Наука и психическое здоровье (книга 2)

Посредством семантического механизма, который с нею связан, «осознанность абстрагирования» отменяет множество страхов, отчаяний и прочих расстройств, которые проистекают из-за смешивания порядков абстракций. Мы становимся интровертированными экстравертами; другими словами, мы становимся аффективно хорошо сбалансированными и готовыми взаимодействовать с эмпирическими первопорядковыми эффектами на их уровне, а со словесными проблемами - на их уровне. Мы также получаем способность наблюдать, как только мы научаемся «безмолвию» на «объективных уровнях». Осознавая, что мы абстрагируем на различные порядки, мы медленно приобретаем наиболее творческое структурное ощущение того, что человеческое знание неистощимо; мы становимся всё более и более заинтересованы в знании; повышается уровень нашего любопытства; стимулируется спортивный дух и поднимается уровень нашего м.п интеллекта.

Хорошо известно то, что высокий интеллект характеризуется критическим настроем. Этот критический настрой также развивается с помощью обучения на Структурном дифференциале до такого состояния, когда память об опущенных характеристиках и нетождественности становится постоянным семантическим приобретением. Тот, кто привычно ощущает то, что эти «характеристики опускаются» - «это не есть это» - никогда не станет принимать слова или утверждения как данность. Он будет исследовать, вникать; он будет всегда спрашивать «что вы имеете в виду», задавать этот вопрос, который автоматически ведет к дальнейшему исследованию, и в конце концов добирается до самого дна, до неопределяемых терминов, которые раскрывают наши безмолвные установки и нашу метафизику.

Не следует ошибочно предполагать, что среднестатистический человек или идиот «не думают». Их нервная система постоянно работает, так же, как и у гения. Разница состоит в том, что эта работа не является продуктивной или эффективной. Надлежащее обучение и понимание семантического механизма должно способствовать росту эффективности и продуктивности. Исключая семантические блокировки, такие как отождествление, мы высвобождаем творческие способности любого индивидуума. Мы освобождаем его от примитивных семантических зависимостей в повседневной жизни и постоянного использования мощного инструмента под названием язык - который полон как благотворных, так и опасных аспектов - структуры, которую он совершенно не понимает. Это непонимание может привести к неэффективности в применении, и к злоупотреблениям данной функцией. Вместо того, чтобы оставаться семантическим рабом структуры языка, он становится ее хозяином.

Когда мы станем более цивилизованными и более просвещенными, ни одному публичному оратору или писателю не будет позволено заниматься общественной деятельностью без предварительной демонстрации того, что он знает структурные и семантические функции лингвистической способности. Даже в настоящее время ни одному преподавателю, учителю, юристу, врачу или химику, не позволят работать в обществе, если он предварительно не прошел экзамена и не показал, что он владеет своим предметом. Написанное выше не означает введение контроля или цензуры. Совсем нет. Наш язык имеет дело с гораздо более сложным, благотворным и опасным семантическим механизмом, чем какой-либо автомобиль, который когда-либо был или будет изобретен. Мы не контролируем, куда каждый водитель держит путь. Он может катить куда угодно, однако ради общественной безопасности мы требует, чтобы он овладел необходимыми для вождения рефлекторными навыками, тем самым исключая ненужные трагедии. То же самое и с языком, невежественное или патологическое использование которого может представлять собой опасность для общества весьма серьезного семантического характера. В данный момент общественные ораторы и писатели могут скрываться под покровом невежества (1933) в отношении словесного, семантического и нейрологического механизма. Они могут иметь «благие намерения»; однако, играя на патологических реакциях у самих себя и у толпы, они способны нагнетать весьма злокачественную пропаганду и приносить посредством нее весьма серьезные страдания всем, кого это касается. Но как только они будут обязаны пройти экзамен и получить лицензию на работу общественным оратором или писателем, они уже больше не смогут скрываться за этим невежеством. При обнаружении злоупотреблений лингвистическим механизмом, подобное преступление с их стороны явно будет представлять собой преднамеренное действие, и «благие намерения» перестанут обеспечивать тут алиби.

Мы должны принять те очевидные факты, которые делают прежнюю теоретическую «демократию» или прежний теоретический «социализм» научно невозможными. Если в 1933 году 99% населения мира представляют собой инфантильных или же «умственно» недоразвитых людей, как может кто-то ожидать, что большинство этой массы способно совершать надлежащую оценку или проявлять непатологические с.р! В настоящий момент вся история доказывает, и от этого доказательства научно просвещенное общество не может просто отмахнуться, что большинство всегда оказывается «неправо», и что то, что мы называем «прогрессом», «цивилизацией», «наукой», было достигнуто лишь очень небольшим меньшинством. Понимание этого должно сформировать наше поведение в будущем, если мы хотим добиться лучших результатов, чем мы видим на данный момент. В А условиях не государство и не какие-то разные частные общества, но профессиональные научные организации должны устанавливать стандарты и совершенствовать техники лингвистических структурных экзаменов. Они также должны избирать членов, которые будут заседать в этих экзаменационных комиссиях. Может показаться, что подобная А инновация не является важной или далеко идущей. Но это было бы ошибкой. Видимо, большинство этих общественных писателей и ораторов можно в частном порядке рассматривать как «искренних людей», не осознающих тот факт, что в А условиях они часто навязывают беззащитным массам бредовые состояния, которые слишком часто обретают уж слишком негативный характер. Как только подобный экзамен вынудит их разобраться со структурными, семантическими и лингвистическими проблемами, можно быть уверенным в том, что большинство из них обретет способность должным образом оценить собственную деятельность и осознать тот вред, который они наносят. В результате весьма вероятно, что огромное число бесполезных, туманных и бредовых статей и речей вообще не появятся на свет, к большому благу всех вовлеченных в это дело сторон. Никто не будет никого цензурировать. Это будет достигнуто с помощью осознанности абстрагирования. Они станут собственными цензорами, и этому будет также способствовать заново наработанная осознанность абстрагирования со стороны части членов их аудитории или читателей.

Было бы желательно поэкспериментировать и ввести в школах на некоторое время параллельные классы, где одна группа будет продолжать заниматься по прежней ^4-системе, а другая будет получать обучение по у4-системе. Можно будет ожидать, что по завершении учебного года разница будет вполне ощутимой. Те, кто обретет «осознанность абстрагирования», должны проявить заметное улучшение характера, лучше себя вести, а также показывать лучшие результаты в занятиях наукой, не говоря уже, в дополнение ко всему, о профилактических семантических благах для их будущей жизни и адаптации. Желательно провести эксперименты при различных условиях, поскольку мы имеем дело с невероятно обширной и фундаментальной структурной проблемой, и на данный момент невозможно предвидеть что-либо в отношении нее, за исключением самых общих результатов и следствий.

В школе будет достаточно иметь один трехмерный Дифференциал, но в каждом классе должна висеть отпечатанная диаграмма большого формата, которая также опубликована, и она должна находиться в легко видимом месте на стене и постоянно применяться во всех процессах обучения. Это необходимо не только потому, что такое напоминание даст нам тщательную ознакомленность у детей с «опущенными характеристиками», «естественным порядком», но также потому, что дети будут обсуждать всё это и улаживать свои образовательные и личные трудности с помощью этого, и таким образом обучаться А реакциям. В своей практике я обнаружил, что одно из основных затруднений у учащихся или в «мышлении» вообще состоит в том факте, что в любой словесной дискуссии мы вынуждены использовать различные порядки абстракций и м.п термины. Если мы этого не осознаем, проблема часто кажется очень запутанной; как только мы это осознаем, однако, она часто становится простой. Фактически, можно сказать, что эта особая гибкость, которая полностью отсутствует у животных и мало развита у примитивных людей, олицетворяет собой рабочий механизм «высокого интеллекта», и что эту особую гибкость можно обрести через соответствующее А обучение.

Работа с рефлекторными реакциями и экспериментальными теориями в общем и целом имеет одну ободряющую характеристику; а именно, что независимо от того, насколько трудна теоретическая сторона, практическая всегда и неизменно оказывается крайне простой. Скажем, теоретический трактат по теории Эйнштейна, или по новой квантовой механике, или по автомобилю, радио, пианино, музыке или условным рефлексам Павлова, может представлять собой большую трудность, и на деле это так и происходит, потому что он формулировался бы на чисто словесном и аналитическом уровне. Но эти уровни являются наиболее важными, ибо мы на этих уровнях обнаруживаем полную оценку, и таким образом достигается полная оценка существующих или возможных отношений и смыслов. На этих словесных уровнях мы также обнаруживаем экономные и эффективные средства для анализа дальнейших разработок, от которых, в итоге, зависит возможный диапазон применений. Подобный трактат может создать один отдельный человек, сделав его доступным для всех остальных.

Описание применения, однако, очень просто; мы снабжаем ярлыками соответствующие части некоей структуры, описываем, в основном в терминах порядка, их взаимосвязь, и затем даем инструкции о том, как надо действовать, нажимать, тянуть или поворачивать соответствующую часть для того, чтобы добиться таких-то и таких-то результатов. Эти описания, хотя и являются словесными, относятся исключительно к некоей физической структуре, так что люди с очень низкими «умственными» способностями могут легко и просто ознакомиться с практической стороной вопроса. По достижении рефлекторного владения физической структурой, экспериментальные и поведенческие аспекты становятся по-детски простыми. Ребенок может видеть экспериментальные результаты любой теории, или замечать легкость и простоту рефлекторной адаптации, которой владеет хороший водитель.

Но чего не может сделать младенец, дикарь или невежественный человек - так это оценить смысл данных событий и оценить их самостоятельно; другими словами, они не могут соотнести данные события с другими событиями, несмотря на то, что только это придает происшествиям значимость. Скажем, не только физик, но и совершенно обычный человек знает о равенстве гравитационной и инерционной массы; однако потребовался гений Эйнштейна, чтобы должным образом оценить это и построить соответствующую семантическую реакцию в отношении этого «общеизвестного факта». Данная работа ясно демонстрирует то, что все семантические расстройства связаны с недостатком надлежащей оценки; или в смешивании смыслов, отношений или порядков абстракций разного уровня. Только полное теоретическое понимание может снабдить нас этими смыслами и породить в нас надлежащую с.р оценки - необходимый психофизиологический шаг для дальнейшего продвижения и для полного применения уже полученных завоеваний.

Поскольку данная работа целиком и полностью является экспериментальной и работает с проверяемыми вещами, такими как структура имеющихся языков, естественный порядок развития, патологическое обращение порядка, которое, при повторном обращении, снова восстанавливается в естественном порядке, и при применении даёт наиболее благотворные экспериментальные результаты, то всё вышесказанное об экспериментальных теориях полностью относится и к нашему случаю.

Точно так же, как и в других дисциплинах, тут у нас есть простые инструкции: «нажмите вот это», «потяните вот это» или «поверните вот это»; так что, для нашего случая, это простое описательное правило в отношении объективного Дифференциала звучит так: «это не есть это». Как только рефлекторные навыки приобретены, мы можем, например, получать удовольствие от автомобильной прогулки, от музыки по радио или от семантического путешествия к психическому здоровью и гармонии с самим собой и другими, и это очень просто, вопреки сложностям лежащей в основе этого теории, которая всегда является лишь средством, и никогда не может быть самоцелью.

Но мы должны тут отметить одно явное отличие. Эмпирически легко продемонстрировать большинству из нас полезность и приятность автомобилей и радио, но очень трудно продемонстрировать блага осознанности абстрагирования тем, кто ею не обладает. Прежде чем начнут накапливаться экспериментальные данные и прежде чем они станут общеизвестным знанием, основную оценку придется делать на теоретических основах. Кроме того, прежде чем детей можно будет обучить простым и легким методам, описанным выше, сначала нужно сделать так, чтобы взрослые перетренировали и переформировали собственные с.р, а это переобучение и переформирование не является легким и требует еще более трудоемких теоретических изысканий. По этой причине настоящую работу пришлось писать в виде учебника для родителей, учителей, врачей, работников в области «умственной» гигиены и для будущих студентов и исследователей в области психофизиологии и семантической гигиены.

В начале при применении этого метода обнаружится большое количество трудностей, которые нужно будет преодолеть. Как правило, обучение непатологическим с.р оказывается наиболее простым и легким именно в работе с очень маленькими детьми. Большая его часть, или, по крайней мере, заложение семантического фундамента для таких реакций, должно происходить дома, с помощью специально обученных учителей, если родители не могут сделать это самостоятельно. В странах и сообществах, где национальные или местные правительства проявляют интерес к здоровью населения посредством предоставления, скажем, специалистов в области профилактической вакцинации, также, вероятно, должны быть доступны специалисты в области профилактики семантических расстройств.

В начальных школах учителя сначала должны обучиться сами так хорошо, как только они могут, с помощью специалистов; но в высших школах, колледжах и университетах нужно будет задействовать специальных инструкторов.

Первая задача, таким образом - начать образование и обучение учителей. С учетом этого данный труд был написан так, чтобы предоставить достаточно полный очерк проблемы в целом; тут дается библиография, с тем, чтобы каждый, кто решит специализироваться в определенном предмете, мог бы найти для себя подходящий учебник для начала работы. Что касается квалификации профессиональных А инструкторов - то на данный момент довольно трудно предвидеть все подробности, но можно сказать, что полная осознанность абстрагирования приводит к с.р, которые возникают или должны возникать бессознательно в процессе изучения и приобретения ощущения исчисления - студенты-математики, возможно, были бы наилучшими кандидатами. Любой специалист, приступая к новой области работы, должен многому научиться, и этого никак не избежать; однако всё зависит от того, какого рода обучение получал человек в молодости. Скажем, студенту-математику изучить психиатрию или психо-логику проще, чем психиатру или психо-логику изучить математику. Однако для человека с университетским образованием это не так важно, как искренняя готовность овладеть данным предметом. Как только такой студент обрел осознанность абстрагирования, его семантические блокировки пропадают. У него с этого момента уже не будет трудностей с деталями, или даже с творческой работой в этой области.

При работе с очень маленькими детьми, поначалу нужно будет посвящать этому предмету по часу в день в течение нескольких месяцев. Когда они обретут осознанность абстрагирования, не следует надеяться на то, что результаты этого сохранятся надолго, однако, примерно раз в неделю им следует напоминать об этом. Сколько часов в неделю должно быть отведено под этот предмет в высших школах, колледжах и университетах, я бы не рискнул здесь утверждать, поскольку рабочее время в этих заведениях и так уже очень уплотнено. Тренировка по осознанности абстрагирования автоматически исключает гигантское число семантических блокировок, и будет способствовать приобретению знаний во всех областях, а также сэкономит «время» и силы - в еще большей степени, если соответствующие учителя сами будут осознающими абстрагирование.

Благотворные результаты, которые следует ожидать, обнаружатся в области более успешных занятий наукой, роста интереса к исследованиями, улучшения характера, более высокого м.п интеллекта и лучшей общей адаптации. Все это представляется дополнением к профилактическому характеру такого обучения, проявляющемуся в виде защиты от множества семантических расстройств в будущем. Но, когда учителя всех предметов сами приобретут осознанность абстрагирования, они, вероятно, откроют новые средства и методы для более простой и более эффективной передачи того, что они хотят донести до своих учеников. Я убежден в том, что часы, потраченные на семантическое обучение, на самом деле окупятся значительной экономией усилий. Более того, это определенно снабдит детей и студентов наивысшей степенью культурного обучения, которое в настоящее время случается только иногда и с трудностями, без сознательного сотрудничества со стороны наших преподавателей.

ГЛАВА XXX

ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ, ИНФАНТИЛИЗМ И БЕЗУМИЕ ПРОТИВ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ

Здравый смысл, как бы то ни было, время от времени не может избежать определенных неприятных открытий. Целью науки является избавление его от подобного переживания и создание умственных привычек, которые должны находиться в настолько тесном соответствии с привычками нашего мира, чтобы гарантировать, что ничего неожиданного не произойдет. (457) BERTRAND RUSSELL

В наши дни медицина является искусством или призванием, практическому применению которой, без сомнения, способствуют определенные естественные науки; но ее собственные претензии на звание настоящей науки весьма сомнительны, потому что доктора и профессора медицины отказываются определить фундаментальные основы или сформулировать исходные термины, и отказываются рассмотреть в четких терминах отношения между вещами, мыслями и словами, которые используются в их общении с другими. (122) F.G. CROOKSHANK

Если в физиологии, как и в любой другой науке, являющейся основой для медицины, не начнут преподавать меньше фактов и больше методики, то ее можно будет исключить из каталога. Можно ли как-то исправить эту ситуацию? Я полагаю, без широкого видения - нет. Изучающему медицину требуется не просто внешняя, но большая внутренняя дисциплина. * MARTIN H. FISCHER

Я задумываюсь над тем, когда же мы наконец достигнем такого уровня, чтобы врач задавался вопросом: Насколько это есть структурное явление, и если да, то в чем структура? какова тут доля функционального, соматического и метаболического! какова доля конституционного, психогенетического и социального!

2** ADOLF MEYER

Раздел А. Общее.

Имя Фрейда обычно ассоциируется с термином «бессознательное». Этот термин появляется как общий описательный термин, которым обозначается огромное множество психологических семантических процессов. В 1933 году работа Фрейда получила общее признание как важная и очень перспективная, хотя дальнейшие эксперименты, проведенные множеством исследователей и практиков, показали, что фрейдовские формулировки не обладают той исключительностью, которая изначально предполагалась.

Бесполезно отрицать то, что термин «бессознательное» является необходимым и фундаментальным. Использование этого термина наилучшим образом демонстрируется в изучении явлений гипноза. Некоторые пациенты под влиянием гипноза делают определенные вещи, и затем, по всей видимости, теряют всю память, связанную с этими поступками, как только выходят из гипноза. Тщательные эксперименты показали, что после продолжительных усилий эти воспоминания можно сделать доступными для бодрствующего сознания пациента. Трудность при вспоминании при этом не похожа на обычное «забывание». То, что «забыто», можно точно так же спонтанно «вспомнить». Здесь же ситуация представлялась другой, в том смысле, что эта потерянная «память» для восстановления требовала значительного объема работы и усилий. Психо-логическое состояние в подобных случаях совершенного «забывания» получило название «бессознательного», что совершенно удовлетворительно как описательный термин.

Происхождение фрейдовской теории бессознательного было строго научным. Эта теория была новым обобщением на новом структурно адекватном языке, описывавшим экспериментальные факты. Впоследствии большое количество других экспериментальных фактов продемонстрировало тот факт, что работа Фрейда оставалась по мере ее развития вполне обоснованной. Другие исследователи, отталкиваясь от других наборов фактов, усилили и переформировали фрейдовы теории. В настоящее время существует несколько школ, которые сильно отличаются в терминологии, но при этом, однако, все они основываются на фундаментальной системофункции Фрейда.

* Teaching of Physiology. Jour. Asso. Med. Colleges. Apr. 1929. 2 ** The «Complaint» as the Center of Genetic-Dynamic and Nosological Teaching In Psychiatry New Eng. Jour, of Med. Aug. 23, 1928.

Читая литературу по данному предмету, можно обнаружить самый разнообразный материал. По всей видимости, существуют факты, которые доказывают «вне всякого сомнения» любую без исключения теорию, независимо от того, насколько они расходятся между собой. Также легко обнаруживаются экспериментальные факты, которые можно объяснить несколькими различными теориями.

Подобная ситуация представляется неудовлетворительной. Это отсутствие общности скрывает очень важный и работающий семантический механизм, который, в условиях А отождествления, «всеобщности» и элементализма, становится патологическим, приводя к симптомам застоя и деградации. Как только мы переходим к А системе, свободной от вышеуказанных вредоносных семантических факторов, подобных трудностей не возникает. Чем дальше продвигалось мое исследование, тем более очевидным становилось то, что механизм, лежащий в основе всего этого, для всех психоаналитических теорий представляется подобным. Представляется, что общую проблему можно сформулировать как потребность открытия методов для небредовой оценки, воздействующей на наши с.р, с тем, чтобы получить способность делать «бессознательное» «сознательным».

Термин «бессознательное» является неполным символом, так как у него нет содержания. Когда мы используем термин «осознанность абстрагирования», то мы вводим в термин содержание, и таким образом получаем эмпирические средства для того, чтобы широкий спектр важных психо-логических процессов стал пригоден использования в области образования. Негативный термин «бессознательное» не подразумевает наличия какого-либо конкретного содержания, и главная трудность в его применении состоит в нахождении его содержания, или в приписывании ему содержания. Как только это достигается, «бессознательное» становится «сознательным». Пациент, чьи бессознательные семантические затруднения делаются сознательными, либо улучшает свое состояние, либо полностью освобождается от них. Для создания общей теории нам нужно найти общие структурные средства для назначения «бессознательному» содержания. Различные школы выработали различные средства для обнаружения этого желаемого содержания. Все школы сходятся в том, что трудности поведения происходят из переживаний, скрытых в «бессознательном», и что выведение их в «сознательное», похоже, является основной целью. При этом разные школы чрезмерно увлеклись ненужными спорами друг с другом, в ущерб попытке проанализировать стоящие перед ними проблемы с более общей и более действенной нон-эл структурной, семантической, системофункциональной и лингвистической точки зрения. Вопрос о том, имеется ли у термина «бессознательное» какое-либо другое содержание, кроме «осознанности абстрагирования», на данный момент можно отложить в сторону. В любом случае, термин «осознанность абстрагирования» дает нам в руки жизненно важное и действенное психофизиологическое средство анализа, обладающее непредвзятым, общеструктурным и семантическим характером. Исследования клинических случаев и литературы показывают, что патологические случаи, поддававшиеся лечению, получали улучшения благодаря подобному подходу в оценке; а именно, некоторого рода коррекции семантического расстройства, выражавшегося в отсутствии «осознанности абстрагирования».

«Умственные» заболевания (включая инфантилизм) представляются при этом семантически остановившимся развитием или регрессией на более низкие уровни, такие как примитивный человек, младенец, животное. Животное не является осознающим абстрагирование; человек потенциально к этому способен. Именно тут и обнаруживается точный механизм определенной природы, который не только дает нам в распоряжение средства профилактики, но также средства, обладающие терапевтической ценностью.

3 Системофункция: Новый термин, введен А.К. «...удобно назвать ... высшее сочетание взаимосвязанных доктринальных функций, которые в итоге порождают систему - системофункцией...». Доктринальная функция (термин Кейзера (Keyser)): Совокупность всех исходных постулатов (доктрины), плюс все следствия из них (теоремы), называют доктриналъной функцией.

Все формы жизни проявляют консервативные характеристики, приобретенные в течение долгих периодов их развития. У нас есть отличное доказательство этого в виде фактов из области наследственности и эмбриологии. Зародышевая клетка животного и человека в своем развитии повторяет в очень сокращенном виде структуры тех форм, от которых они произошли. Постоянно меняющиеся условия окружающей среды, несмотря на то, что они влияют на каждый организм в большой степени, производят крайне мало наследственных изменений, что опять же можно рассматривать как признак консервативности характеристик жизни.

Как мы уже объясняли, жизнь, абстрагирование и «разум» возникли одновременно, и стали следствием физико-химической коллоидальной структуры протоплазмы. В психиатрии также предполагается, что «бессознательное», «склонности» и «импульсы» возникли вместе с самой жизнью. С этой точки зрения, прошлое структурно вырастало на прошлом, снова и снова, до тех пор, пока не появился организм высокой сложности под названием «Иванов». В этом процессе эволюции важную роль играли «инстинкты» и «импульсы», не только консервативные, но также и компенсаторные, и защитные. У человека с.р должны строиться на основе надлежащей оценки, и играть как стимулирующую, так и защитную роль. В условиях А бредовой оценки, защитная роль представляется практически нулевой; в организме человека при современных условиях она становится сверх-стимулированной, часто приводя к патологическим состояниям. Осознанность абстрагирования, или исключение бредовой оценки, аннулирует созданные человеком, искусственные и вредоносные раздражители.

Я позаимствую у Желиффа (Jelliffe) отличную диаграмму для иллюстрации эволюции периодов роста, и буду четко следовать его раскладке.

Некоторые из подобных классификаций периодов роста были вынужденно выведены психиатрами из изучения «умственных» болезней, и обоснованы эмбриологией и бесконечным рядом эмпирических наблюдений.

Первый период представляет собой архаичный период и относится к самой глубокой древности. В нем прошлое приблизительно повторяется, скажем так, от начальной одноклеточной формы жизни до человекоподобной обезьяны. При оплодотворении яйца закладывается наследственная конституция, а в течение периода беременности закладываются все пренатальные влияния. Жизнь ребенка до рождения можно описать как вегетативное существование в состоянии полной праздности, с удовлетворением всех потребностей за счет тела матери.

В момент рождения начинается «борьба за существование», борьба за воздух, что символизируется первым криком. В эту эпоху младенец уже проявляется как самостоятельный организм с некоторыми с.р. Его вегетативная нервная система интегрирована, она функционирует. Он начинает «чувствовать». Удовольствие и боль становятся значимыми семантическими факторами. Данный период называется органическим эротическим, или автоэротическим, поскольку, как и в случае с животными, все основные интересы здесь направлены на «чувственное» удовлетворение. Многие миллионы «чувственных» рецепторов внезапно подвергаются воздействию со стороны окружения, в виде массы энергии, с которой организму надо как-то справляться. Поначалу между каналами «чувств» возникает соперничество. Позже возникает сотрудничество. Каждая группа рецепторов устанавливает для себя свои собственные семантические ценности, в зависимости от роста собственных клеток.

Этот период схематически можно отнести к периоду от рождения до возраста семи лет, и он примерно соответствует эволюции от высших животных до примитивного человека. Этот период крайне важен с точки зрения семантики и образования. На этой стадии нервная система человеческого ребенка не развита полностью; и различные воздействия со стороны окружения (язык, включая доктрины) могут исказить это развитие, и тем самым нанести непоправимый вред.

Нарциссический период назван по имени персонажа греческих мифов Нарцисса, который, увидев свое отражение в водоеме, настолько увлекся самопоклонением, что отверг симпатии Венеры, и был убит. В другой версии того же самого мифа наказанием для него стала потеря зрения. Этот период соответствует, более или менее, возрасту от семи до четырнадцати лет. Как и свидетельствует его название, он представляет собой семантический период самовлюбленности. Ребенок в это время еще не вышел на уровень социальной стадии развития. Он остается эгоистичным, эгоцентричным, сосредоточенным на себе и асоциальным.

Примерно в четырнадцать лет начинается социальный семантический период, который, при нормальном его прохождении, приводит к появлению взрослого социализированного индивида.

Следует осознавать, что эти семантические стадии являются «нормальными» в том случае, если они проживаются в тех возрастных рамках, которые были указаны выше. Даже если дети проявляют некоторые характеристики, которые не являются желательными (органические эротические, или автоэротические, нарциссические), это само по себе не представляет собой опасности, при условии, что ребенок перерастает эти нежелательные проявления. Серьезная опасность или даже трагедия могут случиться тогда, когда некоторые из инфантильных или нарциссических характеристик переходят в жизнь взрослого человека.

Не только «интеллектуальное», но и эмоциональное развитие может остановиться на некотором более низком уровне. В таких случаях идет речь об идиотизме, слабоумии и дебилизме на «умственных» уровнях и о моральном слабоумии, инфантилизме, нарциссизме и, в общем, об «умственных» заболеваниях на «эмоциональных» уровнях.

Кроме случаев остановившегося роста, или недоразвитости в том или ином отношении, часто встречаются также случаи так называемой регрессии. Регрессия следует общей схеме, показанной на Рис.1, но в обратном порядке. Следующая диаграмма, Рис.2, также взята у Желиффа (Jelliffe), с небольшими модификациями.

Такие процессы, как жизнь, развитие и регрессия, наилучшим образом можно показать в виде «векторных величин», у которых есть направление и значение. Один из типов регрессии представляет собой прогрессивную тенденцию или сильную энергию; однако препятствия на этом пути тоже очень велики, так что эти прогрессивные тенденции могут оказаться недостаточно сильными для того, чтобы преодолеть это препятствие или покорить его. Кроме того, прогрессивная тенденция или энергия может быть слабой, и тогда, даже если препятствие при этом соответственно невелико, тем не менее, оно может оказаться достаточным для того, чтобы положить начало регрессивному движению.

У здорового индивида прогрессивную тенденцию не так просто отклонить от направленного вперед курса движения. Он преодолевает стоящие перед ним препятствия (С) и движется вперед (стрелка А). Более слабые индивиды (А1) могут преодолевать препятствия с большими трудностями, или же начать регрессировать даже на более мелких препятствиях, как показано стрелками (В). В подобных случаях они могут регрессировать на разные уровни, развив невроз или психоз, в зависимости от степени регрессии. Изучение этих разных фаз регрессии крайне информативно, как и наблюдение того, каким образом данные симптомы самоупорядочиваются в виде совершенно четкой последовательности. В некоторых случаях регрессия доходит до того, что пациент опускается до уровня зародыша. Обычно такой пациент сидит в темном углу в позе зародыша, накрыв себе голову тряпкой. Его «умственные» и семантические реакции подобны реакциям зародыша, то есть практически отсутствуют.

Регрессия до архаического уровня обычно находится за пределами надежды на улучшение состояния, поэтому я не стану анализировать их в данной работе. Нас в основном интересует недоразвитость или регрессия не ниже автоэротического или нарциссического семантических уровней, на которых лечение во многих случаях приводит к значительным улучшениям.

Желифф среди прочих приводит весьма наглядную диаграмму, которая представляет собой метод демонстрации личного устройства индивида в виде графика (психограммы). Эти диаграммы позволяют получить отличное графическое средство для ориентации. Одну из них я воспроизвожу на соседней странице (Рис. 3).

Круглая форма данной диаграммы особенно уместна, так как она ясно показывает то, каким образом горизонты, виды деятельности и интересы расширяются от архаичного (животного?) уровня через уровни ребенка и дикаря до уровня взрослого социализированного индивида. Провалы в области секторов глаза, желудка и мочевого пузыря соответствуют определенным симптомам. В секторе глаза провал доходит до нарциссического семантического уровня. Каждый раз, когда этот пациент едет за рулем автомобиля и видит, что приближается другой автомобиль, и столкновение кажется неизбежным, он переживает навязчивое желание закрыть глаза - типичный нарциссический семантический симптом, который символизирует отношение «то, что не видишь, не происходит». Этот пациент не регрессировал до уровня органического эротического, и не стал на самом деле слепым или глухим (заполучив психическую или скорее семантическую слепоту или глухоту); поэтому провалы на схеме не доведены до органического эротического уровня. В секторах мочевого пузыря и питания мы видим, что кривая ныряет вплоть до органического эротического уровня. Эти провалы соответствуют мощным семантическим симптомам. Когда пациент едет в машине и попадает в пробку на дороге, у него происходит непроизвольное мочеиспускание. Провал в секторе питания соответствует тому симптому, что после употребления в пищу определенных видов продуктов пациент может снова возвращать их в ротовую полость (избирательное отрыгивание). Анализ доктора Желиффа обнаружил тот факт, что в случае мочеиспускания в пробке бессознательная органическая эротическая семантическая фантазия данного пациента одерживает верх над потребностью в самоконтроле, и пациент утверждает свое доминирование посредством демонстрации более раннего и необходимого доминирования в виде способности в отношении мочевого пузыря. Поскольку он не может доминировать в первой ситуации, с пробкой, его сила доминирования получает свое семантическое выражение в виде замещающего действия,

Схематическое представление регрессий и фиксаций у одного пациента. Провал в секторе дыхания представляет собой психогенную астматическую защитную с.р; в секторах глаза и уха -отказ видеть или слышать «истину» и «реальность»; в области гениталий - мочеиспускательный эротизм. Глубокий провал в довольно хорошо социализированном пищевом «либидо» представляет собой «эмоционально» контролируемую с.р выборочного отрыгивания отдельных ингредиентов из желудка. Пациент выглядит как крайне больной индивид на грани психотического срыва. В текущей классификации заболеваний это состояние было бы определено как тревожно-истерический синдром или маниакально-депрессивный психоз, в том случае, если семантическая компенсация бы потерпела крах и произошла бы дальнейшая регрессия. (По Желиффу).

которое нельзя предотвратить вмешательством извне. Симптом избирательного отрыгивания также отслеживается до семантического периода ясель. Будучи грудным ребенком, он обычно срыгивал всё только что полученное питание и требовал нового кормления, на что мать неразумно поддавалась. После этого срыгивание стало для него семантическим способом контроля над «реальностью». Он использовал это как оружие для реализации своих желаний в отношении своих родственников. Впоследствии эти методы семантического выражения данного старого навыка владения «реальностью» были усилены и отточены, и избирательное отрыгивание представляется одним из результатов этого.

Пациент также проявляет другие невротические семантические симптомы. Он проявляет большое нетерпение при чтении и не помнит только что прочитанное. Он не может оставаться в покое. Он постоянно ищет недостатки в других людях и очень остро воспринимает любую двусмысленность в словесных формулировках, и крайне чувствительно относится к вопросу чистоты в выделениях своего тела. Во всем этом ясно наблюдается семантический механизм инфантилизма и противоречие между сознательными действиями и бессознательными фантазиями.

Гипотетический здоровый индивид на данной диаграмме изображался бы в виде ровного круга на уровне социальной приспособленности. Он бы перерос промежуточные семантические стадии архаического, органическо-эротического и нарциссического периодов.

Неспособность к семантическому приспособлению к «реальности» может быть показана провалами в кривой до такого уровня, на который индивида низводит его фиксация или регрессия. С такими средствами у нас в руках оказывается отличный метод ясного указания на слабые места и демонстрации фокальных семантических точек конфликта в оценке, где энергия направляется на бесполезные или вредоносные фантазии.

Когда эти провалы или отклонения немногочисленны и слабы, мы называем их идиосинкразиями; например, такие привычки, как нарциссические тактильные фантазии, выражающиеся в игре с пуговицами, усами или бровями. Когда число провалов больше и семантические симптомы доходят до более низких уровней развития, мы говорим об истерии, . Когда уровень регрессии еще ниже (органическо-эротического или архаического уровня), мы обычно можем говорить о психозе.

Мы уже не раз снова и снова подчеркивали то, что организм работает только как целое, и что, следовательно, никакие эл расщепления не могут привести к удовлетворительным результатам. Словесное разделение «тела» и «ума» остается словесным, а также связано с языком, структуры которого не соответствуют структуре и функционированию организма. Язык подобен карте; он не является территорией, которую он изображает, но как карта он может быть хорош или плох. Если карта показывает структуру, которая отличается от представленной на ней территории - например, показывает города в неверном расположении, или восточные территории на западе, - то такая карта не просто бесполезна, она вредоносна, так как она дает ложные данные и сбивает с верного пути. Если кто-то решит ее использовать, он не сможет быть уверенным в том, что достигнет места назначения. Использование эл языка для представления событий, которые работают только как целое, является, по меньшей мере, в той же степени вводящим в заблуждение и семантически опасным.

Помня обо всем этом, давайте кратко проанализируем «препятствие» на Рис.2. Поскольку мы имеем дело с «препятствиями» в смысле жизненном, мы можем обобщить эти препятствия до некоторых семантических факторов, связанных со значениями и оценками, которые останавливают развитие, а также приводят к регрессии.

С нон-эл точки зрения любое препятствие и трудность основаны на семантической оценке. Все без исключения реакции на абстракции низшего порядка связаны с циклическим прохождением цепочки абстракций высшего порядка, независимо от того, насколько несовершенно это происходит. Говоря обычным языком, физическое событие, с которым мы сталкиваемся посредством наших низших нервных центров, связано с нашими «умственными» настроями, доктринами, в общем, с с.р, которые подвержены влиянию деятельности высших центров. С этой нон-эл точки зрения, удивление, страх, испуг, появляются и обычно приносят вред. Физическая боль редко приводит к семантическим расстройствам, если такое вообще бывает, но страх, испуг, и удивление обычно дают их. Ожидание опасности, или ненадлежащая оценка ситуации, обладает защитным эффектом, поскольку обычно оно склонно уменьшать или блокировать страх, испуг, или удивление. Внешний мир наполнен опустошительными энергиями, и организм можно назвать приспособленным к жизни только в том случае, когда он не только получает стимулы, но также и обладает защитными средствами от таких стимулов. А подобное предвосхищение или ожидание делает организм подготовленным, и разница между подготовленным и неподготовленным организмом, стоящим перед лицом опасности или боли, может решительнейшим образом повлиять на то, в какую сторону склонятся чаши весов.

Раздел В. Осознанность абстрагирования.

Очевидно, что у человеческого организма область стимуляции гораздо шире, чем у животных. Мы подвержены не только всем внешним стимулам, но также и большому диапазону постоянно действующих внутренних семантических стимулов, против которых у нас на данный момент имеется весьма ограниченное число защитных психофизиологических средств. Такие структурно мощные семантические стимулы обнаруживаются в наших доктринах, метафизике, языке, установках, . Они не принадлежат к объективному внешнему миру, поэтому животные не обладают ими в такой же степени. Как показывает наше исследование, практически во всех «умственных» заболеваниях одним из факторов является смешивание порядков абстракций. Когда мы смешиваем порядки абстракций и приписываем объективную реальность терминам или символам, или смешиваем выводы и заключения с описаниями, результатом становится значительные семантические страдания.

Очевидно, что пребывание в таком бредовом мире, отличающемся от действительности, мы не можем быть готовыми к действительности, и тогда постоянно может случиться что-то неожиданное или «пугающее». Организм не может приспособиться к таким фикциям; он не готов воспринимать оо-значные м.п реальности и вынужден страдать от постоянных сюрпризов и болезненных семантических шоков, которые наносят вред.

Как мы уже видели, общая профилактическая психофизиологическая дисциплина для всех таких случаев смешивания порядков абстракций обнаруживается в «осознанности абстрагирования». Осознающий абстрагирование не может отождествить символ с вещью, . В только что описанном случае трудности пациента состояли именно в углубленной неверной оценке - в смешивании символа на инфантильном семантическом уровне с м.п реальностью - и это состояние не пропадало, несмотря на более поздние серьезные неудобства и трудности в тех случаях, когда данный символ уже больше не приводил к желаемому подчинению других и сам по себе становился неприятностью.

Мы могли бы проанализировать с этой семантической точки зрения всю психиатрию, и обнаружили бы, что углубленная неверная оценка и смешивание порядков абстракций всегда является очень заметным явлением в «умственных» заболеваниях. Данная характеристика является очень общей, и страдания, которые она порождает, весьма остры. Общее средство психофизиологической защиты, однако, очень простое; а именно: «осознанность абстрагирования».

Фундаментальное отличие между «человеком» и «животным» состоит в том факте, что человек может быть осознающим абстрагирование, а животное - нет. Это последнее утверждение можно переформулировать: «животные являются неосознающими абстрагирование». Кроме того, осознанность абстрагирования не является непременно врожденной, она представляет собой с.р, приобретаемую в результате образования или посредством очень долгого и обычно болезненного опыта оценки. Не осознавая абстрагирование, мы, очевидно, копируем животных в наших «умственных» процессах и установках, и не можем полностью приспособиться к структурно более сложному миру людей (с абстракциями высшего порядка), в результате чего процессы остановки развития и регресса становятся неизбежными. В таком более сложном мире мы нуждаемся в защите от семантических сверх-стимуляций, в которой животные в их более простом мире просто не нуждаются. Следовательно, раз мы копируем животных в наших «умственных» процессах, то мы могли бы, возможно, жить в их более простом мире, но мы не можем приспособиться к структурно более сложному миру человеческому.

И в этом виден общий семантический механизм человеческого приспособления (адаптации). Наш человеческий мир более сложен; количество стимулов в нем повышено в гигантской степени. Мы нуждаемся в защите от этой избыточной стимуляции, которая и обнаруживается в виде «осознанности абстрагирования». Приспособление происходит посредством расширения поля «осознанности» и посредством наполнения его надлежащим образом оцененным содержанием, на фоне обширного «бессознательного», которое охватывает жизнь животных и наше собственное прошлое. В «умственных» заболеваниях мы обнаруживаем стадии блокировки или регрессии, с обширной и вредоносной бессознательностью. «Умственная» терапия всегда имеет семантическую цель и метод; а именно, она направлена на открытие бессознательного материала и делание его сознательным, с тем, чтобы обеспечить возможность надлежащей оценки.

Довольно красноречив тот факт, что «умственная» терапия, которая на самом деле является разновидностью семантического нон-эл переобучения, успешна только тогда, когда ей удается не просто побудить пациента «рационализировать» (осмыслить) свои трудности, но также возрождает его «эмоционально» - заставляя его перепроживать, так сказать, и переоценивать -свои прошлые переживания. Этот процесс можно сравнить со стаканом воды, на дне которого лежит какой-то мелообразный осадок. В семантических трудностях различные «напасти», можно сравнить с водой и этим осадком. «Рационализация» сама по себе подобна выливанию чистой воды, при том, что осадок остается. Никакого улучшения при этом не наступает; семантический осадок прежней оценки остается на месте и продолжает делать свою работу. Но если же мы взбаламутим воду и мел, то тогда нам удастся вылить и воду, и все, что в ней находится. Нон-эл «перепроживание» прошлых событий эквивалентно этому семантическому взбаламучиванию смыслов перед устранением незрелых оценок.

Этот семантический механизм хорошо распознается, но, тем не менее, озадачивает. Это показывает, что повлиять на аффективное гораздо труднее, чем на «рационализацию». «Рационализировать» можно просто замечательно; однако при этом низшие нервные центры не подвергаются достаточному воздействию. Возможно, что в основном в этом виновно именно смешивание порядков абстракций и отождествление. С применением Структурного дифференциала и обучением порядкам абстракций в условиях безмолвия на объективных уровнях, мы получаем крайне мощное психофизиологическое средство совершенно общего характера для воздействия непосредственно на аффективные реакции, в котором нам помогают все доступные нервные центры. Это также показывает еще раз, насколько устойчива работа организма-как-целого. Вред был нанесен методами, повлиявшими на организм-как-целое (на высшие и низшие его центры); защитные семантические средства должны применять подобные же методы.

В прежней «умственной» терапии мы пытались вывести бессознательный, скрытый материал в область осознанности, однако при этом каждый психиатр работал своим частным методом, в соответствии с какой-то отдельной теорией. Подобная процедура, очевидно, недостаточно обща для простого профилактического обучения в широких масштабах. Данная же система предлагает такое общее и эффективное семантическое психофизиологическое средство. Становясь осознающими абстрагирование, мы предотвращаем животноподобную бессознательность абстрагирования, и тем самым предотвращаем блокировку развития или регрессию. Мы выводим в область осознанности некоторые из наиболее фундаментальных человеческих характеристик, в отношении которых животные бессознательны, и тем самым предотвращаем остановку или регрессию до более низких уровней. Данный метод совершенно просто и универсален, он основан на устранении отождествления, введении естественной и, тем самым, адаптивной оценки, которая не будет порождать сопротивления со стороны ребенка.

Во фрейдистской теории знаменитый эдипов комплекс служил в качестве объяснения часто наблюдающейся бессознательной враждебности сына в отношении отца и его чрезмерной привязанности к матери. Исследования антрополога Малиновского показывают, что в примитивных матриархальных сообществах биологический отец как таковой не признается, и является для своего сына лишь своего рода приятелем и нянькой. Прочие функции, которые возлагаются на отца в патриархальных сообществах, выполняются братом матери. Табу, которые налагаются на мать в патриархальных сообществах, в подобных матриархальных сообществах переносятся на сестру.

Результаты всего этого довольно интересны. Малиновский обнаружил, что здесь работают представляющиеся подобными бессознательные семантические механизмы. Однако враждебность тут направлена на дядю, а излишняя привязанность направлена на сестру.

Малиновский делает вывод, что тем самым доказана реальность фрейдовских механизмов. В соответствии с данной теорией, эти факты являются очень важными и ясно показывают, что «пол» как таковой никак или очень мало связан с этими «комплексами», но что активные бессознательные факторы представляются при этом семантическими и доктриналъными. Доктрины и их смысл для индивида, их применения, отождествления, делают в одном случае отца, а в другом - дядю тем членом семьи, который внушает страх, . По причине отсутствия осознанности абстрагирования ребенок реагирует на подобное применение доктрин посредством некоторого «комплекса», или семантического состояния, основанного на отождествлении, незрелой оценке, связанной с незрелыми нон-эл смыслами, вопреки эл теориям и языкам.

Подобным же образом шлепание по попе или причинение другой боли в детстве может позже стать причиной невроза. Успешный анализ может обычно отследить неврозы до каких-то таких переживаний. Что же нанесло вред? Было ли это само жгучее физическое ощущение? Очевидно, нет; ибо у каждого ребенка в детстве было множество куда более болезненных переживаний, которые, тем не менее, не принесли никакого семантического вреда. Поэтому нам стоило бы посмотреть в другом направлении, и устранение отождествления или смешивания порядков абстракций немедленно предлагает нам возможное решение. «Шлепание по попе» содержит в себе множество факторов; некоторые из них являются «физическими», некоторые «умственными». Если в число «умственных» факторов мы включим объектификацию «власти», «ада», «греха» и прочие термины оценки, то это приведет в результате к боязни и другим семантическим шокам, и, в конце концов, - к неврозу. Мы знаем из своего собственного опыта, насколько мало нас задевает какое-то случайное столкновение. Такое чисто физическое переживание, которое не дает никакого семантического шока, не может стать причиной невроза.

Нетрудно заметить, что исследование «травм», «эмоциональных шоков», «страхов», «боязней», «сюрпризов», должно привести нас к более общему исследованию структуры «человеческого знания», смыслов, оценок, ср, которое должно включать в себя структуру науки и математики.

В пренебрежении расслоением человеческого знания, или в смешивании порядков абстракций, мы находим извечный, изобильный и постоянный семантический источник человеческих страданий, который увеличивает внутреннюю стимуляцию и таким образом безо всякой необходимости приводит к расстройству эффективной работы организма-как-целого.

Психиатры, работающие в области чистой патологии, также обнаружили различные источники человеческих затруднений. Они обнаружили, что «бессознательное» представляет собой довольно опасный предмет, и что «умственные» заболевания проявляют симптомы заблокированного или регрессивного процесса.

Это текущее исследование, а также исследования психопатологии, на которые мы ссылались, хотя они и проводятся на совершенно других основаниях, все более и более общих, раскрыло очень похожие механизмы; а именно, полезность расширения поля «осознанности» посредством выведения в «осознанность» важных факторов «бессознательного», и, тем самым, противодействия семантической возможности возникновения остановки развития или регрессии.

При имеющемся расхождении, как в методах, так и в использованных материалах, подобие результатов убедительно свидетельствует в пользу обоснованности этих выводов. Общность также предлагает критерий практической простоты и действенности; и на этих основаниях более общая семантическая А дисциплина представляется совершенно обоснованной.

Благодаря этой общности, представленная теория обладает не только простым, но также и беспристрастным характером, который делает ее доступной в качестве профилактического средства в области начального образования. В более старых теориях мы на практике имели дело с личными реакциями на смыслы; в нашем случае мы имеем дело с с.р в общем, и с психофизиологическим механизмом в частности.

Данное исследование началось с поиска четкого отличия между Дружком и Ивановым. Оно было найдено в том факте, что Иванов функционирует в роли «времясвязывателя», в то время как Дружок этого не делает. Дальнейшее исследование механизма функции времясвязывания обнаружило, что его наиболее важной характеристикой является его особенное расслоение на множество порядков абстракций. Осознание этого расслоения устраняет отождествление и приводит к «осознанности абстрагирования», приписывая постоянное, строго человеческое содержание «осознанности», и таким образом автоматически исключая животноподобную и, следовательно, блокирующую или регрессивную «бессознательность». Также обнаруживается, что в осознанности абстрагирования мы находим общий и простой психофизиологический семантический метод устранения большинства человеческих трудностей. Наработка этой осознанности абстрагирования представляется нам действенным физиологическим инструментом для интеграции функционирования нервной системы человека. Мы применяем методы организма-как-целого и получаем результаты для организма-как-целого. В языке «семантических реакций», «нон-элементалистских смыслов», мы находим психофизиологические средства для интеграции «эмоционального» с «интеллектуальным», что, мягко говоря, было довольно затруднено в рамках прежних эл языков, методов и систем. Вследствие структурной необходимости организм действует как-целое, однако старый элементализм с его психофизиологическими эффектами лишь подготавливал семантическую основу для расщепления личности, которую нон-эл системы помогают ре-интегрировать. Мы обнаруживаем довольно поразительный результат; а именно, что структура достижений человека соответствует этому принципу расслоения, результатом чего является осознанность абстрагирования, обычно ограничивающаяся каким-то конкретным предметом. Обнаруживается, что большинство личных и групповых трудностей проистекают из-за широко распространенного пренебрежения этим принципом.

Согласно научным данным от 1933 года, тот факт, что расширение области «осознанности» является крайне желательным, представляется достаточно хорошо подтвержденным. С этой целью, возможно, было бы также довольно полезно произвести более общее исследование в отношении характера «бессознательного». Давайте исследуем структуру науки (1933) и посмотрим, можно ли там найти какие-либо бессознательные факторы. Мы обнаружим довольно любопытный факт: что математики, в дополнение к своим прочим занятиям, занимаются разгадкой скрытых бессознательных предпосылок. Их исследования привели к тщательному исследованию структуры их языка в двух направлениях: первое - исследование исходных положений; и другое - отслеживание скрытых коннотаций этого.

Давайте приведем простой структурный пример из этой области. Два положения называют эквивалентными, когда одно из них можно вывести из другого без привлечения каких-либо дополнительных новых положений. Например: (а) Пятый постулат Эвклида — «Если прямая, пересекающая две прямые, образует внутренние и по одну сторону углы, сумма которых меньше двух прямых, то, продолженные неограниченно, эти прямые пересекутся с той стороны, где сумма этих углов меньше двух прямых», (Ь) «Две прямые, параллельные третьей, параллельны между собой», (с) «В плоскости через точку, не лежащую на данной прямой, можно провести одну, и только одну прямую, параллельную данной». Каждое из положений молчаливо, бессознательно предполагает другие, так что их можно вывести друг из друга. На самом деле они представляют собой различные формы одной и той же пропорциональной функции.

Другой случай - это эквивалентность относительно фундаментального множества посылок А, В, С, ...М. Может произойти так, что при сокращении этого фундаментального множества две посылки, которые ранее были эквивалентными, перестанут быть таковыми. Например, нижеприведенные посылки взаимно эквивалентны, а также эквивалентны пятому постулату Эвклида. (а) «Внутренние углы с одной и той же стороны, полученные от пересечения двух параллельных прямых с третьей прямой, являются дополнительными». (Птолемей). (Ь) «Две параллельных прямых линии являются эквидистантными», (с) «Если прямая линия пересекает одну из параллельных линий, то она также пересекает и другую». (Прокл). (d) «Для любого данного треугольника можно построить другой треугольник любого размера, который будет подобен данному». (Уоллис/Wallis). (е) «Через три точки, не лежащие на одной линии, всегда можно провести сферу». (W. Bolyai), .

Однако следующие две предпосылки эквивалентны пятому постулату Е только в том случае, если мы сохраним постулат Архимеда * : (а) «Локусом точек, которые эквидистантны в отношении прямой линии, является прямая линия»; (Ь) «Сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов». (Saccheri).

Критический момент данной дискуссии состоит в том, что все сказанное здесь не является очевидным даже для внимательного и умного читателя, а также для многих математиков. Понадобилось почти две тысячи лет и множество усилий со стороны лучших умов мира для того, чтобы открыть эти взаимосвязи и выводы. Приведенные выше примеры иллюстрируют общую базовую структуру всех наших языков. Они обладают внутренней взаимосвязанностью, базовыми предпосылками и выводами, анализ которых, за пределами области математики, редко проводится достаточно глубоко, если это вообще делается. Итак, эти структурные предпосылки и выводы находятся внутри нашей кожи, когда мы принимаем язык - любой язык. Если их распутать, они становятся осознанными; если нет, они остаются бессознательными. В данной работе у нас уже была возможность ознакомиться с бессознательными коннотациями, которые зашиты в структуру любого языка. Мы увидели, что нужно начинать работу с неопределенных терминов, которые представляют собой структурные предпосылки и постулаты, поскольку у нас нет средств для того, чтобы объяснить их или дать им определение на данный момент. Мы обнаружили, что эти неопределенные термины олицетворяют нашу бессознательную метафизику, и что способ сделать эту бессознательную метафизику осознанной состоит в том, чтобы начать в явном виде с неопределенных терминов и построить систему постулатов, то есть провести процедуру, которая полностью соблюдается только в математике. Следует отметить (так как это очень важно), что неопределяемые термины, будучи неопределяемыми, перегружены «эмоциональными» значениями. Поскольку высшие нервные центры не могут обработать их, то низшие нервные центры работают с ними сверхурочно. Если мы не анализируем наши языки в отношении их неопределенных терминов и структурных постулатов, наши самые сильные «эмоциональные» и семантические компоненты, которые составляют эти языки, остаются скрытыми и бессознательными.

Здесь мы в первый «раз» сталкиваемся лицом к лицу с более широким, более общим и безличным «бессознательным», которое лежит в основе структуры любого языка, и поэтому работает в каждом, кто пользуется языком. Мы можем назвать эту общую форму научным, или общественным, или лингвистическим, или семантическим, или, по желанию, в качестве термина, структурным бессознательным. Оно воплощает в себе лежащие в основе структурные предпосылки и коннотации, которые безмолвно скрываются под нашими языками и их структурами. Эти предпосылки, можно назвать «бессознательными», потому что они совершенно неизвестны и не учтены, если только не обнаруживаются после болезненного расследования.

Любая форма презентации имеет свои собственные предпосылки в качестве базиса, и когда мы принимаем язык, мы бессознательно принимаем множества безмолвных структурных предпосылок, семантическими жертвами которых мы становимся. В течение долгого времени белая раса была жертвой бессознательных предпосылок и метафизики, которые лежат в основе А, Е, и N систем. Она нуждалась в структурном пересмотре этих систем, кульминацией которого стали Е , iV, и, наконец, А системы. Эти нон-системы характеризуются не введением новых предпосылок, а тем, что они делают старые необоснованные, примитивные, бессознательные структурные предпосылки осознанными, и таким образом помогают нам в устранении семантически нежелательных реакций. Мы уже видели, каким образом заблуждения и табу (1933) могут бессознательно порождаться и порождаются семантическими процессами; они начинаются с более общих, более естественных и более фундаментальных структурных ошибок, таких как примитивное «отождествление», например, которые проистекают из дочеловеческих способов «мышления», и которые приводят в результате к семантическим трудностям и регрессии даже в наши дни.

* Постулат Архимеда формулируется Гилбертом (Gilbert) следующим образом: Пусть Aj - это любая точка на прямой линии между произвольно выбранными точками А и В. Рассмотрим точки А2, А3, .... такие, что Aj лежит между А и А2, А2 между Ai и А3. ; более того, пусть отрезки ААЬ AiA2, A2A3 .... будут все одинаковой длины. Тогда среди ряда этих точек всегда существует определенная точка Ап, такая, что В лежит между А и Ап. Эта гипотеза в интуитивной форме была использована Саккери (Saccheri); а именно, отрезок, который постепенно растет от длины а до достижения длины Ь, отличающейся от а, принимает по ходу этого действия все промежуточные величины между аиЬ.5

Давайте в качестве иллюстрации предположим, что пятый постулат Эвклида является ложной предпосылкой, которая серьезно вредит жизни человека и сравнима в этом плане с некоторыми ложными доктринами, которые лежат в основе мрачных симптомов, с которыми ежедневно сталкиваются психиатры. Далее давайте предположим, что врач, невежественный в отношении структуры «человеческого знания», с.р и эквивалентности предпосылок, после болезненных и трудоемких усилий преуспевает в том, чтобы удалить у пациента эту особо вредоносную предпосылку. Однако вследствие невнимательности он не обращает внимания на другую предпосылку, которая является эквивалентом первой, и он ее не устраняет. В этом случае рационализация по поводу первой ложной доктрины, вероятно, привело бы к провалу лечения, поскольку другая бессознательная и эквивалентная доктрина, вследствие исключительно формального одно- или двузначного характера бессознательного, выполняла бы свою задачу и делала бы лечение неэффективным. Эта связка эквивалентных структурных посылок в повседневной жизни все еще остается непроанализированной. Например, крайне трудно пытаться делать «надлежащую оценку», не устранив отождествление, .

Абстракции высшего и низшего порядка представляются структурно и нейрологически, а также функционально, взаимосвязанными в виде циклической цепочки, так что на самом деле их невозможно разделить ни при каких обстоятельствах. Язык - любой язык - связан с неопределяемыми терминами, которые, вместе со структурой данного языка, определяют безмолвную и бессознательную метафизику, лежащую в его основе. Язык, для максимальной пригодности к эксплуатации, должен, по меньшей мере, обладать структурой тех событий, которые он пытается описывать; поэтому наука должна в первую очередь раскрыть структуру событий, ибо только тогда мы сможем сформировать наши языки и придать им необходимую структуру. Любые продвижения в области нашего знания природы строго связаны с новыми языками подобной структуры, которые отразят структуру мира. Это новейшее «знание» на каждый момент опять же будет представлять собой «современную метафизику». Во всех подобных исследованиях нам приходится бороться с более старыми, в основном примитивными структурными метафизиками и бессознательными лингвистическими семантическими последствиями. Расследование этих тем должно пролить новый свет на бессознательные процессы, и таким образом сократить обширное поле бессознательного.

Структурное бессознательное представляется чем-то более общим, более фундаментальным, чем конкретное, или индивидуальное, психиатрическое, потому что анализ показывает, что последнее всегда следует из первого. Как читатель может вспомнить, жизнь, «интеллект» и абстрагирование на различных порядках возникло одновременно. Без абстрагирования, распознавание и, следовательно, отбор, были бы невозможны. Мир животного, также как и мир человека, представляет собой ничто иное, как структурные результаты абстрагирования, без которых жизнь как таковая вообще была бы невозможной. Только человек обладает способностью продлевать порядки абстрагирования до бесконечности. Когда Иванов произвел абстракцию некоторого порядка, допустим, сделав какое-то утверждение, у него есть потенциальная возможность проанализировать и посозерцать это утверждение, которое становится зарегистрированным фактом, и таким образом у него все еще есть возможность абстрагировать на более высокий порядок, без каких-либо известных пределов. Именно эта способность загромождает мир Иванова бесконечными «фактами», относящимися к самым различным порядками абстракций. Способность животного к абстрагированию на каком-то уровне останавливается, и оно не продолжается, если только не происходит какое-то изменение в его нервной структуре. Поэтому мир животного сравнительно прост, структура мира существа человеческого в сравнении с ним неописуемо более сложна. Человеческие проблемы в плане адаптации, соответственно, становятся более сложными. Медицина человека гораздо более сложна, чем ветеринарная наука, несмотря на то, что высшие животные в своей анатомической структуре очень мало отличаются от людей. Структурные м.п факты, которые были результатом абстрагирования на различные порядки, отличаются как числом, так и сложностью. Способность человека бесконечно продлевать порядки абстрагирования порождает это особое расслоение «человеческого знания».

Оно является продуктом эволюции и выглядит слоистым, наподобие древних скал. Это расслоение оказывается решающим структурным м.п фактом, хотя им в общем пренебрегают, за исключением частичного его учета в математике и психиатрии. Его осознание делает необходимым устранение отождествляющего «есть» и приводит в результате к осознанности абстрагирования, которое столь фундаментально для психического здоровья.

Раздел С. Инфантилизм.

Как уже упоминалось, основные симптомы физических и «умственных» заболеваний немногочисленны и просты. Это предполагало бы возможность построить простые и более универсальные теории этих фундаментальных симптомов. Коллоидальная структура протоплазмы ответственна за эту особую простоту и за небольшое число этих фундаментальных симптомов. В «умственной» области эти фундаментальные симптомы объясняются простым структурным функциональным принципом «копирования животных» в наших нервных процессах, которое является вредоносным и характеризуется отсутствием осознанности абстрагирования, и подразумевает коллоидальные расстройства. Психогальванические эксперименты ясно демонстрируют, что любая «эмоция» или «мысль» всегда связана с некими электрическими токами, и что электричество представляется фундаментальным явлением для коллоидального поведения и, следовательно, для физических симптомов и поведения организма.

В коллоидальных процессах мы обнаруживаем мостик между «физическим» и «умственным», и этой взаимосвязью, похоже, в основном является электричество. То, что все заболевания, как «физические», так и «умственные», имеют лишь небольшое число фундаментальных симптомов - это не просто совпадение; и не стоит так уж удивляться тому факту, что физические заболевания часто приводят к «умственным» симптомам, а «умственные» заболевания часто связаны с «физическими» симптомами.

Если некий простой симптом полностью универсален, то это указывает на то, что он является структурно фундаментальным, и что если мы обратим на него особое внимание, то мы получим от этого определенную отдачу. Как правило, при «умственных» заболеваниях мы наблюдаем поразительное проявление симптомов, которые обладают убедительными параллелями с поведением младенцев. Заблокированное развитие или регрессия у взрослых также демонстрирует эти инфантильные характеристики. Другими словами, каждый раз, когда инфантильные характеристики проявляются у взрослых, это указывает на то, что этот «взрослый» не полностью повзрослел в некоторых семантических аспектах, или же начал двигаться по пути регрессии, которая подразумевает какое-то коллоидальное или м.п структурное повреждение.

Когда мы говорим об «инфантилизме» у «взрослых», мы включаем в это понятие симптомы, которые относятся к периоду детства на органическо-эротической, автоэротической или нарциссической стадиях. Следует помнить о том, что для детей эти семантические фазы являются естественными; они становятся патологией только тогда, когда данный индивид не перерастает их и все еще проявляет их во взрослом возрасте. Сам термин «инфантилизм» является довольно негативным, и его никогда не применяют собственно к детям. Дети ведут себя как дети, и на этом обсуждение закрывается. Однако у детей гораздо меньше ответственности, их сексуальные импульсы недоразвиты, и поэтому их поведение не может быть столь же опасным для них самих и для других людей. Со взрослыми это совсем не так. На них возложена ответственность, обязанности, они часто обладают мощными сексуальными импульсами, которые превращают инфантильного «взрослого» в индивида, опасного для самого себя и других. Такие термины, как «социальный» период, или «социализированный» индивид, иногда неверно истолковываются. Тот факт, что достижения и способности человека обладают накопительным характером, и зависят от достижений других людей, делает нас с необходимостью социально времясвязывающим классом жизни, который, в свою очередь, порождает более сложные виды адаптации. Независимо от того, одобряем ли мы или не одобряем существующие юридические и полицейские ограничения, существует тот факт, что в социальной форме жизни необходимо существование некоторых ограничений. Наша текущая коммерческая «цивилизация» может быть охарактеризована как цивилизация инфантильного типа, управляемая в основном структурно примитивными мифологиями и языком, очень часто связанным с примитивными ср. Для того, чтобы полностью в этом убедиться, достаточно просто почитать речи различных деятелей бизнеса, президентов и королей. Правила и регуляции естественным образом устарели, и принадлежат к тому же периоду, к которому относятся и метафизика, и язык. «Взрослая», или научная семантическая стадия развития цивилизации совершенно точно бы соответствовала «социальной» стадии или полной оценке наших привилегий и обязанностей.

Рассуждая об инфантилизме, следует помнить о том, что ребенок имеет преимущество в сравнении со слабоумными, идиотами и «умственно» больными, которые остановились в своем развитии или регрессировали до возраста младенца или ребенка. «Нормальный» ребенок получает опыт от переживаний и перерастает семантические характеристики, которые естественны для данного возраста. В случае остановившегося развития или регрессии нежелательные инфантильные характеристики сохраняются у взрослого и являются источником бесконечного числа трудностей и страданий для него самого и для его симбиотов. Например, все мы в детстве имели переживания, подобные тем, что были у пациента доктора Желиффа, однако мы от этого отнюдь не находимся в том же плохом состоянии. Но если читатель вообразит себя на месте этого пациента с этими инфантильными характеристиками, то он осознает, какое гигантское количество страданий, страхов, стыда, смущения, возникает в результате у такого пациента. Самое худшее в таких случаях обнаруживается в том факте, что инфантильный тип обычно не может «перерасти» или изменить подобные характеристики самостоятельно, и он нуждается в очень мудром и терпеливом внешнем помощнике, который сможет провести переобучение или предоставить медпомощь, если тот вообще хочет преодолеть более ранние неадекватные ср. Но если мы начинаем предоставлять образование младенцу с адекватными ср, подобная процедура должна сыграть важную профилактическую оценочную роль.

Мы должны помнить о том, что нервная система человеческого ребенка не является на момент рождения сформированной. Расширение, рост и умножение числа придатков нейронов, продолжается после рождения. Нервная система взрослого демонстрирует поразительные отличия в плане длины и сложности нервных клеток в сравнении с системой младенца. Исследования Хаммаберга (Hammarberg) продемонстрировали, что во всех исследованных им случаях идиотизма имела место остановка развития более или менее обширной части кортекса на стадии, соответствующей эмбриологическому периоду или периоду раннего младенчества. Лишь небольшое число клеток достигло полного развития во время роста кортекса. Эти психологические дефекты находились в прямой пропорции с дефектами развития клеток и были тем больше, чем на более раннем периоде произошла остановка развития. В крайних случаях врожденного слабоумия кортекс вообще плохо скоординирован, он тонкий и в нем мало нервных клеток. Второй слой Болтона (Bolton) пирамидальных нейронов коры большого мозга созревает в последнюю очередь; и его развитие у различных млекопитающих соответствует степени их «разумности». У людей степень его дефектности соответствует степени «умственной» недоразвитости или регрессии. При органических «умственных» заболеваниях сильно рассеянные поражения кортекса, когда они есть, наносят вред «интеллекту». Эмоциональные расстройства возникают даже при еще более незначительных повреждениях мозга, особенно когда они захватывают области таламуса. В общем, повреждения в базальных ганглиях уменьшают энергию импульсивной жизни (сонная болезнь). Повреждения в области основания лобных долей и некоторые опухоли мозга приводят к эйфорическим состояниям, что придает лицу человека слабохарактерное, глупое выражение, которое выглядит смешно и провоцирует дразнение. Другие повреждения в базальных ганглиях приводят к переменчивости эмоций. Любые разрушения частей мозга обычно приводят к раздражительности и неустойчивости настроения. Различные локализации повреждений мозга приводят к злости и ярости.

Среди прочих последствий органических заболеваний мозга обнаруживаются семантические расстройства, отсутствие способности к критике и обладанию собственным мнением; сложные ситуации становятся недоступными для понимания, становится ущербной оценка отношений, . В случаях с переменчивостью эмоций одна конкретная «эмоция» полностью доминирует над пациентом. Пустяки могут сделать его либо очень счастливым, либо ввести в отчаяние. По причине понижения общительности или дефективности процесса установления отношений, пациент часто выглядит безразличным, несмотря на то, что главные аспекты данного дефекта не находятся в эмоциональной области. Подобные же трудности в общении или в отношениях приводят к тому, что многие пациенты выглядят эгоцентричными в своих с.р и поведении. Поскольку такие пациенты потеряли осознание и оценку в отношении различных жизненных ситуаций, их действия кажутся неэтичными. Нежность, такт, рассудительность, ощущение эстетики, чувство долга, ощущение правоты, стыда, - все это может в любой момент пропасть, хотя в естественном порядке все это обычно присутствует. Импульс любого рода может перейти в действие без ограничения. Кровоизлияния в области таламуса часто приводят к значительной эмоциональной неустойчивости. Рассеянная дистрофия кортекса обычно приводит к подобным же симптомам, сходным с проявлениями органических поражений мозга, .

Следует помнить о том, что для человеческой нервной системы согласованная работа высших и низших центров является необходимостью для оптимальной работы целого. У кошек и собак, лишенных ассоциативных областей кортекса, это отличие не столь значительно. Они продолжают вести себя согласованным образом, при условии, что область таламуса не затронута. Даже у ребенка без кортекса мы обнаруживаем гримасы на лице, если даем ему что-то горькое, однако более высокоуровневая адаптация тут невозможна. Общее «тормозящее» и регулирующее влияние высших центров повышается пропорционально дифференциации нервной системы; а у человека этот фактор обретает критическую важность. Это демонстрировалось экспериментально. Например, у человека и у собаки сильное негативное воздействие на поток желудочных соков может быть «психическим» по происхождению. Это негативное воздействие слабо проявлено у морской свинки, хотя оно обнаруживается и при удалении головного мозга. У черепахи также обнаруживается некоторое ускорение движений в желудке после удаления головного мозга, однако у лягушки мы вообще не обнаруживаем никакого негативного воздействия.

Вышеприведенные факты были подтверждены посредством анатомических и физиологический структурных исследований. Если работающую нервную систему изучать с точки зрения коллоидальной химии, то крупные нехирургические повреждения можно истолковывать как результат изменений в коллоидальном поведении. Такие врачи как Wilder D. Bancroft, J. Holmes Richter, H. Beckett Lang, John A. Paterson, Walter Freeman и другие продемонстрировали, что возможно обнаружить соответствие между функциональными психозами и состоянием рассеяния в нервных коллоидах. Например, при dementia praecox [шизофрении - ОМ] в нервной системе наблюдается состояние коллоидального сверхрассеяния; а при маниакально-депрессивных психозах - состояние пониженного рассеяния. Интересно отметить, что у младенцев коллоиды обычно более рассеяны, чем у взрослых, и, вероятно, подобные же условия можно обнаружить в случаях инфантилизма. Вышеупомянутые ученые обнаружили также, что коллоидальное поведение нервной системы можно изменить с помощью особой химической обработки медицинскими препаратами, двуокисью азота, кислородом, с конкретными реакциями на психо-логическом уровне. Поскольку с.р связаны с электрическими явлениями, являющимися основой коллоидального поведения, подобные симптомы на психо-логических уровнях могут подразумевать наличие соответствующих субмикроскопических коллоидальных состояний. Принимая в расчет структурные характеристики коллоидального поведения и утонченность технических средств, мы можем обнаружить, что семантическое пере-обучение должно порождать различия в электрических потенциалах, и приводить к различию в коллоидальном поведении в различных областях нервной системы. Следует провести эксперименты с сочетаниями химических средств с небольшими сроками воздействия, которые могли бы способствовать семантическому подходу, с семантическим пере-обучением, которое, по его завершении, часто становится долговременным. Коллоидальные и психогальванические исследования конкретного пациента до и после семантического пере-обучения также следует проводить.

Разрешите мне еще раз подчеркнуть, что с коллоидальной точки зрения, свободной от отождествления, проблема «ума и тела» перестает быть загадкой, поскольку у нас появляется хорошо проработанное электродинамическое структурное коллоидальное основание, в рамках которого можно найти полное разъяснение экспериментальных фактов «ума». Тонкости этой субмикроскопической структуры связаны с бесконечным множеством вариантов. В настоящее время у нас отсутствует подробное знание об этой структуре; ибо коллоидальные разработки очень новы, и в этой конкретной области пока проводилось крайне мало экспериментов.

Если мы примем нон-эл точку зрения, а все имеющиеся данные, как представляется, к тому и ведут, то нужно сделать вывод, что если различные макроскопические, микроскопические и субмикроскопические повреждения нервной системы могут в результате приводить к совершенно определенным психо-логическим симптомам, которые на семантическом уровне проявляются как отсутствие оценки отношений] то, наоборот, использование лингвистических систем, которые систематически натаскивают незрелую нервную систему ребенка и взрослого в плане бредовой оценки, должно привести в результате как минимум к коллоидальным расстройствам нервной системы. Эти функциональные коллоидальные расстройства накладываются на врожденные возможные неполадки нервной системы, и в конечном результате могут оказаться диспропорционально большими в сравнении с едва заметными наведенными отклонениями. Реальное поведение, подстройка, психическое здоровье, могут при этом значительно пострадать.

Можно считать, что до рождения ребенок находится в идеальных условиях. Он комфортно плавает в жидкости, температура которой равна его собственной. Все его потребности удовлетворены, так как все поставляется ему из материнского тела. При рождении ребенок должен начать дышать, а чуть позже - начать принимать пищу, переваривать ее, . На него обрушиваются внешние воздействия, и он должен приспосабливаться. Довольно быстро среднестатистический младенец обнаруживает, что он может получить все, что хочет, в определенных пределах, совершая определенные движения или плача. Для младенца плач или слово становится семантическим волшебством. Говоря языком Павлова, слово управляет условным рефлексом. В психиатрии определенная последовательность таких условных с.р животного низкого порядка условности именуется «комплексом». В экспериментах Павлова собаке демонстрировали еду, и при этом одновременно звонил колокольчик. При виде еды начинала выделяться слюна и желудочный сок. Вскоре произошла ассоциация связи между звонком и едой, и, позже, простой звонок сам по себе порождал выделения. У другого животного некий другой сигнал, скажем, свисток, производил бы подобные эффекты. У разных людей посредством опыта, ассоциации, отношения, смыслы и с.р строятся в отношении некоего символа. Очевидно, у взрослого человека отождествление символа с самими предметом можно считать патологией. Но в младенчестве смешивание порядков абстракций нужно рассматривать как совершенно естественный семантический период. Младенец ничего не «знает» о науке и событиях. Объекты и «чувственные восприятия» «являются» единственной известной ему «реальностью», которая его волнует; так что он не делает и не может делать различия между событиями и объектами. С необходимостью он неосознанно отождествляет два совершенно различных уровня. Поскольку его символ обычно означает удовлетворение всех его потребностей, естественно, что он отождествляет символы с объектами и событиями. Также на этой стадии он не может знать о том, что порядки его абстракций могут продолжаться бесконечно, или что его наиболее важные термины обладают свойством многопорядковости. Важно отметить, что эта объектификация, и, в общем, отождествление или смешивание порядков абстракций, являются для младенца семантически естественными. Чем плотнее контакт ребенка с «реальностью», тем больше он учится, и у «нормального» ребенка «принцип удовольствия», который выработался как метод приспособления на младенческом уровне, медленно замещается «принципом реальности», который далее становится семантическим методом приспособления завершенного взрослого. Только наука дает нам полное знание о текущей «реальности». Но наука представляет собой общественное достижение и, следовательно, завершенный взрослый, дорастая до социального уровня, должен обрести осознанность в отношении последних стадий м.п реальности. Все это можно найти среди современных научных методов и структурных понятий об этом мире, и это постепенно внедряется в структуру языка, которым мы пользуемся, при этом всегда сильно воздействуя на наши ср.

Важно то, что в двадцатом веке нам следует осознать, что работа Эйнштейна и четырехмерный континуум пространства-времени порождает язык другой структуры, более близкой к фактам, которые нам известны в 1933 году, и что это дает нам новый семантический метод приспособления к новой «реальности» (смотрите Часть IX).

Семантические стадии развития ребенка должны естественным образом пройти через вышеописанные стадии. Когда он начинает отличать себя от окружения, он центрируется на себе и сосредотачивается на своих «ощущениях» (автоэротическая стадия). Позже он проецирует свои собственные ощущения на внешние события; он персонифицирует. Эта семантическая черта часто обнаруживается у незавершенных взрослых, когда они в гневе начинают бить тарелки или ломать мебель.

Ребенок в первую очередь заинтересован в себе самом (автоэротика); потом в других детях, вроде себя (гомосексуальность). Понемногу его интересы направляются на людей, менее похожих на него самого, на противоположный пол, и таким образом он входит в семантический период развития человека как вида.

Подобные семантические процессы можно наблюдать в развитии видов, в изложении антропологии, также они отражаются в структуре языков. В архаический период однозначного «пре-логического мышления», которое обнаруживается среди примитивных народов, «осознанность абстрагирования» практически равна нулю. Эффект, производимый чем-то на индивидуума внутри его кожи, проецируется наружу, вовне его кожи, и таким образом обретает демонический семантический характер. «Идея» о действии или объекте отождествляется с этим действием или самим объектом. Отождествление и смешивание порядков абстракций работают в полную силу.

Это паралогическое состояние является несколько более продвинутым. В нем отождествление основывается на сходстве, а различиями просто пренебрегают (неосознанно, само собой). Леви-Брюль (Levy-Bruhl) описывает этот примитивный семантический период с помощью формулировки «закона участия», в соответствии с которым все вещи, которые обладают похожими характеристиками, «являются одним и тем же». Примитивный силлогизм строится примерно следующим образом: «Некоторые индейцы быстро бегают, олени быстро бегают; следовательно, некоторые индейцы есть олени». Этот семантический процесс был совершенно естественным на ранней стадии, и он заложил основание для построения языка и абстракций высшего порядка. Далее мы рассматривали сходства, которые слишком часто принимались за тождества, что в результате приводит к тому, что различиями пренебрегают. Но в реальной жизни, без этой примитивной метафизики, мы не обнаруживаем тождеств, а различия становятся так же важны, как и сходства. Прежний примитивный акцент на тождественности, позже расширенный до сходств, должен на какой-то стадии развития человека стать причиной семантической катастрофы, сделав невозможным оптимальное приспособление.

Строя ^4-систему, мы должны ставить акцент на различия, строя «нон-систему» на «невсеобщности» и отвергая тождественность. Более древние семантические привычки и инфантильные и примитивные склонности являлись необходимым шагом в развитии человека. Ради психического здоровья мы должны перерасти эти инфантильные семантические фиксации. Точно так же, как цивилизация, мы должны вырасти из примитивных структурных фиксаций, примитивной метафизики, табу и прочих примитивных ср. Эти примитивные привычки, языки, структурная метафизика и реакции были крайне глубоко внедрены в наше сознание на протяжении веков, и для того, чтобы их преодолеть, требуются усилия и новое семантическое обучение.

У «умственно» больных мы обнаруживаем зловещие и очень близкие параллели с поведением примитивного человека и младенца, не только в плане «умственных» и «эмоциональных» реакций, но даже в физическом поведении, в позах, рисунках и прочих способах самовыражения. Эти параллели на сегодняшний день признаются практически всеми научными работниками и анализируются во множестве отличных книг.

Мы должны отметить, что в этом лабиринте наблюдений непременно сохраняется одно общее правило, а именно: «осознанность абстрагирования» является для всего этого полным семантическим решением. В нем мы находим не только завершенное основание для теории психического здоровья, но также и семантический, психофизиологический механизм перехода с уровня инфантильного, или примитивного, человека, на более высокий уровень завершенной взрослости и цивилизованного социального человека.

Приведенный далее рисунок взят из «Учебника психиатрии» Блойлера (Bleuler) (стр. 402), он был сделан очень больным пациентом (хроническая кататония), который до того мог очень хорошо рисовать] однако этот рисунок выглядит совершенно по-детски. В литературе по психиатрии имеется множество таких примеров, и они полностью подтверждают те процессы, что описаны в психиатрии.

Взрослый инфантилизм обычно становится причиной краха жизни конкретного человека, а если рассматривать его с социальной, национальной или международной точки зрения, то он также объясняет большинство наших семантических трудностей в социальной, экономической и политической сферах.

Несмотря на то, что мы рассматриваем инфантильные, застойные и регрессивные симптомы как нечто единое, важно понимать, что большинство этих характеристик являются нормальными для примитивного человека и младенца, при условии, что они рано или поздно их перерастают. Разница между застоем в развитии и регрессией примерно такая же, как между бедняком и тем, кто потерял свое состояние. В первом случае функционирование нервной системы оказывается неудовлетворительным по причине некоего дефекта; во втором, потенциал эффективной ее работы есть, однако некое семантическое препятствие порождает регрессию, или же вступает в действие некий дегенеративный нервный процесс.

В области высших абстракций поток «идей» у умственно отсталых детей и идиотов ограничен. Все непривычные «идеи» игнорируются, и легко усваиваются только те, которые порождены непосредственным «чувственным восприятием». До недавнего времени даже в науке подобное отношение заметным образом проявляло себя, к примеру, в виде излишнего эмпиризма, или в случае с ранее уже упомянутым физиком, которые был готов «бороться» за доказательство того, что он «видел» «электрон», . Он не осознавал, что понятия, построенные посредством умозаключений, являются такими же абстракциями, как и те, что он «видит». Отношение «человека практики», который небрежно относится к науке и считает ее «умствованием», также может тут послужить примером.

Дети, идиоты и умственно отсталые не могут улавливать сложные вещи; они видят некоторые элементы, но упускают относительно целое. Мы выработали видовой язык «ощущений» и элементализма. Подобным же образом при шизофрении относительно целое отбрасывается, в то время как, с другой стороны, одной-единственной семантически значимой характеристики оказывается достаточно для того, чтобы соединить между собой совершенно гетерогенные абстракции в некое неестественное целое. Слова-отношения обладают приоритетом над действительностью (отождествление). Например, пациент с тревогой смотрит на движущуюся дверь и заявляет: 'Da fressen mich die Thuren'5* и отказывается проходит через дверной проем. Тут мы видим доведенное до предела отождествление слов с объектами. В общем, с.р шизофреника выглядят так, будто он интенсивно отождествляет свои абстракции с низшими.

Много отличного материала по инфантилизму можно найти в книге доктора Джозефа Коллинза (Dr. Joseph Collins) «Врач смотрит на любовь и жизнь» («The Doctor Looks at Love and Life»), особенно в его главе про взрослый инфантилизм, из которого взята большая часть следующего далее материала, за который я искренне признателен.

Дети и идиоты живут только в настоящем и не волнуются по поводу прошлого или будущего, за пределами собственного непосредственного удовлетворения. Инфантильные типы также хотят получить все «чувственное» наслаждение данного момента, никогда не задаваясь вопросами о страданиях других или о последствиях для себя самих в будущем. В реальности, они часто довольно враждебно относятся к тем, кто принимает в расчет более широкие рамки. Apres nous le deluge' (После нас хоть потоп)- вот их королевский лозунг. В области нации и коммерции, они опустошают свои природные ресурсы, поскольку заинтересованы только в высшие непосредственной и эгоистичной выгоде. Они любят, когда их хвалят, терпеть не могут порицание и не осознают, что критическое отношение дает нам основу для надлежащей оценки и становится семантической характеристикой зрелости и что в общем и целом оно более полезно в долговременной перспективе. Их возбуждает и радует похвала и комплименты, а неодобрение заставляет дрожать и сжиматься. Подобные характеристики можно даже обнаружить у целых стран. Такие страны самодовольны, они считают себя выше прочих в международных вопросах и не осознают, что это невозможно, и что их выступления в конечном итоге принесут вред им же самим. В качестве оправдания они используют теорию о превосходстве своих учреждений, и «добродетельность» своего собственного поведения.

* Животное = Thier, Дверь = Thur, и бессознательное посредством игры на словах дает значение: Двери меня пожирают', вместо Звери меня пожирают'.

Дети и идиоты высшей степени с большей готовностью отмечают сходства, чем различия. Они могут делать простые обобщения, но при этом они часто делают это торопливо и ошибочно. Гордость и самоуважение ребенка страдают, если его считают отличающимся от других детей, или если он по-другому одет. Оригинальность и индивидуальность среди детей -это табу. Из-за семантической недоразвитости различия становятся для них фактором расстройства; они хотят, чтобы все было стандартизировано. В масштабе страны взрослые инфанты стандартизируют все, что могут, и даже проявляют своего рода враждебность ко всему, что обладает индивидуальными особенностями. Например, те, кто носит после определенной даты соломенные шляпы, подвергаются нападению на улицах. Не желая «мыслить» или волноваться о различиях, они воображают, что могут управлять жизнью посредством законодательства, и продолжают изобретать все больше и больше «законов», которые на поверку очень часто оказываются непрактичными и противоречащими сами себе. Когда ежегодно принимается несколько тысяч законов, они становятся головоломкой и насмешкой. Окончательным семантическим результатом такого сверхзаконодательства становится полное отсутствие правосудия или какого-либо уважения в отношении «закона». Не обладая способностью «мыслить» самостоятельно, они отдают эту раздражающую их функцию политикам, священникам, газетчикам, . При таких условиях жизнь невозможна в отсутствие дорогих юристов.

Не обладая этой критически важной способностью к надлежащей оценке, их симпатии и антипатии очень напряженны. Они не могут отличить существенное от неважного. Их непосредственное «чувственное» восприятие и «эмоции» чрезмерно влияют на их действия. Они подвержены импульсу копировать других. Очень часто они страдают от предрассудков. Это приводит к слабости мнений, излишней внушаемости, эмоциональным «срывам», преувеличенной чувствительности, неустойчивым аффективным состояниям, и, наконец, к такому отношению к жизни, в котором нет места должной оценке. Их настроения изменчивы; их вниманием легко завладеть и им легко управлять. Их легко запугать и устрашить, и они легко поддаются влиянию со стороны других.

Все вышеуказанные характеристики спонсируются коммерцией, и на их основании строятся те методы, рекламы и бизнес-процессы, которые мы наблюдаем вокруг себя. Это также вводит в человеческие отношения семантический фактор дезинтеграции, поскольку это порождает методы обмана, методы «как всучить что-то» другому человеку, и способствует потворству слабостям, Когда подобная коммерция обретает масштаб страны, ее зловещий

образовательный эффект становится явно выраженным. Дети, начиная с того возраста, когда они начинают читать, получают впечатление, что подобная практика - это норма, и принимают ее за семантический стандарт для своей собственной ориентации. К сожалению, даже психиатры пока еще не проанализировали семантическое влияние подобной рекламы на построение и сохранение инфантильных характеристик.

Детям недостает умеренности и семантического чувства надлежащей оценки. Терпимость не является одной из их характеристик. Для них люди и «идеи» оцениваются крайностями, они либо хорошие, «чудесные», либо плохие, «ужасные». Их с.р выглядят догматично и жестко, как и у всех неопытных людей. Они слишком много говорят или хранят молчание; они слишком много хвалят или слишком много обвиняют; они слишком много работают или слишком много играют, и не знают ничего промежуточного. Вся жизнь целой страны может быть окрашена подобными семантическими настроями. Страны начинают хвастаться своими собственными приобретениями и достижениями, и радостно заимствовать и забывать достижения других. Они гордятся тем, что у них самые большие самолеты и города, самые высокие небоскребы, самые длинные мосты, . Им не знакома умеренность в еде или в питье; они либо слишком много едят и пьют, либо становятся сторонниками тотального «воздержания». Они быстро строят дружбу и быстро создают антипатию. В свои игры они играют серьезно, как дети, которые играют в дочки-матери, делая из этих игр событие национального масштаба. Детское удовольствие от поражения противника, отличающегося в национальном плане, в таких странных помешательствах, как гонки, бокс, футбол, бейсбол и прочие подобные виды спорта, часто заслоняет собой все действительно важные вопросы.

Дети и многие идиоты неспособны делать какой-либо выбор, когда это связано с какой-то значимостью и оценкой. Попадая в ситуацию, где нужно принять решение о выборе между двумя альтернативами, они сталкиваются с трудностями, и часто хотят получить и то, и другое. Подобное же происходит с «идеями»; они часто могут одновременно придерживаться полностью противоречащих друг другу наборов «идей». Даже ученые инфантильного типа так поступают, а затем публикуют «манифесты», в которых они пытаются оправдать подобное поведение и семантический настрой. Торговцы специально тренируют продавцов тому, каким образом внушать покупателям, страдающим от подобных инфантильных с.р, приобрести то, что им не нужно. Это же отношение часто распространяется на брак. Любой мужчина и любая женщина может вступить в брак просто потому, что они натолкнулись друг на друга; а потом, встретив еще кого-то, они быстро меняют предмет своих чувств.

Слабоумные всех уровней и дети проявляют значительную доверчивость; им нравятся сказки и фантастические истории. Чистая выдумка посредством объектификации принимается за реальный опыт. Дети и шизофреники играют словами и составляют из них каламбуры. Они создают свои собственные языки. У них обнаруживается негибкость в подходах и стереотипная речь. Национальная коммерция использует этот принцип в рекламе и пытается управлять страной на основе словесных лозунгов и словесных каламбуров.

Многие дети и слабоумные проявляют заметную жадность. Подобно некоторым животным, у них проявляется склонность к коллекционированию предметов, при этом они высоко ценят свои коллекции. Хорошо известная детская игра состоит в том, чтобы заявить собственность на кусок какой-то еды, мотивируя это тем, что «я первый взял». Стяжательство превращается в национальный лозунг и провозглашается наивысшей целью, которая, конечно, становится семантическим источником бесконечных войн и несчастий. Инфантильный правовой принцип «я первый взял», попадая на бумагу в виде названия земли, или подобного же рода «притязания», становится источником ошеломительного богатства для немногих и невыносимых условий жизни для многих.

Дети любят быть с другими, и боятся оставаться в одиночестве. Подобные же тенденции продолжаются Ротари и прочими клубами и ложами. Инфантильные взрослые слишком явно ощущают пустоту в голове, чтобы желать быть в одиночестве. Дети редко сохраняют приверженность к чему-то надолго. Они охотятся за новыми эмоциями, и старые игрушки быстро забываются. Точно так же, взрослые инфанты охотятся за новыми эмоциями, новыми игрушками, будь то дома, автомобили, жены или любовницы.

У детей и слабоумных редко обнаруживаются такие чувства, как стыд, эстетические ощущения или способность ценить красоту. Они любят все странное, гротескное, блестящее и огромное, вещи, которые привлекают и удерживают их внимание. Подобные же характеристики обнаруживаются у незавершенных взрослых. Дети и слабоумные обычно неопрятны и шумны. Если вы пойдете в общественный парк или станете свидетелем «праздника», то это вам ясно продемонстрирует, как ведут себя инфантильные взрослые.

Дети любят доминировать над своими младшими братьями и сестрами и брать на себя ведущие роли в играх. Подобные же семантические характеристики переносятся и во взрослую жизнь, иногда принимая форму садизма. Мы часто наблюдаем инфантильное послушание или обиды, выраженные в виде сентиментального одобрения или горького разочарования, без какого-либо основания для того или другого.

Самоуважение у идиота мало развито, однако оно играет важную семантическую роль в жизни слабоумных и детей. Инфантильный взрослый также проявляет преувеличенное самоуважение. Контролеры в автобусах и профессора в университетах присваивают себе титулы - даже если это просто «мистер». «Джон Смит», если его просто так и назвать, было бы для них оскорбительно. Взрослый оценивает человека по тому, что у него есть в голове или в характере, но инфантильный тип в большой степени судит о нем по символам (деньгам), которыми тот обладает, или по виду шляпы или одежды, которую тот носит. Поскольку коммерция не может предложить на продажу мозги, но может предложить брюки и платья, она устанавливает семантические стандарты, по которым человека оценивают по его одежде или по его шляпе.

Говоря о преувеличенном самоуважении, основанном на ненадлежащей самооценке, мы затрагиваем проблемы инфантильной самовлюбленности и чувства собственной важности. Инфантильные взрослые проносят эти свойства еще дальше, теряя способность создавать надежные связи с другими людьми. Любовь родителей к своему ребенку в большой степени основана на том, что это их ребенок; инфантильный А «любит» В просто потому, что В «восхищен» А и отказывается ради этого от своей индивидуальности. Как только в В что-то меняется, вся «любовь» А к нему немедленно пропадает. Невероятная озлобленность, которая наблюдается в делах по разводам, регулярно демонстрирует нам ценность такой инфантильной «любви». Такая «любовь» часто основана на чисто эгоистических причинах. Они «любят» то, что они сами для себя представляют, то, что они когда-то представляли, то, что они хотели бы представлять. Инфантильные родители видят в своих детях разного рода таланты, несмотря на то, что здравомыслящий человек со стороны не разделяет их мнения. Инфантильная мать обращается со своим ребенком, как с куклой, играет и веселится с ним, однако скоро устает от него, и ее начинает раздражать вся эта ответственность. Для инфантильного отца ребенок поначалу представляется игрушкой, а потом ненужной помехой.

Инфантильные взрослые мало уважают и плохо переносят жизненную ответственность. Они быстро устают, легко разочаровываются и пугаются. Таким образом, они безответственны, ненадежны и являются источником страданий для тех, кто с ними связан или зависит от них. Эта постоянная неуверенность в них со стороны других становится, возможно, одним из наиболее серьезных источников волнений и несчастий. Поскольку это постоянное состояние, оно производит болезненные нервные потрясения, накопительный эффект которых не может не быть вредным.

Инфантильный индивидуум при этом не может не замечать, что что-то с ним не так, ибо жизнь довольно быстро доносит до него эту идею. Однако в своей самовлюбленности, преувеличенной самооценке, он не замечает собственных недостатков и винит всех и всё, кроме самого себя. Сталкиваясь с «несправедливостью», он терпит разочарование, страх или горечь и впадает в пессимизм. Он не способен справиться со своей ответственностью, и становится разочарованием как отец, муж, друг и, в конечном счете, как человек и как гражданин. Горечь, разочарование и болезненные семантические шоки накапливаются при таких условиях со всех сторон.

Одной из важных характеристик инфантилизма всех степеней выражается в виде эксгибиционизма, побуждения демонстрировать себя, даже когда это выражается в грубом показе себя, своего тела, . Эта склонность весьма распространена, и она приводит к множеству последствий совершенно нежелательного общественного характера. Инфантильные мужчины и женщины в первую очередь влюблены в самих себя и волнуются только о том, насколько красиво они выглядят. Они тратят большую долю своего дохода и жизни на платья и макияж, что, конечно же, не имеет никакой общественной ценности. Подобные типы живут в инфантильном мире и общественно бесполезны, и часто просто паразитируют на теле общества. Часто те, кто поддерживает их, разрушает свою собственную жизнь ради удовлетворения этих инфантильных семантических характеристик.

Зачастую инфантильный эксгибиционизм также приводит к выбору карьеры. Большинство дипломатов, политиков, профессиональных военных, проповедников, актеров, боксеров, борцов, спортсменов, многие юристы и общественные ораторы, если перечислить только некоторых, выбрали такую профессию из-за этой инфантильной склонности. Следует обратить внимание на то, что в этом списке мы найдем наиболее важные профессии, которые на данный момент определяют наши судьбы. Королевские семьи, наследственные правители и многие плутократы живут в настолько сказочных условиях, что они просто не могут не страдать от семантических извращений.

Эта патологическая тенденция, вероятно, является причиной того, что наша так называемая цивилизация, находясь на инфантильном асоциальном уровне, основана, во всей своей эгоистичности, на «чувстве» удовольствия, власти, жестокого соперничества, жадности, . Следует также отметить, что целые «философии», такие как теизм, прежняя онтология, телеология, материализм, солипсизм, англо-саксонская философия эгоизма и разные прочие военные и коммерческие философии ясно проявляют эти инфантильные характеристики. Коммерция, «закон о спросе и предложении», в виде побочного продукта, часто следует из инфантильного мировоззрения. Тем, кто интересуется проблемами политики, экономики, социологии, войны и мира, стоит исследовать эти проблемы с данной семантической точки зрения. Как хорошо сказал Бэрроу (Burrow), проблемы войны больше относятся к области психиатрии, чем к области дипломатии.

Многие женщины на данный момент все еще инфантильны, весьма мало развиты как человеческие существа; они сами по себе являются эксгибиционистками, а также поощряют эксгибиционизм. Так что нам не следует удивляться тому, что эти характеристики, эта необыкновенная страсть к блестящим пуговицам и к полкам, марширующим к собственному уничтожению, способствуют ведению войн. Во время русской революции 1905 года царские солдаты были на улицах. Но женщины их тогда не «любили». Маленькие дети плевались на них из-за углов. В результате очень скоро эти солдаты просто отказались нести столь неодобряемую службу. Я знаю множество случаев, связанных с мировой войной, когда, вопреки всем связанным с нею ужасам, многие сожалели о том, что она закончилась, из-за того самого инфантильного одобрения, которое проявляли их женщины к их «славе», и инфантильного возбуждения, которое испытывали сами солдаты, глядя на блестящие пуговицы, слыша военную музыку и участвуя в парадах. В прежней системе милитаризм, религионизм, легализм и коммерциализм жестко связаны друг с другом подобными ср. Исключите хотя бы одно из них навсегда, и прочие мгновенно устареют или развалятся. Наши инфантильные женщины, без сомнения, в течение многих столетий поощряли эти инфантильные общественные заболевания.