Наука и психическое здоровье (книга 2)

К несчастью, обычно мы абстрагируем факты (а), отождествляем уровни и формируем заключение «человек - это животное», . На основании этого заключения мы снова смешиваем уровни и окрашиваем описание фактов (Ь), (с), (d). ; снова перепрыгиваем на высшие уровни и строим выводы на основании описаний (а) и искаженных, окрашенных описаний (Ь), (с), (d), и таким образом получаем преобладающие доктрины во всех областях. Это снова приводит нас, в области действия, к тому хаосу, в котором мы находимся. В этом безумном танце между уровнями мы полностью игнорируем неокрашенные факты (d).

Идеальный наблюдатель пронаблюдал бы все формы человеческого поведения на данный момент, не опуская факты (d); затем, не смешивая уровни, а также не смешивая описания с выводами, он бы достиг своего высшего порядка абстракций должным образом, создавая самые разные доктрины в результате, которые произвели бы совершенно иное семантическое уравнение и смотивировали в равной степени иное действие.

Теперь мы можем понять, почему нам нужно постоянно пересматривать свои доктрины, ибо приведенный выше анализ проливает значительный свет на тот факт, что ученые нуждаются в обучении с Дифференциалом в не меньшей степени, чем прочие смертные (включая самого автора). История показывает, что они не делали в отношении самих себя достаточных официальных проверок, для того чтобы обрести осознание этой фатальной привычки смешивать порядки абстракций через отождествление.

С первого взгляда может показаться, что всё, что тут было сказано - вещи простые и легкие. Напротив, это не так для взрослых; легко это только для детей и для юношей. По ходу всех моих исследований и экспериментов я обнаружил, что по уже приведенным причинам существенным является использование Дифференциала, и что на достижение новых семантических результатов уходит довольно много времени и обучения. Как правило, люди, если только они не являются очень несчастными, стараются доверять своему пониманию и протестуют против постоянных тренировок по Дифференциалу. По той или иной причине они обычно забывают о том, что невозможно приобрести структурное знакомство или необходимые рефлексы в правописании, печатании или вождении машины, исключительно словесными средствами. Те же соображения верны и для нашего случая. Без реальной тренировки с Дифференциалом не стоит ожидать хороших качественных результатов.

Для получение пользы в полном объеме необходимо избавиться от прежних привычек, табу, «философий» и личных доктрин, самой худшей из которых является структура нашего примитивного А языка с его отождествляющим «есть» - а всё это глубоко укоренено в нас и работает бессознательно. Только семантическая тренировка с Дифференциалом в неотождествлении может повлиять на «привычное» и «бессознательное». Рационализация, разговоры о «понимании» этих принципов вообще никакой пользы не принесут. Упорные тренировки представляются единственным способом приобретения особого структурного ощущения для надлежащей оценки и привычки чувствовать, когда отождествление и смешивание порядков абстракций становятся особенно опасными. Это чувство, которое связано с наиболее важными факторами оценки, трудно приобрести, не менее трудно, как, скажем, рефлекс правописания или печатания на пишущей машинке. Зато потом оно дает нам осознанность постоянного необходимого использования множества уровней абстракции, которые становятся опасными только тогда, когда мы начинаем их отождествлять или перестаем их осознавать. Затем мы можем использовать различные порядки абстракций осознанно, без отождествления, и таким образом избегать опасности. Большинство важных терминов оказываются многопорядковыми, и, хотя они относятся к словесным уровням, они часто применимы ко всем уровням, и этого важного структурного факта невозможно избежать, что и создает необходимость в приобретении этого особого семантического чувства.

Представляется ненужным повторять, что все, что было сказано выше, применимо в наивысшей степени к нашим этическим, общественным, политическим, экономическим и международным отношениям. Прежде, чем в анализе этих отношений может проявиться какой-то здравый смысл, прежде чем появится возможность их рационально проанализировать, исследователям следует научиться правильно наблюдать и избегать словесных структурных ловушек. Из-за отсутствия подобного семантического обучения и пере-обучения, «традиционные» «дружковские» дебаты неразрывно связаны с отождествляющим «есть», которое неизменно присутствует со всех сторон, и не приводят ни к чему полезному, только к потере «времени» и сил.

Я говорю о потере «времени» просто потому, что все эти парадоксы, которые мы способны нагромоздить, начиная играть со смешиванием порядков абстракций и игнорированием много-порядковости, кажутся просто нескончаемыми. Посредством таких методов можно опровергнуть, смешать или затормозить любую доктрину, независимо от того, насколько она структурно истинна или полезна. Данные проблемы представляются имеющими критическое семантическое значение, потому что наши жизни проходят в постоянном структурном взаимодействии между различными порядками абстракций. Все наши достижения зависят от этого взаимодействия, однако наиболее острые и болезненные опасности таятся в неосознании этого безумного танца между различными порядками абстракций.

Поскольку мы не можем уклониться от перехода с одного уровня на другой или использования многопорядковых терминов, наша мудрость должна состоять просто в незлоупотреблении этими условиями человеческой жизни. Поскольку нам это делать приходится, давайте это делать, но не будем при этом отождествлять порядки, и тем самым избавим себя от опасностей. Осознанность абстрагирования представляет собой полное психофизиологическое решение этой сложной ситуации, поскольку позволяет нам получить психо-логические выгоды и избежать опасностей благодаря использованию физиологических средств.

В заключение, я должен еще раз подчеркнуть важность структуры языка, на котором мы анализируем любую конкретную проблему. В ^4-системе, которую я предлагаю, термин порядок принимается за одно из ее оснований. В 1933 году нам известно, что, поскольку слова не являются теми вещами, о которых идет речь, структура, и только структура, становится единственным возможным содержанием знания, и поиск структуры является единственно возможной целью науки. Если мы стараемся определить структуру, нужно делать это в терминах отношений и многомерного порядка. Недавние достижения науки показывают, вне всякого сомнения, что придет тот день, когда вся наука будет сформулирована в терминах структуры и, следовательно, физики, а физика будет сформулирована в виде многомерной геометрии, основанной на многомерном порядке, что даст нам в итоге многопорядковую структуру.

Применение термина порядок, связанного как с физиологическими, так и с семантическими механизмами оценки, к анализу человеческого поведения, привело меня к представленной А-системе и исследованию структуры языка. Открытие того, что некоторые из наиболее важных терминов, которые мы используем, являются многопорядковыми, и что эта их особенность скрыта вследствие отождествляющего «есть», раскрыло перед нами наиболее жизненно важный и естественный психо-логический механизм, ответственный в человеке за многие наиболее желательные, нежелательные и даже патологические человеческие характеристики. Раскрылась также и психо-логическая структура этих характеристик, и таким образом мы получили физиологические средства для совершенствования развития желательных характеристик и предотвращения или преобразования всех прочих.

Дальнейший анализ раскрыл естественный выживательный порядок оценки: сначала событие, потом объект; сначала объект, потом ярлык; сначала описание, потом выводы, и его существенную важность. Мы также обнаружили, что большинство человеческих трудностей, включая «умственные» заболевания, связаны с семантическими расстройствами и проявляются не в виде естественного выживательного порядка, а в отождествлении различных порядков, что приводит к обращенному (патологическому) порядку.

В этой книге невозможно дать обзор данных психиатрии с А точки зрения, поскольку для этого потребовался бы отдельный увесистый том, который, я надеюсь, когда-нибудь будет написан; однако кто угодно может проверить сделанные выше утверждения самостоятельно по клинической литературе, а также анализируя свои собственные или чужие жизненные трудности, ссоры и несогласия, которые обычно влекут за собой совершенно ненужные страдания. Психотерапевтическая литература убедительно демонстрирует тот факт, что успех врачей зависит в большой мере от обращения патологически обращенного порядка в любой рассматриваемой области и восстановления естественного порядка в с.р. Легко проверяемо то, что в большинстве случаев, когда «умственное» заболевание возникало вследствие различного жизненного опыта, все это практически совершенно не влияло на ребенка или взрослого, которые осознавали абстрагирование, чьи нервные процессы и соответствующие семантические состояния следовали естественному порядку.

С помощью Структурного дифференциала и А языка с новой структурой легко натренировать с.р младенца, ребенка или юноши, и, возможно обучить взрослого естественному порядку, хотя это и труднее. Подобное обучение становится мощным профилактическим структурным физиологическим методом, поскольку оно исключает психо-логические состояния отождествления или обращенного порядка - как раз то, что является семантическим сырьем, из которого вырастают будущие нервные расстройства.

Нон-эл термин «порядок» в равной мере применим в жизни и в науке; и дает нам в 1933 году простейшее структурное общее основание для попыток сформулировать науку о человеке, которая в конце концов станет наукой психического здоровья, как следствия неаристотелевой системы. Следует помнить о том, что порядок в данной системе принимается как неопределяемый и фундаментальный; тем не менее, его использование легко объясняется с помощью термина «между», и его можно показать и применить в отношении эмпирических структур. Если мы сможем сформулировать метод, который с помощью применения психофизиологического термина, такого как с.р, и простого приспособления, такого как обучение с.р естественному выживательному порядку, или обращение патологического обращенного порядка, включит в себя механизм неотождествления и одну из наиболее важных человеческих нервных функций, то можно будет ожидать, что такой метод, благодаря структурной простоте и физиологическому характеру, будет весьма работоспособен. Я хотел бы очень четко подчеркнуть необыкновенно важный общий, безличный, профилактический, семантический, рефлекторный характер подобного метода. В реальной жизни мы по большей части имеем дело с людьми, которые «умственно» или нервно расстроены в той или иной степени. Для наших целей мы можем подразделить их, в конце концов, на две группы: (1) тех, кто не хочет улучшаться или выздоравливать, но при этом каким-то образом любят свой воображаемый мир и дезадаптацию, связанную с ним; (2) тех, кто искренне желает преодолеть свои трудности.

В общем, с первой группой крайне трудно или даже невозможно чего-либо добиться. Вторая же группа получит большую помощь с нашей стороны, если мы предоставим ей средства для работы над собой и своими проблемами. Очень часто бывает полезным объяснить им этот простой механизм «естественного порядка», «отождествления» и «обращенного порядка», много-порядковость терминов, и таким образом дать им определенный психофизиологический симптом, с которым можно бороться. Эти симптомы отождествления или обращенного порядка, при всей своей универсальности и структурной нейрологической фундаментальности, лежат в основе процесса формирования практически всех известных семантических трудностей оценки.

Читателю не следует предполагать, что добиться исключения отождествления и достижения этого желаемого естественного порядка, или обращения обращенного патологического порядка, возможно всегда; однако во всех случаях, когда это возможно, человек получает облегчение в огромном множестве психо-логических областей. Простота и универсальность, физиологический и структурный характер этого метода представляется его главным преимуществом, особенно в роли профилактических мер или семантического обучения для достижения психического здоровья. Это обучение - процесс трудоемкий, требующий большого упорства; однако, насколько я знаю, мало какое обучение является легким и, возможно, никакое другое не приводит к более важным результатом, чем это.

ГЛАВА XXVIII О МЕХАНИЗМЕ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ И ВИЗУАЛИЗАЦИИ

- Вы сказали «свинья» или «бадья»?

- Я сказала «свинья», - ответила Алиса, - и было бы неплохо, если бы вы перестали появляться и исчезать так неожиданно - это вызывает у меня головокружение.

- Согласен, - сказал Кот, и на этот раз он исчез очень медленно, начав с кончика хвоста и закончив улыбкой, которую было видно и после того, как все остальное исчезло.

-Ну и ну! Я часто видела котов без улыбки, -подумала Алиса, - но улыбка без кота! Это самая несуразная вещь, которую можно вообразить.1* ЛЬЮИС КЭРРОЛ (Пер. Стари-лов)

Значение данной парадоксальной фазы не ограничивается патологическими состояниями, подобными тем, что наблюдались недавно, и очень вероятно то, что она также играет важную роль у нормальных людей, которые часто склонны гораздо больше верить словам, чем действительным фактам окружающей их реальности. (394) IP. PAVLOV

У умственно отсталого человека может преобладать повторение без понимания, пустое воспроизведение; роль визуальных впечатлений среди неграмотных нулевая или приближается к этой величине; глухие от рождения, которые не научились говорить, не имеют еще к тому же и слуховых впечатлений. Однако обычно именно чувства и идеи проявляются в действии, в форме языка. (411) HENRI PIERON

Конкретные нейроны, необходимые для ощущения, также являются необходимыми для ассоциативного пробуждения данного ощущения, которое называется образом - динамическим процессом, а не негативом фотографии, который каким-то чудесным образом хранится в нервном веществе, куда некий тонкий дух может обратиться за справкой при надобности. (411) HENRI PIERON

Тем не менее, совершенно верно то, что определенные высокоразвитые люди способны использовать визуальные образы, притом использовать их как преимущество перед другими. (411) HENRI PIERON

Объектификацию и визуализацию обычно не отделяют друг от друга. Первая представляет собой очень нежелательный семантический процесс, в то время как второй, визуализация, представляет собой наиболее полезную и эффективную форму человеческой «мысли». С Сточки зрения, такое отсутствие различения между этими двумя реакциями является весьма серьезной проблемой, требующей анализа соответствующих механизмов.

Для того, чтобы визуализировать, нам нужно обладать такими формами представления, которые позволили бы нам их визуализировать; в противном случае нас постигнет неудача. А-система, которая неспособна адекватно отобразить асимметричные отношения и не может явным образом основываться на структуре, с необходимостью связана с отождествлением. В А период мы могли визуализировать объекты и некоторые объективные ситуации, однако все высшие абстракции были недоступны для визуализации в принципе, что безо всякой необходимости делало научные теории трудными для восприятия, ^4-система, свободная от отождествления, должна на всех уровнях явным образом основываться на структуре (структуре в терминах отношений и, в итоге, многомерного порядка), которую можно легко визуализировать. Следует помнить о том, что структура, отношения и многомерный порядок предоставляют нам в распоряжение язык, который полностью объединяет переживания повседневной жизни с наукой в целом, приводя нас к общей теории значимостей. Математика и математический анализ затем становятся ведущими дисциплинами и основанием для всей науки; а в гуманитарной области общая теория значимостей приведет к адаптации и психическому здоровью, а также однажды распространится на область этики, экономики, .

По этим причинам Структурный дифференциал обладает уникальной полезностью, поскольку он позволяет одним взглядом донести до человека структурные различия между миром животного, примитивного человека и младенца, который, каким бы сложным он ни был, крайне прост в сравнении с миром «цивилизованного» взрослого. Первый связан с однозначной ориентацией, которая в применении к оо-значным фактам жизни дает крайне неадекватную, бессмысленную и в итоге болезненную «адаптацию», при которой выживают только немногие сильнейшие. Второй связан с оо-значной ориентацией, подобной по структуре действительным, эмпирическим, оо-значным фактам жизни, позволяющей четкую подстройку оценки фактов в каждом отдельном случае и производящей семантическую гибкость, необходимую для адаптации. Эта гибкость, как известно, является основанием для уравновешенных семантических состояний, «высшего интеллекта», .

Для визуализации требуется достаточно четкое исключение посредством различения вредоносного отождествления, которое, как обычно, основано на некорректной оценке структурных вопросов. Вследствие этого мы видим бесконечные жесткие и бессмысленные споры о том, является ли «механическая» точка зрения на мир и на нас самих обоснованной, адекватной, . Среднестатистический человек, как и большинство «философов», отождествляет «.механическое» с «машинным». Грубо говоря, механика - это название науки, которая занимается динамическими проявлениями на всех уровнях; так, есть макроскопическая классическая механика, коллоидальная механика в данный момент находится в стадии формулирования, и субмикроскопическая квантовая механика, которая уже становится хорошо развитой дисциплиной. Грубо говоря, «машина» - это ярлык, присваиваемый аппарату, созданному человеком с целью преобразования энергии. Но даже машины сильно различаются; так, динамо по принципу действия и по теории совершенно не похоже на токарный станок или автомобиль.

Если мы зададимся вопросом: «Является ли машинистическая точка зрения на мир обоснованной?», - ответ прост и неопровержим; а именно, что данная точка зрения является крайне неадекватной, и от нее стоит полностью отказаться. Но это не так в отношении механистической точки зрения, понимаемой в современном ее смысле и включающей в себя точку зрения квантовой механики, которая является полностью структурной наукой. В 1933 году мы знаем с уверенностью, что даже крупномасштабные физико-химические характеристики всего, с чем мы имеем дело, зависят от субмикроскопической структуры (смотрите Часть X). Подробности этого известны пока не полностью, но принципы установлены твердо. С А пониманием и оценкой уникальной важности структуры как единственно возможного содержания «знания», эти «твердо установленные» принципы становятся «установленными необратимо». Можно пойти дальше и заявить, что точка зрения квантовой механики становится первой структурно корректной точкой зрения и, как таковая, она должна полностью разделяться в случае здравой ориентации. Прекратив отождествлять, мы сможем различить некоторые простые факты. Например, мы поймем, что любые семантические состояния, реакции или процессы обладают соответствующими им субмикроскопическими структурными коллоидальными и, в итоге, квантово-механическими процессами, которые происходят в нервной системе; однако с.р, чувства, боли, удовольствия, не являются этими субмикроскопическими процессами. Они относятся к разным уровням, но с оо-значной семантикой мы можем в принципе добиться четкого соответствия между ними. Таким образом, когда мы можем адекватно различать, более старые машинистиче-ские возражения полностью исчезают; и по структурным причинам мы должны сохранить в нужных рамках механическую установку и полностью отбросить ллзгишнистическую, как слишком грубую. Эта механическая (1933) установка основана на структуре и поэтому является обязательной для визуализации; и тренировка в визуализации автоматическим образом исключает объектификацию, которая является важным особым случаем отождествления вообще. С точки зрения у4-системы адаптация и психическое здоровье человека в огромной степени зависят от его «понимания», которое целиком носит структурный характер; следовательно, мы должны принять механическую (1933) установку, которую, при этом, можно визуализировать.

Поиск структурных средств представления способствует визуализации, воображению, отображению, . Для успешной адаптации мы начинаем с низших нервных впечатлений, «ощущений», «чувств», низших абстракций, которые далее абстрагируются высшими центрами. Высшие центры производят «очень абстрактные» теории, которые некоторое время не могут быть визуализированы. Низшие центры, которые задействованы в визуализации, могут работать только со структурами, которые можно «конкретно отобразить». Поэтому мы всегда стараемся изобрести механическую или геометрическую теорию, с которой могли бы взаимодействовать низшие центры.

Личные «переживания», которые поставляются низшими центрами разных индивидуумов, не объединяются в единое целое непосредственно. Они смешиваются в высших центрах. В них многогранные переживания, личные или же накопленные родом (времясвязывание), абстрагируются далее, интегрируются и подытоживаются. Как только это достигнуто, начинается поиск и обнаружение структурных средств для перевода этих высших абстракций в низшие, ибо только с ними могут работать низшие центры. Затем мы можем «визуализировать» наши теории, и при этом не только высшие центры влияют на низшие, то и у низших центров имеются адекватные средства для сотрудничества с высшими центрами в этом новом нон-эл исследовании.

Отсутствие явно выраженных структурных форм также приводит к трудностям, которые возникают в тот момент, когда абстракции высшего порядка переводятся в реакции-рефлексы низших центров, которые могут работать с «интуициями», «ориентациями», «визуализациями», . Так называемые «гении» обладают очень тонко развитой нервной системой, в которой перевод абстракций высшего порядка в низшие и обратно производится очень легко. С точки зрения формы и представления, у нас возникает два вопроса: (1) мы можем создать эл формы представлений, которые не будут основаны на структуре, визуализации, и не смогут эффективно влиять на деятельность низших центров; (2) мы можем создать нон-эл систему, основанную на структуре, визуализации, которую можно будет легко, просто и эффективно переводить в термины низших центров. Эти проблемы обладают ценностью для образования, и их следует проработать более полно.

В моем опыте работы со взрослыми, которые имели лишь краткий контакт с моей работой, я во многих случаях обнаруживал, что, несмотря на то, что они всемерно соглашались с ее основными доводами на словах, тем не менее совершенно не могли применить их на практике. Очевидно, семантическая важность представленных открытий состоит не в достижении словесного одобрения, особенно когда это одобрение никак не реализуется на деле, но в постоянном и продолжительном приобретении новой семантической установки, связанной с полным исключением отождествления, всеобщности, элементализма, .

Мы можем научить любого повторять словесно и наизусть инструкции для управления автомобилем, для игры на пианино или для работы на пишущей машинке; но он не сможет нормально работать на них посредством рефлекторных действий после подобного только словесного обучения. Для эффективной и умелой работы с каким-либо структурным комплексом мы должны близко ознакомиться с работой его структуры посредством тренировки рефлексов, и только тогда можно будет ожидать хороших результатов. По моему опыту, это истинно также и для языка, и без визуального Структурного дифференциала, на который мы можем показывать пальцем на объективном уровне, настаивая на безмолвии, подобная базовая семантическая отработка рефлексов не может быть предоставлена должным образом.

Если мы зададим человеку вопрос: «Ты умеешь водить машину?», - и он ответит нам «Да», то мы предположим, что он приобрел все необходимые рефлексы. Если же он отвечает: «Нет, но я знаю об этом», - он имеет в виду, что он не приобрел соответствующих рефлексов, а его «знания» находятся на чисто словесных уровнях и неэффективны для применения на несловесном уровне рефлексов. Это полностью относится и к с.р; мы можем «знать» о них, но никогда с успехом не применять то, что мы «знаем». «Знать» - это многопорядковый процесс, который в равной степени связан как с деятельностью низших центров, так и с деятельностью высших. В наших эл системах у нас такого различения не было, так что мы всё это смешивали. Прежнее «знание», представленное на эл языке, невозможно легко усвоить для нон-эл организма-как-целого. Главной задачей на данный момент является аннулирование прежних с.р, поскольку новые реакции требуют постоянной тренировки, особенно у взрослых. Нон-эл А язык и метод имеют, как оказалось, психофизиологическую важность.

Несмотря на то, что нейрологический механизм, который лежит в основе отождествления, объектификации, визуализации, не имеет большой известности (1933), нейро-логия предоставляет нам свидетельства о том, что в этих состояниях, а также при бреде и галлюцинациях, неким образом действительно задействованы низшие центры. Можно предположить, что разнообразные «сопротивления», «блокировки», в разных частях нервной системы затрудняют прохождение нервных импульсов, и кажется разумным предположить, что в этих случаях пути, по которым проходят нервные сигналы, отличаются.

На Рис. 1 дана гипотетическая сверх-упрощенная схема различных типов распределения нервных каналов по предположительным функциям. Порядок в плане степеней интенсивности является не анатомическим, а функциональным. На этой схеме мы изображаем, что нервный импульс (А) достигает низших нервных центров, ствола мозга и та-ламуса, проходит через подкорку и кору, при этом постоянно преобразуясь. Наконец, при возвращении он может принять либо полезную и адаптирующую семантическую форму визуализации (V), свободную от отождествления и семантических расстройств, или включить отождествление, с семантическими расстройствами, такие как объектификация разных порядков (О), бред (D), иллюзии (I) или, наконец, галлюцинации (Н).

Отождествление, или смешивание порядков абстракций, состоит в ошибочной оценке: то, что происходит внутри нашей кожи, обретает объективное существование вне нее; словам приписывается внешняя объективность; «воспоминания о переживаниях» отождествляются с переживаниями; наши с.р и состояния отождествляются со словами; выводы отождествляются с описаниями, . Отождествлению в огромной степени способствует, если только не порождает его вообще, А структура языка, в котором у нас имеется одно название для как минимум четырех совершенно разных сущностей. Так, А «яблоко» (без индексов и даты) используется как ярлык для физико-химического процесса; для объекта, скажем, «яблока! р' »; для «умственной» картинки на несловесном семантическом уровне, и для словесного определения. При таких лингвистических условиях практически невозможно без специального обучения не отождествлять эти четыре совершенно разные абстракции, не смешивать их в одну, без соответствующих мрачных последствий.

Бред представляет собой некорректные понятия и неадекватные с.р, возникшие по причине недостаточного знания или «логики», вследствие аффективного давления в определенном направлении оценки; например, такие как мания величия; бред преследования; мания греховности; бред отношения, .

Иллюзии же больше похожи на патологически искаженные реальные восприятия. Например, нечто может семантически окрашиваться или истолковываться, или оцениваться, как оскорбление, угроза, обещание, .

Галлюцинации состоят из «восприятий», очень правдоподобных, но при отсутствии каких-либо внешних стимулов. Пациенты слышат голоса; видят картины; чувствуют уколы или ожоги, когда на самом деле нет ничего, что можно было бы увидеть, услышать или обо что можно было бы уколоться.

-

При визуализации не происходит отождествления; порядки абстракций не смешиваются; семантических расстройств не происходит; оценка является корректной] «картинка» оценивается как картинка, а не как событие, . Другими словами, благодаря осознанности абстрагирования сохраняется естественный порядок абстрагирования. Но как только вследствие отождествления этот естественный порядок обращается, возникает в той или иной мере негативное патологическое состояние, часто носящее неадаптивный характер.

Отождествление при наличии аффективного напряжения представляет собой легкое семантическое расстройство, состоящее из ошибок в смыслах и оценке. Объекты оцениваются как события; «идеи», или абстракции высшего порядка, оцениваются как объекты; как переживания; несловесные семантические состояния и реакции; другими словами, как абстракции низшего порядка. Замешательство в области абстракций высшего порядка следует подобному же правилу. Выводы, очевидно, являются абстракциями более высокого порядка, чем описания; так что, когда их не выделяют как таковые, абстракции высшего порядка опять же отождествляются с низшими. Нам всем из повседневного опыта известно, насколько фантастическое количество страданий мы можем создать для себя и для других такими отождествлениями, и что мы именно так и поступаем.

В состояниях бреда происходит подобное же отождествление, но более интенсивного характера, которое приводит к ошибочной семантической оценке; желания, чувства и прочие семантические состояния внутри нашей кожи проецируются во внешний мир, превращаясь в бредовую мощную объективную оценку.

В состоянии иллюзии мы также ассоциируем, или отождествляем, свои сложные семантические состояния с разными восприятиями, или оцениваем свои абстракции высшего порядка как низшие.

В состоянии галлюцинации этот процесс обращения естественного порядка достигает кульминации: абстракции высшего порядка переходят на уровень полностью «воспринимаемый» и «реальный», на уровень абстракций низшего порядка.

Мы видим, что патологические процессы «умственных» заболеваний связаны с отождествлением, здесь оно является общим симптомом; что означает, что обращение естественного порядка оценки в различной степени основывается на усилении смешения порядков абстракций. Чем более интенсивным становится процесс этого обращения, тем более дезадаптивными и нездоровыми становятся проявления. Следует заметить, что этот анализ становится необходимостью, как только мы делаем решение принять нон-эл язык. Этот анализ далеко не исчерпывающий, однако анализ в новых нон-эл структурно корректных терминах проливает новый свет на старые проблемы.

Галлюцинации, которые являются следствием «физической» болезни, не представляют собой постоянной опасности, но когда пациент кажется «физически» здоровым, и все его смешения порядков абстракций, бред, иллюзии и галлюцинации становятся полностью «рационализированными», то это является безошибочным признаком серьезного «умственного» заболевания, предполагающего субмикроскопические коллоидальные повреждения. Конечно, эта «рационализация» представляет собой ничто иное, как нервное расстройство, связанное с каким-то отождествлением. При физических заболеваниях нервная система также может расстраиваться, но такая болезнь обычно не порождается нервными расстройствами, так что само по себе это неопасно.

Различение между визуализацией и объектификацией, основанное на ^4-системе, представляется чем-то новым; различие это тонкое, но когда оно сформулировано, мы можем обнаружить простое средство для установления контроля над такой ситуацией. Если мы возьмем «кость», сделанную из папье-маше, намажем ее жиром или мясным соком, то Дружок, вероятно, объектифицирует (отождествит) такую «кость» из папье-маше с запахом и формой с настоящей съедобной костью, и станет за нее драться. Мы делаем то же самое, когда объектифи-цируем. Религиозные войны, «святая инквизиция», преследования науки, свидетелями чего мы являемся даже в наши дни в разных странах и на разных континентах, представляют собой отличный пример этого.

Следует заметить, что Дружок вполне может доверять своему природному, пусть и «объек-тифицирующему», инстинкту, потому что природа не шутит над ним подобным образом - не подсовывает ему такие «кости» из папье-маше. Если бы природа это делала, то те собаки, которые бы объектифицировали, и настаивали бы на том, что им подходит такая «еда», быстро бы вымерли. Эти конкретные объектификации стали бы опасными и болезненными для тех конкретных видов собак, с их конкретными нервными системами, и в конце концов они оказались бы не имеющими выживательной ценности. Итак, отождествление, которое представляет собой неадекватную оценку, приносит вред всей жизни, однако в данный момент на него обращают мало внимания, потому что главные периоды адаптации родов животных давным-давно уже прошли. Эксперименты на мухах показывают, что в лаборатории можно легко произвести гигантское количество мутантов, но вне стен лаборатории из них выживают очень и очень немногие. В природных же условиях, где такие мутанты вполне могут появляться, они вообще не оставляют никаких заметных следов.

Однако даже в наши дни, как показал Павлов в своих лабораториях, мы можем с помощью сложного сочетания стимулов четырехмерного порядка накладывать на животных такие условия, к которым их нервная выживательная система не приспособлена, и тем самым вызывать у них нервные патологические состояния. Неверная оценка, конечно же, вредоносна для всей жизни, и является основанием для столь жестоких законов выживания в природе. Наука учит человека делать их более гибкими. Практически дословно то же самое относится и к нам самим. Мы постоянно производим все более и более сложные условия жизни, созданные, изобретенные людьми, и весьма обманчивые для тех, кто к ним не готов. Эти новые условия обычно возникают благодаря работе каких-то гениев, и нервная система и с.р большинства из нас не подготовлены для таких возможных случаев. Несмотря на изобретения и открытия науки, которые являются человеческими достижениями, мы все еще сохраняем анималистические системы и доктрины, которые формируют наши с.р. Вследствие этого жизнь становится всё более и более напряженной и всё более и более несчастной, количество нервных срывов непрерывно умножается.

Известно, что не все люди одинаково хорошо способны визуализировать. В прежние времена этот факт принимали за данность, и никакого дальнейшего анализа не предлагалось. В текущих условиях у многих людей, а также и у животных, как показали эксперименты Павлова, визуальные стимулы физиологически более слабы, чем слуховые; однако у человека визуальные стимулы должны быть физиологически более сильными, чем слуховые. Это отличие не влияет на общий механизм циклических нервных потоков и порядков абстракций. У слухового типа главные возвращающиеся потоки отклоняются на другие маршруты. Это разделение между «визуалами» и «слухачами» не является резким. В жизни мы в основном сталкиваемся с индивидуумами, которые обладают не более чем особой склонностью к тому или иному типу реакции.

В случае «умственных» процессов адаптация человека должна управляться на более высоких, более многочисленных и более сложных уровнях. Соответственно, очевидно, что слуховые типы в большей степени впадают в замешательство из-за слов, более отстранены от жизни, чем визуалы, и по этой причине не могут добиться того же уровня адаптации. Этим фактом не следует пренебрегать, и на человеческих уровнях следует выработать образовательные методы для тренировки в визуализации, что автоматически исключит отождествление.

Слуховые каналы, которые соединяют нас с внешним миром, являются куда менее утонченными и эффективными, чем визуальные. Глаз - это не просто «сенсорный орган». Эмбриология показывает, что глаз является частью самого мозга, и то, что именуется «оптическим нервом», должно рассматриваться не как нерв, а как настоящий нервный тракт. Данный факт, конечно же, придает глазу особую семантическую важность, не сравнимую с важностью каких-либо других «сенсоров» или рецепторов. Не следует удивляться тому открытию, что визуальные типы лучше приспособлены к этому миру, чем слуховые. В патологических состояниях, таких как отождествления, бред, иллюзии и галлюцинации, похоже, срабатывает перевод слуховых семантических стимулов в визуальные. В таких патологических случаях порядок оценки проявляется в том, что сначала идет ярлык, а потом объект, в то время как адаптационный порядок требует того, чтобы сначала шел объект, а потом ярлык, . Практически, нет никаких сомнений в том, что визуализация очень полезна, а отождествление особенно вредно. Наиболее эффективное средство преобразования с.р отождествления обнаруживается в визуализации, что указывает на ее особую семантическую важность.

Семантическое расстройство отождествления может проистекать из многих источников, включая слуховые, а единственным адаптивным путем является визуализация, которая в некоторой степени зависит от структуры оптического нерва. Данный предмет озаряется некоторым структурным светом, когда мы осознаем то, что физиологически глаз теснее связан с вегетативной нервной системой, которая управляет нашими жизненно важными уровнями, чем ухо. У человека оптический таламус весьма увеличен, до такой степени, что весь таламус в общем часто называют «оптическим таламусом». На самом деле таламус кроме визуальной функции выполняет множество других, и он связан с аффективными проявлениями.

Поскольку большинство наших наблюдений совершается с помощью глаз, следует ожидать, что слуховые типы будут довольно слабыми наблюдателями, так что, в итоге, с точки зрения рода, они будут не так хорошо приспособлены семантически. Наблюдение показывает, что слуховые типы часто проявляют инфантильные реакции - а это серьезный недостаток. С точки зрения адаптации «нормальный» неинфантильный наилучшим образом приспособленный индивидуум обязан быть визуальным типом. Слуховые типы обычно более оторваны от действительности, чем визуальные, поскольку слуховые стимулы связаны с большим количеством выводов, чем описаний, а у визуалов положение дел совершенно противоположное. Когда предпочтение отдается скорее выводам, чем описаниям, то, естественно, мы имеем дело в первую очередь с более высокими абстракциями, так что постоянно остается опасность семантического смешивания порядков абстракций, которое с необходимостью приводит к неадекватной оценке, для которой объектификация является только частным случаем.

Даже из соображений одного только здравого смысла понятно, что есть существенная разница между «знанием» этого мира посредством слушания и «знанием» его через видение. Точно так же, есть разница между переводом высших абстракций на низшие уровни визуальным способом и таким же переводом посредством слухового канала. Когда в обычной жизни мы хотим сказать, что мы понимаем что-то, то мы говорим «вижу», а не «слышу». Когда мы говорим о чем-то, что мы об этом «слышали», обычно это передает смысл вроде «да, что-то такое было, но что именно - я не понял этого, или не согласен с этим». Данное соотношение довольно важно, хотя его не анализировали достаточно глубоко. С этим же связаны проблемы интроверсии и экстраверсии.

Отношение между проблемами отождествления и числом значений, обнаруживаемых в эмпирическом мире в связи с числом значений, приписываемых или предполагаемых, нашими семантическими процессами, наиболее важно.

Приведенный ниже анализ, по необходимости, является односторонним, сверхупрощенным, поскольку для более полного анализа потребовался бы отдельный том. Многие проблемы я рассматриваю только «в принципе»; это позволяет мне дать более краткую формулировку, необходимую для моих целей, но при этом нужно осознавать, что наш язык и общая семантика, которую на практике мы используем бессознательно, являются крайне сложными и связаны с одно-, двух-, трех- и оо-значными компонентами, которым до сих пор не было дано четкого различения и формулировки. Исследование показывает, что оо-значная семантика является наиболее общей и включает в себя одно-, двух- и несколько-значную семантику как частный случай. Однозначная семантика буквального отождествления обнаруживается только среди животных, примитивных народов, младенцев и «умственно» больных, хотя более или менее серьезные ее следы можно обнаружить практически у каждого из нас, потому что они встроены в структуру нашего языка и мешают приобретению оо-значных систем, необходимых для психического здоровья. Для моей цели достаточно сформулировать эти проблемы для полного устранения примитивного отождествления, и тогда современная оо-значная А семантика последует за этим автоматически. При таких условиях я должен сосредоточиться на жизненно важной проблеме однозначного отождествления, а также кратко проработать двух-, и несколько-значные системы «в принципе», хотя мы должны осознавать, что эти последние системы становятся гораздо более гибкими благодаря применению множества оригинальных словесных приемов, которые я в настоящей работе даже не упоминаю.

2 ...we never say 'I hear' when we wish to convey that we understand; but we say 'I see' - особенности англ. речевых штампов. -ОМ.

Позвольте повторить, что установки, гибкость и фиксированность, наших с.р зависят в большой степени от структуры использованного языка, что также связано с соответствующей этому общей семантикой. «Логика» наших школьных дней представляет собой сложное явление, в основном А, и мы именно таким эпитетом ее и обозначаем. Данную «логику» можно рассматривать как двузначную, вследствие фундаментального закона «исключенного третьего», выраженного в форме «А есть Б или не-Б», в которой третий вариант исключается. Но даже традиционной «логике» приходится признавать в рамках своей системы так называемую «модальность»; а именно, некоторые степени определенности или неопределенности, с которыми делается данное утверждение. Недавно Лукашевич (Lukasiewicz) показал, что трехзначную логику можно сформулировать таким образом, чтобы включить в нее модальность. Позже он и Тарский (Tarski) обобщили ее до и-значной «логики». Когда п стремится к бесконечности, данная «логика» становится «логикой» вероятности. Если данные дисциплины сделать нон-эл,, то получится то, что я называю одно-, дву-, трех-, и оо-значной общей семантикой. В теории и на практике мы заинтересованы в основном в одно-, дву-, трех-, несколько-значной и оо-значной общей семантике. Для моих целей и ради простоты я проясню только отождествление; то есть примитивную однозначную семантику, влияние которой обнаруживается в дву- и трехзначной семантике, и может быть полностью исключено только в со-значной семантике.

Мы обитаем внутри четырехмерного пространства-времени с множеством измерений, которое на всех уровнях состоит из абсолютно индивидуальных событий, объектов, ситуаций, абстракций, и мы обязаны прийти к выводу, что структурно мы живем в неопределенно многозначном, или оо-значном мире, возможности которого, в принципе, соответствуют законам отношений высших порядков. Вышеприведенное утверждение представляет собой описание структурного наблюдения эмпирического мира, независимое от нашего удовольствия, и противоречить ему можно только посредством эмпирической демонстрации действительной «тождественности» или «абсолютной одинаковости», различных событий, объектов и ситуаций, которая является невозможной, если действительно принять решение более полно исследовать факты.

При подобных эмпирических условиях адаптации и, соответственно, психического здоровья, на семантических уровнях нам нужно иметь такие теории, системы, методы, которые позволили бы нам в конкретном случае, при конкретных обстоятельствах, на конкретный момент времени, оценить индивидуальные происшествия уникальным образом] или же позволили бы нам установить однозначное соответствие между существенно оо-значными фактами из опыта и нашими семантическими состояниями. Становится очевидным, что это можно сделать только в том случае, если у нас в распоряжении имеется оо-значная и нон-эл общая семантика. Мы видим, что дву- или трехзначная эл А «логика», «психология», и, в общем, ^4-система, будучи структурно отличной от эмпирического мира, будет в принципе мешать такой адаптации и, соответственно, психическому здоровью.

Отождествление можно рассматривать как остатки дочеловеческой, примитивной, инфантильной однозначной семантики, которая устанавливает семантические состояния (или является их следствием), посредством которых существенно оо-значные факты опыта не различаются и не оцениваются должным образом, вследствие чего бесконечно многочисленные значения этих фактов отождествляются с единственным значением. Подобное отождествление всегда является структурно неоправданным и опасным, и может стать результатом великого множества факторов, таких как низкое развитие, невежество, недостаточность наблюдений, принятие желаемого за действительное, страхи, патологические состояния нашей нервной системы, различные семантические расстройства, «умственные» заболевания, инфантилизм у взрослых, . Однако среди людей мы не можем избежать обучения посредством механизма языка и его структуры некоей, в большинстве случаев бессознательной, общей семантике, и поэтому имеется огромная зависимость от того, какого рода семантика или методы оценки прививается нами нашим детям.

Следует отметить важный факт, которым обычно пренебрегают; а именно, что язык, и часто даже каждое отдельное слово, связано с определенным типом семантики. Так, в примитивных «полисинтетических» языках это не является вопросом ассоциаций или суеверий; мистические характеристики и сама вещь просто не различаются, а в буквальном смысле отождествляются как единое целое. Так, у нас имеется однозначная семантика, в которой «добрые» и «злые духи», принимающие во всем активное участие, рассматриваются как синтетическое целое.

Язык «истинности» и «ложности» связан с двузначной семантикой; введение прилагательных или их эквивалентов вводит модальность и тем самым трехзначную семантику. Введение бесконечного числа степеней между «истинным» и «ложным», наконец, приводит к оо-значной семантике.

Диаграмма поможет прояснить это.

А, В, С, оо-значные и различные факты опыта, которые, в данном случае, по необходимости имеют бесконечно много отдельных индивидуальных значений, а, Ь, с, оо-значная неаристотелева ориентация структурно подобна эмпирическому миру, и позволяет нам в данном случае приписывать бесконечно много отдельных однозначно соответствующих значений индивидуальным фактам.

А, В, С, оо-значные и различные факты опыта, которые, в данном случае, с необходимостью имеют бесконечно много отдельных индивидуальных значений. Еь Г2, дву-, трех-, и несколько-значная аристотелева ориентация структурно неподобна эмпирическому миру, и вынуждает нас приписывать два, или несколько значений существенно бесконечно-значным и различным фактам, что приводит к отождествлению множества значений в виде нескольких значений, и эта неадекватная оценка проецируется на факты.

А, В, С, оо-значные и различные факты опыта, которые, в данном случае, по необходимости имеют бесконечно много отдельных индивидуальных значений. Q,, однозначная животная примитивная, ориентация структурно неподобна эмпирическому миру, и вынуждает нас приписывать одно значение существенно бесконечно-значным и различным фактам, что приводит к отождествлению множества значений в виде одного значения, и эта неадекватная оценка проецируется на факты.

На Рис. 2 стрелки Аа, ВЬ, показывают^ однозначное соответствие оо-значных индивидуальных фактов жизни А, В, С, и соответствующих с.р, или ориентации а, Ь, с, которые приписывают отдельные значения различным фактам, устанавливая основу для структурно корректной надлежащей оценки, способствующей адаптации и, соответственно, психическому здоровью.

На Рис. 3 показана А дву-, несколько-значная ориентация и тип соответствия.

На Рис. 4 Ω означает единственную, то есть надлежащую оценку одного факта А. Стрелки ΩB, ΩC, ΩD, ΩE, ΩF, ΩN показывают проекцию однозначного семантического состояния, или ориентации, на существенно неизменные оо-значные факты А, В, С, которая их искажает. Другими словами, эти оо-значные факты, посредством отождествления множества значений с одним и патологической проекции, получили неверную оценку, что само по себе в принципе мешает адаптации и здравомыслию, особенно если речь идет о цивилизованном человеке в 1933 году.

Если мы обучаем детей одно-, дву-, трех- и более общим несколько-значным эл, А реакциям, основанным на соответствующем языке, «логике», то результатом будут неизбежные гигантские трудности в адаптации к миру нон-эл оо-значных фактов, и даже если им удастся добиться успехов, это случится только после огромной потери сил и ненужных страданий. Если мы, имея дело с оо-значными фактами жизни, используем одно-, дву- или даже несколько-значную семантическую установку, мы обязаны отождествлять некоторые из этого бесконечного множества величин с одной или несколькими величинами, то есть обращаться с оо-значным миром с такой ориентацией, которая невежественно и патологично проецирует наши ограниченные несколько-значные семантические оценки на оо-значные индивидуальные факты из опыта.

Приведенные выше объяснения в полнейшей степени применимы и к структуре языка. Этот повседневный язык, также, как и наши установки в отношении него, все еще отражает примитивные структурные с.р того периода, когда еще не было известно, что на объективных уровнях мы имеем дело исключительно с оо-значными четырехмерными процессами. Язык в ^4-системе представляет собой, в принципе, то, что можно назвать трехмерной и одно-, дву-, и, более обобщенно, несколько-значной лингвистической системой, структурно неподобной оо-значным четырехмерным условиям событий-процессов. Давайте для примера проанализируем А термин «яблоко». Данный термин представляет собой, в принципе, название для словесного, однозначного и постоянного интенсионального определения, не включающего в себя пространственно-временные отношения. Каковы структурные факты опыта? Объект, который мы именуем «яблоком», представляет собой процесс, который постоянно изменяется; кроме того, каждое конкретное яблоко, которое когда-либо существовало, было совершенно индивидуальным и отличалось от любого другого объективного «яблока». Применяя трехмерный и однозначный язык к существенно оо-значным процессам, мы просто делаем надлежащую оценку, и, соответственно, адаптацию и психическое здоровье весьма малореальными.

Однако в ^4-системе структурная адаптация достигается очень просто. А «яблоко» было названием для словесного интенсионального определения] в ^4-системе мы создаем бесконечно много названий для бесконечного числа объективных различных «яблок» с помощью индексов, «яблоко!», «яблоког, «яблокоз, дополняя этот индекс еще и датировкой; так, с «ябло-ком1;2зфев19зз» мы получаем возможность рассматривать «яблокоиД» как оо-значное, и, для каждого конкретного случая, мы можем получить индивидуальное название, которое можно соотнести с индивидуальными значениями объективных, абсолютных индивидуумов и абсолютных индивидуальных стадий данного процесса. То же самое и с многопорядковыми терминами. До того, как многопорядковость терминов была открыта и сформулирована мной в 1925 году, такие термины молчаливо предполагались, в принципе, как однозначные, и мы не могли использовать их в связи с оо-значными порядками абстракций, а если их все же нужно было использовать, по семантической необходимости, мы отождествляли бесконечное множество значений с одним. Оба результата были нежелательны; первое устанавливало семантические блокировки для творческой научной работы; другое способствовало семантическим расстройствам. Но как только установлена многопорядковость терминов, у нас получаются оо-значные термины, которым в заданном контексте (через различение разных порядков абстракций, на которые указывает контекст) мы можем приписать отдельные значения.

Подобный новаторский анализ может поначалу показаться трудным, однако это происходит исключительно из-за недостатка ознакомленности и укорененных пре-^4 и А одно-, дву-, трех-или несколько-значных с.р, которые все так или иначе в результате связаны с отождествлением. Однако, как только это отождествление устранено, всё становится по-детски простым, хотя для взрослых это как раз нелегко и даже требует от них больших усилий, и да-значная семантика становится естественной и автоматической, обходя при этом какие-либо очень серьезные теоретические трудности. В данной книге мне пришлось подробно прорабатывать множество трудных вопросов просто потому, что моими читателями в основном являются взрослые, с укорененными пре-А и А реакциями, которых требуется сначала убедить в полезности такой оценки, прежде чем у них появится готовность заниматься трудоемким переучиванием в области собственных старых ср. Данная процедура в образовании младенцев и детей крайне проста и полностью соответствует их уровню.

Однако тут есть один момент, который я хотел бы полностью прояснить. С более старой точки зрения можно утверждать, что ^4-система может привести к «сверх-рационализации» и, следовательно, она «убьет всю радость жизни». Подобные возражения совершенно необоснованны. Во-первых, ^4-система приводит к поверхностному, но часто весьма впечатляющему словесному манипулированию определениями, которые по большей части неподобны по структуре нашему миру и нам самим, и представляют собой разновидность апологетики, что обычно и именуют словом «рационализация», ^4-система приводит к структурной адаптации языка и с.р и структурным исследованиям, что дает в результате понимание. Это делает инфантильные «рационализации», «принятия желаемого за действительное» и апологетику разного рода невозможными, вместо этого приводя к взрослому интеллекту высшего порядка, основанному на надлежащей оценке. В простой «рационализации» мы часто сталкиваемся с остроумной, но поверхностной и инфантильной оценкой, основанной на невежестве или игнорировании в отношении структурных фактов, а ведь только они и составляют содержимое всего «знания». В А-системе, с помощью устранения источников инфантильной оценки и таких же реакций, мы обеспечиваем нервную систему младенца уникальным адекватным материалом, с тем, чтобы он мог развиться в «нормального» взрослого. В более старой системе, вместо того, чтобы помогать, мы мешали развитию взрослых стандартов оценки, и результаты этого хорошо известны. «Человеческая природа» и большинство нервных систем как таковых находятся во вполне нормальном состоянии - но, определенно, есть нечто порочное в наших образовательных методах, как внутри, так и за стенами наших школ.

Есть еще один момент, который еще более убедителен, и, возможно, даже более критичен. Упомянутые выше более старые возражения возникают на основе с.р, построенных на игре на элементалистских терминах и нейрологической невозможности. Организм работает как единое целое, и в циклических нервных каналах невозможно никакими известными образовательными методами запретить возникновение «эмоций». Однако можно добиться следующего: через обучение в безмолвии на несловесных объективных уровнях и при различении между разными порядками абстракций, мы автоматически устраняем возможность инфантильных отождествлений и оценок; мы вводим «отложенное действие», которое представляет собой физиологическое средство для установления контроля над нашими «эмоциями» и более полного задействования коры головного мозга. Инфантильная «сверх-эмоциональность» при этом у взрослого устраняется. Младенцы будут вести себя как младенцы, но это инфантильное поведение не будет переноситься на тот период, когда должна наступать взрослость. «Эмоции» при этом не аннулируются, а «сублимируются».

И при этом действительно можно изменить многие стандарты. Например, можно грубо сказать, что инфантильный тип часто от симфонии впадает в скуку, а джаз удовлетворяет его инфантильные запросы. Если взять такого инфантильного взрослого и заставить его слушать только симфонии, то это будет не только жестоко, но и никак не преобразует его инфантильные с.р во взрослые реакции. Однако если без помехи со стороны неадекватной семантики и такого же нейрологического обучения ему позволить свободно развиться во взрослого, то его собственные предпочтения переместятся скорее в область симфонии, чем в область примитивных ритмов, и при этом получаемое им удовольствие не только не уменьшится, но и, возможно, станет более полным.

Можно провести подобный же анализ всех человеческих интересов, в результате чего мы увидим, что навязывание взрослых стандартов инфантильным типам - это жестокое действие; но самое печальное в этом то, что, вопреки подавлению, навязыванию, эти навязываемые стандарты в большей степени останутся неэффективными, и отказ от них происходит немедленно после прекращения насилия. Этого не произойдет, если с помощью надлежащего семантического образования мы позволим младенцу нормально развиться до взрослого состояния. Эти новые стандарты не навязываются, они становятся его собственными. При этом не требуется никакого внешнего давления, потому что эти новые стандарты работают изнутри и становятся постоянными и приятными для человека.

Подобный же процесс совершенно очевиден в практической психотерапии. Стандарты оценки пациентов обычно неадекватны условиям современной жизни и часто резко противоречат принятым стандартам. Морализаторство без изменения стандартов человека другими средствами ни при каких условиях не может дать какого-либо удовлетворительного терапевтического результата; как раз наоборот, часто это приносит множество вреда. Нужно быть очень неумным врачом, чтобы пытаться порицать симптом или подвергать его цензуре, поскольку это исключит вероятность получения какой-либо пользы. Врачи обычно просто лечат любой симптом, независимо от того, насколько он отвратителен, с большим состраданием и пониманием. Они не пытаются напрямую изменять симптом, вместо этого они, с помощью понимания его основного механизма, стараются изменить стандарты оценки пациента, поскольку симптом лишь является следствием этих стандартов. Если удается добиться успеха, и врачу удается изменить неадекватные стандарты оценки, данный симптом после этого автоматически исчезает. В повседневной жизни мы обычно боремся только с симптомами, по большей части игнорируя лежащие в их основе структурные причины; такой подход и объясняет сомнительные результаты. В условиях инфантильных стандартов мы применяем подобные же методы и к обществу. Многие хотели бы исключить войны, революции, «депрессии», но они при этом недостаточно глубоко исследуют структуру. Они борются с симптомами, вместо того, чтобы проанализировать структурные вопросы, которые порождают эти симптомы.

В заключение давайте обратим внимание на то, что анализ семантического механизма на печатной странице требует новых терминов и согласования множества деталей, которые поначалу не всегда представляются такими уж простыми, хотя, как только достигается овладение теоретической стороной, образовательные применения становятся поразительно простыми. Так, анализ одно-, дву-, трех-, и оо-значной семантики может показаться трудным, однако на практике все сводится лишь к приданию нашим образовательным системам семантической гибкости, взамен жесткости; приобретению привычки начинать с наблюдений, продолжать описаниями, делать из них переход к выводам, в связи с осознанностью данных порядковых процессов, . В обучении достаточно устранить отождествление, и это легко достигается, как только мы произведем подходящий для этого метод, основанный на новой А структуре. Последняя же на самом деле состоит из немногих новых простых терминов, соответствующих здравому смыслу, анализ которых помогает нам открыть немногие простые и инвариантные психофизиологические отношения. Так, отождествление исключается посредством начала использования порядкового языка и метода. Как только мы обретаем чувство горизонтального и вертикального расслоения, и научаемся различать порядки абстракций, отождествление пропадает. Молчание на объективном уровне производит «задержку», задействует и тренирует кортекс; наши реакции становятся все более и более разумными в человеческом смысле, . ; и наиболее важные результаты достигаются самыми простыми средствами.

Тренировка в визуализации и устранение объектификации - это первые и наиболее важные шаги в деле полного исключения отождествления. Когда этот первый шаг выполнен, всё остальное становится очень простой задачей.

Но читатель может спросить, зачем же нам использовать такие незнакомые и, соответственно, кажущиеся трудными методы для достижения таких очевидных результатов. Нужна ли нам на самом деле ^4-система для достижения таких результатов, которые даже в ^-системе считаются желательными? Ответ на этот вопрос связан со значительными последствиями, и его следует рассмотреть всерьез. В ^4-системе данных желательных результатов невозможно достичь в общем случае, поскольку структура нашего старого языка и его методы нам тут больше мешают, чем помогают. Новые теории, новые системы, построены именно с целью способствовать адаптации. Эти вопросы, которые в прежние времена считались «философскими», «метафизическими», и работа с которыми требовала высокого уровня интеллекта, знаний, с самого начала, в новом подходе становятся просто проблемой структуры того языка, которым мы пользуемся. Все эти моменты являются тесно взаимосвязанными. Мы не требуем «высокого уровня интеллекта» или «высокой образованности» с самого начала, для того чтобы получить эти желательные результаты, поскольку они следуют автоматически из структуры языка, который мы принимаем, и которому мы учим наших детей. Так, прежние невозможности решаются просто и автоматически, с высочайшим уровнем эффективности и самыми продолжительными результатами.

ГЛАВА XXIX О НЕАРИСТОТЕЛЕВОМ ОБУЧЕНИИ

Если вышеописанные предварительные результаты экспериментов будут полностью подтверждены, то будет открыт важный факт в области физиологии коры головного мозга -а именно, что новые связи в коре могут возникать не только в области оптимальной возбудимости, но также и в тех областях, которые находятся в той или иной фазе торможения. (394) I. P. PAVLOV

Это проклятое односложное слово «все» принесло математикам больше проблем, чем все остальные слова в словаре. (23) Е. Т. BELL

...эти наблюдения ...указывают на то, ...что механизм развития условного рефлекса и механизм внешнего торможения некоторым образом подобны, и что процесс внешнего торможения имеет некоторое отношение к развитию связей между различными элементами коры. (394)1. P. PAVLOV

В частности, было продемонстрировано, что продолжительность по времени срабатывает как реальный физиологический стимул, и были описаны эксперименты, в которых определенные временные интервалы играли роль практических стимулов. (394) I. P. PAVLOV

Процедура обучения в настоящей системе с помощью Дифференциала напрямую следует из теоретических соображений, которые были изложены в предыдущих главах. Утверждения данной системы были подтверждены экспериментально во всех случаях, когда она систематически применялась на практике.

Главной целью было приобретение столь желанной «осознанности абстрагирования», на которой основана не-бредовая оценка, которая, в свою очередь, становится основанием для непатологических с.р и психического здоровья. Поскольку мы имеем дело с различными аспектами органического процесса, который, по сути, работает как единое целое, все эти аспекты оказываются очень тесно взаимосвязанными. С помощью анализа мы обнаружили два основных аспекта, лежащих в основе всех остальных. Представляется, что А структура приводит к семантическим состояниям, которые можно сформулировать как ощущение «всеобщности», и что это, через отождествляющее «есть», приводит к смешиванию порядков абстракций. Таким образом, немедленно возникает общий контур программы: сначала нужно исключить эту «всеобщность»; затем нужно донести это чувство особого расслоения «человеческого знания», которое следует из отрицания отождествляющего «есть»; другими словами, исключить отождествление. Это становится настолько очевидным, что теорию психического здоровья невозможно отделить от ^-системы.

Поскольку организм работает как целое, для создание постоянного, продолжительного и укорененного чувства абстрагирования следует тренировать все нервные центры. Как только это достигается, распознание вертикального и горизонтального расслоения человеческого знания также становится постоянным семантическим состоянием. Это дает нам своеобразную семантическую систему координат, в которой мы можем представить любую жизненную или научную ситуацию, или какую-либо трудность, с большой ясностью, и благодаря этому адекватно их оценить. Данная процедура в словесных теоретических объяснениях кажется сложной; на практике это совсем не так. Она крайне проста, при условии, что мы неизменно следуем инструкциям, которые основаны на теории и практике. Самое главное, мы не должны ожидать результатов слишком быстро.

По уже изложенным причинам студенты должны не только слышать и видеть объяснения, но также делать что-то самостоятельно, то есть работать с ярлыками и показывать руками различные порядки абстракций. После предварительных объяснений детей нужно вызывать к Дифференциалу, и просить их показать с помощью рук, что он обозначает. Это также относится и ко взрослым, и к пациентам. Дифференциал представляет собой не только постоянное структурное и семантическое напоминание, которое воздействует на многие нервные центры; это нечто большее, потому что при обучении он отображает естественный порядок через все центры. Каждый читатель, который отказывается использовать руки в связи с этим, создает себе серьезное препятствие, потому что упорядочивание аннулирует отождествление.

По сути, нет структурной разницы между использованием языка и использованием какого-либо другого механического прибора; и то и другое связано с рефлексами. Хорошо известен тот факт, что ни один пианист, телеграфист, наборщик текста или шофер не смог бы успешно справляться со своей работой, если бы ему приходилось задумываться над каждым движением, которое он делает. Как правило, словесные объяснения принципов работы соответствующей машины нужны в начале, однако требуемый структурный рефлекс-навык приобретается продолжительной практикой, при которой опять же задействуются все нервные центры. Нам всем хорошо известно, какие поразительные вещи могут совершить бессознательные рефлексы-приспособления хорошего водителя автомобиля в случае неожиданной опасности.

Подобный семантический рефлекс-навык требуется и в работе с нашим лингвистическим аппаратом, и, в случае опасности, при внезапных происшествиях и поворотах, наша ориентация также должна работать бессознательно. Вот для чего требуется структурное чувство для работы с этим аппаратом. Для того, чтобы оказать воздействие на организм и его работу в целом, следует тренировать все нервные центры, для обеспечения наибольшей эффективности.

Семантическое обучение взрослых и детей, по сути, не отличается. У детей меньше закрепленных привычек, более гибкие с.р, чем у взрослых, и, соответственно, результаты с детьми достигаются быстрее и сохраняются дольше.

Теперь я хочу объяснить, как надо обучать детей. Подобный же метод применим и в отношении взрослых; однако взрослому не стоит слишком сильно себе доверять в отношении приобретения «осознанности абстрагирования». Он должен подойти к этому занятию со всей основательностью. Я утверждаю это на основании личного опыта. Несмотря на то, что Дифференциал практически постоянно находится у меня перед глазами, и что я сам являюсь автором представленной системы, я то и дело ловлю себя на одной из этих прежних вредоносных семантических привычек. Привычки, и в особенности привычки лингвистические, могут оказаться весьма злокачественными и сопротивляющимися в отношении изменений.

Не требуется начинать с глубоких теоретических построений; можно начать со знакомых повседневных объектов и микроскопа или лупы. Мы приносим в класс Дифференциал, у которого отсоединены все ярлыки, кроме одного, но при этом не начинаем объяснять его. Мы начинаем с небольшого семантического эксперимента в отношении предмета «всеобщности». Для этого берем любой действительный объект - яблоко, карандаш или еще что-то хорошо знакомое детям. Описанные принципы являются общими и применимы ко всем объективным уровням примерно одинаковым образом. Вы говорите им, что мы сейчас развлечемся. Затем просите их рассказать вам «все» о рассматриваемом объекте; в данном примере, о яблоке. Когда дети начинают нам рассказывать о нем «всё», мы записываем характеристики на доске. Последнее крайне важно. У нас должна иметься визуальная, экстенсиональная запись всех приписываемых предмету характеристик. Когда изобретательность детей в отношении рассказа «всего» об этом яблоке истощится, нельзя довольствоваться этим. Нужно попытаться заставить их сомневаться, всё ли они рассказали, побуждать их найти еще что-то, при этом постоянно используя слово «всё». Термин «всё» должен выделяться, повторяться до такой степени, что детей это уже начнет раздражать. Чем больше они научатся не любить это слово, тем лучше. Мы тем самым уже тренируем самую важную ср.

Мы не должны удовлетворяться даже самыми лучшими ответами, которые будут давать самые умные дети. В большом классе может даже найтись ребенок, который сразу в лоб скажет, что «всё» о яблоке просто невозможно рассказать. Тогда следует сосредоточиться на менее сообразительных детях, и уделить им особое внимание. Для этого есть множество важных причин. С одной стороны, дети проявят большее рвение и большую заинтересованность в собственных достижениях. Затем, заодно, они легко на примере научатся тому, что такое разница в интеллекте. Это понимание недостатков других также обладает важным семантическим расширяющим эффектом. В жизни многочисленные «неприятности» возникают именно потому, что мы недооцениваем некоторые естественные недостатки и слишком многого ожидаем. Завышенные ожидания приводят к очень вредным семантическим шокам, разочарованиям, подозрениям, страхам, безнадежности, беспомощности, пессимизму, .

Менее сообразительные дети также получат пользу. Данный эксперимент соответствует их уровню, так что у них тоже есть максимальный шанс получить пользу. Вскоре дети начнут спорить по поводу нового метода и объяснять друг другу его суть; ибо мы затронули очень важные и сложные семантические процессы «любопытства», «достижения», «амбиций», а эти характеристики ощутимо проявлены в жизни ребенка. Также мы избегаем опасности принять умные, но поверхностные ответы за стандартные. Последнее оказалось бы смертельной ошибкой, поскольку данные вопросы фундаментальны, и нам не следует самонадеянно опираться на словесную красоту.

Когда предмет представляется исчерпанным, и список характеристик яблока становится «полным» (мы постоянно повторно убеждаемся в том, что дети предполагают, что они рассказали нам «всё» о нем), мы режем яблоко на куски и показываем детям экспериментально, в конце концов доходя до микроскопа и лупы, что они не рассказали нам «всё» об этом яблоке.

Некоторым специалистам в области образования может показаться, что подобное обучение может быть связано с некоторыми нежелательными психо-логическими результатами. Но позже, когда осознанность абстрагирования приобретается в виде продолжительного семантического состояния, этот страх оказывается совершенно необоснованным, как объясняется далее. Первый шаг во взаимодействии с «реальностью», как представляется - это требование полностью отказаться от прежних бредовых методов.

Когда дети обретают полную убежденность в отношении невсеобщности и невозможности «всеобщности», мы готовы объяснить им, что означает слово «абстрагирование», опять же с использованием слов «все» и «не все». Мы демонстрируем им небольшой вращающийся вентилятор и объясняем, что отдельные лопасти мы при вращении воспринимаем как диск.

В такой демонстрации можно зайти сколь угодно далеко. Вся наука предоставляет данные (например, динамическую структуру материалов, кажущихся твердыми). Нужно подобрать такие данные, которые бы соответствовали возрасту детей или уровню знаний взрослых. Всё сказанное надо продемонстрировать эмпирически, со структурной точки зрения.

Следующий шаг - это практическая демонстрация того, что объект, рассматриваемый с разных точек зрения, обладает разными аспектами для разных наблюдателей. Можно использовать разные объекты или деревянные геометрические фигуры, покрашенные с разных сторон в разный цвет. Можно помещать объект в различные положения и просить детей дать их описание, которые нужно записывать. Описания, конечно, окажутся разными, и это нужно тщательно довести до осознания детей. Во всех этих предварительных упражнениях преподаватель может проявить собственную изобретательность, и нам тут нет необходимости вдаваться в детали.

Когда все эти результаты достигнуты на уровне наименее развитого ребенка, мы далее объясняем Дифференциал как структурно-диаграммное отображение вышеописанных результатов. Непременным условием является то, что должен использоваться новый язык, и что объект должен описываться как абстракция некоторого порядка. Если данным жизненно важным структурным моментом пренебречь, большинство психо-логических семантических плюсов «невсеобщности» будут либо потеряны, либо значительно сокращены. Нужно четко донести данный термин до ребенка, и обучить его тому, как им пользоваться, поскольку он уникальным образом соответствует структуре и функционированию нашей нервной системы. Ребенка следует предупредить о том, что старые языки структурно не подходят для его будущего понимания и семантической адаптации. Это предупреждение должно повторяться со всей серьезностью постоянно.

Исключив «всеобщность», мы приступаем к исключению отождествляющего «есть», которое на примитивных и инфантильных стадиях развития рода человеческого оказывается крайне жестко встроенным в наши с.р и в структуру нашего обыденного языка. Как ранее было изложено, отождествление представляет собой естественную реакцию животного, примитивного человека и младенца, и она отражена и систематизирована в А и более старых лингвистических системах, которые, вследствие игнорирования и пренебрежения со стороны родителей и учителей, не получает должного противодействия и таким образом продолжает существовать в жизни детей и взрослых, до тех пор, пока не становится неотделимой частью того, что мы называем словом «цивилизация» (1933). В теории адаптации, или психического здоровья, мы должны противодействовать этой животной, примитивной, инфантильной с.р построением у4-системы, которая будет полностью отвергать отождествляющее «есть».

В ^4-системе, вследствие применения этого «есть», различные порядки абстракций неосознанно отождествлялись по величине, что находится в очевидном противоречии с фактами. Другими словами, в условиях отождествления по величине они рассматривались как вещи одного порядка или одного уровня, и это не порождало необходимости в бесконечно расширяющихся порядках горизонтальных и вертикальных различий. Подобным же образом объективно бессмысленная «бесконечная скорость» процесса не позволяет построить порядок. Но как только мы видим конечность скорости процесса, появляется порядок, и он становится неотъемлемым аспектом данного процесса. Конечная и известная скорость нервных потоков на физико-математических уровнях приводит к упорядоченной последовательности на психологических уровнях; к нетождественности и должной оценке на семантических уровнях, и к порядкам абстракций и неаристотелевой системе и общей семантике на словесных уровнях.

Как только мы в своем языке отменяем всегда не соответствующее факту отождествляющее «есть», мы автоматически перестаем отождествлять различные порядки абстракций. Мы не предполагаем, что они представляют один уровень - он распадается на естественным образом упорядоченную последовательность из бесконечного множества порядков абстракций с разными величинами. Адаптация и, следовательно, психическое здоровье человечества, зависят от надлежащей оценки, которая невозможна в условиях бредового отождествления фундаментально различных порядков абстракций. Мы должны затем натренировать с.р в естественном физиологическом порядке процесса абстрагирования, который, на психо-логических уровнях, превращается в непатологическую оценку.

В случае тренировки по «невсеобщности», необходимо было начать с анализа обычного объекта, для того, чтобы предоставить ребенку упрощенное теоретическое объяснение и потом продемонстрировать его на опыте. Ребенка можно легко «убедить», однако этого убеждения недостаточно, потому что оно не сможет изменить его с.р на постоянной основе. Мы объясняем эту трудность очень просто, сообщая ему о том, что хотя он и согласился с нашей презентацией, он очень скоро ее «забудет», и поэтому нам нужно постоянное визуальное напоминание, которое предоставляется свободно свисающими нитями с события и с объекта, показывающими «опущенные», то есть непроабстрагированные, характеристики.

Устранение отождествляющего «есть» имеет и другие структурно связанные с ним аспекты. Отказ от этого «есть» становится эквивалентом постановки акцента на расслоении структуры «человеческого знания». Для оптимального обучения следует акцентировать оба эти аспекта всеми доступными средствами, и задействовать при этом как можно больше нервных центров. Так, посредством слуха мы словесно доносим формулу отказа от отождествляющего «есть», указывая пальцем на различные порядки абстракций, мы одновременно при этом воздействуем на зрение, повторяя, что «это не есть это». Мы используем эти кинестетические центры не только указывая пальцем на различные уровни, но также делая размашистые движения руками, показывая это расслоение. Нужно преподавать как горизонтальное, так и вертикальное расслоение, всегда при этом используя руки. Горизонтальное расслоение означает различность, или порядковость, абстракций разного порядка; вертикальное расслоение означает различие между «человеком» и «животным», а также между всеми абсолютными индивидуумами. В обоих случаях семантический эффект отождествляющего «есть» получает противодействие.

Описанная выше процедура обучения имеет важное нейрологическое основание. Кроме того, что уже было объяснено, обнаруживается, что слово обладает четырьмя основными характеристиками, которые соответствуют корковому представлению. Слово можно слышать, видеть, говорить и писать. Таким образом, язык связан с множеством нервных функций; например, слуховыми, визуальными и разнообразными моторными нервными центрами, взаимно увязанными в весьма сложную сеть «горизонтальных» и «вертикальных» волокон. Использование Дифференциала вовлекает все доступные нервные каналы; мы говорим, слушаем, смотрим, двигаем руками, показывая расслоение, «невсеобщность» , задействуя при этом обширные области коры и тем самым повышая вероятность воздействия, через нон-эл методы, на организм как целое. Дифференциал становится для нас особым, упрощенным, но при этом продвинутым интернациональным структурным символизмом (1933), который воздействует на обширные нервные области неграмотного или почти неграмотного человека или младенца, которые в противном случае остались бы вне зоны влияния. Известно, что большой объем чтения и писания, а также говорения на множестве языков, оказывает весьма заметный культурный эффект и способствует визуализации и осознанности абстрагирования. Причина этого, возможно, обнаруживается в том факте, что ученый полиглот, или исследователь, использует множество нервных центров скоординированным образом. В прежние времена было крайне трудно достичь координации этих центров, если только не стать ради этого ученым того или иного сорта. С Дифференциалом мы можем сделать это обучение простым и сравнительно быстрым, работая со всеми нервными центрами и таким образом донося до детей и до практически неграмотных людей культурное наследие, равноценное длительному и трудному университетскому образованию, без каких-либо сложных техник. Последнее как раз всегда нужно рассматривать не как цель, но как средство.

По моему опыту работы с детьми и с людьми от самого низкого уровня «умственных» способностей до самого высокого, нетождественность различных порядков абстракций обычно воспринимается легко и просто. Всё это кажется столь простым и самоочевидным, что никто не предполагает, что тут могут вмешаться серьезные бессознательные структурные семантические, лингвистические и нейрологические механизмы бреда, которые недоступны для обработки без специально продуманного обучения нетождественности. Бредовое ощущение «всеобщности» и «тождественности» обладают той особенностью патологических состояний, что они склонны быть вездесущими. Самое трудное в повседневном, а также в медицинском опыте -это проделать брешь в этой вездесущей привычке, но как только это бредовое состояние хотя бы частично замещается проблесками м.п реальности, дальнейшая проработка и преподавание адаптации к «реальности» становятся относительно простыми. Таким образом, на практике, если мы начинаем с обычных объектов, ощущений и слов, и преподаем невсеобщность и нетождественность, любой ребенок и взрослый, даже умственно отсталый, сможет легко это усвоить. Как только это ощущение было приобретено, а в большинстве случаев это просто вопрос методичности и настойчивости в отношении его приобретения, основная семантическая блокировка разрушается, и всё остальное становится относительно простым. У меня пока еще не было возможности это проверить, но я убежден в том, что даже идиота высшей степени можно научить различать описания и выводы, после того как он научился различать объективные уровни и слова. При таком обучении умственно отсталых можно прибегать к самым смелым упрощениям; например, если человек говорит, что он голоден, и сообщает, что он хочет «хлеба», то мы даем ему ярлык, прикрепленный к объективному хлебу, и тогда он быстро осознает, что символ - это не то, что он символизирует.

Нужно осознавать, что в таком обучении мы должны доносить тот очевидный факт, что слова или ярлыки удобны в использовании, но не являются самими объектами или ощущениями. Нам следует носить ярлыки в карманах, так сказать, точно так же, как мы носим в них деньги или чеки за покупки, и не отождествлять их «эмоционально» с тем, что они на самом деле олицетворяют, потому что курсы валют меняются, купленные вещи тоже можно обменять на другие, они могут потеряться или сгореть. Для того, чтобы этого достичь, нужно иметь объективные ярлыки, которые мы можем держать в руках и носить в карманах, а также объективное нечто, к которому эти ярлыки можно прикрепить. В представленной ^4-системе отказ от отождествляющего «есть» является полным и относится ко всем уровням. Так, событие не является объектом; объект не является ярлыком; описание не является выводом; а имя собственное не является именем нарицательным; характеристики, приписываемые событиям, объектам или ярлыкам, не являются тождественными, никакой объект, ситуация или чувство не являются тождественными с другим объектом, ситуацией или ощущением, , и всё это организуется в виде структуры горизонтального и вертикального расслоения. На раннем этапе данного обучения нам нужно начать с того, что представляется наиболее простым и наиболее очевидным для ребенка; а именно, с отсутствия тождественности между словом и объектом, или с того, что слово не является объектом. Это можно показать, сделав упор на то, что нельзя сесть на слово «стул», нельзя писать словом «карандаш» или выпить слово «молоко», . Эти простые факты нужно всегда переводить в обобщенную форму, указывая руками на два уровня Дифференциала, совместно с произнесением формулы «это не есть это». Мы должны всегда говорить ребенку о том, что данная формула является полностью обобщенной, однако на данный момент мы не будем углубляться в детали.

На этом этапе можно продвинуться еще на один шаг, продолжая использовать только обычные объекты для примеров, и объясняя несловесный характер каждого объекта; а именно, что всё, что мы можем видеть, пробовать на вкус, нюхать, трогать, является абсолютным индивидуумом (что можно продемонстрировать на опыте) и несловесным объектом. Затем мы берем яблоко, откусываем от него (делаем это на самом деле), и объясняем, что несмотря на то, что объект не есть слово, мы все же очень даже заинтересованы, традиционно, в этом несловесном уровне. Затем мы много раз, пространно и повторно, подчеркиваем тот важный принцип оценки, что в жизни мы должны иметь дело с объективным уровнем; тем не менее, до этого уровня невозможно добраться одними только словами. Как правило, уходит несколько недель или даже месяцев, прежде чем эта простая с.р укореняется, поскольку прежнее отождествление психофизиологически очень сильно закреплено. Как только она укоренилась, мы акцентируем тот факт, что для того, чтобы обнаружить себя на объективном уровне, требуется трогать, смотреть и слушать, но никогда не требуется говорить, наоборот, нужно оставаться в молчании, внешне и внутренне. И здесь мы приходим к одному из самых трудных шагов во всем обучении. Это «безмолвие на объективном уровне» связано с непредвзятой и нейтральной инспекцией великого множества «эмоций», «предрассудков», . Данный шаг, между прочим, представляется первым, самым простым, наиболее очевидным и наиболее эффективным психофизиологическим «фактором реальности» для исключения бредовых отождествлений.

Как только ребенок обретает глубокое осознание отсутствия тождественности между словами и объектами, мы можем попытаться расширить понятие «объекта» до «объективных уровней». Подобное обучение требует настойчивости, несмотря на то, что оно кажется фундаментально простым. Мы демонстрируем и объясняем то, что действие, реальное телесное исполнение и все объективные происшествия - это не слова. На более поздней стадии мы объясняем, что зубная боль или реальная боль от укола иголкой, не является словами, и относится к объективным несловесным уровням. Далее по ходу работы мы распространяем это понятие на все обычные объекты; все действия, функции, поступки, процессы происходят вне нашей кожи, как и все непосредственные чувства, «эмоции», «настроения», происходят внутри нашей кожи -также не являются словами. Мы расширяем это «безмолвие» до всех происшествий на объективных уровнях, и анималистическая «человечья натура» начинает «превращаться» в довольно отличающуюся от этого человеческую натуру.

По достижении этого все остальное становится гораздо проще, хотя и гораздо тоньше. Мы объясняем, как можно более простым образом, проблемы оценки и с.р, подчеркивая и делая очевидным тот факт, что наша действительная жизнь проходит полностью на объективных, несловесных уровнях. Мы постоянно иллюстрируем это простыми примерами, такими как сон, еда, любая деятельность, боль, удовольствие, непосредственные чувства, «эмоции», которые не являются словами. Если слова не переводятся в несловесные эффекты первого порядка, что приводит к невозможности что-либо сделать, или что-либо почувствовать, что-либо изучить или запомнить, от слов нет никакого толку и они становятся бесполезным шумом.

Один факт следует особо подчеркнуть; а именно, что проблема не является вопросом «неадекватности слов». Всегда можно подобрать «адекватные слова», однако даже самый идеальный и структурно адекватный язык не будет являться самими вещами или чувствами. В этом отношении не может быть никакого компромисса. Многие люди до сих пор радостно выдают пессимистические высказывания касательно нынешнего языка, основанные на безмолвных предположениях, связанных с бессознательным бредовым отождествлением, и верят в то, что в «адекватном» языке слово, посредством некой хорошей примитивной магии, будет тождественно самой вещи. Чем глубже человек осознает отвержение отождествляющего "есть", тем раньше оно станет частью его с.р, и тем раньше он обретет «осознанность абстрагирования».

Мы теперь готовы к дальнейшему вниканию в теорию естественной оценки, основанную на естественном порядке. В качестве предварительного шага нужно повторно демонстрировать различие между описаниями и выводами, используя простые примеры. Нужно подчеркивать тот факт, что слова как таковые должны делиться на две категории: первая - слова описательные, в основном, функциональные; и вторая - слова оценочные, которые связаны с предположениями и выводами. Скажем, «А не просыпается по утрам» можно рассматривать как описание. Если А открыто отказывается встать, утверждение «А отказывается вставать по утрам» также можно рассматривать как описательное. Если же А не делает открытого отказа, то это утверждение становится оценочным, потому что А может оказаться мертвым или парализованным. Если мы просто скажем «А ленив», то это утверждение представляет собой необоснованный вывод высшего порядка, основанный на невежестве, потому что в 1933 году известно, что «лень» представляет собой симптом физико-химического, коллоидального или семантического расстройства. Следует подчеркнуть, что это различение между описательными и оценочными словами, хотя и является крайне важным, не основано на каких-либо «абсолютных» различиях, но в большой степени зависит от контекста. Я не буду углубляться в анализ этой проблемы, потому что любой учитель или родитель, который приобрел осознанность абстрагирования, может при необходимости самостоятельно найти другие примеры этого из окружения.

Здесь нужно отметить весьма важный, и при этом в общем игнорируемый структурный факт - что человеческая жизнь проходит в условиях, которые диктуются естественным порядком важности между различными порядками абстракций. Этот естественный порядок должен стать основой естественной адаптивной оценки, и, соответственно, выживательной ср. Поскольку наши жизни проходят полностью на несловесном уровне, который включает в себя не только научные объекты и обычные объекты, но также действия, функции, процессы, поступки, чувства, «эмоции», этот уровень, что очевидно, является первым по важности, а словесный уровень, который является лишь вспомогательным, по важности идет после него. Анализ относительной оценки между описаниями и выводами является крайне сложным и потребовал бы отдельного тома, и лежит вне рамок данной работы. Здесь мы можем только предложить общепринятое мнение о том, что надежность выводов зависит от надежности описательных предпосылок, и что описание более надежно, чем вывод. По важности и с точки зрения времени и нейрологии естественного порядка, описание идет первым; далее идут выводы. Если мы рассмотрим различные порядки выводов, или оценочных слов, то выводы или оценочные слова более низкого порядка более надежны и соответственно более важны, чем выводы более высокого порядка ('выводы' из 'выводов более низкого порядка').

Поскольку наука как продукт рода представляет собой структурные описания и выводы из гигантского количества постоянно пересматриваемых наблюдений и формулировок прошлых поколений, этот родовой продукт, «наука», в принципе более надежен и важен, особенно в отношении негативных результатов, чем индивидуальные абстракции индивидуумов. Когда некий индивидуум оказывается «гением» и становится причиной революции в родовых научных абстракциях, он попадает под микроскоп к другим ученым, которые, независимо от собственной предвзятости или медлительности, остаются судьями его продукта. В 1933 году мнение ученых является наиболее надежным из всех, которые имеются. Мы должны принять тот факт, что на данный момент абстракции человечества в целом, особенно негативные, являются более надежными, что устанавливает в оценке первичность события (научного объекта), и вторич-ность обычного объекта. Следует подчеркнуть, что «объект» из повседневного опыта в человеческой жизни гораздо менее надежен, чем в жизни животных, на которую не оказывается никакого воздействия со стороны человека. Скажем, провода под высоким напряжением, контактные рельсы и мощная взрывчатка в природе как таковые не встречаются, поэтому в природе не приходилось чего-то подобного опасаться. Эти созданные «объекты» обладают скрытыми характеристиками, неочевидными на объективном уровне, на уровне обычного наблюдения, то есть на уровне зрения, слуха или нюха; тем не менее, эти характеристики представляются совершенно «реальными» и опасными, как никогда. Соответственно, «научный объект», или событие, в противоположность обычному объекту, обладает большей важностью, чем повседневный объект, независимо от того, насколько важным является последний. Факт состоит в том, что единственная макроскопическая важность объектов, кроме их эстетической или символической ценности, обнаруживается как раз в тех самых неочевидных физико-химических, микроскопических и субмикроскопических характеристиках. Скажем, важность еды, воздуха или стула обнаруживается именно в плане этих физико-химических эффектов, которые порождаются приемом пищи, дыханием или сидением на стуле, так что, опять же, эти скрытые характеристики, обнаруживаемые только наукой, представляются более важными, чем явные характеристики, генерируемые нашей нервной системой в момент распознавания данного объекта.

Таким образом мы приходим к естественной шкале определенного естественного порядка, который также устанавливает естественный порядок генетической важности и становится естественным фундаментом для выживательной семантической оценки. Для наших целей этот относительный порядок можно представить так: научный объект, или событие - сначала, обычный объект потом; обычный объект сначала, ярлык потом; описание сначала, выводы потом, и далее вниз к описательным и оценочным словам.

Если мы используем отождествляющее «есть» и отождествим величину или важность различных абсолютно нетождественных уровней, то мы в принципе аннулируем естественный порядок оценки, что, согласно психофизиологической необходимости, проявится в виде обращения естественного порядка различной степени выраженности. У этого любопытного факта есть множество причин, но для наших целей будет достаточно предположить, что (1) слова проще, и с ними проще работать, чем с объектами; (2) выводы, будучи абстракциями высшего порядка в сравнении с описаниями, психо-логически ближе к нашим чувствам и более легко управляемы для любого индивидуума, чем беспристрастные описания, для создания которых требуется обширное лингвистическое образование, способность наблюдать, самообладание, и, в общем, осознанность абстрагирования. Обращение этого естественного порядка непременно приведет к дезадаптации и проявлению патологических симптомов различной степени тяжести. Естественный порядок представляет собой асимметричные отношения, выраженные в виде упорядоченной последовательности не только в пространстве-времени, но и в плане величины/ценности. Все наши переживания и знания определенно указывают на то, что обычные материалы («объекты») крайне редки, и на самом деле они представляют собой нечто спутанно-единое; что органический мир и «жизнь» также встречается крайне редко и представляет собой еще более сложный особый случай материального мира; и, наконец, что так называемая «мыслящая жизнь» представляет собой еще более редкое и еще более сложное проявление «жизни». Отождествляя членов этой последовательности, мы проигнорировали бы асимметричный характер этой последовательности и преобразовали бы ее в фиктивные, бредовые и противоречащие фактам симметричные отношения тождественности. Также становится очевидно, почему в А -системе, которая не позволяет асимметричных отношений, адекватная оценка, адаптация и психическое здоровье были в принципе невозможны.

Несмотря на то, что используемый в связи с этим язык не является привычным, он не является и совершенно произвольным. Экспериментально можно убедиться в том, что четырехмерный порядок обладает физиологической важностью, с одной стороны; с другой, что на психологических уровнях он связан с семантическими факторами оценки. Преподавая физиологически естественный порядок, мы тренируем оценку, или адекватные человеческие и взрослые с.р на психо-логических уровнях.

Различие между несловесным «научным объектом» и обычным объектом, между объективным и словесным уровнем является тем критическим моментом, который радикально отличает нас от животных. Если мы пренебрежем этими различиями и сохраним отождествляющее «есть», то тогда мы будем так или иначе копировать животные реакции в наших нервных процессах. Из-за неверной оценки мы будем слишком полагаться на низшие центры и не сможем «мыслить» должным образом. Мы станем «сверх-эмоциональны»; будем легко впадать в замешательство, беспокойство, страх или отчаяние; или же станем догматиками, абсолютистами, . Результаты подобного копирования животных являются трагическими, как и можно было бы ожидать. Вследствие неверной оценки мы добавим нами же созданные семантические трудности к трудностям, которые обычно встречаются в природе. Живя в бредовом мире, мы будем умножать свои волнения, страхи и опасения, и наши высшие нервные центры, вместо того, чтобы защищать нас от сверхстимуляции, будут бесконечно умножать семантически вредоносные стимулы. В подобных обстоятельствах «психическое здоровье» невозможно.

Представляется, что здесь, в исключении отождествляющего «есть», мы затронули крайне мощный рефлекторный механизм образования, или переобучения, в области нашей «эмоциональной» жизни. Как уже ранее говорилось, подавление или препятствование нашим чувствам является опасным, и его следует избегать. Старые анималистические образовательные системы были построены на подавлении и препятствовании и приводили к печальным результатам. Но поскольку у нас не было других средств для образования, мы могли либо использовать эти прежние средства, либо вообще отказаться от получения образования. Теперь, с появлением нового А способа со Структурным Дифференциалом, это не так. Нам не нужно больше подавлять или строить барьеры. Мы преподаем безмолвие на объективном уровне в общем, и это является наиболее впечатляющим «эмоциональным» образованием, построенным на совершенно нейтральном основании, и являющимся одним из последствий исключения отождествляющего «есть». Никакие бурные речи при этом не подавляются; жест руки в сторону ярлыков напоминает нам о том, что слова не являются объектами, действиями, происшествиями или чувствами. Такая процедура обладает самым мощным семантическим эффектом. Это приводит к семантическому потрясению; однако это потрясение не является подавлением, это лишь осознание наиболее фундаментального, естественного структурного факта оценки, в отношении которого должен быть хорошо обучен каждый из нас. Наши потревоженные с.р успокаиваются, и никому при этом не наносится «вред». Для этого требуется пройти длительное и упорное обучение, но результаты это оправдывают.

Следует отметить важное отличие между утверждением, построенным на отождествляющем «есть» - «мы - животные», которое никоим образом не соответствует фактам, и утверждением, что мы «копируем животных» в наших нервных реакциях, ибо все мы (включая также и животных) не являемся словами, но представляем собой уникальных индивидуумов, все мы различны. В первом случае вообще ничего нельзя сделать. Во втором же случае, хотя результаты не менее печальны, мы можем прекратить «копировать животных» в тот момент, когда обнаруживается этот механизм, и начать осознавать то, что мы это делаем. Так прежняя безнадежность преобразуется в надежду.

Я уже ранее упоминал о том, что некоторые деятели образования могут предположить, что обучение осознанности абстрагирования в конце концов принесет вред - на том основании, что детей надо держать «как можно ближе к реальности». Ответ на подобный аргумент можно обнаружить в осознании того, что то, что в прежние времена считалось «реальностью», ныне, в свете новых знаний, должно рассматриваться как бред, а прежнее образование - как подготовка к приобретению психического нездоровья. Современные условия жизни человека представляются куда более сложными, чем условия жизни животных или примитивных людей в природе. Каждый год, а может быть даже каждый месяц, появляются новые человеческие «реальности»; возникают новые сложности, а наши образовательные системы не подготавливают детей семантически к столкновению с этими новыми условиями. Можете проделать самостоятельное исследование и убедиться в том, что прежние «всеобщности» и отождествления представляют собой факторы бреда, не обнаруживающиеся в эмпирическом мире, и отсюда следует, что если мы будем обучать детей подобному бреду, то адаптация в реальном мире будет для них крайне трудна, если вообще возможна. Действительно, некоторые благотворные результаты проявляются не сразу, а только после полного обретения осознанности абстрагирования. Скажем, на раннем этапе обучения, когда студент начинает осознавать бредовый характер, вводимый отождествляющим «есть», общая и хорошо известная тенденция может проявиться в виде сильного стремления сохранить бред. Его первичной реакцией может стать разочарование, со всей сопутствующей ему метафизикой, в зависимости от темперамента. ; но когда он приобретет свободу полной осознанности абстрагирования, все уровни будут адекватно выстроены, и он сможет адаптироваться к условиям м.п реальности, описанной в данной работе - и этого пути не может избежать никто. «Знание» или «интеллект» возможны только при абстрагировании и, следовательно, они фундаментальным образом связаны с «невсеобщностью». «Всезнание» включает в себя «знание» каждой точки-события. Это фундаментально разные вещи, и подобный мир был бы миром хаоса, в котором знание было бы невозможным. Жизнь, м.п абстрагирование и м.п интеллект начинаются одновременно, и далее формируются м.п процессом абстрагирования .

Среди многих семантически благотворных результатов такого обучения, кроме тренировки в области психического здоровья и, соответственно, в адаптации, следует упомянуть также и другие полезные моменты. Наша жизнь, наше м.п умонастроение, наш язык со всеми его силлогизмами, заблуждениями, состоит по большей части из постоянного использования абстракций разного уровня. Это представляется неотъемлемой характеристикой «человеческого знания», и, следовательно, мы не можем отменить ее без отмены м.п интеллекта вообще. Для обладания интеллектом требуется обладать способностью переходить с уровня на уровень в обоих направлениях. Отсюда проистекает вся польза, которую мы получаем; но в этом же скрыто множество семантических опасностей. Подобное замечание можно сделать в отношении автомобиля, . От использования автомобиля проистекает великое множество полезнейших результатов, однако с ним также связано множество великих опасностей. Например, в настоящее время у нас имеются правила дорожного движения. Водитель должен пройти экзамен, продемонстрировать свои практические рефлекторные навыки вождения, прежде чем ему позволят выехать на общественную дорогу. То же самое и с языком; в нем мы обнаруживаем великую пользу, и нам следует его использовать. Надлежащее обучение использованию языка должно научить нас тому, как избегать опасности. Очевидно, «осознанность абстрагирования» учит нас тому, как можно избежать этих опасностей; подобным же образом, когда мы проходим обучение тому, как переходить на всё большие и большие порядки абстракций, мы обретаем способность практиковать то, что мы называем «высоким интеллектом». Разница между «высоким интеллектом» и «низким интеллектом» состоит в том факте, что «высокий интеллект» обладает более широким взглядом как назад, так и вперед; «низший интеллект», как предполагается на Рис. 2, видит лишь немного назад (невежество) и совсем мало предвидит. «Высокий интеллект» обладает более широким охватом, или полем; он больше знает о прошлом и дальше видит в будущем.

Не является тайной то, что если вы хотите заглянуть дальше в прошлое или будущее, для этого потребуются абстракции всё более и более высокого порядка. Тренируя этот переход ко все более и более высоким абстракциям, мы тренируем «ум» быть более эффективным; это «ментальное» расширение должно являться структурной и семантической целью любого образования.

Как только мы исключили отождествление, нам нужно принять структуру как единственно возможное содержание «знания», а также осознать, что никакое «знание» никогда не может быть свободно от неких структурных предпосылок. Иногда просто жалко смотреть на метафизические экскурсы некоторых во всех прочих отношениях вполне выдающихся ученых, которые совершенно не осознают, что они творят. Они часто делают попытки отделить метафизику от науки, и упускают из вида тот момент, что примитивная метафизика тоже олицетворяет «науку», или структурные предпосылки периода ее создания, в то время как современная наука олицетворяет структурные предпосылки, или метафизику, современного «времени», которая не может сосуществовать с прежней «наукой». Различие тут только в датах, но не в типах. Реальная проблема, которая стоит перед человечеством - это выбор структурной метафизики. Если мы выберем примитивные структурные предпосылки, рассчитывая при этом жить в современных условиях, то нам придется пережить раздвоение личности, потеряв способность адаптироваться. Если же мы примем современные структурные предпосылки, которые называются «наукой», то мы сумеем адаптироваться. Ни при каких условиях нам не удастся полностью освободиться от каких-либо структурных предпосылок вообще. Проблема становится проблемой дат, и проблемой психического нездоровья и психического здоровья. Эти проблемы, как представляется, необыкновенно важны, потому что трудный научный метод вообще не касается этой области, и некоторые структурные данные (1933) можно в простейшей форме дать детям и даже слабоумным. В прежние времена данную проблему понимали совершенно неверно. Мы пытались «популяризовать» науку в том смысле, что переводили структурно корректный язык на повседневный язык примитивной структуры] что приводило только к недоразумениям; мы не анализировали структуру языка и его роль в нашей жизни, и начали со структурного лингвистического пересмотра. По завершении данного пересмотра мы построили А язык, и подготовили семантическое основание для естественного принятия современной структурной метафизики (науки) для каждой даты, и прежняя «популяризация» стала ненужной. Подобная процедура поможет интегрировать индивидуума, в то время как более старые методы только способствуют раздвоению его.

Давайте вспомним о том, что животное в какой-то момент останавливается в своем абстрагировании. Как только мы доходим до остановки и говорим, что это «окончательно», и что «теперь мы об этом всё знаем», мы начинаем копировать животных в своей нервной системе. Тренировка переходов от одного порядка к следующему по абстракциям как таковым особым образом нарабатывает человеческие, гибкие, незаблокированные с.р, противодействует анималистической блокировке и в конце концов отменяет её. На языке с определенной структурой мы можем выражаться определенным образом; и если этот образ не является полным, то нам следует оставить эту область открытой, ибо в структурно другом языке рассматриваемые вопросы могут выглядеть совершенно иначе.

Фундаментально важно подчеркнуть то, что прежнее «непознаваемое» становится просто полностью отмененным. Это «непознаваемое» было порождением примитивного отождествления и элементализма. Наши предки тоже не могли неопределенное долго не замечать того, что отождествление противоречит фактам; однако каким-то образом тот упор, который отцы-проповедники сделали (в своих целях) на важность А-системы, помешал им полностью отвергнуть отождествляющее «есть». Несловесные уровни назывались «непознаваемыми», весьма мрачный термин, на самом деле. Применение такого термина помешало им сделать давным-давно открытие о том, что единственное содержание «знания» проявляется в структурном виде, со всеми вытекающими из этого нон-эл последствиями. Ожидалось, что «знание» должно представлять нечто большее, чем «знание» - безмолвное противоречие в себе. На этом основании были выстроены целые системы бреда. С последнейшими осознаниями мы поняли то, что единственно возможное содержание «знания» проявляется как структурное, так что мы можем знать всё, что относится к структурно законному полю «знаний». Всё, что не относится к полю «знаний», нужно рассматривать как бессмысленное, и создание каких-либо шумов по этому поводу, неважно каким образом, тут нам совершенно не поможет; как раз наоборот, это может привести к бредовым состояниям. Изучавшие историю «философии» могут осознать для данного случая в особенности, какие совершенно ненужные драмы и опасности могут быть связаны с игрой с такими м.п терминами, как «знание».