Наука и психическое здоровье (книга 2)

Альфред Коржибский - Наука и психическое здоровье (книга 2)

Русский перевод © 2007, Олег Матеев http://olegmatveev.org

ОБЩЕЕ ВВЕДЕНИЕ В НЕАРИСТОТЕЛЕВЫ СИСТЕМЫ И ОБЩУЮ СЕМАНТИКУ

Аристотель уникален тем, что его последователи поклонялись не только его лучшим качествам, но также и его недостаткам, чего он никогда не делал в отношении кого-либо, живого или мертвого; за что и был не раз он порицаем - за непоклонение. (354) AUGUSTUS DE MORGAN1

Имеется один очень важный факт, в отношении которого нельзя испытывать ни малейших сомнений, и состоит он в том, что ни одна из существующих дедуктивных теорий не имеет какой-то одной системы фундаментальных понятий и какой-то одной системы фундаментальных предпосылок; обычно имеются несколько равновозможных, то есть таких систем, из которых с одинаковой вероятностью можно правильно вывести все теоремы.... Данный факт очень важен, так как он показывает, что сами по себе не существуют ни неопределяемые понятия, ни недемонстрируемые предпосылки; они являются таковыми только относительно определенного принятого порядка, и прекращают (по крайней мере частично) быть таковыми, если принимается другой порядок. Это уничтожает традиционную концепцию фундаментальных идей и фундаментальных истин, фундаментальных в абсолютном и существенном смысле этого термина. (120) LOUIS COUTURAT

В этом направлении мы не стремимся к окончательности, ибо она, очевидно, недостижима. Всё, что мы можем сказать - процитировать одного ведущего аналитика: «данная точность достаточна для текущего момента». (23) Е.Т. BELL

В математике именно новые способы рассмотрения старых предметов кажутся наиболее обильными источниками перспективных открытий. (23) Е.Т. BELL

Первое покажет нам то, что изменения языка достаточно для того, чтобы обнаружить обобщения, доселе остававшиеся вне подозрений. (417) Н. POINCARE

В итоге всё, что ученый на самом деле создает - это язык, которым он это возвещает. (417) Н. POINCARE

Эта длинная дискуссия приводит нас к конечному выводу, что конкретные факты природы - это события, которые проявляют определенную структуру в своих взаимных отношениях и собственном определенном характере. Задача науки - выразить эти отношения между их характером в терминах взаимных структурных отношений между событиями, характеризуемыми таким образом. (573) A.N. WHITEHEAD

Мы прекращаем искать сходства; и в первую очередь посвящаем себя различиям, и среди этих различий мы сначала выбираем наиболее подчеркнутые, не только потому, что они являются наиболее явными, но и потому, что они оказываются наиболее поучительными. (417) Н. POINCARE

Материалистическая теория обладает всей завершенностью средневекового мышления, у которого был полный ответ на все, будь то на небе, в аду или в природе. И она очень изящна - со своим мгновенным настоящим, своим исчезнувшим прошлым, своим несуществующим будущим и своей инертной материей. Эта изящность весьма средневекова, и мало соответствует жестоким фактам. (573) AN. WHITEHEAD

Наличие аналогий между основными чертами различных теорий подразумевает существование общей теории, которая лежит в основе частных теорий и объединяет их в отношении этих основных черт.2* EH. MOORE

1 Во избежание путаницы, имена авторов цитат оставлены в оригинальном их написании - прим. О.М.

2 * Введение в форму Общего анализа. Издательство Йельского университета

Одного только авторитета человека или одного только авторитета факта самого по себе недостаточно. Вселенная в том виде, как она нам известна, является совместным проявлением наблюдателя и наблюдаемого; и каждый процесс открытия в естественной науке или других отраслях человеческого знания обретает наилучшую свою форму, когда находится в соответствии с этим фундаментальным принципом. (82) R. D. CARMICHAEL

Очевидно, что если мы примем эту точку зрения на концепции, а именно, что должное определение концепции дается не в терминах ее свойств, а в терминах реальных действий, то нам не придется бороться с опасностью столкнуться с необходимостью пересматривать наши суждения относительно природы. (55) P.W. BRIDGMAN

Утверждение о том, что факты непознаваемы - это оправдание своего личного невежества. Невежество, однако, может и не быть пороком. Оно им становится только тогда, когда индивидуум позволяет себе начать его оправдывать, то есть маскировать его, что в результате блокирует его способность пользоваться разумом, который бы в противном случае вполне мог бы разрешить поставленную перед ним задачу. (241) SMITH ELY JELLIFFE

Символ А не соответствует ничему такому, что было бы нам знакомо в обычной жизни. Ребенку буква А показалась бы ужасно абстрактной; поэтому мы вместе с ней даем ему какую-нибудь знакомую концепцию. «А - это Арбуз, полосатый снаружи и красный внутри». Это преодолевает трудность, которая у него сразу возникает; но он не сможет продолжать серьезный прогресс, если у него вокруг букв будут скакать и вертеться Арбузы, Бананы и Волки. Буквы абстрактны, и рано или поздно он должен это осознать. В физике мы уже выросли из рамок арбузно-банановых определений фундаментальных символов. И в ответ на вопрос о том, что же такое на самом деле электрон, мы можем только ответить: «Это часть азбуки физики». (149) A.S. EDDINGTON

Ни одна из ранее существовавших систем мышления не создала надлежащим образом работающей гипотезы, объясняющей, почему тому или иному человеку необходимо «подняться на три шага, или же страдать от запоров», «или принимать таблетки по три штуки за раз», или другие аналогичные симптомы, которые будут возникать у читателя, и которые в поразительном изобилии обнаруживаются во всех патологических случаях, будь то истерия, навязчивый невроз, фобия, шизофрения или еще что-то подобное. (241) SMITH ELY JELLIFFE

Тем временем Соня ...продолжил: «...которые начинались с буквы П, вроде порошка, пара, памяти и порожнего - знаете как говорят, что вы переливаете из пустого в порожнее... Вы когда-нибудь видели как наливают из пустого в порожнее?»

«Ну, вот теперь вы меня спрашиваете», - сказала Алиса, она была явно в затруднении. - «Я не думаю...»

«Раз вы не можете думать, то и сказать вам нечего», - сказал Шляпник.3

** ЛЬЮИС КЭРРОЛ

То, что можно показать, нельзя высказать. (590) L. WITTGENSTEIN

** Алиса в стране Чудес, (пер. Старилов).

ЧАСТЬ VII О МЕХАНИЗМЕ ВРЕМЯСВЯЗЫВАНИЯ

Теоретических возражений против гипотезы о формировании новых физиологических маршрутов и новых соединений внутри полушарий мозга быть не должно. (394) I. Р. PAVLOV

В данном месте представляется желательным четко указать на тот факт, что при использовании психоанализа мы работаем исключительно с методом сбора данных. Время от времени можно услышать мнение о том, что психоанализ - это чушь. Метод, или инструмент -это не чушь. (241) SMITH ELY JELLIFFE

Сигнальная деятельность полушарий постоянно корректируется и совершенствуется посредством внутреннего торможения. (394) I. P. PAVLOV

Мы здесь имеем дело с типами ассоциативной реакции, специфической для корковой системы, которая правильно противопоставляется безусловной аффективной реактивности таламуса, полезный анализ которой дал Head. (411) HENRI PIERON

Данный пример и прочие наблюдения предполагают, что постепенное развитие внутреннего торможения в коре должно использоваться для восстановления равновесия нормальных условий в случаях с неуравновешенной нервной системой. (394) I. P. PAVLOV

Самодовольный рационализм в результате становится разновидностью антирационализма. Он представляет собой случайную фиксацию некоего конкретного набора абстракций. (575) AN. WHITEHEAD

...«ошибочность неуместной конкретики»...состоит в пренебрежении степенью абстракции, связанной с действительной сущностью, и рассматривается исключительно в тех случаях, когда это может проиллюстрировать определенные категории мысли. (578) A.N. WHITEHEAD

В райском саду Адам увидел двух животных до того, как он дал им имена: по традиционной системе, дети получают имена для животных до того, как они их увидят. (575) A.N. WHITEHEAD

Отрицательное суждение - это вершина менталитета. (578) A.N. WHITEHEAD

ГЛАВА XXIV ОБ АБСТРАГИРОВАНИИ

...быть абстрактной сущностью не означает быть ничем. Это просто означает, что ее существование является лишь одним фактором некоего более конкретного элемента природы. (573) А. N. WHITEHEAD

Когда Аристотель строил свои теории, в его распоряжении, кроме его личной одаренности, было также хорошее образование в соответствии с теми временами и с наукой, которая существовала в 400-300 годах до нашей эры. Даже в те времена греческий язык представлял собой довольно сложное явление. Аристотель и его последователи просто принимали его как данность. Проблемы структуры языка и ее влияния на с.р пока не поднимались. Для них тот язык, которым они пользовались, был языком уникальным. И когда я использую слово «уникальный», я не имею в виду что-то связанное с конкретным языком, таким как греческий] я имею в виду только его структуру, которая была в значительной степени сходной с другими национальными языками данной группы. Аристотель унаследовал язык очень древний, рожденный во времена, когда знание было весьма поверхностным. Будучи проницательным наблюдателем и обладая научными и методологическими склонностями, он принимал этот язык как данность, и систематизировал способы высказывания. Эта систематизация называлась «логикой». Примитивная структурная метафизика, лежавшая в основе унаследованного им языка и выраженная в его структуре, стала также «философским» основанием его системы. Субъектно-предикатные формы, отождествляющее «есть» и элементализм А-системы, возможно, являются главными семантическими факторами, которые нужно пересмотреть, поскольку они, как обнаруживаются, порождают неудовлетворительность данной системы и олицетворяют механизм семантических расстройств, делая невозможными общую адаптацию и психическое здоровье. Эти доктрины дожили до наших дней, и посредством механизма языка эти факторы семантических расстройств навязываются нашим детям. Тем самым кладется начало целой процедуре обучения будущих поколений бредовым ценностям.

Поскольку на тот момент работа Аристотеля была наиболее высокоуровневой и «научной», то она вполне естественным образом получила широкое влияние. В те дни никто не говорил об этом влиянии как о «лингвистическом» влиянии, включающем в себя с.р. О работе Аристотеля говорили и продолжают говорить как о «философии», и в основном речь идет о влиянии А «философии», а не об А структуре языка и его семантическом влиянии.

Как мы уже видели, когда мы формулируем какую угодно предпосылку, срабатывают наши убеждения, или метафизика, которая по умолчанию работает в форме структурных предположений и наших неопределяемых терминов. Использование терминов, которые не могут быть определены более простыми терминами, на данный момент является существенным и, по-видимому, неизбежным моментом.

Когда наши примитивные предки строили свой язык, то они совершенно естественным образом начали с наинизших порядков абстракций, которые наиболее непосредственно связаны с внешним миром. Они основали язык «ощущений». Подобно детям, они отождествляли свои чувства с внешним миром, и персонифицировали большинство внешних событий.

41) «с.р» без точки после второго сокращения - так у А.К. в оригинале. - О.М.

2) Наиболее четкое определение данного ключевого термина общесемантики («О-с»), семантическая реакция, можно найти на стр. 19-34 первой книги, данный отрывок взят со стр. 24:

Рабочий инструмент психофизиологии обнаруживается в семантической реакции. Ее можно описать как психологическую реакцию данного индивидуума на слова, язык и другие символы и события в связи с их смыслом, и психологические реакции, которые становятся смыслами и конфигурациями отношений в тот момент, когда данный индивидуума начинает анализировать их, или кто-то другой делает это за него. Крайне важно осознать, что термин «семантический» является нон-элементалистским, поскольку он совмещает в себе как «эмоциональные», так и «интеллектуальные» факторы.

5 The identity of is'.

6 Элементализм: словесное разделение на отдельные понятия, сущности или предметы того, что невозможно разделить эмпирически или физически, например «пространство и время», «тело и ум». (Оксфордский словарь английского языка, 1989)

Эта примитивная семантическая склонность привела к построению языка, в котором отождествляющее «есть» является фундаментальным. Увидев животное и назвав его «собакой», а потом увидев другое, примерно напоминающее первое, мы говорим, ничтоже сумняшеся, «это (есть) собака», забывая или не зная о том, что объективный уровень несловесен, и что мы всегда имеем дело с абсолютно индивидуальными объектами, каждый из которых уникален. Соответственно, механизм отождествления, или перепутывания порядков абстракций, который естественен на очень примитивной стадии развития человека, становится систематизированным и структурно включается в его наиболее важный и повседневно используемый инструмент под названием «язык». Взаимодействуя с множеством объектов, они дали им имена. Эти имена были «действительностями». Они построили «существительные», говоря грамматически, для других чувств, которые существительными не являются («цвет», «жар», «душа», . ). Делая суждения по абстракциям низшего порядка, они построили прилагательные, и создали совершенно антропоморфную картину мира. Говоря о говорении, давайте с самого начала будем четко осознавать, что, когда мы делаем простейшее утверждение любого вида, это утверждение уже предполагает наличие некоего рода структурной метафизики. Ранние смутные чувства и первобытные суждения о структуре этого мира, основанные на примитивных и поверхностных научных данных, влияли на построение языка. Как только язык был построен, и, особенно, систематизирован, эта примитивная структурная метафизика и эти с.р стали проецироваться, или отражаться, во внешний мир - и эта процедура стала привычной и автоматической.

Был ли такой язык структурно надежным и безопасным? Если провести эксперимент, то можно легко убедиться, что нет. Возьмем три ведра воды; первое с водой температурой 10° Цельсия, второе - 30°, а третье - 50°. Поместим левую руку в первое ведро, а правую - в третье. Если теперь вынуть левую руку из первого ведра и поместить ее во второе, то мы почувствуем приятное тепло воды во втором ведре. Но, если мы вынем правую руку из третьего ведра и поместим ее во второе, то мы заметим, какая холодная в нем вода. Температура воды во втором ведре в обоих экспериментах была практически одной и той же, но наши чувства отметили заметную разницу. Отличие «чувства» зависит от предыдущих условий, в которых находились наши исследуемые руки. Таким образом мы видим, что язык «ощущений» не является очень надежным, и что мы не можем на него полагаться в общих целях исследований.

Как насчет термина «собака»? Количество индивидуумов, с которыми вы можете быть знакомы напрямую, с необходимостью ограничено и обычно невелико. Предположим, вы имели дело только с добродушными «собаками», и ни разу ни одна из них вас не кусала. Далее вы видите некое животное; вы говорите: «Это (есть) собака»; ваши ассоциации (отношения) не предполагают вероятность укуса; вы приближаетесь к этому животному и начинаете с ним играть, и оно вас кусает. Было ли это утверждение о том, что «это собака», безопасным? Очевидно, нет. Вы приближались к этому животному, имея семантические ожидания и оценку в соответствии со своим устным определением, но были укушены несловесным, невысказываемым объективным уровнем, который обладал другими характеристиками.

Судя по нынешним стандартам, знание в дни Аристотеля было весьма скудным. 2300 лет назад было сравнительно просто подытожить немногие известные факты, и таким образом построить обобщения, которые бы покрыли это небольшое их количество.

Если мы попытаемся построить А -систему от 1933 года, сможем ли мы избежать тех трудностей, которые окружали Аристотеля? Ответ состоит в том, что некоторые трудности вполне устранимы, но другие встроены в структуру человеческого знания и по этой причине не могут быть полностью обойдены. Однако мы можем изобрести новые методы, с помощью которых вредоносное семантическое влияние этих ограничений можно успешно ликвидировать.

7 Это не опечатка. Знаки ',.' или '.,', в зависимости от положения в предложении, А.К. использовал для сокращенного обозначения «и так далее, и тому подобное» - прим. О.М.

Невозможно аннулировать тот факт, что мы должны начать с неопределяемых терминов, которые выражают безмолвные структурные убеждения, или метафизику. Если мы явным образом изложим наши неопределяемые термины, то, по крайней мере, мы сделаем нашу метафизику осознанной и публичной, и тем самым будем способствовать критике, сотрудничеству, . Современные неопределяемые научные термины, такие как «порядок», например, лежат в основе точных наук и нашего мировоззрения вообще. Мы должны начать с этих неопределяемых терминов, а также с современного структурного мировоззрения в том виде, как оно дается наукой в 1933 году. Это улаживает важный семантический вопрос касательно нашей структурной метафизики. Вряд ли стоит подчеркивать то, что для такого класса жизни, как человек, у которого убеждения всегда характеризуются датировкой, она обязана всегда иметь индекс, показывающий дату. Ради обеспечения психического здоровья, убеждения, используемые в 1933 году, должны быть связаны именно с 1933 годом.

Теперь что касается структуры нашего языка. Какую структуру следует нам придать нашему языку? Следует ли сохранить старую структуру, со всеми ее примитивными подтекстами и соответствующими им с.р, или же намеренно построить новый язык с новой структурой, который будет нести в себе новые современные подтексты и с.р! Представляется, что тут есть лишь один разумный выбор. Для у4-системы мы должны построить новый язык. Самое меньшее, что нужно сделать - это отказаться от отождествляющего «есть». Мы уже видели, что существует отличная замена в виде языка действий, поведения, оперирования, функционирования. Язык такого типа связан с современными асимметричными подтекстами в отношении «порядка», и в нем исключено отождествляющее «есть», которое всегда вводит ложную оценку.

К этим фундаментальным начальным моментам нужно добавить принцип того, что наш язык должен иметь нон-эл (неэлементалистскую) структуру. С этими минимальными семантическими требованиями, можно двигаться далее.

Давайте возьмем любой объект из нашей обычной жизни, скажем, тот, что мы обычно называем «карандаш», и кратко проанализируем наше нервное отношение к нему. Мы можем его увидеть, потрогать, понюхать, попробовать на вкус, и использовать разными способами. Является ли какое-либо из только что упомянутых отношений «всеобъемлющим», или наше знакомство посредством любого из них является лишь частичным! Очевидно, любой из этих каналов дает такое знакомство с этим объектом, которое не только частичное, но также и специфически связанное с теми нервными каналами, которые при этом задеиствуются. Например, когда мы смотрим на объект, мы не получаем его запаха или вкуса, мы получаем только визуальные стимулы, .

Если тот объект, который мы называем «карандаш», лежит на поверхности этой книги и мы смотрим на него на этой поверхности в направлении, перпендикулярном его длине, то обычно мы увидим продолговатый объект, заостренный с одного конца. Но если посмотреть на него под прямым углом к этому направлению наблюдения, так, чтобы поверхность бумаги была к нам ребром, то мы увидим диск. Это грубая иллюстрация, но она показывает то, что знакомство, получаемое через конкретные каналы (например, зрение) также частичны в другом смысле; что оно меняется в зависимости от положения, каждого конкретного наблюдателя, Иванова , или камеры.

Более того, любой выбранный канал обеспечивает разным наблюдателям разную ознакомленность. То есть, зрение показывает карандаш одному наблюдателю, Иванову, как заостренную палочку, а другому, Петрову - как диск. Чувства, получаемые через другие рецепторы, точно также зависят от множества условий; и различные наблюдатели получат различные впечатления. Это хорошо демонстрируется известной сказкой про пятерых слепых и слона.

По причине отличий в чувствительности рецепторов Ивановых и Петровых (частичная цветовая слепота, астигматизм, дальнозоркость. ,), любой конкретный канал ознакомления (например, зрение) дает разным наблюдателям разные результаты наблюдения одного и того же объекта. Ознакомление, соответственно, является личным и индивидуальным.

8 У А.К. использованы типичные английские фамилии, типа «Смит», «Джонс»,. Я рискнул взять на себя право адаптировать перевод к отечественным реалиям. - О.М.

Опять же, результаты наблюдения, полученные через конкретные каналы, подвержены влиянию результатов, которые уже проходили по данному каналу. Тому, кто нечасто видел деревья, ель и сосна не покажутся разными. Для него и то и другое будет просто «хвойным деревом». Если же получить должную тренировку, то тот же самый индивидуум позже, скажем, сможет различать четыре разновидности елей. Благодаря этому фактору опыта, реакция каждого индивидуума на подобные внешние стимулы является индивидуальной. Мы можем только соглашаться по поводу цветов, форм, расстояний, игнорируя тот факт, что воздействие «одного и того же» стимула является различным для различных индивидуумов. Кроме того, у нас нет точного способа сравнить наши впечатления.

Также есть фактор «времени», проявляющийся в том, что мы не можем ознакомиться с нашим карандашом одновременно со всех сторон. Мы также не можем наблюдать внешнюю форму и внутреннюю структуру «одновременно». Мы можем даже полностью пренебречь изучением внутренней структуры. Еще более важен тот факт, что все наши средства вместе взятые дают нам только лишь частичное и личное ознакомление с «карандашом». Мы постоянно изобретаем экстранейральные средства наблюдения, которые обнаруживают новые характеристики и более тонкие детали. И этот процесс никогда не завершается. Никто никогда не может приобрести «полную» ознакомленность даже с таким простым объектом, как карандаш. Химия, физика, применение множеств, предлагают другие области ознакомления, и их можно бесконечно расширять. Природа неистощима; события обладают бесконечным числом характеристик, и это обеспечивает богатство и бесконечное число возможностей в природе.

Я намеренно применил слово «ознакомление», потому что оно довольно туманно, и, по крайней мере на данный момент, эл игра на словах не испортила данного термина. В данном анализе мне пришлось по возможности максимально избегать эл терминов «чувства» и «ум». Если вспомнить пример с бумажной розой и случаем сенной лихорадки, то можно осознать, что термины «чувства» и «ум» ненадежны, особенно в отношении людей. Еще один пример, который не следует забывать - это эксперимент с газетными заголовками, который также ранее описывался.

Мы можем добиться лучшей ознакомленности с объектом, исследуя его самыми различными способами, строя самостоятельно различные картины, каждая из которых частична, и обеспечивая прямой или косвенный контакт с разными нервными центрами. В этих исследованиях разные нервные центры обеспечивают собственные специфические отклики на разные стимулы. Другие более высокие нервные центры подытоживают их, исключают слабые подробности, и таким образом постепенно наша ознакомленность становится более полной, при этом оставаясь конкретной и частичной, и становятся важными семантические проблемы оценки, значения.

Если мы попытаемся выбрать термин, который бы структурно описал те процессы, которые являются существенными для нашей ознакомленности с данным объектом, то нам нужно выбрать термин, который подразумевает «не-всеобщность» и конкретность реакции на стимулы.

Если мы перейдем от такого примитивного уровня на уровень 1933 года, и зададимся вопросом о том, что мы на самом деле знаем об объекте и структуре его материала, то обнаружим, что в 1933 мы уверенно можем сказать, что внутренняя структура материалов весьма отличается от того, что мы могли получить через свои грубые «чувства» на макроскопическом уровне. Оказывается, она обладает динамическим характером и крайне тонкой структурой, которую не может проявить ни свет, ни нервные центры, на которые он воздействует.

То, что мы видим, структурно представляет собой лишь конкретный статистический массовый эффект событий на гораздо более мелкомасштабном уровне. Мы видим именно это потому, что не улавливаем никаких более тонких деталей. Для наших целей обычно достаточно пользоваться при этом только зрением; это упрощает описание, хотя все те же самые комментарии можно применить и к другим «чувствам», хоть и в разной степени.

9 Экстранейральный (extraneural): находящийся за пределами нервной системы - прим. О.М.

В 1933 году в нашем человеческом хозяйстве нам нужно принимать в расчет как минимум три уровня. Первый - это субмикроскопический уровень науки, то, что «знает» наука об «этом». Второй - это крупномасштабный макроскопический, наше повседневное восприятие грубых объектов. Третий - это словесный уровень.

Мы также должны оценивать важность семантического вопроса; а именно, относительную важность этих трех уровней. Мы уже знаем, что для того, чтобы ознакомиться с объектом, нужно не только исследовать его со всех возможных точек зрения и ввести его в контакт с как можно большим количеством нервных центров, поскольку это является существенным условием для «знания», но также нельзя забывать о том, что наши нервные центры должны подытожить эти различные частичные, абстрагированные, конкретные картины. У класса жизни «человек» мы обнаруживаем новый фактор, который отсутствует у всех других форм жизни; а именно, что у нас есть способность собирать весь известный опыт различных индивидуумов. Эта способность чрезвычайно увеличивает количество наблюдений, которые могут быть доступны отдельному индивидууму, благодаря чему наша ознакомленность с миром вокруг и внутри нас становится более совершенной и точной. Эта способность, которую я назвал «способностью к времясвязыванию», возможна, в отличие от животных, только благодаря тому, что мы развили и усовершенствовали экстранейральные средства, посредством которых, не изменяя свою нервную систему, мы можем оттачивать ее работу и расширять ее охват. Наши научные инструменты записывают то, что мы обычно не можем видеть, слышать, . Наши нервные словесные центры позволяют нам обмениваться опытом и накапливать его, несмотря на то, что никто не может пережить его весь целиком; и он бы очень быстро забывался, если бы у нас не было нервных и экстранейральных средств для его записи.

Опять же, организм работает как целое. Все виды человеческой деятельности взаимосвязаны. Невозможно выбрать конкретную характеристику и обращаться с ней в бредовом эл «изолированном» виде как с чем-то наиболее важным. Наука становится экстранейральным дополнением человеческой нервной системы. Можно ожидать, что структура этой нервной системы многое объяснит в отношении структуры науки; и наоборот, что структура науки, возможно, есть воплощение способа работы человеческой нервной системы.

Этот факт несет очень большую семантическую важность, и обычно его недостаточно хорошо подчеркивают или анализируют. Если принять в расчет эти неопровержимые факты, то обнаружим, что уже достигнутые результаты являются совершенно естественными и необходимыми, и мы лучше поймем, почему индивидуума нельзя считать полностью душевно здоровым, если он совершенно невежественен касательно научного метода и структуры, и по этой причине сохраняет примитивные ср.

Для теории душевного здоровья важны все три уровня. Наши «чувства» проявляют именно такие реакции потому, что они соединены как целое в одну живую структуру, которая обладает потенциалом и способностями к языку и науке.

Если задаться вопросом о том, что мы делаем в науке, то обнаружится, что мы безмолвно «наблюдаем», а потом записываем наши наблюдения словами. С нейрологической точки зрения, мы абстрагируем всё, что мы сами и наши инструменты могут получить; затем мы подытоживаем; и, наконец, мы обобщаем, под чем имеется в виду продолжение процессов абстрагирования.

Осуществляя «ознакомление» с обычными объектами в жизни, мы, по сути, поступаем подобным же образом. Мы абстрагируем всё, что можем, и, в соответствии с уровнем интеллекта и информированности, подытоживаем и обобщаем. С психофизиологической точки зрения, невежественный означает нейрологически ущербный. Однако «знание» или «убеждение» в том, что противоречит фактам - это еще более опасное состояние, которое сродни бреду, как учит нас психиатрия и наш повседневный опыт. Относиться к науке как к чему-то «изолированному» и игнорировать ее психофизиологическую роль - это нейрологическое заблуждение.

При построении нашего языка подобный же нейрологический процесс становится очевидным. Если мы рассмотрим ряд различных индивидуумов, которых мы можем назвать Иванов, Петров, Сидоров, то, процессом абстрагирования характеристик, мы можем подразделить этих индивидуумов по цвету или размерам. ; затем, сосредоточившись на одной характеристике и отбросив другие, мы можем построить классы, или высшие абстракции, такие как «белые», «черные», . Абстрагируя далее, мы можем отбросить и цветовые отличия, и в конце концов добраться до термина «человек». Это общая процедура.

Антропологические исследования ясно демонстрируют, что степень «культурности» примитивных народов можно измерить порядком абстракций, которые они производят. Особенной характеристикой примитивных языков является огромное количество названий для отдельных объектов. У некоторых первобытных рас есть названия для сосны и дуба, но нет слова «дерево», которое является более высокой абстракцией для «сосен», «дубов», . У некоторых других племен есть термин «дерево», но нет следующего уровня абстракции, такого как «лес». Нет необходимости снова говорить о том, что высшие абстракции представляют собой крайне удобные способы. Они позволяют значительно экономить, и тем самым способствуют взаимному пониманию, обеспечивая возможность в краткой формулировке описать весьма обширные предметы.

Давайте рассмотрим примитивное утверждение «Я видел дерево!», после которого дается описание его индивидуальных характеристик, потом «Я видел деревог», с детальным индивидуальным описанием, где дерево!, деревог, означают названия конкретных деревьев. Если интересующее нас событие произошло где-то, где имеется сотня деревьев, то для достаточно хорошего наблюдения этих отдельных деревьев потребуется много времени, и еще больше его потребуется для формулировки примерного их описания. Такой подход неудобен, в принципе бесконечен] этот механизм громоздок и связан с множеством неуместных характеристик; и невозможно при этом выразить то, что может быть важно, несколькими словами. Прогресс будет тормозиться; общий уровень развития такого рода или индивидуума будет низким. Следует заметить, что тут возникает проблема оценки, которая сразу же подразумевает множество очень важных психологических и семантических процессов. Нечто подобное можно также сказать об абстрагировании у детей, «умственно» неполноценных взрослых и некоторых «умственно» больных.

Действительно, как уже известно читателям моей книги «Зрелость человечества» (Manhood of Humanity), «класс жизни человек» главным образом отличается от «животных» быстрыми темпами прогресса посредством быстрых темпов накопления прошлого опыта. Это возможно только в том случае, когда выработаны удобные средства общения; то есть, когда вырабатываются все более и более высокие порядки абстракций.

Все научные «законы» и другие обобщения высшего порядка (даже отдельные слова) представляют собой именно такие удобные способы, и олицетворяют абстракции очень высокого порядка. Они обладают уникальной важностью, потому что они ускоряют прогресс и способствуют дальнейшему подытоживанию и абстрагированию из результатов, достигнутых другими. Естественно, этот процесс абстрагирования имеет также уникальные практические последствия. Когда химические элементы считались «постоянными» и «неизменными», наши физика и химия оставались довольно неразвитыми. С приходом высших абстракций, таких как монистические и общие динамические теории всей «материи» и «электричества», теории единого поля, творческая свобода в науке и контроль над «природой» в огромной степени возросли, и будут расти далее.

Психиатрия, как представляется, также дает подтверждения того, что «умственные» заболевания связаны либо с остановкой развития или с регрессией на филогенетически более древние и более примитивные уровни, каждый из которых, конечно, связан с более низкими порядками абстрагирования. Для теории душевного здоровья четкое различение между «человеком» и «животным» становится обязательным моментом. Для «человека» отсутствие знания об этом различии может привести к копированию животных, что представляет собой семантическую регрессию и в конце концов превратится в «умственное» заболевание.

Хотя организмы осуществляли ознакомление с объектами в течение многих сотен или тысяч миллионов лет, высшие абстракции, характерные для «человека», имеют возраст лишь в несколько сотен тысяч лет. В результате этого нервные цепи обладают естественной склонностью выбирать более древние, более «наезженные» нервные пути. Образование должно противодействовать этой тенденции, которая, с человеческой точки зрения, представляет собой регрессию или недоразвитость.

На данный момент нам уже понятно, насколько важно для у4-системы отказаться от старых подтекстов и принять новый язык действия, поведения, оперирования и функционирования. На нейрологическом уровне нервная система делает абстрагирование, а подытоживание, интеграция, являются лишь его аспектами. Поэтому я выбрал термин абстрагирование в качестве фундаментального.

Стандартное значение слова «абстрагировать», «абстракция» подразумевает «выбор», «вынимание», «отделение», «подытоживание», «выведение», «устранение», «опускание», «разделение», «убирание», «очищение» и прилагательное тут будет «неконкретный». Мы видим, что термин «абстрагирование» подразумевает, структурно и семантически, деятельностную характеристику нервной системы, и поэтому служит отличным функциональным физиологическим термином.

Есть и другие причины, по которым термин «абстрагирование» сделан фундаментальным, которые важны с практической точки зрения. Невозможно легко избавиться от плохой привычки посредством создания новой семантической противореакции. У каждого из нас есть нежелательные, но тщательно закрепленные языковые привычки и с.р, которые стали почти автоматическими, и перегружены бессознательной «эмоциональной» оценкой. Именно по этой причине новые «нон-системы» поначалу так крайне трудно приобрести. Прежде чем мы сможем приобрести новую с.р, нужно разрушить старые структурные привычки. Ё геометрия или N системы не являются более трудными, чем старые системы. Может быть, они даже более просты. Главная семантическая трудность для тех, кто привык к старому, состоит в разрушении старых лингвистических привычек и в новом обретении гибкости и восприимчивости чувств, и в приобретении новых ср. Подобные же замечания еще в большей степени относятся Ку4-системе. Большинство из нас весьма мало напрямую работает с Ё или N системами (хотя косвенно все мы очень даже на них завязаны). Но каждый из нас проживает свою реальную жизнь в мире людей, который все еще остается отчаянно А. По этой причине ^4-система, независимо от того, насколько полезной она могла бы быть, в большой степени калечится старыми семантическими блокировками.

При построении такой системы это естественное сопротивление или живучесть старых с.р нужно принимать в расчет и по возможности ему противодействовать. Одна из наиболее опасных привычек, которые мы приобрели «эмоционально» из старого языка - это чувство «всеобщности», «конкретности» в отношении отождествляющего «есть» и элементализма. Одним из главных моментов современной у4-системы является первоочередное полное устранение из наших с.р этой «всеобщности» и «конкретности», ибо и то и другое никак не обоснованны структурно и приводит к отождествлению, абсолютизму, догматизму и прочим семантическим расстройствам. Обычно термин «абстрактный» является контрастом для «конкретного», и связывается с неким смутным чувством «всеобщности». Установив в качестве фундаментального термин абстрагирование, мы утверждаем наиболее эффективную семантическую контрреакцию, замещая более старые термины, которые обладали вредоносными структурными подтекстами. Действительно, принять термин «абстракции различных порядков» сравнительно легко, и каждый, кто это сделает, увидит, насколько больше ясности и семантического равновесия он приобретет автоматически.

С нон-эл точки зрения термин «абстрагирование» также очень хорош. Структура нервной системы представляет собой упорядоченные уровни, и все уровни работают, абстрагируя данные от других уровней.

Этот термин подразумевает общую деятельность, не только деятельность нервной системы как целого, но даже всей живой протоплазмы, как это уже объяснялось. Характерная деятельность нервной системы, такая как подытоживание, интегрирование, также включены в область его значения.

Если мы хотим использовать наши термины строго нон-эл способом, нужно отказаться от прежнего деления на «физиологические абстракции», которое подразумевало «тело», и «умственные абстракции», что, в свою очередь, подразумевало «ум», и то и другое в эл смысле. И мы можем это легко сделать, постулируя абстракции различных порядков. Следует обратить внимание на то, что такое использование термина «абстрагирование» отличается от старого способа его использования. Семантическое отличие состоит в объединении всех абстракций, которые выполняет наша нервная система, в одном термине, и в различении между различными абстракциями по их порядку, что является функционально и структурно оправданным.

Термин «абстракции первого порядка» или «абстракции низшего порядка» не разделяет «тело» и «ум». На практике это примерно соответствует «чувствам» или непосредственным восприятиям, только не подразумевается, что при этом исключается «ум». Точно также термин «абстракции высших порядков» не исключает «тело» или «чувства», хотя он примерно соответствует «умственным» процессам.

С точки зрения «порядка», термин «абстрагирование» имеет множество плюсов. Мы видели, насколько серьезной структурной и семантической важностью обладает термин «порядок», и то, как деятельность нервной системы можно выразить в понятиях порядка. Если мы установим термин «абстрагирование» как фундаментальный для его общих семантических коннотаций, то мы сможем легко сделать значения более определенными и конкретными в каждом случае, получив «абстракции различных порядков».

Мы также видели, что выбираемые нами термины должны подразумевать вовлечение окружения: нетрудно видеть, что термин «абстрагирование» подразумевает «абстрагирование из чего-то», и таким образом включает в себя окружение как коннотацию.

В этой работе термин «абстракции разных порядков» так же фундаментален, как термин «времясвязывание» в более ранней работе автора «Зрелость человечества». Соответственно, невозможно изложить его суть исчерпывающим образом на данной стадии; мы будем дополнять это определение всё больше и больше по мере продвижения.

Но мы уже пришли к некоторым важным семантическим результатам. Мы сделали выбор нашей структурной метафизики и решили, что в 1933 году нам следует принять метафизику 1933, которая дается исключительно наукой. Мы решили отказаться от противоречащего фактам отождествляющего «есть» и использовать вместо него наилучший доступный язык; а именно, язык действий, поведения, функций и оперирования, основанный на «порядке». И наконец, мы нашли термин, который является функционально удовлетворительным и обладает правильными структурными и нейральными коннотациями, и представляет собой нон-эл термин, значения которого можно расширять и уточнять до бесконечности, назначая им различные порядки.

При переходе к общенаучному мировоззрению, подобные структурные замечания относятся также к нон-эл точке зрения, и семантически они столь же важны. Вследствие нон-эл характера работы авторов по темам эйнштейновской и новой квантовой теорий, в данной работе эти материалы широко используются. Имеется заметный структурный, методологический и семантический параллелизм между всеми современными нон-эл начинаниями, которые крайне эффективны психо-логически. Более подробно это изложено в Частях IX и X.

Итак, возвращаясь к анализу объекта, который мы назвали «карандаш», мы наблюдаем, что, вопреки всем «сходствам», данный объект уникален, отличен ото всего остального и обладает уникальным отношением со всем остальным миром. Следовательно, надо присвоить данному объекту уникальное название. К счастью, мы уже ознакомились с тем способом, который изобрели математики для обозначения бесконечного набора отдельных названий без необходимости расширения словарного запаса. Если мы назовем данный карандаш «карандаш!», то другой подобный объект можно назвать «карандашг», . Таким образом мы создадим индивидуальные названия и сможем учесть при этом различия. Сохранив основное корневое слово «карандаш», мы сохраним коннотации повседневной жизни, а также идею о сходствах. Привычка в применении такого способа обладает крайней важностью в структурном и семантическом отношении. Уже не раз подчеркивалось то, что наше абстрагирование физических объектов или ситуаций происходит посредством опускания, пренебрегания или забывания, и что эти отброшенные характеристики обычно приводят к ошибкам в оценке, порождающим жизненные катастрофы. Если мы приобретем эту экстенсиональную привычку использовать конкретные названия для уникальных индивидуумов, то мы станем осознанными не только в отношении сходств, но также и в отношении различий, а эта осознанность является одним из механизмов, способствующих надлежащей оценке и тем самым предотвращающих или устраняющих семантические расстройства.

Итак, теперь перед нами есть уникальный объект, который мы называем уникальным названием «карандаш!». Если мы зададим вопрос о том, что может наука 1933 года сказать об этом объекте, то обнаружим, что этот объект представляет собой структурно крайне сложный динамический процесс. Для наших интуитивных целей совершенно неважно, принимаем ли мы то, что данный объект состоит из атомов, а атом состоит из вертящихся электронов, или мы принимаем более новую квантовую теорию, которая описана в Части X, в соответствии с которой атом определяется в терминах «электронов», но «электроном» является область, в которой некие волны взаимно усиливаются, а не какой-то «кусочек» чего-то. С нашей точки зрения неважно, обладают ли эти атомы конечным размером или они распространяются в бесконечность и заметны для нас только в тех областях, где эти волны взаимно усиливаются. Естественно, эта последняя гипотеза обладает сильной семантической привлекательностью, поскольку она при проработке способна описать множество других фактов, таких как «полнота», на нон-эл языке; но, вероятно, это сделало бы необходимостью постулирование неких субэлектронных структур.

Для наших с.р важно то, что мы осознаем факт того, что крупные макроскопические материалы, с которыми мы знакомы, не являются только тем, что мы видим, ощущаем, но представляют собой динамические процессы с весьма тонкой структурой; и что мы, кроме того, осознаем, что наши «чувства» не приспособлены для регистрации этих процессов без помощи экстранейральных средств и абстракций высших порядков.

Давайте в этой связи вспомним знакомый пример с вращающимся вентилятором, который сделан из радиальных лопастей, при вращении с определенной скоростью производящих впечатление сплошного диска. В этом случае «диск» не является «реальностью», а представляет собой нервную интеграцию, или абстракцию из вращающихся лопастей. Мы не только видим «диск» (Ъ) там, где его нет, но, если лопасти вращаются достаточно быстро, мы не сможем пробросить через них песок, потому что песок будет лететь слишком медленно, и отбиваться одной из лопастей.

Этот «диск» представляет собой совместное явление вращающихся лопастей (а) и абстрагирующей силы нашей нервной системы, которая регистрирует только крупные макроскопические аспекты и медленные скорости, но не более мелкомасштабную деятельность или более тонкие уровни. Мы не можем винить «конечный ум» за неспособность регистрировать отдельные лопасти, поскольку физические инструменты могут вести себя подобным образом. Например, иллюстрации (а) и (Ъ) являются фотографиями небольшого вентилятора, который я использую на лекциях, и фотокамера тоже не запечатлела вращающихся лопастей, а выдала изображение «диска», на рис. lb.

Для наших целей можно предположить, что нечто примерно похожее происходит и в том, что мы называем «материалами». Они состоят из неких динамических мелких процессов, подобных «вращающимся лопастям» из нашего примера; и то, что мы регистрируем - это «диск», будь то стол, стул или мы сами.

По подобной же причине, можно полагать, нам не удается просунуть палец сквозь стол -потому, что палец слишком толстый и слишком медленный, и некоторые материалы удается пронизать только такими быстрыми лучами, как рентгеновские.

Вышеописанные аналогии полезны только для наших целей, они являются сверхупрощением и не должны приниматься за научное объяснение.

Этот нервный процесс представляется очень обобщенным, и в нашем повседневном опыте данные динамические тонкие структуры недоступны для наших грубых «чувств». Мы регистрируем «диски», хотя исследования показывают, что это не диски, а вращающиеся «лопасти». Наш обобщенный макроскопический опыт представляет собой лишь нервную абстракцию некоего конечного порядка.

Поскольку нам нужно говорить о таких проблемах, требуется подобрать для этого наилучший язык. Он должен быть нон-эл и структурно быть наиболее близок к фактам. Такой язык был построен, и его можно отыскать в дифференциальном и четырехмерном языке пространства-времени, и в новой квантовой механике. На практике он состоит в том, что каждой «точке пространства» нужно также приписывать дату, однако для выработки такой с.р требуется некоторая тренировка. Язык пространства-времени нон-эл. Этому новому понятию «точки» в «пространстве-времени», «точки», у которой всегда есть связанная с ней дата (и поэтому она никогда не отождествлена ни с какой другой точкой), было дано название «точки-события», или просто «события».

Каким образом происходит переход от точек-событий к развернутым макроскопическим событиям - это задача математической «логики». Было разработано несколько удовлетворительных схем, в подробности которых у нас тут нет необходимости вникать. Поскольку нон-эл структура языка пространства-времени представляется отличной от прежнего эл языка «пространства» и «времени», становится довольно очевидно, что от прежнего термина «материя», который был частью описательного аппарата «пространства» и «времени», также следует отказаться, и называть те «кусочки» материалов, с которыми мы имеем дело, нужно структурно новыми терминами. Фактически, нам известно, что старый термин «материя» можно заместить неким другим термином, связанным с «кривизной» «пространства-времени».

Есть реальный поразительный пример того, насколько значима структура формы представления. В статье, напечатанной в «Трудах Национальной академии наук» в феврале 1926 года, профессор Райнич (G. Y. Rainich), математик, попытался ввести «массу» в пространство-время, в термины, которые относятся к способу представления, имеющему другую структуру. Он в этом преуспел, но за счет разделения пространства-времени на исходные пространство и время. Это, насколько мне позволяют судить мои знания, является первым доказательством того, насколько неразрывны внутренние и структурные связи определенной формы представления. Данный факт имеет экстраординарную семантическую важность для психо-логиков и психиатров, которые всегда изучают разного рода символизм. Было бы очень интересно, чтобы они проработали эти проблемы.

Поскольку абстрагирование на множество порядков представляется общим процессом, обнаруживающимся во всех формах жизни, и особенным образом у людей, важно ясно изложить данный предмет и подобрать для него язык с надлежащей структурой. Как нам уже известно, мы используем один термин, скажем, «яблоко», по крайней мере для четырех совершенно разных сущностей; а именно, (1) событие, или научный объект, или субмикроскопические физико-химические процессы, (2) обычный объект, производимый из события нашими низшими центрами, (3) психо-логическую картину, производимую высшими центрами, и (4) словесное определение данного термина. Если мы используем язык прилагательных и субъект-предикатных форм, связанных с «чувственными» восприятиями, то мы используем язык, который имеет дело с сущностями внутри нашей кожи и характеристиками, полностью несуществующими во внешнем мире. Так, события за пределами нашей кожи не являются ни холодными ни теплыми, ни красными ни зелеными, ни сладкими ни горькими, но эти характеристики производятся нашей нервной системой внутри нашей кожи, как реакции просто на различные энергетические проявления, физико-химические процессы, . Когда мы используем такие термины, мы имеем дело с характеристиками, которые отсутствуют во внешнем мире, и строим антропоморфный и бредовый мир, неподобный по структуре окружающему нас миру. Другое дело, если мы используем язык порядка, отношений или структуры, который можно применить к субмикроскопическим явлениям, к объективным уровням, к семантическим уровням и который также можно выразить словами. В использовании такого языка мы имеем дело с характеристиками, обнаруживаемыми и открываемыми на всех уровнях, которые дают нам структурные данные, обладающие уникальной важностью для знания. Упорядочивание семантических уровней кладет конец отождествлению. Крайне важно осознать, что этот настрой на отношения, зависит только от вашего усмотрения, ибо его можно применять везде и всегда, как только вы осознали вышеописанные его преимущества. Так, объект можно рассмотреть как набор отношений между его составляющими, любое «чувственное» восприятие можно рассматривать как реакцию на стимул, что опять же вводит отношения, . Поскольку отношения обнаруживаются в научном субмикроскопическом мире, объективном мире, а также в психо-логическом и словесном мирах, такой язык использовать полезно, потому что он подобен по структуре внешнему миру и нашей нервной системе; и это применимо ко всем уровням. Использование такого языка приводит к открытию инвариантных отношений, которые обычно именуют «законами природы», дает нам структурные данные, которые составляют единственно возможное содержание «знания», и исключает также антропоморфные, примитивные и бредовые рассуждения, отождествления и вредоносные ср.

ГЛАВА XXV О СТРУКТУРНОМ ДИФФЕРЕНЦИАЛЕ

Невозможно узнать событие; потому что когда оно прошло, то оно прошло ...Но можно узнать характер события. ... Те вещи, которые мы таким образом узнаем, я называю объектами. (573) AN. WHITEHEAD

Когда возникает суждение о тождественности или различии, то это происходит из-за конкретной ассоциативной реакции второго порядка, обусловленной первичной реакцией, точно такой же или отличающейся; и это увеличивает перцептивное знание. (411) HENRI PIERON

Практика мышления, принятия решений, чувствования, различения и сочувствия в некоторой степени формирует личность мыслителя. Предположительно, стабильные паттерны корковых ассоциаций изменяются при выполнении этих действий, также как на низшем уровне мышцы меняются при систематических упражнениях. (222) С. JUDSON HERRICK

Экспериментальный анализ памяти форм, невосприимчивых к символической схематизации, убедил меня в огромной важности глазной кинестетики и невеликой роли, которую играет визуализация практически у всех индивидуумов, при общей иллюзии действительности визуальных представлений, очень сильной иллюзии, особенно когда возможна символическая и словесная схематизация. Ее легко путают с идеями, которые замещают визуальную репрезентацию и начинают играть ту же самую роль. (411) HENRI PIERON

Глаза собаки иногда придают ей более разумный вид, чем у её хозяина, и, безо всякого сомнения, она это использует с большой выгодой; но это не наши глаза. (221) С. JUDSON HERRICK

Прежде чем я резюмирую в форме структурной диаграммы то, что было сказано в предыдущей главе, я должен кратно пояснить использование термина «событие». Введение в язык новых терминов всегда создает для обучающегося изначальную трудность. При любой возможности очень рекомендуется вводить такие термины, которые структурно подобны нашему повседневному опыту. В настоящее время в физике имеется дуальный язык; один - это язык «пространства-времени», в котором «материя» неким образом связана с его «кривизной», другой же - это язык квантов. Структура этих двух языков довольно сильно отличается, и в данный момент ученым не удалось найти способ перевода с одного языка на другой. Эйнштейн в своей последней общей теории поля добился успеха посредством введения новых понятий, которые объединяют электромагнитные явления с общей теорией относительности; но даже этот новый язык не включает в себя квантовую теорию. Для моих целей важно объединить оба языка интуитивно понятным графическим способом, который, с технической точки зрения, все еще ожидает формулировки. Поскольку континуум «пространства-времени» является наиболее близким к нашему повседневному опыту, я принимаю язык «событий» за фундаментальный, и просто добавляю некоторые графические понятия, взятые из квантовой теории. Без сомнения, недалек тот день, когда общая теория поля будет расширена и включит в себя новую квантовую теорию, так что это упреждающее действие не кажется необоснованным.

Если мы возьмем что-то, что угодно, скажем, уже упоминавшийся объект под названием «карандаш», и зададимся вопросом, что он собой представляет в соответствии с наукой 1933 года, то обнаружим, что «научный объект» представляет собой «событие», безумный танец «электронов», которое в каждый новый момент отличается от предыдущего, никогда не повторяется, и, как известно, состоит из крайне сложных динамических процессов с очень тонкой структурой, которые подвержены воздействию со стороны остальной вселенной и реагируют на нее сами, неразрывно связаны со всем остальным и зависят от всего остального. Если мы спросим, сколько характеристик (м.п) мы можем приписать такому событию, то единственно возможным ответом будет то, что мы должны приписать событию бесконечное число характеристик, поскольку оно представляет собой процесс, который в той или иной форме не прекращается никогда; так же как, насколько нам известно, никогда не повторяется.

На нашей диаграмме, Рис. 1, мы показали это параболой (А), предполагая, что она продолжается бесконечно, и это продолжение мы обозначили ломаной линией (В). Характеристики мы изобразили кружочками (С), количество которых, очевидно, бесконечно велико.

Под этим мы символически изобразили «объект» в виде круга (О), конечного размера. Характеристики этого объекта мы также обозначили подобными кружочками (С). Количество характеристик, которыми обладает объект, велико, но конечно, и это обозначено конечным числом кружочков (С).

Затем мы прикрепляем к этому объекту ярлык, его название, скажем, «карандаш!», которое мы на нашей диаграмме обозначаем ярлыком (L). Ярлыкам мы тоже приписываем характеристики, и эти характеристики мы обозначаем кружочками (С").

Количество характеристик, которые мы по определению приписываем данному ярлыку, еще меньше, чем количество характеристик, которыми обладаем объект. Ярлыку «карандаш!» мы припишем, возможно, длину, толщину, форму, цвет, жесткость, . Но мы в большинстве случаев отбросим случайные характеристики, такие как царапина на его поверхности, или тип клея, которым соединены две деревянные половинки объективного «карандаша», . Если нам нужен объективный «карандаш» и мы идем покупать его в магазин, мы так и говорим, конкретно словами указывая только те характеристики, которые представляют для нас определенный непосредственный интерес.

Понятно, что данный объект часто представляет для нас интерес именно благодаря определенным характеристикам, непосредственно полезным или ценным. Если мы спросим, какие нейрологические процессы были вовлечены в регистрацию данного объекта, то обнаружим, что нервная система абстрагировала из бесконечного числа субмикроскопических характеристик явления большое, но конечное число макроскопических характеристик. Покупая «карандаш», мы обычно не интересуемся его запахом или вкусом. Но если бы нас интересовали данные абстракции, то мы могли бы выяснить запах и вкус нашего объекта с помощью эксперимента.

Но и это еще не всё. Объект на данном языке представляет собой крупномасштабную макроскопическую абстракцию, ибо наша нервная система не приспособлена для прямого абстрагирования бесконечного количества характеристик, которыми обладает бесконечно сложная динамическая тонкая структура события. Мы должны считать объект «первой абстракцией» (с конечным числом характеристик) из бесконечного количества характеристик, которыми обладает явление. Вышеприведенные соображения находятся в полном соответствии не только с функционированием нервной системы, но также и с ее структурой. Наша нервная система сначала регистрирует объекты своими низшими центрами, и каждую из этих низших конкретных абстракций мы называем объектом. Для того, чтобы дать определение объекта, нам нужно сказать, что объект представляет собой первую абстракцию с конечным числом м.п характеристик из бесконечного числа ж.и характеристик, которыми обладает событие.

Очевидно, если наблюдение объекта происходит посредством низших нервных центров, число характеристик, которые имеет объект, больше (вкус, запах, нашего карандаша), чем число характеристик, которые нам необходимо приписать ярлыку. Ярлык, важность которого связана с его смыслом для нас, представляет собой еще более высокую абстракцию от данного события, и обычно также ярлыки соответствуют семантической реакции.

1 М.п. означает «многопорядковый». Так обозначаются термины, которые можно использовать в отношении множества порядков абстракций, при этом конкретное значение данного термина меняется в зависимости от порядка абстракции, в отношении которого он используется, и контекста. - О.М.

Мы пришли к неким довольно очевидным и весьма важным структурным выводам в оценке нон-эл типа. Мы увидели, что объект является не событием, а абстракцией из него, и что ярлык не является ни объектом, ни событием, а дальнейшей абстракцией. Нервный процесс абстрагирования мы представим линиями (N), (N1). Опущенные, или не абстрагированные, характеристики обозначены линиями (В1), (В").

В наших семантических целях различение низших и высших абстракций представляется фундаментальным; но, конечно, мы могли бы назвать объект просто абстракцией первого порядка, а ярлык, с его смыслами, абстракцией второго порядка, как это показано на диаграмме.

Если задаться вопросом, каким образом эта проблема абстрагирования в различных порядках проявлена как ограничение у животных, нам нужно выбрать конкретного индивидуума, на примере которого можно продолжить анализ. Для нашего анализа, который преднамеренно носит экстенсиональный характер, мы выберем животное с определенным собственным именем, которое будет соответствовать «Иванову» у людей. Из чисто словесных причин такое животное найти очень легко. Это животное по кличке «Дружок» . Всем русскоговорящим эта кличка очень хорошо знакома. Кроме того, большинство из нас любит собак и знают о том, насколько они «умны».

Исследования и эксперименты показали, что нервная система Дружка, структурно и функционально, весьма схожа с нервной системой Иванова. Соответственно, можно предположить, что в общем и целом они функционируют схожим образом. Мы уже говорили о событии в терминах узнавания; а именно, что событие невозможно узнать ни при каких обстоятельствах, поскольку оно постоянно меняется. Whitehead указывает на фундаментальное отличие между событием и объектом в смысле узнавания] а именно, что событие узнать невозможно, а объект -возможно. Он определяет объект как узнаваемую часть события. Использование этого определения поможет нам протестировать, есть ли у Дружка «объекты». Поскольку эксперименты показывают, что Дружок может узнавать, то мы должны приписать ему наличие объектов по определению. Если задаться вопросом о том, что представляют собой объекты Дружка, то структура и функционирование его нервной системы, которая очень похожа на нашу, позволяет предполагать, что объекты Дружка также представляют собой абстракции, некоего низкого порядка, из событий. Будут ли эти объекты казаться «такими же», как наши? Нет. Во-первых, абстракции из событий, которые мы называем объектами, не являются «одними и теми же» даже в том случае, когда их абстрагируют разные представители человечества. В качестве крайнего примера этого утверждения можно привести ограниченную форму цветовой слепоты, которая называется дальтонизм, при которой объект, кажущийся большинству людей зеленым, определенным другим людям, страдающим от этой болезни, кажется красным. На данный момент нет никаких сомнений в том, что нервные абстракции всех организмов являются индивидуальными, не только для каждого индивидуума, но и для каждого нового «времени» для одного индивидуума, а также отличаются для тех высших групп (абстракций), которые мы называем «видами». Выводы о том, каким кажется мир тому или иному конкретному организму, можно делать только тогда, когда его нервная структура весьма похожа на нашу. Когда виды очень далеко отстоят в нейрологическом отношении, подобные выводы совершенно неоправданны. Посему, на общих основаниях, «объекты» Дружка не являются «такими же», как наши собственные; в нейрологическом отношении они просто кажутся подобными. По повседневному опыту мы знаем, что мы бы столкнулись с огромными трудностями в случае необходимости узнать свою собственную перчатку в куче из тысячи подобных ей, а Дружок с этой задачей справляется гораздо лучше. Должно быть, «одна и та же» перчатка регистрируется в нервной системе Дружка не так, как она регистрируется в нашей.

Обозначим это подобие человеческого объекта (Ой) и животного объекта (Оа), сделав кружок (Оа) меньше, и подчеркнув отличие между объектами с помощью более просторного размещения дырок, олицетворяющих характеристики. Как мы назовем эти объекты (Ой) и (Оа) -абстракциями «первого порядка» или «сотого порядка» - это, вообще говоря, дело выбора.

2 У А.К. эту собаку зовут Fido. См. сноску в пред. главе про «Иванова»,. - О.М.

Нейрологически совершенно достоверно, что все «объекты» представляют собой абстракции низшего порядка, и использование номера для обозначения порядка - это просто вопрос удобства и договоренности. Если бы мы начали с рассмотрения простейшей живой клетки, то мы могли бы приписать ее абстракциям название абстракций «первого порядка». Если бы далее мы продолжили обзор всех форм жизни подобным образом, то для обозначения порядков абстракций Дружка и Иванова у нас бы получились очень большие числа. Но в этом, как мы скоро убедимся, нет никакой необходимости.

Отметим, что Дружок на самом деле абстрагирует из событий, по крайней мере, на низших порядках, и «имеет объекты» (Оа), которые он может узнавать. Вопрос: абстрагирует ли он на высших порядках? Можно ответить положительно - да, в определенных пределах. Или же можно предпочесть принять его ограниченность в плане способности абстрагировать как данность, и включить ее в число абстракций низшего порядка. Для удобства и простоты, мы выберем последний метод и скажем, что он не абстрагирует на высших порядках. В нашем схематическом изображении мы обнаружим некоторые очень важные отличия между абстрагирующими способностями людей и животных, и поэтому мы здесь введем только те сложные моменты, в которых есть необходимость. Поскольку животные не обладают даром речи, в человеческом понимании, и поскольку мы назвали присвоение словесного ярлыка * объекту «абстракцией второго порядка», то можно сказать, что животные не абстрагируют на высших порядках.

Если мы сравним нашу диаграмму и то, что она олицетворяет, с хорошо известными фактами повседневной жизни, то увидим, что абстрагирующие способности Иванова не ограничены двумя порядками, или вообще любым числом V порядков абстракций.

На наших диаграммах ярлык (L) обозначает название, которое мы приписываем объекту. Но мы также можем рассмотреть уровень первого ярлыка (L) как описательный уровень, или утверждение. Нам очень хорошо известно, что Иванов всегда может сказать что-то об утверждении (L), и это наблюдаемо. С нейрологической точки зрения это следующее утверждение (Li) об утверждении (L) является нервным откликом на предыдущее утверждение (L), которое он увидел, услышал или даже сам произвел внутри собственной кожи. Так что его утверждение (Li) о предшествовавшем утверждении (L) является новой абстракцией из предыдущей абстракции. На моем языке я называю это абстракцией более высокого порядка. В этом случае нам помогут цифровые индексы. Если назвать уровень (L) абстракцией второго порядка, то абстракцию из этой абстракции нужно назвать абстракцией третьего порядка, (Li). Как только была произведена абстракция третьего порядка, она, в свою очередь, становится записанным фактом и потенциальным стимулом, и может абстрагироваться далее, о нем может быть сделано утверждение, которое станет абстракцией четвертого порядка (Ьг). У данного процесса нет никаких определенных пределов, ибо, какое бы утверждение ни делалось, и какого бы порядка оно ни было, всегда можно сделать утверждение о нем, и таким образом произвести абстракцию еще более высокого порядка. Эта способность практически универсальна среди организмов, которые мы называем «людьми». Так мы получили фундаментальное отличие между «Ивановым» и «Дружком». У Дружка сила абстрагирования на каком-то уровне пропадает, хотя и может включать несколько порядков. У «Иванова» это не так; его сила абстрагирования не имеет известных пределов (см. Часть VI).

* В данной системе термины «ярлык», «обозначать ярлыком»., всегда связаны с их смыслом, так что, для простоты, с этого момента это уточнение о смыслах мы не будем проговаривать каждый раз.

Возможно, читатель находится в семантическом замешательстве из-за незнакомого языка данного анализа. Должно приниматься за данность то, что введение любого нового языка в общем вызывает замешательство, и это оправданно только тогда, когда этот новый язык добивается структурно и семантически чего-то такого, чего старые языки не могли добиться. В данном случае, он позволил нам получить новое четкое отличие между «человеком» и «животным». Число порядков абстракций, которые может произвести «животное», ограничено. Число порядков абстракций, которые может произвести «человек», в принципе, не ограничено.

Здесь находится фундаментальный механизм силы «времясвязывания», который характеризует человека, и который позволяет ему, в принципе, собрать опыт всех предыдущих поколений. Абстракция большего порядка, скажем, п+1, возникает как отклик на стимул от абстракций и-ного порядка. У «людей» абстракции высокого порядка, производимые как другими людьми, так и самим человеком, являются стимулами для абстрагирования на еще более высокие порядки. Благодаря этому, в принципе, мы стартуем с того места, которого достигло предыдущее поколение. Следует отметить, что в данном анализе мы отказались от структурно эл методов и языка, и анализ в общем стал проще, хотя и выглядит незнакомо по причине того, что он содержит новые нон-эл ср.

Приведенное выше объяснение обосновывает мое более раннее утверждение о том, что приписывание абсолютных номеров порядкам абстракций «животного» и «человека» не является необходимым. На нашей диаграмме мы можем приписать животному сколько угодно порядков абстракций; однако же нам придется признать, ради структурной корректности описания экспериментальных фактов, что сила абстрагирования «животного» имеет предел, в то время как число порядков абстракций, которые может произвести «человек», не имеет известных пределов.

С эпистемологической и семантической точки зрения, этот метод обладает одним важным свойством. В этом языке мы открыли четкие словесные и аналитические методы, в терминах нон-эл «порядков абстракций», которыми можно разделить эти два «класса жизни», эти две абстракции высокого уровня. Каждый из терминов «животное» и «человек» представляет собой название абстракции очень высокого порядка, а не название объективного индивидуума. Формулировка разницы между этими «классами» становится задачей словесной структурной изобретательности и методов, поскольку в жизни мы всегда имеем дело только с абсолютными индивидуумами на неописуемом словами объективном уровне. На нашей диаграмме мы можем навешивать на «животный» объект сколько угодно уровней ярлыков, которые будут обозначать абстракции большего порядка; однако где-то нам придется остановиться; но с «человеком» мы можем продолжать это бесконечно.

Это четкое отличие между «человеком» и «животным» можно назвать «горизонтальным различием». Привычное использование рук для демонстрации этих различных горизонтальных уровней крайне полезно при изучении этой работы, и это весьма способствует приобретению структурно нового языка и соответствующих ср. Решение большинства человеческих семантических трудностей (оценки) и исключение патологического отождествления состоит именно в поддержании, безо всякого замешательства, этого четкого различения между этими горизонтальными уровнями порядков абстракций.

Давайте теперь исследуем возможность четкого «вертикального различения». Мы уже пришли к выводу, что Дружок абстрагирует объекты из событий, и, если его нервная система подобна нашей, то его абстракции низшего порядка подобным нашим. Тут можно задать вопрос: «Знает» ли Дружок, или может ли он «знать», что он абстрагирует? Представляется бесспорным, что Дружок не «знает» и не может «знать», что он абстрагирует, потому что нужна наука для того, чтобы «знать», что мы абстрагируем, а у Дружка науки нет. Семантически важно, чтобы вы были полностью убеждены в этом моменте. Мы не спорим о том, какого рода «знанием» могут обладать животные, или об относительной ценности этого «знания» в сравнении с нашим. Наука стала возможной благодаря человеческой нервной системе и изобретению экстраней-ральных средств для исследований и записи, которые у животных полностью отсутствуют. Тот, кто станет утверждать, будто животные обладают наукой, должен как минимум продемонстрировать библиотеки, научные лаборатории и инструменты, произведенные животными.

Мы видим, что несмотря на то, что Дружок абстрагирует, он не только не «знает», но и не может «знать», что он это делает, поскольку «знание» об этом предоставляется исключительно наукой, которой у животных нет. И в этой осознанности абстрагирования мы находим наиболее важное «вертикальное отличие» между Ивановым и Дружком. Это отличие, опять же, четкое.

Если на нашей диаграмме, Рис. 4, мы припишем Дружку больше горизонтальных уровней абстракций, скажем, два: (Hi) и (Нг), то, тем не менее, «животное» рано или поздно останавливается. Эта расширенная диаграмма иллюстрирует то, что «человек» способен абстрагировать бесконечно на большие и большие порядки. На этой диаграмме мы символизируем тот факт, что Дружок не «знает» и не может «знать» о том, что он абстрагирует, не соединяя характеристики его объекта (Оа) линиями (А„) с событием (Е). В отсутствие науки, у нас нет события; крупный макроскопический объект Дружка (Оа) представляет собой «все», что он «знает» и что его хоть как-то заботит. Мы видим, что вертикальное отличие (V;) которое сформулировано как осознанность абстрагирования у Иванова, является четким и полностью отличает Дружка от Иванова. В нем мы обнаруживаем семантический механизм всех надлежащих оценок, основанный на неотождествлении или различении между порядками абстракций, которое невозможно у животных.

На этой диаграмме мы ввели еще больше объектов, потому что каждый индивидуум абстрагирует, в общем, из события разные объекты, в том смысле, что они не являются идентичными во всех отношениях. Мы должны постоянно осознавать то, что в жизни на несловесном объективном уровне мы имеем дело только с абсолютными индивидуумами, будь то объекты, ситуации или ср. Вертикальное расслоение не только дает нам представление о четком различии между «человеком» и «животным», но также позволяет нам тренировать свои с.р в отношении абсолютной индивидуальности наших объектов и объектов других наблюдателей, и различий между их индивидуальными абстракциями. То, что тут было сказано, относится в равной степени ко всем эффектам первого порядка на объективном уровне, таких как непосредственные чувства, .

Представленная теория может принести всю возможную пользу, если читатель приобретет в собственной системе привычку чувствовать как вертикальное, так и горизонтальное расслоение, что сделает отождествление невозможным. В экспериментах доктора Филипа С. Гравена (Philip S. Graven) с «душевно» больными, тренировка по осознанию этого расслоения привело в результате либо к полному выздоровлению, либо значительно улучшило состояние пациента.

Данная диаграмма используется двумя различными способами. Один - для демонстрации абстрагирования от события до объекта, и применения названия к объекту. Другой - для иллюстрации уровня утверждений, которые можно сделать об утверждениях. Если у нас есть различные объекты, и мы обозначаем их различными названиями, скажем, Ai, A2, A3 ...А„, то у нас всё равно нет никакого утверждения. Для того, чтобы сделать утверждение, нам нужно принять некий неопределяемый реляционный термин, посредством которого мы могли бы соотнести один объект с другим. Использование этой диаграммы для иллюстрации уровней или порядков утверждений подразумевает, что мы выбрали некую метафизику, выраженную в наших неопределяемых реляционных терминах. Нам следует полностью осознавать различие между этими двумя применениями одной и той же диаграммы для структурной иллюстрации двух аспектов одного процесса.

Если задать вопрос: Что представляют собой характеристики события? Мы обнаружим, что они даются только наукой и на каждый момент представляют собой наивысшие, наиболее надежные и проверенные абстракции, которые были произведены «Ивановым».

Теория и практика показали, что эти моменты, демонстрируемые вышеупомянутыми структурными диаграммами, обладают критическим семантическим значением, так как без их использования практически невозможно натренировать себя или других и добиться психофизиологического пере-обучения. По этой причине были изготовлены диаграммы для использования дома и в школе, отдельно, в упрощенном виде, показанном на Рис.5. Эта структурная диаграмма называется «антропометр», или «структурный дифференциал», поскольку он иллюстрирует фундаментальное структурное отличие между миром и так называемым окружением животного и человека. Если мы живем в очень сложном мире людей, но наши с.р, вследствие неверной оценки, приспособлены только к более простому животному миру, в котором нет, как минимум, созданных людьми усложнений, то адаптация и психическое здоровье людей становится невозможной. Наши с.р тогда вынуждены следовать более простым животным образцам, которые для человека патологичны. Весь человеческий опыт, научный и прочий, показывает, что мы все еще копируем животных в своих нервных реакциях, пытаясь приспособиться к выдуманному простому миру с животной структурой, в то время как на самом деле мы живем в мире с очень сложной человеческой структурой, которая очень сильно отличается. Естественно, при таких условиях, которые, в конце концов, порождают бред, адаптация человека становится невозможной, что приводит к ложным оценкам, анималистическим с.р и общему состоянию психического нездоровья.

Каждый, кто проработает данный анализ с помощью Дифференциала, ясно обнаружит, что большинство трудностей человека, вполне предотвратимых и излечимых, включая «умственные» или семантические расстройства, происходит вследствие этой фатальной структурной ошибки, связанной с ложной оценкой из-за отождествления или отсутствия различения.

Структурные Дифференциалы производятся двух видов: (1) печатный свиток, похожий на рулон с картой, для вывешивания на стену или на доску; (2) наглядное пособие с отсоединяющимися ярлыками. Поскольку главной проблемой является обучение и пере-обучение семантических психофизиологических реакций в направлении неотождествления, наглядная форма наиболее эффективна, так как в ней есть свободно свисающие нити, отделяемые ярлыки, которые задействуют больше нервных центров при обучении. Последний я опишу поподробнее.

Событие в этом наглядном пособии изображается параболой (Е), которая «обломана» по верхнему краю, что означает ее бесконечное продолжение в эту сторону. Диск (Ой) символизирует человеческий объект; диск (Оа) представляет объект животный. Ярлык (L) показывает более высокую абстракцию, которая называется «названием» (смысл которого дается его определением). Нити (А„) в пособии представлены свисающими веревочками, к которым привязаны колышки. Они обозначают процесс абстрагирования. Свободно свисающие нити (В„) обозначают наиболее важные характеристики, которые были опущены, проигнорированы или забыты при абстрагировании. К Структурным дифференциалам прилагается набор ярлыков, которые присоединены к колышкам. Они подвешиваются в ряд один за другим, а последний можно прикрепить одним длинным колышком к событию, для обозначения того, что характеристики события представляют собой наивысшие абстракции, которые мы произвели на каждый данный момент. Объективный уровень - это не слова, и его невозможно достичь одними лишь словами. На него можно только показывать пальцем, сохраняя безмолвие, иначе мы никогда не достигнем этого уровня. Наши личные чувства также не являются словами, и относятся к объективному уровню.

Всю эту теорию целиком можно продемонстрировать на Структурном дифференциале, с помощью по-детски простой операции, когда учитель показывает пальцем на событие, потом на объект, говоря при этом: «Это не есть это», и настаивая при этом на том, чтобы ученик, со своей стороны, молчал. Далее можно показать пальцем на объект и на ярлык, снова произнося «Это не есть это», и настаивая на молчании на объективном уровне; затем показать на первый и второй ярлык, снова произнося «Это не есть это», .

На более сложном языке можно было бы сказать, что объект не является событием, что ярлык не является несловесным объектом, и что утверждение об утверждении не является «тем же самым» утверждением, ни на каком уровне. Мы видим и нас заставляют визуализировать А-систему, основанную на отказе от отождествляющего «есть», который с необходимостью вводит различение порядков абстракций.

Это маленькое словцо «есть» - нечто весьма особенное, и, возможно, именно оно ответственно за многие семантические трудности человека. Если верить антропологам, оно встречается лишь у немногих примитивных народов. У большинства народов его нет, и оно им и не нужно, потому что все их с.р и языки практически основаны на буквальном отождествлении , и вовлекают его во всё. При переходе от примитивной стадии человеческого общества к современной слегка более высокой, которую можно назвать инфантильной стадией, или инфантильным периодом, слишком грубое отождествление стало невозможным. Были созданы языки, основанные на слегка модифицированном или ограниченном отождествлении, и, ради гибкости, отождествляющее «есть» было введено в явном виде. Несмотря на то, что в структурном анализе языков в общем и целом было проделано крайне мало работы, особенно в отношении языков примитивных народов, нам известно, что в индо-европейских языках глагол «быть», среди прочих, используется как вспомогательный глагол, а также применяется для демонстрации противоречащего фактам отождествления. При наличии примитивного преобладания отсутствия осознанности абстрагирования и примитивной веры в магию слов, с.р были таковы, что слова отождествлялись с объективными уровнями. Возможно, вполне было бы обоснованно сказать, что примитивная «психология» требовала такого фундаментального отождествления. Тождественность можно определить как «абсолютную одинаковость во всех отношениях», которая, в мире постоянно меняющихся процессов и человеческом мире неопределенного числа порядков абстракций, представляется структурной невозможностью. Тождественность, соответственно, представляется как примитивное «сверх-эмоциональное» обобщение подобия, равенства, эквивалентности, равносильности, и, ни при каких условиях, она не может в действительности представляться как «абсолютная одинаковость во всех отношениях». Как только мы указали на структурно бредовый характер тождественности, возникает необходимость исключить подобные бредовые факторы из нашего языка и с.р ради психического здоровья. С появлением «цивилизации» использование этого слова расширилось, притом, что некоторые из примитивных коннотаций и психо-логических семантических последствий были сохранены. Если мы вообще должны использовать глагол «есть», а избежать этого крайне трудно, ввиду того, что этот вспомогательный глагол является основой современных языков, то нам нужно проявить особенную осторожность в том, чтобы не использовать его как способ отождествления.

В 1933 году мы обладаем значительным объемом знаний о примитивных народах. Антропологи собрали гигантское количество фактических описаний, в отношении которых они практически все согласны, однако в интерпретации этих фактов школы антропологии очень сильно расходятся. Грубо говоря, британская школа пытается толковать эти факты с точки зрения приписывания примитивным народам ущербной «психологии» и «логики» белого человека. Французская и польская школы избегают этих необоснованных тенденций, и пытаются реконструировать оригинальные примитивные «психологии» и «логики», которые могут быть причиной развития или недоразвитости примитивных народов. На данный момент все школы принимают существующие эл «психологии» и двузначную А «логику» как стандартную, нормальную и, возможно, даже окончательную дисциплину для взрослой человеческой цивилизации. Ни одна школа не подозревает, что А стадия развития цивилизации, как представляется, строится в огромной мере на слегка улучшенных примитивных отождествлениях, которые дают нам лишь инфантильный период развития человека. Они не подозревают, что будущее А общество может отличаться от современного А общества так же сильно, как последнее отличается от примитивного.

В своей работе я предпочитаю следовать путем французской и польской школ антропологии, поскольку мне кажется, что эти школы более свободны от семантического отождествления и аристотелианства, чем все прочие.

В 1933 году, предполагаю, можно безо всякого сомнения сказать, что если бы мы захотели выбрать одну семантическую характеристику для объяснения примитивного состояния индивидуумов и их общества, то, без особой вероятности сделать ошибку, ее можно найти в виде отождествления, понимаемого в более общем смысле, как это описано в данной работе. На данный момент практически несомненно то, что различные физико-химические факторы, окружение, климат, качество пищи, коллоидальное поведение, эндокринные выделения, являются фундаментальными факторами, которые обуславливают потенциал, а также поведение организма. Не менее определенным является то, что в конечном результате эти физико-химические факторы связаны с определенными типами ср. Известно, что верно также и обратное; а именно, что с.р влияют на коллоидальное поведение, эндокринные выделения и метаболизм. Точная форма данной зависимости неизвестна, потому что было проведено слишком мало экспериментов с участием людей. Данный анализ построен на семантической точке зрения, и его результаты, независимо от того, насколько перспективными они окажутся, ограничены данным конкретным аспектом.

Простой анализ показывает, что это отождествление является необходимым условием, которое лежит в основе реакций животных, младенцев и примитивов. Если это обнаруживается у «цивилизованных» взрослых, то это, в равном отношении, означает наличие остатков более ранних периодов развития, и оно же непременно обнаруживается при анализе любого личного или общественного затруднения, которое невозможно привести к удовлетворительному решению. Отождествление, в слегка модифицированном виде, представляет также само основание А -системы, и тех учреждений, которые построены на этой системе.

Математика предоставляет нам практически единственную лингвистическую систему, свободную от патологических отождествлений, несмотря на то, что математики используют этот термин довольно слепо. Чем больше отождествление исключается из других наук, тем более применимыми становятся математическая функциональная семантика и методы, и тем большим становится прогресс данной науки.

Насколько нам известно в 1933 году, общая структура мира в доисторические времена не отличалась от той, которую мы обнаруживаем ныне. Мы не сомневаемся, что в дремучей древности материалы также состояли из молекул, молекулы из атомов, а атомы - из электронов и протонов, и из всего остального, что мы еще сможем рано или поздно открыть. Мы не сомневаемся, что у высших животных и людей имелось кровообращение, что витамины проявляли характеристики, подобные нынешним, что различные формы лучистой энергии влияли на коллоидальное поведение, , независимо от того, «знало» или «знает» об этом сегодня конкретное животное, примитивный человек или младенец.

Как насчет примитивных физических потребностей и желаний животного, примитивного человека и младенца? Кроме всех мистических и мифологических причин отождествления, сами структурные факты жизни делали отождествление необходимостью на данном уровне развития. В отсутствие современного знания, то, что голодное животное, примитивный человек или младенец «хочет», «является» «объектом», скажем, под названием «яблоко». Он может дать «определение» этого «яблока» довольно хорошо в плане его формы, цвета, запаха, вкуса, . Но этого ли хочет данный организм? Очевидно, нет. В данный момент мы можем произвести неусвояемое синтетическое яблоко, которое будет удовлетворять всем его окончательным объективным определениям; и он сможет съесть не одно, а множество подобных «яблок», и в конце концов умереть с голода. Является ли обильная и приятная диета, в которой отсутствуют необ-наружимые и невидимые «витамины», достаточной для выживания? Опять же нет! Таким образом мы ясно видим, что организму для выживания требуются физико-химические процессы, которые обнаруживаются не в «обычном объекте», а исключительно в «научном объекте», или в событии. Здесь мы обнаруживаем вековое и необходимое, на данном раннем уровне, отождествление обычного объекта с научным объектом. Эта форма отождествления крайне распространена даже в 1933 году и она в большой степени несет ответственность за низкий уровень нашего развития, потому что, независимо от того, что мы «думаем» или чувствуем по поводу объекта, объект представляет собой только лишь абстракцию низкого порядка, только лишь общий символ для научного объекта, который остается единственно возможной потребностью для обеспечения выживания организма. Однако очевидно, что такое отождествление, будучи не соответствующим фактам, никогда не может быть полностью надежным. Если кто-то начинает воображать, что он имеет дело с «абсолютной реальностью», несмотря на то, что м.п реальность представляет собой лишь тень, отбрасываемую научным объектом; то он, с приобретением опыта, перестает доверять объекту и населяет свой мир бредовым мистицизмом и мифологиями, которые для него объясняют тайны этой тени.

Поскольку любой организм представляет процесс абстрагирования на различных порядках, который, опять же, животное, примитивный человек или младенец не могут осознавать, они, с необходимостью, отождествляют различные порядки абстракций. Вследствие этого названия отождествляются с несловесными объектами, названия действий с несловесными самими действиями, названия чувств с несловесными самими чувствами, . Из-за смешивания описаний с суждениями, а описательных терминов со словами, относящимися к умозаключениям, данные «оценки», «мнения», «убеждения» и прочие с.р, которые в основном, если не целиком, представляют собой результат семантического построения суждений, проецируются на внешний мир с различной интенсивностью патологичности. Таким методом строятся пре-«логические» примитивные семантические настрои. Простые подобия оцениваются как тождественности, строятся примитивные силлогизмы типа: «олени быстро бегают, некоторые индейцы быстро бегают, некоторые индейцы - олени». Среди примитивных народов нередко обнаруживается тип «логики», основанный на заблуждении типа, post hoc, ergo propter hoc (после этого и, следовательно, из-за этого), которое, очевидно, представляет собой отождествление порядкового описания с суждением. Использование «заряженных эпитетов», которые оказывают гигантское семантическое воздействие на примитивные и незрелые народы, и являются семантическим фактором во многих как примитивных, так и современных табу, также основаны на подобных смешанных порядках абстракций.

Отождествление - это одна из примитивных характеристик, которые не могут быть исключены у животного или младенца, потому что у нас нет средств адекватного общения с ними. Его невозможно исключить у примитивных народов до тех пор, пока они будут сохранять свои языки и своё окружение. Отождествление крайне широко распространено среди нас самих, жестко встроено в структуру унаследованных нами языков и систем. Для того, чтобы изменить такое примитивное состояние дел, нам требуются особые простые средства, такие, которые может предложить ^4-система, для того, чтобы эффективно бороться с этой серьезной угрозой нашим ср. Ни в коем случае не следует забывать о том, что отождествление практически никогда не представляет опасности в животном мире, поскольку природа в естественном состоянии не строит ловушек для животных, а устранение тех, кто не способен выживать, происходит крайне жестко. Однако для человека на примитивной стадии это опасно, поскольку оно мешает примитивному человеку становиться более цивилизованным, однако в примитивных условиях жизни эти опасности не столь актуальны. Оно становится очень опасным для младенца только в том случае, если о нем никто не заботится, и для современного белого человека в условиях весьма развитой промышленной системы, которая оказывает воздействие на все области его жизни, когда его с.р остаются неизменными в сравнении с теми, что были многие века назад, и все еще находятся на инфантильном уровне.

Представленная ^4-система не только основывается на полном отказе от отождествляющего «есть», но также и на том, что каждый важный термин, который тут вводится, а также Структурный дифференциал, направлены на исключение этих животных, примитивных и младенческих пережитков в нас самих.

Так, примитивное «мышление» не различает отношения в достаточной степени; для противодействия этому я ввожу Структурный дифференциал. Примитив отождествляет; я ввожу систему, основанную на полном и бескомпромиссном отказе от отождествляющего «есть». Примитивный человек уделяет большую часть внимания тому, что доставляется ему посредством зрения и слуха; я ввожу Структурный дифференциал, который демонстрирует глазам расслоение человеческих знаний, что представляет глазам словесный отказ от отождествляющего «есть». Когда мы отождествляем, мы не различаем. Когда мы различаем, мы не можем отождествлять; для этого и служит Структурный дифференциал.

Используемые термины также олицетворяют подобные процессы. Как только у нас появляется порядок, мы начинаем различать и получаем порядки абстракций. Начав абстрагировать, мы исключаем «всеобщность», семантическое основание отождествления. Начав абстрагировать, мы абстрагируем на различные порядки, и мы получаем порядок, исключая причудливые бесконечности. Начав различать, мы превращаем различение в отказ от отождествления. Начав разделять объективный и словесный уровни, мы учимся «безмолвию» на несловесном объективном уровне, и тем самым вводим исключительно полезный приём нейрологической «задержки» - задействуя кору мозга для выполнения ее естественной функции. Начав разделять объективный и словесный уровни, мы превращаем структуру в единственную связь между двумя мирами. Это приводит к поиску подобий в структуре и отношениях, что вводит чувство общности, и индивидуум становится существом социальным. Начав различать, мы отделяем описания и суждения. Начав различать, мы рассматриваем описания отдельно, и тем самым приходим к наблюдению фактов, и только на основании описания фактов мы строим гипотезы в виде суждений, . Наконец, осознанность абстрагирования вводит общее и постоянное различение между порядками абстракций, вводит это упорядочивание, и тем самым расслоения, и навсегда отменяет примитивные или инфантильные отождествления. Семантический переход от примитивного человека или из инфантильного состояния во взрослый период становится семантическим окончательным фактом. Следует отметить, что эти результаты достигаются изначальным применением примитивных средств, использованием простейших терминов, таких как «это не есть это», и прямым обращением к рецепторам примитивного человека - глазам и ушам.

Исключение отождествляющего «есть» представляется серьезной задачей, поскольку А-система и «логика», которые управляют нашей жизнью, и влияние которых было лишь частично устранено из науки, представляют собой весьма научную формулировку ограниченного примитивного отождествления. Так, следуя А дисциплинам, мы обычно предполагаем, что отождествляющее «есть» является фундаментальным для «законов мышления», которые были сформулированы следующим образом:

1) Закон тождественности: то, что есть - есть.

2) Закон о противоречии: ничто не может одновременно быть и не быть.

3) Закон исключенного среднего: всё должно либо быть, либо не быть.

По причине недостатка места невозможно пересмотреть эту «логику» и сформулировать А, оо-значную, нон-элементалистскую семантику, которая была бы структурно подобной этому миру и нашей нервной системе; но следует упомянуть, даже здесь, что «закон о тождественности» никогда не может быть применен к процессам. «Закон об исключенном среднем», или «исключенном третьем», как его иногда называют, который придает двузначный характер А «логике», утверждает как общий принцип нечто, что является лишь ограниченным случаем, вследствие чего он неудовлетворительный кандидат на роль общего принципа. Поскольку на объективных, несловесных уровнях мы имеем дело исключительно с абсолютными индивидуумами и индивидуальными ситуациями, в том смысле, что они не являются тождественными, все утверждения, которые, с необходимостью, представляют собой абстракции высшего порядка, должны рассматриваться только как вероятностные утверждения. Так, мы приходим к со-значной семантике вероятности, которая вводит неустранимый и общий принцип неопределенности.

Правда и то, что вышеприведенные «законы мышления» можно выразить и другими терминами, и это делалось, со множеством учёных толкований, однако фундаментально семантическое состояние дел при этом не менялось.

С нон-эл точки зрения удобнее рассматривать ^-систему на одной основе с [Е]-системой; а именно, рассмотреть вышеприведенные «законы мышления» как постулаты, которые лежат в основе этой системы и выражают «законы мышления» конкретной эпохи и, вообще говоря, рода. Нам известны и другие системы, принадлежащие примитивным народам, которые построены на иных «законах», в которых отождествление играет еще более интегральную роль в системе. Представители таких народов вполне хорошо размышляют; их системы находятся в гармонии с их постулатами, хотя они совершенно непонятны для тех, кто пытается применить к ним А постулаты. С этой точки зрения, нам не следует обсуждать, насколько «ложной» или «истинной» является ^-система, следует просто сказать, что в различные эпохи различные постулаты могут представляться структурно более соответствующими нашему опыту и казаться более удобными для использования. Подобное отношение поможет не затормозить слишком сильно появление новых систем, которые заместят данную ^4-систему.

В данной системе «отождествление» представляется ярлыком для семантического процесса неадекватной оценки на несловесных уровнях, или для подобных «чувств», «импульсов», «склонностей», . Поскольку в человеческой жизни мы имеем дело с множеством порядков абстракций, можно сказать на языке порядков, что отождествление порождает или приводит в результате к перепутыванию порядков абстракций. Этот вывод может принимать различные формы: одна из них - это отождествление научного объекта или события с обычным объектом, и это можно назвать невежеством, которое для человека патологично; другая - это отождествление объективных уровней со словесными, это я называю «объектификацией»; третья - это отождествление описаний с суждениями, что я называю замешательством между абстракциями высшего порядка. В последнем случае следует отметить, что суждения обычно связаны с более интенсивными семантическими компонентами, такими как «мнения», «убеждения», «желания», чем описания. Эти суждения могут обладать определенным объективным, несловесным характером и могут олицетворять, соответственно, семантическое состояние, которое не является словесным, и таким образом может возникать объектификация высшего порядка.

Когда мы вводим язык порядков, нам следует отметить, что при известных условиях мы имеем дело с упорядоченной естественной последовательностью; а именно, сначала идут события, потом объект; сначала объект, потом ярлык; сначала описание, потом суждения, . Такой порядок выражает естественную важность, дает нам естественное основание для оценки и тем самым для нашей естественной человеческой ср. Если мы отождествим два разных порядка, то это с необходимостью означает, что мы их одинаково оцениваем, а это всегда приводит к ошибкам, и в потенциале - к семантическим шокам. Поскольку в жизни мы имеем дело с установленным естественным порядком ценностей, который можно для моих целей выразить в виде последовательности, в соответствии с понижением ценности: события или научные объекты, обычные объекты, ярлыки, описания, суждения, отождествление приводит к очень странной семантической ситуации.

Давайте предположим, что научно установленная ценность любого уровня может быть выражена числом 100, а ценность следующего уровня числом 1. При наличии осознанности абстрагирования мы не можем ни проигнорировать это, ни отождествить эти величины, ни забыть, что 100>1. Если же мы смешаем порядки абстракций, то это можно выразить как отождествление величин, и у нас получится семантическое уравнение: (1) 100=100, или (2) 1=1, или любая другая величина, скажем, (3) 50=50.

Поскольку мы имеем дело с фундаментальным направленным неравенством, скажем, 100>1, и, под определенным семантическим давлением «желания», «стремления видеть всё таким, как хочется», невежества, отсутствия осознанности абстрагирования или «умственного» заболевания, мы отождествляем эти две величины, порождая в первом и третьем случае иере-оценку с правой стороны, а во втором и третьем случае недо-оценку с левой стороны. Таким образом, на семантическом уровне любое отождествление существенно отличающихся величин абстракций различного порядка проявляется в обращении естественного порядка оценки, с разной степенью интенсивности. При естественном порядке научной оценки было бы 100>1, и мы бы оценивали через отождествления типа 2=2, или 3=3, 50=50, 100=100, то мы бы приписали в два раза, в три раза, в пятьдесят или в сто раз, большие бредовые величины правой стороне, и недооценили бы левую сторону, в сравнении с тем, что требует естественный порядок оценки. Природа на моем языке и в этой области проявляет асимметричные отношения типа «больше» или «меньше», которые недоступны для А-процедуры. Под влиянием аристотелианства, когда под влиянием отождествления мы приписываем природе бредовые величины, адаптация становится очень трудной, особенно в условиях современной сложной жизни.

Приведенный выше пример показывает степени интенсивности обращения естественного порядка оценки, которое обнаруживается в жизни и приводит в результате к отсутствию осознанности абстрагирования. Психическое не-здоровье, которое влияет практически на всех нас, представляет собой обращение меньшей интенсивности; чем больше запущено то или иное «умственное» заболевание, тем больше степень этого обращения.

Следует осознать, что экспериментально в этой области мы обнаруживаем фундаментальное различие в величинах, которое на семантическом уровне можно выразить в виде асимметричного отношения «больше» и «меньше», устанавливающего некий естественный порядок. Если кто-то вдруг решить объявить о существовании естественной «тождественности», то на него ляжет бремя доказательства наличия такового. Если «абсолютную одинаковость во всех отношениях» невозможно найти в этом мире, то подобное понятие представляется противоречащим фактам, и становится структурной фальсификацией, которая препятствует психическому здоровью и адаптации. Если же он принимает фундаментальные естественные отличия в величине, но предпочитает постулировать различный порядок оценки, в зависимости от собственной метафизики, будь то элементалистский материализм, или в равной степени элементалист-ский идеализм, семантические результаты от этого не изменятся, поскольку отождествление во втором случае также будет приписывать бредовую тождественность существенно отличающимся порядкам абстракций. Следует отметить, что А формулировка в равной степени относится и к более старым другим, противоположным доктринам, демонстрируя их ошибочность подобным же образом.

Статус события, или научного объекта, несколько более сложен, потому что событие описывается в каждый момент очень надежными, постоянно пересматриваемыми и тестируемыми, гипотетическими, структурными терминами вывода, которые демонстрируют характерную цикличность человеческого знания. Если мы будем относиться к этим структурам вывода не как к гипотезам, но станем отождествлять их семантически с окончательными процессами на уровне субмикроскопического события, то мы столкнемся с семантическим расстройством в виде отождествления.

Я выбрал описанный выше порядок не только ради удобства и простоты, но также по причине его экспериментального характера. Отождествляя величины, мы всегда проявляем в своих с.р порядок, обратный естественному - который был введен здесь на пространственно-временных структурных и оценочных основаниях.

Вышеприведенный анализ представляет собой очень грубое описание, но оно достаточно для моих целей. Любой внимательный и информированный читатель может проработать его более подробно, при желании. Представляется, что главный момент состоит в том, что разные порядки абстракций проявляют разные характеристики, по причине чего любые отождествления сущностей, по сути, отличающихся одним или большим числом аспектов, с необходимостью вводит бредовые семантические факторы. Я говорю главным образом об оценке, потому что оценка экспериментально представляется как существенный фактор во всех с.р, и может с пользой применяться даже в тех случаях «умственных» заболеваний, где вообще отсутствует какая-либо определенная оценка, поскольку отсутствие оценки также является разновидностью оценки (м.п). В обучении крайне важно полностью исключить отождествление, которое неизменно проявляется как бредовый семантический фактор. Для достижения этой цели следует применять все доступные средства без исключения.

Тщательно изучая прежние дисциплины, просто поражаешься, когда узнаешь о том, до какой степени известные «мыслители» бунтовали против ограничений и недостатков аристотели-анства - системы, которая, естественно, стала устаревшей уже очень скоро после её формулировки. Поражаешься тому, что «всё это уже было сказано», и что в огромной степени эти важные и выделенные утверждения оставались бездействующими. «Важные утверждения», неважно, кто и когда их уже сформулировал, теряют всякую важность, если они не оказывают никакого влияния на широкие массы данного рода. Причина этой гигантской потери личных усилий исследователей для общества является то, что аристотелианство, со всеми его усложнениями и бредовым отождествлением, элементализмом, представляет собой скоординированную систему, которая формировала наши с.р, языки и учреждения, и влияла на все стороны нашей жизни. При таких условиях изолированные доктрины, независимо от их мудрости, становились бессильны перед лицом подобной системы, или, если быть точным, системы взаимосвязанных систем. Только пересмотр этой системы и пробная формулировка ^4-системы может сделать работоспособным это множество более старых фундаментальных прояснений, которые, хотя и известны некоторым специалистам, в общем и целом остаются неизвестными для широких масс и недоступными для начального образования, ибо только оно может быть в общем эффективным. Также поражаешься мощи структурно корректной терминологии, и проникаешься сочувствием к примитивному толкованию её как к «волшебству слов». К счастью, структурные высокие абстракции действительно обладают мощным творческим характером. К примеру, с момента формулировки принципа «наименьшего действия» или «общего принципа относительности» (теория абсолюта), всё наше структурное знание было переработано, прояснено, и мы постоянно слышим о неких замечательных применениях этого нового знания. Подобным же образом, если указать на то, что наши основные личные и общественные трудности возникают из-за инфантилизма, произведенного «аристотелианством» в общем, и в частности отождествлением и элементализмом, у нас немедленно появляются практические средства для пересмотра и применения. В рамках такой первой и столь новой попытки это сделать было бы невозможно и даже нежелательно погружаться в детали. Предпочтительнее и удобнее было бы сформулировать общие идеи и тем самым вовлечь в проработку подробностей больше людей.

Многие тысячи лет многие миллионы людей тратили невероятное количество нервной энергии, беспокоясь о бредовых вопросах, которые навязывались им опасным отождествляющим «есть», о таких как: «Что есть объект?», «Что есть жизнь?», Что есть ад?», «Что есть рай?», «Что есть космос?», «Что есть время?», и прочих из бесконечного набора подобных раздражителей. Ответ, основанный на человеческом различении порядков абстракций и, соответственно, на надлежащей человеческой оценке, определенен, неопровержим, прост и уникален: «Ничем из того, что можно сказать о чем-то, что оно этим «является», оно не является». Всё, что можно сказать, относится к словесному уровню, и не является несловесным объективным уровнем.

Позвольте мне еще раз повторить, что отождествляющее «есть» вынуждает нас иметь семантические расстройства в виде неверных оценок. Например, мы установили, что тождественностъ несловесного объективного уровня со словами, сразу после её утверждения, оказывается очевидно противоречащей фактам. Отождествляющее «есть», когда оно используется для указания на тождественность (структурно невозможную на объективных уровнях), ничего не говорит. Так, на вопрос «Что есть объект?» можно ответить: «Объект есть объект» - утверждение, которое ничего не говорит. При использовании в определениях или классификациях, в виде «Иванов есть человек», а такого рода утверждения встречаются даже в Principia Mathematical, или «А есть В или не В», как в формулировке закона «исключенного третьего» в двузначной А «логике», всегда устанавливается тождественность , противоречащая фактам. Первое утверждение выражает тождественность имени собственного с названием класса, что должно приводить к смешиванию между классами (абстракциями большего порядка) и индивидуумами (абстракциями меньшего порядка). Это смешивание автоматически приводит к расстроенной оценке в отношении жизни, поскольку характеристики класса не являются ни «одинаковыми», ни тождественными с характеристиками индивидуума. Я не буду в подробностях анализировать «А не является В», поскольку, очевидно, оно им не является.