действительного мира. Можно называть или не называть её пространством, но пустота, объединяющая все мыслимые нами объекты в одну целостную модель, обязательна для мышления и имеет действительное происхождение, даже если мы не воспринимаем полный набор её истинных свойств. И хотя пока не представляется возможным, чтобы в действительном мире существовали полностью пустые места, но это всё ещё не отменяет возможности, что его вездесущей основой служит некий непрерывный бестелесный объект, находящийся в слиянии с наполняющими его сущностями и продолжающий своё бытие при устранении этих сущностей.

Итак, реальный мир в научном материализме делится на пространство и материю. Нам потребуются определения этих терминов, но это достаточно непростая задача, когда имеешь дело с самыми базовыми мыслительными категориями, поэтому к определениям мы будем подбираться постепенно. Первым я бы хотел рассмотреть пространство, и вот почему. Хотя и в любом исследуемом участке реального мира всегда присутствует материя, всё же в сознании большинства людей материю принято делить на отдельные отстоящие друг от друга на некоторое расстояние объекты, и поэтому субъективно ощущается, что пространство целиком больше по размеру, чем границы материи, и что объём пространства больше, чем объём материи. Это ощущение подкрепляется также тем, что людям довольно легко представить себе материю конечной в своей протяжённости, но очень трудно представить конечным пространство. К тому же мыслимое людьми пространство чаще всего однородно и стабильно по своей природе, в отличие от материи, поэтому неудивительно, что для многих мыслителей оно является первичным в их картине мира.

Теперь давайте рассмотрим проблему определения в случае с пространством. Есть разные подходы к определениям терминов, но наиболее распространённый в общем выглядит так: сначала мы называем некое множество, к которому относится определяемый термин и которое предположительно должно быть знакомо получателю информации, а затем указывается ряд специфических признаков этого конкретного объекта, которые в совокупности позволяют безошибочно выделить его среди всех других объектов этого множества. Например, если нам требуется дать определение апельсину, то, согласно описанному методу, нам следует начать со слова «плод», предполагая, что получатель информации должен быть знаком с особенностями размножения покрытосеменных растений28 и что он мысленно перенесёт все обязательные признаки плодов на выстраиваемую модель апельсина в его воображении. Затем нужно будет добавить отличительные признаки апельсина в необходимом количестве, чтобы получатель информации не смог спутать его с другим случайным плодом, и этого будет достаточно. Но когда речь заходит о пространстве, возникает затруднение с определением множества, к которому его следовало бы отнести и которое к тому же было бы знакомо каждому человеку. Для этого должны существовать объекты, подобные пространству, но отличающиеся от него по некоторым признакам. Некоторые учёные, философы и другие случайные люди представляют себе такие объекты, но большинство людей мыслят лишь одну пустоту и не мыслят подобных ей иных пустот. Таким образом, приходится отказаться от способа определения пространства через причисление его к множеству родственных ему объектов.

Существует другой подход к определению пространства, который заключается в том, что его называют объектом, а затем перечисляют его свойства. Этот способ является попыткой удержаться в рамках канона, сохранив привычную форму определения. Согласно определению, объект — это часть многообразия, которая выделяется из него по некоторым признакам. Пространство, несомненно, соответствует этому определению, ибо его можно выделить из многообразия «реальный мир» по его признакам. Множество «объекты» действительно включает в себя пространство, поэтому высказывание «пространство — это объект» имеет формальный смысл. Проблема же заключается в том, что «объекты» — это слишком общая категория, не позволяющая понять о включённых в неё предметах ничего, кроме того, что их можно выделить из многообразия по некоторым признакам. Следовательно, когда человек слышит «пространство — это объект», он понимает о предмете обсуждения только то, что его возможно будет выделить среди информационного хаоса в сознании, как и любой другой мыслимый предмет, и больше ничего. Когда следом приводится список свойств пространства, этот человек, если хочет осмыслить это понятие, должен удержать в сознании все эти свойства, попытаться представить их в единой модели, хотя слово объект не помогло ему представить, какой базовой мыслимой сущности следует задавать эти свойства, а затем он должен сравнить эту плохо работающую модель со всеми известными ему объектами в реальном мире и найти искомый. Хотя это и допустимый метод, я не считаю его удачным. Дело в том, что при определении апельсина через слово «плод» мы сразу же вспоминаем свой опыт взаимодействия с различными плодами и точно понимаем, в каком разделе нашей модели реального мира находится определяемый объект и чего от него приблизительно можно ожидать. В случае же с пространством, определяемым через слово «объект», такого понимания не наступает. Как следствие, не имея собственного представления о пространстве и столкнувшись с определением этого термина впервые, многие не смогут быть уверены, верно ли они определили, о каком точно объекте реального мира идёт речь и является ли он единственным в своём роде, или также есть подобные ему. Между тем, научный материализм предполагает быть максимально эффективной системой воззрений и потому должен обладать максимально непротиворечивой и доступной для освоения понятийной базой. Поэтому применение такого определения не является очень удобным.

Третий подход к определению — это попытка передать смысл понятия через использование некоторой базовой мыслительной категории, которая интуитивно понятна наибольшему числу людей. С детства практически любому человеку знакомо понятие «пустота». Спросите у ребёнка, может ли он представить себе пустоту размером с телевизор или кошку, и почти наверняка он ответит, что может. Возможно, если бы мы жили в подводном мире и никогда не наблюдали полостей без воды в них, то вместо «пустоты» мы бы употребляли слово «вода», имея в виду, что если в каком-то участке нет никаких сущностей, то вода в любом случае есть. Но в наших сегодняшних условиях существования, когда мы окружены воздухом, которого в обычных условиях не видим, и также имеем представление о безвоздушных полостях внутри предметов, без представления о пустоте целостная картина мира просто не выстраивается. И коль все люди имеют неплохое представление о пустоте и успешно используют это понятие при обмене информацией, это удобно использовать для определения пространства. Но чтобы использовать этот термин в определении, нужно понять его значение. Что же подразумевают, когда говорят «пустота»? Какими обязательными свойствами обладает этот объект? Одно из них очевидно: это протяжённость в трёх мерностях. Никогда я не слышал, чтобы хоть один человек считал пустоту непротяжённой, то есть точкой без размеров. Второе известное свойство также надёжно сопутствует пустоте, сколько бы я ни опрашивал разных людей. Это способность беспрепятственно пропускать через себя движущиеся предметы. Как мне показалось, именно это свойство принято субъективно считать основным, определяющим для пустоты. Люди подразумевают, что обычно вездесущая материя затрудняет перемещение предметов, оказывая сопротивление, а вся суть пустоты заключается в устранении этих затруднений. При этом протяжённость в трёх мерностях обычно мыслится людьми лишь как некая данность, неизбежно обусловленная устройством действительного мира, но не являющаяся приоритетной определяющей для пустоты.

Как бы то ни было, мы разобрались, что под термином «пустота» люди практически всегда подразумевают два обязательных свойства. Я проводил исследования и выяснил, что просьбы более подробно описать свойства пустоты приводят к гораздо менее уверенным и противоречивым ответам. Мне приходилось слышать версии о присутствии микроскопических нематериальных сущностей внутри пустоты, которые находятся в постоянном движении, причём по одним версиям это ни к чему не приводит, а согласно другим, эти сущности иногда порождают материю. Кто-то утверждает, что пространство может искривляться, а кто-то отрицает такую возможность. Кто-то считает, что оно непрерывно, а кто-то считает непрерывность невозможной. Всё это разнообразие вариантов ничуть не помогает пониманию друг друга при общении, поэтому мне пришлось заключить, что у пустоты есть лишь два очевидных свойства, о которых люди обычно согласны.

Способ определения пространства через понятие «пустота» показался мне поначалу весьма привлекательным из-за своей повышенной доступности для понимания. Но всё же такое определение не было бы удовлетворительным. Дело в том, что реальный мир определяется через объективное существование, которое является оценочным критерием для объектов и участков; исследование также по определению применяется к объектам и участкам. Если указать в определении, что пространство есть пустота, это вызвало бы затруднение. Дело в том, что, если в данном случае подразумевать пустоту как вездесущий объект, пронизывающий всю Вселенную, тогда термин «пространство» попросту лишний, и нужно сразу вводить в описание реального мира термин «пустота», что затруднило бы различие бытовых и научных разговоров. Если же подразумевать пустоту в определении пространства не как объект, а просто как материал с определёнными свойствами, то потребуется дополнительно пояснять, что пространство — это объект, чтобы оно попало в состав реального мира. Если такое пояснение будет находиться вне определения, то во многих случаях оно будет упущено из вида, и это вызовет противоречия. По этой же причине я отказался от привлекательного для меня вначале определения «реальный мир — это всё то, что существует объективно». К этому определению постоянно приходилось прилагать дополнительные пояснения, что реальный мир является лишь мыслительной категорией, иначе собеседники путали реальный мир с действительным. После осознания значимости этой проблемы, пояснения были включены в определение. Размышляя об этом, я решил, что для нормального взаимодействия понятий в соответствии с данными им определениями, пространство всё же должно быть определено как объект.

Пространство — это однородный непрерывный реальный объект, который протяжён в трёх мерностях, заполняет весь реальный мир и не может взаимодействовать с любыми другими реальными объектами, в том числе влиять на их движение, а также быть субъектом или объектом одностороннего воздействия с участием реальных объектов.

При этом подразумевается, что

взаимодействие — это изменение двумя или более сущностями бытия друг друга, то есть обоюдное одновременное изменение их свойств или поведения, независимо от присутствия или отсутствия сторонних сущностей.

Строго говоря, приведённое определение пространства излишне расширено, если заранее знать, что такое взаимодействие. В самом деле, поскольку изменение движения предмета, согласно определению взаимодействия, является изменением его бытия, неспособность пространства взаимодействовать с предметами автоматически означает, что оно не может влиять на их движение. К сожалению, для большинства людей это не может быть очевидным в ту же минуту, когда они впервые прочтут эти определения, и для внесения ясности я позволил себе это необязательное дополнение.

Что касается последнего уточнения об одностороннем воздействии, в науке давно утверждено, что его не бывает, а бывает только взаимодействие; закон сохранения энергии29 и третий закон Ньютона30 говорят как раз об этом. Но следует помнить, что данная книга не предназначена для повышения квалификации состоявшихся учёных специалистов, напротив, здесь даётся базовая философская модель мира, которая должна загружаться в неподготовленное сознание ещё прежде каких-либо серьёзных наук. И для несведущих людей вовсе неочевидно, что одностороннего воздействия во Вселенной не существует — в этом легко можно убедиться, проведя соответствующий опрос. Поэтому здесь специально уточняется, что пространство не только не может взаимодействовать с предметами, но и не может также участвовать в одностороннем воздействии.

Итак, в качестве ключевого критерия для разделения материи и пространства я использовал их потенциал для изменений мира, данного нам в ощущениях, как это делали философы тысячи лет назад. Материя обладает таким потенциалом, а пространство — нет.

У меня возникало искушение указать в определении, что пространство это объект, не выраженный телесно, но при дотошных рассуждениях становится понятно, что телесность чего-либо — это свойство, которое по своей сути не отличается от материальности; этот термин пригоден для приблизительных объяснений, но не очень хорош для определения, иначе пространство пришлось бы определять через материю. По той же причине я не указал в определении, что пространство не может взаимодействовать также с материей вообще и что оно может присутствовать и присутствует повсюду одновременно с материей. Любое упоминание материи приведёт к тому, что, вместо первичного разделения реального мира на две разнородные сущности по некоторому критерию, сначала нам пришлось бы сложить понимание о материи, и только потом, на базе этого понятия, построить производное представление о пространстве. Это не соответствовало бы логике построения модели мира от большего к меньшему, которая весьма удобна для восприятия. Также если не привязывать определение пространства к нашему субъективному реальному миру и просто указать в определении, что пространство не взаимодействует с материей, для сохранения единства картины мировосприятия было бы тогда правильно и определение материи не связывать с нашим бытием и нашим представлением о реальном мире, а у меня такого определения нет; подробнее о материи мы поговорим позднее. Всё-таки мы делим мир на категории относительно наших нужд и задач, поэтому в основе определения оставлены мыслящие субъекты и их представление о мире.

Несмотря на такое определение, для многих поначалу будет гораздо проще понять пространство, представляя себе пустоту. Но и здесь нужны комментарии. Проанализировав свой опыт общения с людьми на эту тему за много лет, я сделал вывод, что представления о пустоте разнятся в зависимости от того, как человек мыслит о материи. Основная масса людей считает, что в любом месте возможно создать пустоту, если убрать из этого участка материю. При этом те, кто считают материю непрерывной, полагают, что там, где есть материя, нет пустоты и пустота рождается только тогда, когда из этого места устранена материя. Другие, которые знают, что атомы по большей части пусты, склонны считать, что почти полная пустота постоянно присутствует повсюду, как минимум, соседствуя с материей в каждом малом участке, а многие считают, что пустота как вместилище всего сущего всегда присутствует с материей в одном месте одновременно. Но сторонники любой из этих версий согласны, что если удалить материю между двумя пустотами, то они объединятся в одну пустоту, не имеющую качественных различий между своими частями. Отсюда понятно, что даже когда люди мыслят о конечной пустоте, ограниченной стенками некоего полого предмета, они осознанно или интуитивно представляют её частью единой всеобщей пустоты, которая простирается безгранично, либо считают возможным сколько угодно расширять одну ограниченную пустоту без изменения её свойств. Таким образом, наиболее распространённый способ мыслить о пустоте — это представлять её единственным в своём роде объектом, который, в отличие от материи, первичен для любого исследуемого участка, не может быть удалён из него и который может быть явлен нашему восприятию в виде конечных отдельных объектов, но при этом остаётся единым неразрывным, даже если во многих его местах присутствуют сгустки материи.

Поскольку нам нужна максимально эффективная картина мира, нам необходимо остановиться на таком представлении о пространстве, которое будет соответствовать свойствам реальности хотя бы в абсолютном большинстве случаев, не вызывая противоречий. В соответствии с этой целью, в научном материализме пространству задан определённый набор свойств, хотя они не доказаны совершенным способом и, возможно, не могут быть доказаны. Здесь в очередной раз следует вспомнить, что мы лишь упорядочиваем своё мышление, чтобы сделать его более подходящим для решения задач, а не порождаем или уничтожаем действительные сущности вне нашего сознания. Модель пространства, описываемая здесь, достаточно проста для освоения и достаточно эффективна для применения, а будущие научные открытия могут внести в неё правки, если существование пустоты в действительном мире будет доказано и она будет изучена до неведомых ныне глубин. Это касается и реального мира в целом. Тем не менее, было бы большой ошибкой недооценить важность приводимой здесь системы воззрений. Слишком большое количество людей имеют привычку рассуждать, имея в голове лишь разрозненные клочки противоречивой информации, и, как правило, эти рассуждения абсурдны и вредны. Для грамотного мышления просто необходимо надёжно освоить целостную гармоничную модель реального мира, получить единую для всех отправную философскую базу, от которой возможно строить полезные рассуждения и при помощи которой можно максимально эффективно обмениваться полезной информацией. В будущем эту модель можно будет изменять или дополнять по мере необходимости, но принципиально важно выполнить сначала труд по её выстраиванию в сознании. Без этого грамотное мышление невозможно.

Итак, давайте рассмотрим свойства, которыми наделено пространство в научном материализме. Начнём с непрерывности. Существуют разные представления об этом свойстве. Для некоторых людей объект любой причудливой формы, пока он не разделён на две совершенно отдельные части и не содержит полостей, является непрерывным. Для других массив пены или сфера также являются непрерывными объектами. В научном материализме под непрерывностью пространства подразумевается, что не существует ни одной точки, где бы пространства не было. Подразумевается, что во всём реальном мире в любом месте, независимо от наличия или отсутствия материи, всегда обязательно есть пространство, и не существует никаких прерываний внутри пространства. Такой мыслительный подход чужд людям, которые привыкли воспринимать пустоту только как локальное отсутствие материи и которые не представляют себе пустоту там, где есть материя. И всё же таким людям стоит изменить свои мыслительные привычки на этот счёт. Дело в том, что, если представлять пустоту только там, где нет материи, решение практических задач резко затрудняется, а это противоречит нашей изначальной цели. Если есть помещение, в котором есть воздух и несколько ящиков, то описанное сейчас представление о пустоте не поможет нам верно мыслить о максимальной вместительности данного помещения. Чтобы рассчитать максимальную вместительность, нам придётся игнорировать воздух и ящики, и мы будем мыслить об объекте, который не совпадёт с мыслимым количеством пустоты в помещении. Кто-то скажет, что мы вычисляем объём помещения и что не следует путать его с пустотой, но это будет ошибкой, так как объём — это физическая величина, количественная мера, чистая идея, свойство, которое только описывает протяжённые объекты, а не является таким объектом. При этом если попросить человека показать руками и описать словами полезный объём помещения, он покажет некий объект, простирающийся от стен до других стен, от пола до потолка. Так происходит подмена понятий: то, что люди называют полезным объёмом, они на деле мыслят как протяжённый объект, свойства которого, в числе прочего, могут быть выражены и такой количественной характеристикой, как объём. И как же называть этот объект, ограниченный стенами помещения, чтобы не возникали противоречия в мышлении? Если мыслить о пустоте как о локальных полостях среди материи, то этот объект вообще не получится представлять как нечто единое, он будет суммой молекул воздуха и микроскопических пустот между ними. Мыслить таким образом неудобно. На практике же мы вообще никогда не имеем дела с полной пустотой, а также существуют проблемы измерения свободного места материальными категориями, которые уже были описаны мной ранее, поэтому снова возникает путаница при попытках мыслить о вместительности помещения. Но стоит представить, что вся вселенная изначально состоит из вездесущего бестелесного объекта, который мы называем пространством, и только затем в нём может присутствовать материя и свободно перемещаться в пределах этого объекта, как множество трудностей мышления исчезают.

Пространство присутствует в реальном мире повсюду, в том числе и там, где есть материя

Мы можем посчитать, сколько всего пространства находится между стенами помещения, не обращая внимания на материю. Это обеспечит нас надёжными полезными данными для ведения хозяйственной деятельности, даже если отрицать, что пустота как первичная основа действительного мира на самом деле возможна. В связи с этим наиболее эффективно представлять пространство присутствующим в любой и каждой точке реального мира, одновременно с материей либо без неё. Согласно этой модели, все материальные объекты находятся и перемещаются среди пространства, не меняя его количества и всегда имея внутри себя помимо материи также пространство. Итак, остановимся на том, что пространство непрерывно и, следовательно, присутствует с материей в одном месте одновременно во всех случаях.

Следующее свойство пространства — однородность. Оно означает, что пространство проявляет себя совершенно одинаково в любой точке. Чтобы лучше представлять себе свойство «однородность», нужно для начала понять, что однородность бывает полная и частичная, то есть однородность по всем свойствам либо лишь по некоторым. На практике нам всегда придётся иметь дело с частичной однородностью, то есть какие-то свойства предметов будут иметь разные значения в разных точках, а какие-то — одинаковые, с учётом погрешности измерения. Например, кусок глины может иметь одинаковый химический состав в каждой своей точке, но разную температуру. Камень может иметь одинаковый цвет в каждой точке, но разные коэффициенты твёрдости в разных точках. Когда же речь идёт о пространстве, подразумевается, что абсолютно все его мыслимые признаки совершенно одинаковы в каждой точке.

Также пространство предположительно имеет бесконечный размер, либо предположительно бесконечно. О пространстве следует мыслить как о бесконечно протяжённом объекте по нескольким причинам. Во-первых, никакие научные изыскания не позволили до сегодняшнего дня обнаружить где-либо границу, где заканчивался бы мир, данный нам в ощущениях, и, следовательно, предполагаемый действительный мир. Соответственно, если пространство есть в любом участке реального мира, то его граница также до сих пор не была найдена. Во-вторых, таковые границы субъективно трудно вообразить большинству людей. В-третьих, если граница пространства и будет обнаружена, то уже достоверно известно, что её нет в пределах миллионов световых лет вокруг нашей звёздной системы. Поскольку на сегодняшний день скорость света принято считать максимально возможной в природе, с имеющимися у нас сейчас технологиями мы и за тысячи лет не сможем даже близко подобраться к границе пространства, и поэтому на практике в обозримом будущем не столкнёмся с его конечностью. Хорошо, но если граница пространства пока не была найдена, то почему сказано, что оно бесконечно предположительно? Главным образом это следует указывать по той причине, что человеческая жизнь конечна, и поэтому, сколько бы мы ни путешествовали в одном направлении, мы не сможем достоверно убедиться, что протяжённость чего-либо действительно бесконечна. Даже если когда-нибудь мы расширим известную нам область космоса в миллиарды раз и найдём границы, после которых больше нет частиц, а есть лишь пространство и ослабевающее с расстоянием излучение, то, даже пролетев в одном направлении посреди этого пустого пространства миллион лет, мы так и не узнаем, действительно ли оно бесконечно. Всегда существует вероятность, что конец пространства находится всего лишь на километр дальше, поэтому нельзя обоснованно утверждать, что пространство бесконечно, это лишь выбранная позиция. Для нашего мышления эффективно считать пространство бесконечным, но эта бесконечность не может быть проверена экспериментально. Вот почему, называя пространство бесконечным, ради научной строгости всегда нужно добавлять, что не знаем этого достоверно и что однажды наше знание об этом может измениться.

Напоследок, пространство никак не взаимодействует с другими реальными объектами. Это обязательное свойство пространства, без которого само понятие не имело бы смысла, ведь базовое разделение мира на материю и пространство как раз и задано через способность изменять наше бытие. Это свойство включает в себя то, что подразумевается одним из двух очевидных свойств пустоты — способность пропускать через себя движущиеся предметы. Но базовое представление людей о пустоте не включает в себя все передаваемые здесь характеристики пространства. Некоторые люди считают, что пространство не препятствует перемещению материальных предметов, но способно воздействовать на них химически, менять их форму или внутреннюю структуру механически либо заряжать их электрически. Такое представление о пространстве не имеет смысла, потому что нарушает изначальное представление о присутствии в мире вездесущего объекта со свойствами пустоты, который вмещает в себя материю. Если бы этот объект воздействовал на материальные предметы, он сам был бы материей, а не пустотой, и мы снова пришли бы к модели реального мира, где есть только материя, что неудобно для нас. Таким образом, для поддержания эффективности нашей картины мира мы просто обязаны принять, что пространство не может взаимодействовать ни с какими объектами никогда, а также не может участвовать в односторонних воздействиях.

На вопрос взаимодействия сущностей в реальном мире вообще следует обратить особое внимание. Если представить одностороннее воздействие одного предмета на другой, это означало бы, что физическая работа выполняется без затрат энергии, как, например, в случае тяжёлого маятника, который разрушал бы предметы, встречающиеся ему на пути, но продолжал бы раскачиваться с неизменными скоростью и амплитудой колебаний. Как ни пытались исследователи в разные времена обнаружить процессы с таким свойством и создать вечный двигатель, до сих пор это никому не удалось. В связи с этим верно будет исключить из мышления идею о том, что некоторые реальные объекты могут односторонне воздействовать на другие. И здесь возникает противоречие для тех, кто мыслит о мире, данном нам в ощущениях, каким-то иным способом, не полагаясь при разделении информации в сознании на критерий «объективное существование». Такие люди, например, могут считать идеи реальными сущностями и приводить примеры, когда идея воздействует на свойства или движение материи, но сама при этом остаётся неизменной. Для таких людей проекты вечных двигателей, не содержащие расчётов преобразований энергии и обоснованные словами «такой-то принцип заставляет эти предметы вести себя следующим образом…», кажутся стоящими внимания, и они не могут обнаружить в своих рассуждениях ошибку. Изобретение вечного двигателя было бы исключительно полезным событием для человечества, но, тем не менее, фактическая несостоятельность всех таких проектов, а также бесчисленное количество других экспериментов показали на практике, что идеи существуют не точно таким же способом, как существуют материальные предметы, и что идеи не изменяют материю непосредственно, а изменяет её другая материя. Именно поэтому в научном материализме идеи и материя разделены по признаку объективного существования в разные мыслительные категории, а между объектами реального мира считается возможным лишь взаимное, но не одностороннее воздействие. Такая модель попросту более качественно описывает накопленный человечеством опыт решения задач. Итак, в реальном мире не существует одностороннего воздействия одних объектов на другие, материальные объекты могут лишь взаимно изменять бытие друг друга, пространство же не изменяется ни при каких обстоятельствах и, соответственно, не взаимодействует с материей.

Также следует рассмотреть проблему, которая часто возникает у людей, впервые изучающих научный материализм. При изучении пространства они спрашивают: как оно может относиться к реальному миру, если определяющим признаком для этого является объективное существование, а в основе объективного существования лежит принцип исследования объекта двумя или более людьми? Как можно исследовать пространство, если с ним нельзя взаимодействовать? Действительно, такие вопросы могут показаться уместными, а модель реального мира противоречивой в данном месте, если воспринимать исследование как взаимодействие с изучаемым предметом. Чаще всего эти люди мыслят об исследовании именно таким способом. Они думают: я ускоряю рукой бросаемый камень, он сопротивляется ускорению, из-за этого я ощущаю взаимодействие с ним и таким образом изучаю его, а с пространством я не могу так сделать, поэтому не могу его изучать. Таким людям следует отвергнуть своё интуитивное представление об исследовании и воспользоваться определением, которое я привёл в предыдущей главе. Исследование происходит не только при непосредственном взаимодействии исследователя с объектом, но и при опосредованном восприятии его, например, через свет или звук, а также при проведении экспериментов в отношении изучаемого объекта. Если найти участок, максимально очищенный от материи, и вы посмотрите на него, то, хотя вы и не получите разнообразного и последовательно меняющегося зрительного опыта, это не будет означать, что вы не получили совсем никакого опыта. Отсутствие излучения из определённого участка — это также полезный опыт, и он должен быть добавлен к вашему представлению о пространстве. Если вы попытаетесь передавать в пустом пространстве звук, проводить через него электрический ток, размещать в нём различные поля, зажигать пламя и запускать в нём струи из ручного огнетушителя, вы соберёте ещё много опыта, и весь он будет относиться к пространству. Таким образом, пространство вполне возможно исследовать, несмотря на его нематериальность, и поэтому возможно причислить его к реальному миру, не создавая противоречий. Напоминаю, что свойства участков с минимальным содержанием материи неизменно проявляются объективным, невымышленным образом, и нам лишь остаётся выбрать, какое название дать увиденному. В научном материализме эти свойства приписываются вездесущему однородному объекту, который назван пространством.

Краткое содержание:

Для грамотного мышления нам необходимо представление о пространстве. Участки с минимальным содержанием материи стабильно сохраняют некоторые свойства, как будто первоосновой действительного мира является некий особенный объект, отличный от материи. В научном материализме принято называть эту первооснову пространством. В бытовом понимании пространство — это пустота, но следует понимать это не как локальную полость среди материи, а как бесконечно простирающийся во все стороны объект, который присутствует повсюду одновременно с материей и который обнаруживает себя, когда материя удаляется из некоторого участка. Пространство делает модель реального мира целостной и позволяет эффективно мыслить о предметах и решать задачи. Поэтому реальный мир следует разделять на пространство и материю.

Подразумевается, что пространство:

1. Обладает протяжённостью в трёх мерностях

2. Никак не взаимодействует с материей, в том числе не препятствует её движению

3. Однородно, то есть во всех точках проявляет себя совершенно одинаково

4. Предположительно обладает бесконечным размером.

5. Непрерывно, то есть не существует ни одной точки, где бы пространства не было.

Глава 8. Материя

Существует распространённая ошибка, когда люди путают понятия «вещество» и «материя». Чаще всего обыватель скажет, что материя — это то, из чего сделаны все предметы, которые мы наблюдаем, с которыми мы имеем дело, и в качестве примеров будет приводить твёрдые тела, жидкости и газы. На самом же деле он будет подразумевать то, что в науке принято называть химическим веществом. Вещество вообще — понятие более широкое, но оно всё ещё не совпадает с понятием «материя», и люди за пределами науки очень редко встречают его и редко знакомы с его смыслом. Что же касается химического вещества, это атомы, составные молекулы и их массивы. Ионы и изотопы также являются веществом, потому что являются ближайшими родственниками атомов: ион, согласно принятой сегодня планетарной атомной модели Резерфорда — Бора, является атомом с изменениями в электронной оболочке, а изотоп обладает изменённым ядром. Каждое вещество наделено некоторыми уникальными свойствами, и, согласно принятой стандартной физической модели, базовым мельчайшим носителем этих свойств является молекула, состоящая из одного или множества атомов. При взаимодействии с другими веществами молекулы могут обмениваться атомами, соединяться, образовывать одно или несколько новых разных веществ с новыми свойствами, благодаря новой комбинации исходного набора атомов. У науки есть весьма убедительные основания полагать, что атом не является неделимым, а состоит из более мелких отличных друг от друга частей, и что такие же составные части, а также другие, подобные им и не очень, в большом количестве встречаются повсюду во Вселенной. Это означает, что химическое вещество — лишь часть всех объектов, которые мы можем встретить. Его отличие состоит в том, что оно обладает относительно высокой степенью организации на микроуровне по сравнению с прочими частицами — вместо простых одиночных объектов оно представляет собой сложные системы разнообразных частиц. Но если нагреть предмет до сотен тысяч градусов, его атомарная структура разрушается, уровень организации его микроскопических частей падает, и, тем не менее, мы всё ещё наблюдаем массивный объект, который может взаимодействовать с окружающими предметами. Это уже не химическое вещество, но всё ещё вещество. И здесь пора вспомнить о ещё одном типе объектов, которые имеют большое значение для нашего бытия — поля. Электричество, магнетизм, свет — это вездесущие и очень знакомые нам явления, которые возможны благодаря полям. Поля также относятся к материи, хотя их нельзя увидеть или пощупать. С отношением к полям в науке сложилась неоднозначная ситуация. Кто-то уверенно причисляет гравитацию к полям и ожидает открытия гравитона — мельчайшего переносчика гравитации. Другие, основываясь на некоторых идеях общей теории относительности Эйнштейна, склонны считать, что гравитация — это не поле, а лишь искривление пространства, которое неизбежно сопутствует объектам с массой. Электростатические явления и магнетизм объединяют в единое поле — электромагнитное, которое якобы проявляет себя по-разному в разных условиях, опять же согласно теории относительности. Также есть так называемые сильное и слабое взаимодействия, которые вместе с электромагнетизмом и гравитацией относятся к четырём фундаментальным взаимодействиям в физике. Сильное и слабое взаимодействия, которые якобы влияют на устройство и поведение атомов, являются лишь теоретически обоснованными и предполагаемыми. Этим явлениям недостаёт очевидности и доказанности ввиду технической недоступности наблюдения атомного ядра, но они введены в науку, чтобы объяснить наибольшее число известных на сегодня экспериментов. Таким образом, материя — гораздо более сложная для понимания вещь, чем пространство. Если мы попытаемся изучить все современные научные представления об устройстве материи, мы быстро утонем в водопаде сложной информации, а также вскоре попадём в область споров, гипотез и противоречивых открытий. Кроме того, много из этой информации будет редко применимо при решении задач, и поэтому такую информацию трудно будет удерживать в памяти длительное время. Поэтому в научном материализме приводится максимально упрощённое представление о материи, достаточное для понимания основных физических и химических явлений и для эффективного мышления на повседневном уровне. Каждый, кто изучает научный материализм, должен помнить, что, по мере своего приближения к проблемам современной физики, он должен будет дополнять свою базовую модель реального мира последними научными открытиями и обсуждать это с другими людьми, чтобы в дальнейшем не возникали затруднения при передаче полезной информации.

Как было сказано в предыдущей главе, материей принято называть всё, что может изменять наше бытие. Но не следует принимать за аксиому, что, кроме пространства и материи, больше ничего не может существовать. Если мыслить о вещах научно, то есть беспристрастно, у нас нет очевидных причин считать, что мир, данный нам в ощущениях, существует обязательно ради нас, людей, и что всё существующее в нём обязательно должно быть различимо нами или влиять на наше бытие. Вполне состоятельно допущение, что в действительном мире, который, по-видимому, является источником наших ощущений, могут существовать предметы, с которыми мы никак не можем взаимодействовать и поэтому никогда не сможем их познать. Таких предметов потенциально может быть великое множество повсюду, в том числе и в одном месте с нами, они могут взаимодействовать друг с другом неким непостижимым для нас способом и даже могут быть разумными. Но если мы не можем с ними взаимодействовать, то для нашей картины мира они в любом случае неактуальны. Поэтому есть нечто подобное в действительном мире или нет, оно не должно быть включено в модель реального мира. Напоминаю, что мышление дано нам природой, чтобы мы были эффективными при выполнении задач. Информация о полностью гипотетических сущностях является для мышления мусорной, ибо заставляет тратить ресурсы организма на её обработку, не принося при этом пользы. Кроме того, когда мы выбрали относить к реальному миру только те предметы, наличие которых в действительном мире подтверждается двумя или более исследователями, мы автоматически отсекли возможность включать в него необнаружимые сущности, которые нельзя исследовать. Поэтому реальный мир в научном материализме разделён на пространство, без которого наше мышление неполноценно, и материю, то есть всё сущее, которое может менять наше бытие.

Материя — это совокупность объектов реального мира, которые обладают способностью взаимодействовать с физическими телами мыслящих индивидов.

Это определение, вероятно, для многих окажется достаточно неочевидным, и всё же именно это подразумевается, когда весь мир делят на пространство и материю. В примитивной форме это разделение можно представить следующим образом: материя — это всё то, с чем люди могут взаимодействовать, а пространство — это то, что люди могут регистрировать, но с чем взаимодействовать не могут. Такое примитивное определение материи довольно долго являлось для меня действующим рабочим, но оно было далеко от совершенства, ибо необходимо точно обозначить, что такое люди, и что значит взаимодействовать с ними. Теперь, когда слово «люди» заменено на «физические тела», и у нас уже есть определение взаимодействия, становится понятно, что к материи следует относить такие предметы, которые могут менять свойства или поведение либо наших организмов целиком, либо некоторых отдельных его частей, пусть даже в ничтожной степени. Кроме того, подразумевается, что, если предмет способен взаимодействовать с такими же сущностями, как те, что имеются внутри наших тел, его также следует считать материей. Человечеством накоплен достаточно большой опыт, убеждающий нас, что если два предмета взаимодействуют в одном участке пространства, то такие же два предмета будут ровно так же взаимодействовать в другом участке, при сохранении всех прочих условий. Это всё ещё стоит периодически перепроверять, но пока можно принять, что если какой-то предмет взаимодействует с водой где-то вне наших тел, то он будет взаимодействовать и с водой в составе наших тел, и поэтому его следует отнести к материи ещё до проведения экспериментов с человеческим телом. Напоследок, процессы взаимодействия подразумеваются те, которые мы мыслим в своём сознании, а не те гипотетические во внешнем действительном мире, которые мы не можем воспринять непосредственно. Это работает следующим образом: в моём сознании есть образ моего тела, который, по всей видимости, является проекцией действительного предмета, я изучаю поведение этого образа, или, если угодно, предмета, изучаю, как ведут себя по отношению к нему другие образы или предметы в моём сознании и делаю соответствующие выводы.

Представления прошлых тысячелетий о материи были неудовлетворительными; подробно на их эволюции мы останавливаться не будем. Философам было недоступно знать, как устроены вещество, свет, гравитация и другие части природы, поэтому их рассуждения по сути являлись безосновательными догадками. В 18—19 веках, вместе с развитием экономики, развитие получила также и философская мысль, и понятие «материя» стало получать более состоятельные и конкретные определения. Тем не менее, и они пока ещё не были хороши. В частности, например, я считаю неприемлемым подход Фридриха Энгельса к описанию материи:

«Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определённых, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим. Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно поступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой, вместо кошек, собак, овец и т. д. — млекопитающее как таковое, газ как таковой, металл как таковой, камень как таковой, химическое соединение как таковое, движение как таковое»

Когда Энгельс противопоставлял плод как таковой яблокам, вишням и грушам, он упустил важнейшее обстоятельство. Определение призвано служить простой задаче — соединять в сознании слово и образ, чтобы вызывать в сознании необходимые образы при прочтении или прослушивании соответствующих им слов. При этом сам термин и данное ему словесное определение всегда будут оставаться абстрактными идеями в нашем сознании, а означать они могут как абстрактные вещи, так и реальные. Например, если мы запишем определение геометрической плоскости, то термин «плоскость», его словесное определение и образ, который вызывает в нашем сознании это определение, будут абстракциями. Если мы используем термин «автомобили марки X, серии Y и года выпуска Z», то, хотя термин и определение неизменно останутся абстрактными идеями, в данном случае они будут означать конкретное множество реальных предметов, которые легко выделить из окружающей среды, сосчитать, изучить, и с которыми мы можем взаимодействовать (нужно ли включать в это множество изменённые и полуразрушенные автомобили данной серии, подскажет выбранное нами определение). Если же мы запишем определение для автомобиля вообще, оно не будет означать реальный предмет, ибо не существует одного конкретного предмета, который называется словом «автомобиль». Также и у людей не принято считать, что автомобиль — это именно один известный им конкретный предмет и что никакой другой предмет в мире не является автомобилем. Эйфелева башня — это один известный конкретный предмет, но автомобиль — нет. Наше определение будет передавать лишь общую идею, проект, замысел автомобиля. Как мне показалось, этот момент не был очевиден для Энгельса. «Собаки в радиусе 100 метров от меня» и «собака, живущая в соседней квартире» — понятия, означающие реальные, чётко определённые предметы; «собака» — термин, передающий своим определением общую идею, общие признаки собак. Аналогично «яблоки в этом саду» и «яблоко, которое я держу в руке» — реальные, строго определённые предметы; «яблоко» — термин, описывающий яблоки вообще и передающий своим определением некие признаки, присущие всем яблокам. Таким образом, противопоставление плода и яблок вышло неверным. Яблоко как таковое не существует, и плод как таковой не существует, но при этом и «плоды» и «яблоки» во множественном числе — это определяемые и исчислимые множества реальных предметов, которые можно найти каждый в отдельности и указать на каждый из них рукой.

Слово «слон» означает не конкретный предмет, а обобщённую идею слонов

Энгельс же сравнивает эти термины, не обращая внимания на единственное и множественное число, и повторяет это с животными. Я полагаю, он проводил разделение следующим образом: что своим названием вызывает в сознании определённый визуальный образ, подобно яблоку, то является чувственно существующим, а что не вызывает, подобно плоду, то является вещью как таковой, чистым созданием мысли и абстракцией. Мыслить таким образом неэффективно, и вот почему. Предположим, что я веду речь о столовых приборах в моей кухне. Согласно Энгельсу, столовый прибор — это чистое создание мысли и абстракция, независимо от единственного или множественного числа этого термина, а ложки, вилки и ножи — это чувственно существующие предметы. Ложка, вилка и нож вызывают определённые соответствующие образы своими наименованиями, а «столовый прибор» — нет. Теперь предположим, что мне нужно сообщить вам некоторое одинаковое свойство всех этих предметов, например, что они состоят из металла. Как мне это сделать? Мне нужно употребить слово, которое будет означать все мои реальные ложки, вилки и ножи одновременно. Как мне следует их назвать? Вот здесь-то и возникает противоречие, когда по убеждению Энгельса столовый прибор является абстракцией, и с моей стороны было бы неправильно называть этим словом реальные предметы, а между тем более подходящих терминов у нас нет. Такой подход попросту не позволяет свободно и грамотно выражать свои мысли и обмениваться информацией, не приводя к противоречиям.

Аналогично своему отношению к понятиям «плод» и «млекопитающее», Энгельс утверждает, что материя — это чистая абстракция сознания, ибо не существует материи как таковой, но вдруг оказывается, что немногим ранее в том же тексте он демонстрировал прямо противоположную позицию:

«Вещество, материя есть не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагировано это понятие, движение как таковое есть не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения, такие слова, как „материя“ и „движение“, суть не более, как сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свойствам, множество различных чувственно воспринимаемых вещей»

Вполне очевидно, что под материей здесь подразумевается множество реальных предметов, которые воздействуют на чувства живых существ. Это описание почти полностью состоятельно, ибо не охватывает только микрочастицы, не способные непосредственно возбуждать наши органы чувств, и о которых, кстати говоря, Энгельс мог не знать ввиду слабого развития науки в то время. Но при этом остаётся актуальным противоречие двух приведённых им противоположных определений, из которых неэффективное, утверждающее, что материя есть чистое создание мысли, по своей форме более походит на классическое научное и написано позднее. Оно не позволяет окончательно понять, было ли у Энгельса единое окончательное представление о материи, и если да, то каким оно было. Между тем, его труды ставят в основу диалектического материализма, который по сей день продвигается множеством философов, историков и общественных деятелей как самая прогрессивная философская мысль об устройстве мироздания. Недопустимо строить эффективную картину мира на шаткой, неустойчивой почве, на противоречивых определениях самых базовых терминов. Научный материализм создан, чтобы устранить подобные ошибки, насколько это возможно.

Только в приведённых двух цитатах Энгельса содержится ещё несколько противоречий. Например, приводится термин «материи» во множественном числе. Если материй существует множество, тогда непонятно, в каком значении употребляется слово «материя». Приведённое здесь же определение неактуально, ибо Энгельс умышленно разделяет в своём рассуждении материю как таковую и существующие материи. Определение дано для материи как таковой, а для «существующих» оно отсутствует. При этом утверждается, что определённые, существующие материи воздействуют на наши чувства. Означает ли это, что одна такая отдельно взятая определённая материя будет также на них воздействовать? Означает ли это, что материя — это не чистое создание мысли и абстракция? Или мы должны ввести два принципиально отличных по смыслу термина — «материя как таковая» и «определённая, существующая материя» и употреблять их только в таком виде? Но какой цели тогда будет служить термин «материя как таковая»? И каким термином следует называть все определённые, существующие материи одновременно? Для этого запрещается использовать термин «материя»? Или следует называть это «вся определённая материя»? Но какое тогда значение будет у отдельно взятого слова «материя»? Является ли такой способ мышления удобным и полезным?

Далее Энгельс описывает движение как таковое как «совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения» и «множество различных чувственно воспринимаемых вещей». Такой подход к определению неуместен. Давайте снова вспомним, что «автомобиль» — это понятие вообще, а «автомобили» — это множество конкретных реальных предметов. Когда человек спрашивает, что такое автомобиль, он не хочет, чтобы ему показали все автомобили в мире, а хочет узнать идею, проект автомобиля, его ключевые свойства. Этот же мыслительный подход актуален и для категории процессов, к каковой относится движение. Когда человек спрашивает, что такое горение, он хочет понять принцип, идею горения, и не хочет, чтобы ему показали все чувственно воспринимаемые случаи горения во Вселенной. Когда человек спрашивает, что такое пищеварение, он хочет понять принцип, идею пищеварения, и не хочет, чтобы ему показали все чувственно воспринимаемые случаи пищеварения во Вселенной. То же касается и движения. Определение движения должно раскрывать его идею, суть, общие признаки для всех случаев движения, и это ещё более обязательно, если учесть, что Энгельс употребляет здесь термин «движение как таковое» вместо простого «движения». Вместо описания идеи движения он совершает ещё одну, на этот раз полностью непростительную ошибку, и говорит, что движение — это совокупность различных форм движения. Таким образом, определение термина содержит в себе этот самый термин, и получается смысловая рекурсия — невозможно понять, что такое движение, пока не узнаешь, что означает «движение» в определении движения. Это возвращает нас снова к определению движения, и цикл повторяется бесконечно. В итоге данное определение попросту не работает, ведь из него нельзя узнать, что такое движение. Работающее определение, скорее, выглядело бы так:

движение — это процесс последовательного изменения положения различных частей многообразия относительно друг друга.

Изначально я склонен был написать, что изменяться должно расстояние между частями многообразия, но это не всегда будет верно. Если вы будете стоять на месте, а летящая муха будет описывать вокруг вас окружность, то расстояние между мухой и вами не будет изменяться, но движение вы всё же будете регистрировать, даже если все другие окружающие предметы погрузить в полную темноту и сделать недоступными для восприятия. Последовательным изменение положения должно быть потому, что, если объект или участок исчезнет и появится в другом месте, то это не принято мыслить как движение. Последовательное изменение положения означает, что этот процесс происходит непрерывно, то есть на своём пути от прежнего положения до нового объект или участок проходит через все без исключения точки траектории этого пути. Наконец, движение здесь описано для любых многообразий, а не только для реального мира, потому что движение очень часто присутствует в мыслимых нами абстрактных моделях. Когда мы хотим понять суть движения как такового, учитывать нужно все многообразия, где движение может иметь место. Помня это, можно ещё раз вернуться к примеру с человеком и кружащей мухой. Здесь ведь можно возразить, что человеческое тело имеет ненулевой размер, а потому расстояние между мухой и различными частями тела наблюдателя всё-таки будет изменяться. Но если наблюдателя заменить на точку без размеров, и вокруг неё также будет кружить точка, то никакие расстояния в таком случае изменяться не будут. Более состоятельным было бы возражение, что для ясного понимания поведения предметов нам нужна ещё точка отсчёта, некое начало координат, и расстояние от этой точки отсчёта до движущегося предмета всё-таки будет изменяться. Здесь возник бы спор, является ли система координат частью многообразия, и я не буду погружаться в дальнейшие рассуждения в этом направлении. Важнее, что приведённое выше определение движения гораздо более эффективно, чем предложенное Энгельсом. Если остановиться на таком определении движения, то будет неуместным помещать материю и движение в одну категорию, как это сделал Энгельс, ведь в первом случае речь идёт о совокупности предметов или, если угодно, об одном очень большом предмете, а во втором случае — о процессе.

Здесь требует прояснения важнейший момент, касающийся термина «материя» в том смысле, как он определён в научном материализме. Материя здесь не принадлежит к множеству родственных, но отличных от неё сущностей, и не представлена в виде множества условно одинаковых материй, которые бы имели незначительные отличия друг от друга. Следовательно, понятие «материя как таковая» в научном материализме лишено смысла, ибо нет множества, из которого было бы абстрагировано это понятие вообще. Вместо этого материя сама является исчерпывающей совокупностью объектов, имеющих одинаковое свойство — способность изменять бытие наших физических тел. Если сравнивать её с более заурядными терминами, то термин «автомобиль» не будет аналогичен «материи», потому что передаёт идею, общую для множества различных реальных предметов. В свою очередь, термин «автомобили» будет аналогичен термину «материя», ибо означает исчерпывающую совокупность предметов с подобным набором свойств. Таким образом, термин «материя», хотя и употребляется в единственном числе, тем не менее, имеет свойства терминов во множественном числе и, подобно им, означает совокупность реальных предметов, а не идею, хотя и определение представлено идеей, как выделить эту совокупность предметов среди всех прочих мыслимых. В отличие от материи, отдельно мыслимых движений в реальном мире есть неисчислимое множество, и именно поэтому термин «движение» должен передавать общую идею всех движений, абстрагированную из множества таковых.

Обсуждая движение, стоит отметить его место в модели реального мира, ибо я встретил много людей, которые склонны считать движение реальным. Следует понимать, что процессы вообще и движение в частности не существуют таким же способом, как существуют реальные объекты: если взять дышащего человека и убрать из этой модели дыхание, человек останется, но если убрать из этой модели человека, дыхание также исчезнет; если взять вращающееся колесо и убрать вращение, колесо останется, но если убрать колесо, вращение также исчезнет; этот же принцип ранее был представлен здесь на примере Солнца и исходящего от него света. Процессы не есть самостоятельные сущности, они есть не части реального мира, а поведение его частей. Хотя поведение реального мира неискоренимо из мыслимой нами модели, оно имеет гораздо более высокий уровень абстракции, чем проекции действительного мира, воспринимаемые нами в виде реальных предметов, и возможно лишь благодаря наличию у нас памяти. Только память о прежних состояниях и положениях предметов позволяет нам мыслить категориями процессов, если же отнять у нас память, то мы сможем чувственно регистрировать лишь моментальные положения и состояния и не сможем представить себе какие-либо процессы. Таким образом, движение в реальном мире, как и любой другой процесс, мыслимый нами, состоит из текущего наблюдаемого момента и цепочки воспоминаний; чтобы мыслить движение в реальном мире, мы совмещаем в своём сознании прошедшие, уже не существующие состояния материи с мгновенным сиюминутным состоянием. Поэтому верно считать, что процессы вообще и движение в частности происходят в реальном мире и с частями реального мира, но сами не являются его частью, не являются реальными, по крайней мере, в той же степени реальными, как предметы, а являются лишь поведением реальных предметов.

Однако вернёмся к материи. Материалистические воззрения Энгельса в дальнейшем получили развитие в работах Владимира Ленина, который, по всей видимости, качественно продвинулся в понимании мироустройства и более ясно описал материю:

«Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них»

«…Материя есть то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и т.п.»

И всё же в определениях Ленина также есть существенные недостатки. При поверхностном ознакомлении может показаться, что сущность материи в них раскрыта вполне удовлетворительно. Если же вдуматься в эти определения более тщательно, в особенности в слова «существуя независимо от них», то есть от наших ощущений, и «действуя на наши органы чувств, производит ощущение», то становится понятно, что они подразумевают действительные предметы вне нашего сознания, ибо именно они воздействуют на наши органы чувств, а если точнее, взаимодействуют с ними. В то же время слова «которая дана человеку в ощущениях его» и «данная нам в ощущениях» обращаются к модели мира в нашем сознании. Таким образом, каждое из этих определений в отдельности смешивает модель мира в сознании человека с действительным миром снаружи, имеет их в виду как одно и то же. Не выделив реальный мир как отражение действительного мира в нашем сознании, Ленин тем самым подразумевал, намеренно или неосознанно, что наблюдаемые нами предметы являются не упрощёнными и искажёнными проекциями, а непосредственными частями действительного мира, и что мышление обращается к этим предметам напрямую, познавая их истинную сущность. Между тем многочисленные оптические и иные чувственные иллюзии, как спонтанно возникающие, так и намеренно изобретённые, могут убедить человека, что он воспринимает некий предмет в месте, где такого предмета нет и близко, заставить воспринимать этот предмет иначе либо вовсе скрыть его от наблюдателя. Мышление в таком случае будет работать с ложной реальностью, не видя подвоха: взглянув коротко на группу людей одним глазом, мы можем не заметить важную деталь одежды одного из них из-за слепого пятна в глазу, заглянув же в чёрный ящик фокусника, мы можем увидеть его пустым, в то время как фактически наш взор будет направлен на диагонально расположенное зеркало, за которым прячется кролик. В каждом из этих случаев мы получаем неверное представление об устройстве предметов вокруг нас, но не знаем об этом; велик риск, что мы можем всерьёз принять ящик фокусника за пустой, не содержащий в себе зеркало и кролика. В таком случае, следуя воззрениям Ленина, мы будем относиться к мыслимому нами пустому ящику не как к образу, который опосредованно и искажённо передаёт действительность и требует постоянной проверки множеством исследователей, а как к объективной реальности, которая отображена нашими ощущениями и существует независимо от них. Очевидно, что в данном случае мы будем неправы, и этой ситуации потребуется более качественное объяснение, которое предлагает научный материализм: пустой ящик, воспринимаемый наблюдателем, есть лишь образ в сознании, и этот образ может неверно передавать действительность или быть чистой галлюцинацией, поэтому мы должны как проверять ящик целиком на предмет объективного существования, так и перепроверять множеством исследований отдельные его свойства, которые для нас важны, и считать его образ отражением действительной сущности, только пока он проходит такие проверки, никогда не убеждаясь в этом окончательно.

К сожалению, проблем становится больше, когда Ленин вводит понятия «пространство» и «время»:

«…пространство и время — не простые формы явлений, а объективно-реальные формы бытия. В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени. Человеческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относительных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представления, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаются к ней. Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира»

В первую очередь, отнеся к материи вообще всё отображаемое нашими ощущениями, Ленин неизбежно включил в состав материи также и то, что в научном материализме принято называть пространством. В самом деле, изучая космос, мы находим множество участков с минимальным содержанием вещества и полей, и эти участки формируют в нас соответствующие ощущения при наблюдении. Согласно определениям Ленина, их автоматически следует отнести к материи, даже если каким-то недоступным ныне способом мы сможем полностью устранить вещество и поля из этих участков, оставив лишь абсолютно физически пассивную зияющую чёрную пустоту. Но, как вы могли только что убедиться, Ленин при этом заявлял о существовании пространства отдельно от материи и включал пространство в свою философскую модель мира. Отсюда получается противоречивая картина, где всё отображаемое нашими чувствами относится к материи, независимо от того, может объект влиять на наше бытие или нет, но существует также пространство, которое, исходя из данных определений, не должно быть зарегистрировано органами чувств ни при каких условиях, но всё же, согласно Ленину, является объективно-реальной формой бытия. Возникает резонный вопрос, что делает материю и пространство в равной степени объективно-реальными формами бытия, если одно нами регистрируется, а другое нет, и что такое объективная реальность, по какому критерию она определяется у Ленина? Я не смог найти прямой ответ на этот вопрос, ибо, насколько мне доступно знать, определение объективной реальности у него не приводится в чистом виде. Тем не менее, первое определение материи у Ленина прямо говорит, что словом «материя» обозначается некая объективная реальность, которая отображается нашими ощущениями и существует независимо от них. Здесь путаница усиливается. Если объективная реальность и материя это одно и то же, то как время и пространство могут быть объективно-реальными, не относясь при этом к материи? Или же подразумевалось, что, кроме объективной реальности, отображаемой нашими ощущениями, есть ещё и какая-то иная объективная реальность? Тогда снова было бы непонятно, что же делает такую объективную реальность объективной реальностью, если нашими ощущениями она никак не регистрируется. Обратимся ещё раз к труду Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»: раздел «Пространство и время» в главе 3 начинается со слов «Признавая существование объективной реальности, т.е. движущейся материи, независимо от нашего сознания, материализм неизбежно должен признавать также объективную реальность времени и пространства». Судя по первой части цитаты, объективная реальность в представлении Ленина эквивалентна движущейся материи, но тут же приводится дополнение, что время и пространство также являются объективной реальностью. Без определяющего критерия для выделения объективной реальности, понять эту картину вряд ли получится.

Одна идея всё же кажется мне состоятельной. Слова Ленина «существующая независимо от наших ощущений», применительно к объективной реальности, похоже, предполагают подразумевать, что речь идёт о действительном мире, как он описан в научном материализме. Но тогда непонятно, каким образом Ленин смог определить наличие времени как очевидной самостоятельной сущности в этом внешнем мире, воздействующем на наши чувства, чтобы так смело заявлять об этом.

Будучи рассмотрено более пристально, время в представлении Ленина ещё более компрометирует предлагаемую им модель. Пространство, независимо от нашей способности или неспособности воспринимать его, хотя бы предполагает определённое местонахождение в воспринимаемом нами мире, а именно повсюду, но время, не имеющее даже такого атрибута и названное при этом столь же объективно реальным, как и материя, приводит идею объективной реальности практически к абсурду. И в самом деле, что это за причудливая мыслительная категория — объективная реальность, которая должна объединять в себе и хорошо осязаемые объекты с конкретным местонахождением, и бестелесный никогда никем не обнаруженный в чистом виде объект, простирающийся бесконечно повсюду, и объект, который не имеет внятных свойств и местонахождения? Кроме того, очень многие люди заявляют о наличии у них ощущения времени. Для всех этих людей, согласно определению Ленина, время должно являться материей! Но для предлагаемой Лениным системы знаний это не имело бы смысла, ибо он разделяет эти два понятия, говоря, что материя движется в пространстве и во времени.

Что ж, время мы детально рассмотрим позднее, а пока я выражаю надежду, что читатели уже отметили для себя, как много путаницы может возникнуть, когда в сознании отсутствует внятная категория «реальный мир», определённая надёжными отборочными критериями. Наличие же такой строго определённой категории позволяет не помещать в одно множество принципиально разнородные понятия и благодаря этому мыслить несоизмеримо более ясно как в научной, так и в повседневной деятельности. По всей видимости, Ленин не смог достаточно хорошо разобраться в этих базовых понятиях, а плачевное положение современной ему науки в области высшей нервной деятельности затрудняло его осмысление отношений действительного и реального мира, хотя и видно, что он подошёл к этому осмыслению максимально близко. Нейрология, психология и психиатрия ещё не получили развития в исторический период, когда жил и работал Ленин, и принципы работы сознания были тогда недостаточно ясны.

Ещё один момент в рассуждении Ленина о пространстве и времени вызывает дополнительный скепсис при оценке его трудов в этом направлении. Он сказал: «В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени». Даже читатели без специального образования могут увидеть в этом высказывании противоречие. Дело в том, что это высказывание нарушает второй закон логики, самый строгий, на мой взгляд, закон. Если в мире нет буквально ничего, кроме движущейся материи, то и пространство, и время, и что угодно другое обязательно будет материей. Если же говорится, что материя движется в чём-то ином, отличном от материи, то суть высказывания сводится к тому, что в мире нет ничего кроме материи, но всё же есть что-то кроме материи. Это абсурд, бессмыслица, и за такую ошибку можно было бы всерьёз ругать малолетнего гимназиста, который не выучил урок. Но человек такого образования и эрудиции, как Владимир Ленин, разумеется, не мог быть безграмотным в столь элементарных вещах. Вместо этого, вполне вероятно, допущение им подобных противоречий в тексте могло быть вызвано двумя основными причинами: во-первых, активная партийная работа отнимала у него много времени и сил, не позволяя уделить должное внимание детальной проработке излагаемых им идей, а во-вторых, своими работами он противостоял большим и сложным чужим идеям, которые к тому же были разнородны, многочисленны и зачастую к тому же популярны; полагаю, что все силы автора уходили на критику основной сути этих идей и на создание альтернативы им, описанной в общих чертах, без возможности довести каждый абзац до совершенства. Верно это предположение или нет, в любом случае предложенное Лениным описание базовых философских категорий для построения модели мира всё ещё требует доработки.

Отдельно от существа обсуждаемой темы хотелось бы отметить, что приведённая здесь критика философских воззрений Владимира Ленина и Фридриха Энгельса не является попыткой приуменьшить заслуги этих почтенных и выдающихся людей. Внесённый ими вклад в развитие общественной теории грандиозен, но никто не может постичь и объять всё сразу, ошибки неизбежны. И если мне в самом деле удалось понять бытие чуть лучше, то это только потому, что я стоял на плечах гигантов, коими в этот раз оказались вышеупомянутые исторические деятели. Это истинно так, ибо совершенно невероятно, чтобы я смог получить в детстве от своего окружения атеистическо-материалистическую основу моей картины мира, переросшей постепенно в научный материализм, если бы Маркс, Энгельс и Ленин не написали однажды свои труды.

Итак, материя — это совокупность объектов реального мира, которые обладают способностью взаимодействовать с физическими телами мыслящих индивидов. Чтобы получить более детальное представление о материи, было бы уместно перечислить далее её свойства, но это невозможно сделать. Дело в том, что материя — крайне обширная категория, и она включает в себя весьма разнородные сущности, которые порой не имеют между собой ничего общего, кроме единого общего свойства, указанного в определении материи. В связи с этим дальнейшее описание материи как единого целого видится нецелесообразным, и для лучшего её понимания было бы разумно разделить её на основные подкатегории и указать на различия между ними.

Здесь следует сделать отступление и описать состояние современной научной картины мира вообще. Сегодня не существует единого непротиворечивого понимания учёными, по каким законам устроен действительный мир. Во все времена наука имела дело с некоторым количеством противоречий, которые периодически разрешались новыми открытиями, внушая философам некоторый оптимизм на стезе познания мира, но открытие таких феноменальных явлений, как, например, эксперимент Юнга с двумя щелями31 и прецессия перигелия орбиты Меркурия32, нанесло сокрушительный удар по устоявшимся научным взглядам как на микромир, так и на движение небесных тел. С тех пор перспектива непротиворечиво описать мир научно только отдалилась от нас, и так продолжается по сей день. Физика разбилась на части, которые изучают различные отдельные явления, происходящие при очень различных условиях, и формулы, описывающие эти явления, годны только для этих конкретных условий. Но не только целостности недостаёт научной картине мира. Отдельные разделы науки вообще не поддаются устойчивому осмыслению. В то время как в физике элементарных частиц царит неразбериха квантовой запутанности, модель атома противоречива и загадочна, и предполагаемое поле Хиггса вызывает больше вопросов, чем даёт ответов, движение галактик также не удаётся объяснить ни одной простой научной теорией, и приходится довольствоваться гипотезами. Так, например, согласно принятой сегодня научной версии, всё наблюдаемое и когда-либо зарегистрированное нами в космическом пространстве являет собой 4—5% от всего, что участвует в природных взаимодействиях. Около 21% отводится предполагаемой тёмной материи, которую мы не можем ощутить и зарегистрировать приборами, но которая якобы создаёт дополнительную гравитацию, и около 75% принадлежит т. н. тёмной энергии, которая отвечает за постоянное предполагаемое расширение Вселенной, и без этих сущностей стандартная научная модель не может объяснить текущее поведение звёзд. При этом даже не вполне ясно, по какому признаку сравнивались количества этих гипотетических разнородных сущностей. И если тёмная материя, пусть никогда не найденная, хотя бы вписывается в определение материи, то с тёмной энергией ситуация прямо-таки абсурдная, ибо изначально термин «энергия» означает физическую величину, меру для количественного сравнения изменений материи. Физическая величина же, в свою очередь, является абстракцией сознания, да ещё и довольно высокой степени (по сравнению, например, с образами), и уж совершенно определённо она не может влиять на материальные процессы в реальном мире. Такая роль гораздо лучше подошла бы материи — опять же, по определению. Понятие «энергия» здесь неуместно, потому что оно несёт совсем иной смысл. Принято говорить, что тело массой 20 кг, упав с той же высоты, что и тело массой 10 кг, выполнит в два раза больше физической работы, с учётом погрешности, и, следовательно, в исходной точке оно обладало в два раза большей потенциальной энергией, при этом фактически сравнивались последствия взаимодействия падающих тел с поверхностью земли. Если два источника электричества генерируют электрический ток одинаковых свойств, но при этом один из источников производит его в течение вдвое большего промежутка времени, то говорят, что он выделил в два раза больше энергии, при этом фактически сравнивалось течение тока в проводниках. Если два газа имеют разную удельную теплоту сгорания, то принято говорить, что при сгорании кубометра одного и другого газа выделилась разная энергия, при этом фактически сравнивались последствия химических реакций окисления этих газов. Очевидно, что во всех приведённых случаях слово «энергия» применяется к разнородным явлениям, но ещё важнее, что ни в одной из приведённых моделей не присутствовала отдельная сущность, которую следовало бы назвать «энергия». Вместо этого мы имели дело с тривиальными твёрдыми телами, электрическим током и газами. Таким образом, энергия — это вымышленная обобщающая описательная характеристика. При этом тёмной энергией называют предполагаемую реальную сущность, которая меняет течение космических процессов. Следовательно, термин «тёмная энергия» не несёт в себе смысла и не даёт представления даже о гипотетической природе подразумеваемой сущности. Обычно это сложно осознать неискушённым обывателям, которые привыкли ассоциировать понятие «энергия» со светящимися предметами в современных видеофильмах. Они привыкли думать об энергии как о чём-то реальном, осязаемом, и, похоже, многие учёные переняли это обывательское представление.

Здесь можно также упомянуть и проблему космического эфира, который якобы является колеблющейся средой, проводящей электромагнитные волны, ибо проблема эта будоражила в своё время много умов и никогда не была окончательно закрыта. Поисками эфира активно занимались физики в 19-м и первой половине 20-го веков; множество учёных и сейчас убеждены в существовании эфира, хотя их осталось меньшинство. Я вовсе не хочу сказать, что являюсь сторонником теории эфира, я лишь имею в виду, что научная картина мира далека от такой степени ясности, чтобы покончить с подобными спорами. Очевидное знание в этой и многих других областях, несмотря на все старания человечества, никогда не было найдено; множество сложнейших физических экспериментов невозможно трактовать однозначно. На любой аргумент одной группы учёных по спорному вопросу почти всегда находится контраргумент другой группы. Итоговый выбор тех или иных версий объяснения природы часто бывает ангажирован, ибо кроме наличия таких негативных явлений в научной среде, как карьеризм и нередко возникающий догматизм, наука к тому же политизирована, ибо, за редкими исключениями, финансируется государством. Она призвана решать ближайшие и среднесрочные государственные задачи в условиях сложной геополитической борьбы, что часто требует от учёных соблюдения определённых взглядов и методов, навязанных со стороны. Очень сложно представить себе полностью независимую науку, где сотни тысяч тренированных умов, имея необходимое оборудование, занимаются максимально искренними поисками фундаментальных природных истин, несмотря на то, что их открытия, возможно, не найдут практического применения ещё целые столетия, и не отсеивают среди разрабатываемых гипотез все, кроме наиболее практически пригодных в конкретный момент времени. Такие условия для науки никогда ещё не были реализованы человечеством, и нам точно есть к чему стремиться. На данный же момент следует понимать, что принятые в широкий обиход научные теории совершенно необязательно являются наилучшими возможными либо вообще правильными. Их применяют, потому что в конкретный момент они позволяют максимально эффективно решить производственные или иные задачи. Так, например, закон всемирного тяготения, предложенный Айзеком Ньютоном, почти 200 лет соответствовал результатам наблюдений и опытов и помогал обществу развиваться, но позднее он был признан несостоятельным для высоких скоростей. Пришедшая ему на смену общая теория относительности Альберта Эйнштейна позволила верно предсказывать поведение небесных тел и сделала возможными современные космические полёты, но, в отличие от долгого периода, когда закон всемирного тяготения считался безупречным, теория относительности сразу же противоречила некоторым другим разделам физики и поэтому, несмотря на своё успешное применение в отдельных областях, требует тщательного переосмысления. Иными словами, эта теория была принята не потому, что она описывает бытие более гармонично, чем прежняя научная версия, а потому, что она позволила выполнять необходимые человечеству вычисления, за что ей были прощены все недостатки. И если завтра учёные придут к выводу, что есть теория получше, а также что космический эфир всё-таки существует, это не должно особенно удивлять нас.

В связи со всеми этими сложностями, я не буду пытаться изображать, что я располагаю надёжным знанием об истинном устройстве бытия, либо что я знаю о нём лучше, чем научное сообщество. Построить точную и верную модель действительного физического мира на данном этапе развития человечества совершенно невозможно, а мои единоличные скромные потуги здесь и вовсе тщетны. Поэтому неверно будет воспринимать предлагаемую здесь модель реального мира как верное отражение современного научного знания либо вызов ему. Вместо этого здесь приводится условная, базовая, сильно упрощённая отправная философская модель, которая позволит всем желающим впервые мыслить о мире целостно и упорядоченно, что крайне важно для построения ясной картины мира, и затем эту модель можно будет шаг за шагом адаптировать к наилучшему современному научному знанию, сохраняя её целостность на каждом этапе.

Итак, нам нужно закрепить в уме базовое представление о материи и научиться мыслить о ней достаточно грамотно, чтобы это не вызывало противоречий при решении нами хотя бы повседневных задач. Для этого будет уместно разделить её на две простые категории, которые позволят нам описывать все основные явления из нашего опыта. Эти категории — вещество и поля.

При проведении такого разделения также есть нюансы, заслуживающие упоминания. В первую очередь полей может не существовать совсем, это лишь один из способов объяснить наблюдаемые физические явления. Что касается конкретно гравитационного поля, то в общей теории относительности оно уже объяснено как искривление пространства, что не поможет нам выстроить простую базовую модель, и поэтому гравитация в предлагаемой здесь базовой модели представлена полем. Далее, вещество в данном случае подразумевается в широком научном смысле, а не только химическое вещество, то есть к нему относятся не только атомы, молекулы, ионы и изотопы известных атомов, но и более мелкие частицы, как входящие в состав атомов, так и существующие отдельно. О частицах необходимо пояснить подробно. Согласно устоявшейся в последние десятилетия научной классификации, частицы в физике разделены на две главные подгруппы — фермионы и бозоны. Подразумевается, что фермионы — это частицы, имеющие массу, в то время как бозоны её не имеют и не способны находиться в состоянии покоя, вместо этого перемещаясь всегда с постоянной скоростью — со скоростью света, замедляясь лишь в различных сопротивляющихся средах. К фермионам относятся молекулы, атомы и множество более мелких сущностей с массой, среди бозонов же наиболее широко известен фотон как предполагаемый наименьший переносчик электромагнитного взаимодействия. Также к бозонам относятся наименьшие неделимые переносчики — кванты — ещё двух фундаментальных природных взаимодействий — сильного и слабого.

Довольно иронично при этом, что среди бозонов один лишь гипотетически допускаемый гравитон, на который, в случае его существования, была бы возложена ответственность за передачу гравитации, официально считается неоткрытым и предполагаемым, в то время как фактически существование ни одной частицы вообще, включая молекулы, не было доказано столь неопровержимым способом, чтобы атомная теория перестала быть теорией и стала научным знанием. И если довольно несложно представить себе неразличимую под микроскопом, но всё же существующую наименьшую крупицу какого-либо вещества и называть это молекулой, то бозоны изначально не имеют однозначного объяснения. Их включение в научную картину мира исторически обусловлено в первую очередь экспериментами с прохождением света и электронов через пластину с двумя щелями, которые не удалось объяснить одной лишь волновой природой электромагнитного поля. В результате этих экспериментов зародилась спорная научная концепция так называемого корпускулярно-волнового дуализма, которая подразумевает, что свет — это одновременно и волны и поток отдельных частиц, и электрон также может являться то частицей, то проявлением электромагнитного поля. Это порождает массу противоречий, которые не решены до сих пор. Теория относительности предложила версию, почему электростатическое, магнитное и электромагнитное поля это одно и то же природное взаимодействие, но такие упрощения в науке редки. Попробуйте разобраться, считается поле непрерывным или прерывистым, как перемещается электрон в атоме и что такое спин электрона, почему кванты света, не имея массы и обладая одинаковой скоростью, могут нести разные количества энергии, каким образом бозоны могут двигаться с одинаковой скоростью относительно стоящего и движущегося наблюдателей одновременно, а также попытайтесь разобраться во всех других заявленных свойствах полей, и, вполне вероятно, вас не покинет ощущение, что вы находитесь в области догадок, которые выстроены по принципу карточного домика и могут рухнуть в любой день, когда, наконец, появится непротиворечивая научная теория, объясняющая все известные эксперименты. Уважаемые физики сами ждут этого дня, но он пока не наступил.

Прошу вас ещё раз обратить внимание, что сказанное мной выше не имеет целью усомнить читателя в пользе науки. Наоборот, даже имеющаяся у нас сегодня крайне противоречивая научная картина мира является наилучшим продуктом человеческой мысли, и все альтернативные объяснения бытия — это либо ещё более сомнительные теории, чем общепринятые, либо примитивные фантазии, об эффективности которых не приходится даже говорить. Научное знание — это наилучший инструмент для нашего процветания, и у человечества нет более полезных знаний, чем добытые наукой. Я лишь обозначаю здесь круг проблем, которые сегодня не позволяют выстроить целостную, ясную и непогрешимую модель реального мира, которая наилучшим образом передавала бы свойства мира действительного. В связи с этим при решении данной задачи нам неизбежно придётся идти на значительные компромиссы; утешение при этом должно состоять в том, что даже такая модель поможет каждому мыслить эффективнее. Нам всем следует помнить, что итоговое знание о мире должно быть непротиворечивым, и поэтому любые научные достижения всегда должны подвергаться здравому скепсису и тщательнейшей ревизии. Настоящее и будущее с нетерпением ждёт волны заинтересованных исследователей с грамотным мышлением, которые найдут в научном знании имеющиеся сейчас ошибки и продвинут его далеко вперёд, избегая путаницы и парадоксов.

Тем временем, в связи со сложившейся в науке непростой ситуацией, изначальной моей задумкой было полностью вычеркнуть бозоны при построении базовой модели реального мира в научном материализме. Неверно будет понимать это как ответственное заявление, что бозонов не существует. Просто научная теория в этой области должна настояться со временем, возможно, дополниться новыми полезными открытиями и предстать перед нами в более связной и очевидной форме; на данный же момент она не располагает к созданию простой и понятной модели, которой могли бы легко пользоваться массы людей. Когда здесь говорится, что вещество состоит из частиц, в качестве частиц подразумеваются фермионы, то есть частицы с массой. Если вам захочется поразмыслить о частицах без массы, то просто имейте в виду, что в научном материализме базовая модель реального мира таковых не содержит. Но всё же оставить бозоны совсем без внимания было бы слишком вызывающе, ибо так называемая стандартная физическая модель, принятая научным сообществом уже десятилетия назад, не подвергает сомнению их существование. В связи с этим мы начнём с чего-то совсем простого и затем примерим к нашей примитивной модели бозоны, попытаемся хотя бы приблизиться к их осмыслению.

Несмотря на некоторые сомнения в существовании бозонов, всё же довольно легко экспериментально обнаружить наличие в природе неких взаимодействий, которые передаются без посредства вещества и как бы подразумевают существование невидимых глазом и неосязаемых объектов, которые присутствуют даже там, где нет вещества, и могут взаимодействовать с нами и другими предметами; по крайней мере, это одна из версий. Неизвестно, действительно ли за этими взаимодействиями стоят специальные объекты, но такая модель вполне состоятельна для решения практических задач, и поэтому их существование условно принимается современной наукой как данность. Эти объекты принято называть полями. Нам нет нужды изучать здесь поля и вещество подробно. Для создания первой целостной модели мира, нам достаточно всего лишь понимать, что вся материя выражена двумя различными подкатегориями. Первая — вещество — это материя в виде локальных плотных сгустков — частиц, которые обладают относительно различимыми и стабильными границами и отстоят друг от друга на некоторое расстояние. Уместно представлять форму частиц шарообразной; это не противоречит научным экспериментам и актуально для большинства частиц, не охватывая, вероятно, только сложные молекулы. Сложные молекулы состоят из множества атомов, соединённых между собой, и поэтому они разнообразны по форме, образуя в некоторых случаях нити, кольца, спирали или подобия виноградной грозди.

Несколько примеров разнообразия форм молекул

Вещество сопротивляется ускорению (торможение — частный случай ускорения). Имеется в виду, что для изменения скорости частицы или предмета, состоящего из множества частиц, потребуется некоторое время и приложение силы, а сам процесс разгона, торможения или изменения направления движения частицы будет происходить в течение этого времени постепенно и непрерывно. При этом совершенно необходимо осознавать, что сила — это абстрактное понятие, не явленное в действительном и реальном мирах, фактически же для ускорения на частицу должна воздействовать другая материальная сущность, вернее, будет иметь место взаимодействие частицы и этой сторонней сущности. Эффект сопротивления ускорению принято называть инерцией, а о телах, которые ведут себя таким образом, говорят, что они обладают массой. При этом, согласно научным данным, все такие тела являются источниками гравитации и притягиваются друг к другу. Предполагается, что есть составные и элементарные, то есть неделимые частицы. Составные частицы являют собой относительно стабильные конструкции из множества более мелких частиц, между которыми находятся области с гораздо более низкой плотностью материи; для простоты можно пока считать эти области пустотой.

Вторая подкатегория материи — поля — это невидимые и неосязаемые непрерывные объекты без фиксированных границ, которые могут простираться сколь угодно далеко и только проявляют свои свойства всё слабее по мере удаления от их центра. Если быть точнее, свойства полей ослабевают обратно пропорционально квадрату расстояния от центра, то есть при удалении измерительного прибора в три раза дальше от центра поля, чем он находился до этого, он зарегистрирует в 9 раз более слабое значение напряжённости поля, а при удалении в 12 раз дальше — в 144 раза более слабое значение. При достаточно большом удалении поле, по всей видимости, не исчезает, а только его свойства в этой области переходят в область значений, которые меньше, чем погрешность измерительного прибора, и поэтому нельзя однозначно регистрировать наличие поля в этом месте. Впрочем, возможно, что поля исчезают полностью при достаточном удалении от источника — это не противоречит имеющемуся у нас опыту. Поля не обладают массой и следуют за своим источником, не требуя энергии на ускорение, перемещение и повороты, пока не взаимодействует с другими полями. Поля не оказывают сопротивления движущимся частицам вообще, а лишь могут создавать различные действующие силы для различных по качеству частиц, изменяя картину их движения специфическим способом.

Приблизительная форма поля. Чётких границ у него нет, только свойства проявляются всё меньше по мере удаления от центра

Так как искривление пространства — это слишком сложная концепция для построения базовой модели реального мира, гравитация здесь подразумевается как поле. К тому же несколько лет назад было официально объявлено об открытии гравитационных волн, что вполне благоприятствует представлению гравитации в виде поля.

Итак, в представленной здесь модели реального мира материя явлена в двух различных формах, которые мы здесь будем называть веществом и полями. Они отличаются друг от друга по следующим критериям:

1. Наличие массы: у вещества она есть, у полей — нет.

2. Прерывистость: вещество дискретно, то есть представлено в виде множества отдельных объектов, между которыми есть промежутки, будь то одна составная частица или массив частиц, а поля непрерывны.

3. Однородность: поля однородны, то есть в любой своей точке поле воздействует на другую материю принципиально одинаково, меняя лишь силу и направление своего воздействия, вещество же неоднородно, то есть не в каждой своей точке воздействует на другую материю принципиально одинаково: вещество состоит из частиц, которые, в свою очередь, состоят из разных по качеству и поведению более мелких частиц и мало заполненных областей, близких к пустоте.

Различия вещества и полей неодинаково очевидны при разных масштабах рассмотрения. Согласно множеству научных экспериментов, вещество обязательно является источником полей, любое поле обязательно имеет источник, состоящий из вещества, а элементарные, то есть мельчайшие неделимые частицы вещества, и вовсе должны оказаться неотличимыми от полей по критериям дискретности и однородности. К счастью, различие по наличию массы представляется более надёжным, но и здесь нет полной уверенности, ибо известное физическое явление при ядерном распаде и синтезе, именуемое «дефект массы», позволяет воочию убедиться, что иногда материя может из массивного состояния переходить в категорию полей, превращаясь в излучение. Это заставляет учёных предполагать, что при некоторых условиях и поля могут реорганизовываться в вещество либо быть неотличимыми от вещества. В любом случае мы должны понимать, что представленное выше деление материи на вещество и поля тем актуальнее, чем ближе размеры обсуждаемых предметов к таким, которые воспринимаются нашими органами чувств. На таком уровне рассмотрения кусок дерева и электромагнитное поле принципиально различны, но стоит нам углубиться в мир мельчайших частиц, из которых состоит дерево, и мы будем встречать там всё больше полей, а различия будут стираться.

В целом базовое устройство реального мира следует представлять как множество частиц с массой, крупнейшие из которых имеют разнообразные причудливые формы, а более мелкие частицы, из которых они состоят, имеют приблизительно шарообразную форму и сами состоят из ещё более мелких частиц аналогичной формы во всех случаях, кроме элементарных частиц. Частицы имеют нечёткие границы и обязательно имеют в своём составе поля; при этом повсюду среди частиц и в одном месте с частицами присутствуют сторонние значительные по размеру поля, вызываемые массивами частиц с одинаковыми свойствами; всё это находится в пространстве. Вещество во всех без исключения случаях пребывает в движении: внутри его скоплений частицы движутся относительно друг друга, что происходит весьма хаотично, отдельные же частицы и массивы частиц целиком движутся относительно небесных тел, следуя при этом относительно простым и прогнозируемым траекториям.

Отдельно стоит осветить такое явление как волны и их место в картине мира. Есть люди, которым трудно понять поля, но которые при этом утверждают, что неотъемлемой частью реального мира являются волны. Чаще всего такие люди не вполне могут объяснить, что именно они подразумевают под волнами. Учёные описывают словом «волны» некоторое специфическое поведение какой-либо несущей среды, причём характер этого поведения может заметно отличаться в разных случаях. Чтобы хорошо представить себе электромагнитные или любые возможные другие невидимые глазу волны, начать стоит с представления водоёма и обычных волн на его поверхности, которые хорошо знакомы большинству людей. В случае с водоёмом есть несущая среда, реальная сущность — вода, и есть некоторое её поведение, которое выражается в последовательном и продолжительном изменении формы её поверхности. Если мы уберём из этой картины волны, останется спокойная вода. Если же мы уберём воду, то не останется ни воды, ни волн. Отсюда очевидно, что волны не являются отдельной реальной сущностью. Точно так же, когда учёные говорят о свете, радиации или длинноволновом излучении, подразумевается, что есть некая несущая среда, реальная сущность — поле, а волны — это лишь поведение поля. Поля воздействуют на частицы сами по себе, без волн, вращения, перемещений и прочих активностей. Примером тому может послужить магнит, который притягивает некоторые предметы, находясь в покое относительно них, а также Земля, чьё гравитационное поле притягивает нас, независимо от того, двигаемся мы относительно неё или стоим на месте. При этом, если воздействовать на источник поля, можно добиться изменения интенсивности действия поля на другую материю. Эту интенсивность принято называть напряжённостью. Если сделать это воздействие продолжительным и цикличным, например, пропускать по проводнику ток с переменным напряжением или приближать и отдалять источник поля от измерительного прибора, то прибор будет регистрировать постоянное возрастание и падение напряжённости. График зависимости этой напряжённости от времени будет выглядеть подобно синусоиде, а также подобно волнам на поверхности воды, из-за чего явление и называли волнами. На самом же деле в трёхмерном геометрическом представлении модель волнового поведения поля имеет вид расходящихся концентрических сфер разной напряжённости с нечёткими границами. Аналогично ситуации с водоёмом, если мы уберём из этой модели волны, останется поле в состоянии покоя, реальный обнаружимый объект; если же мы уберём поле, не останется ни поля, ни волн. Таким образом, неверно говорить, что материя состоит из вещества и волн. Волны есть лишь поведение реальных сущностей — полей. Реальный мир состоит из вещества и полей, при этом и вещество и поля могут проявлять такие упорядоченные внутренние возмущения, которые из-за их особенностей называют волнами.

Так распространяются волны

Теперь давайте попробуем рассмотреть бозоны на примере наиболее популярного из них — фотона. С некоторых пор считается, что именно он является переносчиком электромагнитного взаимодействия и наименьшей порцией электромагнитного поля. Вводя в нашу модель мира фотоны, нам следует представлять, что излучаемое неким предметом электромагнитное поле — это поток фотонов, постоянно разлетающихся во все стороны от источника. Это само по себе нетрудно представить. Но если на пути этого расходящегося потока установить препятствие с отверстием или щелью малого размера, мы сможем зарегистрировать т. н. явление дифракции, когда луч света, пройдя через щель в непрозрачном экране, меняет свою форму и распространяется далее в пределах значительно более широкого углового сектора, как будто обратная сторона щели сама является источником излучения. Казалось бы, если фотоны в своём естественном состоянии двигаются прямолинейно, то и здесь у них нет очевидных причин вести себя иначе: они не могут знать, что пролетают через щель, а если бы и могли знать, у них нет механизма для изменения траектории полёта, и они не могут так двигаться. «Но это, увы, было»33, и световой поток всё же ведёт себя описанным способом. Это противоречие не решено учёными по сей день, поскольку более-менее удовлетворительно дифракцию описывает только т. н. принцип Гюйгенса — Френеля, который появился в 17 веке из представлений о космическом эфире и имеет полностью волновую природу! Согласно этому принципу, поток света — это не фотоны, а волновой фронт, объединяющий границы т. н. элементарных вторичных волн и, по всей видимости, передающий энергию только через их интерференционные пики. Что такое эти волны, почему они не приводят к истощающим потерям энергии, и как к этой модели относятся фотоны, если они действительно есть, отсюда непонятно, и об электромагнитном излучении, частным проявлением которого является и воспринимаемый нашими глазами свет, обычно говорят, что в одних случаях оно проявляет себя как поток безмассовых частиц, а в других — как волны. Как видите, это не позволяет выстроить однозначную простую рабочую модель.

Если мы продолжим интересоваться фотонами, то к сюрпризу многих окажется, что, кроме отсутствия у них массы, они, согласно принятой научной теории, не имеют также и размера! Именно так: речь идёт о перемещении в пространстве частиц, которые совершенно не занимают никакого места и не обладают массой, но в конце своего пути выполняют физическую работу. При этом им приписывают некую не поддающуюся пониманию характеристику — спин, о которой открыто пишут, что её невозможно представить через сравнение с привычными нам предметами. Поскольку в отсутствие размера смысл спина не может быть связан с вращением предмета, как на то намекает изначальный лексический смысл термина, под спином подразумевается нечто принципиально иное. Потратив время на поиски, вы можете встретить, например, такое определение: «спин — это квантовая величина, у которой нет классического аналога. Это внутреннее свойство электрона или фотона, которое можно уподобить заряду или массе». Иными словами, для того чтобы наблюдаемые явления и производимые вычисления соответствовали друг другу, бозонам была дарована некая таинственная характеристика, которая дополняет формулы, но которую очень сложно представить. Далее вы можете узнать, что фотоны, хотя и заявлены как наименьшие неделимые порции электромагнитного поля, могут обладать разным энергетическим зарядом. Выходит, что две некие сущности, не обладающие буквально никаким размером, но при этом каким-то образом реально существующие, не обладая также массой и перемещаясь с одинаковой скоростью, способны выполнить разное количество работы. Неудивительно, если вам будет непонятно, как такое возможно. В физике же разный энергетический потенциал фотонов принято привязывать к их частоте.

Попробуйте вдуматься в понятие «частота фотона». Один фотон, вылетевший из источника, не может иметь никакой частоты, частоту можно измерить только для группы последовательно излучённых фотонов. Но даже в случае большой группы фотонов, если воспринимать каждый из них как самостоятельный предмет, их способность выполнить определённое количество работы не должна быть связана с тем, насколько ранее или позднее другие фотоны покидали источник. Если же такая связь имеет место, это наводит на мысли, что фотоны не являются вполне самостоятельными сущностями и их бытие устроено как-то иначе. Между тем частоте фотонов приписывают в числе прочего и их разное поведение при прохождении щелей различной ширины. Если ещё добавить сюда, что фотоны, проходя через гравитационное поле перпендикулярно вектору силы тяготения, ведут себя как частицы с массой, вы, вероятнее всего, с лёгкостью согласитесь, что включать фотоны в частности и бозоны вообще в изначальную базовую модель мира является плохой затеей. Поэтому вместо построения столь сложных конструкций потренируйтесь на досуге представлять, как знакомые вам предметы на микроуровне состоят из молекул, а те в свою очередь из атомов, которые также состоят из более мелких частиц, и что многие из этих частиц обладают электрическим зарядом и взаимодействуют друг с другом как маленькие магниты. Представьте гравитационные поля, исходящие от Земли и всех прочих массивных предметов, в том числе и вашего тела, которые притягивают друг друга с разной силой на любом расстоянии. Представьте электромагнитное поле переменной напряжённости, которое, для того чтобы вы могли услышать музыку в радиоприёмнике, передаёт от радиотрансляционной вышки эти участки с разной напряжённостью в виде плотного множества концентрических сфер с определённым интервалом между ближайшими сферами, который называют длиной волны. Это будет неплохим начальным представлением реального мира с позиций материализма, и в дальнейшем к нему следует крайне осторожно и ответственно добавлять по одному малому знанию за раз, тщательно избегая противоречий.

Подытоживая материал этой и предыдущей глав, реальный мир в научном материализме есть модель в нашем сознании, представляющая собой бескрайнее пространство, заполненное материей, которая находится в постоянном движении и последовательно изменяет как свою форму глобально, так и локальные свои формы, источником же реального мира в нашем сознании является находящийся вне сознания действительный мир, малую часть свойств которого мы воспринимаем посредством наших органов чувств. Что же касается нашего сознания целиком, я предлагаю разделить его следующим образом: в одной его части будут все образы, предположительно имеющие действительное происхождение на основании их объективного существования и потому объединённые в модель «реальный мир», во второй части будут образы, порождённые воображением, и галлюцинации, в третьей — идеи, не имеющие определённого образного выражения, как например «скорость», «любовь», «причина», «справедливость», «познание». Проведя такое разделение и установив отношения между всеми полученными категориями при помощи хорошо описанных логических связей, мы впервые получим сознание, пригодное для внедрения в него эффективных методов мышления.

Краткое содержание:

Материя — это совокупность объектов реального мира, которые обладают способностью взаимодействовать с физическими телами мыслящих индивидов. Вся материя целиком не обладает множеством вездесущих одинаковых свойств, поэтому для лучшего понимания материи её следует разделить на две подкатегории: вещество и поля. Эти виды материи отличаются друг от друга по следующим критериям:

1. Вещество имеет массу, то есть сопротивляется ускорению, а поля — нет.

2. Вещество дискретно, то есть представлено в виде множества отдельных объектов, между которыми есть промежутки, будь то одна составная частица или массив частиц, а поля непрерывны.

3. Поля однородны, то есть в любой своей точке поле воздействует на другую материю принципиально одинаково, меняя лишь силу и направление своего воздействия; вещество неоднородно, то есть не в каждой своей точке воздействует на другую материю принципиально одинаково: вещество состоит из частиц, которые, в свою очередь, состоят из разных по качеству и поведению более мелких частиц и мало заполненных областей, близких к пустоте.

Разделение материи на вещество и поля тем очевиднее, чем больше размеры рассматриваемых предметов. На микроуровне вещество отличается от полей не так явно, и возможно, что на элементарном уровне вещество и поля неразличимы. Поэтому деление материи на эти две подкатегории субъективно и лишь помогает лучше описать мир в том виде, как мы воспринимаем его при помощи органов чувств. Деление полей на кванты — бозоны — исключено здесь из базовой модели реального мира ввиду их высокой сложности для понимания. Сознание следует разделить на три принципиально разные части:

1. Реальный мир, то есть множество предметов, существующих объективно.

2. Плоды воображения и галлюцинации.

3. Идеи, не имеющие образного представления.

В таком виде сознание более-менее готово для внедрения в него эффективных методов мышления.

Глава 9. Время

Время… Столько размышлений было посвящено ему в течение истории. Столько существует различных представлений о времени. Без него невозможно планирование, невозможно извлекать опыт из прошлого, невозможна хозяйственная деятельность. Время есть настолько вездесущий атрибут наших представлений о мире, что великое множество людей спешно и с готовностью объявляют время полностью реальным и объективно существующим, даже когда не умеют объяснить, что значат эти слова. Для грамотного мышления совершенно необходимо чётко определить отношение времени к реальному миру.

В первую очередь о времени следует понимать, что оно не является сущностью, ибо не выделяется из многообразия нашего сознания, оно не есть определённый опознаваемый образ. Если выбрать объектом внимания командную игру в мяч и исключить время из динамической модели этой игры, сохранённой у нас в памяти, то мы увидим либо остановленный один момент этой игры либо одновременно все события этой игры, наложенные друг на друга; такую картину несложно воспроизвести на современных компьютерах. Если же исключить из модели игровое поле, игроков и мяч, то не останется ничего, в том числе различимого объекта «время». Время — не объект и не участок, оно не является частью реального мира. Время нельзя выделить, зафиксировать и подвергнуть изучению. Так что же такое время? Откуда происходит это понятие?

Ответ лежит в области биологии. Нервная система у многоклеточных развивалась от простых рецепторов до централизованных узлов, осуществляющих сложные операции с входными данными; этот процесс привёл к появлению у животных очень развитого мозга, способного мыслить. Как уже было сказано ранее, мозг является инструментом, позволяющим организму более эффективно взаимодействовать с действительным миром. Он анализирует получаемую органами чувств информацию и выделяет из неё причинно-следственные связи, идеи и проекты, которые помогают лучше выживать и размножаться. Чем более развит мозг, тем качественнее он ищет такие абстракции и тем больше их находит. Например, собака может запомнить визуальный образ отдельного начертанного слова и распознать его спустя некоторое время. Это может помочь ей найти еду или открывающуюся дверь. Но собаке недоступно полноценное чтение, и она не может получать полезную информацию из книг и статей. Никакими усилиями не удаётся научить собаку читать, и причина тому — особое устройство её мозга, ограниченное на генетическом уровне. У человека мозг более развит и способен не только читать, но и мыслить, например, о математических теоремах, не имея перед глазами соответствующих объектов наблюдения. Такая развитая способность к выделению абстракций и манипулированию ими очень эффективна на практике, и это позволяет людям получать пищу в изобилии, исцелять сложные болезни, создавать электронные приборы, отправлять корабли в космос и умирать своей смертью, а не от зубов хищников.

Одной из обязательных составляющих этого успеха человека как биологического вида является способность мозга запоминать полученный опыт и сравнивать его в процессе мышления с другими воспоминаниями и новым опытом. Эта способность очень полезна, потому что материя не просто пребывает в постоянном движении, но меняется согласно определённым законам. Когда мы открываем, осознаём и правильно представляем себе эти законы, мы можем прогнозировать последующее развитие событий, знать, как материя будет изменяться в ближайшем или даже несколько отдалённом будущем. Например, когда мы наблюдаем движущийся поезд, мы непроизвольно приблизительно рассчитываем, как будет протекать его движение, каких последствий стоит и не стоит ждать от движения этого поезда — мы ведём себя таким образом, чтобы избежать возможных травм от контакта с железнодорожным составом на ходу. Когда мы льём воду в чашку, мы знаем, что рано или поздно чашка наполнится и вода может перелиться через край. Когда мы берём в руки заряженное оружие, снятое с предохранителя, мы знаем, что оно, скорее всего, выстрелит при нажатии на спусковой крючок. Предполагая всё это, мы полагаемся на анализ прошлого и свежеполученного опыта, и, в зависимости от качества нашего мышления, часто или в большинстве случаев мы оказываемся правы. Наши предположения о будущем движении материи действительно помогают нам выбрать выгодную и безопасную стратегию поведения. Если же мы представим себе существо, не способное сравнивать прежний опыт с новым, оно не сможет выявлять закономерности движения материи и не сможет прогнозировать последствия процессов и событий. Если такое животное увидит приближающегося к нему издали хищника, оно не способно будет увидеть в этом опасность и отреагирует только на непосредственную атаку, когда может быть уже поздно спасаться. Такой способ взаимодействия с природой крайне неэффективен, и, разумеется, в условиях естественной конкуренции должны получать преимущество те животные, которые умеют предвидеть опасность заранее. Так это и случилось в природе. Мозг развитых многоклеточных научился сохранять в себе абстрактные слепки прежних состояний материи в виде образов и ощущений и сравнивать их с вновь воспринимаемыми, чтобы выводить из этого полезные зависимости и адекватно реагировать на меняющиеся условия среды. В процессе запоминания в физическом мозге и в сознании формируется специальное хранилище, содержащее эти слепки, и, в отличие от реальных объектов наблюдения, которые непрерывно изменяются в соответствии с законами бытия, образы из этих слепков сохраняются в постоянном виде, соответствуя разным запечатлённым моментам. Это замечательный механизм для повышения выживаемости вида, потому что он позволяет возвращаться к пережитому опыту сколько угодно раз и сравнивать любое воспоминание с любым другим, как если бы это были бумажные рисунки, разложенные на столе; этот механизм позволяет извлекать гораздо больше опыта из пережитых событий, чем однократная реакция на них во время их свершения.

Однако большое количество сохранённых в памяти образов порождает проблему — в них потенциально легко запутаться и остаться дезориентированным. Для извлечения полезного опыта из воспоминаний чаще всего необходимо знать, какое состояние объектов было изначальным и каким оно стало впоследствии; при неверном определении этого порядка способность к выживанию особи резко снижается, и весь механизм теряет эволюционный смысл. Также для решения большого количества задач необходимо знать не только верную последовательность этих состояний, но и величину их удалённости друг от друга, а также более-менее точные соотношения этих величин для разных пар воспоминаний. Это решаемая задача, ибо материя вокруг всегда движется, и постоянное запечатлевание в памяти этого процесса позволило сформировать в мышлении животных особую абстрактную шкалу, на которой хоть поначалу и неуклюже, но всё же в правильном порядке расположились воспоминания. Таким образом, постоянное наблюдение природы привело к появлению у животных биологического механизма, который использовал движение материи как ориентир, чтобы эффективно оценивать накопленный опыт и извлекать из него много пользы: труд, затрачиваемый мозгом на восприятие движущейся материи после некоторого события ощущается биологически, так как тратит ресурсы организма; много такого труда после конкретного события означает большое удаление воспоминания от текущего момента и наоборот.

Сохранённые состояния материи на абстрактной шкале памяти

Очевидно, что постоянное интуитивное ощущение такой условной шкалы, способность свободно перемещаться по ней в воображении и автоматическое прикрепление к этой шкале любого получаемого опыта является значительным эволюционным преимуществом для живых организмов. Для развития хозяйственной деятельности это тоже очень актуально: к примеру, чтобы древнему человеку понять, какой из двух топоров эффективнее для рубки деревьев, ему нужно было воспринять количества изменений материи, имевших место между воспоминаниями, когда первый и второй топор соответственно начинали и заканчивали рубить одинаковые деревья, и затем сравнить эти количества. Высшим многоклеточным животным удалось лишь в некоторой степени развить своё мышление в эту сторону; человек как вид, наделённый интеллектом, продвинулся гораздо дальше: сначала мы выбрали специальные эталонные циклично меняющиеся материальные предметы, как, например, Солнце и звёзды, чтобы ориентировать свои воспоминания по ним, а позднее даже создали искусственные приборы, как, например, песочные и механические часы, внутренность которых изменяется не только очень равномерно, но и быстро, что позволило нам эффективно сравнивать даже короткие и близко отстоящие друг от друга события. Это позволило людям в течение всей жизни тренировать и оттачивать остроту восприятия этой условной шкалы с воспоминаниями, производить калибровку нашего интуитивного ощущения этой шкалы, всё более и более приближая это ощущение к математической точности. И хотя по многим отдельно взятым показателям восприятия многие животные оставляют человека далеко позади (как, например, пчела, улетающая от улья на 3—4 километра и запоминающая координаты входа в улей с точностью до сантиметра), всё же, по всей видимости, ни одно животное не ориентируется в массе своих воспоминаний так же хорошо, как человек. В совокупности с повышенной способностью выделять абстракции из информационного хаоса и находить между ними зависимости, это привело к небывалому доминированию человека над другими биологическими видами.

Шкала с воспоминаниями не является статичной. Постепенно информация в памяти обновляется, и человек чувствует, что после определённого воспоминания прошло всё больше и больше изменений материи. Старые воспоминания как бы перемещаются по шкале, отдаляясь от той области, где индивид воспринимает себя в настоящем моменте и где находится его ближайший опыт. Между отдалившимися воспоминаниями и настоящим моментом появляется всё больше новых воспоминаний. Чтобы учитывать их расположение на шкале относительно друг друга, возникает необходимость в таких понятиях, как «предыдущий опыт» и «последующий опыт», за которыми неизбежно следует интуитивное понятие о направлениях перемещения фокуса внимания по этой условной шкале — «в сторону первых сохранённых воспоминаний» и «в сторону воспоминаний, которые только формируются». По мере развития способности человека абстрактно мыслить, эти понятия всё прочнее закреплялись в нашем сознании.

Этот процесс находился в теснейшей зависимости от развития материальной культуры древних людей. Кроме абстрактного мышления, жизненные условия заставляли человека также развивать и усложнять речь для более эффективной организации коллективных действий. Всё больше абстракций назывались специальными терминами, чтобы возможно было их обсуждать. Настал черёд и для шкалы с воспоминаниями, которая получила название «время». Понятия «предыдущий опыт» и «последующий опыт» выразились словами «ранее» и «позднее», воспоминания, за которыми уже последовало некоторое количество изменений материи, были названы прошлым, а пребывающие в стадии формирования — настоящим. Разумеется, в древних языках вместо этих современных слов существовали аналоги, состоящие из совсем других наборов звуков, но это не имеет значения. Важно, что люди научились выражать эти абстракции в речи и начали накапливать коллективное знание об эффективном обращении с ними. Обмен опытом между индивидами с привязкой его к временным ориентирам стал нормой. Введя понятия о времени в повседневную жизнь, люди привыкли к обращению с воспоминаниями, в частности, к перемещению внимания по шкале воспоминаний в обе стороны — от настоящего к прошлому и наоборот.

Одновременно с этим процессом у людей также формировалось представление о будущем. Это не потребовало предварительного развития интеллекта до какой-то выдающейся стадии. Чтобы хорошо это понять, для начала следует принять во внимание длительную эволюцию предшествующих человеку животных видов. Даже если оставить вне рассмотрения генетическую связь человека с такими далёкими предками как динозавры, следует понимать, что, согласно недавним антропологическим открытиям, предок всех современных приматов — пургаториус34 (лат. Purgatorius) — жил около 60 млн лет назад. Этот вид породил богатое разнообразие обезьян, во многом похожих на современных, которые постоянно проживали и эволюционировали в естественных условиях, и вся их физиология неизбежно формировалась в соответствии с внешними природными циклами. При этом один только процесс превращения обезьяны в человека, который открылся науке многократно подробнее за последние двадцать лет, занял около семи миллионов лет. Всё это время неизменно день сменялся ночью, в тропических широтах сезоны засухи сменялись сезонами дождей, в умеренных широтах лето сменялось зимой, звёзды перемещались по небу циклически, звери вокруг рождались, вырастали, производили потомство и умирали, чтобы их дети снова производили потомство и также умирали, с растениями происходило то же самое. Среди всех этих внешних циклических природных процессов, самый актуальный и очевидный для всех наземных животных тогда и сейчас — это хождение солнечного диска по небосводу. Уже в исторические времена (т.е. такие, когда появились письменные источники, изучением которых занимается наука история) многочисленные народы по всей планете поклонялись Солнцу как безусловному божеству и осознавали его как основной источник жизни на земле. Солнечные затмения часто воспринимались древними людьми как проклятие или конец света, и часто это приводило к паническому страху, массовой истерии и крупным жертвоприношениям. Это происходило на этапе развитой материальной культуры, когда у людей были огонь и оружие, когда земледелие гораздо лучше обеспечивало их пищей, чем собирательство в прошлом, иными словами, когда человек уже взошёл на вершину природной пищевой цепи и начал умирать от старости, а не от зубов хищников. Зная это, остаётся только предполагать, насколько была сильна психосоматическая привязка к солнечному циклу гораздо более зависимых от природы диких предков человека. Солнце позволяло им согреться и искать пищу, поэтому слежение за его движением над горизонтом было жизненной необходимостью, неотделимой не только от сознания людей, но и в первую очередь от их бессознательного. Вся жизнь обезьян, а затем людей проходила в постоянном ощущении неотвратимости этого движения, поэтому древние люди не могли представить своё существование вне привычного и вездесущего движения Солнца. И поскольку этот процесс был чрезвычайно стабилен (в тропиках, откуда происходят первые люди, даже в пределах года траектория солнечного диска на небе меняется несущественно), он способствовал развитию интуитивной способности мозга к математической экстраполяции или, проще говоря, прогнозированию событий. До этого мозг был способен рассчитать траекторию движущегося предмета, чтобы предугадать её продолжение и схватить предмет, но постепенное осмысление природных циклов вывело человека на новый уровень понимания бытия — он стал строить планы, исходя из ожидания, что после ночи Солнце снова взойдёт.

Если вам показать синусоидальный график на координатной плоскости, то, увидев первые несколько его циклов, вы легко предположите, что и далее этот график должен бесконечно повторять такие же фазы. Если вам привести числовую последовательность [1, 2, 3, 4, 5, 6, 7] и попросить вас правильно её продолжить, вы, скорее всего, предложите в качестве следующего элемента число 8. Возможно, вам покажется элементарной ваша способность справляться с такими задачами, но почти для любого другого биологического вида, особенно за пределами отряда приматов, она является непостижимой и недостижимой. Когда-то и предки человека не умели строить прогнозы. Для выживания в природе было достаточно рефлексов и инстинктов. Чтобы бежать при приближении хищников, математический расчёт движения опасного объекта не был обязательным. Такие постоянные вычисления требовали бы значительной работы мозга, для чего необходимо изобилие пищи. Рефлекс же был сформирован эволюционно на уровне прямой физиологической связи между угловым размером воспринимаемого образа хищника и реакцией организма, что расходовало минимум энергии: чем угловой размер зверя больше, тем больше исходящая от него опасность, и никаких расчётов не требуется. Расчёт движения было целесообразно выполнять только в момент непосредственной опасности. Но, в отличие от вычислений скоростей и траекторий, общее представление о том, что после ночи настанет новый день и на небе снова будет солнце, не требовало значительных энергозатрат, ведь это просто статичное знание. При этом те существа, которые могли планировать свои действия на следующий день или далее, получали конкурентное преимущество перед теми, которые могли только реагировать на сиюминутные обстоятельства. Таким образом, возникновение у высших многоклеточных животных интуитивной способности к мышлению о событиях, которые ещё не наступили, но, скорее всего, наступят, было неизбежностью. Так это и происходило с предками современного человека. Именно тогда, миллионы лет назад, постоянная организация человеком сна, охоты и передвижений с расчётом, что солнце непременно взойдёт снова, привела к тому, что сегодня для нас будущее — простейшее базовое понятие при планировании.

Поначалу понятие людей о будущем пребывало в зачаточном состоянии и не могло сравниться по глубине и качеству осознания с настоящим и прошлым. В самом деле, обращаясь к своему сиюминутному и прошлому опыту, люди могли мыслить подробные картины различных ситуаций и событий, сравнивать между собой их детали, извлекая из этого полезный опыт; заглядывание же в будущее ограничивалось простой уверенностью, что после сна земля, небо, солнце, луна и звёзды будут вести себя по-прежнему. Но постепенно, когда люди прочно укрепились в своей экологической нише и стали удачнее охотиться и отнимать больше добычи у хищников, они получили крайне полезные для их развития преимущества: изобилие еды, которое обеспечило мозгу интенсивное питание, позволяя ему упражняться в мышлении, и свободное время, которое можно было посвятить играм и экспериментам, выделяя из наблюдаемых процессов всё больше абстракций и всё лучше познавая окружающий мир. Медленно, но уверенно пелена невежества расступалась перед сознанием человека, и свойства предметов и явлений становились всё более понятны и привычны ему. Так появились представления о том, что если связать много палок, не тонущих в воде, то их трудно будет утопить, что если любое животное будет бежать достаточно долго, оно выдохнется, что если идти вверх по течению ручья, то он обязательно однажды закончится. Ранее подобный опыт случался у людей и обезьян только на практике и не превращался в устойчивые абстрактные обобщения, теперь же человек всё больше учился рассуждать о таких вещах, не переживая этот опыт непосредственно и сиюминутно; во внимание человека попадали всё новые и новые свойства бытия, всё новые события и явления. Это привело к тому, что способность людей представлять будущее значительно развилась; картины, возникающие в сознании людей при загадывании наперёд, стали значительно более подробными и целостными. Основной этап формирования шкалы времени в сознании человека был завершён: произошёл переход от смутного ощущения правильного порядка воспоминаний к продвинутому представлению о разделах шкалы времени и возможности контролируемо перемещаться между ними в воображении.

Следующим этапом стало формирование представления человека о направленности времени, об асимметричном поведении воспоминаний на его шкале относительно настоящего момента. Перемещаясь в воображении по шкале с воспоминаниями и сравнивая это с другим опытом, люди субъективно ощущали, что путешествие в прошлое и возврат к настоящему выполняются без затруднений, но перемещение в будущее являет собой непреодолимую проблему. При помощи примитивных умозаключений человек пытался строить кратко- и среднесрочные прогнозы для отдельных процессов и событий, но, даже при огромных энергозатратах в процессе мышления, получаемая таким образом информация была крайне ненадёжна — ошибки случались слишком часто. При попытках же извлечь из раздела временной шкалы, называемого «будущее», достоверных полезных сведений, люди ощущали, что такая возможность им недоступна. Другое проявление асимметрии времени заключалось в разном ощущении человеком концов его шкалы. Прошлое в сознании человека начиналось с его детских воспоминаний, и это обстоятельство гармонично сочеталось с его представлением о жизненном цикле всех живых существ, который начинается с рождения. Человеку легко было представить, что когда-то ранее его совсем не было, затем он появился и через некоторое время начал помнить себя. Но при обращении к противоположному концу условной шкалы времени, мозг не возвращал никакой информации. Постепенно человек научился ассоциировать конец этой шкалы с собственной смертью, но каждому отдельному индивиду не было понятно, насколько далеко отстоит этот конец и при каких обстоятельствах наступит смерть. Будущее открывалось очень медленно и поступательно, превращаясь в настоящее и затем прошлое, оно не позволяло заглянуть вперёд. Таким образом, на данном этапе развития представлений о времени субъективное представление человека об устройстве временной шкалы из интуитивных ощущений переходило в область интеллектуального осознания; поведение прошлого и будущего воспринималось очевидно разным, и также у людей выработалось устойчивое ощущение, что время постоянно направлено от прошлого к будущему и движется с постоянной скоростью.

Индивидуальная субъективная шкала времени

Невозможность обогнать сознанием естественный ход событий и заглянуть в будущее постоянно будоражила умы людей. В связи с природным свойством мозга стремиться постичь всё неизведанное, эта информационная пустота стала вызывать тревогу и инстинктивный страх, к которым позднее присовокупилось экзистенциальное страдание. Когда животное боится незнакомого предмета или неисследованной норы, оно стремится держаться от такого объекта на расстоянии, чтобы избежать непредвиденной опасности; отойдя на безопасную дистанцию, животное успокаивается. Человек же оказался в положении, когда неизведанный объект находится прямо внутри его сознания, и от него нельзя убежать. В связи с этим люди никогда не оставляли попыток заглянуть в своё будущее всеми возможными способами. На протяжении тысяч лет в разных культурах к шаманам и жрецам обращались, чтобы те предоставили информацию из будущего, щедро одаривая их за предоставляемую услугу, но и нередко убивая их во гневе, если информация оказывалась неверной. Даже сегодня, по прошествии эпох, всё ещё многие люди обращаются к гадалкам, астрологам и экстрасенсам, чтобы узнать своё будущее. И хотя для таких «специалистов» существует премия Фонда Джеймса Рэнди в размере миллион долларов за доказательство их паранормальных способностей, в том числе и за способность предсказывать будущее, и хотя никто пока эту премию не получил, люди продолжают обращаться к этим шарлатанам, не теряя надежд. Это явное свидетельство того, какое важное место заняло в сознании людей их стремление видеть своё будущее, и знание об основной биологической задаче живых существ говорит нам, что иначе быть и не могло.

Итак, у древних людей на определённом этапе сформировалось интуитивное представление, что ход событий в природе имеет определённую стабильную скорость и не поддаётся изменению, будто его движет какая-то расчётливая неведомая сила; укреплялось и прояснялось представление о том, что этот процесс неотвратим и заканчивается смертью индивида. Как читатель, вероятно, догадывается, это была хорошая почва для обожествления времени. Ощущения людей медленно прогрессировали в сторону выделения в сознании времени как отдельной абстрактной сущности.

Представление о времени как о самостоятельном процессе, который выходит за рамки жизни индивида

Шло время, и условия жизни людей продолжали улучшаться. Около 300 тысяч лет назад произошёл феноменальный технологический прорыв — люди повсеместно научились пользоваться огнём. Это событие окончательно определило судьбу человека как вида, сделав его истинным королём природы. Использование огня беспрецедентным образом сместило энергетический баланс человеческих организмов в выгодную сторону — настолько сильно, будто и в самом деле мифический титан Прометей принёс людям огонь с Олимпа, даровав им тем самым могущество и свободу. Вот лишь некоторые последствия освоения огня людьми:

1. При неизменных окружающих условиях, людям теперь требовалось значительно меньше пищи для выживания. Науке известно, что наибольшая часть потребляемых человеком калорий используется для поддержания температуры тела, и лишь наименьшая часть тратится на механическую работу. Возможность греться у костра привела к снижению потребности человека в еде.

2. Огонь сделал возможным получать гораздо больше калорий из мяса. От природы человеческий организм приспособлен лишь к малым порциям мяса; для усваивания значительных порций нужно либо иметь гораздо более агрессивный желудочный сок, как у хищников, либо переваривать еду месяц без движения, как это делают некоторые змеи. Термическая обработка позволила сделать мясо более мягким, и его стало возможно разжёвывать, а не только глотать кусками. И, хотя термическая обработка ухудшает усвоение мяса через предотвращение т.н. индуцированного аутолиза (это доказал советский учёный А. Уголев), возможность измельчать пищу многократно повысила доступ желудочного сока ко всему массиву поглощённой субстанции, что значительно ускорило пищеварение и сделало возможным переваривать больше мяса за один приём. К тому же жареное мясо имеет значительно меньший объём, чем сырое, за счёт выпаривания влаги, поэтому удельная питательность еды возросла — наесться впрок стало проще.

3. Термически обработанная еда автоматически была избавлена от микробов и паразитов, что делало её максимально безопасной и снижало количество болезней.

4. Термическая обработка позволила дольше хранить еду в условиях положительных температур, не давая ей испортиться.

5. Термическая обработка позволила превратить в еду множество предметов, которые ранее нельзя было есть: некоторые коренья, плоды, а с появлением сосудов для варки — зерно, некоторые листья, травы.

6. Огонь хорошо отпугивал диких зверей и таким образом позволил более свободно перемещаться по местности. Кольцевой вал из колючего кустарника и постоянно поддерживаемый огонь в центре позволяли осуществить безопасную ночную стоянку посреди леса с голодными хищниками.

7. Обожжённый заострённый конец деревянного копья был гораздо плотнее при уменьшенном объёме, по сравнению с копьём из свежесрубленной или высохшей ветки. Такое копьё лучше пробивало звериную шкуру.

В таких новых условиях выживание людей значительно упростилось, а в их обиходе стали появляться всё новые и новые предметы. Помимо нарастающих стимулов для усложнения мышления, человек также стал получать больше энергии и больше свободного времени для раздумий. Вполне вероятно, что именно в этот период стала нарастать социальная дифференциация людей, появились первые трактовки различных природных явлений, зародились первые суеверия и религиозные культы. Помимо этого, у людей появилась возможность больше поразмышлять о том, что, со смертью живого существа и окончанием его собственной шкалы времени, природные процессы не останавливаются, а продолжаются в неизменном виде. Постепенно у людей формировалось представление, что есть некий глобальный независимый постоянный ход времени, для которого каждый индивид является лишь временным участником. Это представление продолжало развиваться и окончательное формальное выражение получило после следующего грандиозного технологического прорыва — освоения людьми земледелия около 11 тысяч лет назад. Земледелие позволяло добыть значительно больше пищи с той же территории, чем собирательство, а оседлая жизнь позволяла развивать поселения, делая их более защищёнными от атак диких зверей. На этом этапе, пожалуй, только внутривидовая конкуренция и отсутствие знаний о гигиене и медицине удерживали скорость развития общества на крайне низком уровне, если оценивать его по современным меркам. Но если сравнивать с предыдущими периодами становления человечества, то с появлением земледелия изменения материальной культуры стали происходить с феноменальной скоростью, и с тех пор преобразования общественного бытия разительно обогнали по скорости биологическую эволюцию. Выживаемость и благоустроенность людей отныне зависела гораздо больше от их социального положения, чем от генетического соответствия локальным природным условиям. Возникла значительная прослойка людей, чья жизнь не проходила в постоянном поиске пищи или тяжёлом труде; вместо этого они могли предаваться размышлениям. Именно среди них возникали первые математики и философы, и благодаря им в обществе впервые появилось некое зачаточное подобие науки. Несколько тысяч лет такой общественной жизни привели к изобретению первых календарей, которые и стали тем самым формальным выражением человеческих представлений о времени. Люди придали времени статус некой мистической силы с собственными законами и правилами и окончательно признали его существование вне человеческого сознания, хотя, как мы помним, зарождение ощущения времени в мышлении человека было обусловлено простой необходимостью эффективно работать с накопленным опытом в мире, где материя постоянно движется. Приняв такой суеверный подход в качестве безусловной нормы, люди с тех пор всегда подменяли понятия, и, сравнивая события с материальными изменениями внутри часов, они не говорили, что часы выступают эталоном материальных изменений, а говорили, что они измеряют самостоятельную внешнюю сущность — время. Это суеверие прошло через тысячелетия, дожив до века искусственного интеллекта, и люди по сей день не могут самостоятельно осознать, что, пользуясь часами, они сравнивают случайные материальные события своей жизни с эталонными материальными изменениями в часах.

Тем не менее, даже при развитой материальной культуре представление древних людей о времени всё ещё не было таким, как сегодня. Современным детям в течение первых нескольких лет их жизни закладывают хотя бы очень общее представление об истории. Им рассказывают, что когда-то давно были построены египетские пирамиды, а ещё ранее по земле бегали полуголые дикари с копьями, в то время как сейчас за окном взлетают самолёты, а на столе стоит компьютер. У детей таким образом формируется глобальное представление о неразвитом прошлом и обнадёживающем будущем, которое сулит великие свершения; время при этом предстаёт в виде координатной оси, которая простирается от некоего нуля, где, интуитивно ощущается полный хаос и отсутствие жизни, к великим и грандиозным временам, где человек победит законы природы и будет всесилен. Такое мировоззрение постоянно подкрепляется развитием технологий — отовсюду постоянно приходят новости о новых и новых полезных изобретениях, которые дают человечеству больше возможностей. Для примера, я сам родился в период, когда на промышленных заводах ещё использовали станки с бумажными перфокартами, и в домах у меня и моих знакомых не было ничего более технологически продвинутого, чем телевизор, радио и стационарный телефон; в данный же момент у любого посетителя дешёвого супермаркета в кармане лежит компактный смартфон, который подключён к всемирному интернету и одним нажатием кнопки делает яркие цветные фотографии, причём некоторые модели уже делают это буквально в кромешной темноте.

Ничего подобного не было в жизни древних людей. Они рождались и умирали в приблизительно одинаковом технологическом окружении, их отцы и деды не рассказывали им о временах, когда всё было иначе, потому что сами жили так же. В связи с этим мир в представлении древних людей был в значительной степени стабильным — никаких явных отличий прошлого и будущего для них не существовало. Зато на представление людей о времени неизбежно влияла цикличность многих наблюдаемых ими процессов. Люди привыкли, что солнце восходит, описывает дугу по небосводу, чтобы затем спрятаться и через время появиться вновь; луна в то же время неотвратимо совершала свой месячный небесный цикл; за сезоном дождей приходил засушливый сезон, либо за летом приходила зима, и затем снова лето; дети вырастали, становясь взрослыми, у них появлялись свои дети, затем у тех свои, и они также взрослели, старели и умирали; все эти циклы повторялись бесконечно, и, судя по рассказам стариков и преданиям, так было всегда, и никогда не было иначе. В связи с этим, как подсказывают нам историки, с древних времён и по средние века включительно люди представляли себе время не как линейную шкалу, а как вращающееся колесо. Люди верили, что они проживают один и тот же цикл раз за разом и что всё обязательно вернётся туда, откуда начиналось, и снова повторится. В новой истории это представление начало разрушаться и постепенно превращалось в современное, но лишь для наименьшей части общества — крестьянское большинство не получало образования и не имело доступа к результатам научных открытий. Наконец, новейшая история с её активной индустриализацией и урбанизацией привела к глобальному изменению мироощущения у основной массы людей, в том числе и к изменению представления о течении времени.

Восприятие времени в древности и Средневековье

Во все вышеописанные времена нигде в природе не существовал и сейчас не существует объект, который соответствовал бы понятию «время» и который можно было бы найти, воспринять и изучить; не было и нет эталона, на который можно было бы равняться при описании времени. Пространственные измерения, хотя и являются математической абстракцией и изобретением человеческого ума, всё же хотя бы имеют образное выражение в мире, данном нам в ощущениях: когда мы говорим о длине, ширине и высоте, мы можем довольно легко показать друг другу, что они означают на практике, и найти проявления этих понятий в каждом участке реального мира. Более того, невозможно представить себе ни материю, ни пространство, чтобы в них нельзя было производить такие измерения, и это подталкивает к заключению, что протяжённость в трёх измерениях является неотъемлемым постоянным свойством пространства и материи, которое не зависит от наблюдателя. Таким образом, хотя пространственные измерения не являются реальными предметами, они хотя бы являются свойствами реальных предметов. Когда же речь заходит о времени, всё гораздо более запутанно. Люди наблюдают движение материи и приходят к выводу, что существует время, а иногда также заключают, что оно есть нечто объективно-реальное. При этом изобразить время не представляется возможным, равно как и объяснить, что это за объект и где он находится. Если время это не предмет, тогда что? Возможно, время — это процесс? Но все мыслимые процессы всегда образно различимы, независимо от того, происходят они с материальными предметами или образами в сознании, и когда мы наблюдаем падение древесного листа или полёт птицы, то мы только и распознаём падение и полёт соответственно, не находя при этом глазами дополнительный отдельный процесс — время, а только домысливая его. Тогда, возможно, время — это сила, которая приводит в движение материальные процессы? Но сила есть физическая величина, мера, вымышленная характеристика предметов, она не может существовать в реальности. Возможно время — это закон природы? Но закон — это мысленное обобщение множества событий или состояний в реальном или вымышленном мире, то есть мыслительный инструмент, а не что-то объективно-реальное.

Чтобы не запутаться в этом месте, давайте вспомним, что научный материализм предполагает наиболее вероятным состоянием вещей существование вне нашего сознания единого для всех телесно представленного мира, который существует независимо от наличия мыслящих существ и их восприятия и который здесь называется действительным миром. На примере Владимира Ленина мы разобрались, что под объективной реальностью материалисты склонны подразумевать либо точно такой мир, либо что-то подобное. Когда мы взаимодействуем с материей, мы из плена примитивного реального мира в нашем сознании можем всё лучше и лучше понимать состав действительного мира и свойства предметов в нём; когда мы наблюдаем участки с минимальным содержанием материи, мы можем также строить заключения о пространстве. Но нет достаточных оснований утверждать, что силы и законы являются объективной реальностью, то есть относятся к действительному миру — у нас попросту нет опыта, который показывал бы наличие в действительном мире таких сущностей, и даже свойствами предметов они не являются, в отличие от пространственных измерений. Закон описывает, как движется материя, но сам при этом не является творением природы, которое самостоятельно существует, движется и качественно изменяется, независимо от человеческого сознания.

Исчерпав идеи, каким образом время может быть объективно-реальным, то есть являться частью действительного мира, я пришёл к следующему заключению:

— скорость есть вымышленная абстрактная характеристика, помогающая описывать движение материи.

— сила есть вымышленная абстрактная характеристика, помогающая описывать движение материи.

— удельная теплоёмкость есть вымышленная абстрактная характеристика, помогающая описывать движение материи.

— электрическое сопротивление, момент импульса, трение скольжения, мощность и частота колебаний суть вымышленные абстрактные характеристики, помогающие описывать движение материи…

— время есть вымышленная абстрактная характеристика, помогающая описывать движение материи.

Для ясности картины мира очень важно осмыслить этот тезис, но не стоит воспринимать эту формулировку как определение времени, потому что здесь отражён только общий смысл этого понятия, выводя его из категории объективно-реальных сущностей. В самом деле, я не вижу причин, почему такое вездесущее и очевидное явление, как движение, должно восприниматься нами как простое свойство материи, а время — как некий самостоятельный объект, существующий отдельно от материи. Что же касается определения времени, мне оно видится таким:

время — это физическая величина, передающая, сколько произошло эталонных изменений материи, пока происходило данное изменение материи.

Если вы попробуете отследить историю появления единиц измерения времени, то быстро убедитесь, что реальная ситуация всегда соответствовала этому определению — время всегда измеряли суточными, лунными и годовыми циклами. Когда люди вводили последовательно часы, минуты и секунды, ничто не менялось — их выражали определёнными частями от целого — суток. В 1960 году научное сообщество приняло за основную единицу отсчёта секунду, но выразили её через годовой планетарный цикл. И только в 1967 году измерение времени претерпело значительное изменение — секунду стали выражать через поведение атома цезия. Но, как вы можете видеть, неизменно во всех этих случаях за эталон принимались материальные преобразования, которые затем сравнивали с другими материальными процессами. Образующееся в результате такого сравнения отношение величин можно называть или не называть временем, но сравнивается всегда материя с материей.

При таком видении времени значительно упрощается восприятие курьёзных тезисов теории относительности — если ранее было трудно понять, как время может искривляться, как можно воздействовать на объект без материальных проявлений и определённого местонахождения, то теперь стало ясно, что поведение изменяется у материи. Вполне допустимо, что при определённых условиях материальные процессы могут ускоряться и замедляться на всех уровнях — почему нет, если обратное не доказано. Это гораздо легче понять и принять, и, полагаю, с таинственностью времени можно на этом покончить.

Краткое содержание:

Время есть не объект и не очевидное наблюдаемое свойство пространства или материи. Время — это физическая величина, передающая, сколько произошло эталонных изменений материи, пока происходило данное изменение материи. Эта абстракция постепенно появлялась в мышлении сложных многоклеточных животных в процессе эволюции и помогла им гораздо лучше приспособиться к условиям среды. В связи с некоторыми особенностями доисторического развития сознания людей, время стали считать реальной частью мира, наравне с пространством и материей. Научный материализм устраняет эту ошибку, проясняя действительный смысл понятия времени.

Глава 10. Знание. Истина. Факт

Итак, мы разобрались с понятием «реальный мир» и даже дополнили его пониманием времени. Это уже неплохое начало, чтобы учиться мыслить грамотно, но всё же недостаточно, чтобы эффективно познавать мир. Изученные нами понятия в первую очередь были важны для построения индивидуальной картины мира. Но поскольку познание гораздо выгоднее осуществлять коллективными усилиями, людям нужны эффективные способы обмена информацией, что подразумевает наличие соответствующей понятийной базы. Одно из важнейших понятий, которое помогает передавать при общении отношение индивида к определённому набору информации — знание.

Изучая мир, данный нам в ощущениях, мы периодически открываем некие новые принципы устройства либо действительного мира в целом, либо его отдельных частей. Если мы достаточно точно и безошибочно определяем такие принципы, то такая вновь открытая информация может быть актуальной для нас в течение очень долгого времени, повышая нашу эффективность при решении жизненных задач. К примеру, поведение земной гравитации остаётся весьма стабильным на протяжении миллионов лет; его главные закономерности были описаны людьми несколько веков назад и с тех пор лишь обросли множеством мелких подробностей, которые не меняют общей картины этого поведения в пределах земных условий; это позволяет делать точные расчёты при планировании строительства, полётов, стрельбы и других задач. Наша биологическая задача диктует нам, что открытие максимально надёжной и актуальной информации об устройстве мира является для нас обязательной и постоянной целью. На пути к этой цели, в зависимости от степени осмысления информации, собранных отзывов о ней и проверки её на практике, мы можем проходить несколько стадий отношения к интересующим нас аспектам бытия:

1. Полное невежество — когда мы не знаем вообще ничего об интересующем нас предмете, и любая наша попытка использовать его в нашей деятельности является риском, даже величина которого не поддаётся оценке.

2. Догадка, подозрение, гипотеза — когда у нас есть малое количество разрозненных данных, которые невозможно истолковать однозначно, но появляются первые версии полной картины, которые помогают сузить направленность дальнейших исследований и таким образом ускорить продвижение к цели, а также становятся возможными первые, пусть и ненадёжные, оценки рисков.

3. Сомнение — когда собранная информация начинает демонстрировать определённый паттерн, и догадки начинают обрастать основаниями; возникает шанс встать на верный путь исследования, забросив все прочие, и таким образом многократно приблизить цель, но риск ошибиться всё ещё высок.

4. Теория — когда у нас имеется значительное количество информации о предмете, вся она укладывается в определённую связную картину и может быть объяснена некими общими законами, а новые собираемые данные не противоречат этой картине; вероятность ошибок на этой стадии падает до минимума, а цена их обычно невысока: применение хорошо работающей теории редко приводит к катастрофам.

5. Уверенность — когда теория в течение длительного времени и при большом количестве новых данных показала себя неизменно эффективной, либо когда поступило подтверждение сформированного у нас представления о предмете из очень надёжного источника, и мы с минимальными опасениями используем получаемую нами новую информацию согласно утверждённым законам. С наступлением уверенности риски не меняются, ибо уверенность имеет субъективную природу и передаёт только отношение субъекта к информации.

6. Знание — в идеале, когда мы определили принципы устройства интересующего нас предмета совершенным способом и отныне можем пользоваться полученной информацией абсолютно безопасно, а фактически, когда в течение длительного времени никакие из множества попыток разрушить состоятельность имеющейся у нас теории не увенчались успехом, и от этого не представляется возможным, чтобы предмет был устроен как-либо иначе. Риск ошибиться на этой стадии ещё более низок, но остаётся ненулевым.

Это приблизительный список, но точность в данном случае неважна, главное понять общую суть. Предполагается, что, при изучении различных проявлений действительного мира, мы должны проходить путь от невежества к знанию, но не для всех людей это работает одинаково. Давайте рассмотрим, какие бывают различия в процессе познания у людей с разным складом ума.

Отношение к знанию. Грамотно мыслящим людям хорошо известно, что совершенные методы познания недоступны человеку, и потому не может быть совершенного знания. Именно поэтому в приведённом выше списке в финальной стадии оговорены идеальный и фактический варианты отношения человека к информации. Грамотно мыслящие люди всегда готовы к сюрпризам бытия и никогда не доверяются знанию всецело и слепо, они просчитывают возможные последствия ошибок и решаются на действие, будучи готовы иметь дело с наихудшим исходом событий. В свою очередь, люди без специальной подготовки без оглядки считают знание совершенным, безупречным, непогрешимым. Применяя различную информацию в своей повседневной деятельности, такие люди не утруждают себя раздумьями и проверками, и если информация, принятая ими как знание, содержит ошибку, для них это может обернуться фатально.

Отношение к уверенности. Грамотно мыслящие люди осознают, что уверенность является лишь личной позицией, отношением к информации, и что она не даёт никаких преимуществ относительно строгих выводов из имеющихся данных; напротив, уверенность затмевает разум, отключает осторожность и заставляет человека действовать необдуманно, чем повышает количество ошибок и усложняет жизнь. Грамотно мыслящие люди сознательно гонят уверенность прочь от себя и сосредотачивают внимание на своих обоснованных сомнениях в имеющихся теориях. Люди без специальной подготовки не просто полагаются на уверенность, их проблема гораздо глубже. Такие люди очень часто вообще не в курсе о существовании знания и считают уверенность последней, максимально продвинутой стадией отношения человека к информации. При этом уверенность таит в себе огромную и опаснейшую ловушку для них. Как мы уже разобрали, уверенность наступает, когда теория подтверждалась достаточно долгое время, либо когда субъект получил подтверждение из очень надёжного источника. Оба эти варианта одинаково хороши для возникновения у среднего человека уверенности, но при этом люди без тренированного мышления не разбираются в качестве различных источников информации и не могут знать, какие из них в самом деле являются надёжными; они считают таковыми те источники, которые им более приятны, которые более субъективно авторитетны для них или требуют меньше энергозатрат при использовании. Это постоянно приводит к тому, что простое мнение или убеждённость популярной персоны или большого числа людей заставляют индивида из стадии невежества или гипотез моментально перейти в стадию уверенности, которую он считает финальной в познании и потому прекращает дальнейшие исследования предмета. Я называю это «когнитивный тупик»; в таком состоянии человек удовлетворяется в одном из аспектов бытия ложной информацией и больше не сможет продвигаться к целостному познанию мира. Люди, которые не способны увидеть ловушку уверенности, в течение жизни попадают в такой же тупик всё в большем и большем количестве вопросов; их возможности развития от этого блокируются подобно тому, как закупориваются твёрдыми микрочастицами поры в фильтре противогаза. Этот удушающий процесс угнетает жизнь человека всё сильнее и сильнее и превращает его в несчастного маразматика, который более не может хорошо справляться даже с ежедневной рутиной. Счастливая творческая жизнь, полная развития и приключений, для такого человека утрачивается навсегда, если только по счастливой случайности он не переживёт сильнейшее эмоциональное потрясение и не попадёт в круг людей, которые смогут и захотят помочь ему.

Ещё одной проблемой таких людей является их неотвратимая уверенность в том, что они обладают критическим мышлением. Они часто склонны верить так называемым теориям заговоров и легко ставят под сомнение любые действия правительства и научные открытия, не подвергая их должному анализу, но самоутверждаясь при этом в достаточной для себя степени. Они могут яростно очернять полезные идеи, преследовать представителей различных социальных групп и осуществлять террористические акты на основании весьма сомнительной информации, которую они где-либо прочитали или услышали. При попытке указать на их губительную доверчивость по отношению к ненадёжным источникам, они убеждённо возражают, ссылаясь на то, что они не согласны со значительной частью информации, которая подаётся им ежедневно — с их точки зрения, это означает, что они мыслят достаточно эффективно. В головах таких людей царит хаос: они не способны осознать, что не оценивают критически те самые источники информации, которые побуждают их критически относиться к другим источникам. Таким образом, в лучшем случае их жизнь проходит подобно соломинке, которая болтается среди волн жизни, без системы и порядка, и в каждый момент времени ими руководит тот источник информации, который был ближе и больше впечатлил их; в худшем случае они не замечают, как попадают под внешнее идеологическое управление и живут в служении чужим корыстным целям в ущерб собственной биологической задаче. Участь таких людей крайне прискорбна.

Отношение к невежеству. Грамотно мыслящие люди всегда помнят, что они компетентны лишь в некотором спектре вопросов. В пределах своей компетенции они могут оперировать множеством тяжеловесных взаимосвязанных аргументов, но вне этих пределов они не имеют надёжной аргументативной базы, на которую могли бы опереться. Такие люди отлично знают, где находятся области их невежества, и крайне осторожно высказываются и принимают решения в вопросах, которыми не владеют достаточно хорошо. В отличие от них, большинство людей без специальной подготовки поражены невероятно разрушительной идеей, что мнение приближает мыслителя к истине или знанию. Используя в большинстве вопросов ничем не обоснованные мнения, возникшие в уме спонтанно или услышанные неизвестно где, они склонны признавать своё невежество лишь в редких частных случаях, и чаще всего эти случаи продиктованы их жизненной позицией, а не разумной оценкой собственных возможностей. Например, сегодня можно встретить сколько угодно домохозяек и рабочих, которые с готовностью согласятся, что они совершенно ничего не смыслят в астрономии и не намерены это исправлять, но при этом яростно вступят в спор о том, как следует управлять их страной, критикуя главу государства и предлагая собственные управленческие решения. Им соседствует очень большое количество людей с аналогичным образом жизни и уровнем образования, которые с такой же готовностью согласятся, что они не разбираются в государственном управлении и не могут давать оценки в этой области, но при этом легко раздают налево и направо советы, например, о воспитании детей, не имея для того ни соответствующего диплома, ни специальных знаний, ни успешного личного опыта, которым можно было бы всерьёз похвастаться. Люди с таким типом мышления, интересуясь чем-то новым, почти всегда отрицают своё невежество и приходят в эту область сразу со своими мнениями, создавая из ниоткуда собственный комфортный для них маленький мирок, положения которого противоречат некоторым другим их установкам и опыту, но не подвергаются пересмотру из-за этого. Проблема эта повсеместно распространена и встречается среди всех социальных групп приблизительно равномерно.

Что совсем печально, мнения вредят не только их носителям, но и окружающим их людям. Дело в том, что большинство людей склонны произносить свои необоснованные тезисы уверенным безапелляционным тоном, как будто озвучивают нечто известное и доказанное. Все, кто считают этих людей авторитетными и не обладают при этом грамотным мышлением, сразу же перенимают эти случайные тезисы, которые чаще всего являются ложными. Если усомниться в правоте рассказчика, он будет всячески защищать свою позицию, как будто она действительно ценна; если не довести такой спор до конца, окружающие люди только сильнее уверятся в состоятельности идей, которые они только что переняли. Только будучи загнанным в угол силой непреодолимых аргументов и часто только в том случае, когда это было сделано публично, такой рассказчик приводит своё финальное оправдание — «это просто моё мнение» — и искренне считает себя освобождённым с этого момента от какой бы то ни было ответственности. Между тем такие люди постоянно уклоняются от признания, что, когда они презентуют свои идеи миру, они не маркируют их как мнения, а выдают за истину или знание, что они не берут на себя труд проверять информацию, что они не думают о последствиях, когда вводят в заблуждение других.

Забавно, что очередной пример такого поведения случился в то самое время, когда я набирал эти строки. На одном из интернет-сервисов, где я дублирую свою рукопись, возникла нетипичная ошибка — при просмотре содержимого файла перестала корректно отображаться та его часть, которая следовала после первых 512 тысяч символов. Я опубликовал в социальной сети пост с описанием этой проблемы и попросил о помощи. По ответам, коих я вскоре получил множество, было заметно, что только один из советчиков понял смысл написанного, и его ответ был максимально скромным и осторожным; другие пользователи предлагали мне целые комплексы действий, не понимая, насколько нелепо выглядели некоторые их предложения по решению моей проблемы. Они утверждали, что это временная проблема и нужно лишь подождать, что части одного файла могут быть сохранены в разных форматах и кодировках без моего знания об этом, что сервер не поддерживает такой тип файлов, как у меня, и всякий раз их слова ни на что не опирались. Когда я указывал им на противоречия в их подходе, они спорили и защищали свою позицию, хотя не проводили проверку своих методов и потому не имели оснований считать их эффективными, а излагаемые ими идеи — верными. Аналогичные случаи происходят ежедневно повсюду.

Отношение к гипотезам, теориям, сомнениям. Люди с грамотным мышлением различают гипотезы и теории, потому что умеют выстраивать непротиворечивые рассуждения из имеющихся вводных данных. Чем больше таких данных имеется, тем больше закономерностей среди них можно выявить, тем стройнее получаются рассуждения, и тем больше появляется оснований для выдвижения новой теории. Когда же исходных данных мало, такие люди знают, что в такой ситуации можно только гадать и что полагаться на результат этих гаданий нельзя. Люди без специальной подготовки не умеют правильно выделять зависимости из большого количества данных, зато среди ничтожно малого их количества им часто видятся очень замысловатые и богатые подробностями паттерны. Кроме того, они дополнительно компенсируют малое количество данных или полное отсутствие таковых личным мнением. Такие люди не имеют интеллектуальной возможности понять смысл и ценность теории, поэтому отождествляют её и с мнением, и с догадкой, и с гипотезой — всё в их голове смешивается в кучу равноценного мусора. Сомнения у них бывают в основном между собственными предпочтениями и мнением авторитета и редко бывают спровоцированы анализом данных. Также, поскольку они не умеют выстраивать связные рассуждения, дающие надёжный полезный вывод, они привыкают жить в мире, где почти никакая информация не бывает для них более важной, чем их собственные сиюминутные мнения и желания. Это приводит к тому, что люди без грамотного мышления становятся развязными, безответственными и корректируют своё поведение только перед лицом явной угрозы.

В результате такого состояния вещей для большинства людей стадии познания выглядят следующим образом:

1. Мнение, догадки, гипотезы — независимо от наличия или отсутствия у человека проверенных данных по интересующему вопросу; суждения он выдаёт безответственно, как взбредёт в голову.

2. Уверенность — комфортное и желаемое состояние для человека, когда он впечатлён информацией от авторитетного источника или придумал версию, которая ему очень нравится, и потому отказывается от дальнейшего познания.

Миллиарды людей увязли в этих двух стадиях, мало задумываясь как о невежестве, так и о знании. Бытие для них — необъяснимый магический мир, с которым они вынуждены взаимодействовать, в основном полагаясь на интуицию. У них это плохо получается, причём часть своих неудач они видят и признают, а другую часть не способны увидеть и яростно доказывают, что в этих вопросах они очень эффективны. Хочется проиллюстрировать эту ситуацию забавной историей с философским окрасом, которую рассказал один известный человек. История была о том, как один экстрасенс несколько десятилетий назад был недоволен, что его фото опубликовали в популярной газете. Он распространил информацию, что его изображение наполнено живительной энергией и что если его вырезать, измельчить и съесть, то это укрепит духовные силы организма. Десятки или сотни тысяч газет были изрезаны ножницами, и фото целителя вновь стало не найти. «И вот эти, которые газету добровольно ели, потом жалуются, что их на выборах обманули», — заключил рассказчик.

Однако давайте вернёмся к знанию и попытаемся точнее разобраться, что мы будем называть этим словом. Как вы уже поняли, есть идеальное желаемое представление о знании, где знанием является непогрешимая полезная информация в сознании субъекта, которая всегда будет актуальна; такое состояние пока недостижимо для нас, за исключением несложных математических и логических построений, которые полностью абстрактны. История помнит бесчисленное множество случаев, когда в том, что считалось знанием, находили ошибку, и версию, которая приходила на смену прежней, через время постигала та же участь. В качестве примера здесь напрашивается история математического вопроса о количестве разных многоугольников, которые годятся для того, чтобы копиями единственной исходной фигуры можно было замостить бесконечную плоскость без промежутков. Если мне не изменяет память, вначале математики вывели доказательство, что таких фигур существует всего пять, затем домохозяйка с математическим образованием из США открыла шестую подходящую фигуру, и доказательство пришлось пересмотреть. Вскоре та же женщина открыла седьмую фигуру, компрометируя уже новое доказательство, затем восьмую, и это создало весьма неловкую ситуацию в математике. На сегодняшний день таких фигур открыто, кажется, пятнадцать, для этого количества написано свежее доказательство, но большинству математиков уже попросту неинтересно его проверять.

Как бы то ни было, термин «знание» используется постоянно, и нам будет полезно определиться с его значением, даже хотя оно будет отличаться от желаемого. Знанием называют информацию очень разных видов — не только сведения о направлении ветра, размере здания или о форме планеты, но и логические, математические, физические, философские и многие другие правила и законы, которые являются не реальными объектами, а идеями. Внимательные исследования позволяют сделать вывод, что под словом «знание» традиционно подразумевается наиболее точное и наименее противоречивое описание свойств бытия или идей, к которому обращаются за неимением лучшего, чтобы упростить решение некоторой задачи. При этом есть аспект, в котором отношение людей к знанию принципиально различается. Религиозные и суеверные люди обычно считают веру источником истины и знания и поэтому могут называть знанием весьма неожиданные вещи, не заботясь об их экспериментальной проверке и статистике результатов. Из-за этого в категорию «знание» часто попадает информация, которая при внимательном рассмотрении не помогает человеку действовать эффективнее, а иногда и вовсе имеет противоположный эффект. Поскольку мы здесь гонимся за эффективностью, для нас такое представление о знании является неприемлемым. В свою очередь, люди науки считают что-либо знанием, только если эта информация имеет веские основания. При таком подходе, закон Ома для участка электрической цепи35 и результат деления ста одиннадцати на три квалифицируются как знание, а рассказ, что Харон перевозит мёртвых через реку Стикс36 — как верование. Практика показала, что такой способ мышления приносит больше полезных результатов, чем если бы мы последнее также считали знанием, поэтому он предпочтителен для научного материализма.

Очередная особенность знания, которую мне удалось выявить, заключается в том, что в каждом конкретном случае оно обязательно должно быть единственным непротиворечивым описанием устройства рассматриваемого предмета. Когда существует несколько таких описаний, то, во-первых, они вступают в противоречие друг с другом, а во-вторых, невозможно определить, какое из них правильно отображает действительное состояние вещей, и поэтому все имеющиеся версии являются лишь неподтверждёнными догадками. Представим себе две идеи: «дождь идёт, потому что облака живые и иногда они плачут» и «дождь идёт, потому что облака — это глыбы льда и иногда солнце их растапливает». Если также представить, что имеющиеся у нас знания о природе не противоречат никакой из этих версий, всё же остаётся неясным, происходит дождь в самом деле от того, что облака живые и плачут, или это просто тающий лёд, поэтому ни одну из этих версий не будет уместно назвать знанием. Таким образом, когда о знании говорят, что оно должно быть непротиворечивым, это неизбежно означает наличие только одной такой модели в каждом случае.

На данном этапе у меня сформировалось следующее определение:

знание — это непротиворечивый упорядоченный набор информации, связи в котором обусловлены достаточными основаниями и который верно отражает устройство бытия, идей, абстрактных многообразий, реальных и абстрактных предметов, их свойств, поведения или отношений между ними.

В этом определении есть два пока не вполне ясных термина: информация и достаточное основание. С достаточным основанием всё просто: здесь под этими словами имеется в виду то же, что и в четвёртом законе логики. В нём говорится, что всякое высказывание, чтобы принимать его как состоятельное и использовать для построения полезного рассуждения, должно быть доказано; подробнее об этом будет сказано в следующей главе. Знание устроено так же: если связи в рассматриваемом наборе информации не подтверждены надёжным способом, то исчезают основания возводить эту информацию в статус знания — она может совпасть с действительностью лишь иногда и случайно. Что же касается термина «информация», мне пришлось изрядно поразмыслить о том, что же мы называем этим словом. Я пришёл к выводу, что информацией люди называют любой объект, о котором только могут мыслить. Вообразите, например, чёрную пустоту. Кто-то может сказать, что это то же самое, что не вообразить ничего, но всегда найдутся люди, которые скажут, что всё-таки чёрная пустота — это не полное неведение, а уже некоторая информация. Попробуйте мыслить о влажности воздуха. Это чистая идея, её нельзя нарисовать, но это не останавливает тех многих, которые утверждают, что и абстрактное представление данной физической величины — это также информация. Представляя различные сущности, их отношения, процессы, происходящие с ними, я не смог найти ничего, что большинство людей убеждённо назвали бы отсутствием информации. Поэтому, видимо, действительно

информация — это любой объект мышления.

Когда информация не упорядочена, в ней нет распознаваемого нами смысла, и мы считаем её бесполезной, как это бывает, например, с фоновым шумом в радиоэфире. В иных случаях, как, например, со звуками речи, отдельные сигналы складываются в узнаваемые паттерны, из которых мы можем воспринять некие идеи. При этом следует понимать, что полезность сигналов, наличие или отсутствие в них паттернов есть субъективная оценка, которая не всегда передаёт полноту ситуации. В истории технического прогресса были короткие моменты, когда программы загружались в компьютер с ферромагнитной ленты при помощи бытового аудиопроигрывателя, а также когда через телефонные линии происходило сообщение с интернетом и передавалось содержание отсканированных документов на удалённые устройства. Прослушивая запись на ленте в первом случае и позвонив на активное устройство во втором, пользователь слышал продолжительные и, как ему казалось, хаотичные звуки, не несущие никакого смысла, в то время как они передавали важную и чётко структурированную зашифрованную информацию. Таким образом, мы не всегда можем распознать знание — оно может быть передано в формах, недоступных для нашего сиюминутного осмысленного восприятия. Но гораздо большая проблема скрывается в другой части определения знания — в достаточном основании. В то время как технические приспособления помогают переводить непонятные для нас наборы информации в удобные для восприятия формы, проверить основания связей, которые содержатся в некотором наборе информации, обычно является непростой задачей. Например, ваш друг сообщил вам, что он занял первое место в некотором конкурсе. Он подразумевает, что для него это является знанием, но если вы захотите проверить эту информацию, чтобы это стало знанием также и для вас, то, даже отправившись в предполагаемое место проведения этого конкурса, вы не сможете очевидно установить, что конкурс вообще состоялся, что ваш друг в нём участвовал и что он занял первое место. Даже опросив множество людей, вы сможете положиться на правдивость полученных от них подтверждений лишь условно, ибо существует ненулевая вероятность коллективного сговора. В пустяковых делах этой вероятностью обычно можно пренебречь, хотя даже по пустякам коллективные сговоры случаются регулярно, например, ради шутки над кем-нибудь. Но когда дело касается значительных материальных ресурсов или власти, в мире низкоразвитых людей, выполняющих биологическую задачу исключительно с эгоистических позиций, ложь и сговоры являются повседневной нормой. В итоге, является сообщение о конкурсе важным или нет, оно всегда может оказаться неправдивым. Чтобы надёжнее установить достоверность истории с конкурсом, потребуется исследование материальных доказательств, но и в этом случае может иметь место розыгрыш или мошенничество — предполагаемый конкурс может оказаться спланированной имитацией. В связи с такой высокой сложностью обретения знаний, близких к непогрешимым,

самый эффективный способ получения знаний — это придирчиво исследовать связи в поступающей информации и её связь с накопленным знанием, по возможности использовать для проверки этих связей множество разных методов, включать в модель в своём сознании только те сведения, которые приводят к наименьшему количеству противоречий, но даже после полного устранения противоречий в модели следует периодически подвергать её ревизии с целью обнаружить возможные ошибки.

Если так относиться к знанию, ваша эффективность будет постоянно расти и через некоторое время достигнет очень хорошего уровня. Но даже с таким подходом, когда действительный мир взаимодействует с вашими органами чувств, и вы получаете информацию, которая претендует на изменение реального мира в вашем сознании, почти всегда в формирующейся модели будут такие части, которые не удалось надёжно проверить. Чтобы эффективность не страдала, следует для любого набора информации, который предполагает быть знанием, отмечать и сохранять в памяти количество непроверенных его аспектов, чтобы адекватно оценивать имеющийся в этой модели потенциал для ошибок. Например, я считаю, что знаю, кто сейчас является президентом моей страны, потому что средства массовой информации донесли это до меня бесчисленное количество раз, но при этом я понимаю, что не видел своими глазами ни этого человека лично, ни церемонию принятия им президентской присяги, ни его повседневную работу в президентском офисе. Поэтому я осознаю, что моё знание условно и содержит некоторый потенциал для ошибки.

Кто-то, возможно, спросит: если знание никогда не бывает совершенным и может содержать ошибку, то какая от него польза, и каким образом оно может быть лучше простого мнения? Хороший ответ есть в теории карточных игр. Предположим, что происходит игра на деньги, где каждый игрок делает только по одной ставке размером сто долларов. Предположим далее, что у двух оппонентов будут такие наборы карт, что математическая вероятность победы для одного из них составит 30%, а для другого 70%, и игра затем будет доведена до конца. Если повторять такую же игру снова и снова, то первый игрок в среднем за десять случаев будет трижды выигрывать по 100 долларов у своего противника и семь раз проигрывать ему по 100 долларов из собственного кармана. Его общий финансовый баланс составит минус 400 долларов, то есть за каждый такой раунд он будет в среднем проигрывать по 40 долларов. Его оппонент, соответственно, будет в среднем выигрывать всякий раз по 40 долларов и останется очень довольным. При этом очевидно, что в каждом конкретном раунде игры нельзя определить, сможет ли удачливый игрок победить, ведь вероятность его победы только 70%, и он просто обязан проигрывать в трёх случаях из десяти. Более того, три случая из десяти при длительных повторениях часто оборачиваются сериями из шести или семи проигрышей подряд. Получается ситуация контролируемой неопределённости, когда игрок не знает, сможет ли он победить прямо сейчас, и не знает, сможет ли он хотя бы раз победить за следующие пять раундов, но совершенно точно знает, что он должен продолжать игру, потому что она ему выгодна при большом количестве повторений. Так работает закон больших чисел.

Это очень хорошая аналогия применению знания. Знание добывается среди информационного мусора при помощи самых эффективных методов, изобретённых человечеством, и, хотя оно всегда имеет шанс позднее оказаться заблуждением, противопоставленное ему мнение в лучшем случае имеет те же 30% вероятности выигрыша против 70%, а часто и 3% против 97%. Человек, использующий знание, понимает, что в каждом конкретном случае любой глупец со своим необоснованным мнением потенциально может оказаться более правым, но всё же он не изменит своим методам и за долгий период покажет себя несоизмеримо более эффективным, чем все глупцы, которые с ним спорили. Люди, которые радуются своему праву высказывать любые мнения, просто не понимают, что они сильно проигрывают в эффективности людям, которые вооружены грамотным мышлением. Задача каждого разумного существа — находить самые эффективные методы мышления, тем самым повышая свою вероятность успеха в разных ситуациях, и постоянно использовать их себе во благо, даже если в отдельных случаях они не принесут желаемого результата.

Теперь, когда мы определились, что называть знанием, мы можем рассмотреть производное от него понятие, которое до этого момента было несколько раз упомянуто без разъяснений. Речь идёт об истине. Это ещё одно важное понятие, на которое люди обращают повышенное внимание и которое часто используется как аргумент в спорах, поэтому нам стоит рассмотреть и его.

На протяжении тысячелетий философы испытывали немало затруднений с этим понятием. Даже в новейшей истории развитие философской мысли не дошло до такого уровня, чтобы истина стала для широких масс людей понятным и однозначным термином. Если сегодня опросить людей, что такое, по их мнению, истина, то наиболее часто придётся услышать нечто, подобное следующему: «Истина — это мудрёное и замысловатое высказывание о чём-то важном и глубоком, почти всегда исходящее от очень известного и авторитетного человека». Отсюда нетрудно заметить, что люди склонны мистифицировать истину, представлять её как нечто сакральное, магическое, при этом верность высказывания не рассматривается как критерий его оценки. Неоднократно я встречал и такую отдалённо подобную версию: «Когда мы узнаем всё о природе, станем всесильными, вот тогда и узнаем истину, а пока истина нам недоступна». Такие люди отождествляют истину с разгадкой тайны бытия и на меньшее не размениваются; если следующим вопросом поинтересоваться у них, какое слово является антонимом лжи, они иногда отвечают «правда», но гораздо чаще оказываются сбитыми с толку и долго думают.

Давайте поэтапно разбираться с этим понятием. Спросите себя, когда люди называют что-либо истиной, к чему обращён этот термин? Приходилось ли вам указывать на некий предмет и говорить, что это истина? Осмелюсь предположить, что для большинства читателей ответ будет — нет. Возможно, истиной называют некий процесс, как, например, движение, рождение, полёт, обучение, восхождение? По-видимому, снова нет. Локальное явление природы? Событие? И ещё раз нет. Если вы проведёте исследование, то обнаружите, что, когда кто-либо говорит, что видит перед собой истину, это почти всегда будет текст, в котором изложен некий тезис. То есть истина — это всё-таки не что иное, как высказывание. Разумеется, высказывание может существовать в разных формах: устная речь, аудиозапись, печатный и рукописный текст, шифрованная запись в виде цифр или произвольных изображений; при этом запись может быть произведена практически на любом твёрдом материале, а иногда и не только. Общее во всех этих случаях то, что

высказывание — это множество идей, выраженных материальным способом.

Строго говоря, множество может состоять из одного элемента, и поэтому в частном случае высказывание может состоять из одного слова и передавать одну идею. Но если под высказыванием подразумевать всегда только одну идею, выраженную материально, определение не будет работать правильно. Если вспомнить, что большинство слов в высказывании сами по себе выражают идеи, то получается, что даже в целом бессмысленное предложение из множества осмысленных слов содержит в себе несколько идей, выраженных материальным способом, например «ехать виноград прочность». Когда говорят, что высказывание бессмысленно, имеют в виду, что оно не содержит генеральной идеи, которая объединяет все слова в нём, но это не значит, что в нём нет никакой узнаваемой информации. Таким образом, хотя высказывание обычно имеет целью передать одну генеральную идею, наиболее часто оно содержит именно множество идей, а не одну. И только если мы разрушим смысл также и отдельных слов и произнесём, к примеру, «фалтррх знумрк», эти сочетания звуков не будут нести узнаваемого смысла и будут восприняты как простой шум. Для некоторых людей нормально считать высказыванием даже такие звуки, потому что, будучи произнесены человеком, они субъективно напоминают настоящие слова и спонтанно вызывают похожее отношение к ним, но всё же не стоит относить такую бессмыслицу к высказываниям, подобно тому как в языковой морфологии имитацию природных звуков не принято считать частью речи.

Итак, истина — это высказывание. Наша интуиция и опыт легко подскажут нам, что, по всей видимости, далеко не все высказывания являются истиной, а лишь некоторые из них. Какими же чертами должно обладать высказывание, чтобы квалифицировать его как истину? Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно определиться с базовым отношением к этому понятию. Моя позиция состоит в том, чтобы не отводить понятию «истина» роль чего-то огромного, пугающего и сакрального — для качественного обмена информацией нам необходимо понятие «истина» в более приземлённом повседневном смысле, как антоним лжи и синоним правды. Если рассматривать истину в таком ключе, то помимо прочего обязательным её свойством должно быть верное отражение настоящего, действительного состояния вещей. В самом деле, было бы странным называть истиной высказывание, сообщающее, что вы находитесь на дне океана, в то время как вы находитесь у себя дома на поверхности суши. Следовательно, истина — это обязательно верное высказывание.

Давайте задумаемся, как понять, что значит «верное», то есть какое состояние вещей является действительным. Здесь мы подходим к пониманию важного необходимого условия, которое должно выполняться, чтобы работало любое из понятий «истина», «правда» или «верное». Это условие — проверяемость сведений. Если кто-либо скажет нам, что позади звезды Сириус, если смотреть с Земли, на расстоянии миллиард километров от неё витает облако золотой пыли, мы не сможем немедленно заключить, что это высказывание верно или неверно, потому что пока не можем заглянуть в указанную область космоса и осмотреть её; если же кто-то сделает такое заключение, то вряд ли он сможет убедительно его защитить. Но если кто-то скажет вам во время чтения этих строк, что у вас закрыты глаза, то вы сможете тут же возразить, что это неверно, так как вы хорошо чувствуете свой организм, осознаёте, что с вами происходит в данный момент, и знаете, что ваши глаза сейчас открыты.

Выходит, что понятие «истина» уместно там, где информация поддаётся проверке, и неуместно там, где её проверить нельзя. Зная это, мы можем сузить круг высказываний, которые смогут претендовать на то, чтобы быть истиной. Попробуйте представить сказочного персонажа Пиноккио. Как вы думаете, верно ли вы изобразили в своём воображении его внешний вид? Разумеется, кто-то сможет сослаться на то, что недавно перечитывал эту сказку и точно помнит, как выглядит Пиноккио по задумке автора — Карла Коллоди. Но даже оригинальное описание не может в точности передать подробности внешности персонажа, такие как черты лица, пропорции тела, состояние волос и детали одежды — вам неизбежно придётся додумать многое из этого, чтобы представить или, тем более, нарисовать Пиноккио. Представим себе, что несколько художников изобразили его, следуя авторскому описанию, но дополнив рисунки различными деталями, которые автор не упоминал. Как теперь определить, какой из рисунков верен? Здесь мы столкнёмся с проблемой, ибо не существует эталона, с которым можно сверить рисунки и оценить их правдивость. Эта проблема усугубится, если однажды выяснится, что в разные годы у сказки бывали разные редакции, и описания главного героя в них имели различия. В таком случае мы сможем выбирать, какой из версий придерживаться, но эталона для точной финальной сверки у нас по-прежнему не будет. Если же кто-то изобразит или словесно опишет пирамиду Хеопса, которая находится в Египте, то достаточно отправиться к ней, и можно будет очевидным образом убедиться, верно ли рисунок или рассказ передаёт действительность.

Внимательный читатель, вероятно, уже обратил внимание на ключевое слово здесь — действительность. Если некий уникальный предмет явлен только в воображении индивида и не явлен в действительном мире, то никто другой не сможет сравнить с этим предметом идею, выраженную высказыванием, и потому не сможет заключить, является ли это высказывание верным. При этом первейшее назначение истины — это обмен информацией между субъектами мышления. Если выстраивать картину мира для одного изолированного человека, о котором предполагается, что он никогда не будет контактировать с другими мыслящими существами, для него истина в нашем сегодняшнем понимании не будет так актуальна, ибо высказывания попросту некому будет адресовать, и никто другой не сможет проверить их истинность; если этот индивид будет заблуждаться в чём-либо, его возможность узнать о своей ошибке будет значительно снижена по сравнению с нами. И хотя истина всё же может быть полезна одному изолированному человеку для логических построений, всё же от неё гораздо больше пользы, когда она поддаётся проверке не только автором высказывания, но и другими людьми. Это возможно, когда предмет обсуждения является частью действительного мира. Отсюда напрашивается заключение, что высказывание о действительном мире может быть истиной, а называть ею высказывания об уникальных воображаемых предметах неверно (почему именно уникальных, мы обсудим чуть погодя). Но здесь следует вспомнить, что мы не можем осознавать действительный мир непосредственно, и, следовательно, прямое использование действительного мира для проверки истинности высказываний недоступно нам. Лучшее, на что мы можем положиться при такой проверке — это реальный мир в нашем сознании. Применяя критерий объективного существования, мы можем достаточно надёжно установить действительное происхождение обсуждаемого предмета и далее использовать образ этого предмета как необходимый эталон для проверки высказываний, хотя этот эталон и не передаёт наибольшую часть свойств его действительного источника-прародителя.

Проиллюстрирую предлагаемое мной отношение к истине на примере, который я сегодня встретил на просторах интернета. Высказывание выглядело так: «Если ты движешься туда же, куда направлен твой страх, то ты выбрал правильный путь». Один из пользователей написал в комментарии, что считает это истиной; я, исходя из своего опыта общения с людьми, не сомневаюсь, что смогу найти ещё немало людей, которые посчитают так же. При этом ключевые слова, которые используются в этом высказывании, то есть движение, направление, страх, путь и правильность, являются общими идеями, а не описанием реальных предметов, и каждый мыслитель непроизвольно будет представлять каждую из этих идей уникальным способом или даже множеством способов, не вызывая тем самым противоречий. Если попросить множество людей как можно точнее передать, что означает двигаться туда же, куда направлен твой страх, мы сразу же столкнёмся с проблемой размытых формулировок в ответах, потому что респонденты сами не будут уверены в том, как они представляют все эти идеи. Но если дать им время на обдумывание и добиться от них максимально чётких ответов, их описания будут различаться. Это означает, что данное высказывание целиком описывает бесконечное множество равновероятных моделей и не описывает никакую единую модель — ни реальную, ни абстрактную. Следовательно, для этого высказывания не существует единого эталона, с которым его можно было бы сверить, и, значит, нельзя надёжно определить его верность.

Разумеется, предполагая что-либо о гипотетических респондентах в будущем времени, я привожу здесь догадки, спекуляции, а не результат уже проведённого исследования, но эти мысли есть отражение большого опыта изучения людей. Если вас одолеют сомнения, вы можете провести такой эксперимент самостоятельно; я ставлю на то, что вам не удастся найти ни пять-десять, ни даже двоих человек, которые, не сговариваясь друг с другом, просто, ясно, быстро и одинаково опишут, что значит двигаться туда же, куда направлен твой страх. Это вызвано тем, что понятия, которые люди привязывают к этим словам, являются уникальными объектами, которые присутствуют только в их сознании. В то же время, если вы спросите десяток альпинистов, покоривших Эверест, о форме этой горы, вам предстоит незамедлительно услышать подробные рассказы, которые будут противоречить друг другу лишь постольку, поскольку память людей несовершенна, но большинство озвученных сведений совпадут.

Всё это подталкивает к заключению, что попытки называть истиной высказывания о воображаемых предметах непродуктивны, и следует применять это понятие только к реальному миру. При этом главный критерий, по которому люди сегодня идентифицируют истину в их бытовом представлении — замысловатость высказывания — я отвергаю как непригодный, ибо очень часто замысловатость как раз и ведёт к многозначности и невозможности понять, о чём точно идёт речь. Это делает высказывание непроверяемым, и тогда в его истинность можно лишь верить, руководствуясь своими впечатлительностью и эстетическим вкусом и не имея возможности однозначно понять, во что конкретно ты веришь; опыт показал, что такой способ мышления очень далёк от эффективности.

Отдельно следует прокомментировать особую разновидность идей — принятые наукой законы природы. У них существует большая проблема с проверяемостью, потому что каждый закон передаёт лишь один изолированный принцип мироустройства, как бы он действовал в неких специфических, как правило, недостижимых условиях. Например, закон всемирного тяготения Ньютона, при поверхностном его понимании, сообщает мыслителю, что изменение силы гравитационного притяжения между двумя объектами обратно пропорционально квадрату расстояния между ними. На практике это не работает в точности так, потому что на самом деле данный закон подразумевает взаимодействие материальных точек с массой, но без размеров, что бы это ни значило. Для тел с ненулевым размером этот закон правильно действовал бы в случае их бесконечного удаления друг от друга, что даже не выражается образной моделью, а не только невыполнимо на практике. Что же касается расчётов взаимодействия реальных объектов, как, например, Земли и Луны, силу притяжения между ними приходится находить через взятие интеграла. Но такой метод подсчёта не учитывает реальные множества атомов с их фактическими координатами в системе отсчёта и фактическим распределением масс, а подменяет эту модель на стремящиеся к бесконечности множества одинаковых абстрактных точек, называемых в физике материальными, которые расположены плотно и равномерно в виде правильных шаров, и просчитывает взаимодействия каждой такой абстрактной точки Земли с каждой точкой Луны. Таким образом, даже вполне полезные расчёты, результаты которых соответствуют наблюдаемому опыту, производятся не тем самым способом, как работает реальное взаимодействие тел. Это значит, что даже в том случае, когда надёжность расчётов постоянно высока, мы можем только гадать, действительно ли мы верно представляем природный закон, который задаёт наблюдаемое взаимодействие, или же это поведение тел является частным проявлением совсем иного закона в данных конкретных условиях. Согласно сегодняшним научным знаниям, с законом всемирного тяготения получилось в точности так.

Нечто подобное можно обнаружить, если обратиться к понятию инерции. Мы можем вспомнить упрощённую идею, которую до большинства из нас доносили в школе: если результат всех сил, действующих на тело, равен нулю, это тело будет двигаться равномерно и прямолинейно, либо, как частный случай такого поведения, оно будет стоять на месте относительно системы отсчёта. Если же мы захотим тщательно убедиться в верности этой идеи, то сразу же окажется, что на самом деле первый закон Ньютона37, который описывает это явление, снова подразумевает материальные точки, а не обычные тела. Кроме того, в реальном мире невозможно создать такие условия, чтобы на протяжении некоторого пути либо некоторого времени простоя на месте все силы, действующие на тело или даже материальную точку, были постоянно скомпенсированы. Это приводит к обоснованному предположению, что за время существования Вселенной ни один предмет никогда не двигался строго равномерно и прямолинейно ни в одной системе отсчёта. Таким образом, мы лишены возможности наблюдать действие научных законов в точности так, как они описаны, а можем лишь экспериментально наблюдать некие паттерны поведения материи, которые в разных условиях проявляются в разной степени. Следовательно, при проверке закона на практике, мы можем лишь приблизить или усилить своё убеждение о его верности, но у нас пока нет методов, чтобы очевидно понять истинные свойства бытия и сделать надёжное заключение о верности и неверности наших формулировок различных природных законов.

Ещё одна проблема с научными законами заключается в том, что они описывают не одно конкретное событие или предмет, а их бесконечное множество. Поскольку мы не имеем доступа к каждой точке Вселенной, мы можем проверить действие конкретного закона лишь на нескольких частных экспериментах, которые, вдобавок, чаще всего проводятся только на нашей планете, которая ничтожно мала в масштабах Вселенной. Некоторые законы мы можем подтверждать наблюдениями всей видимой части Вселенной, но мы не имеем возможности знать, сколько ещё материи и пространства скрывается за пределами этой области и как предметы ведут себя там. Следовательно, верность любых открытых нами природных законов для всей Вселенной сразу не установлена совершенным способом, а только предполагается через неполное индуктивное обобщение, которое ущербно по своей природе и не даёт надёжных выводов.

Что ещё важнее, некоторые законы, которые весьма неплохо описывают реальность Земли и околоземного пространства, не получают подтверждения при наблюдении отдалённого космоса. Можно считать гравитацию полем, которое притягивает предметы так, как это описал Ньютон, а можно считать её искривлением пространства, согласно версии Эйнштейна, но астрономические наблюдения показали, что движение галактик не подчинено формулам из этих теорий, и учёным пришлось придумать тёмную материю, которая дополняет научную модель мира, чтобы та не развалилась. В связи с такими сложными свойствами действительности и, следовательно, реальности, мы имеем ещё больше причин сомневаться, что принятые нами законы природы на самом деле отражают в точности те математические принципы, которые лежат в основе мироздания. И даже если попытаться мягко обойти эти проблемы осторожными формулировками и сказать, что научные законы всё же являются истиной, поскольку в той или иной степени передают актуальные принципы устройства действительного мира, такие попытки не будут состоятельными, ибо примеры теплорода, гравитации и тёмной энергии очевидно показывают, что с развитием науки меняется наше представление даже о базовых принципах природных взаимодействий. Следовательно, эти наши представления пока имеют характер догадок, а догадки, которые даже в близких нам частных случаях могут быть проверены лишь приблизительными методами, не следует называть истиной. Высказывание «этот осветительный уличный фонарь находится на расстоянии более пяти и менее шести метров от меня» несоизмеримо более проверяемо, чем высказывание «все тела во Вселенной, имеющие массу, притягиваются друг к другу».

Наконец, есть ещё одно, гораздо более простое основание, почему научные законы не следует относить к истине, но к нему мы вернёмся немного позднее, когда у нас будет готово определение. А сейчас давайте обратим внимание на некоторые виды абстрактной информации, которые мы до сих пор не рассмотрели, но которые нельзя пропустить, если мы хотим получить эффективное понятие об истине.

Дело в том, что существуют такие воображаемые предметы и идеи, которые поддаются проверке. Речь идёт о строго описанных образах и концепциях, которые очень просты по сравнению с действительным миром и не допускают погрешностей. Будучи донесёнными до разных людей, эти образы и идеи проявляются в их сознании совершенно одинаково. Если попросить разных людей вообразить камень, то практически невероятно, чтобы продукты их воображения совпали во всех своих проявлениях, но если сколько угодно людей, знакомых с геометрией, представят себе квадрат с длиной стороны один метр, все они получат фигуры с одинаковым набором свойств. То же самое произойдёт, если разных людей попросить мыслить об отношении чисел три и четыре: одно из них больше другого, и это отношение практически всегда и всеми мыслится одинаково. Это приводит к ситуации, когда некое абстрактное знание, заключённое в сознании конкретного индивида, может быть воспроизведено в сознании других непогрешимым образом, теряя свою уникальность, и потому может быть проверено любым количеством людей. Если один из таких людей скажет, что три относится к четырём так же, как 0.75 относится к единице, любой другой человек сможет самостоятельно произвести расчёт и убедиться, что заявленное отношение чисел верно. Если один из таких людей скажет, что точное отношение длины диагонали квадрата к длине его стороны не выражается ни натуральной, ни десятичной дробью, то каждый, кто представит себе квадрат, применит теорему Пифагора38 к двум его сторонам и диагонали, а затем метод бесконечного спуска39 к длине диагонали, сможет убедиться, что и это высказывание верно.

Таким образом, очевидно, что существует абстрактное знание, которое может быть проверено другими людьми, но это должно быть только простое формализованное знание, не допускающее двусмысленности. Если, например, сказать, что в 18 веке среднегодовой рацион крестьян на Британских островах был богаче, чем в 17 веке, то здесь предметом обсуждения будет очень сложное явление, которое, вдобавок, не до конца изучено. Проверить здесь будет возможно только некоторые отдельные аспекты, но нельзя одним лишь грамотным рассуждением или экспериментом однозначно подтвердить верность изначального высказывания. В то же время, когда мы мыслим о сложных предметах, но сравниваем их отдельные, элементарные, доступные для однозначного понимания свойства, мы можем безошибочно определять их отношения, и это может быть проверено. Например, если сравнить площади Португалии и Франции в каком-нибудь из прошлых веков, то, скорее всего, у нас при всём желании не найдётся исчерпывающих сведений о точных границах этих государств, и, следовательно, будут неизвестны точные площади их обоих, но при этом сравнение тех их территорий, которые точно известны историкам, даст очевидный результат, что площадь одного из государств — скорее всего, Франции — была больше. Это элементарное математическое отношение, и проверить его легко, несмотря на сложность самих сравниваемых предметов. Сказанное в равной степени применимо и к упомянутому ранее Пиноккио: бесполезно судить о мелких и сложных подробностях его облика, потому что часть из них описана недостаточно ясно, а другая часть осталась только в воображении давно ушедшего из жизни автора, но простые абстракции из описания его внешности легко воспроизводимы и могут быть однозначно представлены, поэтому всегда легко определить, верно ли, например, высказывание о принципиальном наличии у него рук, ног или глаз.

Итак, выходит, что истина необязательно должна сообщать что-либо только о реальном мире; к ней также относятся высказывания о свойствах и связях в некоторых видах абстрактной информации. Можно было бы попытаться превратить эту мысль в готовое определение, но специалисты, изучающие языки, справедливо возразили бы здесь, что слово «высказывание» плохо годится для этого. Дело в том, что высказывания, даже если рассматривать среди них только осмысленные, бывают разных видов, а именно повествовательные, вопросительные и побудительные. Все они в той или иной мере передают информацию собеседнику, но не все они подходят, чтобы быть истиной. Побудительное высказывание только сообщает, какие действия ожидаются от получателя информации, являясь, таким образом, разновидностью оценочных суждений: фактически передаваемый смысл побудительного высказывания — «я оценю положительно, если ты совершишь такие-то действия». Верность таких высказываний не может быть надёжно установлена, потому что оценка выражает внутреннее субъективное отношение индивида, которое невозможно напрямую зарегистрировать извне.

Ситуация с вопросительными высказываниями несколько сложнее. Обычно вопрос состоит из двух частей — утвердительной и вопросительной. К примеру, в предложении «Где в Нью-Йорке находится планетарий Хейдена?» подразумевается как данность, что на территории города Нью-Йорк есть планетарий с определённым названием. Слова, которые доносят до нас эту информацию, являются утвердительной частью вопроса, и лишь слово «где» — вопросительной, указывающей, какое знание хочет получить вопрошающий. Разумеется, бывают и короткие вопросы, состоящие из одного слова, но все они являются сокращениями от их классической формы, которая в каждом случае подразумевается и легко может быть восстановлена из контекста ситуации. Выходит, что вопросы могут передавать собеседнику сведения, которые поддаются проверке и могут быть верными. Но всё же эти сведения являют собой лишь часть вопросительного высказывания, а целиком оно служит совсем другой цели, при этом утвердительная часть всегда предполагает озвучить только такое знание, которое уже есть у собеседника, а не дать ему новое. Поэтому включать вопросы в понятие истины было бы неудобно, а вместо этого уместно говорить об истинности их утвердительной части. Следовательно, чтобы справедливо считаться истиной, высказывание должно иметь повествовательную форму. И вот мы подошли к заключению, что истина — это верное повествовательное высказывание о реальном мире или о некотором специфическом абстрактном знании.

Однако и этого уточнения недостаточно. Как и вопросы, иногда повествовательные высказывания состоят лишь из одного слова. Это часто можно встретить в бытовой речи и в художественных произведениях, где передаётся такая речь. Люди говорят: «холодно», комментируя условия окружающей среды, или «напрасно», оценивая чьи-то действия. Такие высказывания уместны, когда их адресат хорошо понимает контекст происходящего, и бессмысленны, когда передаются без контекста. При этом часто люди довольно непредсказуемо оценивают наблюдаемые ими явления и события и потому склонны по-разному трактовать одинаковый контекст, что приводит к различному восприятию одного и того же высказывания и, как результат, к проблемам в общении. Следовательно, для того, чтобы при помощи высказывания можно было надёжно передать полезную информацию наибольшему количеству людей, его смысл не должен опираться на контекст, а вся необходимая информация должна содержаться в самом высказывании. Таким свойством обязательно должна обладать истина, если мы хотим, чтобы обмен информацией между людьми был максимально эффективным. В таком случае сокращённые высказывания не годятся, чтобы быть истиной. Вместо этого форма высказывания должна быть такова: сначала однозначно указывается предмет, о котором следует мыслить, и затем об этом предмете сообщаются некие сведения, претендующие быть полезными; при этом предмет не обязательно должен быть в единственном числе, а может быть также представлен и множеством.

Высказывания нужного нам типа давно известны человечеству и хорошо описаны. В формальной логике их называют суждениями. Структура суждения хоть и проста, но она немного сложнее, чем приведённая мной выше схема. Принято говорить, что суждение состоит из квантора, субъекта, связки и предиката. Давайте разберём, что это значит. Возьмём для примера суждение

«некоторые деревья являются вечнозелёными».

Множество, о котором нам здесь предлагается мыслить — «деревья». В формальной логике это называют субъектом суждения, но у меня есть возражение по поводу этой общепринятой нормы. Дело в том, что практика применения слов «субъект» и «объект» в основном складывалась иначе. Когда астроном наблюдает в телескоп небесное тело, в научном сообществе принято говорить, что это небесное тело является объектом наблюдения, а астроном — субъектом наблюдения, иными словами, астроном выполняет описываемое действие, а небесное тело является лишь пассивным участником, по отношению к которому это действие применяется. Юридическое либо физическое лицо, участвующее в рыночных отношениях, называют субъектом предпринимательской деятельности, а имеющийся у него в собственности завод или магазин называют объектом предпринимательской деятельности. Человека, которого высмеивают окружающие, принято называть объектом насмешек, а государства принято называть субъектами международного права.

Во всех этих случаях сохраняется общий подход: субъект — это сторона, которая совершает или может совершать активное действие, а объект — это пассивная принимающая сторона для этого совершаемого действия. И что касается конкретно термина «суждение», у него есть два значения: разновидность высказывания, то есть частный случай материально выраженной мысли, и действие, процесс произнесения слов, выражающих оценку предмета или передающих некоторую информацию о нём. Когда суждение означает действие, согласно общепринятой традиции мышления, предмет, о котором мы высказываемся, становится объектом суждения, потому что он является пассивной стороной, о которой судят, а мы выступаем субъектом суждения как активная сторона, совершающая действие. При этом суть нашего действия заключается в том, что мы сообщаем некую информацию об объекте суждения — информацию, которая в синтаксической конструкции суждения как высказывания выражается предикатом.

Если называть обсуждаемый предмет субъектом, тогда при упоминании суждения как действия мы будем выступать субъектом суждения, и в синтаксической конструкции, которая появится в результате нашего действия, предмет также будет называться субъектом суждения. Например, я сужу о городе своего текущего проживания, и для произносимого мной суждения я являюсь субъектом этого суждения, при этом для полученной синтаксической конструкции город также является субъектом суждения. Эта игра слов может приводить к путанице и таким образом усложнять обмен полезной информацией. Если же выйти мышлением за рамки рассмотрения суждения только как высказывания и принять более общую модель, где говорящий зовётся субъектом, обсуждаемый предмет — объектом, и приведённые о нём сведения — предикатом, то путаница исчезает, потому что в этой триаде у каждой части есть строго обозначенная неизменная роль. Поэтому здесь я позволю себе пойти против установленных в формальной логике норм и буду называть предмет, о котором что-то сообщается, объектом суждения.

Реальный автомобиль по отношению к человеку является объектом суждения, а человек — субъектом суждения. Внутри суждения слова, называющие автомобиль, также являются объектом суждения

Итак, вернёмся к исходному высказыванию «некоторые деревья являются вечнозелёными». Здесь деревья — это объект суждения, который в данном случае представлен множеством. «Некоторые» — это квантор, то есть количественное уточнение для объекта суждения. Вот другие возможные кванторы: «все», «ни один», «не более шести», «хотя бы трое». Квантор и объект вместе дают нам лучшее представление, о каком точно предмете мыслил автор высказывания — здесь это «некоторые деревья». О них сообщается, что они «являются вечнозелёными». При этом нетрудно понять, что ключевой информацией о некоторых деревьях, которую доносит до нас это суждение, является их свойство «вечнозелёные», а слово «является» лишь помогает выстроить предложение в привычном и понятном для нас виде; соответственно, «являются» — это связка, а «вечнозелёными» — предикат.

К счастью, вам необязательно в совершенстве владеть этими нюансами, чтобы иметь неплохое представление о суждении. Если представить себе упрощённую схему, где «некоторые деревья» будут объектом, а «являются вечнозелёными» — предикатом, это не нарушит общий смысл суждения. Самое важное, что одна его часть идентифицирует предмет в широком смысле, о котором пойдёт речь, то есть он может быть представлен и множеством объектов, и даже множеством признаков, а во второй части о них что-то сообщается. Как бы то ни было, в нашем формирующемся определении истины мы можем заменить слова «повествовательное высказывание» на «суждение», и получится, что истина — это верное суждение о реальном мире или о формализованном абстрактном знании, которое воспроизводится в сознании множества индивидов одинаково.

Есть некоторые неочевидные нюансы, которые следует понимать об этом определении. Кто-то может возразить, что суждение задаёт только форму высказывания, но не его смысл, а это значит, что обсуждаемый предмет вовсе не обязательно будет определён однозначно. Например, высказывание «Александр завоевал Персию» является суждением, но имя «Александр» в нём не является идентификатором уникального предмета во Вселенной; много Александров живут ныне и жили ранее, и нельзя понять, о ком из них идёт речь в данном суждении, ведь мы установили, что для определения истинности высказывания опираться на контекст неэффективно. Это делает высказывание непроверяемым, и, следовательно, невозможно выяснить, является ли оно истиной. Кажется, что для устранения подобных случаев к определению следовало бы добавить уточнение, что объект суждения должен быть выражен однозначно, чтобы оно могло претендовать на истинность. Но давайте обратим внимание на определение истины ещё раз. В нём говорится, что истина может быть суждением либо о реальном мире, либо о знании. Когда объект суждения неявно обозначает обсуждаемый предмет, он попросту не имеет смысла, поскольку не идентифицирует реальный предмет и не передаёт конкретное знание. Это означает, что суждения с расплывчато сформулированным объектом согласно текущему определению уже не могут быть истиной, и никакие дополнительные уточнения в определении не требуются.

Ещё один очень важный нюанс заключается в том, что, согласно этому определению, истина, когда она описывает реальный мир, не может передавать информацию о будущем времени, хотя это и неочевидно на первый взгляд. Для правильного понимания, как устроена истина, нам следует понять нечто важное о том, как люди воспринимают информацию. Когда мы видим предметы, это возможно благодаря свету, который отражается от них и попадает на сетчатку наших глаз; обычно он проделывает этот путь за ничтожно малое, но всё же ненулевое время. Звуки, которые мы слышим, долетают от источника до наших ушей во много раз медленнее, чем свет. Когда мы ощупываем предметы, то сигналы от наших нервных окончаний до отделов мозга, отвечающих за мышление, доходят также за некоторое время. Всегда, когда бы мы ни регистрировали какую-то реальность, мы чувствуем и осознаём состояние вещей, которое немного отстаёт от действительного; это является дополнительным поводом разделять реальный и действительный миры. Иногда такое отставание весьма значительно: например, во время грозы иногда можно услышать гром от электрического разряда, который фактически случился более десяти или даже пятнадцати секунд назад, что же касается звёзд на небосводе, их свет передаёт нам не текущие их состояния, а те, которые имели место сотни, тысячи и миллионы лет назад. Люди без достаточного образования, как правило, не задумываются о таких вещах и считают всю воспринимаемую ими информацию отражением действительного состояния вещей на момент восприятия, иначе говоря, они считают, что всегда видят только то, что происходит в настоящем.

Общепринято считать, что сохранённая информация о прошлом значительно менее надёжна, чем поступающая в настоящий момент и поступившая в ближайшие минуты. Это часто бывает верно, но бывает и совсем наоборот. Например, известны случаи, когда люди наблюдали в небе неопознанный летательный аппарат, который, по их убеждению, принадлежал внеземной цивилизации, а через минуту или две они убеждались, что видели всего лишь пятнышко на оконном стекле, через которое происходило наблюдения неба. При чтении регулярно бывает, что мозг в спешке принимает прочитанную фразу за другую, которая более часто употребительна или более соответствует содержимому сознания чтеца, и получается, что человек воспринял и запомнил информацию, которой никогда не было в этой книге. В то же время науке известно множество экспериментов, которые произошли десятки лет назад, но при этом были проведены в присутствии множества свидетелей, подробно задокументированы, подтверждены аналогичными экспериментами других независимых исследователей, и потому знание о ходе и результатах этих экспериментов чрезвычайно надёжно. Также известны исторические события, которые произошли сотни лет назад, но подробные свидетельства об этих событиях встречаются в письменных источниках самого разного уровня и качества, на разных языках, в разные времена и в разных странах; в их подлинности также не приходится сомневаться. Таким образом, вопреки общепринятому стереотипу, информация из прошлого бывает многократно более надёжной, чем полученная прямо сейчас. Поэтому при восприятии и обработке информации из реального мира её свежесть имеет не слишком большое значение для определения её достоверности, а гораздо большее значение имеет организация специальных условий для максимально адекватного восприятия и точного сохранения этой информации.

Итак, высказывание о чём-либо, что происходило в прошлом, и высказывание о происходящем прямо сейчас на самом деле оба передают состояния вещей, которые имели место некоторое время назад, малое или большое. Но ничего подобного не происходит, когда кто-либо высказывается о реальности в будущем времени. Поскольку на момент рождения высказывания будущее по определению ещё не случилось, такое высказывание не описывает состояние вещей, которое уже имело место. Отсюда очевидно, что истина о реальности в настоящем или прошлом и гипотетическая истина о реальности в будущем — это не равноценные понятия: в первом случае происходит констатация уже свершившегося, во втором — предположение, догадка о чём-либо, что только может случиться. Известно бесчисленное множество случаев, когда люди предполагали что-либо о будущем, и это не сбывалось. Соответственно, попытки называть высказывания о будущем истиной в том же смысле, как этот термин применяется к высказываниям о настоящем и прошлом, являются нарушением первого закона логики, предложенного величайшим из великих и отцом науки.

Зная это, мы теперь можем вернуться к законам природы, сформулированным в различных науках, и понять ещё одну их особенность. Поскольку законы являются утверждениями общего характера, они в числе прочего претендуют описывать поведение реальных предметов в будущем, что несовместимо со свойствами истины. У нас нет совершенного знания о том, что природные законы, которые действовали вчера, будут действовать и завтра, мы можем только предполагать это и надеяться. Следовательно, хотя принятые наукой законы природы можно вполне успешно использовать в хозяйственной деятельности, согласно положениям научного материализма, обоснованно называть их истиной всё же нельзя.

Совсем иначе ведут себя высказывания о будущем, когда они передают поведение абстрактных сущностей, свойства которых строго определены. В отличие от реального мира и сложных фантазий, в этом случае мы обладаем полнотой сведений о мыслимых предметах и об условиях, которые на них влияют. Если параллелограмм разрезать по его диагонали, получатся два равных треугольника, и, сколько бы мы ни экспериментировали, в рамках евклидовой геометрии это утверждение всегда будет верно. Если умножить семнадцать на семнадцать, результатом будет двести восемьдесят девять, и, сколько бы мы ни экспериментировали, в рамках традиционного понимания арифметики это утверждение также всегда будет верно. Поэтому следует помнить, что истина может описывать будущее не во всех случаях, а только когда речь идёт о реальном мире.

К сожалению, в формальной логике проблема истины о будущем времени существовала очень долго и на протяжении многих веков не была решена, хотя о ней высказывался ещё Аристотель. Это приводило к изобретению множества якобы логических парадоксов, которые в значительной степени компрометировали репутацию логики как полезного знания. Возьмём, к примеру, классический древний парадокс о женщине и крокодиле, схватившем её ребёнка. Крокодил обещал женщине отпустить ребёнка, если она угадает, отпустит он его или нет. Предполагается, что для победы на вопрос следовало дать верный ответ. Как мы поняли ранее, чтобы обоснованно считать высказывание верным, передаваемые в нём сведения должны быть проверены. В случае высказываний, которые описывают прошлое или настоящее, а фактически в обоих случаях передают уже прошедшее состояние вещей, проверка возможна именно потому, что передаваемое состояние вещей уже случилось, и мы можем собрать о нём необходимую информацию, чтобы сравнить её с той, которая содержится в высказывании. В данном же случае, поскольку речь идёт о реальном событии в будущем времени, искомое состояние вещей ещё не случилось, и то, каким оно будет, зависит от множества факторов, в том числе от свободного волеизъявления крокодила. Таким образом, здесь отсутствует сохранённый в памяти или на внешних материальных носителях опыт, который передавал бы некую действительность, неотвратимую сложившуюся данность, соответствующую той информации, которую запросил крокодил. Следовательно, любой ответ на вопрос крокодила не может быть проверен до тех пор, пока крокодил не объявит о своём окончательном решении, и потому до тех пор никак может быть верным. Проще говоря, крокодил может повлиять на исход событий уже после того, как он получит ответ от женщины: какой бы исход она ни объявила истинным, крокодил всегда может поступить иначе и тем самым превратить её ответ, претендующий на истинность, в ложный.

Надеюсь, теперь стало вполне ясно, что высказывания о будущем крайне ненадёжны и не годятся, чтобы называться истиной. В связи с этим я предлагаю читателям запомнить простой, но очень важный принцип:

верное — значит проверяемое, и значит всегда о настоящем или прошлом.

Мне неизвестно, допускает ли большинство современных философов и учёных называть истиной высказывания о реальности в будущем времени, но я встретил множество людей, для которых такое является обыденной практикой; вам я настоятельно рекомендую избегать таких вольностей, и качество вашего мышления значительно возрастёт, а количество возникающих мысленных парадоксов сильно сократится. Что же касается определения истины, вам следует понимать, что слово «верное» в нём неизбежно означает, что истина не может передавать информацию о реальности в будущем. Люди, далёкие от научного способа мышления, могут гиперэмоционально доказывать, что завтра утром солнце обязательно взойдёт над горизонтом и что это известная неотвратимая данность, но такие люди не понимают, что в своих суждениях они руководствуются догадками, а не опытом восприятия уже случившегося состояния вещей, и что высокая вероятность восхода солнца завтра утром не делает предположение подтверждённой истиной.

Рассмотрим ещё один известнейший якобы логический парадокс — так называемый парадокс лжеца. Он встречается в разных формах, одна из его классических форм представлена высказыванием «это утверждение является ложным». Те, кто ранее не сталкивались с этим парадоксом, могут ознакомиться с необычным свойством этого высказывания: если признать его истинным, то немедленно получится, что оно ложно, если же признать его ложным, то немедленно получится, что оно истинно. Неэффективные представления об истине в течение веков заставляли философов считать это настоящим парадоксом; вместо его решения лучшие умы человечества многократно признавали, что существование неразрешимых парадоксов в логике вообще является неизбежным и заурядным явлением, а существование данного конкретного парадокса было объяснено присутствием в нём так называемой самореференции, то есть обращения высказывания к самому себе. Считается, что такое высказывание, аналогично математической функции, аргументом которой является сама эта функция, приводит к парадоксам и потому попросту не может быть оценено на предмет его истинности. Между тем внимательный читатель, усвоив приведённое здесь определение истины, мог заметить, что в высказывании «это утверждение является ложным» не описываются ни объекты реального мира, ни знание, потому что данное высказывание не передаёт уже известное свойство, присущее ему, а только пытается задать его впервые, и у нас нет готового эталона, с которым мы могли бы провести сравнение для проверки. Если высказывание невозможно проверить, то, как и в случае с высказываниями о реальности в будущем времени, критерий истинности или ложности к нему неприменим. Таким образом, парадокс лжеца следует рассматривать не как осмысленное утверждение, вызывающее противоречие в логике, а как утверждение бессмысленное, потому что оно претендует оценивать истинность высказывания, которое такой оценке не подлежит.

Впрочем, для кого-то окажется не слишком очевидным, что слово «утверждение» в данном случае не следует относить к реальному миру, поэтому давайте рассмотрим этот момент подробнее. Утверждение есть повествовательное высказывание. Высказывание, поскольку является множеством идей, выраженных материальным способом, имеет двойственную природу. С одной стороны, оно передаёт некоторое количество информации, то есть чистейшей абстракции, не явленной в реальном мире, с другой стороны, само высказывание в реальности представлено либо серией колебаний воздуха, либо чернильным следом на бумаге, либо серией разнонамагниченных участков специального диска или плёнки, либо рисунком из вмятин на глиняной табличке, и т. п. Когда люди оценивают высказывание, почти во всех случаях они имеют в виду его идейную составляющую и очень редко вспоминают о его материальном выражении. В самом деле, вспомните, сколько раз в своей жизни вы слышали высказывания вроде «закон сохранения энергии изменил представление учёных о Вселенной» и сколько раз вы слышали нечто вроде «закон сохранения энергии требует столько-то чернил и места на бумаге для его записи». Если мы вновь обратимся к рассматриваемому парадоксу, то легко заметим, что в нём утверждается о ложности высказывания, то есть оценивается именно его идейная составляющая, а не материальное выражение. Следовательно, обсуждаемым предметом здесь является идея. Если же мы рассмотрим высказывание «это утверждение состоит из четырёх букв», здесь предметом обсуждения будет являться материальное выражение этого высказывания, и для определения его истинности нам всего лишь придётся сосчитать либо отдельные звуки среди колебаний воздуха, либо отдельные чернильные знаки на бумаге, либо группы светодиодов на экране, излучающие свет отлично от фона; возможны и другие варианты, но все они будут представлены в реальном мире.

Рассмотрим также так называемый парадокс цирюльника. Хотя он и является, наравне с парадоксом лжеца, частным проявлением парадокса Рассела, попробуем отнестись к нему здесь как к самостоятельному явлению. Его формулировка выглядит приблизительно так: «единственный цирюльник в городе бреет всех его жителей, которые не бреются сами, и никого кроме них. Бреет ли цирюльник сам себя?». Вы можете заметить, что, если цирюльник бреет сам себя, то он относится к множеству жителей его города, которые бреются сами, и поэтому, в соответствии с его заявленным свойством, он не должен брить себя. Если же он не бреет себя, то, в соответствии с его заявленным свойством, он обязательно должен брить себя. На первый взгляд, здесь действительно имеет место очевидный парадокс. Но если вдуматься в смысл слова «бреет», как оно употребляется в исходном высказывании, то всё явление предстаёт в совершенно ином свете. Слово «бреет» здесь означает не реальный процесс, который происходит в настоящем времени, а некую привычку, отношение цирюльника к его профессиональной деятельности, его идейную позицию, то есть не передаёт ничего реального и потому не имеет постоянного единого эталона, пригодного для изучения множеством людей. Также описанная позиция цирюльника не является знанием, потому что приведённая информация не позволяет выстроить непротиворечивую модель его поведения. Поскольку указанное свойство цирюльника не описывает ни реальные предметы, ни знание, всё высказывание не может оцениваться по критерию истинности, как металл не может оцениваться по критерию частоты, а скорость не может оцениваться по критерию плотности. Вопрос «бреет ли цирюльник сам себя?» не имеет смысла, поскольку обращается к отношению цирюльника к работе, которое не было до этого однозначно определено. Зная это, неверно называть данное высказывание о цирюльнике парадоксом. Парадоксальность здесь проявляется лишь тогда, когда мыслящий субъект имеет неэффективное представление об истине и пытается найти истину там, где это понятие не должно применяться в принципе.

Так я рассуждал, и постепенно у меня нарастало понимание, что между истиной и знанием существует гораздо более простая и прямая связь, чем мне представилось изначально. Я начал осознавать, что истина является просто выражением знания в словесной форме. Но сложное определение истины, которое включало в себя описание предметов реального мира, не позволяло до конца понять, как работает эта связь. И внезапно я осознал нечто важное о проверяемости высказываний. Смысл этого свойства заключается в том, что проверка вообще возможна, и оно не позволяет нам мгновенно знать, является ли высказывание истиной. Истина перед нами или нет, мы сможем узнать это только после того, как проверим высказывание на его соответствие имеющемуся знанию либо актуальным свойствам и поведению реальных предметов. Но ведь если мы в ходе проверки изучим состояние реальных предметов, то получим знание о них! Это означает, что при оценке истинности высказывания мы всегда и в любом случае будем сличать его с уже имеющимся знанием: в одних случаях это будет знание о воображаемых предметах и идеях, в других случаях — о реальных предметах. Таким образом, определение значительно упрощается, и выходит, что

истина — это суждение, верно передающее некоторое знание.

Это определение соответствует выведенному ранее принципу: знание в будущем времени невозможно для реальных предметов, а для абстрактных — возможно. Зато теперь, когда мы применили термин «знание» также и к реальным предметам, появилось дополнение. Говоря об абстрактном знании, мы определились, что нам не под силу проводить точные сравнения сложных сущностей, и поэтому мы считаем знанием только очень простую информацию об их отдельных свойствах, которые легко можем сравнивать между собой. То же самое актуально для реальных предметов. Говоря истину о чём-то реальном, мы не можем передать полноту свойств этого предмета, даже хотя эта полнота является ничтожной долей его действительных свойств. Нам придётся говорить только об отдельных простых для понимания свойствах предметов, и только такие свойства мы сможем надёжно проверить. Это значит, что мы можем установить истинность утверждений, что конкретный человек имеет вес семьдесят килограммов или что он прыгнул на два метра в длину, но не сможем сделать это для утверждений, что он вынослив или красив, потому что эти слова не передают всю информацию, которая ими подразумевается. Таким образом, истина теперь является универсальным понятием, которое относится к реальности и абстракциям одинаково. Простота и универсальность терминов — очень хорошее свойство для эффективной системы мышления, поэтому мы можем считать, что в случае с истиной одержали заметную победу.

Если в свете нового определения истины пересмотреть упомянутые здесь парадоксы, то их разгадка становится ещё проще. В первом случае ответ женщины нужно сравнить с окончательным решением крокодила, а он его ещё не принял; во втором случае идею, передаваемую в высказывании, нужно сравнить с истинностью или ложностью самого этого высказывания, а заранее об этом ничего не известно; в третьем случае наш ответ нужно сравнить с описанным отношением цирюльника к своей работе, которое ущербно по своей сути. Таким образом, ни в одном из этих случаев сведения, предлагаемые в качестве эталона для сравнения, не являются знанием. Поскольку истина должна передавать знание, критерий истинности к описанным случаям неприменим, поэтому рассматривать данные случаи на истинность их положений или ответов на их вопросы попросту некорректно.

Я не берусь утверждать, что научный материализм разом устраняет все известные парадоксы в логике и философии; полагаю, что большинство из них мне даже не знакомы. Но мне хотелось указать направление, в котором должна развиваться философская мысль: система знаний, при помощи которой мы познаём мир, данный нам в ощущениях, должна опираться на такие законы и определения, которые будут вызывать наименьшее количество противоречий, а в идеале не вызывать их совсем. Любому читателю, который найдёт здесь упущения, ошибки или неточности, следует приложить усилия для качественного улучшения этого учения, чтобы оно стало эффективным в большем числе случаев, чем прежде. Тем временем научный материализм сам по себе уже является продуктом таких усилий, проясняя важные понятия, которые ранее описывались философами довольно запутанно. Возьмём для примера представление Ленина об истине:

«Быть материалистом значит признавать объективную истину, открываемую нам органами чувств. Признавать объективную, т.е. не зависящую от человека и от человечества истину, значит так или иначе признавать абсолютную истину»

Поскольку здесь говорится, что объективная истина открывается нам органами чувств, уместно предположить, что это понятие имеется в виду Лениным в том же смысле, что и объективная реальность, которая в научном материализме зовётся действительным миром. В таком случае непонятно, зачем должны существовать два разных термина — объективная реальность и объективная истина. Посмотрим ещё:

«Идея, т.е. истина, как процесс — ибо истина есть процесс, — проходит в своём развитии… три ступени…

…Жизнь рождает мозг. В мозгу человека отражается природа. Проверяя и применяя в практике своей и в технике правильность этих отражений, человек приходит к объективной истине»

Из последней части этой цитаты следует, что, по-видимому, объективной истиной Ленин всё же называет не действительный мир, а реальный, то есть верную модель в сознании человека той части природы, которая доступна для нашего восприятия. Это противоречит прежней цитате, ибо в ней говорилось, что объективная истина открывается нам органами чувств, а для модели в сознании это не работает. В отличие от предметов и свойств действительного мира, модели в нашем сознании не открываются, а выстраиваются в процессе мышления из полученных органами чувств данных. Предположим, что здесь попросту имела место лёгкая небрежность формулировок, а на самом деле в обоих случаях под истиной имелась в виду верная модель природы в сознании человека. Но даже в таком случае вызывает недоумение, что здесь же рядом Ленин прямо утверждает, что истина есть процесс! Это противоречие не получится объяснить небрежностью, и как его решить, я не представляю. Модель есть образ, который можно передать при помощи изображений или скульптуры, процесс есть чистая абстракция, идея, означающая последовательную изменчивость некоего многообразия. Это слишком далеко отстоящие друг от друга понятия, и их смешивание привносит изрядную путаницу в рассуждения. Если дополнительно принять во внимание, что в терминологии Ленина, кроме объективной истины, присутствуют также абсолютная истина и относительная истина, путаница только усиливается. Такие проблемы с определениями случались у множества философов, и научный материализм имеет целью избежать их повторения. Предложенное в нём определение истины снимает множество противоречий.

Итак, чтобы привести пример истины, вам потребуется выполнить следующую инструкцию:

1. Вспомнить, что истина — это всегда повествовательное высказывание и ничто другое.

2. Убедиться, что вся информация, которую вы намерены поместить в высказывание, передаёт актуальные свойства и поведение либо частей реального мира, либо абстрактных сущностей, которые воспроизводятся в сознании разных людей одинаково.

3. Если высказывание описывает реальный мир, то убедиться, что речь идёт о настоящем или прошлом времени, но не о будущем.

4. Привести это высказывание к такой форме, чтобы одна его часть однозначно называла обсуждаемый предмет, а другая сообщала что-либо об этом предмете.

5. Убедиться, что высказывание не искажает исходное знание, а передаёт его верно.

Примерами результатов выполнения этой инструкции могут послужить высказывания:

— «город, в котором я сейчас нахожусь, имеет на своей территории более десяти 25-этажных зданий»

— «сосуд объёмом 2 литра не может вместить 10 кг алюминия»

— «мои глаза сейчас открыты»

— «львы относятся к семейству кошачьих»

— «Луна обращена к Земле той же стороной, что и месяц назад»

Важная деталь: субъект может сравнивать высказывание только с собственным знанием, ведь если бы ему было доступно ещё чьё-то знание, оно автоматически стало бы и его знанием тоже. Это означает, что одно и то же суждение может быть для разных субъектов истиной или ложью, в зависимости от имеющегося у них набора информации, который они считают знанием. Это неудобное обстоятельство, на первый взгляд, в некоторой степени дискредитирует понятие «истина», но, к сожалению, именно так устроен мир, и с этим ничего нельзя поделать. Мы лишь могли бы попытаться назвать истиной что-то другое, стабильное, но давайте вспомним, что даже реальные предметы не всем видятся одинаково, а действительный мир, как предполагаемый первоисточник реального, мы не можем воспринимать совершенным способом, со всей полнотой его свойств. Таким образом, полностью однозначной истина может быть только для некоторых простых абстракций вроде арифметики, а с познанием реальности мы всегда будем испытывать некоторые проблемы, и оценка суждения, в котором речь идёт о реальных предметах, будет зависеть от полноты информации, которая имеется в сознании оценивающего субъекта, и от её соответствия действительному состоянию вещей. Следовательно, возможны случаи, когда оценивающий субъект будет считать высказывание истиной, в то время как автор высказывания будет считать его ложью, а позднее окажется, что оба они представляли реальность неверно, и статус истинности этого высказывания для каждого из них непредсказуемо изменится один или более раз, в соответствии с поступающей информацией. Проблему здесь следует видеть не в ущербности понятия «истина», а в несовершенстве методов познания. Улучшая своё умение правильно применять эти методы, вы сможете избежать множества проблем.

Для простоты общения, когда все его участники хорошо знают, что такое истина, допустимы некоторые иносказания, например, поставить на место объекта суждения вместо реального или абстрактного предмета процесс, свойство или описание связи между предметами, если такая постановка не изменяет первоначальный смысл высказывания. К примеру, можно вполне обоснованно назвать истиной высказывания типа: «вращение колеса обозрения в парке X города Y совершается сейчас со скоростью один оборот за десять минут», «отношение объёмов конуса и цилиндра одинаковой высоты и диаметра равно один к трём» и «ось вращения Земли наклонена на X градусов к плоскости её орбиты». Все эти высказывания описывают нечто проверяемое. Но при этом необходимо всегда понимать, что при наблюдении вращения колеса обозрения вы фактически будете наблюдать различные положения реального объекта — колеса обозрения — относительно других реальных объектов в разные моменты, сохранять эти положения в памяти и мысленно обобщать их в процесс вращения, а при исчезновении этого реального объекта, вращение также исчезнет; при проверке отношения объёмов двух фигур вы будете мыслить об этих двух фигурах как о предметах, а при их исчезновении объём также исчезнет; при измерении угла наклона оси вращения Земли фактически вы будете исследовать перемещения различных участков поверхности Земли относительно звёзд, а при исключении этих перемещений из наблюдения невозможно будет визуально определить, где находится ось вращения. Употребляя такие высказывания, нужно всегда уметь переводить их в такую форму, где объектом суждения будут являться предметы, а не процессы и свойства — это полезно для прояснения мысли и благоприятствует как индивидуальному грамотному мышлению, так и качественной передаче информации. Но существуют также и высказывания о сущностях, которые не являются объектами, представляемыми визуально, например: «цвет является свойством». Имея определение свойства и зная, что вы подразумеваете под цветом, вы можете определить, что данное высказывание является истиной. При этом данное высказывание уже самым прямым способом передаёт доносимую мысль, почти не допуская двусмысленности, и переводить его в какую-либо другую форму не требуется.

Для хорошего овладения истиной также необходимо натренироваться переводить любые высказывания, касающиеся реального мира, в реальные описательные категории, причём нужно понимать, что реальные — это чаще всего материальные. Например, высказывание «событие X случилось в году Y» описывает реальный мир, но делает это неочевидным способом; если попросить неподготовленного человека защитить это высказывание на предмет его истинности, он, скорее всего, не справится с задачей, потому что не сможет объяснить, как год и время вообще относятся к реальному миру. В данном случае следует понимать, что летоисчисление — это не случайная абстракция, которая, в случае единоразового уничтожения всех календарей, будет непременно искажена в представлении людей или полностью забыта. На самом деле каждой дате соответствуют различные положения астрономических объектов в космосе и различные положения и состояния множества предметов на Земле. Когда я говорю «произошло в таком-то году», я имею в виду, что в момент, когда случилось названное мной событие, небесные тела и некоторые предметы на Земле имели определённое состояние и размещались относительно друг друга определённым образом, который я запомнил; астрономы, геологи, палеонтологи, метеорологи и многие другие специалисты могут помочь довольно точно описать то состояние вещей. Таким образом, хотя дата есть абстракция и может меняться на любую другую при применении произвольных систем летоисчисления, всё же высказывание с датой обращается к конкретному состоянию вещей в реальном мире, которое имело место в некоторый определённый момент или период. Аналогично этому примеру высказывание «автомобиль с номерным знаком X в точке с координатами Y движется со скоростью Z» на первый взгляд сообщает нам значение абстрактной физической величины — скорости, фактически же подразумевается, что за ближайший прошедший очень малый определённый промежуток времени, который может быть выражен через материальный эталон секунды, автомобиль прошёл определённое расстояние, которое выражается через материальный эталон метра. Если вы постараетесь, то сможете даже высказывание «гражданин X ведёт себя агрессивно» выразить через конкретные реальные сиюминутные признаки организма этого человека, его определённые слова, жесты и поступки; если вы объявите, что под агрессией вы подразумеваете именно такие признаки, вы сможете защитить истинность своего высказывания. Но вряд ли у вас получится привести к реальным описательным категориям высказывания типа «девушка X стоит того, чтобы её добиваться» или «туманность Конская голова более красива, чем Крабовидная». Такие высказывания имеют строго оценочную природу, то есть выражают отношение субъекта к девушке X и к упомянутым областям космоса; эти высказывания не передают знание и потому не могут рассматриваться на предмет их истинности в научном материализме.

Как вы можете заметить, объяснения произвольных высказываний реальными категориями требуют некоторой эрудиции, и поэтому без специальных тренировок представляется затруднительным генерировать истины о любых предметах в неограниченном количестве, если, разумеется, вы хотите быть способными защитить истинность своих высказываний, а не просто заявить об этом голословно. Если вы хотите мыслить очень эффективно, я настоятельно рекомендую вам такие тренировки.

Для того чтобы определить, является ли что-либо истиной, вам понадобится следующий подход. В первую очередь нужно обратиться к общему правилу, которое действует всегда:

любой объект мышления, будь то реальный или вымышленный предмет, свойство, событие, процесс, явление, состояние, отношение и что угодно другое, следует называть определённым термином, если этот объект мышления соответствует определению этого термина.

Если выразить это совсем примитивно, получится нечто такое: что-то первое является чем-то вторым, если оно соответствует определению этого второго. Вот некоторые частные проявления этого правила: данный предмет является камнем, если он соответствует определению камня, данный процесс является движением, если он соответствует определению движения, данное свойство является формой, если оно соответствует определению формы. В некоторых случаях вы не будете знать, что вам предстоит оценивать, и для таких случаев можно заменить формулировки на более общие: объект мышления является камнем, движением или формой, если он соответствует определению камня, движения или формы. В данный же момент нам будет полезно другое частное проявление этого правила:

объект мышления является истиной, если он соответствует определению истины.

Предполагается, что в рамках научного материализма вам придётся оценивать на истинность только высказывания, но в беседах с носителями других систем воззрений вас могут попросить рассмотреть непредсказуемо разные вещи и ответить, считаете ли вы их истиной. Усвоив предлагаемый здесь подход, вы всегда сможете дать уверенные обоснованные ответы. Итак, вы должны вспомнить определение истины и поочерёдно сравнить всё, предложенное вашему вниманию, с этим определением. Оно состоит из трёх частей — «верное», «суждение», и «знание», поэтому сравнение будет происходить следующим образом:

1. Нужно проверить, является ли объект вашего мышления суждением, то есть высказыванием, в котором одна часть однозначно называет предмет, а другая часть сообщает о нём что-либо. Если нет, то это по определению не может быть истиной. Если это суждение, то следует перейти ко второму этапу.

2. Нужно проверить, обращено ли это суждение к знанию. При этом если оно содержит произвольные неочевидные термины, то нужно выяснить их точное значение, чтобы избежать двусмысленности. Проверка может включать в себя как реальные эксперименты, так и логические умозаключения, в том числе математические операции. Если суждение обращено к информации, которая не подкреплена достаточным основанием, например, к догадкам, слухам или фантазиям, то оно по определению не может быть истиной. Если в суждении описывается нечто такое, что прямо сейчас проверить затруднительно, то следует либо отказаться от оценки данного высказывания на истинность, либо условно квалифицировать его как истину или ложь, положившись вместо проверки на информацию от опосредованных источников, которые вы считаете надёжными. В дальнейшем эту информацию придётся подтвердить проверкой, если представится такая возможность, а до тех пор следует относиться к ней с осторожностью, как к потенциально ошибочной. Если же суждение обращено к знанию, следует перейти к третьему этапу.

3. Нужно определить, верно ли суждение передаёт имеющееся знание. Если да, то оно по определению является истиной, в противном случае оно ложно.

Важное замечание! Вам всегда следует знать и напоминать себе, что получение информации через опосредованные источники — это богатая почва для ошибок и злонамеренных фальсификаций, и поэтому злоупотребление такими источниками есть порочная практика, идущая вразрез с эффективностью. Даже самые именитые учёные и философы могут ошибаться в некоторых вопросах так же наивно, как малые дети. Хорошим напоминанием об этом стал Лайнус Полинг, дважды нобелевский лауреат, которому рукоплескал весь мир, которого награждали даже в СССР во время Холодной войны, и который от утверждений, что витамин С лечит простуду, дошёл до утверждений, что он лечит рак. Первую Нобелевскую премию Полинг получил по химии и к тому же был очень знаменит; публичный его авторитет в течение некоторого времени был непререкаем. Продажи витамина С тогда взлетели в стратосферу, но с тех пор прошли десятилетия, сам Полинг и его жена умерли от рака, а научное сообщество так и не нашло подтверждений заявленных им свойств витамина С. Напротив, в связи с неоднозначным действием больших его доз на организм в разных состояниях, многие государства законодательно ограничили на своей территории его продажу и допустимые дозировки. Для грамотно мыслящих людей эта история является очередным свидетельством того, что самые надёжные инструменты для познания мира — это эмпирический опыт, в том числе эксперимент, и строгий логический вывод. Никакие другие методы получения знаний не сравнятся с ними по надёжности, и если вы хотите преуспеть в жизни, именно эти методы, а вовсе не гороскопы, нумерология, интуиция, апелляция к авторитету и к мнению большинства, должны стать вашими лучшими друзьями.

Кажется, мы уже неплохо разобрались, что такое знание и истина, и для удобства дальнейшего мышления и общения будет также полезно упомянуть противоположные для них понятия. Поскольку традиционные представления людей об истине слишком сложны и запутанны, чаще всего опрашиваемые мной люди затруднялись назвать антоним истины. Но для истины, как она определена в научном материализме, есть соответствующее противоположное понятие — ложь. Этот термин используется здесь не в повседневном и не юридическом значении, а как в формальной логике в течение последних двух тысяч лет. Обычно под ложью мы имеем в виду злоумышленное деяние — передачу другому человеку информации, которая заведомо противоречит имеющемуся у рассказчика знанию. В логике подход более простой и строгий: отрицание какого-либо явления или суждения осуществляется при помощи частицы «не», следовательно, если истина — это суждение, верно передающее некоторое знание, то ложь — это суждение, неверно передающее некоторое знание, то есть информация в ложном высказывании вступает в противоречие с имеющимся знанием. Как вы можете понять из этого определения, злоумышленность действий автора высказывания не имеет отношения к истинности или ложности суждения; истинность определяется только формой высказывания и его отношением к известному знанию.

Проще дело обстоит с противоположностью знания: подходящее для него слово — заблуждение. Здесь нет расхождений с толкованием этого термина большинством людей. В то время как знание, согласно определению, верно передаёт устройство чего-либо, заблуждение передаёт устройство тех же вещей неверно; различие в определениях снова заключается лишь в добавлении частицы «не». Но строгое разделение информации на знание и заблуждение имеет лишь формальный характер: как мы помним, информация, которую принято считать знанием, часто содержит в себе множество непроверенных связей, поэтому, во многих случаях, знание впоследствии окажется заблуждением. Также отличие знания и заблуждения в том, что знание — это единственный непротиворечивый набор информации, описывающий что-либо, а заблуждений об одном предмете может быть бесконечное множество разных, с малыми или значительными отличиями между версиями.

Близким по значению термином, который иногда используют вместо слова «заблуждение», является иллюзия. Не всегда такое использование оправдано. Под иллюзией изначально имеется в виду только такая информация, которую возможно визуализировать. Если кто-то говорит «интеграл — это правая часть математического уравнения», принято отвечать, что этот человек заблуждается, но не принято говорить, что это иллюзия. Некоторую путаницу привносит переносное значение этого слова, когда говорят, что чьи-то представления, скажем, о демократии являются иллюзией, но всё же, если попросить кого-либо назвать неверные идеи одним словом, то гораздо чаще вы услышите, что это заблуждение, а не иллюзия. Второе отличие иллюзии от заблуждения заключается в том, что этот термин применяют в его основном значении только по отношению к реальному миру, но не к абстрактному знанию или вымышленным предметам. Например, интуитивное представление, что Солнце и Луна на небосводе находятся от нас на одинаковом расстоянии, принято называть иллюзией, но неверное представление о внешнем виде Жака Паганеля, персонажа романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта», мало кто назовёт иллюзией — в таких случаях используют слово «заблуждение». Разумеется, под словами «неверное представление» здесь я имею в виду такое, которое не соответствует литературному описанию. В итоге я сделал вывод, что иллюзия — это частный случай заблуждения, который в основном значении этого термина относится только к реальному миру, и потому иллюзия может быть представлена визуально, в то время как заблуждение вообще может включать в себя идеи любой степени абстракции. Если искать противоположность иллюзии, то это, наверное, должно быть непогрешимое знание о действительном мире, и соответствующий термин для такого понятия мне неизвестен. Кто-то поспешил бы назвать такое знание истиной, но тогда пришлось бы искать другой термин для верных суждений. Подводя итог, антонимом истины является ложь, антонимом знания — заблуждение, а иллюзия — это разновидность заблуждения. При этом истина является материальным выражением знания.

Нам осталось рассмотреть ещё одно важное и часто используемое понятие — факт. Большинство людей, видимо, не отличают его от истины и знания и называют словом «факт» не только все верные высказывания и модели, но часто даже и предположения. Например, мне однажды довелось услышать высказывание «в моей стране скоро всё наладится, и это факт». Заключённый в этом высказывании тезис о стране одновременно и относится к будущему времени, и является оценочным суждением, но почему-то его назвали фактом. Хотя термины в научном материализме, для упрощения их освоения, стремятся быть как можно ближе к их общепринятому повседневному смыслу, ситуация с использованием понятия «факт» является совершенно недопустимой и требует некоторой его корректировки в умах людей для достижения максимальной эффективности мышления. К сожалению, даже в научной среде научным фактом называют и события, и статические явления, и связи между частями природы, и высказывания обо всём перечисленном. Это не способствует ясности мышления, поэтому было бы неплохо иметь ясное и непротиворечивое описание факта в общем материалистическом смысле.

В первую очередь я возражаю против подхода, когда один и тот же термин в рамках одного узкого раздела знаний в разных случаях относится к разнородным мыслительным категориям. Лондон — это город, движение — это процесс, а «талантливый» — это оценка. Неэффективно мыслить таким образом, что слово «бизон» одновременно означало бы и живую особь конкретного биологического вида, и его шерсть, и процесс охоты на него, и его образ жизни, и высказывание об этом животном. О фактах чаще всего говорят, что они случаются и происходят, потому что изначально и чаще всего слово «факт» означает событие. Попытки называть фактом знание об отношениях между предметами немедленно вызывает противоречие при произнесении фразы «в его жизни случился удивительный факт». Знание не может случиться, потому что оно статично по определению, и в попытках утвердить однородное непротиворечивое понятие о факте я здесь не буду называть фактом ничто, кроме событий. Теперь давайте обратим внимание на то, что к фактам постоянно взывают как к наиболее тяжеловесному аргументу, используют их как самое веское доказательство. Часто можно услышать, что с фактами сложно спорить, что факт — это упрямая вещь. Это означает, что под словом факт пытаются иметь в виду нечто объективное, проверяемое, наиболее надёжное среди всей прочей информации. При этом всегда подразумевается, что факты не подчинены нашей воле и постоянно случаются сами по себе, хотя их также можно организовать искусственно. Поскольку в абстрактных мыслительных построениях предметы не наделены свободой и поведение модели всегда зависит от воображения мыслителя, в таких моделях ничто не может случиться само по себе, и это значит, что фактами следует называть события только в реальном мире. Высказывание «два умножить на шесть равно двенадцати» неверно будет называть фактом, потому что оно передаёт некоторое известное знание и по определению является истиной. Поскольку реальный мир мы здесь делим на пространство и материю и пространство никогда не изменяется, следует очевидный вывод, что факт — это событие материальное. Разумеется, можно наблюдать участок реального мира, почти полностью очищенный от материи, где останется почти одно лишь пространство, и для этого участка будут возможны события, но все они будут иметь материальную природу. Но, в отличие от материи, с которой мы ранее разобрались, до сих пор было не вполне понятно, что такое событие. Нам снова нужно определение.

Событие — это изменение состояния предмета.

Предмет в этом определении понимается в широком смысле, то есть это может быть и физическое тело, и изображение, и идея любой степени абстракции. Это определение довольно просто понять, но возникают сложности, когда оно применяется к материальным процессам. Идеи очень просты, они обладают минимумом свойств по сравнению с реальным миром, и уж тем более по сравнению с действительным. Что же касается материи, она движется постоянно, и определять, где началось мыслимое нами изменение состояния материального объекта и где оно закончилось — дело субъективного выбора. Попробуйте представить, казалось бы, вполне простое событие — человек из положения стоя сел на стул. Если заснять это на видео и рассматривать в замедленной скорости, то можно приблизительно определить, когда процесс приседания начался и когда закончился. Но если присмотреться ещё ближе и медленнее, то можно обнаружить, что тело человека постоянно совершало малозаметные движения: микроскопические или даже различимые невооружённым глазом наклоны, повороты, сгибы и вздрагивания конечностей. Определить среди этих движений, когда точно началось приседание, достаточно затруднительно. А если нам сообщают, что на заводе построен самолёт, как понять, где начало и конец этого события? Сначала нужно разобраться, что вообще имеется в виду под словом «построен», но даже если установить, что речь идёт о полной сборке самолёта в цехе с нуля и до состояния готовности к применению, то всё ещё придётся выбирать, когда началось строительство: то ли при доставке первых необходимых материалов в цех, то ли после установки всех необходимых вспомогательных конструкций, то ли при начале их установки — вариантов может быть очень много, и всё это в равной степени относится и к завершению строительства. В связи с такими сложностями, нам потребуется более подробное определение для материального события.

Материальное событие — это изменение объекта или участка материи от состояния, которое наиболее соответствовало некоторой идее, до состояния, наиболее соответствующего другой идее.

Изначально у меня было намерение указать в определении, что изменение материи обязательно происходит постепенно и непрерывно, но это является предметом для дискуссий. Кто-то скажет, что если это постоянное свойство материи, то некорректно приводить в определении уточнение того, что всегда происходит только одним способом и не может происходить иначе. С другой стороны, может возникнуть возражение от ядерных и квантовых физиков, что электрон не обладает орбитой, по которой он летал бы, подобно планете, а вместо этого он, согласно имеющимся сегодня научным данным, исчезает в одном месте и появляется в другом, что противоречит концепции непрерывного движения, но всё же перемещения электрона принято называть событием, причём вполне очевидно, что это материальное событие. Я не буду спорить с уважаемыми физиками по поводу устройства атома вообще и поведения электрона в частности, я лишь хочу обратить внимание читателя, что современные методы научных исследований позволяют только создавать приборы, которые предположительно умеют управляться внутри себя с теми микрочастицами, которые мы себе представляем, всячески испытывать их в разных условиях и на основании весьма неоднозначных результатов строить догадки; сегодня не существует способа ясно увидеть содержимое атома и убедиться в верности принятой в науке модели. Поэтому я позволю себе не принимать за данность, что электрон является классическим физическим телом, которое постоянно исчезает и появляется в другом месте — сами же учёные не принимают это за данность, и проблема подлежит дальнейшему прояснению. Предположение, что вся материя движется непрерывно, а курьёзы, как в случае с исследованием электрона, вызваны несовершенством методов познания, является вполне основательным, ибо несоизмеримо более соответствует всей наблюдаемой реальности. Давайте пока примем, что любой материальный объект, перемещаясь из пункта А в пункт Б, проходит все точки траектории, которая соединяет эти пункты. И всё же, поскольку учёным нужно обсуждать квантовые явления, пусть и недостаточно прояснённые, указать в определении материального события, что изменение материи происходит обязательно непрерывно, привело бы к затруднению в использовании этого понятия.

Пункт определения о соответствии материи идеям является обязательным условием для понимания, чем отличается материальное событие от события вообще. Поскольку каждое локальное изменение материи не имеет точного начала и конца, мы лишь можем оценивать, насколько материальный объект или участок в каждый момент времени похож на некий проект в нашем сознании или на материальном носителе. Наблюдая состояния меньшего и большего соответствия материи идеальному проекту, мы можем определить момент пика, после которого степень соответствия замерла на одном уровне либо только снижалась, и этот момент выбрать началом изменения. Аналогично, когда соответствие новому проекту достигнуто и замерло либо пошло на спад, этот момент можно считать концом материального изменения. Говоря о материальных событиях, нужно всегда помнить об этом, потому что людям свойственно мыслить о событии не так, каким оно является на самом деле. Мы извлекаем из сложных материальных изменений примитивную абстракцию и мыслим о событии как о чём-то моментальном, говорим о нём так, будто смена состояния произошла за нулевое время. В то же время некоторые изменения материи, которые относят к историческим событиям, длились десятки и даже сотни лет. Речь идёт о таких вещах, как завоевания различными странами неких территорий, переселения народов, принятие народами новых религий и прочих подобных изменениях. Таким образом, в зависимости от конкретного случая, разница между тем, как мы говорим о событии, и тем, что оно действительно из себя представляет, может быть и небольшой и гигантской. Следует помнить, что, в отличие от истины, материальным событием называется не высказывание о материи, а само материальное изменение, и оно всегда имеет некую продолжительность.

Итак, факт — это материальное событие. Но такое определение было бы неполным, потому что при общении недостаточно сообщить собеседнику принципиальную суть некоторого материального изменения, чтобы это стало весомым аргументом. Чтобы использовать знание о факте как надёжный источник опыта и опору для доказательства, необходимо расширить определение, чтобы в нём содержалось указание, каким критериям должна соответствовать информация, чтобы быть достаточным описанием факта. Ранее на примере с плодом и яблоками мы уже убедились, что похожие слова могут означать как конкретные предметы, так и предметы вообще, то есть обобщённые идеи множества подобных друг другу предметов. Поскольку факт в научном материализме подразумевается только как конкретное изменение, это нужно указать в определении. Но сначала давайте проясним, что значит «конкретное». Под этим словом имеется в виду, что о событии должны быть известны следующие вещи:

1. Какие предметы участвовали в событии. Знание об этих предметах должно быть достаточным, чтобы безошибочно выделить их среди всех прочих объектов во Вселенной.

2. Что именно произошло. Должно быть безошибочно понятно, какое материальное изменение имело место, то есть его описание должно быть таким, чтобы можно было согласно ему выстроить модель и воспроизвести данное событие.

3. Где это произошло. Должно быть известно точное место, безошибочно определяемое среди всех других мест во Вселенной, чтобы не перепутать это событие с каким-то другим.

4. Когда это произошло. Должно быть отчётливо понятно, как располагалась прочая материя в тот момент, когда происходило описываемое событие. Можно для этого использовать и абстрактную общепринятую шкалу времени — календарь и время суток, но в конечном итоге он всё равно служит для понимания, как была расположена материя во Вселенной в разные интересующие нас моменты.

Давайте ещё раз уточним: всякое материальное событие само по себе конкретно. Например, если я нажал на клавишу клавиатуры компьютера, это событие состоялось, оно имеет строго определённое время, место, оно произошло единственным способом, который навсегда остался в истории движения материи. Даже если все, кому было известно об этом событии, забудут о нём, это не отменяет того, что оно произошло именно так, а не иначе. Но как только мы начинаем говорить о событиях, ситуация сразу перестаёт быть настолько простой. Если сказать «Бенджамин разбил лагерь у реки Миссисипи», это не будет описанием факта, ибо в этом описании имя Бенджамин не идентифицирует уникальный объект во Вселенной, неизвестно когда это произошло, а также вместо описания конкретных материальных изменений приводится лишь приблизительный намёк на то, что произошло в действительности. Из этого высказывания мы не можем знать, переносил ли этот человек сухие ветки в руках, устанавливал ли он палатку, брал ли воду из реки, готовил ли еду на костре. Вместо идеалистических обобщений описание факта должно быть приблизительно таким: «в таких-то географических координатах, в таком-то году, в такой-то день гражданин с полным именем таким-то и датой рождения такой-то, имеющий паспорт такого-то государства с данными такими-то, в течение приблизительно 15 минут, начиная с 9 часов 50 минут после полудня и до 10 часов 05 минут после полудня, находясь около места своей стоянки, расположенной на ровной площадке такого-то размера, находящейся между такими-то физическими ориентирами, руками собрал деревянный хворост с земли на восточной стороне от неё, не далее чем в 20 метрах от приготовленного места для костра, после чего перенёс этот хворост в руках к месту для костра». Имея такое описание, мы можем с удовлетворительной для многих случаев точностью воспроизвести это событие, хотя бы даже с участием другого человека — по крайней мере, мы поняли, какие материальные изменения имели место, хотя даже это описание является лишь приблизительным и не воспроизводит процесс в точности, как он был. Разумеется, подробное описание факта является крайне неудобным для повседневной речи из-за своей громоздкости, но следует понимать, что, прежде чем объявить некий относительно простой набор информации описанием факта, необходимо убедиться, что эта информация является описанием конкретных материальных изменений, а не их иносказательным идеалистическим обобщением, а также что подробности этого материального события известны с достаточной точностью и что вы должны быть готовыми раскрыть все эти подробности тотчас, когда вас об этом попросят. Если же вы будете выражаться в свободной форме, например, «Питер женился на Элис», то даже если вы уточните, где и когда это произошло, это всё ещё не может быть квалифицировано как факт, потому что передаёт лишь общую идею произошедшего, а не конкретные изменения материи, которые имели место в реальности. Только если принять допущение, что брак обязательно был заключён привычным нам современным способом, то мы сможем предположить, что в том конкретном месте в тот день Питер и Элис оставили свои подписи на бумажном листе. Но всё же следует понимать, что изначальное сообщение не передаёт эту информацию, а уже через десяток лет, возможно, общепринятый способ заключения брака не будет включать в себя подписание бумажных документов, что может привести к ошибкам при восприятии данного суждения. В криминалистике факты описываются таким способом, как рекомендуется здесь, потому что он показал себя наиболее эффективным при ведении важных дел, и всякий материалист должен уметь так описывать события.

В нашем определении недостаёт ещё одного уточнения. Предположим, что некий человек сказал: «Пять минут назад в Кордильерах, на таком-то горном пике, альпинист Франц в оранжевом комбинезоне уронил на снег ледоруб». При этом рассказчик находится в Австралии и в течение последнего часа не пользовался никакими техническими устройствами, которые позволили бы ему получить информацию удалённо. Сказанное им по форме и по содержанию является описанием факта, но имел ли место на самом деле такой факт? Ведь у рассказчика не было возможности узнать о свежих событиях в том месте, значит, он просто фантазирует. Это подводит к мысли о том, что не любое описание конкретного изменения материи передаёт действительный факт. Следовательно, нам нужен некий аналог слова «верное» в определении истины, аналог, который уточнит, что недостаточно соблюсти лишь правильные форму и содержание высказывания, чтобы передать собеседнику знание о некотором факте. Подходящая для этого формулировка состоит в том, что событие должно действительно произойти. Обращаю ваше внимание, что, как и в случае с истиной, любое конкретное событие в будущем времени является только предполагаемым и ожидаемым, но не случившимся, поэтому, если мы станем называть произошедшие и ожидаемые события одним и тем же термином, мы нарушим первый закон логики и придём к путанице и парадоксам. Поэтому факт, как и истина, не может быть в будущем времени. Но, в отличие от истины, факт также не может описывать и настоящее. Дело в том, что истина может описывать не только события, но и процессы, и состояния объектов. Нет никаких препятствий для того, чтобы объект находился в некотором состоянии, то есть имел некий временный отличительный признак в настоящем времени. Но факт — это событие, а событие — это изменение материи, у которого, согласно определению, есть начало и конец. Чтобы назвать изменение материи фактом, следует дождаться его перехода к конечному состоянию, и это автоматически оставляет всё описываемое событие в прошлом. Следовательно, факт всегда описывает изменения материи в прошлом. Теперь у нас достаточно представлений о факте, чтобы эффективно оперировать этим понятием.

Факт — это действительно случившееся конкретное материальное событие.

Понятие о факте в его материалистическом значении крайне важно для работы с информацией и, следовательно, для всей судьбы индивида. Как уже упоминалось здесь, один из двух самых надёжных способов получения полезных знаний — это чувственный опыт, получаемый как при простом наблюдении предметов или при контакте с ними, так и при проведении специальных экспериментов. Но мир огромен, мы можем непосредственно наблюдать лишь крайне малую его часть, и в познании мира нам приходится полагаться на сторонние источники: рассказы других людей, книги, статьи, аудио- и видеоматериалы. Лишь наименьшее число этих источников будут использовать специальный научный язык, подробно излагающий факты и исключающий личные оценки. Почти всегда, познавая мир, мы получаем большие количества информации, изложенной в повседневном речевом стиле. Это означает, что события передаются в иносказательной, расплывчатой и искажённой формах, вместо прямого описания материальных изменений. Таким образом, всегда существует риск неправильно понять из рассказа, какие события на самом деле произошли, и из-за этого получить ложный опыт, что приведёт к понижению эффективности индивида при выполнении его биологической задачи. Скорее всего, вы не хотите оказаться в такой ситуации, а потому вам следует уметь находить свидетельства конкретных материальных изменений в тексте, изложенном в свободной форме, а также всегда распознавать формулировки, которые не являются описаниями материальных изменений. Например, если говорится, что конкретный известный нам военнослужащий, находясь в конкретное время на конкретном известном нам стрельбище, выстрелил из винтовки по мишени, то вам следует быть бдительными и немедленно распознать, что слово «выстрелил» является лишь обобщением некоторого комплекса материальных изменений и не описывает сами эти изменения. Если известно, что выстрел был произведён из обычной огнестрельной винтовки традиционным способом, то вам следует заключить, что среди материальных изменений, которые там случились, были такие: палец стрелка надавил на спусковой крючок и потянул его в сторону приклада, ударник внутри затвора ударил по задней стенке патрона, порох внутри гильзы сгорел, пуля отделилась от гильзы и покинула ствол, газ, образовавшийся от сгорания пороха, попал в газоотводную трубку, затвор под действием давления газа отбросило назад до упора, и затем он вернулся в исходное положение, винтовка подалась на несколько сантиметров в сторону, обратную направлению выстрела, и толкнула плечо стрелка. Разумеется, вы лично не наблюдали, как это происходило, и, возможно, какая-то часть этих событий происходила иначе, например, затвор отбросило назад не до упора, либо его заклинило, и он не вернулся в исходное состояние. Но следует понимать, что такие случаи являются отклонением от штатного поведения оружия, и сообщить об этом — ответственность рассказчика. Если он утверждает, что выстрел произошёл без особых происшествий, он тем самым передаёт вам такую картину событий, как была описана выше. Общение несовершенно, ценная информация часто теряется и искажается при её передаче другим субъектам; с этой проблемой вам неизбежно придётся иметь дело всю жизнь. Но, тем не менее, вам обязательно нужно хорошо уметь различать, какие изменения материи стоят за различными иносказательными и расплывчатыми описаниями.

Ниже приведены ещё несколько примеров, какие факты скрываются за различными формулировками. Примем за данность, что время и место происходящего во всех случаях известно.

«конгрессмен Джонс заявил о необходимости увеличения финансирования образования» — конгрессмен Джонс шевелил губами и издавал звуки

«автомобиль скорой помощи доставил пострадавшего в больницу» — тело человека вынесли из автомобиля и перенесли через порог входной двери здания больницы, снаружи внутрь

«на дороге случилась авария с участием двух автомобилей» — два автомобиля, касаясь колёсами поверхности дорожного полотна, соприкоснулись и изменили форму

«учёные в лаборатории сделали открытие» — ничего не известно

«вышла в свет новая книга автора» — ничего не известно. Ранее это означало бы, что в типографии отпечатан бумажный тираж, но в наше время книга могла появиться и в электронном виде.

«в стране была реформирована система здравоохранения» — ничего не известно

«футболист забил решающий гол» — футболист толкнул мяч некоторой частью своего тела, и мяч пересёк внутреннюю часть плоскости ворот команды соперника

«экспедиция тронулась в путь» — как минимум один участник экспедиции начал удаляться от условного центра места сборов

«Мария влюбилась в Антонио» — ничего не известно

«пара из Франции победила в танцевальном конкурсе» — два человека совершили серию телодвижений на специальной площадке

«самолёт совершил удачную посадку» — колёса шасси самолёта прикоснулись к покрытию взлётно-посадочной полосы, затем самолёт, не отрываясь более от полосы, постепенно замедлился, вплоть до полной остановки, не прикасаясь к сторонним объектам

«в производственном цехе произошёл взрыв» — в атмосфере распространились мощные звуковые колебания и ударная волна

Для того чтобы извлекать из произвольного текста информацию о фактах, требуется тщательная тренировка правильного описания реальности. В первую очередь нужно упражняться в нахождении примеров неискажённого описания движения материи. Рассуждать следует так: высказывания «наступила ясная погода», «спортсменка победила в забеге» и «человек умер» являются оценочными суждениями, а высказывания «небосвод очистился от облаков», «спортсменка пересекла финишную черту первой из группы бегунов» и «у человека остановились дыхание и сердцебиение» являются описаниями материальных изменений. Во-вторых, нужно постоянно задумываться, что означает то или иное сказанное вами отдельное слово и выражать его материальными описательными категориями. Один мой знакомый, который пытался развить в себе материалистическое мышление, попытался привести пример истины и употребил в своём высказывании слово «напротив». Когда ему было предложено объяснить, что именно он подразумевает под этим словом, он потратил много усилий и нашёл множество версий, которые не устраивали его самого после демонстрации, как они работали бы для разных случаев. Потратив год на попытки, он не смог решить эту задачу и сдался. Чтобы быть эффективными, вам придётся избежать участи этого человека. Объяснить слово «напротив» не слишком просто, и разные люди имеют в виду разное, когда используют его, но я приведу здесь один из возможных вариантов. Конкретно в том случае речь шла об автомобиле, который припаркован напротив входной двери дома. Если вы проанализируете свой опыт, то, скорее всего, согласитесь, что для плоских предметов вроде двери, слово «напротив» подразумевает расположение искомого предмета в определённом соответствии с ориентацией в пространстве плоскости исходного предмета. Конкретнее это подразумевает, что отрезок, соединяющий геометрические центры двери и автомобиля, будет иметь меньшее угловое отклонение от перпендикуляра к плоскости двери, чем от собственной проекции на эту же плоскость. Это объяснение может быть непонятным для людей, плохо знающих геометрию, поэтому попробую также передать его простыми словами: если вы встанете на место этой двери и совместите условную плоскость своего тела с плоскостью двери, то центр автомобиля будет располагаться в большей степени впереди от вас, чем в стороне; в этом и есть смысл понятия «напротив».

Приблизительное взаимное расположение предметов, которое имеют в виду под словом «напротив»

Но при этом если геометрический центр автомобиля будет располагаться на угловом расстоянии 44 градуса от перпендикуляра к плоскости двери и на расстоянии 500 метров от неё, то технически ситуация будет соответствовать данному только что описанию, и всё же очень мало найдётся людей, которые назовут это расположение автомобиля относительно двери «напротив», даже если представить себе эти предметы на идеально плоской поверхности. Если же вспомнить, что земная поверхность имеет общую кривизну, а также на ней бывают значительные локальные перепады высот, в задачу добавляются дополнительные сложности. Моё предложение таково: «напротив» в данном случае может означать, что отрезок от геометрического центра двери до геометрического центра автомобиля отклоняется от перпендикуляра к плоскости двери не более чем на 10 градусов, и ближайшая к плоскости двери точка автомобиля удалена от этой плоскости не более, чем на 30 метров.

Один из вариантов, что можно иметь в виду под словом «напротив»

Это достаточное объяснение, чтобы определить для любого объекта, находится ли он напротив двери, а также чтобы определить всё множество вариантов, как любой предмет может располагаться в пространстве, чтобы быть напротив двери. На самом деле мне больше нравится другое описание понятия «напротив», но оно заняло бы больше места и было менее понятным. В любом случае каждому человеку будет полезно уметь так мыслить о предметах.

Умение грамотно распознавать описание фактов в тексте, а также понимать, какие изменения материи скрываются за иносказательными формулировками, окажет вам ценнейшую помощь — вы сможете очищать входящую информацию от чужих оценок и будете понимать, что происходило в действительности; это позволит вам построить собственные выводы. Таким образом, поскольку качество вашего мышления станет выше, чем качество мышления ваших собеседников, вы будете получать из их рассказов больше ценного опыта, чем есть у них самих, хотя они находились ближе к первоисточнику, и ваши собственные оценки фактов и принятые решения будут более адекватными вашей биологической задаче.

Помимо несовершенства человеческой речи, которая искажает информацию при её передаче, вам придётся иметь дело с ещё одним огорчительным обстоятельством. Мы живём в эпоху низкоразвитого общества, где большинство людей пока не понимают, зачем нужен здоровый коллективизм, и ими движут эгоизм и тяга к сверхпотреблению. В связи с этим средства массовой информации постоянно подают нам ту версию бытия, которая выгодна или по иным причинам нравится их владельцам; то же относится и к книгам, и к документальному кино. Обман и безответственное отношение в современном мире — это повседневные способы коммуникации. Поэтому умение прочитать случайный текст и понять, какие за ним скрываются факты, есть лишь базовый навык, который нужен вам, чтобы быть лучше подготовленными к работе с информацией вообще. Но на практике информация из СМИ, кроме случайных искажений и искренних заблуждений, постоянно содержит прямую ложь, частичное утаивание данных и полное замалчивание важных происшествий. Это значит, что, если вы прочитали некоторый текст, нашли факты, которые он передаёт, и представили себе картину событий, необязательно такие события действительно имели место, либо кроме них случились также другие события, которые сильно повлияли бы на ваш финальный вывод, если бы вы о них знали. Следовательно, хотя умение хорошо распознавать факты всё ещё очень полезно для вас, рекомендуется при этом очень настороженно относиться к источникам информации и не принимать быстрых решений на основании полученных новых данных, если только обстоятельства не вынуждают действовать безотлагательно, а также следует не спешить возводить эту информацию в статус знания.

На данном этапе у нас уже есть представление о том, что такое действительный мир и реальный мир, пространство и материя, время, знание, истина и факт. Это очень хорошие опорные точки для нашего мышления, которые помогут нам хорошо ориентироваться в мире, который дан нам в ощущениях, и выстраивать очень продуктивные рассуждения. Вспомните Архимеда, который обещал перевернуть земной шар, если у него будет точка опоры. Хорошо владея изученными здесь понятиями, вы сможете перевернуть всю свою жизнь и стать участниками общества совсем нового типа.

Краткое содержание:

Информация — это любой объект мышления. Знание — это непротиворечивый упорядоченный набор информации, связи в котором обусловлены достаточными основаниями, и который верно отражает устройство бытия, идей, абстрактных многообразий, реальных и абстрактных предметов, их свойств, поведения или отношений между ними. Набор информации, который неверно передаёт устройство этих вещей, называется заблуждение. Истина — это суждение, верно передающее некоторое знание. Суждение, которое передаёт имеющееся знание неверно, в научном материализме называется ложь. Факт — это действительно случившееся конкретное материальное событие. Для эффективного мышления нужно уметь приводить примеры истины и факта, доказывать, является ли высказывание истиной, а также уметь распознавать факты при прочтении произвольного текста. При этом нужно учитывать, что информация из книг и СМИ подвержена случайным искажениям, а также часто намеренно подаётся выборочно и содержит намеренную ложь. Поэтому при восприятии фактов из текста, не следует немедленно считать их знанием, а вместо этого рекомендуется всегда по возможности проверять полученную информацию.

Глава 11. Принципы и методы грамотного мышления